Смеркалось, ледяная шапка горы Гиздр окрасилась в цвета заката, летучие мыши носились над нашими головами. Участники экспедиции, собравшиеся наконец в полном составе, вновь, как и утром, сидели перед штабным домиком, только стульев стало чуть ли не вдвое больше. В отсутствие Видовича, который почему-то задерживался, общительный доктор Прелог взял на себя обязанность представить новых участников. Я познакомился с госпожой Парвати Шанкар, изучающей тонкую науку о человеческой психике, химиком Францем Эрландером и Антуаном Маршо, еще одним (наряду с Видовичем и Латинком) служителем царицы наук. С Персоном я уже был знаком, а когда очередь дошла до геолога, сидевшего где-то в заднем ряду, появился наш руководитель, и церемония осталась незавершенной.

Видович заявил, что двое участников готовы выступить с краткими сообщениями. И первая из них — только что прибывшая доктор Шанкар. Все взоры обратились к ней.

Госпоже Шанкар на вид было далеко за сорок, мешковатый комбинезон не скрывал ее худобы. Красавицей ее, конечно, не назовешь, однако улыбка, демонстрирующая белоснежные зубы и явную доброжелательность, вызывала симпатию; мой сосед, наверное, сказал бы, что от мисс Шанкар исходит положительная энергия. Доктор психологии сообщила, что собирает данные обо всех паранормальных явлениях, наблюдаемых в нашем районе, и просила уважаемых коллег проявить снисхождение к ее расспросам и не счесть за труд сообщить ей, если вдруг увидят в облаках летящих коней либо грозных «воинов Мантро», или услышат что-то необычное, или почувствуют. В общем, не стесняться и рассказывать ей обо всем подобном. Эта просьба относится не только к ученым, но ко всем обитателям лагеря; утром она уже беседовала с обслуживающим персоналом, и эта беседа, представьте, принесла результат: повар Лео Фраскатти и двое охранников сообщили ей, что видели на опушке леса что-то необычное. Над вершинами деревьев внезапно возникло нечто вроде облака. Оно стало быстро менять форму, при этом в нем возникали какие-то образы. Они так быстро менялись, что ни один из свидетелей не смог запомнить что-либо определенное; общим был лишь мотив неких глаз, которые смотрели на них — один из охранников утверждал, что злобно, другой — что угрожающе, а повар заявил, что его «видели насквозь». Все трое были настолько возбуждены, что им пришлось дать успокоительное. Но гораздо интереснее другое.

— Вы знаете, что за всем происходящим в лагере и вокруг него наблюдают телекамеры, — продолжала госпожа Шанкар. — Все записывается на видео, так что можно посмотреть и проверить. Так вот, я проверила, и знаете что? Нет, глаз в облаке я не увидела, но на записи, сделанной в этом секторе, имеется брак — изображение как бы засвечено. Засветка длится две минуты с небольшим. Наши свидетели, конечно, не засекали время, но, судя по их рассказу, феномен наблюдался примерно столько же. Какой вывод можно из этого сделать?

— «Воины Мантро» зомбировали нашего повара на приготовление излишне жирной и острой пищи, чтобы вызвать в лагере общее помешательство, а затем проникли в аппаратную и стерли следы преступления! — поспешил вклиниться в неосторожно сделанную психологом паузу Антуан Маршо. Его почин был поддержан, с другого конца нашей аудитории откликнулся женский голос:

— Нет, зачем им самим возиться: они зомбировали заодно и охранников, те стерли запись, а теперь будут каждый день ликвидировать по одному участнику!

— Предложенные гипотезы весьма интересны, — улыбнулась госпожа Шанкар, — однако у меня имеется своя. Поскольку аппаратная тщательно охраняется и охрана не пропускала никаких трансцендентных воинов и вообще никого из посторонних, то я делаю следующий вывод: раз наблюдавшийся нашими свидетелями феномен оставил некий след на записи, хотя бы в виде порчи изображения, значит, можно предположить, что феномены Готана относятся к области наблюдаемых явлений.

— Вы хотите сказать, что наблюдатели не ваши пациенты и вообще не пациенты? — спросил Химмельсберг.

— Вот именно! Вы совершенно правы, коллега. До сих пор считалось, что необычные образы и картины, увиденные туристами в Готане, являются плодом коллективных галлюцинаций, ведь все попытки заснять их с помощью фотоаппарата или любительской видеокамеры заканчивались неудачей, то есть объективным образом они не фиксировались. Мое предположение переводит эти феномены в один ряд с миражами, которые, как известно, отлично фиксируются на пленке. Эта гипотеза нуждается в тщательной проверке, а потому я еще раз прошу сообщать обо всех подобных проявлениях необычного.

Госпожа Шанкар села, и Видович, не дав нам обсудить новость, тут же предоставил слово Прунцлю. Оказывается, толстяку тоже было что рассказать. В течение последних двенадцати часов он наблюдал за магнитным полем. Эти наблюдения показали, что оно не просто колеблется (колебания поля в Готане были замечены давно), а что его колебания имеют какой-то сложный ритм.

— Нахождение закономерности колебаний представлялось делом нескольких минут, однако пока что сделать этого не удалось, — заключил физик. Хотя все математики экспедиции — Латинк, Маршо и сам Видович — бьются над решением данной задачи.

Рассказ Прунцля дополнил Ватанабэ, заявивший, что подобные колебания, несомненно, должны отрицательно сказываться на функционировании и развитии живых организмов; он намерен тщательно изучить этот вопрос и будет просить о помощи коллегу-биолога.

Естественно, после этого взгляды обратились ко мне, так что пришлось выступить. Я подтвердил, что готов участвовать в изучении данной проблемы. Пока что могу сообщить, что избранный нами район отличается некоторыми аномалиями — в частности, отсутствуют следы жизнедеятельности крупных животных. Зато травы и кустарники развиты выше нормы.

— То есть тут нет ни тигров, ни ягуаров, ни волков? — спросил кто-то.

— Оставим ягуаров на их родине, — ответил я, — а что касается остальных, то за целый день я не обнаружил ничего, что говорило бы об их присутствии. Это касается не только хищников, но и копытных. Никого крупнее мышей и птиц величиной с куропатку! Пока еще нельзя сделать вывод, что зверей здесь вовсе нет, требуется осмотреть весь район, но первые данные удивляют.

— А что, магнитная аритмия вредна лишь для крупных животных? — вступил в беседу молчавший до этого Латинк. Ватанабэ опередил меня:

— Она вредна для всех, но более сложные организмы переносят ее хуже. Известно, что насекомые способны выдерживать не только большие колебания магнитного поля, но и жесткое излучение.

— А не может быть так, что насекомые еще и подрастут из-за этого излучения? И вместо тигров на нас нападут гигантские пауки? — спросила та же женщина, которая чумилась по поводу зомбированных охранников. Теперь я смог разглядеть говорившую и удивился — настолько чужой она казалась в нашей компании. Ростом и сложением она напоминала подростка; черные волосы юной леди были заплетены во множество тоненьких тугих косичек на африканский манер; бисерные браслеты и висюльки, украшавшие ее руки и шею, дополняли картину; казалось, она прибыла в наш лагерь прямиком из Вудстока. Вдобавок она говорила с небольшим акцентом, который показался мне знакомым.

Однако на ее вопрос надо было как-то отвечать, и вновь меня опередил Ватанабэ, заявивший, что исключать мутаций, конечно, нельзя, но мутации такой глубины требуют значительного времени и не могут остаться незамеченными.

— А не могли ли эти колебания воздействовать на людей, которые здесь погибли? — услышал я знакомый голос. Это был мой сосед, уфолог. — И не могут ли они таким же образом повлиять и на нас?

Шанкар и Видович переглянулись; ответил наш руководитель:

— Именно этот вопрос занимает нас сейчас больше всего. И мне, и госпоже Шанкар, и доктору Прелогу хотелось бы знать ответ, но пока его у нас нет. Вчера я уже говорил, что расположение нашего лагеря рядом с бывшим лагерем Рошбаха вызывало у меня большие сомнения, однако другую удобную площадку поблизости найти не удалось. Коллега Ватанабэ считает, что колебания слишком слабые и не дают поводов для беспокойства. Однако в любом случае мы будем внимательно следить за ситуацией. На этом, думаю, мы сегодня можем закончить; однако я попрошу вас еще минуту задержаться: слова просил господин Дрнди, наш сопровождающий, направленный сюда правительством Готана.

Молодой готанец поднялся и встал рядом с Видовичем.

— Я буду краток, — заявил он. — Во-первых, я хотел бы представиться вновь прибывшим участникам, с которыми пока не знаком. Капитан Шуйонка Дрнди из министерства безопасности и культов. Прошу обращаться просто Шуйон — это гораздо удобнее, чем «господин Дрнди», тем более что мою фамилию нелегко произнести. Направлен сюда министром безопасности и культов для оказания всемерного содействия и обеспечения связи с правительством и местным населением. Так что если у уважаемых ученых возникнут какие-то пожелания или вопросы, прошу обращаться ко мне. Хочу вас заверить, что правительство Готана и его народ крайне заинтересованы в успешном завершении вашей работы и готовы оказать любую помощь. А во-вторых, я хочу обратиться к вам с той же просьбой, что и госпожа Шанкар: пожалуйста, сообщайте мне о проявлениях аномалий, появлении феноменов, о необычных явлениях, замеченных в нашем районе. Это необходимо для того, чтобы своевременно пресечь распространение нежелательных слухов и настроений среди местного населения. Понимаете, если крестьяне из Арубы услышат о… о некоторых феноменах и неправильно истолкуют эти слухи, могут возникнуть разговоры и даже волнения. Чтобы бороться с ними, я должен быть в курсе. Надеюсь, моя просьба вас не затруднит. Заранее благодарен.

Молодой человек уже собрался сесть, когда Прунцль спросил:

— Все замечательно, но я так и не понял: местное население горит желанием помочь или готовится побить нас камнями?

— Тут нет никакого противоречия, уважаемый господин Прунцль, — заверил представитель безопасного министерства. — Народ Готана хочет помочь, но старые верования и предрассудки так сильны… Вы можете здесь работать, чувствуя себя в полной безопасности, надо только проводить с населением разъяснительную работу. Этим я и собираюсь заниматься.

Больше вопросов не было, и совещание на этом закончилось. Я решил воспользоваться моментом, когда все были в сборе, и попросил Джейн познакомить меня с геологом — надо же было договориться о сотрудничестве.

— Да, конечно, — кивнула она, — вот наш милый геолог. Да вот же! Мисс Буйноу, можно вас попросить?

Боюсь, что мне не удалось скрыть свои чувства, когда в ответ на призыв нашего секретаря стоявшая в двух шагах обладательница африканской прически обернулась, и черные глаза, увеличенные линзами круглых, каких-то бабушкиных очков, уставились на меня.

— Мисс Буйнэ, это господин Чернетски, наш биолог, он хочет вам что-то сообщить, — прощебетала Джейн и оставила нас.

— Слушаю вас! — воскликнула девочка с видом «говорите скорее, я и так теряю много времени».

Тут у меня в голове что-то щелкнуло: фамилия в списке экспедиции, которую я второпях прочел как «М. Боуйнэ», квалифицировав незнакомого мне геолога как француза, соединилась с акцентом, смягчавшим все согласные, и с видом этого юного существа. Глубоко вдохнув, я произнес на языке Пушкина:

— Если я не ошибаюсь, мы соотечественники. Скажите, как все-таки правильно произносится ваша фамилия: Буйнова?

Несколько секунд она глядела на меня со странным выражением, затем заявила:

— Должна вас огорчить, мистер Чернецкий, вы ошибаетесь. Мы вовсе не соотечественники. Есть такая страна — Украина, слыхали, может быть? Так вот, я оттуда, из Житомира. В последнее время, правда, живу в Берлине. А фамилия у меня Буйна. Звать Марина. Еще вопросы есть?

Все смешалось в курене старого Тараса: гарные дивчины из Берлина — Житомира, недогадливые москали, незалежность, мова, геология с биологией и феномены с пауками-мутантами. В голове проносились фразы типа «не розумию москальской мови» и «ще не вмерла». Проклиная себя за недогадливость и еще что-то, я все же выдавил вопрос, ради которого и затеял это знакомство:

— Я обследую наш район… сегодня утром обошел часть… необходимо обследовать, как и вам… чтобы не делать двойную работу… Я хотел сказать, чтобы не дублировать работу… в общем, я собрал образцы почвы в северо-западном секторе. Они вам нужны?

Она пожала плечами:

— На северо-западе? В таком глубоком ущелье? А как далеко вы зашли?

— До конца ущелья, — отвечал я, — до перевала. Семь километров отсюда.

— О, прилично! — В ее голосе прозвучало уважение. — Я была в ущелье, но неподалеку, километрах в двух, — знаете, там интересные отложения. А потом пошла к северу.

— И далеко зашли? — поинтересовался я в свою очередь.

— Не, недалеко. Поднялась до отметки две тысячи пятьсот — и обратно. Но там все равно классно, нет этих дурацких кустов. В общем, хорошо, что собрали образцы, не надо будет лазить по этой чаще. Они у вас с собой?

— Нет, в лаборатории.

— Ну и ладно. Тогда метните их в мой ящик там же, я уже налепила на него свой лейбл. Мерси вам. Как я догадываюсь, есть предложение о ченче?

Разговаривая, она прилаживала на спину рюкзак. Это был не рюкзачок, с каким часто ходят девицы ее типа, а настоящий заплечный мешок, в него можно было поместить многое. Она подтянула лямки, подняла прислоненный к скамье ледоруб какой-то новой, еще не виденной мной конструкции и уставилась на меня. Тут я сообразил, что не ответил на вопрос.

— Обмен… — пробормотал мистер Чернецкий, подавленный деловитостью энергичной представительницы украинской науки, — даже не знаю… Может быть, вы что-то заметите… Скажите, вы зверей не встречали?

— Зверей? Ну да, вы говорили. Нет, не видела. Птички поют, попугаи порхают, путёво так. Да, собаку видела — тут неподалеку. Из деревни, наверное, забежала. В общем, если какой гербарий надо собрать, скажите. Правда, я завтра далеко не пойду, займусь окрестностями: говорят, тут есть какие-то вырубки, которые делал геолог из той группы. Счастливо!

С этими словами она зашагала в сторону лаборатории. Я уже собирался двинуться вслед за ней — взятые утром образцы пока что остались неразобранными, и хотелось ими заняться, — но меня окликнули. Обернувшись, я увидел Уокера.

— Простите, что отвлекаю, — понизив голос, так что никто вокруг не мог его услышать, произнес капитан, — но хотелось бы обсудить с вами одну проблему. С глазу на глаз.

— То есть вы предлагаете мне пройти в участок и совершить явку с повинной? — осведомился я.

— А что такое «явка с повинной»? Какой-то научный термин? — Страж нашей безопасности выглядел озадаченным.

— Нет, это из лексикона нашей милиции, — уточнил я. — Шутка. Хорошо, идемте. Но если я уже арестован, мне дадут адвоката?

— После допроса третьей степени он вам уже не понадобится, — заявил Уокер. — Лучше позовем мистера Прелога, зафиксировать летальный исход от насморка. В полиции тоже любят шутить.

Ведя эту милую беседу, мы добрались до домика капитана. К моему удивлению, там нас ждал Видович. Отвечая на мой невысказанный вопрос, он заговорил первым:

— Прошу прошения за то, что отвлекли вас от работы, а также за такую конспиративную обстановку нашей беседы. Этого требуют обстоятельства. Видите ли, еще раз проанализировав все данные, капитан Уокер пришел к выводу, что так называемые «подставные лица» уже проникли в состав нашей экспедиции.

— Было бы очень долго излагать все агентурные данные, — вступил в разговор капитан, — но главное состоит в том, что среди нас есть чужаки. Я только не знаю, где их искать — среди обслуги и охраны, как полагает господин Видович, или среди ученых тоже. А кроме того, есть какие-то силы, заинтересованные в срыве нашей работы.

— Помните, утром я показывал диск, на котором было записано нечто вроде предупреждения? — вновь заговорил Видович. — Так вот, все члены группы, прилетевшие сегодня, обнаружили в своем багаже записки аналогичного содержания. Их убеждают не приближаться к священным Воротам Кадоро и вообще покинуть этот район.

— Таким образом, заговор против нас — это не моя мрачная выдумка, — заключил Уокер. — К сожалению, это мрачная реальность.

Я подумал, что они с Видовичем ведут себя как пара заправских следователей, обрабатывающих задержанного, но решил держать это наблюдение при себе: тон нашей беседы не располагал к шуткам. Вместо этого я спросил:

— Хорошо, спасибо, что сказали. Однако я все еще не понимаю, почему вы говорите это именно мне. Почему не рассказали обо всем на собрании?

— Тут есть весьма деликатный момент, — произнес Видович, глядя, по своему обыкновению, куда-то в угол. — Я уже говорил, что капитан Уокер склонен искать «самозванцев» в том числе среди наших коллег. Я уверен в обратном, но согласился рассмотреть и такой вариант. Мы с капитаном еще раз проанализировали весь список участников экспедиции. Всех ученых приглашал в экспедицию я. Однако некоторых я знаю лично — Прунцля, например, Латинка, господина Ватанабэ… Остальных, и вас в том числе, я отбирал по опубликованным в последнее время статьям и докладам, а также по рекомендациям коллег. При этом среди этой второй группы есть люди, хорошо известные участникам первой, так сказать, «особо доверенной» группы. Ну например, вас хорошо знает Ватанабэ, а Прунцль работал вместе с Эрландером.

— Однако осталось несколько человек, которых никто из участников раньше не встречал и в лицо не знает, — снова настала очередь капитана. — Например, ваш сосед, господин Персон. То же самое можно сказать о Маршо и госпоже Шанкар. А еще эта ваша соотечественница, мисс Буйона…

— Буйна, — поправил я. — И она, говоря строго, не совсем соотечественница. Но ведь есть же современные средства контроля, биометрические данные…

— Разумеется, все данные мы проверили, — заверил Видович. — Однако здесь как в военном деле: на каждое новое средство защиты находится еще более новое и совершенное орудие атаки, и наоборот. Специалисты уже научились подделывать и биометрические документы. Вот почему мы не спешим обнародовать эти подозрения. Лучше мы будем сообщать их наедине и лишь тем участникам, кто вызывает полное доверие.

— Весьма признателен… — пробормотал я. — И, однако, я не совсем понимаю, чего вы ждете от меня. Быть всегда начеку? Ну этого от меня и так требуют наши национальные традиции…

— Мы вам рассказали все как есть, чтобы вы были в курсе, — произнес капитан. — Вы будете часто бывать в лесу. Может быть, вы заметите нечто необычное, подозрительное. Эти убийцы — те, кто выдавал себя за Коглунда и Шакса, — зачем-то делали вырубки, расчищали поляны. Зачем? Может быть, они использовали этот район для переброски крупных партий наркотиков? Или, может, — эта версия пришла мне в голову сегодня, после вашего рассказа, — здесь оттого нет животных, что они занимались вывозом редких видов? Я понимаю, что это чепуха, но в нашей ситуации нельзя отказываться ни от одного предположения. С завтрашнего дня всему обслуживающему персоналу будет запрещено покидать пределы лагеря — ну под предлогом магнитных колебаний и возросшей в связи с этим опасности. Так что возможности заговорщиков, если они прячутся на кухне или в лаборантской, резко сузятся. Если вы кого-то увидите в лесу, скажите, пожалуйста, мне или профессору Видовичу. Ну и если у вас возникнут какие-то соображения относительно кого-то из коллег…

— Нет уж, от этого увольте, — твердо заявил я, поднимаясь. — Я не сыщик и не собираюсь участвовать в расследованиях. Я уж лучше предпочту оказаться в роли подозреваемого. Если увижу в лесу кого-либо крупнее мыши, обязательно сообщу. Большего, увы, обещать не могу.

Ни капитан, ни Видович не стали настаивать. Я попрощался и вышел. Снаружи ярко светили фонари, мешая ночи вступить в свои права, создавая ту искусственную оболочку безопасности и комфорта, которой всегда стремится окружить себя homo sapiens. Я вспомнил о Кэт Ричардсон, которая так любит гулять в лесу, и искренне ей посочувствовал.