43

Как только Тодд сообщил Хайни, что колесо закрутилось, тот немедленно вернулся в Даллас. В результате всякая жизнь на студии «Кинг» прекратилась, а согласно теории Тодда, все, что не работает, быстро погибает. Тодд напоминал скаковую лошадь, закусившую удила, поэтому торговые центры и Акрон, штат Огайо, казались мне местом уже закончившихся скачек.

Через две недели он заявил:

— Все приведено в движение, Баффи. Я бы хотел в ближайшее время вылететь на побережье, а тебе придется пока закончить дела здесь.

Перспектива остаться одной привела меня в панику.

— Почему мы не можем поехать все вместе — ты, я, дети? Говард прекрасно справился бы со всеми последними приготовлениями. Сьюэллен все равно не хочет забирать детей из школы до конца учебного года.

— У Говарда и без того забот полон рот. Пусть он занимается галереей, пока не найдется покупатель. И надо закончить торговый центр в Кантоне. Тебе тоже придется ему помочь. К тому же необходимо завершить наши личные дела — дом и все такое. Это не должно занять больше двух месяцев. А когда появится покупатель, Говарду придется оставаться здесь в течение всего переходного периода. Это результат того, что все эти годы мы держали закрытый магазин. — Он видел, что я все еще расстроена. — Это все временно. К тому же Я буду прилетать на выходные.

— А где ты собираешься жить? — спросила я, словно это было моей главной заботой. — Ты сможешь найти для нас дом?

— Я не думаю, что у меня будет время на поиски дома. Тебе самой придется заняться этим уже на месте. Поживу в гостинице. Может, найму один из бунгало в «Биверли-Хиллз».

О Боже, подумала я со злорадством. Это именно то, что тебе нужно. Надеюсь, ты так и поступишь. Сюзанна тоже поселится в этом отеле, и сделает твою жизнь невыносимой. С утра до ночи она будет изводить тебя своим нытьем. Это послужит тебе хорошим наказанием за то, что ты бросаешь меня на произвол судьбы.

Я представила, какими могут быть масштабы сюзанниных атак и во что они могут вылиться. Во время нашего визита в столицу кино я попала как-то в магазин, где торговали разными голливудскими побрякушками — всякими мелочами, вроде туалетной бумаги с поддельной символикой «Гуччи» или поздравительных открыток с различными голливудскими приветствиями. На одной такой открытке было написано: «Королева трахания Сюзанна».

Мне вдруг стало стыдно. Мои волнения показались мне мелкими, незначительными и унизительными. Может, Сюзанна и была «королевой трахания», но ко мне она все же питала некоторые чувства — привязанность, которая переходит в любовь между друзьями. Ну и, кроме того, даже в 1977 танго танцуют вдвоем. Я могла не до конца доверять Сюзанне, но полностью доверяла моему любимому мужу, моему Тодду.

Итак, он улетел, пообещав вернуться на выходные. А я подумала: если окажется, что он тащит меня за собой в ад, то сейчас, по всей видимости, мы должны находиться в чистилище.

Тодд позвонил в первый же вечер. Он поселился в гостинице под названием «Эрмитаж». Он сказал, что сначала отправился в отель «Беверли-Хиллз», но узнав, что в одном из бунгало остановилась Сюзанна, поспешил оттуда убраться.

— Я подумал, что в моих интересах поселиться где-нибудь в другом месте. Достаточно было представить, что день и ночь она будет стучать в мою дверь и рассказывать свои грустные байки или требовать немедленно приступать к съемкам картины с ее участием!..

— Не знаю, насколько это тебе поможет. Если Сюзанна захочет достать тебя, она достанет.

— По крайней мере, она не будет ломиться ко мне в три часа ночи.

— Думаешь? — Я совершенно не была в этом уверена. Сюзанна своего не упустит ни при каких обстоятельствах.

Через несколько дней Тодд сообщил, что за все время Сюзанна позвонила ему только один раз. Это говорило о том, что стремление немедленно вернуться на съемочную площадку немного в ней поугасло. Она наняла опытнейшего адвоката — некоего Ли Филипса — и они целыми днями готовились к ее бракоразводному процессу.

— Они неразлучны, — сказал Тодд.

— Ты хочешь сказать, что они и живут вместе?

— Нет. По крайней мере, никому об этом не известно. Даже полный тупица-адвокат, каким Филипс отнюдь не является, понимает, что таких вещей допускать нельзя. Поговаривают, что он собирается требовать для Сюзанны в суде двадцать миллионов.

— Правда? Это какое-то безумие. Они с Хайни были женаты чуть больше года.

— Думаешь, это остановит нашу красавицу? Да и Филипса тоже? Говорят, он всегда отсуживает двадцать миллионов. Это его такса.

Мы оба рассмеялись.

— Мне кажется, Хайни тоже может позволить себе адвоката на двадцать миллионов, — заметила я, и Тодд со мной согласился. — Слушай, как только эта тяжба закончится, Сюзанна снова появится у твоего порога. Тебя связывают с ней какие-нибудь контрактные обязательства?

— Нет. Похоже, Хайни имел с ней чисто супружеское соглашение. Но у нас на несколько лет подписан контракт с Лео. И еще контракт на производство тринадцати серий его «Голливуда и Вайна». Рейтинг сериала стал падать, но Хайни выкупил его. А еще мы связаны контрактом с Гаем Саварезом.

Но в данный момент контракты интересовали меня в последнюю очередь. Я продолжала думать о Сюзанне.

— Что ты намерен делать, когда Сюзанна все-таки заявится с требованием снимать ее в картине? И она заявится, независимо от того, есть у нее контракт или нет. Я боюсь, что любая картина с ее участием выльется для нас во множество проблем. Но и отвергать ее окончательно мы тоже не можем.

Тодд вздохнул.

— Может, подождем, когда это произойдет?

Я ждала, что Тодд, как и обещал, приедет на выходные домой. Ведь нас с ним связывало еще одно взаимное обещание что у нас будет не меньше пяти детей. Пришло время выполнять его. Мне было за тридцать, и я готовилась начать новую жизнь в новом доме. Я твердо решила, что не стану принимать никакого участия в работе студии. Буду только матерью и домохозяйкой… если, конечно, Тодд мне позволит.

Я приехала встречать его в аэропорт. Мне показалось, что Тодд изменился, но я не сразу сообразила, чем именно. Неожиданно я поняла, что все дело в загаре. Всего за неделю его кожа приобрела глубокий бронзовый оттенок. Хотя я точно знала, что на пляже он не был. Тогда откуда загар?

— Я загорал в студии. Возле моего офиса есть спортзал, оснащенный тремя видами кварцевых ламп. — Это был загар кинозвезды. — Знаешь, со мной произошел смешной случай. В первый же день я обедал с Лео. Мы были в ресторане, который называется «Ма Maison»… — Я хотела перебить его, сказать, что была в этом ресторане с Сюзанной за несколько дней до ее бракосочетания с Хайни, сразу после того, как она объявила о покупке студии. Тогда все встали и принялись ей аплодировать, едва мы вошли в зал. — … Произошла удивительная вещь. Как только мы вошли, все встали и устроили мне овацию. Я даже не был знаком с этими людьми, а они мне аплодировали! Я почувствовал себя действительно королем…

Ты и есть, ты и есть король. И надеюсь, что ты им останешься.

Через три недели Тодд снова приехал домой на уик-энд. Он не мог говорить ни о чем другом, кроме Голливуда, студии и своих проектов. Со своим обычным упорством он покупал то, от чего отказывались другие: сходящие или уже сошедшие с экрана телесериалы, показ которых телекомпании решили прекратить.

— Я отшлифую их до такого блеска, что они за них драться будут.

Я слушала его вполуха. У меня имелся собственный проект, и мне хотелось убедить Тодда на пару часов забыть о студии. Это оказалось не так уж и трудно.

Я стала спрашивать его, что нового у Клео, Сюзанны и Кэсси.

— Я был так занят, что не видел никого, кроме Лео и Гая. «Голливуд и Вайн» снова начинает набирать очки. Рейтинг этого сериала упал после того, как Лео целиком посвятил себя «Любви и предательству». Теперь, когда Лео снова стал режиссером сериала и главным автором сценария, успех гарантирован. Ах да, как-то я ужинал у Клео. Они с Лео столько раз меня приглашали, что я был не в силах им отказать. А еще, представляешь, в ресторане я встретил Сюзанну с ее другом-адвокатом. Она все время льнула к нему, терлась щекой о его ладонь — совсем как кошка. А вот Кэсси мне повидать не удалось.

 

44

Кэсси открыла заднюю дверь и через пристройку для прислуги вошла в основное здание. Она делала это уже несколько недель подряд. В руках у нее была сумочка с необходимыми принадлежностями — ей хотелось покрыть новой позолотой огромное зеркало, занимавшее почти целую стену у парадного зала, у главного входа в здание. Она уселась на покрытый черной и белой плиткой пол, открыла сумочку и достала из нее маленькую кисточку, несколько листков тончайшей золотой фольги, масло и клей. В ее распоряжении имелось два часа, а затем придется собираться в музей. Так было каждый раз с того самого дня, как ей впервые удалось проникнуть в дом, в эту страну мечты.

Тогда, в первый раз, она тщательно изучила все комнаты, стараясь оставить самое интересное напоследок, осмотрела кухню. Кухня была просторная, обставленная старомодными шкафами из темного дуба. Пол ее был покрыт белым кафелем. Полки буфета изобиловали всевозможной посудой: бокалами, тарелками, расписанными бело-голубыми цветами, белыми фарфоровыми блюдами с золотой каемкой, хрустальными кубками. Затем она прошла в столовую и, затаив дыхание, уселась за стол из мореного дерева, над которым висела огромная люстра из двадцати хрустальных светильников, придававших ей форму шара. Она нерешительно коснулась стола рукой — он был покрыт лишь тонким слоем пыли.

Кэсси пересекла холл и вошла в зал для официальных приемов. Годы работы в музее помогли ей по достоинству оценить все, что здесь было драпировано генуэзским бархатом. Кресло, в которое она так осторожно опустилась, принадлежало «китайскому чиппендейлу». Ковер савоннерийской работы, по которому она могла ступать лишь на цыпочках, был выполнен в стиле «Лионский Лев», его бежевые, красные, голубые и черные краски почти не полиняли.

В тот день Кэсси с трудом заставила себя уйти. Но на следующее утро вернулась и первым делом отправилась в библиотеку. Дрожащими пальцами она касалась стен, облицованных черкесским ореховым деревом. Шторы из нежнейшей шелковой камки итальянской работы вызывали в ней трепет — она боялась, что тончайшая ткань рассыплется у нее в руках, словно паутина. Кэсси рассмотрела ряды книг в кожаных переплетах с золотым теснением и осторожно ступила на позолоченную винтовую лестницу, которая вела на галерею. Здесь ее трепещущий взгляд привлек занимавший весь потолок холст. Она почти не сомневалась, что картина принадлежала перу Джованни Антонио Пеллигриги, умершего более двух столетий назад. Тогда она решила, что должна оценить каждый предмет мебели, каждое произведение искусства в этом доме. Она была в состоянии это сделать — у нее хватало справочной литературы. Можно было даже составить опись.

Ей и в голову не пришло, что дом, в котором она выросла — легендарное поместье Блэкстоун, — был намного больше ее розового замка. Но это все равно не имело бы никакого значения. Этот дом принадлежал только ей.

Даже после второго посещения многое в доме оставалось неизученным.

На следующий день Кэсси снова вернулась сюда. В этот раз она поднялась наверх и стала обходить спальню за спальней, пока не очутилась в детской, стены которой занимали полки, уставленные всевозможными клоунами и плюшевыми мишками. В углу были сложены всевозможных размеров мячи. Оловянные солдатики, вытянувшись по стойке «смирно», стояли на столе. Да, в этом доме жил ребенок — мальчик. Среди игрушек не было кукол. Она вспомнила о пожарной машине, валявшейся возле бассейна.

О, если бы она могла иметь ребенка — не испорченного кровью Гая. Она бы растила его в этом доме. Она бы готовила еду в этой чудесной кухне, обедала бы с ним в этой красивой столовой, укладывала бы спать в старомодную кроватку с белым муслиновым балдахином. Она коснулась балдахина рукой — с годами ткань выцвела и покрылась пылью.

Конечно, она и думать забыла про свою основную работу. В первую очередь требовалось все как следует вычистить и вымыть. Если каждый день приходить сюда в шесть утра, то можно смело в течение двух часов не думать ни о чем другом. После этого можно заняться мелкими восстановительными работами, естественно, учитывая ее ограниченные физические и финансовые возможности. Вряд ли Гай обратит внимание на ее столь ранее отсутствие, а если даже и обратит, то она всегда сможет сказать, что стала совершать утренние пробежки. Или задать ему встречный вопрос — где он пропадал так поздно вечером?

О, если бы только она была способна на непорочное зачатие! Она заставила себя рассмеяться, чтобы окончательно не потерять связь с реальным миром.

Тонкой кисточкой она наносила клей на позолоченную фольгу, как вдруг у нее за спиной, на лестнице, послышался какой-то шорох. Она резко повернулась. Но вместо Дженни Эльман, вместо призрака Джона Старра Уинфилда, там стоял живой мужчина. Вид у него был заспанный, каштановые волосы растрепаны. Одет он был в короткий махровый халат, и в нем не было ничего от привидения.

— Надеюсь, что я вас не очень сильно напугал, — улыбнувшись произнес он и медленно двинулся к ней. Она смотрела в его лицо с высокими скулами и блестящими голубыми глазами. — Мне давно хотелось знать, кто же эта моя загадочная горничная. Я был уверен, что это женщина. — Он протянул ей руку. — Я Джон Уинфилд. Могу поинтересоваться, кто вы такая?

Позже Кэсси не раз думала, что Джон Уинфилд должен был принять ее за сумасшедшую — столько недель подряд приходить в его дом и чистить, скрести, вытирать, убирать, полировать, реставрировать рамы картин и зеркал, штопать мельчайшие дыры в драпировке мебели, стирать, отбеливать, крахмалить и гладить кружевные кухонные занавески. Но он не высказывал никаких суждений на этот счет и спокойно принимал все, что могло бы озадачить и раздражить обычного человека.

Он рассказал ей о себе. Оказалось, что он историк из Стэнфордского университета. В розовом замке он не был с девятилетнего возраста — с тех пор прошло уже двадцать три года. Тогда они вместе с матерью вернулись в Европу. В восемнадцать он вновь приехал в Штаты, чтобы поступить в Стэнфорд. Недавно в Швейцарии умерла его мать. В этом году, как и положено, раз в семь лет, он получил оплаченный годичный отпуск. За этот год он намеревается восстановить свой дом, причем основные работы хотел делать сам. Безвозмездный труд — как грустно заметил он, — а может, напротив, труд по расчету. Как-то он упомянул, что собирается продать дом.

Продать дом — ее дом? Кэсси насторожилась, даже испугалась. Что с ней станет, когда она лишится этого дома? Она тешила себя надеждой, что он передумает. Может быть, это случится, когда работы будут закончены, и он увидит, насколько дом прекрасен. Она должна ему в этом помочь.

— Может быть, вы передумаете и не станете продавать его?

Она не могла видеть, что выражают его глаза: высокие скулы превратили их в длинные, узкие щелки.

— Опыт историка научил кое-чему меня, — ответил он. — Бывают моменты, когда следует ставить точку на прошлом, чтобы с ясными перспективами войти в будущее. По правде говоря, мне нелегко здесь находиться. С этим местом связано слишком много воспоминаний, которые мне трудно понять и принять.

Один вопрос никак не шел у нее из головы. Намеренно ли его мать застрелила его отца? Но спрашивать об этом она не решалась. Они ведь были друг для друга почти посторонними.

— Мой отец был историком, — сказала она. — Мягким, умным человеком. Прежде чем стать хранителем музея Блэкстоун, он преподавал в Калифорнийском университете.

По утрам Кэсси, как и прежде, продолжала приходить в замок. Джон уже знал ее распорядок, и когда она приходила, кормил ее завтраком, который сам готовил. После завтрака они вместе занимались работой по дому и разговаривали. Наконец она могла наговориться за все эти годы почти полного одиночества.

Вечером она возвращалась из музея и обнаруживала, что на ее собственном участке трудится бригада садовников: постепенно кусты обрели симметричные формы, плющ был приведен в порядок, лужайка подстрижена, фикусы приняли шарообразные очертания, сорняки исчезли. Как-то раз, вернувшись домой, она увидела, что весь газон перед домом засажен старомодными розами, на манер английского сада. Тщательно подобранная гамма из розовых, ярко-красных, желтых, белых и бледно-лиловых цветов слепила глаза. Вся эта стрижка и прополка было ответной любезностью доброго соседа, но розы — розы были символом любви.

Кэсси стало казаться, что ее мертворожденный ребенок, что последовавшие за этим выкидыши и бесплодие были великим замыслом природы или Господа Милосердного, предохраняющих ее от рождения несовершенного дитя с несовершенными генами. Но теперь она знала, что делать. Она зачнет и родит чудесного ребенка, со здоровыми генами, со здоровым духом, достойного любви и способного, как и его отец, подарить любовь. И сделает она это ради себя, а не для того, чтобы утереть нос матери.

На выходные Гай уехал на натурные съемки, а Кэсси собрала свою сумочку и отправилась в розовый дом. Уин куда-то уехал — его маленького красного «МГ» не было на стоянке, — но она знала, что скоро он вернется. Он обязательно предупреждал ее, когда ночевал вне дома, а это случалось нечасто.

Она знала, что Уин восхищался ею, желал ее, хотя и не давал этого понять ни словом, ни жестом. Он не был тем мужчиной, который мог приволокнуться за замужней женщиной. Они почти никогда не говорили о Гае, и никогда — о ее замужестве. Но ей казалось, что он догадывается об их взаимоотношениях. Они с Уином стали друзьями, а друзья чувствуют подобные вещи. Она подозревала даже, что Уин догадывается о ее проблемах с матерью.

Она ждала Уина в его спальне. Вдруг на лестнице послышались его шаги — он поднимался, переступая через ступеньку. Догадывался ли он, что Кэсси его ждет? Уже начинало смеркаться, но она не включала свет. Она ждала, затаив дыхание. Уин открыл дверь. Молча Кэсси вышла к нему навстречу. Она была обнажена — ее длинные светлые волосы и белые груди светились в полумраке. Улыбаясь, она протянула к нему руки. В его глазах не было удивления, но был восторг. Он обнял ее, и несколько мгновений они просто стояли, прижавшись друг к другу. Затем он с легкостью поднял ее на руки и отнес на кровать. Они занимались любовью не спеша, с такой нежностью, словно оба были девственниками, словно делали это впервые в жизни, словно до конца дней собирались оставаться вместе. Она не закрывала глаза. Она смело смотрела ему в лицо и читала в нем любовь.

 

45

Все произошло стремительно. Нашелся покупатель на галереи, и новые хозяева, их было несколько, немедленно принялись за дело. Они даже не захотели, чтобы Говард оставался на переходный период: для этого у них имелись свои люди. Три дня спустя от нашей сети торговых центров осталось одно название — «Галереи Кинга». Думаю, что и названию осталось жить недолго. Как только покупатели привыкнут к новым хозяевам, те назовут компанию своим собственным именем.

Таким образом, все мы вылетели на побережье: Ли, я с детьми, Тодд, который прилетал подписывать бумаги, Говард, Сьюэллен и их дети.

Мы со Сьюэллен сразу же занялись поисками подходящего жилья. В качестве агента по недвижимости мы пригласили мать Клео, Лейлу, а ее саму использовали как советника. Я выбрала «Средиземноморскую виллу Бенедикта» — там были бассейн и теннисный корт. Тодд сказал, что именно это и нужно главе киностудии — дом со всеми удобствами в Беверли-Хиллз, своего рода вывеска. Сьюэллен предпочла Энсино. Она сказала, что Вэли подходит ей больше, так как она хочет растить детей поближе к природе и подальше от крупных городских центров. Хоть мне и хотелось, чтобы они жили по соседству, а не за двадцать-тридцать минут езды от нас, оспаривать ее доводы я не решилась. Клео попыталась было выразить свое неудовлетворение ее выбором: Вэли считался непристижным районом. А Лейла Пулитцер сморщилась, словно почувствовала неприятный запах. Но Сьюэллен достаточно было сказать одну единственную фразу: «Если вы не в состоянии подыскать нам дом в Энсино, я, пожалуй, найму другого брокера», как Лейла не замедлила вернуть себе хорошее расположение духа.

У меня их разговор вызвал легкую усмешку. Я была на раннем сроке беременности, и все мне казалось ужасно смешным. Меня беспокоила только Кэсси, заявившая, что она тоже беременна.

Я всеми силами оберегала себя от любых забот, связанных со студией. Мне хотелось быть исключительно домохозяйкой. Тем не менее Тодд предпочитал советоваться со мной по большинству вопросов.

— Так было раньше, и так будет всегда, — заявил он. — Я просто не в состоянии принять без тебя ни одного решения. Так велика моя зависимость.

От такого рода заявлений сердце мое начинало стучать учащенно, а желудок сжимался, но я говорила ему:

— Ты сделал из меня что-то вроде наркотика.

А он отвечал голосом Хэмфри Богарта:

— Но ты и есть наркотик, крошка. Ты в моей крови, и вывести тебя нет никакой возможности. — От этого у меня еще сильнее учащался пульс.

Я справилась с ремонтом дома, купила мебель, устроила детей в школы и попыталась нанять прислугу. Ли ни в какую не соглашалась поселяться с нами на постоянное жительство. Не скрою, все это были приятные хлопоты. Как владельцам студии, нам приходилось следовать определенному общественному укладу. Помимо обычных вечеринок, он включал просмотры, ужины в честь вручения премий, благотворительные мероприятия. И Тодд никогда не позволял мне от всего этого уклоняться. Даже когда мой живот стал таким огромным, что сначала в помещении появлялся он, а уж потом я.

— Мы всегда и все делали вместе, и это будет оставаться так даже в Голливуде. — Эту фразу он повторял снова и снова.

Я дала себе клятву, что несмотря ни на какие обстоятельства всегда буду находить время для старых друзей. В связи с этим я частенько навещала Кэсси — моя беременность проходила легко, а вот она сидела на домашнем режиме по причине предыдущих выкидышей.

Но в ней не было и намека на какую-то болезненность. Чтобы не подниматься по ступенькам, она устроила себе спальню внизу, и со счастливым видом расхаживала по первому этажу своего дома босиком, в одном лишь цветастом платье — ее длинные, светлые волосы были все время распущены. Она, в прямом смысле слова, напоминала цветущую розу, улыбающееся «дитя цветов», хотя движение хиппи уже вышло из моды. У нее не было и тени сомнения, что беременность пройдет удачно и она родит, наконец, здорового ребенка. Это было удивительно — мне казалось, что она должна являть собой комок нервов.

В то утро я приехала к Кэсси около одиннадцати. Прежде чем припарковать машину, я убедилась, что машины Гая поблизости нет. Около полудня, когда мы вдвоем пили чай на кухне, в дверях появился похожий на викинга мужчина с каштановыми волосами, высокий и загорелый. На нем были джинсы и простая футболка. Входя в дом, он не удосужился ни позвонить, ни постучать. Этот факт должен был навести меня на определенные мысли, обрати я тогда на него какое-то внимание. Но меня в первую очередь поразило его сходство с Джоном Войтом. Неужели все здесь были похожи на каких-нибудь киноактеров? Или просто мои мозги перестроились на голливудский манер?

Я заметила, что в одной руке он держал букет пионов, а в другой — сосуд, на четверть, наполненный чем-то, напоминающим куриный бульон. Я смущенно улыбнулась. Такие подарки приносил мне Тодд до того, как начал дарить золотые браслеты и прочие драгоценные безделушки.

Кэсси представила нас друг другу:

— Моя подруга, моя лучшая подруга Баффи Кинг, — сказала она со значением, как бы пытаясь дать ему понять, что я на ее стороне. А затем, повернувшись ко мне, продолжила: — А это мой добрый сосед Джон Уинфилд. Уин живет в розовом замке на холме, — уточнила она.

В этот момент мне, кажется, стало ясно все. Уже не в первый раз я подумала, что жизнь как ни что другое напоминает кино. Если бы Джон Уинфилд и Гай Саварез появились вместе на экране, ни один зритель не усомнился бы, кто есть кто. Гай был мрачным, угрюмым злодеем, а Уин — отважным, но молчаливым героем. Может, в этом и была беда сериала «Голливуд и Вайн», который предстояло возродить нашей студии? Может, причина того, что после первоначального успеха он начал быстро сходить на нет, заключалась именно в Гае, которого зрители не воспринимали в роли полицейского-героя?

А если все было именно так, как я предполагала, то чего ждали эти два идиота? Зачем предавались эйфории в то время, как в воздухе кружила зловещая тень Гая? Насколько Кэсси успела раскрыть душу перед своим героем, и почему он, как и подобает герою, не подхватил ее на руки и не унес подальше отсюда? Был ли он достаточно для этого силен? Был ли он способен вырвать Кэсси из объятий Кассандры Хэммонд и противостоять возможным атакам черного злодея? Насколько мне известно, Гай Саварез был не из тех, кто с легкостью выпускает из рук свою собственность, даже если она не имеет для него никакой ценности.

А может, все это было лишь игрой моего бурного воображения, и Джон Войт — Уин — был лишь тем, кем он предстал передо мной? Очень красивым соседом, который принес куриный бульон?

Я старалась почаще видеться с Кэсси, а Клео, в свою очередь, стремилась как можно чаще видеться со мной. Было ли ее постоянное присутствие обычным проявлением дружеских чувств? Иногда казалось, что Клео взяла меня под свое крыло — она рекомендовала мне лучшего гинеколога и лучшего парикмахера: она объяснила, что для моего общественного статуса лучше, если я буду обедать в ресторане «Ма Maison» по пятницам, а не по понедельникам. Свою заботу Клео объяснила тем, что я ее лучшая подруга и пока не знакома с местными нравами. А может, на самом деле причина заключалась в том, что ее муж работал на моего мужа, и она стремилась заручиться нашим расположением?

Ну вот, выругалась про себя я, у меня уже появляются навязчивые идеи. Голливудская паранойя. Каким цинизмом было думать, что Клео беспокоится только о себе. Наверное, она просто нуждалась в дружбе — в человеке, с которым можно поделиться самым сокровенным, которому можно поплакаться. Должно быть, ей нелегко постоянно создавать видимость активности и благополучия.

Как бы между прочим, Клео рассказывала мне о том, что она сделала для Лео. На что я всегда, тоже как бы невзначай, замечала, какая она хорошая жена.

Вдруг она выпалила:

— Однажды я ушла от Лео. Это была обычная ссора. Ему не понравилось то, что я сделала. Я даже не помню, что именно. Но он сказал тогда, что я отвратительно выгляжу и что мне нужно следить за собой. И ушел, а я стала ломать голову над его словами. Как он мог сказать такое — я выглядела превосходно. Но потом поняла: он просто искал повод. Ему нужно было к чему-нибудь придраться. И тогда меня словно прорвало. Я подумала: «Посмотрим, что ты будешь делать без меня». Тогда у меня была Мария, и я оставила детей с ней, а сама собралась и ушла. Брать детей с собой в гостиницу было невозможно — пришлось бы идти к матери. А этого мне совершенно не хотелось. Я подумала, что она снова начнет распространяться о том, какое счастье быть замужем за Лео, и тогда я ее просто задушу. А ждать от нее чего-то другого тоже не приходится — ты же знаешь мою мать. Так что я оставила детей с Марией, а сама поселилась в «Бель-Эйре». Там довольно спокойно, а мне не хотелось встречать никого из знакомых. На всякий случай, я позвонила Марии и оставила ей свои координаты. Но на самом деле, мне, конечно, хотелось, чтобы она сообщила обо всем Лео, чтобы он, когда придет домой и не застанет меня на месте, запаниковал и бросился на поиски. Чтобы он на коленях умолял меня вернуться!

— Ну, и он умолял?

— Как бы не так. Я даже не знаю, стал бы он? Я поселилась в отеле, позвонила Марии, распаковала сумку, заказала обед в номер и включила телевизор. Я уставилась на экран, даже не притрагиваясь к обеду, и почувствовала, что впадаю в панику. Вдруг Лео вернулся домой, увидел, что меня нет, и просто махнул на это рукой? Что мне тогда делать? Тогда я поспешно собрала вещи и, как сумасшедшая, помчалась домой, чтобы успеть до его прихода. После этого мне в голову уже никогда не приходила мысль бросить его. Если даже у меня и возникает такое желание, я закусываю губу и жду, когда оно пройдет. Представляю, что было бы, если бы я действительно его бросила. Да я бы места себе не находила.

Мне нечего было ей на это ответить. Легко было давать советы другим…

Вдруг Клео рассмеялась — так смеются, когда поведав другому человеку что-то очень личное, затем начинают об этом жалеть.

— Боже, ты можешь подумать, что в моей жизни что-то не так, что я несчастлива.

Похоже, что Сюзанна была своей жизнью вполне довольна. Не то чтобы мы с ней часто встречались. Просто ей совершенно вскружил голову этот ее друг-адвокат, Ли Филипс. Когда я видела их вместе, мне казалось, что она в него по-настоящему влюблена. Она изменилась. Я решила, что это Ли повлиял на нее таким образом. Он не был красавчиком, как мы говорили в юности, но Сюзанна называла его «милашкой». Он и вправду был очень мил. Когда я увидела его в первый раз, меня ошеломило его поразительное сходство с Джеком Николсоном. Я понимала, что снова начинаю поддаваться соблазну сравнивать всех с киноактерами, но в данном случае сходство было неоспоримо. На нем всегда был костюм-тройка и почти неизменные темные очки. Случайно я узнала, что, когда он совершал пробежки, то облачался в велюровый спортивный костюм, а когда ездил верхом — надевал бриджи. Сьюэллен сказала, что не доверяет людям, которые все время ходят в темных очках. Якобы они прячутся за ними, и всегда возникает вопрос, что именно они прячут? А Клео пояснила, что в Лос-Анджелесе костюмы носят только два типа людей — театральные агенты и юристы. Наверное, она была права. Ли действительно был юристом. Но как насчет костюма в сочетании с темными очками? Что это могло означать?

Когда Ли Филипс появлялся в костюме, Сюзанна тоже одевалась ему под стать — в строгие костюмы от Адолфо или красивые блейзеры в сочетании с юбками прямого покроя и сшитыми на заказ шелковыми блузками. Но стоило Ли Филипсу выйти на пробежку в черном или белом спортивном костюме, как в таком же одеянии оказывалась и Сюзанна. Они были близнецами.

Сюзанна на пробежке? Невероятно. Но это было фактом. Она изменилась.

— О, это замечательно! — восторгалась она. — Кислород проветривает мозги, и возникает такое ощущение, что ты паришь в воздухе! Только мои ужасные сиськи все портят. Знаешь, бегать с ними — целая проблема. — Она с вежливым презрением посмотрела на мои полные груди. — Ли так их и называет — «ужасные». Я уже подумываю вернуть их в прежнее состояние, но Ли говорит, что не стоит ничего делать спешно, сгоряча. Но мне трудно выглядеть леди, когда у меня такое. Это все Хайни виноват. Раньше я выглядела элегантно, а теперь просто непотребно, вульгарно.

— Ты не права! И потом, я не думаю, что тебе захочется переделывать все заново. Это такая возня.

— Подумаешь! Они просто имплантировали мне силикон, а теперь с тем же успехом удалят его. Мне будет намного легче бегать. Так что, Баффи, если хочешь бегать, грудь следует сделать поменьше.

— Я не думала о беге, по крайней мере в последнее время. Для меня сейчас важнее благополучно родить того, кто сидит в моем пузе, а ему или ей, скорее всего, хотелось бы иметь молочный контейнер побольше.

— Это так вульгарно, Баффи! — Я не поняла, что она имеет в виду — мою грудь или мои слова. — Но после родов ты наверняка захочешь заняться какими-нибудь упражнениями. Это необходимо каждому.

— Сказать по правде, вслед за этим ребенком я сразу собиралась родить еще одного.

— Ты в своем уме? Боже, ты же даже не католичка. Хотя какое в наши дни это имеет значение. Сегодня никто не заводит больше одного ребенка. Подумай о своих трубах!

Честно говоря, в тот момент я подумала о ее матке, которую она удалила. А еще говорит, что я не в своем уме. По крайней мере, она перестала называть свое тело «храмом» — хоть за это я была ей благодарна.

— Я, как ты выражаешься, думаю о своих трубах. Они с каждым днем становятся все старше, так что вслед за этим ребенком я собираюсь родить не одного, а еще двоих.

— Пятеро детей? Ты и вправду сумасшедшая. Если это Голливуд так на тебя повлиял, то тебе следовало бы вернуться в Огайо. — Я решила пропустить ее слова мимо ушей. Сюзанна стала барабанить своими ухоженными ногтями по крышке кофейного столика. — В эти выходные я хотела пригласить вас с Тоддом к Ли на ранчо. Это в Санта-Барбаре. Тебе, конечно, придется посидеть на зрительских местах, а вот Тодд мог бы поездить верхом. Что скажешь? Езда верхом — это отличная разминка. К тому же она снова в моде. Вообще-то Ли играет в поло. Теперь это опять популярно. Почему бы ему не подключить к этому и Тодда?

— Вообще-то, Тодд теперь очень занят, — слишком занят, чтобы подключаться к чему-то еще.

— Я представляю себе. Как дела на студии? — Похоже, что на самом деле это не очень ее беспокоило.

— Ну… — Мне начинало казаться, что теперь Сюзанна предпочитает быть модной голливудской домохозяйкой, а не голливудской суперзвездой. Я даже подумала, что как только она получит развод и двадцать миллионов долларов, они с Ли сядут на лошадей для игры в поло и скроются за горизонтом в направлении Сансета.

Через месяц с небольшим у меня родился сын Мэтью. А еще через три недели Кэсси родила дочь. Она назвала ее Дженифер, и я вспомнила, что так зовут женщину, когда-то жившую в розовом замке — Дженни Эльман, мать Джона Старра Уинфилда. Если раньше у меня и были какие-то сомнения относительно того, кто является отцом ее ребенка, то теперь они рассеялись. Отпуск Уина закончился. Я знала об этом и теперь затаив дыхание ждала, как поступит мужчина, которого я окрестила героем — хватит ли у него мужества забрать с собой на север своего ребенка и его мать? Но мне бы следовало быть прозорливее. Даже если он и пытался это сделать, у него ничего не вышло — Кэсси сказала, что он принял «временное назначение» в Колумбийский университет. Итак, положительному герою не удалось добиться успеха.

 

46

Когда через несколько месяцев после рождения Мэтью я вновь забеременела, моим самым яростным критиком стала Сьюэллен.

— Как ты не боишься рожать еще одного ребенка, когда мир напичкан ядерным оружием? Я тебя не понимаю.

— У тебя у самой двое детей, — стала оправдываться я.

— Если бы можно было вернуть все назад, может быть, у меня не было бы ни одного.

— То, что ты говоришь, ужасно!

— Ужасен мир, в котором мы живем…

— Не понимаю, как Говард с тобой живет, Сьюэллен. Ты все время пророчишь конец света. А раньше ты была такой веселой, такой жизнерадостной. Возраст не делает тебя лучше. Только добавляет пессимизма.

Мои слова рассмешили Сьюэллен.

— Извини меня, Баффи. Уверена, что этот ребенок будет таким же чудом, как Меган, Митч и Мэтью.

А Кэсси одобрила мою новую беременность. Сама она была в восторге от своей дочки. Ни о ком другом она и думать не могла. Гай появлялся дома исключительно редко, и она не обращала на него никакого внимания. Она по-прежнему ходила босиком, с распущенными волосами, а ее крестьянское платье почти стелилось по полу. Она повсюду носила свою дочку, посадив ее себе в специальный рюкзак, а когда приходило время кормления, просто расстегивала платье и беззаботно выполняла свои обязанности.

— А что говорит по этому поводу Гай? — Я имела в виду бесконечные визиты Уина.

— О, по-моему, он очень доволен дочкой. Только о ней и говорит. Мы с Дженифер ездим к матери, а когда возвращаемся, он каждый раз спрашивает, что она говорила о его дочери — ее наследнице?

— И что она говорит?

— Немного. Не могу сказать, чтобы она была переполнена чувствами. Она все время рассматривает лицо Дженни. Все время ищет сходство и приговаривает: «Поживем — увидим». А еще она презрительным тоном спрашивает о карьере Гая.

Не слишком много нового, со вздохом подумала я.

— А что она говорит об Уине? И что Гай о нем говорит?

Кэсси посмотрела на меня довольно холодно.

— Что может моя мать говорить об Уине? Ей даже неизвестно о его существовании. Да и Гаю едва ли об этом известно. Он вообще никого не замечает вокруг себя. Все, что его интересует, это то, что теперь есть наследница поместья Блэкстоун. Собственно говоря, Гай почти не бывает дома. Он снял какое-то жилье в Голливуде. Говорит, что хочет быть поближе к студии — у него бывает множество ночных вызовов. Насколько мне известно, сериал пошел в гору. Это правда?

Мне не хотелось быть голословной.

— Во всяком случае, так утверждает Тодд, — пробормотала я. — Но Гай же должен догадываться о тебе и Уине?

Эта тема была ей явно не по душе. Но видя мое упорство, она раздраженно ответила:

— Он отзывается о нем с презрением. Считает, что только дурак станет бесплатно присылать людей, чтобы те приводили в порядок чужой участок.

— А он не задается вопросом, почему он присылает их бесплатно?

Кэсси с горечью усмехнулась.

— Ты имеешь в виду, не задается ли он вопросом, являемся мы с Уином любовниками? — Я молча посмотрела на нее. — Нет, не задается. И знаешь, почему? Потому что считает меня безмозглой дурой. Он думает, что у меня никогда не хватило бы смелости завести себе любовника. И знаешь, что еще? Если бы даже моя мать знала о существовании Уина, она бы тоже решила, что у меня никогда не хватит на это смелости. У моей матери есть что-то общее с, Гаем. Они оба считают меня никчемной идиоткой.

Уин… Ребенок… А статус-кво сохраняется!

Клео тоже сочла мою новую беременность сумасшествием, но вслух этого не сказала. Она предпочла промолчать. На ней были ковбойская шляпа, бриджи и ковбойские сапоги цвета ружейной стали. Она нервно расхаживала взад-вперед по моему искусственному солярию, беспрерывно что-то обдумывая. Наконец, ее прорвало.

— Знаешь, что говорят в городе о студии «Кинг»?

— Что?

— Что это не настоящая студия. Что мы все телевизионщики.

— Ну, и что это означает, Клео?

— Это означает, что все считают нас неспособными снимать настоящее кино… Думают, что мы годимся лишь для телевидения. Сериалы, коммерческая реклама, телефильмы. И то лишь те, что уже побывали на экране, только подчищенные. А все настоящие картины, которые выпускает «Кинг», снимают независимые компании, лишь используя площади студии. И не важно, что «Кинг» продает картины. Продавать и снимать — это разные вещи.

С одной стороны, я могла понять Клео и даже симпатизировала ей. Она настолько самозабвенно посвящала себя работе на съемочной площадке, что воспринимала все эти разговоры как личное оскорбление. Мне, конечно, было ясно, что она выражает не только свои переживания, но и переживания Лео. Хотя студия «Кинг» и дала ему возможность улучшить свое материальное положение за счет переделки и улучшения старых материалов и телефильмов, он все же стремился к настоящему искусству — хотел стать настоящим киносценаристом и режиссером. И учитывая царящие в Голливуде настроения, я не могла его в этом винить.

Но с другой стороны, как смела она приставать ко мне со своим нытьем, со своей критикой в адрес Тодда и того, что он делает на студии «Кинг»?

— Чтобы существовать и развиваться, студия должна делать деньги, — заявила я, сдерживая злобу. — Тодду с таким трудом удалось поставить студию на ноги после фиаско «Любви и предательства»! А Лео, несмотря на все его творческие способности, один из виновников этого кошмара. Мне кажется, Тодд тоже проявил незаурядные способности, сделав финансовое положение студии стабильным. И мне плевать, что в этом городе нас называют телевизионщиками. А если Лео это не нравится, Тодд не станет его удерживать. Если он хочет перейти в какую-нибудь более престижную фирму, мы всегда сможем обойтись и без него.

Услышав мои слова, Клео широко раскрыла глаза. Она была шокирована, даже испугана.

— Не понимаю, Баффи, почему ты так со мной говоришь. Я всегда считала, что мы подруги. — Она огляделась по сторонам, словно хотела убежать. Словно не знала, куда от меня спрятаться.

— Да, мы подруги, Клео. И надеюсь, что останемся подругами.

Она робко засмеялась.

— Но ты говоришь со мной как начальница. Ты даже угрожаешь мне, Баффи. Угрожаешь работой Лео.

— Нет, Клео, это не так. Просто я говорила с тобой честно. И потом, разве не ты говорила мне, что это город начальников? И тот, кто хочет выжить, должен подчиняться принятым здесь правилам игры?

— Я вовсе не хотела сказать ничего такого. Просто я сообщила тебе, что говорят о нас всех, о студии «Кинг». Почему, ты думаешь, на наши «теннисные воскресенья» больше не приходят те, кто хоть что-то из себя представляет?

— Мне очень жаль, Клео. Может быть, мы сможем вас заменить на этом поприще? У нас превосходный теннисный корт. А мы его совершенно никак не используем. Может будем проводить «теннисные воскресения» в нашем доме? Может, владелец студии «Кинг» окажется более удачлив в привлечении знаменитостей?

Мы уставились друг на друга. Клео была права: я становилась другой. Я набирала власть. А мне казалось, я просто забочусь о своих беременностях.

Перед уходом она стала искать путь к примирению.

— Все говорят, что Тодд — гений, финансовый гений. Мне кажется, сегодня в этом и заключается залог успеха. Вовсе не обязательно быть гением творческим, достаточно быть гением финансовым.

Я пересказала Тодду кое-что из нашего разговора с Клео. Я думала, что он лишь посмеется над этим, но не тут-то было. Он был ошарашен.

— Слушай, Тодд, мы здесь совсем недолго. Чуть больше года. И за это время ты поставил эту чертову студию на ноги. Она стала приносить доход. Ты обеспечил работой огромное число людей…

Он задумчиво улыбнулся.

— Я и в Огайо обеспечивал работой огромное число людей. Я приехал сюда не просто для того, чтобы стать удачливым бизнесменом. Для этого не стоило все это затевать. Какой смысл лезть в кинобизнес, если не ставишь перед собой цели добиться чего-то настоящего, чего-то значительного?

— Но ты справляешься с этим великолепно!

Он кивнул головой.

— Ты имеешь в виду «Месть в субботнюю ночь»? — Речь шла о фильме, который он только что продал одной из телекомпаний и который должны были показывать по телевидению в один из субботних вечеров. — Или нашу первую полнометражную картину — «Дитя сатаны»?

— Ты делаешь все с таким вкусом!

Он улыбнулся и снова кивнул.

— Да, это действительно классный проект. Кровь, кишки, вопли подростков.

— Да, это просто замечательно! — повторила я.

— Нет, Баффи. Что такое замечательно? Это то, что замечают: то, что выглядит внушительно! А мне пока не удалось создать ничего внушительного.

О, я так болела за него! Я обняла его и крепко прижала к себе. О Тодд, ты для меня самый внушительный! Так хорошо, что ты у меня есть. Для меня не существует ничего важнее. О Тодд, самое внушительное — это моя любовь к тебе!

 

47

После многомесячных отсрочек, опросов свидетелей и множества вылитой грязи бракоразводный процесс Сюзанны приблизился наконец к завершению. В день, когда должен был выступать Ли Филипс, она пригласила меня с собой в суд.

— После завершения процесса мы устраиваем грандиозную вечеринку у Джимми. Это будет настоящий праздник, не сомневайся. Так что постарайся найти какое-нибудь платье, которое прикроет твой позор.

— Мой позор?

— Именно. Расхаживая с таким пузом, ты даешь всем понять, что занималась этим! Ты как бы объявляешь во всеуслышание: «Я трахалась!»

Мне хотелось спросить, что она сама объявляла во всеуслышание, расхаживая с такими огромными сиськами, но делать этого я не стала. Начав встречаться с Ли Филипсом, она стала их стесняться и не скрывала этого в наших беседах. После того, как в результате выигранного процесса она получит свои миллионы и выйдет замуж за своего учтивого адвоката, Сюзанна рассчитывала вернуть их в прежнее состояние. И мне не хотелось портить ей настроение.

Когда она заехала за мной по дороге в суд, я была поражена ее видом. Я обращала внимание на то, как она одевалась на предыдущие слушания. Она неизменно следовала стилю, который приняла для себя, начав встречаться с Филипсом: костюмы от Шанель, скромные блузки строгого покроя, туфли на низком каблуке. Теперь же на ней было исключительно короткое полосатое платье с таким глубоким вырезом, что ее огромные груди почти вываливались наружу. Его дополняли белые сапоги на высоченном каблуке и уложенные на макушке волосы — прическа, которую не носили уже лет двадцать. В таком виде Сюзанна не была похожа ни на первоклассную модель, ни на блестящую актрису. Она не была похожа даже на первоклассную проститутку, а напоминала скорее дешевую уличную шлюху.

Я не знала, что сказать.

— Это Ли посоветовал тебе так одеться? — Когда в ответ она утвердительно кивнула головой, я совершенно растерялась.

— Он сам выбрал это платье. Сегодня я нанесу решающий удар. Мне кажется, он добивается того, чтобы судья понял, какое чудо досталось Хайни и от чего он отказался. — В начале разговора она улыбалась, радуясь произведенному на меня впечатлению. Но вскоре ее улыбка сделалась довольно вялой. — Я и вправду чувствую себя по-дурацки. Скорее бы все это кончилось — я наконец смогу вернуть свою грудь в нормальное состояние.

Ли Филипс установил в зале суда стенд, к которому его помощник прикрепил огромный фотоснимок. Это был цветной рекламный фотоснимок, на котором Сюзанна, одетая в исключительно элегантное вечернее платье, демонстрировала свои духи. Затем он снял его и прикрепил другой, на котором Сюзанна была изображена в шикарном меховом манто. Один за другим менялись снимки с изображением очаровательной, элегантной, изысканно одетой Сюзанны. Они были превосходны. Я посмотрела на Сюзанну. Рот ее был раскрыт, а взгляд исполнен тоски.

Затем Ли Филипс произнес:

— Сюзанна, прошу вас, подойдите сюда.

Сюзанна нерешительно поднялась со своего места и посмотрела на меня. Я уже поняла, что затевал Ли Филипс.

— Нет, Сюзанна. Не надо! — Я тоже встала и взяла ее за руку. — Не надо, Сюзанна! Не ходи!

— Сюзанна, — повторил Филипс любезным тоном. С мгновение поколебавшись, она, словно лунатик, направилась к стойке. Но Филипс решительно взял ее за руку и остановил на полпути.

Показания предыдущих дней так изобиловали откровениями, что зал был почти до отказа заполнен представителями прессы, но в этот момент воцарилась гробовая тишина. Я была рада, что Хайни не присутствовал на заседании.

— Ваша честь, — спокойно начал Филипс, — вы убедились, что представляла собой Сюзанна до того, как вышла замуж за Хайнца Мюллера. — Теперь прошу вас убедиться, в кого превратил ее Хайнц Мюллер. — Голос его стал громким. — В дешевую проститутку!

В тишине зала раздался чей-то смешок, затем началось невообразимое! Я подбежала к Сюзанне и хотела увести ее. Рот ее был раскрыт, голова запрокинута, глаза бегали.

И вдруг она испустила пронзительный крик, вопль отчаяния, неистовый звериный звук:

— Он тр-р-рахал меня!

Пытаясь вытащить Сюзанну из зала заседаний и расталкивая всех, кто попадался на пути, я думала, что нам двоим противостоит весь мир. Сюзанна была слепой тряпичной куклой, а я — ее рыдающей беременной телохранительницей. Я расталкивала столпившихся вокруг нас репортеров, орудуя одной лишь записной книжкой. Некому было даже помочь нам добраться до машины. Да, нам противостоял весь мир. Я вцепилась в Сюзанну, продолжая отмахиваться от направленных на нее объективов. Будь что будет, но никому не удастся сфотографировать Сюзанну в этом платье.

Наконец мне удалось добраться до водителя Сюзанны, и он подал ее машину к подъезду. Мы нырнули внутрь, и я велела везти нас ко мне домой. Навстречу нам вышла Ли, и я сказала ей, что случилось нечто ужасное! Она приняла у меня Сюзанну и помогла ей подняться наверх. Я позвонила на студию Тодду, но, видимо, он уже об этом знал и теперь направлялся домой.

* * *

В течение нескольких последующих дней мы не подходили к телефону и даже наняли охрану для дома. Сюзанна ни с кем не разговаривала. Я даже испугалась, заговорит ли она вообще когда-нибудь. Позвонил Ли Филипс. Тодд снял трубку. Я слышала, как он процедил:

— Если ты когда-нибудь увидишь меня на своем пути, разворачивайся и иди в другую сторону, иначе я убью тебя!

Потом он повернулся ко мне, покачал головой и произнес:

— Даже после того, что он выкинул, ей все равно не присудили двадцать миллионов.

— А сколько? — спросила я.

— Учитывая, что все относительно, довольно скромную сумму.

Казалось, что Сюзанна никогда уже не станет прежней. Тодд беспрестанно повторял ей: «Сюзанна, я задумал для тебя грандиозную картину», но его слова не находили в ее душе никакого отклика, никакого интереса. Он расхваливал ей свой замысел, пересказывал сюжет, даже цитировал реплики из сценария, но все это не производило на нее никакого впечатления.

— А я и не знала, что ты собираешься снимать что-то грандиозное. Когда был написан сценарий?

Тодд беспомощно развел руками:

— Получив твой ответ, я собирался поручить его Лео.

Нам показалось, что Сюзанна нуждается в медицинской помощи, и мы предложили ей подумать о том, чтобы обратиться к психиатру. Но она сама решила уехать из города и временно поселиться в небольшой клинике в Палм Спрингс. Мы отвезли ее туда, и я обещала, что стану ее регулярно навещать. Она поцеловала сначала меня, а затем Тодда.

— Вы были всегда моими друзьями. Моими единственными настоящими друзьями. Разве что… — Она пожала плечами и не стала продолжать фразу. — В общем, я встретила вас в счастливый день. Друзья до гроба?

Я кивнула.

 

48

В то лето родился мой сын Майкл, и я поздравила себя с тем, что до сих пор мне удавалось придерживаться намеченного графика — прошло два с небольшим года с тех пор, как мы переехали в Калифорнию, а в нашей семье стало двумя Кингами больше. Оставался еще один.

Приехала Кэсси и привезла мне в подарок рюкзак для переноски ребенка, точно такой же, в каком она носила Дженни.

— Как у вас дела? — поинтересовалась я.

— Замечательно. Дженни просто чудо.

— А Уин? Как дела у Уина?

— У него все в порядке.

Итак, она все еще пребывает в своей эйфории, подумала я. И не желает ничего предпринимать.

— Я рада за него, — заметила я с тенью сарказма. — И завидую его выдержке. Он закончил работу в Колумбийском университете?

— Он подписал контракт еще на год. Уин говорит, что изучение истории учит выдержке.

— Вы оба в ней нуждаетесь. Ну, а Гай? У него тоже все в порядке? — Я испытывала некоторую неловкость, пытаясь сорвать с Кэсси пелену мнимого благополучия, но ничего не могла с собой поделать. Мне хотелось, чтобы она наконец начала действовать, бороться за свое счастье.

— О, я его почти не вижу. Я тебе говорила, что он снял апартаменты в Голливуде. Так что мы женаты чисто формально.

Мне хотелось встряхнуть ее. Она была согласна до смерти сохранять такое положение вещей, лишь бы не вступать в противоречия со своей матерью. Да и Уин приводил меня в бешенство. Он был идиотом, раз мирился с этой ситуацией. Похоже, это общая болезнь тех, кто изучает древнюю историю. Они совершенно не понимают современный мир, его законы. И в один прекрасный день это может сослужить им плохую службу, как это произошло с Сюзанной. А уж Сюзанна крепкий орешек. Она не получила такого изысканного воспитания, как Кэсси и Уин. В сравнении с такими тепличными цветами, как они, Сюзанна настоящая полевая лилия. Если уж она не в силах противостоять законам современной жизни, то как быть им?

Я не ошиблась насчет Сюзанны. Она действительно была крепким орешком. Не прошло и трех месяцев, как она полностью оправилась и стала почти такой же, как прежде: самоуверенной, дерзкой и полной энтузиазма. Но что-то изменилось у нее внутри. Да и во внешности тоже. Она вернула свою грудь в нормальное состояние и вдобавок подтянула задницу.

— Пришлось привести в порядок старую жопу, — сказала она. — Где это видано, чтобы кинозвезда ходила с дряблым задом? — Она попросила разрешения пожить у нас, пока окончательно не придет в себя и не возобновит свою карьеру. — Ведь скоро ты начнешь меня снимать, правда, Тодд?

Я сказала ей, что она может оставаться в нашем доме, сколько это необходимо, а Тодд уверил ее, что скоро что-нибудь для нее подыщет. Никто из нас не мог ей отказать.

Сьюэллен сочла наше решение безумным.

— Как вы можете позволять ей так бесцеремонно вторгаться в вашу жизнь? Это безумие! Она начинает злоупотреблять вашей добротой.

— Перестань, Сьюэллен! Ты сама всю жизнь всем помогаешь и не получаешь за это никакой благодарности, но тем не менее, продолжаешь делать то, что считаешь нужным. Мы с Тоддом не можем бросить Сюзанну, когда у нее такие неприятности.

— Неприятности не у Сюзанны, Неприятности у вас, — зловеще произнесла она.

Я постаралась успокоить ее, но сама слегка нервничала. У меня возникло смутное подозрение, что переезд Сюзанны в наш дом не что иное, как изощренная форма шантажа. Может быть, таким образом она рассчитывала побыстрее заполучить от Тодда обещанную картину.

Я взяла в дом новую горничную по имени Росита. Она совсем недавно переехала в Штаты из Мексики и почти не говорила по-английски. На самом деле я сделала это ради Ли, правда, против ее желания. С появлением в доме Сюзанны появилась и масса новых хлопот, и без посторонней помощи было не обойтись. Чтобы не раздражать Ли, я поселила Роситу в шоферской над гаражом, а не в комнате для прислуги, по соседству с Ли. Шофера у нас все равно пока еще не было.

Произошли в доме и другие перемены. Сюзанна очень быстро нашла общий язык с Меган, очарованной ее красотой и лоском. Она рассказывала девочке всякие смешные истории и баловала ее всевозможными побрякушками, цветными шарфиками и детскими сумочками, приговаривая при этом:

— Разве не замечательно, если твой папочка даст мне главную роль в хорошем кинофильме?

Естественно, после этого Меган начинала осаждать Тодда:

— Папа, почему ты не дашь Сюзанне роль? Она ведь такая красивая!

Все это стоило Тодду больших переживаний. Конечно, ему очень хотелось использовать возможности студии для съемок настоящей полнометражной картины. Он как бы боролся с собой — с зовом собственного сердца — и продолжал снимать материал для телевидения, который приносил быстрый доход. Но он обещал Сюзанне главную роль, и ее постоянное присутствие в доме подстегивало его запустить этот проект в жизнь. А с другой стороны, его одолевали сомнения — справится ли Сюзанна? А если и справится, не начнет ли она вести себя как примадонна? Ведь примадонна, даже если она блестящая актриса, способна вызвать резкое увеличение затрат. В поисках ответа на этот вопрос он стал меньше времени проводить дома. Присутствие Сюзанны давило на него.

А Сюзанна, которая еще в Огайо изучала испанский, решила подружиться с Роситой и даже стала ее доверенным лицом. Та рассказывала ей о преследованиях со стороны недружелюбно настроенной Ли, о зловещих звуках, которые преследуют ее в отделенной от остального дома шоферской. Сюзанна стала для нее утешительницей. Она даже подарила Росите атласное вечернее платье, розовую шаль и полбутылки «Арпеджи». В конце концов у меня стало складываться впечатление, что Росита обслуживает исключительно Сюзанну — беспрерывно ей что-нибудь приносит, убирает за ней, готовит ей ванну, расчесывает ее длинные рыжие волосы, гладит одежду. Росита напрочь забыла о существовании других членов семьи — меня, Тодда, четверых детей, Ли, которую она должна была время от времени заменять, и няни, которая тоже нуждалась в ее помощи.

Наконец я решила взять все в свои руки и сказала Тодду:

— Вы же обсуждали на совете директоров новые картины? Отдай одну из них Сюзанне!

— Но я не могу принимать решение такого масштаба на основании семейного обсуждения. Рисковать этими картинами ради Сюзанны невозможно — я очень боюсь, что она снова выкинет какой-нибудь фокус. И потом Лео говорит, что она не годится для характерных ролей. Он считает, что ее удел — шумная мелодрама.

— Лео! — ухмыльнулась я.

— Мне наплевать, что из себя представляет Лео как человек, но я уважаю его мнение как режиссера. Дело в том, что у Лео уже есть замысел телефильма, который мог бы подойти для Сюзанны. О молодой актрисе, которую преследует маньяк…

— Ура, Лео! Именно это и называется оригинальной концепцией.

Тодд улыбнулся моему сарказму.

— Но это именно то, что нужно для низкобюджетных картин. Почти весь фильм снимается в павильоне. И Сюзанне это вполне по силам. К тому же мы окончательно отказываемся от «Голливуда и Вайна», но контрактные обязательства перед Гаем Саварезом сохраняются. По-моему, из него получится превосходный маньяк-психопат. Согласись. Есть в нем что-то зловещее. Снять это мы сможем довольно быстро. В настоящее время Гай пользуется очень большой популярностью у телезрителей. Да и для Сюзанны сроки имеют огромное значение. Между съемкой полнометражной картины и появлением ее в кинотеатре может пройти до двух лет. А ей необходимо появиться на экране немедленно. Разве ты это не понимаешь? — убеждал он меня. — Мне не составит труда продать замысел любой телекомпании. К тому же это принесет быстрые деньги всем.

— А режиссером будет Лео? И это после…

— А почему бы и нет? В этом городе все сотрудничают и враждуют с одними и теми же людьми. Актеры работают на продюсеров и одновременно судятся с ними по поводу пяти процентов, не выплаченных от проката предыдущей картины. Да, все сходится — Лео, Сюзанна, Гай. И потом, как я смогу выполнить данное Сюзанне обещание. Это ведь тоже важно.

Да, подумала я, для Тодда важно сдержать слово, данное Сюзанне. Да и за Кэсси я была рада. Хорошо, что Гай будет сниматься в этом фильме, хоть он и телевизионный. Все равно его сериал закрывается. Я надеялась, что фильм пройдет с большим успехом, и Кэсси перестанет использовать его отсутствие, чтобы не вступать в конфронтацию с матерью. Я была уверена, что Кэсси мазохистка, которая просто не хочет что-либо менять в своей жизни. Что касается Уина, он стал для меня большим разочарованием. А мне так хотелось, чтобы он взял ситуацию в свои руки!

Я ожидала, что Сюзанна поднимет большой шум из-за того, что вместо полнометражной картины ей предлагают телефильм. Но она была вполне довольна. Тогда мне стало понятно, что она уже не так уверена в своих силах, как раньше. Телефильм не был таким уж серьезным испытанием и требовал от нее меньшей отдачи. Она сказала, что пока будет создаваться сценарий, займется поисками жилья.

Я предложила ей купить квартиру — это было бы хорошим вложением денег и подходящим жильем для одинокой женщины. Именно это она и сделала при помощи Лейлы Пулитцер. Собственно говоря, она купила квартиру в том же доме, где жила Лейла, в престижном районе Уилшира. Покидая нас, она сказала:

— Забавно, я переезжаю в студенческую квартиру. А Ли… — Впервые после скандала в суде она упоминала его имя. — Ли обещал, что мы купим этот шикарный дом в Сансете… Ну, тот, что всегда мне нравился. Ты же знаешь, Баффи, мне казалось, что я действительно его люблю. Я думала, что и он меня любит. Какой я была дурой! — Было заметно, что ей нелегко об этом говорить.

— Не стоит оглядываться назад, Сюзанна, — сказала я, пожав ей руку. — Давай лучше думать о будущем и воплощать наши грандиозные замыслы.

Сюзанна рассмеялась.

— В чем дело? Что тут такого смешного?

— Знаешь, что мне больше всего запомнилось в Ли Филипсе?

— Что?

— Его огромнейший член. Ты не поверишь.

Тут уж и я рассмеялась. Мы смотрели друг на друга и не могли совладать с приступом хохота.

Это был сумасшедший мир. Сюзанна любезно попросила Клео помочь ей отремонтировать квартиру, и Клео так же любезно согласилась. Клео отлично знала, где и что купить и как все это побыстрее доставить. В данном случае речь шла о громоздкой белой мебели и огромных детских подушках серебристого цвета. Сюзанна была от них в восторге.

— Сейчас это очень модно, — объявила она. — Последний писк!

Уезжая, она взяла с собой Роситу. Ни Ли, ни я не возражали. Хотя, конечно, она могла бы предварительно посоветоваться с нами.

 

49

«Подкрадывающийся» вышел в эфир весной и стал хитом номер один. Все, включая миллионную аудиторию, и критиков, которые обычно совсем неблагосклонно воспринимают картины такого типа, и членов телевизионного жюри, были в восторге. Фильм занял первое место по рейтингу. Журналисты обрушились на Гая, сравнивая его с классиками жанра и называя его новым Питером Лорром. И хотя они были более сдержанны относительно Сюзанны, исполнившей роль запуганной звезды, все же была отмечена ее исключительная красота. Ее ставили в один ряд с красавицами тридцатых — сороковых годов, указывая на отсутствие в последнее время в кинематографе актрис, подобных ей. Говоря о сценарии и режиссуре Леонарда Мэйсона, отмечали его утонченность и профессионализм, а также редкостную способность противостоять дешевым режиссерским приемам.

— Но ведь это именно то, что я сделал, — читая рецензии, заметил Тодд. — Вместо того, чтобы создавать произведение искусства и продавать его в кинотеатры, ухватился за дешевые приемы.

— Не будь смешным, — немедленно выступила я. — Ты снял великолепную картину. Что тебе не нравится? Что она вышла на телевидении? Ну и что? Тебе за нее присудят «Эмми»!

— Разве ты не понимаешь? Я должен снимать настоящее кино, раз уж называю себя кинематографистом. В телебизнесе все проще — продать картину не составляет труда. Мне следовало бы использовать предоставившуюся возможность. Мне следовало бы подойти к этому творчески. Я должен был вовремя понять, что Гай способен тот же материал перенести на большой экран. Я должен понять, что внешность Сюзанны достаточно неординарна для наших дней, даже при нехватке у нее исполнительских качеств. Все говорят, что по-настоящему красивых актрис в Голливуде можно по пальцам пересчитать. Зато здесь хватает отлично подготовленных профессионалок — профессионалок с простоватой внешностью. Но где красавицы? Где неотразимые актрисы с качествами звезды?

Я была уязвлена — впервые мы так открыто обсуждали достоинства Сюзанны. Тодд уже говорил о ней, не как о «второй по счету красавице после меня».

— Если все это правда, — сказала я, — если Сюзанна действительно обладает качествами звезды, почему никто, кроме Хайни, который был просто по уши влюблен в Сюзанну, не обратил на нее внимания и не дал ей роль в полнометражной картине? Она уже давно крутится в Голливуде. И ей уже за тридцать.

— Сомневаюсь, что это имело какое-то значение — задумчиво произнес Тодд. — Мерилин Монро тоже была на виду, но, пока ей не исполнилось тридцать, никто так и не раскрыл ее истинных возможностей.

Хороший пример — Мерилин! В тридцать раскрыт ее истинные возможности, а в сорок она уже покойница! Я содрогнулась.

Тодд расхаживал взад-вперед, бубня себе под нос:

— А сценарий? Сценарий, написанный Лео, не стыдно показать где угодно. Но Лео-режиссер превзошел даже Лео-сценариста. Разве ты не видишь, Баффи Энн? У меня было все: исполнители главных ролей, сценарист, режиссер. Я должен был использовать эту возможность, но не сделал этого. У меня был шанс, и я упустил его!

Он был в таком отчаянии, что я не знала, чем его утешить.

— Ну, хорошо, будем считать, что на этот раз ты все упустил и на этот раз ограничишься «Эмми». В будущем ты не упустишь его и получишь «Оскара». Договорились?

— О'кей. В следующий раз «Оскар» наш. — Он обнял меня и прошептал на ухо: — У меня самая красивая жена в мире. А это значит, что и я все время должен быть на высоте. Разве это так ужасно?

— О Тодд, ты и так самый лучший!

— Нет, это совсем не ужасно. Это замечательно — я же тебе говорила.

Теперь, вспоминая о нашем с Тоддом разговоре, я понимаю, что именно благодаря ему я согласилась со всем, что происходило с нами в дальнейшем.

Тодд понимал, что рецензии критиков достигли ушей Гая. Он становится важным, чванливым, высокомерным и требовательным. Тодд понимал, что, несмотря на контрактные обязательства, Гай мог запросто от них отказаться и получить лучшие условия где угодно. Он предлагал ему сценарии, подразумевая, что звезда такой величины имеет право решающего голоса при выборе той или иной картины. Он давал ему понять, что не пожалеет сил, чтобы помочь ему сохранить положение звезды первой величины.

По правде говоря, меня устраивало, что Гай так возомнил о себе. Раз уж Кэсси сама не могла решиться на первый шаг, пусть это сделает за нее Гай. Это было вполне реально. Достаточно ему возомнить, что он уже настолько значительная персона, что больше не нуждается в деньгах Кассандры и в самом поместье Блэкстоун.

Тодд не пожалел усилий, чтобы заставить Лео пошевелиться. Он хотел получить от него сценарий — оригинальный или экранизацию, не важно. Лишь бы он предусматривал совместное участие Гая и Сюзанны.

— Режиссура тоже моя?

— Да.

— Можешь рассчитывать на меня, Тодд. — И Лео взялся за дело.

Сюзанна была единственным человеком, с которым Тодд старался держать дистанцию. Ему не хотелось играть на ее нетерпении, — кто знает, когда будет готов сценарий. Прав он был или нет — не знаю. Но он не давал ей окончательного ответа. Просто говорил:

— У меня грандиозные замыслы. Полнометражная картина. Но ты же знаешь, сколько это требует времени. Ты ведь не новичок. Тебе следует подумать, чем сейчас заняться. Нам не хочется, чтобы зритель забыл о твоем существовании. Помнишь, с чего Хайни начал твою рекламную кампанию? С шоу в Лас-Вегасе. Найми менеджера и займись этим. Успех в Вегасе после успеха на телеэкране закрепит твое положение как суперзвезды.

Но ее не так-то легко было провести.

— А ты уверен, что не пытаешься просто избавиться от меня? — Затем она обратилась ко мне. — Он не пытается избавиться от меня?

— Только на время. Ты произведешь в Вегасе настоящий фурор.

 

50

Дженни, наряженная в кружевной передник, открыла нижние створки кухонного шкафа и убрала в него всякие банки и склянки. Кэсси выложила из сумок продукты, купленные по дороге от матери. Теперь она совершала эти ритуальные поездки не более одного раза в месяц. Разобравшись с продуктами, она переодела Дженни, а сама продолжала ходить, в чем вернулась — на ней были блейзер, свитер, юбка, сандалии на не очень высоком каблуке, ну и, конечно, колготки — Кассандра с осуждением относилась к голым ногам.

Посмотрев на дверь, она увидела Уина. Лицо ее засияло.

— Уин! Я как раз собиралась переодеться и идти к тебе. — Но он не улыбался, и глаза его были прищурены так, что по ним совершенно ничего не было видно. Ее охватила тревога. — Что-то случилось?

— Пока не знаю. Скажи, ты сообщила матери, что уходишь от Гая? Ведь он уже добился успеха, правда? А ты именно этого ждала, не так ли? Именно такого грандиозного успеха?

— Нет, Уин, не так. Ты не понимаешь. Моя мать никогда не согласится с успехом телефильма, — запинаясь произнесла она. Уин смотрел на нее как-то странно, даже со злостью. Ей нужно было убедить его подождать еще немного. — Но это не важно. Важно то, что Тодд обещал Гаю главную роль в полнометражном фильме. Это будет картина года. А Тодд всегда держит слово. Именно этого мы и ждали, и это вот-вот произойдет.

— Не совсем так, — возразил он. — Это ты ждала или внушила себе, что ждешь. А я? Я ждал, когда ты повзрослеешь и станешь сильной, полноценной женщиной, а не робким, запуганным ребенком. Я ждал, что ты встанешь и пошлешь ко всем чертям этих двоих — Гая и, в особенности, свою мать. Я ждал, что ты наконец вырвешься из ее лап!

Дженни крутилась у него под ногами. Он взял ее на руки, прижал к себе и поцеловал в щеку.

Кэсси уставилась на него испуганным взглядом. Уин никогда раньше так с ней не говорил.

— Уин, дорогой, ты всегда был таким замечательным, таким терпеливым. Теперь все уже почти позади. Картина… На нее не уйдет много времени. Нам недолго осталось ждать.

Дженни коснулась щеки Уина.

— Уинни, — рассмеялась она.

— Нет, Кэсси, — обрезал он. — У нас больше не осталось времени. Ты меня не слушаешь. Ты должна сделать это теперь, до того как к Гаю придет успех и осуществятся твои иллюзорные мечты. Иначе это потеряет всякий смысл. Только в том случае ты сможешь обрести истинную свободу, если немедленно решишься на этот шаг. Проблема никогда не заключалась в твоих взаимоотношениях с Гаем. С самого начала речь шла только о твоих взаимоотношениях с матерью!

— Уинни! снова пролепетала Дженни.

Он посмотрел на девочку, лицо его дрогнуло. Затем он снова перевел взгляд на Кэсси.

— Только подумай. Если бы мать Дженни повзрослела и стала настоящей женщиной, Дженни могла бы называть меня папой. А ей не помешало бы иметь настоящего папу.

С этими словами он поставил дочку на пол и вышел из дома.

Кэсси приехала повидаться со мной, и я сразу же догадалась, что это не обычный визит. Она была чрезвычайно возбуждена, а когда я предложила ей чаю, она попросила чего-нибудь выпить.

— Конечно, — сказала я и отправила Дженни на кухню пить молоко с печеньем вместе с Ли и Мэтти, а сама повела Кэсси в бар.

Она пересказала мне свой разговор с Уином, и я подумала: «Ну наконец-то!» Мой нерешительный, сдержанный герой в конце концов заявил о себе.

— Но ведь он не прав, Баффи? Скажи мне, что он не прав.

— Ну, конечно, я этого не сделаю. Он сказал тебе то же самое, что я повторяла не один год. Все эти годы ожидания ты занималась самоуничтожением. Ты понапрасну тратила время, вместо того чтобы жить и быть любимой. И если теперь ты станешь дожидаться, когда выйдет этот фильм в надежде на триумф, то окончательно добьешь себя — тебе придется уползать с поля боя как побитой собаке. Уин прав. Это потеряет всякий смысл. Тебе следует пользоваться моментом, пока это еще что-то значит. А не дай Бог что-нибудь случится? Вдруг Гай первым захочет расстаться с тобой и подаст на развод? Если дела у него пойдут в гору, ничто уже не сможет ему помешать. Он возомнит, что больше не нуждается в тебе. С чем тогда ты останешься? Твое положение сделается еще хуже теперешнего. Ты останешься у разбитого корыта один на один со своей матерью. Она скажет, что ты не в состоянии удержать даже никчемного мужа. А если и у Уина лопнет терпение? Он и без того ждет уже достаточно долго, Кэсси. Постарайся не потерять его, — заклинала я. — Если ты неспособна противостоять Кассандре ради самой себя, сделай это ради Уина, ради Дженни!

Но она лишь рыдала. Она была безнадежна. Годы непреодолимого страха наложили на нее свой отпечаток.

Я пыталась найти слова. Что-нибудь, что помогло бы ей сдвинуться с мертвой точки:

— И еще, Кэсси. Картина — это долгая песня. За это время может произойти все что угодно. Может случиться что-то, что ты не в силах будешь объяснить своей матери. Поговаривают, что Гай ездит по городу и заманивает к себе молоденьких девочек. Тодд уже предупреждал Гая, но он все отрицает, говорит, что это неправда. Он стал таким высокомерным — намного более высокомерным, чем раньше. Кто знает, что у него на уме? Лучше тебе побыстрее от него избавиться, пока не разразился публичный скандал. Если ты этого не сделаешь, то тебе придется отвечать не только на вопросы матери. Не забывай, что есть еще Дженни. Ведь все считают, что ее отец Гай. И что тогда?

— Я убью его!

Я не принимала ее слова всерьез, расценивая их как проявление истерики, хотя было довольно странно слышать нечто подобное из уст слабой, беззащитной Кэсси. Моему спокойствию пришел конец, когда я услышала историю о Дженни Эльман, застрелившей своего мужа, и узнала, что в спальне Кэсси, в шкафу, дожидаясь своего часа, хранится оружие.

Вдруг мне пришло в голову, что Кэсси совершенно не отреагировала на мои слова о распускаемых о Гае слухах; она не удосужилась ни подтвердить их, ни опровергнуть.

— Гай Саварез слишком умен, чтобы ставить на карту всю свою жизнь ради каких-то дешевых потаскух.

Но так ли это на самом деле? Можно ли вообще считать умным эгоиста, возомнившего себя пупом земли?

Вдруг я поймала себя на мысли, что лучше было бы нам вообще никогда не слышать о Гае Саварезе. Лучше бы Тодду не снимать никаких картин с его участием. Гай Саварез — весьма сомнительный партнер. Он еще преподнесет всем нам сюрприз.

 

51

Наконец в игре Сюзанны появилось то, что все от нее ждали, хоть на это и ушло несколько месяцев. В основном благодаря бесконечным репетициям. Но она старалась и усердно работала над сценарием, написанным Лео. При помощи Тодда ей удалось нанять гастрольного менеджера и составить план выступлений на разных площадках. Вскоре она выехала в Лас-Вегас. А еще через три недели мы все отправились на премьеру — Тодд, я, Лео, Клео, Говард и Сьюэллен. Наконец Сьюэллен согласилась куда-то выехать, оставив детей дома, и этим местом был Вегас. Она уверяла, что едет исключительно из-за Говарда: как главный продюсер он нуждался в смене обстановки.

Мы заняли столик прямо перед сценой — вместе с нами была подруга Сюзанны Поппи и ее муж Бо Бофор, а также их старый друг, солидного вида господин средних лет по имени Бен Гардения. Его отличали искусственный загар и пышная седая шевелюра.

Не знаю уж чем, но персона Гардении привлекла внимание Сьюэллен. Сама же я была увлечена наблюдением за Поппи. Мне столько всего о ней рассказывали, что я ожидала встретить типичную вульгарную диву со жвачкой во рту, лишь с легким налетом лас-вегасского блеска. Но оказалось, что она одета в консервативное длинное вечернее платье с длинным, узким рукавом и высоким воротничком, а ее единственным украшением служит тоненькое бриллиантовое колье. Ее смоляные волосы были собраны в большой пучок у шеи, а на лице почти отсутствовала косметика, если не считать серых теней и немного туши на ресницах.

Ее лицо отливало снежной белизной, словно она никогда не была на солнце, и лишь в глазах играла жизнь — они все подмечали, и в них отражался выдающийся ум. Она была сногсшибательной, даже экзотической женщиной. Ее мужа отличало детское счастливое лицо, соломенного цвета волосы, не очень короткие и не очень длинные, и полный рот великолепных зубов, которые он неустанно обнажал, словно был рожден не для того, чтобы петь, а для того, чтобы улыбаться. Но в его лице я заметила какой-то изъян. В нем не было здорового бронзового отлива, свойственного парню, рожденному под солнцем Лас-Вегаса. Оно было каким-то оранжевым — результат воздействия кварцевой лампы и макияжа. Я слышала о его проблемах с весом — он страдал неуемным аппетитом, — но толстым назвать его было нельзя. Лицо его действительно казалось слегка одутловатым, но фигура, затянутая в безупречный белый пиджак, была довольно стройной. Скорее его можно было бы назвать плотным — он напоминал футболиста, лишь недавно оставившего спорт.

Я спросила его, где он теперь выступает, сказала, что мы были бы счастливы посетить его концерт. В ответ он неожиданно повалился на стол и, закрыв глаза, принялся выстукивать какую-то мелодию и напевать какую-то песню, слов которой невозможно было разобрать.

— Мы только недавно вернулись с гастролей, — поспешила вмешаться Поппи — при этом улыбались только ее бледные губы, а глаза так и остались безучастными. — У Бо сейчас отдых… «хиатус», — добавила она после некоторой паузы. Затем откинулась на спинку стула, как бы продолжая размышлять над только что сказанным словом. Бо тем временем продолжал барабанить по столу, глаза его были прикрыты, голова раскачивалась из стороны в сторону. Он что-то напевал под воображаемый аккомпанемент.

Когда официант подошел к нашему столику, чтобы принять заказ, Бо вскинул в воздух указательный палец и начал произносить какие-то слова, но Поппи оборвала его.

— Нам ничего. — Бен Гардения улыбнулся.

За столом воцарилось невероятное напряжение, и я надеялась, что заговорит Тодд. Когда он говорил, все обретали какое-то спокойствие. Но он с интересом изучал Бо. Впрочем, не он один. Лео тоже был увлечен этим зрелищем. Вдруг я заметила, что Поппи изучает Тодда с неменьшим интересом. Говард, старый, добрый Говард был поглощен беседой с Беном Гарденией. Я наклонилась к Бо, пытаясь втянуть Поппи в разговор. А заодно и Сьюэллен с Клео. Но все мои попытки оказались безуспешными. Лео, наблюдая за Бо, погрузился в свои собственные мысли, а Тодд решил присоединиться к беседе Говарда и Бена. Клео же, всегда самая разговорчивая, оставалась безмолвной и сосредоточенной. Она тупо уставилась на скатерть и не произносила ни слов. Сьюэллен же с любопытством разглядывала Бо.

Действие вот-вот должно было начаться. Тодд обвел взглядом огромный зал.

— Народу полно, — заметил он, радуясь за Сюзанну.

Бен рассмеялся.

— Когда у Бо был первый концерт, я пригласил около тысячи друзей, чтобы заполнить зал. Я еще не знал, что Поппи весь день простояла на улице, где располагаются главные игорные заведения, раздавая располовиненных Энди Джексонов. — Он посмотрел на присутствующих и пояснил: — Половинки двадцатидолларовых купюр. За второй половинкой нужно было прийти на шоу, оплатив предварительно входной билет. Было настоящее столпотворение, но вечер прошел грандиозно.

Все, кроме Поппи, рассмеялись. Она изобразила лишь подобие улыбки. Либо она вообще не относилась к улыбчивым людям, либо ей было неприятно вспоминать о том дне, когда пришлось раздавать прохожим разорванные двадцатидолларовые купюры. Честно говоря, мне трудно было представить эту элегантную женщину с томными глазами в такой роли.

Дождавшись окончания первого номера программы, мы со Сьюэллен вышли в уборную. Моя сестра была в шоке.

— Боже! Ты когда-нибудь слышала подобную похабень?

— Сьюэллен, это Вегас.

— А этот Бо Бофор!

— Бо? Он не произнес ни одного приличного слова.

— Само собой. Он слишком пьян, чтобы говорить!

— Сюзанна всегда предупреждала, что он не очень умен. Может быть, дело в этом? Во всяком случае, я не уверена, что он пьян. Разве что слегка наширялся.

— Слегка наширялся? Да он пьян в стельку.

Я рассмеялась:

— Что ты об этом знаешь, невинная Сьюэллен?

— Послушай, я тоже росла в шестидесятые. И если сама не употребляла наркотиков, это не значит, что я совершенно ничего не знаю. В наше время любой, у кого есть дети, должен быть в курсе.

— Твои дети еще слишком малы, чтобы волноваться.

— Они никогда не бывают слишком малы, и волноваться никогда не рано. А этот человек… Бен Гардения? Чем он занимается? О нем ничего неизвестно. По-моему, он наркоделец.

Я улыбнулась.

— Сьюэллен, нельзя быть все время так скептически настроенной. По-моему, ты перебарщиваешь. Бен Гардения просто партнер Поппи Бофор. Кажется, он занимается шоу-бизнесом.

Когда мы вернулись к столику, Бо встал.

— …Звините, — пробормотал он.

Поппи тоже поднялась.

Бо рассмеялся, как непослушный ребенок.

— Мне в туалет, — объявил он. — Поппи, ты же не пойдешь за мной в мужской сортир?

Поппи смущенно посмотрела по сторонам и села на свое место. Не так уж он и беззащитен, подумала я. Здорово он отшил свою надсмотрщицу. С видом триумфатора Бо направился к выходу, раскачиваясь из стороны в сторону и приветствуя присутствующих.

Бо еще отсутствовал, когда раздался звук фанфар. Затем послышалась какая-то немыслимая музыка, затрещали хлопушки и фейерверки, и на сцену высыпали мальчики-хористы, оставляя за собой огненные шлейфы. Шоу называлось «Сюзанна в огне».

То тут, то там, в кромешной тьме, вспыхивали огни, при свете которых я смогла рассмотреть исполненное злобы и тревоги лицо Поппи Бофор. Бо так до сих пор и не вернулся, а скоро опоздавших перестанут пускать в зал.

Тут на сцене, в окружении разноцветных огней, появилась Сюзанна. На ней был оранжево-розово-красный костюм, и она вся полыхала огнями!

Вдруг в дальнем углу зала, у входа, послышалась какая-то возня, которая постепенно стала перерастать в шум. Мы все оглянулись и увидели, что десяток служителей пытается урезонить Бо Бофора. В мгновение ока Поппи оказалась возле него, и вскоре она уже вела мужа к нашему столику. Губы ее были плотно сжаты, а Бо, напротив, являл собой саму любезность. Теперь я согласилась со Сьюэллен: Бо, конечно, наширялся, а теперь, к тому же еще, и напился.

Поппи пихнула его на стул, и когда я взглянула на них в следующий раз, то увидела, что рука Поппи находится под столом. Сначала я решила, что она держит его за руку, но не тут-то было. Его руки лежали на столе. Скорее всего, она была занята другой частью его тела.

Сюзанна появлялась то в одном, то в другом сногсшибательном костюме, и каждый раз ее окутывали языки пламени. Она пела, танцевала и даже один раз процитировала отрывок из какого-то странного заклинания. Годы, потраченные на изучение сценического искусства, не прошли даром. Публика была заворожена. Я сама видела, как Тодд и Лео обменивались многозначительными взглядами, а лицо Бена Гардении покрылось потом, словно его бросило в жар от царящего на сцене действа.

Сюзанна клялась, что превзойдет на сцене Энн-Маргарет, а поскольку ни я, ни большинство из присутствующих в зале не видели Энн-Маргарет на сцене, никто не мог сказать с уверенностью, удалось ей это или нет. Одно могу сказать наверняка: всем в зале стало ясно, что следует ждать появления новой звезды.

Поппи словно воды в рот набрала. Ей так хотелось поразить Тодда кинематографическими возможностями Бо, и теперь, когда тот все испортил, она готова была его убить. Тут она обратила внимание на то, что Бен Гардения глаз не сводит со сцены — Бен, которого невозможно кем-либо или чем-либо удивить. Разумеется, его взгляд был прикован не к мальчикам-хористам. Тогда в голову ей пришла мысль. Мысль о том, как взять все в свои руки. И когда в финале все встали, чтобы поаплодировать звезде, тело которой было теперь прикрыто лишь тоненькими полосками лилового, голубого и красного шифона, она убеждалась в своей правоте. Бен Гардения едва ли мог встать с места из-за наступившей эрекции.

Для всех нас это был грандиозный вечер, но все же Тодд не спешил сообщить Сюзанне, что сценарий картины уже почти завершен и что за роль, которую он собирался ей предложить, готова драться любая голливудская звезда. Я знала, что он допускает ошибку. Чтобы удержать Гая, он уверил его в предоставлении контракта на семизначную сумму и гарантировал ему блестящую рекламу. И это при том, что Сюзанна была более знаменита, более склонна к нестабильности в своей будущей кинокарьере и к психозам, связанным с ожиданием.

— Сделай ты это наконец, — уговаривала я Тодда.

— Нет. Если я скажу ей, что сценарий почти готов, она бросит свои выступления здесь и помчится в Голливуд помогать нам с его завершением. Я хочу, чтобы она объездила с этим шоу всю страну, чтобы зрители с нетерпением ждали выхода фильма с ее участием. Ты же знаешь Сюзанну. После Вегаса это турне перестанет ее интересовать. Одно слово, и она отменит гастроли в Джерси, Рено и Чикаго. Просто скажет, что уже снискала себе достаточно славы и вполне может обойтись без выступлений в этих городах.

Я решила больше не совать свой нос в дела студии, но предчувствия у меня были недобрые. Никто не знал Сюзанну так, как я. И мне было известно, что за всей этой напускной бравадой кроется страх! А люди, испытывающие страх, непредсказуемы.

Беспокоило меня и другое: то, как Лео и Тодд внимательно изучают Бо и реакцию, которую он вызывает в публике, даже вне сцены. Неужели Тодд не понимает, что нельзя серьезно рассчитывать на человека, который ширяется, напивается и только и думает, как бы улизнуть от жены, поднявшей его на вершину славы — даже если девки сами вешаются ему на шею?

 

52

За все время, что мы были в Вегасе, Клео не вымолвила ни слова. Прошло несколько дней после нашего возвращения, и я отправилась к ней, так и не дождавшись ее звонка.

Она была не накрашена. На ней был старенький серый свитер и вельветовые джинсы от Калвина. Я впервые видела Клео без макияжа и в таком наряде. Даже волосы ее как-то потускнели.

— Лео уходит от меня, — выпалила она.

Я не поверила своим ушам.

— Когда все это произошло?

— У него любовница, — проговорила она упавшим голосом. Глаза ее были такие сухие, словно все слезы она уже выплакала. — Они уже давно встречаются. Ее зовут Бабетта Тауни — она разведенка из Хьюстона. Между тридцатью и сорока эти разведенки самые опасные — это не то, что двадцатилетние девчонки. Когда подступает возраст, они начинают безжалостную охоту на чужих мужей. Бабетта Тауни богата! Владеет какими-то универмагами. На этот раз я действительно потеряла Лео…

«Невелика потеря», — хотела я сказать, но момент был неподходящий.

— Но он пока живет с тобой. Вы даже в Вегас вместе ездили.

— Все равно он уйдет. Бабетта купила дом в Бель-Эйре. Недвижимость. Семь с половиной акров. Лео мне сам об этом рассказал. Участок лучше, чем наш. Но у нее двое детей, и она не позволит ему переехать, пока он не разведется и они не поженятся. Так что до развода он остается здесь. — Я тяжело вздохнула. Это была неслыханная наглость, даже для Лео. — Я знаю, что ты думаешь о Лео, — продолжала она. — Ты считаешь его отвратительным мужем. А ведь до случая с Сюзанной он ни разу мне не изменял. Эта история как бы пробудила в нем что-то, словно какие-то причины провоцируют рост дремлющих в организме раковых клеток. После Сюзанны он пошел вразнос — стал высматривать женщин, как помидоры в магазине. Я знала об этом, но ничего не говорила. Просто старалась сделать его жизнь дома более приятной. Почаще устраивать вечеринки, — она всхлипнула. — Он ведь так их любит. Я пыталась настроить детей быть с ним более ласковыми, чтобы ему хотелось больше бывать дома. Мне даже показалось, что это помогает. Но тут появилась Бабетта и все пошло насмарку. Лео не смог перед ней устоять: много денег, много шика — она одевается во все бежевое.

— Во все бежевое? Какое это имеет значение?

— О, она дама с положением. Я говорила тебе? Имеет вес в обществе, очень женственная, и одевается во все бежевое. Всегда. Лео мне говорил — бежевая с головы до ног. Даже волосы и туфли.

— Все это довольно грустно. Ты надеешься, что это пройдет? Я имею в виду Бабетту? Ты поэтому позволяешь ему продолжать жить с вами.

— Нет. Не думаю, что это пройдет. Бабетта — это то, что Лео всегда искал. Настоящее сокровище. Знаешь, раньше я была ему нужна. Я все организовывала, решала все проблемы. А их у Лео всегда было предостаточно. Но теперь Тодд гарантировал ему пять картин в течение ближайших семи лет, обеспечил ему контракты. И Лео возгордился. Он больше не нуждается ни в ком и ни в чем, за исключением Бабетты. Она будет обеспечивать ему тонус. Он говорит, что от меня слишком прет Нью-Йорком.

— А что это значит?

— Это значит, что стоит мне раскрыть рот, как всем становится понятно, что я из Нью-Йорка. Что я слишком агрессивна.

— Но ты не из Нью-Йорка — ты из Нью-Джерси, — не к месту уточнила я.

— Лео говорит, что это одно и то же.

— А она красивая? Красивее Сюзанны? — Эта бестактность сорвалась с моих уст как бы сама собой. Я закрыла рот рукой.

Но Клео даже не обратила на мои слова внимания.

— О Боже, нет! Я видела ее как-то на вечеринке. Она очень изящная, но неброская. Ее даже хорошенькой не назовешь. Но ты не понимаешь Лео. Он трахнул Сюзанну исключительно из карьерных соображений. Ты же знаешь, как Сюзанна шутила — называла себя «деревенщиной» из Кентукки. Лео к ней и относился всегда как к неотесанной деревенщине. Даже я, — тут Клео слегка приосанилась, — получила хорошее светское воспитание, хотя мы и не были людьми света в полном смысле слова.

Меня это начинало злить.

— Клео, тебе когда-нибудь приходило в голову, что нельзя на все смотреть сквозь пальцы? Что особенно теперь необходимо показать Лео характер? Если он собирается с тобой разводиться, просто пошли его ко всем чертям!

— О нет! Лео считает, что нет смысла тратить лишние деньги на то, чтобы вести два хозяйства. Развод может затянуться. Да и для детей будет лучше, если он пока останется с нами.

— Для детей лучше? Он ведь собирается переехать к той женщине, как только она ему позволит. Что это за оправдание? — Мой голос становился все громче и пронзительнее. Лео сказал бы, что мне не достает воспитания.

— Моя мать считает, что я должна тянуть как можно дольше. Даже когда начнется бракоразводный процесс, все может измениться. Она говорит, что мне следует удвоить усилия, чтобы сделать домашнюю жизнь Лео как можно приятнее. — Тут она смутилась и перешла на шепот. — Мать даже ходила в магазин «Фредерик», в Голливуде, и купила мне сексуальное белье.

Я не знала, злиться мне или смеяться. Лейла Пулитцер, шныряющая среди трусов и комбинаций — это, должно быть, нечто.

— Слушай, Клео, я поняла, чего хочет Лео и чего хочет твоя мать. А ты сама-то чего хочешь?

Клео разрыдалась.

— Я не хочу никаких перемен. Это мое единственное желание. Что мне делать, Баффи? — она скулила, сопела и хлюпала носом не переставая. — Я буду лишней на всех светских вечеринках. Все ненавидят одиночек, разведенок. Всем нравятся одинокие, неженатые мужчины, но никто не любит лишних женщин. Ты просто не знаешь.

Да, я не знала. Я многого не знала. Я не знала, почему Тодд должен давать Лео пять фильмов и способствовать тому, что он возомнил себя королем голливудских режиссеров. Я не знала, зачем Бабетта Тауни, при всем ее бежевом очаровании, понадобилась Лео. Я не знала, зачем Лейле потребовалось помогать Клео удерживать мужчину, который обошелся с ней так подло.

 

53

В какой-то момент Поппи пришла в голову мысль подбить Бена скормить Сюзанну Старику — так, для смеха, в качестве легкой мести за пренебрежительное отношение. Но вскоре она оказалась от этой затеи — у нее было столько настоящих проблем, что не хотелось тратить время на лишние хлопоты. К тому же идея эта пришла ей в голову до того, как Бен впервые увидел Сюзанну, до того, как он увлекся ею, до того, как стал посещать все ее выступления. Теперь у Поппи созрел другой план, не имеющий ничего общего со Стариком, а только с Беном и Сюзанной, и пока Сюзанна остается в Вегасе, она располагает временем, чтобы привести его в исполнение.

Не успев переступить порог, Сюзанна стала жаловаться на крайнюю усталость. Она действительно была вымотана до предела, и Поппи поспешила высыпать на стеклянную поверхность кофейного столика немного белого порошка. Она разровняла его лезвием безопасной бритвы, а затем разделила на две тоненькие полосочки.

— Я даже не знаю, — неуверенно произнесла Сюзанна. — Я никогда раньше не пробовала кокаин. Говорят, от него портится нос — начинает загнивать перегородка.

— Не говори глупостей. Чтобы это произошло, нужно нюхать его много лет подряд. Да и то, любой пластический хирург может исправить твою перегородку за пять минут. Это сущие пустяки.

Сюзанну, однако, продолжали мучать сомнения:

— А ты уверена, что он не порождает зависимость? Я бы не хотела пристраститься!

Поппи засмеялась.

— Кокаин совершенно не формирует зависимости. Поэтому все его и употребляют. И удовольствие, и хлопот никаких. Поэтому он особенно хорош для артистов. Вдыхаешь дозу и достигаешь на сцене кайфа, а потом никаких остаточных явлений. Лучше порошка не найти.

— Ну, я не знаю. А ты тоже будешь?

— К моему великому несчастью, я аллергик. У меня от него сыпь. Что поделать — особенность организма. Но это мои проблемы. Пусть они тебя не тревожат.

Сюзанна опустилась на четвереньки и склонилась над белыми полосками на столике.

— Зажми одну ноздрю, а другой втяни порошок, подсказывала ей Поппи. — По одной полоске в каждую ноздрю, вот так!

Сюзанна встала.

— Здорово! — заключила она.

— Я дам тебе немного с собой — можешь принять перед сегодняшним шоу.

 

54

Кажется невероятным, что с момента выхода в эфир «Подкрадывающегося» прошел уже почти год. Я отсчитала месяцы по пальцам. Так и есть: фильм прошел по телевидению весной восьмидесятого, а скоро опять весна. За это время Тодд успел снять «проходную» картину с участием Гая, но и она имела успех. Сюзанна по-прежнему выступала на сцене. Лео и Тодд переписывали уже, по меньшей мере, двадцатый вариант сценария «Белой лилии» — грандиозной картины, главные роли в которой должны были исполнить Гай и Сюзанна. Даже помощников призывали, и тем не менее, все уходило в корзину. Я чувствовала, что Тодд встревожен — раньше он всегда был уверен в себе, считал правильным даже молниеносные решения.

Наконец он мне объявил:

— Кажется, мы достаточно вылизали сценарий. Вышло что-то в духе «Рождения звезды» с примесью «Пигмалиона»…

— Но «Пигмалион» уже экранизирован, ты знаешь — «Моя прекрасная леди», да и «Рождение звезды» имеет три версии. К тому же последняя, с Барбарой Стрейзанд, провалилась. Ты думаешь, Лео сподобился на что-нибудь более оригинальное?

Это задело Тодда.

— Никто и не говорит, что мы собираемся делать новую версию. Просто используем ту же концепцию. К тому же я проанализировал причины провала Стрейзанд. Ты же знаешь, анализ провалов — это мой конек. Так вот, по-моему, герой был уж слишком отрицательным. Ему было невозможно сострадать. Поэтому когда он умер, зритель почувствовал нечто вроде облегчения — мол, туда ему и дорога. И не стал скорбеть вместе с героиней. Он был рад, что ей удалось от него избавиться. Герою непозволительно иметь столько изъянов. Вполне достаточно и одного.

Было в словах Тодда какое-то рациональное зерно. Во всяком случае, насчет героев он был прав. В глубине души каждая девушка, каждая женщина мечтает о своем герое, и он должен быть безукоризненным. Кому как не мне об этом знать? Разве не я выбрала себе героя, когда мне было всего лишь восемнадцать? Да еще без единого изъяна. Немногие женщины могут похвастаться такой удачей. Разве что Сьюэллен. Она выбрала Говарда — милого, доброго и верного. Я вспомнила о Клео. Ее герой был просто воплощением изъяна. В нем было столько дыр, что он грозил рассыпаться у нее в руках. А может, проблема заключалась в том, что он был не ее героем, а героем ее матери? Вероятно, разные поколения нуждаются в разных героях.

Ну, а Сюзанна? Сюзанна непредсказуемый человек. Она о себе-то ничего не знает. Не говоря уже об окружающих ее героях. Или героинях. Конечно, мало кто со мной согласится, но чутье подсказывало мне, что если бы Сюзанна знала, что значит быть героиней, то непременно постаралась бы попасть в эту категорию.

Теперь Кэсси. Бедная милая Кэсси, она запуталась не меньше, чем Сюзанна. И, подобно Сюзанне, упустившей свой шанс с Хайни, позволила ускользнуть сквозь пальцы своему герою. Она позволила ему вернуться в Стэнфордский университет без нее, позволила ему оставить себя. А может быть, он оставил ее лишь на время? Может быть, вскоре он снова прискачет на белом коне со стороны холмов Бель-Эйра и спасет ее?

— Фабула такова: Сюзанна — нечто вроде бездушной проститутки, целиком посвятившей себя своему ремеслу. Гай — профессор Хиггинс шоу-бизнеса. Он замечает в героине огромные способности и собирается ее перевоспитать, подготовить профессионально и сделать из нее звезду. Он настоящий герой, но ни героиня, ни зрители об этом не догадываются. Он не так изыскан, как профессор Хиггинс — он крепкий орешек и не может рассчитывать на симпатии зрителей… по крайней мере вначале.

— А кто может?

— Другой главный персонаж. Певец кантри, в которого наша героиня, как ей кажется, влюблена. Он мил и приятен, но слаб — это его единственный недостаток. — Тодд расхаживал взад-вперед по комнате. Душа моя была не на месте: случилось то, чего я все время опасалась — он решил снимать Бо Бофора. — Наша героиня становится сильнее на фоне слабости певца. Она борется за его спасение, не отдавая себе отчета в том, что изъяны его слишком велики. И пока она ведет свою тщетную борьбу, другой герой, Гай, лепит ее — он жесток, порой неприятен, но это необходимо. Она может положиться на него, может рассчитывать на его силу и в то же время осуждает его жесткость. Певец же все время тянет нашу героиню вниз: его слабость вытесняет все его положительные качества и в конце концов приводит к плачевным результатам для обоих — певца и девушки. Только тогда ей открывается великая истина: не то, что на самом деле она не любит певца, а то, что она стояла на ложном пути. Такая женщина должна любить настоящего мужчину, настоящего героя. Ей открывается, что на самом деле она давно уже любит Гая, потому что он и есть настоящий герой без единого изъяна, если не считать его жестокости. И когда она исправляет допущенную ошибку, приходят успех и счастье. — Он ликовал. — Это не «Пигмалион» и не «Рождение звезды». Это повесть о герое и героине, волшебная сказка. Ты же всегда любила волшебные сказки.

Он был прав. Я действительно обожаю сказки со счастливым концом. Но в схеме Тодда был один недостаток. Мой собственный герой выбрал на роль настоящего героя Гая Савареза — исполнитель не соответствовал образу. Не говоря уже о выборе исполнителя на роль певца.

— А кто будет играть героя с изъяном — певца кантри? — спросила я, делая вид, что все еще не догадываюсь. Мы покупали все его пластинки, выходящие в течение последних месяцев, и слушали их по многу раз.

Тодд с улыбкой всплеснул руками:

— Бо Бофор, кто же еще? Он один из лучших певцов. К тому же он идол. Я выполнил свое домашнее задание. Когда он выезжает на гастроли, толпа готова разорвать его на части.

Я призадумалась.

— Но он, он не настоящий. Он — карикатура. Куда ему сниматься! Ты же видел его на премьере Сюзанны в Вегасе. Он просто опух от наркотиков. К тому же он глуп. Разве можно включать его в миллионный проект?

Тодд улыбнулся:

— Это именно то, что нужно. От него требуется только быть самим собой!

— А как насчет фактора надежности? Не имея гарантий надежности, ты не наживешь ничего, кроме неприятностей.

— Нам поможет его жена. Эта Поппи настоящая тюремщица. Она глаз с него не сводит ни в Вегасе, ни во время турне. Серьезная дама. Не хотел бы я перейти ей дорогу. Ты видела ее глаза? И я слышал, что она мечтает сделать из него киноактера. Ради этого она сумеет удержать его на коротком поводке. Но я не собираюсь ничего обсуждать даже с ней, пока не будет готов сценарий. Концепция сценария вот-вот будет завершена. Но пока нет смысла ставить ее в известность. Мне бы не хотелось, чтобы она успела придумать, каким образом выкрутить мне яйца. Лучше пусть эта новость свалится на нее как снег на голову. Тогда, если она этого действительно хочет, в чем нисколько не сомневаюсь, ей придется соглашаться на мои условия. Тем временем я даю Гаю роль в другой картине, на которую я тоже возлагаю большие надежды. Лео уже закончил сценарий, и по моим расчетам, успех обеспечен. Эта картина должна закрепить за Гаем образ героя. После этого, учитывая успех Сюзанны на сцене и в «Подкрадывающемся», «Белая Лилия» просто не может не пойти. Я, по крайней мере, не вижу для этого никаких причин.

Он пылал тем же энтузиазмом, который сопутствовал ему в былые дни, когда мы занимались торговыми центрами. Я просто не имела права тревожить его своими сомнениями. Я не могла гасить в нем этот пыл, этот счастливый оптимизм. Я просила его только об одном:

— Ты собираешься сохранить это название, «Белая Лилия»?

— Да. Лили — это имя героини, а белый цвет — это символ непорочной чистоты. Она умудряется сохранить ее, несмотря на всю грязь, которую ей приходится разгребать на пути к вершине. Это твоя волшебная сказка, Баффи. Только современная. Она просто обязана принести успех, — снова повторил он.

Глаза его светились, лицо было озарено пылом борьбы. Таким он мне всегда нравился. А настоящая героиня и хорошая жена должна знать, когда следует держать рот на замке. Мне это удавалось, но не всегда.

— Сюзанна! — напомнила я Тодду. — Ты должен сказать ей, что скоро приступаешь к съемкам. Ты обязан. Она совершенно пала духом. Когда мы говорили по телефону, она сказала, что ненавидит гастроли и мечтает как можно скорее вернуться в Голливуд. Ей очень плохо и одиноко.

— Перестань, Баффи. Как-нибудь она протянет еще пару месяцев. Отменять запланированные выступления — не самый лучший стиль. И потом, если она приедет сейчас, то потребует, чтобы ей показали сценарий, чтобы убедиться, что Гаю не достались лучшие реплики. А так это будет для нее хорошим сюрпризом. Пусть она напоследок еще несколько раз выступит в Вегасе, а затем на восточном побережье — больше я не стану планировать для нее никаких выступлений. Тогда она позвонит мне и спросит: «В чем дело? Почему прекратилось турне?» А я отвечу: «Сюрприз! Приезжай, Сюзи!»

Звучало красиво. Надеюсь, что Сюзанне тоже понравится, и скоро.

Стараясь держать себя в руках, Поппи открыла дверь спальни. Она хотела убедиться, что Сюзанна строго следует правилам — Сюзанна не должна была трогать руки или лицо Бо, а также любые другие открытые части тела. Она не должна была использовать предметы, которые могли оставить ссадину или нанести травму. После того как они остались наедине в первый раз, она обнаружила на ее бедрах ожоги от сигарет. В другой раз она изъяла из сумки Сюзанны плеть-«кошку» с металлическими наконечниками. Да, Сюзанна втянулась, она втянулась в кокаин, как Поппи и ожидала.

Она заставила себя посмотреть на Бо — его раскинутые руки и ноги были привязаны к кровати. Рот его был заткнут кляпом, так что ему удавалось выдавливать из себя лишь приглушенные звуки. Только его голова моталась из стороны в сторону, Сюзанна стояла над ним с резиновой дубинкой в руках, на ней были лишь черные чулки и черные сапоги. Все это страшно возбуждало Бо. Волосы Сюзанны были взъерошены и пропитаны потом: пот лился с ее тела прямо на Бо. Она вскинула руку с дубинкой и, выкрикивая непристойности, приготовилась нанести ему очередной удар. Тут Бо изверг струю белого семени, поток ругательств прекратился, и тело Сюзанны стало извиваться в оргазме. Она даже закричала от восторга.

Поппи привалилась к дверному косяку. Ее тошнило, но она не могла пройти в ванную. Она заставила себя подойти к кровати. На глаза ее наворачивались слезы, но она не могла позволить себе расплакаться.

— А теперь все убери! — скомандовала она Сюзанне, и та медленно вытерла пальцами белую жидкость, покрывавшую пах и бедра Бо, а затем тщательно облизала каждый палец.

Да, решила Поппи, Сюзанна почти готова. Бен, до этого не испытывавший страсти ни к одной женщине, вдруг страстно возжелал Сюзанну… И она пообещала ему доставить ее на блюдечке с золотой каемочкой. Ценой же должна была стать ее и Бо свобода. Не будет больше в ее жизни Бена и компании. Не будет пятидесятипроцентных поборов с кассового сбора. Пусть Сюзанна теперь платит пятьдесят процентов. А может даже и все сто.

 

55

В семь часов утра позвонила Клео. Она была в истерике.

— Я вышвырнула Лео из дома!

У меня сразу улучшилось настроение, но для выражения радости было еще слишком рано. Вместо этого я пообещала, что как только сделаю все неотложные дела по дому и дождусь няню, сразу же приеду к ней.

— Я просто сидела дома и ждала. Все было довольно спокойно. Что-то вроде статус-кво. Мне даже стало казаться, что Лео передумал, отказался от мысли о разводе. И сама я никаких шагов не предпринимала. Просто пыталась наладить нашу жизнь, сделать его присутствие дома приятным. И вдруг узнаю, чем этот гад занимается, пока я стараюсь все наладить.

— И чем же?

— Обходит адвокатов. Он уже успел обойти десять или двенадцать человек!

— Не понимаю. Зачем ему так много?

— В этом-то все и дело. Зачем? — Голос ее стал громче. — Он консультировался с ними со всеми якобы для того, чтобы выбрать одного. Он проконсультировался у всех лучших адвокатов! — Она встала скрестив на груди руки в ожидании моей реакции. Я же ждала дальнейших разъяснений.

— И что? — спросила я.

— И что? — вскрикнула она. — Ты так ничего и не понимаешь? Проконсультировавшись у адвоката, он закрывает мне к нему дорогу. Он уже не может представлять мои интересы. Адвокат, который хотя бы раз проконсультировал одну из сторон в бракоразводном процессе, уже не имеет права представлять в суде интересы другой стороны. И этот гад уже успел проконсультироваться со всеми лучшими адвокатами по бракоразводным делам в городе, оставив мне одни объедки! И все это время он жил в моем доме, жрал мою еду, принимал мои заботы, позволял мне прислуживать ему и даже подавать ему электрическую ванночку для ног, он сам сидел как чертов король. Каждый вечер я массировала ему шею, а он тем временем перегрызал мне глотку!

Это было самой большой подлостью, о которой я когда-либо слышала даже для Лео, даже для Голливуда.

— Как ты об этом узнала? — спросила я.

— Одна женщина из Бэдфорда обратилась к моей матери, чтобы продать свой дом. Она была вынуждена это сделать, так как разводилась, и они с мужем делили совместно нажитое имущество. Именно так поступил ее муж — обошел всех лучших адвокатов города, оставив ей лишь юристов средней руки. Будь все по-другому, может быть ей и удалось бы сохранить за собой дом. Затем, не зная, какое отношение Лейла Пулитцер имеет ко мне, она сообщила, будто ей известно, что то же самое делает режиссер Леонард Мэйсон! Эта чертова уловка широко распространена на Беверли-Хиллз! Это всеобщая практика! — Клео злобно улыбнулась. — Для моей матери это было последней каплей. Сразу после беседы с той женщиной она примчалась ко мне и сказала: «Клео, если не хочешь остаться без дома, советую тебе побыстрее найти адвоката!» — Клео покачала головой. — Никогда не думала, что доживу до этого дня…

— Ну, а тебе известно, кого из адвокатов он в конце концов выбрал?

— Да, мне удалось выяснить. И знаешь, как? Прошлым вечером я ждала Лео с ножом в руках!

— Клео!

— Да-да. Когда он явился, я потихоньку подкралась и приставила ему нож к горлу и спросила: «Скажи мне, кто твой адвокат и с кем из адвокатов ты успел проконсультироваться?» Он все выложил. Должна тебе доложить, этот сукин сын позеленел, как гороховый суп! А моя мать, прости Господи!.. Ты знаешь, на чьей она стороне? Ее счастье, что я и ей нож к горлу не приставила.

— Клео!

Ее исполненное злобы лицо было ужасно.

— Это лучшее, что я сделала за последние годы. Заставила Лео корчиться в муках. И он корчился, этот гад.

— Так кто же адвокат?

— Ли Филипс… Сюзаннин Ли Филипс.

Я на мгновение задумалась.

— Ну, так это хорошо, Клео. Вспомни, как этот Ли Филипс обошелся с Сюзанной. Может быть, и с Лео выйдет что-нибудь в этом роде.

— Да, но Лео на это наплевать. Ему все равно, в каком виде Филипс выставит его в зале суда — лишь бы получить мои деньги. А ведь Филипс выиграл процесс для Сюзанны, разве не так? Он ведь отсудил ее деньги. Лео больше ничего и не нужно.

Мне хотелось утешить ее.

— Не думай, что Филипс отсудил столько, на сколько они претендовали. Она получила довольно ничтожную сумму.

— Сколько? — Своим взглядом Клео пригвоздила меня к софе.

Я знала, что сумма ее расстроит:

— Не могу тебе сказать — я обещала Сюзанне. Но это минимальная сумма.

— Интересно, сколько бы получила я, защищай Филипс мои интересы? Ведь шансы Сюзанны были невелики. Это она изменила мужу, да и женаты они были не больше года. По закону она вообще не должна была получить ни цента. Я пробыла замужем за Лео пятнадцать лет! У меня от него двое детей, и все, что он накопил, было накоплено за время нашего брака, я во всем ему помогала. Мне причитается сумма не только за прошедшие пятнадцать лет, но за последующие. Кем стал бы Лео без меня? О Боже, сколько я сделала для этого человека! Разве что на панель для него не пошла! Ну и потом, вспомни, кто представлял интересы Хайни. Самые дорогие адвокаты. Целая контора, услуги которой стоят миллионы. Всем известно, что эти техасские юристы заткнут за пояс любого лос-анджелесского.

— Клео! Если Лео перекрыл тебе пути к нашим лучшим адвокатам, и они уже не могут представлять твои интересы, как насчет этих самых дорогих техасских? Раз они представляли интересы Хайни в Лос-Анджелесе, значит, с тем же успехом могут представлять и твои.

В глазах Клео появился убийственный блеск.

— Они-то, конечно, могут. Но могу ли я это себе позволить? Они ведь назначат бешеную цену.

— А почему бы и нет? В конце концов стоимость их услуг составит какой-то процент от выигранной суммы. Так или иначе, это будут деньги из кармана Лео. — Мне оставалось только удовлетворенно улыбнуться.

Клео тоже позволила себе удовлетворенную и в то же время зловещую улыбку.

— Ну, что ж, раз он сам лишил меня возможности нанять адвоката в Лос-Анджелесе, то другого он и не заслуживает. И это еще цветочки. — Я подозрительно посмотрела на Клео, и она повела меня в свою спальню. — Вчера вечером я его выгнала. Он хотел собрать вещи, но я ему не позволила. Сказала, чтобы убирался немедленно, иначе я за себя не ручаюсь. Я пришлю ему вещи, как только он сообщит мне адрес. И я это сделаю, когда все соберу…

Она распахнула дверь спальни. По всему полу были разложены вещи Лео — его джинсы, фраки, теннисные ракетки и спортивные костюмы, книги, рукописи, бумаги, даже флаконы с одеколоном и лосьонами — все это было разорвано, разрезано, расколочено вдребезги и смято.

* * *

Когда я пересказывала эту историю Тодду, он весело хохотал, пока я не дошла до того, как посоветовала Клео нанять адвокатов Хайни.

— Думаю, тебе не следовало вмешиваться со своими советами, — заявил он.

— А почему бы нет? — спросила я обиженным голосом.

— Потому что посторонние не должны вмешиваться в чужие бракоразводные дела. Ты вынуждена принять одну из сторон, а это ни к чему. Мы должны оставаться нейтральной стороной.

— Так кем мы должны быть — врагами или друзьями? — снова обиделась я.

— Вот именно — друзьями. Мы друзья обеих сторон: и мужа, и жены. Поэтому нам лучше держаться подальше от их дрязг.

— Ты не прав. Когда люди разводятся, их друзья волей-неволей принимают ту или иную сторону. А я точно знаю, на чьей стороне правда. И ты тоже знаешь. Все эти годы ты высказывался по поводу поведения и характера Лео. И вдруг начинаешь делать вид, будто не знаешь, кто прав, а кто виноват. Вдруг ты не знаешь, чью сторону принять.

— Я связан с Лео по работе. Это накладывает определенный отпечаток на мой подход к проблеме, Баффи Энн, и если ты этого не понимаешь, то ты на редкость близорука.

— Как отпечаток, Тодд? Что, в Голливуде существует регламентация подходов к проблемам? И в ней записано, что порядочность следует именовать близорукостью?

Ложась спать, я передвинулась на самый отдаленный край нашей огромной кровати. Подальше от середины. Меня всю трясло. Что случилось с нашими героями? Неужели они перестали обращать внимание на попавших в беду благородных девиц? Клео, конечно, трудно было назвать благородной девицей, но в беду она попала, несомненно.

Конечно, у нас и раньше случались ссоры, но мы никогда не ложились в постель в таком взбешенном состоянии. Это было похоже на новый отпечаток, наложенный на нас Южной Калифорнией.

Но вскоре Тодд тоже лег и тут же передвинулся на мою половину.

— Скарлетт, дорогая, как прекрасен блеск твоих изумрудных глаз, когда ты сердишься — я никогда не встречал ничего подобного.

Я с облегчением улыбнулась.

— Ты что, видишь в темноте? — Я знала, что он мне так скажет. Я знала, что значит порядочность, и Скарлетт, и изумрудные глаза…

В конечном счете мы пришли к выводу, что в процессе Мэйсон против Мэйсона следует сохранять нейтралитет. Еще через несколько дней Тодд сказал, что хотел бы отправиться в Рено на концерт Бо Бофора, и что Лео поедет с нами.

Бо и Сюзанна располагались в разных отелях, и чтобы смягчить неприятный осадок от необходимости ехать с Лео, Тодд добавил:

— Конечно, мы и к Сюзанне заглянем.

— Мы же решили сохранять нейтралитет, так почему же я так быстро оказалась в компании Лео?

— Бизнес, Баффи, бизнес. Я попрошу свою секретаршу забронировать для нас места в отеле на следующие выходные.

Я вздохнула.

— Ну, хорошо. Надеюсь, нам не придется жить с Лео в одном номере.

Тодд изобразил подобие улыбки, но я не думаю, что ему было весело.

 

56

— Поппи, я устала от всего. Рено ничем не лучше Вегаса или Тахо. Все это становится невыносимым. Я хочу назад, в Голливуд. — Сюзанна разревелась. — Ох, если бы я не потеряла Хайни. Хайни не дал бы мне зачахнуть на корню.

Поппи были знакомы симптомы — утренний спад, великое похмелье. Еще через минутку Сюзанна начнет клянчить у нее свою «маленькую порцию счастья». Поппи была готова держать пари.

— А что слышно от твоего приятеля Тодда? Ведь это он планирует для тебя турне?

— О Боже, каждый раз по телефону он говорит мне одно и то же: «Терпение, Сюзанна, терпение и терпение». — Она откинулась на спинку жезлонга. — Поппи, дорогая, дай мне, пожалуйста, маленькую порцию счастья. Ну, па-ажалуйста!

— Подожди, — резко оборвала ее Поппи. — Лучше подумай о том, что ты собираешься делать дальше. Ты устала от Вегаса, ты устала от Рено, Джерси и Уичиты. А тем временем твой большой папа Кинг, вместо того чтобы дать конкретный ответ, вешает тебе лапшу на уши. Он уже несколько месяцев твердит: «Скоро, вот-вот, наберись терпения».

Баффи сказала, что они хотят навестить меня в Рено. Может быть, он как раз и собирается мне что-то сказать.

— То, что он собирается тебе сказать, — дерьмо собачье. Это не Бен…

— Бен? — раздраженно спросила Сюзанна. — Я встречалась с ним несколько раз, как ты и просила, но что он мне дал, за исключением нескольких подарков?

— Дело не в том, что он тебе дал — дело в том, что он мог бы тебе дать. Твой Тодд Кинг пешка в сравнении с Беном. Даже твой папа Хайни в сравнении с ним мелкая рыбешка. На самом деле киноиндустрию контролируют такие люди, как Бен и его друзья. Именно они стоят за кадром. Все делается за их деньги. Разве ты не понимаешь? Они даже более серьезные финансисты, чем вся эта публика с Уолл-стрит. Они держат в руках все!

Сюзанна кивнула, словно в забытьи.

— Правда? Но Бен никогда не говорил мне ничего подобного. Он приехал сюда, в Рено, но так до сих пор ничего и не сказал.

— А с какой стати он будет что-то говорить? При нынешнем-то положении вещей? Бен из тех, кому нужна полная преданность.

Сюзанна на мгновение задумалась.

— Я об этом поразмыслю. А пока, Поппи, дорогая, дай мне мою маленькую порцию счастья.

— Ну, хорошо, — Поппи встала. — Но думай быстрее. В этих турне ты быстро состаришься — скоро мы отправляемся в Джерси, а оттуда возвращаемся в Вегас. Навстречу пустынной жаре, пустынным ветрам. Песчаные бури чертовски вредны для кожи.

Они обе склонились над кофейным столиком. Поппи высыпала немного порошка на свой длинный заостренный ноготь, но все еще держала его подальше от Сюзанны.

— Я обработаю для тебя Бена, Сюзанна. Но при одном условии: ты должна обработать для меня Тодда Кинга.

Сюзанна не сводила глаз с ногтя Поппи.

— Но для чего тебе это? Тодд морочит мне голову, а Бен и без того уже твой друг?

Поппи не сразу нашлась, что ответить. Она поднесла свой ноготь немного ближе к Сюзанне.

— Да, но Бен не станет делать для Бо то, что он сделает для тебя. Мы с Бо друзья Бена. Но мы ему не интересны. Я не сомневаюсь, что мне удастся заставить Бена для тебя горы свернуть. А за это ты склонишь на мою сторону Тодда Кинга. — Она еще ближе поднесла ноготь с порошком и рассмеялась. — Ты сделаешь это, даже если тебе придется соблазнить старика Тодда.

Сюзанна не сводила глаз с порошка.

— Вот это не выйдет. Тодд не из тех, кого можно соблазнить. Он несгибаем. И кроме того, Баффи моя подруга. Она оставалась моей лучшей подругой даже тогда, когда остальные отворачивались от меня.

Наконец ноготь Поппи оказался в четверти дюйма от ее носа.

— Нет, Сюзанна. Это я всегда была твоей лучшей подругой, — прошептала Поппи. Она поднесла ноготь к самым ее ноздрям.

— Давай!

 

57

Тодд, Лео и я сидели за лучшим столиком в зале. С нами были Поппи Бофор, Сюзанна и друг Поппи, Бен Гардения. Несмотря на то, что Бен, как и мы, был в Рено приезжим, получилось так, что в этот вечер все мы оказались у него в гостях — это явно не входило в планы Тодда.

Тодд и Лео целиком сосредоточились на буйствовавшем на сцене Бо. Следует отдать ему должное: он носился из стороны в сторону, прыгал, раскачивался и источал какую-то животную сексуальность. Затем, когда он запел баллады, в зале воцарилась полная тишина, а несколько женщин даже пустили слезу, что показалось мне совершенно невероятным. И одной из этих женщин была Поппи Бофор. Заметив, что я наблюдаю за ней, она глуповато улыбнулась и сказала:

— То же самое было со мной, когда я его впервые услышала много лет назад. — Я еще ни разу не видела, чтобы ее непроницаемые глаза были влажными. — Порой я забываю, как сладко может звучать его голос, совсем, как соловьиная трель.

Когда Бо пританцовывая, стал покидать сцену, она тоже встала и отправилась за кулисы, прикрывая лицо рукой. Какое-то мгновение мне казалось, что и ее слова, и ее слезы мне попросту почудились. Но тут меня отвлекло другое зрелище: рука Бена Гардении нежно гладила обнаженную руку Сюзанны. Постепенно она соскользнула на ее белую спину. Я вспомнила, что совсем недавно то же самое делал Хайни Мюллер. Но Бен и Хайни далеко не одно и то же, и я надеялась, что Сюзанна отдавала себе в этом отчет. Она улыбалась, но словно в полудреме. Мне показалось, что ее улыбка была довольно рассеянной.

Я покрылась гусиной кожей. Словно чувствуя это, Сюзанна повернулась ко мне — на лице ее была молящая улыбка. Мне хотелось взять ее за руку и подбодрить. Тодд готовит для тебя грандиозную картину — картину, в которой ты будешь и петь, и танцевать, и плакать, и смеяться… Это будет самая выдающаяся главная женская роль со времен «Унесенных ветром».

Я стала осторожно тянуться к ее ладони, но вынуждена была поспешно отдернуть руку. Там уже лежала его загорелая, волосатая ладонь. Я опоздала.

Вернувшись в наш номер, я сразу стала собирать вещи, чтобы не терять времени утром. Когда-то я нервничала, уезжая из Лос-Анджелеса в Огайо. Теперь, возвращаясь из Рено в Лос-Анджелес, я мучалась тем же нетерпением. Все в мире относительно.

— Ты успел поговорить с Поппи Бофор насчет картины?

— Пока нет. Я только прощупал ее. Она уже тепленькая, это не подлежит сомнению. Но должен тебе сказать, перспектива делать бизнес с этой тигрицей не кажется мне радужной.

Я вспомнила, как она плакала, когда пел Бо: «Жаль, что ты не любишь меня, так, как я тебя…»

— А может под этой тигриной шкурой прячется котенок?

— Ни в коем случае. У этого котенка битое стекло вместо шерсти.

Я благодушно рассмеялась:

— Ну и когда ты собираешься идти на приступ?

— Скоро. Мне кажется, она догадывается, что мы в ней слегка заинтересованы. Но нам стоит ее помариновать. Я не стану ни о чем сообщать, пока не будет готов к подписанию ее контракт. Затем быстренько проведем переговоры. Честно говоря, мне не хотелось бы, чтобы она торговалась и тем более располагала временем, чтобы подготовиться к этому.

— А Сюзанне ты что-нибудь сказал? Мне показалось, что она накурилась.

— По-моему, наша Сюзанна постоянно обкурена. У нее ангажемент в Атлантик-сити на несколько недель. А затем она возвращается в Вегас. На этом турне заканчивается. Она расстается со сценой. Думаю, к тому времени мы будем готовы приступить к съемкам.

Он говорил это уже не первый месяц. Мне казалось, что за время, что готовилась к съемкам одна картина, мы успели бы возвести два-три торговых центра.

— Бофоры тоже собираются в Атлантик-сити? — Я видела нечто странное в том, что они повсюду следуют за Сюзанной. — Они ведь не собираются провести все лето в Вегасе? Здесь слишком жарко. Даже у них дома.

— Думаю, они тоже поедут в Джерси.

Интересно, где собирался провести лето Бен Гардения? Несомненно, такой транжира, как он, не станет летом изнывать от вегасской жары. Уверена, у Бена достаточно свободных денег для путешествия.

Я упаковала все, кроме халатов, туалетных принадлежностей и одежды на завтра. Противозачаточные средства я тоже убрала в сумку, но зато оставила изящную черную ночную рубашку, чулки-сеточку и кружевной пояс, купленные в тот же день в одном из магазинов отеля. Если этой ночью я продолжу осуществление собственного проекта, то наверняка завершу его месяца на два раньше, чем закончатся съемки «Белой Лилии».

Тодд вышел на террасу и облокотился на перила, всматриваясь в яркие огни города. Облачившись в свой соблазнительный наряд, я присоединилась к нему в надежде на теплый прием. И он состоялся. Я посмотрела на темное, беззвездное небо Невады, а затем на неоновые огни Рено. Сегодня, подумала я, может быть положено начало чему-то хорошему.

 

58

Бо поднимался в лифте в свой номер — вид у него был угрюмый. Ему хотелось, чтобы Сюзанна пошла с ними. Поппи закусила губу и стала объяснять, что у той с Беном деловой разговор.

— Наплевать мне на их деловые разговоры, — грубо, со злостью ответил Бо.

Поппи испугалась: вдруг многое стало ей понятно. Сама она изменилась, но при этом продолжала думать, что он все тот же, что несмотря на успех, почитание, наркотики и оргии он остается все тем же милым, придурковатым, доброжелательным парнем, которого она знала с пятнадцатилетнего возраста.

Это она была дурой.

Она засунула руку ему за пояс и прошептала на ухо:

— Помнишь, как раньше? Мы возвращались домой в пикапе. — Она нащупала ладонью его член и осторожно сжала, пытаясь увидеть реакцию в его глазах.

Он повернул к ней угрюмое лицо и с неожиданным проблеском ума в глазах ответил:

— Черт побери, Поппи! Это было хрен знает когда. — Его невинные голубые глаза показались ей старыми и усталыми.

О Боже! Неужели она опоздала? А Кинг вселил в нее такие надежды! Ей понравилось выражение его лица, когда он наблюдал за выступлением Бо. Да и Сюзанна была уже готова. При ее помощи успех был бы обеспечен. Если они плюнут на турне, перестанут заниматься ерундой, а вместо этого отправятся в Голливуд, глядишь, все будет так, как могло бы быть, а не так, как теперь.

Войдя в номер, Бо стал раздеваться, не успев даже добраться до ванной, а затем бросился на кровать и стал ждать, когда она появится и сделает то, что так хорошо научилась делать Сюзанна.

Решив, что в этот раз все будет по-другому, Поппи нарядилась в коротенькую розовую комбинацию.

— Помнишь, как мы играли в изнасилование? Ты был взломщиком и собирался наброситься на меня. — Она улыбалась, мило и соблазнительно.

— Не помню, — ответил он упрямо, словно рассерженный ребенок.

— Ты помнишь!

— Нет! — Затем он лукаво улыбнулся и сказал: — Хотя я бы вспомнил, если бы ты мне кое-что дала…

Поразмыслив, она вышла в ванную, открыла миниатюрный сейф, достала оттуда две таблетки и дала ему выпить. Затем, выждав несколько минут, произнесла с наигранным страхом:

— Что вы делаете в моем доме? Вы ведь не собираетесь меня изнасиловать? Пожалуйста, не надо! Не насилуйте меня!

Он должен был бы ответить: «Именно так, крошка! Я как раз собираюсь тебя изнасиловать!» Такой ответ предполагал их старый сценарий. Но вместо этого он заявил:

— Конечно же я не собираюсь вас насиловать, мадам. Вы изнасилуйте меня! — Голос его вдруг сделался жалким и писклявым. — Вы ведь изнасилуете меня?

В ярости она уселась на него верхом, зажав в себе его член, и стала изо всех сил хлестать ладонями по щекам. Она лупила его не переставая, пока на его красивом детском лице не появились красные отпечатки. Увидев их, она пришла в еще большую ярость и стала бить его по лицу кулаком, и била до тех пор, пока он не кончил в нее, и она не почувствовала, что и сама близка к оргазму. И он наступил.

Тут к нему временно вернулась нежность, и, едва двигая кровоточащими губами, он ласково спросил:

— Почему ты плачешь, Поппи?

 

59

Мы с Клео обедали в «Ла Скала» — одной из закусочных, которые моя подруга относила к разряду престижных. Мне известно, что Клео даже составила списки лучших заведений. Лучшие места для обеда. Лучшие места для ужина. Лучшие места для позднего ужина с гостями.

Обеденные столики заранее не резервировались, и нам пришлось ждать, когда появится свободный кабинет. Отдельный кабинет с окнами был более престижным, чем просто столик в зале, и Клео сгорала от нетерпения. Очаровательная хозяйка Пьерет погрозила ей пальчиком и улыбнулась, напоминая, что следует быть терпеливее — у нее не было избранных посетителей, но в противном случае Клео непременно стала бы одной из них.

Наконец мы заняли кабинет — тот самый, которого с таким нетерпением дожидалась Клео. Она поведала мне, что по субботам в нем обычно обедает Сюзанна Плешет. Вдруг мне в голову пришла замечательная мысль.

— Я знаю, чем тебе следует заняться, Клео! Тебе надо стать профессиональным организатором вечеринок — столько людей нуждается в помощи. Ты могла бы организовывать вечеринки на дому и в ресторанах, свадьбы, официальные завтраки — словом, все что пожелает клиент. Украшения, еда, цветы, общие организационные вопросы — у тебя ведь к этому талант. Ты можешь на этом карьеру сделать!

— Да, Баффи, это было бы замечательно, и мне этого действительно хочется, но в данный момент я не могу.

— Почему?

Она подняла темные очки «Порше» на лоб:

— Потому что тогда в зале суда мне придется признать, что я могу самостоятельно обеспечивать свое существование. В последнее время при расторжении браков они относятся к женщинам все строже и строже. Судьи-мужчины склоняются на сторону мужчин. — Она усмехнулась. — Мы пожинаем плоды эмансипации: даже в судах нам теперь выкручивают руки. Раньше стоило побыть замужем всего несколько лет, и по решению суда тебе обеспечена материальная поддержка до конца жизни или, если ты такая дура, до следующего замужества. Теперь же приходится искать место посудомойки, а уж о поддержке и думать не моги. А если к тому же ты еще и работаешь, тебя могут обязать поддерживать этого сукиного сына, твоего бывшего мужа. Нет, я должна предстать перед судом такой же неподготовленной к жизни, как пятилетний ребенок.

— Но подожди, есть же совместно нажитое имущество. Тебе причитается половина, ведь так?

— Точнее сказать, половина от того, что Лео не успеет или не сможет припрятать.

— К тому же тебе положена доля детей.

— Совершенно верно.

— Так зачем тебе алименты? Может, лучше взять половину от того, чем вы с Лео владеете, и то, что причитается детям, и стать независимой. Ты бы смогла сделать самостоятельную карьеру, начать зарабатывать на жизнь и сохранить таким образом собственное достоинство.

Глаза се заблестели, на лице появилась озорная улыбка.

— Я бы очень хотела начать работать, но не могу. Как раз чувство собственного достоинства мне этого и не позволяет. Если я не вышибу из Лео алименты, если я не выкручу ему руки насколько это возможно, то никогда уже не смогу себя уважать. Тут улыбка ее улетучилась, и она строго произнесла: — Совместно нажитое имущество — это за прошлые годы. А как насчет будущего? Как насчет тех денег, которые Лео собирается заработать, включая миллионы, которые ему заплатят за «Белую Лилию». — Она стала колотить себя указательным пальцем в грудь. — Ведь это все моя заслуга: я своим потом и кровью вымостила ему путь к успеху. На мне висела вся черновая работа. Я пахала не разгибая спины. — Она покачала головой. — Нет, Баффи, я не позволю ему выйти сухим из воды! — Она набила полный рот и стала яростно пережевывать кусочки сыра, салями и салата, словно они были из железа. — Тебе легко говорить, Баффи. Имея такого мужа, как Тодд, вряд ли тебе суждено испытать то, что причинил мне Лео. Он ведь купил тебе дом на побережье в Колони и записал на твое имя.

Я была поражена.

— Откуда ты знаешь?

Она посмотрела на меня несколько пристыженно.

— Я сгорала от любопытства и спросила Тодда. Так, для себя. В общем, тебе не суждено пройти через те испытания, которые выпали на мою долю. Тебе никогда не понять, что такое унижение, предательство и позор. Иначе ты бы знала, что в такой ситуации в самую последнюю очередь думаешь о том, чтобы закатать рукава и начать зарабатывать самостоятельно. Все силы сосредоточены на том, чтобы выжать все до последнего цента, снять с костей последнее мясо. Жаждешь только одного — крови!

Я склонилась над салатом, а Клео заказала еще один стакан вина. Все эти годы мне хотелось, чтобы Клео наконец воспитала в себе чувство собственного достоинства, но никогда не хотелось, чтобы она превратилась в хищницу.

 

60

Кэсси наблюдала в бинокль за тем, как Уин подстригает растения в ящиках, обрамляющие верхнюю террасу розового замка. Чтобы он не мог ее заметить, она стояла в глубине своего убежища, возле дверей. Она знала, вернее, пыталась уверить себя в том, что он вернется, пусть даже только на уик-энд. Он не окончательно бросил ее.

Ее история с Гаем была почти окончена. Теперь она видела его не чаще одного раза в месяц, да и то, когда он приезжал, чтобы забрать кое-что из своих вещей. Она старалась держаться от него подальше. Обычно он оставлял для нее на кухонном столе чек — иногда сумма была больше, иногда меньше. Для нее это не имело ровным счетом никакого значения. Когда денег было меньше, они с Дженни ели яйца вместо рыбы, а то и просто овощи, которые она выращивала в огороде за домом. Когда денег было достаточно, она оплачивала счета за газ и электричество. Если их не хватало, она отправляла счета Гаю, не сопровождая их какими-либо комментариями. Несколько раз она оставалась без света, и тогда ей приходилось жечь свечи. Одежды у нее было достаточно, она не появлялась нигде, где требовалось быть одетой по последней моде, а вскоре научилась шить вещи для Дженни.

Так как никто не беспокоил ее и не пытался лишить права владения домом, Кэсси решила, что Гай вносит плату исправно. Она предполагала, что ему не хочется потерять собственность, цена на которую в их городе удваивалась с каждым годом.

Она больше не выписывал ежедневных газет и поэтому не знала, что премьера последней картины Гая, в которой он играл роль частного сыщика, прошла с успехом. Баффи, которая время от времени навещала ее и сообщала последние новости, была вне себя:

— Ты что, даже телевизор не смотришь? По одному из каналов они крутят все последние фильмы.

Кэсси пришлось признаться, что телевизор сгорел, и она его так и не отвезла в починку. Тогда Баффи предложила ей денег, но она отказалась, решив будто Баффи не понимает, что дело вовсе не в ее гордости, не в том, что она не хочет ни от кого ничего принимать — ни от Уина, ни от матери, ни от Гая, ни даже от своей лучшей подруги Баффи. Но тут Баффи сказала нечто, что показало: она действительно прекрасно понимает, что творится в голове ее подруги:

— Тебе не удастся спрятаться от всего, Кэсси. И тебе не удастся спрятать Дженни. Вы не можете продолжать жить в той сказке, которую ты придумала. Реальность все равно возьмет свое. В любой момент Гай может выкинуть фокус. Или твоя мать заболеет и умрет раньше, чем успеет признать свою неправоту. Дженни пойдет в школу и столкнется с реальной жизнью. Обстоятельства меняются. И люди меняются. Вдруг Уин женится на ком-нибудь другом — с чем тогда ты останешься? Счастливого конца не будет. А что это за сказка, если нет счастливого конца?

Она не знала, что ответить, и поэтому просто улыбнулась. В следующий раз Баффи сообщила, что началась подготовка к съемкам «Белой Лилии», а значит счастливый конец не за горами. Стало быть, она была права. Еще несколько месяцев, и все позади. Она скажет: «Видишь, мама?» и «Прощай, Гай!», а затем наступит хэппи-энд в их истории с Уином. Она не опоздала. Если бы Уин действительно бросил ее, его бы не было теперь в розовом замке на холме, он бы не ухаживал там за цветами в деревянных ящиках.

Она видела, как он срезал несколько розовых роз и вошел с ними в дом. Он собирался поставить их в воду? Или хотел преподнести их ей?

Подошла Дженни и стала тянуть ее юбку:

— Мамочка, поиграй со мной.

— Подожди, Дженни, — сказала она. — Сейчас мы поиграем, Солнышко.

Ей не терпелось увидеть, выйдет ли Уин снова из дома, продолжит ли он работу. А может, он уже спускается с холма с розовыми розами в руках? Через несколько минут она разочарованно опустила бинокль. Совершенно очевидно, что он не собирался продолжать работу и не собирался позвонить в ее дверь.

 

61

Я уговорила Сьюэллен пообедать со мной, покинуть ненадолго Вэли и присоединиться ко мне у бистро «Гарден». Вдруг мы заметили, что за соседним столиком обедают две подруги Нэнси Рейган — Бетси Блуминдейл и Джерри Зипкин. У Сьюэллен тут же испортилось настроение. Она все больше уделяла внимания политике, и это натолкнуло меня на одну идею. Совсем недавно она жаловалась, что работа на студии отнимает у Говарда все время, что он почти не бывает дома и не общается с ней и детьми. Надо было непременно ее чем-нибудь занять.

— Почему бы тебе не заняться политикой, Сьюэллен. Я имею в виду, по-настоящему. Разверни кампанию. Начни на местном уровне. Ты ведь когда-то занималась кампанией по контролю за арендной платой. Можешь положить ее в основу…

— А что я буду делать с детьми?

— Послушай, они уже не маленькие. Бекки девять лет, а Пити, если не ошибаюсь, четырнадцать? Лучше подумай о грозящем тебе комплексе опустевшего гнезда.

Сьюэллен вспыхнула и слегка улыбнулась.

— Честно говоря, я и сама об этом подумывала. Правда, не о политике. А о семейной фирме общественного питания. Я могла бы готовить дома и одновременно присматривать за детьми и заниматься хозяйством. Мы с Говардом говорили на эту тему.

— Ну и что он сказал? — поинтересовалась я.

— Ему идея понравилась. Он считает, что работа сделает мою жизнь более полноценной. Он всегда говорил, что человек с моим запасом энергии должен иметь сферу самовыражения.

— Говард прав.

— В тебе тоже полно энергии, Баффи, а заботы студии тебя не обременяют. Может, нам с тобой следует объединиться? Я занималась бы готовкой, а ты — коммерческими вопросами.

— О Сьюэллен, я бы с удовольствием, если бы не беременность.

Было видно, как в Сьюэллен закипает злоба.

— Что с тобой происходит? О чем ты думаешь? Женщине твоего возраста, имеющей четверых детей и готовящейся родить пятого, следует проконсультироваться у психиатра.

— А при чем тут мой возраст? Я еще не старая. Когда ребенок родится, мне будет всего лишь тридцать шесть. Сейчас женщины даже в сорок рожают, сейчас полно всяких тестов, которые обеспечивают безопасность…

— Но зачем? Что ты пытаешься доказать?

— Ничего я не пытаюсь доказать! Мы с Тоддом столько можем дать этому ребенку: нашу любовь, нашу доброту, братьев и сестер, счастливую семью и уж конечно все материальные блага. Большие семьи должны иметь те, кто может себе это позволить.

Пока я говорила, Сьюэллен переключилась на меню и больше не смотрела в мою сторону.

— Не знаю, Баффи. Иногда мне кажется, что ты просто боишься, несмотря на всю твою браваду. Каждый новый ребенок служит для тебя спасательным кругом: с его помощью ты пытаешься покрепче привязать к себе Тодда. — Она снова взглянула на меня и сказала: — Но тебе пора бы знать, что это делается не так… Я, наверное, закажу паштет. Интересно, как они его здесь готовят? — Она улыбнулась и добавила: — Ну, и поскольку ты беременна и не желаешь слушать наставления своей старшей сестры, давай закажем бутылку шампанского и выпьем за еще одного маленького Кинга.

Мы заказали шампанское, хотя я знала, что Сьюэллен не права. Я вовсе не пыталась привязать к себе Тодда. У меня не было в этом никакой нужды. Мы были неотделимы друг от друга — теперь даже больше, чем вначале. Я хотела этого ребенка, так как мы обещали друг другу пятерых детей! Он должен был стать искуплением за того ребенка, которого в далекой юности, когда нам приходилось жертвовать настоящим ради будущего, извлек из моего чрева нож гинеколога.

Сьюэллен пробовала паштет с пытливостью ученого.

— Недурно… Мне кажется, они добавляют в него бренди. Но какого?

— Ты можешь спросить…

— Я лучше сама поэкспериментирую. Это гораздо интереснее. Ты не поверишь.

— Мне кажется, я тебя понимаю…

— Кстати о понимании, Баффи, я все пытаюсь понять, что происходит с этой картиной? «Бедная Лиля»? Уже прошло столько времени?

— Это кинобизнес, Сьюэллен. Подготовительная работа занимает больше всего времени. Когда начнутся съемки, все будет по-другому и дела пойдут гораздо быстрее. Разве Говард тебе этого не объяснял?

Сьюэллен намазала маслом кусок подсушенного хлеба, положила его в рот и ответила, не переставая жевать:

— Нет. По-моему, он сам не знает, что происходит. Пока Тодд целиком поглощен этой картиной, он делал за него все остальные дела.

Я строго посмотрела на Сьюэллен — я всегда остро реагировала на любую критику в адрес Тодда.

— Да, этому проекту Тодд отдает все силы. Ведь это его самый грандиозный замысел с момента приобретения студии. В дело вложены многие миллионы. От его успеха будет зависеть все.

Мы переглянулись, думая об одном и том же. Вдруг меня охватила тревога. Я вспомнила, что когда-то Тодд сказал мне замечательные слова: «Нельзя класть все яйца в одну корзину». Но я надеялась, что Тодд каким-то образом подстраховался.

Сьюэллен потягивала шампанское и выбирала вилкой из салата то, что ей больше нравилось. Ее педантизм в еде начинал раздражать.

— Почему ты не можешь есть как нормальный человек? — не выдержала я.

Она подняла брови и посмотрела на меня.

— Баффи, побереги нервы. Тебе это всегда удавалось, когда ты была беременна. Ты же знаешь, это вредно для ребенка.

Мне хотелось закричать.

— А как дела у Сюзанны и Бо Бофора? Говард сказал, что контракты для них еще только готовятся. Не слишком ли поздно?

— У Тодда есть на это свои причины. К тому же через десять дней они оба будут в Вегасе. Тодд тоже туда поедет, и они подпишут бумаги.

— А потом?

— А потом, слава Богу, начнутся съемки. Что ты будешь есть на десерт? Думаю, тебе следует заказать клубничный торт и мусс. За нас обеих: мне ведь нужно следить за весом. Доктора не рекомендуют набирать больше пятнадцати фунтов.

— Я с ними не согласна, — решительно заявила Сьюэллен. — Ребенок может родиться слишком маленьким. Большие дети здоровее.

— Я обязательно сообщу об этом своему врачу и сошлюсь на тебя. — Но у меня не шли из головы слова Сьюэллен о контрактах для Сюзанны и Бо. Отчасти я была с ней согласна, и это меня беспокоило. Я умоляла Тодда сделать это давным-давно, но он все откладывал и откладывал — просто не хотел этим заниматься.

 

62

Поппи отлично знала симптомы. Столько лет их не было столько лет ничто ей не угрожало, и на тебе — опять сифилис! Это значило, что Бо все же удалось ускользнуть от ее неусыпного взора… Это значило, что он Бог весть чем занимался и даже не вспоминал о мерах предосторожности, о которых она ему беспрестанно твердила.

Она схватила вазу с цветами и расколотила ее об стену — вода вылилась, и куски фарфора разлетелись в разные стороны. Она стала паковать вещи — свои и Бо. Хватит с нее гастролей. Ее больше не волновали невыполненные обязательства. Плевать на то, что им предстояло работать еще девять дней! Плевать ей на них на всех! Если хотят, могут подавать на нее в суд! Она поставила Бена на место, и Сюзанна была готова — теперь можно плюнуть на все и на всех и отправляться туда, куда хочется ей. Теперь она сполна заплатит Бену за все годы, что он насильно держал ее в Вегасе. Будет контракт в кино или нет — они с Бо отправляются в Голливуд. Они с Бо станут уважаемыми членами общества. Бо займет свою нишу, даже если это будет стоить жизни им обоим. И начнет вести себя как подобает.

Что касается Тодда Кинга, то и он скоро примчится на всех парусах, как только узнает, что Сюзанна, не закончив выступления, уволила нанятого им менеджера и вернулась в Вегас на много дней раньше, чем это предполагала программа. И тогда, в Вегасе, можно решить, как дальше вести себя с Тоддом. Сначала Поппи хотела заставить Сюзанну соблазнить Тодда, а затем, используя эту информацию для шантажа, выбить из него контракт. Но каждый раз, когда она заводила этот разговор, Сюзанна начинала протестовать, говорить о своей великой любви к Тодду и этой его чертовой жене, которая считала себя настолько важной дамой, что казалось, будто у нее даже дерьмо не воняет! Сюзанну, конечно, можно сломить, но где гарантии, что она все сделает так, как надо? Наркоманы крайне ненадежны. Поэтому Поппи решила изменить свой план. При помощи Сюзанны она откупится от Бена. А затем сама займется Тоддом Кингом. Она знала, что может полагаться только на собственные силы. Все эти годы научили ее самостоятельности.

Поппи подошла к телефону. Звонила Сюзанна: она находилась за два квартала от гостиницы. Поппи сообщила ей только, что через день они с Бо уезжают из Джерси, и положила трубку. Затем посмотрела на часы — через десять минут лимузин Сюзанны подкатит к ее подъезду. Только дурак способен покинуть безопасные стены роскошного отеля и бродить пешком по мрачным улицам Атлантик-сити.

Узнав, что Поппи и Бо возвращаются в Вегас, Сюзанна запаниковала.

— Но ведь Бо должен выступать еще всю будущую неделю…

— Я отменяю выступления.

— Они подадут на тебя в суд.

— Ну и пусть. Бо звезда, а звезды делают то, что им заблагорассудится.

— Но Вегас… Там сейчас невыносимая жара.

— Ничего. Через неделю все изменится. Там, где мы будем появляться, есть кондиционеры.

— Через неделю? — ошеломленно спросила Сюзанна. В этом состоянии она пребывала все последние дни.

— Да, через неделю. Я уезжаю отсюда, а затем уезжаю из Вегаса. Навсегда. Дней через десять мы с Бо уже будем в отеле «Беверли-Хиллз». Тем временем я начну подыскивать дом. Знаешь, какой дом я хочу? Тот, со статуями, на Сансете… арабский особняк. Сейчас он занят, но, думаю, мне все же удастся его купить. Я его отремонтирую. Устрою в нем студию звукозаписи. Отличный дом! Прямо на бульваре!

Сюзанна была в шоке.

— О Боже!.. Это же мой дом! — заскулила она. — Хайни собирался купить его для меня. Эти арабы выкрасили его в зеленый цвет. Мы собирались его снова побелить. Но Хайни говорил… — Она напрягла память. — Хайни говорил, что дом не продается.

— Забудь о Хайни. Вы же развелись. Знаешь, как говорит Бен?

— Бен? Как?

— Он говорит, что все продается… Главное, правильно назначить цену.

— Кажется… — Голос Сюзанны задрожал. — Кажется, и Хайни так говорил…

— Забудь о Хайни. Мы говорим про Бена. Он богаче Хайни и во много раз могущественнее. Он может купить все, что только пожелаешь. Тебе повезло. Я думаю, что смогу убедить Бена жениться на тебе.

— Жениться? — Она вовсе не была уверена, что ей хочется замуж за Бена. Ей не нравились его глаза. Глаза Хайни, когда он смотрел на нее, были добрыми. Не то что у Бена.

— Да, я думаю, он женится на тебе, если ты будешь расторопна. Тогда сможешь послать к чертям всех, включая Тодда Кинга.

Глаза Сюзанны расширились.

— Но ведь Тодд мой друг. Они с Баффи всегда заботились обо мне.

— Да? А что этот Тодд сделал для тебя кроме того, что послал в это идиотское турне? Где та картина, что он тебе обещал? Единственный раз, что ты была в Лос-Анджелесе, это во время недельных гастролей в «Амфитеатре», и то несколько месяцев назад. Я твоя подруга, Сюзанна. Разве я о тебе не забочусь?

— Заботишься…

— А теперь я собираюсь сделать для тебя действительно большое дело. Я уговорю Бена жениться на тебе. Он возьмет тебя в Голливуд и сделает из тебя настоящую звезду. Он не такой болтун, как твой друг Тодд. Если захочешь, он тебе и арабский особняк купит, уж он-то сможет это сделать!

— Но ты же говорила, что сама хочешь его купить?

— Это верно, но у Бена гораздо больше денег, чем у меня. Миллиарды. Я ему не конкурент.

— А как же незаконченные гастроли? Мой агент, мой менеджер… Они с ума сойдут.

— А ты их уволь! Слушай, Сюзанна, завтра я уезжаю. Ты хочешь поехать со мной или предпочитаешь остаться здесь одна? Совсем одна?

 

63

Тодд позвонил мне из офиса.

— Я срочно вылетаю в Вегас. Можешь собрать мне вещи и прислать сюда?

— А почему вдруг такая спешка?

— Только что позвонил Рейли. Кажется, Сюзанна прервала выступления в Паласе, в Джерси. Она уволила Рейли и Макса Ханфта. Рейли говорит: она не в себе. Я вылетаю вместе с ее контрактом. И беру контракт для Бофора. Больше нельзя оттягивать. Мне совершенно не хочется общаться с этой кровожадной Поппи, но я очень беспокоюсь за Сюзанну. Теперь я вижу, что выбрал ошибочную тактику. Ты была права. Давно уже надо было подписать с ней этот чертов контракт.

— А как насчет Поппи? Ты берешь с собой контракт, не говоря ей ни слова? Почему ты так уверен, что она согласится, чтобы Бо снимался в этой картине?

— Она об этом мечтает, я это чувствую. И потом, в контракте указана такая сумма, что вряд ли она станет спорить. Я плачу Бо больше, чем Сюзанне или Гаю — он суперзвезда. Но в крайнем случае, я возьму другого певца. Меня больше беспокоит Сюзанна. Кажется, ее нервы на пределе. Может, ты хочешь полететь со мной?

— Я бы полетела, но я уже давно обещала взять детей в Диснейленд. Мы договорились на завтра. И берем с собой Дженни. Мне наконец удалось убедить Кэсси выпустить ее из дома. И Пити с Бекки едут. Меган и Пити будут моими помощниками. Но ты ведь справишься без меня. Только, Тодд, не пытайся уговаривать Сюзанну вернуться в Атлантик-сити. Просто привези ее с собой. Пусть поживет недели две у нас, пока ее глаза вновь не заблестят…

Блестящая концовка.

Через несколько часов Тодд позвонил из Вегаса. Я еще не успела снять трубку, а у меня уже появилось дурное предчувствие.

— Сюзанна вышла замуж! — прокричал Тодд. — За Бена Гардению.

— О Боже! Нет!

— Боюсь, что да.

— А контракт? Как же ее контракт?

— Он подписан. Гардения только взглянул на него и велел Сюзанне подписывать.

— Только взглянул? Странно! Мне казалось, такой человек, как он, будет спорить по каждому пункту.

Тодд фальшиво засмеялся.

— Тебе так казалось? А мне показалось, он ясно дал понять, что контракт не значит для него ничего. Стало быть, надо ждать неприятностей. Ты не представляешь, как мне не нравится это замужество Сюзанны… Если бы только я послушал тебя — подпиши она сразу этот контракт, уверен, она ни за что не вышла бы за Бена.

— Ладно, не вини себя. Сюзанна уже большая девочка. Она и сама знает, за кого ей выходить. Ты уже встречался с Поппи Бофор? Она подписала контракт Бо?

— Я как раз собираюсь на встречу с ней. Она ждет. Сюзанна едет со мной. Похоже, у Бена назначена другая встреча. Он едет в Джерси. Так что мне придется управляться с обеими. Пожелай мне удачи! У меня уже голова трещит. Боюсь, что к концу разговора с Поппи мне потребуется операция на головном мозге.

— Бедняжка. Уверена, Сюзанна тебе поможет.

— Сюзанна? Не думаю, чтобы она была в состоянии кому-нибудь помочь. Она ведет себя так, словно ее мозг уже прооперировали — подвергли лоботомии. Честно говоря, Баффи, мне хочется плюнуть на все прямо сейчас — на «Белую Лилию», Сюзанну, этого чертового эгоиста Гая, Поппи и Бо Бофоров! Черт меня дернул связаться с этим проектом.

— Ну и плюнь! — поспешила ответить я. — Возьми и плюнь!

— Я не могу, не могу. Уже слишком много денег вложено. Да и с Гаем уже заключен контракт — или плати, или снимай.

— Ну и заплати. Ты же всегда говорил мне, что знаешь, когда можно себе позволить потери…

— Уже поздно, Баффи. Слишком большие суммы вложены в дело.

— Перезвони мне. Перезвони после того, как поговоришь с Поппи. И передай привет Сюзанне. И мои поздравления.

— Сегодня я уже не смогу перезвонить. Вы уже уедете. Хорошо вам погулять в Диснейленде. Тебе нужно отдохнуть. И спать следует за двоих. Забудь обо всем, договорились? Какого черта! Все будет в порядке, не сомневаюсь. Это всего лишь деньги… — Он рассмеялся. — Все будет в порядке, не сомневаюсь. Просто меня вывело из себя появление на горизонте Бена Гардении. Да еще предстоящая встреча с миссис Бофор подлила масла в огонь. Но все обойдется. Спокойной ночи, Баффи. Иди спать. Я люблю тебя, Баффи Энн.

Он положил трубку.

— Я люблю тебя, Тодд.

 

64

Поппи наблюдала за сидящими в гостиной Тоддом и Сюзанной. Она еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Они оба были такие тихие. Она догадалась, что Тодд все еще не может прийти в себя после того, как узнал, что Сюзанна вышла замуж за Бена. Может быть, его волновала судьба Сюзанны? Или он просто понял, что теперь придется обо всем договариваться через Бена? Как знать. В конце концов, ей, Поппи, на это наплевать.

Она понимала, что сейчас было нужно Сюзанне: оказаться с ней наедине, хотя бы на несколько минут, чтобы попросить таблеток — бодрящих, усыпляющих, каких угодно. Ей уже давно было все равно, что глотать. Разве что ей никогда не хватало духа обратиться за ними к кому-нибудь еще, кроме своей подруги Поппи. И та всегда ее выручала. Ну а теперь все кончено. Отныне пусть она клянчит их у Бена. Посмотрим, что из этого выйдет. Ни хрена она от него не получит. Бен не поощрял наркоманов.

Тодд вручил ей контракты. Она быстро просмотрела их и на каждом экземпляре поставила свою размашистую подпись. После этого он отдал ей один экземпляр, а остальные положил себе в портфель. Готово! И все оказалось так просто! Настолько просто, что ей даже не верилось. Ей ничего не пришлось делать самой.

— Думаю, это событие надо обмыть, — сказала Поппи. — Сама я обычно пью только вино. Но вы можете заказать, что хотите. У меня есть все!

Сюзанна на минуту оживилась, но, посмотрев на Тодда, снова впала в уныние, попросила шотландского виски и безвольно опустилась на стул.

Тодд покачал головой:

— У меня в жару всегда болит голова.

— Правда? — подхватила Поппи. — У меня тоже. Я прожила здесь не один год и нашла средство. Нужно выпить немного водки — она расширяет сосуды, а потом проглотить чудесную таблетку от головной боли, которую прописал мне мой врач. Я всегда пью только то, что рекомендует врач. И через несколько минут от головной боли останется одно лишь воспоминание. Хочешь попробовать?

Тодд устало улыбнулся.

— Конечно. Почему бы нет? — Вряд ли после этого можно почувствовать себя хуже, чем сейчас. Во всяком случае самое скверное уже позади. Как ни странно, Поппи безропотно подписала контракты. Даже не подняла вопрос о деньгах. Тодд думал, что она захочет показать контракты своим юристам. Почему она этого не сделала? Но у него так разламывалась голова, что не было никаких сил думать. Он был рад, что наконец все закончилось. — Я попробую твое средство.

— Хорошо, — ответила она, взяла свой конверт и встала. — Пойду за таблеткой.

Она спрячет контракт в сейф. Это ее самое ценное приобретение в жизни… не считая Бо.

Поппи прошла через спальню в свою комнату, где находился сейф. Она с улыбкой взглянула на Бо, который развалился на кровати и спал глубоким сном, приняв таблетки, которые она дала ему перед приходом Тодда и Сюзанны. Сейчас он выглядел таким милым, и вся дрянь, которая прилипла к нему за день, казалось, улетучилась. Он был похож на мальчика. Невинного юношу. «Дело сделано, Бо, — подумала Поппи. — И теперь, мы отправляемся в край с молочными реками и кисельными берегами».

Поппи открыла сейф. Она не могла поверить, что ей даже не пришлось прилагать никаких усилий, кроме того, что она выдала Сюзанну за Бена. Все вышло превосходно. Она выдала Сюзанну за Бена и получила бумаги, по которым становилась абсолютно независимой. Она ни в коем случае не собиралась оттягивать подписание контракта. За ночь могло случиться все что угодно. В мире все так ненадежно (она совсем недавно узнала это слово, и оно ей очень понравилось). Все эти ненадежные люди… Бен, Сюзанна и даже Бо. Откровенно говоря, полагаться можно только на Кинга.

Ей ничего не надо было делать. Не надо было просить Сюзанну, чтобы она уговорила Тодда. Не надо было соблазнять Тодда, когда он примчался бы к Сюзанне из Вегаса. К тому же из этого, наверное, все равно ничего бы не вышло. Удача сама свалилась ей в руки.

И сейчас ей просто так, для смеха, захотелось подсунуть ему совсем другую пилюлю вместо таблетки от головной боли. Положив контракт на полочку, Поппи заметила золотой флакон «духов от Сюзанны», который стащила у той много лет назад. А почему бы и нет, подумала она. Для смеха. Завтра она первый раз пойдет к врачу по поводу своего сифилиса. Почему бы не сойти со сцены под гром аплодисментов? Отомстить зазнавшейся жене Тодда Кинга и сыграть последнюю шутку с Сюзанной. Так что же, нести одну пилюлю и одну порцию виски? Две пилюли, решила Поппи. Это усилит сексуальное влечение. А как насчет нескольких капель той бесцветной жидкости, которую она так далеко спрятала и ни разу не попробовала? «Но это же преступление!» У Бо наверняка не возникало потребности в таком наркотике. Устаревшее средство. Но прекрасно пойдет с водкой, которую выпьет Тодд. Что касается Сюзанны, то ей не много надо, чтобы забалдеть, а потом отрубиться. И нет необходимости будить в нем сексуальное влечение. От нее требуется только одно: забалдеть, потом отрубиться и ничего не помнить наутро. Сегодня старушке Сюзанне незачем трахаться. Этим займется сама Поппи и мистер Кинг. А наутро, когда Сюзанна и Тодд проснутся, никто из них так и не сможет вспомнить, что случилось, чего не случилось, кто с кем что делал.

Ли распаковывала чемодан Тодда, а я отбирала вещи для прачечной. Она повертела в руках и внимательно осмотрела его бежевый кашемировый спортивный пиджак, пытаясь стереть коричневое пятно на воротнике.

— Дай мне его, Ли, я отправлю его вместе с другими вещами в прачечную.

Она что-то пробормотала и кинула мне пиджак. Я по привычке проверила карманы. Золотой флакон «духов от Сюзанны»… Наверное, она подарила его Тодду, надеясь, что он может ей в чем-то помочь. Вероятно, они где-нибудь вместе выпили, когда закончили дела с Поппи? Я поставила флакон в шкаф. Я верну его Сюзанне, как только она вместе со своим новым мужем приедет в наш город. А это случится, скорее всего, через неделю.

 

65

Итак, у нее в руках был контракт, она вышла замуж, переехала в шикарный дом на бульваре Сансет, начались съемки «Белой Лилии», и теперь у нее осталось только одно желание — закурить сигарету с опиумом и забыть весь тот кошмар. Она с тоской вспомнила о тех днях, когда жила в Нью-Йорке вместе с Поли, который каждый вечер разминал ей ступни и целовал пальцы. С не меньшей тоской она вспоминала и о днях, проведенных с Хайни, который постоянно смеялся и всегда хотел только то, чего хотела она. Когда она жаловалась, что хочет пить, Хайни начинал сглатывать слюну и мог бы пересечь горные хребты, чтобы добыть ей стакан холодного напитка с кубиками льда.

А Бен… Ему было наплевать на ее желания. Его интересовало только то, что было нужно ему самому. А ему нужна была красивая холодная дива, манекен с совершенными чертами лица и безупречным телом, которое принадлежало бы ему. Как мог он смотреть на нее ледяным взглядом и одновременно так горячо желать ее? Как смел он заставлять ее ходить голой по комнате — взад-вперед, взад-вперед — оглядывая с ног до головы тело, которое принадлежало ему, а потом бесцеремонно валить ее на кровать, нисколько не заботясь о ее чувствах? Он обычно велел ей ложиться в постель, гладил ее тело так, будто дотрагивался руками до драгоценной жемчужины, затем, взглянув ей в глаза, приказывал перевернуться. И пока он делал свое дело теми способами, которые нравились ему, она утыкалась лицом в подушку и заливалась слезами. О Хайни, Хайни!

Как хорошо им было вдвоем! Хайни хотел только того, что хотела она, а она любила ездить на нем верхом. Она садилась на него и кричала: «Вперед! Вперед, моя лошадка!» И Хайни это нравилось не меньше, чем ей, потому что это была ее прихоть! И они вместе хохотали до упаду. А после этого он купал ее и целовал. Почему он отказался от нее и отдал ее в руки Бена?.. Бену, который спал с револьвером под подушкой! И каждый раз, когда Сюзанна зарывалась лицом в подушку и рыдала, ей казалось, что она чувствует тяжелый холодный ствол. И она действительно чувствовала его, только не щекой, а своим нутром — чувствовала, как ледяной металл врезается ей между ног, в ее теплые влажные внутренности.

Если бы она могла принимать что-нибудь, думала Сюзанна, то смогла бы выдержать. Но Бена просить бесполезно. «Бен, дай мне пожалуйста, маленькую таблетку…», — как она раньше просила эту сучку Поппи. Он и глотка не позволит ей сделать. Нет, он хотел, чтобы она была само совершенство и чистота, но только для него. Ей начинало казаться, что она сходит с ума. И что с того, что теперь она кинозвезда, что она часть киношного мира и живет в огромном доме на бульваре Сансет, если вот-вот свихнется, если каждую ночь ее внутренности разрывает этот курносый, сверкающий холодным блеском, тяжелый револьверный ствол?

Ей нужно как можно скорее рассказать обо всем Тодду и Баффи, рассказать о Бене, о револьвере, о своем кошмаре, и они, конечно, помогут ей. Разве Баффи и Тодд позволят Бену продолжать мучить ее?

 

66

На лето мы переехали в наш новый дом, на взморье, хотя Тодду теперь приходилось каждый день проделывать огромный путь, чтобы добраться до Голливуда. Сейчас, когда начались съемки «Белой Лилии», он с головой погрузился в работу. Он трудился даже по субботам и воскресеньям, когда все обитатели Малибу отправлялись на пикники. Но все равно нам жилось там чудесно, словно мы попали в другой мир. С нами была Ли и юноша из колледжа, который следил за мальчиками на пляже и купался с ними. Меган обещала помогать, но тринадцатилетней девочке трудно усидеть дома с младшими братьями, когда вокруг бурлит новая для нее пляжная жизнь, когда все вокруг учатся играть в теннис, катаются на лошадях, когда можно болтаться по берегу с хихикающими сверстницами в бикини и глазеть на загорелых мастеров серфинга. Моя дочь превратилась в настоящую кокетку, и я благодарила судьбу, что она не положила глаз на нашего юношу из колледжа. Иначе неминуемо возникли бы проблемы.

Это были замечательные дни. К нам приезжала Сьюэллен, однажды даже Кэсси вместе с Дженни заявились к нам на каком-то допотопном автомобиле. Клео тоже приезжала сюда и рассказала в подробностях историю своего развода. И именно Клео поведала мне о той беде, которая случилась на съемках. Не успели они приступить к работе, сказала она, как Бен поместил Сюзанну в санаторий.

Я не могла поверить в это! Тодд ни словом не обмолвился о происшедшем! И Сьюэллен тоже!

— Как же ты мог ничего мне не сказать! отчитывала я Тодда.

— Просто не хотел тебя расстраивать. Как сейчас. Посмотри на себя. Ты вся дрожишь. А тебе надо думать о ребенке.

— Конечно, меня трясет. Что с Сюзанной? Я хочу знать всю правду.

— Бен сказал, что она принимала наркотики. Он надеялся, что сам справится с этим, но не вышло. Похоже, она получала все, что захочет, от Поппи Бофор.

— Поппи? Боже мой! Думаешь, Бен говорит правду?

— Не знаю. Поппи утверждает, что это ложь. Наверняка Бен сам давал ей наркотики, чтобы она стала зависима от него и вышла за него замуж. Поппи говорит, будто она и не подозревала, что Сюзанна — наркоманка. Но я должен был сообразить. Мы замечали, что она вела себя как-то странно. Мы должны были догадаться. Но я был настолько занят фильмом, что совершенно ослеп.

— Мы оба ослепли! Не обвиняй себя. Я хочу увидеть ее. Где она?

— В Палм Спрингс. Но Бен говорит, что нам туда нельзя. Подозреваю, что у нее нервный срыв.

— А ты веришь ему?

— Мы обязаны ему верить.

— А как же фильм? Ты остановил съемки?

— Нет. Не совсем. Мы только начали. Я снимаю эпизоды, в которых она не участвует.

— Как долго это протянется?

Тодд пожал плечами.

— Бен говорит, что, может быть, месяца два.

Значит, теперь он предпочитает ссылаться на Бена: «Бен говорит»…

— А у тебя есть возможность ждать ее? Не исключено, что она пролежит дольше.

— Я должен, Баффи. Мы должны. Я в долгу перед ней. Ведь я не обращал внимания на ее проблемы.

Я взяла его за руку.

— Мы не обращали внимания. И сейчас ты поступаешь правильно!

В этот момент я так гордилась им, что мне хотелось расплакаться. Он ставил судьбу Сюзанны превыше всего — фильма, денег, студии. Я так гордилась и чувствовала такой прилив нежности к нему, что, казалось, просто умру от любви.

В ту ночь я молилась за Сюзанну, молилась с таким же жаром, с каким просила Бога за детей, за Тодда и за ребенка который жил во мне.

 

67

Я съездила в город на прием к акушеру, а через некоторое время мне позвонили из его кабинета и попросили снова приехать, чтобы сдать еще какие-то анализы. Тодд настоял, чтобы я отправилась в город вместе с ним и подождала, когда он освободится, чтобы мы и вернулись вместе. Даме в моем положении, говорил он, не следует искушать судьбу и трястись одной в общественном транспорте по Тихоокеанскому шоссе.

У меня взяли кровь и попросили заглянуть к ним часа через два. Я прошлась по улице до магазина «Найман Маркус», купила кое-что детям, но тут же вспомнила о Хайни и ужасно расстроилась.

Доктор Харви был встревожен и, похоже, не знал, как мне сказать, что его беспокоило. Увидев его в таком состоянии, я сама испугалась и принялась успокаивать его, тем самым пытаясь успокаивать и себя.

— Ну говорите же, доктор, наверняка ничего серьезного.

— Тут одно затруднение.

— Хорошо, скажите, какое.

— Похоже, что вы подцепили сифилис.

Я рассмеялась.

— Вот что вас волнует! Я в полном порядке, ваши лаборанты ошиблись.

— Нет, Баффи.

— Да, доктор. В вашей лаборатории допустили ошибку, ужасную ошибку. А вы и перепугались до смерти.

— Баффи, тут нет никакой ошибки. В прошлый раз мы взяли у вас анализ и получили положительный результат. Потому мы и вызвали вас сегодня. Мы снова взяли пробы и отослали их в лабораторию главного здания. Они провели несколько тестов.

До меня все еще не дошло. В голове царил полный кавардак.

— Доктор, вы все-таки кое-что упустили из виду. Я понимаю, что уже давно доказано: нельзя заразиться, сидя на толчке, но тогда я не представляю, каким образом… Я же не сплю со всеми подряд…

Он взял со стола несколько бумаг.

— Смотрите, Баффи. Вот результаты первого анализа. А вот сегодняшние результаты. Если вы их сравните, вы поймете…

Мне не хотелось смотреть в эти бумаги. Я стояла не шевелясь.

— Мне нехорошо, доктор. Я хочу домой.

— Вам придется признать это, Баффи. Вам придется смириться с этим, чтобы мы могли вам помочь.

Я снова села. Я вспомнила о золотом флаконе духов, который нашла в кармане Тодда.

— Простите, доктор, меня сейчас стошнит.

Одна из медсестер пошла со мной в туалет. Когда я вернулась, доктор Харви сидел в одиночестве у себя в кабинете, ожидая меня. Он не уйдет. Я села, и он несколько минут мрачно смотрел на меня. Я чувствовала, что мне трудно дышать. В конце концов я поняла, что нельзя не согласиться с выводами такого опытного специалиста, который лучше меня разбирается в этих вещах. Разве Клео не убеждала меня, что он лучший акушер в Лос-Анджелесе? Акушер кинозвезд, сказала она тогда. И чем я могла опровергнуть его слова? Семнадцать лет безраздельной любви и полного доверия? Какое это может иметь значение сейчас, в конце двадцатого века, да еще в Лос-Анджелесе?

Я попыталась вспомнить, какое было лицо у Тодда, когда он вернулся из Лас-Вегаса. Что в нем было такого, что я не заметила? Он был бледен, сказал, что неважно себя чувствовал. Я настаивала, чтобы он сходил к врачу. А он ответил, что обязательно пойдет, как только появится свободное время. Что еще? Я снова попыталась представить его лицо. Но не смогла. Как будто он умер, и его черты расплылись. Но я была не права. Он не умер. Умерла я, и на ребенке, которого я носила, стояла печать смерти. Тодд Кинг убил нас обоих.

— Я труп, — пробормотала я.

— Что, что? — переспросил доктор Харви.

— Это фраза моей тети Эмили… «Я труп».

Наверное, доктор Харви теряет терпение, подумала я.

— Никакой вы не труп, Баффи. Просто у вас истерика. Это бывает. — «С другими, но не со мной, счастливицей, доктор. Такого никогда со мной не было, поверьте, доктор». — Нужно принять решение, Баффи. Существует несколько…

— Да, ладно, Стив. Вы не против, если я буду называть вас Стивом? Ведь вас зовут Стивеном? И вы уже вряд ли захотите быть моим лечащим врачом, не правда ли? Просто вырежьте мне все, Стив. Никакого вакуума. Никаких соляных растворов. Просто вырежьте!

— Но, может быть, в этом нет…

— Есть! Именно так и надо сделать! Обязательно! Я хочу прямо сейчас поехать в больницу. Стив, устройте меня в «Сидарс»! Достаньте мне, пожалуйста, халат. И проследите, чтобы меня поместили в лучшую палату. У меня всегда было все самое лучшее. К этому приучил меня муж. — Я грустно улыбнулась.

— Нужно позвонить и узнать — это все-таки не отель.

— И узнайте, можно ли мне оформить бессрочное пребывание в больнице. Ведь трудно сказать, сколько мне придется пролежать там.

Мои дети были в безопасности, в Малибу. За ними следили Ли и Роберт, который умел превосходно плавать. Говорили, что кандидат в олимпийские чемпионы. А Меган уже тринадцать. Так что она может стать помощницей Ли. И мне нужно быть готовой к тому, что придется все лето пролежать в «Сидарсе».

* * *

Тодд с побелевшим лицом рухнул на мою кровать. Нет, я думала, что лицо у него побелело, потому что не смогла поднять на него глаз. Это был незнакомец… Чужой человек из совершенно другого мира.

— Ты разве не записался на лечение? — Я настроилась на то, что больше ни разу не взгляну на него. — Я не хочу, чтобы ты возвращался домой и пачкал туалет, в который ходят наши дети. Боже мой! И надо же, чтобы это был сифилис! Ну почему, в конце концов, не какой-нибудь лишай? Сейчас это самое модное заболевание!

— Баффи, но я не помню, чтобы что-нибудь было!

Я усмехнулась, все еще глядя в стену.

— Ты мог бы придумать более оригинальное объяснение. Ты же всегда был такой сообразительный. Если бы вы с Лео сели голова к голове… — Мне было все равно, что он ответит. Как говорится, он вышел из доверия. Я закрыла лицо подушкой. Потом убрала ее и посмотрела на него. Я решила, что позволю себе это, потому что хотела увидеть выражение его лица в эту минуту. Но я переоценила свои силы. — Запомни условие, Тодд Кинг! Я навсегда запрещаю тебе говорить со мной об этом! Навсегда! Если я вообще разрешу тебе разговаривать со мной!

И снова отвернулась к стене.

Нужно выработать и другие условия нашей будущей совместной жизни. У меня впереди целое лето, чтобы обдумать их. Я могла позволить себе не разговаривать с ним, не смотреть на него, если мне того не хотелось. Я — покойник, а у покойников есть свои привилегии. И в первую очередь они имеют право на душевный покой. И на то, чтобы не выслушивать всякие сказки от посторонних.

Я вызвала няню. И когда она появилась, попросила ее выпроводить из комнаты рыдающего мужчину и, если понадобится, применить силу.

— Я откажусь от фильма, — крикнул он. — Я сегодня уже почти прекратил съемки.

Я повернулась у нему, потому что считала, что имею право посмотреть на него, если мне так вздумается. Я диктовала условия и могла как угодно менять их.

— Ну уж нет! Ты посвятишь свою жизнь этой картине, а если потребуется, то и умрешь ради нее! Условие номер два! Ты продолжаешь снимать «Белую Лилию»!

«Тебе не отделаться так легко: поплакал — и все уладилось!»

— Ты не можешь так поступить, Баффи! Ты не можешь перечеркнуть все, что было между нами, из-за какой-то нелепицы. Из-за того, что что-то случилось, когда я даже не…

— Вот!

— Ты не можешь разорвать наш брак! Я люблю тебя!

Я отвернулась к стене, и он, наконец, позволил няне проводить его до дверей.

Он сказал, что любит меня. Если бы он изучал поэзию, а не бухгалтерский учет, он вспомнил бы строку: «Ты всегда убиваешь того, кого любишь». Или что-то вроде этого.

А что касается того, что я собираюсь расторгнуть брак, то тут он неправ. Это не имеет никакого отношения к дурацкой истории о потере памяти. Вот ведь нахальство! Сначала он убивает меня, а потом еще пудрит мне мозги! Но я не собираюсь ничего разрывать, мне хочется воткнуть в него нож и повернуть его раз, два, три… И так до конца его жизни.

Клео оставалась с Лео, потому что хотела сохранить их брак как таковой. Кэсси оставалась со своим мужем, только чтобы не уступить матери и не признать, что совершила ошибку. Разве в таком случае месть — не менее веская причина?

Да, наш брак должен сохраниться. Все должны знать, что мы все те же супруги. Все должны знать, что Баффи Энн Кинг все та же. На самом деле это будет некая дама, очень похожая на Баффи Энн Кинг, она будет разъезжать по бульвару Сансет и прогуливаться по улицам Родео-Драйв. И никто не догадается, что настоящая Баффи Энн — уже давно «ходячий труп», если воспользоваться названием одноименного фильма.

Поглощенная мыслями о мести, доведенная до истерики, я думала: «О Боже, как же мне жить дальше? Как мне жить без него?» Моя жизнь потеряла прежнее очарование. И уже неважно, что случилось, и случилось ли это вообще — прошлого все равно не вернешь, и ничего хорошего уже не будет. Если бы я не любила так сильно, то и ненавидела бы намного меньше. Если бы я не любила так сильно, мне было бы легче жить дальше.