Часть 1. Потеря

Глава 1

В город, пропахший тухлой рыбой, корабль прибыл к полудню. Солнце покрывало соломенные крыши рыжей краской. Порт шумел, гомонил, ругался на разных диалектах и языках. Я ступила на трап, и за моей спиной стелились туманы.

— Госпожа, позвольте, — молоденький морячок, совсем мальчик, протянул ладонь, помогая спуститься на твердую землю. Истинная леди бы отказалась касаться чужака, но во мне не было ни капли истинности.

— Благодарю.

Туманные змеи обвили мои запястья, стряхивая прикосновение. Морячок сглотнул ком в горле. Туманов он не видел, но почувствовал их присутствие.

Я, слабейшая из рода, изгнанная родительницей и академией, самоучка, дурная кровь, приехала на Острова Надежды, чтобы отдать долги. Темные волосы были перевязаны лентой; простое платье в пол и перчатки до локтей — непримечательный образ, словно у аристократки, выбравшейся на прогулку в город.

Свободный извозчик караулил у первого же ресторанчика.

— Дом Шата, — сказала я, усаживаясь в повозку.

Этот островной город был обречен на вымирание. Он издыхал и вонял разложением. Здесь ютились отбросы общества, те, кому на большой земле не нашлось места. Посреди улиц подыхали рабы, пытавшиеся сбежать от хозяев, но пойманные ими. Их запирали в клетках, оставляя без питья или пищи, обрекая на мучительную смерть. Исполосованные спины гноились, вокруг живых мертвецов роились мухи.

Меня тошнило от здешних мест, и даже сейчас я прикрывала нос платком.

— Приехали! — крикнул извозчик.

Расплатившись и попросив дождаться моего возвращения, я ступила на брусчатку. Некогда богатый дом застыл мрачной громадиной. Краска на его стенах облупилась, скосилась крыша. Здесь продавали обычных рабов: не магов и не экзотов, поэтому дом Шата не был популярен и едва сводил концы с концами.

Я постучалась. На пороге появился управляющий, лысый и высокий. Он скользнул придирчивым взглядом по моей одежде, но остался доволен увиденным.

— Госпожа…

— Сольд Рене, — учтиво отозвалась я, ступая за порог.

— Госпожа Рене, вам назначено?

— Я хочу купить раба либо узнать, кому он был продан, — и добавила, постучав по поясной сумке: — Меня не пугает любая сумма.

Глаза управляющего зажглись довольным блеском. Он попытался взять меня под локоток, но я отстранилась.

— Госпожа, а зачем вам купленный раб? Давайте выберем другого! Вас интересует какой‑то конкретный сорт? У нас есть поступления с южных земель. Или, может, северный рынди — очень выносливый экземпляр с прекрасной регенерацией. Незаменим как в домашних, так и ратных делах.

Мы шли по узкому коридору, ведущему к подвальным помещениям. Дом разваливался, по стенам ползли трещины. И запах: страданий, боли и безысходности. Он разъедал ноздри.

— Мне нужен один — единственный раб, его имя — Дарго.

Управляющий остановился, пытаясь вспомнить, о ком речь.

— Помесок, север с югом, лет двадцать, светловолосый, — кратко описала я.

— Увы. — Управляющий развел руками. — У нас таких много, и по именам я их не различаю.

А возможно, он умер от болезни или недоедания, или побоев. В сердце болезненно кольнуло. Я пожала губы и глянула на управляющего с плохо скрываемым раздражением. Туманы начали обвиваться вокруг его шеи. В блеклых глазах появился испуг.

— Не гадайте, а поднимите архивные записи. Полгода назад он был в вашем ведении.

— Пройдемте в мой кабинет. — Управляющий указал рукой на неприметную дверь с позолоченной табличкой. — Распорядиться о напитках?

— Благодарю, нет.

Пока я сидела, изучая собственные ногти, управляющий суетился, гонял служанку в рабском ошейнике и просил принести ему записи за шесть месяцев. Просматривал их, качал головой и кричал на служанку вновь.

— Есть! — воскликнул и ткнул тонким пальцем на строчку. — Господин Розеншал, для личных целей, четыре месяца назад.

Он замялся.

— Продолжайте. — Я положила на стол один золотой.

— Думаю, он увез его в Янг. Господин Розеншал — светило столичной науки, долгое время набирал рабынь из молодых помесков. Теперь, видимо, ему понадобилась мужская особь.

Глаза защипало от дурного предчувствия. Эта поездка, возвращение сюда — всё зря. Дарго либо уже умер, либо доживает последние мучительные дни, будучи подопытным кроликом у какого‑то ученого. Бесы!

Туманы погладили по голове, дескать, успокойся. Я стряхнула их. О каком спокойствии может идти речь, если я обещала приехать за Дарго, но предала его?

Повозка везла меня обратно в порт. Ближайший корабль до столицы отплывал через час, и я должна была успеть на него взойти. Глаза чесались от подступающих слез. Когда‑то я обещала себе не плакать, но сейчас была готова разреветься. Ничего. Дарго, я спасу тебя. А заодно наведаюсь в столичную академию, коль уж всё равно придется остановиться в тех местах. То‑то порадуются тамошние преподаватели, завидев бывшую ученицу.

* * *

За плавание на уродливой развалюхе, именуемой кораблем, капитан содрал с меня целое состояние. Я без раздумий согласилась (следующее судно до столицы отправлялось через три дня) и, расположившись в личной каюте, уставленной бочками, задумалась: чем заняться по прибытии? Нельзя соваться прямиком к Розеншалю — если он почувствует за мной тени, проблем не оберусь. Да и кем я представлюсь? 'Девица, возжелавшая купить вашего раба'? Он поднимет меня на смех и будет прав. Перед тем, как напрашиваться в гости, нужно разведать обстановку. Хорошо, что в Янге есть академия чародейства и знахарств. Разузнаю через неё, кто такой Розеншал, и стоит ли его опасаться.

К вечеру я вышла на палубу, вдохнула полной грудью соленого воздуха. В сиреневом предзакатном небе проплывали облака. Над водой застыло безмолвие. Мои личные туманы укутали плечи прозрачной шалью.

— Не бойтесь, не замерзну, — пробормотала я, но шаль не исчезла.

Сзади донеслось цоканье, и я невольно оглянулась, чтобы рассмотреть ту, которая отправилась в дальнее путешествие на каблуках. Девушка, беловолосая и невероятно эффектная, что с картинки, застыла по правую руку.

— Плавание такое утомительное, — сказала, ни к кому не обращаясь. По всему выходило, что отвечать придется мне.

— Пожалуй.

— Литта.

Она протянула хрупкую ладошку.

— Сольд, — равнодушно ответила я.

— Как тебе капитан? — Литта склонилась ко мне для доверительного шепота. — Красавчик, коих свет не видывал!

Я пожала плечами, мол, не заглядываюсь. Обычный капитан, ни возрастом, ни мускулатурой, ни внешностью он не был мне симпатичен. Но Литта облизнулась как изголодавшаяся по мужскому телу соблазнительница.

— Гарантируй, что не станешь мне соперницей, теневая дева. — Она заулыбалась, и я даже в сумраках рассмотрела два выступающих передних клыка.

— Только не убей его, кровососка.

Янми, а передо мной стояла представительница этой плотоядной расы, обладали недюжинной силой и неукротимой похотью. Благодаря внешности и природному обаянию, они заманивали в свои сети всех без разбору, мужчин и женщин, питались их кровью, предавались плотским утехам, а после отпускали истощенных, но счастливых жертв на волю. Нельзя сказать, что те предъявляли к янми какие‑либо претензии, многие даже порывались вернуться. У кровопийц существовало всего одно нерушимое правило: не опустошать до дна.

Неудивительно, что Литта унюхала мою причастность к расе теней; чутье у янми на высшем уровне.

— Хочешь выпить? — предложила она. — У меня завалялась бутылочка отличного виски, припасенная специально для долгого странствия.

Наверное, стоило отказаться, но одиночество особо сильно сдавило грудь — и я кивнула. Вскоре мы сидели в её каюте, как две капли воды похожей на мою, и пили виски прямо из горла, закусывая вяленой говядиной.

— Куда путь держишь, красота? — лениво спросила Литта. — Просто побродить по Янгу али с конкретной целью?

— Второе. — Я покрутила бутылку, вчитываясь в этикетку. Вкус у напитка был незнакомо — сладковатый со слабой нотой травяной горечи. Но никаких особых символов о крае изготовления найти не удалось — типичный виски с Островов Надежды.

— Ну и скукота! Я к ней со всей душой, бутыль не пожадничала, а она нос воротит. Вот я, к примеру, еду на смотрины. Некий Ринальд — слыхала о таком? — разыскивает невесту.

Я расхохоталась в голос, чуть не подавившись куском мяса.

— Кто же тебя воьмет в жены? Раса, знаешь ли, накладывает соответствующий отпечаток.

— Ну, не в жены, так тайной возлюбленной. Которой, как известно, даров подносят больше, нежели законной супруге. — Литта кокетливо поправила локон и выхватила у меня бутылку. — А ты, когда разделаешься с делами, можешь присоединиться к смотринам, они будут проходить всю неделю. Спорим, меня оценят выше?

Но я покачала головой.

— Уже помолвлена.

— Ну и где твое кольцо? — В синих глазах появилось неверие.

Я стянула перчатку с левой руки, и на коже проступила багряная руна, оплетающая запястье и ладонь замысловатыми узорами. Литта долго рассматривала рисунок, а после раздосадовано цокнула.

— Я‑то думала, ты из тех краев, а ты нареченная лорда… бедняжка…

Не стала с ней спорить, хотя сама так не считала. Да, поначалу мое положение казалось безвыходным, но после я признала некие достоинства обручения с лордом Пограничья. Взять, к примеру, оберегающие туманы, подаренные на помолвку — занятная штуковина.

Мы немного поговорили о столице и том самом Ринальде, о котором я, кажется, слышала — богатый, но глуповатый маменькин сынок. И смотрины эти не ему нужны, но его матушке, которая не хочет отдавать свое чадо в абы какие руки. Литта разом поскучнела и даже призналась, что, возможно, от смотрин откажется. Бутылка быстро опустела, но пьяными мы себя не чувствовали. Ноги держали, голова была ясна. Занятное пойло; обычно мне достаточно пяти глотков, чтобы перед глазами плыло.

— А где ты взяла виски? — Я вновь всмотрелась в руны на стекле.

— Меня им поклонник на корабле угостил. — Литта хихикнула. — Как мужчина так себе, но в качестве дарителя сойдет. Я решила, что грех напиваться в одиночку, но все тут какие‑то унылые. Одна ты выделялась, этакая каменная дева, неприступная и безразличная ко всему. — Она подмигнула мне. — Кстати, ты сама откуда будешь, черты у тебя необычные?

Да уж, когда в ребенке намешано столько, сколько во мне, — получится самая причудливая смесь. Моя матушка чистокровная ави, одна из сильнейших ведьм в нашем поколении. От неё мне достались бледная кожа, темные, почти черные, волосы, стройность, граничащая с худобой, и огромные наивные глаза (что, между прочим, всегда раздражало, ибо меня считали дурехой и никогда не воспринимали всерьез). От отца, получеловека — полурынди — высокий рост, прекрасный нюх и дурной нрав. Конечно, типичной вспыльчивостью северной расы я не обладала, но и тихоней никогда не слыла.

— Моя мать — ави, — сказала я, не желая вспоминать об отце.

— О, так ты ведьма? — Литта принюхалась. — А по запаху и не скажешь.

— Потому что я полукровка, магического резерва во мне не наберется и грамма.

— Правда? Жа — алко.

Литта протяжно зевнула. Внезапно и мне захотелось спать, да так сильно, что я чуть не завалилась на бок. Пришлось собрать все силы и, пожелав спокойной ночи, пойти к себе, опираясь на стенку. Все‑таки алкоголь действовал, хоть и с запозданием.

Мне ничего не снилось, что удивляло, ведь перед самым отъездом Трауш предупредил:

— Я буду навещать тебя во снах.

Не знаю, как он это проделывал, но каждую ночь я оказывалась в одной из комнат поместья, дышала морозным воздухом Пограничья и видела будущего мужа. Сны были невероятно реалистичными, я помню каждую фразу, сказанную Траушем, помню полынный запах его тела. Но сегодня перед глазами плыла чернеющая пустота, и, признаться, мне стало не по себе.

Я проснулась, когда солнце взошло над горизонтом, с пустой головой и чувством дикого похмелья. Корабль качнуло, а меня чуть не вывернуло на дощатый пол. Чуть позже, склонившись над тихими морскими водами, я выплескивала из себя не только вчерашний ужин, но и, казалось, легкие. Вот так виски!

В самых расстроенных чувствах я постучалась к Литте, чтобы высказать ей всё, что думаю про вчерашнюю пьянку, а заодно забрать забытую перчатку (приходилось прятать руку в складках платья), но из каюты не раздалось и звука. Прекрасно! Спит без задних ног, пока я мучаюсь и головой, и животом одновременно. Малочисленные путешественники, выбравшиеся насладиться солнечной погодой, посматривали на меня с сожалением. Кто‑то даже протянул флягу с пресной водой, но я помотала головой.

Мучения длились целый день, а когда утихли, я вновь двинула к Литте. Тишина. Странно, неужели до сих пор не проснулась? Или уже очухалась и развлекается где‑нибудь с капитаном корабля? Но нет, капитан стоял на мостике, всматриваясь в бескрайний горизонт. Подумав, я воротилась в свою каюту и достала из сумки набор отмычек, купленный перед отъездом из Пограничья. Всё‑таки перчатку нужно забрать, иначе кто‑нибудь да рассмотрит руну на запястье и неизвестно, как отреагирует. Расу теней любили далеко не все, даже наоборот — большинство их боялось, а меньшинство презирало.

Замок щелкнул. Внутри ничего не изменилось, даже бутылка лежала там, где я её оставила — прикрытая соломенной подушкой. И пахло чем‑то вязким, сладким, но неприятным. Это заставило насторожиться. Я обошла каюту и поняла: вещей Литты нет. Ни одной, а вчера у стены стояла громоздкая сумка. Моей перчатки тоже не обнаружилось. Итак, что звучит правдоподобнее: янми выбросилась в воду вместе с одеждой или открыла портал посреди моря, что невозможно из‑за качки, и перенеслась куда подальше, прихватив мою перчатку? А может, попросту переехала к очередному кавалеру и, чтобы не мотаться на два 'дома', перенесла вещи к нему? Нет, тоже бред.

Думай, гудящая голова.

Я взяла бутылку и всмотрелась в остатки янтарной жидкости. Втянула носом аромат у горлышка. И только теперь почувствовала кисловатую нотку, которой вчера не было. Так пахнет дурман — трава на второй день после подмешивания в жидкость. Так вот откуда сны без снов и отвратное состояние поутру! Получается, Литту похитили? Но кто? И почему похититель не замел все следы?

Я прикрыла дверь и огляделась тщательнее. Ни следов борьбы, ни пятен крови — Литту попросту унесли спящей. Что ж, далеко она не делась, но лучше мне узнать, к кому конкретно ломиться.

Шаги я скорее не услышала, а почувствовала интуицией. В замочную скважину вставили ключ. Сейчас таинственный похититель (вряд ли снаружи гулена — Литта) поймет, что дверь открыта, а потом увидит меня…

Мамочки!

Не раздумывая и секунды, я прыгнула в открытую бочку, сверху надвинула крышку. По каюте ходил мужчина. Тяжелый неторопливый шаг, шумное дыхание. Я сидела, согнувшись в три погибели, и молила всех богов, чтобы он не подумал посмотреть на содержимое неплотно прикрытой бочки. Туманы вокруг ощерились, готовые напасть на обидчика.

Бутылка звякнула — наверное, поднял. Мужчина прошелся взад — вперед, с оханьем опустился на пол, затих. А затем ушел, закрыв дверь на ключ.

Я вылезла. В сердце стучало десятком молоточков. Еле справившись с дрожью и взломав замок заново, я побежала на мостик, но капитан не проникся интересом к случившемуся.

— С чего вы взяли, что ваша подруга пропала? — меланхолично вопросил он, почесав ямочку на подбородке.

— Её нет целый день.

— Мало ли куда упорхнула красивая женщина? — он похабно подмигнул. — Красавица, не выдумывайте ерунды, а лучше расслабьтесь. Нас ждет долгое плавание.

— Я заплачу.

В глазах появилось понимание. Как всё‑таки легко деньги помогают установить контакт между, казалось бы, совершенно разными людьми.

— Обещаю что‑нибудь предпринять, не волнуйтесь. — Капитан приобнял меня за талию, но я вывернулась. — С вашей беглянкой наверняка всё в порядке.

Мне бы его уверенность. Зачем кому‑то понадобилась обыкновенная, даже не благородных кровей, янми?

— Идите спать, госпожа, — заключил капитан. — Мы под каким‑нибудь предлогом прочешем корабль снизу доверху, а утром сообщим вам обо всем подозрительном, что найдем.

Не то, чтобы я ему поверила, но смирилась. Упав на колкую лежанку, я долго ворочалась и всё‑таки забылась болезненным сном.

* * *

Стены парадной залы покрылись коркой инея, причудливые узоры изрисовали окна и потолок, переплетаясь тончайшими ледяными нитями. Дыхание замерзало, и я, стоящая в одном платье, чувствовала, как замерзаю изнутри.

— Зачем же ты прячешься от меня, глупая девчонка? — услышала за спиной насмешливое.

Бесшумно, точно не касаясь пола, Трауш пересек расстояние, разделяющее нас. Сильные руки обхватили талию в кольцо, не позволяя вырваться. Холодные губы коснулись мочки уха.

— Твоё время скоро иссякнет.

Указательный палец тронул непослушную прядь волос.

— Я устал дожидаться тебя, Сольд.

— Прости…

— Молчи, — усмехнулся Трауш. — Ненавижу выслушивать оправдания.

Внезапно он замер, словно хищник перед атакой, прижал к себе так сильно, что я не сдержала стона.

— Просыпайся! — не просьба, но приказ.

И вытолкнул меня из моего собственного сна.

* * *

Лучше бы сон не кончался. Никакой холод не сравнится с ощущением, когда на горле смыкаются пальцы, и воздух, такой необходимый, внезапно кончается. Я захрипела.

— Тихо — тихо, — шепнул кто‑то надломленным голосом. — Не рыпайся и умрешь быстро.

После этих слов я забрыкалась куда активнее. Туманы замолотили по обидчику градом, но тот отмахнулся от них как от дуновения ветра. Перед глазами поплыло. Сердце замедлило бег. Удар — второй. До третьего я рисковала не дожить. Реальность отдалялась, в ушах морским прибоем шумела кровь.

Нет, нет и нет! Не ради того я прошла весь путь длиной в полгода, не для того выкарабкалась с того света, чтобы умереть задушенной на вонючей лежанке корабля.

В этот бросок я вложила все силы и скорее не повалила похитителя Литты (ну а кто это мог быть?) на пол, а кулем навалилась на него сверху. Секундное замешательство, за которое умудрилась нащупать на полу скинутый сапог и ударить им.

— Тварь!

Следующий неловкий удар пришелся в пах. Разъяренный от боли похититель скинул меня с себя как пушинку, заломил руки за спину. Наши взгляды встретились всего на секунду, но я успела установить зрительный контакт.

Трауш твердил, что умелый повелитель туманов способен довести жертву до беспамятства, лишить её рассудка. Но мои туманы приобретенные, и управляться ими я толком не научилась. Только бы не ошибиться!

Туманный зверь скользнул по мужскому телу, забрался в нос, заплелся в волосах. Получилось! Человек мотнул головой, глянув на меня по — новому, и ослабил захват, а затем и вовсе отскочил в сторонку.

Всё‑таки быть мне достойной повелительницей.

— С вами всё в порядке?! — спросил испуганно.

Голос сорвался на хрип, но я выдавила:

— Где Литта?

— Литта? Я не… она… кажется, она у меня в каюте, — с сомнением пробубнил похититель.

— Отведи меня туда.

Пока туманы воздействовали на его рассудок, он был безвреден, но любое неловкое движение могло разрушить связь, поэтому я старалась идти предельно медленно. Мы вышли на молчаливую палубу, освещаемую желтоглазой луной, в свете которой я разглядела похитителя: совсем молоденький, вчерашний юнец, кожа прыщавая, волосы сальные.

Он открыл дверь, та от порыва ветра стукнулась о стену. Связанная Литта, вполне живая, разве что до забытья накаченная какими‑то зельями, лежала в бочке, похожей на ту, где я пряталась. Она не проснулась, даже когда я вывалила её наружу. А когда ударила по щеке — лишь простонала. Всего несколько минут, и туманы в голове юнца растают, а значит, времени почти не осталось.

Второй удар я отвесила с куда большей мощью, даже нечаянно рассекла губу. Литта, распахнув веки, жалобно ойкнула.

— Что я… что ты…

— Жить хочешь?

Она непонимающе кивнула.

— Тогда вставай!

На негнущихся ногах Литта сделала два шага и чуть не рухнула прямо в объятия похитителя. Пришлось подхватить её под руки и тащить волоком. Дверь в свою каюту я забаррикадировала и только тогда взялась объяснять, что произошло. Литта без труда узнала в описании прыщавого юнца своего давешнего поклонника, так щедро поделившегося с ней виски.

— Но зачем ему я? — спросила и всхлипнула, начала ощупывать себя на предмет увечий. — Из‑за того, что отказала? Так он не в моем вкусе, мы же объяснились…

Я пожала плечами.

— Можешь спросить его при встрече. Хочешь, организуем прямо сейчас?

Не хотела.

— Тогда я иду к капитану, а ты сиди здесь. — Литта вскрикнула, но я не стала слушать возражения. — Заблокируй ход бочками и открывай на три стука.

Сказать, что капитан был шокирован — практически промолчать. Для начала он, конечно, с помощью матросов связал юного похитителя и запер его в трюме (предварительно избив до полусмерти, чего я, в общем‑то, не просила), а следом долго извинялся и клялся, что осмотрел всё, да ничего не нашел. Что‑то я ему не поверила: наверняка юнец приплатил плутоватому капитану или собирался заплатить ему позже — как‑то же он должен был вынести янми с корабля. В любом случае, он будет наказан.

Литта отворила дверь только после того, как я постучалась, назвалась полным именем и сообщила, что опасность ей не угрожает. Ну и постучала трижды, разумеется.

— Ужас! Меня никогда не воровали. — Между тем, хитрые глаза блеснули гордостью. Истинная янми, себялюбивая до невозможности, даже похищение рассматривала со стороны любования собой, ведь плохих‑то не похищают.

Я устало опустилась на край кровати.

— Ну, с почином тебя.

— Ага… Итак, теневая леди, расскажи‑ка о своих чудесных способностях. — Литта хлопнула в ладоши. — Как понимаю, лорд Пограничья обучил тебя запутывать разум людей?

— Это можно назвать свадебным подарком.

Я машинально коснулась туманного облака пальцами. Когда на наших ладонях с Траушем выплелись руны (моя алая что кровь, его черная как сама ночь), он пообещал оберегать меня от самой себя.

— Своеобразная штуковина, я, к примеру, больше люблю побрякушки.

— Честно говоря, о возможности подчинения я не подозревала до сегодняшнего дня.

— А чего ожидать от теневых чудил? Не тебе в обиду! — Литта покрутила рыжими кудрями.

— Да я и не обижаюсь. Дело в другом: мой жених виртуозно владеет туманами. — Не совсем правда: на меня внушение почему‑то действовало. — Но ведь я — помесок, причем никак не относящийся к теням. Туманы не должны слушаться чужачку. Но они… приняли меня, что ли.

Мы помолчали, каждая думая о своем.

— Слушай, а каково быть невестой… его?

Литта понизила голос до полушепота.

— Как будто за твоей спиной всегда кто‑то есть.

И ощущение присутствия не покидало даже во сне. Он смотрит, он изучает, он бдит.

Он поежилась.

— Несчастная, всё‑таки лучше бы дарил, как любой нормальный богатей, драгоценности. Подай ему такую идею, а?

— Всенепременно.

И я расхохоталась, вмещая в этот полубезумный смех весь страх от пережитого, всю боль и все надежды на то, что нам суждено встретить будущее вместе.

* * *

Столица встретила нас заунывным ветром и колкой моросью, летящей в лицо. Я накинула на волосы капюшон плаща, глянула в безжизненно — серое небо. Ну, здравствуй, родимый город, ты как всегда недоброжелателен.

— Сольд, помни, я твоя вечная должница и сделаю всё, о чём ты попросишь. — На прощание Литта коснулась моей руки, затянутой в перчатку.

Я как никто знала, сколь опасны долговременные клятвы — судьба непременно будет сталкивать нас вновь и вновь, заставляя отдавать друг другу долги. Нет ничего хуже обещания, которое не сможешь выполнить — поэтому лучше его не принимать.

— Давай так. Если мне когда‑нибудь понадобится помощь — окажи её по мере возможностей.

— Разумеется!

И она порывисто обняла меня, словно за неделю плавания мы из попутчиц превратились в закадычных подруг.

Литта уехала искать недорогой постоялый двор, чтобы отоспаться да помыться перед смотринами, а я тупо пялилась на устремившийся ввысь дом из гранита, смотрящий с вершины холма на остальные домишки как строгий надзиратель. Он был виден из любой точки Янга. Мне — туда.

Спустя два часа изнурительной езды по узеньким улочкам (столица росла, ширилась, а дороги всё ужимались) я оказалась у ворот академии чародейства и знахарств. Переливающиеся радугой флажки, сотворенные колдовством, трепетали под порывами ветра. Неизменная растяжка 'Преклони свое колено, странник, ибо тут был заложен первый камень Валонии' блестела в солнечных лучах сусальным золотом.

Скучающий привратник лениво преградил дорогу алебардой. Его едва осязаемая магия ощупывала мои эмоции: о чем я думаю, причиню ли вред стенам или обитателям академии.

Непременно. Неспроста Сольд с языка ави — 'разрушение'.

— Вам назначено?

— Назовите светлому декану Иттану Берку имя Сольд Рене.

Он, кивнув, прикрыл веки. Телепатия — незаменимая вещь, когда нужно быстро и качественно донести информацию. Она подвластна далеко не каждому колдуну и делится на два вида: звуковая и эмоциональная, то есть передающаяся или словами, или чувствами. Вторым овладеть легче, но первое выше ценится. В академии есть специальный факультет, обучающий телепатов — и конкурс на место там просто огромен. Всё потому, что эта профессия невероятно востребована: в любой крупной конторе мира не обойдется без парочки телепатов.

— Проходите. — Привратник убрал алебарду.

Ворота распахнулись сами, без скрипа, без единого звука. Выпрямившись так, что хрустнуло в позвоночнике, я шагнула во внутренний двор академии. На душе было тяжело и дымно.

Меня встретила замогильная тишина и непривычная пустота. Никто из адептов не наслаждался погожим утром с книжкой в руках, не сидел на мраморных скамейках у круглого фонтана, не гонялся, атакуя друг дружку пустяковыми заклинаниями. Мне стало не по себе.

Семиэтажный студенческий корпус, выше которого не было во всей стране, вызывал священный трепет у любого первокурсника. В его подвалах — лабиринтах призывали нечисть и боролись с нею же, с астрономической башни рассматривали звезды, в ходах и выходах можно было запутаться и потеряться на неделю — другую. Поговаривали, что раз в десятилетие коридоры самостоятельно перестраивались, поэтому до сих пор не было нарисовано подробной карты академии.

Его нутро ничуть не изменилось за годы: всё тот же алый ковер, стелющийся по полу, те же портреты архимагов в позолоченных рамах, увитые плющом стены. Под потолком в жирандолях трепетало пламя сотен свечей. Мне попадались редкие студенты, но какие‑то зашуганные, старающиеся скорее улизнуть куда подальше.

Каждому факультету (а всего их было шесть) выделялся этаж, и, насколько я помню, светлому декану достался третий. Я долго отстукивала каблуками эхо, пока не набрела на дверь, табличка на которой была инкрустирована драгоценными камнями. Стучаться не стала, по — свойски вломилась внутрь.

— Здравствуйте, госпожа Рене. — Светлый декан отвесил шутливый полупоклон.

Он поднялся с обитого бархатом кресла и шагнул ко мне, а после сдавил в поистине медвежьих объятиях. Я пискнула. Иттан отошел на шаг назад, склонив голову, и задумчиво оглядел меня сверху донизу.

— Тени? — с удивлением спросил он.

— Обо всём по порядку, — ответила я, усаживаясь на диванчик для гостей. — Угостишь кофе?

Иттан щелкнул пальцами, и спустя пять минут к нам примчалась молоденькая секретарша — помесок, одетая в облегающее платье, едва прикрывающее бедра, которая расставила на хрустальном столике кружки, молочник и чайник с ароматным кофе цвета самой тьмы. Всё это время мы молчали. Точнее — разговаривали друг с другом взглядами.

'Ты сбрендила?' — читалось во взгляде Иттана.

'Почти', — ехидно отвечали мои глаза.

'Ты обо всём мне поведаешь'

'Непременно'

Кабинет был под стать хозяину: роскошный и изящный, выдержанный в строгих тонах, без единой капли легкомысленности. У окна стоял стол из мореного дерева, заваленный бумагами. Посреди того высились весы из серебра, обе чаши которых, белая и черная, пребывали в равновесии. К западной стене пристроился шкаф из хрусталя, его полки были забиты старинными книгами. У восточной находился диванчик, на котором сидели мы.

Иттан заговорил лишь в тот момент, когда разлил кофе по миниатюрным чашечкам:

— Госпожа, с чем пожаловали в наши негостеприимные края?

Я хмыкнула, помешивая сахар. В аристократических кругах считалось, что пить дорогущий кофе, приправленный сладостью, — издевательство над благородным напитком, но иначе я не любила.

— Тебе о чем‑нибудь говорит имя Розеншал?

Иттан нахмурился. Ему, голубоглазому блондину, чистейшему человеку без единой примеси (дикая редкость в условиях, когда все расы смешались меж собой), графу в десятом поколении, это не шло.

— Совсем о немногом. Сильнейший темный колдун, ему предлагали должность преподавателя академии, разумеется, он отказался. Слухи о господине Розеншале ходят самые разные, но радушным и гостеприимным этого человека не назвать. Скорее — скрытым донельзя. Поговаривали даже об увлечении некромантией, но дальше обвинений дело не зашло. Наши сканеры не засекли призыва мертвых. Тебя с ним что‑то связывает?

— Возможно.

Я отпила глоток, наслаждаясь тем, как обжигающий кофе маслянистой каплей скатывается по горлу. Иттан склонился почти нос к носу.

— Говори, Сольд.

— Он приобрел крайне необходимого мне раба, а я обязана выкупить того.

Ясное дело, Иттан не понимал ничегошеньки из сказанного, ведь он не догадывался о моей жизни после изгнания. А вот я жадно следила за газетными статьями о назначении самого молодого декана в истории академии, о его успехах и провалах, о возрождении почти мертвого факультета света (в современных условиях маги, способные навести порчу, оплачивались куда выше тех, кто мог её снять).

— Начинай с самого начала. И не забудь поведать о том, откуда на твоем запястье обручальная руна.

В голосе зазвенел холодок обиды, и я заговорила кратко, но обо всем подряд. Нам понадобился целый час времени, чтобы обсудить мою жизнь от момента позорного изгнания из академии до приезда в Янг

С Иттаном я познакомилась на десятом году жизни. Мы были похожи во всем, кроме одного: Иттан с младенчества проявлял невероятную тягу к магии, меня же боги наградили почти нулевым резервом. Зачем такую, как я, отправили учиться? Когда твоя родительница занимает высокий пост, у тебя нет иного выбора. Мать бы засмеяли, разузнав, что её дочь ничтожна, поэтому я поступила на факультет магического ремесла, чтобы получить минимальные знания, развить скудные способности и обучиться какому‑нибудь занятию, отдаленно связанному с колдовством.

Так вот, Иттан с первых дней взял надо мной шефство. Он помогал с домашними заданиями и практикой, делился своим резервом, наполняя мой, огрызался на тех, кто имел наглость назвать меня пустышкой. Мы были друзьями, и я надеюсь, что так оно и осталось.

— Из всего произошедшего ясно одно: ты лезешь во что‑то крайне нехорошее, — подытожил Иттан. — Начиная от обручения, свершенного без твоего согласия, и заканчивая поиском раба. Уезжала бы ты отсюда, Сольд. Если вопрос в деньгах — я найду сколько угодно золота.

— А куда я денусь? — Губ коснулась усмешка. — Где меня не отыщут тени?

— Придумаем! — Он сжал кулаки.

— Иттан, пожалуйста, прекрати. Я не прошу направить меня на путь истинный, лишь помочь информацией.

Его кивок получился вымученным.

— Я добуду тебе сведения о Розеншале, но обещай не соваться к нему, предварительно не обсудив план действий со мной. Что до твоего лорда…

Я приложила палец к губам.

— Забудь. Расскажи лучше, как вы тут поживаете? Почему адепты стали такие скрытные, где былые разгильдяи с факультета света? Ты держишь их в ежовых рукавицах?

Я гаденько хихикнула, но, заметив, как понурился Иттан, вмиг посерьезнела.

— С нашими студентами происходит неладное, за два месяца семеро лишились сил.

— Но как?!

По грудной клетке расползся морозец. Иттан вздохнул.

— Мы сами не понимаем, но симптомы те же, что у тебя. В один момент — полное бессилие. Одна девочка, подающий надежды целитель, ещё вчера залечивала чужие раны, а сегодня не способна регенерировать даже свои царапины. Весы правосудия склонились к отчислению. — Иттан с неприязнью посмотрел на черно — белые весы.

Когда‑то именно они уронили черную чашу к подставке, что означало — я изгнана.

— И что будешь делать?

— По правилам — отчислять, но не семерых же. Пока они живут здесь, а высшее руководство уже намекает, что жалость — худшее качество декана. — Он вплел пальцы в волосы. — Это катастрофа! Студенты в панике, все подозревают друг друга в ведьмовстве или высасывании резерва, коллективный дух рухнул. А самое страшное, что все семеро обучались на моем факультете.

Не только страшно, но и подозрительно. Да, бывало, что маг исчерпывал запас (как было со мной), но это исключение из правил. Семь исключений на один факультет? Многовато.

— Вы проверяли комнаты? — Я начала крутить в пальцах ложку, чтобы сосредоточиться. — Возможно, наложено проклятие? Всё как прежде?

Кажется, он возмутился. Ну да, подвергла сомнению качество проверки лучших поисковиков страны. И всё‑таки случалось такое, что вещь, незаметную глазу архимага, мог обнаружить любой первокурсник.

— Мы обшарили замок, разобрали по кирпичику залы, перекопали двор, выкорчевали все деревья, перетягивающие энергию, и переплавили три сотни амулетов. В глазах половины академии я выгляжу чокнувшимся.

Неудивительно. Странно, как ему ещё не пригрозили отстранением от обязанностей. Или пригрозили, просто Иттан постеснялся мне рассказать?

— А если… — начала я, но закончить помешал стук в дверь.

— Войдите, — устало отозвался Иттан.

— Господин светлый декан, у вас на десять утра назначена встреча, — не сказала — пропела юная секретарша, стрельнув глазками в сторону графа.

Иттан кивнул.

— Прости, Сольд, мне пора идти.

— Ничего страшного, — я улыбнулась. — Последняя просьба. Могу я остановиться где‑нибудь в академии? К матушке ехать как‑то не хочется.

— Без проблем! — Иттан глянул на застывшую в дверях секретаршу. — Приготовьте нашей гостье спальню. Сольд, если что понадобится — зови. В пределах спального корпуса разрешена любая телепатическая магия. — И тут, додумавшись, что и кому сказал, Иттан поправился: — Точнее — я прикажу приставить к тебе личного слугу.

Но я отмахнулась.

— Не стоит, где столовая, я прекрасно помню и дойду до неё сама. Что до остального — справлюсь.

Грациозная (на мой взгляд, даже слишком; как она не падала на высоченных каблуках, и кто вообще позволил носить каблуки в пределах академии?) секретарша повела меня по путаным коридорам к комнате, и как я не старалась завести ненавязчивый разговор, натыкалась на стену молчания. Кроме 'как вам будет угодно', 'да', 'нет', 'простите, вам лучше спросить об этом у господина светлого декана', я ничего не услышала.

Спальня была обставлена аскетично: грубо выструганные кровать, стол, стул, одностворчатый шкаф — вот и всё убранство. Ни тебе милых штор в рюшку, ни картин, ни амулетов у изголовья кровати. Разве что на столе имелась кипа чистой бумаги и писчие принадлежности.

— Куда прикажете отправить слугу за вашими вещами? — не переступая порог, уточнила секретарша.

— Я путешествую налегке. — По правде, за несколько недель пути одежда окончательно истрепалась, и, думаю, запах я источала малоаппетитный. Впрочем, у меня есть деньги, почему бы не опустошить лавки столицы, прикупив себе милых сердцу безделиц? Так сказать, пора бы воспользоваться статусом невесты лорда.

— Хорошо. Если вы разрешите, я пойду. — Секретарша глянула исподлобья.

Я пожала плечами. Её недовольство было каким‑то детским, наигранным. Чем ей не угодила гостья светлого декана?

Но думать над этим я не стала. Разделась и плюхнулась в кровать мешком. Туманы обвились вокруг пальцев, свернулись клубочком и затихли, мурлыча в ухо точно котята.

* * *

В разожженном камине весело потрескивали поленья. Я присела к самому огню, грея замерзшие ладони. Рыжеватые, что лисы, языки потянулись к рукам. Жар опаливал щеки. Стены залы рыдали навзрыд, пока с них стекала ледяная корка. Живое пламя в поместье лорда — редкость, и я по достоинству оценила жест, оказанный специально для меня.

Он ждал.

В комнате потеплело. Мне нестерпимо захотелось раздвинуть тяжелые портьеры, впустить внутрь солнечный свет, такой нелюбимый правителем Пограничья. За окнами осень срывала с редких деревьев листву, ревел обезумевший ветер, точно потерявший кого‑то важного. Там было холодно, а здесь расцветало тепло.

Я прикрыла веки, наслаждаясь покоем, а затем подошла к фортепиано, задвинутому в дальний угол. На крышке скопился сантиметровый слой пыли — Трауш ненавидел этот музыкальный инструмент, но никогда не рассказывал, почему. К нему не прикасались ни заезжие музыканты, ни приближенные лорда, ни слуги. Но моего нареченного рядом не было, потому я рискнула поднять крышку.

Пальцы пробежались по клавишам, вспоминая сладостное ощущение, когда звук рождается из пустоты. Но мелодия не складывалась, даже простенькая, вызубренная наизусть за время обучения. Я, позабыв обо всём от огорчения, упала на банкетку. Нога коснулась педали, в голове выстраивались в рядок ноты.

Получилось не сразу, но когда полилась мелодия, гладкая и ровная — я возликовала. Нажатие, второе, легкий перескок. Плакали стены, согреваемые жаром камина, одинокий луч солнца скользил по полу. Зала ожила.

— Красиво.

Я не заметила, как за спиной появился Трауш. Сердце ухнуло к пяткам и затрепыхалось там раненой птицей. Он наверняка рассвирепел, услышав мою неумелую игру. Пускай во сне, не наяву, но я нарушила правила, которые обещала беспрекословно соблюдать.

— Извини! — Попыталась подняться.

Тяжелые руки легли на плечи.

— Продолжай.

Меня взяла крупная дрожь, по коже посыпались мурашки, но пальцы двигались на ощупь. Трауш провел ладонью по моему позвоночнику, ласково тронул шею. Его туманы переплелись с моими, становясь единым целым.

Мелодия кончилась, пронзительно тренькнув на прощание. Я замерла.

— Почему ты не рассказывала о своем таланте, Сольд? — В хрипловатом голосе звучало изумление.

— Ты не спрашивал. — Во рту отчего‑то пересохло.

— Повернись.

Но я не сумела сдвинуться с места, словно отказали все конечности разом. Сейчас как никогда я ощущала, что всего лишь сплю и не имею власти над собственным телом.

— Повернись, — почти взмолился Трауш.

Мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы двинуться вбок. Обжигающе горячие ладони обхватили моё лицо. Глаза цвета непогоды пристально исследовали меня всю, будто я была нага и абсолютно беззащитна.

— Сольд, возвращайся. Я скучаю по тебе.

Он скучает?.. Не может быть!

Мое недоумение потонуло в поцелуе, горьком как лебединая песня.

 

Глава 2

Я скучаю по тебе…

Мой будущий супруг, правитель Пограничья, жесткий и подчеркнуто равнодушный, умел испытывать чувства. К этой мысли привыкнуть бы! Она казалась столь чужеродной и дикой, что я отторгла её, списав на невозможность. Быть может, Трауш из снов и соскучился, но явно не тот настоящий, для которого наше обручение — ошибка.

Проснулась я к полудню, когда по комнатам поплыли ароматы мясного рагу, фирменного блюда поваров академии. Но вместо того, чтобы отобедать со всеми адептами и преподавателями, я предпочла сходить за вещами. Негоже леди шастать в платье, заляпанном грязевой водой.

После долгой прогулки по центральной площади я забрела в чудесную лавку. Торговка той значительно обогатилась, а я хоть и потратилась, зато приобрела четыре платья разной степени приличия: от строгого в пол с высоким воротником и оборками на груди до модного в нынешнем сезоне короткого, чуть ниже колена, за ношение которого ещё лет сорок назад бы казнили без суда и следствия. Кроме того, взяла новую куртку, сапоги, штаны и несколько рубашек. В общем, счастью моему не было предела. В таком виде разгуливать по академии не только не стыдно, но и приятно.

К вечеру студентов — гуляк прибавилось, и внутренний двор чуточку оживился, становясь похожим на запечатленный в памяти.

— Это же она, — услышала я шепотки, когда проходила у фонтана.

Мальчонка, которому едва ли исполнилось десять лет, бесстыдно ткнул в меня пальцем. Его друзья что‑то зашептали, захихикали. Это, бесспорно, я, но какую 'я' они имеют в виду? Изгнанную с позором или ту, что обручилась с лордом Теней?

На кухне кипела работа. Единственное место, суета в котором не утихала ни днем, ни ночью, ведь чтобы прокормить всех обитателей академии, недостаточно ни десятка поваров, ни заклинаний, ни амулетов, ни чудодейственных агрегатов. Я выпросила у первой попавшейся кухарки миску наваристого супа и уплела его в один присест.

Чем бы заняться дальше? Идти к Розеншалю опасно, наведаться к матери всегда успею. И я решила прогуляться по коридорам, которые изучала шесть лет. Заглянула в библиотеку. Книги пахли несравненно: бумагой, старостью и истинной мудростью; каждая их страница искрила от энергии. Я полистала учебник по травам, достала из середины засушенный подорожник, раскрошила тот в пальцах. И ушла дальше, понимая, что ни одна из учебных книг мне больше не пригодится — даже знахарям не обойтись без магии. Побродила у кабинетов, заглянула в жилые помещения. И везде меня встречали и провожали одинаково настороженными, а иногда — что хуже! — жалостливыми взглядами.

А потом я натолкнулась на жуткого во всех смыслах ректора Гордеиуса, которого боялись все от мала до велика. Он, похожий на ворона, весь в черном, мрачный и до синевы бледный, говорил тихо, с присвистом и смотрел на всех свысока. Обращаться к нему можно было только как 'Истинный архимаг, избранный советом и богами, достопочтимый управляющий Гордеиус', но за глаза его называли Злодеиусом обыкновенным. Между адептами даже хаживали слушки, будто в роду его затесались тени — и, разумеется, от того он казался лишь страшнее.

Кстати, натолкнулась я в самом прямом смысле, то есть чуть не сбила с ног на повороте. Сначала он пытался вспомнить, кто перед ним, потом долго не понимал, откуда я тут взялась. А я, рассматривая своего бывшего ректора, осознавала: не такой уж он и страшный, скорее — малоприятный.

— Здравствуйте, — чуть поклонилась.

— Если не ошибаюсь, ваше имя — Соль? Вы — дочь Леневры Рене?

— Сольд, — поправила я.

— И, насколько я помню, — Гордеиус скрестил руки под грудью, — вы были отчислены три года назад.

— Именно, за недостаток истинных сил.

— Так что же вы, простите, здесь делаете? — Его голос стал походить на змеиное шипение.

— Живу по приглашению декана светлого факультета.

Мои туманы бесились, рвались в атаку, но мощное защитное поле ректора разбивало их в облачка. Сам Гордеиус чувствовал вторжение и даже осознавал, какого оно рода, но не спрашивал. Что ему до пустяковых туманов, когда сам он способен сотворить шторм?

— Уважаемая Сольд Рене, — впалые щеки напряглись, — если вы причините академии малейший вред, не важно, материальный или энергетический — вы будете осуждены по законам совета верховных магов, невзирая на то, что никакой вы не маг.

Он буквально плюнул в меня этой правдой и, обогнув, величественно удалился. А я ощутила себя той шестнадцатилетней девчонкой, которая когда‑то могла зажечь огонек, а теперь разучилась, и ректор, посмотрев на неё без капли сострадания, объявил:

— Ваша судьба поставлена на чашу весов.

Осматриваться резко перехотелось. Я закрылась в комнате и, упав на подоконник, пялилась на внутренний двор, к ночи вновь опустевший. В дверь постучались.

— Здравствуйте. — На пороге топталась девочка лет пятнадцати, конопатая, пухленькая. — Светлый декан приставил меня к вам личным помощником.

— Думаю, он ошибся, — я покачала головой. — Мне ни к чему прислуга.

— А я не служанка! — В глазах девочки заблестели слезы. — Я будущий колдун!

Вот только от чего слезы, если она отмечена богами? Кажется, передо мной одна из тех семерых, лишившихся резерва, но живущих по разрешению Иттана.

— Присядь. — Я указала на единственный стул, а сама забралась с ногами на кровать, подобрала под себя юбку. — Расскажи, что произошло?

Девочка помотала заплетенными косами. Шмыгнула носом и, как полагается, разревелась.

— Всё было нормально… а потом… не стало.

— Ты ощутила что‑нибудь необычное перед этим?

Девочка поджала губы.

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что пережила то же самое. В шестнадцать лет, на последнем курсе академии, я была отчислена из‑за того, что мой резерв опустел. Однажды утром проснулась абсолютно бесполезной. — Я медленно выдохнула; воспоминания всегда отдавали особой горечью, как старый шрам, который не переставал чесаться. — И всё, моя судьба была предрешена, поэтому благодари светлого декана за то, что он не выгнал тебя сразу же.

Девочка хлопала светлыми ресницами, закусила сгиб указательного пальца.

— И вы смирились?

— Нет, — честно призналась я. — До сих пор то место, где когда‑то пульсировал резерв, кровоточит. Иногда кажется, вот — вот получится что‑нибудь наколдовать, но всё впустую.

Она закивала — понимала прекрасно. Между нами возникло особое единение душ, как между двумя обреченными на медленную и мучительную смерть.

— Как тебя зовут?

— Амина.

— Амина, расскажи мне местные сплетни. Чем живет академия?

— Вам любые?

— Можно даже самые скабрёзные, — ухмыльнулась я.

И Амину понесло. Она поделилась и любовным треугольником между молодым преподавателем и двумя студентками, и тем, как кто‑то, решив избавиться от морщин, сходил на сеанс в сомнительный салон, после чего не мог двигать бровями; и тем, как захворал Злодуиус, и все без исключения студенты мечтали, как он сложит бразды правления — но не свезло.

Амина замолчала, чтобы отдышаться, и вдруг воздух зазвенел.

— Ты слышишь? — насторожилась я.

— Не — а. — Она навострила уши. — А чего?

Комната вибрировала. Я медленно поднялась и, стараясь идти бесшумно, добралась до стены, потрогала холодный камень. В нос ударил запах морозной гари. Так пахло в самых темных уголках (впрочем, там и не было светлых) государства теней.

— Оставайся здесь, — приказала я, но Амина, как любая любопытная особа пятнадцати лет, меня не послушала.

* * *

Меня вело само предчувствие, нечто за гранью разумного, на уровне интуиции. По каменной кладке стен будто скреблись когти, и я спешила туда, где скрежет становился громче. Амина не отставала, пыхтя, неслась следом.

Мы настигли сущность у винтовой лестницы. Черная хвостатая тварь ощерилась, примечая незваных гостей. Шерсть на её теле вздыбилась, тощий хвост, оканчивающийся пикой, изогнулся. Я не успела толком рассмотреть морду — тварь взметнулась к лестнице и спрыгнула вниз с потоком воздуха. Я кинулась за ней, но пальцы ухватили лишь порыв ветра.

— Э — э, — протянула Амина.

— Ага, — подтвердила я, вглядываясь во тьму первых этажей. — Пообещай, что никому не расскажешь об увиденном.

— Но почему?! Если оно украло мою силу, то…

— Нам никто не поверит. — Я на каблуках развернулась к наивной девочке. — Итак, перед нами сущность, которую не распознали охранные заклятья академии и проморгали сильнейшие практики страны, но разыскали две бывшие колдуньи — не находишь нашу историю несколько неправдоподобной? Сначала мы узнаем, что это и откуда оно взялось, а уже потом поделимся новостями с преподавателями.

Амина потупила взгляд. Весь её вид выражал несогласие.

— Я тоже хочу помочь.

— Непременно поможешь. Кстати, ты и другие адепты лишились силы в один момент или с промежутками?

— Где‑то раз в неделю, — подумав, ответила Амина. — Последний раз это произошло дней шесть назад.

Ясно, перед нами кто‑то изголодавшийся, кто, как мне думается, попросту обжился в стенах академии и поедает силу тех, у кого слабые врожденные блоки. И, если верить статистике, скоро он нападет вновь.

— Иди к себе, а я почитаю о нашей зверюшке. Где ты живешь?

— Мне выделили комнату около вас, — она насупилась. — Но…

— Пожалуйста, не спорь.

Девочка, понурившись, пошла обратно, а я попыталась нарисовать в голове образ существа. Получилось размыто, но хоть что‑то. Всё, что можно сказать наверняка: эта тварь родом из тех мест, леди которых мне суждено стать.

Кроме меня, библиотеку облюбовала парочка влюбленных адептов, бесстыдно целующихся при свете настольных свечей. Н — да, знания нынче не в моде. Я прошлась у стеллажа, где были представлены книги о нечисти, и нашла тонюсенькую книжонку, почти брошюрку, с гордым названием 'Жуткие твари Пограничья'.

Автор сего творения с тварями явно не сталкивался, потому описывал их витиевато, но избегая деталей. Разве по фразе 'ужасающее, стремительное, кровожадное создание' можно определить, кто конкретно перед нами находится? Кролик тоже может показаться кровожадным, если развернуть его правильным боком.

Вообще, Пограничье — самое замкнутое государство на мировой карте. Там редко приглашают в гости чужаков и уж точно не спешат наведаться к кому‑нибудь сами. Разве что каждые три года ведут обмен: двадцать теневых жителей на двадцать людей — для разбавления крови. После войны столетней давности, когда тени в пух и прах разбили три сильнейшие армии, людей, ави и рынди, их по — настоящему забоялись. Но, как известно, вместе со страхом приходит ненависть.

Я сама провела в Пограничье пять месяцев, но не могу рассказать ничего, кроме одного: эта раса скрытна, а каждое их действие имеет два, если не три потаенных смысла.

Нет, книжка была бесполезна. Картинки напоминали эскизы пера плохого художника, описания отдавали скукой и поверхностностью. Решив с утра обратиться к стражу знаний за какими‑нибудь секретными рукописями, недоступными обычным студентам, я откинула её прочь. Если же страж откажется помочь, придется действовать методом тыка: поймать и тыкнуть.

Страж знаний была не просто стара — она разваливалась от дряхлости. Пергаментная кожа изросла морщинами, глаза ослепли, а крючковатые пальцы сковал артрит. Но ей, истинной чистокровной ведьме, не нужно было видеть, слышать или осязать. Она давно всё делала, полагаясь на память и истинную силу. Поэтому, когда я подошла к стойке, за которой сидела страж, толстые брови той поползли вверх.

— Ты пахнешь смертью, — прошепелявила беззубым ртом.

— Тенями, — привычно исправила я, облокотившись на стойку. — Скажите, среди древних рукописей есть какие‑нибудь, посвященные тварям Пограничья?

Она не размышляла и секунды; неудивительно, потому как давно запомнила весь архив наизусть и могла спросонья пересказать, на какой полке и в каком порядке расставлены книги.

— Да. Но ты, дитя, не студентка и не преподавательница, так отчего же мне позволять тебе углубляться в чтение запретного?

Я повела плечами.

— Вы сами сказали, я пахну не как обычный маг, да во мне и нет магии. Вчера я увидела существо, нераспознанное никем из академии, и почувствовала в нем сородича.

Страж не отреагировала, лишь рассматривала меня глазами, затянутые бельмами.

— И если именно это существо опустошило резерв семерых студентов светлого факультета — я должна его отловить.

— Мне безразличны дела факультетов, — сказала страж.

Разумеется. Вполне возможно, что про теневую тварь она догадывалась давным — давно, но такова уж её участь: оставить мирское и полностью отдаться знаниям.

— А мне — нет. И от вас я прошу лишь того, чем вы владеете.

Она промолчала, но ушла в темные архивы, где не ступала нога ни студента, ни преподавателя. И воротилась с потертой книжицей в сером переплете, которую бережно пододвинула ко мне.

— Дитя, даю тебе час и ни секундой больше на изучение.

— Благодарю.

Я села за свободный стол в глубине библиотеки, у стеллажей с книгами настолько бесполезными, что их годами не касалась рука адепта. С трепетом погладила корешок. Сколько же тайн скрывала эта книга…

Было бы свободное время, я бы заучила наизусть всё о том мире, с которым меня свели боги. История Пограничья, особенности социального строя, полезные минералы и травы, ядовитые растения и, конечно, существа. Нужное мне нашлось сразу и называлось оно хинэ — дьявол — пожиратель. Полуматериальный, полутеневой, гибкий и пластичный, не знающий боли и слабости. Когда‑то давно хинэ приручали что диких кошек и шли вместе с ними в бой. Но однажды загонщики потеряли контроль над тварями, и те совсем одичали.

Откуда хинэ взялся в академии, как перебрался сюда за тысячи километров от родных краев? Почему, бес бы его побрал, остался незамеченным?!

Переписав всё мало — мальски полезное, я полистала страницы и, наткнувшись на главу о свадебных обрядах, углубилась в чтение.

'Обычно пышной свадьбе предшествует скромный обряд обручения. Именно тогда высокий лорд называет выбранную им женщину равной себе и дарит ей свою жизнь, взамен забирая жизнь её. С того дня их руны переплетаются, а судьбы объединяются на веки в этом и других мирах'.

Я глянула на руку, перетянутую перчаткой как второй кожей, и задумалась, готова ли стать достойной супругой не на неделю или год, а на целую жизнь? И почему он выбрал на эту роль меня?

Впрочем, второй вопрос мучил уже давно. Трауш ответил на него простецки: 'Иначе бы ты умерла'. И что, мало ли ежедневно гибнет людских девушек? Чем я лучше их?

По коридорам я шла медленно, вслушивалась в любой посторонний шорох. Тварь бродила где‑то рядом, но имела ум не показываться на глаза до тех пор, пока академия окончательно не уснула. Теперь, когда я была убеждена, что именно хинэ причастна к происходящему, оставалась самая малость: поймать её и истребить. Интересно, внемлет ли Иттан моим словам или не поверит им? Что ж, не попробую — не узнаю.

Узнать было не суждено, светлый декан отлучился по каким‑то сверхважным делам, о чем мне, поджав губы, сообщила бдящая на посту секретарша.

Битый час я слонялась по академии, маня тварь туманами, нашептывая ей на языке теней. За мной хвостиком бродила Амина, вооружившаяся палкой. Так себе защита, если честно.

— Слышите её? — спрашивала девочка с периодичностью в пять минут.

— Да, но она ускользает.

— А что вы будете делать, когда поймаете?

Хороший вопрос; и правда, что? Возможно, наброшусь на хинэ и не отпущу, пока не прибежит кто‑нибудь из преподавателей. А что, мне терять нечего, своей‑то магии не имеется.

Ночь погрузила коридоры в мертвецкую тишину. Студенты попрятались по комнатам, утихли голоса и шелесты. Тварь была рядом, игралась со мной, то обходя со спины, то оказываясь впереди.

А потом она унюхала добычу!

Как‑нибудь позже я непременно спрошу у Трауша, всё ли жители теней умеют читать мысли хинэ, но пока в голове билось одно, колкое как льдинка: еда близко. Сочная, аппетитная энергия, хлещущая через край.

Я вломилась в мальчишескую спальню на пятерых слишком поздно. Тварь неотрывно смотрела на одну из кроватей, где посапывал юный адепт. Кончик хвоста дергался от предвкушения. Я рванула к ней, но хинэ, облизнувшись и оскалившись, юркнула к распахнутому окну и перетекла в него струйкой. Нога зацепилась за прикроватный столик, и я упала на пол. От грохота подскочили все без исключения.

— Госпожа! — Амина ворвалась с палкой наперевес, готовая атаковать хоть нечисть, хоть самого архимага.

Остальные ребята загомонили и, путаясь в пижамах, подбежали к вскочившему первым товарищу, тому самому, которого рассматривала хинэ.

— Ты как?!

— Что‑то случилось?

— Эй!

Пахло силой, чуть сладковато и настолько вкусно, что туманы потянулись к запаху, обволокли его собой. Мальчик вскрикнул:

— Что со мной?! Я… я не могу…

— Идем к декану, — приказала я, а спина стала липкой от пота.

Отвернувшись, чтобы оставаться незамеченной, я щелкнула пальцами. На кончиках затрепетал рыжий огонек. Огонек, сотворенный магией…

Декан появился лично, буквально через минуту — другую после переполоха. Бледный, будто полностью лишенный красок, она влетел в спальню и осмотрел нас всех. Его взгляд задержался на рыдающем мальчике, и на лице Иттана отразилось истинное страдание.

— Опять…

Он приказал ребятам дождаться лекаря, который напоил бы их успокаивающими каплями, отправил взбудораженную Амину спать.

— Сольд, пожалуйста, составь мне компанию, — попросил светлый декан.

Подчинилась. Внутри закипало пламя, грозящее вырваться наружу. Я подавила давно забытый порыв, и отголоски силы заплясали внизу живота. Подождите, родненькие, я дам вам выход чуть позже, когда мы останемся наедине.

Вскоре мы пили дорогой коньяк, закусывали вонючим горным сыром и фруктами, а Иттан, зарывшись лицом в ладони, молчал.

— Послушай, — начала я, отщипнув виноградину от грозди, — за всем этим стоит теневая сущность. Мы с Аминой видели её.

— Что за бред? — прогундосил Иттан через ладони. — Наши маги всё проверили.

— Она умело прячется и раз в неделю выходит на охоту, становясь материальной, в остальное же время обитает между мирами реальности и теней. Мы отловим её, обещаю!

— Сольд, твоя поддержка очень ценна, но…

Он не закончил, хотя было и так понятно: не мне, опустошенной полукровке, лезть в ловлю опасных тварей, которых, возможно, я сама и придумала.

— Восьмая жертва. — Иттан жадно отхлебнул янтарного напитка. — Скоро факультет закроется по недобору.

— Прекращай. — Я коснулась его взлохмаченных волос. — Мы справимся, поверь мне.

Светлый декан обреченно кивнул. Жаль, Иттан, что ты не способен услышать кого‑то, кроме себя, а я не собираюсь распыляться впустую. Уж лучше заманю хинэ в ловушку и поднесу её голову на блюдечке. К сожалению, пострадавшим ребятам от этого будет ни горячо, ни холодно, зато нападения прекратятся.

Сегодня же поинтересуюсь у знатока мира теней — своего будущего супруга, — чем обхитрить хинэ.

— Я узнал насчет Розеншаля. — Иттан поднялся и бездумно походил взад — вперед. — Маг высшего уровня, ученый, изобретатель. Официально никаких рабов за ним не числится. Как уже говорил, Розеншал необычайно скрытен, что оправдывают его гениальностью. Дескать, все великие маги немного с придурью, хотя как по мне, его придурь зашкаливает. Был женат, причем по слухам любил свою женушку до одури, но она скончалась пять лет назад от какой‑то нелепой случайности. Ах да, в том году фигурировал по делу о мертвой девушке, в которой текла кровь ави, но исключительно в качестве свидетеля.

— Что за дело?

— Его служанку нашли обескровленной, причем та как будто иссохла изнутри, потому как порезов либо ран на теле не обнаружили.

— Это всё? — Я прикрыла веки.

— Кого попало к себе он не пускает, и, гарантирую, ты не станешь счастливым исключением. — Иттан осушил стакан и, поморщившись, налил вновь. — Но я обещаю что‑нибудь придумать. Обещай не лезть на рожон.

— За кого‑то меня принимаешь? — наигранно возмутилась я.

— За ту, которую не остановят никакие преграды на пути к цели.

И он был прав. Я достану Розеншаля, но сначала — хинэ.

Иттан уснул первым, а я доела последний кусочек сыра, скривившись от солоноватости, и заплетающимися ногами поплелась в комнату. Впервые за много лет резерв был переполнен, и кровоточащая рана внутри груди начинала заживать. Только вот это была не моя сила — она принадлежала мальчику и, как платье с чужого плеча, жала, натирала, не приживалась. Гноилась внутри меня, текла сукровицей. Её надо было выпустить, иначе бы гной расползся по крови.

В комнате я взмахом подняла со стола стопку бумаг — те взметнулись к потолку и плавно опустились на пол. Закружилась по спальне, а пятки высекали снопы искр. Глаза потемнели, руна на запястье оледенела. Я бы расхохоталась что истинная ведьма, но предпочла помалкивать, чтобы не выдать себя. К трем часам после полуночи приобретенная сила исчерпалась полностью. Я упала на кровать и, раскинув руки, заснула сном младенца.

* * *

В саду, некогда цветущим буйным цветом, поселилась промозглая осень, и листва опала к ногам коричневым ковром. Деревья, голые, черные, напоминали обгоревшие скелеты. Я коснулась шипа увядшей розы, надавила. По подушечке пальца поползла кровавая капелька.

Он опять подкрался незаметно. Укрыл обнаженные плечи курткой, пропахшей дымом.

— Пианистка, колдунья… Сколько же тайн ты хранишь, моя леди?

И не разобрать, чего в голосе было больше: насмешки или неподдельного уважения. Его ладонь накрыла мою.

Я без стеснения обернулась, позволила себе легкую ухмылку.

— Столько, чтобы никогда не перестать тебя удивлять.

По тонким губам скользнула тень улыбки. Мы стояли друг напротив друга, и я едва доставала ему до подбородка. Взгляд глаза в глаза, учащенное сердцебиение. Не знаю, как ему, а мне до слез хотелось сказать нечто важное, что застряло посреди горла костью. Признаться, я тоже соскучилась. Но не по настоящему Траушу, а по тому мороку, что навещал меня во снах.

— Необязательно убивать звереныша, — как бы невзначай заговорил Трауш, коснувшись моего пальца и растерев по коже алую каплю. — Он — часть наших земель, так приручи же его как истинная повелительница.

— Объясни, что нужно делать.

— Нет, ты всему научишься сама.

— Не научусь, — поспорила я. — Буквально вчера я читала про хинэ и про то, как ваши загонщики потеряли над ними контроль.

Трауш фыркнул.

— Ты веришь всему написанному, а, моя леди? У тебя непременно получится. Ты сильнее многих.

Я прильнула к груди лорда, и тот крепко прижал меня к себе, укрывая от всего на свете.

— Как ты? — спросила от волнения тоненьким голосочком и, застеснявшись собственной слабости, попробовала отшутиться: — Наверное, наслаждаешься последними месяцами свободной жизни?

— Всё хорошо, — внезапно сухо ответил он, отстраняясь.

— Что‑то случилось? — Я силилась разглядеть во вмиг похолодевшем взгляде причину.

— Ничего из того, о чем стоило бы переживать будущей леди Теней.

— Расскажи мне.

'Я ведь твоя будущая жена', — вертелось на языке, но так и не слетело с губ.

Внезапно сад исчез, и перед нами растелилась чернеющая пустота: под ногами бездна, и каждый шаг смертельно опасен.

— Иди, — сказав это, Трауш исчез. Немыслимо, он настолько не желал отвечать на обычный вопрос, что предпочел сбежать!

Я чувствовала: что‑то не так. С ним или с Пограничьем, или с кем‑то близким ему — что‑то произошло или скоро произойдет. И гаже всего было то, что Трауш скрывал правду. Чем же я его так задела? Неужели неуместной колкостью?

Сон кончился, но лорд Теней в нем больше не появился.

* * *

Я планировала возобновить поиски утром, да не пришлось. Тварь разыскала меня самостоятельно, и проснулась я от того, что она давила на грудь мохнатой лапой. Её морда, вонючая до невозможности, нависала над моим лицом. С пасти капала слюна.

Поразительно, как легко застать меня врасплох: то юнец с корабля, то монстр в академии, полной магов. Возьму на заметку: не спать, когда поблизости бродит нечто смертельно опасное. Эх, дожить бы до следующей передряги!

Страх сковал тело, тягучий что смола. Я видела в черных зрачках свою погибель. Когти проступили, впились в кожу пятью иглами. Несмотря на теневое происхождение, хинэ была вполне реальной. Только бы она не удумала откусить мне голову.

Туманы обвились вокруг мускулистой шеи. Тварь попыталась стряхнуть их, но те держались крепко. На морде хинэ отразилось задумчивое выражение. Я обхватила обеими руками лапу и, оттянув ее, перекатилась на бок. Спрыгнула с кровати, отбежала к стене, тщетно выискивая что‑нибудь тяжелое, чем можно оглушить тварь. Та застыла в позе готовой к нападению кошки. Глаза опасно сузились

'Приручи его…' — зазвучало в ушах отголосками голоса Трауша.

Легко сказать. Ну его, это приручение. С этой мыслью (первой здравой за утро) я отскочила к двери, та на удивление легко поддалась. И мы с хинэ устроили увлекательные догонялки по академии. Я бежала, путаясь в ночной сорочке, а по пятам бесшумно неслась тварь. Гнилостное дыхание лизало лопатки, добавляя мне энтузиазма. На поворотах тварь заносило, и она отставала, давая пару секунд форы. Мы пролетели по извилистым коридорам и оказались у винтовой лестницы. Дела пошли веселее, потому как хинэ оказалась жутко неповоротливой, а ещё тупой, потому что вместо того, чтобы влезть на стену и поползти по ней, она бежала за мной по ступеням.

На первом этаже через приоткрытую дверь (хвала богам и тому, кто забыл её запереть) я нырнула во внутренний двор. По коже прокатился озноб — утро выдалось холодным.

Тварь не любила свет, я поняла это, когда выскочила наружу, а она осталась стоять на пороге, болезненно щурясь. Это первое, а второе — во дворе мы были не одни. Парочка жмущихся друг к другу подростков, устроивших тут любовное свидание, поглядывала на нас с ужасом. Светловолосая девушка вскочила со скамьи и ринулась к входу, завидев меня и совершенно не приметив хинэ, скрывшуюся в тени дверей.

— Стой! — завопила я.

Парень, тощий и высокий, кинулся за девушкой, но было слишком поздно. Хинэ обхватила ту за лодыжки, оскалилась. Девушка рыдала, зажмурившись от испуга и неуклюже пятясь на четвереньках.

— Отойди, — рявкнула я, не давая пройти парню. Потянулась туманами к твари, та зашипела. — Кыш! — крикнула, понимая, что от меня зависит будущее этой колдуньи. Весь испуг куда‑то испарился.

Мне помешал возникший из неоткуда канал. Такие источники есть в природе — места, где льется чистая сила, доступная любому желающему. Но поток исходил от девушки, и вкус его был ромашковый, как и она сама. Туманы заволокли канал, втянулись в него, напитываясь и толстея как лозы. Девушка взвыла. Тварь уважительно глянула на меня и отошла в сторонку. А я не могла заставить себя остановиться. Туманы тянули силу по капельке, частицу за частицей. На девичьем лице проступила совсем не аристократическая бледность, щеки впали.

Мир вокруг перестал существовать. Только я и сила, ромашковая, ароматная, вкусная; бесконечная сила, утерянная мной давным — давно.

Слишком поздно я увидела перед собой тень, что толкнула на каменный пол. Боль отрезвила, и до меня дошло, что конкретно я натворила. Но оправдаться возможности не представилось — чье‑то заклятье сковало руки и ноги, а веки налились свинцом.

Проснулась я в своей спальне от яркого солнечного света. Воспоминания возвращались медленно, но когда картинка окончательно сложилась — я ахнула. Только не… мамочки…

Шея саднила, на неё навесили сдерживающий ошейник. Перед глазами до сих пор плыло. Дверь, разумеется, была заперта на замок. Итак, теперь я пленница, более того — воровка магии, опасный преступник. Ну и как доказать, что я нечаянно? Так сказать, канал сам открылся, а я только тихонечко присосалась к нему.

Иттан пришел спустя час или два томительного ожидания. Хмурый донельзя, в несимметрично застегнутом камзоле.

— Здравствуй, — сказал, провернув в замке ключ.

— Иттан, я…

— Молчи. — Он не решался подойти, так и стоял в начале комнаты, а я боялась слезть с кровати. — Твою судьбу решит совет верховных магов. Почему ты никогда не говорила, что умеешь вытягивать силу?

Может, потому что не подозревала об этом до вчерашнего вечера?

— Неужели хотела поживиться в стенах академии? — грустно закончил Иттан.

— Нет, что за чушь!

Он покачал головой.

— На тебя пытались свалить всех опустошенных детей, но я убедил советников в том, что, кроме последних двоих, ты никому не смогла бы навредить в виду отсутствия в городе.

— Спасибо.

Я всё‑таки встала и, укутавшись в одеяло, шагнула навстречу другу. Тот отстранился как от чумной. Лицо его перекосила гримаса отвращения.

— В любом случае, я отзываю свое приглашение. Что бы ни решил совет — тебе здесь не рады. Слушание через полчаса, прощай.

И он ушел, а я стояла, глупо рассматривая трещину в стене, и думала, что хуже быть не может.

Совет собрался в торжественном зале академии. Я смиренно сидела посреди сцены на стульчике под суровыми взглядами колдунов, имен которых не знала. Сильнейших в своей стихии, способных растоптать врага одним щелчком пальцев. Всего их присутствовало шестеро: огонь, вода, земля, жизнь и смерть. Ректор академии тоже был среди них, он управлял землей. А вот магесса воздуха отсутствовала, и я не решила: радоваться либо печалиться?

На тяжелых портьерах скопилась пыль, напоминающая слой серого снега. Под потолком мерцали свечи. Было холодно и неуютно, но почему‑то совсем не страшно. Колдуны восседали на зрительских сидениях первого ряда, словно ожидали от меня какого‑то представления.

— Приступим, — сказал председатель, маг жизни, постучав длинным ногтем по подлокотнику.

Секретарша, молоденькая ави, единственная сидящая за столом, оторвалась от пера и произнесла:

— Ныне, тридцатого числа от первого лунного месяца тысяча семьсот девятого года, слушается дело о присвоении чужой магии. Назовитесь.

Это она мне.

— Сольд Рене.

— Признаете ли вы, что умеете поглощать истинную силу, в частности, что нынешним утром, около шести часов по восходу, опустошили Ирму Ант? — вновь взял слово председатель.

— Я не умею поглощать чьи‑либо силы, — сказала то, в чем была относительно уверена.

— Ложь! — вскрикнул ректор, вскакивая.

Пухлощекий маг неопределенного возраста, но ближе к сотне, покрутил в пальцах тощенькую бородку.

— Гордеиус, дайте высказаться вашей подопечной.

— Никакая она не подопечная. Эта преступница была изгнана из академии три года назад, и будь моя воля, не ступила бы сюда никогда впредь! Но, к глубочайшему сожалению, в наших стенах полно мягкосердечных преподавателей, готовых укрыть под своим крылом хоть убийцу, хоть подлую воровку.

В момент своей грозной речи он, злой до невозможности, как никогда походил на представителя теневой расы, может, и не привирали выдумщики — студенты.

— Я клянусь вам, — приложила к груди ладонь, — что осознанно не могу никого опустошить. Это получилось спонтанно.

Взор я, конечно, потупила, как и подобает всякой приличной даме, вляпавшейся в неприличную историю, но получались жалко. Никто не поверил, колдуны разразились язвительными шепотками.

— Если вы не хотите добавить что‑либо в свою защиту, совет просит засвидетельствовать показания Ирму Ант, — влезла секретарша, окунув перо в чернила.

Девушка вошла сгорбленная и будто бы даже постаревшая. Глаза её застилали слезы, а руки теребили край вязаного платка. Мне было её жалко, но ведь она не лишилась дара навеки. Я высосала имеющийся резерв, который вскоре заполнится.

— Госпожа Ант, как это произошло? — спросил председатель с жадным любопытством.

— Мы с Ридром… — Ирма запнулась, — общались, когда появилась она. Выскочила на нас… я испугалась, что она расскажет кому‑нибудь, ну, что мы… не в постелях… Я побежала, а она — за мной. И как накинулась, у меня аж ноги онемели.

— Нет! — Я ругнулась. — Там была хинэ!

— Кто‑кто, простите? — Ректор почесал переносицу.

Я рассказала о теневой сущности, но, конечно же, и эту речь оставили без внимания. Ни единому моему слову отныне не верили. А на просьбу позвать Амину отреагировали сдержанным кивком.

— Продолжайте, госпожа Ант.

— Она отняла всё… мне сказали, что магия может никогда не восстановиться… — Ирма разревелась.

— Что вы почувствовали? — Колдунья смерти, желтоглазая и сухая старушенция, сведущая в некромантии, но не практикующая в ней уже долгие десятилетия, вперилась в меня взглядом.

— Пустоту, — нашлась Ирма после секундной паузы. — Как если бы из груди…

… вырвали кусок плоти. Знакомые чувства.

Некромантка изучающе уставилась на меня. Уж не знаю, что она видела, но результат её удовлетворил. Следом позвали молодого человека Ирмы, который повторил историю скороговоркой, будто невзначай забыв упомянуть о хинэ. Они придуриваются, что ли?!

— Уважаемые коллеги, — колдунья смерти улыбнулась уголками губ, — вы же понимаете, что если в действительности всё происходило именно так, — на этих словах Ирма усиленно закивала, — то перед нами не типичное воровство магии с помощью амулетов либо проклятий, ибо первого на месте преступления найдено не было, а для использования второго необходима энергия, выброса которой не наблюдалось. Сольд Рене, вы — собирательница?

Девять пар глаз уставились на меня в упор. Я сглотнула вязкий ком, застрявший посреди горла.

— Нет, — не сказала — прохрипела.

— Не может быть, — выплюнул маг огня, рыжий что само пламя. — Полный список собирателей из девяноста семи персон задокументирован. Ими не становятся, а рождаются. И все они под нашим наблюдением!

— Возможно, при рождении малютки Сольд повитухи не усмотрели редкого дара, — кажется, некромантка глумилась над собратьями.

А я с трудом переваривала услышанное. Собирателями называли тех, кто использовал существ, наделенных истинной силой, в качестве канала. Но как может стать собирательницей та, у которой нет даже своего резерва?!

Ирма смотрела на меня в упор, словно надеялась таким образом отнять силы обратно. Жаль, но из‑за ошейника я и сама их не чувствовала, лишь тонкий ромашковый шлейф.

— Довольно пререканий! — призвал всех к вниманию председатель. — Собирательница она или нет, мы непременно выясним. Но каково будет наше решение в отношении дальнейшей судьбы Сольд Рене?

— Нет смысла сажать её в сдерживающую камеру, раз сама Сольд лишена резерва и питается чужим. — Некромантка подмигнула мне.

— Но и выпускать её на волю нельзя! — разозлился ректор.

Колдунья смерти согласилась:

— Столь редкий случай необходимо тщательно исследовать.

— Есть решение, которое, надеюсь, устроит вас всех, достопочтимые члены совета. — Из тени выплыла высокая женщина, такая красивая и неживая, что невольно хотелось до неё дотронуться и убедиться — не высечена ли она из мрамора. Кожа её была белее белого снега, а губы алые что сама кровь. В её лице и хрупком теле не читалось ни возраста, ни двух беременностей, ни тяжелых родов. Вот какова колдунья воздуха.

Сильнее всех наказаний и кар я боялась встретиться с её осуждающим взглядом, но именно так она и смотрела на меня. С обидой, грустью и чем‑то невыносимо горьким, в чем ясно читалось: 'Ты не оправдала мои надежды'.

Ну, началось! Только мук совести мне не хватало, в конце концов, я ни в чем не виновата. Оно, бес его подери, само!

— Госпожа Леневра, что вы подразумеваете? — Маг огня глянул на верховную колдунью воздуха со смесью обожания и непонимания.

Леневра Рене уселась на свободное кресло, закинув ногу на ногу и скрестив руки под грудью.

— Думаю, все согласятся: перед нами необычное дело, поспешное рассмотрение которого лишь затуманит истину. Если Сольд — собирательница, то, уверяю вас, эта черта ею приобретена, ибо родилась она самой обычной девочкой. Возможно, в ходе расследования потребуются образцы крови или появятся доказательства невиновности Сольд. А значит, ей необходимо где‑то находиться в ожидании вердикта, и я считаю, что места лучше дома моей дочери не сыскать. Со своей стороны гарантирую полную изоляцию Сольд от мира и ежеминутный надзор.

Да — да, вот такая моя матушка: идеальная, несокрушимая красотка, любимица мужчин и злейший враг женщин. Чистокровная ави высочайших кровей. Член совета от стихии воздуха. В общем, не женщина — богиня.

Но каково быть дочерью богини? С самого детства ко мне предъявляли требования: шить, петь, играть на фортепиано, быть самой красивой в столице и, разумеется, обладать великой силой. А я уродилась в папеньку, вполне себя симпатичной, но посредственной.

С Леневрой попытались спорить, но матушка всегда умела убеждать, посему было решено: до вынесения приговора за подписью всех советников я нахожусь под стражей в родовом гнезде. Ошейник с меня не снимают, свободы передвижения по городу не дают, но в пределах дома я могу творить всё, что мне заблагорассудится.

Матушка взошла на сцену, взяла оцепеневшую меня под локоток и повела сначала из зала, а затем и из академии, шепнув на самое ухо:

— Держи осанку, Сольд.

В этом вся она. Манеры превыше всего.

Я вдыхала аромат магнолий, двигалась в такт отлаженному шагу от бедра, а на языке застыл всего один вопрос: 'Мама, почему ты продала меня в рабство?'

 

Часть 2. Приобретение

Глава 1

Полгода назад.

Хлипкую повозку трясло на колдобинах так, что на каждом повороте Траушу казалось: вот — вот она перевернется. До столицы оставалось несколько часов пути, и полуразрушенные лачуги сменились крепко сколоченными сараями, которые язык не поднимался назвать домами. Несмотря на всё награбленное и заработанное рабским трудом, не было беднее места, чем Острова Надежды. Пока одни купались в роскоши, другие дохли от истощения.

Об Островах ходили дурные легенды. Во — первых, когда‑то давно тут засел культ, поклоняющийся богу смерти и частенько приносящий ему кровавые жертвы. Во — вторых, крупнее рабовладельческого рынка, чем здешний, не было на всем свете. А в — третьих, Острова граничили с государством теней. Дважды в год владыки приграничных территорий навещали друг друга с визитом так называемой вежливости.

Трауш терпеть не мог, когда градоправитель Измаил наведывался к нему в гости, а его любопытные людишки разбегались по городу будто тараканы, собирая сплетни и слухи; но ещё больше он ненавидел приезжать сам. И давно бы разорвал глупую традицию, да хранители категорически запретили, обозвав это первым шагом к войне.

— Сделай мину попроще, — почти ласково потребовала Мари.

— Всенепременно, — хмуро пообещал лорд Теней.

— Прекрати выкаблучиваться! Всего‑то потерпеть пару дней, — и добавила с нравоучительными интонациями: — Шу, не забывай, ты молодой правитель и ещё не успел доказать своё могущество. В твоем положении противопоказано кривить морду.

— В моем положении хоть что‑нибудь не противопоказано?

— Да, молчать.

Мари, принявшись колупать обивку салона, замурлыкала под нос какую‑то песенку. Трауш никого не взял с собой, кроме неё: ни хранителей, ни дипломатов, ни торгашей. Наверное, за это его и недолюбливали — он всегда предпочитал обсуждать любые темы самостоятельно, без третьих лиц. Но кто, если не лорд, должен вести переговоры?

Внезапно повозку качнуло влево, заржали лошади. Трауш почувствовал стороннее магическое присутствие, но не успел сгруппироваться. Тишину оборвал треск, словно лопнула верёвка, и сильный толчок, после которого послышалась забористая ругань извозчика.

— Стоять!

Трауш выглянул в оконце и увидел двух лошадей, убегающих к лесу. Извозчик, сидящий на земле, отряхивался от придорожной пыли.

— Господин, их кто‑то спугнул и оборвал поводья… — Он с оханьем поднялся. — Я их найду, клянусь!

— Кого их? — насмешливо уточнил Трауш. — Лошадей или тех, кто это натворил?

— Лошадей, — без особой уверенности ответил извозчик и спешно убежал.

Трауш помог выбраться напуганной Мари, вдохнул наэлектризованный магией воздух. Нет, их неспроста заставили остановиться именно здесь и сейчас. Рука скользнула по рукояти меча. Лорд замер в предвкушении.

Стрела просвистела у левого уха. Он в последнюю секунду успел отскочить сам и повалить на землю взвизгнувшую Мари.

— Не стой столбом, ведьма ты или кто?!

— Ведьма, — глухо ответила она и разом переменилась.

Трауша всегда изумляло, как в секунду из невинной девицы его боевая подруга преображалась в воительницу. Исчез румянец, в глазах зажглось пламя, в осанке появилось что‑то неуловимо опасное. Пальцы выплели руну боевого заклинания: движение — и из леса донесся вскрик.

— Одним меньше, — хмыкнула Мари, готовясь к следующей атаке.

Трауш уже не следил за ней. На него надвигалось трое взявшихся словно из неоткуда мужчин самого злодейского вида. Судя по притоку истинной силы, появились они из портала, а значит — это не спонтанное решение местных разбойников ограбить парочку зазевавшихся путешественников, а спланированное нападение.

Первым набросился рослый детина с топором, но Трауш с легкостью отразил удар. Второй попытался оглушить сзади, третий навалился с бока, размахивая ятаганом. Вновь просвистела стрела, на сей раз чуть правее нужного.

— Мари, прекращай считать ворон! — огрызнулся Трауш, отпрыгивая в сторону. Сделал подсечку и новый выпад.

Ведьма не ответила, но первый детина выронил топор и схватился за голову. Из его носа потекла почти черная кровь, в горле застрял последний сип. Мари редко оставляла врагов живыми. Трауш крутанул меч, и разбойник с ятаганом рухнул как подкошенный. Тяжеловато ему будет сражаться без правой ноги. Третьему острие вошло прямо в грудь и вышло, окрасившись алым.

— Всё! Со стрелком я разделалась!

— Рано радуешься, сомневаюсь, что на нас напали впятером. — Трауш придавил пяткой отползающего одноногого. — Поведай‑ка нам, друг, кто заказчик, и мы тебя отпустим. Слово высокого лорда.

Человек распахнул наивные коровьи глаза и облизал губы, но не успел вымолвить ни слова — изо рта потекла буро — зеленая желчь. Взгляд потускнел, и последний выживший разбойник упал замертво.

Трауш прислушался, но стороннего присутствия не ощущалось. Они одни. Подбежавшая Мари со знанием дела всмотрелась в тело.

— Им кто‑то управлял при помощи амулета, — она брезгливо тронула переливающийся синевой камешек на шее мертвеца. — Перед нами типичное магическое вмешательство, по всей видимости, очень сильное.

— А остальными?

Мари обошла каждого на импровизированном поле боя.

— И ими, — подтвердила она.

— Надо бы полюбопытствовать у градоправителя, не специально ли нас атаковали на полпути к городу.

— Думаешь, его рук дело?

— Вряд ли, но спросить лишним не будет.

Только теперь Трауш приметил два домика, стоящих в отдалении.

— Пойдем‑ка осмотрим, вдруг сыщется кто‑то словоохотливый, но скромный и потому побоявшийся встретить нас лично.

Спустя пять минут они подошли к первому дому, скособоченному и изъеденному термитами. Желающих напасть не наблюдалось, истинная сила молчала. Одинокая ворона прохаживалась по соломенной крыше. Налетевший порыв ветра встрепал челку.

— Не нравится мне тут. Иди первым, высокий лорд, а я покараулю снаружи, — Мари поежилась, вновь становясь изнеженной аристократкой. Поразительно, как ей давались эти моментальные перемены?!

Трауш кивнул и тронул дверь. Пахло испражнениями и затхлостью.

Он увидел её не сразу, лишь когда привык к отсутствию света в доме с заколоченными окнами. Юная рабыня, едва ли справившая совершеннолетие, забилась в угол. В пальцах она сжимала доску. Истощавшая до безобразия, на исхудалом лице её выделялись только огромные глаза. Одетая в изорванное платье, босоногая. Девчонка — помесок, явная беглянка. Она смотрела на лорда со смесью дикого страха и холодной решимости, готовая биться до последнего.

— Я не причиню тебе вреда.

Он медленно поднял руки над головой. Девчонка не успокоилась, но немного расслабилась и даже, кажется, ослабила хват доски.

— Кто ты?

— Сиена, — шепотом, что ветер, ответила она.

Трауш присел рядом с ней, всмотрелся в рабский ошейник на цыплячьей шее. Под тем виднелась запекшаяся кровь. В крови были и ноги, и пальцы с обломанными ногтями. А на запястьях — следы от веревки.

Туманы дотянулись до её кожи и погладили, успокаивая. Девчонка непонимающе оглянулась; неужели почувствовала их?..

— Ты — рабыня?

— Нет! — резко ответила она, до хруста расправив плечи.

— Извини, — Трауш пытался быть максимально ласковым. Ему понравилась эта лупоглазая девчонка своей решимостью, ведь немногие смогли бы так далеко сбежать от рабовладельца. — Сиена, держи. — Он достал из поясной сумки монету и протянул ей. — Тебе понадобится.

Девчонка долго изучала золотой перед тем, как взять его, но схватила и крепко сжала в ладони. На секунду её ледяные пальчики коснулись руки Трауша. В нем кольнуло что‑то, смутно напоминающее жалость, но забрать беглую рабыню себе он не мог. В каждой стране свои законы, касающиеся господ и рабов, было бы в высшей степени неразумно вмешиваться в них

— Шу — у-у, — донесся с улицы взволнованный голосок Мари. — Ты там жив?!

Трауш подмигнул вмиг напрягшейся девчонке, поднес указательный палец к губам и, встав, направился к выходу.

— Здесь нестерпимо воняет, но абсолютно пусто. Пойдем дальше.

* * *

Градоправитель Измаил, худощавый, лысеющий мужчина, болеющий какой‑то болячкой, которая медленно, но верно сжирала его, ходил из угла в угол. На широком лбу выступила испарина, губа была страдальчески поджата.

— Высокий лорд, приношу глубочайшие извинения за случившееся, — завел он знакомую пластинку.

— Вы уже приносили и неоднократно. — Трауш лениво отхлебнул кислого белого вина. — Лучшим извинением для меня будет поимка того глупца, который посчитал возможным атаковать мою повозку и остаться безнаказанным.

— Ах, высокий лорд, сжальтесь над несчастным стариком. Если бы я только мог так сразу отлавливать преступников! Заверяю, наши поисковики тщательнейшим образом прочесывают местность. Как только им станет что‑либо известно — они оповестят нас по телепатической почте.

— Надеюсь, или же колдуна разыщу я сам.

— Нет — нет, не стоит тревожиться! — Измаил замотал головой. — Виновный непременно будет наказан! Ах, лорд! Какой позор Островам, я до сих пор не могу прийти в себя! В следующий раз вас встретят у границы мои люди.

И он прижал ладони к груди, тем самым выражая глубочайшую степень озабоченности. Всё бы хорошо, но беседа длилась второй час, и Измаил то и дело срывался с дипломатии на мольбы о прощении. Всем своим скудным мозгом он осознавал, что если Пограничье вздумает объявить войну — Островам не выстоять. Но Трауш смотрел глубже: пускай атаковали люди, но управлял ими кто‑то, связанный с тенями. Лишь теневая магия способна контролировать волю, ни один колдун, обученный в человеческой академии, не постиг эту способность.

Прямо сейчас Мари обтиралась где‑то по кабакам, расспрашивая местных о подозрительных личностях, недавно прибывших в город. Почти все здесь за звонкую монету были готовы продать хоть приезжего, хоть мать родную; а уж сдать заезжего колдуна — дело благородное. Закон Островов гласил: 'Или ты, или тебя'.

Измаил заискивающе глянул на Трауша.

— Не гневайтесь, лорд.

Тот скривился.

— Давайте обсудим обмен, — предложил он.

Это была вторая традиция двух граничащих государств. Раз в пять лет на чужую территорию отправлялись десять мужчин и десять женщин с каждой стороны — с обязательным условием: родить детей от 'дружеской' расы. Исполнившие предназначение были вольны либо уйти, либо остаться, и многие люди родным землям предпочитали туманный мрак Пограничья. Что касается теней — те в большинстве своем возвращались домой.

Измаил разом посерел, скукожился.

— Понимаете, лорд, желающих совсем не сыскалось. Не то, чтоб ваши края не любят…

— Их боятся, — понимающе перебил Трауш, отставляя бокал с кислятиной, по недоразумению названной вином.

— Именно! К сожалению, нам удалось уговорить всего семерых из двадцати, да и те, скажем прямо, отбросы общества. Я мог бы их нахваливать, но не стану вам врать, ибо слишком уважаю наше приятельство.

Градоправитель от волнения начал усердно расчесывать лысину.

— Измаил, не мне учить вас жизни. Не хотят — заставьте. Напоминаю, что отдаю вам двадцать здоровых подданных моего государства, не стариков и не детей, не убогих или едва живых. Уверяю, не все они приняли свою ношу добровольно, но я не давал им выбора. Почему вы не можете поступить так же?

Конечно, он слукавил. Каждого отправляемого на Острова осматривали лекари, и сильнейших навсегда вычеркивали из списка для обмена. Чаще всего отдавали болезных или слабых от природы, или тех, у кого была недоразвитость сил, как физических, так и магических. Но с виду‑то они казались совершенно здоровыми. Пограничье же принимало к себе всякий сброд. На лицах меняемых читалось всё то дерьмо, которым они увлекались на Островах: алкоголь, вредные травы, разъедающие сознания зелья. Ну а девицы вообще как на подбор, каждая вторая — обитательница публичного дома.

— Высокий лорд, ах, если бы я мог так легко распоряжаться чьими‑то жизнями… Ведь я — обычный малопримечательный человечек.

Измаил смахнул пот со лба и заискивающе глянул на Трауша. Тот побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, обитого кожей.

— Тогда отдайте нам тринадцать рабов. Среди них есть занимательные экземпляры, а принадлежат они рабовладельцам, иными словами, всему государству. Поставьте хозяев перед фактом: либо они уезжают сами, либо отдают свою вещь.

— Х — хорошо, — на удивление радостно выдохнул Измаил, отводя маслянистый взгляд.

Разумеется, он размечтался найти худшее из худшего и всучить под видом качественного товара.

— Единственное условие: коль уж дело стоит за рабами, их выберу я лично. Дайте мне адреса десяти лучших рабовладельческих домов Островов. Завтра же я составлю примерный список кандидатур.

Градоправитель подбежал к столу и уперся в него ладонями.

— Высокий лорд, при всем моем уважении, вы нарушаете уговор! Людей запрещено отбирать даже вам!

— Они — не люди, а товар, — и добил градоправителя спокойной фразой: — Ах да, семерых добровольцев я тоже осмотрю.

— Неслыханно! — Измаил стукнул кулаком по столешнице. Звякнула чернильница, стоящая с краю. — Мы дарим друг другу тех подданных, что изъявили желание, а не тех, кого хотелось бы получить нам!

Трауш поднялся, не желая слушать возражений.

— Напоминаю, в прошлый раз вы подсунули нам чахоточного, мало того, что он скончался, не доехав до Пограничья, так ещё заразил остальных. Наши лекари потратили уйму драгоценного времени, чтобы привести ваш дар в порядок. Быть может, вы запамятовали? Впрочем, не считайте меня обманщиком, вы так же сможете оценить моих граждан перед тем, как они будут отданы вам.

Скандал пятилетней давности еле замяли, ибо леди Марисса, правящая тогда, нешуточно разгневалась и почти собрала войско, но хранители переубедили её атаковать.

Измаил понуро кивнул, признавая поражение.

Трауш, попрощавшись, вышел из поместья градоправителя на пылающую жаром улицу. В воздухе пахло приторной сладостью, трупной вонью, перемешанной с ароматом ванили. Где‑то недалеко готовили выпечку, тут же, в канаве, разлагалось человеческое тело. Лорда замутило от омерзения. Будь его воля, он бы сжег Острова Надежды вместе со всеми их обитателями.

К вечеру в комнаты, снятые на лучшем постоялом дворе (по правде говоря, отвратном, но других тут не имелось), вернулась рассерженная донельзя Мари. Ей не удалось выяснить ровным счетом ничего, зато, по её словам, 'каждый третий мужлан в этом гадюшнике попытался облапать беззащитную девушку'.

Трауш рассмеялся.

— А что делали первые два?

— Отвратительно пялились! — Рыжеволосая ведьма скинула с себя пропахшую за день рубаху и осталась в одной нижней сорочке да штанах. Лорда она не стеснялась ни капельки, скорее напротив — дразнила своей точеной фигуркой и соблазнительными формами.

— Не переживай, просто ты обворожительно прекрасна.

Трауш сыто потянулся.

— Без тебя знаю, — фыркнула Мари, стягивая сапоги. Вслед за теми на пол упали штаны. Ведьма, расправившись с сорочкой, бухнулась в постель, укуталась одеялом. Между тем, ножка, оголенная до бедра, соблазнительно торчала снаружи. — Всё, Шу, проваливай, я валюсь от усталости. Пока некоторые развлекались болтовней с градоправителями, мне пришлось истоптать все ноги.

Мари свела натертые от долгой ходьбы пальчики.

— Может, тебе массаж сделать? — серьезно предложил лорд.

— Разве от тебя дождешься!

Она закатила глаза. Трауш, дернув плечом, мол, было бы предложено, вышел из комнаты Мари и направился к себе.

Следующим утром, с рассветом, он взялся осматривать рабовладельческие усадьбы. Разумеется, хозяева подобрали второсортный товар, и Трауш долго ходил между рабами, заложив руки за спину, рассматривая костлявых мужчин и женщин. Те прятали взгляды, тяжело дышали и нестерпимо воняли страхом.

— Позвольте мне увидеть всех рабов, — потребовал лорд у владельца усадьбы, поигрывающего золоченой тростью.

— Здесь все, — нахально ответил тот.

Градоправитель суетился рядышком, заверяя, что приведены все до последнего — он лично проверял.

— Кого тогда вы прячете за той стеной? — Трауш постучал костяшками по древесине.

Владелец напрягся.

— Никого.

— Разрешите?

Помедлив, тот кивнул. Трауш вышел из зала и, завернув за угол, безошибочно уткнулся в дверь. Надавил на ручку — заперто. Хозяин нехотя (и только после истеричной просьбы Измаила) открыл замок. В продуктовой кладовой на полу ютилось пятеро в рабских ошейниках. Все людской расы, две женщины и трое мужчин. Женщин Трауш забраковал — по всему выходило, что хозяин не желал с ними расставаться просто потому, что они входили в число его любимиц. А вот мужчины оказались занятными, в них чувствовалась мощь, не погребенная под рабской маской.

— Хотите стать свободными? — обратился он ко всем троим. — Вы сможете завести семью и детей, у вас будет свой дом, живность и всё то, что вы заработаете честным трудом. Более того, в любой момент вы сможете вернуться сюда, если сами того пожелаете.

Мужчины не сомневались ни секунды и синхронно встали с пола, поравнявшись с лордом. Трауш удовлетворенно хмыкнул.

— Благодарю вас за новых подданных. — Он отвесил полушутливый кивок хозяину усадьбы. — Измаил, пойдемте дальше?

В следующем доме опять пришлось требовать показать весь товар, а по итогам Трауш забрал одну ведьму — ави и двух массивных северных рынди, женщину и мужчину. Третья усадьба не порадовала ничем, в четвертой нашелся всего один приличный раб. Мимо пятой Измаил порывался проехать, но Трауш приказал извозчику остановиться.

— Насколько я наслышан, тут продают экзотов? — спросил он градоправителя, хотя прекрасно знал ответ.

Тот побледнел и промокнул вечно потный лоб платочком.

— Я не договаривался со здешним хозяином, как‑то… запамятовал.

— Сможете договориться сейчас?

Возможно, предыдущие лорды назвали бы Трауша наглым мальчишкой, ходящим по острию меча. Градоправитель вполне мог отказаться, более того, разорвать с Пограничьем мир, сославшись на придирчивость и недоверие. Но Трауш объективно оценивал силы своей армии, наделенной магией и туманами, и армии, состоящей из жалких рабов и продажных наемников. В последние десятилетия некогда богатые Острова обнищали, потому в интересах градоправителя было сохранить нейтралитет и не лезть со своими обидами.

В общем, Измаил появился в воротах спустя полчаса ожидания и пригласил Трауша внутрь. Ха! Даже если хозяин усадьбы кого‑то и припрятал (а он наверняка так поступил), то стоящие в шеренгу рабы были как на подбор: хороши, сильны и здоровы. Трауш без особых раздумий выбрал оставшихся шестерых 'добровольцев'.

— Теперь посмотрим тех, что согласились ехать сами? — доброжелательно предложил он градоправителю.

Измаил устало отмахнулся, мол, делай что хочешь.

— Я созову их к себе после обеда.

Что ж, двое Траушу приглянулись, четверо выглядели непримечательно, но и отказать им было не за что — с виду опрятные. А вот последний никуда не годился. Женщина с язвами во всё лицо как‑то не вызывала доверия, к тому же она безостановочно кашляла кровью. Трауш покачал головой, Измаил понятливо кивнул.

— Будем дальше рассматривать рабынь?

Но Трауш потер виски.

— Завтра, сейчас я вынужден отлучиться.

Если честно, он зверски вымотался. Полдня использовать чутье на полную катушку невероятно тяжело даже для лорда. Трауш пошатывался. Его единственной мечтой была горячая ванна и, может быть, симпатичная официантка с постоялого двора, которая помассировала бы спинку.

Он вышел на улицу и побрел по дороге, часто дыша. Резерв был на нуле, если бы прямо сейчас кто‑то надумал напасть на лорда, неважно, профессиональный разбойник или обычный хулиган, Трауш бы не отразил атаку. Он прекрасно понимал это и старался ничем не выделяться среди прочих жителей.

На центральных улицах особо сильно пахло разложением. В клетках у дороги заживо гнили беглые рабы. Одному, ещё живому, но уже неспособному подняться, ворона выклевала глаз, а люди проходили мимо тошнотворного зрелища, как ни в чем не бывало. Трауш остро ощущал вонь, исходящую от полумертвого тела.

В следующей клетке бился о прутья ребенок — янми, молящий выпустить его.

— Я больше не буду убегать! — на ломаном диалекте вопил он. — Пожалуйста, выпустите! Я сделаю всё!

Его никто не слышал.

А в третьей клетке… Трауш удивленно остановился. В третьей клетке, подогнув колени к груди, лежало нагое женское тело. Загорелая спина кровоточила свежими ранами от кнута. Правая рука была неестественно выгнута. В темных что смоль волосах запеклась кровь. Но женщина находилась в сознании и смотрела куда‑то вперед невидящими голубыми глазами, что‑то шепча себе под нос. Она бредила, отчаянно не желая расставаться с жизнью.

Беглянка по имени Сиена не спаслась…

Трауш сморгнул. Всё разумное в нем умоляло поскорее принять долгожданную ванну. Но он развернулся и поплелся обратно к градоправителю, шатаясь сильнее прежнего. И вместе с тем вернулся к клетке с молодой рабыней.

— Двадцатой я заберу её. — Кивнул на окровавленное тело.

Измаил покосился на лорда как на умалишенного, но спорить — не будь дурак — не стал.

— Я прикажу отпереть клетку.

На том и порешили. Тем же вечером Трауш послал телепатический сигнал в Пограничье, прося выехать двадцатку выбранных для обмена, а также трех лекарей и нескольких воинов для защиты делегации.

Умирающую рабыню было негде оставить, кроме как принести в свою комнату, и вызвать ей местного целителя. Когда Мари увидела полумертвое существо, наконец‑то потерявшее сознание, она непонимающе выпучилась.

— Это что такое?

— Пока не знаю, — не стал врать Трауш, — но чутье подсказало мне выбрать именно её.

— Твое чутье сдает, Шу. В наши земли мы доставим дурно пахнущий труп, — предрекла Мари, уже выходя. Весь её вид выражал крайнюю степень непонимания.

— Посмотрим, — ухмыльнулся Трауш, оглядываясь на сомнительное приобретение.

'Крепись, найденыш, — подумал он. — Твоё дело маленькое — выжить'. Словно почувствовал мысли лорда, женщина еле слышно застонала.

 

Глава 2

Красивее дома было не сыскать на всей улице Роз. Белокаменный и украшенный лепниной, балконы второго этажа подпирали тончайшие колонны, вход охраняли две львиные статуи. В неестественно зеленом саду росли диковинные растения из самых разных уголков мира. В детстве больше всего я любила яблони, те, что раскинули свои ветви на заднем дворе и касались листвой окон моей спальни. В период цветения они бесподобно пахли, и я всегда держала окна нараспашку, впуская в комнату аромат лета и свежести.

К сожалению, яблони выкорчевали, когда у братца обнаружилась аллергия на пыльцу. Мне тогда было до слез обидно, но ради любимого сына мама без жалости избавилась от деревьев. Теперь на их месте росли жасминовые кусты, к вони которых аллергия братца оказалась равнодушна.

Вот уже две недели эти стены служили мне тюрьмой. Матушка поселила меня в комнату детства, впрочем, изменившуюся до неузнаваемости. Оказывается, игрушки и одежду она выбросила, когда я исчезла, дескать, чтобы не бередить старую рану; и моя спальня стала непримечательной гостевой комнатой с односпальной кроватью, комодом, часами в позолоченной раме, напольным зеркалом, шкафом и скучным пейзажем на стене.

— Будь как дома, — сказала мама, когда повозка въехала во двор, и уже тогда мне стало смешно. Очевидно, что я могу быть «как дома», но не дома в прямом этом смысле.

И точно. Здесь всё подчинялось расписанию, установленному матушкой: приемы пищи, чтение книг, даже прогулки в саду. Пойти гулять или кушать во внеурочное время я, конечно, могла, но под шепотки прислуги и недовольство Леневры Рене.

— Какая же ты своенравная, — качала она головой, если я удумывала посидеть в тени дуба в полдень.

Никаких бесед, кроме светского обсуждения погоды и городских сплетен, она со мной не вела. Даже не полюбопытствовала о руне на руке — хотя видела её и разглядывала ну очень пристально. Каждый завтрак, обед и ужин меня подмывало сказать: «Да — да, мама, я обручена с лордом Пограничья», — и дождаться её реакции, хотя, думаю, Леневра бы просто пожала плечами и посоветовала отведать пудинга.

Разумеется, существование дочери в рабстве её тоже не заботило: она не спрашивала, а я не отвечала.

Служанки глядели на меня искоса: и когда заплетали утренние косы, и когда прибирались в спальне, и когда несли десерт. Меня съедало одиночество. Как дикий волк, оголодавший после зимы, оно рыскало рядом, и, когда дотягивалось, рвало на части. Туманы исчезли, бессильные против подавляющего ошейника. Кроме того, со дня приезда мне не снился Трауш. Совсем. И я, стыдно признаться, уже забывала ноты его голоса и запах его волос.

Как он там, мой будущий супруг? Ждет ли он меня?

Руна на руке поблекла, но не стерлась; значит — ждет.

Я спасалась чтением. В библиотеке высились полки с тысячей самых разных рукописей на всех языках и диалектах. Справа — сказки и легенды, слева — наука, история, на самом видном месте — магические трактаты, десяток из которых написаны лично матушкой. Я брала книгу, гладила её по переплету и, если в душе ничто не сопротивлялось, шла или в сад (если то было дозволено), или в спальню. Порой мне наскучивало после десятка страниц, и тогда я искала что‑нибудь другое. С книгой как в жизни: если история не завоевала тебя с первых строк, то для чего продолжать чтение? Зачем держаться за наскучивших людей и прозябать в ситуациях, от которых тошно?

В один из тоскливых вечеров ко мне наведался братец. Вообще он работал где‑то при министерстве на не последней должности и в отчем доме бывал редко, но тут ради встречи с сестренкой уделил свободный вечерок и застал меня врасплох, сидящую на подоконнике и свесившую ноги наружу.

— Сольд? — Голос был пискляв и малоприятен.

Я вгляделась в закатную мглу.

— Рейк?

Он появился из‑за угла дома, похожий на упыря из бардовских песен, и встал, освещенный свечами. Тощий и высокий, лицо его было болезненно бледным и вытянутым, волосы свисали немытыми паклями. Глаза узенькие, губы пухлые — можно сказать, я уродилась красоткой, раз уж единокровный братец столь неприглядный.

— Привет, сестра! — выглядел он то ли испуганным, то ли не до конца верящим, что я вернулась.

Я спрыгнула с окна на траву и горячо обняла брата. Тот, подумав, сжал меня в быстрых объятиях. Потом боязливо тронул пальцем ошейник.

— Больно?

— He — а. Ты, говорят, трудишься в министерстве?

— Пятым помощником при великом казначействе, — Рейк горделиво выпятил грудь.

Пфи, всего‑то пятым? По словам мамочки, его назначили если не первым, то хотя бы вторым. Да, братцу не досталось ни материнской хватки, ни её же красоты, ни отцовского обаяния. И чем больше мы общались, тем сильнее я в том убеждалась. Любимый мамин сын оказался крайне посредственным, разговора завести не мог, а когда терял нить беседы, начинал глупо мямлить и перебирать волосы между пальцами.

Мама просто обожала Рейка. Каждый раз, когда он навещал нас, она не отходила от сына ни на шаг и ежеминутно внушала ему его гениальность, а мой давно не маленький брат ей верил. Она выбирала ему в миске самый лакомый кусочек, вытирала капельку грязи у краешка рта и называла не иначе, как «солнышко моё». Меня тошнило от их ласк.

Если в деле о собирательстве и были сдвиги, мать мне не рассказывала. Бежать я не пыталась, а смысл? Лучше уж дождаться вердикта и плясать от него, чем в итоге оказаться отловленной за ближайшим поворотом. Так я и жила бы в полнейшем неведении, если бы в наш дом не пожаловал гость.

Я встретилась с ним за завтраком, и он не понравился мне с первого взгляда. Маг, и наверняка темный; воздух около него пах сладостью и гнилью. Жиденькие волосенки он зачесывал на бок, кожу покрывали рытвины и застарелые оспины. Между тем, маменька, одетая в плотно облегающее бирюзовое платье, ворковала с ним как с кем‑то необычно привлекательным. Я прокашлялась, застыв на пороге столовой.

Гость обратил взор в мою сторону.

— Неужто это ваша дочь? — проскрежетал он с плохо скрываемым восторгом.

Матушка как‑то сразу сникла и хмуро кивнула. Ну да, комплимент, пусть и завуалированный, да не ей. Незнакомец бодренько вскочил и подлетел ко мне. Он горбился, потому был ниже меня на голову. Рука с туго обтянутыми кожей пальцами устремилась к моей ладони. Я отдернулась

— Сольд, как ты себя ведешь! — не выдержала матушка. — Поздоровайся с господином Розеншалем!

Так вот как выглядит тот самый господин. Я отвесила неуклюжий поклон, но ладони словно невзначай спрятала за спину.

— Доброе утро, — сказала без улыбки.

Он пожирал меня настолько жадным взглядом, что захотелось убежать в свою комнату и спрятаться под одеяло.

— Я много слышала о вас.

— А я о вас, к сожалению, ни слова. — Он с укоризной обратился к матери: — Где же вы прятали вашу очаровательную дочь?

— Она… была похищена какими‑то уродами, которые потребовали неподъемный выкуп, — нашлась матушка после секундного замешательства, — но даже после оплаты драгоценными камнями не вернули мне ребенка, и я уже не чаяла застать её живой. А тут закрутилась история с академией, ох, ну вы слышали. Теперь до окончательного решения совета Сольд находится под моим присмотром, будто я какая‑то тюремщица.

Голос Леневры дрогнул. Гладко стелешь, мамочка, да верится с трудом, что ты передала кому‑то в обмен на меня хоть монетку, хоть ржавую, хоть погнутую.

Тем утром я, два месяца назад исключенная из академии, вышла на улицу, уж не помню с какой целью. Забылось и лицо существа, который схватил меня в охапку, одурманил разум тряпицей, резко пахнущей зельями, и продал на Островах Надежды в рабовладельческий дом Шата. Для семьи дочь — недоучка стала обузой, чего матушка потерпеть не смогла — потому, думаю, она заказала мое похищение. И я более чем убеждена, что никакого выкупа у неё не просили.

— Конечно же, сия байка на слуху у всей столицы. Если передо мной юная собирательница, я готов сложить горы к вашим ногам, только бы иметь приватную беседу с ней. Возможно, вы позволите нам переговорить по душам?

— Вполне, — улыбнулась матушка, поднимаясь. — Мне пора на поклон к его величеству. Сольд, обслужи господина Розеншаля как он того заслуживает.

С этими словами она вышла из столовой и прикрыла за собой двери. Мы остались вдвоем.

— Чая или кофе? — дрогнувшим голосом спросила я.

Но господин Розеншаль словно потерялся во времени и молча смотрел прямо мне в глаза. Я разлила жасминовый (мать помешалась на жасмине) чай по двум чашечкам, подставила тарелку со свежей выпечкой поближе к этому ужасающему мужчине, а тот облизал треснувшие губы желтоватого цвета.

— Вы хотите выбраться отсюда?

Я напряглась.

— Не стану рассусоливать очевидное. Вы интересны мне, и если согласитесь временно поселиться в моем имении, гарантирую, оковы с вашей шеи спадут, а все обвинения будут сняты раз и навсегда. Поверьте, моего могущества хватит на такую малость как умасливание совета, — а следом добавил, отщипнув кусочек от булочки с корицей: — Клянусь, я не коснусь вас и пальцем.

— Что вам нужно?

— Я возьму образцы вашей крови, да и просто пообщаюсь с живой собирательницей, коих пока не доводилось лицезреть. Поймите, что бы ни решил совет, он не оставит вас в покое. А мне искренне жаль столь юную и симпатичную особу, которая навсегда наденет их магические кандалы.

— Я не…

— Вы — собирательница. Соглашайтесь, Сольд. Давайте заключим контракт, коли вы боитесь быть обманутой?

Пусть он и предлагал покинуть дом, где я не была кому‑либо нужна, и именно к нему я приехала в столицу, но уйти вот так запросто с опасным магом…

Я отказалась, а он не сильно огорчился, лишь сказал:

— Золотце, я умею убеждать.

И, мазнув моё запястье холодным поцелуем, удалился. Может, стоило спросить его про Дарго, да только как?

— О чем вы говорили? — спустя минуту или две в столовую вошла матушка, остановилась у стола.

Понятно, ни к кому королю она не ходила — ждала окончания разговора.

— Господин Розеншал был рад встрече с собирательницей, — не соврала, но и не договорила всю правду.

— И только?

— Да. — Я посмотрела прямо в глаза Леневре.

Мать покивала, но во взгляде её появилось нечто, что нешуточно испугало. Не то ревность, не то глубочайшая обида. Но из‑за чего?.. Из‑за того, что я смогла чем‑то заинтересовать темного столичного мага?

Вечером нас навестил братец, и за ужином мать, разрезая кусок мяса, будто бы невзначай сказала:

— Представляешь, Рейк, твоя сестра увлекла господина Розеншаля.

— Да? — Он отложил вилку с ножом. — И почему?

— Вроде как из‑за её способностей, — в голосе звучала неприкрытая ухмылка.

— Ясненько, — пробубнил брат и вновь замкнулся в себе.

Их короткий разговор был странен хотя бы потому, что никогда до сего момента эти двое не обсуждали за столом меня.

Я ушла спать сразу после десерта, не желая быть молчаливой слушательницей семейной болтовни. Луна скалилась в окно, и лучи её бесстыдно ощупывали тело, одетое в сорочку. Я сидела на подоконнике, когда за спиной донеслись шорохи. В дверях спальни стоял Рейк, мнущий край своей жилетки.

— Сольд, убирайся отсюда, — без предисловия заявил он. — Срочно!

Я спрыгнула на пол, накинула на плечи халат. Брат мерил комнату широким шагом, а дыхание его было хриплым и взволнованным.

— Матушка планирует проводить на тебе эксперименты, — выдал он после долгой заминки. — Тебе нужно бежать, понимаешь?

Его вспотевшие руки коснулись моих. Мы так и стояли в тишине: я, словно забывшая, как издавать звуки, и он, нервно облизывающий губы.

— Куда? — только и спросила я.

— Идем!

Он не отпустил моего запястья, и я едва поспевала за его быстрым шагом, пока мы неслись по коридорам засыпающего дома. По пути нам никто не встретился, ни одна живая душа. Брат отворил входную дверь связкой своих ключей, ими же открыл ворота и подтолкнул меня вперед, нетерпеливо озираясь. На дороге стояла бричка для двоих пассажиров.

— Ты ещё поблагодаришь меня, сестренка, — пробормотал братец, впихивая меня туда.

— Здравствуйте, золотце, — услышала я скрипучее. — Поверьте, так будет лучше для всех. С Леневрой я всё обсужу, как и с советом.

А были ли правдой те эксперименты, о которых обмолвился Рейк? Душу терзали сомнения, в грудной клетке поселился страх. От близости господина Розеншаля волосы на затылке шевелились, сердце колотилось испуганно и аритмично. И всё‑таки я благодарила брата за помощь в побеге. Теперь осталось одурачить господина Розеншаля и скрыться в Пограничье.

— Разрешите мне отправить письмо для жениха? — осторожно спросила я, вслушиваясь в мерный цокот лошадиных копыт.

— Разумеется, золотце. Негоже заставлять лорда мучиться незнанием.

Страх чуть отступил. Так, освещаемая золотым светом луны, я и уехала в имение по улице Липовой.

Господин Розеншал лично сопроводил меня до комнаты и, сославшись на неотложное дело — в полночь? — удалился, так и не показав всего дома.

Зато моя новая спальня была совершенна. Выполненная в лиловых тонах, очень нежная и воздушная, полная приятных девичьему сердцу мелочей: зеркальце в серебряной раме, полный шкаф нарядов (между прочим, все будто сшитые на меня), взбитые подушечки на кровати, укрытой шифоновым балдахином.

На туалетном столике были расставлены духи и косметика, лежали расчески и гребни, в ящичке нашлось столько украшений, что моё сердце на секунду дрогнуло. Да, я любила драгоценности, как и почти любая женщина, особенно та, которая была обделена всей этой роскошью. Будь моя воля, я бы увесила уши серьгами, а на пальцы нацепила какое‑нибудь колечко (моего, к слову, размера), но не предназначена ли вся эта красота для другой женщины?

Впрочем, для кого и почему тогда оно идеально подходит мне?

В сердце екнуло. Что если господин Розеншал предусмотрел всё заранее, и сейчас я не освободилась от плена, а добровольно перебралась в другую клетку?

Нет, ерунда, он ведь не видел меня до сегодняшнего дня. И вообще, это я приехала в Янг из‑за него, а не наоборот. Не нужно поддаваться панике. Завтра же опрошу слуг про Дарго, и, возможно, мне повезет найти его или разузнать, где он может находиться. Ну а дальше дело за малым: сбежать от могущественного темного мага и уехать кТраушу..

Полная переживаний, я завалилась спать, а проснулась от ругани, разносящейся с первого этажа.

— Сейчас же пропустите меня! Я — её мать! Вы её выкрали! Подонок!

Ответа я не расслышала, но Леневра Рене (а это была, конечно же, она) продолжила:

— Да как вы смеете говорить мне, мне, верховной советнице, что лучше для моей дочери?!

За окнами давно рассвело, задорное рыжее солнце прочно угнездилось над горизонтом. Я осторожно вышла из спальни и прокралась к лестнице, глянула вниз. Моя матушка носилась по холлу, и воздух вокруг неё искрился от магии. Ход к ступеням преграждал ссутулившийся господин Розеншал, столь спокойный, будто перед ним не бесновался сильнейший колдун воздуха.

— Леневра, успокойтесь. Совет дал мне разрешение на переселение Сольд в мою скромную обитель. Поймите, я помогу ей.

— Все мы знаем, что вы сделаете. — Она ткнула ему пальцем в грудь. — А совет… да они такие же помешанные, как вы! Я не позволю! Только не мою дочь! Не так, только не так!

— Леневра, никто не причинит вашей дочери вред. Она — уникальный экземпляр.

— Нет!

Внезапно она рухнула перед ним, словно подкошенная, и начала задыхаться.

— Леневра, давайте освежимся, вы взвинчены по пустякам. — Темный маг поднял её за подмышки. — Не заставляйте меня применять силу.

Мать вдруг кивнула и пошла вслед за ним к выходу. Я долго стояла, прижимаясь к стене, совершенно не понимая, что произошло. Почему мать хотела забрать меня: из благих побуждений или недовольная потерей игрушки, над которой, как выразился брат, можно ставить опыты? Кому из них, матери или господину Розеншалю, можно доверять?

Думается, никому.

Я рискнула осмотреться. Первое, что бросалось в глаза, — полная пустота, будто трехэтажный особняк вымер. Здесь было чисто и относительно уютно, но не сновала прислуга, не бранилась кухарка. Не было вообще никого и ничего. Но более всего меня пугал запах, сладковатый, как пахла недавняя смерть. Или мне так казалось? Уж больно много тут росло белых лилий, во всех залах и комнатах, коридоре и лестнице, в каждой вазочке стояла веточка. Возможно, всё дело в них.

Я вернулась к себе, но не успела даже расчесаться — в дверях показалась худенькая служанка неопределенного возраста. Лицо её было землистое, а взгляд пустой. В руках она вертела лист бумаги.

— Пройдите завтракать, госпожа. И вот, это вам.

Она скрылась быстрее, чем я успела хотя бы поблагодарить.

«Сей скромный гардероб принадлежит вам, посему выберите любое платье. Также не отказывайте себе в украшениях и любых других мелочах. Вы — дома».

Я заглянула в платяной шкаф, провела ладонью по мягкой ткани. Мне приглянулось платье в пол из синего шелка, лиф которого украшала сапфировая брошь — если уж быть пленницей, то не отказывая себе ни в чем. Волосы уложила в косу, прыснула духами (чуть приторными) на запястья, за ушами и направилась в столовую.

Мой спаситель уже занял место во главе стола из красного дерева. Мне предназначался стул с противоположной стороны, и я с удовольствием заняла его. Куда спокойнее находиться напротив господина Розеншаля, а не подле него. Третьим гостем за завтраком стал Рейк, нервно складывающий салфетку.

— Вы очаровательны, золотце, — господин Розеншал причмокнул губами. — Как вам ваша комната?

Я склонила голову в благодарственном поклоне.

— Она замечательна.

Одобрительный кивок.

— Ваш брат хотел с вами обсудить нечто важное, не так ли?

Рейк скомкал салфетку и отбросил ту в сторону.

— Сольд, я вынужден просить у тебя прощения. — Он встал так резко, что уронил свой стул, но, не обратив на это внимания, подошел ко мне.

— За что? — Я непонимающе хлопала ресницами.

— За всё! — обреченно простонал брат и вдруг упал передо мной на колени. — Сольд! Тогда… три года назад… я продал тебя рабовладельцам.

Господин Розеншал преспокойно намазывал булочку маслом, а брат уткнулся носом в мой живот и разрыдался что маленький. Спина его сотрясалась, сам он безостановочно всхлипывал. Я машинально провела рукой по жирным волосам, напрягла слух.

— Рейк, ты…

— Да, продал! — Он глянул на меня покрасневшими глазами, высморкался в рукав и вновь ткнулся в живот. — Когда тебя выгнали из академии, мама стала проявлять к тебе слишком… много внимания, она читала книги, ездила к лекарям и ученым… она хотела вернуть твои силы и совсем забыла обо мне.

Он слюнявил моё платье, тихонько подвывал. Я словно окаменела. Моя неприступная холодная мать хотела помочь? Быть того не может, разве что ею двигали собственные мотивы.

— Я запросто нашел наемника, даже попросил, чтобы тебя не обижали, — продолжил брат опечаленно. — Мама, конечно, переживала, но я признался ей во всем, и она простила меня. Мы прекрасно жили все эти годы, пока вновь не появилась ты.

Ха! Он попросил не обижать меня. Перед глазами за секунду пронеслось всё то, что творили хозяева: их пальцы, зубы, плети, бичи. Руки до боли сжались в кулаки. Я обещала себе никогда не вспоминать об этом, но не могла — картинки лезли одна за другой.

— Рейк, но почему?.. — сквозь туман в голове спросила я.

— Ты во всём лучше, ты красивая и умная. Мама должна любить меня, понимаешь? Всем будет лучше, если ты исчезнешь, но я больше не желаю тебе смерти. Ты хорошая, Сольд, ты была добра ко мне, считала меня братом. И когда мать заговорила об интересе господина Розеншаля, — он быстро глянул на безмятежного мага, который будто бы и не слышал страстного монолога, — я усмотрел в этом угрозу. Она хотела что‑то сделать с тобой! Она… Сольд, мама завидует тебе. Нет, не завидует — опасается. Ты сильная, можешь стать даже сильнее, чем она. Ты — собирательница. Я тотчас поехал к господину, как же здорово, что живет он так близко от нас, и попросил его защитить тебя.

— Я без промедления согласился, золотце, — хозяин дома улыбнулся.

— Извини меня, — повторил братец глухо.

Легко попросить прощения, но разве я могла простить его? Как стереть из памяти всё то, что было сотворено из‑за эгоизма одного мальчишки, которому казалось, что мать любит его недостаточно крепко? Как легко ему далась эта фраза — будто извинился за испорченный вечер. Он, видите ли, рассказал всё матери — и думать забыл о сестре, сгубленной на Островах.

Да, если бы не рабство, не быть мне невестой Трауша — но в том нет заслуги Рейка.

— Уходи. — Я встала и с сожалением глянула на вымокшую ткань. — Теперь я гостья господина Розеншаля, и тебе не о чем переживать.

— Сольд! — Рейк хотел обнять меня, но я не позволила.

— Иди.

— Ты простила?

— Убирайтесь, молодой человек, — приказал темный маг, подытоживая раскаяние.

— Вашей сестре необходимо время, чтобы прийти в себя и обдумать ваши слова. Она даст знать, когда будет готова.

Скорее всего, никогда. Я готова изображать безразличие, но пустоту, поселившуюся в грудной клетке, было невозможно смыть слезами и расхожими фразами. Я не простила Рейка, но не собиралась мстить ему — иначе бы опустилась до его уровня. Природа и так обделила братца всем тем, что досталось мне в избытке.

Рейк торопливо убрался. Господин Розеншал проводил его веселым взглядом.

— Как подчас интересны людские судьбы, — хмыкнул он. — Возможно, вы слышали нашу утреннюю перебранку с Леневрой Рене?

Я кивнула, пытаясь сосредоточиться на завтраке. Пальцы тряслись как у пропойцы.

— Клянусь богами, она всё поняла, совет предупрежден о нашем договоре. У вас есть вопросы?

Вопросов было столько, что они расползались, лезли, кучковались и никак не складывались в осмысленные предложения.

— Подскажите, все эти платья и драгоценности, что я нашла в спальне, — чьи они?

Господин Розеншал отрезал кусочек омлета, но не отправил в рот, лишь задумчиво осмотрел.

— Не буду лукавить, всё принадлежало моей покойной супруге, но поверьте, она бы не усмотрела в этом ничего плохого, а многие наряды ни разу не носила. Не думаете же вы, что я отдал вам старье?

— Что вы! — Не знаю, почему я так ответила… В воздухе витало что‑то, заставляющее успокаиваться и смотреть на вещи гораздо проще…

Я стряхнула наваждение.

— Просто всему нужен новый хозяин, — со вздохом старика подытожил господин Розеншал. — Ведь если владелец мертв, неужто вещь должна проследовать за ним в могилу?

— Нет. — Я отпила глоток безумно вкусного морса. Хозяин пил чай, его же налил Рейку, но мне почему‑то не предложил иного напитка, кроме морса, а я и не противилась — больно уж он был хорош на вкус.

— Вот и славно. Кстати, я узнавал по поводу вашего сдерживающего ошейника. Ключ от него мне пришлют в ближайшие дни.

Я довольно заулыбалась; ошейник уже не мешал как прежде и не натирал шею, но его присутствие сковывало. Хозяин дома всё понял правильно, улыбнулся в ответ.

— Что ж, приступим к трапезе. Ах да, что касается письма для вашего жениха. Я пошлю личного гонца, поверьте, весточка дойдет в целости и сохранности.

Завтрак прошел в коротких вопросах — ответах, ни один из которых не принес разгадки: что же происходило утром и чего следует опасаться. После господин Розеншал разрешил мне свободно передвигаться по дому и даже спросил, не купить ли мне пряжи или ниток для рукоделия. Какой гостеприимный, а главное — ненавязчивый хозяин. Я старалась не поддаваться ложному обаянию и держалась ровно, но настороженно.

Всё утро я бродила по яблоневому саду. Трогала зеленые плоды, невероятно аппетитные и ароматные, гладила ветки, сгибающиеся под тяжестью яблок. За этим занятием меня и застал господин Розеншал.

— Золотце, — он мотнул головой, точно отгоняя что‑то, — не желаете ли развеяться перед предстоящими опытами, скажем, пройтись по городу?

Слово «опыты» мне совершенно не понравилось. Препарирует он меня, что ли?

— Как пожелаете, господин, — учтиво ответила я.

Более молчаливого спутника, чем господин Розеншал, было трудно представить. Говорил он мало и чаще интересовался, удобно ли мне, не натерли ли туфельки, не холодно ли плечам, не чувствую ли я недомогания. Если честно, меня мутило, и перед глазами сновали мушки, но своему спутнику я ни в чем не призналась. Видимо, заболеваю.

Я передала ему письмо для Трауша, скупое и лишенное эмоций, которое наскоро написала перед прогулкой, и темный маг пообещал этим же вечером направить гонца в Пограничье.

— Скажите, — решилась, когда мы бесцельно бродили по скверу под пристальными взглядами горожан, — какие опыты вы имели в виду?

— Вы готовы? — воодушевился господин Розеншал и похлопал себя по бокам. — Не бойтесь! В соседнем государстве я освоил прекрасную методику для определения типа личности, ибо каждый маг прежде всего человек, и в данный момент мне охота разгадать вас. Вы согласны, золотце?

— Вполне.

Мы свернули на менее оживленную аллею, по обоим краям которой тянулись каштановые деревья. Мне вдруг совсем подурнело, словно на голову надели мешок, через который не проступал ни свет, ни воздух, и пришлось замедлить шаг, чтобы отдышаться. Господин Розеншал с волнением переспросил, в порядке ли я.

— В полном, — заверила, отгоняя тошноту.

— Тогда начните с рассказа о семье. С вашей маменькой и младшим братом я знаком, что же до отца? Только молю, будьте честны и не страшитесь подробностей.

Почему‑то мне захотелось рассказать если не всё, то многое. Признаться, господин Розеншал умел очаровывать — и наверняка не обошлось без колдовства.

Наш отец, добрый, честный и открытый, умер от чахотки, едва мне исполнилось десять. Я запомнила его теплую улыбку и то, как он в пушистые усы насвистывал песенки. Папа водил нас к реке, где мы запускали бумажные кораблики, читал нам истории про королей и королев, выслушивал наши беды — в общем, замещал вечно занятую матушку. Насколько она была великолепна, настолько он — обычен. На любом мероприятии, где появлялась чета Рене, в воздухе витало непонимание: что она в нем нашла?

Если честно, не знаю по сей день. Они разговаривали мало и редко, никогда не сидели в обнимку, мама, казалось, отца и вовсе не замечала, а тот посвятил всего себя нашему с братом воспитанию. И лишь когда он захворал, мама опомнилась: она дневала у его постели, не страшась заболеть, протирала лоб мокрой тряпкой, читала молитвы к богам. Но отец угас за месяц или два.

Помню, мы возвращались с похорон, выслушав сотни соболезнований, и мамино лицо сияло как начищенная монета. Я тогда удивленно спросила, неужели ей совсем не жалко отца, а матушка ответила: «Позже поймешь». И вот, мне двадцать, а я так и не поняла: была ли эта улыбка освобождения от нужды ухаживать за умирающим или радость от того, что папа наконец‑то отмучился?

— Думаю, она благодарила небеса, ведь её возлюбленный супруг отныне обрел покой, — уверенно сказал господин Розеншал, когда мы шагнули к продолговатому озерцу, по глади которого кружили белоснежные лебеди.

Я кивнула, пусть и с сомнением.

— Позвольте теперь расспросить вас о метке на запястье. — Руну точно прожгло огнем. — Вы предназначены лорду теней?

— Да, — не стала скрывать очевидного.

— Знаете, совет особенно смущает тот факт, что вы обручились с враждебной расой. Поверьте, лично я не имею ничего против жителей Пограничья, но архимаги нынче жутко консервативные, и им кажется, все ваши беды исходят именно от союза с тенями. Потому вопрос: было ли ваше желание искренним и основанным на доводах сердца и рассудка?

Я потупила взгляд, не в силах ответить. Нет, мое желание не было ни искренним, ни разумным. Меня вообще никто ни о чем не спрашивал.

Вдруг голову словно окунули в кипяток, виски прокололо тысячей острых игл. Я потеряла равновесие и свалилась прямо к ногам господина Розеншаля, закрывая налившиеся свинцовой тяжестью веки.

Какой странный сон…

Три миниатюрные служанки, лица которых я различала смутно, раздевали меня. Сначала распустили корсаж, стянули рукава. С трудом подняв занемевшее тело, сняли платье через верх. На секунду голова запуталась в юбках. Следом они взялись за волосы и, расчесав их гребнем, уложили прядями на грудь. Было зябко. Я силилась открыть рот, чтобы спросить, что происходит, но губы не слушались.

А потом надо мной склонился господин Розеншал. Пахнуло удушливой сладостью и чем‑то едким.

— Здравствуй, Аврора, — сказал он, поцеловав меня в лоб. Его губы, холодные как неживые, оставили мокрый след. — Скоро ты будешь дома.

Костлявый палец провел по моему подбородку, коснулся ключиц. Я моргала и не могла даже мотнуть головой. Язык прирос к нёбу. Липкий страх полз по позвоночнику к затылку.

— Не плачь, золотце. Дай мне капельку своей замечательной крови.

В его пальцах появилась игла. Укол был болезненным, но быстрым.

— Вот и всё. — Гэсподин Розеншал вновь склонился к моему лицу. — Спи, Аврора. Звуки стихли, следом размылись краски.

И лишь сладость, вонючая и липкая, витала в воздухе. А со стен комнаты на меня смотрели пустыми глазницами десятки черепов в банках.

Я проснулась поздним вечером, когда солнце уже спряталось за макушками деревьев, и город затих, сморенный усталостью. Волна тошноты подкатила к горлу. Меня рвало желчью прямо на шелковые простыни. Лоб горел, чесались глаза. Я заболевала, и дурманная слабость расползалась по венам и артериям. Ватные ноги подкосились, коснувшись пола. Встать я так и не смогла, лишь запуталась в балдахине и бессильно завалилась на бок.

На прикроватном столике стоял серебряный колокольчик. Не сразу дотянувшись, я позвонила в него, и уже через секунду, будто ждала у дверей, ко мне влетела молоденькая, совсем девочка, служанка. Всё такая же серолицая, безликая как и прочая обслуга господина Розеншаля.

— Госпожа! — она кинулась ко мне, помогла подняться и пересадила в мягкое кресло у окна.

Пока служанка меняла белье, я справлялась с дурнотой. Было так жарко, что ночная рубашка пропотела насквозь. Капли пота стекали по губам. Ещё и удушливый запах лилий, невесть как заполнивших спальню. На подоконнике, столе, у кровати — повсюду были эти цветы.

— Откройте окно, — попросила, сипя.

— Нельзя, вы больны.

Я облизала пересохшие губы. Действительно больна. Как же дурно, и все пальцы свело судорогой.

— Попейте, вам полегчает.

Она налила из кувшина, стоящего на столе, в стакан морс и силой залила напиток в рот. Я захлебывалась и давилась, но выпила больше половины. Сладкий и вкусный, невероятно вкусный, восхитительный, успокаивающий…

— Ложитесь спать.

Служанка перетащила меня обратно в постель и накрыла теплым одеялом. Она оказалась совсем рядом, и я смогла рассмотреть её бледную, почти желтую кожу.

— Вы знаете Дарго? — я схватила её за рукав и спросила, пребывая в полубреду. Она застыла.

— Нет, — ответила после секундной заминки. — Я знаю исключительно господина Розеншаля. Умоляю, засыпайте.

Она собралась уходить.

— Пожалуйста, останься. — Я поднялась на локтях.

Девочка кивнула и присела на самый краешек постели. Легкая как пух, сжавшаяся от испуга, она тряслась мелкой дрожью.

— Как тебя зовут?

— Вейка, — и испуганно заложила за ухо прядку волос.

Она напевала мне колыбельную, а я то падала в дрему, то рывком просыпалась. Хрипела:

— Мне нечем дышать!

— Госпожа, я не могу снять ошейник, — суетилась около меня.

Смерть подходила на расстояние двух шагов и всматривалась в меня, ожидая своего часа. Но я боролась, хваталась за ручку служанки и всхлипывала. За ночь Вейка стала мне родной. К самому рассвету жар спал.

— Разрешите мне пойти, — устало попросила служанка.

Я согласно промычала.

— Как звали жену господина Розеншаля? — спросила, когда Вейка стояла на пороге.

— Аврора. Она была прекрасна. — И девочка добавила, подумав: — Как вы. Ответить я не успела — провалилась в глубокий сон.

 

Глава 3

Полгода назад.

Кажется, он проигрывал в битве со смертью. Лучшие теневые лекари боролись за жизнь найденыша, но та упорно не желала выкарабкиваться. Спина не заживала, желто — зеленый гной сочился из рваных ран. Не срастались переломанные кости (ей сломали не только руку, но и каждый палец на ней). Она закашливалась, и тогда по губам текла темная, почти черная кровь. А в сознание больше не приходила.

До сумеречного туннеля, который перенес бы отряд с границы прямиком к столице Пограничья, оставалось три полных дня. Лошади, запряженные в повозки, неслись до изнеможения, но опередить время был не в силах даже сам высокий лорд. И его бесила эта беспомощность, незнакомая доселе.

— Мы не сможем ей помочь, — в очередной раз обмолвился личный целитель лорда. — Сынок, я лечил твоих отца и матушку, я засвидетельствовал чудо твоего рождения и был верен тебе от начала до самого конца. Послушай же седого старика, ты не просто поддерживаешь жизнь в мертвеце, ты мучаешь эту девчонку мнимой заботой, пока смерть разъедает её изнутри. Она не выкарабкается.

Трауш отвернулся к оконцу. За тем проносились голые поля, изредка сменяющиеся корявыми деревцами. Ударил кулаком о ладонь.

— Довольно! Разве я плачу вам за разглагольствование?

— Пойми, она — не игрушка, оставь её в покое.

— Нет, — только и ответил он.

На очередном коротком привале Трауш навестил найденыша. Черты её лица опасно заострились как у существа, теряющего нить с миром живых и направляющегося к миру мертвых. На белесых губах застыла кровавая капелька.

— И что? — тихо спросил Трауш. — Ты умрешь? Вот так запросто? Неужели ты сбегала ради того, чтобы не пережить эту ночь? А я, что, зря выставлял себя посмешищем перед этим слизнем, Измаилом, когда забирал тебя? Мы скоро приедем, слышишь?

Не слышала. Она утомилась бороться и приняла свою участь. Обычная девчонка- полукровка, худощавая, неухоженная, сломленная.

Трауш сошел с повозки, но к костру, за которым собрался его отряд во главе с недовольной Мари, не присоединился. Он долго всматривался в даль, где алел закат, прячась за линией горизонта. Вслушивался в монотонную песнь ветра и позвякивание подков на лошадиных копытах.

— Сколько до границы? — спросил у к мирно посапывающего кучера.

Тот мигом проснулся и подобрался.

— Три дня, может, меньше.

Кучер вжал голову в плечи, но, на удивление, Трауш не разозлился, лишь кивнул каким‑то своим мыслям и вновь воротился в повозку, пропахшую травами и зельями. Около найденыша суетился лекарь, а та хрипела и извивалась змеей в, казалось, последней агонии.

Впрочем, так и было.

— Что с ней?!

— Всё, сынок, прощайся, — бросил лекарь, рухнув на единственный стул. — Смерть забирает её в свои чертоги.

Как же так?.. Ведь он — высокий лорд, самый молодой правитель в истории Пограничья, неплохой стратег, воин, не знающий поражения. И что, не смог защитить какую‑то беглянку, которая почти познала свободу, но была поймана в шаге от неё?

Он рыкнул сквозь стиснутые зубы. А в следующую секунду рванул к найденышу и обхватил её ледяную ладонь, переплетая пальцы со своими.

— Ныне и впредь, — начал очень тихо, сам пока не веря в то, что творит, — я, лорд Пограничья, Трауш эр Вир — дэ, клянусь беречь и защищать… — он задумался над титулом найденыша (точнее — над отсутствием того), — … эту девушку от судьбы и врагов, от себя и её самой. Я признаю её себе равной во всем и называю своим продолжением перед богами и тенями, перед сущностью и небытием. Да будет так и только так!

С последним словом туманы, клубящиеся за спиной Трауша, ринулись к нагому телу и оплели его лозами, на миг становясь осязаемыми, прочными как стальные тросы. Они проникали сквозь нос и уши, оседали пеплом на волосах, слетали с ресниц. Затем перебрались внутрь, перестраивая организм, возвращая ему утерянное — жизнь. Найденыш, закованный словно в броню, в туманы, не шевелился, но на щеках заиграл первый румянец. А на ладони лорда проявилась черная руна, которая перетекла по пальцам к девушке и проявилась на синеватобледной коже алым. Боги приняли таинство и засвидетельствовали его.

Личный лекарь сидел, открыв рот, глупо моргая, похожий на великовозрастного мальчонку, завидевшего нечто невероятное. Он даже не пытался заговорить, и Трауш вышел, бросив напоследок:

— Позаботьтесь о ней.

Его народ почувствовал свершение великого обряда, и, когда Трауш спустился со ступени, подданные упали перед ним на колени.

— Поздравляем, высокий лорд, — в голос пропел отряд, а в глазах читалось всеобщее недоумение.

Трауш ухмыльнулся. Было бы с чем.

На коленях не стояла одна Мари. Она подбежала и тряхнула друга за плечи.

— Ты сумасшедший?!

— Хранители давно просили меня остепениться, — рассмеялся лорд. — Когда Сиена очнется, передай ей привет от меня.

Что значит: передай?! — возмутилась Мари.

— То, что охранять мою будущую супругу будешь ты. Это не просьба, но приказ лорда. Ясно?

Ведьма обреченно кивнула и, гордо вздернув подбородок, направилась к повозке, у которой сейчас столпился весь отряд. Конечно, каждый хотел лично увидеть ту, с которой обручился высокий лорд Теней.

А Трауш чувствовал, как над ним сгущаются тучи.

Новость облетела Пограничье со скоростью ветра ещё до того, как отряд прошел через сумеречный туннель. И целая страна замерла в ожидании чего‑то неминуемого. Где это видано: высокий лорд выбрал в жены человеческую (пусть формально она и полукровка) девку. Ему сватали многих невест чистейшей теневой крови, ранимых и бесшабашных, невинных и опытных, мудрых и по — женски глупых, а он предпочел им всем обыкновенную человечку.

Познакомиться с невестой до приезда в родовое поместье Трауш не сумел. Остаток путешествия она провела без сознания, но, несомненно, чувствовала себя куда лучше, нежели прежде. Лекари признали, что, возможно, следующий месяц девушка будет приходить в себя: организм перестраивался, принимал в себя теневую сущность. Она жила, но пребывала меж миром теней и реальности.

К слову, никто из подданных Трауша о произошедшем не заговаривал, даже Мари

— все то ли боялись гнева лорда, то ли не могли подобрать нужных слов.

Дом, такой знакомый и родной, встретил непривычным безмолвием. В глазах слуг застыл немой вопрос, а ответа у Трауша не имелось. Он приказал поместить невесту в светлой мансарде с видом на горы, а сам засел в кабинете, зарываясь с головой в государственные проблемы.

Хранители прибыли всем составом к окончанию того же дня. Четверо мужчин разной наружности, но одинакового склада ума: решительные и чем‑то жестокие, своенравные гении, единственные на миллион. Служанка проводила их к лорду, и тот радушно развел руками, призывая рассаживаться за круглым столом кабинета. Разговор предстоял не из приятных.

— До нас дошли слухи… — первым заговорил хранитель покоя, отвечающий за безопасность страны.

— Это не слухи, — оборвал Трауш, выставляя ладонь в призыве к тишине. — Я выбрал ту, с которой собираюсь прожить долгую и счастливую жизнь.

Его ерничество не осталось незамеченным — поморщились все без исключения. Хранитель казны, пухлый и потный (самый неприятный из четверки), стукнул кулаком по столу.

— Лорд, вас околдовала человеческая девка?!

— Думается, она — помесок, — поправил Трауш.

— Постой, ты даже не знаешь её кровей? — бесстрастно спросил Второй после лорда, и его огорченный взгляд сказал куда больше, нежели любые слова.

Не было смысла уверять, будто всему виной внеземная любовь. Трауш сам не до конца понимал, зачем он поступил именно так. Мало ли гибнет рабынь на улицах Островов, но почему‑то именно эта черноволосая девчонка с огромными глазищами вызвала желание забрать её с собой. И не только забрать, но и подарить ей жизнь. Что же им руководило?..

Да бесы его разберут! Нежелание проигрывать смерти, не иначе.

— Я привел её в числе обменянных людей, она бывшая рабыня, и она умирала, когда наши дороги пересеклись. Но ритуал позволил ей жить. И да, предопределяя возможную просьбу: нынче моя нареченная оправляется, потому ваше с ней знакомство придется отложить.

Четыре голоса разорвали на миг возникшую тишину. Трауш про себя досчитал до десяти и отрезал:

— Прекратите.

Советники замолчали, подчиняясь приказу.

— Ещё вопросы?

— Также мне стало известно, что на вас напали по дороге на Острова, — хранитель покоя поджал губы.

— Было дело, — безмятежно отмахнулся Трауш. — Скорее не напали, а так, поигрались оружием.

— Атаковать правителя, приехавшего с визитом вежливости! Неведомо! С людьми нужно разорвать любые отношения и объявить им войну, а не тащить сюда их женщин, — рыкнул хранитель магии, он же первый жрец государства.

— Нам незачем воевать с той расой, что изначально слабее нас, — поспорил Второй после лорда. — К чему волку бороться с дворнягой? Тем самым мы лишь унизим свое достоинство. Не впадайте в крайности, господин Ретте.

Хранитель магии поморщился как от зубной боли.

— Вы становитесь слишком мягкотелым, младший лорд. Не идите по стопам брата, помните, ваш отец был великим завоевателем, а не тряпкой, готовой развалить страну ради связи с сомнительной женщиной.

С этими словами он, громко отодвинув стул, встал из‑за стола и вышел, не попрощавшись. Хранители казны и покоя последовали за ним, впрочем, напоследок склонившись в церемониальном поклоне. В кабинете остался лишь Второй после лорда, сверлящий Трауша гневным взглядом.

— Ты — чокнутый придурок!

Лорд Пограничья отвернулся к занавешенному плотными гардинами окну.

— Прекрати, Шур.

— Прекратить что?!

Бросок. Второй после лорда оказался за спиной и приставил к горлу Трауша кинжал, но тот не стал отстраняться, выжидал, вслушиваясь в частое дыхание Шура. Капелька крови стекла по шее к вороту рубашки.

— Мы оба знаем, ты не рискнешь ударить меня.

— Ударить — нет. Но отныне я снимаю с себя всякие полномочия. Прощай, братец. Надеюсь, дырка человеческой девки того стоит.

Шур брезгливо сплюнул на пол. Младший сын высокого лорда, с детства задвинутый на задние ряды, ушел, хлопнув дверью. Что ж, эти его слова неминуемо бы прозвучали не сейчас, так позже. Трауш во всем был лучше его: в ратном искусстве, в управлении туманами, в подчинении сознания, в обаянии. Даже внешность ему досталась отцовская, мужественная, точно высеченная из камня: черты резкие, губы тонкие, пепельные глаза и широкие плечи. Шур, любимый сын матери, унаследовал её мягкие черты. Он рос болезненным ребенком, тощим и хилым, а в подростковом возрасте испортился и характер: ребенок был груб, плутоват и вечно раздражен. Отец славил богов, что правление унаследует старший сын, а не «маленький нытик», как он называл Шура. Второй после лорда давно завидовал брату и вот, наконец, нашел причину уйти.

Трауш ухмыльнулся, стер с кожи кровавую каплю и внимательно осмотрел её, будто кровь могла что‑то рассказать.

До рассвета он просидел за бумагами и неотложными делами, которых скопилось до безобразия много. И уже перед самым сном, когда первые лучи солнца коснулись продрогшего за ночь дома, посетил свою невесту.

Она спала, разметав волосы по подушкам. Румяная и свежая, будто выписанная кистью мастера. Тень от ресниц ложилась на щеки, рот чуть приоткрылся, но не вульгарно, а как‑то очень… правильно.

Трауш задумчиво осмотрел девушку, ставшую по праву его собственностью. Смешно, обычно рабов покупают, а не дарят им целый мир: деньги, величие, возможности. Она — его продолжение во всем, даже в правлении страной. Если с Траушем что‑то произойдет — на неё ляжет ответственность за Пограничье. Справится ли она с нею?

И вообще, должна ли теперь измениться жизнь Трауша? Отец говорил, что правитель, совершивший обряд, должен быть верен своей супруге; сам он ни разу не запятнал себя позорными связями, и пускай отношения с матерью у них были холодные, но отец принадлежал всецело ей.

Ну, то отец…

А он завтра же пригласит ту стройную танцовщицу, что еженедельно развлекала его последние полгода. Она ни на что не претендовала и каждый раз вела себя так, словно повторения могло и не случиться — отдавалась до последней капли.

Лорд размял затекшие плечи и развернулся на пятках. И уже на пороге сказал, обращаясь к дверному проходу:

— Добрых снов, найденыш.

 

Глава 4

Сон оборвался на полутоне. Вот я бежала босиком по чаще, и колючие ветви лупили по обнаженной спине… и всё. Знакомая комната да кровать под балдахином. В костях ломило остатками болезни, и я, с оханьем поднявшись, наклонилась влево — вправо, хрустя позвонками.

Проходя мимо туалетного столика, глянула на себя в зеркало. В отражении появилась отдаленно знакомая мне светловолосая женщина с впалыми щеками, на которых цвели веснушки. Недоверчиво дотронулась до светлой пряди, провела по ней — отражение повторило это движение. Боги, что произошло?! Кто перекрасил мои волосы, что случилось с кожей?!

Нельзя поддаваться панике. Нет — нет — нет!

Я ринулась к двери — заперто; заметалась как сумасшедшая по комнате. Отодвинула гардины — окно было заколочено с внешней стороны досками. К непониманию добавился ужас, зажавший сердце в тисках.

На столе нашлась записка.

«Аврора, золотце, оденься в то, что тебе приглянется. Скоро свидимся».

Какая, к бесам, Аврора?! Кто она?!

Я вернулась к зеркалу и принялась с остервенением оттирать веснушки, но те словно въелись в кожу. В конце концов, я расцарапала лицо до кровавых полос, а они никуда не делись. Хуже того, пятна «украшали» и тело: несимпатичные, рыжие, словно намалеванные второпях.

— Помогите, — ревела я, молотя кулаками по двери. В ответ пронзительная тишина. Я отбила плечо, пока билась, силясь выломать створку. Изранила пальцы, всадила занозы — но не продвинулась ровным счетом ни на шаг.

Полезла по ящикам и полкам, чтобы найти хоть что‑то для защиты. Нижнее белье (определенно не принадлежащее мне), множество платьев с чужого плеча, рубашек, ботинок. Даже внешность чужая. Кто я?

Ответ пришел не сразу: жену господина Розеншаля звали Авророй, и она умерла. Неужели он решил воссоздать её во мне?..

Иттан говорил что‑то про обескровленную служанку — неудавшийся эксперимент? По спине покатились мурашки. Куда я вляпалась!

Не было ни вешалок, ни даже стакана, чтобы разбить его на осколки. Я, совершенно беззащитная, в комнате, полной одежды Авроры, в ожидании её супруга, с ошейником на шее, блокирующем магию, которой у меня и так нет!

Я метнулась к обувному ящику и достала туфли на неприлично высоком каблуке. Сойдет как средство обороны. Так, что дальше?

Взгляд упал на кровать, которую я попыталась пододвинуть к двери, но не смогла сместить ни на сантиметр. А вот стол легко поддался и был перевернут так, чтобы помешать войти внутрь — минутная отсрочка, но и она сгодится. Сама я переодеваться не стала, как и обуваться, но туфлю держала за спиной, готовая, если придется, даже убивать.

Нестерпимо болели кровоточащая кожа лица и пальцы, утыканные занозами. Я сидела на кровати, отсчитывая удары сердца.

В двери заворочался ключ. Ещё секунда, и стол, так тщательно пододвигаемый мною, отлетел к стене. По телу пробежала волна магического воздействия. Я почувствовала, как пальцы теряют чувствительность, как немеет язык. Завалилась на бок, неспособная ни заговорить, ни даже приподняться.

— Здравствуй, золотце. — В голосе, полном нежности, звучала ирония.

Из глаз покатились злые слезы.

— Я тоже рад тебя видеть, — сказал господин Розеншал. — Моя умная девочка решила обороняться. Какого ты мнения обо мне? Я никогда не обижу тебя, золотце. Раздевай её.

Последнее относилось к Вейке. Я скорее поняла, чем почувствовала, как цепкие ручонки стаскивают с меня ночную рубашку. Вейка развела мои руки в стороны, ноги свела вместе. Я мычала нечто невразумительное, но служанка не слышала — или делала вид, что не слышит.

Как в том сне, я лежала голая, и надо мной склонился господин Розеншал. Старческие пальцы, сухие и шершавые, гладили кожу, покрывшуюся мурашками, водили под грудью, трогали ключицы. От темного мага несло удушливой сладостью.

— Ты потрясающе красива, Аврора. Совсем как раньше. Не хватает одной маленькой детали. В тебе должна бурлить магия, чтобы всё прошло успешно.

Я не поняла, как именно он снял ошейник, но тот перестал сдавливать шею. Дышать стало на порядок легче. Господин Розеншал тронул мои губы и зачем‑то раздвинул их.

— Вейка, давай.

В его руке появилась склянка с жидкостью, которую он бережно, стараясь не пролить ни капли, начал заливать мне в рот. Снадобье напоминало тот самый морс, разве что куда слаще, ярче. Я давилась, морс выливался обратно, но что‑то пришлось сглотнуть.

— Замечательно подавляет волю, — бормотал господин Розеншал себе под нос. — Пока ты не совсем Аврора, золотце, и могла бы сопротивляться, а я не желаю причинять тебе боль. Совсем скоро… ритуал увенчается успехом…

Так вот почему я была такой доверчивой дурехой и радостно рассказывала господину Розеншалю всю свою подноготную — его «морс» дурманил сознание, как, думаю, и лилии, расставленные повсюду. Меня и сейчас накрыло пуховым одеялом спокойствие. Всё хорошо, опасаться нечего, господин Розеншал знает, что делает. Я в надежных руках.

Нет! Сольд, опомнись! Что за ерунду ты несешь?!

Темный маг заговорил на ломаном языке, незнакомом и пугающем. Чернокнижное заклятие пахло затхлой водой.

Первая судорога коснулась позвоночника. Мне точно переломали спину и вправили её обратно. Жидкость выжигала изнутри дыры. Кожа плавилась. Я выгнулась дугой. Носом пошла кровь — я не видела, но слизала с губ соль.

— Тело пока не готово принять дух, но всему своё время, — восхищенно твердил господин Розеншал, касаясь моего лба. — Не зря это теневое отродье пометило тебя руной, ибо в тебе, золотце, есть что‑то, неподвластное взгляду. Ты гораздо глубже, выносливее. Ты способна выдержать всё. Если тело откроется для передачи, я смогу впустить туда… Продолжим!

Он отвернулся, потребовал у Вейки нож. В моей голове смешались слова и мысли, звуки, голоса. А потом появилась магия. Шелковой нитью она сплела Вейку и меня. Окрепшие туманы (как же я по ним скучала!) потянули за нить аккуратно, чтобы господин Розеншал не почувствовал ничего необычного. Он был занят тем, что обтирал лезвие ножа.

Канал ширился, позволяя погрузиться в него. Девочка слабела, сама не догадываясь, почему. Туманы чернели. Я наполнялась до краев.

«Ты можешь её опустошить», — мелькнуло в голове боязливое.

Да и бесы с ней! В вопросах выживания благородство отошло на второй план.

Последний кусок энергии ворвался в меня ледяным вихрем. Вейка страдальчески застонала, и господин Розеншал обратил свое внимание к посеревшей девушке.

Вдох. Туманы сдернули с моего тела магические оковы. Я пошевелила пальцами — двигаются!

— Не сопротивляйся, золотце. — Господин Розеншал с ножом наготове вновь появился у моего лица. Я напряглась, готовая вскочить и понестись, куда глаза глядят. Далеко ли? Плевать!

— Я не ваша Аврора!

— Пока — нет, — легко согласился он. — Но твое тело уже готовится принять её душу, а твое лицо — её копия. Признай, моя супруга — истинная красавица. Кроме того, она — величайшая колдунья. Огромная честь стать ею.

В его глазах появилось нечто мечтательно — похотливое, от чего меня затошнило.

— Ваша супруга умерла! — Я всё‑таки встала, а господин Розеншал не стал нападать или плести новое заклинание. Лишь наблюдал с величайшим интересом.

— Давай же закончим ритуал. Посмотри, зелье действует.

Я и сама видела, как пульсируют под кожей вены, как наливаются синевой. Они проступали сквозь тонкую кожу.

— Твое тело такое восприимчивое, просто изумительно!

Ещё бы, ведь полгода назад, когда я умирала, клетки тела тоже перестраивались, принимая в себя магию Пограничья. Им не привыкать.

— Позволь мне быть с тобой, золотце. Я бы использовал твой потенциал, развил его. Аврора…

— Никакая я не Аврора! — пронзительно вскричала я.

Энергия, украденная у Вейки, вырвалась из‑под контроля, туманы приняли её в себя и мощным ударом сразили господина Розеншаля. Тот упал, прижатый волной, ударился об угол кровати, хохоча в голос.

— Поразительно! Великолепно, невероятно! Золотце, ты — само совершенство.

Туманные змеи сдавили его шею. Господин Розеншал захрипел, но огонь безумия из глаз не пропадал. По затылку стекала кровь. Он пытался подняться, но туманы держали крепко.

Я могла бы задушить его и потратить на это весь резерв. Нельзя. Нужно экономить.

Тогда я побежала. Откидывая в сторону туманами всё то, что могло помешать: вещи, напольные вазы, служанок, забившихся по углам. Истинной силой распахнула входную дверь и очутилась в ночной тьме, укутанной молочными тучами. Я бежала, не разбирая дороги, не жалея босых ног. Неслась сквозь дворы и проулки. В боку нестерпимо кололо, а на языке горчила кровь, но даже это не могло остановить бег. Я ощущала за спиной присутствие, липкое и пахнущее морсом.

В жизни не притронусь к этому напитку!

Если бы я знала, где поселилась та янми с корабля, Линель, ломанулась бы к ней, но сейчас, совсем одна, голая и без единой монеты, я была способна лишь передвигаться. Ноги кровоточили, и сердце колотилось у горла. Ужас сковывал, мешая сосредоточиться, дезориентируя. Казалось, за поворотом скрывается господин Розеншал, готовый схватить меня в охапку и отнести обратно, чтобы воссоздать погибшую жену.

Нет. Нет. Нет!

Силы оставили тело. Я выдохлась и чуть не рухнула навзничь, но справилась с собой, залезла в канаву с нечистотами и вслушивалась в ночную тишину, изредка прерываемую жужжанием навозных мух. Так и лежала незнамо сколько, неспособная вылезти.

Шаги появились словно из ниоткуда. Кто‑то неторопливо приближался — враг или случайный прохожий? Я затаила дыхание, отсчитывая шаги. Один, два, три. Губы твердили как молитву: «Пройди мимо, прошу же тебя, пройди мимо».

Вот он двигался вдалеке, а вот оказался совсем рядом. Сомнений не осталось — пришел за мной. Я попыталась рвануть, но поскользнулась и ничком рухнула в помои.

Смех ударил по ушам.

— Вылезай, крыса! — Некто потянул меня за волосы.

От боли перед глазами посыпались искры. Я пала перед мужчиной на колени и долго созерцала начищенные ботинки, блестящие в свете луны. Смотреть в глаза своему мучителю не хватило смелости, лучше так.

— Недалеко ты убежала, золотце, — последнее слово мужчина сказал с насмешкой, поднял мой подбородок и сильно сдавил его пальцами, оставляя синяки. — Разбила несчастному господину Розеншалю голову, а теперь валяешься по уши в дерьме.

Его хохот заставлял сердце колотиться в утроенном ритме. Наконец, я рискнула поднять взгляд. Чуть узковатые глаза, пухлые губы, серьга в правом ухе и шрам, пересекающий левую бровь.

— Дарго…

— Откуда ты… — озлобленно начал он, а закончил с ноткой узнавания: — Сольд?! Так мы и встретились.

В любом городе есть харчевня, в которой можно найти абсолютно всё: от сексуального раба до запрещенных к употреблению трав. В таких местах нанимают беспринципных убийц и платят женщинам, чьи язвы покрывают уголки губ, чтобы те исполнили самые извращенные прихоти. Здесь всем безразличны внешность и раса, никого не волнует прошлое или настоящее. Именно в такой харчевне и затерялась странная парочка: наемник и его обнаженная жертва.

Я, одетая в рубашку Дарго, отпивалась грушевым сидром, но дрожь не унималась. Тот, кого я искала целый месяц, сидел напротив и задавал вопрос за вопросом: откуда, как, почему.

— Я думал, ты умерла, — обвинил с грустью. — Ещё корил себя, что разрешил сбежать. Думал, помогаю девчонке, а в итоге… Когда видел, как они тебя… втроем… как кости ломали… хотел накинуться на них и загрызть! А когда почти смирился с твоей смертью, явилась ты, живая.

— И невредимая, — хмыкнула я, рассматривая вздутые вены. — Скажи, я навсегда останусь… ею?

— Авророй? — Дарго покачал головой. — Нет, у снадобья временное действие — изобретение страдающего муженька, чтобы его супруга оставалась с ним хотя бы так. Неделя максимум, и ты станешь прежней.

И на этом спасибо. Я потерла запекшиеся царапины.

— Зачем ты уехала от своего лорда? — спросил с укоризной.

— Не поверишь, — я поводила пальцем по немытой кружке, — за тобой. Обещала ведь освободить, вот и поехала, как смогла. Ну а как ты очутился на побегушках у Розеншаля?

— Он приехал за очередной рабыней и увидел меня, ну и выкупил. Дескать, ему давно требовался помощник, а во мне он увидел себя в молодости. Так я и стал его личным наемником. Извини, но распространяться о заданиях не стану — аппетит пропадет.

Аппетита не было и в помине — сидром‑то давилась только для того, чтобы смыть переживания и увязнуть в болотистом безразличии ко всему. Но задавать лишних вопросов не стала — и правда, незачем.

— Кто такая эта Аврора?

Алкоголь лупил по сознанию, перед глазами начало двоиться. Я подавила приступ тошноты.

— Один из самых могущественных архимагов — стихийников, — на начале фразы я подавилась, — а по совместительству любимая женушка темного ученого. И померла она, как понимаю, во время одного из их опытов. Плоть сгнила, а вот душу он заключил в какой‑то сосуд, бес его разберет, в какой. С тех пор искал тело, способное принять чужой дух. Как понимаешь, безуспешно. Ах да, ещё одна любопытная деталь. Совет дал добро на её воскрешение любой ценой.

Да, даже ценой жизни собирательницы — невесты лорда Пограничья. Вот почему бесновалась матушка: она знала, какая участь уготована её дочери. Неужели Леневра испытывает ко мне какое‑то материнское сочувствие? Поразительно!

Мы помолчали. И в момент этой долгой паузы к нам, икая, подошел рынди, массивный и светловолосый, похожий на гору мускулов и мышц. Мы думали — ошибся столом, но он послал мне воздушный поцелуй.

— Красотка, продаешься?

Вот так вкусы! От растерянности я не нашлась, что ответить. Его заинтересовала особа, до костей пропахшая помоями, с расцарапанным лицом и грязевыми потеками по коже (я их, конечно, оттерла салфеткой, но не до конца)?!

Желваки на скулах Дарго затвердели.

— Отошел, — приказал он, упирая ладони в стол.

— Брат, да ты обожди. — Рынди подмигнул голубым глазом. — Я с нашей сестричкой ласково хочу, по — нормальному, чего в бой‑то рвешься?

Тяжелая рука тронула моё плечо. Я поежилась. Мгновение, и рука была заведена рынди за спину, а острие кинжала, вытащенного Дарго из голени сапога, упиралось в мощное горло.

— Никакой я тебе не брат, северянин, — доходчиво пояснил он, — а подруга моя — не сестра. Пошел вон.

Пусти, тварь! — Дарго, выполнив требование, брезгливо отер кинжал о штаны. — Ты себе врага нажил, понял? А девчонку твою моё племя отымеет по очереди, — зло пообещал рынди, потирая шею, и ушел, рыча что‑то себе под нос.

Дарго смотрел ему вслед, но больше не атаковал. Мы и так потревожили тишину зала: половина сидящих сложила руки на оружии, вторая просто напряглась, а хозяин трактира, не особо мелочась, достал из‑под стойки арбалет и показательно поигрывал им.

— Простите, господа! — Дарго ослепительно улыбнулся. — Не отвлекайтесь на нас. — Он сел на скамью и вновь обратился ко мне: — Какие твои дальнейшие планы, Сольд?

Зябко повела плечами.

— Бежать.

— В Пограничье? — полюбопытствовал с толикой осуждения.

— Почему бы и нет. Ты сам говоришь, на стороне Розеншаля совет. За мной будут охотиться, а в тех краях я под защитой теней, и никакой темный маг не сможет меня достать. Не развяжут же они войну из‑за моего побега?

— Могли бы, но не станут — вряд ли король осведомлен об их экспериментах с телами живых существ. А если тебя объявят беглой преступницей, то всплывут и эти подробности тоже. — Он призадумался. — Твой лорд богат?

— Разумеется.

В глазах Дарго мелькнул хищный огонек.

— Как ты думаешь, он заплатит одинокому наемнику, доставившему его невесту в целости и сохранности? Пойми, мне теперь деваться некуда, не возвращаться же к Розеншалю со словами: «Извини, парень, она слиняла». Ну а так всем хорошо: вы мне компенсируете потерю работодателя, я тебя довезу до лорда, а он наконец‑то женится.

В какой‑то степени эти слова были неприятны. Звучало так, будто Дарго оценивал меня как товар — и мне повезло, что оценил высоко. Но с другой стороны, денег мне не жалко, а домой — ох, я назвала Пограничье домом! — хочется, так почему бы не заплатить тому, кому доверяешь хотя бы отчасти?

Кивок вышел неуверенный, но наемнику его хватило.

— По рукам! — осклабился Дарго, одним махом допивая содержимое пивной кружки. — Тебя бы приодеть да отмыть, а завтра с утра отправимся в долгий путь. А! — он вдруг подобрался, вспоминая о чем‑то. — Не против заглянуть по пути в одну деревушку?

— Нет.

— Вот и чудненько.

Дарго поднялся и помог встать мне. Мы вышли на сонную рассветную улицу и долго петляли по темным переулкам, стараясь оставаться незамеченными. Ноги обдувал ледяной ветер, мурашки бежали по позвоночнику. За каждым углом мне чудился знакомый силуэт и голос, твердящий «Золотце».

Окольными путями мы дошли до постоялого двора под названием «Загнанная лошадь», да тот так и выглядел: упадочно и гадко. Полный дешевых девиц, готовых за монету на всё, что угодно, с пьяными глазами, он просто провонял похотью и пороком. К слову, Дарго присмотрел одну коротковолосую брюнетку и, не смущаясь, шлепнул её по упругому заду.

— Дождешься меня, детка?

Та, облизав губы, кивнула.

— И что? — поразилась я, осматриваясь. — Ты оставишь меня здесь одну?

Дарго на секунду задумался.

— Уж не предполагала ли ты, дорогуша, что за деньги, заплаченные твоим муженьком, да и то, не факт, что он что‑то мне заплатит, я буду носиться с тобой как с писаной торбой? — Дарго прыснул и снова стал прежним. — Не переживай, Сольд, я разведаю обстановку и вернусь. Отдохни.

Он снял комнатушку на втором этаже и приказал никуда не уходить без него, а сам, вероятно, пошел отлавливать свою детку.

В комнате, кроме постели, нашлась ванна, что приятно удивило и даже порадовало. Я набрала воды, согретой магическим амулетом, и без сил упала внутрь чана, покачиваясь на волнах спокойствия. После долго смывала с себя запахи нечистот и лежала, пытаясь вызвать туманы. Те не слушались меня, они были где‑то рядом, совсем близко, но, точно напуганные кошки, жались по углам.

— Простите, — шептала я, ловя их пальцами. — Я не бросала вас…

Нет, они не подчинялись.

Стоит ли говорить, что когда я уснула в горячей воде, то мне снилась пустота, темная до слепоты?

Мир теней оставил меня, и я не понимала: почему?

 

Глава 5

Четыре месяца назад.

Прошло два долгих месяца, но Сиена так и не оклемалась. Врачи разводили руками: тело в порядке, но сознание почему‑то не возвращается; наверное, совсем затерялась в сумраке меж мирами

Всё это время Трауш жил в столице, сам не зная, зачем туда уехал. Наверное, чтобы в один день не возникло неловкой паузы, когда найденыш вышел бы в столовую, а там бы обнаружился будущий муж, попивающий кофе. О чем бы они заговорили, как бы он объяснил причины своего поступка? Всему виной интуиция? Не захотел проигрывать старухе — смерти? С каждым днем Траушу всё больше одолевали сомнения. Плевать он хотел на мнение хранителей или Мари, на резонанс, вызванный в обществе, но зачем ему девчонка, которую он видел лишь единожды? Готов ли он прожить с ней вечность, готова ли она стать покладистой супругой?

— По результатам осмотра вынужден сообщить, — день за днем бубнил личный лекарь, — что после пережитого на Островах с высокой долей вероятности ваша… невеста, — на этом слове он всегда запинался, — окончательно и бесповоротна бесплодна.

— И ладно, — скучающе отвечал Трауш.

В женщинах, готовых выносить высокому лорду ребенка, недостатка не было. Да любая сочла бы за честь стать матерью наследнику престола если не по имени, то по крови. А вот к найденышу Трауш относился с брезгливостью — неизвестно, в чьих объятиях она побывала и какими способами ублажала своих господ. Хвала богам, что не ей продолжать славный род Вир — дэ.

Лорд допоздна засиживался за работой, проводил десятки совещаний в день, решал вопросы от глобальных до пустяковых, только бы не оставаться наедине с самим собой. Без помощника оказалось сложно — Шур брал на себя многие вещи, ставшие неожиданностью для Трауша. Например, на него легло высшее правосудие, и теперь еженедельно Трауш проводил в суде два или три часа, за которые пытался разрешить спорные дела: от кровной вражды до зверских убийств сыном одного из благородных домов.

Он как раз читал показания свидетелей по этому делу, когда дверь в кабинет распахнулась. На пороге появилась Мари в элегантном платье с высоким воротником и широкими рукавами.

— Жрецы ощутили возмущение в силе, — она без приветствия прошла вглубь помещения и отодвинула тяжелые портьеры.

Трауш поморщился от ударившего по глазам света.

— Что‑то серьезное?

Ведьма нагло отпила вина из бокала, стоящего на крае стола, и заговорила:

— Сегодня с утра был особо мощный выброс магической энергии, не относящийся к теням. Что‑то темное и явно людского происхождения. — Она скривилась, с недавних пор слово «человек» вызывало в Мари исключительно гнев. — Жрецы нашли место колебания, но причин понять не могут. Наши хинэ в бешенстве, не подпускают к себе загонщиков, грызут друг другу глотки. Там мы рискуем остаться без войска…

Трауш прикрыл веки, тщетно пытаясь сосредоточиться на проблеме. Но мысли прыгали как блохи, и какая‑то важная всё ускакивала.

— Хинэ надо рассадить по отдельным клеткам, — приказал он, поднимаясь. — Неважно, сколько загонщиков при этом пострадают, мы найдем новых. Но чтобы вырастить других тварей, понадобятся десятилетия. Пообещай каждому, согласному добровольно пойти к хинэ, полкило золота. Думаю, многие согласятся.

— Трауш дошел до окна и с неприязнью глянул на пышущую весной улицу, зеленую и цветущую. — Насчет выброса — пусть жрецы укажут примерное место колебания, я разберусь с этим сам.

Туманы за спиной взметнулись к потолку, готовые исследовать, находить, отлавливать и, если понадобится, уничтожать.

— Слушаюсь. — Мари встала по левое плечо и зажгла на кончиках пальцев огонек.

— Шу, прошу, поговори со мной. — Она, бросив огонек к ногам, где тот растаял, положила руку на руку лорда, — Меня беспокоит эта рабыня. Пойми, наши враги, как внешние, так и внутренние, могут воспользоваться твоей слабостью. Задумайся, способен ли ты отразить удар, защищая эту девушку? Она — та, ради которой можно умереть самому и обречь на гибель соратников?

Ведьма будто знала, когда спрашивать — когда самого Трауш рвало надвое от непонимания.

— В любом случае, обряд совершен, — отрезал он. — Мы скрепим свою связь браком, и всё.

— Ты прав, обряд обручения совершен, — она усмехнулась. — Но совсем необязательно жениться на человечке, мало ли что может приключиться, пока она лежит без чувств. — Мари побарабанила пальцами по подоконнику.

— Ты предлагаешь убить её? — Трауш сузил глаза, изучая боевую подругу, но та взгляд выдержала.

— Нет! Просто заставить… заснуть куда более крепким сном. Я приготовлю зелье, благодаря которому твоя невеста застрянет в сумеречном мире. Руны спадут, а ты сможешь взять в жены любую другую женщину. И тогда мы разбудим твою рабыню, дадим ей денег, бриллиантов, что угодно, раз уж она дорога тебе, и отпустим на все четыре стороны.

— Признайся, Мари, ты предусмотрела даже то, на ком я спешно женюсь? — Трауш ухмыльнулся, заранее предугадав ответ.

Да, — ничуть не оскорбилась Мари, — это я. Шу, задумайся: кто не будет для тебя обузой, а напротив, станет поддержкой во всём и всегда? Кого можно назвать равной, кто не предаст и не обманет? Кто вытаскивал твою задницу из таких передряг, из каких обычно не выбираются? Кто был твоей первой женщиной, Шу?

— Она притворно вздохнула и ударила ладошкой ему по груди. — После всего произошедшего между нами ты просто обязан сделать леди меня, а не эту человечку! Я лучше её!

Раздражение брало верх над Траушем. Никогда раньше Мари не опускалась до напоминания об их отношениях, но сейчас он явственно чувствовал укор и прямое требование.

— Брось, — от ведьмы не укрылось его недовольство, — я всего лишь шучу. Но подумай над моим предложением, и ты избавишься от обузы, пошатнувшей твое величие. — Она водила пальчикам по пуговице на рубашке лорда. — О каком правителе может идти речь, когда он женат на…

— Замолчи, — разъярился Трауш, скидывая ладонь, — и перестань оспаривать мои решения.

— Как скажешь. — Мари закатила глаза цвета шоколада. — Пойду, доложу о твоем приказе.

Она шмыгнула к выходу как мышка, точно и не носила высоких каблуков. Трауш бессильно опустил голову. Бесы! За два месяца разве что последний трус не усомнился во вкусе лорда и не посчитал своим долгом оповестить того об ошибочности выбора. Какая им, в самом деле, разница, кто взойдет на престол?!

Трауш вспомнил матушку, нежную, но хваткую, начитанную красавицу, которая сводила с ума всех мужчин страны. Ей слагали песни и поэмы, ради неё бились на дуэлях. Она виртуозно играла на фортепиано, и после смерти леди Мариссы Трауш не подпускал к инструменту никого, дабы не опошлить память о матери чьей‑то несуразной игрой.

Смерть отца на поле битвы встретили с должным почтением, но по леди Вир — дэ горевали. Матушка заменила супруга в государственных делах и управляла страной без малого десять лет, за которые объединила враждующие земли и наладила множество торговых связей. Она была достойна именоваться леди Теней, равной своему мужу. Когда она погибла, отравленная ядом, рыдала вся страна.

Трауш похоронил мать и поклялся найти её убийцу, но до сих пор не преуспел в этом ни на йоту. Им были казнены десятки предателей, обезглавлены любые несогласные с правлением. Но ни разу он не почувствовал удовлетворения, червячок сомнения глубоко сидел внутри лорда, не давая его отпустить прошлое.

Ни одна женщина не превзойдёт леди Мариссу, так какая разница: рабыня или аристократка?

… Зажглись первые звезды, когда Трауш подошел к очагу выброса силы. Он и сам чувствовал магию: темную, как грозовые тучи, она липким комом засела в горле. Какой колдун посмел вторгнуться сюда, в священное для теней место?!

Храм возвышался над озером, круглым что монета. Оттого оно и называлось Круглым. Днем в чистейшей воде отражались очертания: вытянутые остроконечные башенки, витражные стекла, резкие переходы — в ночи вода была черна, и озеро казалось бездонным.

Так кто же посмел осквернить храм теневых богов?

Туманы поплыли по земле, и Трауш закрыл глаза, становясь ими, осязая вместо них. Природа вспоминала пережитое, и лорд почувствовал страх какого‑то животного, юркнувшего в кусты, когда открылся сумеречный туннель. Узнал, как взметнулись ввысь птицы, когда некто появился у храма. Как в озере отразился силуэт и распугал рыбешек.

Но остальное словно размыло водой — чернокнижник умел заметать следы. Трауш тронул врата величественного храма. Те заскрипели, распахиваясь перед лордом. Разом зажглись свечи, словно в приветствии.

Он, внимая эху собственных шагов, прошел к алтарю. Тем не пользовались десятки лет, с тех пор, когда жрецы осознали: для управления силой не нужны кровавые жертвы. Но пятна, навеки въевшиеся в камень, напоминали о свершенных обрядах. Потемневшие, давно не различимые, разве что…

Недавно здесь было совершено жертвоприношение! Некто сумел замыть запах, но не убрал все следы, и тонкая нить кровавых капель различалась даже в тусклом свете свечей. А может, маг специально не смыл кровь; он игрался с лордом Теней как с мальчишкой?

От злости свело зубы. Кто посмел воспользоваться силой храма?! И для чего человеческому колдуну, не относящему к теням, приходить сюда?!

Всю ночь Трауш размышлял на жертвоприношением и тем, связано ли оно с безумием хинэ, но так и не набрел на нужную мысль.

А следующим утром пришла короткая весточка от лекаря:

«Ваша невеста проснулась в полном здравии».

Что ж, им давно пора познакомиться.

Он приметил её на подъезде к поместью. Хрупкая фигурка восседала на подоконнике и пялилась в окно, поджав колени к груди. Как игрушечная, с распущенными волосами, одетая во что‑то странное, издали напоминающее простыню. А может, это и есть простыня — он же не сподобился купить ей одежды.

Слуги едва ли не полным составом столпились у входа, осторожно поприветствовали лорда, когда тот спешился.

— Рад видеть вас всех в добром здравии, — ответил Трауш и, стянув жилет, быстрым шагом направился наверх. Лопатками он чувствовал взгляды: испуганные, непонимающие, даже взбешенные. До сегодняшнего дня прислуга не до конца верила, что найденыш проснется — но она уела их всех.

Стучать или нет?.. А впрочем, что он мнется как мальчик в собственном доме!

Он надавил на ручку и, под тоненький скрип двери, встретился с теми синими глазами, которые, наверное, и заставили его принять самое сумасбродное решение в жизни. Девушка вскочила, вытянувшись по струнке (и точно, завернута в простыню, а подпоясана подхватом для штор), и сказала тихо, почти прошелестела:

— Вы — мой муж.

Не спросила, а констатировала факт. Трауш глянул на черную руну, оплетающую его ладонь, и улыбнулся так широко, как только мог — рот чуть не треснул.

— Почти, пока я твой жених, а по совместительству — лорд Пограничья.

— Мажордом уже сообщил мне. — Она вежливо кивнула. — Впрочем, он был немногословен и практически ничего не рассказал о причинах. Как я оказалась… здесь?

Найденыш обвела долгим взглядом залитую светом комнату.

— Что ты помнишь последним?

Она невесело хмыкнула, но смолчала.

— Значит, понимаешь, что умирала?

Кивок такой простой и незатейливый. Да, понимала.

— Но я позволил тебе жить, правда, для этого пришлось провести обряд обручения. Так уж вышло, Сиена, смирись.

— Сиена? — Внезапно в глазах девушки появилось узнавание. — Вы тот, кто… монета…

Трауш пропустил бессвязный лепет мимо ушей. Да — да, он тот самый, кто дал ей золотой. Вот такой он благородный лорд и вообще замечательный мужчина.

— Угу. Давай‑ка обговорим условия совместного проживания. Дом я тебе покажу и объясню, чем и как пользоваться, а что лучше не трогать.

— Я, может, и рабыня, но не тупая, — отрезала девушка, скрестив руки на груди.

Ха, кусачая! Поблагодарила бы для начала, а уже потом лезла в бой.

— Не важно, кто ты, главное — соблюдай мои правила. Ты будешь жить здесь и всё свободное время обучаться истории моего государства, моего рода, да и хорошим манерам тоже не помешало бы. По дому гуляй, но не вздумай касаться фортепиано. Ни — ког — да, — процедил Трауш. — Ах да, если тебе что‑то не по нраву, единственный выход разорвать нашу связь — убить тебя.

— Или тебя, — чуть слышно пробормотала она, но Трауш никак не отреагировал, давая найденышу последний шанс стать послушной девочкой.

— Не вздумай никогда мне перечить, заруби себе на носу, я не терплю пререканий. Далее. Не надейся, что между нами возникла некая особая связь, ты — официальная жена, но не более того. Потому прошу сцен ревности мне не закатывать и преданности не требовать.

Этот укол она приняла с достоинством, просто кивнув. Ну да, а с какой радости ей задумываться о преданности того, кого она видит‑то второй раз в жизни.

— Но это не значит, что ты не должна выполнять свои супружеские обязанности. — Трауш сделал шажок к ней, исключительно ради насмешки. Девчонка выдержала удар, тоже подалась вперед.

— Хочешь — бери. Немытую, голодную, едва оклемавшуюся. Я не против.

И она сбросила с себя простыню, оставаясь совершенно голой. Малоаппетитная добыча, если честно: кроме глаз, в ней не было ничегошеньки стоящего. Да любая дворняжка из рода теней утерла бы нос этой человеческой девице, худосочной и бледной.

Бесы, почему ему понадобилось её спасать?!

— Как‑нибудь потом. — Трауш подмигнул.

— Да, мой лорд. — Найденыш дернула плечом. — Раз уж мы откровенничаем, выслушай мои условия: или не обращайся со мной как с грязью, или убивай прямо сейчас, мне плевать. Хватит, я достаточно побывала половой тряпкой для таких самовлюбленных скотов, как ты. Мне не нужны твои богатства и преданность твоя не нужна, я не собираюсь идти за тобой, раскрыв рот от восхищения. Для меня ты

— тень, и я, как любой человек, считаю тебя скользким и грязным существом. Кстати, никакая я не Сиена. Меня зовут Сольд, Сольд Рене.

Она распрямила плечи, в синеве глаз блеснул лед. Ах, значит, он скользок? Трауш разъярился. Никто не смел разговаривать с правителем в подобном тоне.

Черные, как смог, туманы потянулись к запястьям Сольд, чтобы притянуть непокорную невестушку, заставить её пасть на колени. Но она смахнула их как облачко сигарного дыма. Так запросто и безмятежно, что Трауш оторопел. Он — лорд Теней, и его туманы смертоносны. Как она посмела?!

Нет, не так: как она смогла?..

А следом эта девица атаковала его своими туманами, хотя по определению не умела ими пользоваться. Тонкие нити коснулись лорда, пощекотали его, но не более. Трауш рассмеялся.

— Что ж, приятно познакомиться, Сольд, с маленьким уточнением, совсем скоро твоим вторым именем будет Вир — дэ. Заучивай.

Он вышел из мансардной комнаты, оставив невесту совсем одну. Приказал слугам принести из библиотеки книги и запереть её с ними, не кормить до вечера (пусть поучится следить за своим языком). И уехал обратно в город в самом чудесном расположении духа. Теперь‑то он понял, зачем ему понадобилась эта девчонка: их союз обещает быть жутко интересным. Он обязательно сломит её.

* * *

Всё бы ничего, да следующим же утром найденыш сбежал. По полудню в рабочий кабинет Трауша вломился конюх, серолицый как холст, и, заикаясь, сказал:

— Ваша невеста… ушла.

Он, взмыленный и потный, мчал без остановок от самого поместья, и сейчас выглядел так, будто скакал наравне с лошадью.

— Куда? — поразился лорд, отложив перо.

Конюх совсем побелел, развел трясущимися руками. Много позже он сумел совладать со срывающимся голосом и объяснить, что за ней не уследили (скорее

— и не следили вовсе, предоставив самой себе). Прислуга очухалась, когда Сольд не вышла к завтраку, а спальня пустовала, как и сад, и все помещения дома.

— Её искали! — чуть не рыдая, клялся конюх. — Но она совсем потерялась.

— Свободен. — Трауш указал в сторону двери, и конюх моментально вылетел в коридор, потому как прекрасно знал — хозяин дважды не повторяет.

Ну и что ему делать? Нестись, сломя голову, в поисках сбежавшей невесты? Далеко она не уйдет: поместье окружали поля и бурная река, через которую не перебрался бы даже отменный пловец. Позади той — леса, густые и непроходимые. А ближайшая деревушка в нескольких десятках миль, до неё так запросто не добежишь. Ну а добежит — её словят законопослушные селяне и отвезут прямиком к жениху.

Лорд допил крепкий кофе с щепоткой корицы, дописал приказ о награждении доблестных загонщиков хинэ (тварей усмирили, но потеряли треть загонщиков) и, никуда не торопясь, через сумеречный портал переместился прямиком в поместье. Молоденькая служанка, завидевшая у крыльца лорда, застыла статуей и залепетала нечто невнятное. Трауш отмахнулся. Он не собирался наказывать прислугу за то, что ему попалась своенравная человеческая женщина.

Ха, и всё‑таки, кроме легкого раздражения, зародилась в нем ещё и гордость. Ведь убежала, ведь смогла! Не смирилась, став безвольной куклой, а решила проявить характер и дала дёру. Храбрый поступок, хоть и безрассудный.

Невеста не учла, что лорд Теней почувствует свою леди где угодно.

Трауш сконцентрировался, и тонкий шлейф её туманов вырисовался отчетливой нитью. Сольд, петляя, бежала на юго — запад, вдаль от реки, ближе к городу. Лорд оседлал верного коня и погнал того по следу. Ему понадобилось не больше часа, чтобы приблизиться к ней. Кругом простиралось поле с некошеной травой. Серело небо перед ливнем. Трауш спрыгнул и зычно свистнул.

— Не прячься!

В ответ — тишина. Он сделал пять безошибочных шагов и уперся прямо в распластавшуюся невесту, возжелавшую спрятаться в высоких зарослях.

— Удобно? — Он протянул ей ладонь, и Сольд приняла ту как ни в чём не бывало. Будто бы она гуляла, а не умотала босоногая бес знает куда и не валялась на влажной от вчерашнего дождя земле.

— Вполне, — огрызнулась невеста, сверля лорда ледяным взглядом.

— Глупая, запомни, мои туманы найдут тебя везде. Даже за сотню миль, даже за тысячу. Я учую тебя, где бы ты ни пряталась.

Дважды найденыш поджала губы и, отряхнув низ несуразно аляповатого платья, явно выкраденного у кого‑то из служанок, прошествовала к коню.

— Довезешь?

— С превеликим удовольствием, — Трауш хохотнул и помог ей влезть на круп. — Держись покрепче и не пытайся скинуть меня с седла. Я гораздо сильнее тебя, Сольд.

Они ехали обратно, и его шею обжигало злющее дыхание. Невеста беззвучно ревела, утирала сопли рукавом. Но Трауш понимал: повторного побега не будет. Она уяснила, насколько короток сдерживающий её поводок.

Смешная всё‑таки девчонка. И помогает отвлечься от дурных мыслей.

 

Часть 3. Дорога домой

Глава 1

Мы выехали на закате, и за час до отъезда Дарго притащил целый ворох женского тряпья, которое кинул посреди комнаты.

— Выбирай, — милостиво разрешил, рухнув на кровать и потянувшись. — Ух, Ригги просто невероятная цыпочка, я даже подумывал остаться с ней навсегда.

Я посмотрела сначала на одежду не первой свежести, затем на довольного наемника.

— Одежду тебе тоже дала Ригги?

— Ага, очень щедрая малышка. А что, будешь кривиться?

— Не буду. — И правда, случались времена и похуже, а тут вещи как вещи, даже стираные разок — другой.

Я вытянула первое попавшееся платье и напялила его. Дарго не привыкать к моей наготе, хотя не могу не отметить, что взглядом он меня проводил сосредоточенным. Платье сидело сносно, как и белье, разве что топорщилось в груди. Наемник поднял вверх большой палец.

— Сойдет, — огласил он, поднимаясь и доставая из голенища кинжал. — Иди‑ка сюда, остался последний штришок.

Не успела я спросить, какой именно, как Дарго скрутил мои волосы в хвост, намотал их на локоть и безжалостно резанул под корень. Пряди рассыпались у ног. Мне не было их жалко — светлые и волнистые, они принадлежали не мне, но почившей Авроре. Я взлохматила неровный ежик оставшихся волос.

— Теперь всё?

— Да, госпожа, — ухмыльнулся Дарго. — Коней я нам подобрал, выезжаем, как стемнеет, мало ли, кого ещё направил Розеншал для поимки копии его драгоценной женушки.

И вот, небо залилось багрянцем, а вскоре совсем почернело. Город притворялся спящим, погасли свечи, смолкли голоса. Мы почти дошли до конюшен, но на очередном повороте, меж двух заброшенных домов, путь нам преграда высоченная тень, голову которой покрывал капюшон плаща.

— Здравствуй, брат, — тявкнула она.

— Знакомы? — Дарго оценивающе всмотрелся в темноту.

Легкий кивок.

— И с тобой, и с куколкой, которая куда лучше смотрелась голенькой, — тень загоготала, а я вспомнила рынди из давешной харчевни. Дарго тоже понял, кто перед нами.

— Тебе ещё навалять? — лениво спросил он, вытащив нож.

Тень не двинулась, а по моей спине пробежал озноб. Что‑то тут нечисто. Дарго приближался к рынди, тот покачивался из стороны в сторону и насвистывал себе под нос.

«Опасность!» — мелькнуло в голове, но я не успела открыть рта.

Двое вынырнули из пустоты, одетые в такие же плащи с капюшонами, неразличимые во тьме. Они накинулись на наемника и скрутили его как подростка, удумавшего сразиться с разбойничьей шайкой. Я рванула вбок, но кто‑то сильный прижал меня к себе, не позволяя двинуться. Пахнуло чесноком и дешевым кислым пойлом. Дарго повис между двумя существами, рынди из харчевни подошел к нему и схватил за подбородок.

— Куда делся твой пыл, мальчишка? — Удар пришелся в живот, и наемник согнулся пополам, сотрясаясь от болевого кашля.

Я дрожала в чужих объятиях, столь крепких, что не хватало воздуха. Страх молотил по вискам и бился о затылок. Что же делать?!

— Что‑то ты неразговорчив, брат! — с мнимым сочувствием сказал рынди и врезал Дарго по лицу. Хрустнуло. Носом потекла кровь. Если бы не обострившееся зрение, я бы этого не рассмотрела, но с недавних пор куда как лучше ориентировалась в темноте — ещё один плюс обручения с лордом Теней.

Дарго выплюнул что‑то в ответ, одинаковые тени, держащие его, с гоготом вывернули руки. Стон был оглушительно громким.

— Повиси пока. — Рынди похлопал Дарго по щеке и подошел ко мне, плотоядно облизнулся. — Мы так и не представились друг другу, о, прекрасная госпожа. Игор.

— Отвесил шутливый поклон и приблизился ко мне так близко, что наше дыхание соприкасалось. Вонял он тухлятиной. Шершавый язык прочертил мокрую дорожку от виска ко рту и облизал губы. Меня затошнило. Перед глазами поплыло.

— Кто он тебе? — Игор показал на распятого Дарго. — Брат, любовник? Отвечай!

— прикрикнул, не дождавшись ни слова.

— Друг, — просипела я, держась из последних сил.

— Ты хочешь, чтобы твой друг жил? — продолжил глумиться рынди. — Тогда будь доброй девочкой, ублажи нас с мальчиками.

«Мальчики» заржали так же одинаково, как смотрелись в своих хламидах. Палец Игора тронул ворот моего платья и пробежался от груди до живота.

— Тебе понравится, лапушка, — уверял Игор, когда стоящее позади существо начало рвать на спине ткань. — Ты будешь просить добавки, уж поверь.

Я мельком глянула на Дарго, который уже даже не брыкался, так и висел обмякшим кулем между двумя громадинами. Кровь из носа капала на вымощенную брусчаткой дорогу.

Платье было разорвано и стянуто, ногти царапали кожу. Я, в одном белье, мерзла от холода и страха, забравшегося в самый центр рассудка. Туманы ринулись ко мне, укутывая. Надо же, простили!

Сконцентрируйся, Сольд, расслабься и постарайся найти в ком‑нибудь канал истинной силы. Неспроста же тебя пытались обвинить в собирательстве! Будь, бес тебя подери, собирательницей!

Меня толкнули на дорогу, развели ноги. Дарго бросили, пнув напоследок, переключились на меня. Я чувствовала по коже пальцы, губы, жадные взгляды.

Ну же, соберись, девчонка, иначе тут и сдохнешь! Какая из тебя леди Теней, когда ты — пустышка?! Ты будешь лежать истерзанная в канаве и загибаться от боли, а лорд освободится от тяжкого бремени и возьмет в жены другую. Давай же, сосредоточься!

Из глаз брызнули слезы, когда одно из существ коснулось низа живота. Тогда же возник канал, слабый, почти неосязаемый, омерзительно пахнущий возбуждением. Туманы, не медля, заползли в него, высасывая.

Пальцы опустились ниже. Множество рук лапало грудь и зажимало рот, нос, шлепало по ногам, но я не кричала, вся обратившись в туманы. Глаза были плотно сжаты.

Тоненькие ниточки истинной силы сплетались в тугие плети.

Удар сердца. Второй. Третий. Туманы перетекли обратно ко мне. Резерв пульсировал от перенасыщенности.

Я распахнула веки. Первый насильник отлетел к стене, второго сшибло с ног мощным вихрем. Третьему, тому, который поделился своей магией, переломало руку, и он взвизгнул как свинья. Четвертый заскреб ногтями горло, ловя ртом воздух. Невидимая сила придавила всю шайку к земле пудовым грузом. Я поднялась очень осторожно, пошатываясь от дурноты. Встала, выпрямившись над четверкой.

Кровь троих подельников вскипала достаточно медленно, чтобы они чувствовали, как им становится сначала тепло, после жарко, а следом невыносимо горячо. Сосуды в глазах полопались, губы треснули. Кожа пузырилась волдырями. Они отползли, хватаясь пальцами за брусчатку, но бесполезно. Вскоре тройка мертвецов дымилась, сожженная изнутри.

Игор, оставленный напоследок, тихонько просил о пощаде и даже — право слово, не поможет! — молился богам. Я вновь обратилась туманами и легко шагнула в этого самодовольного рынди, стала его венами, забралась в легкие, оплела почки, стянула сердце. Туманы потянули его жизнь по капле, как березовый сок. Тело иссушалось, дряхлело. Проступили морщины и тут же сменились рытвинами. Глаза запали, волосы поседели и выпали. Вскоре передо мной лежал хрипло дышащий столетний дед. Туманы выедали его до дна, размывали что соленая вода.

— Ты прав, мы неплохо порезвились. — Я втянула носом пропахший смертью воздух, когда рынди издал последний вздох.

Остаток приобретенной магии я потратила на исцеление, и вскоре Дарго, пусть и ослабший, но поднялся и хрипло поблагодарил. Ничего не спрашивал, может, и не видел вовсе, что происходило. Что ж, так даже лучше. Я достала из сумки запасное платье, наскоро влезла в него.

— Ты не абы какая леди, — внезапно сказал наемник, потрогав сломанный нос. — Ты владычица туманов. Для меня честь странствовать с тобой.

И он преклонил предо мной колено. Я рассмеялась горько и отчужденно, без единой капли веселости. Сегодня всё получилось особенно легко, словно кража магии всегда была неотделимой частью меня.

— Идем, — поманила наемника за собой, — пока нас не застукали на месте преступления.

— Ты права. Секунду. — Дарго потер ладоши. — Дай‑ка подчистим содержимое их карманов. Трупам монеты без надобности.

Я тела не трогала, только вслушивалась в тишину и старалась не дышать носом. Наемник ощупывал одежду, хлопал по ногам, стягивал ботинки. Кроме мешочка с золотом, мы разжились зачарованным кинжалом, который Дарго пихнул за второе голенище.

На небе взгромоздилась полная луна. Мой резерв опустел и просил добавки. Какой угодно, любой, хоть самой малюсенькой…

«Нет, — отрезала я. — Позже».

Туманы кружили за мной ураганами и ползли под ногами змеями. Впервые я ощутила себя истинной повелительницей. Возможно, боги заранее знали, с кем свести высокого лорда.

Весь день мы провели в пути, силясь обогнать ветра и непогоду, и почти не разговаривали на серьезные темы, что, признаться, к лучшему. Не приходилось отвечать, обманывать или юлить. Только на привале, уже после того, как солнце взошло над горизонтом и собралось опускаться, Дарго потребовал:

— Итак, леди Теней, поведайте‑ка о вашей жизни. — Он протянул мне кусок солонины и флягу.

— Что именно поведать? — Я нервно пожала плечами. — Ты сам всё видел.

— Нет — нет — нет. — Покачал указательным пальцем. — С самого начала. Последний раз я лицезрел тебя полумертвой в доме Шата. Начинай оттуда.

— Что именно начинать? — повторила я, рассматривая жующих траву лошадей. — Меня нашел лорд Теней и почему‑то решил забрать себе. Я умирала, и тогда он соединил наши жизни рунами обручения.

— Просто так? — Дарго нахмурился.

— Видимо.

— Твой лорд поразительный чудак.

Я улыбнулась во весь рот.

— Я знаю.

И тут же поникла. Кое‑что тревожило меня уже вторые сутки. Ладно, раньше нашей связи мешал сдерживающий ошейник, но он был снят, и тогда руна на моей ладони потускнела. Туманы вились за спиной, но руна — знак нашего союза — почти стерлась.

Что‑то произошло. И если бы Трауш появился во сне хоть на мгновение, я бы допросила его. Но вместо лорда мне снились краски и звуки, цвета, ничего не значащие люди, смех и слезы. Среди мельтешения я не могла разглядеть пепельных глаз и расслышать знакомого голоса.

— Твоя очередь отвечать на вопросы. — Я отпила из фляги и чуть не закашлялась, внутри была не вода, но крепкая спиртовая настойка. — Что нас ждет в той деревне, куда тебе необходимо заехать?

— Ты о Залесье? Вообще я оттуда родом, — Дарго перехватил флягу и жадно всосался в горлышко. — Вот, на старости лет вздумалось глянуть на родню, пройтись босиком по бескрайним просторам да свистнуть молодецким посвистом.

— Ты что‑то недоговариваешь.

— Ага, — не стал спорить он, разваливаясь на нагретой солнцем траве. — Но и от тебя не требую всей искренности. Меня не волнуют ваши отношения с лордом, а тебя — мои с деревней. Договорились?

Я утвердительно мотнула подбородком.

— Кстати, — сказал наемник, уже засыпая, — спасибо, что спасла мою шкуру. Хотя я бы и сам справился.

— Ты бы так справился, что на моей совести вместо четырех мертвецов оказалось пятеро, — парировала я.

Дарго не стал спорить — засопел во сне.

Первую ночь мы провели на постоялом дворе, во вторую напросились в захудалое село, мимо которого проезжали. Третью, четвертую и пятую заночевали у дороги. И все эти дни мы не обсуждали ничего личного. Вообще. Как же меня это радовало! Я не была готова раскрываться перед кем‑то, тем более — существом из прошлого.

Трауш перестал навещать меня ночами. Руна окончательно побледнела, и я не могла разглядеть её, даже если приглядывалась до рези в глазах. Мне было страшно. Страшно и одиноко как никогда раньше.

Лишь на седьмые сутки мы прибыли к той самой деревушке. Она, огороженная высоким частоколом, сразу показалась мне диковатой.

— Ух ты! — я присвистнула. — От кого защищаются?

Мы спешились и вошли в ворота, придерживая коней под уздцы.

— Давненько я сюда не заезжал. — Дарго пососал нижнюю губу, ткнул влево. — Вроде как приличный трактир был где‑то там, уж не знаю, остался ли. Так вот, несколько лет назад здешние края выбрала лакомым местечком разбойничья свора. Они разоряли деревню за деревней, методично уничтожали всё кругом, грабили и убивали, — он говорил так бесстрастно, словно обсуждал предстоящий ужин. — Тогда‑то деревенский совет и решил создать частокол, — задумался и закончил: — Не помогло. Разбойники напали внезапно, и наши олухи — стражи не смогли ничего предпринять. Половину села сожгли, в другой измывались над женщинами и детьми. Тех, кто оказал сопротивление, вздернули, юных мальчишек увели в рабство. И всё, что осталось от деревни, — выжженные остовы.

— Что произошло с тобой? — Я глянула на ухоженные соломенные крыши домов.

— И с твоей семьей?

— Я не успел им помочь. — Наемник сплюнул, а на второй вопрос так и не ответил. Я не решилась повторять. Очевидно одно: раз он едет сюда навестить родственников — кто‑то из них жив. Захочет — расскажет позднее.

Постоялый двор мы нашли, и он был весьма недурственным: чистый и безлюдный. Коней забрал молоденький конюх, пообещав накормить их от пуза. В конюхе бурлила магия, но я одернула туманы, было сунувшиеся полакомиться ею. Хозяин двора, хитроватый плюгавенький человек, взял с нас плату как за хоромы и провел в крошечную комнатушку с видом на сарай. Полуторная кровать, стул, стол и окно

— вот и вся красота, но зато без клопов или тараканов, даже белье пахло чистотой. Дарго, осмотревшись, подытожил:

— Жить можно. Ну что, составишь мне компанию? Хочу навестить сестру.

Так, у него есть сестра — уже что‑то.

— Разумеется. — Я отряхнула низ платья от дорожной пыли (не помогло). — Как зовут сестру?

— Ильда, думаю, вы подружитесь, — сказал с полной уверенностью.

Когда‑то Дарго жил на северной окраине, куда мы и двинулись, отказавшись от обеда, предложенного хозяином.

— Дом совсем не изменился, — Дарго застыл у калитки и провел по ней пальцем.

— Разве что цвет… или такой и был?..

Во взгляде читалась боль забытья. Почти неприкрытое отчаяние — забыл родовое гнездо. Я сама испытывала нечто подобное, когда, будучи рабыней, силилась припомнить лица матери или брата.

— Пойдем внутрь? — предложила я и ласково коснулась плеча наемника.

— Да, — вмиг осипшим голосом согласился тот.

Он долго не решался сообщить о себе — занес кулак, да так и застыл на несколько секунд. Потом опомнился и трижды стукнул в дверь. Мои туманы ломились в щели, чтобы первыми забраться внутрь — как игривые щенята.

— Зайду позже, — с облегчением выдохнул Дарго после долгого ожидания. — Где же она ходит?

— Не могла вообще уехать? — предположила я, оглядывая дворик: вроде обжит, ухожен; сорняки выполоты, грядки тянутся ровными рядами. — Допустим, замуж вышла и переехала к мужу?

— Возможно. Что ж, вечером повторю попытку. Не волнуйся, Сольд, завтра продолжим путь к твоему лорду.

Я и не волновалась, точнее — волновалась совсем о другом. Один день ничего не изменит.

У постоялого двора нас отловил плюгавенький хозяин и, расшаркавшись, объявил:

— Добрые путники, уважьте нас своим присутствием на великом празднике. Боги были милостивы, подарили Залесью хороший урожай и плодородную почву. Они и к вам проявят благосклонность, коль отпразднуете с нами. К тому же, — закончил он без былой высокопарности, — наша кухарка тоже отправилась праздновать, потому мне нечем вас кормить.

— Дарго, ты иди, а я откажусь, — покачала головой, втайне мечтая о теплой постели и приятном забытье, в которое, если повезет, вторгнется Трауш.

— Нет, не откажешься. — Наемник надулся. — Мрачная леди, прекращай быть букой! Быстрее мы не приедем, даже если ты будешь целыми днями хмуро пялиться вдаль. Отвлекись на часик — другой.

Он потянул меня за собой с таким задором, что я не смогла воспротивиться.

Центральная площадь Залесья сверкала магическими фонариками. Заезжий маг огня развлекал ребятню, бросаясь разноцветными искрами. Запахи свежей выпечки и вишни, спелых яблок и поздней малины дурманили сознание, вызывали спазмы в животе. Дарго купил две кружки медовухи, передал одну мне и приказал выпить до дна.

— Наслаждайся моментом! — потребовал, чокаясь. — Сегодня особая ночь, деревенские не лягут спать до рассвета и тебе не дадут.

Пьянящая сладость опалила горло. Люди, от мала до велика, плясали под дудочку, шутили, заливисто хохотали, и наемник увлек нас в центр толпы. Даже не знаю, кого он пытался развеселить: меня или себя, переживающего о долгожданной встрече с родной сестрой. Можно сказать, мы помогали друг другу отвлечься. И вскоре даже туманы посветлели и растворились во всеобщем веселье. А я в какой- то миг поняла, что улыбаюсь, а на щеках пылает румянец.

— Нет в городах счастья, — хохотал Дарго, когда нас закружил хоровод. — Там всё уныло и размерено, а тут… Будь собой, и никто тебя не осудит!

Стемнело. Маг пускал снопы искр в небо под восклицания сельчан. Я отсчитывала огненные брызги, склонив голову на плечо наемника. Тот не двигался, но рассказывал на ухо какие‑то безумно смешные байки, которые забывались сразу же, как заканчивались. Мы досыта наелись сдобными плетенками с черникой и напились медовухой. Сельский староста поджег чучело непогоды, чтобы осень была теплая, а зима — мягкая. Оно горело, потрескивая, а народ, рассевшись вокруг него, горланил песни (непристойные, потому как все изрядно охмелели).

— Сходишь к сестре? — разрушила я очарование вечера, когда у чучела отвалилась рука.

Дарго разом потемнел, склонил голову.

— Как скажешь.

Повезло. Дверь отворилась после первого же стука, и на пороге застыла худощавая девушка с тусклым взглядом и туго затянутыми в хвост волосами. Чем‑то она напоминала Дарго, но отдаленно, наметками. Затянулась пауза, в которой я ощущала себя лишней. Будто присутствую при чем‑то крайне интимном.

— Брат! — Светловолосая кинулась в объятия и повисла на шее Дарго. — Ты живой!

— Как и ты! — Наемник расцеловал Ильду в обе щеки.

Стена между ними пала. Меня они, казалось, не замечали, а я не стремилась напомнить о своем присутствии. Первые минуты после долгой разлуки нельзя рушить, иначе драгоценная сладость смажется, превращаясь в обыденность.

— Как ты поживаешь?

— А ты?

— Ты первый!

Но не успел Дарго войти и начать свой рассказ, как в проходе показалось тонкое тельце. Ребенок, девочка, с двумя косичками, сжимающая в ручонке краюху хлеба, пучеглазая и смешливая. Она, щурясь, всматривалась в ночной сумрак.

— Мама, кто это?

Ильда опустилась на колени и, обняв малютку, представила её:

— Знакомьтесь, Лидда, моя дочурка.

Дарго неуверенно подошел к девчушке и пожал ей ладошку. Я тоже шагнула, улыбнулась хозяйкам.

— Сольд. Безумно рада познакомиться с вами.

Вскоре мы сидели за грубо стесанным столом, освещаемые пламенем огарка свечи. Вновь обретшие друг друга родственники задыхались, делясь новостями. Дарго сразу оговорился, что о рабстве вспоминать не будет, но рассказал о наемничьей жизни и о том, куда мы держим путь. Я согласно поддакивала, а в диалог не лезла — не до меня им. Сестра слушала, кивая и ахая, прижимала натруженные ладони к груди.

А мы деревню отстраивали год или два, жалко было глянуть. Ни домов, ни дворов, ни людей — одни тени, — Ильда запнулась, осознав, что для меня тени имеют другое значение. — Отца с матушкой я схоронила, покажу тебе, где именно, за могилками ухаживаю. Да вот твоего плеча все эти годы мне недоставало. Разбойники сразу увезли тебя на Острова Надежды?

Так вот, значит, когда его продали в рабство. Стоило догадаться раньше.

Дарго криво усмехнулся:

— Не будем о грустном. Я жив — здоров, не переживай о былом. Главное — мы встретились. Ильда, но где же отец твоей дочери? Мечтаю познакомиться с тем, кто украл твоё сердце!

Она свела брови на переносице, сцепила пальцы в замок.

— А ты не понимаешь? — и обратилась к Лидде: — Малышка, иди, дай взрослым поговорить.

Девочка, помотав косичками, убежала.

— Что не понимаю? — Дарго подался вперед.

— Дурья ты башка, подумай. Лидде девять, напали на нас десять лет назад. Ну, понял?..

Даже я поняла и не знала, жалеть Ильду или славить её. Она не только родила, но воспитала нежеланного ребенка, и, если судить по малютке, стала для неё настоящей любящей матерью.

А вот Дарго перекосило как от удара бичом.

— Что?! — Он вскочил. — Ты воспитываешь выродка от… от этих…

Он закончил грубо и сплюнул на дощатый пол. Ильда поджала губы.

— Дочка ни в чем не виновата.

— Виновата! В том, что зачата от твари.

— Думаю, вам лучше поговорить наедине. — С этими словами я выскользнула во Двор.

Очаровательная малышка копошилась в земле. И как в ней углядеть черты захватчика, насильника, возможно, убийцы? Разве можно обвинять ребенка в рождении? Я присела рядом и улыбнулась:

— Что строишь?

— Крепость, — серьезно ответила Лидда, пальцем протаптывая вокруг импровизированного земляного домика не то канаву, не то ров. — Чтобы защитить нас с мамой.

— А почему вас нужно защищать?

Девочка встряхнула волосами.

— Нас не жалуют — так мама говорит.

— Теперь вам нечего опасаться, мамин брат, твой дядя, вернулся, он непременно разберется со…

Договорить я не успела. Входная дверь распахнулась, ударившись о стену, и наружу вылетел взбешенный Дарго. Вслед за ним бежала заплаканная Ильда, тянущая дрожащие руки к наемнику.

— Брат! Заклинаю, не будь как все!

— Они уничтожили нашу семью, мать, отца, продали меня как собачонку, обесчестили тебя, а ты преспокойненько воспитываешь их семя?! Да ты не дура, ты хуже! Разбойничья подстилка!

Лидда тотчас вскочила и встала подле матери, загораживая её от разъяренного Дарго. В глазах наемника кипела ярость, и на миг мне показалось — он замахнется для пощечины.

— Ты не тронешь ребенка. — Я вцепилась в его локоть ногтями. — Слышишь?!

— Она — дитя ублюдка… — скрежетал тот. — Я её ненавижу…

Ильда в голос рыдала, а её дочь смотрела на нас как на врагов. Взрослая не по годам, она была готова лично огородить мать от всех напастей.

Мои туманы скользнули к наемнику и впились в него, встали перед глазами непроницаемой пеленой. Он под их воздействием успокоился, тряхнул головой. Черты лица сгладились, стиснутые кулаки разжались.

— Уходи, брат, — попросила Ильда с деланным равнодушием, — умоляю тебя, иди своей дорогой и никогда не возвращайся к нам. Позволь мне вырастить Лидду хорошим человеком.

— Прощай, сестра, — и бросил мне: — Никаких нравоучений, Сольд.

Я лишь неодобрительно цокнула.

В первом попавшемся трактире Дарго заказал какой‑то мутной бормотухи, не имеющей ничего общего с алкоголем, и жадно лакал её в полнейшем молчании. Я жевала несъедобную отбивную, напоминающую подошву, вроде бы и не вмешивалась, но туманы не отпускали наемника, легонько поглаживали его кожу, успокаивая.

— Ты того же мнения, что и Ильда? — заговорил Дарго, ударяя кружкой по столу. Хозяин трактира подбежал к нам и заменил пустую кружку на полную.

— Почему в грехах отца ты винишь несчастного ребенка? — Я уперлась щекой в кулак. — Твоей сестре нужна поддержка, её и так презирают деревенские, неужели ты — тоже?

— Не сестру, но эту… это… отродье. — Он вновь присосался к бормотухе и пил очень долго, а когда вновь заговорил, голос стал неразборчив, глаза замутились. — Дни напролет я мечтал, как… как вернусь и… обниму… мы уедем вместе… отомстил бы каждому… а теперь кому мстить?., этой вот?..

Ты пьян, Дарго, — я встала и, кинув на заляпанную столешницу монету, потянула наемника, — идем.

Не без помощи одурманивающих туманов он поднялся и шатко поплелся к постоялому двору, где заснул, едва завалился на кровать.

Праздничная ночь не замолкала, но громкий смех резал по живому. Теперь, когда я не была частью веселья, помешательство исчезло, и на душе вновь поселилась густая тревога. Одиночество проедало дыры. Не спалось. Я бродила по мокрой от росы траве, вдыхала осенний воздух, совсем мерзлый, предвещающий скорые холода. Близка северная граница Пограничья, где вечно седые горы, снежные бури и непрекращающиеся снега. С южной стороны тени соседствуют с Островами Надежды, потому там тепло, даже жарко, а почва невероятно плодородна. Там яблоневые сады и пахнет ванильной свежестью.

…Я кружусь, прикрыв веки, ноги путаются в тяжелых юбках. Повсюду яблоки: зеленые, красные, рыжеватые как само солнце. Мы приехали в сады с деловым визитом, но я пьяна от счастья.

— Ты, конечно, хорошо танцуешь, но нас ждут, Сольд.

Я сбиваюсь с ритма. Лорд стоит, привалившись к яблоневому стволу. Руки скрещены на груди, а на губах играет легкая ухмылка. Он красив, мой будущий муж, но я страшусь признаться в этом. Мы смотрим друг на друга. Пепельный взгляд ехиден как никогда. Внезапно мне не хочется ни танцевать, ни вдыхать полной грудью аромат яблок.

— Да, мой лорд, — киваю и подбираю юбки.

— Попробуй. Мой любимый сорт. — И Трауш передает мне яблоко, с виду неказистое, а на вкус… божественное…

Где ты, мой лорд?

Руна на руке исчезла. Я закусила от отчаяния губу. Что если там, за чертой, меня уже не ждут?..

Занимался рассвет, последние гуляки разбрелись по койкам. Праздник кончился, оставив после себя похмелье и дурноту. Вдруг сквозь рассветную темноту появился силуэт и поспешил ко мне. На миг мне почудилась походка Трауша, но нет.

— Сольд! — позвал Дарго. — Слава богам, я нашел тебя. Мне нужна помощь!

— Что произошло? — Я пошла к нему навстречу, но остановилась.

В руках наемник держал маленькое тело; словно тряпичная кукла, оно свешивало ручонки и ножки, болтало ими. Я пригляделась — на груди расплывалось будто бы чернильное пятно. В запах утренней прохлады примешалась соль.

— Сольд, помоги! — Дарго кинулся ко мне. — Спаси её.

— Я не целитель и уж тем более не умею оживлять мертвых.

— Она не мертва! — почти взвыл он. — Я… я не знаю… Я выкрал её и хотел убить… а она… как Ильда в юности… Боги, что я сотворил!

Я прислушалась туманами к Лидде. Жизненная сила в ней текла, но слабо, с перебоями, просачиваясь сквозь рваную дыру в грудной клетке. Ребенок погибал.

— Сольд, прошу! Ты можешь…

Я зажмурилась, давая себе секунду на раздумья, а после приказала:

— Неси в нашу комнату.

 

Глава 2

Четыре месяца назад.

Леди Марисса скончалась ровно четыре года назад.

Трауш пил виски быстро, не смакуя, но всё не мог забыться. Четыре года! А он ни то, что не наказал отравителя — не приблизился к разгадке ни на шаг. Незнание давило на грудь. Мать мертва, а её убийца здравствует. Какой из него высокий лорд, если он мечется как безусый мальчонка в тщетных попытках докопаться до истины?!

Когда стемнело, а бутылка опустела, Трауш решил съездить в тихое загородное поместье, где был по — настоящему счастлив в детстве. Здесь дышалось иначе: парным молоком и скошенной травой. По сумеречному туннелю он дошел до ворот и приказал провожатому — жрецу отправляться обратно в город. Улыбнулся, завидев в окне мансардной комнатки свет.

Самое время познакомиться с невестой поближе.

В спальне Сольд не оказалось, и Трауш, раздосадованный и взбешенный одновременно, обошел весь дом в её поисках. А нашлась она в библиотеке, где, под светом единственной свечи, увлеченно читала.

— И что же столь интересное ты изучаешь, когда тебе велено зубрить историю государства? — разозлился лорд, отбирая книгу. Глянул на обложку, ожидая увидеть название дамского или приключенческого романа, коими зачитывалась прислуга.

Хм, именно историю она и зубрила. Том второй, даже не вводный!

— Ну и как успехи? — Трауш упал в кресло напротив.

Сольд поморщилась как от удара, но смолчала.

— Твоего деда прозвали освободителем, отца — великим воителем, а тебя пока никак не прозвали, ибо вступил в права ты всего четыре года назад. До того времени страной управляла твоя матушка Марисса, которая перед ликом богов утвердила твои права на трон после её смерти, несмотря на то, что ты слишком молод для статуса лорда — и до твоего тридцатилетия властвовать должно было временное правление. Некоторые даже утверждали, что именно ты отравил Мариссу, чтобы заполучить престол, но их обвинения были беспочвенными. А сегодня годовщина её смерти. Соболезную твоей потере.

Невероятно, она читала про его род!

Алкоголь туманил разум. Траушу чудилось, что Сольд пахнет снегом. Он даже приблизился к ней, чтобы принюхаться — она напряглась.

— Молодец, послушная девочка. — Его ладонь нетвердо коснулась острой коленки. Невеста вздрогнула, и это распылило Трауша. — Ты мне кое‑что задолжала.

Он насмехался над ней, но Сольд понимающе кивнула.

— Да, мой лорд.

Её губы почти не двигались, она словно выдавила слова из себя. Трауш закинул ногу на ногу.

— Для той, которая была спасена и освобождена от рабских оков, ты слишком строптива.

— Ошибаешься. Я искренне благодарна тебе, ведь теперь я свободна от угнетения,

— в голосе звучал медовый яд. — Ты — мой будущий супруг и волен делать со мной всё, что удумаешь. Я твоя навеки.

Её правда. Он дал ей жизнь, так почему она не может дать ему наслаждение?

Сольд отложила книгу и встала, приглашая пройти в спальню, но лорд с ухмылкой помотал головой.

— Здесь.

Он ожидал хоть толики страха или непонимания, но Сольд сама подняла юбки, показала стройные ноги, не затянутые чулками. Взгляд её оставался пустым. Без тени испуга. Она не страшилась его — презирала. Того, кто сплел их жизни навеки, кто объединил судьбы.

Рука лорда проползла по коже, мягкой и теплой. Второй он притянул Сольд за талию к себе, вдохнул аромат её тела, пахнущего не снегом, но подснежниками. Встал, пошатнувшись, и зарылся носом в волосы. Почему‑то её присутствие вызывало в нем смешанные чувства: глухую ярость и непонятную жажду. Девушка застыла, свела руки по швам.

Лорд тронул поцелуем её сухие губы, она не ответила, лишь щека дрогнула.

— Мне нравится то, что ты меня не боишься, — шепнул на ушко. — Ты рабыня, которой неведом страх.

Пальцы гладили её через платье. Сольд так и стояла, не размыкая глаз. И в какой- то момент он понял: она так и останется безжизненной статуэткой. Зачем ему пользоваться той, которая совершенно безучастна? Он может заплатить любой, абсолютно любой женщине, и счастье той будет неподдельным. А с этой…

— Я умываю руки.

Трауш оттолкнул найденыша от себя. Сольд поправила складки на платье, будто это единственное, что её волновало.

— Что же тебя останавливает?

— Я пьян, но не туп. Ты не хочешь меня, а я не желаю, чтобы наша первая ночь прошла так, — и добавил с прежним ехидством: — Ночей этих у нас будет много, так что тебе придется обучиться всем тонкостям. Могу нанять тебе лучшую продажную девицу Пограничья в качестве наставницы.

Её губы изогнулись от отвращения, но Сольд согласно поклонилась.

— Как вам будет угодно, мой лорд.

Трауш пьяно расхохотался, направился к выходу, едва не задев книжный стеллаж.

Добрых снов, найденыш.

— Добрых снов, — глухо ответила она.

В его спальне кто‑то был, и лорд прекрасно понимал: кто. Мари тоже помнила о годовщине. Она пряталась у окна, укрытая в полупрозрачную штору. Лунный свет освещал тонкий силуэт золотом.

— Иди сюда, — приказал лорд хрипло, и Мари юркнула ему под плечо. Не спрашивая и не требуя, не говоря.

Он любил её так неистово, как, должно быть, никогда в жизни. Вкладывал всю боль и страсть, всё желание, весь гнев на невесту. Уже после, когда они лежали, тяжело дыша, Мари приподнялась на локте и поводила пальчиком по груди Трауша.

— Жена поменяла тебя в лучшую сторону. — Она закатила глаза от наслаждения.

— Ты всегда был превосходным любовником, но сегодня… Ах!

— Невеста, — буркнул лорд.

— Невеста с перспективами стать женой, — Мари тоскливо глянула на руну, покрывающую узором ладонь. — Что у вас с ней, Шу? Ты ведь не любишь её.

— Не люблю.

— И не хочешь так, как меня? — не спрашивала, но утверждала.

— Да.

Мари хихикнула и перекатилась на спину, раскинув руки в стороны.

— Тогда почему?! Нет, ну честно, скажи мне. Шу, я с детства рядом, я обожаю тебя, я верна тебе. А женишься ты на рабыне, к которой даже не прикасаешься. Почему?

Не объяснять же ей, что Трауш помнил историю родителей и слова отца: жену необходимо уважать. Не любить, но ценить. А насилие — не лучшее начало для долгих доверительных отношений.

Мари улизнула с рассветом. Трауш слышал, как она одевается, но не остановил. Сам он поднялся спустя час и, потягиваясь, в одном халате на голое тело, вышел в столовую. Уже в коридоре его туманы ощутили эмоции невесты: недовольство и раздражение. И к её чувствам примешались чужие, от которых лорд ощерился как дикий пес. Он, распахнув двери, застал раздражающую картинку: за столом сидели двое. Сольд, одетая в простое платье, внимательно слушала Шура, который гладил её по запястью и рассказывал нечто, от чего гоготал в голос.

— Здравствуй, брат, — Трауш бесцеремонно прервал их общение, сел рядом с невестой. Та вздрогнула, но по обыкновению не отодвинулась.

— А я вот понемногу знакомлюсь с твоей женщиной и, поверь, одобряю твой выбор. — В глазах Шура застыла издевка. — Что же ты прятал её от нас?

Лорд заметил, как сжат кулак Сольд под столом. Она дышала ровно, ничто не выражало её эмоций, но костяшки пальцев побелели. Туманы за её спиной скучковались, готовые разорвать мужчину по другую сторону стола.

— Извини, Шур, — сказал Трауш безмятежно, но ответил яростным взглядом, кричащим «Убирайся!» — Какими судьбами?

— Братец, ну, о чем ты… вчера была годовщина, ты ведь помнишь… Я встретил утром убегающую из твоей спальни Мари. — И он подмигнул лорду. Сольд сделала вид, что ничего не заметила, аккуратно освободившись от поглаживаний Шура, взяла чашку с недопитым кофе.

— Зачем ты разгуливал у моей спальни?

— Извини, так уж получилось. — Он прыснул. — Но в итоге я набрел на эту красоту и решил скрасить её завтрак.

— Благодарю вас, — выдавила Сольд и глянула на Трауша. — Дорогой, мне нездоровится. Я пойду к себе?

Тот опешил от обращения. Из её уст оно звучало без обычного ерничества и не обреченно, а по — женски нежно. Так, должно быть, обращается жена к любимому мужу. Ну и актриса!

— Да, конечно.

Она мазнула губы лорда легким поцелуем со вкусом взбитых сливок, отставила чашку, так и не притронувшись к ней, и вышла. Братья остались вдвоем.

— Уходи, живо.

— Это и мой дом тоже, — напомнил Шур, поигрывая вилкой. — Я волен оставаться здесь столько, сколько вздумаю. Может, даже пообщаюсь с Сольд поближе.

Трауш поднялся медленно, упер кулаки в стол.

— Или ты уйдешь по своей воле, или я вышвырну тебя вон.

Шур тоже встал, кинул вилку в тарелку — та грустно звякнула. Он, доставая лорду до плеча, всячески старался казаться выше, даже тянул голову.

— Уйду. Проводишь?

— С радостью.

В тишине они ступили в холл. От обоих веяло неприкрытой угрозой. Одинокая служанка, попавшаяся на пути, спешно прижалась к стене. Шур с неприязнью глянул на картину, висящую у парадной лестницы: леди Марисса, окруженная подсолнухами.

— Всё ещё не понимаю, почему мать передала власть тебе, хотя всегда любила меня. — Он отвернулся от картины.

— Она понимала, насколько ты хил и слаб. Какой из тебя правитель, ты — завистливый, глупый мальчишка.

— Посмотрим. Братец, когда Пограничье перейдет ко мне, я обещаю ублажать твою невесту всеми доступными способами. — Шур похлопал лорда по плечу и удалился, насвистывая себе под нос.

Трауш хотел остановить его, но в последний миг передумал. Да и бесы с ним!

— Если Шур заявится сюда — сообщайте мне немедленно, — приказал мажордому.

— Да, лорд, — тот часто закивал.

Надо бы извиниться перед Сольд, но в комнате её не оказалось. Трауш прошелся по спальне, совершенно лишенной индивидуальности, глянул на идеально заправленную постель, на аккуратно сложенные вещи нейтральных цветов. Во всем этом не было ни грамма души Сольд. Он выглянул в окно — его нареченная сидела в тени яблони, прислонив голову к стволу. Внезапно подумалось: как же она одинока. Она не общается с прислугой (Трауш узнал от болтливой служанки Санэ, что невеста держится особняком — хотя, думается, это обитатели дома сторонились её), у неё нет приятелей или друзей. Все дни она проводит за чтением книг. Неудивительно, что изучила историю рода Вир — дэ лучше, чем сам высокий лорд.

Он вышел в сад, к облюбованной яблоне. Невеста почувствовала его присутствие, но не шелохнулась — так и сидела с прикрытыми веками.

— Сольд, — позвал тихо. — Я извиняюсь за всё, что мог сказать тебе мой брат.

— Только за это? — хмыкнула она, и тонкие губы сложились в кривом подобии улыбки.

— Нет, не только. — Трауш, подобрав полы халата, сел рядом с ней. — Мы неправильно начали, давай попробуем познакомиться заново.

Она удивленно приоткрыла левый глаз.

— Как же?

— Я хочу показать столицу твоего государства.

Лорд ожидал отказа или хотя бы недовольства, но найденыш восприняла идею благосклонно.

— Буду готова через полчаса.

Он рассматривал её силуэт, удаляющийся к дому. Широкое платье оставляло простор для воображения, волосы струились по плечам, спина была идеально ровна. Трауш вспомнил, как она держалась за столом. Эта бывшая рабыня обучена хорошим манерам.

Нет, не бывшая рабыня. Будущая жена. Если он намерен остаток жизни провести с ней, то должен научиться уважению. Пусть даже Сольд пока не уважает его.

Через сумеречный туннель они перебрались в Ре — ре, столицу Пограничья. Во время недолгого перехода под руководством провожатого — жреца Трауш с опаской посматривал на Сольд, потому как знал: не каждый иноземец способен выдержать прикосновения сумрака. Но она двигалась на удивление уверенно, разве что иногда останавливалась и вслушивалась в шорохи, в голоса умерших, но не упокоенных теней.

Город, укутанный в вечный смог, окружали горы. Трауш не задумывался, куда вести невесту — просто шел, а она, взяв его под руку, как положено по этикету, шагала рядом и ни о чем не спрашивала. За ними следили сотни глаз, и Сольд, без сомнения, ощущала на себе всю неприязнь. Она была не просто чужачкой, но чужачкой нежеланной. Нареченная лорда понимала это, но покорно принимала свою участь.

— Всё, что ты видишь, принадлежит тебе, — заговорил Трауш, осматривая серые стены домов, псов с поджатыми хвостами, вечно седые небеса над головой. — Как бы тебе ни хотелось отречься от своего статуса, он закреплен за тобой навеки. Пойми, в наших краях леди Теней во всём равна лорду, ты — моё продолжение. Если я умру или буду не в состоянии управлять государством, бремя правления перейдет тебе.

Сольд глянула на ладонь, скрытую тугой перчаткой. Они остановились в середине моста, раскинувшегося через безмятежную реку. Воды сковала тончайшая корка льда.

— И всё из‑за какой‑то руны? — с печалью промолвила Сольд.

— Нет, из‑за связи, скрепленной магией и богами. Если бы теневая сила не укоренилась в тебе, если бы кто‑то сверху отверг мой выбор — ты бы погибла. Но я доверился чутью, и теперь твоя судьба такова.

— Я буду плохой леди, — предрекла она, опираясь на бортик. — Я всё испорчу. Эта Мари… Твой брат рассказал мне о вашей связи, кажется, ты прогадал, не предложив замужество ей.

Да что же они заладили! Кому, если не ему, решать?!

— Перестань. — Трауш понизил голос до змеиного шипения. — Вопрос давно закрыт. Тебя не должны волновать мои отношения с Мари, уяснила?

— Да, — Сольд понимающе кивнула и как зачарованная вгляделась в даль, покрытую сизым туманом. — Ре — ре — красивый город, мрачный, но привлекательный. Спасибо, что показал мне его.

— Это лишь малая часть.

Они прогулялись по центральным улочкам и завернули на базар, где Сольд, как маленькая, перебирала в пальцах украшения из хрусталя. Она хваталась за безделушки столь жадно и откладывала с таким огорчением, что Трауш напомнил ей на самое ухо:

— Не забывай, ты можешь купить абсолютно всё.

И тогда Сольд посмотрела на него, но без прежнего ехидства или недоверия. Глянула чистой синевой глаз, чуть приоткрыв рот. Беззащитный ребенок, не иначе. Ребенок, живший под гнетом, но наконец‑то получивший свободу.

Она и купила. Казну государства, конечно, не опустошила, но одна конкретная торговка внезапно перестала считать невесту лорда омерзительной чудачкой и провожала ту, часто махая рукой и желая всего самого доброго.

Отобедали они в любимом ресторанчике Трауша, где Сольд жмурилась, поедая стейк из щуки под цитрусовым соусом — коронное блюдо местного шеф — повара.

— Как же вкусно! — бормотала она, отпивая яблочного вина, рыжеватого что сам янтарь.

— Как‑нибудь я покажу тебе наши яблоневые сады, гордость всего Пограничья. Возможно, именно благодаря виноделию нас ещё не уничтожили люди, — смеялся Трауш, рассматривая нареченную.

А она смущалась и теребила браслет на запястье.

Они возвращались обратно в повозке, а не через сумеречный туннель, чтобы Сольд рассмотрела извилистую дорогу, ведущую к загородному поместью. И заснула она, склонив голову на плечо Трауша, если не как невеста, то как подруга или сестра.

И тогда он понял, что боги — проказники знали что‑то сверх, когда сводили их вместе.

Ну а следующим утром Сольд робко постучалась в кабинет лорда и, махнув туго заплетенной косой, сказала:

— Что ж, научи меня быть вашей леди.

И в маленьких ушах её блеснули сережки, украшенные хрустальными каплями.

Беловолосый мертвец улыбался перерезанным горлом. Голова его свешивалась с края алтаря, на лбу был выжжен трилистник. Трауш всмотрелся в идеально очерченную рану, сквозь которую проступала рассеченная гортань — резали чем‑то настолько острым, что мышцы вспороли как пергамент.

— Рынди, — с удивлением отметила Мари. — Как он тут оказался?

Храм богов вновь осквернили, и на сей раз темный маг даже не прятал следов.

— Думаю, сюда его привели незадолго до смерти, — заметил Вернон, хранитель покоя, который и сообщил лорду о происшествии. Он был в меру полон, в меру лыс, в меру привлекателен — в общем, та самая золотая серединка, в которой нет ничего примечательного. — Убийство произошло прямо на алтаре. — Ткнул тростью в кровавые пятна, расползшиеся по камню. — Что‑то мне подсказывает, что волю этого бедолаги затуманили внешним воздействием. Руки — ноги не связаны, побоев тоже не обнаружено; но не добровольно же он решил погибнуть? Тем более памятуя о том, сколь яростно народ рынди не терпит нас, теней.

— Личные вещи? — уточнил Трауш, опускаясь на согнутые ноги и изучая тело снизу.

— Увы, карманы пусты, нет ни соринки. Мои эксперты проведут вскрытие, но сомневаюсь, что в его желудке обнаружится что‑то, кроме вчерашнего обеда. — Вернон почесал в затылке. — Что касается клейма на лбу, я несколько недоумеваю о природе его происхождения. Амулет в форме трилистника носят загонщики хинэ, но как иноземец относится к ним?

— В прошлый раз хинэ обезумели как раз после жертвоприношения в стенах храма.

— Хинэ не подчиняются кому‑либо, кроме теней, — оспорил хранитель покоя. — Исключено. Их всплеск безумия — совпадение либо реакция на темную магию.

Мари, которая осматривала храм с помощью истинных сил, вставила:

— Возможно, маг подразумевал какой‑то свой знак. Так сказать, подпись.

— Вероятно, что так. — Хранитель покоя провел по ожогу ногтем. — Высокий лорд, вы же понимаете, сколь недопустимо осквернение святыни людскими магами?

— Без вас знаю, Вернон.

А самое неприятное, что святыня была осквернена как минимум дважды, и первое тело до сих пор не отыскали. Но где оно могло находиться, если перед храмом Круглое озеро, а за ним стелется долина? Неужели маг унес жертву с собой?

Озеро?! Бесы! Насколько же он слеп и туп, раз не додумался сразу осмотреть то. Никак женитьба совсем ослепила лорда, превратив из рассудительного мужчины в полнейшего олуха. Трауш зарычал сквозь стиснутые зубы.

— Прикажите стражам прочесать озеро. Где‑то должно быть первое тело, цепочка кровавых капель прерывалась у храма.

— Мы трижды обплыли его, — флегматично уверил хранитель покоя.

— Так обплывите ещё раз! И поставьте стражу в храм, двух, нет, трех воинов. Лучших!

— Разумеется, высокий лорд.

— Мари, — обратился Трауш к ведьме, рассматривающей убитого рынди так, будто тот был занятной вещицей, — помоги Вернону в поисках первого тела и обдумай, как появилось второе. Обойди здесь всё. Я не потерплю нарушения всех обычаев Пограничья. Кто бы ни был этот темный маг, он поплатится за свою дерзость!

Мари согласно промычала.

— Мне нужна любая информация, — сказал Трауш, выходя на воздух. — Любая мелочь.

— Будет, — в голос ответили Мари и хранитель покоя.

На душе поселилась тревога, и из неё сочился гной. А что‑то очень важное, что никак не могло вспомниться, засело в голове колкой занозой. Что бы ни говорил Вернон: хинэ и происходящее связаны. Понять бы, как именно!

… Тело достали со дна на вторые сутки тщательных поисков. Сгнившее и вздутое, в нем слабо различались хоть чьи‑то черты. Одно можно было сказать наверняка: убитым был подданный Пограничья, что означало: охотились не на конкретную расу.

 

Глава 3

Девочка лежала поверх покрывала, и кровь расползалась по её платью безвкусным пятном. Дарго крутился в дверях, тяжело дыша, а я раздевала мертвецки холодную Лидду. В голове роились мысли: что делать, с чего начать, как быть. Ясно одно, не обойтись без заклинаний, но резерв пуст.

— Веди сюда конюха, — рявкнула на суетящегося Дарго.

Тот не спрашивал — убежал, а спустя минуту или две втащил запинающегося парня.

— Я не… не воровал… буквально разок… — заикался тот.

Наемник бросил его к моим ногам. Я как раз окончила промокать рану.

— Если будешь вести себя тихо — получишь золотой.

Конюх понимающе заткнулся, и я впилась в него лезвиями — туманами, бесстыдно ощупывая. Итак, он маг — недоучка, обучения не проходил, дарованной ему силой управлять не умеет. Теперь бы научиться питаться, не высасывая до дна.

Капелька за капелькой, по глоточку, я тянула магический запас конюха в себя. Он побледнел и осунулся, но не сдвинулся, да и не смог бы — Дарго крепко держал мальчишку за воротник.

Резерв требовал ещё, но я оборвал канал на половине. Туманы в надежде на добавку потянулись к парню — нет, прекратите! Придавив рукой грудь девочки, я направила всю приобретенную магию в неё. Пустила в края раны, сращивая те. Кровь, бьющая фонтаном, остановилась. Краткая секунда передышки. Не успела я выдохнуть, как кровь хлынула изо рта. Лидда, выгнувшись, захрипела. Конюх завопил.

— Держи его! — прорычала я.

Туманы запустили пальцы в остаток резерва. Ещё. Ещё! Нет, не выпивайте всё, хватит!

Второй поток направила в порванное легкое. То трепыхалось под касаниями, но заживало. Нам потребовалось мучительных полчаса, чтобы рана исчезла, оставив о себе в напоминание грубый рубец. Дыхание Лидды выровнялось, жизненная нить восстановилась. Я обессиленно привалилась к стене и наощупь достала из поясной сумки монету.

— Держи. Советую записаться в столичную академию чародейства и знахарств.

— 3–зачем? — Мальчишка спрятал золотой, попятился.

— Ты маг и довольно сильный, не растрачивай свой талант попусту. — Рукавом смахнула испарину со лба. — Дарго, уж не знаю, как ты объяснишься перед сестрой, но её дочь будет жить. Возможно, у неё даже разовьются особые способности: на грани между жизнью и смертью такое случается, уж поверь мне. А пока ей нужен покой и обильное питье.

Дарго, пролепетав слова благодарности, унес ребенка. Конюх шмыгнул следом. Я без брезгливости глянула на заляпанные простыни. Плевать, для сна сгодятся. Не раздеваясь, бухнулась в постель и крепко задремала. Без сновидений.

Наемник разбудил меня после полудня и тусклым голосом попросил собираться.

— Как Ильда? — спросила я, сонно потягиваясь.

В глаза словно насыпали песка. Всё тело ломило. Поспать бы ещё часик или два.

— Я поклялся никогда больше не появляться здесь, а она — простить меня… со временем. Пожалуйста, поехали скорее к твоему лорду.

— Поехали, — обреченно согласилась я, вставая. — Не кори себя. Ты поступил правильно… — Он глянул на меня с сомнением, и я окончила: — … когда принес девочку ко мне.

— Иначе бы я сам себя проклял. Спасибо, что помогла.

— А для чего ещё нужны друзья? — Обветренных губ коснулась улыбка. Как я говорила ранее: нельзя давать долговременные клятвы. Когда‑то пообещав сделать для Дарго всё возможное, я выстроила порочный круг, из которого мы не можем выйти, потому вынуждены постоянно спасать друг друга.

Мы ехали к границе, подгоняемые ледяной бурей. Дарго впервые разоткровенничался: он вспомнил детство и то нападение, сестру, родителей, годы, проведенные в рабстве. И встречу со мной.

— В тебе был стержень, что ль. — Дарго несся вперед, словно стремясь обогнать время, и голос его доносился до меня порывами ветра. — Вроде напуганная, сжавшаяся, а в глазах — пламя. Я тогда уже не первый рабовладельческий дом сменил, даже успел на боях побывать и могу сказать с уверенностью, таких, как ты, мало. Потому, когда ты решила бежать, я понял — помогу.

Я провела в доме Шата два с небольшим года. Меня никто не покупал, но иногда брали в так называемую аренду. Пользовались в самых разных целях и возвращали как поношенную тряпку. И вот, в очередной раз упав на вонючую лежанку у стены — мою личную лежанку, — я разучилась думать, дышать, существовать. Всю меня заполнила единственная мысль, такая живая и настоящая, такая сладкая: бежать.

И я подчинилась ей, начала копаться в скромных пожитках, стремясь отыскать что- нибудь, способное пригодиться, но была остановлена светловолосым человеком, занимающим второй ярус лежанки. Дарго. Он ни с кем не знался и держался обособленно от остальных рабов, считался дикарем.

— Тебя забьют, дурная, — шепотом предупредил он, хоть и не знал о моем плане, и обхватил за тонкий рукав прорванного очередным «нанимателем» платья. Запястья саднило от веревок.

— Пускай! — Я вырвалась.

Рабы спали, и на нашу возню никто не обратил внимания: в бараках случались и стычки, и изнасилования, и даже забои насмерть (правда, после этого выживший раб тоже принимал смерть, потому как никто не может сломать хозяйскую вещь, кроме самого хозяина).

— Я тебе помогу. — Он склонился ко мне. — Дай мне два дня, договорились?

Я ему не поверила, но рухнула обратно и залилась горькими слезами. Мне было гадко и дурно, и так страшно, будто я уже убежала…

«Два дня, а потом я уйду с его помощью или без», — решилась в ту ночь.

Дарго не соврал и на третье утро приказал быть готовой. От счастья у меня всё валилось из рук, целый день я ожидала знака. А поздним вечером, уже готовясь ко сну, когда надежды рухнули, и я почувствовала себя обманутой, объявился мой нежданный спаситель:

— По сигналу — беги. На, откроешь входную дверь.

В мою ладонь лег холодный металл ключа.

— Если я спасусь, то обязательно вытащу тебя отсюда, — горячо заверила я. — И вообще, сделаю для тебя всё! Клянусь!

— Ха, спасись для начала.

А дальше всё завертелось как волчок. Крик Дарго:

— Он не дышит! Эй, вы, говнюки! Ваш товар дохнет!

Чьи‑то вопли, паника, набежавшая стража, и я, невесть как умудрившаяся выскочить наружу. Поразительно, как меня никто не заметил и не поймал. Я бежала, бежала, потом шла, ползла, задыхаясь и теряя ориентацию в пространстве. Отбитые ноги кровоточили, дыхание застряло посреди глотки.

Чудом я выбежала из столицы. Дни смылись в пятно, голодное и болевое. Я питалась травой, пила воду из затхлых водоемов, затерянных в пожухлых лесах Островов. А когда набрела на ту лачугу, перестала сопротивляться. Просто лежала на полу час, два, три и целую бесконечность, пока не появился Трауш. Его имени тогда я не знала, как и того, какую роль сыграет наша встреча.

Меня поймали в тот же день. Как выяснила позднее, на Трауша напали разбойники, и градоправитель Островов выслал своих людей для обыска местности. Они нашли меня и, позорно проведя нагой по столице, отдали в дом Шата, где побои смешались в кровавое пятно перед глазами.

Но после я очнулась в мансардной комнате поместья лорда, сменив одно заточение на другое. Многое изменилось с той весны. И вот сейчас мы приближались к Пограничью, а произошедшее всего‑то полгода назад казалось ночным кошмаром.

— Что именно ты тогда сделал? — спросила я.

— А, втихаря прикончил одного драгоценного раба из числа экзотов, стража переполошилась, началась возня, — запросто ответил наемник так, будто убить кого‑то в рабовладельческом доме было сущим пустяком. — Но, в самом деле, тебе повезло уйти незамеченной. Но гораздо больше повезло встретить своего лорда.

Да уж, это не назвать ничем иным, если не божественным даром.

К ужину мы спешились и разложили карту, выстраивая маршрут. Дарго скреб ногтем заросший подбородок, я рассматривала отметины — города и думала, как мало они значат на карте, и как долог путь от одной точки до другой. Жаль, что лишь немногие маги способны овладеть искусством создания портала, комкающего реальность. Все остальные вынуждены проводить недели в пути. У теней за портал, именуемый сумеречным туннелем, отвечают жрецы. Достаточно обратиться к ним, и меня проведут по сумраку прямо в поместье Трауша.

— Ну что, — Дарго ткнул в точку, где мы предположительно находились, — ехать дней пять, это хорошая новость. А плохая заключается в том, что крупные селения кончаются. Сегодня мы переночуем тут, — указал на маленькое пятнышко посреди лесов, — а остальные дни, по всей видимости, будем довольствоваться лежаками из еловых веток.

— Почему бы не заехать сюда?

Ровно в середине отрезка от нас до границы была приметная отметина с названием Крово — зори. Туда примерно два дня пути, оттуда — тоже; отличное местечко, чтобы накормить лошадей, пополнить запас провизии и отдохнуть перед последним броском.

— Не, предпочитаю быть сожранным волками, а не людьми. — И в ответ на мой недоуменный взгляд заговорил: — Там обитают бешеные сектантки, и представь, кому они поклоняются? Теням! — Дарго закатил глаза. — Я с самого детства усвоил, что туда лучше не соваться.

Ну, теням — это не страшно. Может, даже хорошо. Впрочем, Дарго лучше знает здешние края — если он сомневается, стоит ли там останавливаться, я перечить ему не стану.

Но тут он продолжил:

— Эти безумные бабы с трилистником на шее с виду приличные, иногда заезжали к нам для торговли. Но слухи ходили об их общине самые дурные.

— Трилистник? — уловила я нечто бескрайне важное.

— Ну да, их отличительный знак — амулет — трилистник. А что?

— Да так… — Я на миг задумалась. — Мы остановимся в Крово — зорях.

— Нет.

Они пускают путников?

— Да, у них даже постоялый двор есть, — с неохотой признался Дарго. — Но Сольд, услышь меня…

— Тогда едем. Слушай, ну не съедят же они нас живьем? Сам говоришь, женщины. А мне очень надо туда попасть и кое‑что разузнать.

Дарго посмотрел на меня очень серьезно и сказал без доли иронии:

— Может, и не съедят, но подвесят за ноги да шкуру сдерут в святой вере на благосклонность теневого лорда. Он у тебя как к шкурам относится?

Докатились! Трусости от своего то ли друга, то ли хорошего приятеля я никак не ожидала, всё же многое прошли и увидели, чтобы так запросто нырять в кусты. Ан нет, он действительно не допускал даже мысли заночевать в Крово — зорях.

— Изредка спускает сам, — гаденько подмигнула я. — Дарго, я гарантирую тебе как будущая леди Теней, что нас никто не тронет, не съест и не подвесит за ноги. — Встала и приложила ладонь к груди как при отдаче клятвы.

— Дались мне твои гарантии, — плюнул он, скатывая карту.

— И удвою вознаграждение.

Если честно, как наемник он мне без надобности — обойдусь туманами. Но в качестве компаньона и хоть какого‑то общения Дарго был незаменим. Сама бы я сошла с ума от незнания и одиночества.

Жадный блеск тут же заполнил зеленые глаза наемника.

— А ты умеешь убеждать, леди, так уж и быть, уговорила, остановимся там. Но спать я буду с кинжалом в зубах.

— Да хоть с ятаганом спи, только поскорее поехали.

Я радостно хлопнула в ладоши, а Дарго хмыкнул и глянул как‑то искоса с эмоцией, не совсем понятной мне. Не то одобрение, не то заинтересованность, да только какого рода?

— И ещё, — сказала, когда мы вновь оседлали лошадей, — предлагаю разделиться. Раз уж культ женский, может, одинокой путнице они расскажут больше, чем той, что ездит с сомнительного вида наемником. Или наоборот, очаровательный мужчина выведает чуть больше, чем женщина.

Дарго цокнул.

— Ты режешь меня по живому.

— А ты грабишь казну Пограничья, так что мы — квиты.

Наемник спорил и дальше, но скорее ради приличия. Мы пустились вскачь, следуя за ароматом тайны, которую я была обязана разгадать.

К вечеру третьего дня мы прибыли в Крово — зори. И уже на подъезде я поняла, о чем говорил наемник. Пахло недавней смертью, да так явно, что меня едва не вывернуло. Словно нити приторной сладости вмешались в запах травы, леса, осени…

Я тряхнула головой, отгоняя дурное предчувствие. Скорее всего, всё дело в близости к топям, а прочее мне почудилось. Легко напугать того, кто не прочь испугаться.

Мы с Дарго распрощались за час до села, и его фигура давно затерялась за линией горизонта. Он прибудет позже под видом странствующего историка. Я подробно рассказала о жертвоприношениях в храме Теней и о клейме на лбу убитых. Наемник пообещал выведать всё возможное.

— Капелька природного шарма, — важно вздернув подбородок, уверял он, — и эти сектантки забудут обо всём, кроме меня.

Надеюсь на то. Ну, или они отвлекутся на его хвастливую персону, а остальное выведаю я сама.

Лошадь опасливо заржала, но я сжала ногами бока, и она недовольно, водя мордой, поплелась к воротам.

Сельская община была чистенькой, ухоженной и самой обычной. Кудахтали куры, носились тощие собаки, на одном из заборов умывалась полосатая кошка. И постоялый двор здесь имелся, тоже вполне приличный, а главное — недорогой. Заправляла всем добротная женщина, румяная и горластая. Она и приветила одинокую путницу, и воду нагрела для помывки, и вообще всячески обхаживала. Неудивительно, двор не пользовался популярностью, потому других гостей не предвещалось. В итоге хозяйка пригласила меня в прилегающий ко двору трактир, где наготовила желтоглазую яичницу, тушеное в овощах мясо, намасленные блины и прочую вкусноту.

Объевшись так, что воротило от одной мысли о еде, я развалилась на лавке, вглядываясь в безлюдные сумерки за оконцем. Когда же приедет Дарго?

Светила луна, налитая золотом, точно свежеотчеканенная монета. Такая луна бывала только в Пограничье. Я как под чарами вышла из трактира и встала под её лучи. Улочки были пусты, в домах гасли неяркие лучины. Крово — зори погружались в сон. Если бы не воняло сладостью, прямо как в имении господина Розеншаля, — ничто не предвещало бы беды.

Туманы рвались к Пограничью, к горам, надменно возвышающимся над страной, к пахучим яблоневым садам и звали с собой меня. Потерпите, маленькие, две трети пути пройдено. Граница близка.

Вернувшись в трактир, я бесцельно осматривалась. Идти в кровать не хотелось, потому я разглядывала рисунки, украшающие стены. И среди цветов, полей и батальных сцен увидела… лорда Пограничья.

Нет, конечно, художник изобразил не Трауша — но кого‑то, похожего на него. Высокий лорд, полководец. Вершитель теневых судеб. И на его шее сиял трилистник. Я прикоснулась к мужественному лицу кончиками пальцев. Будто бы рисунок из таверны мог передать всю нехватку моего суженого, строгого и временами жесткого, а иногда податливого и улыбчивого.

Я скоро приеду, — пообещала самой себе.

— Это вряд ли, — раздалось за спиной унылое.

У двери, ведущей на кухоньку, обнаружились хозяйка двора и низкорослая блондинка, невзрачная что полевая мышь. Они обе изучали меня, но беззлобно, скорее с любопытством.

— Граница закрыта, — на незаданный вопрос ответила блондинка. — Я — Эма.

— Сиена, — солгала я. Теневое государство близко, и у всех на слуху имя будущей жены правителя. Мало ли, дамы приметят во мне главную конкурентку и решат быстренько превратить лорда во вдовца. — Что с границами?

— Людей туда не пускают уже как третью неделю. — Хозяйка издала протяжный вздох.

— Как и любые расы, за исключением теней, — поддакнула Эма, выпучивая и без того круглые глаза. — Всех разворачивают и отправляют восвояси, а недовольным ещё и членовредительством грозят.

Что?! Беспокойство сковало сердце, паучьей сетью опутало органы. Не может быть, почему въезд перекрыли? Что произошло?!

— Что произошло? — повторила я вслух, чувствуя, как слабеют ноги.

Женщины заговорили наперебой, но ничего толкового не поведали. Всем по эту сторону было невдомёк, что творится за горами. Зато мою бледность они поняли по — своему:

— Вам очень нужно туда?

— Да нет, не особо, — промямлила одеревеневшими губами. — Хотела обосноваться в Ре — ре. Говорят, благодатные края для… швеи. — Я охнула от мнимой досады не стать рукодельницей в Пограничье. — Ладно, попробую пробиться, а нет — как будет угодно богам.

Ну, уж без пяти минут леди пограничники впустят. Меня пугало не это, а обстановка. Трауш никогда не считал иные расы грязными или недостойными. Наоборот он стремился разбавить тени иноземцами, да и вообще — если бы он был нетерпим к людям, неужели бы стал меня спасать?..

Что‑то неладно. Мне срочно нужно туда, к нему! Чуть не рванула из трактира, но остановила себя. Сначала нужно разобраться с тем, за чем приехала в Крово — зори. Жертвоприношения давно тревожили лорда, и если я разгадаю их мотивы, то докажу, что достойна именоваться леди Теней.

— Ой, какой красивый знак. — Я будто невзначай присмотрелась к талисману на шее лорда. — Что он означает?

— А, какой‑то амулет. Эта картинка тут целую вечность висит, покуда ж нам знать, что подразумевал её автор? Намалевал, да и продал сюда за медянку, а нам всё красивше, чем голые стены. — Безразлично махнула рукой Эма, хотя я видела: ей известно гораздо больше.

Но, разумеется, не скажет абы кому.

— Ясно. — Оторвала взгляд от рисунка. — Ну а лавки у вас имеются, продуктовые или оружейные?

Завтра же начну осмотр, а нет людей более болтливых, чем торговцы. Те в надежде удержать покупателя готовы поделиться всеми сплетнями на свете.

— Имеются, но особого выбора не ждите, — подтвердила хозяйка грубым басом. — У нас, знаете, община неприметная. За счет редких путешественников и выживаем. Попрошу лавочниц открыться с рассветом, не терять же покупателя. Когда вы планируете выехать?

— Около полудня, но, может, задержусь, если не прогоните. — Я широко зевнула.

— Благодарю за ужин и то, что приняли на постой.

Женщины пожелали самых светлых снов и явно расслабились, не усмотрев во мне ничего, кроме кошеля, набитого монетами.

В спаленке размером с чулан я прислушивалась к каждому шороху. Где же заплутал Дарго? По моим подсчётам, он уже должен въехать в Крово — зори.

Он заявился с первыми каплями дождя и поднял на уши весь постоялый двор. Я слышала зычный смех и громкий голос — наемник был весел настолько, что несло неприкрытой фальшью. А дальше смех и голос переместился в соседнюю комнату, правда, к ним добавился женский писк. Вот молодец! Недавно трусил ехать к полоумным сектанткам, а уже подцепил очередную девицу. Да и кого? Кроме Эмы и хозяйки, на постоялом дворе не водилось ни единой живой души.

Болтовню сменила тишина, после — частые стоны. И вновь тишина. Я прижалась ухом к стене. Неужели они закончили любовные игрища и засопели, обняв друг дружку?

Взлохматила волосы — будто только что проснулась — и вышла из комнаты. Прошлепала босиком по полу. Постучалась в соседнюю дверь. И ещё раз.

Дверь приоткрылась, в проем высунулась пучеглазая Эма.

— Да? — настороженно спросила она.

— Ой, вы тут? — Я изобразила недоумение. — Хотела попросить соседа заниматься своими делами тише. Спать мешает.

Эма прижала ко рту ладошку, сдавленно хихикнула.

— Извините, просто мы заигрались и забылись. Отдыхайте, я обещаю впредь быть тише.

И всё бы хорошо, да её выдавал взгляд, напряженный и недоверчивый. Лично виновник не вышел — тоже подозрительно. Мне оставалось лишь кивнуть и удалиться к себе, чтобы продолжить вслушиваться в мертвецкую тишину за стеной.

Итак, Дарго вляпался. Опять. Судьба заставляет нас постоянно возвращать друг другу долги. Этот замкнутый круг не разорвать ничем.

До утра я не сомкнула глаз, да спать и не хотелось. Тревога, осевшая внизу живота, поднималась всё выше. Пограничье закрыто. Не впускают никакие расы, разворачивают с угрозами, руша дипломатические отношения, выстраиваемые десятилетиями. Почему? Связано ли это со мной? Что с лордом? Уж не решил ли он таким образом прогнать ставшую ненужной невесту? Нашел способ разорвать нашу связь, стереть руну, и…

Мне вспомнились ласковые поглаживания и голос, просящий поскорее возвращаться. И наш последний разговор перед моим отъездом, окончившийся ссорой. Быть может, лорд устал меня ждать. И тогда я навсегда изгнана из Пограничья. Что, если так? Куда мне ехать?

Нет, Трауш не мог так поступить. Он обещал ждать.

Когда неторопливое осеннее солнце осветило округу, я спустилась в трактир, где хозяйка вовсю подметала пол, скорее разнося пыль из угла в угол, чем избавляясь от неё.

— Ну, как спалось на новом месте? — по — приятельски вопросила она, выкладывая в мою тарелку омлет.

— Да так, — я поморщила нос, — кто‑то заселился в соседнюю комнату и прервал мой сон своими любовными забавами. Где же он? Пока я мучилась бессонницей, он нагло дрых и небось дрыхнет до сих пор?

— Нет, — с каменным лицом ответила хозяйка, — напротив, тот постоялец уехал с рассветом.

Иными словами, всё плохо, и с Дарго явно приключилась беда.

— Итак, где мне запастись провизией? — наскоро позавтракав и отказавшись от ежевичного морса, спросила я.

— Сверните от нашего двора направо и идите до вывески. Там обжорная лавка будет. А по правую руку — зелья всякие, невесть какие, но в дорогие сгодятся. Напомните, когда вы отъезжаете? — вновь поинтересовалась она, убирая со стола посуду.

— Пока не решила. — Я обтерла губы салфеткой. — Думаю, день — два пересижу у вас перед последним рывком.

На лице отразилось недовольство, но вслух хозяйка, напротив, порадовалась и пообещала приготовить на обед что‑нибудь вкусненькое.

Община суетилась в ранний час: сновали женщины, гонялась детвора. Со мной приветливо здоровались и улыбались, кто‑то даже спрашивал, как путнице в Крово- зорях. Ничто не выдавало в них почитательниц теней, если бы не амулеты с трилистником на шеях. Отсутствие мужчин тоже не сильно замечалось — женщины прекрасно справлялись со всей мужской работы. Правда, непривычно было видеть бьющихся на палках — мечах не мальчуганов, а короткостриженых девчонок.

Ассортимент лавок не отличался разнообразием, но вяленая говядина, такая незаменимая в долгом путешествии, здесь имелась, как и корм для лошадей, и восстанавливающие снадобья, и крупа. Торговки искренне обрадовались щедрой покупательнице, и распрощались мы, полностью довольные друг другом. Но пообщаться ни с одной из них не удалось — женщины были милы ровно до того момента, пока не приходилось отвечать на вопросы.

И всё же нашлось местечко, куда меня не пустили приветливые общинницы. Храм стоял на пригорке и смотрел на Крово — зори витражными стеклами — дорогое украшение для маленькой деревеньки, наверняка во всем себе отказывали, копя на него. Разноцветные стеклышки блестели на свету, так и манили рассмотреть их поближе. Я порывалась переступить порожек, но дорогу мне преградила настоятельница в бесформенной хламиде темно — серого цвета.

— Простите, внутрь нельзя. — В её бесцветных глазах застыло смирение.

— Мне бы только посмотреть. — Я, встав на цыпочки, попыталась глянуть на внутреннее убранство, но настоятельница прикрыла двустворчатые двери за собой.

— Обещаю ничего не трогать. Так любопытно, я ведь тоже неравнодушна к теням.

— К сожалению, запрещено. — Она скрестила руки под грудью.

Я со вздохом неподдельного огорчения, дважды обернувшись в надежде, что настоятельница сменит гнев на милость, спустилась с храмового крыльца. На обратном пути к постоялому двору заглянула в конюшни, погладила по холке свою лошадь, накормила её сахарком, прикупленным в лавке. Гнедая кобылка Дарго безмятежно пощипывала сено. Наемник, без сомнения, где‑то недалеко. Вот только что с ним?

Костеря на чем свет стоит Дарго, обещающего быть осторожным и тут же угодившего в ловушку, в комнате я опять прильнула ухом к стене. Да нет же, пусто. Туманы лезли сквозь щели и не ощущали стороннего присутствия. Ну и куда эти дамочки дели рослого мужика? Убили, а останки закопали?

С этой мыслью я подошла к окну и застала любопытное зрелище. В телеге, запряженной чахлой лошадкой, хозяйка постоялого двора перевозила пять холщовых мешков, набитых доверху. И всё бы ничего, да крайний справа мешок шевелился. Сомнения отпали сами собой, и я лишь страдальчески простонала — это же надо так глупо вляпаться.

Пора действовать. Странное дело, как только я обучилась управлять собирательством магии, во мне пропал страх. Больше он не колол и не царапал душу. Туманы ощупывали каждое существо, встретившееся на пути, и безошибочно угадывали, у кого и сколько резерва можно отнять. Я не была магом в прямом понимании, но стала кем‑то в стократ сильнее обычного мага.

Вбежала в трактир, где наткнулась на Эму, мурчащую под нос незатейливый мотивчик. Туманы поползли по её ногам к носу, к ушам, к глазам. Взгляд официантки потупился, лицо обмякло. Я, мысленно восхитившись легкости, с которой подчиняю людскую волю, спросила:

— Так что означает знак на ваших шеях?

— Этот? — Эма отогнула ворот рубахи, и я разглядела грубо скованный трилистник на льняной нити. — Знак повелителя Теней. Мы верим в него, по — настоящему верим. — Блондинка смотрела на меня преданно и почти влюбленно, а туманы стекали по ней что струи воды.

Интересно, оповещен ли Трауш о культе его почитательниц?

— Следующий вопрос: что с постояльцем, приехавшим сюда вчера?

Она потупилась и почему‑то обхватила впалый живот ручонками.

— Он станет продолжением лорда в мирском обличии, — выдала с улыбкой, а я поперхнулась. — Ему оказана великая честь.

А что, у лорда Теней нет мирского обличил? Он неосязаем, или что с ним? Занимательное наблюдение. Впрочем, думается, дело исключительно в том, что в качестве лорда эти сектантки почитают кого‑то неосязаемого и не имеющего ничего общего с настоящими тенями. Потому‑то Трауш и не догадывается, что изредка «оплодотворяет» здешних жительниц.

— Но он жив?

— Да, пока.

— Веди меня к нему.

Эма подчинилась и, шаркая что древняя старуха, вышла из трактира. Чутье меня не подвело — мы подошли к храму. Эма без раздумий отворила врата, пропуская меня перед собой. Повсюду были зажжены свечи, пахло благовониями. Сизый дымок устилал залу, в которой собрались женщины всех возрастов: от седовласых старух до маленьких девочек. Сначала на нас даже не обратили внимания — все были заняты созерцанием абсолютно голого наемника, распластавшегося на алтарном камне.

— Ты — отец наших дочерей и наш отец, — зычно говорила та самая настоятельница, что запрещала мне войти, — ты — наше продолжение, ты — ночная тьма. Супруг, обещанный нам сумраком. Мы дарим тебе себя. Войди же в это бренное тело и дай нам своё семя, о, высокий лорд!

Только сейчас я заметила, что Дарго пребывает в сознании и смотрит на происходящее, мягко говоря, ошарашенно. А уж когда перед ним встала женщина, держащая раскаленный добела прут — глаза совсем расширились. Тряпка, заткнутая в рот, не позволяла заговорить, потому Дарго мычал и извивался. Я дожидаться продолжения балагана не стала, прокашлялась. Десятки сектанток обратили на меня свой взор. Шепоток, не то перепуганный, не то взбудораженный, прошелся по храму.

— Как вы посмели нарушить церемонию? — Настоятельница покраснела от ярости.

Да вот такая я, вечно нарушаю какие‑то ритуалы. Но оправдываться не стала. Подмигнула бледному что мертвец Дарго и пустила по храму туманы. Те поползли, привычно охватывая всех и каждую, а я наслаждалась ощущением власти. Я дышала туманами, я становилась ими, я правила ими. Я могла затушить свечи, могла опустошить всякую, в ком была хоть капля истинной силы, могла убивать и дарить милосердие. Уж не знаю, что появилось во мне такого, что заставило этих женщин застыть с распахнутыми ртами, а после…

— Леди… Леди Теней… — и все до единой, как скошенные косой, рухнули передо мной и протянули руки. Туманы щелкнули по пальцам что кнуты. Кыш!

Они дрожали у моих ног, Дарго тщетно пытался развязать узлы, которыми был привязан за конечности к колышкам, торчащим из алтарного камня. Я разрезала веревки лежащим здесь же ножом.

— Мы квиты, — улыбнулась ему.

Наемник, выплюнув кляп, прикрыл причинное место ладонями и недоумевающе оглядел трепещущих сектанток, так и не рискнувших подняться с колен.

— Это что они со мной делать хотели?

— Видимо, получать семя, — предположила я.

Кто‑то поддакнул, мол, правильная догадка. Так вот как эта община размножается: при помощи жертвоприношений и заезжих мужчин, которых они, по всей видимости, опаивали, чтобы те оставались в полной готовности к совокуплению. Куда деваются новорожденные мальчики, я предпочла не думать.

— Вставайте.

Поднялись все одновременно.

— Кто у вас главная?

Настоятельница, склонив голову, ступила вперед, шелестя юбками.

— Леди, простите вашу неразумную дочь за утренний отказ.

— Прощаю. Прикажите принести моему другу одежду.

— Расходитесь, — приказала настоятельница. — Вы слышали нашу леди! Мужчине нужна одежда!

Зала опустела, мы остались втроем. Дарго растирал посиневшие запястья, я осматривалась, а настоятельница переминалась с ноги на ногу, боясь даже дышать в присутствии леди Теней. Наконец, мой взгляд зацепился за престол, где лежала раскрытой книга. Я двинулась туда, всмотрелась в страницу и рисунок на ней. Клеймо — трилистник на лбу и нагой мертвец, раскинувшийся на алтаре.

— Что это? — спросила у настоятельницы, и голос эхом разбился о стены храма.

Вам неведомо, леди? — изумилась та.

Покачала головой.

— Так мы призываем лорда Теней, — оглянулась на наемника, получившего свои вещи и спешно влезающего в них, кое‑как застегивающего пуговицы. — Лорд входит через знак в бренное тело и оплодотворяет наших дев, даруя нам чудо рождения. И если он благосклонен к нам, то на свет является девочка. Если же мы разгневали лорда, появляется мальчик, и тогда мы приносим его в жертву во имя славы лорда.

Дарго аж передернуло от отвращения, а я, не вчитываясь, листала ветхие страницы, незнамо сколько пролежавшие в этом храме. Знакомая книга, я определенно встречала её в библиотеке поместья. Но почему мы с Траушем не обратили на неё внимания, когда искали сведения о трилистнике? И почему я не помню её содержания? Вот же всё: иллюстрации, текст, подробные описания ритуалов, а на одном листе картинка тела с перерезанным горлом и уже знакомым клеймом. Но следующая страница вырвана. Бесы! Что же там написано?! Корешок был стерт, половины страниц не хватало, в том числе первых. Не представлялось возможным узнать название.

Я подобралась к разгадке так близко, что почти могла дотянуться до неё. Как только приеду в поместье Вир — дэ, займусь поиском книги в синем переплете.

— Нашла? — Босой Дарго (обуви ему по заполошности не принесли) любопытно заглянул за плечо.

— Почти, — онемевшими губами сказала я. — Нам срочно надо в Пограничье. Отгадка всё время лежала перед носом!

— Леди, — отважилась заговорить настоятельница, — как вы оказались в теле этой девушки? Где же на вас знак?

Я, воспользовавшись особым положением, отвечать не стала — лишь неоднозначно ухмыльнулась. Настоятельница вновь пала на колени.

— Замолвите перед всемогущим словечко за нас, его дочерей?

— Всенепременно. А вы откажитесь от жертвоприношений.

— Но…

— Таков указ лорда. Вы оспорите его решение?! — возмутилась я, ставя книгу на прежнее место.

Дарго прыснул в кулак, я же оставалась предельно сурова.

— Но иначе наш род вымрет! — всхлипнула настоятельница. — Чем мы прогневали лорда Теней, что он отказался от наших подношений?!

— Не вымрет. — Я врала, не моргнув и глазом. — Следующие пять лет каждый путник, заехавший на постой в вашу общину, будет избран лордом, и из его семени родятся ваши дочери и сыновья. Пользуйтесь, но не убивайте ни мужчин, ни мальчиков.

Чуть позже загляну в Крово — зори ещё разок, удостоверюсь, выполняют ли сектантки моё требование, и совру лет на десять вперед. А там, глядишь, и забудутся прежние устои.

— Да, высокая леди!

Мы уезжали, провожаемые всей общиной, нагруженные продуктами и снадобьями. Нам разве что платочками вслед не махали, но обещали приютить и обогреть и меня, и моих спутников всякий раз, когда мы решим проведать здешние края. Вот так неэлегантно, зато без лишних затрат, я приобрела первых поданных, пусть и не теневой расы. Мелочь, а приятно.

— Ты как умудрился попасться, а, бдительный? — спросила, пришпорив лошадь. Дарго заметно покраснел.

— Да я бдел — бдел, а потом задумался, а та красотка уже у меня на коленках нежится. Ну я и думаю, не в койке же она меня замучает. Ан нет, именно в койке. Я укол почувствовал, а дальше как в бездну провалился. Просыпаюсь уже на алтаре. Задница мерзнет, у этих всех взгляды голодные, ужас какой‑то. До сих пор вспоминаю с дрожью.

— Зато какая смерть! Скончаться на ложе любви, — нараспев произнесла я.

— Сплюнь. Я не готов становиться отцом посмертно.

— Ну да, а вот при жизни придется. Эма‑то, может, уже того…

Мне вспомнились её поглаживания живота, и робкая улыбка, с какой она провожала наемника.

Тот не особо опечалился.

— Ну, надеюсь, у неё родится парень, который задаст жару этим ненормальным теткам.

На том и порешили.

 

Глава 4

Три месяца назад.

Ему попалась понятливая ученица. Сольд схватывала на лету, никогда не переспрашивала и редко спорила. Она с удовольствием погружалась в государственные дела, будь то проверка яблоневых садов или нудное судебное заседание, или часы просиживания за бумагами, или общение с хранителями, которые за разумное существо‑то её не считали. Но она не грубила, в любой ситуации сохраняла вежливость и благоразумие, словно была рождена для того, чтобы стать супругой высокого лорда.

Траушу не нравилась её решительность, как и то, какие чувства она в нем вызывала. Нет, не любовь, но неподдельное уважение. Но сильнее всего он не терпел имени. В Пограничье чтили букву «р» и детей называли резко, внушительно, но Сольд… Не имя — нота. Мелодичная, плавная, легкая как пушинка. Зачем такой нежной Сольд править Пограничьем, где всё погрязло в сумраке и дождях?

Чтобы доказать самому себе (и, разумеется, ей), что будущая невеста не способна стать равной лорду, Трауш привел её к алтарю.

Он узнал о новой жертве от Мари. Та заявилась к нему в кабинет и без приветствия сообщила:

— Наша стража удушена, а свеженькое тело лежит на прежнем месте. Едем?

— Едем. — Трауш поднялся и уже на выходе решился: — Подожди, сообщу Сольд. Мари цокнула и даже притопнула от недовольства.

— В последний месяц ты всегда с этой своей Сольд. Она, что, твой верный песик? Или ты используешь её как восторженного зрителя?

— Мари, — Трауш выдохнул, — прекращай ревновать меня к моей же невесте. Да, я обучаю её правлению, и ты знаешь, что я не могу поступить иначе. Вскоре она станет леди Теней, и моя прямая обязанность — сделать её достойной правительницей. Посему, пожалуйста, прекрати язвить и прими мой выбор.

— Как тебе будет угодно, лорд, но тени тревожатся, хранители недовольны. А я… я просто не поеду с тобой. Пусть тебе помогает Сольд.

Трауш проводил удаляющуюся Мари в молчании, граничащем с бешенством. Кем она себя возомнила, фавориткой или любимой женщиной? Он, в конце‑то концов, её правитель, а она — его правая рука. И не ей решать, как ему относиться к Сольд.

Мари забылась от вседозволенности. Что ж, останавливать он её не намерен — пусть уходит.

Через два часа они осматривали кровавый алтарь. Трауш ожидал от Сольд ужаса или хотя бы отвращения, но та деловито разглядывала тело ави (сначала тень, после рынди, и вот ави) с разрезанным горло и выжженным на лбу клеймом. Прошла к убитым стражникам и спросила, втянув носом воздух:

— Магия?

— Да. Сильнейший выброс. Как и в прошлый раз, всё случилось так быстро, что никто не успел среагировать. И проблема в том, что магия эта принадлежит человеку, но прошел он по сумеречному туннелю. Понимаешь, никто не способен открыть такой туннель.

— А если его провел жрец? — Сольд, подобрав юбки, вернулась к телу на алтаре.

— Исключено. — Трауш поднял левую руку мертвеца, убедился, что под ней пусто.

— Жрецы дали богам слово быть верными Пограничью, и, поверь, они неспособны его нарушить.

— Ну, — она пожала плечами и с трудом подняла правую руку, осматривая алтарный камень, — значит, кто‑то овладел вашим умением перемещаться.

— Но как? — Трауш зарычал как зверь, дикий зверь, у которого методично вырезали стаю.

— Мы разберемся. — Синеву её глаз тронул лед.

Она умела успокаивать вот так незаметно, одним словом, жестом, взглядом. Трауш закрыл лицо руками. Кого ему выставлять в караул на сей раз? Лучших теневых воинов убили как беззащитных младенцев, придушили магической удавкой.

Неожиданно Сольд склонился над самым лицом мертвой женщины и проговорила:

— Из неё тоже высосали магию.

— Почему ты так решила? — Трауш ничего не ощущал, и Сольд в волнении облизала губы.

— Она пахнет как… пустышка. Не как ави, каждая из которых ведьма по рождению, а как я. Понимаешь?

Трауш уже знал, что когда‑то его невеста обучалась в академии и была изгнана оттуда из‑за утраты истинных сил, но он никогда не чувствовал в ней запаха истощенности. Да и могли его почувствовать кто‑то, кроме неё самой? Ему вообще зачастую казалось, что Сольд восприимчива к ароматам куда сильнее прочих. Как лорд распознавал эмоции, так для неё были открыты тончайшие вкусовые нотки. Например, она знала, чем пахнет отчаяние или похоть.

— То есть её кто‑то лишил магии? — Трауш поверил невесте на слово.

— Возможно, в этом и заключался ритуал?

Сольд отошла в сторонку, приложила к носу платок. Бледная, как неживая. Не мертвец, не рана, не иссушенные стражники, но вонь доводила её до отчаяния.

Итак, у них имелся мертвец породы ави, лишенный резерва, переход по сумеречному туннелю, неподвластный никому, кроме теневых магов, и выброс темной магии. Как же связать всё это в одну цепочку?

А что за трилистник? — Сольд показала на лоб мертвой женщины.

Что‑то знакомое крутилось в памяти лорда, но он не мог вспомнить, где видел этот трилистник. Каждый день последнего месяца он вспоминал его и пытался найти ту книгу, в которой знак мог упоминаться — впустую. Нет, он точно его встречал, без сомнения, так почему же забыл, где?!

— Хотел бы я знать. — Трауш развел руками. Его губы скривились, кулаки сжались. Он ненавидел себя за это бессилие и за то, что Сольд видела его таким. Жалким, растоптанным. Да какой он лорд, если его народ гибнет?!

Туманы вспенились как морские волны в шторм и укутали лорда черным плащом. И тогда Сольд шагнула к Траушу, не замечая ни мертвецов, ни потеков крови — ничего вокруг, — и заглянула ему в глаза.

— Мы разберемся, — повторила как заклинание. — Мы всё поймем. Слышишь? Туманы улеглись, ластясь к её ногам что котята.

С того дня они перекапывали библиотеку вместе.

Не спалось. Трауш в последние месяцы вообще плохо спал в родительском поместье, что‑то мешало ему, казалось, давило на грудь, уж не материнский ли дух запрещал высокому лорду нежиться в кровати тогда, когда над страной нависла угроза? Сегодня и вовсе замучила нервозная бессонница, будто что‑то должно было случиться: то ли хорошее до одури, то ли плохое — не разобрать. Весь день он провел в поисках чего‑то, что разгадало бы знак с трилистником. Но ни он сам, ни теневые историки не могли объяснить происхождение клейма. Говорили что‑то о древних жертвоприношениях, но скорее в порядке легенд и домыслов, нежели чего- то настоящего.

Трауш спустился в столовую и налил из графина в стакан воды, отпил. В окно светила луна, такая серебряная, почти белая. Её окружала россыпь бриллиантовых звезд. И в свете луны у окон кто‑то шевельнулся.

Это могла быть только Сольд. Вот уж кому не лежалось ночами в кровати — бдительный дворецкий постоянно заставал её то в холле, спешно накидывающую плащ, то во дворе, то в зале у не разожжённого камина, то в библиотеке. После жаловался лорду (дворецкий в принципе любил поябедничать на Сольд), а что тот мог сделать? Запретить ей выходить из комнаты после полуночи? На каком основании?

Она стояла, обхватив себя руками, в лунных лучах, не двигалась. Распущенные волосы, отросшие за три месяца, гладил легкий ветер. Ей было холодно в платье с коротким рукавом — это чувствовал не Трауш, но его туманы.

Лорд вышел на крыльцо. Воздух был свеж настолько, что перехватывало дух. Перешептывались травы и листва. Над садом нависло спокойствие, нерушимое, плотное. Сольд не сдвинулась и на сантиметр. Трауш подошел к ней сзади и без слов накинул на продрогшие плечи куртку. Девушка вздрогнула и сказала почти неслышно:

— Спасибо.

За последний месяц они сблизились. И в этом их единении чувствовалось нечто особенное. Не любовь и не супружеские отношения, но особое понимание, с полуслова, с полувзгляда.

С ней он оставался строг, иногда даже суров, но Сольд привыкла и на его жесткость отвечала мягкостью, которая сглаживала, успокаивала.

— Ложись в постель, — потребовал Трауш.

— Зачем? — искренне изумилась Сольд. — Погода прекрасная, безветренно, тихо. Слышишь?

Трауш прислушался. Стрекотали цикады, пронзительно и тревожно, так, словно о чем‑то предупреждали.

— Ты продрогла.

— Ничуть, — заспорила она, но куртку натянула. — Останься со мной, давай просто постоим.

Трауш подчинился, и на минуту мир вокруг исчез: осталась лишь тишина и темень, свет луны, пение цикад и девушка с именем Сольд.

— Тебе нравится в Пограничье?

Вопрос был совсем прост и незамысловат, но лорд придавал ему особый смысл. Как ей тут, с его порядками, его бытом, с ним самим? Добился ли он уважения, столь необходимого в браке?

Девушка ответила предельно честно:

— Тут лучше, чем в родительском доме, лучше, чем в академии и лучше, чем в рабстве…

Она замолчала, так и не сказав главного.

— Но хуже, чем хотелось бы?

— У вас свои традиции и законы, свое видение мира, иногда чуждое мне. Я определенно не чувствую себя здесь нужной.

Что ж, она не побоялась правды. И правда эта была горька. Хм, неужели она переживает, что не смогла стать своей для теневого государства?..

Его туманы погрузились в густые волосы невесты и запутались в них. Она пахла необычно, не сладко, с легкой горчинкой, как пахнет цитрусовый фрукт. Сольд зажалась под прикосновением туманов, и Траушу внезапно захотелось снять напряжение. Он провел большими пальцами по шее, забрался под куртку и погладил плечи. По коже посыпались мурашки — от холода? Сольд не двинулась, как и всегда, лишь спина её точно окаменела и дыхание стало тяжелым. Волнуется.

Его тяжелые туманы вырисовывали по коже орнаменты. И её туманы, нежные, мягкие, почему‑то не щетинились как прежде, а принимали прикосновения.

Она не смогла стать своей… но не для государства! Истина, простая как медная монета, пришла внезапно. Не для страны, не для теней. Для него, Трауша! Она оставалась чужачкой для своего супруга!

Его касания стали более смелыми, а у неё вырвался вздох… облегчения. Всё шло так, как должно.

Лорд склонился над шеей невесты, но не тронул поцелуем. Выжидал, ощущал, учился чувствовать.

— Разрешишь? — А голос почему‑то осип как у юнца.

Не ответила — кивнула так быстро и судорожно, словно боялась упустить мгновение.

Он опьянел от запаха её кожи: подснежников и весеннего дождя, травы, пригретой солнечными лучами. Губы коснулись позвонков, сместились ниже, пробежались по острым ключицам. Внезапно Сольд развернулась, смазав поцелуй. Взгляд глаза в глаза, который Трауш не выдержал — нахмурился. Невеста робко улыбнулась, встала на цыпочки и коснулась его губ своими.

Половицы сегодня были особо скрипучи, словно подбадривали — или, напротив, просили прекратить начатое, — а Сольд казалась пушинкой. Она лежала на руках лорда и уткнулась лицом в шею, дышала чуть слышно. Может, боялась?

Трауш вбежал в спальню и уложил свою ношу на смятую кровать. Сольд подобрала ноги к груди, посмотрела с интересом. Выжидала.

Рубашка упала на пол первой, за ней полетели бесполезные штаны. Когда Трауш потянулся к платью Сольд, ему на миг почудилось в голубых глазах боязнь, но после девушка моргнула — всё исчезло.

Он покрывал её тело жгучими поцелуями, наслаждался мурашками, скатывающимися по пояснице, позвоночнику, рукам. Ощупывал, гладил, вслушивался в её дыхание. Вскоре она, раскрепостившись, приняла правила игры, пусть неуверенно, но коснулась груди лорда, провела холодными ладошками по животу. Запуталась длинными пальцами в волосах и притянула к себе, позволяя приступить к самому главному.

Всё получилось как‑то быстро и неуклюже. Прям‑таки не по — геройски. После Трауш лежал, недовольный собой, а невеста свернулась в клубочек у его левого бока и очерчивала пальцем следы его боевых шрамов. И молчала. Мари бы давно завела разговор — да любая из девиц Трауша отличалась словоохотливостью, — а Сольд не сказала даже слова.

Или их первая близость вышла не такой уж плохой? Непривычной, но не неправильной. Просто о желаниях тех — других — Трауш особо не задумывался, а под эту девушку хотелось подстроиться, разгадать её, сблизиться.

— Сольд? — Он повернулся к ней.

— Да? — Невеста прикусила губу. — Мне пойти к себе?

Только теперь лорд понял, что принес её в свою спальню, куда, до сего дня, не пускал (точнее — она не просилась, а он не предлагал).

— Ты хочешь остаться? — спросил он, впитывая в память очертания её тела. Откажется — её право, Трауш не будет настаивать.

— Хочу.

Сольд вернулась под теплый бок, где вскоре задремала. Немногословная, не раздражающая, уютная.

Возможно, первый блин получился не таким уж и комом.

«Добрых снов, найденыш», — привычно подумал Трауш.

 

Часть 4. Будь моей леди

Глава 4

Граница была закрыта — я почувствовала это примерно за полчаса езды до широкого рва, через который вел всего один мост, охраняемый с обеих сторон. Почувствовала не физически, но чем‑то сродни интуиции, словно увидела невидимую стену между государствами людей и теней.

— Граница закрыта, — сообщила Дарго.

— И что? — не понял тот. — Тебя не впустят?

В вопросе звучало серьезное сомнение, наверное, наемник не допускал даже мысли, что почти супругу лорда, будущую леди Теней, могут развернуть на въезд. Я размышляла примерно так же, и всё‑таки на душе поселилась тревога.

— Впустят, — сказала, всматриваясь в туманную даль. Светало, на безоблачном небе проступал кровавый рассвет.

Вскоре мы прибыли к мосту, через который могло единовременно проехать с четыре груженые телеги. Монументальное сооружение, воздвигнутое во имя дружбы рас. Что же изменилось за последний месяц? Со стороны людей нас пропустили беспрепятственно, впрочем, предупредив, что тени в дурном настроении и отсылают прочь всех без разбора. А вот на другой стороне было пусто, но я осталась стоять, не шагнув с моста на землю.

— Так, может, проедем, и дело с концом? — предложил Дарго, разминая затекшую от путешествия поясницу.

— Не сможем. Впереди установлена сильнейшая магическая защита от вторжения иноземцев.

— Тогда давай сообщим о нашем приезде, мало ли где задрыхла стража, — Дарго прочистил горло, собираясь звать в голос.

— Они и так знают, — отрешенно заявила я и погладила лошадку по крупу.

И правда, не сразу, но из густого ельника, что рос на территории теней, вышли двое теневых мужчин самого хмурого вида. По всей видимости, в лесной хижине они отсыпались, а мы — бессовестные гады — прервали заслуженный отдых пограничников.

Понадобилась секунда беглого осмотра, чтобы тот, что постарше и массивнее, гаркнул:

— Ход через границы запрещен.

А второй погладил рукоять казенного меча.

Глупцы! Даже не потрудились рассмотреть нас внутренним чутьем, иначе бы непременно удивились туманам за спиной чужачки.

— На каком основании? — спросила я, потирая руну, обтянутую перчаткой.

— Приказ временного правления.

Сердце пропустило удар. Временное правление собиралось в смутные времена, когда лорд по какой‑либо из весомых причин отстранялся от власти. Туманы кинулись на магический барьер и разбились об него солеными брызгами.

Дарго глянул на меня искоса, но я уже совладала с собой и выровняла дыхание.

— Что с лордом Траушем эр Вир — дэ?

— Есть основания полагать, что он не может более править страной, — нехотя объяснил младший под предупредительное шиканье старшего. Мол, нечего распространяться перед кем попало.

— Основания, но не окончательный приказ?

— Считаете ли вы за окончательный приказ смерть? — с иронией уточнил старший.

— Он ранен и вскоре умрет. Разворачивайтесь, разговор окончен.

Умрет?.. Я сама чуть не бросилась вперед, готовая, если понадобится, вгрызться пограничникам в глотку. Кровь прилила к затылку.

Перестань, Сольд! Раз — два — три… успокойся…

Сжала кулаки, и ногти врезались в кожу ладоней. Во рту пересохло, потому дальнейшие слова дались с болью:

— Нет, — я покачала головой, — разговор только начинается. Мне пока неизвестно, что произошло, но, раз окончательный приказ об отстранении ныне правящего лорда отсутствует, а сам он жив, вы обязаны впустить его супругу.

Я дала волю туманам, и те разрослись, опутывая собою округу. Стемнело и похолодало так резко, будто кто‑то высосал всё тепло и весь свет. Наемник поежился, а пограничники подобрались. Да, они увидели мою мощь, но ещё сомневались.

— Нам запрещено, — пробормотал старший, застегивая форменную куртку на все пуговицы.

— Да вы что? — Я вслушалась в биение сердец, шум ветра, гомон еловых иголок, песнь воды. — Смею напомнить, что я — равная своему мужу во всём и, если он по каким‑либо причинам неспособен управлять Пограничьем, то власть переходит не хранителям, не временному правлению, а его супруге. Так впустите же меня и прикажите жрецу настроить сумеречный туннель до загородного поместья лорда.

Пограничники по — детски напуганно переглянулись, разом растеряв былую спесь. Лошади нервно трясли мордами, отгоняя туманные сети. Дарго скрежетал зубами и не предпринимал ровным счетом ничего — даже его пугало происходящее.

— Минутку, леди, — наконец, произнес старший, но младший побежал за ним следом, не желая оставаться с нами наедине.

Только когда они скрылись за вечнозелеными елями, я зажала рот рукой, часто задышав, чтобы подавить крик ужаса и беспомощности.

— Они могли выгнать тебя взашей, ведь никакая ты не супруга, — заявил Дарго.

Не выгнали же, — парировала я, кусая губы. — Я — жена высокого лорда.

— Почти жена. А почти жена не решает ничего, тем более, если твой лорд умрет до вашей свадьбы.

Понадобилось собрать всю силу воли, чтобы не спустить туманы на болтливого наемника. Как он посмел о таком заикнуться?! Трауш будет жить.

— Прошу, заткнись.

Дарго невесело хмыкнул.

В сумеречный туннель — черное пятно, в воздухе очерченное жрецом, — я шагнула боязливо. Этот проход объединял миры, и всё здесь искажалось: голоса, внешность, даже ты сам. Мы шли по абсолютной пустоте след в след за жрецом — говорили, если уйти с тропы, можно навсегда затеряться меж сумраком и реальностью. Лошади не брыкались, словно зачарованные, двигались, едва переставляя копыта. А по ушам била какофония из голосов, всхлипов, охов. Когда я впервые услышала их, Трауш объяснил: то мертвые силятся прорваться сквозь завесу, но их не слышит никто, кроме жрецов, леди и лорда.

Сейчас я явственно различала: «Помогите!», «Мне страшно», «Выпустите меня», «Больно», но не поддавалась и не оборачивалась на звуки. Шла, отсчитывая про себя шаги. Наконец, впереди забрезжил луч света, будто бы силящийся прорваться сквозь малозаметную щель, и жрец взмахом рук раздвинул стенки туннеля. Едва очутившись на твердой земле, Дарго припал на колено, схватившись за грудь, и долго моргал.

— Жуткое место! — ворчал он. — Из меня все соки выпили.

Да, существам иных рас особо тяжело идти по переходу теней. Сумрак съедает жизнь, выпивает молодость.

Мы очутились у конюшен, и молоденький конюх уже бежал навстречу. Он беспрекословно принял поводья, с испугом зыркнув на меня, и повел лошадей к стойлам. Жрец не издал ни звука и даже не сдвинулся, словно был и глух, и нем, и обездвижен — дожидался следующего приказа.

— Идем, — обратилась к наемнику.

— Куда? — Тот, приложив ладонь козырьком ко лбу, глянул на двухэтажный дом из камня и белого мрамора.

— Внутрь. Прикажу прислуге накормить и разместить тебя, а сама двинусь покорять городские залы правления.

— А тебя пустят? — Дарго почесал переносицу.

— У них нет выбора, — усмехнулась я.

Первое же потрясение ждало нас в поместье, а точнее — нас вообще никто не ждал. Молоденькая служанка встретила меня в молчании и ушла, не приняв одежды или дорожных сумок. Гериха, здешнего мажордома, я не дозвалась. Пожилая кухарка лузгала семечки на кухне. Завидев нас, она всплеснула руками:

— Леди Сольд! Уж не лгут ли мне глаза?

— Не лгут, я приехала.

— Хвала небесам! — Кухарка обняла меня так горячо и крепко, что я опешила.

— Тут без лорда всё разваливается. Эти поганки работать не хотят, нам с Герихом всякого наговорили, так старик с больным сердцем слег. Я б и сама ушла, да куда? Я тут, считай, с малого детства живу, у меня ни дома, ни семьи нет. Потому ждала и верила: или лорд выздоровеет, или его супруга вернется. Неужто мои мольбы были услышаны богами?

По морщинистой щеке скатилась слеза.

— Что произошло с Траушем?

— Он был ранен в какой‑то стычке, — всхлипнула кухарка, — после чего его забрал к себе брат, как говорят, чтоб Трауш находился под присмотром лекарей. Но минул уже месяц, а известий никаких. Нас не распускают, жалование платят стабильно, вон, только вчера приезжал гонец от младшего лорда. Но о состоянии высокого лорда — ни словечка. Я ежедневно молюсь богам, да толку от молитв какой‑то старухи?

Не может быть! Месяц назад, когда я попала к Розеншалю, мой будущий муж едва не умер и до сих пор балансирует на грани где‑то у брата, который терпеть не может Трауша и вряд ли всерьез стремится помочь ему. Так вот почему он не снился мне, так вот почему стирается руна. Со смертью лорда наш союз будет расторгнут.

Показалось, что кухня расплывается, а пол уходит из‑под ног. Пришлось ухватиться за дверной косяк.

— Не переживайте, всё наладится, — проговорила, сама не веря в сказанное.

Не слушая причитаний кухарки, я развернулась на каблуках и вышла в парадную залу, где прохлаждалась прислуга в лице четырех девиц (между прочим, попивая кофе из фарфорового сервиза). Дарго молча семенил позади и вмешиваться не спешил, а я отмечала слой пыли на подоконниках, немытые витрины, клоки волос по углам.

Хлопнула в ладоши, привлекая внимание.

— Девушки, давайте‑ка вы займетесь своими обязанностями.

Одна из них, имени которой я не помнила, лишь презрительно фыркнула.

— Угомонись, ты нам никто.

— За всё платит Шур эр Вир — дэ, а тебя скоро выгонят взашей, — подтвердила вторая. — Пойдемте, девочки, здесь воняет человечиной.

Девицы, звякнув чашками, плавно поднялись (я с изумлением увидела на одной из них моё собственное платье) и вышли.

Обалдеть, — только и сказала я, смотря вслед гордо удаляющимся служанкам.

— Это в порядке вещей? — закашлялся Дарго.

— Нет, но с ними мы разберемся позднее. Разместись… — махнула в сторону дивана, — где‑нибудь и жди меня. Скоро буду.

Я наскоро переоделась (хватило беглого взгляда, чтобы недосчитаться половины вещей в шкафу), вернулась к терпеливо ожидающему жрецу и попросила провести меня до Ре — ре. Злости, растущей в груди, хватило бы, чтобы разнести всё Пограничье по камешку.

Что я и сделаю, если мне не отдадут Трауша.

После очередного короткого перехода я предстала перед городскими залами правления, над которыми развевался флаг рода Вир — дэ: кленовый лист, оплетенный шипастой лозой. Трауш был где‑то недалеко, в пределах города, но я чувствовала лишь отголоски его присутствия. Туманы метались из стороны в сторону, бессильные уловить лорда. Я не позволила страху осесть в легких и распахнула парадные двери.

— Вам назначено? — Путь преградил лакей и, даже поняв, кто перед ним, не посторонился.

Во мне никто не видел леди, а уж тем более правительницу. Зазнавшаяся человеческая женщина, которую необходимо осадить, унизить, растоптать — и не более того.

— Да, я должна увидеть своего деверя.

Сомнений нет, власть захватил Шур. Младший брат всегда мечтал о величии и первый же подвернувшийся случай обернул в свою пользу. Если не он ранил Трауша, то по его указанию.

— Вам назначено? — повторил лакей настойчиво.

Интересно, он вытащит меня за шкирку наружу? Ну, пусть попробует.

— Сообщите Шуру эр Вир — дэ о моем приезде.

Пришлось красноречиво пустить по холлу туманы, только после этого лакей нехотя скрылся в правом крыле. Первые десять минут я терпеливо дожидалась его, но после нагло двинулась по коридору, минуя многочисленные кабинеты, и приблизилась к залу, от которого словно собачатиной несло братцем Трауша и его туманами, хилыми, недоразвитыми. Лакей как раз выскочил из двойных дверей и попытался не впустить меня, но я шмыгнула между ним и стеной.

— Здравствуй, Шур, — поприветствовала с легкой ухмылкой.

Мужчина сидел за столом, посасывая кончик пера. Смотрелся он, мягко говоря, не на своем месте: низкорослый и излишне худой, как ребенок в отцовском кабинете. Массивная мебель и высокие потолки поглотили «правителя».

— Свободен, — бросил он лакею. — Где же твои правила приличия, Сольд? Я не разрешал входить. Впрочем, о каких правилах я говорю рабыне.

Он по — женски закатил глаза. Я, отбивая каблуками тревожный ритм по мозаичному полу, подошла вплотную к столу и глянула на Второго после лорда сверху вниз.

— Что с моим супругом?

— Почти супругом, — съязвил Шур и глянул на мои руки. — Руна совсем стерлась, не так ли?

Я вопрос, заданный с лживой жалостью, проигнорировала.

— Дело в официальной церемонии? Верни мне Трауша, и мы отпразднуем свадьбу в тот же день, как он придет в себя. Увы, Шур, я его жена по всем законам и обычаям, смирись уже.

— Ай! — Братец отложил перо. — Мне бы этот оптимизм. Твой супруг при смерти, не сегодня, так завтра Пограничье лишится лорда. — Шур встал и выпрямился, стараясь казаться выше. Туманы скрестились, запахло ненавистью и слабостью. Я, ничтожная человеческая женщина, была сильнее законного сына дома Вир — дэ.

— Отдай Трауша.

— Он под чутким присмотром лучших целителей, — по — змеиному зашипел Шур.

— В твоем доме? Не смеши меня. Мой супруг должен жить в нашем поместье.

Второй после лорда заскрипел зубами так громко, что я забеспокоилась, как бы он не стер их в порошок.

— Нашем?! Там нет ничего твоего. И вообще, благодари меня, что разрешаю пользоваться своим родовым имением.

— Оно по праву принадлежит старшему сыну, как и всё остальное. Шур, благодарю за то, что замещал лорда на время моего отсутствия. Но я здесь и готова править. Как бы ты не пытался закрыть границы, меня впустили без особых пререканий.

Удар хлыстом — туманом. Парирование туманом — щитом. Глаза родственничка налились кровью.

— Я могу вызвать стражу и казнить тебя прилюдно на главной площади.

— Можешь и тем самым обагришь все священные правила. Жена, кем бы она ни была по статусу и расовой принадлежности, равна мужу во всём, и никакой побочный родственник не может отнять правление, пока она здравствует.

Не зря я зачитывалась книгами несколько первых недель — изучила всё о правящем роде и традициях управления государством. Шур залился пунцовой краской и почти накинулся на меня, но вдохнул — выдохнул.

— Самоуверенная тварь! Убирайся.

Я же простая человечка, неужели ты страшишься меня?

Кадык дрогнул.

— Ничуть.

— Тогда созывай хранителей, — спокойно потребовала я, — и они, уверена, при всем предвзятом отношении ко мне, изберут правительницей супругу лорда Трауша, а не его младшего брата. Ибо таковы законы богов. Ты собираешься разгневать всевышних?

Туманы Второго после лорда надавливали на меня, старались удушить или замутить сознание, но я с легкостью отгоняла их, тонких и едва различимых. Шур сам подвел себя к ситуации, в которой он должен дать четкий ответ. Если он продолжит пререкаться — подтвердит свою боязнь и слабость. Зачем ему тревожиться о «почти супруге», да ещё человечке? Если он казнит меня — совершит преступление пред богами. Сколько бы он не кичился, он стоял на ступеньку ниже меня. Шур это понимал, потому, поколебавшись, ответил:

— Уговорила. Твой дражайший супруг завтра же будет доставлен в загородное поместье, где и подохнет рядышком с невестой — рабыней. А на завтрашний полдень я созываю хранителей. Готовься принять позор, тварь. Я с удовольствием понаблюдаю за твоим унижением, а после привяжу тебя на цепь и отдам своим стражникам.

— Как тебе будет угодно, — я махнула юбками, разворачиваясь.

Ненависти было так много, что она съедала меня изнутри. Ломала кости. Рвала внутренности. Я отомщу. Всем и каждому. За боль Трауша. За свое унижение. Пусть же Пограничье познает, на что способна человеческая женщина, если в ней кипит кровь четырех рас.

И начну я со слуг.

Было достаточно зайти в дом труда и написать заявку на подбор персонала: тем же вечером в поместье начали съезжаться претенденты. Холл ломился от желающих, потому как работа при лорде, пусть даже угасающем, сулила достойную оплату. Тогда‑то и очухалась прежняя прислуга, весь день шляющаяся незнамо где. В полном составе (не считая мажордома и кухарки, которых я попросила не тревожиться — их места будут сохранены) она явились в гостиную.

— Что здесь происходит? — подбоченившись, спросила служанка, одетая в мое платье. Сидело то, к слову, отвратительно.

Я оторвалась от общения с молоденькой полукровкой, претендующей на должность младшей экономки, и улыбнулась.

— Всего — навсего ищу тех, кто готов работать под началом без пяти минут супруги лорда.

— А мы? — не поняла лупоглазая девица, хлопая белесыми ресницами.

— Вы желания не изъявили. Ах да, дурья башка! — Я стукнула себя по лбу. — С сегодняшнего дня вы полностью освобождены от всех обязанностей. Можете быть свободны.

Слуги выпучились. Претенденты на их должности жадно и с презрением рассматривали бывшую обслугу, в глазах читалось непонимание, как можно было отказаться от столь хлебосольного места. Вот и я не понимала.

— Ты не посмеешь!

— Что за произвол!

— Бред!

Голоса слились в один. Я отвечать не спешила, рассматривала ногти.

— А деньги? — возмутилась самая напористая.

— Точно. Жалованья вы не получите за то, что жили себе припеваючи и опустошали продовольственные запасы. Прощайте.

Желающие заменить нынешнюю прислугу переглянулись. Да — да, у госпожи- человечки есть характер.

— Я не уйду, — сказала одетая в моё платье. — Нам платит Шур эр Вир — дэ.

— Так сообщи ему о творящемся беспределе. Дарго, покажи нашей упрямице выход.

Наемник, до сих пор с ногами лежащий на одном из диванчиков, легко вскочил и угрожающе надвинулся на служанку. Та выпятила грудь, готовая обороняться, но уже через секунду была перекинута через плечо и вынесена из залы. Девица вопила и брыкалась, да впустую. Вскоре раздался вскрик — видимо, не особо церемонящийся наемник попросту спустил служанку с крыльца.

В глазах прислуги — и старой, и новой — появилось то, чего я так долго ждала: зачатки уважения.

— Итак, — я кивком поблагодарила вернувшегося Дарго, — последний шанс, милые мои. Те, кто желает работать на лорда, оставайтесь. Те, кто хочет уйти — идите.

— Я останусь, — проблеяла светловолосая девушка, кажется, Санэ.

— Ия, — поддакнула ей вторая.

— Вы прогнулись перед шавкой, — сказала та, которой недавно не нравился человеческий запах.

Убралась она сама.

Остальные — конюхи, садовники, рабочие и другая прислуга — тоже разделилась надвое. Я никого не удерживала и быстро подобрала замену всякому, покинувшему поместье (кстати, до Ре — ре добираться им пришлось пешком). К полуночи дом преобразился: смахнули пыль, постирали гардины, очистили ковры, сменили увядшие цветы в вазах. Кухарка поочередно благодарила то богов, то меня, старик- мажордом же разрыдался как мальчонка и расцеловал мои ладони.

В гневе ты прекрасна, — захохотал Дарго, когда наконец‑то стихли голоса и рассеялось пламя свечей.

В столовой на наскоро накрытом столе были расставлены блюда, полные пищи. Салаты, закуски, горячее. В бокалах искрило белое вино. Но кусок в горло не лез. Не должна ли я сей же час ехать за Траушем? Правильно ли доверяться слову Второго после лорда? Что если он солгал?

Решено. Встречаюсь с хранителями и, при любом исходе переговоров, беру дом Шура штурмом.

— Скажи, сколько тебе заплатить за наше путешествие? — вспомнила вдруг. — Ты тоже можешь быть свободен.

— Э нет, леди Сольд. Пожалуй, я останусь у тебя на правах стража. — Дарго кинул в рот зеленую виноградину. — Мне безумно интересно посмотреть, как ты поставишь на колени Пограничье.

Я глянула на себя в оконное отражение. После сумеречных туннелей стерлись следы заклинания господина Розеншаля, и волосы вновь потемнели, а веснушки выцвели. По силам ли мне бороться с временным правлением? Не слишком ли многое я на себя взяла?..

— Завтра тяжелый день, — вздохнула, отставляя полную тарелку, — пойду спать.

— Нагни их всех! — доносилось мне вдогонку, когда я выходила из столовой. — Нагни и поимей.

Как грубо и невоспитанно! Губ коснулась тень улыбки. Нагну и поимею.

В полдень ровно, едва зачарованные часы на башне пробили двенадцать раз, я ступила в залы правления. Одетая в платье, столь скромное, чтобы не вызвать ни в ком неприязни или неодобрения — я старалась выглядеть кротко и просто, — совсем не накрашенная. Хранители должны внять моим речам, но не одеждам.

Знакомый лакей приветствовать не спешил, лишь глянул с гадливостью и буркнул:

— Вас ожидают.

В зале уже расселись все действующие лица: место правителя занимал Шур, по правую и левую руку от него расположились хранитель покоя и верховные жрец. Хранитель казны сидел напротив Второго после лорда, а мне предназначалось место с краю как секретарю или низшему чину. Я проглотила недовольство, села, смиренно сложив руки на коленях.

— Приветствую вас, достопочтенные хранители, — сказала тихо.

— Второй после лорда поведал нам о вашей сумасбродной просьбе, — хранитель казны едва сдерживал оскал.

— Это не просьба, и уж точно не сумасбродная, или же вы называете исполнение великих законов Пограничья сумасбродством?

— Ты не принадлежишь Пограничью, — утробно зарычал Шур.

— Принадлежу с того самого дня, когда высокий лорд нарек меня своей невестой.

Верховный жрец, сухощавый, будто высушенный, мужчина с идеальными чертами лица, не выдержав, засмеялся.

— Для человеческой подстилки у вас слишком большое самомнение. Уж не думаете ли вы, что околдуете нас настолько, что мы позволим вам разрушить страну? Мы не потерпим на троне дворовую девку.

Я еле успокоила туманы, единственным желанием которых было вцепиться мерзкому хранителю в глотку.

— Не подстилки — жены, — поправила миролюбиво. — И позвольте, что противозаконного в избрании меня супругой? Не помню законов, воспрещающих межрасовые браки. — Выдержала недолгую паузу, после которой продолжила: — Насколько мне известно, окончательно решение не за вами и даже не за Вторым после лорда. Решающее слово несет коллегия жрецов, только она сможет определить законность моего статуса, ибо только ей подчиняется магия обручения.

— Коллегия подчиняется мне, — вновь прыснул хранитель магии. Пухлые губы Шура, такие непохожие на братские, озарила усмешка. Хранитель казны загоготал, брызнув слюной.

Молчал один хранитель покоя — тот, кто защищал порядок страны и теоретически мог назначить меня временной заменой. Ни хранитель казны, ни верховный жрец, ни Второй после лорда этим правом не обладали, потому слово хранителя покоя стоило столько же, как все их. Я вдохнула и выдохнула. Нужно быть сильной. Нельзя дрожать, ежиться. Я — леди Теней, и мой супруг — лорд должен мною гордиться.

— Вы собираетесь шантажировать коллегию? Чем же я вам не угодила?

Встала с неудобного стула и прошлась по залу, тем самым привлекая внимание к моей персоне. Не я должна сидеть в ожидании приговора, а хранители внимать моим словам.

— Ты — человек! — Шур уперся кулаками в стол. — Этого недостаточно?!

— Леди Анора, жена семнадцатого лорда Теней, была получеловеком — полуави. — Я возвела глаза к беленому потолку, делая вид, будто припоминаю.

— Она умерла, не продолжив род, потому кровь правящего рода не запятнана ни расой людей, ни ведьм, — перебил верховный жрец.

— Не умерла, но была убита заговорщиками. — Я скрестила руки на груди. — И её супруг горевал настолько, что выстроил в её честь храм и наладил с Островами Надежды обмен подданными.

Один случай на миллион. — Шур недовольно фыркнул. — Это…

Настала моя очередь обрывать на полуслове.

— Ваш лорд выбрал меня добровольно и осознанно, провел обряд, и боги приняли его. Кроме того, мне подчинились оберегающие туманы. Разве нужны другие доводы?

В доказательство своих слов я ударила туманами что кнутами по полу и не удержалась от насмешки, когда хранитель казны отпрянул.

— Ерунда! — вскрикнул Шур, который, как я знала, никогда не умел управляться с туманами.

— Она права, — внезапно заговорил хранитель покоя и помассировал виски, — туманы подчиняются ей как своей. Леди Анора так и не сроднилась с ними, но… — он долго думал, как назвать меня, и всё‑таки выдавил: — Сольд, переродившись, словно породнилась с тенями. Возможно, дело в том, что во время обручения она погибала, потому теневой сумрак пророс в ней как в своей.

Хранители переглянулись, а Шур стукнул по столу ладонью.

— Что с того, разве дело в туманах?!

— Отчасти — да. — Хранитель покоя и сам выражал полнейшее спокойствие, нерушимое и незыблемое.

— Вернон, — толстый хранитель казны тяжело дышал от волнения; лоб его покрылся испариной, — уж не за одно ли вы с этой человеческой девкой?

— Я беспристрастен, Ротт, ибо такова моя доля: отвечать за сохранность всей нашей страны. И если будут основания полагать, что Сольд за именем Вир — дэ достойна именоваться леди Теней — быть тому. А она, несмотря на всю мою неприязнь к иноземцам, говорит правду: обряд был совершен по всем правилам, засвидетельствован богами, туманы подчинились невесте лорда. Что каждый из вас может противопоставить этому?

— Она — человечка, — сказал казначей Ротт, стирая пот рукавом.

— Она не обучена нашим законам и не сможет править Пограничьем, — добавил верховный жрец Ритте.

— Эта рабыня позорит статус леди, — окончил Шур.

Я вновь поджала под себя потемневшие туманы, свела лопатки и добавила:

— Я вынуждена согласиться с вами, уважаемые хранители, во всем, кроме знаний свода законов и правил. Мною изучены все книги, а также родословные, исторические архивы и фактографии. Также я присутствовала при отправлении правосудия моим будущим супругом — лордом и познавала азы правления, впитывая его познания. А кто, как ни правитель Пограничья, мог обучить меня всему?

Вернон поднялся и, немного подумав, изрек:

— Сим считаю необходимым направить Сольд за именем Вир — дэ для окончательного вердикта в коллегию жрецов. До тех пор, пока решение не будет вынесено либо ныне правящий лорд не оправится от ранения, я назначаю её наместником и снимаю полномочия с временного правления, оставляя на нами право отстранить леди Теней, если на то будут основательные причины. Таково слово хранителя покоя. Леди, будут ли у вас указания?

— Откройте границы, — коротко попросила я.

— Разумеется, леди, — хранитель покоя поклонился.

Он вышел первым, а следом за ним потянулись остальные. Хранитель казны презрительно скривил губы, но промолчал.

— Смотри по сторонам, девчонка, — предрек Ритте, запахиваясь в плащ, подбитый алым. — Теневая магия опасна и непредсказуема, не всякая человеческая женщина сумеет выдержать её.

— Благодарю за совет, — я отвесила реверанс.

Мы остались вдвоем со Вторым после лорда. Шур проедал меня взглядом, в котором ненависть сплелась с прямой угрозой.

— Надеюсь, ты не забыл об обещании передать мне моего супруга? — спросила невинно.

— Не забыл, — и добавил, скрежеща зубами: — Учти, когда ты обрушишь страну в руины и приползешь ко мне на коленях, моля о милосердной смерти, — я надену на тебя ошейник, какой положено носить рабыне, и разрешу каждому мужчине Пограничья совокупиться с тобой, — брат Трауша говорил отстраненно, как будто вспоминал о минувшем дне.

Я хмыкнула.

— Как жаль, что это условие я не могу выставить в отношении тебя. На твоей худосочной шейке ошейник смотрелся бы ничуть не хуже.

— Тварь, — сплюнул Шур, уходя.

И когда за ним захлопнулась дверь, я без сил рухнула в кресло и разрыдалась, уткнувшись лицом в ладони. Боги! Неужели я выстояла первое испытание из многих?!

Дом встретил меня гробовой тишиной. Я направилась сразу в спальню, минуя столовую, из которой аппетитно пахло обедом, и упала на постель, не скинув обуви.

— Госпожа, к вам гости. — Служанка Санэ заглянула в комнату и с неприкрытым любопытством посмотрела на меня.

Я пригладила волосы, поправила сбившееся платье.

— Сейчас спущусь.

На диване в гостиной развалилась девушка, чьи рыжие кудри тяжелыми прядями спадали на плечи. Прислуга уже налила в её бокал вина, и сейчас незнакомка рассматривала то на свету.

Урожай пятилетней давности, — ни к кому не обращаясь, заговорила она, когда я переступила порог. — Невероятный вкус.

— Есть ли смысл спрашивать, кто ты такая?

— Я приближенная лорда, — она по — кошачьи сощурилась.

Я оглядела соблазнительный вырез платья у бедра, сапоги на высоком каблуке, формы, едва прикрытые корсетом. Сомнений не осталось — слишком много слышала об этой «приближенной».

— Мари?

— Ха, угадала! — Она отсалютовала бокалом. — Сольд, выпей со мной за здоровье лорда. Ещё вина!

Служанка появилась так быстро, будто бы только и ждала распоряжения. Н — да, при моих приказах подобной прыти не отмечалось, из чего вывод: эту ведьму, Мари, уважают на порядок сильнее.

Разумеется, я разозлилась и даже… заревновала. Взгляд цеплялся за черты лица, гладкую, будто фарфоровую кожу, надутые губки. Эта теневая женщина была бесконечно красива и изящна, грациозна. Я ощущала в ней огромный резерв и силу, скрытую за внешней хрупкостью. Мари вручила мне бокал, наполненный до краев. Я машинально чокнулась, но не отпила.

— Что привело тебя в поместье Вир — дэ?

— Мой друг на грани погибели, и я обязана быть с ним.

— Не обязана.

— Сольд, я не нравлюсь тебе, а ты не нравишься мне. — Мари отвела со лба волнистую прядку. — Но мы не соперницы. Шу избрал тебя и не сменил своего решения, сколько бы я не убеждала. — Она заметила, как я напряглась, и кивнула:

— Уж поверь, убеждаю я хорошо. И всё‑таки он дал ясно понять: ты — будущая леди, а моя обязанность, как правой руки лорда, оберегать тебя. Дело в том, что Шур слетел с катушек. Сегодня он закрывает границы, а что завтра? Оборвет торговые связи? Прирежет всех полукровок? Если с нами разругаются расы, начнется новая битва. И без полководца, я имею в виду настоящего воина — лорда, нас разгромят как безусых сопляков. Шур — не полководец, он завистливый мальчишка. Потому в моих интересах встать на сторону той, которой, по крайней мере, подчинились туманы.

Звучало правдоподобно. Голос не звенел и не ломался, глаза не бегали. Мари была убеждена в своих речах так же сильно, как и в своем превосходстве. Я рядом с ней смотрелась дурнушкой.

— С чего ты взяла, что я приму твою помощь?

— Не будет обманом заявить, что я лучшая. Кроме того, пользуюсь уважением среди граждан. А тебе, человеческая женщина, не помешает тот, кого ценят. У меня есть связи повсюду, и я добуду тебе любую информацию. Поверь, Сольд, наш союз выгоден обеим. Шу доверял мне.

Но я не Шу.

— Где же ты ходила всё это время, а, приближенная лорда? — Я пристально глянула на рыжеволосую.

— Где?! — Она нешуточно оскорбилась. — Между прочим, я сдерживала недовольных правлением Шура, а их, знаешь ли, много. Пусть Ре — ре и подчинилась временному правлению, но окраины, дальние уголки Пограничья против него, а потому готовы устроить бойню со столицей. Не веришь? Поехали в провинции, где мои слова подтвердят. И только моя просьба, как приближенного лица, — она приговорила последние два слова медленно, по слогам, — возымела действие. Гражданская война отменяется, а ты спрашиваешь, где я шлялась.

Я видела возмущение в её взгляде и то, как напряглись щеки. Она пахла правдой, пусть и приукрашенной, но искренней. Эта рыжеволосая ведьма сумела убедить подданных, сумела руководить всем в отсутствие Трауша. Что ж… Настали тяжелые времена, и молодой правительнице не обойтись без союзницы, пусть даже такой.

— Договорились. — Я протянула руку, и Мари крепко пожала её. — Для начала разузнай о ранении Трауша. Любые слухи, сплетни. Почему он не излечился, кем был нападающий, что за клинок?

— Завтра к обеду всё будут у тебя. — Мари подмигнула. — Разрешишь мне увидеть Шу, когда его привезут? Возможно, я смогу чем‑то помочь.

С минуту во мне боролись противоречивые чувства. С одной стороны, Мари — его подруга, и она имеет право побыть с другом, попавшим в беду. С другой — Мари явно неравнодушна к лорду и неприятна мне. Но кто я: ревнивая женщина или рассудительная жена? Неужели я позволю эмоциям затмить голос разума?

— Как только привезут, — сдалась я.

Стоило Мари уйти, как в гостиной объявился Дарго. Выглаженный и расчесанный, гладко выбритый, меньше всего он напоминал наемника, гнавшегося за жертвой господина Розеншаля. Даже серьга в ухе была начищена до блеска.

— Кто эта приятная особа? — промурлыкал он как сытый кот, разваливаясь на диване. — Эй, Санэ, милашка, притащи‑ка винца! — крикнул во весь голос.

— Эта приятная особа — теневая ведьма и личная помощница Трауша.

— О, звучит соблазнительно.

Я фыркнула.

— Дарго, ты невыносим! Пару дней назад тебя едва не принесли в жертву из‑за твоей неразборчивости, а сегодня ты уже засматриваешься на Мари.

Санэ вошла, держа наготове початую бутыль красного и бокал. Она брякнула всё это на стол и глянула на наемника с возмущением, мол, сам себе наливай. Интересно, а служанке‑то он чем насолил?!

— Не только на Мари. — Дарго проводил Санэ голодным взглядом. — Здесь хватает цыпочек. Как прошла встреча?

Он посерьезнел, и даже прищур его стал казаться строже.

— До решения коллегии правление передано мне. Ну а Трауша должны привезти сегодня, — запнулась.

— Ты справишься, и муженька своего непременно вылечишь.

— Дарго… — Понадобилась долгая секунда, чтобы отважиться на вопрос: — Ты точно не хочешь уйти? Я тебя не держу.

— Нет, — резанул наемник. — Меня устраивает должность личного стража. Кстати, а что с книгой? Ну той, которую ты нашла в Крово — зорях?

Совсем забыла! Я, ахнув, побежала на второй этаж, наемник, судя по пыхтению, понесся следом. Да, я определенно видела книгу из святыни Крово — зорей в библиотеке лорда. Да только никакого отношения ни к религии, ни к истории та не имела. Это были сказки.

 

Глава 2

Два месяца назад.

— Разреши мне уехать? — Звонкий, точно хрустальный, голосок вывел Трауша из раздумий.

Он как обычно проводил вечер за книгами, и от множества текстов уже рябило в глазах. После ужина Сольд нездоровилось, да и в спальне её не горел свет. Трауш думал, его невеста легла спать, но она стояла в проходе, держа в руке серебряный подсвечник. Ночная сорочка в пол походила на белоснежное платье. Отросшая челка прикрывала брови. А ноги были босы.

Куда ей нужно уехать, зачем, но главное — надолго ли?

— Я помню о нашей свадьбе и моем долге перед страной, но также я давала обещание, от которого не могу отказаться, — прошлепала по ковру к Траушу. — Для меня жизненно необходимо выкупить его.

И тогда Сольд рассказала о рабе по имени Дарго, который когда‑то помог ей сбежать. Помог — сильно сказано, конечно; благодаря его «помощи» её оставили умирать под палящим солнцем в клетке. Но Сольд считала иначе.

— Всего неделя или две, — горячо убеждала она, — и я приеду. Сделай мне свадебный подарок, дай вызволить Дарго из неволи!

Трауш заложил страницы закладкой, потер уставшие глаза. Он долго думал перед тем, как сказать короткое:

— Я не пущу тебя.

— Но… — Её зрачки расширились.

Не ожидала отказа. Думала, раз их отношения стали доверительными, раз между ними появилось нечто большее, нежели обычное обязательство, раз они сблизились настолько, что научились делиться друг с другом сокровенным — ей позволительно уйти. Возможно, позже Трауш сменил бы решение, но не сейчас. Он просто не мог, да и не хотел; переживал за неё и не представлял, как отпустит куда- то одну. Не ехать же с Сольд на Острова Надежды, забросив все свои обязательства? Это в высшей степени неразумно.

Потому лорд постарался быть предельно сдержанным и даже по — хозяйски грубым.

— Сольд, запомни: всё, что происходило до нашего обручения, должно перестать тебя волновать. Возможно, будь у тебя любимая семья или друзья, я бы позволил с ними проститься. Но выкупать раба, который своей мнимой заботой едва не угробил тебя? Уволь.

— Но если бы не тот побег, мы бы никогда не увиделись! — возмутилась невеста.

— Думаю, боги бы нашли способ соединить нас.

— Да нет же! Выслушай меня!

— Я услышал всё, что ты сказала, и принял решение, окончательное и бесповоротное. — Из голоса исчезли любые эмоции; именно таким тоном он объявлял приговор или отдавал приказы, и этот тон означал, что возражения недопустимы. — Ты всё поняла?

— Да, мой лорд, — согласилась Сольд. Всегда, когда она была им недовольна, называла его так, с покорностью и отстраненностью. Как рабыня.

Невеста, задув пламя свечи, сбежала из библиотеки. Да, сейчас она недовольна, но когда‑нибудь поймет Трауша. Ей бы подбирать ткань для свадебного платья, а не уезжать незнамо куда.

…С того разговора минула почти неделя, полная мучительного безразличия. Трауш, только привыкший к Сольд, изнывал от её холодности, но и поступиться собственными принципами не мог. С каких пор прихоть леди важнее слова высокого лорда? Где это видано?!

Он пробовал поговорить с ней по душам, но Сольд замыкалась в себе. Целыми днями бродила по окрестностям поместья — пыталась ощутить себя свободной. Но к закату, когда лорд приезжал из города, всегда возвращалась; ни разу она не пропустила ужин, хоть и ела непозволительно мало.

А сегодня не пришла. Стол был накрыт, но Трауш не притронулся к еде. Он вслушивался в звуки холла, надеясь, что невеста вот — вот объявится. Десять минут, двадцать, полчаса…

— Ты видела Сольд?! — гаркнул на служанку. Та, растеряв от испуга дар речи, помотала подбородком.

— Герих! — окликнул мажордома и, когда тот, пыхтя, прибежал, спросил: — Моя невеста появлялась?

— Я не встречал её ни разу за день, — отрапортовал тот. — Она у вас очень своенравная особа, её бы не помешало приструнить, а то ходит незнамо где, а приходит — матушки! — одежда вся в репейнике, туфли замызганы, в волосах листва.

Трауш рассеяно кивал. Где же эта несносная девица, неужто опять устроила побег? Да ведь он разыщет её везде, приволочет за шкирку и запрет на замок. Что за сумасбродство?!

Лорд приказал оседлать коня, оделся, обулся и вылетел наружу. Нет, она получит за самовольство! Почему он должен отрываться от ужина ради того, чтобы притащить эту безумную полукровку домой?

«Посажу на цель, и дело с концом», — мстительно думал Трауш, принюхиваясь как зверь.

Он долго преследовал Сольд, подгоняемый недовольством и чем‑то ещё, что сдавливало сердце и заставляло пальцы дрожать. Туманы её мелькали то тут, то там, а Трауш никак не мог схватиться за них. Вдруг она в опасности? Что если вконец рехнувшийся Шур добрался до Сольд? Или на неё напал дикий зверь?

Мысли скакали, одна краше другой. Никогда доселе Трауш не замечал за собой столь богатой фантазии, но думы росли и множились. Он медленно терял рассудок от незнания.

Лорд почуял её издалека. Ей больно! Очень больно! С его невестой действительно что‑то стряслось.

— Где же ты, где?! — ревел Трауш, сжимая бока коня, направляя того по едва ощутимому следу. Они кружили, то приближались к Сольд, то вновь удалялись от неё.

Кругом сплошные поля. Земля, готовящаяся к первым заморозкам, и пожухлая трава. Птицы, клюющие остатки посевов. Ветер завывал на разные лады. Накрапывал дождь, грозящий перерасти в ливень. Пахнуло грозой. Первая крупная капля стукнула по носу.

— Помогите! — услышал лорд далекое, принесенное непогодой.

На север!

— Давай же! — подгонял Трауш коня, несшегося недостаточно быстро. Эхо голоса билось о череп изнутри. Её туманы были совсем рядом, напуганные, подобравшиеся к хозяйке, оберегающие её от чего‑то.

Трауш спрыгнул на землю, прислушался.

— Сольд! — позвал, сложив ладони лодочкой.

— Я тут! — услышал слева от себя.

Понадобилось несколько нескончаемо долгих секунд перед тем, как Трауш нашел Сольд. Она сидела в волчьей яме, потирая левую лодыжку. Чумазая, перепачканная в грязевой воде, но живая! Чудо, что её не задели острые колья!

— Так нелепо получилось… — тараторила Сольд, когда Трауш спрыгнул в яму и взял девушку на руки. — Задумалась о своем и не заметила, как свалилась. Я бы вылезла, да вывихнула лодыжку. Прости, что заставила тебя сорваться.

— Молчи, — приказал Трауш.

Сердце билось у горла, а позвоночник был сведен от напряжения. Не верилось, что она уцелела. Упади чуть правее или левее — ив грудь бы вонзился заостренный кол. Картинка встала перед глазами, такая ясная, что лорд потряс головой.

— Больше никуда не уходи без моего разрешения, — попросил Трауш, усадив Сольд впереди. — Я места себе не находил.

Эти слова дались ему особенно тяжело, как признание, вырванное с мясом. Сольд согласно промычала и потерлась носом о его шею. Целая и почти невредимая.

Её осмотрел лекарь, и только после его заключения — всё в порядке, перелома нет, — Трауш успокоился и перестал мерить залу нервным шагом. Сольд помылась и даже поужинала под присмотром лорда, который проследил, чтобы она доела всё до последней крошки. Ну а потом, тихонько извинившись, ушла к себе. Чуть прихрамывая, но стараясь держаться прямо.

— Бесы! — ругнулся Трауш ей вслед.

Он ощущал себя виноватым. Вроде и не заставлял Сольд уходить, и в яму её не бросал, а почему‑то вина глодала именно его. Забралась цепкими лапами за шиворот и не отпускала.

Вскоре Трауш стучал в спальню невесты.

— Да!

— Сольд, — он застал её расчесывающей волосы у зеркала, — держи.

На трельяж упал увесистый мешок, полный золота. Невеста развязала тесьму и, заглянув внутрь, перебрала монеты пальцами.

— Ты от меня откупаешься? — непонимающе поморщилась.

— Выкупи своего раба и приезжай ко мне. Но запомни, я не готов ждать слишком долго. И ещё, я буду навещать тебя во снах.

Только сейчас лорд понял, в чем его вина. Нельзя скрывать Сольд от целого мира, она взрослая и самостоятельная, опытная. Она бы ни за что не рухнула в ту яму, если бы не уходила в поля «думать о своем», рассерженная на будущего супруга. Дай он ей разрешение — Сольд бы сделала всё правильно и ни разу не оступилась бы.

Потому что в неё надо верить. Она ничем не провинилась и заслужила капельку доверия.

— Мне казалось, после сегодняшнего ты строго — настрого запретил куда‑либо уезжать. — Девушка глянула на Трауша через отражение.

— Я знаю, куда ты уедешь. И прошу лишь об одном: возвращайся, — тихо попросил он.

Вместо ответа Сольд улыбнулась.

Полтора месяца назад.

Вечер перед отъездом выдался пасмурным. Небо заволокло сиреневыми красками, за тучами было не разглядеть звезд. Накрапывал дождь, мелкий и колючий. Недолгое лето сменилось хмурой осенью.

Непогода правила и сердцем Трауша. Он долго стоял у закрытой двери в комнату невесты и слушал, как та поет. И не решался тронуть дверную ручку, будто пока Сольд в спальне, всё могло остаться как прежде.

Лорд не желал отпускать будущую леди. Дал согласие и миллион раз пожалел — но не забирать же теперь своё слово. Сольд обещала вернуться как можно скорее, но кто знает, во что выльется это путешествие? С кем она познакомится, кого обретет? А вдруг она поймет, что ей уютнее где‑то ещё и с кем‑то другим? Да, Трауш разыскал бы невеству хоть на краю света, но теперь, когда они сблизились, он не хотел тащить Сольд в Пограничье силой.

Дверь приоткрылась, и в щелку высунулось улыбчивое личико.

— Заходи, — промурлыкала невеста, — а то битый час стоишь на пороге.

Она была нага, не считая тоненькой рубашки из шелка, и невероятно прекрасна. Волосы струились волнами по плечам и спускались до самой поясницы. Кожа, светлая, не знающая загара (даром, что бывшая рабыня с Островов), губы алые, а глаза… В их синеве легко потонуть. Бесы! Ни одна женщина не вызывала в лорде столь жгучего желания. Он даже смотреть ни на кого не мог, кроме неё, что уж говорить о чем‑то ином. Его мысли занимала эта девушка — помесок с чарующим именем.

Трауш сократил расстояние, разделяющее их, и сжал Сольд в объятиях.

— Обещай себя хорошо вести. — Завел за ухо непослушную прядку.

— Обещаю! — Она со смешком выскользнула из захвата как кошка.

Трауш оглядел кровать, заваленную вещами. И глубоко запрятанная тревога вновь подкатила к горлу.

— Может, отложишь поездку? На неделю? Или хочешь… — Ему тяжело дались эти слова. — Я съезжу с тобой?

— Нет. — Она разом помрачнела. — Уеду завтра, как и договаривались. Не переживай. Две недели — не больше, и мы свидимся.

Ему хотелось предложить Сольд стражников, воинов, жрецов — кого угодно, только бы она была в безопасности. Но не стал — откажется. Его невеста способна разобраться с любыми трудностями самостоятельно. Да и правда, что может приключиться на Островах с той, у которой есть свобода и деньги? Знатных особ там не воруют и не продают. Незачем тревожиться по пустякам, недостойным лорда.

Вот только Сольд подбрасывала в костер одно полено за другим.

— Хочу доплыть до Островов на корабле, — мечтательно сказала она, разглаживая складки дорожного платья.

— Почему не по суше? — возмутился Трауш.

— Всегда грезила морским путешествием, — Сольд смущенно наморщила носик. — Смотри, через сумеречный туннель я доберусь до порта, а там сяду на первый же приличный корабль до Островов. Потеряю дня два, зато вдоволь надышусь морским воздухом.

Вот и как с ней спорить, с такой улыбчивой и щебечущей? Пташка! И всё‑таки лорд не был бы лордом, если бы поддался девичьему шарму.

— Надежнее доехать на повозке. Сольд, я настаиваю, так будет лучше.

Её взгляд потускнел.

— Трауш, мы уже обсуждали это. Я ведь не маленькая девочка и не сяду на пиратское судно! Подберу самый богатый корабль. — Она подбежала к лорду, обхватила его ладони своими. — Не тревожься обо мне!

— Не буду, — сухо ответил тот, скидывая ледяные руки. — Спокойной ночи, Сольд. И хорошей поездки.

В нем закипало раздражение. Трауш выскочил из спальни. Слабак! Какой же он лорд, если не способен уговорить собственную невесту? Да и не уговаривает он её вовсе, а сюсюкается как влюбленный глупец. Ему бы сейчас строго — настрого запретить, запереть её и не позволять никуда уезжать. Она нужна тут, в Пограничье. Где это видано, чтобы леди перечила лорду? Они вновь идут по кругу! Она оспаривает любое его решение. Специально, что ли?!

Сольд не сдвинулась, так и застыла мраморной статуей, прижимая к груди платье. Туманы её, нежные, мягкие, тянулись к нему, но Трауш без сожаления стряхнул их с себя. Нет уж, пусть Сольд знает: он недоволен.

Она выехала с первыми лучами солнца, и Трауш провожал её, спрятавшись за шторой. Сольд остановилась у крыльца и глянула наверх, в окна спальни лорда, но не застала там никого. Конечно, он‑то следил из библиотеки. Кажется, невеста огорчилась, но на лице застыла маска безразличия.

Выбегать прощаться было уже поздно, она скрылась в черном пятне, и то исчезло, оставив после себя лишь рябь.

Уже после Трауш задумался над своим поведением. Почему он поступил так импульсивно и обиделся на сущий пустяк? Ведь так ли страшно, на чем Сольд доедет до Островов? Нет, наверное, то была не злость на выбор транспорта, а на всю её затею, в которой не нашлось места ему.

— Доброго пути, найденыш, — сказал лорд, подавив вздох. — Скоро свидимся.

Но сердцем чувствовал: не так уж и скоро.

 

Глава 3

Всю ночь мы изучали Книгу сказок и легенд Пограничья, старую, измусоленную и, несомненно, любимую обитателями дома. Её страницы изрисовали углем, где‑то остались отпечатки детских жирных ладошек, а около картинки с изображением рыцаря на коне нетвердым почерком было приписано «Тауш». Некоторые легенды напоминали сухие пересказы, другие — кровавые байки. Кстати, именно такие истории сохранились в варианте Крово — зорей, видимо, тамошние сектанты не желали отождествлять «священный талмуд» со сказочками, потому оставили лишь самые леденящие кровь истории. Но встречались тут и другие, коротенькие рассказы, с сюжетом и без него.

И вот, прочитав примерно половину книги, я наткнулась на искомое.

«Сказ о первом загонщике.

Рон, что явился от брака человека и тени, хотел стать воином, да не смог: среди воинов чтили чистоту крови. Полукровка — таким он родился и таким должен был сгинуть. И в жрецы его не взяли — он был лишен природной магии. Нигде не нашлось ему пристанища. Едва Рон возмужал, отправился он в долгое путешествие по миру. Объездил север и юг, ища свое предназначение, но ни заснеженные холмы, ни жаркое солнце не знали, кем ему стать.

— Будь рыбаком, — шептали морские волны. — Море любит полукровок, ибо соль стирает различия.

— Нет, — отвечал упрямый Рон.

— Стань тогда пастухом овец, — просили снега. — Горы любят полукровок, ибо в холоде все равны.

— Нет, — отвечал упрямый Рон.

Долог был его путь, но однажды вышел Рон к великому храму и пал на колени пред очами богов, пирующих у Круглого озера.

— Кем стать мне, тому, в чьих венах течет кровь двух рас? — вопросил он. — Я обошел весь свет и везде я чужак. Я — сын теней и жажду быть полезным своим отцам.

Крепко задумались боги. В зеркальной глади Круглого озера отразилась луна и солнце, и вновь луна, а боги всё не отвечали, лишь перешептывались ветрами. Наконец, утихли жаркие споры, и молвил бог сумрака:

— Коль верен ты своим отцам, принеси нам жертву. Отдай жизнь троих — по количеству листов трилистника. Первым делом обагри алтарь кровью тени, дабы напитался ею сумрак межмирья. Следом пусти кровь мужчины — воина во благо мира мертвых. Последней отдай кровь женщины — ведьмы во славу мира живых. Пусть в миг смерти на челах их сияет клеймо триединства. Тогда откроется тебе истина.

Плакал Рон, когда тащил на алтарь своего брата по теневому происхождению. Но со смертью того открылся сумеречный туннель. В честном бою разгромил Рон воина. Хитростью заманил в сети женщину — ведьму. Выжег на лбах их трилистник, кровью окрасил алтарный камень.

Тот час из сумрака явилось пред ним существо, доселе невиданное. Объединило в себе оно жизнь, смерть и тени. Походило на животное, с зубами острыми что бритвы и небывалым нюхом. Испило существо истинную силу в умирающей ведьме и зашипело:

— Хинэ, — что означало „повелитель“.

Склонилось оно пред Роном и позволило надеть на себя ошейник. Так Рон, рожденный от брака человека и тени, стал первым загонщиком твари, которую нарек он словом, от неё услышанным. С тех пор хинэ оберегала Рона во всех его странствиях, питалась магией, а излишками делилась со своим повелителем.

Так стал он сильнее любой тени и могущественнее всякого жреца».

— Очаровательная сказочка, — Дарго покрутил пальцем у виска. — Здешние мамаши читают такое деткам перед сном? Неудивительно, что теней считают чокнутыми.

Я не слышала его.

Недавние жертвоприношения полностью повторяли описанные в книге. Тень, мужчина — рынди и женщина — ави. Картинка начинала складываться. Получалось, чернокнижник, имя которого мы с Траушем так и не разгадали, решил воссоздать первое подчинение хинэ. Кто‑то, в ком, по всей видимости, текла кровь теней, понадеялся стать загонщиком сумеречной твари.

И что, сработал его ритуал? Разве напишут правду в книге сказок?

И вдруг до меня дошло очевидное. Хинэ в академии появилась неспроста! В сердце екнуло. Я обязательно распутаю этот клубок до конца, главное — не забыться в государственных делах.

Под утро перед глазами плыло, и мысли скакали блохами. Дарго давно задрых в мягком кресле, а я раз за разом перечитывала сказку в надежде на простую отгадку. Не получалось.

— Едут! — Мажордом ворвался без стука с прытью, поразительной для его возраста.

Я, стараясь не показывать волнения, спустилась на крыльцо. Опершись о колонну, рассматривала приближающуюся повозку с отличительными флагами дома Вир — дэ. Неужели Шур отважился приехать лично? Во мне волной поднимался гнев, но я усмирила его. Накажем виноватых позже, когда лорд оклемается.

Долгие полчаса повозка плелась к воротам и, наконец, из нутра её выбрался лекарь, бородатый и сгорбленный, щурясь, усмотрел меня.

— День добрый, леди Сольд, — поприветствовал он без всякого уважения, но шляпу ради приличия снял.

— Вы сами понимаете, что никакой он недобрый. — Туманы у ног бесновались. — Что я должна сделать, чтобы, в конце‑то концов, получить мужа?

Перед тем, как я передам его вам, должен заверить: леди, мы предприняли всё возможное, — лекарь смотрел прямо в глаза так, как обычно смотрят лгуны. — Лезвие меча, которым был ранен ваш супруг, пропитано редкой разновидностью заколдованного яда. Сей яд держит лорда Вир — дэ меж двух миров. Он не мертв, но и не жив. Если вам угодно, я останусь при вас и буду оказывать всяческую помощь в попытках излечения.

Кто же тот безумец, что придумал яд? По спине пробежали мурашки.

— Ясно. — Я кивнула мажордому, стоящему в двух шагах от нас. — Прикажите кому‑нибудь из слуг подойти сюда.

Вскоре из повозки вынесли носилки с лежащим на них телом. От высокого лорда, статного и гордого, осталась одна оболочка. Я едва не взвыла, увидев его. Да что я: прислуга охнула, когда Трауша внесли в дом. Кухарка разрыдалась в голос. Его уложили в хозяйской спальне, укрыли одеялом, подоткнув края. На взбитых подушках, белее белого, с бескровными губами и запавшими глазами, он лежал будто на смертном одре.

— Вам понадобятся мои услуги? — учтиво спросил лекарь.

— Нет, — я даже не глянула в сторону того, — благодарю.

Он резво убрался прочь, и я осталась наедине с будущим мужем. Если, конечно, нам суждено пожениться.

— Не смей умирать, слышишь? — Я склонилась к его изнеможенному лицу. — Я не намерена вечно править твоей страной, поэтому в твоих же интересах излечиться как можно скорее.

Обхватила его руку своей. За ночь моя руна стерлась совсем, и на коже лорда не осталось и следа от обручения. Теневая магия, связывающая нас, оборвалась. По сути, союз разорван, и я уже не невеста, а вольная женщина. Спасали меня туманы, густые и злые, клубящиеся за спиной. Пока они есть, я не позволю никому захватить власть и отнять моего лорда.

Когда‑то он раздражал до зубного скрежета, но после я увидела вторую его сущность: мужчины, не научившегося любить. Его, как и меня, воспитывала мать, для которой долг был важнее семьи. Трауш стеснялся любого проявления чувств, но со мной он открывался, становился мягче, делал первые робкие шажки навстречу.

Мне вспомнилась наша первая ночь. В воздухе оседала пыль. Мерцали звезды. Куртка лорда пахла костром, а сам он будто мальчишка никак не решался на прикосновение. Боги, как я боялась. Боялась своих застарелых шрамов и горького опыта близости с иными мужчинами. Колени подкашивались от лютого ужаса. Но Трауш не торопил и не требовал, а взгляд его пылал желанием. Он жаждал не моего тела, но меня целиком. Познать мои недостатки и травмы. И благодаря его нежности я возродилась из пепла.

Выживи, и всё у нас наладится.

Я легла рядышком с Траушем и, склонив голову ему на плечо, уснула обрывчатым сном без сновидений.

— Подъем! — услышала спустя, казалось, секунду.

В комнате суетилась Мари.

— Что ты…

— Я, конечно, обожаю Трауша, но спать с ним сейчас, — она выделила последнее слово осуждающей интонацией, — не лучшая затея. Сольд, идем, у нас много дел. Давай — давай, я распорядилась о позднем завтраке, повара Трауша готовят восхитительные крендельки.

Я покорно встала, не совсем ещё соображая, что происходит, и поплелась на запах сдобы. Уже в коридоре одумалась и застыла, подбоченившись.

— Мари, не изображай мою подружку, прошу. Что ты выяснила?

— Давай за завтраком? — взмолилась она. — Я дико голодна.

Мне оставалось только согласиться, тем более у самой живот выводил голодные рулады. В столовой уже восседал Дарго, закинувший ноги прямо на накрахмаленную скатерть — ну, разумеется! — и с аппетитом поедал тосты с джемом.

— Здрасьте! — Он помахал нам ложкой. — Ну, как твой муж?

— Жених, — зачем‑то поправила Мари, укладывая на колени тканевую салфетку.

Интересно, как она относится к Траушу? Что испытывает? Любит ли она того, с кем провела множество часов, с кем сражалась в пылу битвы, кого защищала ценой здоровья? А если любила, то как сильно? И способна ли она вырвать с корнем эту любовь во имя общей цели?

— Не знаю, — без утайки призналась я, пододвигая к себе миску с густой овсянкой,

— он жив, и пока это самое важное. Мари, рассказывай, что тебе удалось выведать.

— За вчерашний вечер я пообщалась с лучшими из лучших в лекарском деле, жречестве и даже некромантии. — Рыжеволосая отпила глоток кофе. — Всем известно о ранении Трауша, но никто не догадывается, чем его исцелить. Кто бы ни изготовил этот яд, он бесов гений. Буду искать дальше.

— Спасибо. — Я ковырялась в каше, аппетит куда‑то пропал. Слабая надежда на то, что отгадка найдется быстро, растаяла как снег жаркой весной. — Что‑нибудь ещё?

— Две новости. Первая: хранители объявили о твоем наместничестве.

— Поздравляю! Надо бы это дело отпраздновать, — перебил Дарго. — Санэ, неси‑ка…

— Замолкни, наемник, — рыкнула на него Мари. — Не всё так гладко, из чего и вырисовывается новость вторая: настала пора заявить о себе.

Я насилу затолкала в себя кусок свежеиспеченной булки, подавила рвотный позыв.

— Как?

— В нижней части Ре — ре, так называемом районе бедняков, вспыхнули восстания. Выкрики «Долой человеческую тварь» были самым пристойным из того, что мне пересказали осведомители. И это далеко не всё. Озлобленные тени прошлись по домам и… — она замолчала так театрально, что я, не выдержав, простонала:

— Ну же!

— …выволокли всех людей наружу, после чего уничтожили, — закончила она холодным тоном. — Одних сожгли заживо, других повесили, с третьих спустили кожу.

Дарго грязно выругался.

— И никто не вмешался?! — Я вскочила в самых дурных чувствах. — Куда смотрела стража?

Мари взялась намазывать масло на тост, рассматривая нож так, будто он представлял небывалую ценность. Кажется, её саму расправа над чужеземцами не радовала.

— Поверь, вмешивались, но когда лютуют все до единого, стражники бессильны. Самые отважные приняли участь людей, кто поумнее — благоразумно убрались подальше, и их, знаешь ли, никто не осудил.

— И что делать?..

Первое важное решение, которое, возможно, положит начало (или конец) всему. А я, признаться, трусила как десятилетняя девчонка, впервые попавшая в академию.

— Как что? — Дарго ударил кулаком по столу; молочник, стоящий на краю, упал на пол и разбился на десяток осколков. — Их нужно наказать. Ты — их леди, и они не имеют права убивать подданных твоей расы. Научи их уважению, Сольд! Сотвори с ними всё то, что они сделали с иноземцами. Пусть остальным это будет уроком.

— Либо же, — меланхолично заметила Мари, отодвигаясь от расплывающегося белоснежного пятна, — задобри их либо купи. Ведь эти бедняки, пьянчуги, воришки и убийцы — основа твоего правления. Если ты получишь их одобрение, то всему Пограничью ничего не останется, как смириться.

Мои туманы заплелись на теле кольчугой. Их решение было предельно понятно — бой. Я и сама в глубине души поддерживала Дарго: любое восстание должно быть подавлено. Но Мари говорила правильные вещи. На моей памяти многие правители начинали с кровопролития, и обычно они не задерживались на троне — недовольные попросту устраивали заговоры и расправлялись с ними.

— А чего хотят они сами? — спросила я не своим голосом. — Какие их требования?

— Свержение тебя, — удивленно напомнила Мари.

— А кроме?

Она развела руками, мол, так глубоко не копалась.

— Я должна выслушать требования мятежников. Безусловно, зачинщики будут наказаны, а с остальными попробуем договориться. — Дарго буркнул что‑то про «тупейшее решение», но я не передумала. — Мне нужна стража и вы. Готовы пойти за мной?

— Дай мне час на сборы, — Мари не мешкала и секунды, — я с тобой.

— Угу.

Дарго, обтерев губы салфеткой и бросив ту в тарелку, ушел первым, а Мари специально задержалась. Взяв меня под локоток цепкими пальчиками, шепнула:

— Я накопала кое — какую информацию про твоего белобрысого телохранителя. Будет любопытно — расскажу.

— Мне не любопытно, — без раздумий ответила я. — Он со мной.

— У кого знания, тот вооружен. — Рыжеволосая смерила меня надменным взглядом. — Впрочем, дело твое. До встречи у ворот нижнего города.

Перед выходом я заглянула к Траушу и, сев у его ног, долго изучала мертвенно- бледное лицо. Вдруг не захотелось ни с чем бороться и никому ничего доказывать. Я нужна ему, а не мятежникам, с которыми вполне разберутся стража и жрецы.

Попыталась пустить свои туманы в тело лорда, ощупать ими рану, высосать яд из крови, но не смогла. Туманы отлетали, таяли, растворялись под действием темных сил. Было бы обычное ранение — я бы справилась; но в дело вмешалась магия, которую я не сумела побороть.

Бессилие раздирало на части.

— Пошли, — вдруг услышала за спиной.

Дарго заправлял за пояс наточенные кинжалы.

— Разумно ли оставлять Трауша одного?

И до крови закусила губу. Мне нельзя уходить, мой лорд ранен, я должна находиться с ним.

— Ну а чем ты ему поможешь? Сядешь у кроватки и будешь сопли пускать? На кого же ты меня оставил, и всё такое? Сольд, поднимайся. Если хочешь надрать задницу Шуру, ты должна действовать, а иначе младший братец отберет у тебя и муженька, и Пограничье.

Мы поспорили несколько минут, но в итоге я признала окончательную правоту наемника. В состоянии Трауша нет изменений уже целый месяц — как улучшения, так и ухудшения, — потому я могу оставить его на прислугу хотя бы на полдня.

И всё равно, уходя, я ощущала себя предательницей.

Мы остановились на въезде в район бедняков. Верхний город от нижнего отделяла канава шириной в два метра, полная нечистот. Через неё вел единственный подвесной мост. За канавой, насколько хватало взора, простирался забор высотой под два метра. Было безлюдно и тихо. Жители верхнего города, которым не повезло жить рядом с нижним, попрятались по домам и носа не казали. Лавки закрыли, заколотили ставни.

Целый отряд стражников, теней пятьдесят, молоденьких и старых, пришедших добровольно и по приказу, переминался с ноги на ногу. Я не умела ими руководить, поэтому только поблагодарила за присутствие и попросила дожидаться приказа. Командующий стражи согласно качнул головой.

Смертью разило так, что меня едва не вывернуло наизнанку. Горелое мясо, свернувшаяся кровь, испражнения — вонь забивалась в ноздри. Дарго перекосило.

— Прям Острова Надежды, — сказал он. — Родные ароматы, так сказать.

Два существа, расу которых уже невозможно было определить, висели на вбитых кольях у ворот в нижний город. Кожа с их лиц была содрана, и кровавые черепа оголили зубы будто бы в усмешке.

— Гниды, — Дарго выдохнул. — Где шляется твоя Мари?

— Скоро будет. — Я отвернулась от улыбающихся мертвецов.

— Мне она не нравится, Сольд.

— Ты ей — тоже.

И в эту минуту отряд расступился, пропуская вперед рыжеволосую ведьму.

— Ребятки, я тут! — Мари была одета в облегчающую куртку из выделанной кожи и обтягивающие стройные ноги штаны. Создавалось впечатление, что она шла соблазнять бунтарей.

— Ты припозднилась, — без укора напомнила я.

— Я подготовила для наших мятежников маленький сюрприз. — Мари кокетливо захлопала ресничками. — Всё, начинаем.

— Леди, — позвал командующий, — как нам идти?

— За мной.

Правительница не должна прятаться за спинами армии, как бы боязно ей не было. Чем я хуже Мари, которая вышагивает без толики испуга?

Я ступила на мост первой. Страх заполнил каждую клеточку тела, что‑то внутри — думается, здравый смысл — требовало развернуться и дать дёру. Там, за стеной, одичавшие тени, готовые разорвать любого. Кто я для них? Истинный правитель — не тот, кто идет в атаку, обнажив меч, первым; но тот, кто способен управлять войском издалека. Впрочем, Трауш любил повторять: «Тенями достоин править тот, кто не боится пасть в бою». Значит, и я не должна бояться.

Стража двигалась отлаженным шагом, и их синхронная ходьба била по ушам.

Разумеется, нас дожидались. Полностью вооруженные, эти тени плотной завесой выстроились за воротами. Их главарь — наверное, главарь, — восседал на куче убитых: детей, женщин, мужчин всех рас, поигрывая ножичком.

— Кто пожаловал! — Главарь засмеялся, и многоголосая толпа поддержала его одинаковым карканьем. — Сама высокая леди, а мы тут в неглиже и без фанфар.

Он облизал окровавленное лезвие ножа.

— Твой выбор, Сольд, — Мари, вставшая по левое плечо. — Научи их тебя уважать.

— Давай поскорее расправимся с этими отребьями, — Дарго, стоящий справа.

За моей спиной десятки стражников, за моей спиной туманы, за моей спиной — правда. Но тех, кто спереди, не волнует ничего, кроме грубой силы. Что выбрать: диалог или смерть?

— Я пришла говорить. Чего вы хотите?

— Кучу денег и побольше покорных красавиц, а тебя на закуску, леди. Говорят, раньше ты ходила в рабском ошейнике. Ты готова ублажить нас, детка?

Дарго заскрежетал зубами, командующий вскинул ладонь, чтобы отдать приказ страже, но я подняла руку, прося помедлить.

— Иных требований не будет?

— Мочи её! — завопил кто‑то из мятежников.

Тени повалили на нас. Да, переговоры провалились, не успев начаться. Стражники выхватили мечи. Мари окружила нас троих магическим куполом, бросила огненный шар в надвигающегося с левого бока мужлана. Одежда того загорелась, он вскинул руки и зашелся в предсмертном визге.

— Мари, — позвала я, ощупывая в тенях резерв, которым можно было бы напитаться, — покажи‑ка, на что способна приспешница человеческой женщины.

— С удовольствием.

Трое упали на землю замертво. Рыжеволосая отряхнула с рук остатки магии.

— Я тоже кое‑что могу! — Подмигнул наемник.

Дарго шагнул из купола и, выхватив из‑за пояса кинжал, прицельно метнул его в шею бунтаря. Подлетел к мертвецу, забрал свой кинжал, а заодно поживился мечом.

Как назло, мне было не сконцентрироваться на собирательстве. Туманы возжелали опустошить Мари, но я вовремя одернула их. Тогда они заметались, перебегая от одного к другому, не хватаясь ни за кого конкретного.

Сольд! Предприми что‑нибудь, иначе мы пойдем на корм земляным червям, — донесся крик наемника.

И правда. Стоило перестать сосредотачиваться на туманах, как открылась печальная реальность: стражу косило мечами и стрелами. Командующий отдавал приказы, зажимая окровавленное предплечье. Тени же прибывали, словно воевать с нами удумал весь нижний город.

Мари слабела. Щеки её растеряли алый румянец, губы потрескались. А я была бесполезна и даже не смогла направить остатки резерва в бой. Нас ждала гибель.

— Смотрите! — раздалось пораженное многоголосье.

В метре от земли медленно расплывалось черное пятно, похожее на маслянистое. Повеяло сумраком. По спине пробежался холодок.

Первая тварь вынырнула наружу, и на спине её держался загонщик, одетый в красное. Загонщик вскочил на ноги, возвел руки к небесам будто бы в молебном жесте. Пятно разрослось. Хинэ выскакивали одна за другой Даже Дарго, привычный ко многому, встал в стойку, выставив перед собой меч. Твари скалились, их хвосты, похожие на крысиные, молотили по воздуху.

— О, а вот и мой сюрприз, — самодовольно отозвалась Мари.

Среди теней началась легкая паника, оставшиеся стражники, захохотав, понеслись в бой с двойной прытью. Хинэ напали молниеносно, я не успела уследить за их плавными движениями. Загонщик с легкостью управлялся сразу десятком теневых существ, а те крушили на своем пути всё живое. Рвали горла, в мясо кромсали когтями груди бунтарей. Крики переросли в стоны. Магия текла единым потоком от умирающих к тварям.

И всё шло хорошо, пока в грудь загонщику не попала магическая волна. Это случилось так быстро, что ни я, ни Мари, ни Дарго не увидели атакующего. Но тень в красном упала лицом вниз, а хинэ начали безумствовать.

— Идиот, — услышала я недовольство Мари. — Подставился под удар! Бесы!

Твари, лишенные загонщика, не различали, кто перед ними. Одна вцепилась в глотку стражника, вторая прыгнула на крышу дома. Битва превратилась в кровавое месиво.

«Приручи его», — голосом Трауша пронеслось в голове, пощекотав затылок. В прошлый раз я предпочла позорный побег, но теперь бежать некуда. Пути назад отрезаны. Хинэ высасывали жизни, бесновались, кидались друг на друга. Мари не смогла удержать защитный барьер, и тот лопнул как мыльный пузырь.

— Нам конец, — с натугой произнесла она; было видно, как тяжело ей далась затрата такого объема истинных сил.

И, между тем, я шагнула в самую гущу.

Сосредоточься.

Я подняла руки как загонщик, но ни пассов, ни заклятий не знала. Так и стояла, всматриваясь в беснующихся тварей.

Подчини их.

И — о, чудо — в какой‑то момент я услышала хинэ. Не голоса, но чувства, инстинкты. Голод. Ярость. Страх. Свобода. Вкус крови и сладковатая нотка колдовства.

— Успокойтесь.

Нет. Так это не делается. Хинэ стряхивали туманные поводки, тянущиеся к их шеям. Кинулись ко мне, но я не отступила.

— Прекратите! — громче.

Туманов стало больше, столько, сколько я никогда не ощущала. Они покрыли тканым ковром поле боя. Повсюду, везде, в каждом — заполнили собой всё, до чего дотянулись. Они заволокли небо над нами грозовой тучей. Они поглощали чужую магию, выпивали её в своих и чужаках, в тварях и даже Мари. Уже не туманы, но чистейшая сила растеклась по нижнему городу. Сила, способная испепелить Ре — ре. Я не просто ощущала её — растворилась в ней, была ею.

Она подчинила хинэ, и те, заскулив, бухнулись на животы. Затишье длилось недолго, ровно до тех пор, пока главарь бунтарей, лишившийся кисти левой руки, с хрипом не пал на колено:

— Мы повинуемся тебе, высокая леди.

Его примеру последовали оставшиеся выжившие. И стражи, те тоже рухнули к моим ногам. Даже Мари, подумав, склонила колено.

— Ты — теневой правитель, причем сильнейший их виденных мною, — вымолвила она трясущимися губами.

— Нет, я пустышка, — ответила с улыбкой и добавила в полный голос, умноженный магией: — Я принимаю вашу веру и обязуюсь править вами честно и справедливо. Нижний город необходимо отстроить, семьям убитых выплатить компенсацию. Надеюсь, всем ясно: отныне здесь не прольется кровь иноземцев.

На грани меж мирами живых и мертвых каждый перерождается, и я — не исключение. Во мне пробудились материнские корни, добавилась магия теней. Жаль только, сила невиданной мощи, полученная от десятка хинэ, растворилась, стоило появиться новому загонщику и увести тварей в сумеречный туннель. Во мне осталась треть, впрочем, и той было достаточно, чтобы чувствовать себя наполненной до краев.

— Мари, — сказала я, когда мы вновь пересекли подвесной мост, — спасибо.

— Сольд, — она глянула серьезно, — я уже говорила тебе: мы — не соперницы. Я верна Траушу и верна тебе. Наконец‑то ты это поймешь. Я подозревала, что нам придется несладко, потому позвала загонщика. А благодаря его кончине наша правительница проявила себя, так что даже умер он не зря. Кстати. — Рыжеволосая выставила указательный палец. — Спорим, к тебе сегодня же потянутся аристократы, жаждущие выказать уважение?

Тут и спорить нечего, — запыхтел Дарго. — Этим целователям задниц только дай повод.

— Зато теперь, когда Ре — ре познал твою силу, у временного правления не будет иного выхода, как передать трон тебе. Так что да здравствует леди Сольд!

— Да здравствует леди Сольд! — повторил Дарго.

— Да здравствует леди Сольд! — эхом пробежалось по городу.

— А теперь приступим к серьезному. — Мари потянулась за сахарными плюшками, наготовленными кухаркой. Куда в неё столько влезает?

— До этого было несерьезно? — озадачилась я.

Мы только прибыли из нижнего города. Я наскоро переоделась — одежда провоняла кровью — и села попить чаю с рыжеволосой, настоявшей на приватной беседе.

— До этого дело не касалось Шу. — Она прожевала кусок теста и довольно облизнулась. — Я специально не рассказала всей правды утром, дабы твой подозрительный дружок — наемник не развешивал уши. На самом деле, мои осведомители пообщались с лекарями, причастными к так называемому излечению нашего лорда. — Хрустнула костяшками пальцев, заставив меня поморщиться. — И один из них прокололся, что лечения как такового и не было. За Шу наблюдали, но попытки сварить хоть какое‑нибудь снадобье его братец пресек на корню.

Я излишне громко отставила чашку с чаем; та брякнула, чайное пятно поплыло по скатерти. Негодование заполнило всё моё существо. Негодование и неконтролируемое желание прикончить брата Трауша если не своими руками, то при моем непосредственном участии. Он поплатится за свои поступки, не сегодня, так завтра. И это не слово женщины, едва не потерявшей мужа, но клятва правительницы государства.

— В связи с этим… — начала Мари, но продолжить ей помешала служанка из новеньких, робеющая от одного присутствия рядом со мной. Девчонка долго мялась на пороге, пытаясь выдать осмысленное предложение, но, наконец, оповестила:

— К вам… это… гость!

— Пусть войдет, — и обратилась к Мари: — Пожалуйста, не забудь, на чём остановилась.

— Не забуду, — ответила та.

Немолодой, статный, с окладистой бородой; в его походке, жестах, взгляде звенела сталь — таков был предводитель загонщиков. Предводитель лишался имени и любой мирской жизни, зато в совершенстве овладевал искусством управления хинэ. Загонщики чтили его наравне с богами, в их лагере он был и законом, и правосудием, и правителем. И вот, он навестил меня лично — о большей признательности и мечтать не стоило. Мы втроем разместились в парадной зале, и я впервые за время своего возвращения в поместье разожгла камин. Поленья весело потрескивали, и в глазах предводителя плясали отблески пламени.

— Благодарю вас за то, что не позволили хинэ причинить вред кому‑либо или самим себе. — Он склонил голову. — Не понимаю, как так произошло. Наш лучший загонщик пал от магии какого‑то бунтаря. Немыслимо.

— Мне жаль вашего… — едва не сказала «человека», но вовремя остановила себя,

— загонщика. Тени нижнего города дрались столь отчаянно и дико, что были способны уничтожить кого угодно.

Дурное предчувствие скребло по загривку. Я прокручивала события в голове и не припоминала среди бунтарей магов, способных прикончить загонщика. Ощупанные мною тени были почти пусты, неспособны на волновую атаку. Тогда кто? Уж не объявился ли отравитель Трауша?

— Но только не вас. — Полуулыбка заиграла на губах предводителя. — Вы подчинили себе тех, кого невозможно подчинить. Разумеется, не без помощи ваших товарищей.

Он кинул благодарный взгляд на Мари, которая взяла с тарелки кусочек сыра и долго рассматривала его перед тем, как съесть. Мне её отрешение показалось странным.

— Да, если бы не вмешательство Мари, всё могло бы кончиться иначе.

— А, пустое. — Рыжеволосая смущенно дернула плечиком.

— Что бы ни решила коллегия, мой голос у вас. — Предводитель поднял на вытянутой руке стакан с виски, и я ответила ударом стекла о стекло. — Да здравствует леди Сольд, чьё правление будет долгим и славным!

Прозвучало так, будто меня назначили правительницей навсегда, а значит, Трауш не выкарабкается. Я съежилась от страха. Бокал с вином затрясся в пальцах.

— Плохо одно, — продолжил предводитель, отпив.

— Что? — опередила меня Мари.

— В состоянии лорда, насколько мне известно, нет улучшений. Обручальная руна стерта, и, несмотря на ваше превосходство пред Шуром эр Вир — дэ, коллегия может назвать брак не свершившимся, а потому расторгнуть его. Тем самым они признают ваши туманы приобретенными в момент перерождения, но не из‑за обручения. Именно на это напирает брат лорда. По его словам, вы стали тенью, но не леди теней.

Мы с Мари взволнованно переглянулись.

— Не всё потеряно. — Рыжеволосая, сглотнув, обхватила мою ладонь холодными пальчиками. — Сольд, я ведь не закончила! Послушай, я разговаривала с одним целителем, и он предложил изготовить снадобье. Компоненты сложные, так просто их не добыть, но мне удастся. — Она заулыбалась. — Если оно получится, Шу выздоровеет, и вы сыграете свадьбу.

Я не сдержалась в эмоциях и обняла Мари. Пускай мы соперницы, пускай она красивее меня, и их с лордом связывает прошлое, но пока эта рыжеволосая ведьма желает оживить Трауша — она незаменимый союзник.

Предводитель одним глотком допил виски.

— Прекрасные новости. Что ж, искренне желаю вам править долго. Хинэ к вашим услугам, леди Сольд.

Он встал, собираясь уходить, но я сказала:

— Постойте. Один вопрос. Там, у ворот нижнего города, я смогла подчинить хинэ, и вся магия, украденная ими, будто бы перелилась в меня. Никогда прежде я не была столь сильна и уж точно не умела тянуть резерв из нескольких существ одновременно. Как так?

— Всё просто. Хинэ передают свою силу владельцу, потому загонщики практически неуязвимы. Они управляют хинэ с помощью магии, а те восстанавливают резерв загонщиков собой. Ну а в вас они усмотрели повелительницу, редкость, между прочим, ибо твари слишком своенравны.

— Есть кое‑что ещё… — я собиралась рассказать про жертвоприношение в храме и попытки темного мага подчинить хинэ, но не решилась при Мари.

Союзницы союзницами, но пока она превосходит меня по всем параметрам: призвала стражу, хинэ, подобралась к излечению Трауша. Она всегда на шаг впереди. А я что? Единственный случай с подчинением тварей, скорее походил на случайность. Нет уж, пусть в моей колоде останется хотя бы один козырь.

— Чуть позже я сформулирую свой вопрос и обращусь к вам, — быстро улыбнулась.

— Леди, я буду ждать вас с ответным визитом. — Предводитель подарил ответную улыбку. — До свидания.

Мари тоже вскоре покинула поместье, сославшись на необходимость лично проконтролировать добычу ингредиентов для снадобья. Дарго где‑то загулял. Я, трясущаяся от эмоций, зашла к Траушу и в очередной раз попробовала излечить его магией — не удалось.

А потом пришел первый из нескончаемой череды аристократов.

Следующие два дня я забыла про сон и отдых. Сильные мира сего валили толпами. Ни в их родах, ни в знатности я не разбиралась и старалась быть максимально приветлива с каждым. Одни просили за свою благосклонность денег и привилегий, другие были готовы пойти за меня за «маленькое одолжение» или какую‑нибудь просьбу, которую так сразу не озвучивали, третьи намекали, что за их лояльность ещё придется побороться. Я не отказывала, но и не давала громких обещаний. Отвечала зазубренными фразами и отправляла восвояси, пообещав продолжить разговор позднее.

Роль моего помощника отыгрывал Дарго. Не скажу, что успешно, но в зубах вилкой не ковырялся — и на том спасибо. А чья‑то поддержка была просто необходима, я бесконечно вымоталась за эти дни, потому как даже в свободное время перерывала стеллажи библиотеки в поисках книг по лечебному делу или ядам. Но, разумеется, безуспешно.

Ни Шур, ни временное правление в лице хранителей не предпринимали каких‑либо действий, вообще затихли, будто исчезли. Уж не знаю, что они задумали, но на всякий случай приготовилась к худшему.

И вот, когда я чуть не заснула на диване в зале, высвободившись от очередного богатея (Дарго заботливо укрыл меня пледом), ворвалась Мари, раскрасневшаяся и довольная собой настолько, что воздух искрил.

— Готово, Сольд!

— Что готово? — осоловевши спросила я, скидывая плед.

— Снадобье, — по слогам проговорила она.

Я ущипнула себя за локоть, но не проснулась — значит, не сплю.

— Идем?

— Идем. — Рыжеволосая ринулась к лестнице.

Когда я переступила порог спальни, у дверей уже собралась вся прислуга. Тени переговаривались, смотрели с неверием, а кто‑то даже пожелал мне — чужачке, иноземке — удачи. Мари суетилась у лежащего лорда, влила в рот зелье, выждала. Затем поводила ладонью над грудью.

— Пока без изменений, — отрапортовала она. — Ну, никто и не говорил, что действие мгновенное.

Неужели вскоре он очнется? А я?.. Что я скажу, что сделаю? Как поприветствую его? Пригладила волосы, смахнула пылинку с лифа.

— Спасибо, Мари, — зуб на зуб не попадал от волнения. — Ты — наша спасительница.

Рыжеволосая отфыркнулась.

— Рано благодарить. Я переночую в гостевой, дай знать, когда Шу очнется.

Сначала я сидела у постели и ловила каждый вздох лорда. Затем прилегла рядом, уткнувшись лбом в бок будущего супруга. Не так я представляла наши первые встречи после долгой разлуки. Они должны были пахнуть медом, а не отчаянием. Мы столько сказали во снах, столько пережили, и всё будет напрасно, если попытка не увенчается успехом.

В итоге я стояла у окна, прислонив щеку к холодному стеклу. Хлопьями валил снег, белый до рези в глазах, он укрыл землю пуховой периной. Безветрие и падающий снег, и тонкая корка инея, сковавшая окно узором сродни тому, что когда‑то вырисовался на ладонях.

А если Мари ошиблась?

Как же тебя угораздило проиграть в бою, мой лорд? Как умудрился ты подставиться под удар? И какое право имел бросать меня совсем одну?

И вдруг, когда глаза застлали злые слезы, я услышала далекое, почти глухое:

— Сольд?

Он приподнялся на локтях, такой бледный, такой родной, и с неверием вгляделся в меня, сощурив темно — серые глаза. Так, будто увидал перед собой морок.

— Всё‑таки ты вернулась.

— Я же обещала, — сказала с дрожащей улыбкой, так и не рискнув подойти ближе. Грудь лорда тяжело вздымалась, по блестящему лбу стекали капли пота. Но он очнулся!

Нет слаще чувства, чем оправдавшая себя надежда.

Трауш откинул одеяло, осмотрел себя и, судя по тому, как изогнулись брови, остался недоволен результатом.

— Будто целую вечность проспал, — недовольно заявил он, сжимая и разжимая пальцы. — В голове гудит, конечности онемели.

— Чуть меньше вечности, — поправила я, делая неловкий шажок вперед. — Тебя ранили ядовитым клинком, но теперь всё хорошо, мы изготовили противоядие. — Вообще‑то Мари, но мне почему‑то не захотелось признаваться в победе рыжеволосой ведьмы.

Лорд погладил себя по впалому животу.

— Так, обо всём чуть позже. Я голоден как подземная тварь и не могу думать ни о чем, кроме отбивной! — Он поднялся, придерживаясь за изголовье кровати, и огляделся в поисках одежды. Я подала домашние штаны и рубашку, наспех вытащенные из шкафа. Никак не падала стена отчуждения. Я порывалась завести разговор, но во рту иссохло, язык прилип к нёбу.

Что ж, сначала перекусим, а там обсудим события минувших дней.

— Распоряжусь об обеде, — пробормотала, выскакивая из спальни. Даже если Трауш что‑то и сказал, я была далеко. Влетела на кухню, где почитывала книжонку в мягкой обложке (типичное любовное чтиво) кухарка. Завидев меня, она отложила чтиво и подобралась — всё‑таки прислуга поместья меня зауважала.

— Лорд очнулся! — выпалила я, чувствуя, как щеки наливаются румянцем, и неожиданно для себя разрыдалась. — Лорд… очнулся…

Буря эмоций, скрытых под толщей безразличия на время моего недолгого правления, вырвалась наружу потоком соленых слез и бессвязных речей.

— Деточка! — Кухарка стиснула меня в крепких объятиях, пропахших маслом и специями. — Счастье‑то какое!

Последующие минут пять мы ревели уже втроем: к нам присоединилась Санэ, обтирающего сопли прямо о рукав. Ну а потом служанка убежала сплетничать, а кухарка взялась готовить «любимые кушанья нашего мальчика». Я покинула кухню. Слезы высохли, потому в гостиную, где Трауш уже развалился на диванчике с Мари

— в сердце кольнуло — я вошла будто бы спокойная.

— А мы тут обсуждаем, какое великолепное снадобье я смастерила. — Мари приветливо помахала ручкой, приглашая сесть к ним. Да только не на занятый диван, а на кресло, стоящее напротив. Так, чтобы нас с Траушем разделял кофейный столик. Мои туманы потемнели от недовольства, но я попыталась расслабиться. Так, Сольд, ты взрослая девушка и без пяти минут жена.

Жена… Беглый взгляд на ладонь. Руна проступала вновь! Наш брак не отменят ни небеса, ни тени.

— Не верю, что я столько пропустил. — Трауш зарылся пальцами в отросшие за месяц волосы. — Убийства, расправы, козни… Пора бы известить всех, что высокий лорд взбешен. А то удумали какое‑то временное правление под предводительством Шура, ну — ну. Нашелся заместитель, слов нет. Что отравитель, есть какие‑нибудь догадки о его личности?

— Не найден, — моментально ответила Мари, подавая лорду тарелочку с остатками утренней выпечки. — Перекуси, а то у тебя пузо урчит.

И шутливо стукнула Трауша по животу. Мне пришлось вдохнуть и выдохнуть, чтобы отогнать непрошенную ревность.

— А как ты… — начала было я, но голос сорвался.

— Как я что? — Лорд, выворачивающий руку рыжеволосой, оторвался от увлекательного занятия.

— Как тебя… ну… ранили…

Да что такое! Хранителям язвить — так запросто; а как с мужем завести разговор — двух слов связать не могу.

Трауш взял пирожок и умял его, не откусывая.

— Давай потом? — попросил, дожевав. — Ладно?

Что мне оставалось? Я согласно промычала, отгоняя черноту, которая заполнила грудную клетку едкой жижей. Наверняка Мари он всё рассказал, то‑то она такая довольная, аж светится.

И всё‑таки переборола в себе ненужные подозрения. Пустое, ведь он — мой лорд, а я — его леди. Личным займемся, когда останемся наедине. Нынче же обойдемся общественным.

— Трауш, надо поговорить о жертвоприношениях в храме.

— Непременно поговорим, — хрустнул шеей, — попозже. Пока же, Мари, мы должны срочно обсудить государственные дела за последние два месяца. Чую, без меня тут всё скатилось в дыру. Пройдем в кабинет? — закончил, с опаской покосившись на меня.

Почему он так холоден? Что случилось?!

— Конечно. Я каждую неделю составляла отчет, сейчас всё опишу в мельчайших подробностях. Успеем как раз к обеду.

Я открыла рот, чтобы попроситься с ними, но гордость взяла верх. Неужели я не заслужила приглашения? Нет? Тогда нечего канючить.

И они оставили меня совсем одну. С лестницы доносился заливистый хохот Мари. По зале плыл запах жареного перченого мяса. А я сотрясалась от беззвучных рыданий. Да, я ревновала! До кровавой пелены перед глазами, до полной безысходности в сердце. Обида пустила во мне корни, росла, множилась. Я ведь с достоинством отстояла его и свою честь, я ведь узнала столько важного… Старалась ради того, чтобы он назвал меня истинной леди. А он не удосужился выслушать, не захотел позвать с собой. Я ему не равная, а так, симпатичная игрушка, кукла без права голоса.

Чем дольше я злилась на Трауша и саму себя, тем сильнее понимала: самое время доказать свою полезность. Я сама разберусь с жертвоприношениями. Распутаю клубок и пойму, откуда в академии появилась хинэ.

Сама!

И тогда он отыщет в кабинете местечко для меня.

Встала, взлохматив короткие волосы, вытерла слезы, которых не должно быть у правительницы. В спальне схватила мешочек с деньгами, припрятанный в третьем ящичке трельяжа. Не переодеваясь, метнулась в холл, где оставила короткую записку.

«Не тревожься обо мне, скоро буду.

Твоя С.»

Чудом не попалась на глаза обслуге. В конюшне взяла верную лошадку — та безмерно обрадовалась, когда я вывела её из стойла, — наскоро оседлала её (трясущиеся пальцы долго не могли справиться с подпругой) и поскакала.

Думаю, меня схватятся к трапезе, и тогда лорд применит туманы (если ему, конечно, не помешает слабость). Постараюсь управиться как можно скорее.

Ближайший жрец, имеющий возможность пройти через сумеречный туннель, в Ре — ре — значит, мне туда.

— Но! — крикнула я, глотая соленый ветер.

Лошадка понимающе заржала. И мы понеслись так, что захватило дух, а черная жижа бухнулась в низ живота.

Голова шла кругом. За полчаса бодрствования новостей навалилось столько, что Трауш не успевал их переваривать. Итак, он был отравлен и больше месяца провалялся на грани меж двух миров, пока хранители с разрешения братца рушили Пограничье.

Лорд прекрасно помнил миг перед ранением, будто всё случилось вчера, помнил тот роковой удар и тяжелый смех над головой, за которыми наступила беспросветная тьма. И вот, он проснулся сегодня, словно вынырнул из морской пучины. Резко глотнул воздуха — горло опалило жаждой. Виски ныли, онемели руки.

Да ещё Сольд… От Трауша не укрылось отчуждение, с каким она его встретила. От неё веяло холодом и нерешительностью. Лорд попытался загладить возникшую паузу шуткой, попробовал отсрочить разговор, но Сольд его совсем не слышала. Бросила три фразы и сбежала якобы распоряжаться об обеде. Вся близость, по камешку выстроенная за полгода, размылась после поездки, и Трауша не покидало чувство — с его невестой что‑то стряслось. Неспроста она, податливая и ласковая, обратилась ледяной дамой, коих взращивают в знатных домах Пограничья.

Лорд поспешил за ней (впрочем, сложно назвать спешкой медлительное шарканье), да пересекся с Мари, ну а та огорошила:

— Надо же, очнулся! — Бросилась целовать в обе щеки. — Тут чуть страну не угробили, а он дрых себе в кроватке.

Мари нетерпеливо рассказывала обо всём сразу, а затылок сдавливало стальным обручем, точно мыслям не хватало места в черепе, и они ломились наружу.

И посреди их беседы в гостиную вошла Сольд. Волна неодобрения, исходящая от неё, была способна смести поместье. Что бы ни случилось у будущей леди, Трауш поклялся себе разобраться с этим. Чуть позже. Всё‑таки в первую очередь он правитель, и дела государственной важности оттеснили тревогу и почти детскую обиду на Сольд. Почему она так холодна? Чем он заслужил?..

— Пройдем в кабинет? — предложил Мари, чтобы не вмешивать Сольд в их разговоры. Той они наверняка покажутся скучными, а ему придется разрываться между Мари, из кожи вон лезущей, чтобы показать, какая она молодец, и расстроенной донельзя Сольд. Сейчас он отдаст первые приказания и придет к своей леди, обнимет её и не отпустит до тех пор, пока та не признается, чем же недовольна.

В кабинете Трауш плюхнулся в стул и тяжело выдохнул. Силы иссякли, пальцы тряслись как у столетнего старика. Мари услужливо подала стакан с водой, присела на краешек стола.

— Итак, — начала она, покачав ногой, — приступим.

Мари говорила долго и обстоятельно. Не затрагивала малозначимых тем, зато детально описывала всё важное. Её памяти мог позавидовать любой хранитель знаний: от ведьмы не укрывались мелочи, а пересказ она вела плавный и логичный.

Ну что ж, положение шаткое, но не критичное. Временное правление хоть и набедокурило, но не сумело убедить Пограничье в своем величии, потому переворота не намечалось. Шур покрутился, пообхаживал аристократию, да те, будучи последними хитрецами, окончательного ответа ему не дали. Ждали либо выздоровления, либо кончины правящего лорда.

Езжай в Ре — ре и сообщи всем, что меня рано хоронить, — сказал Трауш, стирая испарину.

— Разумеется. — Мари задумалась, точно не решаясь завести некую важную тему.

— Говори.

— Я, конечно, не намерена лезть в семейные отношения, но с твоей стороны было грубо и неправильно не позвать жену на нашу беседу.

Неужто Мари шутит? Или она думала покрасоваться перед Сольд, мол, пусть видит, какая незаменимая помощница есть у высокого лорда? Но рыжеволосая ведьма продолжила, накрутив на пальчик прядку:

— Ибо эта человеческая женщина утерла нос хранителям и за три неполных дня получила статус твоего наместника.

Что за ерунду она городит?! Но чем больше Мари объясняла, тем сильнее Трауш убеждался — не ерунду. Лишь с приездом Сольд наступило хрупкое равновесие. Хм, лорд подозревал, какова его будущая леди, но не догадывался, насколько она сильна как физически, так и морально.

— Я понимала, намечается крупный конфликт, — Мари вздохнула, оправдываясь,

— и потому начала собирать наших сторонников в дальних землях. К слову, за нас выступили запад и север, юг колеблется. Но со всей этой предвоенной кутерьмой не смогла подступиться к твоему излечению, так как тебя заграбастал Шур и отказывался идти со мной на контакт. Я пыталась пробраться к тебе обманными путями, но этот гад обезопасился, нанял кучу жрецов! Но едва появилась Сольд — тебя привезли в поместье. Именно она подавила восстание в нижнем городе и осадила Шура. Хранитель покоя назначил её правителем до вердикта коллегии, предводитель загонщиков признал её истинной леди Теней. А теперь она обвинит во всех грехах меня, а мы только подружились, — с тоской заявила ведьма. — Будь лапонькой, объяснись с ней.

— Всенепременно.

Трауш подавил жгучее желание рвануть к Сольд и пасть на колени, моля о прощении. О пощаде. Прижать к себе, вслушаться в мерное дыхание и никуда не отпускать. Никогда.

Месяц назад.

…Со дня отъезда Трауш не находил себе места. Мысли его путались, в голове была одна Сольд. Иногда ему чудились её пение, иногда — постукивание каблучков. Наваждение, не иначе. Потому и сдался он первым — опять, — и спустя три дня навестил её во сне. Общение меж супругами — повелителями через сновидения — одно из самых тяжелых и недоступных искусств, даже родители не обучились ему, но Трауш с детства заслушивался сказками — легендами, рассказанными матерью, впитывал знания и поклялся, будучи десятилетним юнцом, что будет сниться своей жене. И у него вышло!

Поздней ночью сконцентрировался на воспоминаниях о Сольд, нащупал её туманы, такие далекие, и сумел объединить их сновидения в одно. В ту ночь лорд был немногословен. Сольд, наверное, показалось, что он бранится, хотя на самом деле Трауш уже оттаял. С тех пор он являлся ей каждую ночь.

Да вот загвоздка: во снах оголялись истинные чувства. Сколько бы Трауш не старался быть обычным собой — не получалось. Он становился иным, потому как обнажалась его душа, исчезало всё показное. Смягчался, радовался как мальчишка встрече, вслушивался в её переживания. Трауша безмерно радовало, что и Сольд была отзывчива, ласкова. То, что они не сумели сказать в реальности, оказалось легко произнесено в сновидениях.

Она задерживалась. Не нашла Дарго в стенах дома Шата и поехала в столицу. По пути умудрилась вляпаться в приключения, но с честью выбралась из них. И всё бы ничего — ну сколько может выпасть неприятностей одной женщине, пусть даже на ней клеймо невезения? — если бы не повстречала хинэ. Откуда теневая тварь в человеческой академии? Разумеется, лорд не стал пугать Сольд, напротив, потребовал от неё подчинить существо, но сам нешуточно обеспокоился. Растущая тревога была столь очевидна, что на обычный вопрос Сольд — как ты? — Трауш не смог отшутиться.

В лагере загонщиков предводителя не оказалось.

— Срочно уехал в места скопления силы, — отрапортовал лагерный слуга. — Прибудет через неделю.

Трауш выругался. За неделю при неудачном стечении обстоятельств с его Сольд непременно что‑нибудь стрясется. Он начал спешно собираться для дальней дороги, но был остановлен Мари. Ведьма попросту преградила ход к шкафу, широко расставив руки.

— Шу, не руби с плеча. Ты поедешь разбираться лично? Ладно, до границы перейдешь по туннелю, а дальше? Две недели езды, и то при лучшем раскладе. Уж легче дождаться предводителя, чем нестись, сломя голову.

— Пойми, там Сольд. Ей понадобится моя помощь.

— Нет, пойми ты! — Мари схватила Трауша за грудки и, наверное, потрясла бы, если б смогла. — За пределами Пограничья ты гораздо слабее, у тебя нет ни жрецов, ни войска.

— Останется сила, — оспорил Трауш.

— В академии, полной колдунов, твоя сила не стоит и гнутой монеты. Ты сломаешь тот хрупкий мир, что мы выстраивали десятилетиями, из‑за одной твари? Ты сам сказал своей женщине подчинить её. Если она достойна именоваться леди, — Мари даже не скривилась, говоря это, — то разберется с хинэ. Нет — тогда займемся ею сами. Одно ясно: тварь не тронет нареченную лорда, потому незачем трястись о благополучии твоей ненаглядной. Сегодня ночью прикажи ей убираться из академии, и дело с концом.

Я не трясусь, — огрызнулся Трауш, хотя внутри его бушевал ураган.

— Пережди, — попросила Мари мягче. — Я свяжусь с предводителем и сообщу ему о сбежавшей хинэ, ты же подумай о стране. Тысячи погибли в стародавних войнах. Ты желаешь своим подданным повторения участи прадедов?

Лорд вынужденно согласился. Но тем же вечером Сольд пропала. Совсем. Бесследно. Её как отрезало от канала связи. Трауш битый час пытался унюхать туманы, но их будто бы не существовало. Лишь руна, налитая цветом, напоминала: его супруга жива. Пока.

Записку принес трясущийся мелкой дрожью мажордом.

— Лежала на крыльце под камнем, — прокряхтел тот.

Лорд выхватил бумагу, шуршащую под пальцами, и вчитался в содержимое.

" Твоя женщина у нас, — было выведено неровным почерком. — В нижнем городе у фонтана трех рек в полночь. Не опаздывай, иначе она издохнет".

До полуночи оставалось меньше трех часов.

Где же Мари, когда она так нужна?!

— Госпожа Мари просила передать, что она немедля направилась на поиски предводителя загонщиков, — пробубнил мажордом, забившись в угол, когда на него практически налетел взбешенный лорд.

Бес бы побрал её исполнительность! В любое другое время Трауш бы мысленно похвалил ведьму, рванувшуюся выполнять приказание лорда, но только не тогда, когда предстоял принять бой с неизвестным противником. Без её магии лорд в разы слабее.

Трауш помчался в Ре — ре, подгоняемый страхом и незнанием. Как Сольд оказалась в лапах теней, если жила в человеческой академии? Что потребуют за её возвращение?

Успел. Площадь перед журчащими струями воды, льющимися из кувшинов трех теневых дев, пустовала. Лорд встал в двух шагах от бортика, прислушался. Капли, сносимые ветром, били в лицо. В пяти метрах от Трауша бесшумно застыли теневые воины из городской стражи.

Тишина.

Пущенное стрелой заклинание откинуло к фонтану. Трауш ударился боком о бортик, но мигом поднялся, застыл в боевой стойке, вытащив меч.

— Ну же, покажись!

Ведьмак не таился — чинно вышел из проулка. Пальцы его рук лизало пламя.

Им занялся жрец. Огонь и воздух скрестились, и магическая защита, скрывающая похитителей Сольд — если она вообще у них, — пала.

— Слева! — крикнул лорд выжидающим воинам.

Около десяти разбойников, не самых сильных, так, середнячок, повалили из черноты узких улочек района бедняков. Двое налетели на лорда, зажимая того у фонтана. Трауш оборонялся, но без особого усердия — он превосходил их обоих. Понадобилось четыре рывка, чтобы прирезать первого, а второго смертельно ранить. Стражи с поставленной задачей справились безукоризненно: двое нападающих осталось в живых, в их числе темный маг. Тела усыпали площадь.

— Кто вы? — Трауш прижал лезвие к кадыку врага.

Тот расхохотался, сплюнул кровь.

— Твоя погибель, — подсказал, подставляя горло.

В тот миг шибануло горечью энергии от выпущенного заклятья. Трауша сбило с ног. Кто этот маг? Он всматривался, но не видел. Секунда промедления. Удар со спины прошелся по касательной. Довольный смех. Лорд зажал кровоточащий бок.

— Сладких снов, крепыш, — последнее, что услышал он перед тем, как провалился в бездну.

 

Глава 4

В лагере загонщиков пахло сырым мясом, свежей кровью и магией, вкусной, ароматной магией. В силовых вольерах бесновались теневые твари, неспособные вырваться наружу. Загонщики жили в палатках из кожи, питались тем, что сами собирали или убивали, раскуривали трубки со смесью табака и трав. Они чтили природу и считали себя её продолжением.

Палатка предводителя внутри была обставлена более чем скудно: землю устилали шкуры неизвестных мне зверей, у правого края примостился каменный очаг, слева

— доска, служащая лежанкой. По центру стоял заваленный предметами, бумагами, амулетами грубо выструганный стол, за которым и нашелся предводитель. Вот только сидел он не на стуле, а на подушке.

— Чем обязан, леди? — Он жестом пригласил на соседнюю подушку.

Я упала, старательно уложив вокруг себя юбку, и приняла их рук предводителя глиняную чашу.

— Есть ли новости о здравии лорда? — Из чайника предводитель разлил по двум чашам отвар. Запахло мятной свежестью и горечью одуванчика.

— Трауш очнулся.

— Нескончаемо рад слышать. — Предводитель оголил в улыбке желтоватые зубы.

— И всё же не думаю, что вы почтили меня своим визитом для того, чтобы поделиться добрым известием. Причина в том вопросе, который вы отложили при первой нашей встрече?

— Именно.

И я рассказала внимательному предводителю всё: от встречи с хинэ в стенах академии чародейства и знахарств до книги, найденной в библиотеке высокого лорда. Книгу эту даже показала (умыкнула её в последний момент), и предводитель долго вчитывался в ритуал и почесывал бороду.

— Любопытно, — подытожил он, выслушав. — Перед самым ранением лорда ко мне приезжала его помощница, Мари, и она поведала нечто подобное. Дескать, вы видели хинэ в стране людей. Признаться, я без особого старания попытался нащупать пропавшую тварь, но не сумел и решил, что вам привиделось. К сожалению, до недавних пор я был о вас невысокого мнения. — И добавил с досадой: — О чём искренне сожалею. По всему выходит, что некий темный маг использовал храмовый алтарь и цепь жертв для подчинения себе хинэ? Но, леди, все теневые твари находятся под строгим контролем. — Он вновь пробежался взглядом по тексту. — Хотя…

— Да? — Я подалась вперед.

— Принесение первой жертвы совпало с всплеском безумия хинэ. Мы тогда потеряли многих загонщиков, но и не только. — Предводитель пожевал губу. — Да, именно тогда нами была утеряна молодая хинэ, совсем детеныш. Мы думали, она хотела улизнуть, но по неопытности затерялась меж мирами. Наши загонщики её не сыскали. Каков шанс того, что она оказалась тем зверенышем из академии?

Хм. Отличалась ли увиденная мною тварь от тех, что находятся в лагере? Темная морда, клыки, когти — всё то же.

Всё, кроме хвоста!

— Пика! — воскликнула я громче, чем следовало. — Её хвост оканчивался пикой! Глаза предводителя расширились.

— Так и есть. Неужели она не погибла… Леди Сольд! — Голос звенел от напряжения. — Мы должны спасти малышку — хинэ. — Предводитель кинулся к столу, безошибочно вытянул из груды предметов ошейник, задумчиво погладил гладкую сталь. — Боюсь, я вынужден просить вашей помощи. Хинэ очень восприимчивы к чужакам. Предполагаю, что мой запах она позабыла от страха, но леди забыть невозможно.

Конечно, чего б ей не помнить ту, которой она собиралась полакомиться.

— Что от меня требуется?

— Провести меня в академию. Тень тамошние стражи не пустят и на порог, но вы, как выпускница академии, убедите магов, ведь так? Составьте мне компанию, разумеется, под охраной загонщиков или любых воинов, каких пожелаете, и с разрешения вашего супруга. Вместе мы отыщем беглянку.

Рассмеялась.

— К сожалению, не получится. Я там на столь плохом счету, что меня без суда и следствия четвертуют.

Предводитель свел широкие брови на переносице.

— И совсем никак не пробраться внутрь?

Передернула плечами и тоже встала. Тело затекло от непривычной позы, в лодыжках покалывало. Я совсем не аристократично подрыгала попеременно левой и правой ногой. Предводитель, впрочем, заострять внимания на нелепом движении не стал. Он думал о чем‑то своем, вперившись взглядом в ошейник, а я одним глотком допила горчащий отвар и нехотя проглотила его.

Кто же покусился на хинэ? Теперь очевидно, что один из обитателей академии. Но кто: преподаватель, студент, декан? В нем определенно должны иметься теневые корни, хоть малая часть, но я не помню никого, от кого исходил бы знакомый полынный запах.

— По законам мы обязаны заявить о нарушении границ, краже теневого существа, смертоубийстве и осквернении святыни людским чернокнижником, — предводитель от волнения выдернул из бороды волос. — Но вначале нужно доказать факт нарушения. Иначе мы развяжем войну, в которой, к тому же, останемся виноватыми. Всё упирается в стены академии, леди.

— Понимаю, но увы.

Есть иное решение. — Предводитель прикрыл веки, но тут же распахнул их. — Мы с вами войдем в сумеречный туннель и попробуем позвать беглянку. Хинэ восприимчивы к вашей силе, леди, есть шанс, что если она не услышит меня, то послушает вас. Тем более нити ваших судеб уже пересеклись. Гарантирую, вам никто не причинит вреда. Если что‑то пойдет не заладится — моей силы хватит, чтобы воротить нас в лагерь. Или же, если желаете, я попрошу помощи у высокого лорда, дабы не навредить вам?

Кажется, он меня испытывал. Рискну или откажусь, спрячусь за спиной защитника- мужа или предпочту сама столкнуться с необъяснимым. Каков мой выбор? Быть примерной женой или правительницей?

Красивой игрушкой без права выбора, заложницей поместья Вир — дэ или леди Теней?

— Можете рассчитывать на меня.

Свечерело, когда мы вылезли из палатки на морозный воздух. Далеко, над заснеженными горами, нависала надкусанная луна. Безветрие пахло гарью. Предводитель зашептал что‑то, пальцы его чертили узоры по воздуху. Перед нами раскрыл свои объятия туннель, и стены его сомкнулись, стоило нам войти во тьму межмирья.

Я долго свыкалась с вынужденной слепотой. В ушах гудело мертвым многоголосьем. Предводитель глубоко вдохнул, покрутил запястьями, стряхивая остатки магии. Голоса надвигались, и мне казалось, что я вижу призраков, подплывающих к нам, тянущим плети — руки.

— Не переживайте, они безобидны. — Предводитель перебрал пальцами, и призраки отпрянули. — Наша задача — учуять беглянку.

— А чем она пахнет? — глупо уточнила я, внюхиваясь в пустоту.

— Дело не совсем в природном запахе, — предводитель хмыкнул. — Сольд, вы восприимчивы к ароматам, так ответьте: чем пахли те хинэ, которых вы подчинили в районе бедняков?

— Яростью и голодом.

Но как унюхать их среди сотен размытых запахов, впитавшихся в сумеречный туннель? Здесь правит боль и бессилие. Каждый второй умерший зол. Каждый третий испуган. И все без исключения голодны до жизни.

Предводитель поднес палец к губам.

— Попробуйте услышать этот запах.

Я пробовала, но сбивалась, не успев вычленить нужную нотку. Предводитель и вовсе стоял, постукивая ногой, будто бы непричастный к происходящему. Он скорее сбивал, чем помогал сосредоточиться. Ещё и темнота, такая давящая, что сводило зубы. И голоса.

"Вытащите меня отсюда", — выло надрывным.

"Услышьте!"

"Я тут".

"Эй, вы?"

Тряхнула головой, зажала уши ладонями. Мои туманы ощупывали пустоту, искали в ней лазейки, пробирались мимо призраков и отшатывались от тех, которые приближались на опасное расстояние.

"С — сольд!" — вдруг донеслось до меня отчетливое.

Что?! Я повернулась. Звук такой близкий, точно кто‑то нашептывал в самое ухо. И голос до безумия знакомый, бьющий по затылку. В отличие от остальных звуков, населяющих пустоту, он доносился откуда‑то изнутри, взрывался в моей голове искрами. Живот свело.

"Иди с — сюда, С — сольд", — змеиным шипением.

Я шагнула левее, следуя за алой нитью, начертанной голосом. Предводитель что- то сказал или спросил, но я не обратила внимания.

"Я здес — сь…" — шелестом палой листвы.

Второй шаг. Третий. Мужская рука крепко обхватила моё запястье. Я дернула рукой, и, на удивление, пальцы разжались. Кто же ты, обладатель голоса? Почему я помню тебя?.. Ты — человек или тень?

Наваждение, щекочущее затылок, вело меня через беспросветную темень, и умершие расступались, едва я приближалась к ним.

Свернешь с сумеречной тропы и сгинешь — уверял меня Трауш, но сейчас я сама протаптывала тропу. Она, незримая, но настоящая, рождалась под ногами и исчезала за спиной. Когда я обернулась в поисках предводителя загонщика, то не застала его; но не испугалась одиночества. Со мной был голос. Полный яростного умиротворения.

Он отдалялся. Пришлось бежать, спотыкаясь о собственные ноги, вмиг ставшие тряпичными, неуклюжими. Дыхание застыло в груди льдинкой, перед глазами плыли белесые призраки. Алая нить появлялась и терялась, словно играясь в кошки — мышки.

Секунды сплелись в вечность. Тьма стала моим продолжением. И наконец — свет! Иссушающий, резкий.

"Я здес — сь".

Я кинулась вперед и, не тормозя, вылетела из сумеречного туннеля.

— Как понять, ушла?! — возмутился Трауш, скомкав записку. — Куда?! Зачем?!

В холле столпились все обитатели дома, включая прислугу и плутоватого дружка Сольд. Мари выхватила бесполезную бумажку из рук лорда, разгладила края.

— Не тревожься. Скоро буду, — зачитала она с трагичной интонацией. — Замечательное такое послание, а главное — красноречивое.

Трауш сомкнул веки, позволяя ищейкам — туманам нащупать его невесту, но вот загвоздка: щупать было некого. Сольд словно испарилась. Не умерла (руна вновь наливалась цветом, что означало — девушка жива), но исчезла.

И пускай всерьез паниковать пока не стоило, но дурное предчувствие вовсю холодило позвоночник. Лорд вдумчиво осмотрел каждого присутствующего, задержавшись неприязненным взглядом на Дарго. С этим типчиком он не имел "чести" познакомиться, но доверия вороватая морда того не внушала. Беловолосый наемник в ответ оскалился.

— Сольд известила кого‑нибудь о своем уходе? — бесновался Трауш.

Присутствующие дружно помотали головами. Поразительное единение душ. Нет, ну что за напасть: только очухался, а жена сбежала. Опять сбежала! Да ещё и туманы её стерлись. Так где же она? Разве что в сумеречном туннеле?

— Тогда не толпитесь, — Трауш гаркнул на слуг, и те разбежались по коридорам как мыши. — Ты! — Ткнул на было собравшегося уйти Дарго. — Останься.

— Какие‑то претензии, а, высокий лорд? — В голосе звучало фальшивое повиновение.

Мари перекосило от одного взгляда на беловолосого.

— Предлагаю изгнать его вон. Он порочит дом Вир — дэ своим присутствием.

— Меня приглашала не ты, а Сольд, — безмятежно ответил Дарго, переступив с пятки на носок. — И уйду я по её просьбе. Лорд, ну на кой ляд нам враждовать? Я беспокоюсь не меньше твоего. Что последним тебе сказала Сольд? Возможно, она куда‑то спешила?

Прошедший день выветрился из памяти точно нестойкий аромат духов. Что‑то вертелось на языке — послевкусие прощального разговора, — но размытое, слабое.

— Последнее… — Трауш вошел в неосвещенную парадную залу. — Не помню.

Он действительно забыл. Вместо четких воспоминаний — обрывчатые образы, не складывающие в осмысленную картинку как битое стекло. Вот Сольд падает в кресло напротив дивана, теребит салфетку и невозможно пахнет подснежниками. Её гложет что‑то неладное, а во взгляде тоска. Но что последнее она ему сказала? А он — ей?

— Да ты герой, — Дарго поднял крышку фортепиано, но — к своему счастью — не тронул клавиш. — Сольд вешалась от безнадеги, а ты очнуться не успел — побежал к своей грудастой ведьмочке.

Энергия, закрученная в вихрь, сбила наемника с ног и обрушила на пол, не задев ни единого стороннего предмета. "Грудастая ведьмочка" в лице взбешенной Мари нависла над поверженным противником, наступила ему на грудь сапогом. Вдавила каблучок и провернула пятку.

— Ещё слово, и ты отправишься кормить трупных червей.

Беловолосый в долгу не остался. Извернувшись, он обхватил обеими руками Мари за голень и потянул на себя. Ведьма упала на Дарго, и они, сплетенные в клубок, покатились по паркету, рыча и ругаясь.

— Прекратите. — Приказ лорда прозвучал сухо, но парочка мигом оторвалась друг от друга. — Наемник, я не намерен выслушивать твои обвинения. Мари, умерь свой пыл. Мне плевать, убьетесь вы или нет, но сначала отыщите Сольд. Дарго, — он подошел к камину и взялся за спички, но дрожащие пальцы никак не могли высечь искру, — вспомни, что она говорила тебе.

На лице беловолосого отразилась столь усиленная работа мысли, что на лбу вздулась жилка. В это время Мари повела рукой, и в камине разгорелось рыжее пламя.

— Да мы с ней с вечера не общались, — очнулся наемник. — Слушайте, а вдруг она удумала разобраться с жертвоприношениями?

— Жертвоприношениями? — в голос спросили Трауш с Мари.

Огонь отогрел парадную залу, осветил сосредоточенную троицу красноватым. Поленья шипели и потрескивали, обжигающие язычки бились о стенки, лезли через заслонку.

Дарго говорил недолго, исключительно по фактам, начиная опасениями Сольд и заканчивая книгой сказок, прочитанной ими в библиотеке лорда. Сказки! Долгие месяцы Трауша мучил вопрос, где же он встречал знак трилистника, если не в исторических описаниях. И точно: в сказках, услышанных от матушки. Леди Марисса садилась у изголовья его кровати, открывала толстенную книгу в синей обложке и читала медленно, с выражением, что‑то додумывала (как понял он позже, научившись читать самостоятельно), где‑то привирала. Каждая её история звучала как легенда, где в конце побеждало добро, ну а зло, как и полагается, было умерщвлено.

То, над чем ломал голову теневой правитель, с легкостью разгадала его невеста, но не успела сообщить выводов. Он попросту её не выслушал. Озарение ударило по затылку обухом топора. Именно о жертвоприношениях она и вела речь! А он отказал ей в беседе, не пригласил с собой, отвлекшись на Мари.

Во входную дверь забарабанили. Трауш ринулся в холл в надежде застать там Сольд, но вместо неё на пороге возвышался предводитель загонщиков, растерявший былую степенность и нерушимость. Он волновался, да так сильно, что желваки играли на скулах, а кадык дергался.

— Лорд! — Предводитель задыхался. — Не гневайтесь. Ваша супруга… я упустил её…

Рассказывай. — Трауш, позабыв о любых приличиях, втащил мужчину за ворот рубашки в дом.

Этому дню было суждено войти в число самых ненормальных в жизни лорда. События наваливались скопом, одно хуже другого. Сольд, что без раздумий согласилась помочь в несомненно опасной поимке беглой теневой твари, стала последней каплей. Лорд бессильно привалился к стене. Решено, он закует невесту в кандалы — как только та попадется ему на глаза.

— Клянусь, я следил за ней, но она улизнула, — уверял предводитель с такой честностью, будто бы его слова имели хоть какое‑то значение. — Отбросила меня магией и скрылась в межмирье. Лорд, — склонился на колени, опустил голову, как перед обезглавливанием, — простите за дерзость. Я не должен был просить леди Сольд о помощи без вашего одобрения.

— Не должен был, — подтвердил Трауш, потирая зудящие виски. — Ты предал меня, предводитель загонщиков. Как посмел ты требовать чего‑либо от женщины, что не обучена идти по сумраку? Если с ней случится беда — ты будешь казнен.

— Да, мой лорд.

Ожидание скорой грозы нависло над поместьем. В звенящей тишине было слышно, как стучит сердце. Дарго хрустнул костяшками пальцев. Мари безучастно грела ладони у пламени. Предводитель загонщиков ходил из угла в угол.

Трауш вновь сосредоточился — во рту разлилось кислым.

Запах Сольд проявился тончайшей апельсиновой ноткой, но далеко, за границей страны, за морями — там, где стирается величие повелителя Теней. В государстве людей вся сила высокого лорда делится надвое, а покровители — боги безвластны над течением событий. Пока Сольд в порядке, но неизвестно, в логово какого чудища она угодила. Потому промедление равносильно смерти.

— Откроешь новый туннель? — не спрашивал, но утверждал Трауш. Он, придерживаясь за перила, иначе бы потерял равновесие, поднялся на второй этаж. Ватные ноги еле передвигались.

— Да.

— Шу, одумайся! — Мари стояла на первом этаже, задрав голову, закусив губу. — Я не для того варила снадобье, чтобы ты угробил себя во время перехода. Ты вообще понимаешь, что если о вашем вторжении узнают — быть войне?!

— Я должен. — Он отвернулся.

— Только попробуй подохнуть, — буркнула она на прощание.

— Я иду с вами, — заявил Дарго, взбегая по ступеням. — Дайте мне пять минут на сборы.

— Нет, — одернул его предводитель. — Предыдущие переходы нешуточно измотали меня, я не сумею провести человека по сумраку, не навредив ему. В леди Сольд есть капля теней, вы же рискуете лишиться рассудка.

— Жди здесь, — подытожил Трауш.

Он наскоро вылез из домашнего костюма и переоделся в походную одежду. Схватил меч — жаль, любимый, из остро наточенной стали, и рукояткой, идеально ложащейся в руку, был утерян в схватке — и вылетел к ожидающему предводителю. Дрожь утомления не унималась, но лорд перестал обращать на неё внимание. Либо ему суждено сгинуть сегодня в борьбе за свою леди, либо выжить и жениться‑таки на Сольд.

Пусть решает господин — случай.

Слезы брызнули из глаз от невыносимой яркости, а когда свет перестал ослеплять, то оказалось, что я стою посреди опочивальни. Золото, серебро, дорогой бархат — комната изобиловала богатством. Парчовый халат темно — красного цвета свисал со спинки резного стула. Основа кровати была выполнена из красного дерева. Поверх мягкой перины лежало шелковое одеяло и пять подушек. Из спальни вели две двери.

Я заглянула за первую, там обнаружилась уборная из белого мрамора с зеркалом во всю стену. Присвистнула: дорогущее украшение. Из чего вывод: эти покои принадлежат какой‑то шишке, едва ли не самому королю. Вторая дверь вела в пышно обставленный кабинет, и тот показался смутно знакомым. По горлу заскребло дурное предчувствие, но я продолжила осматриваться. Спокойные светло — зеленые тона, два массивных стеллажа, запертых на ключ, в которых ровными рядками выстроились старинные книги. Круглый стол из матового стекла с тремя стульями для приема гостей и рабочий стол, почти чистый, не считая пары свистков. Настольная лампа в абажуре из кожи заморского зверя. В окно я глянула в последнюю очередь и обомлела. Изо рта вырвался ах. Внизу расстилался внутренний двор академии чародейства и знахарств, а значит я, сама того не подозревая, всё‑таки разыскала хинэ. Точнее — та вывела меня к себе.

Но как она умудрилась заговорить со мной, да ещё на понятном мне языке?!

И тут в дверь — не в ту, откуда я вышла, а во вторую, ведущую в общий коридор, — постучали. Я машинально метнулась за тяжелую штору, низ которой касался пола, и лишь после додумалась: вряд ли у стучащего есть ключ, а коль хозяин отсутствует (к моему счастью), то никто не откроет, и непрошеный гость уберется восвояси.

Стук повторился. Я вся напряглась, даже живот втянула, казалось, до самого позвоночника. Но обошлось. Тик — так. Тик — так. То тикали заговоренные магией часы. Затишье затягивалось, и я успокоилась. На цыпочках шмыгнула к входной двери, приложившись к ней ухом, убедилась в полнейшей тишине, досчитала до тридцати и потянула за ручку. Заперто, что и неудивительно. Но с внутренней стороны нашлась защелка, стоило нажать на которую, как дверь открылась. Я выскользнула в коридор и мазнула взглядом по дощечке на двери.

"Первый управляющий".

Матушки! Разгуливать по враждебно настроенной академии крайне неосмотрительно, но прятаться в кабинете ректора — полное самоубийство. Хм, а Гордеиус‑то не прочь потратить казенные деньжата на себя любимого, одно только зеркало в ванной стоит как приличный дом в пригороде! Впрочем, какое мне дело до чужих прихотей?

Хинэ притаилась невдалеке. Я чувствовала лопатками насмешливый взгляд её сощуренных желтых глаз. К кошке и обращаться стоит по — кошачьи.

— Кис — кис — кис, — позвала её.

Как всякая приличная представительница семейства кошачьих, теневая тварь не спешила вылезать из укрытия, а у меня, к сожалению, отсутствовали вкусности, которыми можно было бы поманить её к себе. Впрочем, хинэ по вкусу исключительно магия, а той у меня в обрез, сама довольствуюсь остатками от прошлого собирательства.

Так, судя по тишине, в академии идут занятия, значит, вероятность встретить студента минимальна, но остаются преподаватели, деканы, обслуга, да кто угодно, кого заинтересует сбежавшая преступница. И на статус будущей леди Пограничья всем глубоко начхать. Сначала четвертуют, а после отправят лорду тело вместе с извинительными письмом. Если вообще отправят, а не сплавят по течению на корм рыбам.

Но почему хинэ привела меня именно в покои ректора?

Поверив интуиции, я вернулась обратно и начала пристально изучать содержимое стеллажных полок и ящиков ректорского стола. Яды, склянки с зельями, амулеты — артефакты подчас небывалой мощи, но бесполезные в данный момент. В стеллажах покопаться не удалось из‑за отсутствия ключей, но по обложкам определила и старейшие рукописи, сохраненные в единственном экземпляре, и недавно выпущенные конвейером книги. В спальне перерыла шкафы (одежда, побрякушки, снадобья) и даже глянула под кровать (ни пылинки). Нет, абсолютно ничего. Пора убираться.

Но в дверном замке захрустело. Медленно и спокойно, как проворачивает ключ хозяин, идущий к себе. Я залезла под кровать и понадеялась, что останусь незамеченной. Куда деваться позднее, правда, не решила, но будем разбираться с проблемами по мере их поступления. Выжить — задача первостепенная.

Тяжелые шаги приблизились вплотную. Ноги, обутые в лакированные ботинки с начищенными до блеска носами, застыли у кровати.

— Ты невероятно тупа, коли считала, что я не поставил на кабинет оберег от вторжения. — Голос был переполнен раздражением. — Вылезай сама или я вытащу тебя силой.

Не успела я разобраться с вновь поступившей проблемой, как магические плети впились в лодыжки проволокой, и меня вытянуло наружу. Больно проехалась по паркету на животе, оцарапала руку. Я валялась перед Гордеиусом, высоко задрав голову, а лицо ректора выражало исключительно отвращение.

— Воровство магии, побег от господина Розеншаля, — перечислял он, повышая тон с каждым сказанным словом, — причинение ему телесных повреждений, а теперь взлом в академии его королевского величества. Как думаешь, тебя вздернут или выпорют до смерти? И твой недомуженек — тень ничем не поможет.

Я молчала. Туманы пытались проникнуть в сознание ректора или хотя бы напитаться его резервом, но от магической брони Гордеиуса отскакивали любые мои потуги. Словно первокурсник академии, удумавший вызвать на дуэль преподавателя, я билась о его защитное поле и разбивалась вдребезги.

— Или порадовать господину Розеншалю? — Ректор цокнул. — Он всерьез опечалился, потеряв тебя.

— Вы развяжите войну. Мой супруг…

— Я с удовольствием обезглавлю эту зарвавшуюся тварь, порочащую образ теневого правителя, — надменно бросил Гордеиус.

Тело сковало невидимыми путами. Вот так вляпалась, и, что самое скверное, по собственной глупости. Приревновала, возомнила себя правительницей, вершительницей судеб. Легкомысленная дура!

И ни единого шанса на спасение.

Вру, шанс был. Тень, проползшую по стене, я заметила не первой.

— Пошла вон. — Гордеиус отогнал хинэ как приставучую домашнюю зверюшку.

Всё сложилось в единое целое.

— Это в — вы… — обомлела я. — Вы осквернили храм Пограничья.

Неужели нелепые студенческие байки о том, что среди родичей ректора водились тени, были правдой? Темный маг, способный выпотрошить лучших теневых воинов, овладевший искусством хождения через сумрак, подчинивший себе хинэ — ректор академии чародейства и знахарств. Одно из первых лиц государства. Но зачем ему, обладателю величайшего резерва в королевстве, воровать магию с помощью теневой твари?

Ректор оглянулся по сторонам и спросил с недоумением, хотя в глазах его читалась победа.

— Что за чепуху ты несешь, воровка?

Между тем, он потянул на цепочку, овивающую его шею, и вытянул на свет штемпель в форме трилистника. Того самого трилистника, что оставался кровавой раной на лбах жертв. Клеймо ректор академии всегда носил при себе.

— Зачем вам это?

— Зачем что? — Он убрал штемпель под рубашку, напоследок погладив его что младенца. — Тому, в ком течет теневая кровь, по праву принадлежит одно чудовище из страны родителя, и не я виноват, что современные правители напридумывали идиотских законов и ограничений. Раньше любой житель Пограничья мог завести хинэ, если то подчинялось ему, нынче же это привилегия загонщиков. Несправедливо! Пришлось вспоминать обряды древности и приносить жертвы богам. Зато этот зверек, — ректор засвистел, и хинэ появилась перед нами, выпучилась на меня круглыми глазами, — подарил мне всевластие. А главное — он неприхотлив в еде. Сожрал резерв парочки студентов с самого неперспективного факультета, и поделом им.

Вы специально натравливали её на ребят Иттана?

Хинэ выгнулась. Гордеиус провел ладонью по тощей спине, почесал за ухом.

— Факультет света обречен на вымирание, при нынешней обстановке его выпускники бесперспективны. Кому как не ректору определять их судьбу? Итак, пора разобраться с тобой.

Он вышел из спальни, оставив теневую тварь сторожить. Та лизнула мою шею шершавым языком, точно примерилась. Дыхание воняло болотной затхлостью. Хинэ легла, подогнув под себя лапы, и зажмурилась. Хлопнула входная дверь — Гордеиус покинул покои.

Тогда тварь приоткрыла левый глаз и глянула на меня с любопытством.

— Ну, здравствуй, — сказала я ей, ожесточенно пытаясь надломить сдерживающую магию.

Хинэ поерзала на месте.

— Предводитель загонщиков обыскался тебя, а ты ластишься к врагу, — беззлобно пожурила я её, скорее, чтобы отвлечь. Мало ли ей захочется укусить беззащитную жертву или напитаться ею. — Зачем же ты меня звала?

Не было ни единого сомнения: тот голос, разносящийся из центра сознания, мог принадлежать только теневому существу. И не зря во всех книгах писали, что существа эти умные до невероятности.

Тварь открыла второй глаз и уставилась, не мигая. Затем потянулась мордой ко мне, но не цапнула, а показала беззащитное горло. Заскулила.

Я пригляделась. Мускулистую шею хинэ овивал ошейник из тончайшего сплава серебра. Он настолько врезался в кожу, что был незаметен под шерстью. В прошлые разы не представилось возможности рассмотреть его, но теперь, когда тварь проявляла чудеса дружелюбия — я видела рунное тиснение наверняка магического происхождения.

Возможно, хинэ и не подчинилась бы ректору, если не эта игрушка. Получается, её нужно снять? Но как, если сама я связана по рукам и ногам?

Сейчас как никогда я ощущала себя женщиной: зазнавшейся в своем мнимом величии, бесполезной и слабой. Ведь всегда думала головой, анализировала, планировала наперед; нет, именно сегодня понадобилось довериться чувствам. И к чему они меня привели?

Хинэ прошлась, цокая когтями по полу, залезла на кровать, где взбила одеяло, потопталась по подушкам. И вдруг, оскалившись, прыгнула прямо на меня. Я взвизгнула от неожиданности и откатилась вправо. Тварь крутила шеей, выла. С ней происходило что‑то неладное. Повернувшись к двери, она зарычала.

Гордеиус?

Но нет. Выброс энергии, заставивший внутренности скрутиться узлом, и из пустоты родилось черное пятно. Оно ширилось, точно всасывая в себя спальню. Первым из сумеречного туннеля вышел предводитель загонщиков, за ним вылетел Трауш. Будущий супруг кинулся ко мне и подхватил на руки:

— Ты не ранена?! — А сам ощупывал взглядом.

— Нет, только руки бы развязать, — засмущалась как девочка от его прикосновений, на секунду позабыв обо всём дурном.

— Лорд, наговоритесь позднее. — Предводитель не смыкал края темного что безлунная ночь полотна. — Если защитные заклинания академии почувствуют наше вторжение, быть войне. Малышка, к ноге. — Он постучал по колену, подзывая хинэ.

Та припала на брюхо, недоверчиво озираясь.

— Иди же сюда, непослушная.

Тварь глянула на меня, точно ища одобрения. И в тот самый момент, когда она рискнула сделать недоверчивый шажок, из дверей донесся рев:

— Стоять!

Струя раскаленного пара взметнулась ввысь и коснулась наших тел. Спину опалило жаром. Одежда вспыхнула, но тут же погасла: лорд смахнул пламя туманами. Гордеиус специально атаковал по такой траектории, чтобы ненароком не задеть припавшую к полу хинэ — ещё бы, он столько охотился за ней не для того, чтобы спалить, — но огонь, скинутый Траушем с меня, угодил прямиком в тварь. Та взвизгнула и покатилась по полу, пылая заживо. Туннель схлопнулся. Ректор академии повел пальцами, и я почувствовала, как ломит кости, будто выворачивает изнутри. Трауш покачнулся. Из носа его потекла струйкой кровь, но он не отпускал меня. Предводитель нашептывал магические формулы, но бесполезно. Его заклятья пожирала защита архимага.

— Нападение на чужую территорию карается смертью, — каркал Гордеиус. — Лучше и придумать было нельзя: сам предводитель загонщиков и оба теневых правителя. Здесь у вас нет власти, и я с удовольствием иссушу ваши резервы.

Предводитель закашлялся и пал на колени. Что‑то липкое потянулось к моей груди. Держался один лорд. Ему всё‑таки пришлось бережно — настолько, насколько позволяла слабость, граничащая с истощением — привалить меня к основанию кровати и выхватить из ножен меч. Родной запах полыни горчил во рту — боги, неужели я умру, не надышавшись им вдоволь.

— Твоя железяка не поможет, — простецки сказал Гордеиус.

Клинок нагрелся до желтизны. Трауш выронил его и застыл пусть и безоружный, но готовый к нападению. Да, я была обездвижена, но мои туманы свободно ползли по спальне. Овились коконом вокруг Трауша. Каплю за каплей я выжимала остатки своих сил, помогая ему выстоять. Опустошала себя, разоряла. Оказывается, резерв можно не только забирать, но и дарить. Обожженная спина пылала отголосками былой боли. Ничто не имело значения, кроме мужчины, ставшего для меня всем.

Туманы Трауша затвердели, скрестились с невидимой взгляду магией Гордеиуса.

— Сдавайся, мальчишка. — Тот надвигался.

Лорд не разменивался на речи — просто смотрел на ректора. Кровь текла из обеих ноздрей, падала на паркет и разбивалась на множество мелких капелек. Лицо его побелело. Вздулись вены.

— Прекращай растрачивать то, что принадлежит мне, — насмехался архимаг, приближаясь.

До Трауша его отделял метр. Ректор протянул руку к высокому лорду, сжал пальцы в кулак. Туманы отбросило к стене, и Трауш начал задыхаться.

Тик — так, тик — так — надрывались то ли часы, то ли моё сердце, отсчитывая удары до конца.

Трауш рухнул на бок. Глаза его были распахнуты. Нет! Я закричала. Он ещё слишком слаб, чтобы противостоять самому ректору; он только очнулся. Нет! НЕТ!

Гордеиус склонился к высокому лорду словно для последнего поцелуя. Трауш сомкнул веки.

И когда до торжества архимага оставались считанные секунды, на Гордеиуса налетела черная тварь. Хинэ выжгло морду, тело кровоточило сплошным ожогом, но она жила. Вцепилась ректору в горло. Морда тряслась, во все стороны летели алые капли. Ректор не ожидал такого — физического — удара. Понадеявшись на магию, он забыл о клыках, и те вгрызались в мясо, вырывали куски. Воняло железом, приторно, до одури.

Вскоре истерзанное нечто, оставшееся от Гордеиуса, распласталось по полу. Оно ещё хрипело, но никто не смиловался и не подарил ректору быструю смерть. Оковы с меня пали. Я подлетела к Траушу. Лорд дышал и даже смог одними губами шепнуть:

— Всё в порядке.

Я помогла ему подняться. Только тогда он выдохнул с облегчением:

— Родная… жива.

— Спи, девочка. — Предводитель погладил смирно лежащую, как в ожидании приговора, хинэ по сожженному носу. Шепнул что‑то. Тварь дернулась и бездыханная упала на брюхо. — Правитель, вы поступили верно.

Дыра перехода вновь взрезала воздух. Предводитель окинул прощальным взглядом мертвую хинэ и сказал что‑то на ломаном языке, отчасти напоминающем змеиный. Как мне показалось: попрощался.

Что ж, смерть, как и жизнь, не бывает напрасной.

По небесному озеру степенно плыла луна. В приоткрытое окно врывался северный ветер, трепал по затылку. Недавно пронеслась метель, и двор поместья засыпало снежной пудрой. Трауш стоял у прикроватного столика, скрестив на груди руки, а я сидела с ногами на постели и рассматривала профиль будущего мужа. Его красота была тяжелой, лишенной всякой мягкости, но тем она невероятно притягивала. Острые скулы и тонкие губы, осанистость и величие — я задыхалась от близости с ним. Он не просто мой будущий муж; он — мой мужчина.

Когда мы ввалились в поместье, Трауш потянул меня в хозяйскую спальню. Ни с кем не говоря и не отвечая на вопросы, а тех, к слову, скопилось достаточно. Одна только Мари завалила нас расспросами о случившемся, завидев окровавленное лицо лорда и мою обожженную спину.

— Лекаря, срочно, — пророкотал Трауш перед тем, как подняться по лестнице. Меня он подхватил на руки и понес легко, точно пушинку. От слабости, совсем недавно сжиравшей лорда изнутри, не осталось и следа.

Гомон домочадцев остался далеко внизу, а мы заперлись на ключ в комнате, где лорд с превеликой опаской стянул с меня платье.

— Больно? — спросил, водя взглядом по покрывшейся волдырями коже. Я ожогов не видела, но чувствовала, как надулись волдыри, как пульсирует под ними лимфа.

— Терпимо, — улыбнулась, стараясь не застонать в голос.

Он шагнул назад, к столу, будто боясь нашей близости, бесцельно повертел в пальцах золотую запонку. Было слышно, чем дышит гнетущая тишина, как натянуты струны нашего молчания.

— Что имел в виду предводитель?

— Ты о чем? — Трауш покосился на меня, мол, он ни к чему не причастен.

— Вы поступили верно, — припомнила я, перебирая складки на покрывале. — О чем речь?

— Сольд, давай как‑нибудь в другой раз?

— Я всё равно узнаю.

На лице отразилось сомнение.

— Так и быть. — Трауш зажал запонку в кулаке. — Понимаешь, загонщики почитают и берегут каждую хинэ, и никто, даже повелитель, не может отнять у теневой твари жизнь, если на то нет оснований. Мне же пришлось взять хинэ под контроль и, воспользовавшись тем, что чернокнижник отвлекся на меня, атаковать исподтишка. Хинэ погибала, но я высосал из неё последнее. Возможно, при ином раскладе её бы удалось выходить. — Он всмотрелся в пейзаж, висящий на стене, так, словно видел впервые. — По законам загонщиков предводитель должен был вынести мне приговор, но своими словами он объявил помилование.

Улыбка получилась кривоватая, скорее смахивающая на усмешку. Кажется, несмотря на прощение, высокий лорд себя корил.

Сколько же скрытого резерва таится в этом мужчине? Час назад он выглядел как оживший мертвец (кем, по сути, и являлся), но сумел управиться с подчинением теневой твари. Я искренне восхищалась тем, в ком нашла своё продолжение. Тем временем Трауш, отведя взгляд, спросил:

Почему ты не дождалась? — с грустью и обидой. — Зачем ушла?

Всего секунду я колебалась перед ответом. Да будь что будет! Мы пережили расставание и смерть друг друга, открыли душу, невзирая на различия и разногласия, научились мириться и принимать себя такими, какие мы есть. Неужели моя правда навредит отношениям, что пронесены сквозь страдания?

— Я приревновала тебя.

Трауш на пятках развернулся, глаза его сузились.

— К Мари, — окончила пристыженно, заливаясь краской. — Не гневайся! — Вскочила с постели, упала босыми ступнями на холодный пол. — Она всегда рядом с тобой, она — твоя помощница и правая рука. И в критической ситуации ты обратился к ней, а не ко мне. И тогда я понадеялась доказать тебе, что тоже чего- то стою.

Всхлип. Второй. Мой панцирь раскололся на куски, и те осыпались к ногам разноцветными стеклышками. Трауш притянул меня за талию, не касаясь ожогов, склонил голову мне на макушку и твердо ответил:

— Глупый найденыш, ты стоишь сотни Мари. Но пойми: дела государства превыше всего. Я не имел права отлеживаться, не разузнав ситуации. Но после бы я поспешил к тебе, и оставшийся день мы бы посвятили друг другу. А ты вместо того, чтобы потерпеть час, предпочла рискнуть жизнью.

— Я… я так по тебе скучала, — сказала невпопад.

— А я?! — оскорбился лорд, точно мы спорили. — Я ведь места себе не находил, всё тревожился, вдруг там, в стране людей, тебе понравится больше — и ты не захочешь возвращаться сюда. Я бы не стал тебя искать и увозить насильно, но как бы жил тогда, уже познав тебя и потеряв?..

— Извини.

Он поднял мое лицо за подбородок, стер со щеки застывшую слезинку.

— Кричи на меня, ругайся, ненавидь, но, прошу, никогда не наказывай молчанием.

Я кивнула. Так многое хотелось сказать, вспомнить, выплакать — но в словах не было истины. В горьковатом дыхании, в биении сердца, в сросшихся воедино туманах — вот где жила правда. А слова — пыль, разметаемая ветрами.

Трауш поглаживал мои плечи.

— И чтобы отныне тебе не приходилось ревновать, я отошлю Мари в город. Не страшно, раздобуду другого личного помощника, мало ли ведьм и ведьмаков в Пограничье. А ей поручу какую‑нибудь работенку в Ре — ре или на юге страны.

Он отрезал это без раздумий тоном не мужа, но правителя.

— Трауш, я не хочу становиться между вами.

— Ты — моё всё, потому ничье слово не ценится мною выше твоего. Тебе неприятно — значит, ей нет места в нашем доме. — Голос его надломился. — Кстати, завтра же мы сообщим Пограничью о скорой свадьбе. Боги не любят отлагательств, а мы слишком долго испытывали их терпение, и все наши трудности: размолвки, обиды — от промедления. Даю тебе две недели на пошив платья. Сольд, согласна ли ты стать моей женой не только пред небесами, но и тенями?

— Что?.. — неуверенно выдала я. Не сразу поняла всю серьезность его шутливого тона.

— Будь моей леди навеки, прошу тебя.

Лорд опустился на колено. В глазах таяли хлопья пепла. Ветер за окном напевал нам таинственную колыбель. Лунный луч полз по стене, рождая причудливые тени.

— Буду.

Теплые губы тронули мои в долгом и опьяняюще сладком поцелуе. Дыхание в унисон и одна жизнь на двоих. Он подарил жизнь мне. Он стал моей жизнью. Возродил из пепла и собрал по частям.

— Буду! — повторяла я, смеясь. — Буду, буду, буду!

Стук в дверь прервал невыносимо приятное мгновение. Мы оторвались друг о друга как малые дети, впервые целующиеся за углом родительского дома. Трауш провернул ключ, впуская старенького целителя с саквояжем.

— Кому требуется помощь? — деловито спросил тот, раскладывая по столику склянки.

— Только леди Сольд, я здоров.

Трауш неустанно следил, чтобы лекарь не причинил мне лишних страданий. Он был рядом и потом, когда я, замотанная пропитанными мазью бинтами, кривила губы. Ожоги заживали быстро, но болезненно. И засыпала я, уложив голову на колени будущего мужа, а он перебирал в пальцах мои волосы. Короткие — вскоре я расскажу ему причину вынужденной "стрижки". Поведаю о всех злоключениях, что выпали по пути к нему. Ведь я ни на миг не усомнилась, куда мне ехать. Дом там, где тебя ждут.

Когда наутро мы спустились в столовую, нас встретило две пары настороженных глаз. До нашего прихода наемник и рыжеволосая ведьма переругивались — причем слышно их было аж из холла, — но захлопнули рты, как только мы, держащиеся за руки, переступили порог.

— Как дела? — Дарго приподнялся.

Мари отставила чашку и приветливо помахала:

— Рада видеть вас вместе и в добром здравии.

— Всё в порядке, — за двоих ответил Трауш, отодвигая мне стул и помогая усесться. — Мари, после завтрака переговорим?

Разумеется. — Рыжеволосая, словно заподозрив неладное, нахмурилась.

Шумели ложки и вилки, пахло корицей и кофе, крепким до черноты. Впервые за долгое время появился аппетит, и я жадно уплетала одну слойку с яблочным повидлом за другой.

— Ты знакома с тем магом? — Мари отхлебнула томатного сока.

— Ещё бы не быть знакомой с ректором академии, в которой проучилась шесть лет. Жаль, сразу не связала хинэ с ним.

Полночи я вспоминала судебный процесс надо мной. Многое стало понятнее. Думаю, детей, давших показания против, он чем‑то подкупил или как‑то подговорил. И девочку Амину, ту, что лишилась магии и была приставлена ко мне в роли служанки, убрал неспроста. Всё должно было указывать на одного- единственного преступника, а теневую тварь якобы никто нигде не видел.

— Ты не могла всего предугадать. — Трауш сжал под столом мою ладонь.

К тому же, не случись всего того, во мне не проявилась бы способность к собирательству. Ведь первый канал истинной силы я раскопала не сама, а благодаря хинэ. Нет худа без добра? Наверное, так.

— Ну так что? — Дарго, покашляв, влез в образовавшуюся идиллию. — Нам объявят войну? Всё‑таки вторжение в магическое учреждение, и всё такое.

— Не объявят, — с ленцой отозвался лорд. — На твари ошейник, зачарованный лично ректором. Колдовская связь прослеживается даже после смерти. Потому когда его найдут — если ещё не нашли, — решат, что прирученное существо обезумело и убило хозяина. Наше же присутствие обнаружат только, если колебания сумеречного туннеля успел заметить кто‑то со стороны людей. Будем надеяться, что защита в комнате ректора скрадывала постороннее вмешательство, иначе бы он не смог так долго держать у себя хинэ втайне от академии, набитой колдунами.

Я не удивилась ответу: спрашивала о том же перед рассветом; и Трауш успокоил меня, а следом убаюкал запредельной нежностью и горячими поцелуями.

После завтрака лорд уединился с Мари в кабинете для приватной беседы, но я не ревновала. Накинув полушубок из белого меха, вышла во двор и подставила лицо мягким что пух снежинкам. Сад спал, наклонив ветви к земле. Ничего. Скоро весна, и он проснется, глянет на безоблачное небо первыми почками. Расцветет сирень и затопит воздух поместья сладостью.

— Замерзнешь, — услышала я ласковое и вздрогнула от неожиданности.

Трауш стоял позади, в шаге от меня.

— Завтра же Мари отправится на поиски Шура. Тот, поганец, скрылся ещё вчера, едва до Ре — ре дошли новости о моем выздоровлении. Мой братец прекрасно понимает, что подобного захвата власти я ему с рук не спущу.

— И что сделаешь?.

— Вызову на дуэль. Пусть туманы и меч определят достойнейшего.

— Ты ещё слаб! — Покачала головой.

— Даже при смерти я буду сильнее его. — Лорд весело подмигнул мне. — Сольд, не бойся, я не оставлю тебя вдовствовать. А, и ещё… — Он выставил указательный палец. — Нынешним вечером встречусь с хранителями, чтобы оценить, можно ли доверять им. Пожалуйста, не сбегай как обычно.

Я ударила Трауша кулачком по груди, и будущий муж расхохотался. Склонился к земле, зачерпнул в ладонь снега. Замахнулся. Снежок разбился о полушубок.

— Моя леди, — смакуя, проговорил лорд.

— Что, мой лорд? — с ехидцей ответила я, метясь снежком в голову.

Взгляды пересеклись, выбивая искры. А снежинки кружили над нами в предсмертном вальсе.

 

Часть 5. Меч и туманы

Глава 1

В лагере загонщиков пахло сырым мясом, свежей кровью и магией, вкусной, ароматной магией. В силовых вольерах бесновались теневые твари, неспособные вырваться наружу. Загонщики жили в палатках из кожи, питались тем, что сами собирали или убивали, раскуривали трубки со смесью табака и трав. Они чтили природу и считали себя её продолжением.

Палатка предводителя внутри была обставлена более чем скудно: землю устилали шкуры неизвестных мне зверей, у правого края примостился каменный очаг, слева

— доска, служащая лежанкой. По центру стоял заваленный предметами, бумагами, амулетами грубо выструганный стол, за которым и нашелся предводитель. Вот только сидел он не на стуле, а на подушке.

— Чем обязан, леди? — Он жестом пригласил на соседнюю подушку.

Я упала, старательно уложив вокруг себя юбку, и приняла их рук предводителя глиняную чашу.

— Есть ли новости о здравии лорда? — Из чайника предводитель разлил по двум чашам отвар. Запахло мятной свежестью и горечью одуванчика.

— Трауш очнулся.

— Нескончаемо рад слышать. — Предводитель оголил в улыбке желтоватые зубы.

— И всё же не думаю, что вы почтили меня своим визитом для того, чтобы поделиться добрым известием. Причина в том вопросе, который вы отложили при первой нашей встрече?

— Именно.

И я рассказала внимательному предводителю всё: от встречи с хинэ в стенах академии чародейства и знахарств до книги, найденной в библиотеке высокого лорда. Книгу эту даже показала (умыкнула её в последний момент), и предводитель долго вчитывался в ритуал и почесывал бороду.

— Любопытно, — подытожил он, выслушав. — Перед самым ранением лорда ко мне приезжала его помощница, Мари, и она поведала нечто подобное. Дескать, вы видели хинэ в стране людей. Признаться, я без особого старания попытался нащупать пропавшую тварь, но не сумел и решил, что вам привиделось. К сожалению, до недавних пор я был о вас невысокого мнения. — И добавил с досадой: — О чём искренне сожалею. По всему выходит, что некий темный маг использовал храмовый алтарь и цепь жертв для подчинения себе хинэ? Но, леди, все теневые твари находятся под строгим контролем. — Он вновь пробежался взглядом по тексту. — Хотя…

— Да? — Я подалась вперед.

— Принесение первой жертвы совпало с всплеском безумия хинэ. Мы тогда потеряли многих загонщиков, но и не только. — Предводитель пожевал губу. — Да, именно тогда нами была утеряна молодая хинэ, совсем детеныш. Мы думали, она хотела улизнуть, но по неопытности затерялась меж мирами. Наши загонщики её не сыскали. Каков шанс того, что она оказалась тем зверенышем из академии?

Хм. Отличалась ли увиденная мною тварь от тех, что находятся в лагере? Темная морда, клыки, когти — всё то же.

Всё, кроме хвоста!

— Пика! — воскликнула я громче, чем следовало. — Её хвост оканчивался пикой! Глаза предводителя расширились.

— Так и есть. Неужели она не погибла… Леди Сольд! — Голос звенел от напряжения. — Мы должны спасти малышку — хинэ. — Предводитель кинулся к столу, безошибочно вытянул из груды предметов ошейник, задумчиво погладил гладкую сталь. — Боюсь, я вынужден просить вашей помощи. Хинэ очень восприимчивы к чужакам. Предполагаю, что мой запах она позабыла от страха, но леди забыть невозможно.

Конечно, чего б ей не помнить ту, которой она собиралась полакомиться.

— Что от меня требуется?

— Провести меня в академию. Тень тамошние стражи не пустят и на порог, но вы, как выпускница академии, убедите магов, ведь так? Составьте мне компанию, разумеется, под охраной загонщиков или любых воинов, каких пожелаете, и с разрешения вашего супруга. Вместе мы отыщем беглянку.

Рассмеялась.

— К сожалению, не получится. Я там на столь плохом счету, что меня без суда и следствия четвертуют.

Предводитель свел широкие брови на переносице.

— И совсем никак не пробраться внутрь?

Передернула плечами и тоже встала. Тело затекло от непривычной позы, в лодыжках покалывало. Я совсем не аристократично подрыгала попеременно левой и правой ногой. Предводитель, впрочем, заострять внимания на нелепом движении не стал. Он думал о чем‑то своем, вперившись взглядом в ошейник, а я одним глотком допила горчащий отвар и нехотя проглотила его.

Кто же покусился на хинэ? Теперь очевидно, что один из обитателей академии. Но кто: преподаватель, студент, декан? В нем определенно должны иметься теневые корни, хоть малая часть, но я не помню никого, от кого исходил бы знакомый полынный запах.

— По законам мы обязаны заявить о нарушении границ, краже теневого существа, смертоубийстве и осквернении святыни людским чернокнижником, — предводитель от волнения выдернул из бороды волос. — Но вначале нужно доказать факт нарушения. Иначе мы развяжем войну, в которой, к тому же, останемся виноватыми. Всё упирается в стены академии, леди.

— Понимаю, но увы.

Есть иное решение. — Предводитель прикрыл веки, но тут же распахнул их. — Мы с вами войдем в сумеречный туннель и попробуем позвать беглянку. Хинэ восприимчивы к вашей силе, леди, есть шанс, что если она не услышит меня, то послушает вас. Тем более нити ваших судеб уже пересеклись. Гарантирую, вам никто не причинит вреда. Если что‑то пойдет не заладится — моей силы хватит, чтобы воротить нас в лагерь. Или же, если желаете, я попрошу помощи у высокого лорда, дабы не навредить вам?

Кажется, он меня испытывал. Рискну или откажусь, спрячусь за спиной защитника- мужа или предпочту сама столкнуться с необъяснимым. Каков мой выбор? Быть примерной женой или правительницей?

Красивой игрушкой без права выбора, заложницей поместья Вир — дэ или леди Теней?

— Можете рассчитывать на меня.

Свечерело, когда мы вылезли из палатки на морозный воздух. Далеко, над заснеженными горами, нависала надкусанная луна. Безветрие пахло гарью. Предводитель зашептал что‑то, пальцы его чертили узоры по воздуху. Перед нами раскрыл свои объятия туннель, и стены его сомкнулись, стоило нам войти во тьму межмирья.

Я долго свыкалась с вынужденной слепотой. В ушах гудело мертвым многоголосьем. Предводитель глубоко вдохнул, покрутил запястьями, стряхивая остатки магии. Голоса надвигались, и мне казалось, что я вижу призраков, подплывающих к нам, тянущим плети — руки.

— Не переживайте, они безобидны. — Предводитель перебрал пальцами, и призраки отпрянули. — Наша задача — учуять беглянку.

— А чем она пахнет? — глупо уточнила я, внюхиваясь в пустоту.

— Дело не совсем в природном запахе, — предводитель хмыкнул. — Сольд, вы восприимчивы к ароматам, так ответьте: чем пахли те хинэ, которых вы подчинили в районе бедняков?

— Яростью и голодом.

Но как унюхать их среди сотен размытых запахов, впитавшихся в сумеречный туннель? Здесь правит боль и бессилие. Каждый второй умерший зол. Каждый третий испуган. И все без исключения голодны до жизни.

Предводитель поднес палец к губам.

— Попробуйте услышать этот запах.

Я пробовала, но сбивалась, не успев вычленить нужную нотку. Предводитель и вовсе стоял, постукивая ногой, будто бы непричастный к происходящему. Он скорее сбивал, чем помогал сосредоточиться. Ещё и темнота, такая давящая, что сводило зубы. И голоса.

"Вытащите меня отсюда", — выло надрывным.

"Услышьте!"

"Я тут".

"Эй, вы?"

Тряхнула головой, зажала уши ладонями. Мои туманы ощупывали пустоту, искали в ней лазейки, пробирались мимо призраков и отшатывались от тех, которые приближались на опасное расстояние.

"С — сольд!" — вдруг донеслось до меня отчетливое.

Что?! Я повернулась. Звук такой близкий, точно кто‑то нашептывал в самое ухо. И голос до безумия знакомый, бьющий по затылку. В отличие от остальных звуков, населяющих пустоту, он доносился откуда‑то изнутри, взрывался в моей голове искрами. Живот свело.

"Иди с — сюда, С — сольд", — змеиным шипением.

Я шагнула левее, следуя за алой нитью, начертанной голосом. Предводитель что- то сказал или спросил, но я не обратила внимания.

"Я здес — сь…" — шелестом палой листвы.

Второй шаг. Третий. Мужская рука крепко обхватила моё запястье. Я дернула рукой, и, на удивление, пальцы разжались. Кто же ты, обладатель голоса? Почему я помню тебя?.. Ты — человек или тень?

Наваждение, щекочущее затылок, вело меня через беспросветную темень, и умершие расступались, едва я приближалась к ним.

Свернешь с сумеречной тропы и сгинешь — уверял меня Трауш, но сейчас я сама протаптывала тропу. Она, незримая, но настоящая, рождалась под ногами и исчезала за спиной. Когда я обернулась в поисках предводителя загонщика, то не застала его; но не испугалась одиночества. Со мной был голос. Полный яростного умиротворения.

Он отдалялся. Пришлось бежать, спотыкаясь о собственные ноги, вмиг ставшие тряпичными, неуклюжими. Дыхание застыло в груди льдинкой, перед глазами плыли белесые призраки. Алая нить появлялась и терялась, словно играясь в кошки — мышки.

Секунды сплелись в вечность. Тьма стала моим продолжением. И наконец — свет! Иссушающий, резкий.

"Я здес — сь".

Я кинулась вперед и, не тормозя, вылетела из сумеречного туннеля.

— Как понять, ушла?! — возмутился Трауш, скомкав записку. — Куда?! Зачем?!

В холле столпились все обитатели дома, включая прислугу и плутоватого дружка Сольд. Мари выхватила бесполезную бумажку из рук лорда, разгладила края.

— Не тревожься. Скоро буду, — зачитала она с трагичной интонацией. — Замечательное такое послание, а главное — красноречивое.

Трауш сомкнул веки, позволяя ищейкам — туманам нащупать его невесту, но вот загвоздка: щупать было некого. Сольд словно испарилась. Не умерла (руна вновь наливалась цветом, что означало — девушка жива), но исчезла.

И пускай всерьез паниковать пока не стоило, но дурное предчувствие вовсю холодило позвоночник. Лорд вдумчиво осмотрел каждого присутствующего, задержавшись неприязненным взглядом на Дарго. С этим типчиком он не имел "чести" познакомиться, но доверия вороватая морда того не внушала. Беловолосый наемник в ответ оскалился.

— Сольд известила кого‑нибудь о своем уходе? — бесновался Трауш.

Присутствующие дружно помотали головами. Поразительное единение душ. Нет, ну что за напасть: только очухался, а жена сбежала. Опять сбежала! Да ещё и туманы её стерлись. Так где же она? Разве что в сумеречном туннеле?

— Тогда не толпитесь, — Трауш гаркнул на слуг, и те разбежались по коридорам как мыши. — Ты! — Ткнул на было собравшегося уйти Дарго. — Останься.

— Какие‑то претензии, а, высокий лорд? — В голосе звучало фальшивое повиновение.

Мари перекосило от одного взгляда на беловолосого.

— Предлагаю изгнать его вон. Он порочит дом Вир — дэ своим присутствием.

— Меня приглашала не ты, а Сольд, — безмятежно ответил Дарго, переступив с пятки на носок. — И уйду я по её просьбе. Лорд, ну на кой ляд нам враждовать? Я беспокоюсь не меньше твоего. Что последним тебе сказала Сольд? Возможно, она куда‑то спешила?

Прошедший день выветрился из памяти точно нестойкий аромат духов. Что‑то вертелось на языке — послевкусие прощального разговора, — но размытое, слабое.

— Последнее… — Трауш вошел в неосвещенную парадную залу. — Не помню.

Он действительно забыл. Вместо четких воспоминаний — обрывчатые образы, не складывающие в осмысленную картинку как битое стекло. Вот Сольд падает в кресло напротив дивана, теребит салфетку и невозможно пахнет подснежниками. Её гложет что‑то неладное, а во взгляде тоска. Но что последнее она ему сказала? А он — ей?

— Да ты герой, — Дарго поднял крышку фортепиано, но — к своему счастью — не тронул клавиш. — Сольд вешалась от безнадеги, а ты очнуться не успел — побежал к своей грудастой ведьмочке.

Энергия, закрученная в вихрь, сбила наемника с ног и обрушила на пол, не задев ни единого стороннего предмета. "Грудастая ведьмочка" в лице взбешенной Мари нависла над поверженным противником, наступила ему на грудь сапогом. Вдавила каблучок и провернула пятку.

— Ещё слово, и ты отправишься кормить трупных червей.

Беловолосый в долгу не остался. Извернувшись, он обхватил обеими руками Мари за голень и потянул на себя. Ведьма упала на Дарго, и они, сплетенные в клубок, покатились по паркету, рыча и ругаясь.

— Прекратите. — Приказ лорда прозвучал сухо, но парочка мигом оторвалась друг от друга. — Наемник, я не намерен выслушивать твои обвинения. Мари, умерь свой пыл. Мне плевать, убьетесь вы или нет, но сначала отыщите Сольд. Дарго, — он подошел к камину и взялся за спички, но дрожащие пальцы никак не могли высечь искру, — вспомни, что она говорила тебе.

На лице беловолосого отразилась столь усиленная работа мысли, что на лбу вздулась жилка. В это время Мари повела рукой, и в камине разгорелось рыжее пламя.

— Да мы с ней с вечера не общались, — очнулся наемник. — Слушайте, а вдруг она удумала разобраться с жертвоприношениями?

— Жертвоприношениями? — в голос спросили Трауш с Мари.

Огонь отогрел парадную залу, осветил сосредоточенную троицу красноватым. Поленья шипели и потрескивали, обжигающие язычки бились о стенки, лезли через заслонку.

Дарго говорил недолго, исключительно по фактам, начиная опасениями Сольд и заканчивая книгой сказок, прочитанной ими в библиотеке лорда. Сказки! Долгие месяцы Трауша мучил вопрос, где же он встречал знак трилистника, если не в исторических описаниях. И точно: в сказках, услышанных от матушки. Леди Марисса садилась у изголовья его кровати, открывала толстенную книгу в синей обложке и читала медленно, с выражением, что‑то додумывала (как понял он позже, научившись читать самостоятельно), где‑то привирала. Каждая её история звучала как легенда, где в конце побеждало добро, ну а зло, как и полагается, было умерщвлено.

То, над чем ломал голову теневой правитель, с легкостью разгадала его невеста, но не успела сообщить выводов. Он попросту её не выслушал. Озарение ударило по затылку обухом топора. Именно о жертвоприношениях она и вела речь! А он отказал ей в беседе, не пригласил с собой, отвлекшись на Мари.

Во входную дверь забарабанили. Трауш ринулся в холл в надежде застать там Сольд, но вместо неё на пороге возвышался предводитель загонщиков, растерявший былую степенность и нерушимость. Он волновался, да так сильно, что желваки играли на скулах, а кадык дергался.

— Лорд! — Предводитель задыхался. — Не гневайтесь. Ваша супруга… я упустил её…

Рассказывай. — Трауш, позабыв о любых приличиях, втащил мужчину за ворот рубашки в дом.

Этому дню было суждено войти в число самых ненормальных в жизни лорда. События наваливались скопом, одно хуже другого. Сольд, что без раздумий согласилась помочь в несомненно опасной поимке беглой теневой твари, стала последней каплей. Лорд бессильно привалился к стене. Решено, он закует невесту в кандалы — как только та попадется ему на глаза.

— Клянусь, я следил за ней, но она улизнула, — уверял предводитель с такой честностью, будто бы его слова имели хоть какое‑то значение. — Отбросила меня магией и скрылась в межмирье. Лорд, — склонился на колени, опустил голову, как перед обезглавливанием, — простите за дерзость. Я не должен был просить леди Сольд о помощи без вашего одобрения.

— Не должен был, — подтвердил Трауш, потирая зудящие виски. — Ты предал меня, предводитель загонщиков. Как посмел ты требовать чего‑либо от женщины, что не обучена идти по сумраку? Если с ней случится беда — ты будешь казнен.

— Да, мой лорд.

Ожидание скорой грозы нависло над поместьем. В звенящей тишине было слышно, как стучит сердце. Дарго хрустнул костяшками пальцев. Мари безучастно грела ладони у пламени. Предводитель загонщиков ходил из угла в угол.

Трауш вновь сосредоточился — во рту разлилось кислым.

Запах Сольд проявился тончайшей апельсиновой ноткой, но далеко, за границей страны, за морями — там, где стирается величие повелителя Теней. В государстве людей вся сила высокого лорда делится надвое, а покровители — боги безвластны над течением событий. Пока Сольд в порядке, но неизвестно, в логово какого чудища она угодила. Потому промедление равносильно смерти.

— Откроешь новый туннель? — не спрашивал, но утверждал Трауш. Он, придерживаясь за перила, иначе бы потерял равновесие, поднялся на второй этаж. Ватные ноги еле передвигались.

— Да.

— Шу, одумайся! — Мари стояла на первом этаже, задрав голову, закусив губу. — Я не для того варила снадобье, чтобы ты угробил себя во время перехода. Ты вообще понимаешь, что если о вашем вторжении узнают — быть войне?!

— Я должен. — Он отвернулся.

— Только попробуй подохнуть, — буркнула она на прощание.

— Я иду с вами, — заявил Дарго, взбегая по ступеням. — Дайте мне пять минут на сборы.

— Нет, — одернул его предводитель. — Предыдущие переходы нешуточно измотали меня, я не сумею провести человека по сумраку, не навредив ему. В леди Сольд есть капля теней, вы же рискуете лишиться рассудка.

— Жди здесь, — подытожил Трауш.

Он наскоро вылез из домашнего костюма и переоделся в походную одежду. Схватил меч — жаль, любимый, из остро наточенной стали, и рукояткой, идеально ложащейся в руку, был утерян в схватке — и вылетел к ожидающему предводителю. Дрожь утомления не унималась, но лорд перестал обращать на неё внимание. Либо ему суждено сгинуть сегодня в борьбе за свою леди, либо выжить и жениться‑таки на Сольд.

Пусть решает господин — случай.

Слезы брызнули из глаз от невыносимой яркости, а когда свет перестал ослеплять, то оказалось, что я стою посреди опочивальни. Золото, серебро, дорогой бархат — комната изобиловала богатством. Парчовый халат темно — красного цвета свисал со спинки резного стула. Основа кровати была выполнена из красного дерева. Поверх мягкой перины лежало шелковое одеяло и пять подушек. Из спальни вели две двери.

Я заглянула за первую, там обнаружилась уборная из белого мрамора с зеркалом во всю стену. Присвистнула: дорогущее украшение. Из чего вывод: эти покои принадлежат какой‑то шишке, едва ли не самому королю. Вторая дверь вела в пышно обставленный кабинет, и тот показался смутно знакомым. По горлу заскребло дурное предчувствие, но я продолжила осматриваться. Спокойные светло — зеленые тона, два массивных стеллажа, запертых на ключ, в которых ровными рядками выстроились старинные книги. Круглый стол из матового стекла с тремя стульями для приема гостей и рабочий стол, почти чистый, не считая пары свистков. Настольная лампа в абажуре из кожи заморского зверя. В окно я глянула в последнюю очередь и обомлела. Изо рта вырвался ах. Внизу расстилался внутренний двор академии чародейства и знахарств, а значит я, сама того не подозревая, всё‑таки разыскала хинэ. Точнее — та вывела меня к себе.

Но как она умудрилась заговорить со мной, да ещё на понятном мне языке?!

И тут в дверь — не в ту, откуда я вышла, а во вторую, ведущую в общий коридор, — постучали. Я машинально метнулась за тяжелую штору, низ которой касался пола, и лишь после додумалась: вряд ли у стучащего есть ключ, а коль хозяин отсутствует (к моему счастью), то никто не откроет, и непрошеный гость уберется восвояси.

Стук повторился. Я вся напряглась, даже живот втянула, казалось, до самого позвоночника. Но обошлось. Тик — так. Тик — так. То тикали заговоренные магией часы. Затишье затягивалось, и я успокоилась. На цыпочках шмыгнула к входной двери, приложившись к ней ухом, убедилась в полнейшей тишине, досчитала до тридцати и потянула за ручку. Заперто, что и неудивительно. Но с внутренней стороны нашлась защелка, стоило нажать на которую, как дверь открылась. Я выскользнула в коридор и мазнула взглядом по дощечке на двери.

"Первый управляющий".

Матушки! Разгуливать по враждебно настроенной академии крайне неосмотрительно, но прятаться в кабинете ректора — полное самоубийство. Хм, а Гордеиус‑то не прочь потратить казенные деньжата на себя любимого, одно только зеркало в ванной стоит как приличный дом в пригороде! Впрочем, какое мне дело до чужих прихотей?

Хинэ притаилась невдалеке. Я чувствовала лопатками насмешливый взгляд её сощуренных желтых глаз. К кошке и обращаться стоит по — кошачьи.

— Кис — кис — кис, — позвала её.

Как всякая приличная представительница семейства кошачьих, теневая тварь не спешила вылезать из укрытия, а у меня, к сожалению, отсутствовали вкусности, которыми можно было бы поманить её к себе. Впрочем, хинэ по вкусу исключительно магия, а той у меня в обрез, сама довольствуюсь остатками от прошлого собирательства.

Так, судя по тишине, в академии идут занятия, значит, вероятность встретить студента минимальна, но остаются преподаватели, деканы, обслуга, да кто угодно, кого заинтересует сбежавшая преступница. И на статус будущей леди Пограничья всем глубоко начхать. Сначала четвертуют, а после отправят лорду тело вместе с извинительными письмом. Если вообще отправят, а не сплавят по течению на корм рыбам.

Но почему хинэ привела меня именно в покои ректора?

Поверив интуиции, я вернулась обратно и начала пристально изучать содержимое стеллажных полок и ящиков ректорского стола. Яды, склянки с зельями, амулеты — артефакты подчас небывалой мощи, но бесполезные в данный момент. В стеллажах покопаться не удалось из‑за отсутствия ключей, но по обложкам определила и старейшие рукописи, сохраненные в единственном экземпляре, и недавно выпущенные конвейером книги. В спальне перерыла шкафы (одежда, побрякушки, снадобья) и даже глянула под кровать (ни пылинки). Нет, абсолютно ничего. Пора убираться.

Но в дверном замке захрустело. Медленно и спокойно, как проворачивает ключ хозяин, идущий к себе. Я залезла под кровать и понадеялась, что останусь незамеченной. Куда деваться позднее, правда, не решила, но будем разбираться с проблемами по мере их поступления. Выжить — задача первостепенная.

Тяжелые шаги приблизились вплотную. Ноги, обутые в лакированные ботинки с начищенными до блеска носами, застыли у кровати.

— Ты невероятно тупа, коли считала, что я не поставил на кабинет оберег от вторжения. — Голос был переполнен раздражением. — Вылезай сама или я вытащу тебя силой.

Не успела я разобраться с вновь поступившей проблемой, как магические плети впились в лодыжки проволокой, и меня вытянуло наружу. Больно проехалась по паркету на животе, оцарапала руку. Я валялась перед Гордеиусом, высоко задрав голову, а лицо ректора выражало исключительно отвращение.

— Воровство магии, побег от господина Розеншаля, — перечислял он, повышая тон с каждым сказанным словом, — причинение ему телесных повреждений, а теперь взлом в академии его королевского величества. Как думаешь, тебя вздернут или выпорют до смерти? И твой недомуженек — тень ничем не поможет.

Я молчала. Туманы пытались проникнуть в сознание ректора или хотя бы напитаться его резервом, но от магической брони Гордеиуса отскакивали любые мои потуги. Словно первокурсник академии, удумавший вызвать на дуэль преподавателя, я билась о его защитное поле и разбивалась вдребезги.

— Или порадовать господину Розеншалю? — Ректор цокнул. — Он всерьез опечалился, потеряв тебя.

— Вы развяжите войну. Мой супруг…

— Я с удовольствием обезглавлю эту зарвавшуюся тварь, порочащую образ теневого правителя, — надменно бросил Гордеиус.

Тело сковало невидимыми путами. Вот так вляпалась, и, что самое скверное, по собственной глупости. Приревновала, возомнила себя правительницей, вершительницей судеб. Легкомысленная дура!

И ни единого шанса на спасение.

Вру, шанс был. Тень, проползшую по стене, я заметила не первой.

— Пошла вон. — Гордеиус отогнал хинэ как приставучую домашнюю зверюшку.

Всё сложилось в единое целое.

— Это в — вы… — обомлела я. — Вы осквернили храм Пограничья.

Неужели нелепые студенческие байки о том, что среди родичей ректора водились тени, были правдой? Темный маг, способный выпотрошить лучших теневых воинов, овладевший искусством хождения через сумрак, подчинивший себе хинэ — ректор академии чародейства и знахарств. Одно из первых лиц государства. Но зачем ему, обладателю величайшего резерва в королевстве, воровать магию с помощью теневой твари?

Ректор оглянулся по сторонам и спросил с недоумением, хотя в глазах его читалась победа.

— Что за чепуху ты несешь, воровка?

Между тем, он потянул на цепочку, овивающую его шею, и вытянул на свет штемпель в форме трилистника. Того самого трилистника, что оставался кровавой раной на лбах жертв. Клеймо ректор академии всегда носил при себе.

— Зачем вам это?

— Зачем что? — Он убрал штемпель под рубашку, напоследок погладив его что младенца. — Тому, в ком течет теневая кровь, по праву принадлежит одно чудовище из страны родителя, и не я виноват, что современные правители напридумывали идиотских законов и ограничений. Раньше любой житель Пограничья мог завести хинэ, если то подчинялось ему, нынче же это привилегия загонщиков. Несправедливо! Пришлось вспоминать обряды древности и приносить жертвы богам. Зато этот зверек, — ректор засвистел, и хинэ появилась перед нами, выпучилась на меня круглыми глазами, — подарил мне всевластие. А главное — он неприхотлив в еде. Сожрал резерв парочки студентов с самого неперспективного факультета, и поделом им.

Вы специально натравливали её на ребят Иттана?

Хинэ выгнулась. Гордеиус провел ладонью по тощей спине, почесал за ухом.

— Факультет света обречен на вымирание, при нынешней обстановке его выпускники бесперспективны. Кому как не ректору определять их судьбу? Итак, пора разобраться с тобой.

Он вышел из спальни, оставив теневую тварь сторожить. Та лизнула мою шею шершавым языком, точно примерилась. Дыхание воняло болотной затхлостью. Хинэ легла, подогнув под себя лапы, и зажмурилась. Хлопнула входная дверь — Гордеиус покинул покои.

Тогда тварь приоткрыла левый глаз и глянула на меня с любопытством.

— Ну, здравствуй, — сказала я ей, ожесточенно пытаясь надломить сдерживающую магию.

Хинэ поерзала на месте.

— Предводитель загонщиков обыскался тебя, а ты ластишься к врагу, — беззлобно пожурила я её, скорее, чтобы отвлечь. Мало ли ей захочется укусить беззащитную жертву или напитаться ею. — Зачем же ты меня звала?

Не было ни единого сомнения: тот голос, разносящийся из центра сознания, мог принадлежать только теневому существу. И не зря во всех книгах писали, что существа эти умные до невероятности.

Тварь открыла второй глаз и уставилась, не мигая. Затем потянулась мордой ко мне, но не цапнула, а показала беззащитное горло. Заскулила.

Я пригляделась. Мускулистую шею хинэ овивал ошейник из тончайшего сплава серебра. Он настолько врезался в кожу, что был незаметен под шерстью. В прошлые разы не представилось возможности рассмотреть его, но теперь, когда тварь проявляла чудеса дружелюбия — я видела рунное тиснение наверняка магического происхождения.

Возможно, хинэ и не подчинилась бы ректору, если не эта игрушка. Получается, её нужно снять? Но как, если сама я связана по рукам и ногам?

Сейчас как никогда я ощущала себя женщиной: зазнавшейся в своем мнимом величии, бесполезной и слабой. Ведь всегда думала головой, анализировала, планировала наперед; нет, именно сегодня понадобилось довериться чувствам. И к чему они меня привели?

Хинэ прошлась, цокая когтями по полу, залезла на кровать, где взбила одеяло, потопталась по подушкам. И вдруг, оскалившись, прыгнула прямо на меня. Я взвизгнула от неожиданности и откатилась вправо. Тварь крутила шеей, выла. С ней происходило что‑то неладное. Повернувшись к двери, она зарычала.

Гордеиус?

Но нет. Выброс энергии, заставивший внутренности скрутиться узлом, и из пустоты родилось черное пятно. Оно ширилось, точно всасывая в себя спальню. Первым из сумеречного туннеля вышел предводитель загонщиков, за ним вылетел Трауш. Будущий супруг кинулся ко мне и подхватил на руки:

— Ты не ранена?! — А сам ощупывал взглядом.

— Нет, только руки бы развязать, — засмущалась как девочка от его прикосновений, на секунду позабыв обо всём дурном.

— Лорд, наговоритесь позднее. — Предводитель не смыкал края темного что безлунная ночь полотна. — Если защитные заклинания академии почувствуют наше вторжение, быть войне. Малышка, к ноге. — Он постучал по колену, подзывая хинэ.

Та припала на брюхо, недоверчиво озираясь.

— Иди же сюда, непослушная.

Тварь глянула на меня, точно ища одобрения. И в тот самый момент, когда она рискнула сделать недоверчивый шажок, из дверей донесся рев:

— Стоять!

Струя раскаленного пара взметнулась ввысь и коснулась наших тел. Спину опалило жаром. Одежда вспыхнула, но тут же погасла: лорд смахнул пламя туманами. Гордеиус специально атаковал по такой траектории, чтобы ненароком не задеть припавшую к полу хинэ — ещё бы, он столько охотился за ней не для того, чтобы спалить, — но огонь, скинутый Траушем с меня, угодил прямиком в тварь. Та взвизгнула и покатилась по полу, пылая заживо. Туннель схлопнулся. Ректор академии повел пальцами, и я почувствовала, как ломит кости, будто выворачивает изнутри. Трауш покачнулся. Из носа его потекла струйкой кровь, но он не отпускал меня. Предводитель нашептывал магические формулы, но бесполезно. Его заклятья пожирала защита архимага.

— Нападение на чужую территорию карается смертью, — каркал Гордеиус. — Лучше и придумать было нельзя: сам предводитель загонщиков и оба теневых правителя. Здесь у вас нет власти, и я с удовольствием иссушу ваши резервы.

Предводитель закашлялся и пал на колени. Что‑то липкое потянулось к моей груди. Держался один лорд. Ему всё‑таки пришлось бережно — настолько, насколько позволяла слабость, граничащая с истощением — привалить меня к основанию кровати и выхватить из ножен меч. Родной запах полыни горчил во рту — боги, неужели я умру, не надышавшись им вдоволь.

— Твоя железяка не поможет, — простецки сказал Гордеиус.

Клинок нагрелся до желтизны. Трауш выронил его и застыл пусть и безоружный, но готовый к нападению. Да, я была обездвижена, но мои туманы свободно ползли по спальне. Овились коконом вокруг Трауша. Каплю за каплей я выжимала остатки своих сил, помогая ему выстоять. Опустошала себя, разоряла. Оказывается, резерв можно не только забирать, но и дарить. Обожженная спина пылала отголосками былой боли. Ничто не имело значения, кроме мужчины, ставшего для меня всем.

Туманы Трауша затвердели, скрестились с невидимой взгляду магией Гордеиуса.

— Сдавайся, мальчишка. — Тот надвигался.

Лорд не разменивался на речи — просто смотрел на ректора. Кровь текла из обеих ноздрей, падала на паркет и разбивалась на множество мелких капелек. Лицо его побелело. Вздулись вены.

— Прекращай растрачивать то, что принадлежит мне, — насмехался архимаг, приближаясь.

До Трауша его отделял метр. Ректор протянул руку к высокому лорду, сжал пальцы в кулак. Туманы отбросило к стене, и Трауш начал задыхаться.

Тик — так, тик — так — надрывались то ли часы, то ли моё сердце, отсчитывая удары до конца.

Трауш рухнул на бок. Глаза его были распахнуты. Нет! Я закричала. Он ещё слишком слаб, чтобы противостоять самому ректору; он только очнулся. Нет! НЕТ!

Гордеиус склонился к высокому лорду словно для последнего поцелуя. Трауш сомкнул веки.

И когда до торжества архимага оставались считанные секунды, на Гордеиуса налетела черная тварь. Хинэ выжгло морду, тело кровоточило сплошным ожогом, но она жила. Вцепилась ректору в горло. Морда тряслась, во все стороны летели алые капли. Ректор не ожидал такого — физического — удара. Понадеявшись на магию, он забыл о клыках, и те вгрызались в мясо, вырывали куски. Воняло железом, приторно, до одури.

Вскоре истерзанное нечто, оставшееся от Гордеиуса, распласталось по полу. Оно ещё хрипело, но никто не смиловался и не подарил ректору быструю смерть. Оковы с меня пали. Я подлетела к Траушу. Лорд дышал и даже смог одними губами шепнуть:

— Всё в порядке.

Я помогла ему подняться. Только тогда он выдохнул с облегчением:

— Родная… жива.

— Спи, девочка. — Предводитель погладил смирно лежащую, как в ожидании приговора, хинэ по сожженному носу. Шепнул что‑то. Тварь дернулась и бездыханная упала на брюхо. — Правитель, вы поступили верно.

Дыра перехода вновь взрезала воздух. Предводитель окинул прощальным взглядом мертвую хинэ и сказал что‑то на ломаном языке, отчасти напоминающем змеиный. Как мне показалось: попрощался.

Что ж, смерть, как и жизнь, не бывает напрасной.

По небесному озеру степенно плыла луна. В приоткрытое окно врывался северный ветер, трепал по затылку. Недавно пронеслась метель, и двор поместья засыпало снежной пудрой. Трауш стоял у прикроватного столика, скрестив на груди руки, а я сидела с ногами на постели и рассматривала профиль будущего мужа. Его красота была тяжелой, лишенной всякой мягкости, но тем она невероятно притягивала. Острые скулы и тонкие губы, осанистость и величие — я задыхалась от близости с ним. Он не просто мой будущий муж; он — мой мужчина.

Когда мы ввалились в поместье, Трауш потянул меня в хозяйскую спальню. Ни с кем не говоря и не отвечая на вопросы, а тех, к слову, скопилось достаточно. Одна только Мари завалила нас расспросами о случившемся, завидев окровавленное лицо лорда и мою обожженную спину.

— Лекаря, срочно, — пророкотал Трауш перед тем, как подняться по лестнице. Меня он подхватил на руки и понес легко, точно пушинку. От слабости, совсем недавно сжиравшей лорда изнутри, не осталось и следа.

Гомон домочадцев остался далеко внизу, а мы заперлись на ключ в комнате, где лорд с превеликой опаской стянул с меня платье.

— Больно? — спросил, водя взглядом по покрывшейся волдырями коже. Я ожогов не видела, но чувствовала, как надулись волдыри, как пульсирует под ними лимфа.

— Терпимо, — улыбнулась, стараясь не застонать в голос.

Он шагнул назад, к столу, будто боясь нашей близости, бесцельно повертел в пальцах золотую запонку. Было слышно, чем дышит гнетущая тишина, как натянуты струны нашего молчания.

— Что имел в виду предводитель?

— Ты о чем? — Трауш покосился на меня, мол, он ни к чему не причастен.

— Вы поступили верно, — припомнила я, перебирая складки на покрывале. — О чем речь?

— Сольд, давай как‑нибудь в другой раз?

— Я всё равно узнаю.

На лице отразилось сомнение.

— Так и быть. — Трауш зажал запонку в кулаке. — Понимаешь, загонщики почитают и берегут каждую хинэ, и никто, даже повелитель, не может отнять у теневой твари жизнь, если на то нет оснований. Мне же пришлось взять хинэ под контроль и, воспользовавшись тем, что чернокнижник отвлекся на меня, атаковать исподтишка. Хинэ погибала, но я высосал из неё последнее. Возможно, при ином раскладе её бы удалось выходить. — Он всмотрелся в пейзаж, висящий на стене, так, словно видел впервые. — По законам загонщиков предводитель должен был вынести мне приговор, но своими словами он объявил помилование.

Улыбка получилась кривоватая, скорее смахивающая на усмешку. Кажется, несмотря на прощение, высокий лорд себя корил.

Сколько же скрытого резерва таится в этом мужчине? Час назад он выглядел как оживший мертвец (кем, по сути, и являлся), но сумел управиться с подчинением теневой твари. Я искренне восхищалась тем, в ком нашла своё продолжение. Тем временем Трауш, отведя взгляд, спросил:

Почему ты не дождалась? — с грустью и обидой. — Зачем ушла?

Всего секунду я колебалась перед ответом. Да будь что будет! Мы пережили расставание и смерть друг друга, открыли душу, невзирая на различия и разногласия, научились мириться и принимать себя такими, какие мы есть. Неужели моя правда навредит отношениям, что пронесены сквозь страдания?

— Я приревновала тебя.

Трауш на пятках развернулся, глаза его сузились.

— К Мари, — окончила пристыженно, заливаясь краской. — Не гневайся! — Вскочила с постели, упала босыми ступнями на холодный пол. — Она всегда рядом с тобой, она — твоя помощница и правая рука. И в критической ситуации ты обратился к ней, а не ко мне. И тогда я понадеялась доказать тебе, что тоже чего- то стою.

Всхлип. Второй. Мой панцирь раскололся на куски, и те осыпались к ногам разноцветными стеклышками. Трауш притянул меня за талию, не касаясь ожогов, склонил голову мне на макушку и твердо ответил:

— Глупый найденыш, ты стоишь сотни Мари. Но пойми: дела государства превыше всего. Я не имел права отлеживаться, не разузнав ситуации. Но после бы я поспешил к тебе, и оставшийся день мы бы посвятили друг другу. А ты вместо того, чтобы потерпеть час, предпочла рискнуть жизнью.

— Я… я так по тебе скучала, — сказала невпопад.

— А я?! — оскорбился лорд, точно мы спорили. — Я ведь места себе не находил, всё тревожился, вдруг там, в стране людей, тебе понравится больше — и ты не захочешь возвращаться сюда. Я бы не стал тебя искать и увозить насильно, но как бы жил тогда, уже познав тебя и потеряв?..

— Извини.

Он поднял мое лицо за подбородок, стер со щеки застывшую слезинку.

— Кричи на меня, ругайся, ненавидь, но, прошу, никогда не наказывай молчанием.

Я кивнула. Так многое хотелось сказать, вспомнить, выплакать — но в словах не было истины. В горьковатом дыхании, в биении сердца, в сросшихся воедино туманах — вот где жила правда. А слова — пыль, разметаемая ветрами.

Трауш поглаживал мои плечи.

— И чтобы отныне тебе не приходилось ревновать, я отошлю Мари в город. Не страшно, раздобуду другого личного помощника, мало ли ведьм и ведьмаков в Пограничье. А ей поручу какую‑нибудь работенку в Ре — ре или на юге страны.

Он отрезал это без раздумий тоном не мужа, но правителя.

— Трауш, я не хочу становиться между вами.

— Ты — моё всё, потому ничье слово не ценится мною выше твоего. Тебе неприятно — значит, ей нет места в нашем доме. — Голос его надломился. — Кстати, завтра же мы сообщим Пограничью о скорой свадьбе. Боги не любят отлагательств, а мы слишком долго испытывали их терпение, и все наши трудности: размолвки, обиды — от промедления. Даю тебе две недели на пошив платья. Сольд, согласна ли ты стать моей женой не только пред небесами, но и тенями?

— Что?.. — неуверенно выдала я. Не сразу поняла всю серьезность его шутливого тона.

— Будь моей леди навеки, прошу тебя.

Лорд опустился на колено. В глазах таяли хлопья пепла. Ветер за окном напевал нам таинственную колыбель. Лунный луч полз по стене, рождая причудливые тени.

— Буду.

Теплые губы тронули мои в долгом и опьяняюще сладком поцелуе. Дыхание в унисон и одна жизнь на двоих. Он подарил жизнь мне. Он стал моей жизнью. Возродил из пепла и собрал по частям.

— Буду! — повторяла я, смеясь. — Буду, буду, буду!

Стук в дверь прервал невыносимо приятное мгновение. Мы оторвались друг о друга как малые дети, впервые целующиеся за углом родительского дома. Трауш провернул ключ, впуская старенького целителя с саквояжем.

— Кому требуется помощь? — деловито спросил тот, раскладывая по столику склянки.

— Только леди Сольд, я здоров.

Трауш неустанно следил, чтобы лекарь не причинил мне лишних страданий. Он был рядом и потом, когда я, замотанная пропитанными мазью бинтами, кривила губы. Ожоги заживали быстро, но болезненно. И засыпала я, уложив голову на колени будущего мужа, а он перебирал в пальцах мои волосы. Короткие — вскоре я расскажу ему причину вынужденной "стрижки". Поведаю о всех злоключениях, что выпали по пути к нему. Ведь я ни на миг не усомнилась, куда мне ехать. Дом там, где тебя ждут.

Когда наутро мы спустились в столовую, нас встретило две пары настороженных глаз. До нашего прихода наемник и рыжеволосая ведьма переругивались — причем слышно их было аж из холла, — но захлопнули рты, как только мы, держащиеся за руки, переступили порог.

— Как дела? — Дарго приподнялся.

Мари отставила чашку и приветливо помахала:

— Рада видеть вас вместе и в добром здравии.

— Всё в порядке, — за двоих ответил Трауш, отодвигая мне стул и помогая усесться. — Мари, после завтрака переговорим?

Разумеется. — Рыжеволосая, словно заподозрив неладное, нахмурилась.

Шумели ложки и вилки, пахло корицей и кофе, крепким до черноты. Впервые за долгое время появился аппетит, и я жадно уплетала одну слойку с яблочным повидлом за другой.

— Ты знакома с тем магом? — Мари отхлебнула томатного сока.

— Ещё бы не быть знакомой с ректором академии, в которой проучилась шесть лет. Жаль, сразу не связала хинэ с ним.

Полночи я вспоминала судебный процесс надо мной. Многое стало понятнее. Думаю, детей, давших показания против, он чем‑то подкупил или как‑то подговорил. И девочку Амину, ту, что лишилась магии и была приставлена ко мне в роли служанки, убрал неспроста. Всё должно было указывать на одного- единственного преступника, а теневую тварь якобы никто нигде не видел.

— Ты не могла всего предугадать. — Трауш сжал под столом мою ладонь.

К тому же, не случись всего того, во мне не проявилась бы способность к собирательству. Ведь первый канал истинной силы я раскопала не сама, а благодаря хинэ. Нет худа без добра? Наверное, так.

— Ну так что? — Дарго, покашляв, влез в образовавшуюся идиллию. — Нам объявят войну? Всё‑таки вторжение в магическое учреждение, и всё такое.

— Не объявят, — с ленцой отозвался лорд. — На твари ошейник, зачарованный лично ректором. Колдовская связь прослеживается даже после смерти. Потому когда его найдут — если ещё не нашли, — решат, что прирученное существо обезумело и убило хозяина. Наше же присутствие обнаружат только, если колебания сумеречного туннеля успел заметить кто‑то со стороны людей. Будем надеяться, что защита в комнате ректора скрадывала постороннее вмешательство, иначе бы он не смог так долго держать у себя хинэ втайне от академии, набитой колдунами.

Я не удивилась ответу: спрашивала о том же перед рассветом; и Трауш успокоил меня, а следом убаюкал запредельной нежностью и горячими поцелуями.

После завтрака лорд уединился с Мари в кабинете для приватной беседы, но я не ревновала. Накинув полушубок из белого меха, вышла во двор и подставила лицо мягким что пух снежинкам. Сад спал, наклонив ветви к земле. Ничего. Скоро весна, и он проснется, глянет на безоблачное небо первыми почками. Расцветет сирень и затопит воздух поместья сладостью.

— Замерзнешь, — услышала я ласковое и вздрогнула от неожиданности.

Трауш стоял позади, в шаге от меня.

— Завтра же Мари отправится на поиски Шура. Тот, поганец, скрылся ещё вчера, едва до Ре — ре дошли новости о моем выздоровлении. Мой братец прекрасно понимает, что подобного захвата власти я ему с рук не спущу.

— И что сделаешь?.

— Вызову на дуэль. Пусть туманы и меч определят достойнейшего.

— Ты ещё слаб! — Покачала головой.

— Даже при смерти я буду сильнее его. — Лорд весело подмигнул мне. — Сольд, не бойся, я не оставлю тебя вдовствовать. А, и ещё… — Он выставил указательный палец. — Нынешним вечером встречусь с хранителями, чтобы оценить, можно ли доверять им. Пожалуйста, не сбегай как обычно.

Я ударила Трауша кулачком по груди, и будущий муж расхохотался. Склонился к земле, зачерпнул в ладонь снега. Замахнулся. Снежок разбился о полушубок.

— Моя леди, — смакуя, проговорил лорд.

— Что, мой лорд? — с ехидцей ответила я, метясь снежком в голову.

Взгляды пересеклись, выбивая искры. А снежинки кружили над нами в предсмертном вальсе.

Трауш уехал перед закатом, и я, мысленно пожелав ему удачи и помолившись богам моей матери (в них, отзывчивых и всепрощающих, я верила сильнее, нежели в бесстрастных отцовских или гневающихся теневых), занялась подготовкой к торжеству. Первым делом собрала прислугу и оповестила:

— Все вы приглашены на нашу с высоким лордом свадьбу.

Молоденькие служанки затараторили:

— Когда?

— Где?

— Как?

— Вот так новость!

— Как здорово!

Они прыгали и обнимались, точно были моими подружками; радовались как за себя. Мужская часть служащих оживленно переговаривалась. А вот мажордом, который когда‑то жаловался на меня Траушу по любому пустяку, а на деле оказавшийся премилым старичком, сказал раздосадовано:

— У нас и одежд подобающих по такому случаю нет.

— Не переживайте. Портные прибудут завтра и исполнят любой ваш каприз.

Это заявление породило новый шквал охов и ахов. Служанки голосили ровно до тех пор, пока слово не взяла кухарка. Её громовой голос разнесся по зале, и счастливые донельзя девушки разом заткнулись.

— Постойте, — она уперла мясистые руки в бока, — если приглашена вся обслуга поместья, то кто ж приглядит за наемными поварами? Леди, уверяю, эти проходимцы схалтурят, и ваша свадьба будет обречена. Они ж что не испортят, то пожрут, гады.

Я прикрыла смешок покашливанием. По — семейному непосредственная забота чужой нам женщины тронула до глубины души. Какая ей, в самом деле, разница до хозяйской свадьбы? Ан нет, искренне переживает.

— Спасибо вам. — Я приобняла кухарку. — За всё спасибо. И не волнуйтесь ни о чем. Это наш общий праздник, поверьте, его невозможно испортить.

— Так потому и сердце болит, что общий. Ай, да что с вами поделать! — Кухарка шмыгнула носом. — Как дети малые!

Взбудораженная прислуга разошлась кто куда, вдоволь пообщавшись на тему свадьбы. Правда, я и сама толком не представляла, что и как. К примеру, платье. Какой выбрать цвет, покрой? Как быть с гостями? Есть ли теневые обычаи, посвященные обряду бракосочетания? У людей — аристократов было принято поручать подготовку стороннему человеку, тени же предпочитали не доверять никому, кроме самих себя. Потому мне пришлось закопаться с носом в книгу по свадебным традициям Пограничья и узнать, во — первых, что оттенок платья выбирается по родовому гербу невесты. Герб дома Рене украшала нежносиреневая фиалка на белом фоне. С платьем я определилась. Никаких обручальных колец здесь не надевали — достаточно руны, что сплетала супругов до самой смерти. Застолье устраивали на улице в теплое время года, в холодное же… в холодное автор — составитель книги советовал не планировать церемонии, ибо "морозные дни сулят морозные отношения". Я ни капли не верила пустяковым приметам. Мои чувства к Траушу росли с каждой секундой.

И пусть ледяная корка навеки сцепит наш союз.

Пред священным жрецом, в обязанности которого входило объявить союз состоявшимся, мы должны были произнести клятвы. Вычурные и монотонные — заучить бы их. В общем, забот хватало.

Уснула я, когда в окна постучался кровавый рассвет, и не услышала, как воротился высокий лорд. А проснулась раньше его и, выбравшись из‑под одеяла, на цыпочках выскользнула из комнаты, чтобы не разбудить будущего супруга. Супруг. Слово согревало как пламя камина в стужу. Я, сыто улыбаясь, вышла в коридор. Чутье тут же ощерилось. Опасность! — ударило по вискам.

По поместью плыл отчетливый запах чего‑то, что заставляло волосы на затылке вставать дыбом: густое, сладкое, тяжелое. Я принюхалась и, настороженная донельзя, спустилась в столовую. Вскрик, вырвавшийся из горла, разорвал сонную тишину.

Повсюду — на столе, подоконнике, в напольных вазах — белели лилии. Удушливая вонь заполнила углы, доводила до тошноты. Откуда они? Неужели подарок Трауша в честь нашего решения? Что ж, тогда он не угадал. Жуткий подарок, ужасный, отвратительный! Я, пятясь, выскочила в холл и на дрожащих ногах поднялась обратно в спальню. Лорд уже проснулся и как раз натягивал халат.

— Никогда не дари мне лилий, — выпалила я и замотала волосами.

Трауш озадаченно изогнул бровь.

— Ладно, не буду.

— Те лилии… — продолжила, оттягивая ворот ночной сорочки, — конечно, прекрасны, но я с некоторых пор не переношу эти цветы.

Дыхание застряло посреди горла.

— Какие те?

— Те, что в столовой.

— А в столовой лилии? — Трауш затянул пояс.

Я судорожно закивала. Вонь преследовала меня, и казалось, что где‑то — за шторой, в закутках кладовой, под столом — прячется господин Розеншал. Вместе с Траушем мы осмотрели вазы, причем я заглядывала внутрь с непонятным трепетом. Уж не ожидала ли застать там темного мага?

Скорее — кровавый подарок от него.

Так, — подытожил высокий лорд, налив мне воды из графина, — никаких лилий я тебе не дарил, уж поверь. А откуда взялись эти, мы выясним. Герих!

Мажордом явился тут же, будто поджидал в проходе.

— Кто принес цветы? — Трауш провел пальцем по белоснежному лепестку.

— Постойте, разве не вы? — нешуточно поразился мажордом. — Около семи утра я обходил поместье и увидел их, потому пребывал в полной уверенности, что вы приготовили подарок для будущей супруги.

С моего лица стекли любые краски, и я почувствовала, как заваливаюсь на спину — Трауш успел в последний момент обхватить за талию и усадить на стул. Если цветы принес не он, то кто?!

"Золотце", — по — старчески дребезжащий голос господина Розеншаля вспорол сердце. Что, если он сумел проникнуть в Пограничье?

Кожа покрылась испариной.

— Как видите, моя леди не выразила восторга от подарка. — Трауш пощупал мой пульс, тронул мокрый лоб и распорядился принести успокоительных капель. Мажордом скрылся в коридоре, но мы недолго оставались вдвоем. Лорд даже не успел начать допрос с пристрастием (а я уверена, спрашивать он будет именно так), как в столовую впорхнула благоухающая Мари в золотом платье с вырезом, заканчивающимся у самого бедра.

— Ой, как красиво! — Она с наслаждением вдохнула аромат. — Шу, да ты романтик. Обожаю лилии!

— А вот Сольд не терпит их настолько, что готова рухнуть без чувств, — озадаченно ответил Трауш. — И я как раз собирался уточнить, почему.

Мари глянула на меня с неверием.

— Ну‑ка, очень любопытно.

— Давайте уйдем отсюда, — прохрипела я.

— Выбросите цветы, — распорядился Трауш, придерживая меня под локоть.

Мы перебрались в библиотеку, где пахло старостью и знаниями, но никак не лилиями, и, напившись капель, я начала долгий рассказ. А чем больше говорила, тем сильнее вытягивались лица слушателей. Да, про передрягу в академии они знали, но про то, во что она вылилась — не подозревали. Я туманно сообщила, что "сбежала", но как и откуда, не уточняла. Теперь же закончила тем, как меня, голую и провонявшую помоями, подобрал Дарго. И да, когда Трауш с Мари узнали о том, кем он приходился господину Розеншалю, их доверие к наемнику (и без того низкое) было подорвано окончательного.

— Никаких сомнений, этот типчик причастен к появлению лилий, — сказала рыжеволосая, ободряюще поглаживая меня по плечу. — Вероятно, он до сих пор тайно работает на ученого. Я, между прочим, его подноготную в первый же день добыла, и он фигурировал в нескольких крупных исчезновениях женщин.

— Да? — Трауш опасно сощурился. — Почему ты не сообщила?!

— Я пыталась обсудить это с Сольд, но она дала категоричный отказ, ну, я и подумала, что его прошлое нас не волнует. Кто не без греха, и всё такое. — Мари пожала плечами.

Оба взгляда обратились ко мне, нервно сцепившей руки в замок. Нет, нет и нет! Дарго не подчинялся господину Розеншалу. Он на любом привале мог стреножить меня и отдать темному магу, но предпочел довезти до Пограничья, где я под защитой лорда — супруга, жрецов и теневых воинов.

Увы, моих возражений никто не услышал, и Трауш лично отправился за наемником.

— Сольд, ты столько натерпелась, кошмар какой‑то. — Мари приложила ладонь ко рту. — И академия, и братец — предатель, и этот чокнутый Розеншал. Стоил ли Дарго того, чтобы ехать за ним?

— Стоил, — ровным тоном ответила я. — Вы обвиняете его в том, чего он не совершал.

Она недовольно цокнула. Мы замолчали. Две упрямые женщины, каждая уверенная в своей правоте. Наконец, сонный полумрак библиотеки нарушил звук шагов. Дарго шел чуть впереди, постоянно оглядываясь на Трауша, который приставил к пояснице наемника острие меча.

— Садись, — приказал лорд, — и чтоб без глупостей.

Дарго посмотрел на меня с невысказанным вопросом, а я покачала головой.

— Трауш, прошу тебя, не кипятись.

— Я предельно спокоен. Ну, наемник, рассказывай, откуда в нашем доме лилии?

— Какие лилии? — Тот выпучился. — Я их не приносил, клянусь.

— Дались нам твои собачьи клятвы. — Мари скривила губы.

— А ты вообще должна была убраться в Ре — ре, разве нет? Так проваливай, — парировал Дарго.

— Во — первых, я уезжаю в полдень, а во — вторых, не меняй тему. Откуда лилии? Их приказал доставить Розеншал? Ты заодно с ним?

— Что за ересь?!

Трауш надавил острием в спину, и наемник, поежившись, рявкнул:

— Да на кой мне подставлять Сольд? Она мне как родная сестра! Неужели вы продадите сестру за звонкую монету?

Прекратите вы! — потребовала я и, вскочив, силой отвела ладонь Трауша, стискивающую рукоять меча. — Я ему верю.

— Спасибо. — Дарго, заведя руку за спину, потрогал меж лопатками, будто ожидал найти там порез. — С тем же успехом сообщником Розеншаля может оказаться кто угодно, да хоть ты.

Ткнул в Мари, и та задохнулась в праведном гневе.

— Ага! Мне, чистокровной теневой ведьме, есть особый смысл якшаться с магом, возжелавшим оживить помершую женушку в чьем‑нибудь чужом теле. Мне, а не приспешнику больного ублюдка.

Если бы взгляды могли воспламенять, в библиотеке бы бушевало дикое пламя. Мари ненавидяще уставилась на наемника, тот осклабился, Трауш отложил оружие, но не переставал сосредоточенно оценивать обстановку. Он вслушивался в эмоции, и туманы его ползли по телам рыжеволосой и наемника, ощупывая их в поисках истины.

— Да бесы вас подерут! — не выдержал Дарго. — Санэ подтвердит, что всю ночь я провел с ней и ни за какими цветами не ездил.

Мари окрикнула служанку.

— Почему ты сразу не сказал о вашей связи? — спросила я, оглядываясь на высокого лорда, вперившегося недобрым взглядом в наемника.

— Да как‑то запамятовал… — Дарго потупился, из чего я сделала один- единственный вывод: Санэ ему небезразлична.

Прибежавшая служанка — так спешила, что запнулась о ковер и едва не рухнула,

— порозовела до кончиков волос, но отпираться не стала.

— Мы спали вместе. — И затеребила фартук.

— Всю ночь? — издевательски вопросила Мари, закидывая ногу за ногу. — Чем докажете?

Санэ окончательно сконфузилась. Теперь не выдержала я.

— Так, прекращайте балаган. Трауш, ты волен наказывать кого угодно, но послушай! Дарго не врет.

— Не врет, — согласился лорд с обречением, будто до последнего надеялся на чудесное разоблачение злодея. — Дарго, Санэ, свободны.

— Но я тоже опасаюсь за Сольд и хочу найти дарителя, — возразил наемник.

— Лучше успокой Санэ, — шепнула я.

Бледная служанка привалилась к стене. Видимо, приняла мою фразу про наказание на свой счет. Дарго увел её за талию, и мы остались втроем. Мари движением руки захлопнула дверь.

— Что дальше? — Она постучала ноготками по столу.

Трауш ещё немного помолчал.

— План таков, — кивнув каким‑то своим мыслям, сказал он. — Мари, временно забудь о Шуре и езжай к Розеншалю. Опои его, одурмань, вотрись в доверие — делай, что вздумается, но разузнай о чокнутом старикане всё. Я установлю наблюдение за поместьем, чтобы лилии не появились вновь, допрошу каждого из обслуги: но считаю, что темного мага нельзя сбрасывать со счетов. Вряд ли ему понравилась потеря Сольд.

— Насчет меня… ты шутишь? — Мари глуповато хихикнула.

Покачал головой.

— Шу! — она взвыла. — Ты издеваешься! Я не поеду к этому психопату! Только не сейчас, когда на свободе разгуливает твой брат, когда вы с Сольд женитесь. И вообще не поеду. Враг поблизости, нет смысла искать его за тысячи километров отсюда! Как я вотрусь в доверие? Да он или прибьет меня, или расчленит во благо своих опытов. Сольд, ну ты‑то ему втолкуй?! — Она кинулась ко мне и схватила за рукав сорочки. — Он спятил в непонятном стремлении отослать меня подальше!

Я беспомощно глянула на Трауша. Да, я жалела рыжеволосую ведьму; ту, которую день назад мечтала вытурить из поместья и которую считала прямой угрозой нашим отношениям. В её словах была правда, к тому же идти в логово зверя слишком опасно. Розеншал опоит её морсом, замутит сознание запахов лилий — и всё, пропала.

— Трауш…

— Разговор окончен. — Без толики грубости, но в интонации звенела сталь.

— Вот спасибо. — Мари раскраснелась от негодования. — Сначала ты гонишь меня в город, когда на носу свадьба, а я, между прочим, не меньше остальных желаю вам счастья! — Мне показалось, или в её глазах блеснули слезы? — А теперь и вовсе отсылаешь в страну людей, выбрасываешь как поношенное тряпье, чтоб я сдохла в лапах какого‑то маньяка. Мой ответ: нет. Я остаюсь.

Но лорд уже поднял меч и направился к выходу.

— Мари, это не просьба, — сказал он, отодвигая мой стул.

Рыжеволосая громко выдохнула и убежала, спрятав лицо в ладонях.

— Зачем ты с ней так жестоко поступаешь? — Я пожевала губу.

Червячок сомнения прогрыз в сердце дыру и ворочался в ней.

— Мари сильнейшая ведьма и невероятная актриса, уж поверь моему многолетнему опыту. Она внушит тебе любое чувство, какое пожелает. Не представить кандидатуры лучше для отправки к Розеншалю.

— Но я согласна с ней: враг где‑то поблизости.

Враги повсюду. — Трауш коснулся рукояти меча. — Но от каждого, кто посещал поместье, остался след. Мы найдем того шутника, что удумал пугать мою леди.

… Зареванная Мари уехала спустя час, не попрощавшись, а уже к обеду выяснилось, что лилии привез гонец от имени какого‑то богатея столицы, возжелавшего первым поздравить нас со свадьбой. Цветы были переданы новенькой служанке, которая расставила их в вазы и во время нашего разговора помогала по дому, даже не подозревая, что творится в библиотеке. Именно она позже отыскала среди выброшенных лилий поздравительную карточку.

"С наилучшими пожеланиями. Долгой и счастливой совместной жизни\"

И подпись.

— Вы знакомы? — с тревогой спросила я. Мало ли кем замаскировался господин Розеншал.

— Угу. Наш неразумный даритель — держатель виноградников, меценат, художник.

— Трауш выбросил карточку. — Я лично общался с ним. Получается, лилии никак не связаны с темным магом. Совпадение. Нам показалось, и угрозы ждать неоткуда.

Как‑то нелепо всё получилось. Но лучше так, чем трястись от всякого шороха.

— А что с Мари?

— Она взрослая девочка и непременно справится с поставленной задачей, — пообещал Трауш. — Вот уж за кого не стоит переживать.

И всё‑таки я переживала.

 

Глава 2

Снегопад в безветрие я посчитала добрым знаком. В утро нашей свадьбы светило солнце, и снег сверкал в его лучах драгоценной крошкой. Дорогу запорошило. Белоснежной шалью укутались деревья. Природа не гневалась — боги дарили нам светлое будущее.

Суетливые служанки заканчивали последние приготовления. Верх платья цвета сирени был расшит серебряной нитью. Юбка струилась волнами и заканчивалась за сантиметр до пола. Ловкие девичьи пальчики шнуровали корсет, утягивая его всё туже и туже. Кто‑то колдовал над прической (впрочем, никакого толку изощряться над короткими волосами я не видела и просто приказала уложить их). Девушки щебетали о церемонии, но я не вслушивалась в их беседу. До отъезда оставался час или два. Я нервничала. Вызубренные клятвы забылись напрочь. Колени подрагивали. Сейчас бы пообщаться о всяких пустяках с кем‑нибудь родным, но Трауш и Дарго отбыли перед рассветом в Ре — ре, который наводнила стража и боевые жрецы, чтоб никто — ни воин, ни маг — не мог проскользнуть мимо зоркого ока защитников Пограничья.

— К вам гостья, — донеслось из‑за двери приглушенное.

— Спущусь через пару минут, — откликнулась я и жестом попросила служанок посторониться. Те расступились, уставились на меня с немым обожанием.

За две недели мы привыкли к посетителям. Нас ежечасно стремились поздравить, восхвалить, пожелать всякой всячины. Гонцы с цветами и подарками тянулись вереницами (лилий, хвала богам, среди даров не попадалось). Кстати, среди поздравительных писем я обнаружило одно с печатью академии чародейства и знахарств.

"Тринадцатого числа от третьего лунного месяца в ректорских покоях было найдено изувеченное тело архимага Гэрдеиуса Рикато и существо неизвестной породы, подчиняющееся ректору По всей видимости, животное взбесилось и атаковало хозяина. Произошла схватка, в результате которой ректор скончался от обильной кровопотери. Существо также погибло.

Сим решением снимаю все обвинения с Сольд эр Вир — дэ, в девичестве Рене, ибо экспертами была доказана причастность существа к краже магии у студентов светлого факультета.

С уважением, временно исполняющий обязанности ректора, декан факультета телепатии и искусства передачи мысли, Виитаро Монро".

Как же меня насмешило, что название твари нарочно замолчали. Неизвестная, и всё тут, а совсем даже не выкраденная из Пограничья. Пускай. Они скрыли происхождение хинэ, мы — наш вклад в кончину Гордеиуса.

А на обороте листа обнаружилась приписка почерком с завитушками:

"Сольд, надеюсь, ты сумеешь простить меня. Приезжай погостить. Тебе и твоим спутникам всегда рады.

Твой И."

Также в конверте лежало два золотых колечка с рунической вязью (чары на удачу и здоровье), выкованных в кузнице академии. Одно кольцо блестело на моем безымянном пальце, второе надел высокий лорд.

В общем, на нового гостя я среагировала сдержанно, даже, пожалуй, с толикой раздражения. Зачем тревожить невесту в день свадьбы?

Я спустилась, придерживаясь за поручень. Низ платья шуршал по полу. Вооруженные стражники сновали повсюду. В последние дни Трауш, помешавшись на безопасности, просчитывал каждый шаг и думал обо всем наперед. Шур так и не объявился, потому никто не подозревал, проявит ли он себя и когда.

В парадной зале пахло магнолиями и тлеющими углями. Женщину, что изучала камин, я ожидала увидеть меньше всего.

— Здравствуй, Сольд, — сказала моя мать, оборачиваясь.

Одетая по — простому — в костюм для верховой езды, — без каблуков, с зачесанными назад волосами, не накрашенная — меньше всего она напоминала ту Леневру Рене, из‑за которой поклонники дрались насмерть. За месяц, что мы не виделись, она постарела, и кожу её испещрили морщины.

— Мама?

Я не верила своим глазам. Неужели она приехала на свадьбу? Нет, невозможно. Пусть слухи на межгосударственной арене разносятся моментально, но до Пограничья несколько недель пути. Она бы не успела! Так в чем подвох?

— Иди сюда, дочь, — сказала Леневра. — Моя красавица.

Мы неловко обнялись, и мне вспомнились те редкие минуты, когда Леневра переставала быть верховной колдуньей и становилась матерью. Как она убаюкивала нас с братом, как укладывала мне волосы в косу с причудливым названием "рыбий хвост", как учила никогда не сдаваться. Всё это произошло до того, как скончался отец, а от материнской любви не осталось и напоминания.

— Когда ты приехала? — спросила я, усаживаясь на край дивана, хотя на губах вертелся другой вопрос.

Зачем?

— Нынешним утром добралась в Ре — ре и приказала извозчику гнать до вашего поместья. Четыре недели я пересекала два государства.

Зачем? — рвалось изнутри. Я молчала. Под её внимательным взглядом ощутила себя маленькой бесполезной девочкой, чьи магические способности оставляют желать лучшего. Дурная кровь, вот кем я родилась и кем выросла. Рухнувшие надежды матери. Посредственность.

Мама провела по моей юбке.

Отличная ткань, дорогая, — отметила между делом. — Поговаривают, твой муж

— настоящий красавец. Сероглазый брюнет, не так ли?

И тогда я не выдержала. Почему вместо того, чтобы поговорить по душам, мы ведем карикатурные светские беседы? "Хорошее платье", "красивый муж" — все эти фразы подходят для чаепития двух малознакомых женщин, но никак не для общения матери и дочери, что не виделись долгое время.

— Хватит! Ты приехала сюда не для того, чтобы обсудить внешность высокого лорда или качество ткани.

— Не для того. — Леневра, приметив на нестиранных штанах пятно, взялась колупать его ногтем. — Я выехала в тот самый час, когда совет известили о твоем побеге от господина Розеншаля. Пойми, я просила его не трогать тебя, валялась в ногах перед советом магов. Но они, одурманенные идеей оживить якобы всемогущую Аврору, не слышали никого и ничего. Их не волновало, чей ты ребенок. Они ясно дали понять: всю нашу семью уничтожат за неповиновение. И как только совет приказал прочесать город, я отправилась на поклон к Траушу эр Вир — дэ. Понимала, что не успею: тебя отыщут и растерзают быстрее, чем я доеду до Пограничья. Потому надеялась исключительно на то, что высокий лорд согласится отомстить скотам, лишившим меня дочери. Совсем недавно мне повезло узнать, что ты в полном порядке.

Так она беспокоилась обо мне? Руки заходили ходуном. Напряженные плечи свело судорогой.

— Я думала… ты всегда была так строга ко мне…

— Разумеется, ибо хотела воспитать свою дочку достойной колдуньей, настоящей женщиной. Я всегда возлагала на тебя особые надежды. Рейк рос слабым мальчишкой. Он родился синеватым, писклявым, и уже тогда я осознала: из него не получится ни мужчины, ни мага, ни обольстителя девичьих сердец. Но в тебе видела свое продолжение. Я была холодна? Возможно. Груба? Наверное. Но я никогда не желала тебе зла.

И всё‑таки в её признании чувствовалась лукавость.

— Когда Рейк продал меня в рабство, ты простила его и зажила как прежде.

— Думаешь? — Тонкие брови сошлись на переносице. — Я отдала половину состояния ради поисков на Островах Надежды. Целый год мне приходили письма, состоящие из двух слов: "Не найдена". А брата твоего простила лишь потому, что не могла потерять обоих детей разом. Ты всегда была сильнее его, и я еженощно молила о твоем спасении. К слову, твоего брата так подкосили последние события, что он добровольно отказался от титулов и уехал отбывать службу рядовым солдатом в гарнизон. Надеюсь, там его обучат мужеству.

О нет, думаю, раскаянием здесь и не пахло. Просто сыночек, привыкший получать всё по первому требованию, не сумев выпросить у меня прощения, испугался. Ведь я вернулась собирательницей, преступницей, а в довесок — нареченной лорда Теней. Вот мальчишка и уехал подальше. Но пусть мать гордится своим сыном хотя бы за один его поступок.

— Что касается предстоящей свадьбы, — Леневра Рене мрачно улыбнулась, — скажи, ты уверена в своем мужчине? Если нет — беги так быстро, как только сможешь. Я помогу тебе и выведу прочь из этой страны.

— С чего ты взяла, что я сомневаюсь в Трауше?

И нет, даже на долю мгновения во мне не зародилось желания сбежать с матерью. Для себя я всё решила давным — давно.

Мама вперилась в меня немигающим взглядом, словно влезла внутрь головы и прочитала мысли. Кивнула.

— Беспочвенные догадки, и не более того. Учитывая, какие слухи ходят о правителе Пограничья, я должна была убедиться в искренности твоих чувств. Знаешь, я безумно любила твоего отца таким, каким он уродился, — огорошила она. — В нем недоставало мужской силы, он никогда не лез на рожон, но именно Тео сглаживал мои недостатки. Мне нравилось меняться ради него. Потому с кончиной Тео я долго не могла смириться, да, наверное, не могу по сей день. Я рада тому, что болезнь не терзала его дольше положенного. К чему я? — Леневра смахнула непрошеную слезинку. — Выбирай только того в мужья, кто делает тебя лучше. Лорд Пограничья таков?

— Да. Мам, ты придешь на нашу свадьбу?

— Не сомневайся, доченька. — Она мазнула мою щеку легким поцелуем с ароматом ванили.

Мы распрощались скомкано, пообещав пообщаться позже. И когда я ехала в повозке навстречу своему будущему, то думала, как удачно сложились карты. Я небезразлична матери, а в Ре — ре меня ожидает самый лучший мужчина на свете.

Столицу украсили флажками всех цветов радуги, колокольчиками, и хрустальный звон сливался в единую мелодию торжества. Горожане кланялись, завидев повозку, улюлюкали и одаривали пожеланиями. Те, кто считал меня недостойной партией, проходили мимо или и вовсе попрятались по домам. Ну и что с того? Существовал ли хоть один правитель, любимый всеми без исключения?

Центральную площадь от непогоды и ветров укрывал невидимый купол, сотканный жреческим колдовством. Небольшое голубоватое свечение выдавало магию, но казалось, будто над всем навис полупрозрачный шатер из стекла. Высокородные гости ожидали изнутри, пировали, пили, общались. И я, если честно, испугалась выходить к ним. Вновь забылись слова, а язык прилип к высохшему нёбу. Но тут лошади замерли у алой ковровой дорожки, выстеленной к шатру — куполу. Назад дороги нет. Я стянула с рук перчатки. Пусть руна пылает. Пусть все тени знают — пришла их леди. Дверца приоткрылась.

Позволь. — Трауш подал мне руку.

Разряд молний прошиб нас насквозь. И да, я на секунду потеряла дар речи. Высокий лорд Пограничья был восхитителен. В нем ничего не изменилось, кроме чего‑то неуловимого обычным зрением. Эти морщинки, и полуулыбка, и бесята, пляшущие в глазах — он будто сиял изнутри. Бесконечно красивый, он был одет в парадный светлый камзол, а на поясе сверкала рукоять меча, инкрустированная драгоценными камнями.

— От тебя невозможно отвести глаз, — признался высокий лорд и закусил губу.

— Это взаимно. — Я коснулась пальцами его гладковыбритой щеки.

Мы вошли в шатер под оглушительные аплодисменты собравшихся и следующие полчаса потратили на обмен любезностями. Здесь собрался весь высший свет города, даже хранители чуть в сторонке наблюдали за происходящим.

— К сожалению, нет причин отстранить их от должностей, — сказал Трауш, проследив за тем, как я изучаю кислую мину верховного жреца. — Они исполняли свой долг и оберегали Пограничье от взбалмошных идей Шура.

— Оберегали ли. — Во мне вспенилось недовольство; недавняя перепалка с хранителями до сих пор жила в памяти. — Вдруг они предадут тебя?

— Не смогут, — успокоил высокий лорд. — Сольд! — Он притянул меня к себе. — Сегодняшний день принадлежит нам, откинь дурные мысли.

Да как‑то не получалось. Среди множества лиц и запахов я искала маму, но ни чутьем, ни глазами не нашла её. Обида вспорола сердце тупым ножом. Впрочем, всё уже было сказано, и добавить нечего. Разумеется, ни на какую свадьбу Леневра Рене не собиралась идти.

Зато Дарго обнаружился в компании незнакомой мне брюнетки из низшего сословия. Её выдавали бедненькое платьице с потёртостями на рукавах и общая зажатость.

— Ну, здравствуй, обольститель. А как же вечная любовь с Санэ?

Девушка захлопала ресницами и, казалось, потеряла дар речи, услышав мой голос.

— Так та любовь недельной давности. — Дарго блеснул хитрющими глазами. — Всё меняется, дорогуша. Ирви, милая, не тушуйся, леди Теней — отличная девчонка.

Он попытался шутливо стукнуть меня по плечу, но Трауш перехватил кулак.

— Не забывай о правилах приличия, — только и сказал он, хотя я заметила кое- что, чем недавно мучилась сама.

— Да ты ревнуешь! — хохотнула, отведя высокого лорда к столам, что ломились от яств и напитков.

— Не как к мужчине, но другу. Ты должна всецело принадлежать мне, понимаешь? Ты моя, только моя, — отрезал Трауш.

Туманы выплетали по телам узоры, видимые только нам двоим. Я слышала учащенное биение сердца и то, каким тяжелым стало дыхание. А пепельные глаза потемнели.

— Мой муж — собственник.

— И горжусь этим.

Солнце неторопливо опустилось за горизонт, напоследок окрасив мир багрянцем. Вспыхнули кристаллы, заряженные магией, и шатер осветился зеленоватым.

— Пора, — выдохнул Трауш.

Как он догадался, что наступило то самое "пора", я не подозревала, но не стала ни спорить, ни отпираться. Робкий испуг, ужом скользнувший по позвоночнику, отогнала простой мыслью: я давно принадлежу высокому лорду. Невзирая на препятствия, на шепотки и недобрые взоры. Он — мой, а я — его.

Рука об руку мы двинулись в центр площади. Там, на полу, украшенном древними руническими символами Пограничья, среди которых я прочитала "вечность", "цепь", "кровь", нас ожидал жрец, одетый в белое одеяние до пят. Лицо его было скрыто тенью от широкого капюшона. Голоса стихли, и безмолвное внимание сотен гостей обратилось к церемонии. Из‑под капюшона жрец рассматривал нас, будто выискивал малейшую толику сомнения. Ощупывал. Но не спрашивал ни о чем. Трауш заговорил первым:

— Пред ликом божеств Пограничья, что отделяет мир живых от мира мертвых, я, высокий лорд, Трауш эр Вир — дэ, сын отца — воителя и леди — матери, прошу разрешения сплести туманы брака с потомственной колдуньей, имя которой Сольд Рене. — Он мельком глянул на меня, и я уловила во взгляде нечто больше обязанности и признательности; больше обычной симпатии. — Подобно горам, раскинувшимся на севере, клянусь стать каменой стеной для леди Сольд. Как сумрак, что не позволяет миру мертвых проникнуть в обитель живых, клянусь беречь леди Сольд от всякой опасности. Примут ли боги мою клятву?

— Покажи свою руну! — громогласно потребовал жрец. Я помнила об этом вскрике, являющемся частью церемонии, но всё равно подскочила от неожиданности: так не вязался белоснежный образ с голосом, напоминающим раскат грома.

Трауш без колебаний протянул ладонь. Черная руна выделялась на смуглой коже. Всё. Моя очередь. Только бы не заплелся язык.

— Пред всеми тенями, что населяют Пограничье, я, Сольд за девичьим именем Рене, прошу разрешения связать свою нить жизни с нитью высокого лорда, имя которому Траущ эр Вир — дэ. — В горле пересохло, и слова продирались через силу, но я не позволяла себе замолчать или отдышаться. — Как соленые воды, что омывают берега страны меж миром мертвых и живых, обязываюсь смывать с высокого лорда Трауша заботы и тревоги. Как плодородные земли, что кормят Пограничье, обязуюсь родить лорду Траушу здоровых детей. Примут ли боги мою просьбу?

Покажи свою руну! — громыхнул жрец.

Мне нечего было скрывать. Красная, как сама кровь, она проступала так явно, будто была выжжена изнутри.

— Боги услышали ваши клятвы. Можете…

Он не успел договорить. Истошный крик разлетелся по шатру. Я обернулась. Стражники оголили мечи и зажимали гостей к столам, резали глотки прислуге. Десяток жрецов, что якобы были неспособны предать интересы Пограничья, крушили и уничтожали. Жрецы, оставшиеся на стороне правителя, сплетали защитный барьер. Тени разбегались. Летела посуда. Трауш повалил меня на землю и загородил собой. Выхватил из ножен меч и безошибочно рубанул голову подбирающемуся с правого бока стражнику.

— Вставай. — Появившейся из ниоткуда Дарго говорил тоном, лишенным былого дружелюбия. Бесцеремонно схватил за талию и перебросил через себя. Юбка задралась, обнажив чулки и бедра. Я забрыкалась.

— Куда ты меня несешь?! Отпусти!

— Заткнись, — выплюнул наемник и добавил, обращаясь к жрецу, одетому в белое:

— Действуйте, как было приказано.

Перед нами, чавкнув, разинул свою пасть сумеречный туннель. Я визжала, сучила ногами, но Дарго держал крепко.

— Успокой её, иначе не дотащу, — приказал жрецу.

Взмах рукой. И перед глазами расстелилась бездна.

В руках была зажата кочерга, найденная за печью. Сердце колотилось в груди. Тишина сводила с ума.

Из окон виднелась оледеневшая речка и побелевший от снега причал. Светила луна, золотом отогревая мерзлую землю. Внутри дома, где я очнулась около пяти минут назад, было всего три комнатушки да погреб, забитый до отказа продуктами. В шкафу висела безразмерная шуба из медвежьего меха, внизу стояла теплая обувь. Я оделась, обулась и только направилась к выходу, как входная дверь отворилась.

Поудобнее перехватила кочергу, замахнулась.

— Ты собираешься забить меня до смерти? — поразился Дарго, переступив высокий порожек. Вместе с ним в дом прорвалась метель, и снежные осколки оцарапали щеки.

— Шаг назад. — Я мысленно собирала в пучок остатки магического резерва. Негусто, но на один удар хватит. Дезориентирую магией, а добью кочергой.

— Сольд? — Скулы наемника затвердели. Он примирительно вытянул перед собой руки в рукавицах, дескать, неопасен и готов к переговорам. Ну — ну.

— Куда ты меня притащил и что собираешься делать? Где Трауш?

— Э, — Дарго сдвинул брови, — так в дом Трауша и притащил.

— Издеваешься? — Голос сорвался, но я подавила истерику. — Я, по — твоему, не бывала в поместье собственного мужа?

Нужно сконцентрироваться на солнечном сплетении наемника и ударить туда сплетением колдовства и туманов. И бежать так далеко и долго, насколько хватит сил. Искать Трауша. Надеяться, что он в порядке. Верить в удачу и госпожу — судьбу. Один. Два. Три…

— Это его второй дом, разве ты о нем не слышала? Вроде как тайное убежище, — скороговоркой выпалил Дарго, когда я почти выпустила воздушный поток на волю.

— Сольд, погоди, ты взаправду думаешь, что я тебя выкрал?

Он хрюкнул, но я не разделяла ребячьей радости. Если это не похищение, причем прямо со свадьбы, то что же? Страха не было, лишь решимость. Понадобится — убью и переступлю через тело. Жаль, наемник лишен резерва — а то бы без зазрения совести полакомилась его магией.

— Так, — он взлохматил рукавицей волосы, в которых запутались крошки снега, — значит, тебе кажется, что я удачно подсуетился и увез тебя незнамо куда? Ради чего?

— Деньги, титул, женщины. Чей ты помощник? Розеншаля или Шура?

Почему же он не схватил меня раньше? Ведь было столько лакомых возможностей, когда мы оставались наедине, и я не смогла бы дать отпор. На чьей он стороне? Опального брата или обезумевшего мага? Столько вопросов, что закружилась голова, и перед глазами затанцевали мушки.

Наемник простонал:

— Вообще‑то я исполнял указание твоего мужа, но спасибо за доверие.

— Какое указание? — Я присмотрелась к нему.

— Цитирую: если во время свадьбы случится что‑то дурное, не важно, что, я должен увести тебя в безопасное место. Ну а Трауш приедет, как только разберется с врагами.

Дарго стряхнул налипший на ботинки снег и стянул рукавицы. Я не разрывала зрительного контакта. Магия бурлила, просясь вырваться наружу. Туманы затянули полупустую комнату паутиной. Сердцу не хватало места в груди, и оно билось, царапалось, стремилось вырваться из клетки ребер. Чутье подсказывало: расслабляться рано, и не только потому, что высокий лорд где‑то борется с мятежом, а я прохлаждаюсь тут. Нет, что‑то не так. Опасность рядом, она дышит гнилью мне в спину.

— И когда именно Трауш попросил тебя? — Кочергу я не отложила, но опустила. Пальцы занемели держать её поднятой.

Сегодня поутру, тогда же он провел нас со жрецом сюда, чтобы мы отыскали дорогу по сумраку. — Дарго стянул повидавшую виды куртку, явно стащенную с чьего‑то плеча. Посмотрел на меня с толикой разочарования и непонимания, мол, как я могла усомниться в его преданности. Да я бы с удовольствием поверила и расплакалась бы — слезы давно щипали глаза, — но всё складывалось на удивление гладко. Атака посреди церемонии, грубое похищение и некое убежище лорда, о котором я слышать не слышала. Разве так бывает?

— Чем докажешь?

— А должен? — Он всё‑таки разозлился и надул губы, становясь похожим на обиженного мальчонку. — Ты не мертва и не в лапах мятежников — чем не доказательство?

Отчасти. Отдельная логика прослеживалась: жрец не подчинился бы наемнику- иноземцу без указа высокого лорда или верховного жреца. Другое дело, если жрец считал истинным правителем не Трауша, но Шура, и слушался его приказа.

— Допустим, я поверю твоим словам. Ну а что мешает мне уйти? — показательно двинулась мимо Дарго.

Тот не особо противился.

— Валяй. Лорд, конечно, спустит с меня шкуру, но разыщет тебя. Только вот, Сольд, ты находишься за сотни километров от Ре — ре, у самой северной границы. Пока ты спала, я обошел округу — ни единого намека на селения. Здесь никого нет, и ты скорее замерзнешь в снегах, нежели доберешься до Трауша. Не разумнее ли дождаться его в тепле?

Словно подслушав, усилилась метель. Крупные хлопья снега молотили по крыше. Взвыл ветер. Луна скрылась за тучами, и всё исчезло в белоснежной пурге.

Мы спорили долго. Я не верила его аргументам, он, разобиженный донельзя, не особо жаждал убедить в своей правоте. В любом случае, или наемник выкрал меня для заказчика, а потому не тронет, или же — что маловероятно — не обманывал. Что ж, я буду наготове и всегда успею сбежать.

За домом не ухаживали. Пыль свисала клочьями даже с потолка, посуда была давно немыта, вещи пахли водой и холодом. Узенький чердак облюбовали мыши, там же и скончавшиеся. И ни единой вещи во всем унылом домишке, которая намекнула бы на родство с лордом. Всё безликое и простое.

Дарго вначале разжег кособокую печь, а после бродил в двух шагах от меня, но сблизиться не пытался. Лишь сопел недовольно и иногда притворно вздыхал. Я заговорила первой, когда спустилась с пустого чердака.

— Как думаешь, с чем связана бойня?

— Как по мне, явная попытка смены власти, — нехотя буркнул Дарго. — Насколько я помню, жрецы поклялись всегда защищать интересы Пограничья. Так почему некоторые палили огнем по всем подряд?

— Наверняка по чьему‑то велению. Но нас они не тронули.

Вот что не давало покоя. Если удар рассчитан на правителей, то с них и начнут. Зачем позволять мне сбегать с белым жрецом, когда можно уничтожить одним метким выстрелом? Нет. Что‑то с этим нападением неладно. Богачей не убивали (их оттесняли к стенам купола), зато прислугу резали без сожаления. Почему?

— Угу. — Дарго почесал заросший подбородок. — Тогда запугивание?

— Возможно, — согласилась я, хотя умом понимала: копать следует глубже.

До утра мы не сомкнули глаз. Наемник бродил из угла в угол, напоминая диковинное животное, запертое в клетке. Ворчал, отпивал из фляги виски (и откуда он её достал?), но оставался трезвым и напряженным. Я вслушивалась в завывание ветров и скрип двери, всё надеясь различить среди посторонних звуков единственный необходимый: шаги моего мужа. Руна не гасла — он жив. Но тревога… она, тянущая, терзающая, росла с каждой пережитой секундой. Я должна бороться рядом с супругом, а не прозябать незнамо где в компании наемника, которому уже не смогу доверять как раньше. Молилась всем известным богам и не позволяла себе разреветься. Всё разрешится. Никто не отнимет у нас нашего будущего.

Ближе к рассвету распогодилось. И тогда же мои туманы, рыскающие что звери по ближайшим лескам и водной глади, наткнулись на присутствие. Тени!

— Кто‑то едет! — Я подскочила с кресла, на котором сидела, обхватив колени.

Дарго мотнул головой, скидывая сонливость, и ринулся на улицу, но моментально вернулся, захлопнул дверь и запер ту на ключ. Накинул сверху засов.

— Сомневаюсь, что лорд скачет в окружении десятка теней. Такого уговора не было, он собирался пройти сквозь сумеречный туннель. За мной! — Он требовательно махнул рукой, и через секунду мы уже лезли в погреб.

Наемник надвинул деревянную крышку, отрезая от нас утренний свет солнца, я помогла вставить в петли задвижку. Мы отыскали единственную свечу и зажгли её остатками моего колдовства. Пламя неровно трепыхалось, готовое вот — вот погаснуть от дыхания.

— Держи, — Дарго всучил мне свечку, а сам двинулся к нагромождению продуктов и начал рыться среди них. — Есть.

Безошибочно вытянул короткий боевой топор. Затем изогнутый кинжал, который предназначался мне.

— Спрячь и, если понадобится, режь всех подряд. Даже меня, — и он не шутил.

Может, следовало убежать, а не трусливо жаться в доме? — Я подала голос. Расползающиеся тараканами мысли только — только оформились в нечто внятное.

Мы практически безоружны и сами себя загнали в угол. Да с нами расправятся как с младенцами. И вообще, откуда всадники узнали о "тайном убежище"? Каков шанс, что они повинуются Траушу?

— Предлагаешь сигануть в реку, удариться в бега по заснеженным лесам или выйти прямиком к гостям? — Наемник провел по лезвию пальцем и слизал темную каплю, выступившую на подушечке. — Сиди. Снаружи погреб защищен магическим барьером, вход в него не видит никто, кроме нас. Я всё предусмотрел.

Время шло. Восковые слезы капали на пол. Затхлый запах скапливался внизу живота тяжелым комом. Резерв был почти пуст, но я надеялась, что в ком‑нибудь из теней бурлит магия, и тогда я смогу не просто обороняться кинжалом, но и воевать наравне со всеми.

От хлопка подскочили мы оба. За ним последовал удар чего‑то тяжелого — обрушили дверь? — о пол. И шаги. Тяжелые, они отбивали по половицам дробь. Тени стояли над нами. Туманы нащупали враждебное присутствие, жажду убивать. Много позже сверху донесся глухой голос:

— Не прячься, родственница. Как тебе мой свадебный подарок в алых тонах?

Шур! Я потянулась к задвижке, мечтая вылезти и накинуться на братца Трауша, но Дарго не позволил. Он обхватил оба моих запястья своей ручищей и покачал головой. Пришлось подчиниться. Но волна ярости поднималась по телу и мешала думать сосредоточенно. Эта тварь, по ошибке именуемая родней, едва не угробила Трауша, пыталась избавиться от меня, а теперь испортила наше торжество. Он поплатится за всё.

— Какая ты скромная, — продолжал глумиться Шур, прохаживаясь прямо над нашими головами. Пыль с потолка оседала в волосах, и я с трудом подавила неуместный чих. — Выйди же, составь мне компанию этим чудным утром дня моего торжества. Ибо сегодня я победил твоего муженька.

Что?! Я рванулась к задвижке. Дарго навалился на меня всем телом, лишь чудом не уронив всё кругом и не издав и звука.

— Ты не ослышалась. — Ехидный голос колол слух тупыми иглами. — Трауш пал, а когда я занес над его головой меч, рыдал и умолял сохранить его жалкую жизнь. Даже рассказал, где именно искать его женушку. Увы, братишку это не спасло. Так что нынче ты вдова, но, если захочешь, я ублажу все твои прихоти.

Солдаты Шура заржали. Я тряслась крупной дрожью. Ярость и боль правили телом. Крупицы неистраченной магии оседали на кончиках пальцев.

— Сольд! — Отрезвляющая пощечина тоже была бесшумной. — Твоя руна цела. Трауш жив.

Шепот Дарго вывел из помутнения. Я кивнула и зажмурилась.

— Милая, дорогая Сольд! — Шур закричал. — Покажись! Давай вместе всплакнем по потере! Нет? Выманим тебя иными методами. — Я не различила, что он произнес дальше, разобрала только слово "гореть".

Дым ворвался в ноздри едва ли не сразу. Едкий, черный, он скреб по горлу и выбивал последний воздух из легких.

— Ты всё предусмотрел? — задыхаясь, уточнила я. — И пожар?

Дарго заметался по погребу, раскидывая бесполезные теперь продукты. Он паниковал. А вот я была спокойна. Выдвинула‑таки задвижку и подняла крышку. Зажала рот и нос рукавом. Комната пылала. Рыжие языки пламени облизывали стол, стулья, уютное кресло; взобравшись по стенам, поглаживали потолок как умелые любовники. Огненные лисы скакали по мебели, извиваясь и кусая всё, что попадалось им на пути.

Входная дверь была выломана, и я вбежала в образовавшийся проем. Что ж, лучше битва, чем смерть от удушения. Странно, у крыльца никого. И дальше — пустота. Я отошла на приличное расстояние от дома перед тем, как тени плотным кольцом сомкнулись вокруг меня. Мои туманы осматривали каждого, но — не может быть! — ни в одном солдате Шура не обнаружилось истинной силы. Даже в нем самом разве что крохи, которыми не напитаешься, а так, раззадоришь себя.

— Ну же. — Я сурово глянула на Шура, прячущегося за широкими спинами воинов.

— Хочешь драться — иди сюда. Или ты боишься беззащитной человечки?

О да, я задела гордость Второго после лорда. Он, приказав теням расступиться, походкой победителя двинулся ко мне. Губы расплылись в самодовольной улыбке. Стены дома трещали, сгорая, где‑то вдалеке, за деревьями. На мне не было ни сапог, ни шубы, но спина под платьем взмокла от жара.

Шур приблизился вплотную и беззастенчиво тронул мои губы пальцами. Я не отшатнулась.

— Умница, покладистая девочка.

Ещё какая. Выхватила из складок платья кинжал и, не целясь, ударила. Шур схватился за бок, и под пальцами его сочилась темная кровь. Воины как один обнажили оружие. Но именно тогда, словно боги смиловались надо мной, в метре от нас вспыхнул чернотой сумеречный туннель. Оттуда появилась Мари с белом кружевном платье до пят, какие надевают невесты человеческой расы.

— Теперь все в сборе, — хлопнув в ладоши, отозвалась она, когда вслед за ней из тьмы вышел Трауш. — Шу, приступай.

На её обращение оба брата одинаково мечтательно заулыбались и кивнули. Нет, только не это! От рыжеволосой разило смертью и лилиями. И бесконечным резервом.

— Трауш! Не доверяй ей! — завизжала я, но ураганный ветер с головой впечатал меня в снег.

Рыжеволосая взмыла над землей, словно взлетела. По подолу её платья поползли языки пламени, и вскоре вся ткань пылала, но Мари не замечала огня. Она, покачиваясь на воздухе, приближалась ко мне. За её спиной Трауш сцепился с Шуром и тенями, не заметив, как союзница обратилась во врага.

— Не суди его. — Голос Мари стал глубже, гортаннее. — Пришлось немного поколдовать, чтобы он видел лишь то, что позволила я, и теперь его не интересует ничего, кроме боя с братом. К слову, сознание твоего мужа долго держалось, но истинная сила ведьмы по имени Аврора творит чудеса. Сила, отныне принадлежащая мне.

Она погладила себя по округлым бедрам. Взгляд был абсолютно безумен, как у человека, накурившегося дурманящей разум травы. Некогда яркие глаза потускнели. Губы приобрели синеватый оттенок. Непросто быть сосредоточением резерва такого объема. Архимаги учатся управляться им годами, а у Мари он появился совсем недавно. Она свихнется. Она уже потеряла рассудок.

— Розеншал обманул тебя! — убеждала я, оглядываясь в поисках укрытия.

Сквозь плотную броню из магии не могли прорваться туманы. Мари нельзя было ни ранить, ни опустошить.

— Ты смеешься? — Она щелчком заставила снег под моими ногами растаять, и я поскользнулась на образовавшейся ледяной корке. — Дура, твой темный маг помер, да ещё в таком неприглядной позе. В собственной опочивальне с распахнутым халатом, вознамерившись отлюбить одну наивную рыжеволосую девчушку из рода теней. Правда, перед смертью он успел одарить свою верную поклонницу силой Авроры и наобещать ей золотых гор. Впрочем, горы у меня будут, вот только без участия Розеншаля.

Она мило захлопала ресничками, но взгляд оставался хищным. Я сжимала рукоять кинжала. Если Мари подплывет ближе — раню её. Тогда защита спадет. Но нет, ей нравилось кружить на расстоянии нескольких шагов. Мои туманы не сдавались — липли к броне, бились об неё градом. Платье на ведьме догорело, и она, черная от копоти, теперь была абсолютно нага.

— Знаешь, с каким восторгом он принял меня, когда я заявила, что всегда была в него влюблена и мечтала стать его личной помощницей? Он‑то подумал, что нашел легкую добычу, колдунью, которая сумеет выдержать переход. Увы, я вовремя преградила Авроре дорогу из сумрака, а вот резерв её успела вобрать в себя до капли.

Она предала нас? Нет. Глупость. Я ведь помню ту сцену, которую Мари закатила перед отъездом. Темный маг затуманил её сознание, вот и всё.

— Ты же не хотела ехать. — Уклонилась от пурги, сотворенной руками Мари. Рыжеволосая заливалась детским смехом, наблюдая, как я скачу то влево, то вправо. Я взметнула туманами снежный покров, и тот осыпался на ведьму. Моя цель не ранить, но заговорить зубы. Заставить отвлечься.

Говори же, ну! И Мари, довольная, что нашла благодарную слушательницу, похвасталась:

— Я? О, Сольд, какая же ты наивная. — Она жалостливо вздохнула. — Да я специально разыграла весь этот спектакль. Между прочим, с твоей стороны было некрасиво избавляться от той, которая столько сделала для вашего с Траушем воссоединения. — Из‑под земли повалил горячий пар; я отпрыгнула, едва не обварившись. — Я из кожи вон лезла, чтобы доказать, что мы с тобой подружки, а ты выпихнула меня в Ре — ре, едва Трауш очнулся. И тогда стало очевидно: надо действовать незамедлительно, иначе я потеряю всякую власть над лордом и останусь не у дел. Лилии якобы от чужого имени, следом наша перебранка с тупоголовым наемником и, последним штришком, моя вынужденная отправка в Янг

— я всё продумала наперед. Точно знала, кому предсказуемый Трауш поручит слежку за Розеншалем.

Струя огня пронеслась мимо моего лица. Я вновь успела отскочить и попятилась к реке, скрытой за голыми деревьями, похожими на обугленных мертвецов.

— Но как? Почему? Объясни!

Моё изумление распыляло рыжеволосую ведьму. Ей нравилось осознавать себя победительницей. Она делилась с поверженной жертвой историей триумфа, отвлекаясь от поддержания барьера. На это я и рассчитывала, запуская туманы всё глубже.

— Что как? Как узнала о твоем побеге? Я накопала о Розеншале всю информацию ещё до нашего знакомства — в стране людей у меня есть парочка осведомителей. Они отчитывались о каждом твоем шаге. Ух, как я надеялась, что ты останешься его марионеткой… Но ты, к дикому огорчению, выкарабкалась. Ну а я придержала ход с лилиями в качестве козыря. Как доехала до Янга и обратно за тринадцать дней? Через сумеречный туннель и магический портал, сотворенным одним из магов — людей. Быстро и элегантно. Как убила Розеншаля? Играючи. Теперь мне подчиняются стихии. Я управляю жизнью и смертью.

Мы двигались будто в танце. Я отступала, не поворачиваясь спиной к Мари, та медленно, но решительно надвигалась. Из‑под её ладоней вылетали молнии, ветра, огненные змеи и ледяные иглы. Она насмехалась надо мной и позволяла уклониться в последний момент.

— Если ты убьешь меня, Трауш никогда не возьмет тебя в жены. — Откинула с лица мокрую прядь. От недосыпа и усталости я валилась с ног. Но держалась, приближаясь к безмолвной реке.

А зачем мне замужество? — Она удивленно подняла бровь.

Есть! Брешь найдена. Туманы потянули из Мари силу, а рыжеволосая настолько увлеклась, что не почувствовала.

— Ты же любила Трауша?

— Любила? — Мари захохотала, и огненные всполохи за её спиной потянулись ко мне. — Мне абсолютно всё равно, с кем из братьев спать. Разве что, признаю, твой муженек куда как искуснее в любовных делах. — Она глянула на окровавленные тени, мечущиеся в схватке. Трауш и присоединившийся к нему Дарго пока держались, но воины Шура не отступали.

— Ты призвала хинэ мне на помощь!

В голове не укладывалось сказанное, но чутье с горечью подсказывало: ведьма рехнулась не после знакомства с Розеншалем, а гораздо — гораздо раньше.

— Дура, я лично убила загонщика, чтобы хинэ взбунтовались и разнесли этот мерзкий нижний город, от которого одни неприятности, а тебя вместе с ним. Но ты выкарабкалась, более того, убедила всех, что достойна заместить лорда. Тогда‑то я поняла, что выгоднее держаться с тобой заодно.

Неужели Мари оказалась тем врагом, таящимся рядом, которого мы безуспешно искали по всей стране?

— Но ты же отдала мне противоядие для Трауша. — Я моргала, действительно озадаченная услышанным. — Почему?

— Противоядие к яду, который сама же сварила? — ласково уточнила Мари. — Ваша связь совсем разрушилась, и после слов предводителя загонщиков я побоялась, что тебя все‑таки отстранят. Чтобы заварить всю эту кашу, нужно было действовать сообща. Я надеялась манипулировать вами в качестве верной подружки и разрушить вашу семью как‑нибудь позже. Ан нет, ты оказалась неблагодарной сволочью и выперла меня прочь.

Она не врала. Мы по собственной глупости считали Мари всего лишь скандальной женщиной, влюбленной в лорда, а она тем временем что черная паучиха плела интригу за интригой.

— Если любовь не при чем, тогда зачем тебе всё это?

Из земли полез вьюн и, схватив меня за лодыжки, потянулся по телу наверх. Мари уже не забавлялась — следующий её удар будет последним. Я дернулась и срезала вьюн под корень, стянула зеленые ветви с ног. И побежала к причалу. Земля дымилась и расплывалась под моими ногами.

— Одно слово: власть. — Разнеслось эхом. — Представь маленькую девочку, которая с раннего детства решила: она достойна стать леди и на иную роль не согласна. Никто другой не будет столь же умен, расчетлив и хитер, как она. — С неба посыпался град размером с монету. — И вот мне, этой маленькой девочке, пришлось навесить на лицо маску. Я всю жизнь плясала перед старшим братцем, надеясь, что не ошиблась, и высоким лордом выберут его. Изображала влюбленную подружку. Перед этим, разумеется, избавилась от леди Мариссы. — В голосе появилось плохо скрытое превосходство. — Видите ли, я никогда ей не нравилась, и она всячески отговаривала Трауша от нашей дружбы. Ну, капелька яда в чай с мелиссой — и леди пожирают черви.

Град бил по телу, и я чувствовала, как то наливается сплошным синяком. Упала, неловко подогнув ногу, но поднялась, упершись руками, и, хромая, поплелась дальше. Причал был совсем близко, метров двадцать напрямую, но я петляла между деревьев.

— И вроде бы всё как в сказке, лорд и его будущая леди вместе правят страной, но Трауш никогда не считал меня своей женщиной. Видел во мне товарища, незаменимого и в бою, и в постели. Я и так его окучивала, и этак, а потом появилась ты. Рабыня с Островов Надежды, укравшая сердце каменного лорда! Просто прелестно! Пришлось заручиться поддержкой Шура и… — Мари хмыкнула так громко, что ввысь взметнулись редкие птицы, населяющие лес. — …спать с ними обоими.

Только бы успеть. Нельзя оборачиваться. Нужно уклоняться от веток, хлещущих по лицу. Вырываться из корней, заплетающихся меж ногами. Двигаться. Вперед.

— Угадай, кто изредка организовывал нападения, с которыми сам же и разбирался? Вот, к примеру, то на Островах Надежды. На нашу повозку напали не просто так, а чтобы градоправитель, узнав о случившемся, так напугался, что согласился бы на любые наши условия. Я пообещала расплатиться с наемным магом и разбойниками после исполнения заказа — и расплатилась, уничтожив их. Нет, ну кто ещё способен так дерзко вести дела? Только я. Впрочем, теперь всё кончено. Какая жалость, что все три правителя погибнут, и тогда хранителям не останется иного выбора, кроме как выдвинуть мою кандидатуру на роль леди. Среди теней много моих подданных, не зря же я исколесила половину страны, перетягивая народ на свою сторону. А как замечательно всё вышло со свадьбой? — Мы приблизились к реке. Я ступила на лед, Мари проплыла над ним. — Вы должны были поступить именно так, как поступили. Исчезнуть в самом разгаре событий и запрятаться в укромном местечке, о котором не знал никто, кроме Трауша и его лучшей подруги. Мы, кстати, когда‑то давно тут славно порезвились. А дальше всё как по маслу. Смертельная драка между братьями, в процессе которой, к сожалению, пострадала и новоиспеченная леди. Вы все погибли в честном поединке, оставив меня жить с горечью утраты.

Мари действительно была достойна править Пограничьем, ибо никто иной не сплел вокруг себя столь могущественную сеть интриг и шпионажа. Я обернулась, готовая встретиться со смертью глаза в глаза.

Всё, наигрались, Сольд. Больше мне нечего поведать тебе. Ой, как шатко, — улыбнулась Мари и растопила тонкую ледяную корку.

Пора! Туманы потянулись к рыжеволосой и дернули на себя. И мы обе пошли ко дну, а лед сомкнулся над нашими головами. Пузырьки воздуха вырывались изо рта. Вода заливала глаза. Мари барахталась и хваталась за мои юбки. Сила лилась из неё, пенила воду, поднимала ил со дна. Но я напитывалась ею прежде, чем чистейшая магия перерастала в заклинание.

Туманы топили рыжеволосую ведьму, и та барахталась как любая утопленница, даром, что всесильная. А я плыла к лучам света. Глубоко. Как же глубоко. Нельзя сдаваться, только не сейчас. Гребок, второй. Свет был совсем близко, но пальцы наткнулись на прочный лед. Ногти заскребли по корке. Паника поселилась в глотке.

И когда я перестала сопротивляться и позволила ледяному течению принять моё тело в свои объятия, кто‑то схватил меня за шиворот и поволок на поверхность. Если в воде мне было тепло, то тут, снаружи, где появился воздух, конечности сковал холод. И глаза не хотелось открывать. Вот бы провалиться в пустоту и остаться там навсегда.

— Ну же, — твердил кто‑то ненастоящий, плод моего воображения, давя на грудь.

— Давай!

Я закашлялась. Пришлось разомкнуть веки и начать дышать.

Волосы Трауша слиплись от крови и воды, лицо было мокрым и невероятно сосредоточенным. Если я умерла, и таков мой последний сон — неплохо. Потянулась онемевшими руками к щеке супруга, и тот, перехватив ладонь, принялся её целовать.

— Всё кончено, — повторял он, покрывая горячими поцелуями виски и губы, обжигая теплым дыханием.

Всё кончено, — ныли ослабевшие мышцы. Всё кончено, — повторяло сбившееся с ритма сердца.

Но пока где‑то на дне билась в последних судорогах ведьма, вобравшая в себя силу всех стихий, о конце не могло быть и речи. Потому я мотнула подбородком в сторону безмятежной реки и просипела:

— Добей её.

В волосах замерзли капли. Пришедшее в негодность свадебное платье покрылось коркой на морозе. Резко похолодало, но я отогревалась магией, ускоренно несущей по венам и артериям кровь. Вдали каркнул одинокий ворон, предвестник недобрых вестей. Черные тучи тянулись похоронной вереницей по небу. Все погибли: и воины Шура, и он сам, а их тела заносило нескончаемой метелью. Мы едва успели обмолвиться парой ничего не значащих слов перед тем, как Трауш с головой нырнул в ледяные воды. Дарго последовал его примеру, залихватски крикнув:

— Эй, погоди купаться, я тоже хочу!

Но во всем чувствовалась фальшь. От руки Трауша погиб его родной брат, я же прикончила (пусть и с некоторой оговоркой) ту женщину, которой лорд безоговорочно доверял. Он наверняка подавлен. Да и все мы понимали: над головами нависла тьма, и воспоминания ещё долго будут сжирать нас бессонными ночами.

Всплеск. Трауш вынырнул и, вдоволь надышавшись, одной рукой погреб к берегу. Дарго показался чуть левее, встряхнулся что искупавшийся пес.

— Нашел? — спросил он у лорда, отплевываясь.

Тот не ответил, но и так всё было очевидно. На руках у Трауша лежала бездыханная девушка. Я укрыла нас покрывалом из магии от снега и холода и, держа желтоватый ком огня на ладони, наблюдала за тем, как лорд прощупывает Мари пульс.

— Мертва, — подытожил он, опуская ведьму в девственно — белый снег. — Не понимаю, что произошло? — Глубокая морщина залегла меж бровей. — Помню, мы с хранителями осматривали место бойни в поисках каких‑нибудь улик. Вчерашнее побоище устроила группа жрецов и стражей, усомнившихся в законности моего правления. Мы как раз искали зачинщиков. Тут появилась она и позвала за собой. А дальше всё как в тумане.

Высокий лорд последним касанием сомкнул Мари веки, и яркие глаза навеки закрылись.

— Трауш, понимаешь… — Я подавила неуместное желание солгать ради душевного спокойствия мужа. — Она затеяла всё произошедшее заранее. Мари убила твою мать, она сама мне призналась. Был отравлен чай с мелиссой, я права?

Высокий лорд отшатнулся.

— Но почему?!

— Из‑за… — я призадумалась и сказала то, чем потом не гордилась: — …любви. Она так любила тебя, что не была готова делить с кем‑то другим. Потому и спланировала целую череду несчастий. Только бы ты заметил её и пустил в своё сердце. Позже я расскажу тебе подробности. Не сейчас, ладно?

Ни к чему эта ранящая правда о предательнице, методично убивавшей и лгущей ради власти. Того, кто одурманен любовью, легче понять — все мы немного безумны. Посему пускай Трауш считает Мари женщиной, обезумевшей от сердечных страданий, но не змеей, которую он пригрел на груди.

— Позже, — эхом повторил лорд, морщась.

Молчание, тяжелое, гнетущее, засасывающее, резало по живому.

— Это всё, конечно, мерзко, но у меня к вам вопрос. — Дарго протянул руки к огню и провел над ним. — А как мы отсюда выберемся, если ни повозок, ни лошадей, ни жрецов у нас нет? Пешком?

Я отправлю зов кому‑нибудь в Ре — ре, — успокоила я, благодаря простодушного наемника за возможность отвлечься. — Минутку.

Никогда не пользовалась телепатией, но интуитивно догадывалась, как она действует. Необходимо лишь объединить свой сигнал с магом, готовым его поймать. Попробуем. Я изъяснялась четко и коротко, боясь, что по пути к адресату фразы спутаются в неразличимый ком из мыслей.

— Или я всё сделала правильно, или мы замерзнем, дожидаясь помощи, которой нет, — оповестила после.

Трауш, кивнув, притянул меня к себе.

— Не замерзни, — и принялся растирать мои руки.

— И всё‑таки, я не понял: вы женились или нет? — Дарго подул на синюшные ладони. Несмотря на жару под защитным покрывалом и пот, стекающий с наших лбов, он явно мерз. — Жрец‑то не договорил свою высокопарную речь. Чего там в конце, а?

Мы переглянулись, но промолчали. Для того, кто пожелает доказать недействительность нашего брака, подобное будет достаточным основанием: боги не позволили переплести руны. Но разве нам не всё равно?

Он и так мой муж, а я — его жена.

— По законам Пограничья я должен соорудить погребальный костер для брата и… Мари, — Трауш поднялся, не смотря в сторону рыжеволосой ведьмы. — Всё‑таки она многое сделала… Дарго, посторожишь Сольд?

— Конечно.

Я не совсем понимала, кого следует опасаться, когда кругом смерть и вскоре завоняет разложением, но предпочла опустить взгляд. Впервые у меня не хватало слов, чтобы успокоить, пожалеть. Пускай он отпустит некогда дорогих существ, разметав их останки по ветру, и тогда я подставлю плечо. Лорд шатко побрел в сторону леса.

— Вот так в историю мы вляпались. — Дарго пальцем прочертил по снегу линию. — Сольд, ты как?

— В порядке.

Ложь. Я была опустошена и совершенно раздавлена. Но нет. Несмотря на вывихнутую лодыжку и скреб в горле, на страх, пробирающий до костей, и непонимание, как мы проглядели врага, оставалось самое главное: Трауш, который потерял двоих и чуть не лишился третьей. Я не могла бросить его. Не имела права.

Чуть повернутое вбок лицо рыжеволосой ведьмы сквозь закрытые веки смотрело на меня. Изучало. Насмехалось. Неужели она, способная управлять стихиями, скончалась так быстро и даже глупо? Куда же делась её сила? Магия не может раствориться бесследно, но я не ощущала её ни в себе, ни в окружающем мире.

Понимая, что творю безумство, я дотронулась до холодного лба, прислушалась к биению сердца. То молчало.

Трауш исчез надолго, и я забеспокоилась, не случилось ли чего. Но нет, он вернулся, только взгляд был недобр, а голос звенел от напряжения:

— Есть одна загвоздка.

— Какая? — Мы с Дарго встали как по команде.

— Мой брат исчез.

— Как? — Я глянула в сторону чернеющих остовов деревьев.

Дернул плечом, и это движение, лишенное уверенности, пробрало до костей.

— Наверное, уполз? — наивно поинтересовался Дарго

— Куда?! — Трауш вплел пальцы в растрепанные волосы. — Я лично всадил ему меч под сердце, и лезвие того вышло со спины.

Втроем мы исползали место, где высокий лорд сцепился с воинами брата. Тени лежали в лужах собственной крови, но вместо Шура — пустота. Ни отпечатков ног, ни капель крови по снегу. Всему виной злющая вьюга, что замела следы. Дарго припал на колени, всмотрелся в снежную крошку.

— Да быть того не может.

Трауш закрыл глаза. Сроднился с природой и осматривался внутренним зрением.

— Постойте, — сказал он с непониманием.

Я тоже почувствовало что‑то чужеродное. Зажала ноздри. Поздно. Омерзительный запах гниения поплыл над лесом. Тяжелый и густой, едкий. Так пахнет некромантия. Она считалась одной из сложнейших наук, потому как обучала управлять тем, что когда‑то имело душу. В подвалах академии студенты факультета некромантии частенько игрались со смертью, и в такие дни коридоры наполнялись чудовищными ароматами.

Первый теневой воин поднялся медленно, будто спросонья. Его голова была рассечена надвое, и нижняя челюсть болталась, держась на ошметках мяса.

— Бесы! — выругался Трауш, а Дарго добавил от себя куда более емкое словечко и отпрыгнул от груды пока ещё "дремлющих" мертвецов.

За годы рабства я навидалась многого, но к ожившему трупу была не готова. Живот скрутило от неописуемого ужаса. Тошнотворная вонь забивалась в нос. Трауш — как всегда — преградил дорогу ко мне собой. Меч в его руках держался нетвердо — сказывалось утомление и недавнее купание в ледяной реке.

Есть же чары от некромантии? Или нет? Судорожно вылавливала из памяти занятия в академии, но вспоминала как нарочно бесполезные бытовые мелочи или приворотные заклинания, не имеющие никакого отношения к боевой магии. Нет и нет. Я должна вспомнить хоть что‑то. Обязана.

Взмах. Трауш отсек мертвецу руку, но тот даже не шелохнулся. Он продолжал идти, переваливаясь и нечленораздельно мыча. Второй замах пришелся по шее и напрочь снес голову, откатившуюся как мячик. Тело завалилось вперед и упало к нашим ногам.

— Сольд, что будем делать?! — сглотнув, спросил Дарго, когда три новых тела поднялись и поплелись в нашу сторону.

— Расчленять? — предположила я, а Трауш с легкостью исполнил требуемое.

— Да, по частям они менее прыткие, — недобро хмыкнул высокий лорд, размозжив сапогом череп особо живучего трупа.

Оставшиеся семеро встали как по приказу. Но их наступление мы отразили за долю секунды. Толчок потоком энергии. Рубящий взмах топором. Секущий удар мечом.

— Что бы это ни было, оно кончилось. — Я облизала пересохшие губы

— Не торопись с выводами, — сказал Дарго и добавил нехарактерное: — Боги, смилуйтесь.

Я проследила за его взглядом. У кромки леса, где извилистые корни сплелись меж собой, земля пришла в движение. Тела прорывались сквозь замерзшую твердь, и на поверхности уже виднелись головы разной степени гниения: на некоторых сохранились черты лица, другие скалили голые черепа. От многих не осталось даже мяса на посеревших костях, и они смотрели на нас с веселой ухмылкой скелетов, лишенных рта.

— Пять… пятнадцать… сорок. Откуда?! — Дарго переступил с ноги на ногу.

— Лет семь назад в этих землях столкнулись противники правления леди Мариссы и её защитники, — в предгрозовой тишине объяснил Трауш. — Теней пятьсот полегло в том сражении.

— И теперь все они встанут?!

Дарго кинулся к расчлененному воину и, выбив из его окоченевшей руки ятаган, отбросил громоздкий топор.

— Выходит, что так. — Голос высокого лорда был пуст.

Я нащупала его ладонь и ободряюще стиснула. Трауш быстро поцеловал меня в губы.

Единственное объяснение всему — Мари. Стихийная магия не исчезает, потому после гибели рыжеволосой ведьмы она перетекла в природу, но почему‑то использовалась не во благо, а для разрушения. Жуткая армия выстраивалась в шеренгу. Тени видели нас, но не спешили атаковать, словно продумывали стратегию. Я вырисовала руну укрепления для Дарго и Трауша (повезло, что та всплыла в памяти) и, сцепив пальцы в замок, хрустнула ими. Бороться плечом к плечу с мужем — великая честь. Умирать — тем более.

Мертвецы наступали медленно. Я так же неспешно сбила первую тройку вихрем. Ощупала резерв: полон. Спасибо, Мари, за посмертный подарок.

— Если нам суждено выкарабкаться, то я перевезу в Пограничье Ильду и Лидду, — мечтательно пообещал Дарго. — Думаю, им тут понравится. Всё, быстрее начнем

— быстрее кончим, — заявил он и с воплем ворвался в неторопливую толпу.

Наемник бился ожесточенно и дико, я видела только блики на лезвии ятагана, мелькающего то тут, то там. Трауш оставался со мной, оберегая от внезапного удара и отбиваясь, казалось, с ленцой. Поворот, удар, скольжение, отскок — как в танце.

Я засмотрелась на поистине восхитительное зрелище. В выпадах лорда чувствовалось мастерство. Движения были отлажены и гладки, даже сейчас, когда усталость сковывала кости. Ни единого поспешного шага, ни секунды промедления.

— Сольд, не спи! Без тебя не обойтись! — прикрикнул Трауш несколько грубо, но я не обиделась. Видела, как переменился мой супруг, и сейчас для него не существовало ничего, кроме поля боя.

Ураганный ветер бросил в лицо морось и земляную пыль. Пронесся над мертвецами, заставляя их припасть на колени и подставить хрупкие шеи.

— Спасибо, леди! — отсалютовал Дарго, победно помахав головой трупа.

Я не разделяла шальной радости. Умертвия зажимали нас в кольцо. Две армии, некогда бившиеся друг с другом, нынче ополчились против конкретной цели. И мы при всем желании не могли справиться с противником, превосходящим нас в сотни раз. Туманы Трауша посветлели, мой резерв опустошался. Гудело в ушах.

Леденящий душу вой заставил нас отвлечься, и мертвые тени расступились по две стороны, образовав коридор, позволяя выйти их предводителю. Не может быть! Брат Трауша тащился как в бреду, раскачиваясь и подволакивая правую ногу. И да, он определенно погиб. Из сквозной раны в груди уже не сочилась кровь — стихийная магия стянула края. Но в закатившихся глазах не теплилась жизнь. Лицо приобрело землистый оттенок, а вены на коже потемнели.

Высокий лорд выступил вперед, принимая негласный вызов. Шур покрутил запястьями. Пепельная мгла опустилась на наши головы. Почему он, как прочие тени, не потерял разум?..

Озарение пришло не сразу. Стихия ушла не в природу. Её вобрал в себя умирающий, но не мертвый Второй после лорда. Податливое тело, особо восприимчивое к магии благодаря особой крови лордов Пограничья, из которого вытекала жизнь — лучше канала и не придумать. Некогда слабый ребенок, неспособный к колдовству, сейчас он торжествовал, пробуя запретную силу на вкус.

Я вскинула руку, и по пальцам прокатился клубок сплетенных молний. Метила прямо в сердце, чтобы если не поразить, то нейтрализовать Шура. Клубок полетел, но, не достигнув одежд брата, рассыпался в песок. Смех младшего брата был наполнен клокотом от льющейся по губам крови. Черной что сама ночь.

Убегай, — слабым голосом попросил Трауш, быстро оборачиваясь ко мне. — Я задержу их.

Ответа он не дожидался, а я не собиралась сдаваться. Ну уж нет. Собрав осколки себя в горсть, я била всё подряд, не щадя резерва. Хлестала туманами, лупила огнем. Тени падали игрушечными солдатиками. И где‑то среди них, в самой гуще, Трауш бился с обретшим неведомую силу братом.

Мертвый воин, прорвавшийся сквозь огненный град, потянул ко мне костлявые пальцы. За ним следовали другие, менее расторопные товарищи. Издаваемые ими звуки, похожие на монотонный стон, приближались песнопением смерти. Меня повело вбок. Резерв опустел. Точка. Наша история окончится сегодня.

Нам не суждено победить. Не в этот раз. Мы многого уже не успеем. Никогда не отпразднуем годовщину свадьбы. Не услышим первых слов ребенка, что растет внутри меня. Зато в сказаниях нас нарекут лордом и леди, что погибли, будучи единым целым.

Вспышка! На мгновение я ослепла, а когда перед глазами прояснилось, треть мертвецов обратилась в прах. Что произошло?..

Ошеломленный Дарго (плечо его было перебито, и левая рука висела плетью) озирался в поисках спасителей, как и я сама. Те стояли чуть поодаль с каменными выражениями на лицах. Безразличие. Мудрость. Покой. Двое мужчин и женщина, а за ними выстроилось войско. Стражники в кольчужных жилетах и жрецы в алых одеяниях. Хинэ по — кошачьи шипели, учуяв мертвечину.

Высокий худой мужчина, первый жрец Пограничья, плел сеть заклинания, и его посох с изумрудом — набалдашником вибрировал. Хранитель покоя, командующий стражами, воскликнул:

— За лорда и леди!

— За лорда и леди, — хором отозвались мужчины и ступили в бой.

Ну а женщина, такая знакомая и неизвестная мне доселе, стояла в эпицентре вихря, взметнувшего прошлогоднюю листву, хлопья снега, останки тел. Я никогда не видела, как колдует моя мать. По — настоящему, всерьез. Как ветер со смертельной скоростью рассекает живое и мертвое. Как искрит воздух. Как она поразительно великолепна в образе верховной колдуньи. Наконец‑то я поняла, за что все уважали Леневру Рене.

Меч, магия, туманы — всё смешалось в те секунды. Стражники двигались в ритме

— шаг влево, шаг вправо. Свистела сталь наточенных мечей. Шептали загонщики. Мелькали теневые твари. Пахло магнолиями. Мамой. И в голове рождались полузабытые колыбельные.

Среди общего хаоса и кислого привкуса я упустила из виду Трауша и теперь прорывалась сквозь побоище, чудом умудрившись не напороться на лезвие или не получить заклятьем в лоб. Крики, стоны, скрежеты. Какофония смерти лапала мою кожу, но я бежала, путаясь в обрывках ткани, что остались от юбки. Больная лодыжка онемела. Сердце замерло.

Их схватка со стороны выглядела неторопливой и даже скучной. Стихия билась с туманами, слабыми, вялыми, блеклыми. Но высокий лорд держался. Он, бледный и напряженный, сосредоточенно оценивал каждое движение брата.

До них оставалось несколько долгих шагов. Но тут Шур заметил меня. Его губы разомкнулись как для речи, но из горла мертвеца не вырвалось и слова. Трауш оглянулся и пропустил удар колкой льдиной, вылетевшей из‑под пальцев брата, в бедро. Покачнулся, но выстоял.

Второй после лорда всматривался в меня с неподдельным любопытством. Протянул руку вперед, и мир мертвых коснулся меня. Я слышала хладное дыхание тех, что за сумраком, жаждущих разорвать любое существо в клочья.

— Только тронь мою дочь, скотина, — сказала Леневра так громко, что смерть растаяла как облако.

Моя мать шагала через груду мертвецов прямиком к Шуру. Она шла, и ожившие теневые воины падали как фигурки из бумаги при её приближении. От неё веяло небывалой мощью. Колдуны схлестнулись, не говоря, не двигаясь. Верховная магия воздуха и чистейшая стихия. Нерушимое величественность и безумие угасающего разума. Я всё‑таки добежала до Трауша. Он притянул меня к себе, оберегая. Пахнущий железом и болью, самый необходимый и родной. Бок кровоточил. Щека была рассечена. Живой. Главное — живой!

Две полярные энергии вгрызлись друг в друга. Я потянулась туманами к Шуру — если утащу хоть каплю его силы, облегчу матери задачу. Туманы Трауша слились с моими в одно, и мы вдвоем наполнялись дурно пахнущим, разрушающим колдовством. Перед глазами мелькали воспоминания мертвых: чьи‑то семьи и детский смех, улыбки жен, поцелуи матерей. И последний вздох перед смертью. Десятки вздохов. Сотни.

Мы втроем против несдерживаемой магии. Нет, не втроем — нас поддерживали жрецы и пожиратели — хинэ.

Стихия не принадлежала Шуру, потому отслаивалась. Я подцепляла её, тянула жилистые нити на себя, не понимая одного: куда девать такой объем тьмы? Если я приму в себя чистейшую энергию смерти, то сама умру, не в силах справиться с разрушающими чарами. Если направлю от себя — неизвестны последствия.

Впрочем, не настал ли час самопожертвования? Долгим взглядом запечатлела в памяти хмурое лицо супруга. Погладила свой живот, прощаясь с тем, о ком догадалась пару дней назад. Выдохнула. Туманы втягивали темное в меня, и я ожидала, когда оно разрушит грудную клетку.

— Даже не вздумай! — Леневра бросилась наперерез, позабыв о молчаливом бою.

Секунда, и вся та тьма, что предназначалась мне, впилась в тело матери. Черными лучами пронзила её насквозь. Ворвалась в рот и нос.

Защита Шура пала, и Трауш не медлил. Последний удар вновь пришелся в грудь. Второй после лорда распахнул огромные затянутые пеленой глаза.

— Спи, брат, — промолвил высокий лорд, прокручивая лезвие.

В тот миг, когда Шур повалился на алый снег, остатки мертвой армии пали. Воцарилась тишина.

Стихия не исчезает бесследно. Она поглощается или поглощает. И в седовласой женщине с морщинами, иссекающими кожу словно застарелые шрамы, было невозможно узнать мою мать. Не будь Леневра чистокровной ави, ведьмой по рождению, она бы погибла. Да и считается ли жизнью то существование, на которое она обрекла себя? Верховная колдунья, лишенная резерва. Пустышка. Мать рассматривала свои руки, будто видела их впервые. Моргала подслеповатыми глазами. Вся её красота стерлась точно узоры на песке после прилива.

— Мама! — я бросилась к ней.

Но Леневра Рене не сделалась мягче. Внутренний стержень и природная холодность никуда не делись, потому она отстранила меня и промолвила с укором:

— Дочь, оставь нежности для более подходящего момента. Сделанного не воротить. Хорошо всё‑таки, что я не уехала из Ре — ре, а напросилась в помощники к хранителям в поисках мятежников.

— Наши жрецы попробуют исцелить ваше бессилие теневыми ритуалами, — взял слово Трауш. Он, казалось, сам не верил, что мы выкарабкались, потому держал меня за талию так крепко, словно я могла сбежать.

Мать покачала головой.

— Доставьте меня в столицу. Остальное — позже. Сольд, считай это, — она обвела себя руками, — моим подарком на вашу свадьбу.

Вскоре ветер разносил дым от погребальных костров далеко за горизонт. Помогали раненым, прощались с теми, кому было не суждено пережить последнюю битву. В сумеречном туннеле один за другим скрывалась стража. Мать ушла в числе первых и попросила не искать её.

— Мне о многом нужно подумать. Я приду чуть позже, — сказала, заправив прядь моих волос за ухо.

И всё, таким коротким и неловким выдалось наше прощание, возможно, на долгие годы. Почему‑то я не ожидала скорой встречи. С другой стороны, нет лучше объяснения в любви, чем то, которое она преподнесла сегодня.

Тяжело раненного Дарго увезли в Ре — ре. Он бредил, но Трауш пообещал, что его либо вылечат, либо достанут с того света. Я невесело усмехнулась. Оклемается, иначе и быть не может.

Ещё спустя час мы наконец‑то вошли в поместье высокого лорда — Трауш запретил лекарям приближаться к нему вне дома.

— Тебе нужен врач, — рычала я.

— Позже, — криво ухмылялся мой супруг, когда я тащила его, хромающего из‑за открытой раны на бедре, к крыльцу. Он весь взмок и дрожал от потери крови.

Я приказала соорудить лежанку на первом этаже, в парадной зале. Жарко растопили камин. Занавесили окна.

— Хватит, — отмахнулась я от прислуги, толпящейся в дверях. — Лорд не умрет. Свободны.

Все ушли, на короткий миг оставив нас вдвоем. Впрочем, поговорить не удалось — явился личный лекарь лорда, сухощавый старичок с пронзительно синими глазами. Он охал и ахал, обрабатывая ранения и страдальчески вздыхал, приговаривая:

— Как же вы так… ну как же вы так…

— Сольд, поиграй мне, — тихо попросил Трауш.

Трясущиеся пальцы не слушались, и я не с первого раза попадала по клавишам. Мелодия обрывалась и скакала. Не то, всё не то!

В тот день я так и не смогла сыграть чего‑то стоящего, да Трауш не огорчился. После снадобья он уснул крепким сном, и только тогда я позволила лекарю осмотреть меня. Пара царапин, подвернутая лодыжка, переохлаждение. Всё мелочи.

— А ребенок? — Закусила щеку.

Честно говоря, я не ожидала, что всё получится так скоро. И вообще — получится ли. Когда меня, полумертвую, привезли в Пограничье полгода назад, целители уверяли Трауша: скорее всего рабыня с Островов Надежды окажется бесплодна. Но его это не волновало, и потому, наверное, боги подарили нам шанс на наследника.

Целитель поводил над моим животом ладонью.

— Не ощущаю колебаний. Всё хорошо, отдыхайте, — сказал, поглаживая тонкую бородку. — Я приду завтра.

Всю ночь я лежала, уткнувшись носом в шею лорда, и слушала дыхание. Наше дыхание. Одно на двоих. По щекам катились слезы счастья. Рассвело. Я пошевелилась, и Трауш крепче прижал меня к себе.

— Так значит, ребенок?.. — поинтересовался с неверием мне в ухо. Так щекотно, что по коже поползли мурашки.

Я повернулась и встретилась с взглядом, в котором боль смешалась с радостью.

— Ты не спал?

— Не важно. — Он ехидно улыбнулся, но вдруг стал невыносимо серьезен: — Сольд…

Сердце затаилось в груди, перестало биться. Как же я страшилась услышать отказ. Нежелание разделить со мной радость отцовства. Нежелание растить наследника от женщины — полукровки. От женщины — рабыни.

— Да?

— Спасибо. Ты — дар, который я не заслужил.

Завтракали мы в постели. Трауш отказывался есть вязкую кашу с вкраплением лечебных трав, мотал головой, стиснув зубы, но я не церемонилась. За тем, как я силой пихаю ложку ему в рот, нас и застал первый жрец.

— Лорд, докладываю: все тела сожжены во избежание повторного оживления. Мои жрецы успокоили колебания природы, вызванные стихийной магией, и теперь те края вновь пригодны для жизни. Давайте обсудим, как действовать дальше? Наедине, — потребовал он, опираясь на трость.

Я покачала головой.

— При всем моем уважении, оставьте нас, — недобро протянул Ретте.

— Я имею право знать всё то, что и мой муж.

— Раз уж зашла речь… — Хранитель магии прочистил горло. — Сольд, вы не являетесь женой высокого лорда. Боги отказали в свершении свадебного обряда, потому, пожалуйста, выйдите. Мне безразлично, какие отношения отныне будут связывать вас с лордом, но этот разговор не для третьих лиц.

— Послушайте… — сквозь зубы процедил Трауш.

— Не о чем спорить. Разве кровопролитная стычка посреди церемонии не прямое доказательство того, что боги против?

Он причмокнул от осознания собственной правоты.

— К сожалению, — высокий лорд гаденько, совсем по — ребячьи ухмыльнулся, — ваши доводы бессмысленны. Наша с Сольд свадьба состоялась неделей раньше, а церемония в Ре — ре была лишь повтором в качестве дани уважения традициям Пограничья. Наш брак действителен, и белый жрец подтвердит вам это при необходимости.

И мы заговорщицки переглянулись, а после взялись за руки и крепко сжали ладони друг друга, чтобы никогда больше не расставаться.

…В тихом храме у Круглого озера трепещут свечи и пахнет медом. Мой голос срывается на последней фразе. Пальцы дрожат. А в глазах стоят слезы неверия. Но Трауш величественно прям и нисколько не переживает. И мне передается его уверенность.

— Боги услышали ваши клятвы. Можете переплести руны, — говорит жрец в белом одеянии.

Рука в руке. Красное плывет по черному. Узоры гасятся и выжигаются заново. И никого вокруг, кроме нас двоих.

— Ныне и впредь ваш брак свершен на небесах и земле, — жрец кланяется. — Берегите друг друга и правьте достойно.

Мы возвращаемся в поместье, где кипит работа по подготовке к "официальной" церемонии. Хитро переглядываемся и, не говоря ни с кем и ни о чем, идем в нашу спальню. В спальню, где я давным — давно впервые доверилась лорду и перестала бояться его. Где приняла его поцелуи и поверила горячему дыханию.

Мы молчим, ведь в словах нет истины. Она во взгляде с искорками и закушенной губе. В мимолетных касаниях. И что бы ни произошло на городской церемонии, мы навсегда муж и жена.

— Я люблю тебя, моя леди, — ухо щекочет пьянящий шепот.

— Я люблю тебя, мой лорд, — отвечаю я, глотая слова от нехватки воздуха. Сегодняшняя ночь всецело принадлежит нам.

Конец.