Массовый протест черного населения на Севере и Юге США в 50 — 60-х годах XX в. оказался полной неожиданностью. Но, пожалуй, он должен был произойти. Память угнетенных нельзя уничтожить, и люди с такой памятью всегда готовы к бунту. Для чернокожих американцев это были воспоминания о рабстве, а также о сегрегации, линчевании, унижении. И они касались не только прошлого, но и действительности — части повседневной жизни негров из поколения в поколение.

В 30-х годах XX в. Ленгстон Хьюз написал стихотворение «Гарлем»:

Что получится из несбывшейся мечты Может быть, она усохнет, как изюминка на солнце? Может быть, она пропахнет, как гнилое мясо? Или в ней, как в язве, начнется нагноение? Иль она засахарится, как варенье? Может быть, под собственной тяжестью согнется? Или же — взорвется [203] ?

В обществе, где существует жесткий, пусть и не бросающийся в глаза контроль, тайные мысли могут находить выражение в искусстве, что и происходило в общине чернокожих американцев. Возможно, блюз при всей своей патетике скрывал в себе ярость; а джаз, каким бы он ни был радостным, нес зерна протеста. Существовала еще поэзия — где мысли уже не скрывались. В 20-х годах XX в. К. Маккей, один из представителей течения, которое получит название «Гарлемский Ренессанс», написал стихотворение, помещенное Г. К. Лоджем-младшим в «Конгрешенл рекорд» как пример опасного брожения среди чернокожей молодежи:

А если умирать, то умирать, как загнанное стадо кабанов, Чью проклятую участь не понять голодной своре сумасшедших псов. О, доблестно умрем, коль умирать… Спиной к стене, лицом к кровавой сваре, Предсмертные, ответные удары! [204]

Стихотворение К. Каллена «Случай» пробуждало воспоминания — разные, но вместе с тем очень похожие, — связанные с детством любого черного:

Однажды в Балтиморе, Когда я шел домой, Мальчишка увязался вдруг по улице за мной. Я был в то время лет восьми А он — еще моложе. Эй, черномазый! — крикнул он и начал строить рожи. Я прожил в этом городе от лета и до лета. Но из всего, что видел там, Запомнил только это [205] .

Во время инцидента с «ребятами из Скоттсборо» Каллен написал горькое стихотворение, отметив, что белые поэты берутся за перо, чтобы протестовать против многих случаев несправедливости, но, когда это касается чернокожих, большинство из них молчит. Вот его заключительная строфа:

Бесспорно, я сказал, поэты будут петь. Но не слышно никого. Интересно — отчего [206] ?

Даже внешняя покорность — поведение в реальной ситуации, подобное поведению дяди Тома, то комичного, то раболепного негра, смеющегося над собой, и осторожного, — скрывала в себе неприятие, ярость, энергию. Чернокожий поэт П. Л. Данбар в эпоху черных менестрелей, ставших на рубеже веков необычайно популярными, создал стихотворение «Кругом личины»:

Кругом личины. Нрав наш пылкий Скрывают лживые ухмылки. … После, хоть под ногами топь, — И что нам до врагов злочинных, — Кругом личины [208] .

Два чернокожих исполнителя того времени выступали с менестрельными песнями и в то же время высмеивали их. Когда Б. Уильямс и Д. Уокер объявляли себя на афишах «двумя настоящими енотами», они, по словам Н. Хаггинса, «намеревались придать стиль и комическое достоинство выдумке, созданной белыми людьми…».

К 30-м годам многие чернокожие поэты сбросили маски. Л. Хьюз написал стихотворение «Эпилог»:

И я пою про Америку. Я — черный брат. Меня отсылают на кухню, Когда приходят гости. Но я смеюсь, И ем, И крепну. Завтра Я сяду за стол, Когда придут гости. Никто не посмеет Сказать мне: «Ступай на кухню», Тогда И они Увидят, как я красив, И устыдятся — И я ведь — Америка [209] .

Гвендолин Беннетт писала:

Я хочу видеть гибких негритянских девушек Черными силуэтами на фоне неба В часы заката… Я хочу слышать пение Вокруг языческого костра Странной черной расы… Я хочу чувствовать, как растет Душа моего печального народа, Скрытая за улыбкой менестреля.

А вот стихотворение в прозе, написанное Маргарет Уокер, — «Моему народу»:

… Пусть появится новая земля. Путь родится другой мир. Пусть кровавый мир запечатлеется в небесах. Пусть выступит вперед второе поколение, преисполненное мужества, пусть созреет народ, любящий свободу, пусть красота, исполненная исцеления, и сила последней схватки пронизывают наш дух и нашу кровь. Пусть пишутся воинственные песни и пусть исчезнут погребальные песни. Путь поднимется ныне раса людей и встанет у руля!

К 40-м годам приобрел известность Р. Райт, талантливый чернокожий романист. Его автобиография 1937 г. «Черный» содержит бесконечное число откровений: например, о том, как чернокожих натравливали друг на друга, о том, как его подначивали драться с другим негритянским мальчиком для увеселения белых. «Черный» откровенно обнажает все унижения и далее:

Белый Юг похвалялся, что знает, чем дышат «черномазые», а я был именно «черномазый», и меня он совершенно не знал, не представлял себе, что я думаю, что чувствую. Белый Юг определил мне мое «место» в жизни — я никогда не знал своего «места», вернее, чутьем отвергал то «место», которое отвел мне Юг. Я никогда не мог смириться с тем, что я в чем-то хуже других. А то, что говорили белые южане, не могло поколебать моего убеждения, что я — человек.

Такие настроения присутствовали в поэзии, прозе, музыке, иногда в замаскированном виде, иногда открыто, и демонстрировали признаки того, что люди не задавлены, находятся в ожидании, в напряжении, как сжатая пружина.

В «Черном» Райт пишет, как чернокожих детей в Америке учат хранить молчание. Но наряду с этим:

Как воспринимают негры тот образ жизни, который вынуждены вести? Что они говорят о нем, когда оказываются среди своих? Я думаю, что на этот вопрос можно ответить одним-единственным предложением. Один из моих друзей, лифтер, однажды сказал мне:

«Боже мой, брат! Да когда бы не их полиция и линчующие банды, здесь бы такое началось!»

Ричард Райт на некоторое время стал членом Компартии (он рассказывает об этом периоде жизни и о своем разочаровании в книге «Бог, который потерпел поражение»). Известно, что коммунисты обращали особое внимание на проблему расового неравенства. Когда в 30-х годах в Алабаме шли суды над «ребятами из Скоттсборо», именно Компартия встала на защиту молодых чернокожих, заключенных в тюрьму в первые годы Великой депрессии вследствие беззакония южан.

Партия подверглась нападкам со стороны либералов и НАСПЦН, обвинявших ее в использовании этой проблемы в своих собственных целях, что отчасти являлось правдой. Но черные были реалистами и понимали, как трудно обрести белых союзников с безупречными мотивами. Существенно было и то, что чернокожие коммунисты на Юге заслужили восхищение негров тем, как они работали, несмотря на огромные препятствия. Среди них выделялся Хозиа Хадсон, чернокожий организатор безработных в Бирмингеме. В Джорджии в 1932 г. девятнадцатилетний черный юноша по имени Анджело Херндон — его отец-шахтер умер от пневмонии, а сам он мальчиком работал в шахтах Кентукки — стал членом бирмингемского совета безработных, организованного коммунистами, а затем и сам вступил в партию. Позже он писал:

Всю свою жизнь я трудился в поте лица, меня шпыняли и подвергали дискриминации. Я лежал на животе в шахтах за несколько долларов в неделю и был свидетелем того, как мою плату разворовывали и урезали, а моих друзей убивали. Я жил в самой худшей части города и ездил на автобусах за загородкой «Для цветных», как будто бы во мне было что-то отвратительное. Я слышал, как меня называли «ниггером», «черномазым» и должен был отвечать «Слушаюсь, сэр» каждому белому независимо от того, уважал я его или нет.

Это всегда казалось мне отвратительным, но я никогда не думал, что можно что-нибудь сделать. И вот неожиданно я отыскал организации, в которых вместе были негры и белые, они работали сообща и не обращали внимания на разницу в расе или цвете кожи…

Херндон стал активистом Компартии в Атланте. Он и его товарищи создали в 1932 г. квартальные комитеты советов безработных, добивавшихся вспомощестований на квартплату для нуждающихся. Они организовали демонстрацию, в которой участвовали 1 тыс. человек, в том числе 600 белых, и на следующий день городские власти проголосовали за выделение 6 тыс. долл. на помощь безработным. Но вскоре после этого Херндон был арестован, содержался в заключении без права переписки и был обвинен в нарушении статута Джорджии против подрывной деятельности. Он вспоминал о своем судебном процессе:

Власти штата Джорджия продемонстрировали литературу, изъятую из моей комнаты, и зачитывали абзацы из нее присяжным. Они тщательно допрашивали меня. Считаю ли я, что хозяева и правительство обязаны платить страховку безработным трудящимся? Что негры должны быть полностью равноправными с белыми? Согласен ли я с требованием самоопределения «черного пояса» — что негритянскому населению должно быть разрешено управлять территорией «черного пояса», изгнав оттуда белых землевладельцев и правительственных чиновников?

Думаю ли я, что рабочий класс может управлять фабриками, шахтами и возглавить правительство? Что хозяева не нужны вовсе?

Я сказал им, что я верю во все это, — и более того…

Анджело Херндон был осужден и провел в тюрьме пять лет, пока Верховный суд не признал неконституционным статут Джорджии, в соответствии с которым Херндон был признан виновным. Именно такие люди среди черных, казавшиеся истеблишменту опасными своей воинственностью, становились еще опаснее, если были связаны с Компартией.

Имелись и другие, с теми же связями, что еще более увеличивало угрозу: Бенджамин Дэвис, черный адвокат, защищавший Херндона на процессе; люди, имевшие национальное признание, как певец и актер Пол Робсон или писатель и ученый У. Дюбуа, не скрывавшие своих симпатий к Компартии. Негр не был таким антикоммунистом, как представитель белого населения. Он не мог себе этого позволить, у него было слишком мало друзей, так что Херндон, Дэвис, Робсон, Дюбуа, какой бы хуле ни подвергались их политические взгляды в стране в целом, своим боевым духом снискали восхищение черной общины.

Воинственное настроение чернокожих, проявлявшееся то тут, то там в 30-е годы, было приглушено во время Второй мировой войны, когда нация, с одной стороны, осудила расизм, а с другой — поддерживала сегрегацию в вооруженных силах и предоставляла чернокожим лишь низкооплачиваемую работу. Когда война закончилась, на расовое равновесие в Соединенных Штатах стал влиять новый фактор — беспрецедентный подъем освободительной борьбы цветного населения в странах Азии и Африки.

Президент Гарри Трумэн был вынужден считаться с этим, особенно в условиях холодной войны с Советским Союзом, с учетом того, что протест населения с иным цветом кожи в бывших колониях грозил принять марксистские формы. Расовый вопрос требовал решительных действий, а не просто мер по успокоению чернокожего населения страны, сначала ободренного обещаниями военного времени, а затем обескураженного сохранением прежних условий существования. Эти действия требовались и для того, чтобы показать миру: Соединенные Штаты способны дать ответ на критику коммунистами самого вопиющего порока американского общества — расовой дискриминации. Некогда оставшееся незамеченным высказывание У. Дюбуа, теперь, в 1945 г., звучало грозным предостережением: «Проблема XX в. — это проблема межрасовых барьеров».

Трумэн в конце 1946 г. сформировал Комитет по гражданским правам, который рекомендовал расширить отдел гражданских прав в министерстве юстиции, создать постоянную Комиссию по гражданским правам, одобрить Конгрессом законы против линчевания и дискриминационного голосования, а также предложил новые законы по отмене расовой дискриминации в сфере труда.

Комитет Трумэна откровенно объяснял мотивы подобных рекомендаций. Да, заявляли его члены, существует «моральная причина» — предмет совести. Но существует и «экономическая причина» — дискриминация дорого обходится стране, является растратой ее талантов. И что, возможно, более важно, имеются причины международного характера:

Наше положение в послевоенном мире настолько жизненно важно для будущего, что малейшие наши действия имеют далеко идущие последствия… Мы не можем закрыть глаза на тот факт, что наша политика в области гражданских прав стала международной проблемой. Мировая пресса и радио переполнены этим… Те, кто исповедует враждебную нам философию, подчеркивают — и бесстыдно искажают — наши недостатки.

…Они стараются доказать, что наша демократия является пустым обманом, а наша нация — последовательным угнетателем обездоленных. Американцам это может показаться смехотворным, но это крайне важно и весьма беспокоит наших друзей. Соединенные Штаты не столь сильны, окончательный триумф демократического идеала не столь неизбежен, чтобы мы могли игнорировать то, что мир думает о нас или о наших делах.

США участвовали в мировых делах в невиданных прежде масштабах. Ставка была велика — мировая гегемония. И как отмечал упомянутый Комитет, «малейшие наши действия имеют далеко идущие последствия».

Поэтому Соединенные Штаты предприняли ряд небольших шагов, надеясь, что это окажет значительное воздействие на ситуацию. Конгресс не торопился с принятием законодательства, к которому призывал Комитет по гражданским правам. Но Трумэн — за четыре месяца до президентских выборов 1948 г. и в условиях соперничества с левым кандидатом от ППА Генри Уоллесом — издал исполнительный приказ, призывавший вооруженные силы, в которых во время Второй мировой войны сохранялась сегрегация, «как можно скорее» начать следовать политике расового равноправия. Этот приказ, возможно, был связан не только с выборами, но и с необходимостью укрепления морального состояния чернокожих в армии перед лицом угрозы новой войны. Чтобы завершить процесс десегрегации в войсках, понадобилось более десятилетия.

Трумэн мог бы издать исполнительные приказы и применительно к другим областям, но он этого не сделал. Четырнадцатая и Пятнадцатая Поправки, наряду с совокупностью законов, принятых в конце 60-х — начале 70-х годов XIX в., давали президенту достаточно власти для искоренения расовой дискриминации. Конституция США требовала, чтобы глава государства исполнял законы, но ни один президент не воспользовался своей властью. Не сделал этого и Трумэн. Например, он призывал Конгресс к принятию законодательства, «запрещающего дискриминацию на транспортных средствах сообщения между штатами»; специальное законодательство 1887 г. уже запретило этот вид дискриминации, но его исполнение так и не было обеспечено конкретными мерами.

Между тем Верховный суд сделал шаги — спустя 90 лет после принятия Поправок к Конституции, провозглашавших расовое равноправие, — в этом направлении. Во время войны он постановил, что принцип «первенства белых», используемый для исключения чернокожих из процесса голосования в ходе первичных выборов (праймериз) в Демократической партии — на Юге это было, по существу, равносильно самим выборам, — является неконституционным.

В 1954 г. Верховный суд наконец отверг концепцию «разделенные, но равные», которую отстаивал начиная с 90-х годов XIX столетия. НАСПЦН подала в Суд ряд дел, направленных против сегрегации в государственных школах, и теперь в ходе рассмотрения дела «Браун против совета по образованию» Верховный суд провозгласил, что раздельное обучение школьников «порождает чувство неполноценности… способное оказать столь сильное воздействие на умы и души, что его, скорее всего, будет невозможно преодолеть». Утверждалось, что в сфере государственного образования, «концепция "разделенные, но равные" неприменима». Суд не настаивал на немедленных переменах: годом позже он решил, что сегрегированные учреждения должны интегрироваться «взвешенными темпами». К 1965 г., т. е. спустя десять лет со дня заявления о «взвешенных темпах», состояние дел в более 75 % школьных округов на Юге оставалось прежним.

Все же это было важное решение — ив 1954 г. по миру разнеслась новость, что американское правительство объявило сегрегацию вне закона. Также и в Соединенных Штатах, для тех, кто прежде не задумывался о привычном разрыве между словом и делом, это стало воодушевляющим знаком перемен.

То, что другим казалось быстрым прогрессом, для чернокожих было явно недостаточно. В начале 60-х годов весь Юг охватили выступления чернокожего населения. А в конце 60-х черные уже участвовали в открытых мятежах в сотнях городов Севера. Это явилось сюрпризом для тех, кто не помнил о рабстве и повседневном унижении, нашедших свое отражение в поэзии, музыке, периодических взрывах негодования, но еще чаще — в угрюмом молчании. Частью этой памяти были красивые слова, одобренные законы и принятые решения, которые так и остались бессмысленными.

Такой народ, с такими воспоминаниями и с таким чувством исторического прошлого, всегда был готов к бунту — словно часовой механизм, который никто не заводил, но который мог положить начало целому ряду непредвиденных событий. И эти события разыгрались в конце 1955 г. в Монтгомери — столице штата Алабама.

Спустя три месяца после своего ареста Роза Паркс, 43-летняя швея, так объясняла, почему она отказалась подчиниться городскому закону, предусматривавшему сегрегацию в автобусах, и решила занять место в «белом» отсеке:

Ну, во-первых, я проработала целый день. Я очень устала после целого дня работы. Я имею дело с одеждой, которую носят белые. Что не приходило мне в голову, но что я хотела знать: когда и как мы наконец определим свои права человеческих существ?. Просто так случилось, что водитель стал предъявлять требования, а я попросту не чувствовала необходимости подчиняться. Он вызвал полицейского, и я была арестована и помещена в тюрьму…

Чернокожие жители Монтгомери собрались на массовый митинг. Влиятельным человеком в их общине был Э. Д. Никсон, ветеран профсоюзного движения и опытный организатор. Было принято решение о бойкоте всех городских автобусов. Созданы парки машин для доставки негров на работу; большинство людей передвигалось пешком. В ответ городские власти осудили сто вожаков бойкота и заключили многих в тюрьму. Белые сторонники сегрегации прибегли к насилию. В четырех негритянских церквах были взорваны бомбы. Во входную дверь дома доктора Мартина Лютера Кинга, 27-летнего священника — уроженца Атланты, который являлся одним из лидеров бойкота, стреляли из ружья. К дому Кинга подкладывали взрывные устройства. Но чернокожее население Монтгомери упорствовало, и в ноябре 1956 г. Верховный суд признал сегрегацию на местных автобусных линиях незаконной.

События в городе стали началом. Они определили стиль и настроение широкого движения протеста, которое охватило Юг в последующие десять лет: эмоциональные собрания в церквах; христианские гимны, адаптированные к ведущейся борьбе; ссылки на утраченные американские идеалы; приверженность ненасильственным методам; стремление бороться и готовность приносить жертвы. Репортер «Нью-Йорк таймс» так описывал массовый митинг в Монтгомери во время бойкота:

Один за другим обвиняемые негритянские лидеры сегодня вечером выходили на кафедру в переполненной баптистской церкви, чтобы призвать своих последователей игнорировать городские автобусы и «вместе с Богом идти пешком».

Более 2 тыс. негров заполнили церковь от подвала до балкона и запрудили улицу. Они пели псалмы и песни, кричали и молились, падали без сил в проходах и изнывали от восьмидесятипятиградусной [210] жары. Они снова и снова призывали друг друга к «пассивному сопротивлению». Под этим лозунгом черные в течение 80 дней упорно бойкотировали городские автобусы.

На этом митинге Мартин Лютер Кинг явил образец того ораторского искусства, которое вскоре воодушевит миллионы людей на требование расовой справедливости. Он подчеркнул, что их протест касается не только автобусов, но имеет отношение ко всему тому, что «уходит корнями в толщу исторических архивов». Оратор заявил:

Мы знали унижение, мы знали брань, мы были ввергнуты в бездну угнетения. И мы решили подняться с одним лишь оружием протеста. Одно из величайших достоинств Америки в том, что у нас есть право на протест.

Если нас ежедневно арестовывают, эксплуатируют, топчут, — не позволяйте никому унижать вас настолько, чтобы вы их возненавидели. Мы должны прибегнуть к оружию любви. Мы должны найти сочувствие и понимание у тех, кто нас ненавидят. Мы должны осознать, что многих людей так долго учили ненавидеть нас, что они уже не вполне виновны в своей ненависти. Мы поднимаемся к жизни в полночь, и мы всегда на пороге новой зари.

Подчеркивание Кингом любви и ненасилия стало мощным и эффективным средством привлечения сочувствовавших последователей по всей стране, как среди белых, так и среди черных граждан. Но были чернокожие, считавшие этот призыв наивным и находившие, что наряду с заблуждающимися людьми, которых можно убедить любовью, есть и другие, с которыми нужно решительно бороться — и не только ненасильственными методами. Спустя два года после организованного в Монтгомери бойкота в городе Монро (Северная Каролина) узнали о бывшем морском пехотинце по имени Роберт Уильямс, президенте местного отделения НАСПЦН. Он стал известен из-за своего убеждения, что чернокожие должны защищаться против насилия, и, если потребуется, с оружием в руках. Когда местные куклуксклановцы напали на дом одного из руководителей НАСПЦН в Монро, Уильямс и другие чернокожие, вооружившись ружьями, ответили огнем. Ку-клукс-клан отступил. (Теперь эта организация все чаще сталкивалась с применявшейся ей же самой тактикой насилия; так, налет на общину индейцев в Северной Каролине был отбит ими с помощью ружей.)

Все же в последующие годы чернокожие жители Юга подчеркивали свою приверженность мирными действиями. Первого февраля 1960 г. четверо первокурсников негритянского колледжа в Гринсборо (Северная Каролина) решили посетить закусочную сети магазинов «Вулвортс» в центре города, где питались только белые. Им было отказано в обслуживании, а когда молодые люди не покинули заведение, оно было закрыто на целый день. Назавтра студенты вернулись, а потом день за днем сюда приходили другие чернокожие и молча сидели.

Через две недели эта тактика «сидячих» забастовок распространилась по 15 городам пяти южных штатов. Семнадцатилетняя второкурсница Колледжа Спелмана в Атланте Руби Дорис Смит услышала о том, что случилось в Гринсборо:

Когда был создан студенческий комитет… я попросила свою старшую сестру включить меня в список. И когда отобрали двести студентов для первой демонстрации, я была в их числе. С шестью другими студентами я выстояла очередь за едой в ресторане у здания Капитолия штата, но, когда мы подошли к кассиру, она отказалась рассчитать нас… Явился заместитель губернатора и потребовал, чтобы мы покинули помещение. Мы отказались и попали в тюрьму графства.

В своей гарлемской квартире в Нью-Йорке молодой негритянский учитель математики по имени Боб Мозес увидел в газетах фотографию участников акции протеста в Гринсборо. «У студентов на этой фотографии было такое выражение лица, несколько угрюмое, злое, исполненное решимости. Раньше негр на Юге всегда выглядел обороняющимся, исполненным низкопоклонства. На этот раз инициатива была в их руках. Они были молодыми людьми моего возраста, и я знал, что это имеет какое-то отношение и к моей собственной жизни».

Против участников «сидячих» забастовок применялось насилие. Но идея завладеть инициативой в борьбе против сегрегации укоренилась. В течение следующих 12 месяцев более 50 тыс. человек, в большинстве чернокожие, но также и белые, приняли участие в разнообразных манифестациях в сотне городов, более 3,6 тыс. человек было брошено в тюрьму. Но к концу 1960 г. вход в закусочные был открыт для черных как в Гринсборо, так и во многих других местах.

Через год после инцидента в Гринсборо группа сторонников расового равноправия с Севера, КРР (Конгресс расового равенства), организовала «рейсы свободы», в ходе которых черные и белые вместе путешествовали на автобусах, шедших через южные штаты, стремясь таким образом подорвать сегрегационные порядки, существовавшие в системе пассажирского транспорта между штатами. Подобная сегрегация давно уже являлась незаконной, но федеральное правительство никогда не добивалось исполнения закона на Юге; теперь президентом был Дж. Ф. Кеннеди, но и он, казалось, соблюдал осторожность в расовой области, рассчитывая на поддержку белых руководителей Демократической партии на Юге.

Два автобуса, выехавшие из Вашингтона (округ Колумбия) 4 мая 1961 г., держали путь на Новый Орлеан, однако так и не достигли пункта назначения. В Южной Каролине путешественники подверглись избиению. В Алабаме автобус подожгли. Участники «рейса свободы» были избиты: в ход пошли кулаки и железные прутья. Южане-полицейские не вмешались ни разу, равно как и федеральное правительство. Агенты ФБР вели наблюдение, делали заметки, но ничего не предпринимали.

В это же время ветераны «сидячих» забастовок, только что создавшие Студенческий координационный комитет ненасильственных действий (СККНД), приверженный мирным, но активным действиям за равноправие, организовали другой «рейс свободы», из Нэшвилла в Бирмингем. До начала рейса они обратились в министерство юстиции в Вашингтоне с просьбой о защите. Свидетельствует Руби Дорис Смит: «Министерство юстиции ответило отказом, заявив, что они не могут кого-либо защищать, но, если что-нибудь произойдет, они проведут расследование. Вы знаете, как они действуют…» Представлявшие разные расы участники «рейса свободы», организованного СККНД, были арестованы в Бирмингеме (Алабама). Они провели ночь за решеткой и были препровождены полицией на границу со штатом Теннесси. Однако через некоторое время вернулись в Бирмингем, сели на автобус до Монтгомери и (вскоре подверглись жестокому нападению со стороны белых, действовавших кулаками и дубинками. Путешественники возобновили свою поездку, направившись в Джексон (Миссисипи).

К тому времени участники «рейсов свободы» стали объектом выпусков новостей во всем мире, и правительство озаботилось тем, как предотвратить дальнейшее насилие. Генеральный прокурор Роберт Кеннеди, вместо того чтобы настаивать на их праве совершать поездки, не подвергаясь аресту, дал согласие на задержание участников рейса в Джексоне в обмен на их защиту полицией Миссисипи от возможного насилия со стороны толпы. Виктор Наваски в книге «Правосудие Кеннеди», посвященной Р. Кеннеди, отмечает: «Он не проявил колебаний, обменяв конституционное право участников "рейсов свободы" совершать поездки между штатами на гарантию сенатором Истлендом их права на жизнь».

Тюремное заключение не сломило дух этих людей. Они сопротивлялись, протестовали, пели, требовали свои права. Стокли Кармайкл позже вспоминал, как он и его друзья-сокамерники пели в тюрьме Парчмен в Миссисипи, а шериф угрожал лишить их матрасов:

Я вцепился в матрас и сказал: «Мне кажется, мы имеем право на них, и я думаю, вы несправедливы». А он ответил: «Я не хочу слышать всю эту чушь, ниггер» — и начал надевать наручники. Я не двигался и запел: «Я собираюсь поведать Богу, как ты относишься ко мне», и все стали петь. К тому времени Тайсон был явно вне себя. Он крикнул подручным: «Оставьте его!» — и вышел, хлопнув дверью и оставив всем их матрасы.

В Олбани (Джорджия), маленьком городке в южной глубинке, где все еще ощущалась атмосфера времен рабства, зимой 1961 г. прошли массовые демонстрации, которые повторились в 1962 г. Из 22 тыс. черных горожан более тысячи были брошены за решетку в наказание за участие в шествиях, собраниях и в протестах против сегрегации и дискриминации. Здесь во всех демонстрациях, как повсюду на Юге, участвовали маленькие чернокожие дети — новое поколение училось действовать. После одного из массовых арестов глава городской полиции записывал имена заключенных, выстроившихся в очередь перед его столом. Он поднял глаза и увидел негритянского мальчика лет девяти. «Как тебя зовут?» Мальчик посмотрел ему прямо в глаза и произнес: «Свобода, свобода».

Нет способа оценить воздействие этого движения на Юге на чувства целого поколения молодых афроамериканцев или проследить процесс их становления как активистов и лидеров. В графстве Ли (Джорджия) после событий 1961–1962 гг. черный подросток по имени Джеймс Кроуфорд примкнул к СККНД и стал сопровождать чернокожих обитателей в окружной суд для голосования. Однажды, после того как он привел туда женщину, к нему подошел заместитель регистратора. Другой член СККНД записал их разговор:

РЕГИСТРАТОР: Чего тебе надо?

КРОУФОРД: Я привел зарегистрировать эту леди.

РЕГИСТРАТОР: (дав женщине бланк для заполнения и отослав ее в другое помещение): Почему ты привел сюда эту леди?

КРОУФОРД: Потому что она хочет быть такой же гражданкой первого класса, как и все вы.

РЕГИСТРАТОР: Кто ты такой, чтобы приводить людей регистрироваться?

КРОУФОРД: Это моя работа.

РЕГИСТРАТОР: Предположим, ты прямо сейчас получишь две пули в лоб?

КРОУФОРД: Я так и так когда-нибудь умру.

РЕГИСТРАТОР: Если я этого не сделаю, я могу устроить так, что это совершит кто-нибудь другой. (Нет ответа.)

РЕГИСТРАТОР: Ты испугался?

КРОУФОРД: Нет.

РЕГИСТРАТОР: Предположим, кто-нибудь войдет в эту дверь и выстрелит тебе сзади в голову прямо сейчас. Что бы ты сделал?

КРОУФОРД: Мне нечего делать. Если они выстрелят мне прямо в голову, со всех уголков света соберутся люди.

РЕГИСТРАТОР: Что за люди?

КРОУФОРД: На которых я работаю.

В Бирмингеме в 1963 г. тысячи чернокожих вышли на улицу навстречу полицейским дубинкам, слезоточивому газу, собакам, водометам. А тем временем по всей южной глубинке молодые люди из СККНД, в большинстве своем чернокожие и несколько белых, двинулись в различные населенные пункты Джорджии, Алабамы, Миссисипи, Арканзаса. Поддержанные местными черными, они организовывали регистрацию людей для голосования, протестовали против расизма, сохраняя мужество перед лицом насилия. Министерство юстиции за три месяца 1963 г. зарегистрировало 1412 демонстраций. Заключение в тюрьму стало обычным делом, избиения участились. Многие местные жители были запутаны.

Другие же предлагали свою помощь. Девятнадцатилетний черный студент из Иллинойса по имени Карвер Неблетт, работавший на СККНД в графстве Террелл (Джорджия), сообщал:

Я разговаривал со слепым, который очень интересовался движением за гражданские права. Он был в курсе того, что происходило с движением с самого начала. Хотя этот человек был незрячим, он хотел изучить все вопросы из теста на грамотность. Представьте, в то время как многие боятся, что белые сожгут их дома, будут стрелять в них или лишат их собственности, слепой семидесяти лет хочет участвовать в наших митингах.

С приближением лета 1964 г. СККНД и другие организации по защите гражданских прав, действовавшие в Миссисипи и сталкивавшиеся с постоянным ростом насилия, решили призвать на помощь молодых людей из других районов страны. Они надеялись, что это привлечет внимание к положению в штате. В Миссисипи, как и повсюду, ФБР по-прежнему оставалось лишь наблюдателем, а юристы из министерства юстиции стояли в стороне, в то время как борцы за гражданские права подвергались избиению и тюремному заключению в условиях нарушения федеральных законов.

Накануне «летней кампании в Миссисипи» в начале июня 1964 г. движение за гражданские права арендовало театр возле Белого дома, и автобус с чернокожими жителями Миссисипи направился в Вашингтон для публичного предъявления доказательств повседневного насилия и опасностей, подстерегающих активистов — выходцев из этого штата. Специалисты в области конституционного права свидетельствовали, что федеральное правительство имеет все юридические полномочия для оказания защиты от подобного насилия. Стенограмма этих слушаний была передана президенту Линдону Джонсону и генеральному прокурору Роберту Кеннеди вместе с требованием участия федеральных властей в защите пострадавших в ходе «летней кампании в Миссисипи». Ответа не последовало.

Спустя 12 дней после публичных слушаний три участника движения за гражданские права: Джеймс Чейни, молодой чернокожий из Миссисипи, и два белых активиста, Эндрю Гудмен и Майкл Швернер, — были арестованы в Филадельфии (Миссисипи), поздно ночью выпущены из тюрьмы, затем схвачены, избиты цепями и застрелены. На основании показаний свидетеля были приговорены к тюремным срокам местный шериф, его помощник и ряд других лиц. Но было слишком поздно. Убийство в Миссисипи произошло после неоднократных отказов администраций Дж. Ф. Кеннеди, Л. Джонсона или других президентов защищать чернокожих от насилия.

Разочарование федеральным центром усилилось. Позднее тем же летом, во время проведения национального съезда Демократической партии, чернокожие Миссисипи потребовали своего представительства в делегации штата, 40 % населения которого имело черный цвет кожи. Либеральное руководство демократов, включая кандидата в вице-президенты Губерта Хэмфри, ответило отказом.

Тем временем Конгресс начал понемногу реагировать на негритянские выступления, получившие известность во всем мире. В 1957, 1960 и 1964 гг. были одобрены законы о гражданских правах. Они обещали многое в области равенства в избирательных и трудовых правах, но в жизнь проводились непоследовательно или вовсе игнорировались. В 1965 г. президент Джонсон поддержал, а Конгресс провел еще более жесткий Закон об избирательных правах, на этот раз обеспечивавший защиту федеральными властями права местных жителей проходить регистрацию и участвовать в выборах. Это резко изменило картину на Юге. В 1952 г. здесь зарегистрировался для голосования всего лишь 1 млн чернокожих (20 % имевших право голоса). В 1964 г. этот показатель вырос до 2 млн, т. е. 40 %. К 1968 г. он достиг 3 млн (60 %) и сравнялся с показателем среди белого населения.

Федеральное правительство старалось — не проводя коренных перемен — поставить взрывоопасную ситуацию под контроль, дать выход недовольству посредством традиционных механизмов голосования, умеренных петиций, официально санкционированных мирных собраний. Когда лидеры движения за гражданские права черных планировали масштабный поход на Вашингтон летом 1963 г., собираясь протестовать против неспособности государства разрешить расовую проблему, этой идеей быстро воспользовались президент Кеннеди и другие национальные лидеры, превратив его в довольно мирное шествие.

Выступление Мартина Лютера Кинга перед участниками марша поразило 200 тыс. черных и белых американцев: «У меня есть мечта…» Это была великолепная речь, однако лишенная гнева, который испытывали многие чернокожие. Когда Джон Льюис, молодой лидер СККНД, уроженец Алабамы, многократно арестовывавшийся и подвергавшийся избиениям, попытался придать больше суровости своей речи, руководители похода одернули его, потребовав, чтобы Льюис изъял некоторые пассажи критического характера по отношению к федеральному правительству и призывы к решительным действиям.

Спустя 18 дней после митинга в Вашингтоне, словно бы в ответ на его умеренность, в подвале церкви для черных в Бирмингеме была взорвана бомба. В результате погибли четыре девочки, посещавшие занятия в воскресной школе. Президент Кеннеди превозносил «глубокие чувства и спокойное достоинство» участников марша, но черный активист Малколм Икс, вероятно, лучше ощущал настроения негритянской общины. Выступая в Детройте по прошествии двух месяцев после похода на Вашингтон и взрыва в Бирмингеме, Икс в свойственном ему ярком, кристально ясном и ритмическом стиле заявил:

Негры вышли на улицы. Они говорили, как пойдут маршем на Вашингтон… Что пойдут маршем на Вашингтон, маршем на сенат, маршем на Белый дом, маршем на Конгресс и свяжут их, остановят их, не дадут правительству действовать. Они даже говорили, что пойдут в аэропорты и закроют взлетно-посадочные полосы и не дадут самолетам приземляться. Я говорю вам, что они говорили. Это была революция. Это была революция. Это была революция черных.

На улицы вышли простые люди. Это насмерть перепугало белого человека, насмерть перепугало механизм белой власти в Вашингтоне; я был там. Когда они узнали, что этот черный паровой каток собирается прибыть в столицу, они призвали… этих национальных негритянских лидеров, которых вы уважаете, и говорили с ними. «Отзовите их, — сказал Кеннеди. — Посмотрите, вы все заводите дело слишком далеко». И старый Том сказал: «Босс, я не могу этого остановить, потому что не я это начал». Я говорю вам, что они сказали. Они сказали:

«Я даже не участник этого, и тем более не во главе этого». Они сказали: «Эти негры действуют самостоятельно. Они опережают нас». И эта старая умная лиса, он сказал: «Если вы не в этом, я сделаю вас частью этого. Я поставлю вас во главе этого. Я санкционирую это. Я одобрю это. Я помогу этому. Я присоединюсь к этому».

Вот что они сделали с походом на Вашингтон. Они примкнули к нему… стали его частью, возглавили его. И как только они взяли (руководство на себя, он потерял боевой дух. Он перестал быть гневным, он перестал быть страстным, он перестал быть бескомпромиссным. Да что там, он даже перестал быть походом. Он превратился в пикник, цирк. Он стал не чем иным, как цирком, с клоунами и со всем остальным…

Нет, это была инсценировка. Произошла подмена… Они контролировали его очень жестко, диктуя неграм, в какое время войти в город, где остановиться, какие плакаты нести, какие песни петь, какие речи они могут произносить, а какие нет, а потом велели им убраться из города до захода солнца…

Справедливость едких слов Малколма Икса о походе на Вашингтон подкрепляется описанием с другой стороны — со стороны истеблишмента, — сделанным советником Белого дома Артуром Шлезингером-младшим в его книге «Тысяча дней». Он рассказывает, как Кеннеди встретился с лидерами движения за гражданские права и сказал, что поход «создаст атмосферу страха» как раз тогда, когда Конгресс рассматривает законопроекты о гражданских правах. Э. Филип Рэндолф ответил: «Негры уже на улицах. Скорее всего, невозможно вернуть их назад…» Шлезингер отмечает: «Совещание с президентом на самом деле убедило лидеров движения за гражданские права, что им не следует устраивать осаду Капитолийского холма». Он с восторгом описывает поход на Вашингтон и заканчивает так: «Таким образом, в 1963 г. Кеннеди двигался в направлении включения негритянской революции в демократическую коалицию…»

Но это не сработало. Чернокожих нельзя было легко сделать частью «демократической коалиции», когда бомбы продолжали взрываться в церквах и когда новые законы о «гражданских правах» не меняли коренных условий жизни черного населения. Весной 1963 г. уровень безработицы среди белых составлял 4,8 %. Среди цветных он достигал 12,1 %. Согласно оценкам правительства, ниже черты бедности находилась пятая часть белых граждан, тогда как среди черных за этой чертой жила половина населения. Законы о гражданских правах делали акцент на голосовании, но оно само по себе не являлось кардинальным решением проблемы расизма или нищеты. В Гарлеме чернокожие, голосовавшие на протяжении многих лет, продолжали жить в трущобах, кишащих крысами.

Именно в те годы, когда принятие Конгрессом законов в области гражданских прав достигло своего апогея, т. е. в 1964–1965 гг., выступления чернокожих происходили во всех уголках страны: во Флориде они были вызваны убийством негритянки и угрозой взрыва негритянской школы; в Кливленде — убийством белого священника, севшего на землю, чтобы преградить путь бульдозеру, протестуя против дискриминации черных на строительных работах; в Нью-Йорке — тем, что был застрелен пятнадцатилетний негритянский подросток, вступивший в драку с полицейским, находившимся не при исполнении служебных обязанностей. Волнения имели место также в Рочестере, Джерси-Сити, Чикаго, Филадельфии.

В августе 1965 г., как раз в тот момент, когда Линдон Джонсон подписывал жесткий Закон об избирательных правах, предусматривавший регистрацию федеральными органами чернокожих избирателей в целях обеспечения их защиты, в негритянском гетто в Уоттсе (Лос-Анджелес) произошло самое серьезное, сопряженное с насилием, выступление со времени Второй мировой войны. Оно было вызвано грубым арестом молодого шофера-негра, избиением прохожего полицейскими дубинками, задержанием молодой чернокожей женщины, ложно обвиненной в том, что она плюнула в сторону полицейских. На улицах вспыхнули беспорядки, люди грабили магазины и забрасывали их зажигательными бомбами. Была мобилизована полиция и Национальная гвардия; они применили оружие. Тридцать четыре человека, в большинстве чернокожие, были убиты, сотни ранены, 4 тыс. арестованы. Роберт Конот, журналист, работавший на Западном побережье, писал об этом бунте в своей книге «Реки крови, годы тьмы»: «В Лос-Анджелесе негр замечен в том, что больше не подставляет другую щеку. Разочарованный и подстрекаемый, он ответит на удар независимо от того, будет ли уместна насильственная реакция».

Летом 1966 г. имели место новые волнения в Чикаго. Чернокожие швыряли камни, грабили, кидали зажигательные бомбы. Ответом стала стрельба Национальной гвардии; трое чернокожих были убиты, среди них 13-летний мальчик и 14-летняя беременная негритянка. В Кливленде Национальную гвардию вызвали для предотвращения беспорядков в черной общине; четверо негров были застрелены (двое — военными, двое — белыми гражданскими лицами).

Теперь казалось очевидным, что ненасильственного движения, возможно тактически необходимого в условиях Юга и эффективного постольку, поскольку оно апеллировало к общественному мнению всей страны против южных сторонников сегрегации, было недостаточно, чтобы решать застарелые проблемы нищеты в черном гетто. В 1910 г. на Юге проживало 90 % всего негритянского населения страны. Однако к 1965 г. 81 % хлопка в дельте Миссисипи собрался хлопкоуборочными комбайнами. В период с 1940 по 1970 г. в город из сельской местности перебрались 4 млн чернокожих. К 1965 г. 80 % афроамериканцев обитали в городах, при этом половина этих людей проживала на Севере.

В СККНД и среди многих черных активистов отныне царили новые настроения. Общее разочарование выразил молодой чернокожий писатель Джулиус Лестер:

Теперь все закончилось. Америка не раз имела шанс показать, что на деле значит [утверждение], «что все люди… наделены определенными неотъемлемыми правами»… Теперь этому конец. [Конец] времени петь песни о свободе и отвечать на пули и полицейские дубинки любовью… Любовь хрупка и нежна и стремится к равнозначному ответу.

Они обычно пели «Я люблю всех», увертываясь от камней и бутылок.

Теперь они поют:

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

В 1967 г. черные гетто по всей стране были охвачены самыми сильными бунтами за всю американскую историю. Согласно докладу Национальной совещательной комиссии по расследованию гражданских беспорядков в городах, в них «были вовлечены негры, действовавшие против местных символов общества белых американцев», символов власти и собственности в черных кварталах, а не только против белых граждан как таковых. Комиссия сообщала о 8 крупных восстаниях, 33 «серьезных, но некрупных» возмущениях и 123 «мелких» беспорядках. Восемьдесят три человека погибли от пуль, главным образом в Ньюарке и Детройте. «Подавляющее большинство людей, убитых или раненных во время беспорядков, были гражданскими лицами из числа негров».

«Типичным бунтовщиком», согласно Комиссии, являлся молодой чернокожий, исключенный из школы, но «тем не менее несколько лучше образованный, чем его небунтующий сосед-негр», и «обычно не полностью занятый или работающий в сфере услуг». Он «гордится своей расой, чрезвычайно враждебен как по отношению к белым, так и к неграм — представителям среднего класса и, хотя сведущ в политике, чрезвычайно подозрительно относится к политической системе».

Доклад Комиссии обвинял в беспорядках «расизм белых» и перечислял составляющие «взрывоопасной смеси, которая накапливалась в наших городах с конца Второй мировой войны»:

Распространенная повсеместно дискриминация и сегрегация в сфере занятости и образования, а также в жилищной сфере… увеличивающаяся концентрация обнищавших негров в наших крупных городах, нарастание кризисных явлений в сфере услуг и неудовлетворенные человеческие потребности…

Новые настроения распространились среди черных, особенно молодежи, в кругах которой самоуважение и гордость своей расой вытесняют апатию и готовность подчиняться «системе».

Но сам по себе доклад Комиссии был стандартным орудием системы, столкнувшейся с бунтом: предполагалось создать комитет по расследованию, выпустить доклад, формулировки которого сколь бы сильными они ни были, оказали бы смягчающее воздействие.

Но и это сработало не полностью. Лозунг «Власть черным» стал выражением неверия в какой-либо «прогресс», подаренный или допущенный белыми, неприятием патернализма. Не многие чернокожие (или белые) знали о заявлении белого писателя Олдоса Хаксли: «Свободы не даются, они завоевываются». Но именно эта идея и содержалась в лозунге «Власть черным». И вдобавок — гордость за свою расу, отстаивание независимости чернокожих и зачастую обособление их для достижения этой независимости. Малколм Икс был самым горячим поборником данной идеи. После его убийства во время публичного выступления в феврале 1965 г. (по-прежнему остается неясным, кем оно было спланировано) Икс превратился в мученика этого движения. Сотни тысяч людей читали его «Автобиографию». Малколм Икс стал более влиятельным после смерти, чем был при жизни.

Мартин Лютер Кинг, хотя и продолжал пользоваться уважением, уступил теперь место новым героям: например, Хьюи Ньютону из партии «Черные пантеры». У «пантер» имелось оружие; они полагали, что чернокожие должны защищать самих себя.

Малколм Икс в конце 1964 г. говорил черным студентам из Миссисипи, посетившим Гарлем:

Вы добьетесь свободы, дав понять вашему врагу, что сделаете все, чтобы добиться своей свободы; и вы добьетесь ее. Это единственный способ добиться ее. Если вы будете занимать такую позицию, они обзовут вас «сумасшедшим негром», точнее, назовут «сумасшедшим ниггером» — они не говорят «негр». Или они назовут вас экстремистами, или занимающимися подрывной деятельностью, или бунтарями, или красными, или радикалами. Но если вы останетесь радикалами в течение довольно длительного времени и привлечете на свою сторону достаточно много людей, подобных вам, вы добьетесь свободы.

Конгресс ответил на выступления 1967 г. принятием в следующем году Закона о гражданских правах. Предполагалось, что он подкрепит собой законы, запрещавшие насилие против чернокожих; увеличит наказание тем, кто лишал людей их гражданских прав. Однако в Законе говорилось: «Положения этого раздела не применяются по отношению к действиям или упущениям со стороны чиновников, отвечающих за исполнение закона, членов Национальной гвардии… или представителей Вооруженных сил Соединенных Штатов, призванных подавить мятеж или гражданские беспорядки…»

Более того, в Закон был включен раздел — на это дали согласие либеральные члены Конгресса в целях принятия этого акта в целом, — предусматривавший до 5 лет тюремного заключения для всякого, кто совершает поездки по штатам или использует федеральные средства связи (в том числе почту и телефон) «для организации, поддержки, поощрения, участия или осуществления мятежа». Он определял мятеж как акцию трех или более людей, связанную с угрозой насилия. Первым человеком, осужденными в соответствии с Законом о гражданских правах 1968 г., был молодой чернокожий лидер СККНД Г. Рэп Браун, который произнес воинственную гневную речь в Мэриленде как раз накануне происшедших там расовых беспорядков. (Позже Закон будет применен против участников антивоенной демонстрации в Чикаго — так называемой «Чикагской восьмерки».)

Самого Мартина Лютера Кинга все больше заботили проблемы, не затрагивавшиеся законодательством о гражданских правах, — проблемы, истоком которых была нищета. Весной 1968 г. он, вопреки советам некоторых негритянских лидеров, боявшихся лишиться друзей в Вашингтоне, начал выступать против войны во Вьетнаме. Кинг напрямую связывал войну с нищетой:

… нам неизбежно приходится поднимать вопрос о трагическом смешении приоритетов. Мы расходуем средства ради смерти и разрушения и тратим совершенно недостаточно денег ради жизни и конструктивного развития… когда пушки становятся национальной манией, неизбежно страдают социальные нужды.

Теперь Кинг стал главным объектом для ФБР, которое прослушивало его частные телефонные разговоры, посылало ему поддельные письма, угрожало, шантажировало и даже однажды предложило в анонимном письме совершить самоубийство. В меморандумах ФБР для внутреннего пользования обсуждался вопрос о поиске чернокожего лидера, который мог бы заменить Кинга. Как свидетельствует сенатский доклад 1976 г., посвященный деятельности ФБР, оно пыталось «уничтожить д-ра Мартина Лютера Кинга».

Кинг обратил внимание на болезненные вопросы. Он все еще настаивал на ненасилии. Мятежи несут в себе зерна поражения, думал этот человек. Но они же являются и выражением глубоких чувств, которыми нельзя пренебрегать. И поэтому ненасилие, говорил Кинг, «должно быть воинствующим, массовым». Он планировал устройство «лагеря бедняков» в Вашингтоне, на этот раз уже без отеческого одобрения президента. Он направился в Мемфис (Теннесси), чтобы оказать поддержку рабочим-мусорщикам этого города. Там, на балконе своего номера в отеле, Кинг был застрелен невидимым снайпером. Организация «лагеря бедняков» продолжилась, но позднее его разрушили в результате действий полиции, подобно тому как в 1932 г. была разогнана армия ветеранов Первой мировой войны, потребовавших выплаты денег по бонусам.

Убийство Мартина Лютера Кинга привело к новым городским волнениям по всей стране, во время которых погибли 39 человек, из них 35 чернокожих. Становилось все более очевидным, что даже с принятием всех законов о гражданских правах суды все равно не защищают чернокожих от насилия и несправедливости:

14. В 1967 г. во время волнений в Детройте трое черных подростков были убиты в мотеле «Алжир». В связи с этим преступлением трое полицейских и чернокожий рядовой охранник подверглись судебному преследованию. По сообщению агентства ЮПИ, защита согласилась с тем, что эти четверо застрелили двух из потерпевших. Присяжные их оправдали.

15. Весной 1970 г. в кампусе негритянского штатного колледжа в городе Джексон (Миссисипи) полиция в течение 28 секунд вела шквальный огонь, используя пистолеты, винтовки и пулемет. Четыреста пуль и картечин попали в женское общежитие, в результате чего погибли две чернокожие студентки. Большое жюри присяжных местного суда признало нападение «оправданным», а судья окружного суда США Гаролд Кокс (назначенец Кеннеди) заявил, что студенты, участвующие в гражданских беспорядках, «должны ожидать того, что будут ранены или убиты».

16. В Бостоне в апреле 1970 г. полицейский застрелил невооруженного чернокожего, пациента городского госпиталя, произведя пять выстрелов после того, как тот махнул в его сторону полотенцем. Главный судья городского суда оправдал полицейского.

17. В Огасте (Джорджия) в мае 1970 г. шестеро негров были застрелены в ходе грабежей и беспорядков в городе. «Нью-Йорк таймс» писала: Конфиденциальный доклад полиции указывает, что по крайней мере пять жертв были убиты полицией…

Непосредственный свидетель одной из смертей говорил, что видел, как полицейский-негр и его белый напарник сделали девять выстрелов в спину мужчины, заподозренного в ограблении. Они не производили предупреждающих выстрелов и не просили его остановиться, сказал Чарлз Рейд, 38-летний бизнесмен…

18. В апреле 1970 г. федеральный суд присяжных в Бостоне признал, что полицейский применил «чрезмерную силу» против двух чернокожих солдат из Форт-Девенса, одному из которых потом наложили 12 швов на голову; судья приговорил выплатить военнослужащим 3 долл. в качестве компенсации за причиненный ущерб.

Это были «обычные» дела, бесконечно повторяющиеся в истории страны, возникающие то тут, то там, но тем не менее с постоянством, обусловленным расизмом, который укоренился и в государственных институтах, и в сознании людей. Но было и нечто иное — спланированные методы насилия против воинствующих чернокожих активистов, применяемые полицией и Федеральным бюро расследований. Четвертого декабря 1969 г. около 5 часов утра отряд чикагской полиции, оснащенный автоматическим оружием и пистолетами, ворвался в квартиру, где жили члены партии «Черные пантеры». Они произвели по меньшей мере 82 одиночных выстрела и, вероятно, выпустили две сотни пуль очередями по жилищу, убив 21-летнего лидера «Черных пантер» Фреда Хэмптона, лежавшего в постели, и члена организации Марка Кларка. Несколько лет спустя в ходе судебного процесса было выяснено, что ФБР имело своего информатора среди «пантер» и предоставило полиции план этажа с квартирой и указанием, где спит Фред Хэмптон.

Почему власти прибегают к убийствам и террору? Потому что уступки: законодательство, речи, пение гимна борцов за гражданские права «Мы победим» президентом Линдоном Джонсоном — не сработали? Позже было обнаружено, что правительство все годы движения за гражданские права, делая через Конгресс уступки, использовало ФБР в целях подавления и подрыва воинствующих группировок чернокожих. С 1956 по 1971 г. это ведомство осуществляло масштабную Программу контрразведки (известную как КОИНТЕЛПРО), в ходе которой было предпринято 295 акций против негритянских группировок. Но активность чернокожих не поддавалась разрушительному воздействию. В секретном докладе ФБР 1970 г. президенту Никсону говорилось, что «недавно проведенный опрос общественного мнения показывает, что приблизительно 25 % черного населения испытывает чувство глубокого уважения к партии "Черные пантеры", в том числе 43 % чернокожих в возрасте до 21 года». Существовал ли страх, что черное население переключит внимание с контролируемого голосования на более опасную сферу нищеты и классового конфликта? В 1966 г. семьдесят чернокожих бедняков в Гринвилле (Миссисипи) занимали неиспользуемые казармы военно-воздушных сил, до тех пор пока военные не очистили помещения силой. Местная жительница Юнита Блэкуэлл рассказывала:

Мне кажется, что федеральное правительство доказало, что оно не заботится о бедных людях. Все, о чем мы просили в течение этих лет, осталось на бумаге. Оно так и не стало реальностью. Мы, бедняки Миссисипи, устали. Мы устали от этого и теперь должны рассчитывать на самих себя, потому что у нас нет правительства, которое бы нас представляло.

В ходе выступлений 1967 г. родилась организация, призванная мобилизовать чернокожих трудящихся для достижения революционных перемен. Это была Лига революционных черных рабочих, которая просуществовала до 1971 г. и за недолгие годы своей деятельности оказала влияние на тысячи чернокожих трудящихся Детройта.

Этот новый акцент был еще опаснее, чем борьба за гражданские права, потому что он предоставлял черным и белым возможность объединиться против классовой эксплуатации. В ноябре 1963 г. Э. Филип Рэндолф произнес речь на конгрессе АФТ-КПП, посвященную движению за гражданские права, в которой предвосхитил данное направление деятельности: «Сегодняшний протест негритянского населения — это лишь первые признаки недовольства, исходящие из "низшего класса". За неграми, вышедшими на улицы, выйдут все безработные, вне зависимости от расы».

В отношении чернокожих были использованы методы, некогда применявшиеся к белым, — небольшое их число постарались привлечь на сторону системы экономическими подачками. Шли разговоры о «черном капитализме». Руководители НАСПЦН и КРР приглашались в Белый дом. Джеймс Фармер из КРР, бывший участник «рейсов свободы» и активист, получил должность в администрации президента Никсона. Члену этой же организации Флойду Маккиссику был предоставлен правительственный заем в 14 млн долл. на строительство жилья в Северной Каролине. Линдон Джонсон трудоустроил некоторых чернокожих через Управление экономических возможностей; Никсон учредил Управление по делам предпринимательской деятельности меньшинств.

«Чейз Манхэттен бэнк» и семейство Рокфеллер (контролировавшее его) проявляли особый интерес к развитию «черного капитализма». Рокфеллеры всегда были финансовыми покровителями Городской лиги и серьезно влияли на систему образования чернокожих, оказывая поддержку негритянским колледжам на Юге. Дэвид Рокфеллер пытался убедить своих собратьев-капиталистов, что, хотя оказание денежной помощи чернокожим предпринимателям может и не быть выгодным с точки зрения сиюминутных интересов, оно необходимо «для формирования среды, в которой бизнес сможет продолжать получать прибыли и по прошествии четырех, пяти или десяти лет». Тем не менее масштабы предпринимательства черных оставались крайне незначительными. Объем продаж крупнейшей «черной» корпорации («Мотаун индастриз») в 1974 г. составил 45 млн долл., в то время как у корпорации «Экссон» он достигал 42 млрд долл. Совокупные доходы фирм, владельцами которых были чернокожие, составляли 0,3 % общего объема доходов частного бизнеса.

В стране имели место незначительные перемены, но это сопровождалось большой шумихой. В газетах и на телевидении мелькало множество черных лиц, что создавало видимость изменений — и включало в привычные повседневные рамки небольшое, но впечатляющее число чернокожих лидеров.

В негритянской среде стали раздаваться новые голоса, выступавшие против этого. Р. Аллен в книге «Пробуждение черных в капиталистической Америке» писал:

Чтобы [черное] сообщество получило пользу, оно как целое должно быть организовано так, чтобы коллективно управлять своей внутренней экономикой и своими деловыми связями с белой Америкой. Частные фирмы чернокожих должны рассматриваться и функционировать как общественная собственность, принадлежа всему черному сообществу, а не являясь частной собственностью отдельных лиц или ограниченных групп людей. Это требует отказа от отношений капиталистической собственности в черной общине и замены их плановой общественной экономикой.

Афроамериканка Патриция Робинсон в памфлете «Бедная черная женщина», распространенном в Бостоне в 1970 г., связывала доминирование мужчин с капитализмом и призывала чернокожую американку «войти в союз с неимущими в их революционной борьбе». Она утверждала, что бедная черная женщина в прошлом «не подвергала сомнению социальную и экономическую систему», но теперь она должна и действительно уже «начала задаваться вопросом об агрессивном господстве мужчин и о классовом обществе, обеспечивающем это господство, т. е. о капитализме».

Другая чернокожая, Маргарет Райт, утверждала, что не борется за равноправие с мужчинами, если таковое можно достигнуть в мире насилия и конкуренции. «Я не хочу соревноваться в проклятой сфере эксплуатации. Я не желаю никого эксплуатировать… Я добиваюсь права быть черной и самой собой…»

В конце 60-х — начале 70-х годов система изо всех сил старалась сдержать угрожающий подъем черного населения, чреватый взрывом. Множество чернокожих голосовало на Юге, а на съезде Демократической партии 1968 г. трое негров были включены в делегацию от Миссисипи. К 1977 г. более 2 тыс. черных американцев занимали должности в 11 южных штатах (в 1965 г. это число составляло всего 72 человека). Чернокожими были 2 конгрессмена, 11 сенаторов штатов и 95 членов палат представителей легислатур штатов, 267 окружных уполномоченных, 76 мэров, 824 члена городских советов, 18 шерифов или начальников полиции, 508 членов школьных советов. Это было существенным шагом вперед. Но чернокожие, составлявшие пятую часть населения Юга, по-прежнему занимали менее 3 % всех выборных должностей. Репортер «Нью-Йорк таймс», анализируя в 1977 г. сложившуюся ситуацию, обращал внимание на то, что даже там, где черные занимали важные должности в городской администрации, «белые почти всегда сохраняют за собой экономическую власть». После того как чернокожий Мэйнард Джексон стал мэром Атланты, «деловое сообщество белых продолжало пользоваться влиянием».

Тем черным жителям Юга, которые могли позволить себе посещать рестораны и отели в центре города, уже не чинилось препятствий в связи с цветом их кожи. Многие чернокожие смогли поступить в колледжи и университеты, в школы права и медицинские учебные заведения. На Севере детей перевозили из одной части города в другую, стремясь создать смешанные в расовом отношении школы — вопреки сегрегации в сфере жилья. Но это, однако, не останавливало процесса, который Р. Клоуард и Ф. Пивен называли в своей книге «Движения бедноты» «разрушением низшего класса черного населения», — роста безработицы, ухудшения положения в гетто, роста преступности, наркомании, насилия.

Летом 1977 г. министерство труда докладывало, что уровень безработицы среди черной молодежи составляет 34,8 %. Создание незначительного среднего класса среди чернокожих несколько улучшило общую статистику доходов афроамериканского населения — но появился огромный разрыв между этим средним классом и бедняками. Несмотря на новые возможности для немногих, средний доход негритянской семьи в 1977 г. составлял лишь около 60 % среднего уровня дохода семьи белых американцев; шансы чернокожих умереть от диабета были вдвое выше; вероятность того, что они станут жертвами насилия, связанного с убийством и порожденного нищетой и безысходностью, царящими в гетто, была выше в 7 раз.

В начале 1978 г. «Нью-Йорк таймс» сообщала: «… места, охваченные в 60-х годах городскими беспорядками, за небольшим исключением, мало изменились, а нищенские условия распространились на большинство городов».

Статистика не дает полной картины. Расизм, всегда бывший общенациональным феноменом, а не чем-то свойственным только Югу, усиливался в городах Севера, по мере того как федеральное правительство делало новые уступки чернокожим беднякам, что в итоге противопоставляло последних белым неимущим, поскольку система не обладала достаточными ресурсами. Чернокожие, освобожденные от рабства, чтобы занять свое место в капиталистическом обществе, сразу же оказались вовлечены в конфликт с белыми из-за ограниченного числа рабочих мест. Теперь же, по мере десегрегации в жилищной сфере, черные американцы стали перебираться в такие районы, где белые, сами нищие, жившие скученно и испытывавшие трудности, могли сделать их объектом своего гнева. Газета «Бостон глоб» писала в ноябре 1977 г.:

Испаноговорящая семья из шести человек вчера покинула свое жилище в районе Сейвин-Хилл в Дорчестере, после того как в течение недели группа белой молодежи беспрестанно забрасывала их камнями и била стекла, что, по утверждению полиции, выглядело как нападение на расовой почве.

В Бостоне перевозка чернокожих детей в школы, где учились белые, и белых детей в школы с преобладанием черных вызвала волну насилия в районах проживания белых. Использование автобусных рейсов в целях интеграции в школах, поддержанное правительством и судами как ответ на движение черного населения, было искусной уступкой протестующим. Результатом стало соперничество белых и черных бедняков в сфере заметно отстававшего от существующих стандартов образования, которое система обеспечивала неимущим.

Было ли черное население — запертое в гетто, расколотое появлением среднего класса, обреченное на нищету, подвергавшееся нападкам со стороны правительства, подталкиваемое к конфликту с белыми — поставлено под контроль? Да, в Середине 70-х годов в стране не отмечалось широкого движения чернокожих американцев. Однако у них родилось новое сознание, и оно давало о себе знать. Кроме того, на Юге оказались смещены расовые барьеры между белыми и черными, в результате чего произошло классовое объединение трудящихся против работодателей. В 1971 г. две тысячи рабочих деревообрабатывающей промышленности штата Миссисипи, белые и чернокожие, выступили вместе против нового метода оценки древесины, имевшего следствием снижение заработной платы. На текстильных фабриках Дж. П. Стивенса (в основном на Юге), где на 85 предприятиях было занято 44 тыс. рабочих, черные и белые работники сотрудничали друг с другом в профсоюзной деятельности. В Тифтоне и Милледжвилле (Джорджия) в 1977 г. чернокожие и белые образовали совместные профсоюзные комитеты своих предприятий.

Пойдет ли негритянское движение дальше борьбы за гражданские права 60-х годов, дальше спонтанных городских выступлений 70-х, дальше сепаратизма — к коалиции белых и черных в историческом новом союзе? Узнать это в 1978 г. было никак не возможно. Тогда среди чернокожих было 6 млн безработных. Ленгстон Хьюз спрашивал: что получится из несбывшейся мечты? усохнет она или взорвется? Если она действительно взорвется, как случалось в прошлом, это произойдет с определенной неизбежностью (если учитывать условия жизни черного населения Америки), и, поскольку никто не знает когда, такой взрыв вновь будет полной неожиданностью.