В голове не укладывалось.

Потомственный граф, колдун, декан светлого факультета — сколько чинов собрал в себе светловолосый мужчина из верхних? Чем он так задел Таю, что, топая за своими пожитками, она размышляла о нем одном? О взгляде его с вкраплением безумия при виде завесы. О том, как их с Таей руки соединились. Ладони саднили воспоминанием о недавнем падении — и о том, как жутко ей стало, когда Иттана попытались атаковать.

В предвкушении вечера женский барак наполнился голосами и ароматами: жареного лука и немытых тел. Тая, ни с кем не здороваясь, собрала скромные пожитки, сгребла их в тюк, что приволокла с собой.

— Ты, худосочная! — окрикнула безразмерная бабища, кажется, здешняя повариха, — Глянь-ка сюда. Как тебе удалось коменданта умаслить?

— Небось самым очевидным способом, — влезла какая-то дылда с редкими светлыми волосенками, затянутыми на макушке в хвост. — Молоденькая, не целованная, вот и пришлась по вкусу.

Тая пожала плечами, дескать, гадайте — не гадайте, а правды не выдам. В носу прочно застрял запах Иттана. Всё было неправильно: и то, что она спала с ним в обнимку, и то, что ей это нравилось. С Кейблом выходило как-то иначе. Его лапищи Тая не касалась с робостью. Незаметно не очерчивала подушечкой большого пальца мозоли, пытаясь впитать их в память.

— А Карта за что зарезала? — простонала дылда и встряхнула тряпье, которое развешивала на веревку над кроватью. — Не мужчина был — зверь. Рыжеволосый, статный!

— Ну а зачем он руки распускал? — не согласилась женщина, курящая травяную самокрутку, высунувшись в оконце. — Правильно, что зарезала.

— Что мне до ваших статных, — Тая плюхнулась на кровать — та опасно заскрипела. — Я провожу ночи с самым лучшим мужчиной на свете. Декан в академии магии, богач, красавец. Теперь я под его покровительством.

Она выдохнула, как выдыхали все знакомые Тае женщины, обсуждающие своих любовников. Так неестественно и приторно, что самой подурнело. Но дылда и тетка-повариха (да и в целом шум в спаленке как-то утих) округлили глаза.

— Че, правда? — вопросила дылда, и тряпье выпало из её пальцев. — А какой он, этот богач? Это тот блондин, что ль, который недавно прикатил на личной повозке?

— Он самый. Веселый, — взялась перечислять Тая, закатывая глаза. — Умный. Начитанный. И это… добрый. Во!

Ни одно из перечисленных качеств не казалось ей по-настоящему важным (мужчина должен быть сильным и не сильно жестоким, а остальное — сказки, что выдумывают глуповатые бабенки), но жизнь научила Таю, что мужской идеал у большинства иной.

Да и вообще, в той суровой реальности, где родилась и выросла Тая, все мужики были одинаковые: грязные, похотливые и трусливые. Им требовалось только одно, и всё зависело от формы и способа, которым они это самое получали. Иттан — исключение хотя бы потому, что Тая не интересовала его в качестве женщины.

Она болезненно поморщилась.

— Врешь! — фыркнула неказистая узкоглазая девчонка, натягивающая перештопанный носок.

— Чем докажешь? — поддакнула дылда.

— А ничем. — Тая, помедлив, вскочила. — Просто примите к сведению.

Она, закинув тюк за плечи, улизнула быстрее, чем расспросы из любопытных обратились в назойливые. Пусть сплетницы-женщины растреплют новость о том, что, во-первых, Иттан застолблен, а во-вторых, Тая не беспризорная, она чья-то.

Иттан не воротился ещё от коменданта, но утром он дал ей ключ (как раз после того, как потребовал жить в его спальне, пока всё не наладится), и теперь Тая обживалась в покоях графа. Ткнулась носом в подушку как преданная собачонка, представила, что этой ночью они вновь заснут вместе.

Щенячий восторг затопил сердце.

Куда Иттан денет свое приобретение (к слову, не самое нужное)? Оставит у себя или найдет чулан, пригодный для жилья?

Лучше бы оставил. Тая бы что угодно отдала, только бы иметь возможность вжаться в него во сне будто случайно, подслушать мерное дыхание, считать удары сердца.

Она замечталась и не заметила, как в дверях показался Иттан. Несколько угрюмый — видимо, разговор не задался, — разбитый и измученный, но в спаленке сразу стало гораздо уютнее.

— Как прошло?

— Всё нормально. Рейка поместили в лазарет, и он подтвердил, что в тот раз Локк и Арно осматривали окрестности, молчун обходил прибрежную линию, а Кай и Рей остались наедине с ним. Они-то и втолкнули его в завесу. Впрочем, внутренностей той бедняга не помнит — говорит, всё отшибло до момента, как очнулся с гноящейся ногой посреди чащобы. — Пожевал губу отрешенно. — В общем, убийство предателей нам прощено и отпущено. Скажи-ка мне вот что. — Иттан достал из сумки склянку с мазью и цапнул Таю за руку, она и пикнуть не успела; наложил мазь на царапины. — Когда шел сюда, мне какая-то женщина вслед смотрела, разинув рот. И подружке своей бормотала, мол, я тот самый чернокнижник, что тебя себе заграбастал.

Тая засмущалась.

— Я сказала, что нахожусь под твоим покровительством.

— Как это понять? — Иттан отпустил левую руку и принялся за правую. Он втирал мазь круговыми движениями, чуть щекоча кожу.

— Я твоя, и никто не имеет права мной пользоваться… без твоего согласия.

На что Иттан твердо ответил:

— Моего согласия они не дождутся.

Закончив с руками — кожа пропахла мятой и чем-то горьким, но вкусным — он осторожно мазнул Таю по щеке.

— Больше без разрешения ни шага. Невыносимая девчонка, куда-то убежала, вся изранилась, — пожурил, закупоривая склянку. — Голодна? — И протянул ей промасленный сверток, внутри которого Тая обнаружила ломоть хлеба и три серо-желтых куска сыра. Обычным солдатам подобных вкусностей не выдавали, а значит, Иттан поделился своим ужином.

Сыр таял во рту, хлеб был только из печи, ещё тепленький.

— Так ты декан? — прожевав, спросила она.

А декан — кто это? Какая-то важная шишка в академии, типа главного, как его там, ректора? А чем светлый факультет отличен от темного? И какие вообще есть факультеты? Боги, да что такое этот факультет?!

Сколько незнакомых слов, врезавшихся в память…

Тая не знала, но постыдилась прослыть тупицей.

— Бывший, — криво ухмыльнулся Иттан. — А с нынешней моей репутацией мне вообще дорога в академию заказана, разве что чернорабочим.

— За что тебя так?

Тая сложила ладошки на коленках как, должно быть, складывает благородная девица на первом в своей жизни светском приеме.

Эх, зачем она съела все куски разом, надо было растянуть удовольствие, покатать сырок во рту. Живот грустно заурчал, подтверждая, что Тая поступила неосмотрительно.

— Всего и не упомнишь. Ну-у… Порочные связи, — загнул мизинец, — избиение министерского сына, — безымянный палец, — теперь вот сожительство с женщиной вне брака, — подумав, загнул и средний.

— Но мы не спим вместе! — поспорила Тая.

— А кого волнует такая мелочь? — Иттан зевнул во весь рот. — Слухи распространяются быстро, и кто-нибудь да напишет в письмеце домой, что граф Берк-младший притащил в свои покои девушку сомнительной родословной. Ну и что с того?

Царапины жгло и щипало. Кожа покраснела, зудя до дурноты. Напомнил о себе и раненый бок.

— Так давай это исправим, — вдруг выпалила Тая, а щеки её загорелись от стыда.

— Репутацию?

— То, что не спим.

Тая до последнего боялась, что Иттан её отвергнет. Отстранит этак заботливо, но без надежды на будущее — ты мне никто, воровка и нищенка, и я не собираюсь иметь с тобой ничего общего.

— Зачем тебе это? — спросил только, склонив голову набок.

— Отблагодарить. Не спорь.

Он и не думал спорить — коснулся её губ требовательным поцелуем. Языком провел по нижней губе, чуть закусил верхнюю. Дыхания слились в одно. Сильные руки пробежались по спине, перебирая позвонки, огладили талию.

Тая точно окаменела.

Кейбл редко целовал её, чаще — брал с ленцой, особо не отвлекаясь от процесса. Тая всегда лежала на спине и всегда изучала каменные своды Кейбловой норы. Запоминала трещины и сколы. Представляла, что вместо отблесков лучины по стенам снуют чудо-звери. Кейбл с кряхтением заканчивал, и Тая облегченно уходила к себе. Наверное, хорошо, что боги не дали ему иметь детей — иначе возиться Тае с крикливыми младенцами.

Спать с ним на одном тюфяке Кейбл не позволял.

— Любовь любовью, а дрыхнуть я буду один, — говорил он, затапливая полуразрушенный очаг — роскошь, которая бывала лишь у богатеев Затопленного города.

Когда-то пещерный город здравствовал; в нем сохранились столы и стулья, ржавые котелки, изветшалые обноски, некогда бывшие платьями и костюмами. Но потом вода покрыла нижние уровни, а верхние обвалились — и люди перебрались к солнцу, оставив город крысам.

В Таиной норе очага не было. Она куталась в тряпье и каждую ночь мерзла до окоченения.

В иные дни Кейбл, напротив, был добр и улыбчив, дарил какую-нибудь безделицу: бусы из камешков или конфету в обертке. Но целовал редко.

Потому поцелуй этот, сладкий, одурманивающий, заставил её вздрогнуть. Внизу живота потеплело, словно от бражки. Тая неумело ответила и, кажется, заслюнявила Иттана по неопытности. Но тот не разозлился. Лишь задышал чаще, и в глазах заплясали янтарные искорки.

Ему не противно! Его тело отозвалось на ласки!

Тая, неуклюже навалившись сверху, потянула за пуговицу на рубашке. Та долго не поддавалась, выскальзывала раз за разом. Тая нетерпеливо заерзала. Иттан легонько отвел её руку, расстегнул рубашку и стянул с себя. Сдернул с Таи рубаху через горловину. Она задержала дыхание и высоко вскинула руки, страшась показаться неумехой.

Его шершавые ладони скользили по груди и бедрам. Губы прочертили дорожку от ямочки на щеке до ключиц. Опустились ниже. Иттан перебросил Таю на койку и оказался над ней, развязывая шнуровку на штанах.

Он двигался неспешно, плавно, даже с толикой опасливости. А Тая долго привыкала к чему-то новому, отличному от её прошлой жизни с Кейблом. Сейчас она изучала не потолок, но правильные черты лица в предзакатных сумерках. Училась дышать в такт с человеческим графом. Дотрагивалась до его жестких светлых волос и заплетала в них пальцы.

Тепло растеклось по бедрам, вихрем закружило её всю. Без остатка.

Ей нравилось, что в жизни Иттана нашлось место им двоим.

И не нравилось, что так не будет продолжаться вечно. Пока они узники гарнизона — графу не зазорно пользоваться оборванкой. Но когда он уедет в столицу, Тая останется совсем одна.

На растерзание солдатам и хозяину Дома утех.

Впрочем, незачем думать о будущем, которого может и не случиться. Все они ходят по волоску смычка, играясь с подводниками.

— Почему тебе позволили уехать сюда? Родители не тревожатся? — прикорнув на горячей груди и обводя пальцем плоский живот, спросила Тая.

— Родители и отправили. Мы не очень хорошо простились, — Иттан поколебался перед тем, как объясниться. — Понимаешь, отец настолько был взбешен моими отношениями со столичной актрисой, что поставил перед выбором: либо я отбываю три года в гарнизоне, либо лишаюсь всего. Наследства, титула, даже имени. Он сам так сказал: «Даже имени».

В голосе Иттана проскользнуло отчаяние.

— Мог бы и отказать отцу.

— Не мог.

— Почему? — Тая приподнялась на локтях.

— Потому что без имени я никто, — резанул Иттан острее, чем лезвием. — Безродное существо, и все мои достижения — пустой звук.

— Ну и что? — поразилась она. — В Затопленном городе ни у кого нет имен или титулов, кроме тех, которыми мы нарекаем себя сами.

— И как вы живете? — без упрека, но уколол Иттан.

Тая надула губы, но быстро проглотила обиду. И правда, чем тут гордиться? Люди словно крысы перебиваются помоями, грабят да пашут без отдыха за любую медянку. Многие мужики, предпочитающие честный труд воровству, падают бездыханные, разгрузив очередной корабль в порту, и больше не поднимаются, а их родня мрет уже после: от голода.

— Три года всего, — сам себя успокаивал Иттан, подмяв Таю под бок. — И мы свободны.

Мы?

В грудной клетке стало тесно. Сердце вырывалось наружу, билось о ребра.

Мы! — ликовало всё внутри.

Мы! — хотелось прокричать во весь голос.

— Мы… — шепнула Тая одними губами и добавила громче: — Я тебе пригожусь.

Голос её звучал как никогда уверенно.

— Разумеется. — Иттан весело улыбнулся. — А у тебя от солнца веснушки пробиваются.

— Глупости, нет у меня веснушек, — насупилась Тая. — Нет, честно пригожусь! — и добавила заговорщицким шепотком, склоняясь к самому его уху: — Я умею читать Слова.