В город, пропахший тухлой рыбой, корабль прибыл к полудню. Солнце покрывало соломенные крыши рыжей краской. Порт шумел, гомонил, ругался на разных диалектах и языках. Я ступила на трап, и за моей спиной стелились туманы.

— Госпожа, позвольте, — молоденький морячок, совсем мальчик, протянул ладонь, помогая спуститься на твердую землю. Истинная леди бы отказалась касаться чужака, но во мне не было ни капли истинности.

— Благодарю.

Туманные змеи обвили мои запястья, стряхивая прикосновение. Морячок сглотнул ком в горле. Туманов он не видел, но почувствовал их присутствие.

Я, слабейшая из рода, изгнанная родительницей и академией, самоучка, дурная кровь, приехала на Острова Надежды, чтобы отдать долги. Темные волосы были перевязаны лентой; простое платье в пол и перчатки до локтей — непримечательный образ, словно у аристократки, выбравшейся на прогулку в город.

Свободный извозчик караулил у первого же ресторанчика.

— Дом Шата, — сказала я, усаживаясь в повозку.

Этот островной город был обречен на вымирание. Он издыхал и вонял разложением. Здесь ютились отбросы общества, те, кому на большой земле не нашлось места. Посреди улиц подыхали рабы, пытавшиеся сбежать от хозяев, но пойманные ими. Их запирали в клетках, оставляя без питья или пищи, обрекая на мучительную смерть. Исполосованные спины гноились, вокруг живых мертвецов роились мухи.

Меня тошнило от здешних мест, и даже сейчас я прикрывала нос платком.

— Приехали! — крикнул извозчик.

Расплатившись и попросив дождаться моего возвращения, я ступила на брусчатку. Некогда богатый дом застыл мрачной громадиной. Краска на его стенах облупилась, скосилась крыша. Здесь продавали обычных рабов: не магов и не экзотов, поэтому дом Шата не был популярен и едва сводил концы с концами.

Я постучалась. На пороге появился управляющий, лысый и высокий. Он скользнул придирчивым взглядом по моей одежде, но остался доволен увиденным.

— Госпожа…

— Сольд Рене, — учтиво отозвалась я, ступая за порог.

— Госпожа Рене, вам назначено?

— Я хочу купить раба либо узнать, кому он был продан, — и добавила, постучав по поясной сумке: — Меня не пугает любая сумма.

Глаза управляющего зажглись довольным блеском. Он попытался взять меня под локоток, но я отстранилась.

— Госпожа, а зачем вам купленный раб? Давайте выберем другого! Вас интересует какой‑то конкретный сорт? У нас есть поступления с южных земель. Или, может, северный рынди — очень выносливый экземпляр с прекрасной регенерацией. Незаменим как в домашних, так и ратных делах.

Мы шли по узкому коридору, ведущему к подвальным помещениям. Дом разваливался, по стенам ползли трещины. И запах: страданий, боли и безысходности. Он разъедал ноздри.

— Мне нужен один — единственный раб, его имя — Дарго.

Управляющий остановился, пытаясь вспомнить, о ком речь.

— Помесок, север с югом, лет двадцать, светловолосый, — кратко описала я.

— Увы. — Управляющий развел руками. — У нас таких много, и по именам я их не различаю.

А возможно, он умер от болезни или недоедания, или побоев. В сердце болезненно кольнуло. Я пожала губы и глянула на управляющего с плохо скрываемым раздражением. Туманы начали обвиваться вокруг его шеи. В блеклых глазах появился испуг.

— Не гадайте, а поднимите архивные записи. Полгода назад он был в вашем ведении.

— Пройдемте в мой кабинет. — Управляющий указал рукой на неприметную дверь с позолоченной табличкой. — Распорядиться о напитках?

— Благодарю, нет.

Пока я сидела, изучая собственные ногти, управляющий суетился, гонял служанку в рабском ошейнике и просил принести ему записи за шесть месяцев. Просматривал их, качал головой и кричал на служанку вновь.

— Есть! — воскликнул и ткнул тонким пальцем на строчку. — Господин Розеншал, для личных целей, четыре месяца назад.

Он замялся.

— Продолжайте. — Я положила на стол один золотой.

— Думаю, он увез его в Янг. Господин Розеншал — светило столичной науки, долгое время набирал рабынь из молодых помесков. Теперь, видимо, ему понадобилась мужская особь.

Глаза защипало от дурного предчувствия. Эта поездка, возвращение сюда — всё зря. Дарго либо уже умер, либо доживает последние мучительные дни, будучи подопытным кроликом у какого‑то ученого. Бесы!

Туманы погладили по голове, дескать, успокойся. Я стряхнула их. О каком спокойствии может идти речь, если я обещала приехать за Дарго, но предала его?

Повозка везла меня обратно в порт. Ближайший корабль до столицы отплывал через час, и я должна была успеть на него взойти. Глаза чесались от подступающих слез. Когда‑то я обещала себе не плакать, но сейчас была готова разреветься. Ничего. Дарго, я спасу тебя. А заодно наведаюсь в столичную академию, коль уж всё равно придется остановиться в тех местах. То‑то порадуются тамошние преподаватели, завидев бывшую ученицу.

* * *

За плавание на уродливой развалюхе, именуемой кораблем, капитан содрал с меня целое состояние. Я без раздумий согласилась (следующее судно до столицы отправлялось через три дня) и, расположившись в личной каюте, уставленной бочками, задумалась: чем заняться по прибытии? Нельзя соваться прямиком к Розеншалю — если он почувствует за мной тени, проблем не оберусь. Да и кем я представлюсь? 'Девица, возжелавшая купить вашего раба'? Он поднимет меня на смех и будет прав. Перед тем, как напрашиваться в гости, нужно разведать обстановку. Хорошо, что в Янге есть академия чародейства и знахарств. Разузнаю через неё, кто такой Розеншал, и стоит ли его опасаться.

К вечеру я вышла на палубу, вдохнула полной грудью соленого воздуха. В сиреневом предзакатном небе проплывали облака. Над водой застыло безмолвие. Мои личные туманы укутали плечи прозрачной шалью.

— Не бойтесь, не замерзну, — пробормотала я, но шаль не исчезла.

Сзади донеслось цоканье, и я невольно оглянулась, чтобы рассмотреть ту, которая отправилась в дальнее путешествие на каблуках. Девушка, беловолосая и невероятно эффектная, что с картинки, застыла по правую руку.

— Плавание такое утомительное, — сказала, ни к кому не обращаясь. По всему выходило, что отвечать придется мне.

— Пожалуй.

— Литта.

Она протянула хрупкую ладошку.

— Сольд, — равнодушно ответила я.

— Как тебе капитан? — Литта склонилась ко мне для доверительного шепота. — Красавчик, коих свет не видывал!

Я пожала плечами, мол, не заглядываюсь. Обычный капитан, ни возрастом, ни мускулатурой, ни внешностью он не был мне симпатичен. Но Литта облизнулась как изголодавшаяся по мужскому телу соблазнительница.

— Гарантируй, что не станешь мне соперницей, теневая дева. — Она заулыбалась, и я даже в сумраках рассмотрела два выступающих передних клыка.

— Только не убей его, кровососка.

Янми, а передо мной стояла представительница этой плотоядной расы, обладали недюжинной силой и неукротимой похотью. Благодаря внешности и природному обаянию, они заманивали в свои сети всех без разбору, мужчин и женщин, питались их кровью, предавались плотским утехам, а после отпускали истощенных, но счастливых жертв на волю. Нельзя сказать, что те предъявляли к янми какие‑либо претензии, многие даже порывались вернуться. У кровопийц существовало всего одно нерушимое правило: не опустошать до дна.

Неудивительно, что Литта унюхала мою причастность к расе теней; чутье у янми на высшем уровне.

— Хочешь выпить? — предложила она. — У меня завалялась бутылочка отличного виски, припасенная специально для долгого странствия.

Наверное, стоило отказаться, но одиночество особо сильно сдавило грудь — и я кивнула. Вскоре мы сидели в её каюте, как две капли воды похожей на мою, и пили виски прямо из горла, закусывая вяленой говядиной.

— Куда путь держишь, красота? — лениво спросила Литта. — Просто побродить по Янгу али с конкретной целью?

— Второе. — Я покрутила бутылку, вчитываясь в этикетку. Вкус у напитка был незнакомо — сладковатый со слабой нотой травяной горечи. Но никаких особых символов о крае изготовления найти не удалось — типичный виски с Островов Надежды.

— Ну и скукота! Я к ней со всей душой, бутыль не пожадничала, а она нос воротит. Вот я, к примеру, еду на смотрины. Некий Ринальд — слыхала о таком? — разыскивает невесту.

Я расхохоталась в голос, чуть не подавившись куском мяса.

— Кто же тебя воьмет в жены? Раса, знаешь ли, накладывает соответствующий отпечаток.

— Ну, не в жены, так тайной возлюбленной. Которой, как известно, даров подносят больше, нежели законной супруге. — Литта кокетливо поправила локон и выхватила у меня бутылку. — А ты, когда разделаешься с делами, можешь присоединиться к смотринам, они будут проходить всю неделю. Спорим, меня оценят выше?

Но я покачала головой.

— Уже помолвлена.

— Ну и где твое кольцо? — В синих глазах появилось неверие.

Я стянула перчатку с левой руки, и на коже проступила багряная руна, оплетающая запястье и ладонь замысловатыми узорами. Литта долго рассматривала рисунок, а после раздосадовано цокнула.

— Я‑то думала, ты из тех краев, а ты нареченная лорда… бедняжка…

Не стала с ней спорить, хотя сама так не считала. Да, поначалу мое положение казалось безвыходным, но после я признала некие достоинства обручения с лордом Пограничья. Взять, к примеру, оберегающие туманы, подаренные на помолвку — занятная штуковина.

Мы немного поговорили о столице и том самом Ринальде, о котором я, кажется, слышала — богатый, но глуповатый маменькин сынок. И смотрины эти не ему нужны, но его матушке, которая не хочет отдавать свое чадо в абы какие руки. Литта разом поскучнела и даже призналась, что, возможно, от смотрин откажется. Бутылка быстро опустела, но пьяными мы себя не чувствовали. Ноги держали, голова была ясна. Занятное пойло; обычно мне достаточно пяти глотков, чтобы перед глазами плыло.

— А где ты взяла виски? — Я вновь всмотрелась в руны на стекле.

— Меня им поклонник на корабле угостил. — Литта хихикнула. — Как мужчина так себе, но в качестве дарителя сойдет. Я решила, что грех напиваться в одиночку, но все тут какие‑то унылые. Одна ты выделялась, этакая каменная дева, неприступная и безразличная ко всему. — Она подмигнула мне. — Кстати, ты сама откуда будешь, черты у тебя необычные?

Да уж, когда в ребенке намешано столько, сколько во мне, — получится самая причудливая смесь. Моя матушка чистокровная ави, одна из сильнейших ведьм в нашем поколении. От неё мне достались бледная кожа, темные, почти черные, волосы, стройность, граничащая с худобой, и огромные наивные глаза (что, между прочим, всегда раздражало, ибо меня считали дурехой и никогда не воспринимали всерьез). От отца, получеловека — полурынди — высокий рост, прекрасный нюх и дурной нрав. Конечно, типичной вспыльчивостью северной расы я не обладала, но и тихоней никогда не слыла.

— Моя мать — ави, — сказала я, не желая вспоминать об отце.

— О, так ты ведьма? — Литта принюхалась. — А по запаху и не скажешь.

— Потому что я полукровка, магического резерва во мне не наберется и грамма.

— Правда? Жа — алко.

Литта протяжно зевнула. Внезапно и мне захотелось спать, да так сильно, что я чуть не завалилась на бок. Пришлось собрать все силы и, пожелав спокойной ночи, пойти к себе, опираясь на стенку. Все‑таки алкоголь действовал, хоть и с запозданием.

Мне ничего не снилось, что удивляло, ведь перед самым отъездом Трауш предупредил:

— Я буду навещать тебя во снах.

Не знаю, как он это проделывал, но каждую ночь я оказывалась в одной из комнат поместья, дышала морозным воздухом Пограничья и видела будущего мужа. Сны были невероятно реалистичными, я помню каждую фразу, сказанную Траушем, помню полынный запах его тела. Но сегодня перед глазами плыла чернеющая пустота, и, признаться, мне стало не по себе.

Я проснулась, когда солнце взошло над горизонтом, с пустой головой и чувством дикого похмелья. Корабль качнуло, а меня чуть не вывернуло на дощатый пол. Чуть позже, склонившись над тихими морскими водами, я выплескивала из себя не только вчерашний ужин, но и, казалось, легкие. Вот так виски!

В самых расстроенных чувствах я постучалась к Литте, чтобы высказать ей всё, что думаю про вчерашнюю пьянку, а заодно забрать забытую перчатку (приходилось прятать руку в складках платья), но из каюты не раздалось и звука. Прекрасно! Спит без задних ног, пока я мучаюсь и головой, и животом одновременно. Малочисленные путешественники, выбравшиеся насладиться солнечной погодой, посматривали на меня с сожалением. Кто‑то даже протянул флягу с пресной водой, но я помотала головой.

Мучения длились целый день, а когда утихли, я вновь двинула к Литте. Тишина. Странно, неужели до сих пор не проснулась? Или уже очухалась и развлекается где‑нибудь с капитаном корабля? Но нет, капитан стоял на мостике, всматриваясь в бескрайний горизонт. Подумав, я воротилась в свою каюту и достала из сумки набор отмычек, купленный перед отъездом из Пограничья. Всё‑таки перчатку нужно забрать, иначе кто‑нибудь да рассмотрит руну на запястье и неизвестно, как отреагирует. Расу теней любили далеко не все, даже наоборот — большинство их боялось, а меньшинство презирало.

Замок щелкнул. Внутри ничего не изменилось, даже бутылка лежала там, где я её оставила — прикрытая соломенной подушкой. И пахло чем‑то вязким, сладким, но неприятным. Это заставило насторожиться. Я обошла каюту и поняла: вещей Литты нет. Ни одной, а вчера у стены стояла громоздкая сумка. Моей перчатки тоже не обнаружилось. Итак, что звучит правдоподобнее: янми выбросилась в воду вместе с одеждой или открыла портал посреди моря, что невозможно из‑за качки, и перенеслась куда подальше, прихватив мою перчатку? А может, попросту переехала к очередному кавалеру и, чтобы не мотаться на два 'дома', перенесла вещи к нему? Нет, тоже бред.

Думай, гудящая голова.

Я взяла бутылку и всмотрелась в остатки янтарной жидкости. Втянула носом аромат у горлышка. И только теперь почувствовала кисловатую нотку, которой вчера не было. Так пахнет дурман — трава на второй день после подмешивания в жидкость. Так вот откуда сны без снов и отвратное состояние поутру! Получается, Литту похитили? Но кто? И почему похититель не замел все следы?

Я прикрыла дверь и огляделась тщательнее. Ни следов борьбы, ни пятен крови — Литту попросту унесли спящей. Что ж, далеко она не делась, но лучше мне узнать, к кому конкретно ломиться.

Шаги я скорее не услышала, а почувствовала интуицией. В замочную скважину вставили ключ. Сейчас таинственный похититель (вряд ли снаружи гулена — Литта) поймет, что дверь открыта, а потом увидит меня…

Мамочки!

Не раздумывая и секунды, я прыгнула в открытую бочку, сверху надвинула крышку. По каюте ходил мужчина. Тяжелый неторопливый шаг, шумное дыхание. Я сидела, согнувшись в три погибели, и молила всех богов, чтобы он не подумал посмотреть на содержимое неплотно прикрытой бочки. Туманы вокруг ощерились, готовые напасть на обидчика.

Бутылка звякнула — наверное, поднял. Мужчина прошелся взад — вперед, с оханьем опустился на пол, затих. А затем ушел, закрыв дверь на ключ.

Я вылезла. В сердце стучало десятком молоточков. Еле справившись с дрожью и взломав замок заново, я побежала на мостик, но капитан не проникся интересом к случившемуся.

— С чего вы взяли, что ваша подруга пропала? — меланхолично вопросил он, почесав ямочку на подбородке.

— Её нет целый день.

— Мало ли куда упорхнула красивая женщина? — он похабно подмигнул. — Красавица, не выдумывайте ерунды, а лучше расслабьтесь. Нас ждет долгое плавание.

— Я заплачу.

В глазах появилось понимание. Как всё‑таки легко деньги помогают установить контакт между, казалось бы, совершенно разными людьми.

— Обещаю что‑нибудь предпринять, не волнуйтесь. — Капитан приобнял меня за талию, но я вывернулась. — С вашей беглянкой наверняка всё в порядке.

Мне бы его уверенность. Зачем кому‑то понадобилась обыкновенная, даже не благородных кровей, янми?

— Идите спать, госпожа, — заключил капитан. — Мы под каким‑нибудь предлогом прочешем корабль снизу доверху, а утром сообщим вам обо всем подозрительном, что найдем.

Не то, чтобы я ему поверила, но смирилась. Упав на колкую лежанку, я долго ворочалась и всё‑таки забылась болезненным сном.

* * *

Стены парадной залы покрылись коркой инея, причудливые узоры изрисовали окна и потолок, переплетаясь тончайшими ледяными нитями. Дыхание замерзало, и я, стоящая в одном платье, чувствовала, как замерзаю изнутри.

— Зачем же ты прячешься от меня, глупая девчонка? — услышала за спиной насмешливое.

Бесшумно, точно не касаясь пола, Трауш пересек расстояние, разделяющее нас. Сильные руки обхватили талию в кольцо, не позволяя вырваться. Холодные губы коснулись мочки уха.

— Твоё время скоро иссякнет.

Указательный палец тронул непослушную прядь волос.

— Я устал дожидаться тебя, Сольд.

— Прости…

— Молчи, — усмехнулся Трауш. — Ненавижу выслушивать оправдания.

Внезапно он замер, словно хищник перед атакой, прижал к себе так сильно, что я не сдержала стона.

— Просыпайся! — не просьба, но приказ.

И вытолкнул меня из моего собственного сна.

* * *

Лучше бы сон не кончался. Никакой холод не сравнится с ощущением, когда на горле смыкаются пальцы, и воздух, такой необходимый, внезапно кончается. Я захрипела.

— Тихо — тихо, — шепнул кто‑то надломленным голосом. — Не рыпайся и умрешь быстро.

После этих слов я забрыкалась куда активнее. Туманы замолотили по обидчику градом, но тот отмахнулся от них как от дуновения ветра. Перед глазами поплыло. Сердце замедлило бег. Удар — второй. До третьего я рисковала не дожить. Реальность отдалялась, в ушах морским прибоем шумела кровь.

Нет, нет и нет! Не ради того я прошла весь путь длиной в полгода, не для того выкарабкалась с того света, чтобы умереть задушенной на вонючей лежанке корабля.

В этот бросок я вложила все силы и скорее не повалила похитителя Литты (ну а кто это мог быть?) на пол, а кулем навалилась на него сверху. Секундное замешательство, за которое умудрилась нащупать на полу скинутый сапог и ударить им.

— Тварь!

Следующий неловкий удар пришелся в пах. Разъяренный от боли похититель скинул меня с себя как пушинку, заломил руки за спину. Наши взгляды встретились всего на секунду, но я успела установить зрительный контакт.

Трауш твердил, что умелый повелитель туманов способен довести жертву до беспамятства, лишить её рассудка. Но мои туманы приобретенные, и управляться ими я толком не научилась. Только бы не ошибиться!

Туманный зверь скользнул по мужскому телу, забрался в нос, заплелся в волосах. Получилось! Человек мотнул головой, глянув на меня по — новому, и ослабил захват, а затем и вовсе отскочил в сторонку.

Всё‑таки быть мне достойной повелительницей.

— С вами всё в порядке?! — спросил испуганно.

Голос сорвался на хрип, но я выдавила:

— Где Литта?

— Литта? Я не… она… кажется, она у меня в каюте, — с сомнением пробубнил похититель.

— Отведи меня туда.

Пока туманы воздействовали на его рассудок, он был безвреден, но любое неловкое движение могло разрушить связь, поэтому я старалась идти предельно медленно. Мы вышли на молчаливую палубу, освещаемую желтоглазой луной, в свете которой я разглядела похитителя: совсем молоденький, вчерашний юнец, кожа прыщавая, волосы сальные.

Он открыл дверь, та от порыва ветра стукнулась о стену. Связанная Литта, вполне живая, разве что до забытья накаченная какими‑то зельями, лежала в бочке, похожей на ту, где я пряталась. Она не проснулась, даже когда я вывалила её наружу. А когда ударила по щеке — лишь простонала. Всего несколько минут, и туманы в голове юнца растают, а значит, времени почти не осталось.

Второй удар я отвесила с куда большей мощью, даже нечаянно рассекла губу. Литта, распахнув веки, жалобно ойкнула.

— Что я… что ты…

— Жить хочешь?

Она непонимающе кивнула.

— Тогда вставай!

На негнущихся ногах Литта сделала два шага и чуть не рухнула прямо в объятия похитителя. Пришлось подхватить её под руки и тащить волоком. Дверь в свою каюту я забаррикадировала и только тогда взялась объяснять, что произошло. Литта без труда узнала в описании прыщавого юнца своего давешнего поклонника, так щедро поделившегося с ней виски.

— Но зачем ему я? — спросила и всхлипнула, начала ощупывать себя на предмет увечий. — Из‑за того, что отказала? Так он не в моем вкусе, мы же объяснились…

Я пожала плечами.

— Можешь спросить его при встрече. Хочешь, организуем прямо сейчас?

Не хотела.

— Тогда я иду к капитану, а ты сиди здесь. — Литта вскрикнула, но я не стала слушать возражения. — Заблокируй ход бочками и открывай на три стука.

Сказать, что капитан был шокирован — практически промолчать. Для начала он, конечно, с помощью матросов связал юного похитителя и запер его в трюме (предварительно избив до полусмерти, чего я, в общем‑то, не просила), а следом долго извинялся и клялся, что осмотрел всё, да ничего не нашел. Что‑то я ему не поверила: наверняка юнец приплатил плутоватому капитану или собирался заплатить ему позже — как‑то же он должен был вынести янми с корабля. В любом случае, он будет наказан.

Литта отворила дверь только после того, как я постучалась, назвалась полным именем и сообщила, что опасность ей не угрожает. Ну и постучала трижды, разумеется.

— Ужас! Меня никогда не воровали. — Между тем, хитрые глаза блеснули гордостью. Истинная янми, себялюбивая до невозможности, даже похищение рассматривала со стороны любования собой, ведь плохих‑то не похищают.

Я устало опустилась на край кровати.

— Ну, с почином тебя.

— Ага… Итак, теневая леди, расскажи‑ка о своих чудесных способностях. — Литта хлопнула в ладоши. — Как понимаю, лорд Пограничья обучил тебя запутывать разум людей?

— Это можно назвать свадебным подарком.

Я машинально коснулась туманного облака пальцами. Когда на наших ладонях с Траушем выплелись руны (моя алая что кровь, его черная как сама ночь), он пообещал оберегать меня от самой себя.

— Своеобразная штуковина, я, к примеру, больше люблю побрякушки.

— Честно говоря, о возможности подчинения я не подозревала до сегодняшнего дня.

— А чего ожидать от теневых чудил? Не тебе в обиду! — Литта покрутила рыжими кудрями.

— Да я и не обижаюсь. Дело в другом: мой жених виртуозно владеет туманами. — Не совсем правда: на меня внушение почему‑то действовало. — Но ведь я — помесок, причем никак не относящийся к теням. Туманы не должны слушаться чужачку. Но они… приняли меня, что ли.

Мы помолчали, каждая думая о своем.

— Слушай, а каково быть невестой… его?

Литта понизила голос до полушепота.

— Как будто за твоей спиной всегда кто‑то есть.

И ощущение присутствия не покидало даже во сне. Он смотрит, он изучает, он бдит.

Он поежилась.

— Несчастная, всё‑таки лучше бы дарил, как любой нормальный богатей, драгоценности. Подай ему такую идею, а?

— Всенепременно.

И я расхохоталась, вмещая в этот полубезумный смех весь страх от пережитого, всю боль и все надежды на то, что нам суждено встретить будущее вместе.

* * *

Столица встретила нас заунывным ветром и колкой моросью, летящей в лицо. Я накинула на волосы капюшон плаща, глянула в безжизненно — серое небо. Ну, здравствуй, родимый город, ты как всегда недоброжелателен.

— Сольд, помни, я твоя вечная должница и сделаю всё, о чём ты попросишь. — На прощание Литта коснулась моей руки, затянутой в перчатку.

Я как никто знала, сколь опасны долговременные клятвы — судьба непременно будет сталкивать нас вновь и вновь, заставляя отдавать друг другу долги. Нет ничего хуже обещания, которое не сможешь выполнить — поэтому лучше его не принимать.

— Давай так. Если мне когда‑нибудь понадобится помощь — окажи её по мере возможностей.

— Разумеется!

И она порывисто обняла меня, словно за неделю плавания мы из попутчиц превратились в закадычных подруг.

Литта уехала искать недорогой постоялый двор, чтобы отоспаться да помыться перед смотринами, а я тупо пялилась на устремившийся ввысь дом из гранита, смотрящий с вершины холма на остальные домишки как строгий надзиратель. Он был виден из любой точки Янга. Мне — туда.

Спустя два часа изнурительной езды по узеньким улочкам (столица росла, ширилась, а дороги всё ужимались) я оказалась у ворот академии чародейства и знахарств. Переливающиеся радугой флажки, сотворенные колдовством, трепетали под порывами ветра. Неизменная растяжка 'Преклони свое колено, странник, ибо тут был заложен первый камень Валонии' блестела в солнечных лучах сусальным золотом.

Скучающий привратник лениво преградил дорогу алебардой. Его едва осязаемая магия ощупывала мои эмоции: о чем я думаю, причиню ли вред стенам или обитателям академии.

Непременно. Неспроста Сольд с языка ави — 'разрушение'.

— Вам назначено?

— Назовите светлому декану Иттану Берку имя Сольд Рене.

Он, кивнув, прикрыл веки. Телепатия — незаменимая вещь, когда нужно быстро и качественно донести информацию. Она подвластна далеко не каждому колдуну и делится на два вида: звуковая и эмоциональная, то есть передающаяся или словами, или чувствами. Вторым овладеть легче, но первое выше ценится. В академии есть специальный факультет, обучающий телепатов — и конкурс на место там просто огромен. Всё потому, что эта профессия невероятно востребована: в любой крупной конторе мира не обойдется без парочки телепатов.

— Проходите. — Привратник убрал алебарду.

Ворота распахнулись сами, без скрипа, без единого звука. Выпрямившись так, что хрустнуло в позвоночнике, я шагнула во внутренний двор академии. На душе было тяжело и дымно.

Меня встретила замогильная тишина и непривычная пустота. Никто из адептов не наслаждался погожим утром с книжкой в руках, не сидел на мраморных скамейках у круглого фонтана, не гонялся, атакуя друг дружку пустяковыми заклинаниями. Мне стало не по себе.

Семиэтажный студенческий корпус, выше которого не было во всей стране, вызывал священный трепет у любого первокурсника. В его подвалах — лабиринтах призывали нечисть и боролись с нею же, с астрономической башни рассматривали звезды, в ходах и выходах можно было запутаться и потеряться на неделю — другую. Поговаривали, что раз в десятилетие коридоры самостоятельно перестраивались, поэтому до сих пор не было нарисовано подробной карты академии.

Его нутро ничуть не изменилось за годы: всё тот же алый ковер, стелющийся по полу, те же портреты архимагов в позолоченных рамах, увитые плющом стены. Под потолком в жирандолях трепетало пламя сотен свечей. Мне попадались редкие студенты, но какие‑то зашуганные, старающиеся скорее улизнуть куда подальше.

Каждому факультету (а всего их было шесть) выделялся этаж, и, насколько я помню, светлому декану достался третий. Я долго отстукивала каблуками эхо, пока не набрела на дверь, табличка на которой была инкрустирована драгоценными камнями. Стучаться не стала, по — свойски вломилась внутрь.

— Здравствуйте, госпожа Рене. — Светлый декан отвесил шутливый полупоклон.

Он поднялся с обитого бархатом кресла и шагнул ко мне, а после сдавил в поистине медвежьих объятиях. Я пискнула. Иттан отошел на шаг назад, склонив голову, и задумчиво оглядел меня сверху донизу.

— Тени? — с удивлением спросил он.

— Обо всём по порядку, — ответила я, усаживаясь на диванчик для гостей. — Угостишь кофе?

Иттан щелкнул пальцами, и спустя пять минут к нам примчалась молоденькая секретарша — помесок, одетая в облегающее платье, едва прикрывающее бедра, которая расставила на хрустальном столике кружки, молочник и чайник с ароматным кофе цвета самой тьмы. Всё это время мы молчали. Точнее — разговаривали друг с другом взглядами.

'Ты сбрендила?' — читалось во взгляде Иттана.

'Почти', — ехидно отвечали мои глаза.

'Ты обо всём мне поведаешь'

'Непременно'

Кабинет был под стать хозяину: роскошный и изящный, выдержанный в строгих тонах, без единой капли легкомысленности. У окна стоял стол из мореного дерева, заваленный бумагами. Посреди того высились весы из серебра, обе чаши которых, белая и черная, пребывали в равновесии. К западной стене пристроился шкаф из хрусталя, его полки были забиты старинными книгами. У восточной находился диванчик, на котором сидели мы.

Иттан заговорил лишь в тот момент, когда разлил кофе по миниатюрным чашечкам:

— Госпожа, с чем пожаловали в наши негостеприимные края?

Я хмыкнула, помешивая сахар. В аристократических кругах считалось, что пить дорогущий кофе, приправленный сладостью, — издевательство над благородным напитком, но иначе я не любила.

— Тебе о чем‑нибудь говорит имя Розеншал?

Иттан нахмурился. Ему, голубоглазому блондину, чистейшему человеку без единой примеси (дикая редкость в условиях, когда все расы смешались меж собой), графу в десятом поколении, это не шло.

— Совсем о немногом. Сильнейший темный колдун, ему предлагали должность преподавателя академии, разумеется, он отказался. Слухи о господине Розеншале ходят самые разные, но радушным и гостеприимным этого человека не назвать. Скорее — скрытым донельзя. Поговаривали даже об увлечении некромантией, но дальше обвинений дело не зашло. Наши сканеры не засекли призыва мертвых. Тебя с ним что‑то связывает?

— Возможно.

Я отпила глоток, наслаждаясь тем, как обжигающий кофе маслянистой каплей скатывается по горлу. Иттан склонился почти нос к носу.

— Говори, Сольд.

— Он приобрел крайне необходимого мне раба, а я обязана выкупить того.

Ясное дело, Иттан не понимал ничегошеньки из сказанного, ведь он не догадывался о моей жизни после изгнания. А вот я жадно следила за газетными статьями о назначении самого молодого декана в истории академии, о его успехах и провалах, о возрождении почти мертвого факультета света (в современных условиях маги, способные навести порчу, оплачивались куда выше тех, кто мог её снять).

— Начинай с самого начала. И не забудь поведать о том, откуда на твоем запястье обручальная руна.

В голосе зазвенел холодок обиды, и я заговорила кратко, но обо всем подряд. Нам понадобился целый час времени, чтобы обсудить мою жизнь от момента позорного изгнания из академии до приезда в Янг

С Иттаном я познакомилась на десятом году жизни. Мы были похожи во всем, кроме одного: Иттан с младенчества проявлял невероятную тягу к магии, меня же боги наградили почти нулевым резервом. Зачем такую, как я, отправили учиться? Когда твоя родительница занимает высокий пост, у тебя нет иного выбора. Мать бы засмеяли, разузнав, что её дочь ничтожна, поэтому я поступила на факультет магического ремесла, чтобы получить минимальные знания, развить скудные способности и обучиться какому‑нибудь занятию, отдаленно связанному с колдовством.

Так вот, Иттан с первых дней взял надо мной шефство. Он помогал с домашними заданиями и практикой, делился своим резервом, наполняя мой, огрызался на тех, кто имел наглость назвать меня пустышкой. Мы были друзьями, и я надеюсь, что так оно и осталось.

— Из всего произошедшего ясно одно: ты лезешь во что‑то крайне нехорошее, — подытожил Иттан. — Начиная от обручения, свершенного без твоего согласия, и заканчивая поиском раба. Уезжала бы ты отсюда, Сольд. Если вопрос в деньгах — я найду сколько угодно золота.

— А куда я денусь? — Губ коснулась усмешка. — Где меня не отыщут тени?

— Придумаем! — Он сжал кулаки.

— Иттан, пожалуйста, прекрати. Я не прошу направить меня на путь истинный, лишь помочь информацией.

Его кивок получился вымученным.

— Я добуду тебе сведения о Розеншале, но обещай не соваться к нему, предварительно не обсудив план действий со мной. Что до твоего лорда…

Я приложила палец к губам.

— Забудь. Расскажи лучше, как вы тут поживаете? Почему адепты стали такие скрытные, где былые разгильдяи с факультета света? Ты держишь их в ежовых рукавицах?

Я гаденько хихикнула, но, заметив, как понурился Иттан, вмиг посерьезнела.

— С нашими студентами происходит неладное, за два месяца семеро лишились сил.

— Но как?!

По грудной клетке расползся морозец. Иттан вздохнул.

— Мы сами не понимаем, но симптомы те же, что у тебя. В один момент — полное бессилие. Одна девочка, подающий надежды целитель, ещё вчера залечивала чужие раны, а сегодня не способна регенерировать даже свои царапины. Весы правосудия склонились к отчислению. — Иттан с неприязнью посмотрел на черно — белые весы.

Когда‑то именно они уронили черную чашу к подставке, что означало — я изгнана.

— И что будешь делать?

— По правилам — отчислять, но не семерых же. Пока они живут здесь, а высшее руководство уже намекает, что жалость — худшее качество декана. — Он вплел пальцы в волосы. — Это катастрофа! Студенты в панике, все подозревают друг друга в ведьмовстве или высасывании резерва, коллективный дух рухнул. А самое страшное, что все семеро обучались на моем факультете.

Не только страшно, но и подозрительно. Да, бывало, что маг исчерпывал запас (как было со мной), но это исключение из правил. Семь исключений на один факультет? Многовато.

— Вы проверяли комнаты? — Я начала крутить в пальцах ложку, чтобы сосредоточиться. — Возможно, наложено проклятие? Всё как прежде?

Кажется, он возмутился. Ну да, подвергла сомнению качество проверки лучших поисковиков страны. И всё‑таки случалось такое, что вещь, незаметную глазу архимага, мог обнаружить любой первокурсник.

— Мы обшарили замок, разобрали по кирпичику залы, перекопали двор, выкорчевали все деревья, перетягивающие энергию, и переплавили три сотни амулетов. В глазах половины академии я выгляжу чокнувшимся.

Неудивительно. Странно, как ему ещё не пригрозили отстранением от обязанностей. Или пригрозили, просто Иттан постеснялся мне рассказать?

— А если… — начала я, но закончить помешал стук в дверь.

— Войдите, — устало отозвался Иттан.

— Господин светлый декан, у вас на десять утра назначена встреча, — не сказала — пропела юная секретарша, стрельнув глазками в сторону графа.

Иттан кивнул.

— Прости, Сольд, мне пора идти.

— Ничего страшного, — я улыбнулась. — Последняя просьба. Могу я остановиться где‑нибудь в академии? К матушке ехать как‑то не хочется.

— Без проблем! — Иттан глянул на застывшую в дверях секретаршу. — Приготовьте нашей гостье спальню. Сольд, если что понадобится — зови. В пределах спального корпуса разрешена любая телепатическая магия. — И тут, додумавшись, что и кому сказал, Иттан поправился: — Точнее — я прикажу приставить к тебе личного слугу.

Но я отмахнулась.

— Не стоит, где столовая, я прекрасно помню и дойду до неё сама. Что до остального — справлюсь.

Грациозная (на мой взгляд, даже слишком; как она не падала на высоченных каблуках, и кто вообще позволил носить каблуки в пределах академии?) секретарша повела меня по путаным коридорам к комнате, и как я не старалась завести ненавязчивый разговор, натыкалась на стену молчания. Кроме 'как вам будет угодно', 'да', 'нет', 'простите, вам лучше спросить об этом у господина светлого декана', я ничего не услышала.

Спальня была обставлена аскетично: грубо выструганные кровать, стол, стул, одностворчатый шкаф — вот и всё убранство. Ни тебе милых штор в рюшку, ни картин, ни амулетов у изголовья кровати. Разве что на столе имелась кипа чистой бумаги и писчие принадлежности.

— Куда прикажете отправить слугу за вашими вещами? — не переступая порог, уточнила секретарша.

— Я путешествую налегке. — По правде, за несколько недель пути одежда окончательно истрепалась, и, думаю, запах я источала малоаппетитный. Впрочем, у меня есть деньги, почему бы не опустошить лавки столицы, прикупив себе милых сердцу безделиц? Так сказать, пора бы воспользоваться статусом невесты лорда.

— Хорошо. Если вы разрешите, я пойду. — Секретарша глянула исподлобья.

Я пожала плечами. Её недовольство было каким‑то детским, наигранным. Чем ей не угодила гостья светлого декана?

Но думать над этим я не стала. Разделась и плюхнулась в кровать мешком. Туманы обвились вокруг пальцев, свернулись клубочком и затихли, мурлыча в ухо точно котята.

* * *

В разожженном камине весело потрескивали поленья. Я присела к самому огню, грея замерзшие ладони. Рыжеватые, что лисы, языки потянулись к рукам. Жар опаливал щеки. Стены залы рыдали навзрыд, пока с них стекала ледяная корка. Живое пламя в поместье лорда — редкость, и я по достоинству оценила жест, оказанный специально для меня.

Он ждал.

В комнате потеплело. Мне нестерпимо захотелось раздвинуть тяжелые портьеры, впустить внутрь солнечный свет, такой нелюбимый правителем Пограничья. За окнами осень срывала с редких деревьев листву, ревел обезумевший ветер, точно потерявший кого‑то важного. Там было холодно, а здесь расцветало тепло.

Я прикрыла веки, наслаждаясь покоем, а затем подошла к фортепиано, задвинутому в дальний угол. На крышке скопился сантиметровый слой пыли — Трауш ненавидел этот музыкальный инструмент, но никогда не рассказывал, почему. К нему не прикасались ни заезжие музыканты, ни приближенные лорда, ни слуги. Но моего нареченного рядом не было, потому я рискнула поднять крышку.

Пальцы пробежались по клавишам, вспоминая сладостное ощущение, когда звук рождается из пустоты. Но мелодия не складывалась, даже простенькая, вызубренная наизусть за время обучения. Я, позабыв обо всём от огорчения, упала на банкетку. Нога коснулась педали, в голове выстраивались в рядок ноты.

Получилось не сразу, но когда полилась мелодия, гладкая и ровная — я возликовала. Нажатие, второе, легкий перескок. Плакали стены, согреваемые жаром камина, одинокий луч солнца скользил по полу. Зала ожила.

— Красиво.

Я не заметила, как за спиной появился Трауш. Сердце ухнуло к пяткам и затрепыхалось там раненой птицей. Он наверняка рассвирепел, услышав мою неумелую игру. Пускай во сне, не наяву, но я нарушила правила, которые обещала беспрекословно соблюдать.

— Извини! — Попыталась подняться.

Тяжелые руки легли на плечи.

— Продолжай.

Меня взяла крупная дрожь, по коже посыпались мурашки, но пальцы двигались на ощупь. Трауш провел ладонью по моему позвоночнику, ласково тронул шею. Его туманы переплелись с моими, становясь единым целым.

Мелодия кончилась, пронзительно тренькнув на прощание. Я замерла.

— Почему ты не рассказывала о своем таланте, Сольд? — В хрипловатом голосе звучало изумление.

— Ты не спрашивал. — Во рту отчего‑то пересохло.

— Повернись.

Но я не сумела сдвинуться с места, словно отказали все конечности разом. Сейчас как никогда я ощущала, что всего лишь сплю и не имею власти над собственным телом.

— Повернись, — почти взмолился Трауш.

Мне пришлось собрать всю силу воли, чтобы двинуться вбок. Обжигающе горячие ладони обхватили моё лицо. Глаза цвета непогоды пристально исследовали меня всю, будто я была нага и абсолютно беззащитна.

— Сольд, возвращайся. Я скучаю по тебе.

Он скучает?.. Не может быть!

Мое недоумение потонуло в поцелуе, горьком как лебединая песня.