Пошел раз старик на охоту. И было у него две собаки. Одна старая, опытная. Назовем ее Лайкой. Другая — молодой еще пес. Второй раз берет его старик с собой на охоту. Назовем его Шариком.
Бредет старик по лесу, выходит к маленькой речонке и видит: на берегу этой речки горит пень. А на пне вьется змея, увивается. И говорит змея старику человеческим голосом:
— Выйми меня из огня!
— Как же я тебя выручу? Ты меня укусишь.
— А ты в руки меня не бери. Ты сруби жердь, перекинь ее на пень, я и выйду.
Старик так и сделал.
Обвилась змея кольцом вокруг жерди, скатилась на землю и благодарит старика:
— Ты меня спас. Проси все, что захочешь. Я все могу сделать. Могу указать тебе клады, ты будешь богатым.
— Куда я с богатством? — отвечает старик. — Я не только городов — я и дорог-то не видал. Деревня у нас три двора. Да и много ли нам со старухой надо? С малых лет я хожу по лесу, ловлю зверя и птицу. Ничего мне от тебя, змея, не надо. А вот одно мне интересно. Много я слышал певчих птиц, голоса зверей разных. А вот никак понять не могу: о чем поют птицы, чему они радуются, о чем кричат, о чем просят звери? Вот если бы ты научила меня этому языку!
— Хорошо, — сказала змея, — будет по-твоему, ты будешь понимать язык птиц и зверей. Но ты никому не должен говорить об этом. Если скажешь кому-то, если сознаешься, то жить уже не будешь.
Понадеялся старик на себя, что сможет сохранить тайну. На том они и расстались.
Застигла старика ночь. Срубил он две сушины, пустил между ними огонь — устроил нодью и лег спать. С одного боку — Лайка, с другого — Шарик, засыпает старик и слышит, как собаки между собой разговаривают:
— Слушай, Шарик, ты не забыл ли дорогу, как сюда шли?
— Да, пожалуй, найду.
— Шел бы ты домой. Хозяйка у нас глухая, в избе никаких запоров. Чужие люди стали появляться в деревне. За грехи ограбят, что зимой жрать-то будем? А за нас не беспокойся: я с хозяином в лесу не первый раз ночую. Уберегу его и от лютого зверя и от лихого человека.
— Спокойной ночи вам!
— Счастливого тебе пути, брат!
«Вот ведь как, — думает старик, — еще и братом его называют. Уважительные».
Проспал старик до утра. Проснулся — обе собаки рядом.
— Как ночевали? — спрашивает Шарик.
— Все благополучно. А ты как сбегал домой?
— И не спрашивай — досталось мне как богатому. Прибегаю я домой, а хозяйка злющая. Схватила ухват и давай мне ребра считать. Избила, потом бросила горелую корку под порог и выгнала меня на сарай. А ночью пришли какие-то незнакомые люди. Начали везде шариться. Выпилили три бревна в подызбице, стали бочки с рыбой да с мясом в огород выкатывать. Я, злой да голодный, соскочил с сарая, собрал всех собак по деревне, да так мы их потрепали — от них только клочья полетели. Побежали они да и говорят: не до чужого добра — быть бы самим живыми.
Слушает старик, мотает на ус и думает: «Приду домой, проверю, правду ли собака говорит».
Удачной была у старика охота. Полный лузан принес он всякой добычи. Рябчиков да глухарей отдал старухе. Освежевал белок, развесил шкурки на шомполе около трубы, вымыл руки, сел за стол и между прочим спрашивает:
— Слушай, старуха, а не прибегала ли вечером собака?
— Была.
— А ты хоть покормила ли ее?
— Ой, что ты, как же, накормила. Я ей кринку простокваши свеженькой вылила, пол-ярушника хлеба мяконького искрошила. Собака наелась — аж бока напрочь. А потом ушла на сарай спать.
Обидно стало старику, что неправду говорит ему старуха.
— Ты зачем это врешь? Ведь ты избила кобеля ухватом, бросила ему горелую корку под порог. А ночью-то воры были. Тебя самоё чуть не унесли. Все проспала — ничего не слышала.
Спустились в подполье, пошли в огород — все так и есть.
Старуха так и охнула:
— Откуда ты это, старик, узнал? Нет, расскажи, как ты об этом проведал?
И действительно, никого, кроме собаки, тут не было. Живут они на краю деревни, почти в лесу, в раменье.
И стала старуха приставать к старику: расскажи да расскажи. Спрашивает ночь, спрашивает день, снова ночь, снова день. И так замучила старика, что через неделю не стало ему, бедному, житья. Вот хоть умри — да скажи.
— Ладно, — говорит старик, — приготовь мне белую рубаху.
Обрядился он во все чистое, лег на лавку под иконами — к смерти приготовился. Что делать старику? Говорить змея не велела, и старуха житья не дает.
Лежит старик. А старуха за чем-то во двор вышла и дверь в избу оставила полой. Забегают куры в избу. Одна, другая… Расшумелись, разгалделись, ругаются между собой. Некрасиво называют одна другую: «И лапы-то у тебя кривые, и нос крючком, и зоб ящиком, и перья серые — а туда же лезешь!» Ругались, ругались и начали друг друга колошматить. Такая драка началась, что перья полетели.
Услышал этот шум петух. Взлетел на крыльцо, пробежал по мосту, шагнул на порог да как рявкнет:
— Вы что разгалделись?
Расчеркнулся пером вокруг куриц. Приголубил одну-другую, построжился над кем-то. Примолкли куры, повеселели: «Вот так, Петя, так, так, Петя, да мы ничего, Петя!»
— То-то! — прокричал петух, подошел к старику и говорит: — Вот, смотри, у меня их двадцать, и то ничего — справляюсь. А ты от одной старухи смерть принимать собрался.
Заходит в избу старуха.
— Ну что, старик, расскажешь ли?
Схватил старик ремень, отходил старуху по мягкому месту — и с тех пор неведомы старухам тайны стариков.