— Обожди тут, мы скоро, — крикнул извозчику незнакомец, чуть успокоив дурное предчувствие Иттана. Да и в целом переживать было не о чем: Регсу незачем устраивать ловушку. Мертвый клиент неплатежеспособен.

— Смотрите под ноги, господин. — Существо придержало дверцу. — Тут полно всякого дерьма. Нет, магический огонь не жгите. — Опередило оно бывшего светлого декана, собравшегося щелчком пальцев зажечь светлячка. — Мало ли кто потянется на свет.

Иттан щурился, но темнота — чернильная, глубокая, поедающая — обволакивала. Потому он спотыкался как слепец, по щиколотку увязал в воде и, шарил вокруг себя руками, а провожатый шел спокойно, точно помнил тут каждую кочку. Впрочем, может, и помнил. Иттан ругался сквозь зубы и всё порывался развернуться — останавливало его только то, что сзади темнота была не менее густой, и выбраться из неё самому не представлялось возможным.

— Долго ещё? — спросил он, запнувшись о что-то, смутно напоминающее мягкое тельце живого (или некогда живого) существа.

— Нет, господин, вон, виднеется уже.

С горем пополам они вышли к одноэтажной развалине. Раньше тут имелся забор, но он лишился половины досок и издали (Иттан уже привык к тьме, потому мог всмотреться) напоминал клыкастую челюсть какого-то чудища, вылезшего из трясины.

— Заходите. — Незнакомец отворил перед Иттаном дверь, пропуская вперед.

Стало окончательно не по себе. Ночь, безлюдный пустырь и существо, дышащее с посвистом, стоящее за спиной. Так немудрено и головы лишиться.

— К чему эта конспирация?

Иттан приготовился обороняться, но оказалось, что опасаться нечего.

— Зажигайте свет, — разрешил провожатый, захлопнув дверь и задвинув щеколду.

Зеленоватое свечение светлячка разбежалось по единственной комнатушке дома. Незнакомец скинул капюшон. Да, рынди. Лицо в оспинах, нос с горбинкой, зато улыбка широченная, белые волосы вьются.

— Извините за кон-стира-тцию, — выговорил по слогам и всё равно ошибся, — просто тут, кроме нашего брата, всякие гады водятся. С иными мне знакомиться уж больно неохота.

— Мог бы и предупредить, а не водить по темени. — Иттан пустил светлячка по углам, чтобы рассмотреть, куда его завела нелегкая. Тряпье, мусор, гнилые доски, объедки и ничего путного. Всё мало-мальски ценное давно растащили.

— Так я это… — рынди вздохнул, — не подумал.

Неудивительно. Работа телохранителей-рынди — не думать.

— Где Регс?

— Дык там, внизу. — Указал на пол, и не сразу, но Иттан рассмотрел колечко дверцы, ведущей в подпол. — Ща спустимся.

На сей раз провожатый полез первым, чем окончательно успокоил расшалившуюся фантазию Иттана. Внизу оказалось просторно и относительно чисто, не считая угрожающего вида инструментов (тут были и клещи, и щипцы, и зажимы, причем все настолько ржавые, что порыжели), валяющихся на столе у правой стены. Стало не по себе — но о предназначении инструментов Иттан предпочел не узнавать. Горели факелы. Посреди подвала стоял крепко сколоченный стул (явно притащенный извне), к которому была примотана кучерявая девчонка. Она дергалась и крутилась, но стул выдерживал, не заваливался. Рот её был завязан тряпьем, потому вместо слов вырывалось мычание. Регс гладил скрипачку по волосам и повторял:

— Ну-ну, кисонька, в следующий раз не будешь тырить у приличных граждан их вещички.

— Что за игры, Регс? — Иттан зябко повел плечами. Под домом правила прохлада, и от земляных стен шел холодок; почудился кисловатый запах железа. — Езжай до упора, пройди три шага направо, сплюнь через левое плечо и будет тебе счастье?

— Не, ну а где я, по-твоему, должен был нашу красоту припрятать? — Регс похлопал девицу по щеке, и та остервенено замотала башкой. — Прям посреди улицы? Так дела не делаются. Принимай товар, целенький и почти нетронутый. — Гоготнул. — Нам покараулить снаружи или помочь в допросе?

Провожатый-рынди показательно хрустнул костяшками пальцев. Скрипачка зажмурилась, и Иттан, сжалившись, отмахнулся.

— Если что — позову.

Вскоре шаги стихли, и Иттан остался наедине с искомой воровкой. Та насупилась — будто неповинная овечка, а не преступница — и опять замычала. Иттан подковырнул веревку, стянул со рта. Первое предложение, сказанное девицей, состояло исключительно из бранных слов. Следом она и вовсе плюнула в Иттана — промахнулась.

— Чего тебя не устраивают, а, дядь? — Воровка надула тонкие губы. — Музыка моя, что ль, не понравилась? Так я, извините, школ не кончала.

— Где кольцо? — Иттан приблизился нос к носу.

— Какое? — Девица поморщилась.

— Моё. Оно пропало после общения с тобой.

Захлопала ресницами, пожевала щеку, точно припоминая. В отсветах пламени её лицо приобрело рыжеватый оттенок. В глазах плясал огонь свечей. Наконец, воровка выдала:

— Развяжи меня. А то ничегошеньки не скажу.

— Не в твоих интересах спорить.

— А что в моих? Ну, зови своего громилу, — она облизала нижнюю губу, и только сейчас Иттан заметил, что та рассечена. Да и на щеке, прикрытой кудрями, наливался синевой синяк. — Ну, изобьет он меня, ну и что с того? Развяжи и поговорим нормально, по-людски.

Не то чтоб Иттан проникся речью воровки, но чем эта тщедушная особа навредит колдуну, пусть и светлому, а не боевому? Веревка долго не поддавалась, но в итоге девица вскочила со стула, потрясла ногами, зашипев:

— Как же всё онемело! Ай-ай-ай! — Она с наслаждением почесала в немытой голове. Наверняка у неё вши, с тоской подумал Иттан, и ему почудилось, что кто-то ползет по его волосам. — Так какое кольцо, дядь, ты чего? Я колец не брала. — Потерла запястья. — Ты мне, значит, монету дал, а я тебя в благодарность обокрала? Клянусь чем угодно, хоть невинностью своей, что никакого кольца не трогала.

Ну, в невинности оборванки Иттан сомневался, что до остального — складно говорит. Даже с некой обидой, дескать, какого ты обо мне, честной попрошайке, мнения? Где это видано, чтобы такие как я воровали?

— Мне твоему честному слову верить?

— Ну зови громилу свою, допрашивайте вдвоем. — Воровка пусть и храбрилась, но кинула затравленный взгляд на шаткую лестницу. — Вешай на меня эту кражу, да только зазря. Во мне честь осталась, я не гажу там, где ем. — Помолчав, она подняла указательный палец. — О, слушай. Дай мне два дня, и я разузнаю всё о твоей безделушке. Авось где обронил, кто-то её поднял, кому-то продал.

— Иными словами: позволь мне улизнуть достаточно далеко, — со смешком перевел Иттан и оседлал стул, уложив локти на спинке.

— А что ты теряешь? — Девица принялась чесать макушку так усердно, что рисковала дочесать до черепа. — Твои громилы опять отыщут меня и приведут сюда. В моей норе кольца нет — эти гады, — она добавила и другое словечко, из числа тех, о которых приличным женщинам лучше не знать, — всё верх дном перевернули. Сбыть бы я его не успела. При мне тоже пусто. Где я его, по-твоему, спрятала?

— В любом тайнике, — подсказал Иттан, покачивая ногой.

Смешная она, убеждает так горячо, будто он ей поверит и отпустит восвояси. Девица простонала:

— Да не брала я! Ну поверь! Разрешаю переломать мне кости в случае чего. Куда мне идти? Крысиный король меня везде отловит.

Это она о ком так? В голосе девицы была безысходность, какую не выдумать и не сыграть. Иттан встал, задумавшись.

— Ломать кости — это грубо. И вообще. Как ты собралась что-либо искать, если никогда моего кольца не видела? — спросил с ехидцей.

— Так ты расскажешь, как оно выглядело. — Воровка дернула плечиком. — Камень там есть?

— Есть, чистейший бриллиант.

На этих словах девица присвистнула.

— Что ещё?

— Ободок тонкий, из светлого золота.

— А что, золото бывает разное? — неподдельно восхитилась она.

— Угу. — Не лекцию же о видах драгоценных металлов проводить. — А, огранка круглая.

— Какая-какая?

— Круглая. — Иттан вздохнул. — В общем, не важно. Ориентируйся на большой камень. И учти — глаз я с тебя не спущу. Два дня, после чего кольцо отрабатывать придется тебе.

Он, правда, не придумал, чем именно отрабатывать. Не на кухню же её ставить.

И вообще, может, не стоит покупаться на её нелепую отговорку? Явно же врет, вон, даже о кольце не спросила — готова была какое угодно искать.

А с другой стороны, ну что с ней делать? Щипцами зубы рвать или избить в кровь? Зачастую ожидание гораздо действеннее, чем непосредственно наказание. Воровка знает, что она на крючке — и ей не слезть с того, пока она не добудет кольцо. Пусть побарахтается, поищет.

— Два дня, — повторила она, кивнув.

Девица никуда бежать не планировала — уселась на пол, прижав колени к груди, и прикрыла веки. Запела какую-то мелодию, известную одной ей. Монотонно, но отчего-то завораживающе.

Наверху дышалось легче.

— Можешь приставить к ней кого-нибудь на пару дней? — Иттан отряхнул рукав от налипшего кома пыли. — Разумеется, за отдельную плату.

— За отдельную плату хоть богиней нареку, — потер ладоши Регс. — А чего она?

— Не раскалывается.

— Так ты колоть не умеешь. — В подтверждение слов начальника рынди закивал. — Где крики, где мольбы о пощаде? Поболтал полминуты, и всё. Как ты только со студентами управлялся? — Регс пальцем поманил рынди. — Пойдем, Грик, побалакаем с ней о нашем, о мужском.

— Не стоит, — Иттан напрягся. Наблюдать за тем, как эти двое сломают девчонку, пусть даже такую, он не хотел: она либо отыщет кольцо, либо нет — третьего не дано. — Я дал ей два дня на поиски, там посмотрим.

Регс пожал плечами.

— Договорились. Тогда с тебя для начала двадцать золотых. Пойдешь прощаться?

— Нет. — Иттан выудил из кошеля сумму, которую обычные люди не тратят и за месяц. Хорошо, что знал, с кем имеет дело, и запасся. — Спасибо.

— Спасибо не звякает. — Регс пересчитал монеты, погладил их как живые и спрятал в карман. — Тогда дальше мы сами. Грик, проводи господина до повозки.

В тишине, прерываемой разве что ворчанием болотных жаб, они вышли к посапывающему извозчику. Настроение было паскудное. Слабая надежда на то, что девица удумала носить кольцо, а не продала его за медянку, растаяла утренним туманом. Что с ней бороться? Пустое. Будет отрабатывать — у Иттана есть два дня, чтобы придумать, чем воровка может ему сгодиться.

А потом он уедет. Агния мертва, кольцо утеряно, должность декана перейдет кому-то иному. Сама судьба намекает, что настало время навсегда покинуть Янг — тут его ничто не держит.