Он успел изловить её у самого выхода, притянул к себе и, не отпуская из крепких объятий, потащил в свою комнату. Девица брыкалась, даже цапнула за ладонь — но Иттан не выпустил добычу. Дверь он предусмотрительно закрыл на ключ. Светлячок неотрывно следовал за Иттаном, окрашивая убогую обстановку комнатенки в нежно-зеленоватый. Девица жалась к стене.
— Давай поговорим.
Иттан примирительно поднял руки, показывая, что ладони его чисты.
— Нам не о чем разговаривать, — отрезала воровка. — Из-за тебя я вляпалась в эту историю. Из-за какого-то кольца, которое даже не продать — уж больно оно приметное. Так ладно, ну, дурная я, но отдала ж кольцо… А ты на виселицу отправил. Вот спасибо!
Она схватила ночную вазу и замахнулась ей, намереваясь то ли кинуть, то ли огреть. Опасное оружие, ничего не скажешь.
— Послушай. — Иттан шагнул вперед, пропуская перед собой светлячок, который не переставал пугать девицу — та даже зашипела, когда он подплыл к ней вплотную. — Я не думал, что тебя захотят казнить. К тому же в итоге ты здесь.
— Уж не по твоей воле. — Окончательно вжалась в стену.
— Вообще-то по моей, — Иттан улыбнулся. — Я заплатил главному следователю, чтобы повешение заменили на что-то иное.
Девица долго изучала его, а в глазах её плясали светлячки. Вазу она брякнула на пол.
— Бородатый мужик — это ты?
Иттан поскреб отросшую за недели дороги бороду. Видимо, он.
— Обалдеть… — Воровка хлопнула себя по лбу. — Сначала страже сдал, а потом у неё же выкупил. У тебя с головой всё в порядке?
Почему-то ему стало так смешно, что Иттан прыснул. В порядке ли у него с головой? Нет, нет и нет! Не видно, что ли?
Если б не кольцо это треклятое, и он, и она жили бы своей прежней жизнью. А теперь они почти на равных — заложники гарнизона.
— Чего ржешь? — буркнула девица и вдруг тоже засмеялась, припадочно, на грани с истерикой. Наверное, от переживаний и свалившихся на неё проблем.
— Как тебя зовут-то? — ради приличия спросил Иттан, зажигая на столе тонкие свечи, которые скорее коптили, нежели дарили свет. Светлячок растворился, и девица выдохнула.
— Тая, — брякнула она и ответно любопытствовать не стала.
— Приятно познакомиться, Иттан.
— Засунь свои манеры знаешь куда? — посоветовала новоиспеченная знакомая.
— Какая воспитанная девочка, — не остался в долгу бывший светлый декан. — Пить будешь?
Из сумки, привезенной с собой, он достал флягу. Виски был крепок, с терпким дубовым ароматом. Иттан протянул флягу Тае, но та предусмотрительно заявила:
— Ты первый.
Он жадно отхлебнул, глотком этим смахивая нервозность последних недель, усталость долгого путешествия. Тая последовала его примеру.
Вскоре они сидели на кровати, передавая друг другу флягу и солонину (заботливая матушка уложила её столько, будто отправляла Иттана в голодные края). И спорить больше не хотелось, как и враждовать. Всё, хватит, отвоевались.
— Мне неспроста кажется, что ты гораздо старше, чем выглядишь? Сколько тебе лет? — Иттан расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
— Приличную женщину нельзя спрашивать о возрасте, — ответила Тая с ехидцей. — Но я неприличная, потому отвечу. Мне двадцать.
Многие в её возрасте воспитывают если не второго, то первого ребенка. Другие, только окончившиеся учебу, берутся познавать взрослый мир. А что повидала она? По морщине, залегшей меж бровей, и всегда чуть сощуренным глазам — точно выискивающим опасность — Иттан понимал: многое.
— Почему ты вернула кольцо? — Иттан сделал новый глоток, с наслаждением потянулся, когда тепло пробежало по горлу и осело внизу живота.
— Что за допрос? — Тая поджала губы. — Не надейся, совесть меня не замучила.
— Я вообще сомневаюсь в наличии у тебя совести. И всё-таки, почему? Неужели испугалась моих слов?
Она выхватила флягу и впилась в неё как в бутылку с водой в зной.
— Да сдались мне твои угрозы. Тот мужчина, ну, в отглаженной рубашке…
— Регс, — подсказал Иттан.
— Наверное. — Тая почесала кончик носа. — Он опасен, я нутром чую, с ним лучше не связываться. И я подумала, что, отдав кольцо, отработаю как-нибудь свою ошибку и получу свободу. Кто ж знал, что ты такой законопослушный мальчик.
Иттан развел руками.
— Каким уродился.
— Забыли. Покажи свою светящуюся штуку, — попросила Тая, облизываясь.
Щелчок пальцами, и светлячок заплясал перед самым её носом. Тая провела над ним, принюхалась — словно звереныш, а не девушка — и покрутила головой. Вылитый крысеныш. Иттан в детстве любил играть с придомовыми мышами, тощими и маленькими, безобидными, но такими доверчивыми. Они, не знающие о людском коварстве, сами шли в руки, если там лежал кусочек сыра. Водили носиками, и усики их умильно шевелились. Маменька, когда увидала сына в обнимку с мышью, завизжала и приказала вытравить их. После Иттан долго ещё находил маленькие тельца, скрюченные, с глазами-бусинами, в которых застыло непонимание.
— Везет тебе. — Тая попыталась схватить светлячок, но тот улизнул. — Живешь в огроменном доме, сам маг, вон какие штуки пускаешь, а я, кроме скрипки, ни с чем совладать не умею.
— Как же? — притворно изумился Иттан. — А твои поразительные навыки щипачества?
— А, это… мелочи, — Тая зарделась. — Слушай, извини меня.
Она примирительно протянула ладошку, хрупкую и маленькую, словно кукольную.
— И ты — меня. — Рукопожатие вышло слабым, очень уж страшно было переломать эту ладошку надвое. — Чем ты не угодила тому герою-любовнику?
— Он предложил свою защиту, и я, наивная курица, решила, что это жест доброй воли. Ага, конечно. За добрую волю обычно берут двойную плату.
Тая развалилась на постели, раскинув руки-ноги и становясь совершенно беззащитной.
— Больше он тебя не обидит. Даю клятву.
Иттан ощутил себя ответственным за эту маленькую, тощую девицу с языком острым точно лезвие. Пока они в гарнизоне, глупо цапаться — эти стены давят, а с кем-то, с кем есть общее прошлое, не так тоскливо. Потому, если придется, Иттан защитит свою личную воровку — по крайней мере, если она сама не будет нарываться.
— Не верю я твоим клятвами, белобрысый, — беззлобно буркнула «осчастливленная» обещанием и оттого особо благодарная Тая.
— А мне плевать. Ложись спать, — Иттан похлопал по заиндевевшему покрывалу.
Тая спорить не стала — уснула, обнимая недоеденный кусок мяса. Дыхание её было тихим и осторожным, словно девушка боялась спугнуть кого-то. Или, наоборот, разозлить.
Крепкий алкоголь, первый за долгое время, плавил мозги. И размышлять над чем-то важным — а зачем оно?
Её волосы пахли миндалем. Иттан подумал, как, должно быть, странно пахнуть тем, чего, наверное, никогда в жизни не пробовала. Внезапно ему до помешательства захотелось купить ей миндаля, а ещё почему-то шоколада.
Новое чувство было странным и нелепым. Они — не враги, но и не друзья. Просто два существа, попавших в передрягу. Вынужденных прибиться друг к другу, чтобы изгнать одиночество. Разве товарищам по несчастью покупают шоколад?
И всё-таки миндальный запах дурманил разум, а потому казался пьяному Иттану невероятно вкусным.
Притягательным.
Важным.
Даже необходимым.