Реб Нафтоле Холишицер, глава общины в Красноброде, остался под старость бездетным. Одна из дочерей его умерла во время родов, а другая — в эпидемию холеры. Сын утонул, когда переправлялся верхом через реку Сан. У реба Нафтоле осталась лишь одна внучка Акса, сирота. Обычай не позволял девочкам учиться в ешиве, ибо «дочери царей между почтенными у тебя», а все дочери Израиля — дочери царей. Акса училась дома. Она поражала всех красотой, благоразумием и усердием. У нее была белая кожа, черные волосы и синие глаза.

Реб Нафтоле управлял имением, принадлежавшим князю Чарторыскому. Князь задолжал ребу Нафтоле двадцать тысяч гульденов, навсегда заложив ему свое имущество, и реб Нафтоле построил для себя водяную мельницу, пивоваренный завод и засеял десятки гектаров земли хмелем. Его жена Нэша была родом из богатого семейства, проживавшего в Праге. Они могли позволить себе нанимать самых превосходных учителей для Аксы. Один учил ее Писанию, другой — французскому языку, еще один — игре на фортепьяно, а четвертый — танцам. Все ей давалось легко. В восемь лет она играла в шахматы с дедом. Ребу Нафтоле не нужно было давать за ней приданое, поскольку она была наследницей всего состояния.

Партию для Аксы стали подыскивать заранее, но бабушке было трудно угодить. Взглянув на очередного малого, предлагаемого брачными маклерами, она говорила: «У него дурацкие плечи» или: «Он узколоб, как невежа».

И вот Нэша внезапно умерла. Ребу Нафтоле было около восьмидесяти, и он не помышлял о новом браке. Полдня он посвящал религии и полдня — хозяйству. Он вставал с рассветом и сосредоточенно размышлял над Талмудом и Комментариями, а также писал письма старейшинам общины. Если кто-нибудь заболевал, реб Нафтоле шел утешить его. Дважды в неделю он посещал богадельню вместе с Аксой, которая сама несла пожертвования — суп и кашу. Не раз Акса, избалованная и образованная, засучив рукава, перестилала постели в богадельне. Летом, после дневного сна, реб Нафтоле приказывал запрячь бричку и ездил по полям вокруг местечка вместе с Аксой. Пока они ехали, он обсуждал с ней свои дела, и было известно, что он слушает ее советы так же, как он слушал советы ее бабушки.

Одного недоставало Аксе — друга. Ее бабушка пыталась найти ей подруг, она снисходила даже до того, что приглашала девиц из Красноброда. Но Акса не терпела их болтовни о нарядах и домашнем хозяйстве. Поскольку все ее учителя были мужчинами, Аксу допускали к ним только во время занятий. И теперь дед стал ее единственным товарищем. Реб Нафтоле встречал в свое время много известных аристократов. Он бывал на ярмарках в Варшаве, Кракове, Данциге и Кёнигсберге. Он часами просиживал с Аксой, рассказывая о раввинах и праведниках, о последователях лжемессии Саббатая Цви, о раздорах в сейме, о причудах Замойских, Радзивиллов и Чарторыских — об их женах, возлюбленных и приближенных. Иногда Акса восклицала: «Вот если бы ты был моим женихом, а не дедом!» — и целовала его глаза и белую бороду.

Реб Нафтоле отвечал: «Я не единственный мужчина в Польше. Довольно мужчин не хуже меня и вдобавок моложе».

«Где же, дедушка? Где они?»

После смерти бабки Акса отказывалась полагаться на чье-либо суждение в выборе мужа — даже на мнение своего деда. Так же как бабка, она видела в женихах только плохое, а реб Нафтоле — только хорошее. Акса настаивала на том, чтобы брачный маклер позволял ей встречаться с претендентом, и реб Нафтоле наконец согласился на это. Молодую пару сводили в какой-нибудь комнате, двери которой оставались открытыми, и старая глухая служанка должна была стоять на пороге и присматривать за тем, чтобы встреча была короткой и пристойной. Обычно Акса оставалась с молодым человеком всего несколько минут. Почти все женихи оказывались унылыми и глупыми. Некоторые пытались умничать и шутить недостойным образом. Акса наотрез отказывала им. Как это ни странно, но бабушка по-прежнему подавала свой голос. Однажды Акса услышала, как та отчетливо произнесла: «У него свиное рыло». В другой раз бабушка сказала: «Он говорит как по письмовнику».

Акса понимала, что это говорит не бабушка. Мертвые не возвращаются с того света, чтобы высказать мнение по поводу сватающихся женихов. И все же это был голос бабушки, ее манера выражаться. Аксе хотелось поговорить об этом с дедушкой, но она боялась, что он сочтет ее сумасшедшей. Кроме того, дед тосковал по своей жене, и Аксе не хотелось бередить его скорбь.

Когда реб Нафтоле Холишицер сообразил, что его внучка разогнала брачных маклеров, он встревожился. Аксе шел уже девятнадцатый год. Люди в Красноброде начали судачить — подавай ей принца на белом коне или месяц в небе; так она останется в девках. Реб Нафтоле решил больше не потакать ее причудам, а выдать замуж. Он отправился в одну из ешив и вернулся с молодым человеком по имени Земах, сиротой и ревностным знатоком Писания. Юноша был смуглым, как цыган, маленьким, широкоплечим. У него были густые пейсы. Он был близорук и занимался по восемнадцать часов в сутки. Едва достигнув Красноброда, он тотчас пошел в дом учения и стал раскачиваться взад-вперед над открытой книгой Талмуда. Его пейсы раскачивались тоже. Ученики подходили и заговаривали с ним, а он отвечал им, не отрывая пристального взгляда от книги. Казалось, он знал весь Талмуд наизусть, поскольку поймал каждого на искажении цитаты.

Акса требовала встречи, но реб Нафтоле отвечал, что такие затеи пристали портным и сапожникам, а не девице из хорошей семьи. Он предупредил Аксу, что лишит ее наследства, если та прогонит Земаха. Поскольку мужчинам и женщинам полагалось находиться в отдельных комнатах во время помолвки, Акса так и не увидела жениха до подписания брачного контракта. А взглянув на него, услышала, как бабушка сказала: «Они сбывают тебе дрянной товар».

Бабушкины слова прозвучали настолько отчетливо, что все, как казалось Аксе, должны были их услышать, но никто не услышал. Девушки и женщины столпились вокруг Аксы, поздравляя ее и превознося ее красоту, ее наряд, ее драгоценности. Дед протянул ей контракт и гусиное перо, а бабка воскликнула: «Не подписывай!» Она схватила Аксу за локоть, и по бумаге расплылась клякса.

Реб Нафтоле закричал:

— Что ты наделала!

Акса пыталась расписаться, но перо выпало из ее рук. Она разрыдалась.

— Дедушка, я не могу.

— Акса, ты позоришь меня.

— Дедушка, прости. — Акса закрыла лицо руками.

Поднялся крик. Мужчины шипели, а женщины смеялись и плакали. Акса плакала беззвучно. Ее отвели, а вернее, почти отнесли в спальню и положили на постель.

Земах воскликнул:

— Не хочу жениться на строптивой бабе!

Он протолкался сквозь толпу и побежал нанимать повозку, чтобы ехать обратно в ешиву. Реб Нафтоле пошел за ним и пытался умиротворить его словами и деньгами, но Земах швырнул банкноты на землю. Кто-то принес из гостиницы, в которой стоял Земах, его плетеный сундук. Прежде чем повозка тронулась, Земах вскричал:

— Я никогда не прощу ей, и Бог не простит!

После случившегося Акса заболела. Реб Нафтоле, которому всю жизнь везло, не привык к неудачам. Он расхворался, на лице его появилась какая-то желтоватая бледность. Женщины и девушки пытались утешить Аксу. Раввины и старейшины навещали реба Нафтоле, но он день ото дня все слабел. Через некоторое время Акса оправилась и поднялась с постели. Она пошла в комнату деда и заперла за собой дверь на засов. Служанка, подслушивавшая и глядевшая в замочную скважину, сообщила, что сама слышала, как дед сказал Аксе: «Ты сошла с ума!»

Акса ходила за своим дедом, приносила ему лекарства и мыла его губкой, но у старика началась горячка. Из носа шла кровь. Он перестал мочиться. И вскоре умер. По его завещанию, составленному много лет назад, третья часть состояния предназначалась на милостыню, а остальное — Аксе.

Согласно закону, необязательно сидеть всю шиву, оплакивая смерть деда, но тем не менее Акса исполнила весь этот обряд. Она сидела на низеньком табурете и читала книгу Иова. Она не велела никого пускать в дом. Она опозорила сироту, умудренного в Писании, из-за нее умер дед. Ей стало тоскливо. Поскольку Акса уже прежде читала историю Иова, она принялась искать в библиотеке деда другую книгу. К ее изумлению, она обнаружила Библию на польском — в ней был помимо Ветхого Новый завет. Акса знала, что это запретная книга, но все же стала ее листать. Ей было любопытно, читал ли эту книгу дед. Нет, это было невероятно. Она вспомнила, что в дни поста у гоев, когда мимо дома проходили процессии со святыми иконами и хоругвями, ей не разрешали глядеть в окно. Дед говорил, что это — идолопоклонство. Может быть, бабушка читала эту Библию, гадала Акса. Между страниц она нашла несколько засушенных васильков — бабушка часто рвала эти цветы. Бабушка была родом из Богемии; говорили, что ее отец состоял в секте Саббатая Цви. Акса припомнила, что, князь Чарторыский, наезжая в имение, часто проводил время с бабушкой и хвалил ее польский выговор. Он говорил, что, не будь она еврейкой, он бы на ней женился, — величайший комплимент.

В ту ночь Акса прочла Новый завет до последней страницы. Ей трудно было допустить, что Иисус был единородным Сыном Божьим и что Он поднялся из могилы, но она нашла в этой книге больше утешения для своей измученной души, чем в бичующих словах пророков, никогда не поминавших Царствия Небесного и воскрешения из мертвых. Пророки обещали лишь добрые плоды от добрых дел или же глад и мор за дела злые.

На седьмую ночь шивы Акса легла спать. Она уже потушила свет и задремала, когда услышала знакомые шаги деда. В темноте явилась его фигура: светлое лицо, белая борода, мягкие черты лица и даже ермолка над высоким лбом. Дед тихо сказал:

— Акса, ты совершила грех.

Акса стала плакать:

— Дедушка, что мне делать?

— Все еще можно поправить.

— Как?

— Попроси прощения у Земаха, стань его женой.

— Дедушка, он мне несносен.

— Он предназначен тебе судьбой.

Дед помедлил еще мгновение, и Акса почувствовала запах его нюхательного табака, который он обычно смешивал с гвоздикой и нюхательной солью. Затем дед исчез, оставив после себя пустоту среди тьмы. Акса была слишком поражена, чтобы испугаться. Она прислонилась к деревянной спинке кровати и вскоре заснула.

Акса проснулась, вздрогнув. Она услышала бабушкин голос. Бабушка не шептала, как дед, у нее был сильный голос живого человека.

— Акса, дитя мое.

Акса залилась слезами:

— Бабушка, где ты?

— Я здесь.

— Что мне делать?

— Что твоей душе угодно.

— Что, бабушка?

— Ступай к священнику. Он даст тебе совет.

Акса оцепенела. Страх перехватил ей горло. Она с трудом произнесла:

— Ты не моя бабушка. Ты — злой дух.

— Я — твоя бабушка. Помнишь, как летним вечером мы вошли в пруд возле пологого холма и ты нашла в воде гульден?

— Помню, бабушка.

— Я могла бы привести тебе и другие доказательства. Да будет тебе известно, что гои правы. Иисус из Назарета — Сын Божий. Он родился от Святого Духа по пророчеству. Непокорные евреи отказались признать истину и наказаны за это. Мессия не придет к ним, потому что Он уже здесь.

— Бабушка, мне страшно.

Внезапно дед прокричал ей в правое ухо:

— Акса, не слушай. Это не бабушка. Это какой-то злой дух прикидывается бабушкой, чтоб обмануть тебя. Не поддавайся его богохульствам. Он повлечет тебя к погибели.

— Акса, это не дедушка, а какой-то домовой из-за бани, — встряла бабушка. — Земах — никудышка и мстителен в придачу. Он замучает тебя, и дети, которых он с тобой зачнет, будут такими же паразитами, как он сам. Спасайся, пока не поздно. Бог — с христианами.

— Лилит! Искусительница! Дочь Кетеб Мерири! — прорычал дед.

— Лжец!

Дед замолчал, но бабушка продолжала говорить, хотя ее голос ослабел. Она говорила:

— Твой настоящий дед познал истину в небесах и обратился. Его крестили небесной водой, и теперь он вкушает покой в раю. Все святые — епископы и кардиналы. А те, кто продолжает упрямиться, горят в геенне огненной. Если ты не веришь мне, я дам тебе знак.

— Какой знак?

— Расстегни наволочку, распори швы подушки, и там ты найдешь венец из перьев. Рука человека не может создать подобный венец.

Бабушка исчезла, и Акса погрузилась в тяжелый сон. На рассвете она проснулась и зажгла свечу. Она вспомнила бабушкины слова, расстегнула наволочку и распорола подушку. Увиденное ею было настолько удивительно, что она едва верила своим глазам: пух и перья сплелись в венец, образуя собой мелкий орнамент сложного узора, повторить который не смог бы ни один умелец в этом мире. В верхней части венца был крошечный крестик. Все это было настолько воздушно, что трепетало от дыхания Аксы. Акса ахнула. Кто бы ни сотворил этот венец — ангел или демон, — он трудился в темноте внутри подушки. Она была свидетельницей чуда. Акса задула свечу и вытянулась на постели. Она долго лежала без единой мысли. Потом вновь заснула.

Наутро, пробудившись, Акса подумала, что ей приснился дурной сон, но на ночном столике она увидела венец из перьев. Он радужно сверкал на солнце. Казалось, он усыпан крохотными бриллиантами. Акса сидела и созерцала это чудо. Потом оделась в черное платье, покрыла голову черной шалью и попросила, чтобы ей подали коляску. Она поехала к дому, где жил Косцик, ксендз.

Экономка открыла дверь. Ксендзу было около семидесяти лет, и он знал Аксу. Он часто приходил в имение святить крестьянам куличи на Пасху, напутствовать умирающих, венчать и служить на похоронах. Один из учителей Аксы однажды одалживал у него латинско-польский словарь. Всякий раз, когда ксендз посещал их, бабушка Аксы приглашала его в свою маленькую гостиную, где они беседовали под пирог с вишневкой.

Ксендз предложил Аксе стул. Она села и обо всем ему поведала.

Ксендз сказал:

— Не возвращайся к евреям, приди к нам. Мы приглядим за тем, чтобы твое состояние осталось неприкосновенным.

— Я забыла взять венец. Я хочу, чтобы он был со мною.

— Так, дочь моя, ступай и принеси его.

Акса отправилась домой, но служанка уже убрала спальню и стерла пыль с ночного столика, венец исчез. Акса искала в мусорной яме, в помоях, но венец исчез бесследно.

Вскоре по Красноброду распространилась ужасная весть о том, что Акса обратилась.

Минуло шесть лет. Акса вышла замуж и стала помещицей Марией Малковской. Старый помещик, Владислав Малковский, умер, не имея прямого наследника, и завещал состояние своему племяннику Людвигу. Людвиг оставался холостяком до сорока пяти лет, и казалось, уже никогда не женится. Он жил в замке дяди со своей сестрой — старой девой по имени Глория. У него были любовницы из крестьянских девушек, с которыми он произвел на свет несколько внебрачных детей. Людвиг был небольшого роста, изящный, с белокурой бородкой клинышком. Он сторонился людей, предпочитая старинные книги по истории, религии и генеалогии. Он курил фарфоровую трубку, пил и охотился в одиночку, пренебрегал дворянскими балами. Хозяйство поместья он держал в твердых руках и был уверен, что его управляющий не крадет. Соседи считали Людвига педантом, а некоторые полагали, что он полоумный. Когда Акса приняла христианство, он предложил ей — теперь Марии — выйти за него замуж. Ходили сплетни, что этот скряга Людвиг влюбился в наследство Марии. Ксендз и все остальные христиане уговаривали Аксу принять предложение Людвига. Он был потомком польского короля Лещинского. Глория, которая была старше Людвига на десять лет, противилась этому браку, но Людвиг на сей раз ослушался ее.

Краснобродские евреи боялись, что Акса станет их врагом и будет подстрекать против них Людвига, как это случалось со многими обращенными, однако Людвиг продолжал торговлю с евреями, продавая им рыбу, зерно и скот. Зелик Фрамполер, еврей-поставщик, снабжал имение различными товарами. Глория оставалась хозяйкой замка.

В первые недели после свадьбы Акса и Людвиг катались вместе в экипаже. Людвиг даже начал делать визиты соседним помещикам и поговаривал о том, что надо бы дать бал. Он рассказал Марии о всех своих похождениях с женщинами и обещал вести себя, как подобает богобоязненному христианину. Но вскоре он вернулся к своим прежним привычкам: перестал бывать у соседей, вновь связался с крестьянскими девушками и снова запил. Раздраженное безмолвие встало между мужем и женой. Людвиг перестал приходить в спальню к Марии, и она не зачала. Позднее они перестали обедать за одним столом, и, когда Людвигу нужно было что-нибудь сообщить Марии, он посылал ей записку с кем-нибудь из слуг. Глория, распоряжавшаяся финансами, выдавала невестке по гульдену в неделю, состояние Марии принадлежало теперь ее мужу. Аксе было ясно, что Бог карает ее и что ей остается только ждать смерти. Но что будет после того, как она умрет? Будет ли она жариться на ложе из иголок или будет брошена в пустыню преисподней? Или перевоплотится в какую-нибудь собаку, в мышь, в камень?

Поскольку ей нечем было заняться, Акса проводила весь день и часть ночи в библиотеке своего мужа. Людвиг не пополнял ее, и книги были старые, переплетенные в кожу, в дерево и в траченные молью бархат и шелк. Желтые страницы были покрыты бурыми пятнами. Акса читала предания о древних королях, о далеких странах, о разных битвах и интригах между князьями, кардиналами, герцогами. Она размышляла над рассказами о крестовых походах и страшной чуме. Мир кишел пороком, но он был к тому же полон чудес. Звезды в небе воевали между собой и проглатывали друг друга. Кометы предвещали бедствия. Один ребенок родился с хвостом, на одной женщине выросли чешуя и плавники. В Индии факиры ходили босиком по раскаленным углям, не обжигаясь. Другие факиры давали похоронить себя живьем, а потом вставали из могил.

Странно, но после той ночи, когда Акса нашла венец из перьев в своей подушке, силы, царящие во вселенной, не давали ей больше знамений. Она ни разу не слышала ни бабушки, ни деда. Временами Аксе хотелось позвать деда, но она не смела произнести его имя своими нечестивыми устами. Она предала еврейского Бога и больше не верила в христианского, так что она воздерживалась от молитв. Часто, когда Зелик Фрамполер приходил в поместье и Акса видела его из окна, ей хотелось спросить у него про еврейскую общину, но она боялась, что тот почтет за грех разговаривать с нею и что Глория станет винить ее в сношениях с евреями.

Годы проносились мимо. Волосы Глории побелели, и голова ее стала трястись. Бородка Людвига сделалась седой. Слуги постарели, оглохли и почти ослепли. Аксе, или Марии, было едва за тридцать, но она часто казалась себе старухой. С годами она все больше и больше убеждалась в том, что это дьявол склонил ее к обращению и он же сплел венец из перьев. Но пути назад не было. По русскому закону обращенный не мог вернуться в свою веру. Те немногие вести о евреях, которые доходили до нее, были худыми: синагога в Красноброде сгорела дотла, а с ней и склады на рыночной площади. Почтенные отцы семейств и старейшины общины с котомками за плечами отправились просить милостыню. Каждые несколько месяцев случалась какая-нибудь эпидемия. Возвращаться было некуда. Акса часто думала покончить с собой, но как? Ей не хватало духу повеситься или перерезать себе вены, а яда у нее не было.

Мало-помалу Акса пришла к заключению, что вселенной правят темные силы. Не Бог всему владыка, а Сатана. Она нашла толстую книгу о колдовстве, в которой подробно описывались чары и заклинания, талисманы, вызывание злых духов и домовых, жертвы Асмодею, Люциферу и Вельзевулу. В книге были рассказы о черной мессе, а также о том, как ведьмы умащают свои тела, собираются в лесу, едят человеческое мясо и летают по воздуху верхом на помеле, кочерге или ободе в сопровождении других ночных существ с рогами, хвостами, крыльями, как у летучих мышей, и свиным рылом. Часто эти чудовища возлежали с ведьмами, рождавшими затем уродцев.

Аксе вспомнилась пословица на идише: «Коль не всплываешь — тони». Лишившись грядущей жизни, она решила насладиться веселием жизни здешней. Ночами она стала призывать дьявола, желая заключить с ним сделку, как это делали многие отверженные женщины в прежние времена.

Однажды в полночь, после того как Акса проглотила зелье из меда, слюны, человеческой крови, вороньего яйца, приправленное мандрагорой, она почувствовала холодный поцелуй на губах. При свете поздней луны она увидела очертания обнаженной мужской фигуры — высокой и черной, с длинными спутанными волосами, рогами и с двумя торчащими клыками, как у кабана. Склонившись над ней, он прошептал:

— Что прикажешь, моя госпожа? Ты можешь просить полцарства.

Его тело было прозрачным, как паутина. От него разило дегтем. Акса хотела было ответить: «Ты мой раб, иди и возьми меня». Но вместо этого она прошептала:

— Я хочу видеть бабушку и дедушку.

Дьявол рассмеялся:

— От них остался прах!

— Ты сплел венец из перьев? — спросила Акса.

— А кто ж еще?

— Ты обманул меня?

— Я ж обманщик, — ответил дьявол, хихикнув.

— В чем же истина?

— Истина в том, что истины нет.

Дьявол чуть помедлил и исчез. Остаток ночи Акса провела меж сном и явью. Ей слышались голоса. Ее груди набухли, сосцы стали твердыми, живот раздулся. Боль пронзала череп. Она чувствовала оскомину, язык так распух, что она боялась, он разорвет рот. Глаза вылезали из орбит. В ушах так стучало, словно били молотом о наковальню. Потом она почувствовала, что у нее начались схватки. «Я рожаю демона!» — воскликнула Акса. Она стала молиться Богу, которого оставила. Наконец она погрузилась в сон, а когда проснулась в предрассветной тьме, все боли прекратились. Она увидела деда в ногах кровати. На нем были белая мантия и облачение вроде того, что он надевал в канун Йом Киппура, прежде чем благословить Аксу и идти на молитву Кол-Нидре. Сияние исходило из его глаз и бросало отсвет на покрывало Аксы.

— Дедушка, — пробормотала Акса.

— Да, Акса. Я здесь.

— Дедушка, что мне делать?

— Беги прочь. Покайся.

— Я погибла.

— Каяться не поздно никогда. Найди человека, которого ты опозорила. Стань дщерью иудейской.

Потом Акса не могла вспомнить, действительно ли дед говорил с ней или она понимала его без слов. Ночь минула. Окна покраснели от рассвета. Щебетали птицы. Акса осмотрела простыню. Крови не было. Она не родила демона. Впервые за многие годы она прочла еврейскую благодарственную молитву.

Акса встала с постели, вымылась над тазом и покрыла волосы шалью. Людвиг и Глория лишили ее состояния, но у нее еще оставались бабушкины драгоценности. Она завернула их в платок и положила в корзину вместе с рубашкой и нижним бельем. Людвиг либо ночевал у одной из своих любовниц, либо с рассветом отправился на охоту. Глория лежала больная в своих покоях. Служанка принесла Аксе завтрак, но та едва притронулась к нему. Потом она покинула поместье. Собаки лаяли на нее, как на чужую. Старые слуги изумленно глядели, как барыня прошла через ворота с корзиной в руках, покрытая платком, как крестьянка.

Хотя земля Малковских была неподалеку от Красноброда, Акса провела в дороге почти весь день. Она садилась передохнуть и мыла руки в ручье. Она читала вслух молитву и ела ломоть хлеба, который захватила с собой.

Рядом с Краснобродским кладбищем стояла лачуга Эбера-могильщика. Возле лачуги его жена стирала белье в лохани. Акса спросила у нее:

— Так я иду в Красноброд?

— Да, прямо.

— Что нового в местечке?

— Кто вы?

— Я родственница реба Нафтоле Холишицера.

Женщина вытерла руки о передник:

— Ни души не осталось от этого семейства.

— А где Акса?

Женщина затрепетала:

— Отец Небесный, да погребут ее вниз головой. — И женщина рассказала об обращении Аксы. — Она наказана уже на этом свете.

— Что сталось с тем юношей из ешивы, с которым она была помолвлена?

— Кто его знает? Он нездешний.

Акса спросила, где могилы бабушки и деда, и старуха указала ей два надгробных камня, склонившихся друг к другу, замшелых и заросших сорной травой. Акса пала перед ними ниц и пролежала так до наступления ночи.

Три месяца Акса блуждала от ешивы к ешиве, но так и не нашла Земаха. Она рылась в поминальных книгах общин, расспрашивала старейшин и раввинов — все безрезультатно. Поскольку не во всяком городе есть гостиница, она часто ночевала в богадельнях. Она лежала на соломенном тюфяке, укрывшись рогожей, и безмолвно молила дедушку явиться и рассказать, где ей найти Земаха. Но дед не отзывался. В темноте старые и больные кашляли и бормотали. Дети кричали. Матери ругались. Хотя Акса сносила все это как часть своего наказания, ей трудно было побороть в себе чувство унижения. Люди, возглавлявшие общины, обходились с ней грубо. Ей приходилось по многу дней ждать, пока они ее примут. Женщины относились к ней подозрительно — почему она ищет какого-то мужчину, у которого наверняка есть жена и дети, если он вообще не в могиле? «Дедушка, зачем ты понуждаешь меня к этому?! — восклицала Акса. — Или укажи мне путь, или пошли смерть прибрать меня».

Однажды зимним вечером Акса сидела в люблинской гостинице и спрашивала хозяина, не слышал ли он о человеке по имени Земах — маленьком, смуглом, бывшем ученике ешивы и знатоке Писания. Один из постояльцев сказал:

— Вы имеете в виду Земаха, учителя из Избицы?

Он описал Земаха, и Аксе стало ясно, что она нашла того, кого искала.

— Он был помолвлен с одной девушкой в Красноброде.

— Знаю. Она обратилась. А вы кто?

— Родственница.

— Что вы хотите от него, — спросил постоялец. — Он беден и упрям вдобавок. У него забрали всех учеников. Он дикий и своенравный человек.

— У него есть жена?

— Уже было две. Одну он замучил до смерти, а другая ушла.

— А дети у него есть?

— Нет, он бесплоден.

Постоялец хотел еще что-то сказать, но пришел слуга и позвал его куда-то.

Глаза Аксы наполнились слезами. Дедушка не оставил ее. Он вел ее верным путем. Она пошла узнать, как ей добраться до Избицы, и напротив гостиницы уже стояла крытая повозка, готовая отправиться в путь. «Нет, я не одинока, — сказала себе Акса, — каждый мой шаг известен небесам».

Сначала дорога была мощеной, но вскоре превратилась в две грязные колеи с ухабами и колдобинами. Ночь была сырой и темной. Часто пассажирам приходилось слезать и помогать извозчику вытаскивать повозку из грязи. Попутчики ругали извозчика, но Акса переносила неудобства безропотно. Шел мокрый снег, и дул холодный ветер. Каждый раз, выбравшись из повозки, она погружалась в грязь выше щиколоток. В Избицу прибыли поздно вечером. Местечко было сплошным болотом. Лачуги обветшали. Кто-то показал Аксе дорогу к дому Земаха-учителя — дом стоял на холме, возле мясной лавки. Несмотря на то что была зима, в воздухе пахло падалью. Собаки шныряли вокруг лавки.

Акса заглянула в окно лачуги Земаха и увидела облупившиеся стены, земляной пол и полки с потрепанными книгами. Горел лишь фитиль в плошке с маслом. За столом сидел маленький человек с черной бородой, лохматыми бровями, желтым лицом и острым носом. Он близоруко согнулся над большой книгой. Голова его была покрыта подкладкой от ермолки, а одет он был в стеганую кацавейку, из которой торчал грязный ватин. Пока Акса стояла и смотрела, из норы вышла мышь и пробежала по постели, состоявшей из тюфяка с гниющей соломой, подушки без наволочки и траченной молью овчины, служившей одеялом. Несмотря на то что Земах постарел, Акса узнала его. Он почесался. Потом он поплевал себе на кончики пальцев и вытер их об лоб. Да, это был он. Аксе хотелось смеяться и плакать одновременно. На миг она обернулась в темноту. Впервые за все эти годы она услышала голос бабушки:

— Акса, беги.

— Куда?

— Назад к Исаву.

Потом она услышала голос деда:

— Акса, он спасет тебя от бездны.

Акса никогда не слышала, чтобы дед говорил так пылко. Она почувствовала пустоту, которая приходит перед обмороком. Она привалилась к двери, и та отворилась.

Земах поднял одну лохматую бровь. Глаза у него были навыкате, с желтушными белками.

— Кто ты?

— Вы — реб Земах?

— Да, кто ты?

— Акса из Красноброда. Ваша бывшая невеста…

Земах молчал. Он открыл свой кривой рот, в котором торчал единственный зуб, черный как гвоздь.

— Обращенная?

— Я вернулась в иудейство.

Земах вскочил на ноги. Ужасный крик сотряс его.

— Вон из моего дома. Да сгинет имя твое!

— Реб Земах, пожалуйста, выслушайте меня…

Он подскочил к ней со сжатыми кулаками. Плошка с маслом опрокинулась, и свет погас.

— Падаль!

В доме учения в Холишице было битком народу. Накануне новолуния целая толпа собралась читать молитвы. С женской галереи доносилось благочестивое чтение. Внезапно открылась дверь, и чернобородый мужчина в оборванной одежде шагнул внутрь. Через плечо у него висела котомка. Он вел за собой на веревке, словно корову, какую-то женщину. На ней был черный платок, платье из мешковины и какие-то обноски на ногах. На шее у нее болталась связка чеснока. Молящиеся смолкли. Незнакомец дал знак женщине, и она пала ниц на пороге.

— Евреи, топчите меня! — призывала она. — Евреи, плюйте в меня!

В доме учения поднялась суматоха. Незнакомец подошел к столу для чтения, постучал по нему, требуя тишины, и заговорил нараспев:

— Семья этой женщины родом из вашего города. Ее дедом был реб Нафтоле Холишицер. Это — Акса, обратившаяся и вышедшая замуж за помещика. Ныне она узрела истину и хочет искупить свои мерзкие прегрешения.

Хотя Холишиц был расположен в той части Польши, что принадлежала Австрии, историю Аксы слышали и здесь. Некоторые прихожане утверждали, что обряд раскаяния не таков, что нельзя тащить человека на веревке, как скотину. Иные грозили незнакомцу кулаками. Действительно, в Австрии обратившийся мог вернуться в иудейство по закону этой страны. Но если христиане узнают, что кто-то из обратившихся в их веру подвергся таким унижениям, последуют жестокие упреки и обвинения. Старый раввин реб Бецалель приблизился к Аксе скорыми шажками.

— Встань, дочь моя. Раз уж ты раскаялась, ты — одна из нас.

Акса поднялась:

— Рабби, я опозорила мой народ.

— Раз уж ты раскаялась, Вседержитель простит тебя.

Когда молившиеся на женской галерее услышали о том, что происходит, они бросились в мужское помещение и среди них — жена раввина. Реб Бецалель сказал ей:

— Отведи ее домой и одень в приличную одежду. Человек создан по образу Божьему.

— Рабби, — сказала Акса, — я хочу искупить свои грехи.

— Я наложу на тебя покаяние. Не мучай себя.

Некоторые женщины заплакали. Жена раввина сняла свою шаль и набросила Аксе на плечи. Другая замужняя женщина предложила Аксе накидку. Они отвели ее в помещение, где в прежние времена заключали согрешивших против общины, — в нем еще сохранились колода и цепь. Там женщины одели Аксу. Кто-то принес ей юбку и башмаки. Пока они хлопотали вокруг Аксы, та била себя кулаками в грудь и перечисляла свои прегрешения; она посрамила Бога, она поклонялась идолам, она совокуплялась с гоем. Акса всхлипывала:

— Я занималась колдовством, я вызывала дьявола. Он сплел мне венец из перьев.

Когда Аксу одели, супруга раввина увела ее к себе в дом.

После молитв мужчины стали расспрашивать незнакомца, кто он такой и что его связывает с внучкой реба Нафтоле.

Тот отвечал:

— Мое имя Земах. Я должен был стать ее мужем, но она отказала мне. Теперь она пришла просить у меня прощения.

— Еврею подобает прощать.

— Я простил ее, но Вседержитель есть Бог Возмездия.

— Но Он есть и Бог Милосердия.

Земах стал спорить со знатоками Писания и тотчас обнаружил свою эрудицию. Он цитировал Талмуд, Комментарии и Респонсы. Он даже поправил раввина, когда тот допустил неточность в цитате.

Реб Бецалель спросил его:

— Ты женат?

— Я разведен.

— В таком случае все можно уладить.

Раввин пригласил Земаха к себе в дом. Женщины сидели с Аксой на кухне. Они заставляли ее поесть хлеба с цикорием. Она постилась уже третий день. В кабинете раввина мужчины хлопотали о Земахе. Они принесли ему брюки, башмаки, кацавейку и шапку. У него были вши, и его отвели в баню.

Вечером собрались у раввина семь наиболее почтенных жителей города и все старейшины. Их жены привели Аксу. Раввин объявил, что, согласно закону, Акса считается незамужней. Ее союз с помещиком был не чем иным, как прелюбодеянием. Раввин спросил:

— Земах, желаешь ли ты взять Аксу в жены?

— Желаю.

— Акса, возьмешь ли ты Земаха в мужья?

— Да, рабби, но я недостойна.

Раввин назначил Аксе покаяние. Она должна была поститься каждый понедельник и каждый четверг, воздерживаться от мяса и рыбы в будни, читать псалмы и с рассветом подниматься на молитву. Раввин сказал ей:

— Суть не в наказании, а в угрызениях совести. «Пойдем и возвратимся к Господу, ибо Он уязвил — и Он исцелит нас» — так сказал пророк.

— Рабби, простите, — прервал его Земах. — Подобное покаяние налагается за обычные грехи, а не за обращение.

— Что ты хочешь, чтобы она делала?

— Есть более суровые покаяния.

— Какие, например?

— Носить камни в башмаках. Кататься нагим телом по снегу зимой и по крапиве летом. Поститься от Субботы до Субботы.

— В наши дни у людей нет сил сносить столь суровые наказания, — сказал раввин, чуть поколебавшись.

— Если им достало сил грешить, они должны обладать силой для очищения.

— Святой рабби, — сказала Акса, — не облегчайте мою участь. Пусть рабби наложит на меня жестокое покаяние.

— Я сказал, чему следует быть.

Все молчали. Потом Акса произнесла:

— Земах, подай мне мой узел.

По приходе Земах положил ее узел в угол. Теперь он принес его к столу, и Акса вынула из него какой-то мешочек. Вздох вырвался у собравшихся, когда она высыпала из него жемчужные, бриллиантовые и рубиновые украшения.

— Рабби, это мои драгоценности, — сказала Акса, — мне не пристало владеть ими. Распорядитесь ими по своему усмотрению.

— Они принадлежат тебе или помещику?

— Мне, рабби. Я унаследовала их от моей дорогой бабушки.

— Написано, что даже самый щедрый не должен отдавать более пятой части.

Земах отрицательно покачал головой:

— Опять я не согласен. Она обесчестила свою бабушку, пребывающую в раю. Не следует позволять ей наследовать бабушкины драгоценности.

Раввин схватился за бороду.

— Если ты все знаешь, ты и будь раввином. — Он поднялся со стула, но потом вновь уселся: — На что вы будете жить?

— Я стану водоносом, — сказал Земах.

— Я могу месить тесто и стирать белье, — сказала Акса.

— Ладно, делайте как знаете. Я верю в милосердие закона, а не в его жестокость.

Среди ночи Акса открыла глаза. Муж и жена жили неподалеку от кладбища в лачуге с земляным полом. Весь день Земах носил воду. Акса стирала белье. За исключением Суббот и праздников, оба постились каждый день и ели только вечером. Акса клала в свои башмаки песок и гальку и носила грубую шерстяную рубаху на голое тело. Ночью они спали раздельно на полу — он на подстилке возле окна, она — на соломенном тюфяке возле печки. На веревке, протянутой от стены до стены, висели саваны, которые Акса сшила для себя и для мужа.

Они были женаты уже три года, но Земах все еще не приближался к ней. Он сознался, что сам тоже погряз в грехе. Имея жену, он вожделел Аксу. Он расплескивал свое семя, подобно Онану. Он жаждал отомстить Аксе, поносил Вседержителя и вымещал гнев на своих женах, одна из них умерла. Мог ли он еще более оскверниться?

Хотя их лачуга была рядом с лесом и они могли даром брать дрова, Земах не позволял топить печь по вечерам. Они спали в одежде, укрывшись мешками и тряпьем. Люди в Холишице были уверены, что Земах сумасшедший; раввин призвал к себе мужа и жену и объяснил, что мучить себя так же жестоко, как мучить других, но Земах привел цитату из Источника Мудрости о том, что покаяние без умерщвления плоти бессмысленно.

Акса каждый вечер перед сном исповедовалась, и все же сны ее не были чисты. Сатана являлся ей в образе бабушки и описывал великолепные города, изящные балы, страстных помещиков, похотливых женщин. Дед опять замолчал.

В снах Аксы бабушка была молодой и красивой. Она пела непристойные песни, пила вино и танцевала с мошенниками. В иные ночи она вела Аксу в храмы, где священники пели, а идолопоклонники преклоняли колена перед золотыми изваяниями. Нагие куртизанки пили вино из рогов и предавались беспутству.

Однажды ночью Аксе приснилось, что она стоит нагая в круглой яме. Какие-то карлики танцуют вокруг нее. Они поют бесстыдные погребальные песни. Слышатся звуки труб и барабанный бой. Когда она проснулась, мрачное пение все еще звенело в ее ушах. «Я погибла навеки», — сказала она себе.

Земах тоже проснулся. Он глядел на ту часть оконного стекла, которую не заколотил снаружи досками. Потом спросил:

— Акса, ты не спишь? Выпал снег.

Акса слишком хорошо знала, что у него на уме. Она сказала:

— У меня нет сил.

— У тебя были силы предаться нечестивцам.

— У меня болят кости.

— Скажи об этом ангелу возмездия.

Снег и поздняя луна отбрасывали в комнату яркий отсвет. Земах отрастил длинные, как у древнего отшельника, волосы. Борода его буйно разрослась, и глаза горели в ночи. Акса никак не могла понять, откуда у него берутся силы весь день носить воду и еще учиться по ночам. Он едва прикасался к вечерней пище. Чтобы не наслаждаться едой, он глотал хлеб, не прожевав его, он пересаливал и переперчивал суп, который она ему варила. Акса и сама была истощена. Она часто глядела на свое отражение в лужах и видела худое лицо, ввалившиеся щеки, болезненную бледность. Она часто кашляла, сплевывая мокроту и кровь. Сейчас она сказала:

— Прости меня, Земах, я не могу подняться.

— Вставай, блудница. Может быть, это твоя последняя ночь.

— Дай-то Бог.

— Признавайся! Говори правду!

— Я тебе все сказала.

— Ты получала удовольствие от разврата?

— Нет, Земах, нет.

— В последний раз ты говорила, что получала.

Акса долго молчала.

— Очень редко. Разве что на миг.

— Ты забывала Бога?

— Не совсем.

— Ты знала закон, данный Богом, и нарушила его своей охотой.

— Я думала, что истина у христиан.

— Только оттого, что сатана сплел тебе венец из перьев?

— Я думала, это чудо.

— Шлюха! Не оправдывайся!

— Я не оправдываюсь. Он говорил голосом бабушки.

— Почему ты слушала бабушку, а не деда?

— Я была глупой.

— Глупой? Ты много лет коснела в грехе.

Через некоторое время муж и жена босыми выходили в ночь. Земах бросался в снег первым. Он переворачивался очень быстро. Ермолка спадала у него с головы. Его тело было покрыто черными волосами, словно мехом. Спустя минуту Акса тоже бросалась наземь. Она переворачивалась в снегу медленно и молча, в то время как Земах твердил: «Мы грешили, мы изменяли, мы крали, мы лгали, мы насмехались, мы бунтовали». И потом добавлял: «Да станет моя смерть по воле Твоей искуплением всех беззаконий моих».

Акса часто слышала этот плач, но он всегда приводил ее в трепет. Так причитали крестьяне, когда ее муж, помещик Малковский, порол их. Акса страшилась причитаний Земаха больше, чем зимнего холода и летней крапивы. Временами, когда дух его смягчался, Земах обещал, что придет к ней как муж к жене. Он даже сказал, что ему хочется быть отцом ее детей. Но когда это будет? Он продолжал выискивать все новые преступления и в ней, и в себе. Акса день ото дня слабела. Саваны на веревке и надгробные камни на кладбище, казалось, звали ее к себе. Она заставила Земаха дать обет, что он произнесет каддиш над ее могилой.

В жаркий день месяца Таммуза Акса пошла собирать щавель на пастбище у реки. Она постилась весь день и теперь хотела сварить похлебку себе и Земаху на ужин. Собирая щавель, она вдруг почувствовала непреодолимое изнеможение. Акса распростерлась на траве и задремала, собираясь передохнуть всего лишь четверть часа. Но в глазах у нее помутилось, и ноги онемели. Акса погрузилась в глубокий сон. Когда она открыла глаза, уже настала ночь. Небо покрылось тучами, воздух был тяжелым и влажным. Приближалась гроза. Земля дымилась запахами разнотравья, от которых у Аксы кружилась голова. В темноте она нашла свою корзину, но та была пуста, коза или корова — кто-то съел ее щавель. Внезапно она вспомнила свое детство, когда бабушка и дедушка баловали ее, когда она была одета в бархат и шелк и ей прислуживали служанки и лакеи. Теперь ее душил кашель, лоб горел и по спине пробегал озноб. Поскольку луна не светила и звезды затмились, Акса едва разбирала дорогу. Босыми ногами она наступала на колючки и в коровий навоз. Что-то прокричало в ней: «В какую ж западню я угодила!» Она подошла к какому-то дереву и остановилась передохнуть. В этот момент Акса увидела деда. Его белая борода светилась в темноте. Акса узнала его высокий лоб, его кроткую улыбку и нежную доброту во взгляде. Она воскликнула:

— Дедушка! — И в одно мгновение ее лицо омылось слезами.

— Я все знаю, — сказал дед. — Твои страдания и твою скорбь.

— Дедушка, что мне делать?

— Дочь моя, твоим испытаниям пришел конец. Мы ждем тебя — я, бабушка, все, кто тебя любит. Святые ангелы придут тебя встречать.

— Когда, дедушка?

В этот момент образ растаял. Осталась только тьма. Акса нащупывала дорогу домой как слепая. Наконец она добралась до лачуги. Открыв дверь, сразу почувствовала, что Земах дома. Он сидел на полу, и глаза его были словно угли. Он закричал:

— Это ты!

— Да, Земах.

— Почему ты так долго не возвращалась? Из-за тебя я не мог спокойно прочитать вечернюю молитву. Ты смущала мой ум.

— Прости меня, Земах. Я устала и заснула на лугу.

— Лживая! Обращенная! Подлая! — завизжал Земах. — Я искал тебя на пастбище. Ты блудила с пастухом!

— Что ты говоришь, Боже сохрани!

— Скажи мне правду! — Он вскочил на ноги и стал трясти ее. — Стерва! Искусительница! Лилит!

Земах никогда не вел себя так буйно. Акса сказала ему:

— Земах, муж мой, я верна тебе. Я заснула в траве. Когда я шла домой, я видела дедушку. Мое время истекло. — Ее охватила такая слабость, что она опустилась на пол.

Гнев Земаха тотчас прошел. Скорбный вопль вырвался из его груди:

— Милая душа, куда я денусь без тебя? Ты святая. Прости мне мою жестокость. Это из-за моей любви. Я хотел очистить тебя, чтобы ты могла воссесть в раю со Святыми Матерями.

— Я удостоюсь, чего заслужила.

— Почему это должно было произойти именно с тобой? Или в небесах нет справедливости? — И Земах стал причитать тем голосом, который приводил Аксу в ужас. Он бился головой о стену.

На следующее утро Акса не встала с постели. Земах принес ей кашу, которую сварил на треноге. Когда он кормил Аксу, каша выливалась у нее изо рта. Земах привел городского лекаря, но лекарь не знал, что делать. Пришли женщины из погребального общества. Акса лежала, совершенно обессилев. Жизнь иссякала в ней. В полдень Земах отправился пешком в город Ярослав за доктором. Настал вечер, но Земах не вернулся. Еще утром жена раввина прислала Аксе подушку. Впервые за многие годы Акса спала на подушке. К вечеру женщины из погребального общества разошлись по домам к своим семьям, и Акса осталась одна. Фитиль горел в плошке с маслом. Чуть теплый ветерок влетал через открытое окно. Луны не было, но звезды поблескивали. Стрекотали сверчки, и лягушки квакали человеческими голосами. Время от времени тень проходила по стене напротив ее постели. Акса знала, что конец ее близок, но не боялась смерти. Акса вглядывалась в свою душу. Она родилась красивой и богатой, ей было дано больше, чем другим. По несчастью, все стало наоборот. Страдала ли она за свои грехи или в нее воплотилась душа согрешившего в одном из прошлых поколений? Акса знала, что последние часы ей следует употребить на молитву и покаяние. Но таков был ее удел — сомнение не оставляло ее даже теперь. Дедушка говорил ей одно, бабушка — другое. Акса читала в старинной книге об отступниках, отрицавших существование Бога, считавших мир случайным сочетанием атомов. Теперь у нее было одно желание: чтобы ей было дано знамение и открылась полная истина. Акса лежала и молилась о чуде. Она забылась легким сном, и ей снилось, что она падает в бездну, тесную и темную. Каждый раз, когда ей казалось, что она достигла дна, оно распадалось под ней, и Акса начинала погружаться вновь еще быстрее. Тьма становилась все тяжелей и бездна все глубже.

Акса открыла глаза, зная, что ей делать. Собрав последние силы, она поднялась и нашла нож. Она сняла наволочку и немыми пальцами распорола швы подушки. Из пуха, которым была набита подушка, она извлекла венец из перьев. Некая сокрытая рука сплела в верхней части венца четыре буквы Господнего Имени.

Акса положила венец возле постели. В колеблющемся свете фитиля она отчетливо видела каждую букву: Йод, Хей, Вав и еще Хей. Но она спрашивала себя, почему этот венец есть большее откровение истины, чем тот? Неужто и на небе есть разные веры? Акса стала молиться о новом чуде. В своем смятении она вспомнила слова дьявола: «Истина в том, что истины нет».

Поздно вечером одна женщина из погребального общества вернулась к ней. Акса хотела попросить ее не наступать на венец, но была слишком слаба. Женщина наступила на венец, и его тонкие сплетения распались. Акса закрыла глаза и больше никогда не открывала их. На рассвете она вздохнула, и душа ее отлетела.

Одна из женщин подняла с полу перо и поднесла к ноздрям Аксы, но перо не шелохнулось.

Позже в тот же день женщины из погребального общества омыли Аксу и одели ее в тот саван, который она сама себе сшила. Земах так и не вернулся из Ярослава, и о нем больше слыхом не слыхивали. В Холишице поговаривали о том, что его убили на дороге. Некоторые предполагали, что Земах был не человеком, а злым духом. Аксу похоронили возле часовни одного святого человека, и раввин произнес над ней погребальное слово.

Одно осталось загадкой. Перед самой смертью Акса распорола подушку, присланную ей женой раввина. Женщина, омывавшая ее тело, обнаружила следы пуха у нее между пальцев. Откуда у умирающей нашлись силы сделать такое? И что она искала? Но сколько бы жители города ни гадали об этом, сколько бы объяснений ни пытались найти, им так и не удалось узнать истину.

Ибо если и существует такая вещь, как истина, она замысловата и сокровенна, как венец из перьев.