— После пьесы «Городская девчонка», в которой играли обе сестры, их пути разошлись. Кики отправилась в Голливуд, Анджела осталась в Нью-Йорке. Я не знаю, у кого из них был больший успех. Вы знаете, Голливуд и Бродвей очень отличаются друг от друга. Кики стала сниматься на «Коламбии» у Гарри Коуна в романтической комедии. Я всегда считала, что Кики принадлежит к типу Конни Беннет, Кэрол Ломбард, что ее амплуа — это роли в элегантных романтических комедиях. По крайней мере, ее так приняли — как преемницу бедняжки Кэрол, которая погибла в авиакатастрофе во время войны. Говорили, что она стала преемницей Кэрол и по другой части, и тоже с Гейблом.

О ней ходило множество дурных слухов. И я половины из них не напечатала. Но если им верить, Кики переспала с большим количеством известных актеров. Я дружила с ней и предупреждала, чтобы она не сжигала свечу сразу с обоих концов. И что ей лучше следует высыпаться, чем торчать целые вечера у «Сиро» или отплясывать ча-ча-ча у «Гроува».

Но она определенно знала, как следует себя вести, чтобы ее имя почаще попадало в газеты. Она всегда сама себя «запускала», как теперь выражаются. Мы с ней были лучшими подругами, и она всегда звонила мне первой, прежде чем сделать что-нибудь, представляющее интерес для печати.

Анджела, наоборот, была более скрытной в отношении своих романов. Одно время она встречалась с режиссером Майлсом Портером, но все протекало довольно спокойно. На страницы газет ничего не попало. Затем она стала встречаться, причем открыто, с Ричардом Пауэром, конгрессменом от нашей собственной Калифорнии. Только она и Ричард знали об их тайных встречах еще до того, как она стала актрисой.

 

1

Кики прибыла в Голливуд с шиком. Ее уже ждал снятый дом — Бенедикт, над бульваром Сансет, и масса знакомых и друзей с востока. Ее поили и кормили, фотографировали и интервьюировали, приглашали на различные приемы в рестораны и клубы. Чтобы стать настоящей звездой, ей не хватало одного — сняться в первой картине.

Кики отправилась к Гарри Коуну, возглавлявшему «Коламбию». Создавая свой имидж звезды, она надела для этой встречи белое шелковое платье и черно-бурую лису. Ей говорили, что Гарри любит, когда его «звезды» и одеваются как звезды, а она страстно стремилась произвести на него такое впечатление, чтобы для успешного начала карьеры он сразу дал ей роль в хорошей картине со звездой в мужской роли в качестве партнера.

Но Гарри всего лишь протянул ей подушку.

— Это еще зачем? — удивилась она.

— Я не хочу, чтобы вы стояли на голом полу, как служанка.

Кики потребовалась минута, чтобы понять, чего он хочет. Потом она швырнула подушку прямо ему в лицо.

— Мистер Коун, — заявила она, — я много слышала о вас, но на этот раз вы ошиблись.

— Мисс Девлин, а я слышал о вас и вашем старике — Гарри Коун не ошибается.

— Мистер Коун, вы не на ту напали. У меня уже есть контракт с вашей студией, и я не с конкурса красоты мисс «Восточный Техас». Кики Девлин сама выбирает тех, кому делает минет.

— Мисс Девлин, вам тоже следует кое-что понять, Вы не Рита Хэйуорт.

Но больше он уже с ней так не разговаривал.

* * *

Она начала работать над картиной вместе с Биллом Холденом, милым и красивым мужчиной. Иметь его партнером было одно удовольствие. К сожалению, он был в списке у Анджелы, а не у нее.

Как-то приятельница Сюзан Дейвис предложила Кики пойти на одну частную вечеринку. Кики спросила, кто на ней будет.

— Брандо. Он еще не большая звезда, но очень красив.

— Я уже знаю Бада по Нью-Йорку. Я — пас.

— Вечеринка будет у Эррола Флинна, говорят, что Гейбл тоже собирается прийти.

— Правда? В таком случае можешь рассчитывать на меня.

Оба актера — и Флинн, и Гейбл — были в ее списке.

* * *

После того как все разошлись, Сюзан осталась о Гейблом, а Кики — с хозяином. Но хотя потолок спальни Эррола был покрыт зеркалами, что было очень сексуально, сам Эррол настолько накачался спиртным, что фактически сорвал весь спектакль; чтобы как-то продолжить сцену, он вынужден был понюхать что-то, и все равно у него ничего не вышло. Так и не кончив толком, он наконец пробормотал:

— В следующий раз, дорогая, все будет лучше.

«Дорогая, как же…» А где же та испепеляющая, бурная страсть, какую она представляла? Нет, в следующий раз, для надежности, это будет Гейбл, пообещала она себе. А она всегда добивалась того, чего желала.

* * *

Кларк действительно оказался особенным — он был воплощенной мечтой. Он вздымал высоко бровь, а глаза превращались в щелки, когда он улыбался, — ох, эта его обольстительная, дьявольская улыбка. Его взгляд был сардоническим, а в целом этот человек производил ошеломляющий эффект. Он был Король, и он возглавлял ее список.

* * *

Кики немножко влюбилась в Кларка и поклялась себе, что никогда и никому не откроет секрета, что Король отнюдь не был королем в постели.

* * *

После того как Биби Тайлер написала в своей колонке, что новичок на серебряном экране — Кики Девлин с нью-йоркской сцены — напоминает ей Ломбард, так сказать, является ее копией, особенно в жанре элегантной комедии, Гарри Коун умно решил занять Кики в «римейке» одной из картин с участием Ломбард и пригласил в качестве партнера Гейбла.

— У кого из нас более яркая роль? — спросила Кики у Гарри.

— Господи! Ты трахаешься с этим парнем. Так скажи мне: кто кончает первым?

Гарри был вульгарным, но, как ни странно, забавным.

Им не удалось заполучить Кларка, и это оказалось к лучшему. Она никогда не могла бы чувствовать себя близкой мужчине, который бы настоял на том, чтобы его имя в титрах стояло раньше, чем ее. А если бы картина оказалась бомбой, она бы никогда не смогла простить ему этого.

Вскоре они стали проводить вместе все свободное время; Кларк называл ее Ma, а Кики обнаружила, что интерес Гейбла к ней частично связан с ее происхождением и местом в обществе. Втайне мечтая попасть в «Ля Рю» или «Сиро», она старалась произвести впечатление энтузиастки верховой езды, рыбалки и охоты, находясь на ранчо Гейбла в Энсино. Но когда он предложил, чтобы они официально стали Ma и Па, она долго размышляла — и все же отказала ему. Она была влюблена в него больше, чем в кого-либо другого, и это было бы такой удачей — выйти замуж за легендарного Гейбла. Тысячу раз ей хотелось сказать «да», но что-то удерживало ее. Она говорила себе, что ни у кого не хочет быть на заднем сиденье, а Гейблу она всегда будет напоминать Кэрол.

Но расстались они друзьями, и это было хорошо. Она бы не перенесла, если бы произошло иначе. Все было таким горько-сладким — они поцеловались на прощание, и это был настоящий кинопоцелуй. Потом он поднял бровь, его глаза сузились, и он выдал ей свой знаменитый смущающий сардонический взгляд. Их поцелуй длился по крайней мере две минуты, и Кики смахнула набежавшие слезинки.

Она снова обратилась к своему списку. Оливье не было в стране. Колман хоть и производит хорошее впечатление, но встреча с ним нереальна. Она подумала о Бойере, а затем, громко рассмеявшись, вспомнила Билла Холдена. Вот была бы веселая шутка для Анджелы! А почему бы после Холдена не заняться Купером?

 

2

Кики была в городе, совершая рекламную поездку для «Возвращающегося к дому», когда Анджела обрушила на них обеих — мать и сестру — новость: она собирается официально объявить о помолвке с Диком Пауэром и, вероятно временно, оставить сцену.

Кики подумала, что сестра сошла с ума, если решила применять карьеру на мужчину, каким бы он ни был.

— Но это ты всегда хотела быть актрисой, а я хотела ею быть только потому, что ею хотела быть ты. Меня это не слишком заботит. Честно. Я собираюсь целиком посвятить себя Дику, стать его помощницей… И стать матерью, надеюсь.

Мари была взбешена — не тем, что Анджела временно оставит сцену, а ее помолвкой.

— Мне следовало пресечь это в зародыше, но я была убеждена, что у тебя хватит разума не принимать Дика Пауэра всерьез. Неужели ты не видишь, что он всего лишь амбициозный выскочка? Ты только приглядись к его семье. Я знала их, когда они еще жили здесь — до того, как его ужасный, грубый, ничем не выдающийся папаша стал большой шишкой в кино. Его репутация всегда была сомнительной, это совершенно аморальная личность. А яблочко от яблони недалеко падает. Это ужасный человек! Неужели ты думаешь, что он разрешил бы своему сыну жениться на тебе, если бы ты не была приемной дочерью Эдварда, с одной стороны, и одной из немногих социально безупречных девушек-католичек — с другой? Кроме того, тебя сейчас признала публика как театральную актрису. Политиканы нуждаются в такой известности. Но, конечно, ты должна будешь оставить сцену и стать идеальной женой. Да можешь же ты взглянуть дальше кончика своего носа? Им нужна не ты, а твой имидж!

— Нет ничего удивительного, что Кики так говорит, мама. Ты и она говорите одно и то же, только разными словами. Но у вас неправильное представление о Дике. Когда ты узнаешь его поближе, то убедишься в этом. Он очень добр, и он все знает, Он уравновешенный и сильный, и я чувствую себя с ним защищенной. Я знаю, что он будет заботиться обо мне.

Мари сделала нетерпеливый жест.

— Я только надеюсь, что не эта его профессиональная ирландская улыбка политикана, не его вьющиеся белокурые волосы и голубые глаза внушили тебе, что ты получаешь то, чем оно на самом деле не является. Ты глядишь в эти глаза, как влюбленная голубка, и видишь в них тепло и защищенность. А я вижу — амбицию, жадность и рисовку.

— Жадность? Рисовка? Да что за чепуха, мама! У меня нет ни гроша! У меня нет никакой власти. Что я могу предложить, кроме своей любви?

— Я уже сказала тебе — доброе имя и положение твоего отца. Твоя религия. И другие твои достоинства — красивая внешность, происхождение, хороший вкус, громкий успех как театральной актрисы.

— Если все эти качества сделают меня хорошей женой, то я рада, что обладаю ими. Кроме того, мама, ты все время говоришь о соответствии при выборе супруга. Почему ты не хочешь подумать, что Дик тоже может стремиться к тому же самому соответствию?

— Потому что я знаю тебя! И я хочу, чтобы ты была счастлива. — Мари смягчила свой тон. — А чтобы ты была счастлива, для тебя весьма существенно, чтобы тебя очень, очень любили. Может быть, это не так необходимо Кики, но это жизненно важно для тебя. О, моя дорогая, тебе необходим поэт, а не политикан.

Затем Мари выбросила последний козырь.

— Моя мать была против моего брака с твоим отцом, и я всю жизнь сожалею, что не послушала ее.

— О, мама! Разве ты не видишь, что я выхожу замуж за человека, ни в чем не похожего на папу!

«Чистая правда…» Мари опасалась этой слишком явной непохожести.

* * *

В определенном смысле Кики была согласна со своей матерью. Для всех, кроме ее сестры, которая все еще оставалась наивной школьницей, было очевидно, почему Дик Пауэр обхаживал Анджелу. Но если он в тот момент был тем, кого Анджела хотела, — та своего добьется. Кики верила в мгновенность удовольствия, а потом — горе неудачникам! — почти всегда следовал развод. Но хотя она и думала, что Анджела совершает глупость, меняя сцену на замужество, она испытывала некоторое облегчение от ухода сестры из театра. Она любила Анджелу, но не могла сказать, что безумно рада ее успехам па сцене. Прошло бы не так уж много времени, и Анджела тоже, вероятно, решила бы отправиться на побережье, чтобы попробовать себя в кино.

— В общем-то невелика беда, ты всегда сможешь получить развод… Сейчас не средневековье.

— Развод? — взвизгнула Анджела. — Но ты же знаешь мое отношение к этому!

— Дорогой ангел, каждый католик так говорит, пока это не произойдет. Когда тебе действительно потребуется или захочется получить развод, ты будешь к этому относиться иначе. Тогда все твои высокие принципы ничего не будут стоить.

 

3

До свадьбы оставалось совсем немного времени, когда каждая из сторон стала предлагать свои варианты свадебной церемонии. Дик Пауэр хотел угодить своему отцу, который желал, чтобы свадьба состоялась в Калифорнии, где знакомство молодой жены конгрессмена, метящего на губернаторское кресло, с местным обществом, имело бы определенный политический смысл. Большое церковное бракосочетание с приглашением шести или семи сотен гостей — вот что было у него на уме. Как только этот план был изложен, Мари немедленно наложила на него вето. Невеста должна выходить замуж вблизи от дома ее родителей. Каждый, кто хоть как-то знаком с традициями бракосочетания, знает это.

Лайем Пауэр проявил достаточно благоразумия при решении этого вопроса. Он очень вежливо предложил, что уж если свадьба должна состояться на востоке, то почему бы не провести ее в кафедральном соборе святого Патрика, а прием гостей устроить в одном из отелей в районе парка? А если Мари не нравится и эта идея, то почему не остановиться на Хемптоне, где у обеих семей есть свои дома?

Мари отказалась и от этих вариантов. Она и Эдвард не хотят и думать о каком-либо другом месте, кроме как о Стонингем-Мэнор, где можно устроить и церемонию, и прием. Ей хочется, чтобы все прошло в парке, в окружении красивой природы и аромата цветов. Ей так не нравятся эти церковные запахи.

Лайем Пауэр был обескуражен. Католическая свадьба — и не в церкви? О таком он никогда даже и не слышал. Мари сделала одну уступку: она предоставила ему право выбора епископа или кардинала, который проведет церемонию.

Больше всего в этот момент Анджела была одержима идеей, чтобы ее отец — ее настоящий отец, не Эдвард — повел ее к венцу.

— Пожалуйста, мама, ну пожалуйста! — молила она. — Я ни о чем больше не попрошу тебя до конца жизни!

— Даже если бы я согласилась на это, я не имею ни малейшего представления, где найти твоего отца. Я не понимаю даже, как ты можешь просить меня об этом. Я думаю, Анджела, что это очень эгоистично с твоей стороны — бередить старые, незажившие раны. Твой отец предал меня и бросил нас всех троих, — тебя и Кики точно так же, как и меня. Это я боролась за положение в обществе для вас обеих. Кроме того, Эдвард заслужил право вести тебя под венец. Он старался заменить тебе твоего отца, он давал тебе кров все эти годы, дал образование, и это он оплачивает все счета за свадьбу. — Анджела была так ошеломлена категорическим отказом матери, что готова была закричать: «О да! Эдвард вырастил нас… платил за нас… и позволил моей сестре сосать его член». Но, конечно, она этого не сделала.

Внезапно у Анджелы появилась идея. Лайем Пауэр! Возможно, он поможет ей отыскать отца, обрадуется возможности отплатить матери за ее отказ от проведения церемонии сначала в Калифорнии, а затем в соборе святого Патрика. А потом, раз уж Рори Девлин появится здесь, ее мать не сможет воспрепятствовать ему в исполнении своего отцовского долга.

Она позвонила Лайему Пауэру в Калифорнию, и он буквально заскрежетал зубами от обиды. Ему пришлась по душе сама идея унизить Мари, но он не может сделать этого. О Рори Девлине ходили очень плохие слухи, его появление может нанести Дику большой политический урон. Он объяснил Анджеле, что, хотя симпатизирует ее желанию видеть своего отца на свадьбе, он не сможет причинить неприятностей ее матери, она замечательная женщина, и это обязывает всех считаться с ее чувствами. И он надеется, что Анджела сама поймет, какого рода пойдут разговоры из-за присутствия ее отца.

Анджела не хотела смириться. Она знала, что не может обратиться за поддержкой к Дику: отказ отца предопределял его поведение. Но Кики в этот момент оставалась в Нью-Йорке, потому что ее контракт с «Коламбией» не был возобновлен и ее агент вел переговоры с другой студией. Анджела знала, что Кики так же, как и она, захочет, чтобы их отец приехал.

Кики с восторгом встретила это предложение. О да, она очень хочет, чтобы отец присутствовал на свадьбе, она немедленно наймет детективов для его поисков.

— Не волнуйся, — сказала она Анджеле, — мы найдем его. Какое наслаждение будет смотреть на все эти лица, когда он покажется! Ах, черт! Я готова биться об заклад, что от одного только вида папы в Мари снова вспыхнет огонь! Поверь мне, Мари еще способна хотеть его после всех лет жизни с Эдвардом. Ты только представь, как будет выглядеть Эдвард, этот престарелый любитель минетов. Да и Лайем Пауэр тоже! Гарантирую обалденное зрелище! Мы их всех уделаем! Нет, черт побери, ради такого удовольствия я разобьюсь в лепешку, но достану Рори Девлина!

* * *

Через десять дней Кики торжественно сообщила Анджеле, что она разыскала отца. Она даже говорила с ним по телефону, и, более того, он обещал присутствовать на свадьбе, чтобы вести свою младшую дочь под венец.

— Анджела, он даже заплакал! Ты можешь себе представить, что наш папа заплакал!

Рыдая, они кинулись в объятия друг друга.

— Спасибо тебе, Кики. Я знала, что ты меня не оставишь, — шепнула Анджела.

Кики решила не говорить Анджеле, что она сделала это больше для себя, чем для своей крошки сестренки, — и возможно, много больше.

 

4

Поскольку свадьба была назначена на начало августа, весь июль был посвящен приготовлениям, а также подготовке приданого. Кики отложила свои планы на лето, чтобы помочь Анджеле делать покупки и тем самым освободить Мари, которая целиком занялась организацией самой свадьбы.

— Я действительно хочу, чтобы мы делали покупки без Мари, тогда я смогу увеличить сумму денег, которую тебе выделили.

— Но я не хочу, чтобы ты тратилась на мое приданое!

— Ты с ума сошла! Я не собираюсь платить сама. Я лишь прослежу, чтобы ты обязательно израсходовала больше той скромной суммы, которую они тебе выделили.

— Мама сказала, что денег более чем достаточно.

— Фу! Я-то знаю, что Эдвард должен был стать более скупым после того, как ему перестали доставлять минетное удовольствие.

— Кики! Пожалуйста! Не напоминай об этом. Кроме того, я думаю, тут дело не в Эдварде, а в собственническом чувстве мамы.

— Ты имеешь в виду — мама заразилась этой пуританской этикой? Да, действительно плохо, что она перестала перебирать четки. Ты не находишь, что она не тряслась так над деньгами, когда была католичкой?

* * *

В начале июля галерея «Ула» на Мэдисон объявила об открытии выставки фотографий малоизвестного фотографа Николаса Домингеза. Экспозиция была названа «Первый выход в свет и на сцену».

Эта новость быстро достигла ушей Кики, и она отправилась осмотреть выставку, ничего не сказав Анджеле. Но после посещения галереи она тут же сообщила об этом Анджеле:

— Только не падай в обморок, золотце, но вся экспозиция посвящена тебе.

— Мне? Ничего не понимаю. Как может быть выставка моих фотографий, если я никогда никому не позировала? — Но затем, хотя и знала, что это невозможно, спросила: — А там нет… ну, обнаженных или чего-нибудь в этом роде?

Кики как-то странно взглянула на нее:

— Почему ты задаешь такой вопрос, если никогда не позировала для фото? Ты уверена, что ничего не знаешь об этом?

— Конечно, уверена. Я не знаю, почему задала такой вопрос. Я просто подумала, что если я ничего не знала о других фотографиях, то… может быть… Я не знаю.

Анджела была близка к тому, чтобы расплакаться.

— Ладно, к сожалению, должна сказать, что там нет фотографий с обнаженным телом. Но есть что-то вроде полуобнаженного. На тебе видна нижняя половинка купального костюма, спина голая, а спереди ты прикрываешься полотенцем. А теперь, признайся мне, Анджела дю Бомон Девлин: откуда могла взяться эта самая фотография?

— Не знаю, я просто не знаю, — простонала Анджела. — И кто такой этот Николас Домингез? Подожди… Такая подпись стояла под той замечательной фотографией в журнале «Лук». Помнишь, кто-то снимал меня на премьере «Городской девчонки». Господи! — Она прижала ладонь ко рту. — У меня такое чувство — готова поспорить, что это тот самый фотограф, что был на нашем выпускном вечере. Тот, что сделал снимок, опубликованный в «Уиспере».

— Откуда ты знаешь?

— Я сказала тебе — это лишь предположение.

— Я думала, ты знаешь его и всего лишь разыгрываешь невинность.

— Нет.

* * *

Она пошла с Кики посмотреть выставку. Кики так расписала ей это событие, что можно было подумать — туда стремится весь Нью-Йорк, но в этот послеполуденный час галерея была почти безлюдной. Жаркий летний день был не самым подходящим временем для посетителей, которых не слишком-то интересовала коллекция фотографий молодой актрисы. На одном снимке она была запечатлена верхом на лошади, на другом — на теннисном корте, на третьем — в вечернем платье. Одна фотография была сделана в театре — она улыбалась, глядя на сцену, где шел балетный спектакль. Наконец, она увидела ту фотографию, о которой говорила Кики, возможно, она была самая удачная — с обнаженными плечами и спиной, а спереди прикрытая полотенцем. Должно быть, ее сняли в Саутгемптоне, когда она загорала, не подозревая, что кто-то наблюдает за ней.

Анджела была разгневана. Почему этот Домингез избрал ее в качестве объекта целой выставки? И почему галерея была выбрана для такой выставки? Она не могла поверить, что для широкой публики эта экспозиция представляла какой-то интерес.

— Смотри, Кики, на этом снимке мы с тобой гуляем по Центральному парку. Ты когда-нибудь замечала, чтобы нас сопровождал человек с камерой?

— Нет. Если бы заметила, то обернулась бы к нему и стала позировать. Была бы замечательная реклама, — сказала Кики с ноткой зависти. «Везет же Анджеле!» Но почему этот Домингез выбрал Анджелу на их выпускном вечере? Анджела всегда была более беззащитна, невинна. Кики задумчиво взглянула на сестру. Неужели именно эти качества Анджелы так привлекают людей?

Чем больше Анджела рассматривала фотографии, тем большее впечатление они на нее производили. Снимки были превосходными, порой ей казалось, что они сделаны с какой-то любовью, что помогало ей выглядеть на них даже лучше, чем она была в действительности; на некоторых она смотрелась прямо-таки принцессой.

И тут Кики раздраженно сказала:

— Ты должна подать на него в суд. К сожалению, это принесет ему больше известности, чем он того заслуживает. Я полагаю, что ты знаменитость — ты же вроде играла на сцене.

— Что ты имеешь в виду «вроде»? — рассерженно спросила Анджела. Иногда Кики так ее раздражала.

— Ты была на сцене очень короткое время, а сейчас ушла…

— Это все разговоры, Кики, я не имею ни малейшего желания подавать в суд, и мне нравятся фотографии.

— В самом деле? — произнесла Кики. — Я-то думала, ты содрогнешься от мысли, что какой-то таинственный мужчина все время следует за тобой по пятам.

— Не могу сказать, что я содрогнулась. И почему ты использовала это слово — таинственный? Я думаю, он очень хороший фотограф.

— Анджела Девлин! Мне кажется, у тебя извращенное представление о популярности! Я думаю, что тебе льстит вся эта вульгарная выставка, как если бы он был тайным воздыхателем, который публично заявил о своей безрассудной страсти.

— Ну-ну! Продолжай, Кики! Только не говори, что ты не была бы польщена, если бы целую выставку посвятили тебе!

— Нет, не думаю. Я полагаю, что такая выставка — это дешево и вульгарно.

Но Анджела не поверила ей.

— Я бы хотела встретиться с этим Ником Домингезом. Я намерена оставить ему записку.

В памяти Кики мгновенно вспыхнул образ Домингеза, каким он появился на их выпускном вечере: высокий, темноволосый, красивый…

— Не думаю, что это следует делать. Это будет так… — Кики запнулась, подыскивая слово. — Мне кажется, мама найдет, что знакомство с этим человеком скомпрометирует тебя.

Разрываясь между желанием встретиться с Ником Домингезом и предостережением Кики, Анджела решила оставить все как есть. Позднее, спустя годы, она задумается — как могла бы сложиться ее жизнь, если бы она тогда не послушалась Кики. Она еще несколько раз возвращалась в галерею одна, пытаясь в самих фотографиях отыскать ключ к пониманию того, почему Ник Домингез создал эту коллекцию.

 

5

Вдвоем сестры обошли все магазины на Пятой авеню и Пятьдесят седьмой улице. Гуччи, Бендель, Сакс, Бергдорф, Картье, а также Тиффани. Обручальное кольцо Анжелы было от Тиффани, и Кики настаивала, чтобы его обменяли па другое. Она находила, что бриллиант в нем слишком маленький, а обрамление не очень изящно. Все потому, что Дик не взял ее с собой, когда делал заказ, — тогда Анджеле не пришлось бы довольствоваться маленьким камнем и невзрачным исполнением. Но, как говорила ее мать, чего еще можно ожидать от выскочки?

Каждый такой поход за покупками они завершали посещением какого-нибудь модного бара. В тот день они решили зайти в Дубовый зал отеля «Плаза». Поднимаясь по ступенькам, они неожиданно увидели перед собой высокого темноволосого мужчину с камерой, направленной в их сторону. Когда он улыбнулся, сверкнули белоснежные зубы. Домингез! Он выглядел точно так же, как тогда, на их выпускном вечере, подумала Анджела. А почему, собственно, она считала, что он должен выглядеть как-то иначе?

Кики что-то злобно прошипела, и улыбка с его лица испарилась. Он неотрывно смотрел на Анджелу, которая замерла на месте. У него было странное выражение лица, ей показалось, почти умоляющее. Ей хотелось подойти к нему, поблагодарить за прекрасную выставку, но она не могла даже сдвинуться с места; Кики пришлось подтолкнуть ее и увлечь за собой сквозь вращающуюся дверь.

* * *

Они уже усаживались за стол, когда Кики высмотрела серебряную блондинку, сидящую рядом с Эрлом Уилсоном.

— Это Л. С. Поттер. Давай подсядем к ним и наедимся всеми последними сплетнями. Уилсон не такой уж любитель жареного, но Поттер знает все самые непристойные истории в городе.

— Нет. — Анджела покачала головой.

— Господи! Да перестанешь ли ты наконец трястись из-за этого болвана? Он никто. Всего лишь несчастный фотографишка в мире, полном фотографов. Только он еще к тому же больной. И ты тоже станешь больной, если будешь уделять ему внимание. Не вбивай себе в голову никаких бредовых мыслей только потому, что он похож на твоего отца. Черт его знает, может, он наш сводный брат, при отцовской репутации такое возможно. Что тогда?

— Кики, если ты немедленно не перестанешь нести эту чепуху, я уйду и никогда больше не буду разговаривать с тобой.

— Может, ты все-таки остынешь? Я ведь стараюсь спасти тебя от тебя самой. Кроме того, он никак не может оказаться нашим сводным братом. Я все разузнала о нем. Он родился в 1927 году в Бронксе, а я сомневаюсь, чтобы наш папочка когда-нибудь слышал о Бронксе.

— Ты наводила о нем справки? — спросила Анджела с недоверием в голосе. — Но почему?

— На тот случай, если ты проявишь к нему какой-то интерес.

— Кики, я помолвлена…

— Помолвки тем и известны, что лопаются. Я уже говорила — я не хочу, чтобы ты дурила себе голову этим типом только лишь потому, что считаешь, что в него вселилась душа твоего отца.

— Кики, ты замолчишь? Я совсем не дурю себе голову, хотя он очень красивый мужчина. Что же касается того, что он похож на нашего отца, то ни ты, ни я не имеем никакого представления о том, как наш папа выглядит сегодня. Разве не так?

Действительно ли Кики переживала, что она, Анджела, может завести роман или что-то в этом роде с Ником Домингезом? А если да, то что это — озабоченность или ревность? С Кики этого никогда нельзя было знать точно. Может быть, Кики и сама не осознавала до конца свои мотивы.

После того как они заказали свои напитки, Кики сказала:

— Если мы хоть на минуту можем перестать говорить об этом Домингезе, то у меня есть для тебя новости.

— Папа не придет на свадьбу? — вскричала Анджела. — Да?

— Успокойся. Мои новости не имеют никакого отношения к папе. И уж во всяком случае, это не плохие новости. Понимаешь, мне очень хочется соболье манто, но я не хочу покупать его сама.

Анджела изумленно уставилась на нее. Кики часто говорила, что если женщина хочет новое меховое манто, то надо завести себе нового мужа. Когда официант принес им заказанные напитки, она опорожнила свой бокал одним глотком.

— Ты хочешь сказать, что собираешься замуж? Так?

Кики пососала оливку из своего стакана и кивнула.

— Господи! Кто же на этот раз? Почему ты раньше ничего не сказала?

— Я не хотела отвлекать внимание от тебя.

— Да перестань же! Кто он?

— Я никому не говорила об этом, потому что приняла решение только вчера.

— Кто это?

— Угадай. Первое — он высокий. — Кики!

— Ладно. Второе — блондин с голубыми глазами.

— Хорошая подсказка. Годится для половины мужского населения Америки.

— Половина мужского населения не так ошеломляюще великолепна.

— Это тоже ключ к отгадке?

— Клянусь своей задницей.

— Ладно, можешь перестать играть в эти игры. Я. ничего не хочу знать, и не будем говорить об этом. Тебе действительно нравится это черное атласное платье с узким низом? Ты думаешь, этот стиль еще будет в моде?

— Он всегда будет в моде. Я купила почти такое же к своей свадьбе. Золотистый атлас. Мария, матерь Божья! Я собираюсь окрутиться второй раз, но так и не позаботилась, чтобы прийти на свадьбу в подходящем платье!

— Кажется, я уже сказала, что не хочу знать, кто он. Это означает, что я не собираюсь обсуждать твою свадьбу или твое свадебное платье, во всяком случае.

— Ладно, — рассмеялась Кики. — Он актер и живет в Голливуде.

— Он что, как ты выражаешься, кинозвезда?

— Если бы мы играли в «Двадцать вопросов», я должна была бы сказать «да» и «нет».

— Кики, я сейчас убью тебя, и тогда ты никогда не выйдешь замуж.

— Собираешься задать следующий вопрос?

— Он большая кинозвезда?

— Горячее. Должна сказать, самая большая.

Анджела задумалась всего лишь на мгновение.

— Брэд Крэнфорд?

— В самое яблочко! Как ты догадалась?

— Господи! Брэд Крэнфорд!

— Мы смываемся в Мексику, чтобы пожениться, послезавтра. И ты, Анджела дю Бомон, отправляешься со мной в качестве подружки невесты.

— Ты хочешь, чтобы я отправилась с тобой в Мексику?

— Почему бы нет? Я буду твоей подружкой, так что ты должна рассчитаться со мной за эту честь.

— А можно Дику тоже поехать?

— Если он не будет важничать.

— Дик не важничает, — сердито возразила Анджела,

— Даже чуть-чуть?

— Нет!

— Тогда о'кей. Он может поехать, если захочет.

— Но почему Мексика? Почему вы не можете пожениться здесь? Устроить настоящую свадьбу, как у меня. Ой, я придумала! Давай устроим двойную свадьбу! Если мы не станем медлить, мы можем…

— Ну, нет! Я не собираюсь снова делить с тобой внимание публики! Вспомни, что было в последний раз, когда я появилась вместе с тобой. Ты собрала все восторги. Кроме того, как можно еще раз вынести свадьбу с Мари? Подожди, то-то еще будет, когда она услышит, что я выхожу за Брэда Крэнфорда. Ее хватит удар. Никаких рекомендаций вообще, кроме славы самого обольстительного мужика в Америке. Кроме того, если я буду ждать до августа, то могу передумать. А я этого очень не хочу. Этот брак будет настоящей голливудской сказкой! В прессе шумиха поднимется. У нас с ним один и тот же агент, и мы оба собираемся работать на одной студии. Может быть, мы даже будем вместе делать картины — голливудская мечта, супружеская пара кинозвезд. Конечно, в титрах я буду первой. Брэд — он джентльмен.

— Ты никогда не говорила мне, что подписала контракт с новой студией.

— Наш агент только что завершил переговоры о контракте. Подожди, пока услышишь об этом, мир тесен, не так ли? А студия ни больше ни меньше как «ПИФ»!

— «Пауэр интернейшнл филмс»?

— Да, черт побери, разве это не бомба?

— Но никто ничего не говорил, и Дик тоже.

— Все закончилось всего лишь пару дней назад.

— Ты встречалась с отцом Дика?

— Нет. Я подписала контракт здесь, в Нью-Йорке. Но я уверена, отец Дика знает, что его студня заключила со мной контракт. Сомневаюсь, что на этой студии хоть что-то делается без ведома папочки Пауэра.

— Я тоже уверена в этом, — вздохнула Анджела. Потом она просветлела: — Но теперь, когда точно определилось, что ты возвращаешься в Голливуд, это означает, что мы будем проводить вместе массу времени. Когда я не буду находиться в Вашингтоне, то буду тоже жить в Калифорнии.

— Как я рада, — с некоторым сарказмом произнесла Кики.

Анджела почувствовала себя уязвленной.

— Ты не хочешь, чтобы мы были вместе?

— Господи, да я просто подразнила тебя. Конечно, я рада. Но дай мне одно обещание: ты не будешь пытаться стать кинозвездой.

— Кики!

— Разве ты можешь осуждать меня за это? С меня достаточно слышать со всех сторон: «Анджела такая прелесть», «Анджела такая умница», «Анджела настоящая леди». И все знают, что Мари отдает тебе предпочтение передо мной.

— А как насчет папы? Его любимицей всегда была ты! Разве не так говорили все в Новом Орлеане?

Кики чуть улыбнулась.

— Может быть. — Затем она решила проявить великодушие. — Но папа тебя обожал. Вспомни, как он называл тебя своим маленьким ангелом.

— О да, я помню. Ах, Кики, если бы я могла еще хоть раз услышать это от него.

— Ты еще услышишь это, крошка Анджела. Он приедет на твою свадьбу. Разве я не пригласила его для тебя?

«Для нас обеих».

— Да, дорогая, ты пригласила папу. Не знаю, что бы я делала без тебя.

— Просто запомни, что ты это сказала.

— Запомню обязательно. А теперь расскажи мне о своих планах. Где вы будете жить?

— У Брэда есть дом на Родео-драйв, а через улицу, почти напротив, живет Биби Тайлер. Разве не здорово? Она сможет давать информацию в газеты обо всем, что у нас будет происходить. Но дом сейчас ужасно декорирован: пластиковые розы и все такое. Первое, что я сделаю, — все в нем изменю. Ты сможешь мне помочь. Как только мы приедем в Голливуд, тут же начнем перестраивать мой дом, а потом я помогу в твоем. И мы начнем устраивать приемы. Ты же знаешь, Голливуд — это вечные приемы. Не тут, так там. Брэд говорил мне, что в городе существуют три общественных круга. Так сказать, А, Б и С. Не буду тебе объяснять, кто такие С — ты можешь представить! А люди категории А — это те, кого Мари приглашала бы к себе, если бы жила там. Джиджи Андерс живет на побережье, и она говорит, что А — вовсе не веселая публика. Они слишком высокомерны. Поэтому я полагаю, что самыми приятными людьми будут В. Мы не может спросить об этом Брэда, потому что, между нами говоря, он тоже немножко высокоморен. Знаешь, какое его настоящее имя? Алан Хоупберри. Разве это не писк?

— Ты была с ним в постели?

— Конечно, глупышка, я же говорила — если ты разведена, тебе дозволено все. Кроме того, я должна была быть уверена, что не попаду еще на одного педика. Один раз — это еще шутка, но дважды?

— Ты безумно влюблена в него?

— Что за дурацкий вопрос! Конечно, я безумно влюблена в него. Как там говорится: первый раз выходишь замуж из-за денег, второй раз — по любви?

Анджела прыснула:

— Есть и другой вариант: первый раз — по любви, второй раз — из-за денег.

— Ладно, в таком случае можешь сказать, что я до безумия влюблена в его деньги.

— Он так богат?

— До противности. Нельзя быть номером первым по кассовым сборам и не быть богатым. И все же, — добавила она задумчиво, — я никогда не буду такой богатой, как ты. Ты становишься членом одной из по-настоящему богатой семьи.

— Но у тебя есть твои собственные деньги. Я думаю, это очень важно.

— Дом, что я получила от Трейси? Семечки. А что до денег, которые я сама зарабатывала, так о них и говорить не стоит.

— Но теперь ты собираешься стать кинозвездой!

— А ты собираешься стать женой будущего губернатора Калифорнии!

— «Будущее» здесь ключевое слово. А это не одно и то же, чего уже добился сам по себе, — задумчиво заметила Анджела. — А ты всегда добивалась всего сама, Кики.

Кики положила ладонь на ее руку.

— Ты тоже будешь самостоятельной. Вот увидишь. Если, конечно, не позволишь этим ребятам Пауэрам подмять себя.

Она рассмеялась своей шутке. Но Анджела осталась серьезной.

— Значит, борьба будет, да?

— Ты должна быть сильной. Как я в делах со стариком Пауэром. В конце концов, я буду работать на него, а все говорят, что он самый большой сукин сын в шоу-бизнесе.

— До сих пор он был очень мил со мной.

— Конечно, до того времени, пока ты не бросишь ему вызов.

— Господи, не хотела бы я присутствовать, когда ты все скажешь матери.

— Тебе самой придется все рассказать матери, когда ты вернешься из Мексики. Брэд и я проведем неделю в Акапулько, затем Брэд улетит в Италию. Там у него съемки. На студию я пока ничего сообщать не буду.

— Ты хочешь сказать — я должна вернуться назад и выложить все один на один матери, в то время как вы с Брэдом будете заниматься любовью в Акапулько?

— Да, у тебя есть свой подход к матери, разве не так? Кроме того, Эдвард уже знает. Он поможет тебе сообщить ей эту новость.

— Ты сказала Эдварду?

— Да. Я хотела, чтобы до свадьбы он предпринял что-нибудь с моими деньгами. Вложил их в трастовую компанию на чье-нибудь имя или еще что-нибудь. Эдвард знает, что надо делать.

— Не понимаю.

— Каждый должен быть практичным, как бы он ни был влюблен. Откуда я знаю, как долго буду замужем за Брэдом? А в Калифорнии действуют законы об общности совместно нажитого имущества. Понимаешь? Когда мы разведемся, я получу половину его состояния, а если у меня ничего не будет, я не смогу отдать ему половину моего, верно? Я не выхожу замуж в спешке и намерена все сделать с умом. И в случае, если меня не окажется рядом, когда ты будешь разводиться с Диком, позволь мне…

— Я не хочу даже думать о таком!

— О'кей, но если ты решишь подумать, вначале повидайся со мной. Во всяком случае, первая вещь, которую я сделаю, вернувшись из Мексики, — это отволоку тебя к Мэгги Сэнджер.

— Но я… эту штуку ведь нельзя поставить… если ты еще…

— Ты хочешь сказать, что старина Дик не погружал в тебя пальчик?

— Кики, если ты будешь говорить непристойности, я уйду.

— Ох, молчу. В таком случае, прежде чем обращаться к Сэнджер, мы пойдем к доктору, и он тебе это прорежет.

— Ты с ума сошла?

— Многие молодые женщины, которые не имели удовольствия пройти обучение на заднем сиденье старого автомобиля, прибегают теперь к услугам умелых рук гинеколога. Должна признать, что это жалкая замена, но если врач срывает твою вишенку, это облегчает события первой брачной ночи, а у меня есть ощущение, что ты очень нуждаешься в таком облегчении. Анджела — это отличная идея, тогда первый раз пройдет у тебя легче и доставит больше удовольствия. А потом, ты сразу можешь вставить спираль, и это очень важно — поставить ее «до», а не «после». Я не хочу, чтобы ты забеременела в ту же самую минуту, как тебя впервые трахнут, и ты начнешь производить детей, как племенная корова.

— Дик хочет большую семью.

— Из политических соображений? В таком случае пусть он и рожает за тебя. Иначе твои титьки отвиснут до колен.

Анджела покачала головой:

— С каждой минутой ты делаешься все более невозможной. Но я не хочу вставлять спираль. Мы будем пользоваться безопасными днями.

— Да предохранят вас все святые. Могу только сказать — надеюсь, что ты и Дик всегда будете петь в одной тональности.

* * *

После очередного коктейля Анджела захихикала.

— Что смешного? — требовательно спросила Кики.

— Ты.

— В самом деле? Каким образом?

— Вспомни, как ты однажды сказала, что я подцепила мужчину, совершенно непохожего на папу, потому что опасалась совершить душевный инцест.

— Ну и что?

— Сообрази, за кого ты собираешься выйти замуж после того, как отказала Гейблу. Брэд Крэнфорд! Мы обе выходим замуж за мужчин с белокурыми волосами и голубыми глазами!

Кики была раздражена. Она не могла стерпеть, чтобы в разговоре последнее слово оставалось за Анджелой.

— Я сама уже размышляла над этим. Это очень похоже на правду, если быть совершенно честными. Например, взгляни на себя, с твоей маниакальной впечатлительностью от одного только смутного дьявольского присутствия Ника Домингеза. Я почти убеждена, что ты уже готова разорвать свою помолвку с Диком и броситься в его объятия…

Анджела мгновенно перестала смеяться.

— Кики, ты слишком серьезно к этому подходишь. К тому же ты пьяна.

* * *

Когда они входили в отель, было послеполуденное время, но солнце еще ярко светило. Сейчас, стоя у Центрального парка в ожидании, когда портье поймает для них такси, они заметили, что опускаются сумерки. Глаза Анджелы, помимо ее воли, обежали ближайшее окружение в поисках Ника Домингеза. Ей не хотелось, чтобы его камера застала ее врасплох, говорила она себе. Но Ника нигде не было видно.

В этот момент она встретилась взглядом с Кики. Знала ли Кики, о чем она думала? Казалось, Кики всегда читала ее мысли. Но догадывалась ли Кики, что Анджела вела себя так потерянно именно потому, что Домингеза нигде не было?

 

6

Все газеты только и писали об этом тайном бегстве, еще бы — это была первая женитьба суперзвезды Брэда Крэнфорда. И первой описала эту историю Биби Тайлер. Кики знала, что после церемонии обязательно позвонит именно ей. Биби никогда не простит ни ей, ни Брэду, если не получит эту сенсационную новость первой, а Биби, Кики это знает, может стать врагом, если ей провести против шерсти и изрядно подпортить ей карьеру.

Мари Уиттир не читала Тайлер, но было трудно не замечать все газеты, которые перепечатали заметку Тайлер, распространенную газетным синдикатом. А когда об этом передали и в вечерних новостях по телевидению, Мари с отвращением выключила телевизор. Она смотрела только телевизионные программы новостей, а теперь и они предали ее. После того как начались телефонные звонки с поздравлениями, Мари обернулась к Анджеле и сказала с горькой иронией:

— До твоей свадьбы осталась всего неделя, но Кики, кажется, украла у тебя все внимание публики.

Анджела посмотрела на мать, но, когда до нее дошел смысл сказанного, она всхлипнула.

— У тебя это прозвучало так, словно это было ее единственной целью.

— А разве нет? Она вышла замуж за «самого популярного киноактера Америки» — кажется, именно это выражение употребили газеты — всего за несколько дней до твоей собственной свадьбы с обыкновенным конгрессменом.

— Но Кики встречается с Брэдом Крэнфордом уже почти год, так она сказала.

— Ладно, твоя свадьба станет противоядием против всей этой шумихи, не так ли? Это заставит кое-кого задуматься, почему Кики решила узаконить свою маленькую скандальную связь именно в этот момент. И так умно было с ее стороны устроить это бегство с возлюбленным — она заработала невероятную популярность таким образом.

Для последних приготовлений к свадьбе Мари перебралась из Саутгемптона в Стонингем-Мэнор, а Анджела вернулась в Нью-Йорк дожидаться приезда своего отца и возвращения Кики из Акапулько.

* * *

Анджеле не хотелось думать о том, что мать по-своему права, объясняя ей желание Кики выйти замуж за Брэда Крэнфорда именно сейчас. У нее и так хватало забот, с которыми надо было управиться. Замужество было событием не только радостным, но и хлопотным; к тому же доставляла беспокойство непрекращающаяся борьба ее матери с Лайемом Пауэром, возникавшая по телефону каждый день из-за гостей, которых хотел включить в список Пауэр. Волновала также мысль, связанная с первой брачной ночью: подойдет ли она Дику с его опытом? Единственное, что утешало ее, это мысль о приезде отца.

Она ни с кем не делилась своими радужными ожиданиями по этому поводу, даже с Диком, который отказался сопровождать ее в Мексику, а теперь все время ворчал по поводу ожидаемого приезда отца. Она уже жалела, что рассказала ему об этом. Было бы лучше, если бы это стало для него сюрпризом, так же, как для ее матери и его родителей. Дик злился, что она пренебрегла мнением его отца, злился, что вынужден был дать ей обещание держать все в секрете. Наконец, он злился на них обеих, Анджелу и Кики, за то, что «они эгоистичны и не желают считаться с чувствами других» и что он «окажется втянутым в старый скандал», с которым он, с его тщательно оберегаемой репутацией, не имеет ничего общего. «И в целом все это возобновление отношений не принесет тебе ничего, кроме разочарования. Романтические переживания бесполезны, если у тебя все хорошо, и приносят беду, если у тебя все плохо. Вдолби же, наконец, в свою голову, что он уже больше не блистательный, великолепный Бог на белом коне из твоих грез. Скорее всего, он опустившийся развалина.

Я ни в чем не обвиняю ни тебя, ни Кики. Но она лучше ориентируется в этом мире, чем ты. Ты так долго считала эту ситуацию романтической, что не можешь дать ей правильную оценку. А Кики использует этот романтизм, манипулирует им… Она хочет поставить в неловкое положение меня и моих родителей и высмеять твою мать и приемного отца».

Анджела была ошеломлена, слушая то, что говорил ей Дик об ее отце и Кики. Она чувствовала, что он далеко не в восторге от Кики — находит ее слишком агрессивной и вызывающей. Но ее отец? Это все слухи и сплетни. Если бы он хоть раз увидел Рори Девлина, то убедился бы, насколько он замечательный человек.

* * *

Споры оказались напрасными. За два дня до свадьбы Кики вернулась из Акапулько, а за несколько минут до этого принесли маленький пакет с коротенькой запиской: «…он так хотел бы быть со своими маленькими девочками в день свадьбы Анджелы… об этом он всегда мечтал… с гордостью вести под венец своего маленького ангелочка… здоровье не позволяет ему сейчас приехать…» В маленькой коробочке был подарок — золотая брошь в виде лошади, с двумя бриллиантиками и рубином в головке.

Кики, приколов маленькую золотую лошадку к черному платью Анджелы, натянуто улыбнулась. Ей хотелось закричать:

«Так вот как этот сукин сын потратил деньги, которые я выслала ему на проезд!»

Но вместо этого она сказала:

— Что ж, мистер Конь смотрится очень элегантно на черном. — И вытерла слезы, скатившиеся из глаз Анджелы. — Я думаю, что папа не хотел ставить в затруднительное положение маму. Я полагаю, это правильное объяснение. Какая очаровательная брошь! У папы такой хороший вкус.

Кики извинилась и ушла в свою комнату. Даже не закрыв за собой дверь, она кинулась на кровать и разрыдалась в подушку. Анджела… Больно не ей одной…

* * *

Через час в голову Кики пришла блестящая идея. Почему бы Анджеле и Дику не изменить свои планы на медовый месяц и не полететь вместе с ней в Рим?

— Мы будем предоставлены самим себе и отлично проведем время. La dolce vita и все такое. И не переживай относительно интимной стороны. Брэд и я тоже хотим побыть наедине, так что у тебя будет достаточно времени натрахаться.

Идея показалась Анджеле грандиозной, но она сказала Кики, что это невозможно. Дик никогда не откажется от своего желания — провести медовый месяц у побережья Южной Калифорнии на острове, который недавно купил Лайем Пауэр, намереваясь продать свой дом в Хемптоне. Что же касается близких друзей, то Лайем признался — он устал от тамошнего высокомерного дерьма. В конце концов, он и его семья — калифорнийцы. Они должны устраивать свою жизнь в этом «золотом» штате, где его сын собирается стать губернатором.

Лайем Пауэр намеревался назвать свой остров «Мировое убежище Пауэра», в честь своей студии; он хотел там все полностью обновить. Говорили, что Валентино часто использовал этот остров как приют для своих любовных утех. Сейчас здесь имелся бассейн, теннисный корт, а также дом, построенный в девятнадцатом веке. Лайем предполагал построить на острове новый бассейн, новые теннисные корты, новую пристань и несколько домов для размещения всей семьи. Старый дом он решил предоставить молодоженам — где еще они смогут найти такое место для медового месяца. Уединенно, покойно… И Тихий океан во всем своем великолепии. Может быть, они пригласят приехать фотографа из «Лайфа» или какого-нибудь другого журнала и сделать несколько снимков конгрессмена и актрисы. На острове жила одна супружеская пара, смотритель и его жена, они обеспечат все необходимое молодой семье. Кроме того, Дик не может надолго отрываться от своих обязанностей, конгрессмен должен работать без передышки, а не болтаться по Европе среди разных декадентов-иностранцев. «Верно?» — требовательно вопрошал Лайем Пауэр, и никто не смел ему возразить.

— Но почему ты сама не можешь выбрать место? — спрашивала Кики. — Почему выбирает только Дик? Нет, даже не Дик, а этот старый черт. Надеюсь, я не совершила ошибки, подписав контракт с его студией, но, кто его знает, может, и ошиблась.

Пока Кики рассуждала о возможной ошибке, Анджела мучилась сомнениями. Кики была права. Отец Дика проявил наглость, указав, где им следует провести медовый месяц. И она была разочарована тем, как слепо Дик ему повиновался. Действительно ли Дик был папенькиным сынком? Почему он, по крайней мере, не посоветовался с ней? Почему не спросил, хочет ли она отправляться на этот остров? Возможно, ее Мать права и она вовсе не знает Дика по-настоящему.

Ладно, может быть, уединение на острове Пауэра поможет им наладить близкие отношения. На самом деле она сознавала, что проблема заключается не в том, где они проведут медовый месяц, а что они будут говорить друг другу между прогулками по океану под парусами и занятиями любовью. Что обсуждают новобрачные, когда пьют кофе за завтраком? Об этом не было написано ни в одной книге.

Действительно, до сих пор они почти никогда не оставались наедине, все время находились в компании других людей — в кино или театрах, ресторанах, клубах и на вечеринках, музеях и выставках; на официальных встречах — обедах, приемах и тому подобном. Даже на отдыхе, играя в теннис, прогуливаясь на яхте или купаясь, они обычно были в каком-то окружении.

Сомнения не давали ей покоя. Любит ли ее Дик? Или же они обе, как считала мать, готовы были залезть на дерево, лишь бы не выйти замуж за человека, похожего на их отца? Не совершала ли она ошибку? Или она начала сомневаться из-за разговоров матери и Кики? Но она не должна так поступать. И ее мать, и сестра были циничными женщинами. Если она не будет придерживаться своего собственного мнения, у нее не будет ничего.

 

7

Мистер и миссис Лайем Пауэр давали обед в честь невесты и ее близких в одном из отелей Территауна, где они остановились; по этому случаю они подарили Анджеле старинный бриллиантовый кулон. Анджела находила его очень красивым, но Кики назвала его «безвкусным». Мари, вернувшаяся поздно вечером в Стонингем, сухо заметила:

— Видимо, в семье Пауэров крупные бриллианты считают показухой. — И она выразительно перевела взгляд с обручального кольца Анджелы на кулон.

На туалетном столике Мари стояла шкатулка с драгоценностями, выложенная перламутром, — шкатулка Евгении, которую Мари привезла в Нью-Йорк, когда бежала из Нового Орлеана. Сейчас она намеревалась разделить ее содержимое между двумя молодыми женщинами в качестве свадебных подарков. Она все еще сердилась на Кики и поначалу, в назидание ей, хотела отдать все драгоценности Анджеле, но потом передумала. Она знала, что Кики не только никогда не простит ей этого, но затаит неприязнь и к Анджеле. Кики была такая — она не могла вынести, чтобы другие обладали чем-то, чего не было у нее. Мари не хотела вносить разлад между сестрами, который может сохраниться, даже когда ее самой уже не станет.

Узнав желание матери — разделить драгоценности поровну между дочерьми, Анджела запротестовала:

— Ты не должна отдавать все это нам, мама. Ты должна что-нибудь оставить себе.

Мари иронично улыбнулась:

— Нет. Я больше не нуждаюсь в наследстве дю Бомонов. Я теперь Уиттир. И чувствую себя как Уиттир. И ты, в конце концов… была… известна как Анджела дю Бомон. Ты и должна обладать драгоценностями дю Бомонов. И Кики, конечно, — добавила она вежливо.

Кики отметила это покровительственное замечание тем, что взмахнула своей белокурой гривой. Еще одно свидетельство, что ее мать всегда отдавала предпочтение Анджеле. Но право начать выбор Мари предоставила Кики.

Каждый предмет долго обсуждался. Глаза Кики сужались, взгляд становился острым при взгляде на вещи; Анджела же давала согласие на обмен любого изделия, которое нравилось Кики. Для нее это не имело особого значения, но сестра относилась ко всему очень серьезно.

Наконец шкатулка опустела, и Мари сказала:

— Ее я сохраню для себя. Может быть, эти драгоценности принесут вам обеим счастье в вашей дальнейшей жизни.

Склонная к сентиментальности Анджела всплакнула; Кики после слов матери произнесла:

— Я надеюсь, что ни на одной из этих вещей не лежит проклятье. Ведь они из Нового Орлеана, а в этом случае ничего нельзя знать точно.

Мари грустно улыбнулась:

— На вещах никогда не лежит проклятье. Только па людях.

Анджелика дю Бомон Девлин венчалась в свадебном платье своей матери. Мари сделала вид, что не знает, о чем речь, заметив лишь: «Это платье от Бергдорфа», что сестры нашли очень забавным. Когда она повторила эти слова по крайней мере раз двадцать, даже Кики надоело делать ей замечания, и она сама стала называть его: «это платье от Бергдорфа». Кики раздобыла платье из Нового Орлеана, написав жалостное письмо дяде Джулиану с просьбой прислать наряд для ее сестры — в виде свадебного подарка Анджеле, этой маленькой сентиментальной дурочке. Она написала, что платье, которое надевала ее мать, а до нее — Евгения, а до нее мать Евгении — очень много значит для Анджелы, с любовью вспоминающей дни, проведенные в Луизиане с дядей Джулианом и его семьей. Джулиан, надеясь, что Мари ответит приглашением ему и его семье, выполнил эту просьбу. Но Мари, конечно, ничего не сделала.

Церемония прошла в Стонингем-Мэноре. Кики Девлин Крэнфорд была подружкой невесты, а брат жениха Шон Пауэр — его шафером. К венцу невесту вел ее приемный отец Эдвард Уиттир, а Эдвард Тейлор IV, младший брат невесты, был «хранителем колец». Джулия Лауд, кругленькая, пухлая дочка сестры жениха Колин, была «девочкой с цветами». К несчастью, маленькая толстушка Джулия все время шмыгала носом, и Мари, раздраженно пожимая плечами, потом говорила, что этот ребенок смазал всю торжественность обряда.

Последующий прием состоялся в обширных садах Стонингема; обильное меню состояло из французских блюд — возможно, для того, чтобы подчеркнуть аристократическое происхождение невесты. К крайнему раздражению Лайема Пауэра, Мари рассказала большинству гостей, что Анджела родилась в том самом доме, где еще задолго до приобретения американцами Луизианы и, разумеется, задолго до того, как какой-нибудь Пауэр ступил ногой на американскую землю, принимали герцога Орлеанского.

На следующий день все колонки светской хроники дали подробное описание свадьбы. Некоторые газеты упомянули об отце Анджелы, который был когда-то и киноактером, и героем войны; подробно информировали об отчиме невесты; много места уделили жениху и его семье. К огорчению Кики, о ней было сказано только то, что она совсем недавно вышла замуж за Брэда Крэнфорда, знаменитость серебряного экрана. В газетах, разумеется, была помещена традиционная фотография невесты в ее подвенечном платье.

Среди всех изданий отличился «Уиспер». Он поместил снимок, на котором невеста, приехавшая в «Шерри Нидерланд» провести там свою первую брачную ночь, выглядела грустной и задумчивой. Жениха на снимке не было, а подпись гласила: «Не потому ли Анджела так печальна, что папочка Девлин не приехал на свадьбу с юга Франции». В заметке делался упор на карьеру Девлина: его происхождение, его репутацию любовника, его окончательное падение. Во всех деталях описывалось первое замужество Мари и развод — вся ее жизнь до второго брака. Прошлое конгрессмена Пауэра также было дотошно разобрано и перемыто по косточкам.

Анджела сама не видела статьи, так что не могла размышлять — делал ли этот снимок Ник Домингез или нет. Один приятель дал Кики газету, когда она уже садилась в самолет, отлетающий в Рим; Мари прислал номер анонимный доброжелатель.

* * *

После первой ночи в «Шерри Нидерланд» в Нью-Йорке молодожены вылетели на свой маленький остров неподалеку от Ньюпорт-Бич в Калифорнии, чтобы пронести там медовый месяц. Остров Пауэра располагался вблизи от материка и, хотя он был уединенным, вовсе не походил на необитаемый остров. Нынешний дом в два с половиной этажа был возведен переселившимся из Новой Англии судовым капитаном и с той поры многократно перестраивался. Теперь он походил на банку для соли, с площадкой и перильцами на крыше и еще чем-то, напоминающим испанскую миссию.

Дик, большой любитель истории, был влюблен в дом. Он сразу повел Анджелу показывать ей разные достопримечательности. Лестница, ведущая в холл, имела перила с шестью различными рисунками; утверждали, что все они были вырезаны моряками в море, а потом проданы строителям, когда суда возвращались в порт.

— Взгляни сюда, — Дик указал ей на верхушку колонны на лестнице, — это бутон расчета. Он вырезан строителем после того, как вся постройка была завершена, в манере, принятой в Новой Англии. Это означает, что владелец рассчитался со строителем и доволен его работой.

Он рассказал и об обоях в холле.

— Этот рисунок известен под названием «Прощание моряка».

Затем — о коллекции шкатулок.

— Все они привезены моряками дальнего плавания с Востока. Взгляни на эту искусную работу, — позвал он и показал коробку для пряностей из слоновой кости с Цейлона. — А теперь посмотри сюда — это модели судов, построенных в соседних городах на материке.

Анджеле нравился его энтузиазм. Но Дик имел привычку внезапно обрывать рассказ и уходить в сторону так, как угасает иногда звук в радиоприемнике. Это означало — она уже поняла, — что тема ему надоела и он готов заняться чем-то другим. Эта черта в его характере ее очень раздражала. Неужто ему все так быстро надоедает?

Неожиданно он взял ее за руку и увлек в комнату, которая называлась «комнатой невесты»; вероятно, первый владелец дома привел сюда свою молодую жену после свадьбы. Здесь они с Диком занялись любовью на большой, застланной розовым покрывалом кровати с пологом в самом романтическом стиле.

Сегодня все было не так, как в их первую ночь, когда Дик брал ее как атлет, сильно и быстро, не делая ни одного лишнего движения. Она, почувствовав тогда боль, непроизвольно выкрикнула, чтобы он остановился и был побережнее с ней, но Дик словно не слышал ее. Он полулежал на ней, неотрывно глядя в ее глаза, и качал безостановочно, как помпа, пока его орган не проткнул ее; он вбивал его вниз, потом полуизвлекал вверх, и снова опускал, не обращая внимания на ее стоны, пока не кончил. Затем он слез с нее и спросил самым обыденным тоном:

— У тебя был оргазм?

У нее хватило сил только на то, чтобы отрицательно покачать головой, и он показался скорее раздраженным, чем разочарованным. Фамильярно похлопав ее ладонью по голым ягодицам, Дик доверительно произнес:

— Это придет со временем, вот увидишь.

Сейчас же, на этой огромной кровати, он сначала два раза поцеловал ее, потом стал поочередно сосать ее груди и лишь затем занял позицию над ней. Он глубоко погружался в нее, потом выходил, снова погружался и снова выходил, глядя в упор ей в глаза, пока она не зажмурилась.

В этот раз он задал тот же вопрос:

— У тебя был оргазм?

И снова она была вынуждена дать отрицательный ответ. Он, задумавшись на миг, проговорил:

— Ты недостаточно расслабляешься. Заставь себя чувствовать…

Потом Дик своими крупными пальцами стал манипулировать ее клитором, по-прежнему неотрывно глядя в глаза; ощутив, что ее тело несколько раз содрогнулось, он спросил:

— Так лучше?

Смущенно Анджела пробормотала:

— Да.

Он ухмыльнулся:

— Хорошо. — Затем он встал с кровати — большой, мускулистый, с крепкими бедрами. — Пойдем поплаваем.

Они плавали, ели, играли в теннис на примитивном корте, ходили под парусом на ялике, катались по водной глади на лыжах до тех пор, пока не начинали чувствовать усталость. В теннисе Дику было трудно противостоять, хотя Анджела занималась этим видом спорта уже много лет. Они и раньше играли вместе, но только в паре. Один же на один он быстро обыгрывал ее, и вскоре они бросили это занятие.

Она не была любительницей парусного спорта, но решила скрыть это от него; больше всего она любила плаванье в старом бассейне, особенно если вытянуться на спине и подолгу лежать в холодной воде, медленно дыша и обсуждая с ним прочитанные книги. Еще ей нравилось сидеть на берегу и рисовать его портрет. Анджела привезла с собой кое-какие принадлежности для рисования, и это было бы чудесно, если бы он позировал ей, пока они болтали о том о сем. Но он мог высидеть лишь считанные минуты. Она успевала сделать всего несколько набросков, как Дик уже вскакивал и говорил:

— Давай прыгнем в океан.

Сама она предпочитала океану бассейн. Океан выглядел суровым, а уходящие далеко в воду скалы казались таинственными и угрожающими. И все же, когда он звал ее, она шла с ним.

Анджела пыталась читать ему стихи, когда они валялись на солнце, но едва она успевала произнести несколько строф, как он начинал ерзать, а потом поднимался на ноги и говорил:

— Пойдем в дом потрахаемся.

Раньше в разговорах с ней он никогда не употреблял подобных слов. Казалось, его шокировало, когда Кики произносила что-нибудь уж очень сочно. Теперь он изумлял Анджелу — на пляже Дик снимал свои трусы и пытался раздеть ее. Анджелу ужасало, что Роберто и Мария могут увидеть их из дома, но, как всегда, она делала так, как он хотел.

На четвертый день она вспомнила о подарке для него, который привезла с собой. Заметив, что однажды он цитировал ей Пруста, она купила в антикварном книжном магазине великолепное, в кожаном переплете, издание «В поисках утраченного времени» и хотела подарить на память о медовом месяце.

Он сидел у Кромки воды и что-то делал с лодкой, когда она принесла ему книгу. Он перелистал ее, потом произнес:

— Очень красивая книга. Спасибо.

— Тебе не нравится, — быстро сказала она.

— Нравится. Очень. Ты же знаешь, я читал ее. Много лет назад.

— Да. Я думала, что тебе хочется ее иметь. Но этот экземпляр предназначен не только для чтения. Его надо и рассматривать, как настоящее сокровище…

Ее голос умолк. Она ощутила неловкость, словно обманулась.

— Я уже сказал тебе: мне очень нравится.

Но Анджела была в замешательстве — она сделала ненужный, бесполезный подарок. Эта книга подходила поэту, но не человеку действия. И тогда она вспомнила слова матери — ей нужен поэт, а не политик.

Он почувствовал ее разочарование и обиделся. Дик не любил, чтобы от него чего-нибудь хотели.

— А чего ты ожидала — восторгов? Чтобы я вел себя, как один из этих педиков, друзей Кики? Чего ты от меня хочешь?

Она смотрела вниз, не в силах передать словами свои чувства. Ей казалось — если сейчас она заговорит, то обязательно заплачет.

— Но мне нравится эта книга, — сказал он. — Мне нравится то, что ты приложила такие усилия, чтобы найти ее для меня. Я ценю это.

Наступила пауза. Она все еще не могла произнести ни слова, и он почувствовал — надо сказать что-то теплое, нежное.

— Я всегда буду беречь ее.

— Я подумала, — медленно проговорила она, — что, может быть, мы будем ее вместе читать, обсуждать…

Он ухмыльнулся:

— Сейчас я больше предпочитаю трахаться, чем обсуждать Пруста. Разве Фрейд не утверждал, что природа женщины в значительной степени определяется ее половыми функциями?

Она грустно улыбнулась:

— Я верю, что, кроме этого, существует и нечто большее. Следует помнить, что женщина как индивидуальность может быть человеческим существом и помимо этого.

— Он делал ударение на слове индивидуальность, по-моему.

«На что намекает Дик? — подумала Анджела. — Что она не такая женщина, женщина с индивидуальностью?»

— Что вообще знал Фрейд о женщинах? — спросил ее Дик. — Он задавал вопрос: «Чего в действительности хочет женщина?» Очевидно, даже он не знал этого. Вот ты и скажи мне: чего ты хочешь?

Она не ответила ему, не могла ответить, потому что действительно не знала.

— Иди сюда, — позвал Дик и протянул ей руку. Он помог ей перелезть через планшир и трахнул прямо на скамье яла. Было жестко и неудобно, но, по крайней мере, романтично — заниматься любовью на борту шлюпки, решила Анджела. И на этот раз, во всяком случае, он не спросил ее, испытала ли она оргазм, и ей не пришлось отвечать, что не испытала.

На седьмой день их медового месяца объявились Колин — сестра Дика — со своим мужем Кейтом в сопровождении Хью и Полы Годфри. Кейт вел финансы семьи, а Хью был первым помощником Дика и, кроме того, лучшим другом со времен колледжа. Они закатились без предупреждения, прямо к обеду. Анджела была потрясена. «Как они так могли?» — кипела она, пока до нее не дошло, что Дик несомненно пригласил их заблаговременно.

— Неужели тебе так необходимы были партнеры по теннису, что ты не мог вытерпеть хотя бы еще неделю? — спросила она.

Дик, разыгрывая невинность, протестовал, но Анджела не верила ему.

Островное уединение было нарушено. Гости, рассевшись возле бассейна, с волчьим аппетитом поедали бифштексы, которые Дик жарил на гриле; пили, сплетничали и страстно обсуждали преимущества Эда Лопата перед Уорреном Спаном.

Сразу после обеда Анджела направилась в свою спальню.

— Я уверена, ты даже не заметишь моего отсутствия, к тебе ведь явилось такое подкрепление, — сказала она Дику ледяным голосом перед своим уходом.

— Может, ты перестанешь дуться, как ребенок? Я не знал об их приезде. Они просто свалились…

— Ты хочешь сказать, что они просто по-соседски заглянули на огонек? — спросила она с сарказмом, более присущим Кики, нежели ей.

— …и я должен был предложить им остаться, — закончил он, не обратив внимания на ее слова. — Подумай, здесь множество комнат. И они будут нас оставлять наедине столько, сколько мы захотим. Представь, что мы в Риме, как предлагала Кики. Мы бы имели Брэда и Кики…

— Но мы не полетели в Рим. Мы отправились сюда, значит, мы могли быть одни, — так я, во всяком случае, думала.

Кейт Хью, глядя, как Анджела поднимается по лестнице, отпускал двусмысленные шуточки из серии «только что поженились» насчет того, почему новобрачная нуждается в отдыхе. Колин и Пола, присоединившись к мужьям, тоже от души смеялись.

Наблюдая из окна, как они выбирали партнеров для парной игры в теннис, Анджела решила, что разделит это полуденное время с единственным безгласным собеседником — сама с собой. Она вытряхнула пилюльку из маленького белого пузырька, который ей предусмотрительно дала Кики, и вытянулась на шелковом стеганом одеяле. Это была старинная вещь, с ним была связана целая история. Мексиканская девушка сшила его для своего приданого, но ее жених был убит, сражаясь за Хуареса, и бедная девушка так никогда и не вышла замуж и никогда не воспользовалась этим одеялом. Но кто знает? Может быть, молодая мексиканка была счастлива? — с горечью подумала Анджела.

У нее не было привычки к транквилизаторам, и она заснула почти мгновенно. Ей снилось, что она опять — маленькая девочка, живущая в Новом Орлеане. Ее отец был там, и Кики. Они обе висли на нем, и каждая старалась перетянуть в свою сторону. Потом он оттолкнулся от них и исчез, а его место заняла Мари, и они стали вырываться из ее рук.

Гости пробыли на острове еще три дня, и почти все это время Анджела старалась быть одна. Сначала она беспокоилась, что подумают Колин и Пола о ее поведении, но потом махнула на это рукой. Она одна загорала на пляже, читала, делала зарисовки. По утрам она даже не вылезала из постели, чтобы не присоединяться к другим за завтраком на террасе. Шумные разговоры и всплески хохота раздражали ее каждое утро.

Наконец, они уехали, и Анджела подумала, что еще можно спасти медовый месяц — если она очень постарается. Но неожиданно Дик сообщил ей: их пребывание на острове заканчивается — что-то произошло, — и они должны уехать па следующее утро. Он сказал только: «Чрезвычайная ситуация, ты не поймешь». Больше ничего Дик объяснять не стал.

* * *

На пристани их ждал лимузин, и шофер довез их до Лос-Анджелеса. Всю дорогу они ехали в полном молчании. Первая остановка была у старой квартиры Дика в Западном Голливуде. Здесь Дик помог ей внести багаж, а сам отправился в свой офис.

Оставшись одна, Анджела бесцельно бродила по комнатам.

«Разочарование. Конец медового месяца. Начинается жизнь».

Апартаменты Дика, расположенные, по всеобщему мнению, в роскошном здании, были хороши для холостяка, подумала она, но недостаточно удобны для семейной пары. И во всяком случае, не так просторны, чтобы в них принимать кого-нибудь. Но, конечно же, они не станут здесь жить. Большей частью они будут находиться в Вашингтоне, куда им предстоит отправиться через пару недель. Она рассчитывает, что со временем они купят свой собственный дом в Лос-Анджелесе.

Проведя пальцами по столу в столовой, она заметила на них пыль. Значит, Дик не оставил прислугу. Квартира нуждалась в основательной уборке, но у нее не было настроения связываться сейчас с агентством по найму. Возможно, контора сможет прислать служанку… завтра. Но дел хватало и для нее самой. Все ее платья, книги, личные вещи, а также свадебные подарки уже были доставлены в ее отсутствие и ждали, когда их распакуют. Но пока она разберет лишь то, что потребуется для переезда в Вашингтон, рассудила Анджела.

Она отложила какие-то вещи для чистки, потом сложила целую кучу для отправки в ручную прачечную, которую еще предстояло найти. В квартире было слишком жарко, и она включила кондиционер; но это не помогло — надо будет сообщить об этом управляющему домом.

Анджела выглянула в окно. Солнце ярко светило, все вокруг было таким красивым, чистым, повсюду виднелись цветы. Она увидела группу людей, входящих в здание, — две девушки и двое мужчин над чем-то смеялись под полосатым навесом у входа. Она никогда до конца не понимала значение выражения «тихое отчаяние». Теперь поняла. Анджела кинулась к телефону и заказала Рим. И, чудо из чудес, она застала Кики на месте.

— Кики! — обрадовалась она, услышав ее голос — Когда ты возвращаешься?

— Анджела! Ты так скоро вернулась? Медовый месяц уже кончился?

— Да, Дику нужно было приехать. Что-то случилось.

— Ну и как вы провели старый добрый медовый месяц? Вы трахались в воде?

— Ой, Кики! — вскричала Анджела. — Я так рада слышать тебя. Конечно, мы занимались этим в воде. А когда ты возвращаешься?

— Брэд не сможет освободиться раньше, чем через две недели, а затем мы отправимся на несколько дней в Париж. Я знаю, что у Дика полно работы, но почему бы тебе не прилететь сюда одной? Рим божествен. Я встретила здесь самых божественных людей.

«Кики всегда встречает самых божественных людей».

— Я не могу уехать. Мы скоро отправляемся в Вашингтон. Кроме того, я должна заняться квартирой, здесь такой кошмар.

— Ладно, не унывай. Скоро увидимся. Не вешай нос.

«Ох, бедняжка Анджела. Похоже, у нее уже начались нелады».

Кики подумала, что все произошло слишком быстро.

— Просто я скучаю по тебе.

— Ладно, я вернусь в Калифорнию быстрее, чем ты узнаешь об этом. Я позвоню тебе из Парижа.

Анджела, повесив трубку, ощутила неприятное чувство зависти. У Кики всегда все получается так легко. Когда она вернется из Европы, ее будут ждать услужливые друзья, дом на Родео-драйв, карьера. Она станет кинозвездой, имеющей миллионы обожающих ее поклонников и с обожающим ее мужем в придачу.

А что имеет она? Нескольких знакомых и мужа, который даже не провел с ней до конца их медовый месяц. А она согласилась ради него пожертвовать своей карьерой. Ошибка? Анджела закусила губу. Что с ней? Замужем чуть больше недели и уже тоскует? Она ведет себя как обиженный ребенок.

Анджела решила занять себя, сделать то, что она могла сделать. Может быть, позвонить в бюро обслуживания или пойти осмотреть мебель? Затем она подумала о еде. Надо всего лишь приготовить для Дика вкусный ужин. Он будет удивлен и обрадован, обнаружив, что она умеет готовить. Она и в самом деле умеет все. Во время войны, когда невозможно было найти помощников по хозяйству, она и Кики научились множеству вещей. Они даже занимались фигурной стрижкой деревьев и кустарников в Стонингеме.

Приготовление ужина на двоих будет простым делом. Она начнет с устриц и продолжит настоящим новоорлеанским ужином. Где-то среди ее вещей должна быть поваренная книга, она купила ее несколько лет назад в Луизиане, в магазине подержанных книг. Тогда она пришла в восторг, увидев ее, это напомнило ей детство.

Анджеле пришлось выгрузить на пол все книги из картонных коробок, пока она разыскала нужную. Вот она — «Рецепты старой Луизианы». Она перелистала страницы, отыскивая рецепт блюда, приготовление которого не заняло бы слишком много времени. Poulet «Marengo». Ей нравилось даже само название, словно скатывающееся с языка. Она выписала все то, что было необходимо: устрицы, шпинат, кусочки курятины, оливковое масло, зеленый перец, зеленый лук, чеснок, петрушка, белое вино, помидоры, маленькие луковицы. Но на кухне ничего не оказалось. Не было даже соли и перца.

Хорошо бы приготовить и овощи — настоящая креольская еда требовала наличия хоть каких-то овощей. Ей хотелось сделать тушеную окру с помидорами. Но где, скажите на милость, она найдет свежую окру в Западном Голливуде? Вместо этого Анджела решила приготовить помидоры, начиненные грибами.

На десерт надо будет придумать что-нибудь необычное. Суфле из шоколада с ромом? Объедение! Но его нужно держать в холодильнике всю ночь. Французский шоколадный пирог? Просто восхитительно! По рецепту требовались ванильные вафли. Ну, это достаточно легко. Решено: она сделает пирог. Анджела вписала в перечень для покупок еще несколько названий: вафли, яйца, взбитые сливки, сахар, несладкий шоколад, масло, миндаль.

Господи, эти покупки займут у нее половину дня, а ведь ей еще надо найти рынок.

* * *

Наконец ужин был готов. Пирог уже стоял в холодильнике, курица и овощи подогревались в духовке, устрицы покоились в серебряной вазочке — она была подарена ей на свадьбу. Было почти семь часов. Ее стол выглядел иллюстрацией к изданию «Город и деревня» — накрыт он был портихольской скатертью, уставлен серебряными подсвечниками и серебряными столовыми приборами с выгравированными на них буквами «Д» и «В», полученными от матери. Завершали эту красоту розы красного цвета, купленные на бульваре Голливуд.

Она быстро приняла душ и надела розовый атласный домашний халат, выбранный ей Кики. Широкий воротник и длинные полы, по мнению сестры, делали его очень удобным, чтобы сидеть на ковре перед камином. Это был отличный вид для снимка в каком-нибудь журнале, интересный для поклонников кино. К сожалению, здесь не было камина… И фотографа из журнала.

Она была готова, но где же Дик? Анджела снова взглянуть на часы. Семь тридцать!

В десять минут девятого он позвонил.

— Извини, что в наш первый вечер я отсутствую. Но у меня еще полно дел.

«Господи! Ну, выдавай свои заготовки!»

— Где ты?

— Я ужинаю в «Амбассадоре» с Майком Гроссом и Филом Мак-Кинли. Нам надо о многом договориться. Извини. Я хотел пригласить тебя поужинать в «Коконут Гоув». Ты можешь туда позвонить и отменить заказ? Я полагаю, у тебя найдется много дел в квартире, распаковка вещей и тому подобное. Я постараюсь быть не очень поздно.

Она позвонила в ресторан и отменила заказ, потом выключила духовку и выбросила еду. Ей не хотелось ее даже видеть. Приняв две пилюльки для уверенности, что не проснется, когда вернется Дик, Анджела легла.

Но она все-таки проснулась. Услышав звук ключа в замке, Анджела взглянула на часы, стоящие на ночном столике. Стрелки показывали десять минут третьего. Когда Дик вошел в спальню и позвал ее громким шепотом, она закрыла глаза и не ответила. Он лег рядом с ней и обнял. «Чувствует ли он, что я только притворяюсь спящей?» Он поцеловал ее, но она, сонно пробормотав что-то, повернулась на другой бок.

— Ты перестанешь притворяться? Это все равно не поможет.

Она снова произнесла что-то нечленораздельное.

Он повернул ее на спину и лег сверху. Она не шелохнулась, пока он трахал и кончал в нее. Сразу же после этого он заснул, а она даже не смыкала глаз, до боли и пальцах сжав подушку.

* * *

Дик ушел из дома, когда она еще спала. Он оставил ей записку, что улетает по делам в Вашингтон и будет отсутствовать три дня. Дик предлагал ей провести это время в его деревенском домике в Малибу. «Мама, и папа, и девочки будут рады видеть тебя», — писал он. Анджела подумала, что девочки, о которых он упомянул, — его сестры Колин и Лили, она совершенно не желала их видеть.

— У меня даже нет автомобиля, — с горечью сказала она сама себе, ощущая себя — это было забавно — пятым колесом всего лишь через несколько дней после свадьбы.

Она подошла к окну и выглянула на улицу. Было еще очень рано, но солнце уже палило вовсю, образуя белое горячее марево. Вчера все казалось таким свежим — цветы, пальмы. Конечно, в Малибу будет не так, как здесь, но у нее не было настроения общаться с матерью и сестрами Дика. В конце концов, они для нее в действительности чужие люди. «А что бы сделала Кики? — подумала она и заказала лимузин, чтобы отправиться в аэропорт.

* * *

Когда Анджела подъехала к дому в Саутгемптоне, она застала свою мать играющей в крикет с ее маленьким братиком.

— Давай! — командовала она сыну. — Забивай его!

В этот момент она заметила Анджелу. Поцеловав ее в щеку, Мари спросила:

— Откуда ты свалилась? Я не слышала, как подъехала машина.

— Ты была захвачена игрой, — улыбнулась Анджела.

— Я очень удивлена твоему приезду, Анджела. Разве ты не должна сейчас быть там на островке, у побережья Калифорнии?

— Мы уехали раньше срока. Какие-то официальные дела. Дик улетел в Вашингтон.

— А ты прилетела сюда, вместо того чтобы оставаться в Лос-Анджелесе или лететь с ним в Вашингтон? — Она взглянула дочери в глаза.

— Как видишь, мама, я здесь.

— Только, пожалуйста, не повышай голос.

— Извини… — Это она раздражена, и не вина ее матери, что Анджела осталась в Лос-Анджелесе одна, без мужа. — Что у вас нового? Ты выиграла свой турнир по бриджу?

Мари снова взглянула на нее и некоторое время молчала, затем произнесла:

— Дядя Джулиан звонил. Бабушка умерла.

Она попыталась сохранить обычный тон, но голос подвел ее.

Анджела опустилась на траву. Ей хотелось заплакать, но слез не было. Мать казалась достаточно спокойной, хотя Анджела полагала, что на самом деле она с трудом сдерживает себя.

— Когда похороны? Я поеду с тобой. Ох, если бы Кики была здесь. Она бы тоже поехала с нами.

— Она бы могла? Я не еду. Я думаю, это не нужно после всех этих лет. Время вернуться назад для меня давно упущено. Но ты можешь поехать, если хочешь… Если ты считаешь, что потом будешь чувствовать себя лучше.

— Чувствовать лучше?

— Да. Иногда это помогает, если есть возможность попрощаться с человеком… или местом… или просто с каким-то периодом твоей жизни.

Что хотела сказать ей мать? Она не очень понимала, но спрашивать не хотелось.

— Ладно, подумай об этом. Если ты не поедешь в Новый Орлеан, то можешь пойти со мной и Эдвардом завтра на вечер к Лолли Рид в Мэйдстоун. Предполагается, что это будет самый важный прием сезона. Если только ты не считаешь, что кому-то может показаться странным, что ты ходишь на приемы без мужа так скоро после твоей свадьбы.

— Ты тоже так думаешь, мама? Это странно, что я здесь без мужа?

Мари опустила глаза и промолчала. Эдди потянул ее за руку:

— Мне надоело играть в крикет. Может, мы теперь пойдем поплавать?

«Кому какое дело, если я поеду на похороны? Бабушка умерла».

И все-таки она не готова распрощаться ни с тем периодом ее жизни, ни с кем-либо из людей того времени.

— Пойдем, Эдди, — сказала она своему маленькому брату, — пойдем в клуб и поплаваем.

— Но почему мы не можем пойти к океану? Мне там нравится больше, чем в старом клубном бассейне.

— Может быть, завтра, Эдди. Завтра мы пойдем купаться в океане.

Но в действительности она больше не была уверена в завтрашнем дне. В чем вообще она может быть уверена? А кто-нибудь может быть уверен? Можно ли полагаться на кого-то в твоих завтрашних днях? Нет, думала, она, скорее всего, нет. Надо полагаться на саму себя, как это делает Кики. Отцы, мужья — на них Кики не полагается. Она и без них должна стать звездой. С ними или без них, она все равно останется звездой. Везунья Кики.