проект выживания в глобализированном мире

  

 

От автора

 В день, в который сто лет назад немецкий царь стрелял в русский народ, я начинаю писать эту книгу.

  Побудило к этой работе крушение Советской власти, которую я считаю самой справедливой на свете. А непосредственным поводом послужили события 2-3 последних лет в Северной Америке и на Европейском континенте: концентрация капитала, расширение противостоящих друг другу блоков, укрепление фундаменталистской идеологии. Уже 10 лет я живу на Западе, и только в последние годы испытываю серьезные сомнения относительно его жизнеспособности. С конца 90-х годов особенно отчетливо проявилось перерождение оппонента Советской власти - Запада во главе с США. Из по крайней мере декларируемого "полюса свободного мира" он все более отчетливо скатывается к тоталитарной системе.

 Я не думаю, в отличие от большинства "колбасных эмигрантов", что Западу тоталитаризм пойдет на пользу, как он пошел в свое время на пользу Советской республике. Напротив, я уверен, что тоталитаризм в самом зверском его проявлении - денежном, будет работать на дальнейшее разрушение западной государственности. Свобода, анархия - стихия Запада. В последние десятилетия она поощряется лишь за пределами собственных границ: в Ираке, в Югославии, на Украине, в Грузии. Сами страны Запада становятся богадельнями казарменного типа. Их жителям остаются потребление, наркотики, сон разума, распущенность. Но ни в коем случае не инициатива! Ни в коем случае не свободный труд! Жизнь западоидов в пределах собственных государств все более строго регулируется.

 Сама по себе такая регуляция не вредна. Мы все так или иначе упорядочиваем свою жизнь. Но надо смотреть в корень: для чего Запад упорядочивает собственное бытие, для чего создает тоталитарные структуры? Чтобы безопаснее, легче и успешнее грабить страны "третьего мира". Нынешнее благополучие западных стран достигнуто ради неблаговидных целей. Поэтому оно должно ставиться под вопрос и, в конечном счете, быть отвергнуто.

 Выживание в рамках Запада для нас, оказавшихся на Западе по разным причинам, совершенно неприемлемо. Включение в западные структуры нашей рабочей силы означает, что мы действуем во вред своей родине. Но выжить нам необходимо. В этом трудоемком процессе мы не одни. Вместе с нами - миллионы людей, отказывающихся быть "винтиками", задумывающихся об эмиграции или обратной эмиграции, добывающих средства к существованию нестандартными методами (будь то пиратство, контрабанда или даже терроризм), устраивающих в капиталистических джунглях оазисы собственной культуры.

  Западоиды всеми силами стремятся "жить" - по их любимому выражению "get a life" - и в то же время они уже потеряли большинство человеческих качеств, стали роботоподобными орудиями потребления, легко управляемыми из общего центра. В противовес их "жизни" существует выживание бездомных, сквоттеров, раскольников, индейцев в резервациях, этнических общин, антиглобалистов, анархистов, религиозных групп. Все эти сегменты чрезвычайно разрозненны. Кажется, нет надежды на объединение этих людей, выброшенных капитализмом за дверь своей тюрьмы. К тому же большинство из них с трудом представляет себе современную реальность и не способно на волевые поступки.

 Истина в том, чтобы найти связь между этими многими тысячами людей и теми, кто готов был бы примкнуть к ним, а также теми, кто фактически находится на их положении, но лишен всякой поддержки государства, потому что находится за пределами этого государства - то есть нищими и обездоленными "третьего мира". Есть нечто, что объединяет все эти группы людей - полнейшее отчуждение их от средств производства, от капитала и от смыслопроизводящих мозговых центров. Если эти люди не научатся самостоятельности и свободомыслию, то они умрут - превратятся в обезличенных рабов, подобных западоидам, но содержащихся в неизмеримо худших условиях. Если эти люди выживут, то смогут опрокинуть бесчеловечную махину капитала, остановить процесс отчуждения и вернуть себе Землю, вновь объять своим деятельным разумом всю полноту смысла.

 Есть ли возможность предоставить один на всех проект выживания? Даже если такая задача бесполезна (в пример могут приводить "исторический проигрыш коммунизма"), ей все равно стоит заняться, потому что иного пути просто не дано. Потому что нам снова нечего терять, кроме собственных цепей, и тем хуже, тем сложнее наша задача, если эти цепи сковывают нынче не наши мускулы, а наш менталитет.

 

Ошибались ли Маркс и Ленин?

 Выше сказано: причиной написания этой книги стало разрушение СССР. Не произойди этой трагедии, книга была бы не нужна. Увы, история упрямая вещь: хотим мы того или нет, она показала несостоятельность, нежизнеспособность государственного проекта коммунизма. Отмечу: именно коммунизма как государственного проекта, а не коммунизма как идеологии. Коммунизм как идеология будет жить, пока на Земле останется хоть один ее честный носитель - хоть один советский человек.

  СССР не существует как историческая величина. Значит ли это, что коммунизм надо начинать с нуля? Значит ли это, что Маркс и Ленин заблуждались? Значит ли это, что коммунизм нежизнеспособен и обречен перед более цивилизованным, передовым Западом?

 Я не думаю, что стоит от первого лица давать голословные ответы на все эти вопросы. Чтобы приблизиться к истине, необходимо перенять метод первых коммунистов: а он был строго эмпирическим. Именно поэтому коммунизм выиграл как политическое течение и провалился как пророчество.

 Пророчить можно сколько угодно, но это будет не из разряда коммунистической науки, а из области метафизики, всякому коммунисту плохо подвластной. Сегодня можно говорить и о том, что линейная схема развития человечества - от первобытнообщинного строя к рабовладельческому, от рабовладельческого к феодальному, от феодального к капиталистическому, от капиталистического к социалистическому - тоже была, скорее, из области метафизики. К похожей метафизике прибегает капиталистическая идеология, славя свой "прогресс". Диалектики-материалисты подвергали теорию буржуазного "прогресса" справедливой критике. Но сами совершали ту же ошибку.

 Если бы люди смогли преодолеть исторические условности, и творцы коммунизма взглянули бы на наш мир, они наверняка скорректировали бы и теорию империализма, и план постепенного перехода от капитализма к социализму. Маркс и Ленин, прежде всего, были эмпириками. Сегодняшняя действительность дала бы им внушительную базу для размышлений. Разгул лженауки предоставил бы благодатную почву для критики. Поэтому мы обязаны стоять на марксистских позициях (позициях диалектического материализма) при выработке теории современного государства, современного этатистского насилия. Только так мы обретем незыбкую почву под ногами.

 Теория государства ныне в забвении. Правят бал мракобесы от политологии с шарлатанскими выкладками геополитического характера: "борьбой цивилизаций" или "концом истории". Эти идеологические химеры строятся на чисто метафизических схемах. Нет сомнения, что эмпирическая наука, основанная на конкретных фактах, разобьет их в пух и прах.

 Теория государства очень своевременна. Эту книгу должно начинать с ее переосмысления. В свое время Ленин начал революцию с теории о государстве - о тогдашнем государстве. Многие положения "Государства и революции" впоследствии очень помогли в борьбе. Мы должны как бы написать "Государство и революцию" заново, учитывая материал новейшего периода.

 Государство как фактор политики, государство как рупор идеологии, государство как орудие подавления - все эти ипостаси государства ныне здравствуют. Даже если мы не стремимся к воплощению нашего проекта именно в государственной оправе, нам все равно придется бороться именно с этим вражеским государством. А врага надо знать в лицо. 

 

Новая типология государства

 Ни Маркс, ни Ленин не утверждали, что отмирание государства будет быстрым, очевидным, произойдет едва ли не в течение жизни одного поколения. И Маркс, и Ленин увязывали трансформацию государства с постепенным изменением человеческого материала, а это, как показала практика, - дело долгое и непростое.

 Тем более смешно, когда об отмирании государства начинают вопить желтоватые СМИ Запада и витии, выращенные в инкубаторах вроде Гарварда и Принстона. Данные уважаемые заведения весьма оскоромились тем, что произвели на свет всю администрацию Джорджа Буша. Нечего и говорить о том, что покинувшая их утепленные стены теория "глобализации" является глупым шарлатанством, затеянным с целью настроить еще один этаж финансово-идеологической пирамиды Запада. "Глобализация" есть не что иное как разрушение всех иных государственных систем во благо Западной системы, провозглашающейся единственно правильной с ее "общечеловеческими" ценностями и несущей "конец истории".

 Но раз глобализация разоблачена и проповедники ее уже несколько лет не рискуют в полный голос заявлять о своих "открытиях", дабы не быть поднятыми на смех, - то какие же тогда типы государства противостоят Западу?

  В 60-70-е годы империалистические хищники выдвинули унизительную теорию "трех миров", в которой "второй мир" рассматривался лишь как противовес "первому", а "третий" не принимался в расчет в качестве субъекта истории и политики. Теория "трех миров", берущая свое начало из религиозных предрассудков и мистического мракобесия, стала предтечей теории "глобализации". Выражение "третий мир" в ходу до сих пор.

 Марксистско-ленинская теория говорила не о сосуществовании "трех миров", а противостоянии государств-угнетателей и государств-колоний, государств-рантье и государств - поставщиков рабочей силы и ресурсов. Если сегодня мы взглянем на показатели ведущих стран, то с трудом разберем, где колонии, а где кормящиеся их трудом или поглощающие их недра государства-империалисты. К чему отнесем Россию: она одновременно импортирует рабочую силу и экспортирует ресурсы? Наконец, как отнесемся к тому, что многие государства - формальные колонии (на Ближнем Востоке, например) по всем показателям превосходят государства-империалисты (скажем, Германию, США)? Одними экономическими данными тут не обойдешься. Необходима связная социально-политическая теория, которая подведет базу под неравенство в современном мире, выявит его противоречия и наметит трещины, по которым в ближайшее время пойдет разлом.

 Сегодня Запад от явно провальной теории "глобализации" пытается вернуться к старому доброму противостоянию "демократии" и "ислама", или "Севера" и "Юга", или "Востока" и "Запада", или "суши" и "моря". В большинстве своем эти геополитические домыслы хороши разве что как забавное чтение или как ключ к некоторым решениям власть имущих, которые иначе покажутся попросту сумасбродными. Противостояние в мире существует, но оно сложнее, чем "мы" и "они". И классификация типов государства сегодня должна насчитывать не 2, не 3 пункта, а как минимум 4. Отличать страны надо в первую очередь по социально-экономическим показателям, и уж вдобавок к этим определяющим моментам присовокуплять историю, географию, культурные особенности и пр. факторы.

 По социально-экономическим признакам государства делятся на 4 типа:

 1) Государства-потребители. Сегодня скатываются к денежному тоталитаризму. Производят все меньше продукции, все больше смыслов. Склонны к доминированию во всех аспектах бытия. Являются инициаторами общественных процессов. Главное их качество и смысл всей их деятельности - потребление ресурсов и человеческого материала других стран. Модель их существования является усовершенствованной империалистической моделью. К таким странам относятся США и Евросоюз. К такому же статусу стремится Китай и отчасти Бразилия.  

 2) Государства-придатки. Некоторые из них - бывшие колонии, некоторые - бывшие страны соцлагеря. Они живут за счет экспорта ресурсов в страны-потребители. В этих странах наблюдается сравнительно высокий уровень жизни, иногда даже превышающий уровень жизни в государствах-потребителях. Особенно ярко модель государства-придатка проявилась на Ближнем Востоке, в странах Персидского залива. Стоит заметить в данной связи, что государству-придатку государства-потребители не прощают неуместного гонора и всячески препятствуют его превращению в потребителя. Само по себе это, естественно, невозможно, - придаток как был придатком, так им и останется. Но можно попробовать примерить на себя маску потребителя, во-первых, путем территориальных захватов (то есть, демонстрируя колониальное поведение), во-вторых, путем изобретения особенной идеологии, выходящей за рамки обычной деспотии, особенно удобной для управления придатками. Как Западные страны поступают с государством-придатком, решившим стать потребителем, хорошо видно на примере Ирака.

 Другие страны-придатки: Россия, Канада. В какой-то степени: ЮАР, Норвегия. Необходимое условие для получения статуса придатка: наличие природных ресурсов. Статус придатка вторичен по отношению к статусу потребителя. Страны-придатки не могут присвоить его сами себе, для этого необходим выход на рынки. Поэтому, как правило, элиты стран-придатков обучаются в странах-потребителях. В этом плане Россия имеет долгую историю существования в качестве придатка с перерывом на советские годы (впрочем, уже на закате советского периода СССР стали снова готовить к роли придатка из роли субъекта мировой политики).

  3) Государства-колонии. Этим странам не суждено стать придатками, поскольку единственный ресурс, который у них в избытке - человеческий. К таким относится большинство государств Азии, Африки, Латинской Америки. Они до сих пор обозначаются Западом как "третий мир". Стремятся к статусу придатков (Венесуэла). Существуют как источник дешевой рабочей силы, а также демографической подпитки для придатков и потребителей, которые демонстрируют тенденцию к снижению прироста населения. Механизмы деятельности колоний практически не изменились с XIX века. Туда по-прежнему вывозят капитал, туда же в последние годы вывозят и производство, а оттуда гребут рабочую силу, чтобы лакействовала перед Западными гражданами.

 4) Государства-изгои. Ярчайшие примеры их сегодня: Куба, Северная Корея. Мы принимаем здесь терминологию Запада скрепя зубы, потому что на самом деле речь идет о единственных государственных структурах, успешно внедряющих в жизнь альтернативный государственный проект в противовес потребительскому. Слово "изгой" четко определяет их статус, но несет ненужный негативный оттенок. Правильнее было бы назвать эти страны "отшельниками", тем более что никто их не выгонял из "человеческой семьи".

 Данная классификация четко объясняет взаимодействия между различными типами государств. Она достаточно сложна, чтобы описать различные многовекторные процессы, происходящие сегодня в мире. Так, одно государство может быть одновременно потребителем и придатком. Такова сегодняшняя Россия: она потребляет рабочую силу из бывших республик и гонит ресурсы на Запад.

 Деление стран на четыре категории принадлежит исключительно текущему моменту. Оно стало актуальным только 2-3 десятилетия назад. Нельзя предугадать, насколько долговременной окажется эта классификация. Вообще, социальная наука имеет лишь косвенное отношение к истории. Трудно угадать, есть ли какие-либо закономерности, способствующие переходу "изгоя" на положение "придатка" (Ливия), "изгоя" на положение "потребителя" (Китай), "колонии" на положение "изгоя" (Зимбабве) и т. д. Все зависит от конкретных социально-экономических условий и от воли политического класса.

 Относительная сложность этой системы идет ей лишь на пользу. Так, руководствуясь старыми марксистскими постулатами об империалистических государствах и их колониях, как объяснить нынешние "крестовые походы" Запада? Что нынче делят страны-хищники?

 Действительно, колониальных войн, вроде бы, уже не ведется. Запад достиг такого уровня господства, что даже смешно подозревать его в покусительстве на афганский мак или даже на иракскую нефть. Один щелчок по биржевым спекулянтам сделал бы напрасной всю военную операцию в Ираке (поэтому смешно думать, что она велась лишь с целью контроля нефти).

 Сегодня страны-потребители (а ярко выраженными потребителями являются только Евросоюз и США) уже не ведут борьбу за колонии, а стараются совместными усилиями, посменно, поддерживать там "стабильную нестабильность", чтобы всегда иметь возможность вмешаться в ситуацию вооруженным путем и подпитывать потоки живой силы в собственные пределы. С другой стороны, с придатками западные государства предпочитают изображать равноправие. Правда, если придаток попытается оспорить свою вторичность, стать субъектом, его ждут жестокие санкции. Когда таким же образом пытаются "рыпаться" колонии, страны Запада, можно сказать, не очень-то и обращают на это внимание. В свое время именно так они "проморгали" Кубу. В последние годы похожим образом "всколыхнулись" многие колонии Латинской Америки, где к власти пришли "левые". Другой пример - Зимбабве.  

 Усвоив классификацию, интересно проанализировать некоторые страны на предмет соответствия той или иной категории. Например, Иран: типичный придаток, вплоть до того, что в 1978 году там даже было установлено фундаменталистское правление усилиями США. Но американцы просчитались, и Иран превратился в "изгоя" для внешних сил, в то же время явно претендуя на статус "потребителя".

 Или Украина: в ходе последних выборов риторика обоих лагерей обещала гражданам превратить Украину в "придаток"; что выглядело особенно комично, поскольку обе соперничающие покровительствующие силы - Россия и США - рассматривали Украину прежде всего как колонию.

 Наконец, стоит уточнить, что данная классификация жизнеспособна только при господстве капиталистического строя. Она формируется под воздействием экспансии капиталов, отчуждения рабочей силы и экспроприации недр. Поэтому же, собственно, во всякой стране, где царит капитализм, найдутся в свою очередь регионы-потребители, регионы-придатки и регионы-колонии. Это объясняет, например, видимую неравнозначность различных "государств-наций" в составе ЕС.

 Ячейкам новых партизан необходимо четко знать данную классификацию, чтобы обозначить свою линию поведения по отношению к разным типам государств. Невозможно добиться одного и того же от "потребителя" и "колонии"; да и уровень насилия, неизбежно проявляемого по отношению к партизанской ячейке, будет разным в стране-"потребителе", стране-"придатке" и стране-"колонии".

 Государственная репрессивная машина лучше всего развита в "странах-потребителях", несколько слабее - в "придатках", совсем слабо - в "колониях". Денежный тоталитаризм, в то же время, больше всего вреда приносит "колониям", затем - "придаткам". "Потребителям" же, на данном этапе развития, он только помогает в их захватнических целях.

 

Денежный тоталитаризм

  Основной идеологией всех типов государств (кроме отшельников-изгоев) сегодня является денежный тоталитаризм. Он правит бал и в странах-потребителях, и в странах-придатках, и в странах-колониях. Естественно, в странах-потребителях он наиболее развит, в странах-придатках является идеологией «элиты» и стремящихся к ней групп населения, а в странах-колониях – насаждается насильно, часто путем государственного террора (со стороны собственного государства, поддержанного внешними «союзниками»). Придатки, правда, допускают дополнительно к денежному тоталитаризму эрзац-идеологии, вроде «Москва-третий Рим». Это делается ради поддержания иллюзии самостоятельности. А во многих колониях сохраняются туземные обычаи, которые, впрочем, трудно сравнивать и по методу воздействия, и по присущим качествам с классической западной идеологией. Впрочем, эти останки мифа бессильны в борьбе с современностью и уходят один за другим: их носители либо уничтожаются, либо насильно обращаются в новую веру.

 Тоталитаризм сам по себе не является чем-то пагубным, негативным. По сути дела, это всего лишь строгий миропорядок, не допускающий отклонений и вопросов в свой адрес. Военное положение автоматически вводит в той или иной стране тоталитаризм. На микроуровне тоталитаризм царил и царит в большинстве капиталистических предприятий, независимо от уровня свободы в обществе. Тотальной структурой является любая армия, любая Церковь. Всякий человек в своей жизни неминуемо сталкивается с тоталитаризмом. Это вовсе не гарантирует ни ментальных потрясений, ни ущемления собственного достоинства, ни тем более пыток и казней.

 Я не рассматриваю тоталитаризм сам по себе: мне неинтересна такая правозащитная казуистика. Меня интересует лишь денежный тоталитаризм, показавший свою уродливую личину в последние годы и стремящийся как можно более широко и прочно опутать Землю.

 Мне кажется, нельзя голословно осуждать любой тоталитаризм. Необходимо закадровое зрение: ради чего внедряются те или иные рамки, проводятся те или иные законы? Во благо или во зло? На мой взгляд, только такая позиция последовательна. Одинаково осуждать немецкий нацизм и советский сталинизм может только шизофреник. Потому что первый создавался для агрессии, второй – для обороны. Напротив, осуждая нацизм, здравомыслящий человек в то же время неизбежно должен поддерживать Сталина. В этом не будет противоречия.

 Денежный тоталитаризм можно рассматривать исторически. Он берет начало из теории Мальтуса, из социал-дарвинизма. Эта теория получила развитие в деятельности Мизеса, Хайека, Эйн Рэнд. За столетие освободительной борьбы, революций, мировых войн к денежному тоталитаризму присовокупили многое: медиа-теорию Маклюэна, постмодерн, троцкистскую идею мировой революции... В философии денежный тоталитаризм смыкается со знаковой теорией. И тем не менее все эти прелестные украшения только отвлекают взгляд.

 До последнего времени денежный тоталитаризм был в «спящем состоянии». Разбудило его крушение Советского Союза, произошедшее без его влияния (по причинам гораздо более мелким и в результате деятельности гораздо более ничтожных людей). Я думаю, если бы перед Советским Союзом в качестве противника стоял не многообразный Запад со всеми его искушениями и соблазнами, а строгая аскеза денежного тоталитаризма, - никто бы даже не услышал в 80-е годы провокационных лозунгов Горбачева. Никто бы не пошел за ним. Потому что никто по доброй воле не идет в тюрьму (если, конечно, мы ведем речь о человеке, еще не потерявшем свой облик).

 Денежный тоталитаризм страшен не в академических журналах, не в газетных фельетонах и даже не в постановлениях правительств. Он страшен на низовом уровне: когда дети, еще не научившись говорить, становятся потребителями; когда люди помыслить не могут бытия в ином формате, нежели представленный двумя-тремя монополистами по подаче новостей и разработке компьютерных игр; когда все человеческие чувства и стремления теряют смысл, не будучи выражены в отчужденной форме – посредством доллара или евро.  

 И раньше капиталистическая система не славилась спонтанностью, энтузиазмом, непосредственностью. Капиталист всегда оперировал ложными терминами, всегда строил свое благосостояние на подмене понятий, на эксплуатации и ловком манипулировании знаками. Косность и неповоротливость (за исключением возможности завладеть наживой) всегда были определяющими качествами капитализма. Эта бездушная машина всегда противостояла человеку.

 Но в силу исторических причин человеческое при этом не только не уничтожалось, но, во многих случаях, выходило из борьбы с ненавистной машиной еще более закаленным, чистым, здоровым и свободным. Так было во всех капиталистических странах на протяжении ХХ века, когда правительства колебались под влиянием подлинных пассионариев, борцов за сохранение и приумножение человеческих качеств в людях. И в низах массы не зверели под давлением обезличивающего труда, а росли и образовывались, ища и находя свой компромисс, позволяющий создать островок свободы, оазис самосовершенствования в рамках системы.

 Так родилась пресловутая западная демократия. Я даже не рассматриваю при этом влияние Советского Союза на эволюцию взглядов западного рабочего класса, затем ставшего «средним классом». Ясно, что оно было чрезвычайно благотворным: во-первых, буржуазные правительства наперегонки старались задобрить все более и более широкие слои рабочих, чтобы тем самым купить их лояльность; ясно также, что сами рабочие все более и более совершенствовали свои требования, требуя, по примеру советских товарищей, все больших и больших гражданских прав.

 После крушения Советского Союза этот процесс сначала заморозили, а потом начали «спускать на тормозах». Наконец, родилась знаменитая фраза Джорджа Буша: «Кто не с нами, тот против нас». Эта фраза является наиболее емким лозунгом денежного тоталитаризма и адресована не столько внешней, сколько внутренней аудитории. Ленин оказался провидцем: мало дать рабочим привилегии в рамках капиталистической системы; мало и неправильно, даже преступно. Чтобы навсегда освободить рабочий класс, капиталистическую систему надо сломать.

 Ленин, как известно, первым этапом уничтожения капиталистической системы считал насильственное уничтожение буржуазного государства. Сохранив это государство, западные рабочие сохранили своего главнейшего врага. Получилось как в фильмах ужасов, когда вирус (или монстра) не изводят, а зачем-то замораживают (подразумевается, в неких научных целях). Когда продюсеру захочется создать продолжение успешного фильма, он быстренько разморозит монстра или вирус руками какого-нибудь придурковатого лаборанта, и все завертится по новой.

  Так же произошло с денежным тоталитаризмом. До поры до времени он дремал себе в ученых советах, на кафедрах, в коридорах Конгресса. Но стоило прекратиться противостоянию капиталистической и социалистической систем, как денежная этика по умолчанию воцарилась единственно возможной моделью существования глобализированного общества, приобрела тотальный характер. К настоящему времени становиться поперек дороги ей уже бессмысленно – тебя сметут.

 Главным и основным постулатом денежного тоталитаризма является получение прибыли во что бы то ни стало. Прибыль возносится намного превыше человека, человек вообще не принимается в расчет в качестве субъекта. Отрицаются его внешние и внутренние качества. Поэтому же возможен и даже поощряется мультикультурализм и толерантность. Тут Запад следует известной фразе Дэна Сяопина о кошке: «Какая разница, белая она, черная или рыжая – главное, чтоб ловила мышей». Все внутренние и внешние качества человека рассматриваются только как предпосылки для его ценности в качестве рабочей силы. Значимость человека как источника рабочей силы измеряется в долларах прибыли. Человек перестает быть творцом, он остается лишь машиной для производства прибавочной стоимости.

 Строя свою теорию, Маркс указывал на такое обезличение как на главное качество пролетариата. Одновременно с пролетариатом обезличивается и буржуазия: происходит ее овеществление под влиянием товарного фетишизма. История последних лет показывает: хоть пролетариата как такового на Западе становится все меньше и меньше по мере перевода производств за рубеж, зато нынче все без исключения слои населения демонстрируют обезличенные, овеществленные качества. Поздно уже заниматься софистикой и задаваться вопросом: произошло ли это овеществление из-за всеобщего обуржуазивания или из-за возвращения огромного сегмента населения в условия жизни пролетариев, пускай при наличии некоторых завоеванных привилегий. Весь американский «средний класс» стремительно овеществляется. Ты – уже не личность, а сумма брэндов, приобретенных тобой на полученную часть прибавочной стоимости.  

 Западные государства постоянно унифицируются путем налоговой (социальной политики). Былое расслоение остается в силе (как-никак, надо поддерживать конкуренцию), но «средний класс» неуклонно беднеет, искусственно удерживается примерно на одинаковом уровне потребления. Под ним – современные изгои, отказывающиеся или неспособные включиться во всеобщее овеществление, в потребительскую мясорубку.

  «Средний класс», вся эта «анальная аристократия» (изобретающая для себя все новые и новые размытые определения – метросексуалы и т. д.) поголовно живет в стандартизованных бараках, ходит в одни и те же «райские сады для бедных» - магазины, где по скидке можно купить большую партию товара, смотрит одни и те же фильмы и ест одни и те же бутерброды.

 Но это бы еще полбеды. «Средний класс» одинаково отзывается на фильмы (отсюда финансовый успех одних, провал других), демонстрирует совершенно одинаковые поведенческие модели и следует пропаганде в СМИ похлеще, чем в былые времена советский народ. Думается: потому что советский народ был сознательным, в то время как современные западоиды следуют животным инстинктам. Последними примерами такого поразительного манипулирования были миллионные демонстрации против войны в Ираке в самый разгар зимней погоды в Европе и в Северной Америке в 2003 году. Граждане, живущие в денежном тоталитаризме, демонстрируют удивительную «сознательность», при которой демократия уже теряет всякий смысл.

 При этом волей индустриального прогресса, а также умелого манипулирования капиталами, западный человек, стремительно теряющий свой человеческий облик, в настоящее время занят изначально, казалось бы, творческой работой: произведением смыслов. Он уже не горбатится на производстве, не балует себя кустарничеством. Он изобретает способы одурачивания ближнего своего, совершенствует свое знание махинаций, использует собственное красноречие, чтобы как-нибудь по-новому приукрасить старую человеконенавистническую идеологию, разгромленную еще Марксом и Лениным. Сколько на самом деле творчества в такой деятельности – постараемся понять в следующей главе.  

 Как победить эту новую Орду, проникающую во все уголки планеты, подобно саранче? Действовать их же методами? Принять их логику, пытаться их переспорить? Итог такого поведения наверняка будет не в нашу пользу. Потому что пока они болтают, они тем самым зарабатывают себе символический капитал. Пока мы спорим с ними, мы теряем время.

 Я думаю, нашим орудием может быть только труд. Труд не ради изготовления прибавочной стоимости. И даже не физический или кустарный труд для устыжения белоручек, проводящих свое время в дискуссиях, в сочинительстве рекламных текстов и в изобретении пиар-стратегий. Мы должны трудиться, чтобы низвергнуть бесчеловечную систему. Такая человеческая деятельность спасительна и безупречна. Насколько омерзителен труд на благо денежного тоталитаризма, настолько благороден и прекрасен труд ему во вред, направленный на его полное и бесповоротное уничтожение. Труд – тайное оружие пролетариата.

 

Тайное оружие пролетариата

 Говоря о труде, нужно различать труд по призванию, труд ради выживания и рабский труд. К последнему причислим все виды трудовой деятельности ради прибыли. Прибыль в данном случае - не достаток, не награда за усилия, а потенциальный капитал, ради которого человек готов гнуть спину днем и ночью, хуже раба на Беломорканале. Этот труд позорен и лишен смысла. Человек, видящий свое призвание в добыче прибавочной стоимости (путем эксплуатации других людей или самого себя), ущербен духовно и физически.

 Труд ради выживания - удел многих миллиардов. Именно таким трудом были заняты классические марксовы пролетарии. Не вижу причин сегодня называть их по-другому. То, что условия их работы сегодня более щадящие, чем 100 лет назад, не относится к определяющим качествам их существования. К тому же, сидение в кондиционированном офисе по своим последствиям для здоровья ненамного полезнее стояния за станком в душной цеховой атмосфере.

 Я не вижу также смысла заострять внимание на привилегиях и социальных гарантиях, приобретенных определенными частями рабочего класса за столетие. Они также не переводят наемного работника в разряд буржуа.

  Человек, продающий свою рабочую силу ради получения куска хлеба, есть пролетарий. Точно так же человек, использующий свою силу и опыт на выбивание прибавочной стоимости, есть эксплуататор, капиталист.

 Об "архаичности" этих терминов чаще всего кричат богемные буржуа, получающие гешефт от капиталовладельцев. Я же не вижу в них ничего архаичного. Напротив, на мой взгляд, всякое левое общественное движение должно ценить и активно употреблять понятие "пролетарий", подчеркивая его позитивное, светлое начало. Исторически пролетарий - это не изгой, застывший на низшей ступени развития и обреченный самой природой на нищенское существование и грязный, рабский труд. Пролетарий - это человек, сумевший преодолеть рамки своего бытия, разбить оковы и выбраться из тюрьмы. Пролетарий - тот, кто из "ничего" стал "всем".

 Истинным благом для пролетария являлось установление права на труд. В Советской республике благодаря законодательному утверждению этого базового гражданского права, наряду с правом на жизнь, на медицинское обслуживание, на отдых, на всеобщее среднее образование, на защиту детства и материнства и т. д. - труд из разряда борьбы за выживание перешел в другую категорию - творческого самовыражения по призванию. Человек в СССР волен был выбирать себе профессию вне зависимости от рыночной конъюнктуры.

 Бытует мнение, что, де, в СССР, напротив, каждый был рабом партии (или лично Сталина). Труд же, следовательно, тоже был рабский. В доказательство приводят нищенские заработки и отсутствие паспортов у крестьян, а также принудительный труд в лагерях.

 Лагерный труд не является привилегией советского строя. Современная Россия, современные США, другие общества вполне опираются на него в отдельных отраслях. Никогда в человеческой истории принудительный труд не играл определяющую роль.

 Что касается колхозных заработков, то, во-первых, советская система не была монетаристской, и колхозник, помимо зарплаты, получал внушительные преимущества, вступая в колхоз. Эти преимущества касались и условий его труда, которые объективно улучшались по сравнению с прошлым.

 Говорить о "повсеместном рабском труде" в Советском Союзе может только манкурт, оторванный от исторической действительности. Попробуйте заикнуться о "рабском труде" старшему поколению. Я думаю, меткой фразой эти люди, не мыслящие жизни своей в праздности, сравняют вас с землей. "Рабский труд" никогда не смог бы выработать у наших прародителей той трудовой этики, которую они хранят до сих пор.

 В идеале человечество неуклонно движется от рабского труда (труда немотивированного) к труду ради выживания (труду, мотивированному причинами низового характера) и, наконец, к труду по призванию (труду, мотивированному причинами высшего характера).

 И в СССР, и на индустриальном Западе творческий труд был в особом почете. Он лучше всего оплачивался. Западная пропаганда последних лет потратила немало усилий на продвижение в массы концепции нового типа работника, который "сам себе босс" и занимается "креативом". Вроде бы, тоже творческая фигура. К сожалению, "креатив" - это не творчество, как можно было бы подумать, а чаще всего низкопробное фиглярство на потеху толпе, образованной по низменным стандартам. К тому же на поверку и "креативом" на Западе сегодня заняты лишь немногие: большинство по-рабски вкалывает в отделах продаж, в маркетинге, на различного рода спекуляциях. Эти люди - приводные ремни современного капитализма. Под ними - тьмы и тьмы пролетариев из "сферы услуг". Сегодня, как и сто лет назад, эти люди вкалывают за кусок хлеба. В Америке господствует тенденция набирать в "сферу услуг" нелегальных иммигрантов из стран "третьего мира", а коренное население ориентировать на спекулятивные занятия, на индустрию развлечений, где можно заниматься "креативом". В Канаде и других мелких странах еще сильна инерция старомодного производительного труда, потому что заработки там относительно выше (если сравнить с расходами) и завоевания коренного рабочего класса защищают профсоюзы. Но в США уже вовсю царит карьерный постмодерн: люди рады стадом метаться из программистов в компьютерную графику, из компьютерной графики в охранники, из охранников в пейзажисты... Чем игривее, ласковее работа, тем лучше. Вообще, сама концепция работы на современном Западе скоро будет забыта. Профессионализм уходит в прошлое. Люди поступают в университет не для того, чтобы обучиться азам того или иного мастерства, а, наоборот, чтобы приобрести бойцовские качества и выработать "гибкость". На Западе уже немыслимо учиться в течение десяти лет, чтобы потом поступить на место и провести там всю жизнь. Таких мест не осталось. Человек учится другому: профессиональному хамелеонству и всезнайству, напористости, так называемым деловым качествам. Если он чему-то и был обучен в школе (например, в частной школе), то университет существует исключительно для того, чтобы выбить из его головы все лишние, "доктринерские" знания.

 Все это напоминает мне ситуацию в СССР 70-80-х годов. В том обществе тоже была заметна деградация университетского образования, презрение к труду, полное забвение ценности труда по призванию. Хотя там труд был отброшен населением в иных условиях и по иным причинам. Западный человек отрицает работу, потому что надеется на "креатив", который даст ему большую прибыль и (как он думает) избавит от заботы о дальнейшей прибыли. Советский человек, напротив, трудом без заботы о прибыли был попросту пресыщен. Призвание шло ему прямо в руки.  

 Люди рассматривали бесплатное высококачественное образование как награду за свой выдающийся имнтеллект, а не как аванс в счет будущих поколений, не как общенародное достояние. Низкоквалифицированный труд презирали. Закончив институт, стремились к "теплым местам". Многим в самом деле удавалось устроиться на такие "теплые места". А в тепличной атмосфере человек очень быстро забывает ценность труда по призванию, перестает включать его в список своих реальных преимуществ. Ко всему прочему, труд по призванию, как правило, редко регламентируется (против этого восстает сама логика), а в СССР он оставался строго регламентированным даже спустя десятилетия после перехода от тоталитаризма к более мягкому режиму (сохранялось распределение, нивелировка зарплат). Это создавало когнитивный диссонанс, сбивало с толку. Граждане рвались за "свободой" на Запад, хотя на Западе не было и толики той творческой свободы, которая предлагалась каждому в СССР.

 Идеальной формой труда по призванию является страстная борьба за абсолют, стремление к идеалу. К несчастью Советского режима, на Западе такой труд по призванию имел место (хотя и в ограниченных масштабах), но в позднем СССР его не было совсем. Бороться было не с чем. Брежневское руководство даже фактически запретило бороться с капиталистами, провозгласив курс на мирное сосуществование. Такое отступление от диалектики было самоубийством для страны, всего за несколько десятилетий до того совершившей величайшую революцию.

 Сегодня нам уже поздно сокрушаться о Советском Союзе. Гораздо более страшное будущее ждет нас, нежели лишение былых социальных гарантий и национальной гордости. На современном Западе (а РФ, как и многие бывшие республики, до сих пор стремится туда и успешно включает в себя островки западной культуры, западной инфраструктуры, западного человеческого материала) труд по призванию в условиях денежного тоталитаризма скоро станет немыслим. Человеческая деятельность во имя абсолюта, идеала, любое творчество отойдет в прошлое. Уже сегодня труд, не дающий прибыли, не обеспечивает человеку место в жизни. А при денежном тоталитаризме отсутствие места в жизни означает судьбу доходяги в концлагере. Пускай условия не так суровы, и умрет этот доходяга позже, но он все равно уже умер в памяти своих соседей, отказывающихся мыслить в естественных, неотчужденных категориях. Если у тебя нет машины - ты не человек. Если ты не носишь на поясе последний "дивайс" - "приспособление", "приложение к человеку" - ты недостоин внимания. И так далее, и тому подобное. Примеры можно искать и находить бесконечно. По сути дела, весь материальный мир превратился в некие полезные вещи, которые могут увеличить человеческую стоимость. Это предельное выражение товарного фетишизма.

  Сам человек из сгустка мяса, костей, мускулов (уж не говорим – из носителя каких-то душевных качеств) превращается в машину, которую можно смазать и дальше эксплуатировать. Забавно сопоставить фармакологическую отрасль в бывшем СССР (и странах соцлагеря) и на Западе. Если в СССР продавались лекарства, лечащие болезнь, то на Западе в ходу средства, подавляющие ее симптомы. Там можно принять таблетку и смело идти на работу, чтобы и дальше на благо денежного тоталитаризма добывать прибавочную стоимость. Классическим воплощением таких препаратов является "Виагра". В сущности, каждое второе лекарство на Западе является не лекарством, а своего рода допингом – средством по повышению производительности ("performance enhancing drug").

 Неприязнь к здоровому, свободному от допинга, естественному физическому труду в современном западном мире очевидна. Люди боятся испачкаться, провонять, боятся накачать мускулы естественным путем. Но что интересно: точно такое же отторжение западоид испытывает и к умственному труду, который в последние годы не приносит творцам никакой прибыли. Единственный вид деятельности, который западоид считает достойным - это получение добавочной стоимости. Все остальное вне поля его зрения. Он считает: пусть работают роботы, хотя чаще всего за него работают жители "третьего мира", оказывающие ему услуги или производящие для него одежду и предметы первой необходимости.

 Есть соблазн, кстати, представить и потенциальное коммунистическое общество в виде этакой идеальной платоновской "академии", где все только занимаются творчеством, а работают автоматы. Это - из разряда wishful thinking. Такие умственные выкладки, должно быть, произрастают из еврейской легенды о Големе. И опровергнуть их проще простого. Маниловские мечты всегда бесперспективны. Допустим, действительно работать будут роботы. Но ведь робота должен кто-то сделать! И чаще всего на производство, обслуживание, ремонт, усовершенствование робота требуется гораздо больше усилий, чем на приманивание нищего иммигранта из "третьего мира", который все то же самое будет делать вручную и еще и дарить западному человеку холуйскую улыбку и полупоклон.

 Поистине, погружаясь в пучину трудовой деятельности западоидов, видишь, до какой степени их жизнь бесперспективна и бессмысленна. Сам их труд гнусен, поскольку несет остальным народам лишь обман, новое мракобесие. Но и лакейский труд стремящихся на Запад маргиналов из "третьего мира" не лучше.

 Люди, не способные выносить это унижение, это насилие над личностью, должны объединиться и направить все свое умение, все свое мастерство на низвержение бесчеловечной системы. О ее бесчеловечном характере немало сказано до нас. Формула "Деньги-Товар-Деньги", на которой зиждется вся современная экономическая наука, заключает в себе опасность, потому что заостряет внимание на деньгах, на несущественном компоненте трудовых отношений, человеческой деятельности. Эта формула неизбежно приводит к отчуждению, к оправданию прибавочной стоимости. В партизанских условиях эта формула неприменима. Партизанский отряд будет действовать по формуле Труд-Товар-Труд, которая может показаться тавтологичной и архаической, но абсолютно незаменима в условиях полной блокады со стороны денежного тоталитаризма и постоянного противостояния ему. Партизанский отряд зиждется на труде: труде во благо высшей цели уничтожения бесчеловечной системы. Трудом создается товар, который делает возможным дальнейший труд. Деньги в данной схеме тоже присутствуют: в виде тире. Деньги остаются механизмом обмена и теряют самодостаточность.

 Не секрет, что многие из нас вынуждены трудиться ради выживания. Если удастся совместить такой труд с работой по призванию (а призвание однозначно - уничтожение западного общества, построенного на умножении капиталов), то можно вырваться из тисков денежного тоталитаризма. С другой стороны, труд ради прибыли, муравьиная возня в поисках увеличения стоимости своих акций, должен безусловно быть отвергнут по нравственным соображениям. Нужно понимать, что человек делает сознательный выбор, когда решает заняться такой деятельностью. Сегодня каждый на Западе самостоятельно выбирает: быть ли ему частью машины, и какой частью: маховиком, приводным ремнем или винтиком. Такому человеку нужно всячески препятствовать и поносить любые продукты его труда, даже если они могут пойти кому-то на пользу. Только если продукты его труда (и даже капиталы) окажутся в распоряжении партизанского отряда и смогут пойти на дело уничтожения бесчеловечной системы, их можно принимать во внимание.

 Партизанский отряд имеет все шансы совместить труд ради выживания с трудом по призванию. Отряд существует как "убежище благоутишное для страждущих, жаждущих, ищущих". Отряд дает людям работу и непосредственно распределяет между ними продукты их труда. Отряд "изымает" людей из обращения, выводит их с рынка рабочей силы, нацеленного нынче на производство прибыли, а не на производство товаров. Люди, попавшие в отряд, уже не смогут возвратиться в глобальный человейник. Почему? Объясним подробнее в следующих главах.

 

Предтечи партизанских отрядов

 История повторяется. Поэтому, размышляя о том, какими должны быть партизанские отряды, мы стараемся прежде всего вспомнить об их многочисленных предшественниках: скитах и сектах, повстанческих армиях и производственных кооперативах. Нас интересуют все образования, которые противостояли мировому порядку, двигались против течения. Мы изучаем раскол, тайные общества, секретные протоколы. В нашем поле зрения диссиденты всех времен, многих стран, разных общественных формаций. Мы должны знать, какими были нонконформистские движения в прошлом, чтобы не повторять ошибки за их создателями. История никогда не ошибается; ошибается человек. Достигнув взаимопонимания с историей, мы застрахуем себя от ошибок и пагубных решений.

 По незыблемым законам диалектики, каким бы сплоченным и безальтернативным не было человечество, в его среде всегда существовали группы несогласных. Одни тянули общество назад, отрекались от него во имя отброшенных им идеалов. Другие шли впереди своего времени, ища в миру те общественные связи и институты, чей час еще не пробил. Разные группы декларировали свое неприятие мира дольнего и уходили в "мир иной": кто-то - в монастырь, кто-то - в масонскую ложу.

 Человек - существо противоречивое. Ему всегда было нужно пространство для игр, для самовыражения, не допускаемого обычным порядком вещей. Сатурналии, карнавалы, праздники сменяли изнуряющие будни. В архаических обществах праздников было куда больше, чем сейчас. Но и сегодня человек регулярно меняет шкуру: на работе он один, дома - другой. Постоянство губит, противоречит нашей натуре.

  Всегда были и есть люди, отрекающиеся от мира не на общепринятый срок, а навсегда, строящие свою жизнь на противоречии. Именно вокруг них в прошлом возникали объединения, связанные по своему мятежному духу и боевой целеустремленности с партизанскими отрядами, которые в наше время должны противостоять денежному тоталитаризму. Сходство этих объединений прежде всего в их явной направленности против существующего порядка. Партизанский отряд изначально создается не ради чего-то, а от противного. Партизаны отталкиваются от негатива и предлагают таким же, как они, выход из тюрьмы, из мышеловки Catch 22, связанный с изменением ориентиров и новым восприятием тех ценностей, которые были поколеблены в ходе ХХ столетия.

 Это явно миссионерский пафос, если даже не мессианский. Разница с предыдущими эпохами в том, что направлен он не вовне, а внутрь себя. Если колонист образовывает "туземцев", то партизанский отряд, посвящая человека в бойцы, позволяет ему отринуть вегетативное, роботоподобное существование. Человек, пришедший в отряд, вынужден заняться самооценкой и самосовершенствованием. Ленин бы сказал: "Самообразованием". Причем не самообразованием в рамках буржуазного прогресса, приводящего чаще всего к самовозвеличиванию, а скорее самообразованием в рамках буддистского "воспитания духа".

1. Фаланги и секты

 По разным причинам большинство нонконформистских объединений прошлых эпох, руководствовавшихся в своей деятельности мессианским пафосом, не выполнило своей миссии, сгинуло через несколько лет, а то и месяцев после рождения. Коммуны превращались в буржуазные парламентские республики или падали под залпами. Общины переселенцев в Америке сливались с капиталистическим окружением, еще недавно порицаемым и отвергаемым. Пустели монастыри. Происходило это по двум причинам: во-первых, полная изоляция в доинформационную эпоху; во-вторых, относительная слабость той общественной системы, которой противостояла коммуна. Именно по слабости система зачастую подавляла движения раскольников огнем и мечом. Других средств не было, или они не могли соперничать с уничтожением - самым простым. Слабость же можно было использовать и иначе: для постепенного разложения коммуны. Уровень бдительности в ней незаметно снижался и люди теряли бойцовские качества, без которых изначально немыслимо образование никакой параллельной структуры на почве старого общества. Получалось так, что старое общество "размывало" коммуну, легко соблазняло ее членов поодиночке.

 Если подойти к вопросу параллельных, диссидентских объединений с точки зрения истории, то в первую очередь на ум придет поразительный пример единственного в своем роде успеха коммуны в ее религиозной форме: в форме объединений первых христиан, а также протестантских движений. И там, и тут поначалу раздробленные, унижаемые и травимые группы смогли сплотиться и создать крепкую систему, отличавшуюся строго кодифицированным устоем и незыблемой иерархией. Христианство можно считать самым ярким примером успеха партизанщины в истории человечества. Протестантизм - пример того, как целыми коммунами люди снимались с мест и плыли за океан, чтобы основать там новое общество.

 От религиозных коммун перейдем к коммунам производственным, организованным в XIX веке социалистами.

 Социализм, в общем, тоже можно рассматривать как религиозное движение, со своим символом веры, святыми, предтечами, заповедями и т. д. В этом не будет кощунства, если одновременно признавать ведущую историческую роль религии вообще и отдавать себе отчет, насколько глубоко скрепы религиозности сплачивают человечество, в том числе в современном западном обществе с его политкорректностью и правами человека.

 Вклад социалистов-утопистов в дело создания отгороженных от остального общества объединений-коммун хорошо известен. На протяжении всего XIX века то тут, то там они пытались воплотить в жизнь гуманистическую, платоновскую модель "идеального общества". Как правило, эти эксперименты проваливались. Виной тому была еще недостаточно усовершенствованная промышленная культура, неразвитые коммуникации, которые делали жизнь в фаланге тяжкой, изнурительной, однотонной. А люди ждали другого: сказки, духовной реализации, исполнения мечты.

 Стоит упомянуть и о том, что разного рода фаланги создавались как конкуренты обычным капиталистическим предприятиям. Естественно, в условиях жестокой борьбы они вынуждены были отступить. Капитализм не терпит "иного", плюрализм его исключительно показной. При этом капитализм не гнушался перенимать социалистические методы организации производства и жизни рабочих. Кто быстрее и успешнее воплотил их в жизнь и смог обезопасить тем самым свою прибыль, тот, в конечном счете, и выжил в борьбе концернов и корпораций.

 На самых высокоразвитых капиталистических заводах и фабриках зачастую царил дух фаланги, ее строгая этика. Это не очень-то афишировалось, потому что считалось одним из залогов успеха, частью коммерческой тайны. Не будучи коммуной, завод или фирма всячески - и подарком, и принуждением - старались внедрить у себя коммунальную целеустремленность, верность собственному делу в ущерб всем остальным.

2. Швейная мастерская Веры Павловны

 В русской литературе известен типичный пример социалистической фаланги - сакраментальная швейная мастерская Веры Павловны из романа Чернышевского "Что делать?". Роман этот чрезвычайно ценил Ленин: уж явно не за его литературные достоинства, а, во-первых, за изображение революционеров как "людей нового типа", во-вторых, за тщательное внимание автора к рациональной организации производства, за попытку совместить человеческое начало с капиталистическим развитием. Это же стремление двигало Лениным при создании лучших своих политических манифестов: "Империализм как высшая стадия капитализма" и "Государство и революция". Первая книга - апокалиптична, она описывает всю глубину человеческого падения. Вторая - показывает выход из бездны путем организации, "учета и контроля".

 Швейная мастерская у Чернышевского полностью выдумана. "Есть в рассказе черта, придуманная мною: это мастерская. На самом деле Вера Павловна хлопотала над устройством не мастерской; и таких мастерских, какую я описал, я не знал: их нет в нашем любезном отечестве. На самом деле она хлопотала над чем-то вроде воскресной школы или - ближе к подлинной правде - вроде ежедневной бесплатной школы не для детей, а для взрослых". Значит ли это, что мы имеем дело с голой утопией? Почему такой прекрасный проект неосуществим? И будучи осуществим, не может ли он прекратить свое существование по тем же причинам, что и фаланги в Западной Европе? Неужели любая попытка создать что-либо человеческое, антропоцентричное на базе капиталистических отношений, замешанных на отчуждении, механистичности, - любая такая попытка окажется смехотворной? Стоит ли отвергать "швейные мастерские" как радикализм, напрасные выкрутасы?

 Нет! Напротив, чтобы победить, параллельные объединения должны быть куда более радикальны. Тут уже одной организацией труда не обойдешься, "учета и контроля" явно мало. Необходимы более значительные устремления, более широкий горизонт и более амбициозные цели.

 Швейная мастерская в романе "Что делать?" создается с одной целью: улучшить отвратительные условия наемного труда. Это удается, но только в воображении автора. Да и сам он, впрочем, склонен рассматривать "предприятие нового типа" как временную подмогу для той части общества, которая наиболее подвержена соблазнам и падениям. Мастерская при этом не берется в расчет как нечто принципиально отличное от мира, отличное по самой своей глубинной сути. Туда идут не за справедливостью, а за удобством. Приехавший из Америки делец отмахивается: «И у нас такого хватает». Трудятся в мастерской по той же модели, что и на всех других предприятиях. Швейная мастерская Веры Павловны включена в общую конкуренцию и отличается от остальных фабрик лишь одним: условия труда там легче и отношение со стороны хозяев более человеческое. Несмотря на то, что хозяевами формально являются все работницы, на деле в мастерской существует строгая централизация. Такая коммуна - это даже не кооператив или артель, это, скорее, мелкое предприятие с просвещенными владельцами.

 Партизанский отряд только по своей внешней форме похож на швейную мастерскую Веры Павловны. Но по сути они совершенно разные. Партизанский отряд существует не для улучшения условий труда (хотя может и должен их улучшить), а для предоставления ищущим возможности другого труда, труда по призванию. Этот труд в сегодняшнем мире немыслим. Обладая условиями для его обеспечения, отряд навсегда привяжет людей к себе. Они уже никогда не смогут вернуться в клоаку денежного тоталитаризма и снова надеть на себя цепи бессмысленного кредита и бесконечного круговращения от кризиса к кризису, от банкротства к банкротству, от ошибки к ошибке.

3. Башни и бункера из слоновой кости

 В наши дни желающим уйти от мира предоставляется широкий выбор. Эскапизм как течение чрезвычайно распространен. Все возможности "бегства от цивилизации" прекрасно осуществимы в рамках денежного тоталитаризма, в меру вашей испорченности. Можно просто накачаться наркотиками. Можно купить себе остров. Если на это нет денег, то можно построить особняк с забором, пустить по верху забора колючую проволоку под напряжением, на чердаке установить пулемет, а в близлежащем лесу расставить снайперов. Это тоже будет партизанщина, но совсем другого рода. Такой "уход от мира" знаменует собой высшее воплощение капитализма, его квинтэссенцию. Этого может достичь лишь тот, кто успешно культивировал в себе отчуждение по капиталистической модели и пришел наконец к его пароксизму. Такой человек лишен всех человеческих качеств и выброшен за грань добра и зла. Он отсутствует в картине мироздания.

 Партизанский отряд демонстрирует противоположные черты: он полностью открыт для внешнего мира. Отряд принимает любого, кто готов в него вступить. Двери его широко распахнуты, и для вступления в него не существует протокола или испытательного срока, охраняющих и ограничивающих допуск в иные иерархические объединения.

 Заманчиво было бы отнести к партизанским отрядам все "бункеры" современных нонконформистов и даже сквоты. Но это несколько разные вещи. Чтобы получить свое право на место в сквоте, надо все-таки выполнить замысловатый ритуал. В "бункер" без пароля не пустят. Напротив, партизанский отряд бравирует своей над-ритуальностью. Это площадка для свободомыслия и труда по призванию. Допустимо ли, чтобы в годы войны партизаны испрашивали у населения знания каких-то догматов, прежде чем пустить под свою защиту? Нет, это смерти подобно. Путь в отряд открыт для всех и накрепко заказан лишь одной категории: предателям. Но о них - позже.

 С другой стороны, сама суть партизанского отряда такова, что оттуда в мир уже не вернуться. Если различные сборища нон-конформистов могут отпускать своих адептов обратно, на "вольные хлеба" (на Западе многие дельцы прошли в свое время школу "хиппизма"), то отряд дает своим членам прививку от общества потребления, поит их свежим воздухом, после которого они не возвратятся в смрад реклам и водоворот информации; кормит их чистым хлебом, после которого желудки их отвергнут коммерческий эрзац. Отряд действует как бы по принципу "черной дыры", но "черной дыры" наоборот: он не засасывает в себя все самое живое и яркое, чтобы превратить его в ничто, а напротив, превращает людей из стандартизованных ничтожеств в полноценные существа.

4. Кооперативы

 Обратимся теперь к другому примеру общественных отношений, близких к партизанским: к кооперативному движению в начале XX века. Это чисто русское явление, никак не связанное с западноевропейским марксизмом. Истоки его - в крестьянской общине. А расцвет его произошел после прихода большевиков к власти, в 20-е годы, во время "Новой экономической политики". Через несколько лет после взятия Зимнего, после кровопролитной гражданской войны и дорого обошедшихся русскому народу экспериментов в области хозяйствования Ленин решился возводить фундамент социалистического народного хозяйства на основе класса кооператоров. Эта попытка имела грандиозный успех. Благодаря гениальной интуиции Ленина советский строй, опершись на кооперативы, получил приток свежих сил и инициативного мышления. Можно сказать, благодаря кооперативам завертелся весь маховик советской промышленной диалектики: от НЭПа к индустриализации и коллективизации, от индустриализации и коллективизации к военной экономике, от военной экономики к возрождению хозяйства, от возрождения хозяйства к повышению материального достатка граждан...

 Старые кооперативы и артели дали социалистическому строительству громадный начальный импульс. Они показали: можно взять инициативу в свои руки, можно быть хозяином своего дела. Такой крутой поворот от угнетения к самостоянию произошел впервые в человеческой истории. Больше такого пока не случалось на земле. "Новая экономическая политика" позволила превратить практически весь Советский Союз в огромную коммуну, в огромный партизанский отряд. Это не значит, впрочем, что вся страна стала монолитной; но она жила, сотрудничала или враждовала с другими странами по принципу партизанского отряда в капиталистическом мире. И проиграла в конце концов, увы, по тем же причинам, по которым развалились фаланги Фурье или швейная мастерская Веры Павловны.

 Кооператив противопоставляет себя капиталистическому миру. В этом его главное определяющее качество. Его члены отвергают многие базовые принципы капитализма ради общего дела. Артельные рабочие не признают индивидуальной прибыли и конкуренции. Поэтому именно русский традиционный кооператив, выросший из общины, ближе всего по типу производственных отношений к партизанским отрядам, которые необходимо построить, чтобы опрокинуть и уничтожить денежный тоталитаризм.

 Отряд существует для того, чтобы дать людям работу. Это его базовое предназначение. По этому признаку он, безусловно, смыкается с кооперативом или артелью в первые годы Советской власти. Мы делаем одно и то же дело, только Ленину и его сподвижникам противостояла разруха, а нам - удушающая атмосфера денежного тоталитаризма. Еще неизвестно, что хуже, что сложнее победить. Но иного выхода нет ни в том, ни в другом случае.

5. "Страны-изгои"

 Партизаны, объединившиеся в отряд, не признают не только буржуазных методов хозяйствования, но и самого буржуазного государства со всеми его институтами. Отряд - не только экономическое объединение. Он занимается политической борьбой. Борьба ведется прежде всего с государством, с его агентами и его машиной подавления. Врагами партизанских отрядов являются все типы государств (кроме отшельников-изгоев): и страны-потребители, и страны-придатки, и страны-колонии. В каждом случае применяются разные формы борьбы, потому что каждое государство будет вести себя с партизанскими отрядами по-своему. Кроме того, во всех этих типах государств сложились различные условия для существования и функционирования партизанских отрядов.

 Любая коммуна, любой партизанский отряд противопоставляет себя буржуазному миру в качестве отдельной государственной единицы. Бывает и обратная связь: можно организовать целое государство как большой партизанский отряд. Это государство будет вполне жизнеспособным. Не стоит подавать его как своего рода "извращение".

 Ранее я сравнил весь огромный Советский Союз с партизанским отрядом. И поныне многие его отколовшиеся части ведут себя так, как будто это коммуны: самый красноречивый пример - Туркмения. Так называемые "страны-изгои" живут по всем законам партизанских отрядов. Потому-то они так и ненавидимы странами-потребителями. Рациональной причины этой ненависти не существует.

 Так называемые "страны-изгои" (я бы предпочел называть их "странами-отшельниками"), вопреки отупляющей западной пропаганде, объективно не демонстрируют упадка или маразма и развиваются по своим законам не хуже (а в чем-то и лучше), чем буржуазные государства. Мы знаем, что исторически Советский Союз пал под внешним воздействием (пускай мягким, зато гораздо более всепроникающим) и из-за предательства элит. Говорят о "нежизнеспособности" Советской системы, как правило, лишь ее проплаченные враги, проплаченные чаще всего одним и тем же ведомством, свято блюдущим незыблемость денежного тоталитаризма. Уже поэтому критику Советского Союза надо вести чрезвычайно осторожно, а всякие разговоры о "нежизнеспособности" отвергнуть как глупый вздор, недостойный исследователя. В лучшем случае такие разговоры указывают на неуместное пораженчество; в худшем - обозначают предателя.

 Тем более гнусными являются разговоры о "нежизнеспособности" Советской и подобных ей систем (читай - государств, организованных по принципу партизанского отряда) сегодня, когда мы четко знаем, что так называемые "государства-изгои" могут быть побеждены только внешним воздействием. Сегодня, когда со всех высоких и низких трибун несутся проклятия и угрозы в адрес Северной Кореи, Ирана и Кубы, это особенно бросается в глаза.

  В лице Северной Кореи и Кубы западная геббельсовская пропаганда обвиняет не только данные конкретные государства: она отказывает в праве на существование всем остальным формам нонконформизма, кроме того безобидного политкорректного "плюрализма" (на Западе что хорошо для бизнеса, то и политкорректно), который полностью интегрирован в систему денежного тоталитаризма, управляем ею и содержится в качестве клапана для выпуска общественного недовольства. Капитализм неизменно отвергает и предает анафеме любые внятные попытки организовать сопротивление ему на религиозной или светской основе. "Свобода слова" и "свобода собраний" тут становятся не в счет. Власти запрещают сквоты, выдумывают пугало "терроризма" для того, чтобы расправиться, прижать, подстричь под свою гребенку растущее мусульманское население.

 В данной атмосфере партизанский отряд существует уже не просто для того, чтобы дать людям работу, а еще и для того, чтобы одновременно воплотить в жизнь их личностные установки, возродить их в качестве политических субъектов. Поэтому так важна политическая составляющая в отряде, поэтому надо помнить, что отряд противостоит буржуазному государству и в таком качестве сам становится маленьким государством. Это делает необходимым изучение науки о государстве, от Макиавелли до Ленина. Наука эта - наука прежде всего социальная. Политология является лишь ее продолжением, как физика - продолжение математики. Государство можно строить и в отдельно взятой квартире. А. Зиновьев очень хорошо выразил кредо современного партизана: "Я сам себе государство".

6. Древнерусские монастыри

 Политической целью партизанских отрядов является ликвидация капитализма в его нынешней форме денежного тоталитаризма. Это - конечная цель, к которой члены отряда стремятся по мере своего образования и закаленности в борьбе. Она не является тактической. Отряд не ведет специальную подрывную работу против буржуазного государства и не конкурирует с ним на властном, представительском и даже идеологическом уровне. Отряд существует вне конкуренции. Поэтому ликвидация капитализма и не может быть его тактической целью. Тактика партизанского отряда диктует прежде всего строго экономические задачи, которые сближают отряд с русскими и советскими кооперативами: дать людям возможность трудиться по призванию, и в зависимости от их труда дать им базовые человеческие права (гражданские права партизана): в первую очередь, кров, пищу, отдых и возможность растить детей.

  Тремя главными ценностями партизанской жизни являются крыша над головой, кусок хлеба, своя семья. Если проследить исторические корни партизанского движения, мы увидим, что люди во все времена уходили в леса именно за этим: за кровом, за пищей, за спасением близких.

 И еще - за правдой. Поэтому так важна политическая составляющая партизанского движения. В этом партизаны, наследуя кооператорам, идут дальше их, приближаются к тому ленинскому идеалу "цивилизованных кооператоров", которые должны стать опорой социализму.

 Что имеет в виду Ленин под словом "цивилизованные"? Уж явно не принадлежность к Западной культуре. Скорее, осознание своей политической самостоятельности и способность строить свою производственную деятельность в соответствии с высшей целью.

 И тут я возвращаюсь к религиозным сектантам прошлого, к древним христианам и протестантам, жизнь и деятельность которых тоже близка к модели существования партизанского отряда. Без сомнения, высшая цель, которую они исповедовали, сродни по своей функции высшей цели партизанского отряда - уничтожению капитализма. Поэтому, говоря о предтечах партизанских отрядов, так важно не отметать тот или иной опыт, поскольку он провалился или привел не к тем результатам, каких бы нам хотелось, а искать сходные черты и снова ставить их во главу угла, как условия будущей победы. И самое главное - необходимо суметь соединить опыт двух типов партизанских отрядов прошлого: одни условно назовем "религиозными", другие - "светскими", одни - скорее, "духовными", другие - скорее, "материальными", одни - "политическими", другие - "производственными".

 В сегодняшнем партизанском отряде политическая и производственная составляющие должны поддерживать и дополнять друг друга. Политическая составляющая без производственной не имеет перспектив, производственная составляющая без политической не имеет смысла. В русской истории хорошо известны примеры таких "двуединых" отрядов: это древнерусские крепости-монастыри. Люди шли туда, чтобы удалиться от неправедного, забывшего заповеди мира, но в первую очередь, подобно примерному протестанту Робинзону Крузо, организовывали именно мирскую, но праведную мирскую жизнь: устраивали сады, огороды, ставили баньку, разводили стадо... Наконец, писали и охраняли книги, копили ученость.

 Почему я говорю именно о древнерусских монастырях, а не вообще о монастырях средневековья, которые создавались приблизительно по одной и той же модели во всей Западной Европе? Виновата тут историческая действительность, заставившая древнерусский монастырь стать не просто защитой, но и оплотом всего человеческого в людях. Эта функция была менее выражена у европейских монастырей, очень быстро превращавшихся в разбойничьи притоны. Монахи Запада - это захватчики. Их стихия - экспансия. Монахи Руси - охранители. Их стихия - самопознание. Древнерусские монастыри защищали подступы к Русскому государству от "поганых" и с Запада, и с Востока. Они давали населению убежище в случае нашествия. До самого XVIII века они строились по модели крепости.

 Поэтому именно древнерусские монастыри представляются мне наилучшими предтечами партизанских отрядов.

 По предназначению своему отряд является антитезой буржуазному обществу. Он отменяет это общество, лишает его силы, как лишают жизни Кащея в русской сказке. Естественно, капиталистическое общество будет сопротивляться существованию отрядов. Это сопротивление, скорее всего, оформится не сразу. Вначале отношения между миром и удалившимися мира отшельниками будут более мягкими, даже отчасти взаимодополняющими. Но рано или поздно между ними начнется война на истребление.

 В целом, связи между партизанским отрядом и буржуазным миром можно охарактеризовать как крайне амбивалентные. Поэтому необходимо будет всегда помнить о защитной функции древнерусского монастыря и готовить партизан к обороне своей территории и борьбе за свои идеи.

 

Партизанские отряды и капитализм - период взаимодействия

 Рассуждать о том, можно ли победить капитализм в открытой борьбе двух систем, - то же, что делить шкуру неубитого медведя. Открытая борьба с капитализмом велась в мировой истории всего однажды - в 1941-45 году. И то в тот период антикапиталистический характер войны ощутимо затмевался (и продолжает затмеваться) национально-освободительным.

  Из той войны социализм вышел победителем. Но он одержал пиррову победу. Да, во Второй мировой войне мы низвергли опасного, смертельного, сильного и страшного врага. Но власть капитала не ограничивалась в то время германским нацизмом и японским милитаризмом. Наши "союзники" де факто тоже были нашими врагами. Красная армия боролась со Змеем Горынычем: отрубили ему одну голову, но на ее месте выросло несколько новых.

 Я не хочу сказать, что всякое открытое противостояние антигуманной капиталистической системе с оружием в руках бессмысленно, потому что обречено на провал. В преддверии 60-летия Победы такие речи отдают иудиным предательством. Но и звать к новым открытым конфликтам во имя торжества справедливости более чем преждевременно. Для того, чтобы решить: можно или нет победить капитализм в открытой борьбе двух систем, - необходим гораздо больший опыт противостояния, нежели тот, который мы имеем на сегодня. Как можно предсказывать исход войны между капитализмом и социализмом, если цитадель капитализма - Соединенные Штаты - вообще никогда не подвергалась агрессии?

 Общественные формации, как правило, прекращают свое существование не только и не столько в результате внешнего воздействия (нашествия или экономического давления), сколько в результате внутреннего разложения или необратимых трансформаций. Сами метаморфозы могут происходить революционным или реформаторским путем. Реформы, впрочем, как правило - та же революция, только сверху.

 Современный капитализм стоит на пороге такой необратимой трансформации. Он перерастает в денежный тоталитаризм, что угрожает его основополагающему качеству - свободе. Эта тенденция зашла уже достаточно далеко, и повернуть ее вспять не представляется возможным. Во всяком случае, если вдруг каким-то сверхъестественным образом капиталистическое общество найдет в себе новые силы и стремление к самоочищению и поставит на пути грядущей диктатуры действенный заслон, тогда данную книгу надо будет переписать или уничтожить. Но это, скорее, из области фантастики. Историческая наука заявляет прежде всего о необратимости эволюционных процессов: поэтому революцию нельзя остановить, если для нее сложились условия. Поэтому подло заявлять о своем пацифизме в годы предчувствия всемирной войны. И т. д., примеры можно искать и находить до бесконечности.

 Примет разложения капитализма в последние годы немало. Можно даже сказать, что мы становимся свидетелями нового декаданса, определяющего стили и направления в обществе и искусстве. Укажем хотя бы на положение в области культуры, этики, науки. В них сегодня господствуют соответственно: постмодерн, релятивизм, мракобесие. Укажем на развал семьи, на уничтожение связей между поколениями. Укажем на "оцифровку" человеческих эмоций, стремлений, грез. Укажем на повальную скуку современной жизни и свинцовые мерзости, которые от этого проистекают. Укажем на покупку живых людей, человеческих органов. Укажем на беспредельное лицемерие и ложь с самых высоких трибун. Укажем на возмутительный отрыв от истории, от здравого смысла. Все это - приметы гниения.  

  Ранее, когда капитализм был вовлечен в пассионарную схватку с советской системой, его аберрации, как правило, подавлялись в зародыше из-за необходимости самосохранения в борьбе. Для борьбы необходимы более здоровые затеи, нежели разглядывание собственного пупка; для борьбы необходимо человеческое, даже сверхчеловеческое поведение. Сегодня же денежный тоталитаризм "растворил" сверхчеловека в массе пошлых обывателей. Сверхчеловек превратился в античеловека, в роботоподобного андроида.

 Капитализм представляет собой классическую территорию борьбы: борьбы каждого с каждым. Это качество, наряду со свободой, изначально было для него определяющим. Когда накал борьбы снижается, капиталистическая система начинает испытывать спазмы, тратит время на в принципе несвойственное ей самовосхваление. В прошлые годы страны капитала себя так не превозносили. Да и не за что было превозносить. США и Европа не являлись лучшим местом для жизни. Кстати, по этой причине тоже не были видны аберрации, приметы внутреннего гниения: кого интересуют разнузданный постмодерн и требования политкорректности, когда на повестке дня расовые бунты, серийные убийства, уничтожения политических деятелей, карательные операции и т. д.? Советская пресса называла все эти ужасы и мерзости «загниванием». Не согласимся с ней. Это – нормальные явления для капитализма. Приметы капиталистического загнивания вышли на поверхность и стали особенно зримы как раз в годы относительного затишья «волчьей грызни» человека с человеком.  

 Сегодня, когда открытая борьба капитализма с социализмом потеряла актуальность, стала практически невозможной, капитализм неуклонно теряет свои бойцовские качества. Поэтому так заметны, так рельефны приметы гниения. Американцы и европейцы на глазах превращаются в мешки с мясом, по команде потребляющие, по команде голосующие и по команде осуждающие те явления, которые подлежат осуждению. Всего этого не было на Западе еще 30 лет назад. Несмотря на известный диктат монополий, тогда поддерживался здоровый градус общественной дискуссии. Было гораздо больше возможностей жить в рамках системы, не идя на сделку с совестью. Сегодня таких возможностей почти не осталось. Владычество одного-единственного поколения "шестидесятников", дорвавшихся до власти, приблизило капиталистическое общество к Оруэллу настолько, насколько не бывало с 50-х годов.

 В легендарные "обкуренные" шестидесятые бессмысленный бунт молодежи провалился. Он привел к еще большему отупению. Не случайно именно тогда по планете прокатились первые "революции цветов": пародии на общественный прогресс, затеваемые исключительно ради мелкого предательства со стороны главных бунтовщиков. Само название - насмешка над здравым смыслом: ну какая может быть "бескровная революция"? Если захват власти, пожалуй, и можно осуществить бескровным путем, то революция - настоящая революция - льет потоки крови, властной рукой "перебирает людишек" в сто раз быстрее и безжалостней любого мифического тирана-диктатора.

 "Революции цветов" были надругательством над человеческими качествами, над стремлением к правде и справедливости. Можно только приветствовать строгость, проявленную по отношению к "революционерам" Советским Союзом в 50-60-е годы.

 Создавая сеть партизанских отрядов, мы, естественно, не призываем к очередной "бархатной революции", к этой филистерской мечте о безболезненной смене общественного строя, после которой, как по команде, каждому выдадут по 1000 евро и котирующийся на всех границах новый паспорт, шестеренки истории завертятся в наших интересах, работать для нас станут роботы, с улиц сами собой исчезнут автомобили и реклама и т. д. Партизаны не поддерживают такую «революцию» и смеются над ней, считая ее очевидным признаком того, как денежный тоталитаризм манипулирует сознанием.

 Но что же тогда влечет нас и как на деле мы можем добиться уничтожения бесчеловечной системы?

 На мой взгляд, мы должны активно включиться в процесс разложения капитализма и повернуть его себе на руку. Как советские диссиденты, мы должны копать под корень общественного строя, пользуясь при этом всеми возможными благами, которые он пока может нам предоставить.

  Для какого-нибудь совкового шестидесятника не возникало нравственной проблемы оттого, что он брал у государства деньги и немалые привилегии, а взамен в лучшем случае показывал ему кукиш в кармане. За малым исключением советские диссиденты все как один выросли из самых активных апологетов режима, даже его крестоносцев.

 До поры до времени они, в качестве детей высокопоставленных родителей, пользовались привилегиями, которые давала им система. Многие работали на благо социализма с разной долей искренности (впрочем, никогда не превышавшей 60-70 процентов). Это касается и высших партийных лидеров. Уже в 70-е годы они были социалистами лишь на словах, на деле же превратились в самых омерзительных реакционеров и мракобесов, с поповской ревностью талдычивших на своих полуподпольных сходках монетаристские заповеди. А ведь такой климат постоянного предательства поддерживался по отношению к гуманному и справедливому советскому государству! Почему же мы должны стесняться своего утилитарного отношения к антигуманной, несправедливой капиталистической системе? Мы обязаны принять модель поведения советских диссидентов и каждый по-своему, подручными средствами, на маленьких кухнях способствовать развалу капитализма, подрывать его устои. Именно расплодившиеся диссиденты, привившие свою модель поведения в общих чертах самым широким слоям общества, стали теми микроорганизмами, которые в конце концов победили "гидру коммунизма". Победило ее не ЦРУ, не угроза ядерной атаки и даже не моджахеды. Победили ее именно внутренние враги - диссиденты, - хотя бы потому, что не будь их, и никакого краха советской системы наверняка бы не произошло.

 Вернемся к нашему изначальному сравнению капитализма со Змеем Горынычем. Эту гидру нельзя уничтожить, отрубая ей головы. История показывает: после того как отрублена одна голова, остальные только радуются ее исчезновению, начинают грести возросшие прибыли и становятся еще сильнее. Надо не бороться с государствами капитала в открытую, не объявлять войну Америке и т. д. (тем более что сегодня правят бал уже не государства-нации, а транснациональные корпорации), а разложить систему изнутри так, что рано или поздно она рухнет сама собой.

 Создавая партизанские отряды, нацеленные на подрыв денежного тоталитаризма изнутри, на первых порах не стоит даже вслух декларировать радикальную антикапиталистическую программу. Еще раз повторю: уничтожение капитализма - наша конечная, не тактическая цель. Ей не следует бравировать впустую. Некоторые партизаны, поступая в отряд, даже могут о ней не догадываться.

 На первом этапе своего существования партизанские отряды вполне органично вписываются в капиталистическое общество, несмотря на то, что они обособлены от него в культурном, экономическом и философском плане. Капитализм допускает разность мнений при единстве цели. Естественно, наши цели разнятся. Но об этом можно пока промолчать и скрыть наши различия, притаившись под маской "бесприбыльной организации" (в данную категорию на Западе входят также Церкви) или малого предприятия.

 "Бесприбыльная организация" (non-profit organisation) - отличная вывеска для партизанского отряда. Она полностью соответствует его характеру, поскольку партизаны отрицают прибыль. Она же позволяет проводить в жизнь немало подрывных операций, которые в противном случае окажутся незаконными. Non-profit компания может существовать в рамках деловых отношений, при этом не выполняя по отношению к государству или параллельным, настоящим деловым структурам никаких обычных для здешнего общества обязанностей. Она, можно сказать, освобождена от оброка. Non-profit компания не платит налоги и может предоставлять бесплатные услуги отдельным категориям граждан. На практике любое пиратство, любой саботаж против денежного тоталитаризма удастся оправдать ссылкой на non-profit характер деятельности. Так, в партизанском отряде можно организовать свой кинотеатр, где крутить ворованные фильмы на DVD. На возможные претензии кинокомпаний и прочих дельцов следует оправдываться, кивая на non-profit и на отсутствие платы за вход.

 "Лучшие вещи в мире бесплатны" - этот мелкобуржуазный постулат вполне может взять на вооружение партизанская ячейка и обратить его себе на пользу. Здесь мы тоже не изобретем колеса: по данному принципу действуют все мелкие частные предприятия на Западе, вынужденные в первые месяцы и годы своего существования перебиваться бартером, чтобы оставаться на плаву. Бартер - как спасательный круг для того, кто учится плавать. Партизанский отряд наверняка должен основываться на бартерных отношениях разного типа, и поэтому его тоже очень удобно замаскировать под обычное мелкое предприятие. С той разницей, что частная лавочка, ставящая прибыль во главу угла, по мере своего развития будет отказываться от бартера, пока вовсе не забросит его, за исключением из ряда вон выходящих ситуаций. Отряд же, напротив, не признает прибыли, а потому развивает бартер, ставит его на прочные рельсы, делает основой благосостояния сплоченной группы товарищей. В конце концов бартер может полностью исключить денежные отношения.

 Как это будет выглядеть на практике?

 Отряд объединяет людей определенных профессий, которые организуют особый тип натурального хозяйства, паразитирующий на капиталистической системе. В основном члены отряда - представители сферы услуг. Поскольку главными ценностями, которые поддерживает партизанский отряд, являются кров, пища, семья, то и профессии соответствующие: строитель, фермер, врач, плотник, повар, воспитатель.

 Посмотрим на современный Запад: в трудовом плане его жизнь мало чем отличается от архаичного натурального хозяйства. Около половины западоидов заняты в сфере услуг, то есть украшают и облегчают жизнь таким же, как они. Этот труд нынче особенно легок и приятен, потому что, по характеру сливаясь с былым натуральным хозяйством, он уже очень мало соответствует ему по форме. Ведь сегодня уже не надо пахать землю, долгими вечерами прясть пряжу и т. д. Все это привозится за бесценок из стран "третьего мира".

 Дошло уже до того, что сфера услуг на Западе расслоилась на более престижные места, поближе к власть имущим и к СМИ, и на низовой уровень для "непосвященных" или "недостойных". И здесь давайте взглянем правде в глаза: нас, чужаков, вытащили на Запад, заманили сказками о колбасе и свободе не для того, чтобы мы упивались собственной значимостью в качестве "креаторов" для высшей сферы истэблишмента. Нас приволокли сюда, чтобы бросить на самую грязную, самую неприглядную и самую низкооплачиваемую каторгу. Это никак не связано с нашим профессионализмом или подготовленностью. Это закреплено в западной расистской модели, по которой есть люди, "более равные", чем другие.

 Чем болтаться в маловостребованной сфере услуг, работая за полцены без каких-либо гарантий, лучше перестать оказывать услуги людям, которые плевать на нас хотели, и организоваться в типичное натуральное хозяйство, где, выполняя ту же работу, мы получили бы самоопределение и гарантии человеческого существования. Такая структура и есть партизанский отряд. Впоследствии, по мере расширения, распространения и организованности партизанских отрядов, они имеют шанс "от низов" перерасти в настоящую экономику, которая будет более жизнеспособна, чем пресловутый советский плановый вариант, поскольку в ней будут исключены командные методы (об этом позднее я расскажу подробнее в главе "Руководство"). Мало того, сама система ценностей партизанского отряда будет основываться не на догме, а на сознательности каждого человека, вкладывающего в отряд часть самого драгоценного, что у него есть, - своего труда.

 Итак, люди "натуральных" профессий объединяются в отряд и пользуются плодами труда друг друга бесплатно, то есть по типичному бартеру. На первых порах это предотвратит появление дармоедов. Но как быть со справедливостью? Все работают по-разному, и кое-кто, даже получив серьезное вознаграждение в виде бесплатной крыши над головой, бесплатного здорового питания 3 раза в день, качественного персонального ухода за детьми (тоже, естественно, абсолютно бесплатного), будет недоволен, не имея отчужденного признания своей значимости - заработка. Это закономерное чувство, и бороться с ним стоит самыми радикальными методами. Чем начислять членам партизанского отряда символические зарплаты в зависимости от их нужд (или их производительности), лучше организовать коммунальную кассу, в которую каждый сможет обратиться неограниченное количество раз. Суть данного начинания в том, что отряд должен научиться жить как единый организм, а не расслаиваться по уровням заработка, которые тоже символизируют прибыль. Поэтому члены отряда знают о положении общей кассы, каждую неделю они получают сведения о том, сколько там денег. Личные расходы из "общего котла" записываются и вполне могут подвергнуться проверке. Об экстраординарных поступлениях в кассу объявляется вне очереди; внезапные крупные расходы выносятся на немедленное обсуждение.   Такая система не должна сползти к хаосу, поскольку в отряде ограниченное количество людей, которые будут поначалу успешно контролировать друг друга, а затем успешно контролировать сами себя, в соответствии с собственной совестью. Самое большее, партизанский отряд на первых порах будет насчитывать несколько десятков человек. И это тоже сблизит его с малым предприятием.

 Откуда попадут деньги в коммунальную кассу? Вроде бы, отряд отрицает прибыль, так где же их взять? Дело в том, что отряд отрицает не всякую прибыль, а лишь личную прибыль каждого и общую прибыль ради прибыли. Но если прибыль получена для достижения конечной цели - уничтожения капитализма - то она всячески поощряется.

 Не отрицает отряд и деньги. Они имеют хождение. Отряд зарабатывает простейшим образом: предоставляя свои услуги, которые бесплатны для членов отряда, людям с улицы за умеренную (по сравнению с частными лавочками) плату. Так отряд выполняет двоякую цель: во-первых, финансирует кассу; во-вторых, оттягивает прибыли из машины денежного капитализма. Всякий человек, оставивший 5 долларов в здоровой закусочной партизанского отряда, мог бы проспонсировать мелкого буржуа - частного лавочника, причем, скорее всего, уже не на 5, а на 10 долларов; а то и вовсе крупного хищника на 20-30 долларов. Лишение прибылей, особенно в умноженных масштабах, приведет к неотложному краху как первого, так и второго.

 На первый взгляд может показаться, что партизанский отряд - этакое сборище бессребреников, которые отрицают деньги, рынок и т. д. Это не так. Даже напротив: к деньгам в отряде относятся более трепетно, чем в системе денежного тоталитаризма. Именно потому их не пускают в обычный для капитализма оборот. Ведь партизаны на собственном опыте знают, для какой важной цели могут пойти эти деньги. Монетаризм же деньги как таковые даже не рассматривает, интересуется только их ростом.  

 К деньгам в партизанском отряде относятся внимательно и бережно; коммунальная касса должна охраняться как зеница ока. Именно по причине такой бережливости отряд отрицает прибавочную стоимость. Деньги являются отличным средством эквивалентного обмена, но не могут быть средством закабаления.

 В партизанском отряде деньги не только олицетворяют обмен, но даже, скорее, сам труд. Это существенно повышает их ценность. Деньги - выражение труда в том смысле, что именно они делают труд возможным. Ведь откуда взять средства на новое строительство, но поддержание детских групп, как не из партийной кассы? Партизанскому отряду необходимы деньги, у него есть деньги.

 Вопреки возможным предрассудкам, именно маркетолог - очень востребованная профессия в партизанском отряде. Но не отмороженный клерк, потерявший разум в погоне за прибылью, а совершенно новый тип финансиста. Партизана-маркетолога прибыль вообще не интересует, его интересует только материальное будущее вверенного ему государственного образования, то есть партизанского отряда. Подобно стервятнику, витает он над капиталистическим хаосом и ищет, где бы урвать что подешевле да получше. Маркетолог следит за ценами, следит за сбросом товаров, ищет распродажи обанкротившихся фирм, клюет помаленьку капиталистическое перепроизводство и тем самым снижает зависимость отряда от рынка. Зная капиталистический рынок, маркетолог находит его слабые стороны и разрушает его. Он играет на понижение, он - апологет халявы. Учитывая низкий моральный уровень современных финансистов, думается, многие из них найдут себе в партизанском отряде работу по призванию.

 А искать бесплатные радости в современном капитализме проще простого. Сегодня здесь ценится уже не вещь, и даже не ее денежная составляющая, а ее прибавочная стоимость. Отсюда берутся все эти убогие "карточные домики" - высокотехнологичные бараки, отсюда все эти ужасающие автомобили, напичканные никому не нужной электроникой. Вещи в современном капитализме рассматриваются уже не с точки зрения их пользы, а с точки зрения возможного навара. Естественно, это сказывается на качестве. Поэтому подлинно качественную, полезную вещь сегодня можно приобрести за бесценок, а то и вовсе взять бесплатно. Сбывается поговорка "Лучшие вещи в мире бесплатны". Перепроизводство и сверхпотребление - крайне благоприятная почва для стервятников партизанских отрядов, для "отщепенцев-маркетологов".

 Немало черт на первых порах сблизят отряд с мелким предприятием. Так же, как начинающей частной лавочке, партизанскому отряду безусловно необходим бизнес-план. Нужно составить подробную схему расходов отряда, для чего опять же пригодятся финансисты. В дальнейшем они же займутся осуществлением оптовых покупок - еще одного возможного средства давления на производителей с целью понижения цены. Наконец, бухгалтеры помогут использовать в подрывных целях крючкотворское налоговое законодательство. Любое мелкое предприятие с доходом до полумиллиона в месяц можно на современном Западе списать с налогов подчистую, да еще и получить кое-что.

 Итак, мы видим, что в начале своего существования партизанский отряд не столько открыто противостоит капиталистической машине, сколько паразитирует на ней, особым образом взаимодействует с ней. Нет оснований думать, что уже на этом этапе денежный тоталитаризм вступит в конфронтацию с партизанами. Местная система обожает частную инициативу, потому что это снижает напряженность в обществе. На первых порах отряды будут даже привечать; возможно, дойдет до того, что их начнут пропагандировать в местных СМИ, как место оттока и нейтрализации потенциальных радикалов, или как безопасное чудачество. Взглянем правде в глаза: на современном Западе немало таких потенциальных партизанских отрядов, преспокойно существующих и не испытывающих особого давления со стороны репрессивной машины. Назовем среди них хотя бы индейские резервации, сектантские поселки или коммуны бывших хиппи. Их обитатели - возлюбленные "блудные сыны" капиталистического общества, которые в фаворе, пока они "блуждают" и никому не досаждают. В годы зарождения партизанского движения денежный тоталитаризм наверняка проглядит и партизанские отряды по той же причине, не заметит в них радикальную составляющую, основывающуюся на всеобщей сознательности. Власть имущие и общество не воспримут партизанский отряд как отдельную государственную структуру, посмеются над таким предположением. Но потом, по мере расширения и распространения отрядов, противостоять им уже будет поздно.

 Наконец, исходя из всего выше сказанного, можно добавить, что партизанская община в начале своего существования вообще не имеет смысла вне капитализма. Она кормится его слабостью, она вырастает из современного экономического постмодернизма (так называемой "новой экономики", где все продают всем то, что никому не нужно), как колос из навоза. Поэтому ее возникновение должно быть относительно спонтанным и легким. Для того, чтобы сегодня "улететь на Венеру", в царство добра и справедливости, надо прежде всего противопоставить себя капитализму на внутреннем, ценностном уровне. А затем уже и не потребуется никуда улетать, никуда эмигрировать - создавай партизанский отряд у себя дома. Постоянное взаимодействие с капитализмом поспособствует усилению и повышению сознательности отряда и по другой, косвенной причине: оно поможет его членам сохранить бдительность. Черты тоталитарного общества будут постоянно напоминать о себе и действовать, как своеобразное противоядие.

 

Партизанские отряды и капитализм - период противодействия

 Говоря о первоначальном взаимопроникновении между капитализмом и партизанами, даже о некоторой благотворности современной капиталистической системы для процветания и развития деятельности партизанского отряда, нельзя не понимать, что как только мозговые центры и силовые структуры капитала начнут отдавать себе отчет в опасности партизанской системы для их благосостояния, они откроют беспощадную войну на истребление со всеми, кто осмелится встать у них на пути. И тут уж придется полностью забыть о первоначальном характере партизанского отряда, бесконфликтно уживавшегося с налоговыми инспекторами и банковскими клерками, предоставляющими кредиты. Отряд перестанет маскироваться под частное мелкое предприятие или под non-profit компанию. В этом попросту отпадет смысл. Отряд превратится в вооруженный кооператив, противопоставляющий себя остальному обществу и готовый бороться за свое существование.

 Можно ли назвать отряд коммуной? В отряде не все общее. Общий стол и общий кров еще не означают обобществления всего и вся. Эти общий стол и общий кров, кстати, - вовсе не фетиш. Просто на нынешнем этапе существования капитализма они необходимы для снижения издержек. Самое главное в отряде - общее дело. Поэтому я больше склоняюсь к определению "кооператив", но обязательно вооруженный кооператив, пускай даже на первых порах применять оружие отряду наверняка не потребуется.

 Этап открытой борьбы с капиталистическим обществом, возможно, еще очень далек от нас. Может быть, вступить в кровавую схватку придется новым поколениям. Тем важнее вселить в них дух борьбы, открыть им упоение в бою и рассказать о благородной отваге, охватывающей человека, когда он отказывается пасовать перед обстоятельствами и гордо идет вперед во имя достижения высшей цели.

 Это чувство сродни миссионерскому, даже мессианскому пафосу партизанской идеологии. "Отступать дальше некуда. Позади Москва", - вот девиз, которым мы должны руководствоваться в ожидании схватки.

  Как на практике будет происходить эта борьба, мы можем пока только предполагать. Но она наверняка развернется в жесточайшую мясорубку, невиданную со 2-й мировой войны. Столкновение сделают неизбежным сами партизаны: организуясь и множась, отряды вызовут смертельную ненависть и жажду мщения у отжившего свое буржуазного класса. Сопротивление буржуазии, как только она догадается о своей участи, будет жестоким.

 Буржуа не имеет сдерживающих центров, если речь идет об угрозе его благосостоянию. Ради 300-процентной прибыли он готов пожертвовать родной матерью. Если его припрут к стенке и поставят перед необходимостью насильно прекратить свое стяжательство, буржуа, не задумываясь, пожертвует всем земным шаром. Поэтому же, кстати, является утопичной перспектива победить капитализм в открытой борьбе двух систем. Оказавшись лицом к лицу с неминуемым поражением, буржуазные силы наверняка нанесли бы массовый ядерный удар по сопернику и тем поставили бы человечество на грань выживания. Вот отчего предпочтительнее вести борьбу с капитализмом на его собственной территории, силами "распыленных" партизанских отрядов. В таком случае, будучи на волосок от гибели, буржуазия все же не сможет нажать заветную кнопку, не зная точной цели. А устройства для гарантированного единовременного самоуничтожения всей планеты пока не изобрели даже на продвинутом Западе.

 Но вполне могут. Поэтому надо не оттягивать, а предвидеть грядущую борьбу и готовиться к ней.

 Бескомпромиссная схватка не должна застать партизан неожиданно. Всякие провокации внешнего мира должны строго пресекаться, всякая откровенная агрессия - получать достойный отпор (для этого очень подойдут "асимметричные" меры противостояния: саботаж, точечный террор, захват заложников).

 На первом этапе и буржуа, и государственная машина не станут возиться с партизанскими отрядами, может быть, в чем-то даже поддержат их. Но как только они осознают опасность конкурента, то начнут борьбу не на жизнь, а на смерть. Капитулировать в этой борьбе было бы преступно.

 Как именно бороться? Совершенно точно, отряд должен быть вооружен. Это одно из его неотъемлемых качеств. При этом отряд не превращается в банду - оружие необходимо для безопасности и обороны. В дело пойдут самые разные виды оружия: от холодного и огнестрельного до химического и бактериологического. Стоит уточнить, что в современном мире простое ружье ничуть не потеряло убойной силы и может причинить немало вреда денежному тоталитаризму, при условии выбора правильной цели. Вспомним хотя бы эпопею "вашингтонского снайпера" в 2003 году. В борьбе с буржуазией партизаны также не должны гнушаться и внешне неприглядными методами, включая шантаж, подкуп, вымогательство, терроризм. Во всяком случае, ничего нет опаснее благочестивой проповеди политкорректного пацифизма. Слышишь такую проповедь - хватайся за кошелек.  

 Какое отношение партизанские отряды могут иметь к современной герилье? Герилья - закономерное проявление национально-освободительной борьбы в странах-колониях. Герильеро Латинской Америки - представители тех самых отверженных коренных народов, сгинувших в североамериканских резервациях.

 Вместе с тем, в последние десятилетия развилась целая индустрия герильи, чьи вдохновители и комиссары находятся на коротком поводке западных спецслужб. Исламистские группировки, контролируемые успешными провокаторами, подрывают саму идею герильи, которая основывается прежде всего на взаимодействии с населением и обеспечении его существования вне системы, подавляющей его самобытность. Афганские моджахеды, никарагуанские "контрас", "народные фронты" в странах Восточной Европы - все они мимикрировали под герилью, но несли раздор, а не согласие; были агентами внешнего влияния, а не внутреннего народовластия.

 Легитимная герилья в слабом государстве-колонии сегодня, как правило, наталкивается на жестокое сопротивление карательных отрядов правительства. Наемники, по идеологии и логике своих поступков неотличимые от обобщенных "моджахедов", не гнушаются самых средневековых методов ведения боевых действий и парамилитаристской деятельности: они лишают крова и благосостояния коренных жителей, несут повсюду страх и разрушение.

 После 11 сентября к средневековью быстро сползли и "передовые" Соединенные Штаты. Сегодня тамошние заплечных дел мастера рады перенять секреты мастерства своих былых учеников из Латинской Америки. Не беда, что Штаты от этого приобретают имидж самой заурядной неразвитой страны-колонии. Судя по всему, ставки более высоки. Да и память о "диком Западе" придает зверствам даже некий романтический налет.

  Вообще, интересно посмотреть на картину мира, настойчиво предлагаемую американскому гражданину в связи с терактами 11 сентября. Тогдашняя террористическая операция была представлена местному зрителю как герилья, "война цивилизаций" на собственной территории. Эта схема была внедрена в массовое сознание немедленно, еще до предварительного заключения экспертов. Сегодня такая точка зрения превалирует в американском медийном пространстве и общественном мнении, что делает излишним дальнейшее расследование событий и окончательный вердикт по делу угонщиков.

 Значит, денежный тоталитаризм предвидит опасность со стороны партизан и старается пресечь ее в зародыше, на подсознательном уровне. А если мог бы - пресек бы и на генном уровне. Но до этого, слава Богу, еще далеко. Выставив пугалом "террористическую ячейку" (организованную по принципу партизанского отряда), американцы наглядно показали населению, какой необходим "адекватный ответ" для этого новообразования. Показали во всей их красе звериные клетки на Гуантанамо, пыточные кабинеты в Абу-Грейб и прочие средневековые застенки. В ближайшее время Соединенные Штаты собираются пустить в ход расширенную сеть "специальных тюрем". Для кого, как не для партизан?

 Вся остальная планета пока не клюнула на штатовское манихейство. По крайней мере, в открытую. Но потенциал для включения во всеобщую герилью есть и в других странах-потребителях: примеры пыток поступали из Англии и Дании. Скатиться в средневековье никакой стране не поздно. Естественно, не застрахованы от этого ни придатки, ни колонии. В последних борьба между партизанами и системой подавления особенно зрима, находится на поверхности. Выпускают даже сводки сражений. Заключают и нарушают перемирия. В отдельных случаях герильеро могут прийти к власти.

 При "классической" герилье в колониях правительственные войска и партизаны сражаются почти на равных. Конфликт может тянуться бесконечно. Чаще всего за марионеточным правительством стоят внешние силы, что мешает герильеро преодолеть его сопротивление. Но иногда и сами партизаны допускают ошибки, подрывая к себе народное доверие. Тем не менее, невзирая на частности, именно у герильеро надо в первую очередь учиться борьбе будущим партизанам. Учиться войне коммуникаций, учиться террору. Запомним, каким действенным средством давления оказалось взятие заложников в Ираке. Не пройдем мимо самых мелких, незначительных находок и хитростей. Вспомним, если надо, даже Ивана Сусанина и героев войны 1812 года.

 На последней стадии сопротивления мир должен будет пройти через герилью, чтобы окончательно сбросить с себя ярмо денежного тоталитаризма.  

 Страны-потребители тяжелее всего будут расставаться со своим статусом в пользу партизанских отрядов. Это вызовет самое ожесточенное сопротивление на всех уровнях - вначале юридическом и полицейском, затем - общественном и военном. Различного рода иски в адрес партизанских отрядов с требованием явиться в буржуазный суд должны немедленно отметаться, поскольку партизаны не признают буржуазного государства и отрицают его законы. Попытки конфисковать партизанское имущество, арестовать членов отряда должны встречать немедленное точечное противодействие: в ответ партизаны уничтожают имущество и захватывают в заложники чиновников прокуратуры, МВД, вплоть до простых полицейских. Брать их надо не на посту: на отдыхе, дома. Распространять карательные акции можно на членов их семей.

 В своей борьбе сопротивление не обязательно должно пользоваться суперсовременными средствами, последними техническими приспособлениями. Для действенных контрмер против давления на отряд, против вмешательства в его суверенные дела достаточно ружья и канистры с керосином. Различные виды саботажа могут осуществляться простым топором. Можно парализовать работу того или иного ведомства письмом с "ядовитым порошком". Высокотехнологичный саботаж в виде "глушилок" или информационного шума доступен сегодня простому смертному.

 Саботаж, терроризм и прочие активные методы должны использоваться строго в ответ на действия репрессивной государственной машины и по возможности лишь тогда, когда есть шанс привлечь на свою сторону дополнительных сторонников после акции устрашения. Неважно, провалилась она или оказалась успешной. Главное, что после нее доверие к отряду возросло. Отряд должен предугадывать действия враждебного государства и заранее готовить наилучший ответ, который будет правильно понят и с воодушевлением воспринят населением. Только так удастся раскачать лодку.

 Чем отличается борьба с буржуазией в странах-потребителях, странах-придатках и странах-колониях? В придатках открытую герилью можно наблюдать гораздо реже, чем в колониях. Сопротивление буржуазии там будет, несомненно, слабее, чем в потребителях, - она просто еще не развита до такого уровня, не обладает столь укоренившимся классовым самосознанием. Поэтому буржуазия в придатках менее агрессивна. То же качество демонстрирует и низший класс. Уровень жизни в придатках гораздо выше, чем в колониях, а ведь больнее дерется тот, кого довели до ручки. Как правило, если в придатках и организуется какая-либо подрывная операция, то за этим легко разглядеть руку извне. Подрывную деятельность в придатках как раз очень часто осуществляют страны-потребители руками "лже-партизан", обобщенных "моджахедов". Именно так Запад руками своих наемников в Чечне поддерживает нестабильность и выращивает новое поколение карателей в России. То же самое можно наблюдать в различных странах Ближнего Востока и Средней Азии (Ирак не в счет, хотя и там операции подлинных партизан, как, например, убийство Иззедина Салима или подрыв оккупационных вертолетов, подчас трудно отличить от провокаторских действий боевиков, связанных с ЦРУ, - такими, например, были убийство Маргарет Хассан или Николаса Берга).

 В то же время, придатки сегодня массово используются воинами герильи (как легитимной, так и провокационной) в другом качестве: как места для отдыха, безопасные базы. Известно выражение "Канада - рай для террористов". Террористы преспокойно благоденствуют и в России. Нынешнее вытягивание Украины и Грузии до уровня придатков (хотя бы на пропагандистском уровне), возможно, производится в интересах террористов, окопавшихся там. Нет сомнения, что в придатках партизанские отряды будут существовать вольготней всего, а возможно, даже окажутся в состоянии взять верховную власть в стране путем переворота. Со своей стороны, в колониях верховная власть тоже может перейти к отрядам, но в результате открытой борьбы.

 Итак, если в России еще возможно будет бескровным путем, путем политических преобразований и общественных изменений вернуться в спасительный статус партизании (каковым обладал и Советский Союз), то на Западе, в пределах стран-потребителей это исключено. Там переход к справедливому общественному строю возможен только путем ползучего восстания. В этом надо отдавать себе отчет. В признании необходимости восстания - глубинный реализм партизанского движения.

 Почему мы вправе ждать от этого восстания победы над машиной подавления? Ведь, вне всякого сомнения, репрессивная машина на Западе крайне развита и обладает большой сплоченностью и технической оснащенностью.

  Дело в человеческом факторе, в боевом духе. Да, становясь частью репрессивной машины, западоид получает материальное благополучие и привилегии. Но он не является архетипическим бойцом, последователем былинного героя. Западоид будет воевать, только пока за это платят, пока это дает различные поблажки. Все западные армии в ходе последних 50 лет успешно перешли в разряд наемнических. Обычных солдат, привычных для государства-нации, так называемых "защитников отечества", на Западе уже нет.

 В мораль западных военнослужащих не входит понятие "защиты отечества". При таком порядке вещей присяга становится бессмысленной. Наемнические боевые части, будь они хоть стотысячными и обвешанными хитроумными приборчиками, не смогут подавить партизан, которыми движет насущная необходимость защиты своих товарищей и своей семьи. Сбудутся слова атамана Платова: "Мне здесь одно то удивительно, что мои донцы-молодцы без всего этого воевали и дванадесять язык прогнали".

 Каждый член партизанского отряда должен быть воином, защитником. На первых порах для этого придется изучать функции в основном полемической защиты, затем - юридической защиты. Но заканчивать придется защитой всеми возможными способами, включая военный. Изучение методов ведения войны на примере сегодняшней герильи должно стать обычным времяпрепровождением партизан, вроде сдачи норм ГТО или уроков гражданской обороны. Также необходимо пристальное внимание ко всем структурам подавления и по возможности проникновение внутрь этих структур с целью шпионажа и предотвращения диверсий. Наконец, нельзя отказываться от методов психологической войны: листовки, интернет должны стать нашим оружием. Но и обычного, не метафорического оружия не надо забывать. Владение огнестрельным оружием, базовые знания самообороны, хорошая физическая подготовка и крепкая выдержка совершенно необходимы каждому, кто готовит себя для жизни в отряде

 

Партизанские отряды и коммуникации

 В XIX веке, прозванном "веком революций", в Европе было упущено немало возможностей предоставить самоопределение партизанским структурам, передать власть творческим классам и сменить общественный строй. Многие европейские революции были задушены, заглохли, оказались отданы на откуп не тем, кто их делал, а тем, кто ими воспользовался. Не последнюю роль в гибели революций играла плохая связь между повстанцами и периферией. Все зачаточные, архаичные каналы, по которым можно было передавать информацию (печать, почта), находились в руках господствующего класса. Власть легко осуществляла информационный террор.

 В ХХ веке положение изменилось. После серии открытий модернизировались системы коммуникации. Появились телеграф, телефон. Военные и промышленные нужды капитализма заставили опутать всю Европу и Америку сетью железных дорог. Рельсы проникли даже в дремучую Азию. Первая и вторая мировые войны строились на железнодорожном сообщении. Связанные между собой части общественного организма выживали, терявшие связь - уничтожались. Связь превращалась в фетиш, в самоценный символ. ХХ век стал веком шифровок, шпионских страстей. В Америке героем в это время был Джеймс Бонд, в СССР - Штирлиц.

 Первостепенная важность коммуникаций была понятна Ленину, который пол-Европы исколесил по железным дорогам. Это вылилось не только в сакраментальный трафаретный план восстания с его "занятыми телефоном и телеграфом". Данная мера была очевидна еще со времен Парижской коммуны. Дело не только в захвате средств связи, а в плодотворном их использовании. Кабинет Ленина в Кремле граничил с телеграфной комнатой, куда стекались сообщения из всех регионов страны. Это позволяло руководителю революции круглосуточно держать руку на пульсе и контролировать огромные пространства. Система связи большевиков является прообразом современных информационных технологий. (Кстати, любопытно, что большевики в те годы даже были вынуждены бороться с прообразом спама: "Особенностью станции [телеграфной станции Совета Народных Комиссаров] являлось то, что переговоры с неё могли вести только руководители высших органов государственной власти [...] однако многие правительственные чиновники пользовались этим правом для передачи несущественных сообщений. Вести борьбу с этим явлением было сложно, так как оно в определённой степени оправдывалось необходимостью оповещения заинтересованных должностных лиц о передвижении высших государственных и военных руководителей по стране. Тем не менее этот вопрос беспокоил главу правительства. Свидетельством тому могут служить ряд его записок Э. М. Склянскому и В. Н. Подбельскому, датированных первой половиной февраля 1919 г.:

 "Запретить сию игру в телеграммы", - гласит резолюция на телеграмме секретаря по военным делам Украины Н. И. Подбельского о выезде его поезда из Москвы в Харьков, направленной по семи различным адресам. На следующий день В. И. Ленин, получив телеграмму начальника связи поезда Л. Д. Троцкого о его отправлении из Петрограда к Ямбургу, которая была разослана одновременно большому количеству адресатов, послал записку "Нельзя ли прекратить циркуляром эти глупые телеграммы в 100 адресов?"..."

 (Правительственная электросвязь в истории России. Часть I. 1917-1945. Москва, Наука, 2001).)

 Все время будучи в курсе событий, Ленин имел возможность стратегически перенаправлять удары Красной армии, которая поначалу была очень малочисленна, необучена, солдаты получали одну винтовку на троих. В первые полтора года Советской власти красные могли мало чем похвастаться, кроме революционного энтузиазма. Поэтому так легко сдали ряд периферийных городов.

 В противовес красным, белые были хорошо экипированы союзниками. Сил у них было тоже немного, но в гражданской войне можно одержать успех и без количественного перевеса.

 Почему же деникинцы не дошли до Москвы? Помимо разных субъективных причин, у белых армий были разорваны коммуникации. На уровне военачальников царила неразбериха. Не было взаимодействия. Напротив, большевики, обладая ограниченными ресурсами, научились легко перебрасывать их с фронта на фронт. Классическим примером такой многовекторной тактики является бурная деятельность наркомвоенмора Троцкого, который со своим бронепоездом, мчась с юга на север, с севера на запад, с фронта на фронт, можно сказать, в одиночку рушил планы белых и способствовал победе Красной армии.

 Пресловутая "сплоченность" Советской власти была достигнута во многом благодаря техническим достижениям в области коммуникаций, благодаря умению ими пользоваться. Можно даже провозгласить: "Коммунизм - это коммуникации".

 Вторая половина ХХ века принесла в каждый дом возможность пользоваться услугами круглосуточной качественной связи с почти любым уголком планеты. Сегодня действительно каждая кухарка может управлять государством, как управлял им Ленин в 1918-1921 годах из своего кремлевского коммутатора. Разветвленная надежная связь не является привилегией высокопоставленных одиночек, не требует внушительных денежных вложений и кабальной абонентской платы. А с изобретением и распространением компьютера передача информации на расстояние стала еще более дешева и надежна, вошла в нашу повседневность.

 Сегодня интернет - любимый печатный орган и средство общения нонконформистов и отшельников, существующих в системе капитализма. Эти люди, близкие по своим устремлениям к партизанским отрядам, прокладывают нам дорогу. По их примеру, создаваемые партизанские отряды должны в полной мере использовать современные коммуникационные возможности. У нас будет шанс повторить: "Коммунизм - это коммуникации".

 Символом партизан должно стать сплочение в противовес разобщению; связь в противовес неведению. Сеть партизанских отрядов особенно легко будет установить там, где интернет дешев и общепризнан: в Европе, в Северной Америке, то есть, по совместительству, в странах-потребителях, наиболее враждебных партизанскому движению. Опять же, и наземные коммуникации в этих регионах относительно просты и беспрепятственны. Безусловно, отряды легче всего объединить там, где устаревшие государства-нации интегрированы в подобие надгосударственных формирований. Таковым является, например, негласный союз США и Канады с самой протяженной неохраняемой границей в мире; другой красочный пример - естественно, ЕС. Паспорт любой из стран, входящих в эти образования, дает большую свободу передвижения не только в Северной Америке и Европе, но даже в некоторых других странах мира.

 Похожая ситуация сложилась (правда, исторически в силу совсем иных причин) и в пределах стран СНГ, а также в странах Африки. Границы и там, и там достаточно условны. Условность границ является хорошим подспорьем для организации широкой сети партизанских отрядов, потому что отряд - по природе своей надгосударственное (или внегосударственное) образование. В будущем взаимодействие между отрядами с целью экономического обмена (вплоть до того, что считается контрабандой) потребует частых поездок через границу, как легальных, так и нелегальных; и надежного прикрытия в виде "правильного" паспорта.

 Но вернемся к информатике. Электронная коммуникация между партизанскими отрядами осуществляется постоянно и на всеобщей основе. Отряд вступает в некое подобие интернет-конференции, сообщества вроде "Живого журнала". Каждый имеет в нем право голоса. При этом обязательно есть человек, отдающий большую часть своего времени именно коммуникации и координирующий в связи с этим действия руководства.

 Под влиянием интернета складывается философия партизанского отряда. Возьмем peer to peer сети. Они отличаются от конференций максимально возможной широтой: если на конференциях делятся той информацией, которая актуальна здесь и сейчас, то peer to peer предоставляет участникам допуск ко всем остальным архивам сразу. Это создает некий хаос и включает в себя неприятный довесок в виде вирусов. Но сама идея peer to peer - идея максимально широкого обмена и открытости без всяких предварительных условий – настолько верна и выигрышна, что должна стать боевым кличем партизан. Отряды существуют, обмениваясь технологиями. Это поддерживает одних и не дает другим потерять чувство реальности и "зазнаться". Peer to peer - великолепная аллегория для создания системы взаимопомощи между отрядами, позволяющей обмениваться специалистами и знаниями.

 Именно чувствуя враждебность самой такой практики, Запад набросился на peer to peer сети еще до того, как они успели "развернуться" и причинить определенный вред звукозаписывающей индустрии. Материальных причин для столь свирепой атаки не было. Все разговоры нечистоплотных и бессовестных сутенеров от культуры об их "многомиллионных потерях" - блеф, передергивание. Ни одна музыкальная компания пока не обанкротилась, хотя обмен файлами идет вовсю с 1999 года. Ведь даже если продавать компакт-диски за 2 доллара вместо сегодняшних 20, с них все равно получишь прибыль. Нет, опасность peer to peer заложена на базовом, воспитательном уровне: обмен файлами создает новую породу людей, которые могут существовать вне системы "купи-продай", вне меркантильной плоскости.

  Обмен файлами закладывает в души западоидов замедленную бомбу альтруизма. Делиться на Западе ни с кем и ничем нельзя, потому что это противоречит денежной этике. Потому-то местные СМИ, корпоративные акулы и крючкотворствующие юристы демонстрируют редкое единение в борьбе с peer to peer и с другими эгалитарными свойствами интернета и цифровой культуры, для чего и подняли на свое знамя доселе никого не волновавшее слово "копирайт". Peer to peer разрушает денежную этику. Каждый, кто скачивает музыкальные файлы, - потенциальный партизан.

 Интернет-коммуникации также значительно повышают возможности каждого отдельного отряда, поскольку позволяют раздвинуть его пространственные рамки. Имея в наличии сеть, вовсе не обязательно строить классический партизанский отряд "по Фурье и Сен-Симону", возводя небольшой квартал вокруг общей инфраструктуры (фабрика, школа, детский сад). Партизаны могут объединиться и действовать совместными усилиями, не меняя место жительства.

 Естественно, можно сразу организовать отряд на новом месте - вокруг какой-либо фермы, купив (или экспроприировав) землю. Но в городских условиях, с нынешней маркетинговой анархией в сфере недвижимости, это мало осуществимо. Хотя практика европейских сквотов должна быть признана успешной.

 Городские партизаны могут жить, где живут (при условии достаточной близости), и взаимодействовать благодаря эффективной системе коммуникации. При наличии сотовых телефонов, icq и ЖЖ координировать свои действия очень легко. Не стоит забывать также коротковолновых радиоприемников для перехвата полицейской связи. Впоследствии, после приобретения необходимого опыта и необходимых средств, имеет смысл купить многоквартирный дом и съехаться вместе. Или экспроприировать сквот.

 Интернет-коммуникации облегчают доставку различной продукции в отряд (в особенности сельскохозяйственной, скоропортящейся). В пример приведем интернет-гастрономы, успешно действующие сегодня в крупных городах Запада. По интернету легко согласовывать рейсы автобусов и микроавтобусов между отрядами.

 Заодно упомянем и о "базовом" средстве коммуникации: транспорте. Личный автотранспорт членам отряда попросту не нужен, потому что они сознательно организуются вокруг инфраструктуры и не тратят время на изнуряющие и бесконечные переезды. Поскольку инфрастуктура в отряде относительно проста: небольшой детский сад, школа, полукустарное производство, закусочная и т. д. - все по примеру мелкого бизнеса, - партизан будет несложно организовать и расселить так, чтобы никто из них не страдал от многочасовых пробок.

 Если в отряд вступает автовладелец, его машину, конечно же, не конфискуют. Хозяин использует ее по назначению для дальних перевозок, причем благодаря сплоченности и организованности старается загрузить по максимуму.

 Покупка личного автотранспорта членам отряда запрещена. Автовладельцы, не входящие в отряд и тратящие по нескольку часов в день на езду до работы и обратно, должны подвергаться такой же обструкции, как первобытные дикари. Сам отряд для своих нужд приобретает общественный транспорт (автобусы и микроавтобусы - экономичная "Газель" словно специально изобретена для партизан). Впоследствии, по мере расширения отрядов, когда уже целые города смогут жить по новым законам, партизаны должны будут сосредоточиться на восстановлении в городах трамвайной сети и на прокладке новых железнодорожных линий между городами и регионами. Железнодорожный транспорт, закономерно пришедший в Северной Америке в упадок в эпоху крайнего индивидуализма и маниакальной погони за прибылью, должен снова стать доступным средством передвижения. Опираясь на железные дороги, партизаны сознательно отказываются от авиаперевозок (за исключением абсолютной необходимости), как в большинстве своем ненужных, являющихся неотъемлемой частью звериного современного капитализма с его всеобщей миграцией и глобализацией производства. К этому стоит добавить: мы все видели после 11 сентября, насколько легко парализовать сеть авиарейсов на всем огромном континенте. В этом самолеты проигрывают и всегда будут проигрывать поездам.

 

Этика партизанского отряда: преодоление конкуренции

 Партизания основана на признании и поощрении подлинных человеческих качеств, а не пресловутой "продаваемости". Естественно, никто в отряде не может рассматриваться с точки зрения его "стоимости", потому что отряд не покупает и не продает рабочую силу. В идеале и сами вещи, производимые или получаемые отрядом, будут оцениваться в зависимости от их бытовой пользы или духовной составляющей, а не потенциальной прибавочной стоимости.

 В отряде запрещена покупка человеческой силы с целью извлечения прибыли. Члены отряда исповедуют эквивалентный обмен, или бартер. Это проявляется и на уровне взаимодействия отдельных отрядов, которые могут обмениваться продукцией, технологией и специалистами по модели peer to peer. Культура обмена влечет за собой важные последствия на ценностном уровне: благодаря ей удастся преодолеть рамки деловой конкуренции и доказать возможность производственной деятельности вне ее диктата.

 Конкуренция - движущий мотор капитализма. Не будь конкуренции, не было бы и его головокружительного взлета. Проблема в том, что за головокружительным взлетом обязательно последует сокрушительное падение. На практике это выражается простейшим образом: "борьба гигантов" приводит к господству монополий и к вырождению капитализма. Конкуренция исчезает, а вместе с ней и вся капиталистическая система. Либо в спешке консолидированное тоталитарное общество застывает и на века погружается в дремучее мракобесие, либо следует социальный взрыв.

 Капитализм построен на противоречиях - одним из них и является конкуренция. Не перечесть, сколько забот доставляют конкуренты мельчайшему, завалящему буржуа самим своим существованием. И тем не менее, не будь конкуренции - не было бы и этого буржуа. Конкуренцию можно было бы назвать "необходимым злом", если бы вся капиталистическая система не была построена на зле и несправедливости. Учитывая это, правильнее сказать, что конкуренция - это волчий закон волчьей стаи. Поскольку мы стремимся уничтожить стаю, то и законы ее должны вызывать у нас глубокое отвращение.  

 Но как искоренить в человеческом характере стремление к опережению ближнего, страсть быть первым? В чем-то конкуренция, безусловно, благотворна. С возникновения мира она является частью опыта всего живого, в том числе человека. Борьбу за самку ведут все виды на земле. Стремление к первенству, к победе возвышает и укрепляет человеческий дух. Партизаны хранят в своих сердцах священное чувство первородства по отношению к бесчеловечному капитализму. Тот, кто не уверен в общей победе над миром капитала (пускай даже эта победа заключается во внутренней победе над своими страхами, сомнениями и унынием), не вступает в отряд.

 И вместе с тем звериные отношения конкуренции абсолютно немыслимы между членами отряда. История показывает: будучи приложенной к экономике и выраженной в отстраненном (денежном) эквиваленте, конкуренция приводит к пагубным последствиям: к диктатуре посредственности или к взрыву и социальному хаосу.

 Отказ от конкуренции должен быть главной этической установкой для вступающего в отряд. В чем-то это сродни отказу от личного пространства (в рамках целомудрия и приличия). В отряде не существует прайваси: все твои открытия, все продукты твоего труда могут пойти на пользу любому из твоих товарищей. Это - ежеминутное следование философии peer to peer. Отряд организует систему взаимопомощи, поддержки слабых, постоянного творческого и деятельного обмена между ячейками. Это, помимо прочего, будет способствовать подлинному (а не декларируемому лишь на словах) равенству. Копирайт, патентное право считаются в отряде крайними проявлениями ренегатства, личного экономического эгоизма, и подвергаются полной обструкции. Человек, требующий каких-то прав на то, что ему не принадлежит (а плоды труда заведомо принадлежат всем в отряде), должен изгоняться прочь.

 В сущности, отряд ставит вопрос ребром: вливаемся ли мы в "волчью стаю", где каждый враг каждому, или строим общество, основанное на доверии? Конкуренция или братство?

 Общеизвестно, что доверие - самое дорогое качество в современном капитализме. Фабрикант отваливает за доверие миллионы долларов, подкупая СМИ, юридическую систему и политиков. Но в партизанском отряде доверие каждого участника бесплатно, оно является предварительным условием для вступления в отряд. Какая же система будет более совершенна, более эффективна и более предсказуема? Именно благодаря доверию отряды смогут победить капитализм и в экономическом плане (построив жизнеспособную систему вне его тисков), и в ценностном плане (предложив позитивный проект, опровергающий тупиковый личный эгоизм современного денежного общества), и в человеческом плане (жить в атмосфере доверия гораздо легче и веселей, чем в атмосфере всеобщей грызни и постоянного подсиживания).

 Затратность капитализма поражает: она в запутанных и бредовых ценностных установках постмодерна; она в иерархичности, которая никуда не ушла после крушения монархии, а только определяется нынче не по родовой, а по цеховой принадлежности; она во всеобщей коррупции, возведенной в лелеемый институт и являющейся базисом этого строя. Партизанские отряды, напротив, имеют шанс стать едва ли не единственной формой человеческого общежития, полностью исключающей коррупцию. На пути коррупции встанут как минимум три барьера: во-первых, отсутствие прайваси; во-вторых, отрицание прибыли; в третьих, особый тип руководства, основанный на демократическом централизме (подробнее об этом в следующей главе).

  Отказ от конкуренции - это активная жизненная позиция, попытка прорыва за удушающие рамки, навязанные нам капитализмом. Отказ от конкуренции - трансцендентальное действие; в человеческой истории чаще всего символом такого действия является жертва Христа.

 В отсутствие конкуренции отряд строит свою экономику на волонтерстве и неограниченной социальной зарплате. То есть, проводит в жизнь старый принцип "От каждого по способностям, каждому по потребностям". Нетрудно понять, что при капитализме он бесперспективен. В капиталистических условиях, то есть при конкуренции, эксплуатации, частной собственности на средства производства, - люди никогда не получают по потребностям и не реализуют свои способности. Напротив, потребности в эпоху развитого капитализма искусственно завышаются; способности же рынок рабочей силы вообще не принимает в расчет. Все это ведет к неуклонной деградации общества, когда способных людей становится все меньше и меньше, а потребительский инстинкт вытесняет у остальных все чувства.

 Партизанский отряд имеет шанс претворить в жизнь лозунг "От каждого по способностям, каждому по потребностям" именно вследствие отказа от конкуренции и возобладания братских отношений и культуры взаимопомощи по модели peer to peer. Ложные потребности отряд не создает. Как правило, он, наоборот, разоблачает их и стремится избавиться от них во имя большей эффективности трудовой деятельности, большей полноты досуга; наконец, разумной организации расходов. Способности в то же время совершенствуются благодаря обмену. Отряд не строит "рай на земле", но противостоит "земному аду" в образе звериного капитализма. Нетрудно заметить, что в этом аду марксистский лозунг перевернут: от каждого берут по потребностям (культура потребления), каждому дают по способностям (неравенство, расслоение).

 

Руководство

  Может сложиться впечатление, что партизанское движение, основанное на строгих нравственных и этических установках, потребует волевого, диктаторского управления. Если партизаны сродни первым христианам, если они в какой-то степени строят новую Церковь, - то и руководить процессом должны полубоги или, на худой конец, апостолы. Смею утверждать, что это совершенно не так. Масштабы поставленной цели не всегда требуют гениев, управляющих движением благодаря необыкновенному чувству предвидения и исключительным человеческим качествам. Тот же капитализм преспокойно развивался, имея во главе полных творческих пигмеев и нравственных уродов, лучшим представителем которых является, например, Черчилль. Общественное движение, безусловно, всегда первично по отношению к своему лидеру.

 Поэтому обратимся к общественному характеру партизанских отрядов и попытаемся понять, какой тип руководства больше всего подойдет им.

 Жизнь партизании наверняка будет строиться по принципу народовластия, максимально приближенному к идеальной общинной модели. Народовластие в корне отличается от демократии, отчуждающей власть от народа и передающей ее зачастую случайным "избранникам". Народовластие означает каждодневный контроль над подлинными избранниками, которые не обладают никакими властными полномочиями в отрыве от группы. Ленин называл такой принцип управления "демократическим централизмом".

 Даже если абстрагироваться от слова "демократический", то данный централизм сам по себе вовсе не означает диктатуры. Или, по крайней мере, он указывает на диктатуру совести. Для того, чтобы убедиться в этом, необходимо обратить внимание не на строгость ценностных установок в отряде, а на их характер. Отказ от конкуренции и от прибыли в производственной сфере должны освободить человека от "нечеловеческих наслоений", которые привил ему капитализм, позволить ему жить в согласии со своей совестью. В таких условиях даже культура определенного самоограничения будет не в тягость, а, напротив, в радость. Кстати, само по себе самоограничение не считается в отряде добродетелью. Партизаны ценят и любят свободу, и именно поэтому они освобождают человека от "нечеловеческих наслоений": от необходимости покупать и продаваться. Измученного, зомбированного полуробота отряд возвращает к полноценной жизни. Члены отряда должны быть вдвойне внимательны именно к человеческому в себе и в окружающих.

 В современном мире герой, лидер из высшего воплощения подлинно человеческих качеств превратился в нечто совсем другое. Сегодня представитель власти, работник медийных сфер, спортивный чемпион или киноактер могут позволить себе человеческое разве что вдали от телекамер (и то сомнительно, способны ли они уже хоть на миг отказаться от собственной маски). Данные существа всем своим видом и поведением символизируют отчужденные человеческие качества: успех, конкурентные преимущества. Очень четко это выражено на конкурсах красоты. Красоткам даже не возбраняется делать себе пластические операции, что лишний раз подтверждает расхожие хвастливые обещания современных пиарщиков: героя можно слепить из кого угодно. Деланность, искусственность нынешних образцов для подражания говорит об их отчужденности, об их презрении и враждебности ко всему человеческому.

 Поэтому культ героя сегодня не просто реакционен. Он возмутительно реакционен. "Героизация" губительна для каждого отдельного человека; она будет губительна и для всего партизанского движения. Если во главе отряда встанет "мессия", это наверняка приведет к краху отряда. Тем более если речь идет о "медиатизированном мессии", по примеру нынешних политиков - полувластителей-полушутов. Нет, отряд отрекается от такой перспективы. Поэтому партизаны не поддерживают никаких связей с современной политической машиной и не стремятся влиться в нее на каких бы то ни было условиях. Отряд также не может быть связан с шоу-бизнесом, с модой, с современным культом знаменитостей. Члены отряда не стремятся на телевидение и на первые полосы газет: во-первых, это очень ограниченный ресурс для продвижения своего образа мыслей (хотя бы из-за цензуры); во-вторых, он, как правило, нивелирует всю самобытность мышления того, кто пользуется этим рупором, - автоматически включает человека в систему.

Члены партизанского отряда должны испытывать физическую неприязнь и отвращение к сегодняшнему культу знаменитостей и к тем, кто его исповедует, подобно тому, как первые христиане испытывали неприязнь к язычникам.  

 И тем не менее отряду нужен человек, выполняющий обязанности руководителя и обладающий координаторскими способностями. Нужен также человек, принимающий решения (или несколько таких человек: во всяком случае, на практике нельзя представить себе весь отряд, участвующий в принятии каждого решения, - это привело бы к анархии).

 Исторически нонконформистские объединения возникают не из ничего по мановению волшебной палочки, а вокруг одного-двух людей, которые острее чувствуют действительность, менее склонны к компромиссам и самой судьбой подталкиваются к роли первопроходцев.

 Как же преодолеть вождизм после того, как вокруг этой небольшой группки объединятся единомышленники? Очевидно, что лидер партизанского отряда, в пику новейшим политическим тенденциям, должен быть сегодня не вождем (таков Буш - и последствия налицо), не кормчим (таков Путин - последствия тоже налицо), а чем-то совсем иным. Необходимо предоставить что-то в противовес современному западному вождизму, который проявляется и в корпоративной, и в политической сфере. Сегодня власть имущие все чаще полагаются на персональную дипломатию, на закулисные переговоры в принятии решений. Для публики все это прикрывается "имиджем", т. е. холодной маской, не несущей уже никаких человеческих черт. Поэтому Запад все больше отстоит от подлинной демократии: тем дальше отстоит, чем активнее на словах ее декларирует.

  Какую демократию в противовес этой комедии может предложить партизанский отряд? Уж явно не представительскую. Этот отчужденный подход полностью обанкротился. Необходима живая демократия, смыкающаяся с народовластием. Ее удобно будет установить в небольших по количеству отрядах.

 При такой демократии руководство из 2-3 человек все время хранит руку на пульсе - поддерживает связь с другими отрядами и принимает решения по мере их необходимости. 2-3 человека вовсе не означают разделения властей, коллегиального управления. Во главе отряда стоит один человек - больше не надо для образования в 20-30 участников. Большое руководство совершенно излишне, тем более при строгом соблюдении демократического централизма. Маленьким отрядом могло бы управлять и полчеловека, но, к сожалению, такого пока не изобрели.

 Руководство из 2-3 человек необходимо для того, чтобы люди сменяли друг друга на посту. Преемственность может осуществляться хоть каждую неделю.

 Как можно охарактеризовать демократический централизм? Это система, при которой принятие решений осуществляется с максимальной оглядкой на всех членов группы. Но затем, когда решение принято, группа следует ему беспрекословно. Хороший пример того, как на практике действует демократический централизм, можно найти у маршала Чуйкова (впоследствии оборонявшего Сталинград).

 В 1918 г. 18-летний Чуйков, пройдя под началом царских унтер-офицеров курсы подготовки младшего комсостава, прибывает в качестве ротного на Колчаковский фронт. Но он лишь формально ротный, а на деле еще с керенщины в армии действует выборность (т. е. примитивная демократия). Как поступить? Как перебить эту тенденцию, на пагубность которой сетуют военные? Чуйкова, для пущей важности, назначают помощником действительного ротного. Бойцы над помощником подсмеиваются: мол, приехало новое офицерье, а у самого еще молоко на губах не обсохло.

 Выход из сложившейся парадоксальной ситуации один: «завоевать доверие» бойцов. Чуйков и завоевывает: пляшет лучше всех «Яблочко», стреляет – тоже в яблочко, ну и, само собой, проводит пару удачных операций. Во время одной из них ранен ротный. Чуйков теряется в догадках: мол, по уставу командование переходит ко мне, но как быть с выборностью? И тут сами бойцы опережают его: «Принимай роту и командуй».

 Вот это и есть самый настоящий демократический централизм, причем многослойный. При таком его уровне у командира выборы каждый день, а не раз в 4 года.

 При общинном мироустройстве демократический централизм является самым органичным способом руководства. Человек, стоящий во главе отряда, при овладении этим методом из вождя превращается в дирижера, который прекрасно знает свой оркестр (своих подопечных) и прекрасно знает партитуру (теорию низвержения капитализма). Эти две составляющие позволяют ему возможно меньше ошибаться. Именно такой, "дирижерский" подход надо выдвинуть на смену "вождистскому".

 

Тактика отчуждения

 В главе «Партизанские отряды и капитализм: период взаимодействия» я писал о том, что в самом начале своего существования отряды не смогут вступить в открытую конфронтацию с капиталистической системой, да это и не нужно. Тактика прямого противостояния двух враждебных структур не приведет к желанному результату. Это доказала практика «холодной войны» и другие примеры истории. Конечно, история не является чем-то незыблемым, но рисковать напропалую, думая, что ее ход изменится именно от наших усилий, было бы неразумно. Наступать на те же грабли попросту глупо.

  Победить капиталистическую систему сможет только долгий период разложения (начатый, кстати, не партизанами) и ползучий переворот. При этом, естественно, закончится он кровавой борьбой между приверженцами старого строя и провозвестниками нового. Но и эта борьба навряд ли развернется по модели старых войн. Действенно противостоять системе, подточить ее и разбить вдребезги смогут только скрытые в самих недрах системы отряды, существующие в «рассеянном», «размытом» режиме, мобильные, невидимые, легко восстающие из пепла.

 Тактика открытой борьбы, с применением старой дипломатии, старого военного искусства и старых марксистских схем (согласно которым, старый реакционный строй должен начисто смениться новым прогрессивным), сегодня бесперспективна. Но какую тактику избрать взамен ей? Какую модель поведения поставить во главу угла? Что станет стержнем нового сопротивления?

 Мне кажется, что побороть врага лучше всего его же методами. Поэтому стоит присмотреться и взять на вооружение тактику отчуждения, приспособив себе во благо то, что составляет саму основу существования капиталистического строя.

 Чувство отчуждения пронизывает все фибры души современного человека. Отчуждение держит западоида в постоянном напряжении и не отпускает. Люди, пришедшие в отряд, навряд ли смогут сразу же избавиться от этого чувства, едва переступив порог. Партизанская ячейка – это не идиллический кружок единомышленников, которые живут душа в душу и не имеют разногласий. В отряде соберутся разные люди. Кроме единой цели, – низвержения капитализма, - их мало что будет связывать. Неминуемы скандалы, раздоры. Многие будут страшно неуживчивы: от хорошей жизни отшельничать не начнешь. Даже не принимая во внимание крайние случаи, понятно, что сегодняшний среднестатистический западоид, каким бы он ни был нонконформистом и леваком, - прежде всего забитый индивидуалист с параноидальной заботой о собственном душевном покое: «Как бы кто меня не потревожил». Когда много таких людей собирается вместе, да еще и пытается решить сообща какие-то житейские проблемы, это не всегда приводит к положительным результатам. На сегодняшнем Западе забыт дух товарищества, разрушены дружеские, общественные связи между людьми. Разрушена семья. Уже полвека она является не плодотворным союзом нескольких людей, а удобным сожительством двух взрослых особей с целью минимизации расходов на поддержание жизнедеятельности.  

 Отчуждение (disengagement, disenfranchisement, disempowerment) царит повсеместно в современном капитализме и даже искусственно формирует в этом, вроде бы, бесклассовом обществе – подобие старых классов. По-русски такое отчуждение называется «пофигизм».

  На нынешнем Западе до сих пор сохраняется расслоение по этнической принадлежности, по языковой принадлежности, по национальной принадлежности, по половой принадлежности. Но основным и по сей день остается имущественное расслоение, приводящее к классовому расслоению. Класс, как и прежде, сплачивает буржуа разных национальностей в общей борьбе против «быдла» и «третьего мира». Класс в свою очередь сплачивает и «привилегированных рабочих» разных национальностей. Отсюда успех мультикультурализма и терпимости к половым извращениям в среде сегодняшнего западного «среднего класса» (который, безусловно, является достойным продолжателем, с одной стороны, «привилегированных рабочих», с другой стороны, «паразитов-рантье»). Западоиды в повседневной жизни демонстрируют ярко выраженное классовое сознание. Они строят свои действия в зависимости от принадлежности именно к определенному классу – не сословию, не национальности, а классу. Классовая солидарность, среди прочего, порождает диктат пресловутой «политкорректности».

 Наднациональность классового сознания очевидна. Она приводит к любопытным сближениям. Невероятно, но факт: с точки зрения правильно понятой классовой теории западный рабочий, состоящий на жалованье государства, и российский миллионер принадлежат к одному классу. У них одни интересы, одна модель поведения, одни повадки и одна идеология. Они – классовые братья, даже хотя россиянин сказочно богат, а западоид не может позволить себе есть рыбу (поэтому имущественная составляющая, безусловно, вторична по отношению к классовой).

 Если попробовать в двух словах описать наиболее обширный господствующий класс современного индустриального Запада, то без хлестких эпитетов не обойтись: это класс лгунов, подхалимов и пройдох, типичная «люмпен-буржуазия», у которой хорошо развито стадное чувство, а работать она не хочет. Система, построенная под этот класс, носит маску «демократии» и пропагандирует ее благодаря «свободе слова» - свободе врать.

 Что такое современная демократия? Если раньше демократия представляла собой систему, при которой неимущие классы раз в 5 лет выбирали того, кто будет их подавлять, то теперь класс «имущих» (меньшинство крупных капиталистов) и класс «неимущих» (большинство «новых варваров», пройдох и мошенников, гордо величающихся «средним классом»), сплотившись, раз в 5 лет выбирают того, кто будет в их интересах лучше подавлять «третий мир».  

  Иногда эти два класса от скуки проводят «показные бои», похожие на столь любимый современными западоидами реслинг. Но эта «классовая борьба» (забастовки, митинги, протестные настроения и т. п.) - обман, фикция. Настоящую борьбу оба класса ведут с внешним миром, и в этой борьбе им помогает их баснословная толстокожесть, выпестованная веками. Эта толстокожесть и есть плод глубоко укоренившегося в западных людях отчуждения и индивидуализма.

 Лицемерие западоидов безгранично. Сегодня впору уже говорить не «Весь мир насилья мы разрушим», а «Весь мир лицемерья мы разрушим». Но как сделать это? Как решить проблему отчуждения? Помимо возможного «разбавления» партизанских объединений другим, «незападным» человеческим материалом (индейцы, мигранты), стоит попробовать обратить зашоренность, разобщенность западоидов на пользу дела. Надо взять на вооружение тактику отчуждения и использовать это низменное чувство в качестве оружия для борьбы с бесчеловечной системой.

 Из внутренней слабости отчуждение нужно сделать зримой силой, направить его на внешний враждебный мир, прекратить бесплодное самокопание и высвободить тем самым возможности для деятельного самосовершенствования через борьбу.

 Отчуждение – невидимый червь, грызущий душу каждого западного человека. Западоид сталкивается с этим чувством в самом начале своего жизненного пути: его отрывают от груди, от матери. Сама жизнь в капиталистической системе не отличается стабильностью, устойчивостью: часты переезды, падения жизненного уровня. Это рушит равновесие в душе ребенка, лишает его веры в собственные силы, отчуждает его от будущего. В дальнейшем это чувство только усугубится. В 18 лет наследника выбросят за дверь: живи как хочешь. Наследство родители заложат, чтобы в последние годы своей никчемной жизни регулярно ездить во Флориду и просиживать штаны в казино. Научившись всему этому, ребенок точно так же будет поступать со своими детьми. В мире, где все переводится в денежный эквивалент, отсутствует какая-либо сплоченность и целостность даже между представителями разных поколений одной семьи.

 Деньги – это самый яркий символ отчуждения, это же и двигатель атомизации современного социума. Западное общество не может плодить полноценных людей, с его конвейера сходят лишь новые винтики.

 Чем лелеять презрение ко всему миру в себе самом, лучше изгнать это презрение из себя напрямую – через борьбу, не занимаясь постыдной сублимацией. Отстранение, отчуждение, неприятие капиталистической действительности в личном плане могут стать великой силой, способной свалить даже самую могущественную общественную систему, разрушить самый злокачественный и укоренившийся тоталитаризм. Увы, ни открытое противостояние двух систем, ни попытки добиться «классового мира», используя тактику ограниченного противостояния в рамках одной системы, не смогли добиться успеха на этом поприще. Сегодняшние методы «рабочего движения» на Западе – бесстыдная, глупая пародия на завоевания пролетариата конца XIX – середины XX веков. Да, в свое время забастовки были действенным и важнейшим орудием борьбы труда против капитала, но в конечном счете к торжеству справедливости они не привели. Сегодня забастовки выполняют прямо противоположную роль: они консолидируют паразитические слои Запада – так называемых «привилегированных рабочих» – и умножают их капитал. Смешно считать, что эти холеные подонки «борются за свои права». При нынешнем тоталитаризме у них нет никаких прав, кроме права умереть. Но такое положение их вполне устраивает. Борются же они против совсем иного: против «третьего мира» и против собственного нищенствующего «третьего сословия» (не принадлежащего к «имущим» и «неимущим, но привилегированным» слоям). Вместо солидарности нынешние демонстрации воспитывают самое низменное ренегатство. За 200 лет их участники полностью переродились и стали своей собственной противоположностью.

 Бессрочная всеобщая забастовка сегодня возможна в единственной форме: всё более массового и набирающего обороты партизанского движения, включающего в свои ряды всё больше и больше здоровых, молодых, работоспособных граждан Запада (в первую очередь), а затем и всей планеты. Вместо глупых препирательств между хозяевами и наемными рабочими о том, кто из них получит лучший гешефт от ограбления «третьего мира», партизаны впервые за много лет начнут действенную, подлинную, правдивую забастовку, которая рано или поздно неминуемо перейдет в вооруженное сопротивление капиталистической системе, а значит, приведет к ее безусловному падению (отжившая система не сможет успешно сопротивляться прогрессивной).

 Партизанский отряд – это пожизненная забастовка, причем не просто отказ от наемного труда, основанного на эксплуатации, а отказ вообще от всех отчужденных отношений в рамках капитализма. Это отказ от паразитов-посредников, отказ от рекламы, отказ от любого спонсирования владельцев прибавочной стоимости.

 Отряд выводит людей из системы капитализма, обескровливает ее, лишает ее прибылей и потребителей, подтачивает лживый консенсус «общественного мнения».

  Уходя из бесчеловечной системы и избавляясь тем самым от отчуждения, партизаны смогут обратить весь свой негатив, накапливавшийся десятилетиями, против покинутого ими молоха. Это разовьет их принципиальность и несгибаемость, как в отстаивании своих аргументов, так и в прямой борьбе.

 Партизаны не смогут сразу искоренить в себе отчуждение – и поэтому им нужно будет применить его в борьбе. Отчуждаясь от бесчеловечной системы, легко прийти и к отрицанию государства, построенного на его основе. Люди смогут последовательно игнорировать несправедливые законы, мошеннические условности. Партизаны окажутся в силе не на словах, а на деле отречься от капитализма, не принимать его в расчет. Так в свое время ранние христиане отреклись от язычества и сокрушили его всеобщим молчаливым презрением.

 Тактику отчуждения можно разделить на 3 части: сначала низложение капитализма (неприятие его на нравственном уровне, уровне поведенческих установок), затем низвержение капитализма (уничтожение скреп капитализма и его фундамента на общегосударственной и - в перспективе - мировой основе), и наконец, наследование капитализму. Партизаны наследуют мир, отрекшись от его нечеловеческих наслоений. Обещание наследства является позитивной движущей силой движения партизан (негативная сила – естественно, отчуждение). Что в данном случае можно считать наследством? Безусловно, все богатство материальных ценностей, являющееся побочным продуктом капитализма. Это и технологии, и оборудование; самое же главное – знание, благодаря которому в свое время капитализм смог развиться до всепланетного масштаба. Партизаны наследуют постмодерну с его разухабистостью. Они – будто мальчик из сказки, оставшийся один на свете. Он идет в магазин и выбирает там все, что ему нужно.

 Наследство – безусловно, главная будущая награда партизан. Важно осознать: сегодня все мы лишены наследства, как тот герой романтической повести Вальтер Скотта. Только долгой и упорной борьбой мы вернем себе право на него. Если же не мы, то наследством завладеет другой сын – полоумный мот, не сознающий своих поступков и мчащийся к собственной гибели. Он все просадит и пустит себе пулю в лоб.

 Тезис о наследстве можно счесть циничным: мол, неизвестно откуда взявшиеся полчища изгоев стремятся обжиться на всем готовеньком. Но по отношению к бесчеловечной системе данный «цинизм» очень даже уместен. Я бы, скорее, назвал его прагматизмом. Так же прагматична (и отчасти «цинична») тактика отчуждения. Ее необходимо принять на вооружение, даже несмотря на то, что она совершенно не похожа на шаблонную коммунистическую «солидарность», к которой взывали и до сих пор продолжают взывать обанкротившиеся витии от социал-демократии.

 Да, старые социалисты действительно исповедовали сплоченность и интернационализм. Но эта политика принесла горькие плоды. Еще в 20-х годах интернационализм совершенно не оправдал надежд на «мировую революцию». Это привело к тому, что он загнил, превратился в кормушку для западных «леваков», приезжавших в СССР на отдых. Интернационализм не был задействованным методом борьбы, хранился в резерве Советской державы. Действительно, в первые 20-30 лет Советской власти новое государство рабочих и крестьян пользовалось доверием и горячей поддержкой всех прогрессивных людей планеты, всего без исключения рабочего класса. Но в результате кровопролитной Второй мировой войны капиталистам очень быстро удалось переломить эту умозрительную тенденцию, вбить прочный клин между советскими и антисоветскими интернационалистами (последние впоследствии выродились в глобалистов). Когда в 60-70-е годы, исповедуя интернационализм, советские люди способствовали национально-освободительной борьбе в колониях, те самые бывшие западные интернационалисты кричали об «экспансии» и «имперских устремлениях Советов». Сегодня объединяться пролетариям уже бессмысленно: буржуазия прочно развела их по национальной, этнической, даже религиозной (хотя уж эта градация в наше время совершенно архаична) принадлежности. Пролетарий в Донецке нынче «не познаша» пролетария в Тюмени, точно так же, как пролетарий в Шанхае «не познаша» пролетария в Хьюстоне. Эти люди, познакомь их друг с другом и дай возможность проявить свои взгляды и наклонности, начнут ненавидеть друг друга, погрязнут в мелкой зависти.

 Интернационализм был как раз тем самым случаем, когда благими намерениями оказалась выложена дорога в ад. Показная сплоченность немыслима, это чувство надо прожить, выстрадать. Иначе оно превратится в подлость, в имитацию оргазма.  

 Сегодня возможно подлинное сплочение только очень небольших групп, по модели партизанских отрядов. Практика обмена и взаимопомощи предотвратит расслоение между самими отрядами. А внутреннее отчуждение (столь обычное в буржуазном обществе неприятие самого себя в качестве члена группы) станет бессмысленным (поскольку в отряде каждый ценен) и вырвется наружу, будучи обращено на враждебный внешний мир.

 Нет лучшей метафоры, чтобы передать процесс трансформации социального строя, чем метафора общего дома. Ленин в «Государстве и революции» пишет о том, что государственную машину надо сломать. Этот призыв проходит рефреном через всю его работу. Сравним государство с домом. В свое время, сидя в эмиграции, российские большевики внезапно получили радостное известие: с их старого дома сбили старую вывеску и даже начали кое-что подметать и перекрашивать внутри. Тут же, на крыльях надежды, большевики вернулись в Россию, ворвались в дом и сломали его, по ленинскому призыву. Осталась только груда кирпичей. Постепенно, насколько позволяли силы, начали строить новый дом. Очень долго строили, с большими перерывами, несколько раз практически начиная заново. В результате выстроили причудливую смесь различных архитектурных стилей. Дом был, конечно, не очень красив, зато вполне пригоден для жизни. Но вот штука: он мало чем отличался от того дома, который в свое время большевики сломали (тот дом ведь тоже строился через пень-колоду, снаружи блистал эклектикой, а внутри ему недоставало инфраструктуры...). Строили-строили, а получили то же самое, и в конце концов даже выкопали в каком-то музейном запаснике ту, старую вывеску и снова прибили ее над дверью.

  Не подвергая сомнению ленинский тезис о том, что государственную машину надо сломать, подумаем, как поступить иначе, более мудро. Ведь «ломать» государственную машину вовсе не обязательно: можно лишить ее привода, а затем забрать себе. Поэтому и дом ломать не стоит. Не лучше ли просто уйти из этого дома, раз в нем неуютно, темно и дует? Уйти на новое место, поставить новый дом из готовых деталей в максимально короткий срок (как русские крестьяне ставили сруб в одни сутки). Жить в этом доме. А старый пусть остается. Долго он все равно не простоит. Капиталисту не нужен будет этот громоздкий дом, который не дает ренты и приносит одни налоги. Капиталист покинет его сам, и даже не озаботится его разрушением (ведь это тоже небесплатно). Тогда можно будет из своего прочного и уютного сруба взглянуть новыми глазами на старый дом и, может быть, употребить его на какое-нибудь полезное дело.

 

В чем главная слабость капитализма и сила партизанского отряда?

 «Что ни делает дурак – все он делает не так, начинает не сначала, а кончает как попало». Эту фразу из детского стишка вполне можно отнести к современному капитализму. Казалось бы, перед нами чрезвычайно уверенная в себе общественная система, настолько уверенная, что даже способна ставить под сомнение право на существование всех остальных. И действительно, капитализм на протяжении двух веков добился ошеломляющих успехов (по темпам развития уступая лишь мобилизационному социализму), смог оседлать технический прогресс, направить в своих интересах творческие силы многих народов, воплотить в жизнь немыслимые доселе достижения науки и техники, добиться серьезной и действенной централизации в управлении и масс-медиа.

 Почему же эти успехи приносят такую тревогу? Отчего растут эсхатологические настроения? Чем недоволен современный житель Запада?

 Удивительным образом, западоид уже не чувствует благ капитализма. Он потерял насущное для него ощущение прогресса, когда человек радуется тому, что 10 лет назад мылся в корыте, а сейчас у него душ. Маяковский именно такое чувство передает в стихотворении «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру»: «Но больше всего мне понравилось – это: это белее лунного света, удобней, чем земля обетованная, это – да что говорить об этом, это - ванная». Эти строки – не о мещанском благополучии, а о радостном осознании прогресса, состоявшегося совершенствования жизни во всех ее мелочах.

  У сегодняшнего западоида такого ощущения уже нет. Поэтому все они сегодня несчастны, и определяющее чувство для них – это чувство нехватки, лишения. Его подхлестывает реклама. На этом чувстве строятся все жизненные установки, когда, едва купив машину, западоид начинает присматриваться к более дорогой; едва получив работу, начинает искать новую, где больше заплатят. Именно с нехваткой больше всего ассоциируется у западоидов современная жизнь, а вовсе не с изобилием, как об этом трубят на весь мир бессовестные пропагандисты глобализации по западной модели.

 На всеобщем недовольстве, нехватке жизненной силы и радости зарабатывают капитал фармацевтические кампании, подсадившие половину населения Запада на «мягкие» наркотики. Кстати, сегодняшняя западная толерантность к марихуане и даже героину, несомненно, происходит оттого, что наркотики – блестящий символ ухода от действительности, мимолетного погружения в беззаботную полноценность. Это поняли на Западе очень давно, а в 60-е годы построили на этом целую философию, последователи которой, между прочим, как раз сегодня у руля в западных государствах. Западная культура, прежде всего современный Голливуд (меньше – телевидение и радио), также строит свою популярность на наркотическом воздействии, дающем мимолетный уход от реальности. Поэтому все фильмы удручающе одинаковы, поэтому так велика в современном кинематографе роль спецэффектов. Отдельным видом наркотика являются компьютерные игры: одна из крупнейших современных индустрий. Все эти проявления капиталистической культуры усугубляют ощущение нехватки, неполноценности. Побочный эффект от них такой же, как от обычных наркотиков: разрушение личности. И в первую очередь человек, подсевший на этот культурный гашиш, теряет счастливое ощущение прогресса. Действительно, о каком прогрессе может идти речь, когда он измеряется уже не зримыми, осязаемыми, жизненно важными вещами, а мозгодробительной ерундой? Технический прогресс стремительно теряет смысл, когда его начинают мерить новыми версиями компьютерных игр.

 За чувством прогресса теряется и чувство реальности. Реальная война превращается в компьютерную игру. Обычные граждане, попадая на телевидение, ведут себя как корявые подражатели пошлым манерам кинозвезд. В обыденной жизни людям изменяет здравый смысл: они готовы голосовать за любого, кого подсунут в качестве «проходного кандидата»; они залезают по уши в долги, не осознавая последствий. Их поведение на первый взгляд хаотично; на самом же деле оно четко, до полного автоматизма определяется стремлением к очередной порции наркотика.

 В прошлой главе мы говорили об отчуждении как главном моторе капиталистической системы. Действительно, отчуждая продукты труда от человека, а их реальную ценность от рыночной стоимости, капитализм создает свой фундамент, свое денежное наполнение. Капитализм без капитала невозможен. Но у отчуждения есть и оборотная сторона. Отчуждение накапливается в душах людей. Они уже не в силах жить полноценной жизнью, выказывать свои подлинные чувства. Они не могут позволить себе какого-либо труда, если он не приносит прибыль. У них на такой труд просто нет времени. Они холодеют при мысли о том, что будут выглядеть «неприбыльно», «неуспешно». Это накладывает на каждого гражданина современного индустриального общества строгие обязательства, отнимает у него свободу действий.

  Отчуждение – главная слабость капитализма. Постоянная забота о прибыли, оценка всего подряд, даже человеческих проявлений, в денежном эквиваленте неминуемо приводят к чувству ущербности, нехватки. Это чувство – главная определяющая черта человеческого мироощущения при капитализме. Оно стимулируется постоянным потреблением, когда люди уже не общаются друг с другом, не обмениваются идеями, а «продают» их и «покупают».

 Потребительское общество изначально ущербно: оно никогда не насытится, каждый его гражданин испытывает поистине танталовы муки. Машина потребления, завязанная на постоянной прибыли, преподносит несчастному винтику все новые и новые соблазны, суля ему удовлетворение. Но стоит ему обрести вожделенную вещь (или вожделенного партнера), как прибавляется все новых и новых соблазнов, выпускают новые версии того же продукта, подхлестывая неудовлетворенность, обостряя чувство собственной неполноценности. Всякий западоид ущербен и унижен, даже те, кто могут показаться богатыми и успешными. Миллионные прибыли вовсе не гарантируют полноценности. Напротив, они указывают на то, что их хозяин – либо дурачок-счастливчик (в ничтожном меньшинстве случаев), либо особенно остро ощущает свою неполноценность и именно это заставляет его постоянно заботиться о прибыли (в подавляющем большинстве случаев).

 Указывая западным людям на их ущербность, партизаны могут переломить опасную тенденцию всеобщего невроза. Отряд должен дать людям то, что не может дать капитализм. А капитализм никогда не даст людям счастья, полноценности, удовлетворения, наслаждения, оргазма.

 Партизанский отряд основан не на прибыли, а на благодарном труде. Отношения между членами отряда строятся не на конкуренции, а на доверии. Лишая капитализм его движущей силы отчуждения, отряд возрождает подлинные человеческие чувства. Отряд действенно борется с капиталом, уничтожая его и не давая ему возможности возродиться. Ведь где ни появляется капитал, всюду он несет с собой смерть, лишения, несчастье.  

 В отличие от современного мира, где труд при призванию отрицается, а усилия по добыче прибыли не приносят удовлетворения, отряд должен показаться тихой, счастливой гаванью, где человек получает свободу трудиться так, как ему Бог на душу положил, и получать за это, при обеспечении всех жизненно важных нужд вне денежной сферы, самую лучшую награду – человеческое признание. Западный человек все реже получает признание за свой труд, а потому и понятие бескорыстного труда для него теряет смысл. Труд в партизанском отряде должен обязательно вознаграждаться признанием, потому что это самая благодарная, самая благородная и самая заслуженная награда. Денежный стимул непременно извращает характер труда, превращает его в погоню за прибылью. Немонетарный стимул (признание) – гораздо более прочный. Он сплотит отряд и еще сильнее противопоставит его образ действий капитализму.

 Наконец, возвращаясь к прошлой главе, повторюсь: более чем разумно, что, борясь с отчуждением, партизанский отряд возьмет на вооружение именно тактику отчуждения, попирая смертью смерть. В этом – главная сила партизанского отряда и главная слабость капитализма.

 

Светлое будущее

 Современный западный мир перевернут с ног на голову. Труд – базовое условие существования человека, в отличие от животных, – лишен сегодня смысла, низведен со своего пьедестала, ничем не вознаграждается. Демократия превратилась в тоталитаризм. Правда искоренена, а ложь выдают за правду. Мудрые правители уступили свой трон шутам. Под знаменами мира и свободы сегодня порабощают и истребляют целые нации.

 В такой обстановке создание отрядов, не просто чурающихся капитализма, а готовых активно противостоять ему, - глубоко прагматический шаг, путь к спасению. Здесь мы повторяем Маркса с его новой задачей философии: не просто объяснить мир, но изменить его. Прагматизм этого посыла отличает партизанскую идеологию от идеологии различных сект и полурелигиозных движений. Человечество и сегодня не перестает изобретать себе новые религии, утешать себя глупыми сказками о «потерянном рае» или о «будущем царстве небесном». Отряд не предлагает ни того, ни другого. И эта книга – не утопия, а руководство к действию.

 Если «Партизания» будет воспринята как подлинное руководство к действию, значит, она была написана не зря.

  Увы, социалисты прошлых веков (даже Маркс) сочиняли по большей части именно утопии, социальные и политические проекты для собственного самовыражения, для приведения несправедливого мира в соответствие со своим нравственным чувством. Но сегодня проект, который внешне может быть воспринят как утопический, жизненно необходим нам, поскольку это единственная возможность выбраться из пропасти, вполне осуществимый барьер на пути наступающего всепланетного тоталитаризма.

 Скептики могут сопоставить партизанские отряды с концентрационными лагерями: и там, и тут труд бесплатный; и там, и тут отгороженность от мира. Но на самом деле партизанские отряды – это полная противоположность концентрационным лагерям. Потому что сегодня вся планета стремительно превращается в такой лагерь. И отряд, в свою очередь, становится «волшебной дверью», через которую можно выскользнуть из неволи.

 (Хочется вспомнить здесь сказку А. Толстого «Золотой ключик», которая заканчивается именно таким символизмом; очень хорошо передает тамошний пафос спасения и одноименный советский фильм).

 Партизанский проект не утопичен, а насущен. Поэтому, завершая книгу, нелишне подумать о том, что же ожидает всемирную партизанию после того, как благодаря ее усилиям рухнет капиталистическая машина порабощения. Какое наступит «светлое будущее» после победы партизан?

 Несомненно, оно не будет иметь ничего общего с фантазиями писателей XIX века. Очевидно, что отряды, за неимением столь идеального топлива, каким является капитал, будут гораздо более инертны, озаботятся тем, чтобы уделять внимание скорее человеческому, чем надчеловеческому, а значит, их жизнь будет, в общем, лишена удивительных преобразований, постоянных технических нововведений, чудесных изобретений и т. д. Это и хорошо, потому что темпы технического прогресса за последние десятилетия привели к безобразному загрязнению не только нашей планеты, но и наших душ. Отряды будут существовать в качестве неустанных тружеников, очищающих планету и культуру от всего этого позора. В глубине души партизаны – ассенизаторы, санитары, оздоровители.  

 Отдельно стоит коснуться жизнеспособности партизанских отрядов после того, как исчезнет, потеряет силу их главный враг – капитал. Вместе с ним лишится смысла и всякое паразитирование на капитализме (партизаны экспроприируют экспроприаторов, пользуются благами бесчеловечной системы, перехватывают ее тактику, как в Великую Отечественную войну русские солдаты брали немецкие автоматы). Уже не надо будет лелеять в себе отчуждение, потому что враг будет повержен. Что ждет тогда партизанское движение? Смогут ли его приверженцы успешно совместить коллективизм, ставший залогом успеха отрядов, с индивидуализмом, являющимся в эпоху модерна определяющим человеческим качеством? Не повторят ли они горестного пути Советского общества, которое за 3 десятка лет прошло весь путь загнивания и рухнуло из-за того, что в нем для вида подавлялись собственнические инстинкты, а втайне каждый глубоко лелеял свой собственный мелкий индивидуализм? Наконец советские люди и вовсе разучились понимать блага коллективизма, и при первой команде преспокойно отказались от этих благ, позабыв их жизненную важность.

 Партизанский отряд не станет противопоставлять коллективизм индивидуализму, а начнет совмещать их. Во-первых, отряд – не пресловутая коммуна, чьи обитатели делят все подряд. Общее в отряде прежде всего – дело, общие горести и радости. Общий кров, общий стол имеют смысл только пока благодаря им можно минимизировать издержки и лучше выживать в звериной капиталистической атмосфере. И даже на этом начальном этапе партизанский отряд можно вполне строить у себя в квартире, для этого не обязательно спать бок о бок на нарах и есть из одной миски.

  По мере усиления движения отряды начнут экспроприировать землю. Дома, которые сейчас, в годы строительного бума, настрогали в чрезмерных количествах, станут превосходной средой обитания. Партизаны смогут игнорировать ипотеку, займут эти ниши, готовившиеся для членов атомизированного общества, и начнут их благоустраивать (создавать инфраструктуру – столовые, школы, детские сады, кооперативные лавки, разбивать парки и скверы на месте асфальтовых магистралей и индустриальных территорий и т. п.). Так сама индивидуалистическая форма существования (бараки нынешних сонных пригородов) пойдет на благо коллективистского по своей сути общества.

 Наконец, стоит особо отметить, что отряд, вразрез с мечтаниями социалистов прошлого, не останется на планете единственно возможной социальной формацией. Он всего лишь явится лучшей и главенствующей формой общественного устройства. Вне стен отряда, даже в относительной близости от него, вполне смогут существовать частное производство, частная собственность. Отряд, состоящий не из потребителей, а из полноценных граждан, несомненно, будет доминировать над этими устаревшими формами хозяйства и использовать их себе на благо в случае необходимости. Мало того, не исключено, что на планете останутся полностью буржуазные государства. Партизаны – это не агрессивная орда, способная на какие-то завоевания или карательные походы против враждебных им структур. Партизаны наверняка оставят в покое капиталистов в тех регионах, куда они поспешат перебраться подальше от террора, саботажа и всеобщей обструкции. Отряды не ставят своей целью искоренение других общественных отношений. Пусть этим займется история.

 «Светлое будущее», несомненно, состоится при доминировании партизанского мировоззрения и партизанского образа жизни на планете, с допуском иных форм хозяйствования, которые будут поддерживаться (как, например, архаическое) или сдерживаться (как, например, капиталистическое). Нет никакого сомнения в том, что капитал всегда останется потенциально взрывоопасной силой, не хуже ядерных арсеналов, и поэтому его потребуется держать в строжайшей узде. Отчасти это легко получится само собой: партизаны, независимые от капитала и прибыли, создадут непроходимое «болото», в котором застрянут любые денежные потоки. Поскольку внерыночные, сотруднические отношения между партизанскими отрядами станут определяющими, то значительно упадет рост и объем денежной массы. Развернуться оставшимся буржуазным государствам будет просто негде и не на чем. Но если вдруг капиталисты, сохранившие свое влияние в тех или иных регионах планеты, смогут пробиться через эту инерцию, проложить какие-то трубопроводы и наладить подобие старой всемирной машины по извлечению прибылей из земного шара, это необходимо будет строжайшим образом пресечь.

 Партизаны будут выполнять на планете роль неподкупных стражей, препятствующих даже самым мелким заявкам на воссоздание капиталистического общего рынка. Эта роль будет привычна им, закаленным в борьбе и знакомым с жизнью воина. Преобразовав мир по-своему, отряды возложат на себя преимущественно охранительную функцию. Вторая забота партизан – пресечение всякой агрессии со стороны каких-либо буржуазных государств (в том числе между собой) и препятствование совершенствованию вооружений. Партизаны, рассеянные по всей планете, мобильные, принципиальные и тактически подготовленные, смогут воплотить в жизнь мечту человечества о миротворцах. Они создадут подлинную армию нового типа, в отличие от пародии на такую армию – «голубых касок», через пень-колоду финансируемых капитализмом и, как правило, неспособных реально гасить конфликтные ситуации. Нынешние миротворческие потуги стран «золотого миллиарда» смешны, бесперспективны и несут очень ограниченный эффект. Это легко объясняется самой природой капитализма, который способен вести только агрессивные, захватнические войны. Его «миротворчество» либо стоит на подхвате у таковых войн, либо является, подобно западной «благотворительности», гнусной лицемерной лакировкой действительности.

 Партизаны в годы своего триумфа смогут избежать лицемерия и в мирном строительстве, и в бою

 

Несколько слов в заключение

 Советские люди были двуедины. По философскому видению мира они были диалектическими материалистами, по складу души – идеалистами. Это соединение противоположностей не делало их двуличными. Напротив, оно рождало гармоничную личность, которая верила в прогресс (и, следовательно, в торжество коммунизма), как верят в Бога.

 К 70-м годам советский человек оказался в плену иллюзий. Свой налаженный предсказуемый материальный мир представал ему несовершенным в сравнении с потребительским обществом Запада. А горячая вера в прогресс требовала немедленной жертвы, звала к новым святыням. Так советский человек, оставаясь в душе советским, снаружи сделался фанатично антисоветским.

 Движимые иллюзиями, люди побежали на Запад. Эмиграция, начавшаяся в 70-х годах, разительно отличалась от послевоенной и тем более времен гражданской войны. В прежние годы эмигрировали из практически безвыходной ситуации, пытаясь избежать тюрьмы. Белоэмигранты и власовцы не питали никаких иллюзий относительно Запада. Они были не советскими, а русскими людьми. Заграница приняла их и растворила в меру собственной щелочности. Теперь эти люди редко находят общий язык с поздними эмигрантами. Они – дети другого народа из другой страны.

 Эмиграция 70-90-х годов впервые принесла на Запад волну качественно нового человеческого материала: советских граждан. Зачастую эти люди отправлялись в эмиграцию как в паломничество, казались святее самого папы, в силу своей фанатичной приверженности прогрессу были более западниками, чем западоиды. Оказавшись на Западе, они какое-то время испытывали эйфорию от самой своей причастности этому обществу, которое, по их мнению, успешнее других приблизилось к раю на земле. Многие и сегодня, через много лет сохранили какие-то остатки этой эйфории, хотя выказывают ее в основном лишь на публику, а в частной жизни ведут себя индифферентно или враждебно по отношению к Западу.

 Есть и те, которые полностью изжили в себе западническую восторженность и под влиянием переоценки ценностей даже пришли к более разумному отношению к прогрессу. Из фанатичных прогрессистов такие становятся скептиками. «Западный рай» они начинают воспринимать как «преисподнюю» (на самом деле, чем не тривиальный ад: рабочее место в четырех стенах – cubicle, - перед глазами экран компьютера, а на голове наушники?). И все же их скептицизм не всеобъемлющ. Ведь речь идет о советских гражданах – неисправимых идеалистах и гуманистах, верящих в свои силы. Им необходима цель, необходима манящая идея. Оказавшись на Западе и разочаровавшись в его «достижениях», построенных на лжи, лицемерии и подлоге, эти люди обращаются к человеческому. Поэтому слово «Родина» начинает для них что-то значить, а вовсе не из квасного патриотизма. Поэтому они начинают ценить базовые человеческие блага, которые все неохотнее предоставляет западное общество: семью, детей, кров (именно «кров», а не «недвижимость»), хлеб насущный и т. д. Наконец, советский человек способен дорожить уже и абстрактными гуманистическими ценностями, на словах декларируемыми Западом, на деле же им попираемыми: свободой (свободой как осознанной необходимостью), рынком (рынком как обменом), демократией (демократией как властью народа).

 Да, советские люди хотели рынка, и никто не станет это отрицать. Но вместо красочного восточного базара с россыпями товаров, с шутками и прибаутками, со своей этикой и эстетикой, с бурлящей жизненной энергией и радостью от соприкосновения с человеческим трудом, - советским людям подсунули стерильный супермаркет с пластмассовыми помидорами.

 Да, советские люди хотели демократии с ответственным руководством, с выбором причастных народной среде представителей. Но вместо этой деятельной демократии им подсунули плохо обученных семинаристов западных академий, годных разве что в актеры провинциального театра.

 Да, советские люди хотели свободно определять свою судьбу и отвергли условности, направлявшие их жизнь в СССР; но взамен на них надели ярмо стократ более страшное. Вернее, не надели, а заставили самих идти в темный и грязный хлев, искать там это ярмо, чистить его и напяливать.

  Советские люди поклонялись правде. Движимые стремлением к ней, они готовы были заглотнуть любой пропагандистский крючок. Поэтому так велико было обольщение в годы перестройки. Великим будет и отрезвление.

 Человек, лишившийся иллюзий, может превратиться в реактивный снаряд. Каждый, кто знает, что его обманули, и не может больше это скрывать, способен на самые крайние методы по отношению к обманщику. Поэтому сегодня нам так омерзителен Запад с его тотальным лицемерием и оболваниванием. По «свободному ТВ» сказали, что у Саддама Хусейна есть ядерное оружие, - и все поверили. Завтра скажут, что у русских в венах вместо крови течет серная кислота, и поэтому русские самим своим существованием повинны в загрязнении планеты, - и снова поверят!

 Если ты не умеешь ориентироваться в мировых событиях, отличать правду от лжи, - ты ничем не лучше раба. Поскольку в современном мире все больше и больше таких несведущих людей, господствующий строй скоро впору будет называть рабовладельческим.

 Бессмысленно винить в этом чьи-то пагубные намерения, «мировой заговор», злую волю отдельных людей. Таков трагический ход истории, когда человеческое обезличивается, демократия переходит в тоталитаризм, отчуждение возносится в принцип. Советским людям, как диалектическим материалистам, очень заметен этот процесс деградации. Вот почему мы обязаны восстать против него в союзе с другими отчужденными и лишенными своих прав.

 Очень многим добрым и достойным людям нет места в нарождающейся тоталитарной системе. Они жизненно заинтересованы в иной, приветливой среде. Такой средой может стать партизанский отряд, по характеру своему совмещающий выживание с сопротивлением.

 Да, ход истории суров. Но мы обязаны восстать против этого хода истории, опрокинуть его революционным путем, изменить его через изменение общественных отношений.

 Партизаны должны создать низовое движение, свободное от мелкобуржуазного национализма, сильное своей сплоченностью и всеохватностью. Партизаны ненавидят современный мир и обязаны противостоять ему. Противопоставив отчуждению солидарность, атомизации – человеческие чувства, лицемерию – правду, партизаны смогут начать борьбу.

 Исходом этой борьбы они унаследуют Землю.