Наблюдение за парочкой, вышедшей из бистро на Карловой площади, продолжалось. Их приняли два других агента. «Студенту» же со «студенткой», в сущности, надлежало, не мешкая, вернуться в отдел и доложить о выполнении задания. Но они задержались буквально на несколько минут и поэтому стали очевидцами неожиданного происшествия.
Мужчина и женщина, за которыми велось наблюдение, перешли через проезжую часть площади еще спокойно. Но едва они ступили в сквер, между ними вспыхнула новая, стремительно обострявшаяся ссора. Агент, находившийся ближе к ним, секунду соображал, не лучше ли подойти вплотную, чтоб узнать содержание ссоры, но тогда он уже не смог бы продолжать наблюдение, или. подождать, как разовьются события.
Агент был обучен быстро принимать решения, но тут он ничего не успел предпринять. Женщина остановилась и, резко ответив на последние слова мужчины, как бы в подтверждение их влепила ему хлесткую пощечину. Мужчина постоял несколько секунд неподвижно, получил вторую плюху и лишь после этого обеими руками схватил женщину за горло. Отпустил бы он ее сам, стал бы душить или просто швырнул бы наземь – навсегда останется неизвестным, потому что к ним уже подбежал агент, которому вовсе не улыбалось стать пассивным свидетелем возможного преступления против жизни и здоровья человека.
– Эй, эй, хватит, слышите?! – энергично крикнул он.
Мужчина лишь слегка покосился на него: длинноволосый юнец лет двадцати, тонкий, тщедушный, в руках полная продуктовая сумка… Нет, такого мозгляка, студентика или там секретаришку какого, бояться нечего!
– Проваливай, гад! – рявкнул он и снова принялся трясти женщину, еще сильнее сдавив ей горло. Женщина засипела, зовя на помощь. Молодые мамаши с колясочками, прогуливавшиеся вокруг памятника Пуркине, замерли в испуге.
– Именем закона, прекратите!
Мужчина уже и сам решил кончать. Как тряпку, отшвырнул он женщину в кусты и с угрозой обернулся к дерзкому, осмелившемуся его останавливать.
– Я тттебе покажу закон!.. – Он замахнулся.
Если бы он успел обрушить свой кулак на «мозгляка», верно, сломал бы ему челюсть и выбил несколько зубов. Однако «мозгляка» специально обучали отражать опасные удары. Он схватил поднятую руку и не только не постарался остановить ее, но резко рванул в том же направлении. Мужчина упал на пыльный асфальт, и не успел он повернуться на бок, как руки его были уже выкручены за спину и на запястьях щелкнули наручники. Когда ему удалось поднять голову, «мозгляк» сунул ему под нос служебное удостоверение, вид которого был отлично знаком драчуну. Он и не подозревал, какие интересные вещи можно носить в обыкновенной продуктовой сумке…
О женщине, которая только что выбралась из кустарника, позаботился второй агент, подоспевший на помощь. Она подчинилась без сопротивления. Да и мужчина, оказавшись в наручниках, уже послушно позволил отвести себя к машине, все еще стоявшей перед зданием бывшей коллегии иезуитов. Вторую машину, для женщины, вызвали по радио, и вскоре патрульная «Волга» автоинспекции подкатила со стороны набережной. Мамаши с колясочками сбились в кучку: на несколько ближайших недель им хватит темы для разговоров, хватит и зависти тех, кто проворонил такое зрелище.
Матейка сейчас же велел ввести задержанного. Его удивление столь неожиданным исходом слежки уже прошло, хотя он и не предполагал еще, что увидит сейчас человека, с которым встречался утром.
– Что ж, представляться вам нет нужды, – обратился он к задержанному, когда того ввели. – Незачем терять время. Как там было дело, когда вы «двинули» и тот «не встал»?
– Кто?
– Еще раз так ответите, и будем допрашивать только свидетелей. После чего просто сопоставим их ответы, и готово. Тогда уж ни на какие смягчающие обстоятельства не рассчитывайте, а вы-то знаете, что это для вас означает. Так будете отвечать или нет?
Была бы сейчас хоть малейшая возможность, Яролим сказал бы Матейке: «Видишь, Ломикар, как у тебя здорово получается! Ты только держись меня, тогда, кроме своей сухой экономики, узнаешь еще много полезного в жизни!» Но Яролим должен был сохранять официально-бесстрастное лицо.
– Всякий мужик может схлестнуться со своей бабой. Вы что, всех за это тягаете?
– Отвечайте на вопрос. Вы отлично понимаете, о чем вас спрашивают.
Чижек неуклюже переступил с ноги на ногу, облизал губы.
– Да я до него и не дотронулся. Откуда мне было знать, что он из ваших? Вид как у фрайера с галерки.
– Вас спрашивают о том, кто «не встал», – вмешался Яролим. – В третий и последний раз, Чижек!
– Да там все было нормально, – ответил тот. – Ну, поругались малость.
– Из-за чего?
– Вам это так же хорошо известно, как и мне.
– Долго ждать вашего ответа мы не намерены, – заметил Матейка.
– Пускай врет что хочет, а я только, факт, просил пару крон на первое время, пока на ноги встану, да я бы все ему вернул, – выдавил из себя Чижек.
– Сколько просили?
– Да так… уж и не помню, три, что ли. Три куска.
– Точно три тысячи? – Яролим заглянул в первую попавшуюся бумажку на столе у Матейки.
– Наверно. Я вчера здорово был выпивши, ей-богу, не помню. – Чижек становился все увереннее.
– Помните. Если угодно, я скажу вам – все это вы помните – и еще кое-что. Хотите, я скажу, на каком трамвае вы ехали, на какой остановке сошли, в какой салон мод заходили, когда и с кем были в нем позавчера, где потом, платя за две пачки сигарет, разменяли сотенную, и в котором часу после этого, у «Медведя», начали утверждать, будто у вас и гроша с собой нету. Могу вместо вас ответить, что было до этого и что потом – но в таком случае нам ваши показания вовсе не нужны, и вы ничему не удивляйтесь!
Чижек должен был теперь догадаться, что за ним следили уже несколько дней, а стало быть, и вчера вечером. Яролим решил еще более утвердить его в этой догадке – и опять-таки, как азартный игрок (по мнению, по крайней мере, Матейки), двинул в ход все свои резервы.
– Так-то, Чижек. Неужели вы думаете, что только случайно наш человек оказался от вас в двух шагах, когда вы напали на Власту Хольцову? А не напали бы – остались бы и дальше под наблюдением, мы держали вас на прицеле уже и раньше. Вы понятия не имеете, как давно!
– Да он сам меня подбил! – вырвалось у Чижека. – Кабы не амнистия, вместе бы загремели! Теперь он у вас агнец божий, а мне ни слова не верите? Как же, выложит он вам всю правду, ждите! Я-то Петричка знаю очень хорошо, гниду такую!
Чижек, чей интеллектуальный уровень был, конечно, отнюдь не высок, преподал нашим криминалистам новый урок: никогда нельзя недооценивать противника. Он вел сейчас к тому, чтобы блестящим маневром вырваться из сети. Все может быть, заметил бы на это всегда осторожный и сдержанный Томек.
– Ну что, согласны вы дать нам полные показания обо всем, что произошло между вами и Петром Покорным?
– Само собой! Я это и в глаза ему скажу!
– Довольно! – повысил голос Яролим, жестом остановив Матейку: он угадал, что Ломикар способен раньше времени высказать то, что еще рано высказывать. Сняв трубку, он вызвал стенографистку.
Затем под стенограмму Чижек показал, что повидаться с Петром Покорным он решил только вчера. Он, правда, и раньше об этом подумывал, но не назначал себе конкретного срока. Ему не хотелось потерять расположения шикарной и любвеобильной Власты Хольцовой, и чтобы чувствовать себя с ней на равных, он решил показать себя щедрым кавалером. Из товарищей по работе никто не согласился одолжить ему денег, и, только когда он уже сидел «У Маленького медведя», ему пришла в голову мысль попросту заглянуть к Покорному и попросить денег у него. Чижек настаивал на том, что думал только о займе и что Покорный нагло врет, если утверждает, будто он, Чижек, требовал с него свою долю от давних краж в «Тойота-сервисе», или как-то там еще его шантажировал. Покорного он застал не дома, а во дворе, тот собирался чинить свой новенький «рено» («У него такая шикарная машина, а мне жалких трех кусков не раздобыть на костюм для невесты…»). Покорный только что воткнул шнур «переноски» в розетку возле двери гаража. Деньги дать он отказался, вышла ссора, и Чижек ударил бывшего сообщника. Тот свалился у машины, причем, по утверждению Чижека, вроде и сознания не терял. Тут во двор вошел кто-то посторонний, и Чижек в панике смылся. А так как он боялся, что Покорный побежит на него жаловаться, признался Чижек под давлением Яролима, то решил обеспечить себе алиби на весь вечер. Вот и прикинулся, будто забыл деньги дома, и вызвал по телефону любовницу, чтоб у него был свидетель на последующие часы. Потому-то и запомнил он номер такси, на котором они с Властой ехали ночью к ней домой.
Характер отношений между Хольцовой и Чижеком, бывшим не только любовником, но главное – наемным вышибалой, ее сутенером, оставался пока не до конца проясненным, но для этого еще будет время.
– Все?
– Все. И давайте мне с ним очную ставку, – нахмурился Чижек.
– Пожалуйста. – Яролим отыскал в бумагах фотографию – крупным планом лицо убитого. – Живого мы вам, правда, уже не можем предъявить.
– Что… что это?! – вырвалось у Чижека; ужас отразился в его глазах, он как-то мгновенно постарел. – Но я не хотел его убивать, ведь знал же я, что коли всего пару дней на воле, то могу угодить за решетку даже за паршивую оплеуху!..
– Сегодня в сквере на Карловой площади вы тоже забыли об осторожности, – заметил Матейка. – Откуда у вас пистолет?
– Какой пистолет?
– Бельгийский, калибр шесть запятая тридцать пять. – Матейка показал ему фотографию оружия.
– Пистолет я в последний раз держал в руках еще в армии! Не станете же вы мне… Это не мой!
– А чей?
– Я почем знаю? Что я, бандит?
В ходе дальнейшего допроса Чижек непоколебимо стоял на своей версии вчерашнего происшествия. Пистолета у него в жизни не было, как выглядит глушитель, он представляет себе весьма смутно, а его конструкция ему и вовсе незнакома. Он отрицал также, что лазил по карманам куртки Покорного и похитил бумажник. По его утверждению, он надеялся договориться с Покорным насчет солидной, четырехзначной цифры и, естественно, не предполагал, что такую сумму Покорный таскает при себе и может выложить на месте тридцать сотенных. А уж после того, как он стукнул Покорного, он и не помышлял больше ни о каких деньгах и желал одного – убраться подобру-поздорову.
«Если это последняя линия обороны Чижека, то прорвать ее будет не так-то легко», – сказал себе Яролим, и ему почудилось, будто Томек мысленно соглашается с ним. Но если Чижек говорит правду – значит мы сделали только полдела…