ТВОРЕНИЯ СВЯТОГО ОТЦА НАШЕГО ИОАННА ЗЛАТОУСТА АРХИЕПИСКОПА КОНСТАНТИНОПОЛЬСКОГО

Том IX

Книга 1

Беседы на Деяния Апостольские

БЕСЕДА 1 (на Деян.1:1-2). Значение книги Деяний Апостольских. – Почему о божестве Христа не говорится в Деяниях с ясностью. – Почему крещение во время Златоуста не совершалось в Пятидесятницу. – О тех, которые отлагают крещение. – Крещение не должно быть отлагаемо.

БЕСЕДА 2 (на Деян.1:6). Против манихеев.

БЕСЕДА 3 (на Деян.1:12). Должность епископа. – Его достоинство.

БЕСЕДА 4 (на Деян.2:1-2). Почему в Пятидесятницу сошел Дух Святый. – Дух Святой сошел на молящихся. – Об ап. Петре. – Сравнение апостолов с философами.

БЕСЕДА 5 (на Деян.2:14). Нужно избегать лести. – Что значит – луна превратится в кровь. – В чем истинная польза епископа. – Христос установил новые законы.

БЕСЕДА 6 (на Деян.2:22). Достоинство Петра. – Что значит – любить Христа. – Чем отличается незлобивая душа. – Вред, причиняемый гневом.

БЕСЕДА 7 (на Деян.2:37). Кротость – великое благо. Нечестивый – сам для себя враг.

БЕСЕДА 8 (на Деян.3:1). Петр не искал славы. – Добродетель всегда полезна. – Грехи подобны терниям. – Твердость духа святителя. – Толпа, не исполняющая воли Божией, ничего не стоит.

БЕСЕДА 9 (на Деян. 3:12). Скромность говорящего приносит большую пользу слушающему. – Свойство речи Петра. – Бог и злодеяния направляет к благу. – Против употребления клятвы.

БЕСЕДА 10 (на Деян. 4:1). Сила речи Петровой. – Доблесть апостолов. – Твердость Петра. – Суетность зрелищ. – Против клятвы.

БЕСЕДА 11 (на Деян. 4:23). Знамения воскресения. – Богатство, население Константинополя и милостыня. – Против клятвы.

БЕСЕДА 12 (на Деян. 4:36-37). Из каких противоположностей слагалась жизнь апостолов. – О святотатцах времени Златоуста. – Удивительная жизнь первых христиан. – Много согрешающим следует много бояться.

БЕСЕДА 13 (на Деян. 5: 17-18). Радость страдающих за Христа. - Бедность - надежная защита. - Против клятвы.

БЕСЕДА 14 (на Деян. 5:34). Что такое - ежедневное служение. - Когда появилось название пресвитеров и диаконов. - Любовь и милосердие к врагам. - Никто не может нас обидеть кроме нас самих.

БЕСЕДА 15 (на Деян. 6: 8). При рукоположении нисходит Дух Снятый. - Как нужно укрощать гнев. - Гнев постыден.

БЕСЕДА 16 (на Деян. 7: 6-7). Предъизображение воскресения в ветхом завете. - Промысл Божий. - Скорбь - благо. - В чем настоящая радость. - Сластолюбие - бремя для души.

БЕСЕДА 17 (на Деян. 7: 35). Безумие иудеев.

БЕСЕДА 18 (на Деян. 7: 54). Почему крещенные Филиппом не получили Духа Святого. - Нечестие Симона. - Какие блага получены от смерти Стефана. - Храмы по деревням.

БЕСЕДА 19 (на Деян. 8: 26-27). Благоразумие евнуха. - Почему обращение Павла произошло после воскресения Христова.

БЕСЕДА 20 (на Деян. 9: 10-12). Христианин должен заботиться о спасении других.

БЕСЕДА 21 (на Деян. 9: 26-27). Примирение изречений Павла. - Посещение верующих Петром. - Кротость и смирение Петра. - Милостыня приносит пользу умершим. - Приношение за умерших.

БЕСЕДА 22 (на Деян. 10: 1-4). О милостыне.

БЕСЕДА 23 (на Деян. 10: 23-24). Бог не есть причина грехов. - Не нужно откладывать крещения.

БЕСЕДА 24 (на Деян. 10: 44-46). Покаяние - великое врачество. - Из многих жителей Константинополя не более 100 спасаемых. - Против театральных зрелищ.

БЕСЕДА 25 (на Деян. 11:19). Отчего произошел голод. - Всякий грех очищается милостыней. - Виды милостыни.

БЕСЕДА 26 (на Деян. 12:1-3). Скорбь - великое благо. - Нужно бодрствовать. - Молитва уничтожает грехи.

БЕСЕДА 27 (на Деян. 12:18-19). Значение поста. - Вред сластолюбия.

БЕСЕДА 28 (на Деян. 13:4-5). О том, как иногда страсть побеждается страстью. - Какой нужно искать славы. - Способ обуздания страстей.

БЕСЕДА 29 (на Деян. 13:16-17). Одно благочестие служит для церкви похвалой. - Врачество против порока должно быть почерпаемо из Писания.

БЕСЕДА 30 (на Деян. 13:42). Восхваление смиренномудрия. - Нужно учить более делами, чем словами. - Как нужно относиться к рукоплесканиям.

БЕСЕДА 31 (на Деян. 14:14-15). Ревность Павла. - О перенесении оскорблений. - Изображение гневливого.

БЕСЕДА 32 (на Деян. 14:28, 15: 1). Нужно избегать гнева. - Как излечивается гордость и откуда она происходит.

БЕСЕДА 33 (на Деян. 15:13-15). Церковь чужда надменности. - Не бывает добра без примеси зла.

БЕСЕДА 34 (на Деян. 15: 35-36). О разногласии Павла и Варнавы. - Различие между видениями и снами. - Любомудрие бессловесных животных. - Всего более нужно украшать душу.

БЕСЕДА 35 (на Деян. 16: 13-14). Павел иудействует. - Любомудрие и смирение Лидии. - Ничего нет бесполезнее праздности. - Роскошный стол предосудителен.

БЕСЕДА 36 (на Деян. 16: 25-26). Нужно молиться ночью. - Об истинном призывании Бога.

БЕСЕДА 37 (на Деян. 17: 1-3). Почему Павел входил в синагоги. - В большом городе бывает много худых людей.

БЕСЕДА 38 (на Деян. 17: 16-17). Какие Павел терпел искушения от иудеев и как он был чужд гордости. - Как нужно понимать слова - Неведомому Богу. - Случай с больным отроком и с запрещенными книгами.

БЕСЕДА 39 (на Деян. 17: 32-33). Почему Павел отведен в Рим в узах. - Кротость достохвальна. - Оскорбляющий подвергается большему осуждению, нежели оскорбляемый.

БЕСЕДА 40 (на Деян. 18: 18). Преимущества Христова крещения пред Иоанновым. - Значение любви. - Действия любви.

БЕСЕДА 41 (на Деян. 19: 8). Почему Павел часто входил в синагоги. - Ослепление иудеев. - Землетрясение в Константинополе. - Грех лютее демона. - Случай с найденным сокровищем.

БЕСЕДА 42 (на Деян. 19: 21-23). Влияние скорби. - Сравнение дома пирующих на браке с домом сетующих. - Что такое человек. - Сравнение темницы с зрелищами.

БЕСЕДА 43 (на Деян. 20: 1). Все нужно претерпевать за братий. - Чем дольше отсрочивается воздаяние, тем больше дар.

БЕСЕДА 44 (на Деян. 20: 11-27) Смирение Павла. - Заботы святителя о своей пастве.

БЕСЕДА 45 (на Деян. 20: 32). Спасение достигается благодатию. - Путешествия Павла. - Добродетель страннолюбия. - Свойства страннолюбия. - Нужно иметь попечение о своих домашних.

БЕСЕДА 46 (на Деян. 21: 18-19). Обольщения волхвов служили к большему прославлению апостольских чудес. - Иудейские секты. - Случай с оглашением отроковицы.

БЕСЕДА 47 (на Деян. 21: 39-40). Речь Павла в узах. - Против корыстолюбцев и хищников. - Вредные последствия нечестивой жизни

БЕСЕДА 48 (на Деян. 22: 17-20). Побуждение к кротости. - Истинное великодушие. - Призыв к милостыне.

БЕСЕДА 49 (на Деян. 23: 6-8). Твердость Павла. - Какую нужно выбирать жену.

БЕСЕДА 50 (на Деян. 23: 31-33). Как нужно переносить оскорбления. - Как нужно искать примирения.

БЕСЕДА 51 (на Деян. 24: 22-23). Смелость Павловой речи. - Никто не может нам повредить кроме нас самих.

БЕСЕДА 52 (на Деян. 25: 23). Блага верующих. - Не нужно стремиться к тому, чтобы нас боялись люди. - Добродетель - великое благо.

БЕСЕДА 53 (на Деян. 26: 30-32). Мудрость Павла. - Вера - надежная пристань.

БЕСЕДА 54 (на Деян. 28: 2-3). Искушения служат к великому благу. - Польза от бедствий.

БЕСЕДА 55 (на Деян. 28: 17-20). Предусмотрительность и мудрость Павла.

СВЯТОГО ОТЦА НАШЕГО ИОАННА ЗЛАТОУСТОГО БЕСЕДЫ НА ДЕЯНИЯ АПОСТОЛЬСКИЕ

(Настоящие беседы произнесены святителем в Константинополе. в 400 или 401 гг.)

БЕСЕДА 1

"Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала до того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал" (Деян.1:1,2).

Многие не знают даже и того, что эта книга существует, – (не знают) ни самой книги, ни того, кто ее написал и составил. Поэтому-то в особенности я и решился заняться этим произведением, чтобы и научит незнающих, и не допустить, чтоб такое сокровище таилось и оставалось в неизвестности. Эта книга может принести нам пользы не меньше самого Евангелия: такого исполнена она любомудрия, такой чистоты догматов и такого обилия чудес, в особенности совершенных Духом Святым. Не будем же оставлять ее без внимания, но станем тщательно исследовать. Здесь можно видеть исполнение на деле тех пророчеств, какие Христос возвещает в евангелиях, истину, сияющую в самых событиях, и большую в учениках перемену к лучшему, произведенную в них Духом Святым. Христос говорил ученикам: всяк "верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин.14:12), и предсказывал им, что "поведут вас к правителям и царям", что их станут бить "в судилища и в синагогах их" (Мф.10:17,18), что они подвергнутся жесточайшим мукам и над всем восторжествуют, и что "проповедано будет сие Евангелие Царствия" во всем мире (Мф.24:14): все это, равно как и еще большее другое, что Он говорил, обращаясь с ученикам, представляется в этой книге исполнившимся со всею точностью. Здесь же увидишь и то, как сами апостолы как бы на крыльях обтекали землю и море, как они, боязливые и немудрые, вдруг сделались иными людьми, стали презирать богатство, сделались нечувствительны к славе, недоступны ни гневу, ни вожделению, и оказались решительно выше всего; (увидишь), что они имели великое единомыслие, и что между ними никогда уже не было, как прежде, ни зависти, ни спора о первенстве, а, напротив, в них водворилась всякая совершенная добродетель, и в особенности начала сиять любовь, о которой и (Христос) много заповедовал им словами: "по тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою" (Ин.13:35). Можно также найти здесь и догматы, которые, если бы не было этой книги, никому не были бы так хорошо известны; да и то, что составляет основание нашего спасения, – как по отношению к жизни, так и по отношению к догматам, – было бы темно и неясно. Но преимущественно здесь описываются деяния Павла, более всех потрудившегося. Это потому, что составителем книги был его ученик, блаженный Лука, которого добродетель можно усмотреть как из многого другого, так в особенности из того, что он неразлучно пребывал с учителем и постоянно за ним следовал. Так, когда Димас и Гермоген оставили Павла, и один пошел в Галатию, а другой в Далматию, – послушай, что апостол говорит о нем: "один Лука со мною" (2Тим.4:10). И в послании к Коринфянам о нем же говорит: "во всех церквах похваляемого за благовествование" (2Кор.8:18). Также, когда повествует, что (Христос) "явился Кифе", потом двенадцати, и говорит: по благовествованию, "которое вы и приняли" (1Кор.15:1,5), – то разумеет евангелие Луки. Поэтому не погрешит тот, кто ему припишет это творение; а когда я говорю: ему, разумею – Христа. Если же кто скажет: почему же (Лука) не все описал, оставаясь с Павлом до конца? – то я отвечу, что и этого достаточно было для тех, кто хотtл быть внимательным, что (апостолы) всегда заняты были делами нужнейшими, и что главная забота их состояла не в том, чтобы писать книги, так как они многое сообщили и посредством неписанного предания.

Таким образом все, что заключается в этой книге, достойно удивления, но в особенности – то снисхождение апостолов, которое внушал им Дух Святый, приготовляя их на служение слову о домостроительстве спасения. Поэтому-то, сообщив столько о Христе, они немногое сказали о рожестве Его, а больше говорили о Его человечестве, страдании, воскресении и вознесении. Теперь им прежде всего нужно было удостоверить в том, что Он воскрес и вознесся на небеса. Поэтому, как и сам Христос преимущественнее всего старался доказать, что Он пришел от Отца, так и Лука (в особенности доказывает), что Он воскрес и вознесся, и отошел к Отцу, и от Него пришел. Если не верили этому прежде, то тем более теперь, когда присоединилось воскресение и вознесение, все учение (о Христе) казалось иудеям невероятным. Потому-то постепенно и мало-помалу возводит их к высшему. А в Афинах Павел назвал Его даже просто человеком (Деян.17:31), не сказав ничего больше, и – поступил правильно. Ведь, если (иудеи) часто покушались побить камнями самого Христа, когда Он говорил о равенстве Своем с Отцом, и называли Его за то богохульником, то они едва ли бы приняли слово об этом от рыбарей, и особенно тогда, когда уже предшествовал крест.

2. Но зачем говорить об иудеях, когда и сами ученики, внимая высшим догматам, тогда часто смущались и соблазнялись? Поэтому Христос и говорил: "еще многое имею сказать вам; но вы теперь не можете вместить" (Ин.16:12). Если же не могли они, не смотря на то, что столько времени обращались с Ним, были участниками стольких таин и, видели столько чудес, – то как могли люди, только что отставшие от капищ, идолов и жертвоприношений, от кошек и крокодилов (таково именно было языческое богопочтение) и от прочих скверн, тотчас принять высокие речи о догматах? Да и сами иудеи, которых ежедневно учит и которым внушает закон: "слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть", и кроме Его нет другого (Втор.6: 4), которые видели Христа пригвожденным к древу крестному, которые даже сами и распяли, и погребли Его, но не видели воскресшим, – иудеи, слыша, что Он-то и есть Бог и что Он равен (Отцу), не должны ли были скорее всех отступить и удалиться? Потому-то (апостолы) постепенно и мало-помалу возводят их к понятиям высшим и, с одной стороны, выказывают великое снисхождение, а с другой – пользуются обильнейшею благодатию Духа и именем (Христа) творят чудеса еще большие, нежели какие Он сам сотворил, чтобы посредством того и другого воздвигнуть лежащих долу и удостоверить слово о воскресении. Настоящая книга и содержит в себе по преимуществу это, именно доказательства воскресения, так как уверовавшему в последнее уже легко было принять и все остальное. Итак, вот в чем говоря вообще, преимущественно состоит содержание и вся цель этой книги. Послушаем же теперь самое ее вступление. "Первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала " (ст. 1). Для чего (Лука) напоминает Феофилу о Евангелии? Чтобы показать свою точность, так как в начале той книги он говорит: "рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил" (Лук.1:3), и не довольствуется своим только свидетельством, но все возводит к апостолам, говоря: "до того дня, в который Он

вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал" (ст. 2). Поэтому-то, сделав достоверным свое слово там, он и не нуждается здесь в новом удостоверении, так как однажды приобрел уже себе доверие (Феофила) и тем произведением показал ему свою точность и истинность. А кто был достоин веры и кому действительно верили, когда он писал то, что слышал, тому тем справедливее верить, когда он излагает не то, что принял от других, но что сам видел и слышал. Если, говорит, ты принял (мое повествование) о Христе, то тем больше (примешь повествование) об апостолах. Что же? Разве то его произведение (Евангелие) есть только (обыкновенная) история, и слово его не причастно Духа? Отнюдь нет. Почему? Потому, что то, что передали ему "то бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова", было от Духа. Но почему же он не сказал: "как передали нам" удостоившиеся Духа Святого, но: "бывшие с самого начала очевидцами и служителями Слова"? Потому, что это, то есть, знание от самовидцев, всего боле придает достоверность (повествованию), а то для людей неразумных показалось бы даже гордостью и хвастовством. Потому-то и Иоанн так говорил: "и я видел и засвидетельствовал, что Сей есть Сын Божий" (Ин.1:34). Да и Христос также говорит Никодиму, когда тот был еще груб: "мы говорим о том, что знаем, и свидетельствуем о том, что видели, а вы свидетельства Нашего не принимаете" (Ин.3:11). И опять, доказывая, что о многом можно свидетельствовать, основываясь и на данных зрения, Он говорил ученикам: "также и вы будете свидетельствовать, потому что вы сначала со Мною" (Ин.15:27). И сами апостолы часто так говорят: свидетели мы и Дух Святый, Которого Бог дал повинующимся Ему (Деян.2:32). А Петр впоследствии, чтобы уверить в воскресении, говорил: "с Ним ели и пили" (Деян.10:41). Вообще (иудеи и язычники) скорее принимали свидетельство людей, которые обращались (со Христом), – потому что были еще очень далеки от познания Духа. Поэтому и Иоанн в своем Евангелии, повествуя о крови и воде, говорит, что он сам это видел (Ин.19:35), выставляя им свое видение, как самое достоверное свидетельство. Конечно, внушения Духа несомненнее (свидетельства) зрения, но – не у неверных. А что Лука был причастен Духа, это видно из многого: из знамений, которые теперь совершаются, из того, что в то время и простые: люди получали Духа Святого, из свидетельства Павла, который говорит о нем: "во всех церквах похваляемого за благовествование" (2Кор.13:18), наконец из того, что он был удостоен рукоположения, так как Павел, сказав эти слова, прибавил: "и притом избранного от церквей сопутствовать нам для сего благотворения, которому мы служим во славу Самого Господа и в соответствие вашему усердию" (ст. 19),

3. И смотри, как он далек от хвастовства. Не говорит: первое евангелие, которое я благовестил, но "первую книгу написал я", – считая наименование евангелия слишком высоким для себя. Апостол (Павел) именно за евангелие и прославляет его, говоря: "во всех церквах похваляемого за благовествование"; но сам он смиренно говорит: "первую книгу написал я к тебе, Феофил, о всем, что Иисус делал и чему учил от начала". Не просто говорит: о всех, но – (о всем) от начала до конца: "до того дня", говорит, "в который Он вознесся". Но ведь Иоанн разъясняет, что невозможно было описать всего, и чтобы раскрыть это, говорит: "но, если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить" (прибавляет) "написанных книг" (Ин. 21:25). Как же, скажешь, Лука говорит о всем? Но он не сказал: все, а: "о всем", а это значит тоже, что – вообще и сокращенно; или иначе: он говорит обо всем, что особенно важно и нужно. Далее показывает, в чем именно состоит это все; "что Иисус делал и чему учил", – чем указывает на Его чудеса и учение, а также и на то, что Он учил самим делом. Заметь еще и то, как человеколюбива апостольская душа его, если и для одного человека он столько потрудился, что написал целое евангелие: "чтобы ты узнал", говорит, "твердое основание того учения, в котором был наставлен" (Лк.1:4), – так как он слышал слова Христа: "нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих" (Мф.18:14). Но почему он составил не одну книгу, между тем как посылал к одному Феофилу, а разделил ее на две части? Для ясности, а также и для того, чтобы дать слушателю возможность отдохнуть; притом же, эти писания различны и по самому содержанию. Но смотри, как Христос делами придавал достоверность Своим словам. Он наставлял в кротости и – говорил: "научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем" (Мф.11:29). Учил быть нестяжательными и показывал это самыми делами: "Сын Человеческий", говорил Он, "не имеет, где приклонить голову" (Мф.8:20). Опять, заповедовал любить врагов, и наставлял этому, молясь на кресте за распинателей. Говорил: "и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду" (Мф.5:40), а сам отдал не только Свои одежды, но и кровь. Так повелел Он поступать и ученикам. Поэтому и Павел говорил: "по образу, какой имеете в нас" (Флп.3:17). В самом деле, нет ничего бесполезнее учителя, который любомудрствует только на словах. Это свойственно не учителю, а лицемеру. Потому апостолы прежде учили жизнью, а потом словами; да им даже и не нужны были слова, потому что громко говорили их дела. Не ошибется также и тот, кто самое страдание Христа назовет действием: ведь чрез страдание Он сотворил великое и чудное дело – разрушил смерть и совершил все прочее. "До того дня, в который Он вознесся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых Он избрал" (ст. 2). "Дав повеления Святым Духом", то есть, сказав им слова духовные, (в которых не было) ничего человеческого. Или так надобно понимать эти слова, или же так, что Он заповедал им по внушению Духа. Видишь, как еще уничижение (Лука) выражается о Христе? Так и сам Христос говорил о Себе: "если же Я Духом Божиим изгоняю бесов" (Мф.12:28), – так как и Дух Святый действовал в том храме. Что же Он заповедал? "Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам" (Мф.28:19-20). Великую для апостолов похвалу составляет то, что им поручено было такое дело, то есть, спасение вселенной, что им вверены были слова, исполненные Духа, – как на это и указывает (Лука), когда говорит: "Святым Духом", разумея (слова Христовы): "слова, которые говорю Я вам, суть дух" (Ин. 6:63). А говорит он это для того, чтобы возбудить в слушателе желание – узнать заповеди, и чтобы сделать апостолов заслуживающими доверия, так как они будут возвещать слова Духа и заповеди Христовы. "Дав повеления", – говорит он, – "вознесся" (ανελήφθη). Не сказал (Лука): восшел (ανέβη), потому что все еще говорит о Нем, как о человеке. Итак, Христос учил учеников и после воскресения, но никто не изложил нам с подробностью всего, что произошло в то время. Более же других повествуют об этом Иоанн и писатель настоящей книги, но всего никто не рассказал ясно, – потому что все заботились о другом. Узнали же мы об этом от апостолов, так как они, что слышали, то и сообщили. " Которых Он избрал, которым и явил Себя живым" (ст. 3). Сказавши сначала о вознесении, говорит теперь и о воскресении. После того, как сказал: "вознесся", – чтобы ты не подумал, что Он вознесен был другими, – прибавил: "которым и явил Себя живым". Ведь, если Он сам совершил дело большее, то тем более мог совершить меньшее.

4. Видишь, как незаметно (повествователь) привсевает эти великие догматы? "В продолжение сорока дней являясь им" (ст. 3). В то время Христос уже не постоянно был с апостолами, – не так, как до воскресения. Заметь, не сказал: четыредесять дней: но: "в продолжение сорока дней являясь им", так как Христос являлся и опять скрывался. Для чего же так? Чтобы возвысить мысли учеников и не допустить их обращаться с Ним по прежнему. И не без причины Он делал это, но потому, что тщательно заботился об устроении двух вещей, – о том, чтобы поверили воскресению, и чтобы, наконец, думали о Нем выше, чем о простом человеке. Хотя эти (два дела) были противоположны одно другому, – так как, для уверения в воскресении надлежало случиться многому человеческому, а для убеждения в том (что Он выше человека) – напротив, – тем не менее, однако, и то, и другое произошло в надлежащее время. Почему же Он явился не всем, а только апостолам? Потому, что народу, не знавшему неизреченного таинства, Он показался бы привидением. Если и сами ученики сначала не верили, приходили в смущение и нуждались в прикосновении рукою и в общении трапезы, то чего естественно следовало ожидать от народа? Потому-то воскресение неопровержимо и доказывается чудесами, чтобы оно было несомненным не только для тогдашних людей, но и для всех последующих родов. Что у первых происходило оттого, что они видели чудеса, то у всех последующих должно было происходить от веры. Поэтому отсюда мы заимствуем доказательства и против неверных. В самом деле, если Он не воскрес, но остается умершим. то каким образом апостолы совершали знамения Его именем? Или они не совершали знамений? В таком случае, каким образом возник наш (христианский) род? Этого неверные, конечно, уже не станут отвергать, и не будут спорить против того, что видят; а потому, когда они говорят, что знамений не было, то тем еще больше бесчестят сами себя. В самом деле, то было бы величайшее чудо, если бы без чудес вся вселенная прибегла (ко Христу), будучи уловлена двенадцатью бедными и неучеными людьми. Не множеством богатства, не мудростью слов, не другим чем-нибудь подобным победили рыбари, так что по неволе должно признать, что в них была сила Божественная, так как невероятно, чтоб сила человеческая когда-либо могла столько сделать. Поэтому-то и сам (Христос) оставался (на земле) после воскресения сорок дней, давая видеть Себя в течение продолжительного времени, чтобы (ученики) не сочли видимого привидением. Да и этим Он не удовольствовался, но присовокупил еще и трапезу, о чем далее и говорит (Лука): "и ел с ними"[1] (ст. 4). Это всегда и сами, апостолы считали доказательством воскресения, говоря: "которые с Ним ели и пили" (Деян.10:41). А что Христос делал во время Своих явлений, это показано в последующих словах: "являясь им и говоря о Царствии Божием" (ст. 3). А так как апостолы были опечалены и устрашены тем, что уже совершилось, а между тем им надлежало выступить на великие подвиги, то Он, ободряя их словами о будущем, "собрав их, Он повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима, но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня" (ст. 4). Сначала, когда они еще боялись и страшились, Он извел их в Галилею, чтобы они без страха могли выслушать слова Его. Потом, когда они выслушали и провели с Ним сорок дней, – "повелел им: не отлучайтесь из Иерусалима". Для чего так? Как воинам, намеревающимся напасть на неприятеля, никто не позволит выступить прежде, чем они вооружатся; как коням не позволять выбежать на ристалища прежде, чем у них будет возница, – так и им (Господь) не дозволял выступить, на борьбу прежде сошествия Св. Духа, чтобы множество (врагов) легко не одолело и не пленило их. И не только поэтому (повелевает не отлучаться от Иерусалима), но и потому, что там многие имели уверовать. К тому же, чтобы не говорил кто-нибудь, что они, оставив своих знаемых, пошли хвалиться к иноземцам, – для этого они перед теми самыми людьми, которые умертвили (Христа), представляют доказательства Его воскресения, – пред теми самыми, которые распяли и погребли Его, в том самом городе, в котором дерзновенно совершено было это беззаконное дело, так что чрез это заграждены были уста и всем иноземцам. В самом деле, если сами распявшие Его явятся в числе уверовавших, то, очевидно, это будет явным знаком и креста, и беззакония поступка (иудеев), и великим доказательством воскресения. А чтобы ученики не говорили: как мы, когда нас так мало и мы так ничтожны, в состоянии будем жить среди такого множества людей нечестивых и дышащих убийством? – смотри, как Он избавляет их от этого страха словами: "но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня" (ст. 4). Когда же, скажешь, они слышали? Тогда, когда Он говорил: "лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам" (Ин.16:7). И опять: "Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек" (Ин.14:16).

5. Но почему (Дух Святый) пришел не тогда, как Христос был еще (на земле), и не тотчас после Его отшествия, но, между тем, как Христос вознесся в сороковой день, Дух Святый пришел, "при наступлении дня Пятидесятницы" (Деян. 2:1)? И каким образом, когда Духа еще не было, Христос говорил: "примите Духа Святаго" (Ин.20:22)? Это для того, чтобы приготовить учеников и сделать их способными к Его принятию. Ведь если Даниил пришел в изнеможение от того, что должен был увидеть ангела (Дан.8:17), то тем больше (изнемогли бы) они, имевшие принять столь великую благодать. Или в таком смысле нужно понимать эти слова, или же так, что Христос сказал о будущем, как уже о совершившемся, подобно тому, как говорил: наступайте "на змей и скорпионов и на всю силу вражью" (Лк.10:19). Но почему же Дух Святый не тотчас тогда пришел? Апостолы должны были воспламениться желанием этого события, и тогда уже получить благодать. Поэтому Дух Святый пришел тогда, когда Христос отошел. А если бы Он пришел в то время, когда (Христос) был еще (на земле), – в них не было бы такого ожидания. По той же причине Он пришел и не тотчас после вознесения Христова, но спустя восемь или девять дней. Так и мы тогда особенно обращаемся к Богу, когда бываем поставлены в какую-нибудь нужду. Поэтому и Иоанн тогда в особенности посылает учеников ко Христу, когда они должны были нуждаться в Иисусе, так как сам он был уже в темнице. А с другой стороны, надлежало, чтобы сначала наше естество явилось на небесах, и вполне совершилось примирение, а потом бы уже и пришел Дух, и (ученики) исполнились бы чистой радости. Если бы по пришествии Духа Святого Христос удалился, а Дух Святый пребыл (на земле), то в этом не было бы для них столько утешения, так как они были очень привязаны ко Христу, – почему Он и говорил, утешая их: "лучше для вас, чтобы Я пошел" (Ин.16:7). Поэтому Он и отлагает на несколько дней (ниспослание Св. Духа), чтобы они, немного испытав печаль и почувствовав, как я сказал, нужду, насладились полною и чистою радостью. А если бы Дух был меньше Его, то этого утешения было бы недостаточно. Да и, как бы, Он мог говорить: "лучше для вас"? Для этого и предоставлена Духу Св. большая часть учения, чтобы не сочли Его меньшим. Заметь, в какую необходимость – быть в Иерусалиме – Христос поставил учеников тем, что обещал даровать там Духа. Чтобы они опять не разбежались после Его вознесения, – этим ожиданием, как бы некоторыми узами, Он всех их там удерживает. Сказавши же: "но ждите обещанного от Отца, о чем вы слышали от Меня", прибавил: "ибо Иоанн крестил водою, а вы, через несколько дней после сего, будете крещены Духом Святым" (ст. 5). Здесь, наконец, Он показываете различие, между Собою и Иоанном, и уже не прикровенно, как прежде. Прежде Он очень затенил Свою речь, сказав: "но меньший в Царстве Небесном больше его" (Мф.11:11); но теперь говорит гораздо яснее: "Иоанн крестил водою, а вы будете крещены Духом Святым". Уже не приводит самого свидетельства его (Мф.3:11,12), но только указывает на его лицо и тем самым напоминает о том, что было им сказано, и показывает, что они стали уже выше Иоанна, так как и сами они имели крестить Духом. И не сказал: вас же Я крещу Духом Святым, но: "будете крещены", – научая нас смиренномудрию. А что именно Он крестил, это уже очевидно было из свидетельства Иоанна, который сказал: "Он будет крестить вас Духом Святым и огнем" (Лк.3:16),– почему Христос и упомянул о нем одном. Итак, Евангелия повествуют о том, что сделал и сказал Христос, а Деяния – о том, что сказал и сделал другой Утешитель. Конечно, Дух Св. многое совершал и прежде, подобно тому, как Христос действует и ныне, как (действовал) прежде; но прежде – чрез храм, а теперь – чрез апостолов. Тогда Он вошел в девственную утробу и образовал, (в ней) храм, а теперь – в души апостольские; тогда (нисшел) в виде голубя, а теперь – в виде огня. Почему так? Там показывал кротость, а здесь строгость, и напоминая благовременно о суде. Когда надлежало простить грехи, нужна была великая кротость; а как скоро мы получили этот дар, – время уже суда и испытания. Но почему Христос говорит: "будете крещены", когда в горнице не было воды? Потому что более главное (в крещении) есть Дух, чрез Которого действует и вода. Подобным образом и о самом Христе говорится, что Он был помазан, хотя Он никогда не был помазан елеем, а получил Святого Духа. Впрочем, можно найти, что они были крещены и водою, и (крещены) в различные времена. У нас то и другое (крещение, т.е., водою и Духом) бывает вместе, а тогда (было) раздельно. В начале они крещены были от Иоанна, – и это неудивительно. Ведь, если блудницы и мытари шли к тому крещению, то тем скорее (пришли) те, которые после этого должны были креститься Духом Святым. Потом, чтобы они не говорили: "это все еще только обещание", – так как Он и прежде много говорил об этом, – и чтобы не подумали, что это действие не осуществимое, – Он отклоняет их от такого предположения словами: "через несколько дней". Когда именно, этого не объявил, чтобы они всегда бодрствовали; сказал, что будет скоро, чтобы они не ослабели, однако, не присоединил, когда именно, чтобы всегда были бдительны. И не этим только уверяет их, то есть, не краткостью только времени, но и словами: "о чем вы слышали от Меня" (ст. 4). Его слова значат: не теперь только Я сказал вам, но уже и прежде обещал это, – что непременно и исполню. Итак, зачем же ты удивляешься тому, что Он не сказал дня кончины (мира), когда и этого дня, столь близкого, не восхотел объявить? И это Он сделал вполне естественно, – чтобы они всегда бодрствовали, ожидали и заботились.

6. Невозможно, поистине невозможно сподобиться благодати тому, кто не бодрствует. Разве не знаешь, что говорит Илия своему ученику? "Если увидишь, как я буду взят от тебя, то будет тебе так" (4Цар.2:10), – то есть, будет тебе то, чего ты просишь. И Христос всегда говорил приходящим к Нему: веруешь ли? – потому, что, если мы не освоимся с тем, что даруется, то не будем сильно чувствовать и благодеяния. Так и на Павла не тотчас сошла благодать, но наперед прошло три дня, в которые он оставался слепым, томился страхом и приготовлялся. Как те, которые окрашивают багряницу, сначала некоторыми другими веществами подготовляют материю, назначаемую для окраски, чтобы цвет вышел не линючий, так и здесь Бог сначала приготовляет бодрственную душу, и тогда уже изливает благодать. Поэтому-то и не тотчас Он послал Духа, но в пятидесятницу.

Если же кто станет говорить: почему и мы не крестим в это время? – то я отвечу, что благодать и в пятидесятницу, и ныне – одна и та же; по ум теперь бывает возвышеннее, потому что предуготовляется постом. Да и время пятидесятницы имеет также не несообразное с этим некоторое значение. Какое же именно? Отцы наши считали крещение достаточною уздою для злого вожделения и великим уроком – жить целомудренно и во время самого веселия. Поэтому, как бы вкушая с самим Христом и участвуя в Его трапезе, не станем ничего делать просто, но пребудем в постах, молитвах и в великом воздержании. Если тот, кто хочет получить мирское начальство, приготовляет себе все необходимое для жизни и, чтобы достигнуть какого-либо достоинства, тратит деньги, не жалеет времени, переносит бесчисленные труды, то чего достойны мы, когда с таким нерадением приступаем к царству небесному, не заботимся о нем прежде, чем получим, и нерадим, когда получим? А оттого мы и бываем нерадивы после получения, что не были бдительны до получения. Поэтому-то многие тотчас после получения и возвратились на "свою блевотину" (2Петр.2:22), сделались худшими и навлекли на себя тягчайшее наказание. Они освободились от прежних грехов, но потому-то особенно и прогневали Судию, что, и освободившись от такого недуга, не исправились, но потерпели то, чем Христос угрожал расслабленному, говоря: "вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже" (Ин.5:14), и что Он предсказывал об иудеях, показывая, что они неисцельно пострадают за свою неблагодарность: "если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха" (Ин.15:22). Так грехи, совершаемые после (крещения), делаются вдвое и вчетверо тяжелее. Почему? Потому что, сподобившись, чести, мы являемся неблагодарными и злыми. Поэтому-то купель (крещения) нисколько не облегчает для нас наказания. Заметь: имел ли кто тяжкие грехи (до крещения), совершил ли, например, убийство, или прелюбодеяние, или сделал что-нибудь другое, еще более тяжкое, – все это отпускается чрез купель крещения. В самом деле, нет, подлинно нет никакого греха и нечестия, которое бы не уступило этому дару и не было его ниже, потому что это – божественная благодать. Но, если кто опять впал в прелюбодеяние и совершил убийство, то, хотя прежнее прелюбодеяние разрешено и то убийство отпущено, и уже не воспоминается, так как "дары и призвание Божие непреложны" (Рим.11:29), – тем не менее за эти грехи, совершенные после крещения, мы подвергаемся такому же наказанию, как если бы и прежние были приняты во внимание, и даже гораздо большему. Это уже не просто грех, но грех двойной и тройной. А что за эти грехи (ожидает) большее осуждение, – послушай, что говорит Павел: "если отвергшийся закона Моисеева, при двух или трех свидетелях, без милосердия наказывается смертью, то сколь тягчайшему, думаете, наказанию повинен будет тот, кто попирает Сына Божия и не почитает за святыню Кровь завета, которою освящен, и Духа благодати оскорбляет? " (Евр.10:28,29).

Может быть, я многих отвлек теперь от принятия крещения? Но я сказал это не с этою целью, а для того, чтобы принявшие (крещение) пребывали в целомудрии и усиленно вели честную жизнь. Но я боюсь, скажет кто-нибудь? Если бы ты боялся, то принял бы и стал бы хранить. Но потому-то самому, скажешь, я и не принимаю, что боюсь (не сохранить)? А так (без крещения) отойти не боишься? Бог, скажешь, человеколюбив? Потому-то и прими крещение, что Он человеколюбив и помогаете нам. Но ты, когда нужно бы позаботиться (о крещении), не представляешь себе этого человеколюбия; а когда хочешь отложить его, тогда о нем вспоминаешь, между тем, как это человеколюбие имеет место в первом случае, и к нам оно будет проявлено в особенности тогда, когда и с своей стороны привнесем, что следует. Кто во всем положился на Бога, тот, если и согрешит, как то свойственно человеку, после крещения, чрез покаяние сподобится человеколюбия; а кто, как бы мудрствуя о человеколюбии Божием, отойдет (отсюда) чуждым благодати, тот подвергнется неизбежному наказанию. Зачем же ты поступаешь так против своего спасения? Невозможно, совершенно невозможно, как я, по крайней мере, думаю, чтобы человек, который отлагает (крещение), обольщая себя такими надеждами, совершил что-нибудь возвышенное и доброе. Для чего ты принимаешь на себя такой страх и прикрываешься неизвестностью будущего? Почему не переменяешь этого страха на труд и старание, чтобы стать великим и достойным удивления? Что лучше – бояться, или трудиться? Если бы кто-нибудь посадил тебя без всякого дела в разваливающемся доме и сказал: "ожидай, что может упасть на твою голову потолок, так как он уже сгнил (может быть, он упадет, а может быть, и не упадет); если же ты не хочешь этого, то трудись и живи в здании более безопасном", – то что бы ты предпочел? Праздность ли ту, соединенную со страхом, или этот труд, – с уверенностью в безопасности? Поступай же так точно и теперь. Неизвестное будущее – это как бы некоторый истлевший дом, всегда угрожающий падением; а этот труд, соединенный с утомлением, обещает безопасность.

7. Итак, не дай Бог, чтобы мы подверглись столь великому несчастию – грешить после купели. Но, если бы и случилось что-нибудь подобное, то и при таких обстоятельствах не будем отчаиваться. Бог человеколюбив и предоставил нам много путей к получению прощения и после (крещения). И как те, которые грешат после купели, по этой самой причине наказываются больше оглашенных, так и те, которые знают; что есть врачество покаяния и не хотят им воспользоваться, подвергнутся тягчайшему наказанию, потому что чем больше умножается человеколюбие Божие, тем больше усиливается и наказание, если мы должным образом не воспользуемся им. Что ты говоришь, человек? Ты был исполнен такого множества зол, ты был без всякой надежды на спасение, – и внезапно сделался другом (Божиим) и возведен на высшую почесть, не за свои подвиги, но по дару Божию. Ты опять возвратился к прежним постыдным делам, за что и заслуживал бы тяжкого наказания; но Господь и при этом не отвратился от тебя, а дал бесчисленные средства ко спасению, чрез которые (опять) можешь сделаться Его другом. Так (поступает) Бог, а ты и при этом не хочешь потрудиться? Какого же, наконец, ты будешь достоин прощения? И не справедливо ли будут смеяться над тобою язычники, как над каким-нибудь трутнем, живущим попусту и напрасно? Если ваше любомудрие, скажут они, имеет силу, то объясните, что значит это множество непосвященных? Прекрасны и вожделенны таинства, но пусть никто не принимает крещения, когда уже разлучается с душою. Тогда – время не таинств, но завещаний; а время таинств – здравое состояние ума и целомудрие души. Скажи мне: если никто не решается написать завещание, находясь в таком состоянии, а если и напишет, то этим даст возможность впоследствии опровергнуть его, – почему и начинают завещания вот этими словами: "я, при жизни, находясь в полном и здравом разуме, делаю распоряжение о своем имуществе", – то как возможно тому, кто потерял сознание, быть правильно посвященным в таинства? Если мирские законы не позволяют составлять завещания о житейских вещах человеку, не вполне владеющему разумом, – не позволяют, несмотря на то, что он здесь распорядился бы своим имуществом, то как ты, наставляемый (в учении) о небес-ном царствии и о тех неизреченных благах, в состоянии будешь ясно все узнать, когда от болезни часто теряешь и рассудок? Да и как ты скажешь Христу, спогребаясь с Ним, те слова, когда ты уже отходишь? Ведь и в делах, и в словах надобно выказывать к Нему расположение. А ты делаешь тоже, как если бы кто захотел записаться в число воинов, когда война уже оканчивается, или как если бы борец стал снимать с себя платье, когда бывшие на зрелище уже встали. Ты берешь орудие не для того, чтобы тотчас отступить, но чтобы, взявши, одержать победу над противником. Пусть никто не считает слова об этом неблаговременным потому, что теперь не четыредесятница. О том-то я и сокрушаюсь, что вы наблюдаете время в подобных делах. Ведь евнух тот (Деян.8: 27), несмотря на то, что был варваром, что путешествовал и находился среди большой дороги, – не рассуждал о времени. Так точно (поступил) и темничный страж (Деян.16:29), хотя находился среди узников, видел учителя избитым и связанным, и полагал, что он еще останется в темнице. А теперь многие, несмотря на то, что живут не в темнице и не в пути находятся, отлагают (свое крещение), и отлагают до последнего издыхания.

8. Итак, если ты еще сомневаешься в том, что Христос есть Бог, то стой вне (церкви), не слушай божественных слов и не считай себя в числе оглашенных. Если же не сомневаешься и ясно знаешь это, то зачем медлишь? Зачем уклоняешься и откладываешь? Боюсь, говоришь, как бы не согрешить. А же боишься того, что страшнее, – как бы не отойти туда со столь тяжким бременем? Ведь не все равно – не принять благодати предлагаемой и, решившись жить добродетельно, погрешить. Скажи мне: если станут обвинять тебя, зачем, ты не приступил (к крещению), почему не жил добродетельно, – что ты скажешь? Там ты еще можешь, пожалуй, сослаться на тяжесть заповедей и добродетели; но здесь нет ничего такого, здесь – благодать, даром дающая свободу. Но ты боишься, как бы не согрешить? Говори это после крещения, тогда имей этот страх, – для того, чтобы сохранить дерзновение, которое ты получил, а не для того, чтобы уклоняться от такого дара. А то, до крещения ты благочестив, после же крещения – легкомыслен. Но ты ожидаешь времени четыредесятницы? Для чего? Разве то время имеет что-нибудь особенное? Апостолы не в пасху удостоились благодати, но в другое время; также не пасхальное было время, когда крестились три тысячи и пять тысяч, равно как Корнилий, евнух и очень многие другие. Итак, не будем выжидать времени, чтобы чрез медленность и отлагательство не лишиться столь великих благ и не отойти без них. Как, подумайте вы, я скорблю всякий раз, как слышу, что кто-нибудь отошел отсюда, не будучи посвящен в таинства, и всякий раз, как представляю себе те нестерпимые муки и неизбежное наказание! Как опять я сокрушаюсь, когда вижу других, дошедших до последнего издыхания, но и тем не вразумляющихся! Потому-то и происходит многое, недостойное этого дара. Следовало бы веселиться, ликовать, радоваться и украшаться венками, когда кто-нибудь посвящается в таинства; а (у нас) жена больного, когда услышит, что врач присоветовал это, сокрушается и плачет, как о каком-нибудь несчастье; везде в доме вопли и стенания, как бы по осужденным, отводимым на казнь. Да, в свою очередь, и сам больной тогда в особенности печалится; а если выздоровеет, то еще больше сокрушается, как будто ему сделали великое зло. Так как он не был приготовлен к добродетели, то ленится и уклоняется от следующих затем подвигов. Видишь, какие козни устрояет диавол, какому (подвергает) стыду, какому посмеянию? Освободимся же от этого посмеяния! Будем жить, как Христос заповедал! Не для того Он дал крещение, чтобы мы, принявши его, отошли (в вечность), но чтобы, поживши, показали плоды. Как скажешь: "приноси плоды" тому, кто уже отходит, кто уже отсечен? Не слышал ли, что "плод же духа: любовь, радость, мир" (Гал.5:21)? Как же происходит противное? Жена стоить в слезах, когда бы следовало радоваться; дети рыдают, когда бы нужно было веселиться; сам больной лежит мрачен, в страхе и смущении, когда бы должен было торжествовать: он в сильной печали от мысли о сиротстве детей, о вдовстве жены, о запустении дома. Так ли, скажи мне, приступают к таинствам? Так ли приобщаются священной трапезы? Можно ли это снести? Если царь пошлет указ об освобождении узников из темницы, то бывает веселие и радость; а когда Бог посылает с небес Духа Святого и прощает не денежные недоимки, но все вообще грехи, то вы все плачете и сокрушаетесь? Что это за несообразность? Не говорю еще о том, что и на мертвых была, изливаема вода, и на землю была повергаема святыня; но не мы в этом виноваты, а люди безрассудные. Поэтому умоляю вас, – оставим все, обратимся к себе самим и со всею ревностью приступим ко крещению, чтобы, показав и в настоящей жизни, великую ревность, получить и будущее дерзновение, которого и да сподобимся все мы по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

[1] Здесь славянский текст: "с нимиже и ядый" (Деян.1:4) полностью соответствует толкованию Златоуста, в отличие от синодального: "и собрав их".

БЕСЕДА 2

"Посему они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?" (Деян.1:6).

1. Ученики, намереваясь о чем-нибудь спросить (Господа), приступают к Нему все вместе, – и это делают для того, чтобы самою многочисленностью своею склонить Его к ответу. Они знали, что прежние слива Его – "о дне же том и часе никто не знает" (Мф.24:36) – сказаны были Им для отклонения от Себя вопроса, – не по незнанию, но по нежеланию отвечать. Поэтому-то опять приступают к Нему и спрашивают; а они не спросили бы, если бы действительно были убеждены (в Его незнании). Так как они услышали, что получат Духа Святого, то хотели узнать (то время), как уже достойные того и готовые избавиться (от бед). Они не хотели повергнуть себя в опасности, но насладиться покоем, так как не маловажно было то, что уже с ними случилось, а напротив, они находились в крайней опасности. Поэтому-то, ничего не сказав Ему о Духе, они спрашивают: "не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?" Не сказали: когда? но: "не в сие ли время"? – так желали они узнать этот день. Поэтому-то и приступают с великою почтительностью. А мне кажется, что они не совсем ясно и понимали, что такое было это царствие, так как еще не были научены Духом. И не сказали: когда это будет? – но что? "Не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?" – как будто оно уже разрушилось. Так спрашивали они потому, что все еще привязаны были к предметам чувственным, хотя и не в такой мере, в какой прежде. Они еще не сделались лучшими; впрочем, о Христе думали уже выше. А так как они возвысились, то и Он беседует с ними возвышеннее; уже не говорит им, что "о дне же том" даже и Сын не знает (Мк.13:32), – но что? "Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти" (ст. 7). Слишком многого, говорит, домогаетесь, – хотя, впрочем, они знали уже и то, что было гораздо важнее. А чтобы ты точно понял это, – смотри, сколь многое я перечислю. Скажи мне, что важнее того, что им было открыто? Они узнали, что Христос есть Сын Божий, и что Бог имеет Сына равночестного; узнали, что будет воскресение; узнали, что Христос вознесся и воссел одесную Отца. Узнали и то, что еще изумительнее этого, – что плоть седит горе и что ей поклоняются ангелы. Узнали, что Господь опять придет судить весь мир и что тогда и они сядут судиями двенадцати колен Израилевых; узнали, что иудеи отвержены, а что вместо них войдут в царствие Божие язычники. Знать, что это будет, – дело великое; а постигнуть, что кто-нибудь или когда-нибудь будет царствовать, – в этом нет ничего великого. Павел узнал то, чего "человеку нельзя пересказать" (2Кор.12:4), узнал все, что предшествовало, этому миру. Что труднее узнать: начало или конец? Очевидно, – первое. А это узнал Моисей и, исчисляя годы, показывает, когда (это было) и за сколько времени. Знал это и Соломон, почему и говорил: "не забуду исчислить то, что от века" (Притч.8:21). Итак, что (то время) близко, об этом впоследствии узнали и апостолы, как и Павел говорит: "Господь близко. не заботьтесь ни о чем" (Фил.4:5-6); но тогда еще не знали, хотя им и были указаны признаки. И Христос, как (прежде) сказал: "через несколько дней" (ст. 5), но точно не обозначил времени, желая, чтобы они бодрствовали, так поступает и теперь. С другой стороны, и они здесь спрашивают не о кончине (мира), но о царствии, почему и говорили: "не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?" Но Он и этого не открыл им. А о конце (мира) они также спрашивали Его еще прежде этого; но тогда Он отвечал им с большею суровостью, чтобы они не думали, что освобождение их близко, и подверг их опасностям, а теперь не так, но – с большею кротостью. И чтобы (слова Его) не показались им обидными и только отговоркою, – послушай, как Он тотчас обещает даровать им то, чему они обрадовались бы, – и именно, Он прибавил: "но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли" (ст. 8). Затем, чтоб они снова не стали спрашивать Его, Он тотчас вознесся. Поэтому, как там Он омрачил их страхом и тем, что сказал: не знаю, так и здесь – тем, что после этих слов вознесся. Они имели сильное желание знать об этом и не отступили бы (от Христа), а между тем было весьма нужно, чтобы они не узнали. Скажи мне: чему больше не веруют язычники, – тому ли, что будет кончина, или тому, что Бог соделался Человеком, произошел из утробы Девы и явился к людям с плотью? Не последнему ли? Без сомнения, так скажешь и ты. Но я стыжусь постоянно говорить об этом, как о каком-нибудь безразличном предмете. А чтобы они в свою очередь не сказали: для чего Ты так высоко ценишь это дело, – Он говорит: "Отец положил в Своей власти". Но ведь власть Отца и власть Его одна и та же, как это видно из того, что Он говорит: "как Отец воскрешает мертвых и оживляет, так и Сын оживляет, кого хочет" (Ин.5:21). Если там, где должно действовать, Он действует с тою же властью, как и Отец, то ужели там, где надобно знать, Он знает не с тою же властью? Воскрешать мертвых, – очевидно, дело гораздо большее, чем узнать тот день. Если же Он совершает со властью дело важнейшее, то не гораздо ли скорее – дело другое, менее значительное?

2. Но, чтобы сделать это для вас понятным, я объясню примером. Подобно тому, как мы, когда видим, что дитя плачет и постоянно просит у нас какой-нибудь ненужной ему вещи, подальше спрятав эту вещь, показываем пустые руки и говорим: видишь, у нас нет, – так и Христос поступил с апостолами. Но то дитя, хотя мы и не показываем (просимой вещи), продолжает плакать, зная, что его обманули. Тогда мы оставляем его и уходим, говоря: меня зовет такой-то, а ему даем взамен просимого что-нибудь другое, чтобы отвлечь его от избранной им вещи, причем хвалим эту свою вещь больше той, и, давши ее, удаляемся. Так поступил и Христос. Ученики просили; Он сказал, что у Него нет, и на первый раз даже устрашил их. Когда же они снова стали просить, Он опять сказал, что у Него нет, но только теперь не устрашает их, а, показав то, что сделал, высказывает и благовидную причину, именно: "Отец положил в Своей власти". Что же? Ты не знаешь того, что принадлежит Отцу? Его самого знаешь, а того, что принадлежит Ему, не знаешь? Ты сам сказал: "Отца не знает никто, кроме Сына" (Мф.11:27). Притом (сказано): "Дух все проницает, и глубины Божии" (1Кор.2:10); а Ты и этого не знаешь? Отнюдь нет. Он сказал это не для того, чтоб мы так подумали; Он показывает Себя незнающим, чтобы отвлечь учеников от неуместного вопроса. Снова спросить они побоялись, чтобы не услышать: "неужели и вы так непонятливы?" (Мк.7:18)? – потому что теперь они страшились Его гораздо больше, нежели прежде. "Но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый". Как там Он отвечал не на то, о чем спрашивали, – потому что дело учителя – учить не тому, что хочет знать ученик, а тому, что полезно для него, – так и теперь предсказывает то, что им нужно было знать, чтоб не бояться. Они были еще немощны, и, чтобы внушить им дерзновение, Он ободрил их души и прикрыл трудности. Так как Он скоро уже должен был оставить их, то, беседуя с ними, не говорит прямо ничего скорбного; но как? К словам скорбным присоединяет похвалу, как бы говоря: не бойтесь, потому что вы "но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли". Прежде Он сказал: "на путь к язычникам не ходите, и в город Самарянский не входите" (Мф.10:5), а теперь хочет, чтобы они проповедовали "во всей Иудее и Самарии"; поэтому, чего тогда не сказал, то теперь присовокупил, говоря: "и даже до края земли". И после того, как сказал им о том, что всего страшнее, – чтобы они опять не стали спрашивать Его, – "поднялся в глазах их, и облако взяло Его из вида их" (ст. 9). Видишь ли, что они проповедали и исполнили евангелие? Поистине, великое дело Он даровал им! Где, говорит, вы боялись, в Иерусалиме, там сначала проповедуйте, а потом – "даже до края земли". Затем опять удостоверение в сказанном: "в глазах их", говорит (писатель), "и облако взяло Его". Они не видели, когда Он воскрес, но видели, когда "облако взяло Его", так как и здесь зрение могло постигнуть не все. Воскресения они увидели конец, но не видели начала; а вознесения увидели начало, но не видели конца. Излишне было видеть начало воскресения, когда присутствовал сам возвещавший его, и когда гроб показывал, что Его там нет; а что последовало за вознесением, то надобно было узнать из слова. Так как глаза не могли проникнуть в высоту и показать, вознесся ли Он точно на небо, или – только как бы на небо, то смотри, что совершается. Что это был именно Иисус, они знали из того, что Он беседовал с ними, – так как зрением, по дальности расстояния, они не могли уже распознавать Его; а что Он взимается на небо, это уже объяснили им сами ангелы. Смотри, как устраивается, чтобы не все известно было от Духа, но (нечто) – и от зрения. Для чего же "облако взяло Его"? И это служит знаком, что Он вознесся на небо. Не огонь, не колесница огненная, как было с Илиею, но "облако

взяло Его"; а это было символом неба. Так и пророк говорит: "облака делаешь колесницею Своею" (Пс.103:3), – хотя это сказано об Отце. Поэтому выражение: "облако взяло" значит: на символе Божественной силы, так как на облаке нигде не представляется никакая другая сила. Послушай опять, что говорит другой пророк: "Господь восседит на облаке легком" (Ис.19:1). 3. Это случилось тогда, когда вопрос касался предмета важного, когда ученики были очень внимательны к тому, что говорилось, когда они были возбуждены и не дремали. И на горе (синайской), когда Моисей вошел в мрак (Исх.24:15), облако было также ради Христа, а не ради Моисея. (Христос) не сказал только: Я отхожу, чтобы ученики опять не стали сетовать; но вместе с тем сказал: Я посылаю Духа. А что Он отходил на небо, это они видели своими глазами. О, какого видения удостоились они! "И когда", сказано, "они смотрели на небо, во время восхождения Его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо" (ст. 10, 11). Употребляют слово указательное: "Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо" (ст. 11). Опять светлый образ! Некие ангелы, облекшись в человеческий образ, внезапно предстали и говорят: "мужи Галилейские". Потому самому, что сказали: "мужи Галилейские", они уже казались ученикам достойными веры. А если бы не это было их целью, то к чему бы им нужно было указывать ученикам на их отечество, им известное? И самым видом своим они привлекли к себе учеников и показывали, что они – с неба. Почему же не сам Христос говорит это ученикам, но ангелы? Он сам обо всем беседовал с ними прежде, так что через ангелов только напоминает им то, что они уже слышали. И не сказали (ангелы): кого вы видели вознесенным, но: кого видели "восходящим на небо", - чтобы показать, что Его вознесение есть восшествие; а плоти свойственно быть вознесенной. Поэтому говорят: "вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом", – не послан будет, но "придет". Где же меньшинство (Сына)? "Облако взяло Его". Прекрасно, – так как Он сам восшел на облако, почему восшедший есть Тот же самый, Который и нисшел (Еф.4:10). Но ты смотри, как одно говорится применительно к их мыслям, а другое – сообразно с достоинством Божиим. Впрочем, и ум смотревших теперь возвысился; Господь даровал им не малое познание второго пришествия. Слова: "придет таким же образом" означают то, что Он придет с телом, – так как это они желали услышать, и что опять придет на суд таким же образом, – на облаке. "Вдруг предстали им", сказано, "два мужа в белой одежде". Почему сказано: "мужа"? Потому, что (ангелы) приняли совершенный образ мужей, чтобы (ученики) не испугались. "И сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо?" Такими словами они и обнаруживают приветливость, и не позволяют им тотчас же ожидать Его возвращения. Что важнее, о том они говорят, а о менее важном умалчивают. Что Он "придет таким же образом", и что Его должно ожидать с неба, это говорят; а когда, о том умалчивают. Таким образом они отвлекли учеников от того зрелища и обратили их к своей речи, чтобы ученики, не имея уже возможности видеть Христа, не подумали, что Он не вознесся, но остановились мыслью на их словах. Если и прежде ученики говорили: "куда Ты идешь?" (Ин.13:36), то тем больше сказали бы теперь. "Не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?" Столько знали они Его кротость, что и после страданий спрашивают Его: "не в сие ли время, Господи, восстановляешь"? Правда, Он уже прежде сказал им: "смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, но это еще не конец", и Иерусалим еще не будет пленен (Мф.24:6); но теперь они спрашивают о царствии, а не о кончине. Впрочем, после воскресения Он уже не продолжительное простирает к ним слово. Они спрашивают, полагая, что и сами окажутся в славе, если это сбудется; но Он не объявил, устроит ли (это царство), или нет. Для чего им нужно было знать о том? Поэтому-то, убоявшись, они уже не сказали: "какой признак Твоего пришествия и кончины века?" (Мф.24:3) но: "восстановляешь Ты царство Израилю"? Они думали, что оно уже открылось; между тем, Он и в притчах показал, что оно не близко; и когда спросили Его, то отвечал не на вопрос, а следующее: "примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый". Смотри: не сказал, что (Дух) будет послан, но: "сойдет", – чтобы показать Его равночестность. Как же ты, духоборец, дерзаешь называть Его тварью? "И будете Мне свидетелями". Сделал намек на вознесение, – или лучше, и теперь снова напомнил им о том, о чем они уже слышали раньше. Уже было показано, что Он восшел на небо. "Облако", сказано, "мрак под ногами Его" (Пс.96:2; 17:10); а это и значат слова: "и облако взяло Его", то есть, Владыку неба. Как колесница царская указывает царя, так и к Нему послана была царская колесница, чтобы ученики не говорили ничего скорбного и не потерпели того же, что Елисей, растерзавший ризу, когда учитель его вознесся. Что же говорят (ангелы)? "Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом". Притом (сказано): "предстали им два мужа". Так и следовало, потому что "при устах двух или трех свидетелей будет твердо всякое слово" (2Кор.13:1). Так именно они и говорят. "В белой", сказано, "одежде". Как прежде при гробе (жены) уже видели ангела "в

одеждах блистающих" (Лк.24:4), который и возвестил им то, о чем они думали, так и свидетелем вознесения Христова является ангел. Впрочем, об этом, как и о воскресении, многократно предсказывали и пророки.

4. Ангелы везде являются вестниками, например, при рождестве Христовом, опять при (благовещении) Марии, как и при воскресении; так точно – и при вознесении; да и при втором пришествии ангелы явятся предтечами. Так как они сказали: "Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо", то, чтобы не привести учеников в недоумение, – присовокупили: "придет таким же образом". Ученики несколько успокоились, услышав, что Он опять придет, и придет так же, и не будет недоступен. Не без причины поставлено и слово: "от вас", но оно показывает любовь Христа к ученикам, их избрание, и то, что Он не оставит тех, кого избрал. Таким образом, о воскресении свидетельствовал сам Христос, так как после рождества, или лучше, и до рождества всего удивительнее было то, что Он воскресил сам Себя: "разрушьте", говорил Он, "храм сей, и Я в три дня воздвигну его" (Ин.2:19); а о будущем пришествии свидетельствуют ангелы, говоря: "придет таким же образом". Итак, если кто желает увидеть Христа, если кто скорбит, что не видел Его, тот, услышав об Его будущем пришествии, пусть ведет совершенную жизнь, и тогда непременно увидит Его, и не обманется в надежде. Он придет с большею славою, но также на облаке, также с телом; и гораздо удивительнее увидеть Его сходящим с неба, чем восходящим от земли. Что Он придет, ангелы сказали; но – для чего, этого не присовокупили. Это служит подтверждением воскресения, потому что если Он с телом вознесся, то тем более с телом воскрес. Где неверующие воскресению? Кто они, скажи мне? Язычники, или христиане? Я не знаю, или лучше, я вполне знаю. Это – язычники, неверующие в самое создание твари. Это именно их дело – не допускать, что Бог творит что-нибудь из ничего, и не признавать, что Он воскресит погребенное. Но они стыдятся, что не признают силы Божией, и отсюда, во избежание упрека за это, говорят: не потому мы это говорим, но потому, что нет нужды в теле. Поистине благовременно сказать: "невежда говорит глупое" (Ис.32:6). Вы не стыдитесь, когда не допускаете, что Бог творит из ничего? Но, если Он творит из чего-либо существующего, то чем различается от людей? Но откуда, говорят, зло? Ужели же потому, что не знаешь, откуда зло, ты должен привносить другое зло – в познании зла? Здесь две несообразности: первая – та, что ты дерзаешь говорить так; ведь если ты не признаешь, что Бог творил существующее из ничего, то тем более не узнаешь, откуда зло; а вторая – та, что, говоря так, ты вводишь зло нерожденное. Подумай, как худо – желать найти источник зла, но, не узнав его, привнесть еще другой! Ищи, откуда зло, и не хули Бога. Но как, скажешь, я хулю? Что ты говоришь? Разве ты не хулишь, когда вводишь нерожденное зло, когда допускаешь, что оно равно-мощно Богу, что оно имеет такую же силу, что оно нерожденно? Смотриг что говорит Павел: "невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы" (Рим.1:20); а диавол напротив, сказал, что то и другое из вещества, чтобы мы ни откуда уже не познали Бога. Что труднее, скажи мне: злое ли по естеству сделать прекрасным (если только оно существует: говорю сообразно с вашим мнением, потому что нельзя сделать ничего, по естеству злого, содействующим добру), или – сотворить из ничего? Что легче – говорю о качестве – ввести ли несуществующее качество, или существующее превратить в противоположное ему? Что легче – не существующий дом построить, или дом разоренный вновь перестроить? Очевидно, – первое. Но это (по вашему мнению) невозможно. Следовательно, как невозможно это, так невозможно и то, то есть – превращать что-нибудь в противоположное ему.

5. Скажи мне: что труднее – приготовить ли мiро, или заставить грязь производить действия мiра? Что из двух удобоисполнимее, скажи мне (мы подчиняем Бога нашим умозаключениям, но это не мы – нет, а вы): устроить ли глаза, или сделать, чтобы слепой, оставаясь слепым, видел, был острее зрячего, пользовался слепотою для того, чтобы видеть, и глухотою, чтобы слышать? Мне кажется, первое. Значит, что труднее, то, скажи мне, предоставляешь ты Богу, а что легче, того – нет? Но что я говорю об этом? И сами души, по их мнению, происходят из существа Божия. Но смотри, сколько (в их учении) нечестивого и бессмысленного. Во-первых, желая показать, что зло от Бога, они вводят другое зло, более нечестивое, чем это: говорят, что зло современно Богу, и что Бог нисколько не старше его, – дерзая таким образом приписывать и злу столь великое преимущество. Во-вторых, говорят, что зло и бессмертно, потому что нерожденное не погибает. Видите, какая хула? Отсюда необходимо (следует) или то, что от Бога ничто не произошло, или то, что и Бога нет. В-третьих, этим, как я уже сказал, они противоречат и сами себе и воздвигают на себя еще больший гнев Божий. В-четвертых, веществу, которое не может само по себе существовать (υλη αστατος), они приписывают такую великую силу. В-пятых, говорят, что причиной благости Божией было зло, и что без него Благий не был бы Благим. В-шестых, они преграждают для нас пути к богопознанию. В-седьмых, Бога низводят в людей, в растения и деревья. Ведь если, наша душа из существа Божия, а при переселении она переходит и в тыквы, и в дыни, и в луковицы, то, следовательно, существо Божие будет и в тыквах. Если мы скажем, что Дух Святый образовал храм в Деве, – они смеются; если скажем, что Он обитал в храме духовном, – опять смеются; а сами не стыдятся низводить существо Божие в тыквы, дыни, в мух, гусениц и ослов, изобретая некоторый новый образ идолослужения. "Но не луковица (говоришь) в Боге, а Бог в луковице, – да не будет луковица Богом". Отчего ты не допускаешь переселения Бога в тела? "Низко", говоришь. В таком случае еще более низко то (что ты говоришь). "Нет, не низко". Так ли? По крайней мере, у нас, – если бы это было, – поистине низко. Видите ли скопище нечестия? Но почему не хотят они, чтобы тело воскресло? Что они скажут? Что тело – зло? Откуда же, скажи мне, знаешь ты Бога? Откуда имеешь познание о сущем? Каким образом и философ бывает философом, если тело нисколько ему не содействует? Повреди чувства и узнай что-нибудь из того, что нужно знать. Что было бы несмысленнее души, если бы она с самого начала имела поврежденные чувства? Если повреждение одного только члена, то есть, мозга, бывает для нее совершенно пагубно, то к чему она будет годна, если и другие будут повреждены? Покажи мне душу без тела. Разве не слышишь, что говорят врачи: постигшая болезнь совершенно омрачает душу? Долго ли вы не повеситесь? Скажи мне: тело из вещества? Хорошо. Поэтому следовало бы ненавидеть его. Зачем же ты питаешь его, зачем греешь? Тебе бы поэтому должно было умертвить себя; должно было бы освободить себя из узилища. Притом еще (говорят): Бог не может победить вещества (υλη), если не смешается с ним; Он не может повелевать ему, доколе не будет вместе с ним и не распространится по всему его составу. Какое бессилие! И царь все делает, давая повеления; а Бог не может повелевать злом? Вообще же, если бы вещество не было причастно какому-нибудь добру, – оно не могло бы существовать. Ведь зло, по своей природе не может существовать, если не будет соединено с каким-нибудь добром; поэтому, если бы оно раньше не было смешано с добром, то давно бы погибло, -таково уже свойство зла. Пусть кто-нибудь будет сластолюбив и пусть нисколько не сдерживает себя: проживет ли он десять дней? Пусть будет кто разбойником, бессовестным в отношении ко всем, даже и в отношении к другим разбой-никам: останется ли он жив? Пусть будет кто бесстыдным за вором, который, не краснея, публично ворует: сохранит ли такой свою жизнь? Зло не может существовать само по себе, если не будет в нем, хотя не много, чего-нибудь доброго; следовательно, по их учению, оно получило свое начало от Бога. Пусть будет город, населенный людьми злыми: может ли он существовать? И пусть эти люди будут злы не для добрых только, но и для себя самих: очевидно, (такому городу) невозможно существовать. Поистине, "называя себя мудрыми, обезумели" (Рим.1:22). Если тело – зло, то и все без различия видимое – и вода, и земля, и солнце, и воздух – также зло, потому что и воздух – тело, хотя не плотное и не твердое. Поэтому благовременно сказать: "поведали мне законопреступники (свои) рассуждения" (Пс.118:85). Но не будем внимать им; напротив, заградим от них слух. Есть, подлинно есть воскресение тел. Это показывает гроб в Иерусалиме; это (показывает) древо, к которому Христос был привязан, когда был бичуем. "С Ним", говорили (о Христе апостолы), "ели и пили" (Деян.10:41). Будем же веровать воскресению и поступать достойно его, чтобы сподобиться и будущих благ во Христе Иисусе Господе нашем, с Которым Отцу, со Св. Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 3

"Тогда они возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон, которая находится близ Иерусалима, в расстоянии субботнего пути" (Деян.1:12).

1. "Тогда возвратились". Когда же – "тогда"? Когда выслушали (слова ангелов). Ученики вообще не перенесли бы (разлуки с Господом), если б им не было обещано, что Он придет в другой раз. И мне кажется, что это случилось в субботу: иначе писатель не обозначил бы таким образом расстояния, не сказал бы: "с горы, называемой Елеон, которая находится близ Иерусалима, в расстоянии субботнего пути", – если бы не в день субботний прошли они определенное для этого дня пространство пути. "И, придя, взошли в горницу, где и пребывали" (ст. 13). Значит, уже в Иерусалиме они оставались после воскресения. "Петр", сказано, "и Иаков, Иоанн". Уже упоминаются не один Иоанн с братом, но и Андрей с Петром: "Андрей, Филипп и Фома, Варфоломей и Матфей, Иаков Алфеев и Симон Зилот, и Иуда, брат Иакова". Не без причины упомянул поименно об учениках: так как один из них сделался предателем, другой отрекся, третий не поверил, то он показывает, что, кроме одного предателя, все были целы. "Все они единодушно пребывали в молитве и молении, с некоторыми женами" (ст. 14). Прекрасно! Молитва – сильное оружие среди искушений. Этому, с одной стороны, они уже были достаточно научены самим Учителем, а с другой – к тому же их располагало и настоящее искушение: потому они и восходят на горницу, что сильно боялись иудеев. "С женами", – говорит (писатель), так как (в Евангелии) он сказал, что они следовали за Христом. "И Мариею, Материю Иисуса, и с братьями Его". Но как же (Иоанн) говорит, что тогда "ученик взял ее к себе" (Иоан.19:27)? После того, как Христос снова собрал учеников, и она была опять с ними. "С братьями Его", – говорит о тех, которые прежде не верили Христу. "И в те дни Петр, став посреди учеников, сказал" (ст. 15). Петр всегда первый начинает говорить, частью по живости своего характера, а частью потому, что Христос вверил ему Свое стадо и он был первым в лике (апостолов). "(Было же собрание человек около ста двадцати): мужи братия! Надлежало исполниться тому, что в Писании предрек Дух Святый" (ст. 16). Почему он не от своего только лица просил Христа дать ему кого-нибудь вместо Иуды? Или почему апостолы (все вместе) не делают выбора сами собою? Петр сделался теперь лучше, чем был прежде: так можно ответить на первый вопрос. Что же касается до того, почему не просто, а посредством откровения они просят восполнить свое собрание, – на это я укажу две причины: первая – та, что они заняты были другим делом; а другая – та, что это служило наибольшим доказательством, что Христос пребывал с ними. Он, и отсутствуя (видимым образом), сам избрал так же точно, как и тогда, когда был с ними: а это служило для них немаловажным утешением. Но смотри, как Петр все делает с общего согласия и не распоряжается ничем самовольно и как начальник. И он не сказал просто так: "на место Иуды мы избираем такого-то"; но, чтобы успокоить учеников относительно совершившегося, посмотри, как начинает свою речь. Это событие, действительно, произвело в них не малое недоумение; и в этом нет ничего удивительного: если и теперь многие рассуждают о нем, то что естественно следовало говорить им тогда? "Мужи", говорит он, "братия". Если Господь назвал их братиями, то тем приличнее было такое обращение Петру, потому-то он и восклицает так в присутствии всех. Вот достоинство церкви и ангельское ее состояние! Никто тогда не был отделен от других, ни мужчина, ни женщина. И мне желательно, чтобы таковы были церкви и теперь. Никто тогда не заботился о чем-либо житейском, никто не беспокоился о доме. Вот как полезны искушения! Вот какое благо – напасти! "Надлежало исполниться

тому, что в Писании предрек Дух Святый". Постоянно утешает их пророчеством. Так при всяком случае поступает и Христос. Таким же точно образом и Петр показывает, что в этом событии нет ничего странного, но что оно уже было предсказано. "Надлежало", говорит он, "исполниться тому, что в Писании предрек Дух Святый устами Давида". Не говорит: сказал Давид, но: Дух чрез него. Вот заметь уже в самом начале книги, каким пользуется он учением. Видишь ли, я не напрасно сказал в начале настоящего произведения, что эта книга (изображает) устроение (πολιτεία) Духа. "Предрек Дух Святый устами Давида"; Смотри, как усвояет себе пророка и выставляет на вид его наречение, зная, что для них будет полезно то, что это изречение принадлежит Давиду, а не другому пророку. "Об Иуде, бывшем вожде". Заметь и здесь любомудрие этого человека: он не поносит и не бесчестит (Иуду), не говорит, что он был злодей и самый ужасный злодей, но просто поясняет, что произошло. Не называет даже его и предателем, а старается, сколько это было для него возможно, сложить вину на других. Впрочем, и тех не сильно обвиняет: "бывшем", говорить, "вожде тех, которые взяли Иисуса". И прежде, чем указал место, где находится это изречение Давида, напоминает об участи, постигшей Иуду, чтобы чрез настоящее удостоверить и в будущем и показать, что (Иуда) уже получил наказание. "Он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедною мздою" (ст. 17, 18). Изображает нрав (Иуды) и неприметно обнаруживает (его) вину, достойную наказания. Не говорит: "иудеи (стяжали)", но: "приобрел землю неправедною мздою". И так как люди со слабой душою смотрят не столько на будущее, сколько на настоящее, – он рассказывает о наказании, постигшем его в настоящей жизни. "И когда низринулся". Прекрасно поступил, остановив свою речь не на преступлении Иуды, а на постигшем его наказании. "Расселось чрево его, и выпали все внутренности его". Это служило для них утешением. "И это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так что земля та на отечественном их наречии названа Акелдама, то есть земля крови" (ст. 19).

2. Иудеи дали такое название селу не ради села, а ради Иуды; а Петр перенес его на самое село и в свидетели привел самих врагов. И тем, что сказал: "названа", и тем, что присовокупил: "на отечественном их наречии", – он, действительно, хочет это выразить. Затем, указав сначала на событие, он прилично приводит пророчество и говорит: "в книге же Псалмов написано: да будет двор его пуст, и да не будет живущего в нем; и достоинство его да приимет другой" (ст. 20; Пс.68:26). Это (говорится) о селе и о доме. "И достоинство его да приимет другой", т.е., начальство, священство. Следовательно, не по моей мысли это совершается, а по воле Того, Кто это предрек. Чтобы не показалось, будто он берется за дело слишком великое, за такое, какое совершал Христос, – он в свидетели привел пророка. "Итак надобно", говорит, "чтобы один из тех, которые находились с нами во всё время" (ст. 21). Зачем он советуется с ними? Чтобы это дело не сделалось предметом спора, чтобы между ними не вышло распри. Ведь если это случилось с самими (апостолами), то тем скорее (могло случиться) с теми людьми. Этого он всегда избегает; потому и говорил в самом начале: "мужи братия", нужно избрать из нас. Он предоставляет это дело на суд большинства, а чрез то и избираемых выставляет достопочтенными, и от себя отклоняет вражду со стороны других, так как подобные дела всегда порождают большое зло. И вот, что надобно так поступить, (избрать), этому в свидетели он приводит пророка; а из каких лиц надобно (сделать выбор), это он объясняет сам, говоря: "один из тех, которые находились с нами во всё время". Если бы он сказал: надобно, чтобы это были люди способные, – он оскорбил бы остальных; а теперь он дело предоставил времени, сказав не просто: "находились", но: "во всё время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, начиная от крещения Иоаннова до того дня, в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его" (ст. 21, 22). Для чего это? Чтобы лик (апостольский) не оставался не полным. Что же? Разве самому Петру нельзя было избрать? Очень можно. Но он этого не делает, чтобы не показаться пристрастным; а с другой стороны, – он не получил еще и Святого Духа. "И поставили двоих: Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иустом, и Матфия" (ст. 23). Не сам Петр поставил их, но – все; а мнение подал он, показав, впрочем, что и оно принадлежит не ему, а издревле уже (возвещено) в пророчестве, так что он был лишь толкователь, а не наставник. "Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иустом". Писатель поставил и то, и другое название, быть может, потому, что (у Иосифа) были соименники, так как и между апостолами было много соименников, например: Иаков Зеведеев и Иаков Алфеев, Симон Петр и Симон Зилот, Иуда Иаковлев и Иуда Искариотский. С другой стороны, это название могло быть дано ему и вследствие перемены жизни, а, может быть, и по его желанию. "И поставили двоих: Иосифа, называемого Варсавою, который прозван Иустом, и Матфия; и помолились и сказали: Ты, Господи, Сердцеведец всех, покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал принять жребий сего служения и Апостольства, от которого отпал Иуда, чтобы идти в свое место" (ст. 23-25). Прилично упоминают о преступлении Иуды и тем показывают, что ищут свидетеля не для того, чтоб увеличивать число (апостолов), но для того, чтобы не дать ему уменьшиться. "И бросили о них жребий", так как Святого Духа еще не было с ними, "и выпал жребий Матфию, и он сопричислен к одиннадцати Апостолам" (ст. 26). "Тогда", сказано, "они возвратились в Иерусалим с горы, называемой Елеон, которая находится близ Иерусалима, в расстоянии субботнего пути" (ст. 12). Так говорит (писатель), желая показать, что они не дальний предпринимают путь, чтобы не подвергнуться какой-либо опасности, так как они все еще трепетали и боялись. "И, придя, взошли в горницу" (ст. 13). Они не смели появиться в городе и не напрасно взошли на горницу, но за тем, чтобы не легко было захватить их врасплох.

"Все они единодушно пребывали в молитве и молении" (ст. 14). Видишь ли, как они бодрствовали, "пребывали в молитве", и притом, "единодушно пребывали", как бы одною душою? В этих словах заключается свидетельство о том и другом. Иосифа, может быть, уже не было в живых; поэтому о нем (здесь) и не упоминается. Невозможно, чтобы этот человек, который прежде всех уверовал (во Христа), не был верующим теперь, когда и братья уверовали. Поэтому-то, конечно, нигде и не видно, чтобы он когда-либо смотрел на Христа, как на (простого) человека, между тем как Мать говорила: "отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя" (Лк.2:48). Итак, он познал Его прежде всех; а братьям Христос говорил: "мир не может ненавидеть, а Меня ненавидит" (Ин.7:7). Посмотри и на скромность Иакова: он принял епископство в Иерусалиме, и, однако – в настоящем случае не говорит ничего. Заметь также глубокое смирение и остальных учеников: они уступают ему престол и не спорят уже между собою, так что та Церковь была, как бы на небе; в ней не было ничего житейского; она блистала не стенами и не мрамором, но ревностью лиц, ее составлявших. "Было же собрание человек около ста двадцати", сказано, было их. В том числе, вероятно, были семьдесят учеников, которых избрал сам Христос, а равно и другие из числа ревностнейших по вере, напр. Иосиф и Матфий; были и многие жены, которые следовали за Ним и всегда были вместе.

3. Такова заботливость наставника! Он первый поставил учителя. Не сказал: достаточно и нас, – так он был чужд всякого тщеславия, и стремился лишь к одной цели, хотя и не одинаковое со всеми имел значение. Впрочем, это было совершенно естественно по причине добродетели этого человека, а также и потому, что в то время начальство составляло не честь, а заботу о подчиненных. Отсюда происходило, что и те, кого избирали, не гордились, потому что были призываемы на опасности; и те, кто не был избран, не скорбели, потому что не считали этого для себя бесчестием. Но теперь уже бывает не так, а совершенно напротив. Смотри: их было сто двадцать человек, а из всего этого множества он требует (чтобы они избрали) одного, – и (требует) справедливо. Он первый распоряжается в этом деле, так как ему вверены все. Ведь ему сказал Христос: "и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих" (Лк.22:32). "Он был сопричислен", говорит, "к нам"; а потому надобно назначить другого, чтобы он сделался свидетелем на место Иуды. И смотри, как он подражает своему Учителю: всюду рассуждает на основании Писания и отнюдь ничего не говорит о Христе, что Он часто это предсказывал. Не указывает и на те места Писания, где упоминается о предательстве Иуды, напр.; "уста грешника и уста льстивого открылись против меня" (Пс.108:2); но приводит только то место, где упомянуто об его наказании, так как теперь только об этом и полезно было им узнать. Здесь опять особенно видно человеколюбие Господа. "Он был сопричислен", говорит, "к нам и получил жребий служения сего". Везде называет его жребием и тем показывает, что здесь все – дело благодати Божией и дело избрания, – и вместе напоминает им о временах древних, выражая мысль, что Бог сделал его Своим жребием так же, как и левитов. Затем, продолжая говорить о нем, замечает, что награда за его предательство сделалась торжественною вестницею и его наказания. "Но приобрел", говорит, "землю неправедною мздою". Заметь, как это событие совершилось по устроению Божию. "Неправедною". Много неправд; но никогда не было ничего неправеднее этой неправды; это – по преимуществу дело неправедное. И это сделалось известным не одним лишь современникам, но и всем жившим после того. Иудеи невольно, сами того не зная, дали название (селу), подобно тому, как и Каиафа предрек, не зная сам о том. Бог побудил их назвать его по-еврейски: Акелдама. Отсюда уже можно было предусматривать и те бедствия, какие имели постигнуть иудеев. Далее показывает, что отчасти уже сбылось предсказание, которое говорит: "лучше было бы этому человеку не родиться" (Мф.26:24). Это же самое можно приложить и к иудеям, потому что, если бывший вождь (подвергся такой участи), то еще с большею справедливостью (должны были испытать ее) эти люди. Но (Петр) пока еще не говорит ничего такого. Затем, чтобы показать, что (это поле) по всей справедливости названо Акелдама, он приводит изречение пророка: "да будет двор его пуст". И что, в самом деле, может быть пустыннее села, обращенного в кладбище? И это село естественно может быть названо его селом. Кто внес следующую за него плату, тот справедливо и должен считаться господином этого великого запустения, хотя бы и другие купили его. Это запустение, – если внимательно вникнуть в дело, – служит уже началом иудейского запустения. Известно, что иудеи губили себя голодом и многих умертвили, и что город их обратился в кладбище для чужестранцев, для воинов: им не позволяли погребать (умерших), потому что их считали недостойными даже погребения. "Итак надобно", говорит, "чтобы один из тех, которые находились с нами". Смотри, – он хочет, чтобы это были очевидные свидетели. Хотя и имел придти к ним Дух Святый, при всем том, на это дело была обращена крайняя заботливость. "Итак надобно, чтобы один из тех, которые находились с нами", говорит, "во всё время, когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус". Этим показывает, что они жили вместе с Ним, а не просто только находились при Нем, как Его ученики. Действительно, и с самого начала тогда многие следовали за ним. Смотри, как на это указывает (Иоанн), когда говорит: "один из двух, слышавших от Иоанна об Иисусе и последовавших за Ним" (Ин.1:40). "Во всё время", говорит, "когда пребывал и обращался с нами Господь Иисус, начиная от крещения Иоаннова". Прекрасно; так как, что было прежде этого, о том никто не знал чрез научение, но узнали от Святого Духа "до того дня", говорит, "в который Он вознесся от нас, был вместе с нами свидетелем воскресения Его" (ст. 22). Не сказал: "свидетелем" остального, но: "свидетелем" одного только "воскресения", потому что тот (свидетель) был достовернее, кто мог сказать, что Тот самый воскрес, Кто ел, пил, был распят. Не надобно было свидетеля ни для того, что было прежде, ни для того, что было после, ни для чудес вопрос заключался именно в воскресении, так как то было явно и всеми признано, а воскресение произошло тайно и только им одним было известно. И они не говорят: нам сказали ангелы, но: мы видели Откуда это ясно? Из того, что мы творим чудеса. Поэтому тогда-то особенно им и следовало быть достоверными. "И поставили", говорит (писатель), "двоих". Зачем не больше? Чтобы не увеличивать между ними уныния, и не распространять этого дела на многих. И не без причины он ставит (Матфия) после (Иосифа), но этим показывает, что, кто пользуется почтением у людей, тот часто бывает меньшим пред Богом. И все вместе молятся таким образом: "Ты, Господи, Сердцеведец всех, покажи" (ст. 24). Ты, говорят, а не мы. Благовременно призывают и Сердцеведца: надлежало, чтобы Он сделал избрание, а не посторонние люди. Так они были уверены, что одному непременно следовало быть избранным. И не сказали: избери; но: "покажи", говорят, избранного, "которого Ты избрал", они знали, что у Бога все наперед определено. "Покажи из сих двоих одного, которого Ты избрал принять жребий сего служения и Апостольства" (ст. 24, 25), – потому что было и другое служение. "И бросили о них жребий" (ст. 26). Они еще не считали себя достойными того, чтобы самим сделать выбор; поэтому и хотят узнать посредством какого-нибудь знака.

4. С другой стороны, если там, где не было ни молитвы, ни достойных людей, жребий имел столь великую силу, потому что был следствием справедливого, по отношению к Ионе, решения, то гораздо более здесь, где нужно было восполнить лик, восстановить чин (апостольский). И другой (Иосиф) не опечалился (тем, что не был избран): иначе апостолы сказали бы об этом, так как они не скрывали своих недостатков. Ведь и о самых даже первоверховных апостолах они не преминули заметить, что иногда они были недовольны; и это не однажды, но и дважды, и даже чаще. Будем же я мы подражать им. Слово мое относится не ко всем еще, а к тем лишь, кто домогается власти. Если ты веришь, что выбор делается Богом, то не негодуй: иначе ты Им бываешь недоволен, против Него раздражаешься, потому что Он избрал. Если же, несмотря на Его избрание, ты дерзаешь огорчаться, то ты поступаешь так же, как Каин. Ему надлежало бы одобрить (приговор Божий), а он из-за того, что жертве брата сделано предпочтение, опечалился; вознегодовал, когда бы следовало умилиться. Но, впрочем, не об этом речь, а о том, что Бог знает, как лучше устроить дела. Часто бывает, что по характеру, например, ты скромнее, но не соответствуешь цели. Опять, – жизнь твоя безукоризненна и характер у тебя благородный, но не это только нужно в Церкви. А притом, и пригоден бывает один к одному, а другой к другому. Разве не видишь, как много об этом сказано в Священном Писании?

Но я скажу, отчего это дело сделалось предметом домогательств: причина – в том, что мы домогаемся его, не как обязанности управлять другими и заботиться о братиях, а как чести и покойной жизни. А если бы ты знал, что епископ должен принадлежать всем и носить тяготы всех, что остальным, когда они гневаются, прощают, а ему – никогда, что прочих, если они согрешат, охотно извиняют, а его – нет, – ты не добивался бы этого начальства, не стремился бы к нему. Епископ подлежит приговору всякого, суду всех – и мудрых, и неразумных; каждый день, каждую ночь он изнуряется в заботах; у него много недоброжелателей, много завистников. Не говори мне о тех, которые во всем угождают, которые хотят спать, которые идут на это дело, как на покой, – не о них речь, но о тех, которые бдят о душах ваших, которые спасение подчиненных предпочитают своему собственному. Скажи мне: если тот кто имеет десятерых детей, которые подвластны ему и всегда живут вместе с ним, принужден бывает непрестанно о них заботиться, – то каким следует быть тому, у кого так много лиц, не подчиненных ему, не живущих вместе с ним, но свободно располагающих собою? За то, скажешь, он пользуется честью. Какою честью? Самые последние нищие поносят его на площади. Так зачем же он не заставляешь их замолчать? Хорошо; но ведь это уж не дело епископа. И опять, не подавай он всякому, – и тем, кто (проводит время) в праздности, и тем, кто трудится, – тысячи упреков со всех сторон; никто не боится обвинить и оклеветать его. Осуждать (мирских) начальников боятся; а этих (епископов) – нет, потому что страх Божий у таких людей не имеет никакой силы. А что сказать касательно заботы о слове и об учении? О трудности при рукоположениях? Или, быть может, я уж крайне немощен, жалок и ничтожен, или дело обстоит действительно так, как я говорю. Душа священника ничем не отличается от корабля, обуреваемого волнами; со всех сторон она уязвляется от друзей, от врагов, от своих, от чужих. Не вселенною ли управляет царь, между тем как епископ – одним только городом? Но заботы последнего настолько же больше, насколько воздымающееся и беснующееся море различается от речной воды, приводимой в движение лишь ветром. Отчего бы это так? Оттого, что там много помощников, и все делается по закону и по указу; а здесь нет ничего такого, и нельзя приказать по своему усмотрению. Но, если будешь действовать сильно, прослывешь жестоким; а если не сильно, – холодным. Надобно совмещать и то, и другое, так, чтобы и не быть в пренебрежении, и не заслужить ненависти. С другой стороны, и самые дела здесь особенно трудны. Как многих (епископ) вынужден бывает огорчать, волею или неволею! Как со многими вынужден бывает поступать сурово, хотел бы того, или не хотел! Говорю не иначе, а именно так, как думаю и чувствую. Не думаю, чтоб в среде священников было много спасающихся; напротив – гораздо больше погибающих, и именно потому, что это дело требует великой души. У епископа много нужд, которые заставляют его выходить из своего дома; ему нужны тысячи глаз со всех сторон. Не видишь ли, как много нужно иметь ему? Он должен быть учительным, терпеливым, твердо держаться "истинного слова, согласного с учением, чтобы он был силен и наставлять в здравом учении" (Тим.3:2; Тит. 1:9 и др.). А как это трудно! И тогда, когда прочие грешат, – вина падает на него. Не говоря ни о чем другом, скажу только, что, если только и один кто отойдет (из этой жизни) без посвящения в таинства, – не ниспровергнешь ли это всего его спасения? Ведь погибель и одной души составляет такую потерю, которой не может выразить никакое слово. Если спасение ее имеет такую цену, что и Сын Божий сделался для этого человеком и столько претерпел, то подумай, какое наказание повлечет за собою ее погибель! Если тот, чрез кого гибнет другой, достоин в настоящей жизни смерти, то гораздо боль- ше – там. Не говори мне: согрешил пресвитер или диакон, – вина всех их падает на главу рукоположивших. Укажу еще на нечто другое: случится кому-нибудь из людей нехороших быть принятым в клир, – является недоумение: какое надобно принять решение касательно его прежних грехов? Здесь две пропасти: следует и его не оставить без наказания, и остальным не подать соблазна. Так надобно ли его извергнуть? Но в настоящее время нет повода. Или оставить его без наказания? Да, скажешь, потому что виноват рукоположивший. Так что же? Не нужно, по крайней мере, рукополагать его и возводить в другую степень? Но тогда для всех будет ясно, что он – какой-то дурной человек, и, следовательно, отсюда опять произойдет соблазн. Или возвести его на высшую степень? Но это гораздо хуже.

5. Итак, если бы все стремились к архиерейству, как к обязанности заботиться о других, то никто не решился бы скоро принять его. А то мы гоняемся за ним так же точно, как за мирскими должностями. Из-за того, чтобы быть в славе, чтобы достигнуть почестей у людей, мы погибаем пред очами Божиими. И что пользы в почести? Как ясно доказано, что она – ничто! Когда ты сильно возжелаешь священства, то противопоставь геенну, противопоставь отчет, какой там нужно дать, противопоставь покойную жизнь, противопоставь степень наказания. Если ты согрешишь просто, как человек, ты не потерпишь ничего подобного; если же согрешишь, будучи священником, – ты погиб. Подумай, сколько перенес, сколько любомудрствовал, сколько доброго выказал в себе Моисей; и, однако, за то, что сделал один только грех, потерпел строгое наказание. И справедливо, – потому что это соединено было со вредом для остальных. Итак, он наказан был с особенной строгостью не потому только, что его грех был явный, но и потому, что был грех священника. А ведь не одинаковому подвергаемся мы наказанию за грехи явные и за грехи тайные. Грех один и тот же, но вред от него не одинаков, или лучше сказать – и грех не одинаков, потому что не все равно – грешить тайно и незаметно, и грешить явно. А епископу нельзя грешить тайно. Хорошо уже и то, если он свободен от упреков, когда не грешит; а уж нечего говорить о том, когда он грешит. Рассердится ли он, посмеется ли, захочет ли дать себе отдых сном, – является много насмешников, много соблазняющихся, много законодателей, много таких, которые припоминают прежних (епископов) и охуждают настоящего; и это делают не потому, что хотят похвалить тех, – нет, – вспоминают о прежних епископах и пресвитерах только для того, чтобы уязвить этого. Приятна, говорят, война для тех, кто не испытал ее. Это же прилично сказать и теперь; или лучше, мы так и говорим, пока не вступили в подвиг; а как скоро вступим, мы не бываем даже известны народу. Теперь у нас уже нет борьбы с теми, кто угнетает бедных; мы не берем на себя труда ратовать за свое стадо, но, подобно тем пастырям, о которых упоминается у Иезекииля (34:2), мы лишь закалаем и едим. Кто из нас выказывает такую же заботливость о стаде Христовом, какую имел Иаков о стадах Лавана? Кто может похвалиться чем-нибудь таким, что могло бы равняться перенесению ночного холода? Не называй мне всенощных бдений наравне с этою великою заботливостью. Нет, теперь все совсем иначе. Начальники округов и местные правители не пользуются такою большою честью, какою – начальствующий в Церкви. Войдет ли он в царский дворец, – кому первое место? Будет ли у женщин, или в знатных домах, – никому другому нет большего перед ним почета. Все погибло, все испорчено! Это говорю я не для того, чтобы вас пристыдить, а для того, чтобы удержать вас от этой страсти. С какою ты будешь совестью, если ты домогался (этого сана) или сам собою, или чрез кого-нибудь другого? Какими глазами будешь смотреть на того, кто был твоим сообщником? Какое будешь иметь оправдание? Кто (принял этот сан) по неволе, по принуждению, против желания, тот имеет еще некоторое оправдание; хотя и ему по большей части отказывают в прощении, но все же он имеет некоторое извинение. Подумай, чему подвергся Симон? Что нужды, что ты не даешь серебра, но, в замен серебра, льстишь и употребляешь разного рода происки и хитрости? "Серебро твое да будет в погибель" (Деян.8:20), – сказано было ему; и этим людям также будет сказано: домогательство ваше да будет с вами в погибель за то, что вы вздумали приобресть дар Божий происками человеческими. Но таких нет никого? О, если б и не было! Ведь я вовсе и не желаю, чтобы слова мои относились к вам; и теперь только по ходу речи мне пришлось сказать об этом. Да когда я говорю и против любостяжания, слова мои также не относятся к вам, и даже ни к одному из вас. Дай Бог, чтобы мы понапрасну приготовляли лекарства. И желания врачей точно таковы же: не другого чего они хотят, а именно того, чтобы, после значительного их труда лекарства были брошены даром. Того же и мы желаем, то есть, чтобы наши слова говорились просто – на воздух, так, чтобы оставались только словами. Я готов снести все, лишь бы не быть поставлену в необходимость говорить об этом. Впрочем, если угодно, мы и замолчим; только пусть наше молчание будет безопасно: я и не думаю, чтобы кто-либо, как бы ни был он тщеславен, захотел говорить без всякой надобности и только для того, чтобы себя выказать. Мы предоставим вам учить; учение делами – это более важное учение. И лучшие врачи, несмотря на то, что недуг больных приносит им доходы, желают, чтобы их друзья были здоровы; так и я хочу, чтобы все вы были здоровы. Я не желаю, чтобы меня хвалили, а вас осуждали. Я желал бы, если возможно, самим взором выказать ту любовь, какую питаю к вам: тогда уже никто не стал бы упрекать меня ни в чем, если бы даже слово мое было и слишком жестко. Что говорится между друзьями, то легко переносится, хотя бы тут было что-нибудь и обидное, – потому что "искренни укоризны от любящего, и лживы поцелуи ненавидящего" (Притч.27:6). Для меня нет ничего дороже вас, – не дороже даже и этот свет. Тысячи раз я желал бы сам лишиться зрения, если бы только чрез это можно было обратить ваши души, – так спасение ваше для меня приятнее самого света. Да и что мне пользы от лучей солнечных, когда скорбь из-за вас наводить глубокий мрак на мои очи? Свет тогда хорош, когда он является во время радости; а для скорбной души он кажется даже тягостным. А что я не лгу, – в этом не дай Бог когда-нибудь убедиться на опыте! Но, впрочем, если бы случилось, что кто-нибудь из вас грешит, – придите ко мне спящему: пусть я погибну, если я не похожу на расслабленных, если не похожу на исступленных; тогда, по словам пророка, "свет очей моих - и того нет у меня" (Пс.37:11). Какая для вас надежда, когда вы не показываете успехов? А если вы заслуживаете похвалу, какая возможна печаль? Мне кажется, я летаю (от радости), когда услышу о вас что-нибудь хорошее. "Дополните мою радость" (Флп.2:2). Об этом только я прошу вас, потому что я желаю вам успеха: А я со всеми буду спорить относительно того, что люблю вас, что я сроднился с вами, что вы для меня все – и отец, и мать, и братья, и дети. Так не подумайте же, что хоть что-нибудь говорится мною по неприязненности к вам; нет, – (я говорю) для вашего исправления. "Брат", - говорит Писание, - "от брата вспомоществуемый – как город крепкий" (Притч.18:19). Итак, не пренебрегите моими словами. Ведь и я не отказываюсь слушать вас; нет, я хотел бы, чтоб вы исправляли меня, хотел бы учиться у вас. Ведь мы все братья, и один у нас Наставник; но и между братьями надобно, чтобы один давал приказания, а остальные слушались. Так не пренебрегите же моими словами, но да будем делать все во славу Бога, так как Ему слава во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 4

"При наступлении дня Пятидесятницы все они были единодушно вместе. И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильного ветра, и наполнил весь дом, где они находились" (Деян.2:1-2).

1. Что это за пятидесятница? Это – время, когда нужно было серпом срезывать жатву, когда надобно было собирать плоды. Видел образ? Смотри, в свою очередь, и на саму истину. Когда надобно было пустить в дело серп слова, когда нужно было собирать жатву, – тогда, как изощренный серп, прилетает Дух. Послушай, в самом деле, что говорит Христос: "возведите очи ваши и посмотрите на нивы, как они побелели и поспели к жатве" (Ин.4:35); и еще: "жатвы много, а делателей мало" (Лк.10:2). Итак, Христос сам первый наложил серп; Он вознес на небеса начатки плодов, восприяв наше естество; потому-то Они называет это жатвою. "При наступлении", сказано, "дня Пятидесятницы", то есть, не прежде Пятидесятницы, но около самой, так сказать, Пятидесятницы. Надлежало, чтобы и это совершилось также во время праздника, чтобы те, которые присутствовали при кресте Христовом, увидели и это событие. "И внезапно сделался шум с неба". Почему это событие не совершилось без всяких чувственных явлений? Потому, что, если и при этом иудеи говорили, "они напились сладкого вина", то чего не сказали бы, если бы ничего такого не случилось? И не просто произошел шум, но – "с неба". А своею внезапностью он возбудил учеников. "И наполнил весь дом". Это показывает великую стремительность Духа. Заметь: здесь все были собраны, для того, чтобы и присутствующие уверовали, и ученики оказались достойными. И не только это (говорит Лука), но присовокупляет и то, что гораздо поразительнее: "и явились им разделяющиеся языки, как бы огненные" (ст. 3). Прекрасно везде прибавлено: "как бы", чтобы о Духе ты не подумал ничего чувственного: "как бы огненные", сказано, и: "как бы от несущегося сильного ветра". Значит, это был не ветер, обыкновенно разливающийся в воздухе. Когда Иоанну нужно было узнать Святого Духа, – Он сошел на главу Христову в виде голубя; а теперь, когда надлежало обратиться всему народу, Он является в виде огня. "И почили по одному на каждом из них", т.е., остановился, почил: сесть значит утвердиться, остаться на месте. Что же? На одних лишь двенадцать учеников сошел (Святый Дух), а не на остальных? Нет, – Он сошел и на всех сто двадцать человек. Петр не без основания привел свидетельство пророка, говоря: "И будет в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; и юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут" (ст. 17). И заметь: так было, чтобы не только поразит их, но и исполнит благодати; поэтому и (сказано): "Духом Святым и огнем" (Мф.3:11). "И исполнились", прибавляется далее, "все Духа Святаго, и начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать" (ст. 4). Прежде всякого другого знамения получают они именно это, так как оно было необыкновенно, и не было нужды в другом знамения. "И почили", сказано, "по одному на каждом из них", – следовательно, и на том, кто не был избран; потому-то он уже и не скорбит, что не избран подобно Матфию. Сказано: "и исполнились все". Не просто приняли благодать Духа, но исполнились. "И начали говорить на иных языках, как Дух давал им провещевать". Не сказал бы: "все", хотя тут были и апостолы, если б и остальные не участвовали. С другой стороны, сказав о них прежде отдельно и поименно, он и теперь не сказал бы о них на ряду с прочими. Если там, где нужно было сказать только, что тут апостолы, он упоминает о них отдельно, то тем больше (упомянул бы) здесь.

Но заметь, прошу тебя, как Дух приходит именно тогда, когда они пребывают в молитве, когда имеют любовь. А слова: "как бы огненные" напомнили им и о другом видении, потому что, как огонь, Он явился и в купине. "Как Дух давал им провещевать"; их слова, действительно, были провещаниями (αποφθέγματα). Сказано: "в Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные" (ст. 5). Что они были благоговейны, свидетельством тому служит именно то, что они тут жили. Каким образом? Принадлежа к столь многим народам и оставив свое отечество, свои домы, своих родственников, они жили тут. "В Иерусалиме же находились Иудеи, люди набожные, из всякого народа под небом. Когда сделался этот шум, собрался народ, и пришел в смятение" (ст. 5, 6). Так как это событие случилось в доме, то, естественно, сбежались находившиеся вне дома. "Народ, и пришел в смятение". Что значит: "в смятение"? Смутился, удивился. Затем (писатель), разъясняя, чему удивлялись, прибавляет: "ибо каждый слышал их говорящих его наречием". Итак, собрался народ "говоря между собою: сии говорящие не все ли Галилеяне?" (ст. 6-7) Тотчас же обратили взоры на апостолов. "Как же", говорят, "мы слышим каждый собственное наречие, в котором родились. Парфяне, и Мидяне, и Еламиты, и жители Месопотамии, Иудеи и Каппадокии, Понта и Асии, Фригии и Памфилии, Египта и частей Ливии, прилежащих к Киринее, и пришедшие из Рима, Иудеи и прозелиты, критяне и аравитяне, слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих? И изумлялись все и, недоумевая, говорили друг другу: что это значит?" (ст. 8-12). Видишь, как они стремятся от востока к западу? "А иные, насмехаясь, говорили: они (γλεύκους) напились сладкого вина" (ст. 13).

2. Какое безумие! Какая великая злоба! Теперь было вовсе не время для молодого вина (γλεύκους), потому что была Пятидесятница. И что еще хуже, – в то время, как все признают (чудо), и римляне, и пришельцы, и, может быть, даже и те которые распяли (Господа), – они и после всего этого говорят, "они напились сладкого вина". Но возвратимся к тому, что сказано выше. "И наполнил весь дом". Бурное дыхание было как бы купелью водною; а огонь служит знаком именно обилия и силы. Этого никогда не случалось с пророками; так было только теперь – с апостолами; а с пророками – иначе. Например, Иезекиилю дается свиток книжный, и он съедает то, что должен был говорить: "и было", говорит он, "в устах моих сладко, как мед" (Иез.3:3). Или еще: рука Божия касается языка другого пророка (Иер.1:9). А здесь (все делает) сам Дух Святой и таким образом является равночестным Отцу и Сыну. Опять и в другом месте (пророк) говорит: "плач, и стон, и горе" (Иез.2:10). Пророкам естественно (подавалась благодать) в виде книги, для них еще нужны были образы; притом, они имели дело с одним только народом, с людьми своими, а апостолы – с целой вселенной, с людьми, которых никогда не знали. Елисей получает благодать чрез посредство милоти; другой, как например Давид, посредством елея; Моисей же призывается посредством горящей купины; но здесь – не так, а сам огонь "почили" на апостолах. Почему огонь не наполнил дома? Потому что это поразило бы их ужасом. Впрочем, из слов (писателя) видно, что это так и было; обрати только внимание не на эти слова: "и явились им разделяющиеся языки", а на другие: "как бы огненные". Такое множество огня может объять пламенем огромный лес. И прекрасно сказано: "разделяющиеся"; ведь они были от одного корня, – чтобы ты узнал, что это – сила, посланная Утешителем. Но смотри: и апостолы сначала показали себя достойными, и тогда уже сподобились Духа. Так и Давид: как поступал он, когда еще находился при стадах, так же точно вел себя и после победы и после торжества, чтобы показать свою простую веру. Посмотри опять на Моисея: и он (сначала) презирает царские палаты, а спустя сорок лет получает управление народом; или – на Самуила, воспитывавшегося в храме; или – на Елисея, покинувшего все; или опять – на Иезекииля. А что действительно так было (и с апостолами), это ясно из последующего: они именно оставили все, что было у них. Поэтому они тогда получают Святого Духа, когда обнаружили свою добродетель. Они узнали и человеческую немощь из того, что испытали; узнали, что не напрасно совершены ими эти подвиги. Равным образом и Саул сначала имел о себе свидетельство, что он – хорош, и потом уже получил Святого Духа. Но никто, даже и больший из пророков – Моисей, не получил так, как апостолы. Моисей, когда нужно было другим сделаться духовными, сам претерпевал уменьшение; а здесь – не так. Напротив, как огонь, сколько бы кто ни захотел зажечь от него светильников, нисколько не уменьшается, так произошло тогда и с апостолами. Посредством огня показывалось не только обилие благодати, а и каждый получил (неиссякаемый) источник Духа, как и сам (Христос) сказал, что верующие в Него будут иметь источник воды, текущей в живот вечный (Ин.4:14). И это весьма естественно, – потому что они шли не говорить с фараоном, а сражаться с диаволом. И, что более удивительно: будучи посылаемы, они нисколько не противоречили, и не сказали, что они худогласны и косноязычны, – в этом вразумил их Моисей, – не сказали, что они слишком молоды, – в этом умудрил их Иеремия. Хотя они слышали много страшного, и гораздо больше, чем те (пророки), однако, боялись противоречить. Отсюда видно, что это были ангелы света и высших дел служители. Пророкам никто не является с неба, потому что они еще заботятся о том, что на земле; но после того, как человек восшел на высоту, – и Святой Дух сходит с высоты: "как бы от несущегося", сказано, "сильного ветра". Это показывает, что им ничто не в состоянии будет противиться, но что они развеют, как прах, своих противников. "И наполнил весь дом". Дом служил символом мира. "Собрался народ, и пришел в смятение". Видишь благочестие этих людей, – как они не тотчас произносят приговор, но недоумевают? А те неразумные произносят приговор, говоря: "они напились сладкого вина". Так как по закону можно было им три раза в год являться в храме, то тут жили благочестивые люди от всех народов. Заметь из настоящего случая, как писатель не льстит им: не сказал, что они подали свой голос, – но что? "Собрался народ, и пришел в смятение". Это и естественно; они думали, что настоящее событие грозит им погибелью за то, что они дерзнули сделать против Христа. А с другой стороны, и совесть потрясала их души, так как убийство было еще, так сказать, у них в руках, и все их пугало. "Сии говорящие не все ли Галилеяне?" Хорошо это сказано; значит, они признавали это. И до такой степени поразил их этот шум, что сюда собрались люди из большей части вселенной. Между тем, для самих апостолов это служило подкреплением; они не знали, что значило говорить по-парфянски, а теперь от этих людей узнавали. А о народах им враждебных, – критянах, аравитянах, египтянах, персах, – писатель упоминает для того, чтобы показать, что они одолеют их всех.

3. Так как иудеи были в то время и в плену, то, вероятно, вместе с ними тогда явились сюда и многие из язычников; а с другой стороны, и слух о догматах в это время уже распространился между народами, а потому многие и из них присутствовали здесь, по воспоминанию о том, что слышали. Таким образом свидетельство со всех сторон было непререкаемое, – со стороны граждан, со стороны иноземцев, со стороны пришельцев. "Слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих". Они не просто говорили, но говорили нечто дивное; и потому справедливо эти люди недоумевали, так как никогда еще не было ничего подобного. Заметь рассудительность этих людей: они изумлялись и недоумевали, говоря: "друг другу: что это значит? А иные, насмехаясь, говорили: они напились сладкого вина" (ст. 12, 13). Какое бесстыдство, если они из-за этого смеялись! И что же, впрочем, тут удивительного, если и о самом Господе, когда Он изгонял бесов, они говорят, что "имеет в Себе веельзевула" (Мк.3:22)? Где господствует наглость, там заботятся лишь о том одном, чтобы что-нибудь сказать; не о том, чтобы сказать что-нибудь разумное, а – лишь бы что-нибудь сказать. "Они напились сладкого вина". Верно, так, – потому что люди, окруженные столькими опасностями, трепещущие за саму жизнь, находящееся в такой печали, смеют говорить подобное! И смотри: так как это было невероятно, то, чтобы ввести в заблуждение слушателей и показать, что (апостолы) действительно пьяны, – все приписывают качеству (напитка) и говорят: "они напились сладкого вина". "Петр же, став с одиннадцатью, возвысил голос свой и возгласил им". Там ты видишь его попечительность, а здесь мужество. Пусть они удивлялись, пусть они были поражены; но и при этом не подать голос среди такого множества народа? Если и тогда, когда говоришь между своими, приходишь в смущение, то тем больше – когда говоришь между врагами, между людьми, дышащими убийством. А что (апостолы) не пьяны, это сейчас же сделалось очевидным из их голоса, потому что они не пришли, подобно одержимым, в исступление, и не были лишены свободы владеть собою. Но что значит: "с одиннадцатью"? Это значит, что они защищались общим голосом: Петр служил устами всех, а прочие одиннадцать (учеников) предстояли, подтверждая его слова своим свидетельством. "Возвысил голос свой", т.е., заговорил с великим дерзновением.

А поступает он так для того, чтобы познали благодать Духа. В самом деле, прежде он не вынес вопроса ничтожной служанки, а теперь среди толпы народной, когда все дышат убийством, говорит с таким дерзновением! Это было несомненным свидетельством воскресения, потому что он поступает с такою смелостью среди людей, которые смеялись и глумились над таким великим событием. Подумай, сколько нужно наглости, сколько нечестия, сколько бесстыдства, чтобы необыкновенный дар языков считать делом опьянения! Но все это нисколько не смутило апостолов и не отняло у них смелости, хотя они и слышали эти насмешки. С пришествием Духа они уже изменившись и стали выше всего плотского, – потому что, где является Дух Святый, там и бренные становятся золотыми. Посмотри, например, прошу тебя, на Петра и узнай в нем того человека – боязливого, неразумного, как и Христос сказал: "неужели и вы еще не разумеете?" (Мф.15:16), – человека, который после известного своего дивного исповедания назван был сатаною (Мф.16:23). Обрати также внимание и на единодушие апостолов: они уступают ему говорить к народу, потому что не следовало говорить всем. "Возвысил", сказано, "голос свой" и стал говорить к ним с великим дерзновением. Вот что значит сделаться мужем духовным! Сделаем же и мы себя достойными вышней благодати, и тогда все для нас будет легко. Как огненный человек, попав в солому, не потерпит никакого вреда, а напротив, сам причинит вред, потому что сам нисколько не страдает, а стебли, которые приражаются к нему, губят сами себя, так было и теперь. Или лучше: как человек, у которого в руках огонь, смело вступает в борьбу с тем, кто несет на себе сено, так точно и апостолы выступали против этих людей с большим мужеством. И какой, в самом деле, вред причинила им эта многочисленная толпа? Скажи мне: не боролись ли они с нищетою и голодом? Не сражались ли с бесчестием и дурною славою? Ведь их считали за обманщиков. Не подвергались ли они насмешкам и ругательствам со стороны присутствующих? Ведь на них обрушилось и то и другое: одни смеялись над ними, а другие и ругались. Не были ли они подвержены ярости и неистовству целых городов, восстаниям и злоумышлениям? Не угрожали ли им огонь, и железо, и звери? Не со всех ли сторон предстояла им борьба с бесчисленными врагами? Не в таком ли они были состоянии, как будто бы видели эти бедствия во сне или на картине? И что же? Не истощили ли они ярости врагов? Не поставили ли их самих в затруднение? Не были ли эти люди больше всех одержимы и гневом, и страхом? Не были ли они в беспокойстве, в боязни и трепете? В самом деле, послушай, что говорят они: "хотите навести на нас кровь Того Человека" (Деян.5:28).

И, что удивительно, – апостолы, совершенно безоружные, ополчались против вооруженных, против начальников, имевших власть над ними; неопытные, неискусные в слове и совершенно простые, они противостояли и вели борьбу с искусниками, обманщиками, с толпою софистов, риторов, философов, перегнивших в академии и в школе перипатетиков. И тот, кто прежде упражнялся лишь около озер, одолел их так точно, как будто бы вел борьбу с безгласными рыбами; да, он победил всех так, как истый рыболов – безгласных рыб. И Платон, который так много бредил – умолк; а этот говорит, и не перед своими только, а и перед парфянами, перед мидянами, перед эламитянами, и в Индии, и повсюду на земле даже до последних пределов вселенной. Где ныне гордость Греции? Где слава Афин? Где бред философов? Галилеянин, вифсаидянин, простолюдин, победил их всех. Не стыдно ли вам, скажите мне, при одном имени той страны, которая была отечеством вашего победителя? А если вы услышите и имя его, и узнаете, что его звали Кифа, – вам будет еще стыднее. Вот то-то именно и погубило вас, что вы считаете это для себя унизительным, что вы находите всю славу в красноречии, а неискусство в даре слова считаете позором. Не по тому пути вы шли, по какому следовало идти; но вы оставили царский путь – удобный и ровный, и пошли по пути неровному, крутому и трудному. Потому-то вы и не достигли царствия небесного.

4. Но почему же, скажешь, Христос действовал не чрез Платона и не чрез Пифагора? Потому, что душа Петра была гораздо способнее к любомудрию, чем душа тех людей. Те были настоящие дети, которые всюду увлекались пустою славою; а Петр был муж любомудрый и способный к принятию благодати. А если ты смеешься, когда слышишь это, – в том нет ничего удивительного. Ведь и иудеи тогда также смеялись и говорили, будто апостолы напились молодого вина. Но после, когда потерпели те тяжкие и самые жестокие бедствия, когда увидели, что город гибнет, что огонь разливается и стены падают на землю, когда увидели и те разные неистовства, которых никто не может изобразить словом, – тогда уже больше не смеялись. Так и вы тогда не будете смеяться, когда наступит время суда, когда будет возжен огонь геены. Но для чего я говорю о будущем? Хочешь ли, я покажу, каков Петр и каков Платон? Исследуем пока, если угодно, их нравы и посмотрим, чем занимался тот и другой. Этот последний употребил все время жизни на занятия предметами бесполезными и пустыми. В самом деле, какая польза знать, что душа философа становится мухою? Подлинно (душа Платонова) – муха; не в муху превратилась, но муха вошла в душу, обитавшую в Платоне. Что это за пустословие! Откуда могло придти в голову – говорить подобный вздор? Это был человек полный насмешливости и всем завидовавший. Он как будто бы старался о том, чтобы ни от себя не произвести, ни от другого не позаимствовать ничего полезного; таким образом, от другого он заимствовал переселение душ, а сам представил учение о гражданском обществе, где предписал гнуснейшие правила. Пусть, говорить он, жены будут общие, пусть обнаженные девицы борются на глазах любовников, пусть будут общими и отцы, и рождающиеся дети. Не выше ли это всякого безумия? Но таков Платон со своим учением. Здесь же не природа делает отцов общими, а любомудрие Петра. Что же касается до учения (Платонова), то оно даже уничтожало (общих отцов), потому что оно ничего другого не производило, кроме того, что настоящего отца почти не знали, а ненастоящего признавали отцом. Платон поверг душу в какое-то опьянение и в грязь. Пусть все, говорит он, без всякого опасения пользуются женщинами. Потому я не стану разбирать учения поэтов, чтобы не сказали, будто я занимаюсь баснями; но я поговорю о других баснях, которые гораздо смешнее этих. Сказали ли где-нибудь поэты какую-либо подобную нелепость? А тот, кто почитался главою философов, облекает женщин даже в оружие, в шлемы и поножи, и утверждает, что род человеческий ничем не разнится от собак. Так как между собаками, говорит он, и самка и самец имеют одинаковое участие в делах, то пусть и женщины также принимают участие во всем, и пусть все перевернется вверх дном. Диавол всегда старался через посредство этих людей доказать, что наш род не имеет никакого преимущества перед бессловесными животными. В самом деле, некоторые из них дошли до такого суемудрия, что утверждали, будто и между бессловесными животными есть разумные. И смотри, как разнообразно диавол неистовствовал в их душах. Главные между ними говорили, будто наша душа переходит и в мух, и в собак, и в животных; а их преемники, устыдившись этого, впали в другую гнусность, приписали животным всякое разумное знание и постоянно доказывали, что существа, созданные для нас, по достоинству выше нас. И не это только говорят они, но и то, будто у животных есть предведение и благочестие. Ворон, говорят они, знает Бога, равно как и ворона; и они имеют дары пророчества и предвещают будущее; есть, говорят, у животных правосудие, есть общество, есть законы, и собака между ними, по мнению Платона, завистлива. Вы, может быть, не верите словам моим? Это и естественно, потому что вы воспитаны в здравых догматах: кто вскормлен этою пищею, тот не может поверить, что есть человек, который с удовольствием поедает нечистоты. А между тем, когда говоришь им, что все это басни и совершенное безумие, – они отвечают: вы не поняли. Да никогда и не захотим понимать столь смешного вашего учения. Да, очень смешного! Ведь не нужно глубокого ума для того, чтобы постигнуть, что значит все это нечестие и эта путаница. Уж не по вороньи ли, безумные, говорите вы, как делают мальчики? Поистине, вы настоящие дети, как и те! Но Петр не сказал ничего подобного; напротив, он подал голос, который, как обильный свет, просиявший в каком-нибудь темном месте, рассеял мрак вселенной. А как кроток, как скромен его нрав! Как он стоял выше всякой пустой славы! Как он имел в виду лишь одно небо и был чужд хвастовства, не смотря на то, что даже воскрешал мертвых! Случись кому-нибудь из этих неразумных людей совершить что-нибудь подобное, хотя бы даже только призрачно, не тотчас ли он стал бы требовать себе жертвенника и храма, не захотел ли бы быть в числе богов? Ведь и теперь, когда нет ничего такого, они всегда мечтают об этом. Что, в самом деле, значат у них Афина и Аполлон и Гера? Это у них – роды духов. Есть у них и царь, который хотел умереть для того, чтобы его почитали равным Богу. Но апостолы (поступают) не так, а совершенно наоборот. Послушай, что говорят они при исцелении хромого: "мужи Израильские! что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит?" (Деян.3:12); и в другом месте: "и мы – подобные вам человеки" (14:15). Но там – великое хвастовство, великая гордость; все – только для почестей от людей и ничего – для любомудия. А когда что-либо происходит для славы, тогда все бывает низко: пусть человек имеет все, но не владеет этим (презрением славы), – он совершенно чужд любомудрия и одержим сильнейшею и гнуснейшею страстью. Презрение славы может научить всему доброму и изгнать из души всякую губительную страсть. Поэтому убеждаю и вас – проявлять великую ревность о том, чтобы исторгнуть эту страсть с корнем; иначе и нет возможности благоугодить Богу и снискать благоволение перед этим неусыпным оком. Итак, будем всячески стараться о том, чтобы снискать себе небесную помощь, чтобы не испытать и настоящих горестей, и сподобиться будущих благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Святым Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 5

"Мужи Иудейские, и все живущие в Иерусалиме! сие да будет вам известно, и внимайте словам моим"(Деян.2:14).

1. Здесь апостол обращает свою речь к тем, которых выше называл иноземцами; говорит, по-видимому, только к ним, а между тем исправляет и тех, которые смеялись. А что некоторые смеялись, это было устроено (Богом) для того, чтобы (Петр) начал говорить в защиту (апостолов) и, защищая их, научил других. Итак, эти люди считали для себя великою похвалою и то, что они жили в Иерусалиме. "Сие да будет вам", говорит, "известно, и внимайте словам моим". Этим пока возбуждает их внимание, а далее начинает уже защищать. "Они не пьяны, как вы думаете" (ст. 15). Видишь, как скромна его защита? Хотя он имел на своей стороне большую часть народа, однако говорит с ними весьма кротко; и сперва опровергает их лукавое предположение, а затем уже приступает к защите. Потому-то он и не сказал: как вы говорите, издеваясь и смеясь над нами; но: "как вы думаете", – желая показать, что они говорят это неумышленно, и приписывая это скорее их неведению, нежели злому умыслу. "Они не пьяны, как вы думаете, ибо теперь третий час дня" К чему он говорит это? Разве нельзя быть пьяным и в третьем часу? Конечно, можно; но он не хотел долго на этом останавливаться, так как (апостолы) были совсем не в таком положении, как говорили в насмешку эти люди. Отсюда, следовательно, мы научаемся, что без нужды не надобно много говорить. А с другой стороны, и дальнейшие слова его служат этому подтверждением. Теперь речь его обращается уже вообще ко всем. "Но это есть предреченное пророком Иоилем: и будет в последние дни, говорит Бог" (ст. 16, 17). Пока нигде еще (не видно) имени Христа, и обетование это – не Его обетование, а – Отца. Заметь благоразумие (апостола). Он не опустил (этого обстоятельства) и не стал тотчас же говорит о том, что касается собственно Христа, – именно, что Он обещал это после Своего распятия: иначе, если бы он сказал так, то все бы испортил. Но ведь этого, скажешь, было бы достаточно для доказательства Его Божества. Так, – когда этому веруют, пока же о том только была еще забота, чтобы этому поверили; а когда не веруют, то следствием этого было бы то, что их побили бы камнями. "Излию от Духа Моего на всякую плоть". Подает и им благие надежды, если только они сами того захотят. И не допускает их до мысли, что это лишь преимущество апостолов, – так как отсюда возникло бы неудовольствие, – и таким образом устраняет зависть. "И будут пророчествовать", говорит, "сыны ваши". Не вам, говорит, принадлежит это великое дело и не вам эта похвала; к вашим детям перешла благодать. Детьми называет себя вместе с прочими апостолами, а их – отцами. "И юноши ваши будут видеть видения, и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут. И на рабов Моих и на рабынь Моих в те дни излию от Духа Моего, и будут пророчествовать" (ст. 17, 18). Продолжает показывать, что апостолы снискали благоволение (Божие), так как удостоились Святого Духа, а те – нет, потому что распяли Христа. Так и Христос, желая укротить их гнев, говорил: "сыновья ваши чьею силою изгоняют?" (Мф.12:27) Не сказал: Мои ученики, так как показалось бы, что Он льстит Себе. Равным образом, и Петр не сказал, что они не пьяны, но что они говорят по внушению Духа, и не просто (сказал это), а прибегнул к пророку и, оградившись им, говорит с совершенною уверенностью. Таким образом от обвинения он освободил их сам, а касательно благодати приводит в свидетели пророка. "Излию от Духа Моего на всякую плоть". Так сказано потому, что на одних благодать изливалась во сне, а на других наяву. Ведь и во сне пророки имели видения и получали откровения. Затем (апостол) продолжает пророчество, которое заключает в себе нечто и страшное. "И покажу", говорит, "чудеса на небе вверху и знамения на земле внизу" (ст. 19). Этими словами намекает и на будущий суд, и на разрушение Иерусалима. "Кровь и огонь и курение дыма". Смотри, как изобразил разрушение. "Солнце превратится во тьму, и луна – в кровь" (ст. 20). Это он сказал применительно к положению страждущих. Впрочем, рассказывают, что много такого и действительно было на небе, как свидетельствует Иосиф (Флавий). В тоже время (апостол) этим и устрашил их, напомнив им о бывшем мраке и заставив ожидать того, что будет. "Прежде нежели наступит день Господень, великий и славный". Если теперь, говорит, вы грешите безнаказанно, так еще не считайте себя в безопасности. Ведь это начало некоторого великого и тяжкого дня. Видишь ли, как он потряс и поколебал их душу, и смех обратил в оправдание? В самом деле, если это начало того дня, то необходимо следует, что им угрожала величайшая опасность. Что же? Продолжает ли он говорит о том, что наводило страх? Нет. А что? Он снова дает им отдохнуть и говорит: "и будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется" (ст. 21). Это сказано о Христе, как говорит Павел (Рим.10:13); однако Петр не решается высказать этого ясно. Но возвратимся к тому, что сказано выше. Прекрасно восстает Петр против смеющихся и издевающихся, говоря: "сие да будет вам известно, и внимайте словам моим". А в начале он говорил: "мужи Иудейские", называя, как мне кажется, иудеями тех, которые жили в Иудее. Предложим, если угодно, и сами слова Евангелия, чтобы ты узнал, каким вдруг сделался Петр. Вышла, говорит (евангелист), рабыня, "и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином"; а он отвечал: "не знаю, что ты говоришь", и когда снова спросили его, – "тогда он начал клясться и божиться" (Мф.26:69-74).

2. А здесь смотри, с каким говорит он дерзновением, с какою великою свободою. Он не похвалил тех, которые сказали: "слышим их нашими языками говорящих о великих делах Божиих"; а, напротив, на ряду с другими отягощает и их своими словами, желая сделать их более ревностными и представить свое слово чуждым лести. Это и всегда прекрасно наблюдать, так, чтобы при снисходительности слово было чуждо всякой лести, равно как и всякого оскорбления, что – не легко. Не без причины также устроено и то, что это совершилось в третьем часу: когда показывается блеск света, тогда люди еще не заняты бывают хлопотами об обеде, тогда – ясный день, тогда все на площади. Видишь ли слово, исполненное свободы? "И внимайте словам моим". Сказав это, Петр ничего не прибавил (от себя), а присовокупил: "но это есть предреченное пророком Иоилем: и будет в последние дни". Этим показывает, что уже близка и кончина. Оттого-то слова: "в последние дни" имеют некоторую особенную выразительность. Затем, чтобы не подумали, будто это дело касается только сынов, он присовокупляет: "и старцы ваши сновидениями вразумляемы будут". Заметь порядок: сначала сыны, как и Давид говорит: "вместо отцов Твоих были сыновья Твои" (Пс.44:17); и в свою очередь, Малахия: "и он обратит сердца отцов к детям" (Мал.4:6). "И на рабов Моих и на рабынь Моих". И это – знак добродетели, – потому что мы стали рабами Божиими, освободившись от греха. Да обилен и дар, когда дарование переходит и на другой пол и не ограничивается одним или двумя лицами, как было в древности, например – Девворою и Олданою. И не сказал (Петр), что это – Дух Святой, и не истолковал слов пророка, но привел лишь одно пророчество, предоставив ему говорить самому за себя. Ничего пока не говорит он и об Иуде, потому что всем было известно, какая казнь его постигла. Но он молчит, зная, что ничто на них так сильно не действует, как то, когда беседуют с ними на основании пророчества; это сильнее даже самих дел. Когда Христос творил чудеса, Ему часто противоречили; а когда Христос привел им следующие слова из пророчества: "сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня" (Пс.109:1), – они умолкли, так что не могли уже сказать Ему в ответ ни одного слова. Да и во многих местах Он напоминает им Писания, – например, когда говорит: "Он назвал богами тех, к которым было слово Божие" (Ин.10:35), а лучше – это всякому можно встретить везде. Потому-то и Петр здесь говорит: "излию от Духа Моего на всякую плоть", т.е., на народы; но еще не раскрывает и не объясняет (пророчества), потому что это не было полезно. Так точно не ясны и эти слова: "и покажу чудеса на небе вверху", потому что своею неясностью они еще больше устрашали их. Если бы он объяснил им, – он более вооружил бы их против себя. Потому-то он и обходит его, как будто бы оно было ясно, желая внушить такое понятие. Конечно, после он объясняет им, когда беседует с ними о воскресении, когда приготовил их к тому своим словом. Потому он охотно и обходит (это пророчество), что благодеяния не в силах были привлечь их: этого никогда не было. Ведь тогда никто не спасся; а теперь верные спаслись при Веспасиане. Вот это и означают слова (Спасителя): "и если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть" (Мф.24:22). Что было более тяжко, то случилось наперед, так как сначала жители были взяты в плен, и тогда город был разрушен и сожжен.

Затем (Петр) останавливается на иносказании, чтобы ближе представить пред взорами слушателей разорение и плен. "Солнце превратится во тьму, и луна – в кровь". Что значит выражение: луна превратится в кровь? Мне кажется, он означает чрез это чрезмерность кровопролития и намеренно говорит так, чтобы внушить им великий страх. "И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется". "Всякий", говорит, будет ли то священник (хотя этого еще не высказывает), или раб, или свободный, потому что "нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе" (Гал.3:28). И справедливо: это различие, действительно, имеет место лишь здесь, где все – тень. Если в царских чертогах нет ни благородного, ни неблагородного, но всякого обозначают его дела; если и в искусствах каждый ценится по своему произведению, то тем больше – в том состоянии. "Всякий, кто призовет". "Призовет" не просто, – потому что "не всякий", говорит (Христос), "говорящий Мне: Господи! Господи!" (Мф.7:21), – но призовет с усердием, при хорошей жизни, с должным дерзновением. Таким образом, слово его пока еще не тягостно, так как он вводит речь о вере, хотя не скрывает и страха наказания. Почему? Потому что показывает, что есть спасение в призывании.

3. Что ты говоришь, скажи мне? Вспоминаешь о спасении после распятия? Потерпи немного. Человеколюбие Божие велико; и то самое, что Господь их призывает, доказывает Его Божественность не меньше воскресения, не меньше чудес. Ведь в чем выражается чрезвычайная благость, то по преимуществу и свойственно Богу. Потому-то и говорит (Христос): "никто не благ, как только один Бог" (Лк.18:19). Но эту благость не станем обращать для себя в повод к беспечности, потому что Он и наказывает, как Бог. Так вот и это сделал Тот самый, Кто сказал: "всякий, кто призовет имя Господне, спасется", – говорю о том, что совершилось над Иерусалимом, – о том тягчайшем наказании. Об этом я желаю сказать вам немного слов, которые будут полезны вам и для обличения маркионитов, и многих других еретиков. Так как они утверждают, что Христос – Бог благий, а тот (который наказывает) – злой, то посмотрим, кто это сделал. Кто же это сделал? Злой ли в отмщение за Него? Не может быть; иначе как же он будет чужд Ему? Или добрый? Но (из Писания) оказывается, что это совершил и Отец, и Сын. Касательно Отца, это видно из многих мест, например, где говорится, что Он посылает в виноградник Свои воинства, а касательно Сына – из слов: "врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною" (Лк.19:27). А с другой стороны, и сам Христос говорит о предстоящих скорбях, которые, по своей жестокости, превосходят все, что только когда-либо было сделано, и сам же возвестил о них. Хочешь ли послушать, что было? Их пронзали рожнами. Может ли быть зрелище более ужасное? Или хочешь, я расскажу о страданиях женщины, – о том печальном событии, которое выше всякого бедствия? Или сказать о голоде и заразе? Я опускаю, что еще ужаснее этого. Тогда люди не признавали природы, не признавали закона, зверей превзошли жестокостью; и все это совершилось вследствие необходимостей войны, потому что так угодно было Богу и Христу. На это прилично будет указывать и маркионитам, и тем, которые не верят геенне: этого будет довольно, чтобы обуздать их бесстыдство. Эти бедствия не ужаснее ли тех зол, какие были в Вавилоне? Этот голод не гораздо ли невыносимее тогдашнего? Об этом и сам Христос сказал так: "тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет" (Мф.14:21). Как же некоторые говорят, будто Христос простил им грех? Может быть, этот вопрос считается обыкновенным; но вы в состоянии разрешить его. Никто нигде не может указать вымысла подобного тому, что было на самом деле. И если бы писавший это был христианин, – слова его еще могли бы быть подозрительными; если же это иудей, и иудей самый ревностный, явившийся уже после евангелия, то эти события не должны ли быть достоверны для всех? Ведь ты всюду увидишь, как он превозносит все иудейское. Итак, и геенна есть, и Бог благ. Не ужаснулись ли вы, услыша о тех страданиях? Но страдания здешние – ничто в сравнении с тем, что будет там. Я опять вынужден казаться вам неприятным, тягостным и несносным. Но что ж мне делать? Я на то и поставлен. Как строгий воспитатель, по самой обязанности своей, неизбежно навлекает на себя ненависть воспитанников, так точно и мы. Иначе, не странно ли будет, если люди, назначенные царями на какую-нибудь должность, будут исполнять данные им приказания, хотя бы они были и неприятны, а мы, для избежания упреков с вашей стороны, станем пренебрегать обязанностью, на которую поставлены?

У всякого свой долг: из вас многие обязаны иметь сострадание и человеколюбие, быть любезными и ласковыми с теми, кому вы оказываете благодеяние; а мы, с своей стороны, для пользы тех, кому служим, являемся тягостными, жестокими, несносными и неприятными, так как мы приносим пользу не тем, чем нравимся, а тем, чем уязвляем. Таков и врач. Но он еще не слишком неприятен, потому что он сейчас же дает чувствовать пользу своего искусства; а мы – в будущем. Таков и судья: он тягостен для преступников и мятежников. Таков и законодатель: он неприятен тем, которые должны подчиняться его законам. Но не таков тот, кто призывает к удовольствиям, кто устрояет общественные празднества и торжества, кто увенчивает народ; нет, эти люди нравятся, потому что увеселяют города разнообразными зрелищами, не жалея расходов и издержек. Потому-то получившие от них удовольствие и награждают их с своей стороны похвалами, занавесами, множеством светильников, венками, ветвями, блистательною одеждою. Между тем больные, лишь только увидят врача, становятся печальны и унылы. Равным образом и мятежники, как скоро увидят судью, приходят в уныние, а не радуются и не торжествуют, разве когда и сам тот перейдет на их сторону. Теперь посмотрим, кто всего больше приносит пользы городам, – те ли, которые устраивают эти празднества, эти пиршества, роскошные обеды и разнообразные увеселения, или те, которые, отвергнув все это, приносят с собою палку и бичи, приводят палачей и страшных воинов, произносят грозные слова, делают строгие выговоры, наводят печаль и разгоняют палкой народ на площади. Посмотрим, говорю, на которой стороне бывает выгода. Ведь этими последними тяготятся, а тех очень любят. Что же бывает от тех, которые увеселяют народ? Одно пустое удовольствие, которое остается лишь до вечера, а на следующий день пропадает, – бесчинный смех, неприличные и невоздержные слова. А что от этих? Опасение, воздержность, скромность в образе мыслей, кротость души, удаление от беспечности, обуздание внутренних страстей, ограждение себя от тех, которые извне вторгаются. Благодаря этим, каждый из нас владеет своим имуществом, а чрез те празднества мы теряем его, и, притом, со вредом для себя, – теряем не потому, что к нам вторглись разбойники, но потому, что, к нашему же удовольствию, нас грабит тщеславие. Всякий видит, как этот грабитель выносит все его имущество, и этим наслаждается. Вот нового рода грабеж, заставляющий веселиться тех, кто ему подвергается!

4. Но там нет ничего подобного; там мы ограждены Богом, как общим Отцом, от всего видимого и невидимого: "Смотрите", говорит Он, "не творите милостыни вашей пред людьми" (Мф.6:1). Там душа научается избегать неправды. Ведь неправда заключается не в одной только преступной жадности к деньгам, но и в том, когда мы даем чреву пищи больше, чем нужно, и в наслаждении удовольствиями преступаем свойственную им меру и доходим до неистовства. Там душа научается целомудрию, а здесь – распутству. Ведь распутство состоит не в совокуплении только с женщиною, но и в том, если мы смотрим бесстыдными глазами. Там научается кротости, а здесь – надменности: "все мне позволительно", говорит (апостол), "но не все полезно" (1Кор.6:12); там – благопристойности, здесь – бесстыдству. Умалчиваю уже о том, что бывает на зрелищах; здесь даже нет и никакого удовольствия, а скорее – печаль. Укажите мне по прошествии одного дня праздничного и на тех, которые несли издержки (по устройству праздника), и на тех, кого увеселяли зрелищами, – и мы увидим, что все они унылы, а особенно тот, кто тратил деньги. Это и естественно. В предшествующий день он забавлял простолюдина, и простолюдин, действительно, был счастлив и наслаждался большим удовольствием, потому что его радовала блистательная одежда; но он не мог ею пользоваться всегда и оттого скорбел и снедался печалью, когда видел, что ее с него снимают. Что же касается того, кто тратился, то, по-видимому, и счастье его было мало в сравнении с счастьем первого. Потому-то на следующий день они меняются друг с другом, и большее недовольство достается на долю последнего. Если же в делах людских то, что радует, имеет в себе столько неприятного, а что тягостно – приносит такую пользу, то тем больше – в делах духовных. Потому-то никто не жалуется на законы, напротив, все считают их общеполезными, так как не со стороны пришедшие иноземцы и не враги постановили их, но сами же граждане, надзиратели, попечители. И это считается знаком благоденствия и благожелательства, когда постановлены законы, несмотря на то, что законы наполнены наказаниями, и нельзя найти закона без наказания. Не странно ли после этого, если людей, излагающих те законы, будете называть спасителями, благодетелями, заступниками, а нас будете считать какими-то жестокими людьми и несносными, хотя мы говорим о законах Божиих? Ведь, когда беседуем мы о геенне, мы приводим те самые законы. И как светские законодатели излагают законы об убийствах, покражах, о браках и о всем подобном, так и мы приводим законы о наказаниях, законы, которые постановил не человек, но сам единородный Сын Божий. Безжалостный, говорит Он, да потерпит наказание; эта именно означает притча (о должнике) (Мф.18:23-35); злопамятный да подвергнется крайнему мучению; гневающийся понапрасну да будет ввержен в огонь; злословящий да потерпит казнь в геенне.

Если же вам думается, что вы слышите законы странные, – не смущайтесь. Зачем было бы и приходить Христу, если бы Он не имел постановить законы необыкновенные? Ведь то уже известно нам, что убийцу и прелюбодея надобно наказывать; следовательно, если бы мы должны были услышать тоже самое, то какая была бы нужда в небесном Учителе? Потому-то Он не говорит: прелюбодей да будет наказан, но – тот, кто смотрит бесстыдными глазами, и присовокупляет также и то, где и когда он подвергнется наказанию. И не на досках. и не на столпах изобразил Он Свои законы; и не столпы медные поставил Он, и не на них начертал письмена; нет, Он воздвиг для нас двенадцать душ апостольских и на них Духом Святым написал эти письмена. И мы, по всей справедливости, читаем их вам. Если у иудеев это было законно, чтобы никто не мог отговариваться незнанием, то тем больше у нас. Если же кто скажет: я не слушаю, и не буду отвечать перед судом, то за это подвергнется особенно большему наказанию. В самом деле, если бы никто не учил, то еще можно было бы этим отговариваться; но если есть учителя, то – уже нельзя. Посмотри, как Христос отнимает у иудеев это извинение, когда говорит: "если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха" (Ин.15:22). Опять и Павел (говорит): "но спрашиваю: разве они не слышали? Напротив, по всей земле прошел голос их, и до пределов вселенной слова их" (Рим.10:18). Тогда бывает прощение, когда никто не говорит; но когда сидит надзиратель и имеет это своею обязанностью, тогда уже нет прощения. А между тем, Христос не того хотел, чтобы мы только смотрели на эти столпы, но – чтобы и сами были столпами. А так как мы сделали себя недостойными этих письмен, то будем, по крайней мере, смотреть на эти столпы. Как столпы другим угрожают, а сами не подлежат ответственности, равно как и сами законы, – так точно и блаженные апостолы. И смотри: не на одном месте стоит такой столп, но везде распространены эти письмена. Пойдешь ли в Индию, – ты услышишь о них; пойдешь ли в Испанию или до самых крайних пределов земли, – не встретишь никого, кто бы не слыхал о них, разве по собственному своему нерадению. Так не сердитесь же, а будьте внимательны к тому, что здесь говорится, чтобы вы были в состоянии приняться за дела добродетели и получить вечные блага о Христе Иисусе, Господе нашем, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 6

"Мужи Израильские! выслушайте слова сии" (Деян.2:22).

1. Не из лести это сказано (апостолом): но, так как выше он сильно обличил иудеев, то теперь делает им послабление и благовременно напоминает о Давиде. Он опять начинает вступлением, чтобы они не пришли в смятение, так как он намерен был напомнить им об Иисусе. До сих пор они были спокойны, потому что слушали пророка; но имя Иисуса тотчас вооружило бы их. И не сказал: поверьте, но: "выслушайте", – что было не тягостно. И заметь, как он ничего не говорит высокого, а начинает свою речь с крайне уничиженного. "Иисуса", говорит, "Назорея", – сейчас же упоминает об отечестве, которое считалось презренным. И ничего пока еще не говорит о Нем великого, даже и того, что иной сказал бы о пророке. "Иисуса", говорит, "Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога". Заметь, как много значило сказать, что он послан от Бога. Это всегда и везде старались доказать и сам (Христос), и Иоанн, и апостолы. Послушай, например, что говорит Иоанн: "сказал мне: на Кого увидишь Духа сходящего и пребывающего на Нем, Тот есть крестящий Духом Святым" (Ин.1:33). А сам Христос даже и по преимуществу внушает это, говоря: "Я не Сам от Себя пришел, но Он послал Меня" (Ин.8:42). Да и везде в Писании об этом преимущественная забота. Потому-то и этот святой вождь в блаженном лике, приверженец Христов, пламенный ученик, которому вверены были ключи небес, который принял духовное откровение, смирил их страхом, показал, что (апостолы) сподобились великих даров, и сделал их достоверными, а тогда уже беседует и о Иисусе. Ах, как он осмелился среди убийц сказать, что Он воскрес! Впрочем, не тотчас говорит: Он воскрес, а сначала: Он пришел к вам от Бога. Это же видно из того, что Он сделал. И не говорит: Он (сделал), а: Бог через Него, – для того, чтобы скромностью лучше привлечь их, при чем их же самих призывает в свидетели и говорит: "Мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете" (ст. 22). Потом, когда дошел до того их ужасного преступления, – смотри, как старается освободить их от вины. Ведь, не смотря на то, что это было предопределено, все же они были душегубцы. "Сего", говорит он, "по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили" (ст. 23). Говорит почти теми же самыми словами, как и Иосиф, который также говорил своим братьям: не бойтесь; не вы меня продали, но Бог меня послал сюда (Быт.45:5). А так как он сказал, что на это была воля Божия, то, чтобы не сказали: значит, мы хорошо поступили, – он предупреждает эту мысль тем, что присовокупил: "пригвоздив руками беззаконных, убили". Здесь намекает на Иуду и вместе с тем показывает им, что они не в силах были бы это сделать, если бы Бог не попустил и сам не предал Его. Это и значит слово: "преданного". Таким образом, всю вину слагает на голову Иуды предателя, так как он предал Его лобзанием. Или это означают слова: "руками беззаконных", или он говорит здесь о воинах, выражая такую мысль: не просто вы убили Его, а чрез посредство беззаконных людей. Заметь, как повсюду (апостолы) заботятся о том, чтобы, прежде всего, были признаны Его страдания. Что же касается до воскресения, – так как это было дело великое, – (Петр) до времени прикрывает его и уже потом выставляет на вид. Страдания, именно крест и смерть, были всеми признаны, а воскресение еще нет; потому-то он и говорит о нем после, присовокупляя: "но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому что ей невозможно было удержать Его" (ст. 24). Здесь он указал на нечто великое и высокое. Слова: "невозможно" – показывают, что Христос сам и позволил (смерти) удержать Себя, и что сама смерть, держа Его, мучилась как бы болезнями рождения и тяжко страдала. Известно, что болезнью смертною Писание повсюду обыкновенно называет опасность. Вместе с тем здесь выражается мысль, что Он воскрес так, что больше уже не умрет. Или словами: "потому что ей невозможно было удержать Его" – (апостол) показывает, что воскресение Христово было не таково, как воскресение прочих людей. Затем прежде, чем в уме их могла родиться какая-нибудь мысль, он выставил им Давида, отстраняющего всякий помысл человеческий. "Ибо Давид говорит о Нем" (ст. 25). И смотри, какое опять уничиженное свидетельство! Для того он и привел его сначала, сказав то, что более уничиженно, чтобы показать, что смерть (Христова) не была событием горестным. "Видел я пред собою Господа всегда, ибо Он одесную меня, дабы я не поколебался. Ибо Ты не оставишь души моей в аде" (ст. 25, 27). Затем, докончив свидетельство пророческое, присовокупляет: "мужи братия!" (ст. 29). Когда намерен говорить что-нибудь особенно важное, всегда употребляет такое вступление, чтобы тем возбудить их внимание и привлечь в себе. "Да будет позволено", говорит, "с дерзновением сказать вам о праотце Давиде" (ст. 29). Какая великая скромность! Так он всегда снисходит, когда это было безвредно. Потому и не сказал: это сказано о Христе, а не о Давиде; напротив, весьма благоразумно выказывает глубокое уважение к блаженному Давиду, чтобы тем тронуть их; и о том, что всеми признано, говорит так, как будто это было дерзко сказать, стараясь расположить их в свою пользу теми похвалами (Давиду), какие незаметно вводит в свою речь. Потому и не просто говорит: о Давиде, но: "о праотце Давиде". "Что он и умер и погребен". Не говорит пока: и не воскрес; но другим образом сейчас же высказывает и это, говоря: "и гроб его у нас до сего дня" (ст. 29). Теперь он дока-зал то, что желал; но и после этого не перешел еще ко Христу, а снова говорит с похвалою о Давиде: "будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему" (ст. 30).

2. Так говорит он с тою целью, чтобы они, по крайней мере, хоть из уважения к Давиду и к его роду, приняли слово о воскресении, – так как будто бы в противном случае пострадает пророчество и их честь. "И зная", говорит, "что Бог с клятвою обещал ему" (ст. 30). Не сказал просто: обещал, но, что было сильнее: "с клятвою обещал ему от плода чресл его воздвигнуть Христа во плоти и посадить на престоле его" (ст. 30). Смотри, как опять указал на высокую истину. Так как он смягчил их своими словами, то смело предлагает это изречение пророка и беседует о воскресении. "Что не оставлена душа Его в аде, и плоть Его не видела тления" (ст. 31). Это опять удивительно; отсюда видно, что воскресение (Христово) не было похоже на воскресение прочих людей. Смерть держала Его и в то же время не сделала того, что ей свойственно делать. Таким образом о грехе (иудеев) Петр прикровенно сказал, а о наказании ничего не присовокупил; показал, что они умертвили (Христа), и вслед затем переходит к знамению Божию. Но, когда доказано, что умерщвленный был праведник и друг Божий, то, хотя бы ты и умолчал о наказании, грешник сам себя осудит еще больше, чем ты. Итак, (Петр) все приписывает Отцу, для того, чтобы они приняли его слова. Затем приводит из пророчества выражение: "невозможно". Поэтому, посмотрим снова на то, что сказано выше, "Иисуса", говорит (Петр), "Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога", т.е., Человека, о Котором не может быть никакого сомнения, но за Которого говорят дела. Так и Никодим говорил: "таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить" (Ин.3:2). "Силами", говорит, "и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас" (Деян.2:22); значит, не тайно, если – "среди вас". Сначала говорит о том, что им известно, и потом уже переходит к неизвестному. Затем словами: "которые Бог сотворил" – показывает, что не они могли (это сделать), но что это было делом премудрости и смотрения Божия, так как было от Бога. И что было для них неприятно, то он прошел скоро. Апостолы везде старались показать, что (Христос) умер. Хотя бы вы, говорит (Петр), стали отрицать, – они засвидетельствуют. А Кто привел в затруднение саму смерть, Тот, конечно, гораздо больше бед мог причинить тем, которые Его распяли. Однако, Петр не говорит ничего такого, например: Он мог вас умертвить, а просто только дает им понять это. Между тем, из этих слов узнаем и мы, что значит то, что смерть держала Его. Кто мучится тем, что держит что-нибудь, тот уже не держит и не действует, а страдает и старается скорее бросить (что держит). Прекрасно также сказал (Петр): "Давид говорит о Нем", – чтобы ты не отнес этих слов к самому пророку. Видишь ли, как он, наконец, объясняет и разоблачает пророчество, показывая, каким образом Христос воссел на престоле Своем? Ведь царство духовное – на небесах. Заметь, как вместе с воскресением он указал и на царство, сказав, что (Христос) воскрес. (Далее) показывает, что пророк был поставлен в необходимость (говорить так), потому что это было пророчество о Христе. Почему же он не сказал: о царстве Его, но: "воскресил" (ст. 31)? Это было слишком высоко (для них). Но как Он воссел на престоле? Будучи царем над иудеями. А если – над иудеями, то тем больше над теми, которые Его распяли. "И плоть Его", говорит, "не видела тления" (ст. 31). Это, по-видимому, меньше воскресения, но на самом деле это – одно и то же. "Сего Иисуса Бог воскресил". Смотри, как (всегда) не иначе называет Его. "Чему все мы свидетели. Итак Он, быв вознесен десницею Божиею" (ст. 32, 33). Опять обращается к Отцу, хотя довольно было и того, что сказал уже прежде; но он знал, насколько это важно. Здесь он намекнул и на вознесение, и на то, что Христос пребывает на небесах; но ясно и этого не высказывает. "И приняв от Отца обетование Святаго Духа" (ст. 33). Смотри: вначале сказал, что не Христос послал Его (Святого Духа), но Отец; а когда напомнил им об Его чудесах и о том, как поступили с Ним иудеи, когда сказал о воскресении, то уже смело начинает говорить и об этом и опять их самих приводит в свидетели, ссылаясь на то и другое их чувство (т.е., на зрение и слух – ст. 33). И о воскресении упоминает часто, а об их преступлении только однажды, чтобы не быть для них тягостным. "И приняв", говорит, "от Отца обетование Святаго Духа". Это опять – (истина) великая; и я думаю, что он говорит теперь о том обетовании, которое было до страдания. Смотри, как, наконец, все это он усвояет Христу, делая это очень незаметно. В самом деле, если Он излил (Святого Духа), то, очевидно, о Нем сказал пророк выше: "в последние дни, говорит Бог, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши" (ст. 17 и след.). Смотри, какие (истины) он незаметно влагает в свои слова! Но так как это было дело великое, то он опять прикрывает его, сказав, что Христос принял от Отца. Он сказал об оказанных Им благодеяниях и о чудесах; сказал, что Он – Царь и что Он пришел к ним; сказал, что Он дает Святого Духа. Но ведь что бы кто ни сказал, – все будет напрасно, если он не будет иметь в виду пользы. Подобно Петру поступает и Иоанн, когда говорит: "Он будет крестить вас Духом Святым" (Мф.3:11). Вместе с тем (Петр) показывает, что крест не только не умалил Христа, а напротив, еще более прославил Его, так как, что издревле Бог обещал Ему, то теперь даровал. Или иначе: Петр говорит здесь о том обетовании, которое Он нам дал. Таким образом, Он наперед уже знал о будущем обетовании и после креста даровал нам еще большее. "Излил". Здесь (апостол) показывает Его достоинство, равно как и то, что Он не просто (даровал Духа), но – в изобилии. Отсюда, чтобы сделать и это (достоинство) очевидным, – присовокупляет дальнейшие слова. Сказав о даровании Святого Духа, он теперь уже смело беседует и о вознесении (Христовом) на небеса, и не просто, но опять приводит свидетеля и напоминает о том самом лице, на которое и Христос указывал. "Ибо Давид не восшел", говорит, "на небеса" (ст. 34).

3. Здесь (апостол) говорит уже без стеснения, одушевляясь тем, что сказал выше; уже не говорит: "да будет позволено" (ст. 29) или что-нибудь подобное; но говорить ясно: "сказал Господь Господу моему: седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих" (ст. 34, 35). А если Он – Господь Давида, то тем более – их. "Седи одесную Меня". Этим высказал все. "Доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих". Этими словами возбудил в них великий страх, подобно тому, как и в на- чале показал, как Бог поступает со Своими друзьями, и как – с врагами. А чтобы они лучше ему поверили, он опять власть приписывает Отцу. И так как он сказал истину высокую, то теперь опять низводит слово свое к уничиженному. "Итак твердо знай", говорит, "весь дом Израилев" (ст. 36), т.е., не сомневайтесь и не возражайте. А затем говорит уже со властью: "что Бог соделал Господом и Христом Сего Иисуса" (ст. 36). Это он припомнил из псалма Давидова (Пс.2:2). Ему следовало бы сказать: "итак твердо знай, весь дом Израилев", что Он седит одесную; но так как то было слишком высоко, то он, оставив это, приводить другое, что гораздо уничиженнее, – говорит: "соделал", т.е., поставил. Следовательно, он здесь ничего не говорит о существе, но все об этом предмете (т.е., о воплощении). "Сего Иисуса, Которого вы распяли" (ст. 36). Прекрасно этим заключил свое слово, чтобы чрез то потрясти их ум. Сначала показал, как велико это преступление, и потом уже открыто сказал о нем, чтобы лучше представить его важность и преклонить их страхом. Ведь люди не столько привлекаются благодеяниями, сколько вразумляются страхом. Но дивные и великие мужи и друзья Божии ни в чем этом не нуждаются. Таков, например, был Павел: он не говорил ни о царстве, ни о геенне.

Вот это значит любить Христа; это значит не быть наемником, не смотреть (на благочестивую жизнь), как на промысел и на торговлю, а быть истинно добродетельным и делать все из одной любви к Богу. Каких же достойны мы слез, когда на нас лежит такой великий долг, а мы не стараемся, как бы купцы, приобресть царство небесное? Так много нам обещано, а мы и при всем том не слушаем? С чем сравнить такую неприязнь? Люди, одержимые безумною страстью к деньгам, кого бы ни встретили, врагов ли, или рабов, или самых злых своих противников, самых негодных людей, – если только надеются получить чрез них деньги, – решаются на все, и льстят, и услуживают, и становятся рабами, и считают их самыми почтенными людьми, лишь бы что-нибудь получить от них: надежда получить деньги производит то, что они ни о чем таком не думают. А царство не имеет того значения у нас, какое имеют деньги; или лучше, – не имеет и ничтожной доли того значения. Между тем, и обещано оно не каким-нибудь обыкновенным лицом, а Тем, Кто несравненно выше и самого царства. Если же и обещано царство, и дает его сам Бог, то, очевидно, уже много значит и получить его от такого Лица. А теперь, между тем, происходит то же, как если бы царя, который, после бесчисленного множества других благодеяний, хочет сделать (нас) своими наследниками и сонаследниками собственного своего сына, мы стали презирать; а начальнику разбойников, который был причиною весьма многих бед и для нас, и для наших родителей, который сам исполнен бесчисленного зла и посрамил и нашу славу, и наше спасение, – стали кланяться, если он покажет нам хотя один овол. Бог обещает нам царство, и мы пренебрегаем Его; диавол готовит нам геенну, и мы чтим его! То – Бог, а это – диавол! Но посмотрим на самую разность их заповедей. Ведь, если бы даже ничего этого не было, – если бы, то есть, то не был Бог, а это – диавол. если бы первый не уготовлял нам царства, а последний – геенны, – самого свойства их заповедей не довольно ли было бы для того, чтобы побудить нас быть в союзе с первым? Что же заповедует тот и другой? Один – то, что покрывает нас стыдом, а другой – то, что делает нас славными; один – то, что подвергает бесчисленным бедствиям и бесславию, другой – то, что доставляет великую отраду. В самом деле, посмотри: один говорит: "научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим" (Мф.11:29); а другой говорит: будь жесток и суров, гневлив и раздражителен, будь лучше зверем, чем человеком. Посмотрим же, что полезнее, что благотворнее. Но не это только (имей в виду), а помысли о том, что один из них диавол. Тогда в особенности обнаружится то (что полезнее), да и торжество будет больше. Ведь не тот заботлив, кто дает повеления легкие, а кто заповедует полезное. И отцы дают приказания тягостные, равно как и господа своим слугам; но потому-то именно одни из них – отцы, а другие – господа; а поработители и губители заповедуют все противное.

Впрочем, что (заповеди Божии) доставляют и удовольствие, это ясно из следующего. Каково, по твоему мнению, состояние человека раздражительного, и человека незлобивого и кроткого? Не правда ли, что душа последнего похожа на некоторое уединенное место, где царствует великая тишина, а душа первого – на шумную площадь, где страшный крик, где погонщики верблюдов, лошаков, ослов кричат изо всей силы на проходящих, чтобы их не задавить? Или еще, не походит ли душа последнего на средину городов, где сильный шум то с той стороны от серебренников, то с другой – от медников, и где одни обижают, а другие терпят обиду? А душа первого похожа на некоторую вершину горы, где веет легкий ветер и куда падает чистый луч (солнца), откуда льются прозрачные струи потоков и где встречаешь множество прелестных цветов, как на весенних лугах и в садах, красующихся растениями, цветами и струящимися ручейками. Если здесь и бывает какой звук, то это – звук приятный, доставляющий большое удовольствие тому, кто его слышит. Здесь или певчие птицы сидят вверху на ветвях дерев, и кузнечики, соловьи и ласточки стройно воспевают какой-то один концерт; или тихий ветер, слегка касаясь ветвей дерев, часто производит звуки, похожие на звук флейты или на крик лебедя; или луг, покрытый розами и лилиями, которым склоняются друг к другу и отливают синевою, представляет как бы синее море в минуту легкого волнения. Одним словом, здесь всякому можно найти много подобий: когда посмотришь на розы, – подумаешь, что видишь радугу; а посмотришь на фиалки, – подумаешь, что видишь волнующееся море; посмотришь же на лилии, – подумаешь, что видишь небо. И не зрением только наслаждаешься здесь при виде такого зрелища, но и самим телом. Здесь человек по преимуществу находит для себя отраду и отдых, так что скорее считает себя на небе, чем на земле.

4. Есть здесь и другой звук, – когда вода непринужденно катится с вершины по расселинам и, слегка ударяясь о встречающиеся камешки, тихо журчит и такую разливает сладость по нашим членам, что скоро и сон, от которого невольно опускаются члены, нисходит на глаза наши. Вы с удовольствием слушали мой рассказ и, может быть, даже пленились пустынною местностью? А ведь душа великодушного человека еще несравненно приятнее, чем эта пустынная местность. И я не с тем коснулся этого подобия, чтобы описать вам луг, или чтобы похвалить это красноречием, но, чтобы вы, увидев из описания, как велико наслаждение людей великодушных, – увидев, что и обращение с человеком великодушным доставляет несравненно больше и удовольствия, и пользы, чем жизнь в подобных местностях, старались подражать таким людям. В самом деле, если от такой души не выходит и дыхание бурное, но одни кроткие и приветливые слова, истинно подобные тихому веянию легкого ветра, одни убеждения, в которых нет ничего грубого, а напротив слышится нечто похожее на пение птиц, то неправда ли, что это лучше? Веяние слова ведь уж не на тело падает, а оживляет души. Не так скоро врач, какое бы он ни прилагал старание, освободит больного от горячки, как человек великодушный дуновением слов своих охлаждает человека и раздражительного, и пламенеющего гневом. Но что я говорю о враче? И раскаленное железо, опущенное в воду, так скоро не потеряет своей теплоты, как человек вспыльчивый, если встретится с душою терпеливою. Но как певчие птицы на рынке не имеют почти никакой цены, так точно и наши убеждения считаются пустыми словами у людей раздражительных. Итак, кротость приятнее, чем гнев и ярость. Но не это только (нужно иметь в виду), но и то, что одно заповедано диаволом, а другое – Богом. Видите, – я не напрасно сказал, что, если бы то не был диавол и Бог, сами заповеди были бы уже достаточны для того, чтобы отвлечь нас (от диавола).

Человек кроткий и сам себе приятен, и остальным полезен: а гневливый – и сам себе неприятен, и прочим вреден. Действительно, ничего нет хуже человека гневливого, ничего нет тягостнее, ничего несноснее, ничего постыднее; равно как и наоборот, – нет ничего приятнее человека, который не умеет гневаться. Лучше жить со зверем, чем с таким человеком: зверя только раз укротишь, и уж он навсегда остается таким, каким его приучили быть; а этого, сколько ни укрощай, он опять ожесточается, потому что только на один раз смирится. Как отличен ясный и светлый день от времени ненастного и крайне печального, так и душа человека гневающегося от души человека кроткого. Но мы теперь еще не будем рассматривать тот вред, который происходит (от людей раздражительных) для остальных, а посмотрим на вред, какой они причиняют самим себе. Конечно, и то уже не маловажный вред, если мы сделаем какое-либо зло другому; но на это мы пока не будем обращать внимания. Какой палач может истерзать до такой степени бока? Какие раскаленные рожны могут так исколоть тело? Какое сумасшествие может настолько лишить нас здравого смысла, сколько (лишают) гнев и бешенство? Я знаю многих, которые сделались больными от гнева; и жестокие горячки всего более бывают от гнева. А если (эти страсти) так вредны для тела, то подумай, (как вредны) для души. Не бери в соображение того, что ты этого не видишь; но подумай, что если и то, что воспринимает зло, терпит такой вред, – какой же вред получит то, что его рождает? Многие (от гнева) потеряли глаза, многие впали в самую тяжкую болезнь. Между тем, человек великодушный легко перенесет все. Но, не смотря на то, что (диавол) дает нам такие тягостные повеления и в награду за то предлагает геенну, не смотря на то, что он – диавол и враг нашего спасения, все же мы больше слушаем его, чем Христа, хотя Христос – наш Спаситель и благодетель, и предлагает нам такие заповеди, которые и приятнее, и полезнее, и благотворнее, которые приносят величайшую пользу и нам, и тем, кто с нами живет. Нет ничего хуже гнева, возлюбленный; нет ничего хуже неуместной раздражительности. Гнев не терпит дальнего отлагательства; это – бурная страсть. Часто случается, что в гневе иной скажет такое слово, для вознаграждения которого нужна целая жизнь; или совершит такое дело, которое ниспровергнет всю его жизнь. Ведь то-то и ужасно, что в короткое время, чрез один поступок, чрез одно даже слово, (эта страсть) часто лишает нас вечных благ и делает напрасными бесчисленные труды. Поэтому умоляю вас, употребите все меры к тому, чтобы обуздывать этого зверя. Это я сказал о кротости и гневе. Но, если кто станет рассуждать и об остальных (качествах), напр., о любостяжании и презрении богатства, о распутстве и целомудрии, о зависти и добродушии, и сравнит их одно с другим, – тот узнает, что и здесь есть различие. Видели вы, как ясно из одних только заповедей открывается, что один – Бог, а другой – диавол? Будем же повиноваться Богу и не станем ввергать себя в бездну, но, пока есть еще время, постараемся омыть все, что оскверняет душу, чтобы сподобиться вечных благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 7

"Услышав это, они умилились сердцем и сказали Петру и прочим Апостолам: что нам делать, мужи братия?" (Деян.2:37).

1. Видишь ли, какое великое благо – кротость? Она больше жестокости уязвляет сердца наши и причиняет рану более чувствительную. Как тот, кто наносит удар телам затверделым, производит ощущение не столь сильное, а кто наперед смягчит их и сделает нежными, тот поражает сильнее, так точно и здесь – прежде надобно смягчить, и тогда уже поразить. Смягчает же не гнев, и не сильное обвинение, и не порицания, но кротость: гнев еще увеличивает ожесточение, а кротость уничтожает. Итак, если хочешь тронуть кого-либо обидевшего тебя, обращайся к нему с большою кротостью. Вот смотри, и здесь что делает кротость. Петр кротко напомнил иудеям об их преступлениях и ни чего более не прибавил; сказал о даре Божием, указал на благодать, как на свидетельство о минувших событиях, и еще далее простер слово, иудеи устыдились кротости Петра, потому что он с людьми, распявшими его Владыку и замышлявшими убийство против самих (апостолов), беседовал, как отец и заботливый учитель. Они не просто убедились, но и осудили самих себя, – пришли в сознание того, что сделали. Это потому, что он не дал им увлечься гневом и не допустил их разума до омрачения, но своим смиренномудрием рассеял, как некоторый мрак, их негодование, и тогда уже выставил на вид их преступление. Ведь так обыкновенно бывает: когда мы скажем, что нас обидели, обидевшие стараются доказать, что они не обижали; а когда скажем, что нас не обидели, но скорее мы сами обидели, – те поступают напротив. Поэтому, если хочешь привесть обидевшего в затруднение, – не обвиняй его, но вступись за него, и он сам будет обвинять себя: род человеческий любит спорить. Так сделал Петр. Он не осудил (иудеев) со всею силою, а напротив, постарался еще с возможною кротостью почти защитить их и потому тронул их душу. Откуда же видно, что они умилились? Из их слов. Что именно говорят они? "Что нам делать, мужи братия?" Тех, которых называли обманщиками, теперь называют братьями, не столько для того, чтобы сравнить себя с ними, сколько для того, чтобы расположить их к любви и попечению. А с другой стороны, так как апостолы удостоили их этого названия, то они и говорят: "что нам делать"? Не сказали тотчас: итак, покаемся; но предали себя на их волю. Как человек, застигнутый кораблекрушением или болезнью, увидя кормчего или врача, все предоставляет ему и во всем слушается его, – так и они признались, что находятся в крайнем положении и не имеют даже надежды на спасение. И смотри: не сказали они: как мы спасемся, но: "что нам делать"? Что же Петр? Здесь опять, хотя спрошены были все (апостолы), отвечает Петр. "Покайтесь", говорит он, "и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа" (ст. 38). И еще не говорит: уверуйте, но: "да крестится каждый из вас", – потому что веру они получали в крещении. Потом показывает и пользу (крещения): "для прощения грехов; и получите дар Святаго Духа" (ст. 38). Если вы получите дар, если крещением дается "прощение" (грехов), то зачем медлите? Потом, чтобы сделать свое слово убедительным, присовокупил: "ибо вам принадлежит обетование" (ст. 39). И здесь разумеет то же обетование, о котором говорил и выше. "И детям вашим". Значит, более велик дар, когда у них есть и наследники благ. "И всем дальним": если дальним, то тем более вам – близким. "Кого ни призовет Господь Бог наш" (ст. 39). Смотри, когда говорит: "дальним"? Тогда, когда они были уже расположены к нему и осудили себя; ведь душа, когда осудит себя, уже не может завидовать. "И другими многими словами он свидетельствовал и увещевал, говоря" (ст. 40). Смотри, как везде (писатель) говорит кратко, как далек честолюбия и хвастовства. "Свидетельствовал", говорит, "и увещевал, говоря". Вот совершенное учение, внушающее и страх и любовь! "Спасайтесь", говорит (Петр), "от рода сего развращенного" (ст. 40). Ничего не говорит о будущем, но – о настоящем, чем люди всего более и руководятся; и показывает, что проповедь освобождает и от настоящих, и от будущих зол. "Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч" (ст. 41). Как думаешь, во сколько раз больше знамения это одушевило апостолов? "И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении" (ст. 42). Две добродетели: и то, что терпели, и то, что – единодушно. "В учении", говорит, "Апостолов", для того, чтобы показать, что и после апостолы учили их долгое время. "В общении и преломлении хлеба и в молитвах". Все, говорит, делали вместе, все – с терпением. "Был же страх на всякой душе; и много чудес и знамений совершилось через Апостолов в Иерусалиме" (ст. 43). Это и естественно. Они уже не презирали их, как каких-нибудь простых людей, и внимали уже не тому, что видели, но ум их очистился. А как выше Петр говорил весьма многое, излагал обетования и показывал будущее, то они справедливо поражены были страхом; свидетельством же тому, что говорил он, служили чудеса. Как у Христа – прежде знамения, потом учение, затем чудеса, так и теперь. "Все же верующие были вместе и имели всё общее" (ст. 44). Смотри, какой тотчас успех: не в молитвах только общение и не в учении, но и в жизни. "И продавали имения и всякую собственность, и разделяли всем, смотря по нужде каждого" (ст. 45). Смотри, какой страх появился у них. "И разделяли всем". Это сказал, чтобы показать, как они распоряжались имуществом. "Смотря по нужде каждого". Не просто (раздавали), как у язычников философы, из которых одни оставили землю, а другие много золота бросили в море: это было не презрением к деньгам, но глупостью и безумием. Диавол всегда и везде старался оклеветать создания Божии, как будто нельзя хорошо пользоваться имуществом. "И каждый день единодушно пребывали в храме" (ст. 46). Здесь указывает на то, каким образом они принимали учение.

2. Заметь, как иудеи ничего другого не делали, ни малого, ни великого, а только пребывали в храме. Так как они сделались ревностнее, то и к месту имели больше благоговения; и апостолы пока еще не отвлекли их, чтобы не причинить им вреда. "И, преломляя по домам хлеб, принимали пищу в веселии и простоте сердца, хваля Бога и находясь в любви у всего народа" (ст. 46, 47). Когда говорит: "хлеб", то, мне кажется, указывает здесь и на пост, и па строгую жизнь, – так как они принимали пищу, а не предавались роскоши. Отсюда пойми, возлюбленный, что не роскошь, но пища приносит наслаждение и что роскошествующие (живут) в печали, а не роскошествующие – в радости. Видишь ли, что слова Петра приводили и к этому – к воздержанию в жизни? Так-то не может быть радости, если нет простоты. Почему же, скажешь, они имели "любовь у всего народа"? По своим делам, по своей милостыне. Так не смотри же на то, что архиереи восстали на них по зависти и ненависти, но – на то, что они имели "любовь у всего народа. Господь же ежедневно прилагал спасаемых к Церкви" (ст. 47). "Все же верующие были вместе". Так везде прекрасно – единомыслие. "И другими многими словами он свидетельствовал". Это сказал (апостол), показывая, что не достаточно было сказанного; или еще: прежние слова были сказаны для того, чтобы привести к вере, а эти показывали, что должен делать верующий. И не сказал: о кресте, но: "и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа". Не напоминает им постоянно о кресте, чтобы не показалось, будто он поносит их; но просто говорит: "покайтесь, и да крестится каждый

из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов". В здешних судах закон относится иначе; но в (деле) проповеди грешник спасется тогда, когда сознается во грехах. Смотри, как Петр не пропустил того, что более важно; но, сказав сначала о благодати, присовокупил потом и это: "и получите дар Святаго Духа". И слово его было достоверно потому, что сами (апостолы) получили (Духа). Сначала говорит о том, что легко и что подает великий дар, и потом уже ведет к жизни, зная, что для них поводом к ревности будет то, что они уже вкусили столько благ. А так как слушатель желал узнать, что составляло сущность его очень многих слов, – он присоединяет и это, показывая, что это – дар Святого Духа. Таким образом те, которые приняли слово его, одобрили сказанное им, хотя слова его и были исполнены страха, и после одобрения приступают к крещению. Но посмотрим, что сказано выше. "И они постоянно пребывали в учении". Из этого видно, что не один день, и не два, и не три, но в течете многих дней они учились, так как перешли к другому образу жизни. "Был же страх на всякой душе". Если "на всякой", то – и на неуверовавших. Вероятно, они чувствовали страх, видя столь внезапное обращение, а может быть, (это происходило) и от знамений. Не сказал (Лука): вместе, но – "единодушно", потому что можно кому-либо быть и вместе, но не единодушно, разделяясь в мыслях. "В молитвах". И здесь не излагает учения, заботясь о краткости слова, хотя отсюда можно видеть, что (апостолы) питали их, как детей, духовною пищею, и вот они вдруг сделались ангелами. "И разделяли всем, смотря по нужде каждого". Они видели, что духовные блага общи и что никто не имеет больше другого, – и потому скоро пришли к мысли разделить между всеми и свое имущество. "Все же верующие были вместе". А что не по месту они были "вместе", видно из следующих затем слов: "и имели всё общее". "Все же", говорит; а не так, что один имел, а другой нет. Это было ангельское общество, потому что они ничего не называли своим. Отсюда исторгнут был корень зол, и своими делами они показали, что слышали (слово проповеди). Говорил же (апостол) вот что: "спасайтесь от рода сего развращенного. Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч" (ст. 40-41). Так как их было теперь три тысячи, то (апостолы) уже извели их вон, и они с дерзновением уже великим ежедневно приходили в храм и пребывали в нем. Так точно, не много после, поступают и Петр с Иоанном, потому что они еще не отвергали ничего иудейского; да и самое почтение к месту переходило к Владыке храма. Видел ли ты успех благочестия? Отказывались от имущества и радовались, и велика была радость, потому что приобретенные блага были больше. Никто не поносил, никто не завидовал, никто не враждовал; не было гордости, не было презрения; все, как дети, принимали наставления, все были настроены, как новорожденные. Но зачем я говорю в темном образе? Помните, как все были скромны, когда Бог поколебал наш город? В таком же точно состоянии находились тогда они: не было коварных, не было лукавых. Вот что значит страх, вот что значить скорбь! Не было холодного слова: мое и твое; поэтому была радость при трапезе. Никто не думал, что есть свое; никто (не думал), что ест чужое, хотя это и кажется загадкою. Не считали чужим того, что принадлежало братьям, – так как то было Господне; не считали и своим, но – принадлежащим братьям. Ни бедный не стыдился, ни богатый не гордился: вот что значит – радоваться! И тот считал себя облагодетельствованным и чувствовал, что он больше пользуется благодеяниями, и эти находили в том свою славу; и все были сильно привязаны друг к другу. Ведь случается, что при раздаянии имущества бывает и обида, и гордость, и скорбь; поэтому апостол и говорил: "не с огорчением и не с принуждением" (2Кор.9:7). Смотри, как многое (Лука) прославляет в них: искреннюю веру, правую жизнь, постоянство в слушании, в молитвах, в простоте, в радости.

3. Две (вещи) могли повергнуть их в печаль: пост и раздаяние имущества. Но они радовались и тому, и другому. Кто же людей с такими чувствами не полюбил бы, как общих отцов? Никакого зла не замышляли они друг против друга и все предоставляли благодати Божией. Не было страха между ними, не смотря на то, что они находились среди опасностей. Но всю их добродетель, гораздо высшую и презрения к имуществу, и поста, и постоянства в молитвах, (апостол) выразил (словом): "в простоте". Таким-то образом они неукоризненно хвалили Бога; или лучше: в этом-то и состоит хвала Богу. Но смотри, как они тотчас же получают здесь и награду: то, что они "находясь в любви у всего народа", показывает, что они были любимы и были достойны любви. Да и кто не изумился бы, кто не подивился бы человеку, простому нравом? Или кто не привязался бы к тому, в ком нет ничего коварного? Кому другому, как не этим, принадлежит спасение? Кому, как не им – великие блага? Не пастыри ли первые услышали евангелие? Не Иосиф ли, этот простой человек – чтобы подозрение в прелюбодеянии не устрашило его и не побудило сделать какое-либо зло? Не простых ли поселян избрал (Господь в апостолы)? Сказано ведь: "благословенна всякая простая[1] душа" (Притч.11:25). И опять: "кто ходит просто[2], тот ходит уверенно" (10:9). Так, скажешь, но надобно и благоразумие. Да что же иное и простота как не благоразумие? Ведь когда не подозреваешь ничего злого, тогда не можешь и замышлять зла. Когда ничем не огорчаешься, тогда не можешь быть и злопамятным. Обидел ли кто тебя? Ты не опечалился. Оклеветал ли? Ты ничего не потерпел. Позавидовал ли тебе? И от этого ты нисколько не пострадал. Простота есть некоторый путь к любомудрию. Никто так не прекрасен душою, как человек простой. Как по отношению к телу человек печальный, унылый и угрюмый, хотя бы он был и красив собою, теряет много красоты, а беззаботный и кротко улыбающийся увеличивает красоту, так точно и по отношению к душе. Угрюмый, хотя бы имел тысячи добрых дел, отнимает у них всю красоту; а открытый и простой – напротив. Такого человека можно безопасно сделать и другом, а если он станет врагом, с ним (не опасно) примириться. Не нужны для такого (человека) ни стражи и караулы, ни узы и оковы; он и сам будет пользоваться великим спокойствием, и все живущие с ним. Что же, скажешь, если такой человек попадет в общество дурных людей? Бог, повелевший нам быть простыми, прострет ему руку. Что проще Давида? Что лукавее Саула? А между тем, кто остался победителем? Что (сказать) об Иосифе? Не в простоте ли сердца пришел он к госпоже своей, а та не имела ли злого намерения? И, однако, скажи мне, потерпел ли он какой-либо вред? Что проще Авеля? Что коварнее Каина? И тот же, опять, Иосиф не просто ли обращался с своими братьями? Не потому ли он прославился, что все говорил с доверчивостью, между тем как братья принимали с злым умыслом? Он раз сказал о сновидениях, сказал и в другой раз, и не остерегался. И он же опять пошел к ним отнести пищу, и нисколько не остерегался, полагаясь во всем на Бога. Но чем больше они поступали с ним, как с врагом, тем больше он обходился с ними, как с братьями. Бог мог и не допустить, чтобы он впал (в руки братьев), но допустил для того, чтобы показать чудо и то, что, хотя они и поступят с ним, как враги, он будет выше их. Таким образом, если (простой человек) и получает рану, то получает не от себя, а от другого.

Лукавый же наносит удар прежде всего себе и больше никому. Таким образом он враг самому себе. Душа такого человека всегда полна печали, в то время, как мысли его всегда угрюмы. Если он должен выслушать или сказать что-нибудь, то все делает с нареканиями, все обвиняет. Дружба и согласие очень далеки от таких людей; у них ссоры, вражда и неприятности; такие люди и себя подозревают. Им даже и сон неприятен, равно как и ничто другое. Если же они имеют жену, – о! тогда они становятся всем врагами и неприятелями: бесконечная ревность, постоянный страх! Лукавый (πονηρός) потому так и называется, что он находится в труде (παρὰ τὸ πονει̃ν). Так и Писание всегда называет лукавство трудом, когда, например, говорит: "на языке его мучение и злоба" (Пс.9: 28); и еще в другом месте: "и то большая часть их - труд и болезнь" (Пс.89:10). Если же кто удивляется, почему вначале (христиане) были такими, а теперь уже не таковы, – тот пусть узнает, что причиною тому была скорбь, учительница любомудрия, мать благочестия. Когда было раздаяние имущества, тогда не было и лукавства. Так, скажешь; но об этом именно я и спрашиваю: отчего теперь такое лукавство? Отчего эти три и пять тысяч вдруг решились избрать добродетель и таким образом все сделались любомудрыми, а теперь едва находится один? Отчего тогда так были они согласны? Что сделало их ревностными и возбужденными? Что неожиданно воспламенило их? Это – потому, что они приступили с великим благоговением; потому, что (тогда) не было почестей, как теперь; потому, что они переселились мыслью в будущее, и не ожидали ничего настоящего. Душе воспламененной свойственно жить в скорбях: это считали они христианством, – они, но не мы; а мы теперь ищем здесь покойной жизни. Поэтому нам и не достигнуть, хотя бы и следовало, тех (добродетелей). "Что нам делать?" – спрашивали они, считая себя в отчаянном положении. Вы же, напротив: что сделаем? – говорите, – хвастаясь пред присутствующими и много думая о себе. Они делали то, что следовало делать, а мы поступаем напротив. Они обвинили себя, отчаялись в своем спасении; поэтому и сделались такими. Они оценили, какой великий дар получили.

4. Как же вам быть такими, когда вы все делаете не так, как они, а напротив? Они, как скоро услышали, тотчас крестились. Не сказали этих холодных слов, которые мы теперь говорим, и не думали об отсрочке, хотя выслушали еще не все оправдания, а только это: "спасайтесь от рода сего". Они не стали из-за этого медлить, но приняли эти слова, и что приняли, доказали делами и показали, каковы они были. Они, лишь только вступили в борьбу, тотчас сняли с себя одежды; а мы, вступая, хотим бороться в одеждах. Поэтому противник наш не имеет нужды в трудах, и мы, запутавшись в своих (одеждах), часто падаем. Мы делаем так же, как если бы кто, увидев настоящего борца, запыленного, черного, обнаженного, покрытого грязью и от пыли, и от солнца, и облитого маслом, потом и грязью, вышел сразиться с ним, а сам, между тем, издавал бы запах благовонных мазей, надел бы на себя шелковые одежды и золотую обувь, платье, ниспадающее до пят, и золотые украшения на голову. Такой человек не только будет препятствовать себе, но и, обращая всю свою заботу на то, чтобы не замарать и не разорвать одежд, тотчас падет от первого натиска и, чего боялся, то сейчас потерпит, будучи поражен в главные части тела. Наступило время борьбы, – а ты одеваешься в шелковые одежды? Время упражнения, время состязания, – а ты украшаешь себя, как на торжестве? Как же остаться тебе победителем? Не смотри на внешнее, но на внутреннее: ведь заботами о внешнем, как тяжкими узами, душа отовсюду связывается, так что мы не можем ни поднять руки, ни устремиться на врага, я делаемся слабыми и изнеженными. Хорошо было бы, если бы мы, и освободившись от всего (этого), могли победить ту нечистую силу. Поэтому и Христос, – так как не довольно отвергнуть только имущество, – смотри, что говорит: "пойди, всё, что имеешь, продай и раздай нищим: и приходи, последуй за Мною" (Мк.10:21). Если же и тогда, когда оставим имущество, мы еще не безопасны, но имеем нужду в некотором другом упражнении и в неусыпных трудах, – то тем более, владея (имуществом), не сделаем ничего великого, но будем осмеяны и зрителями, и самим духом злобы. Ведь если бы даже не было диавола, если бы и никто не ратовал против нас, – и в таком случае бесчисленные пути отовсюду ведут сребролюбца в геенну. Где же теперь говорящие: зачем сотворен диавол? Вот здесь диавол ничего не делает, но все (делаем) мы. И пусть бы говорили это живущие в горах, – те, которые, по целомудрию, по презрению к богатству и по пренебрежению остальных благ, тысячи раз решились бы оставить отца, и дом, и поля, и жену, и детей. Но они-то всего более и не говорят этого, а говорят те, которым никогда бы не следовало говорить. Там, поистине, борьба с диаволом: а сюда не следует и вводить его. Но это сребролюбие, скажешь, внушает диавол. Убегай же от него и не принимай его, человек! Ведь если ты увидишь, что кто-нибудь из-за какой-либо ограды выбрасывает нечистоту и что (другой), видя, как его обливают, стоит и все принимает на свою голову, – ты не только не пожалеешь о нем, но еще будешь негодовать на него и скажешь, что он справедливо страдает. Да и всякий скажет ему: не будь безумен, и не столько будет обвинять того, кто бросает, сколько того, кто принимает. Между тем, ты знаешь, что сребролюбие – от диавола; знаешь, что оно – причина бесчисленных зол; видишь, что диавол бросает, как грязь, нечистые и постыдные помыслы, – и, с обнаженною головою принимая нечистоту его, ты не думаешь о том, между тем как следовало бы, посторонившись несколько, освободиться от всего этого. Как тот, если бы посторонился, избавился бы от грязи, так и ты не принимай подобных помыслов, и избегай греха, отвергни пожелание. Да как же, скажешь, мне отвергнуть? Если бы ты был язычником и ценил бы только настоящее, – может быть, это было бы весьма трудно, хотя и язычники делали это. Но ты – человек, ожидающей неба и того, что на небесах, – и говоришь: как отвергнуть? Если бы я говорил противное, тогда бы следовало затрудняться. Если бы я говорил: пожелай денег, ты мог бы сказать: как мне пожелать денег, когда я вижу такие (блага)? Скажи мне: если бы в то время, когда лежат пред тобой золото и драгоценные камни, я говорил тебе: пожелай олова, – разве не было бы затруднения? Ты, конечно, сказал бы: как могу я (желать этого)? А если бы я говорил: не пожелай, – это было бы легче. Не удивляюсь тем, которые пренебрегают (деньгами), но (удивляюсь) тем, которые не пренебрегают. Это – признак души, исполненной крайней лености, – души, ничем не отличающейся от мух и комаров, привязанной к земле, валяющейся в грязи, не представляющей себе ничего великого. Что ты говоришь? Хочешь наследовать жизнь вечную, и говоришь: как буду презирать для нее настоящую? Ужели можно это сравнивать? Хочешь получить одежду царскую, и говоришь: как презреть рубище? Ожидаешь, что тебя введут в дом царя, и говоришь: как презреть настоящую бедную хижину? Подлинно, мы виновны во всем, потому что не хотим сколько-нибудь возбудить себя. Все же, которые хотели, поступали, как должно, и делали это с большою ревностью и легкостью. Дай Бог, чтоб и вы, послушавшись нашего увещания, исправились и стали ревностными подражателями поживших добродетельно, – по благодати и человеколюбию единородного Его Сына, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

[1] У проф. Юнгреова – "верная".

[2] У проф. Юнгерова – "прямо".

БЕСЕДА 8

"Петр и Иоанн шли вместе в храм в час молитвы девятый" (Деян.3:1).

1. Везде являются Петр и Иоанн в великом между собою согласии. Иоанну Петр подает знак (на вечери); вместе идут они ко гробу; об Иоанне (Петр) говорит Христу: "а он что?" (Ин.21:21) Прочие знамения опустил писатель этой книги, а о том, которое произвело великий ужас и всех поразило, говорит. И заметь опять, что (апостолы) шли собственно не для того, чтобы совершить это (чудо): так они были свободны от честолюбия и подражали своему Учителю. Зачем же они шли в храм? Разве они жили еще по-иудейски? Нет; однако, этот поступок их сопровождался пользою. Опять происходит чудо, которое и их утверждает, и остальных привлекает, – чудо, какого они еще не совершали. Болезнь (хромого) происходила от природы и превышала врачебное искусство. Уже более сорока лет он прожил в хромоте, как говорится далее, я во все это время никто не исцелил его. Ведь вы знаете, что те (болезни) особенно трудны, которые бывают от рождения. Болезнь была столь ужасная, что (хромой) не мог даже доставать себе необходимую пищу. И он был всем известен как по месту, так и по болезни. А как (совершилось чудо), – слушай. "И был человек", сказано, "хромой от чрева матери его, которого носили и сажали каждый день при дверях храма, называемых Красными, просить милостыни у входящих в храм" (ст. 2). Следовательно, он желал получить милостыню и не знал, кто были – Петр и Иоанн. "Он, увидев Петра и Иоанна перед входом в храм, просил у них милостыни. Петр с Иоанном, всмотревшись в него, сказали: взгляни на нас" (ст. 3, 4). Он слышит это, но и при этом не встает, а все еще продолжает просить. Такова бедность: когда и отказываются дать, она настаивает и понуждает. Устыдимся же мы, так поспешно удаляющиеся при просьбах! Смотри, какую кротость тотчас выказал Петр, сказав: "взгляни на нас". Так сам внешний вид их обнаруживал их душевное свойство. "И он пристально смотрел на них, надеясь получить от них что-нибудь. Но Петр сказал: серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе" (ст. 5, 6). Не сказал: я дам тебе то, что гораздо лучше сребра; но что? – "Во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи. И, взяв его за правую руку, поднял" (ст. 6, 7). Так поступал и Христос. Часто Он исцелял словом, часто делом, а часто простирал и руку, где были более слабые в вере, – чтобы не подумали, что (чудо) совершалось само собою. "И, взяв его за правую руку, поднял". Этим показал воскресение, так как это было образом воскресения. "И вдруг укрепились его ступни и колени, и вскочив, стал, и начал ходить" (ст. 7, 8). Может быть, он испытывал себя и много раз пробовал, действительно ли это сделалось? Ноги у него были слабы, но не отняты; а некоторые говорят, что он и не умел ходить. "И вошел с ними в храм, ходя" (ст. 8). Поистине, это достойно удивления! Не они ведут его за собою, но он сам следует за ними и тем, что следует, показывает благодетелей, а тем, что, вскочив, хвалит Бога, прославляет не их, но Бога, чрез них действовавшего. Так благодарен был этот человек! Но посмотрим, что сказано было выше. "Шли вместе в храм в час молитвы девятый". Может быть, в это время приносили и полагали хромого (при храме) потому, что теперь особенно много людей входило в храм. А чтобы кто не подумал, что его приносили для чего-нибудь другого, а не для получения (милостыни), – смотри, как (писатель) ясно представил это словами: "которого носили и сажали каждый день при дверях храма, называемых Красными, просить милостыни у входящих в храм". Для того упоминает и о месте, чтобы представить доказательство на то, о чем пишет. Почему же, скажешь, не привели его (хромого) ко Христу? Может быть, сидевшие при храме были люди неверующие, так как они не привели его и к апостолам, хотя видели, что они входят (в храм) и уже сотворили столько чудес. "Просить", говорит, "милостыни". Может быть, по виду, он принял их за людей благочестивых, а потому и "просил у них милостыни".

Но смотри, как Иоанн везде молчит, а Петр отвечает и за него. "Серебра", говорит, "и золота нет у меня". Не сказал: не имею при себе, как мы говорим; но – совсем не имею. Что же хромой? Ужели (говорит) презираешь мою просьбу? Нет, отвечает (Петр); но из того, что я имею, то и возьми. Видишь ли, как Петр чужд надменности, как он не тщеславится даже пред тем, кто получает от него благодеяние? И вот (его) слово и рука сделали все. Таковы-то были и хромавшие иудеи! В то время, как надлежало просить здоровья, – они лежат на земле, и лучше просят денег. Для того они и сидели при храме, чтобы собирать деньги. Что же Петр? Он не презрел (хромого); он не стал искать человека богатого, и не сказал: если не над таким человеком совершится чудо, то не будет ничего великого; не ожидал от него никакой почести и не в чьем-либо присутствии исцелил его, так как этот человек был при входе, а не внутри храма, где находился народ. Ничего такого Петр не искал и, когда вошел (в храм), не объявил (чуда), но одним только видом своим он расположил хромого к просьбе. И удивительно, что хромой быстро уверовал. Ведь освободившиеся от продолжительных болезней с трудом верят даже самому зрению. И получив исцеление, хромой находился уже с апостолами и благодарил Бога. "И вошел", сказано, "с ними в храм, ходя и скача, и хваля Бога".

2. Смотри, как он не остается в покое, частью от удовольствия, а частью для того, чтобы заградить уста иудеям. А мне кажется, что он скакал и для того, чтобы не подумали, будто он притворяется, так как это уже не могло быть делом притворства. В самом деле, если прежде он не мог даже просто ходить, несмотря на то, что его принуждал (к тому) голод, – иначе он не захотел бы делить милостыню с носившими его, если бы сам мог ходить, – то тем более (не мог скакать) тогда. Да и к чему он стал бы притворяться в пользу тех, которые не подали милостыни? Нет, это был человек благодарный и по выздоровлении. Итак, и то, и другое обстоятельство являет его верным, – и его благодарность, и то, что с ним случилось. Не всем, конечно, он представлялся известным, почему и старались узнать, кто он. "И весь народ видел его ходящим и хвалящим Бога; и узнали его, что это был тот, который сидел у Красных дверей храма" (ст. 9, 10). И хорошо сказано: узнавали, так как после того, что случилось с ним, можно было и не узнать его. Это выражение мы обыкновенно употребляем о тех, кого едва узнаем. Итак, следовало поверить тому, что имя Христово отпускает грехи, если оно совершает и такие дела. "И как исцеленный хромой не отходил от Петра и Иоанна, то весь народ в изумлении сбежался к ним в притвор, называемый Соломонов" (ст. 11). По благорасположению и любви к ним, (хромой) не разлучался с ними, а может быть, и благодарил и прославлял их. "Увидев это, Петр сказал народу" (ст. 12). Опять Петр и действует, и проповедует. Прежде возбудило иудеев к слушанию чудо (огненных) языков, а теперь – это. И тогда Петр начал речь с их обвинений, а теперь – с их тайной мысли. Посмотрим же, чем эта проповедь отличается от той и что имеет общего с нею. Та была в доме, когда никто еще не присоединился (к апостолам) и когда они ничего еще не совершили, а эта – когда все удивлялись, когда подле стоял исцеленный, когда никто не сомневался, как в то время, в которое говорили, "они напились сладкого вина" (Деян.2:13). И тогда Петр говорил, находясь вместе со всеми апостолами; а теперь – с одним Иоанном: он уже не боится и говорит сильнее.

Такова-то добродетель: получив начало, она идет вперед и нигде не останавливается. Смотри же, как (Промыслом) устроено было и то, что чудо произошло при храме, чтобы и другие стали дерзновенны. Не в сокровенном каком-либо месте совершают его или не тайно; но также – и не внутри храма, где было много народа. Почему же, скажешь, этому поверили? Потому, что сам исцеленный возвещал о благодеянии. А он, конечно, не стал бы лгать и не пришел бы к каким-либо посторонним людям. Итак, апостолы или потому совершили там чудо, что, то место было пространное, или потому, что то было место отделенное. И заметь, как это случилось. Пришли они по одному поводу, а делают другое. Так и Корнилий, постясь, молился об одном, а видит другое. До сих пор они везде называют Христа Назореем: "во имя Иисуса Христа Назорея", говорит (Петр), "встань и ходи", потому что пока еще они только заботились о том, чтобы уверовали в Него. Но не будем утомляться началом рассказа, а напротив, если бы кто, сказав о каком-либо великом деле, остановился, – станем снова повторять начало. Если так всегда будем поступать, то скоро придем к концу, скоро станем на вершине, потому что от усердия, как говорят, родится усердие, а от лености – леность. Кто сделал, как должно, что-либо малое, тот получил побуждение приступить к делу более важному, а отсюда – идти и гораздо далее. И как огонь, чем больше объемлет дров, тем сильнее становится, так и ревность, чем больше возбуждает благочестивых помыслов, тем больше вооружается против остального рода мыслей. Скажу пример. Есть в нас, подобно терниям, клятвопреступление, ложь, лицемерие, коварство, обман, злословие, насмешки, смехотворство, срамословие, кощунство; с другой стороны – любостяжание, грабительство, несправедливость, клевета, наветы; далее – похоть злая, нечистота, сладострастие, блуд, прелюбодеяние; а также – зависть, ревность, гнев, ярость, злопамятство, мстительность, хула и тысячи подобных пороков. Если мы исправимся от первых, то мы уже исправимся не только от них, но чрез них – и от следующих за ними, потому что наша душа приобретает от того большие силы к уничтожению их. Например, если тот, кто часто клянется, оставит эту диавольскую привычку, то в нем не только исправится этот порок, но появится и другого рода благоговение. Мне кажется, никто из не клянущихся не захочет легко сделать какое-либо другое зло, но устыдится той добродетели, которой он уже достиг. Как носящий прекрасную одежду стыдится валяться в грязи, так точно – и он. А отсюда он придет к тому, что не будет ни сердиться, ни драться, ни браниться. Так, если только однажды будет сделано и малое доброе дело, то уже будет сделано все. Часто, впрочем, случается и противное: поступив однажды хорошо, мы по лености опять впадаем в прежние пороки, так что от этого и самое исправление становится даже невозможным. Например, мы положили себе закон не клясться; в течение трех или даже четырех дней мы исполняли его; но потом встретилась какая-либо нужда – и мы расточили всю собранную прибыль. Тогда мы впадаем в беспечность и отчаяние, так что даже не хотим снова коснуться того же. И это естественно. Кто построит себе какое-либо здание и потом увидит, что его строение обрушилось, тот с меньшим старанием приступает вновь к строению. Но и в этом случае не следует быть беспечным, а напротив, надобно опять употреблять все старание.

3. Итак, положим себе ежедневные законы и начнем пока с легкого. Отсечем от уст своих частую клятву, обуздаем язык, – пусть никто не клянется Богом. Не требует это издержек, не требует труда, не требует продолжительного обучения: достаточно захотеть и – все окончено, потому что это – дело привычки. Да, прошу и умоляю, приложим к этому старание. Скажи мне: если бы я велел (вам) внести (за меня) деньги, – не с готовностью ли каждый из вас принес бы по мере сил своих? Если бы вы увидели меня в крайней опасности, не отдали бы вы даже часть своего тела, если бы можно было отнять ее? И теперь я в опасности, и в большой, так что, если бы я был в темнице, или получил тысячи ударов, или находился в рудниках, – и тогда я не скорбел бы более. Прострите же руку помощи. Подумайте, как велика опасность, когда вы не можете сделать и этого крайне малого дела: называю его весьма малым по труду, какого оно требует. Что скажу тогда в ответ на обвинения? Отчего не обличил? Отчего не повелел? Отчего не положил закона? Отчего не удержал непослушных? Не достаточно будет, если я скажу: я увещевал. А надобно было, сказано будет мне, употребить и более сильное порицание. Ведь увещевал и Илий, – но не дай Бог сравнивать вас с детьми его! И он увещевал, и он говорил: "дети мои, нехороша молва, которую я слышу" о вас (1Цар.2:24); а между тем, Писание далее говорит, что он не вразумлял сыновей своих (1Цар.3:13), и говорит так потому, что он вразумлял не строго и не с укоризною. Не странно ли, что в иудейских синагогах законы имеют такую силу, хотя все заповедует тот, кто учит, а здесь мы в таком пренебрежении и презрении? Не о своей славе забочусь я (моя слава – ваша добрая жизнь); но – о вашем спасении. Каждый день мы вопием, возглашаем в слух вам, и, между тем, как никто не слушает, мы не выказываем никакой строгости. Боюсь, чтобы за это неуместное и большое снисхождение не дать нам ответа в день будущего суда. Поэтому громким и ясным голосом объявляю всем и умоляю, чтобы те, которые виновны в этом преступлении и произносят слова, происходящие от неприязни (Мф.5:37), – а это и есть клятва, – не переступали за порог церковный. Но настоящий месяц пусть будет назначен вам для исправления. Не говори мне: меня заставляет необходимость, потому что мне не верят. Оставь пока клятвы, произносимые по привычке. Знаю, что многие будут смеяться над нами, но лучше нам быть осмеянными теперь, чем плакать тогда. Да и смеяться будут люди безумные; в самом деле, скажи мне, кто с здравым умом станет смеяться над тем, что соблюдается заповедь? Если же и будут смеяться, то такие люди станут смеяться не над нами, а над Христом. Вы ужаснулись этих слов? Я вполне верю этому. Ведь, если бы я ввел этот закон, то смех относился бы ко мне; если же есть другой Законодатель, то осмеяние переходит на Него. Некогда и плевали на Христа, и били Его по ланите, и заушали: так и теперь Он терпит это, и нет здесь ничего не сообразного. Поэтому-то уготована геенна, поэтому – червь нескончаемый.

Вот я опять говорю и свидетельствую. Пусть, кто хочет, смеется; пусть, кто хочет, издевается: на то мы поставлены, чтобы над нами смеялись и издевались, и чтобы мы все претерпели. Мы "мы как сор для мира, как прах", по слову блаженного Павла (1Кор.4:13). Если кто не желает исполнить этого приказания, то я настоящим словом, как бы некоторою трубою, запрещаю такому человеку переступать за порог церковный, хотя бы то был начальник, хотя бы сам носящий диадему. Или отнимите у меня эту власть, или, если я остаюсь с нею, не окружайте меня опасностями. Я не могу восходить на этот престол, не совершая (ничего) великого. А если это невозможно, то лучше стоять внизу, потому что нет ничего хуже начальника, который не привносит подчиненным никакой пользы. Постарайтесь же еще, прошу вас, и будьте внимательны; или лучше сказать: станем стараться вместе, и тогда непременно будет какая-либо польза. Поститесь, молите Бога, а вместе с вами (будем молиться) и мы, чтобы Он уничтожил в нас эту гибельную привычку. Великое дело – сделаться учителями вселенной; не мало значит, когда везде услышат, что в этом городе никто не клянется. Если это будет, то вы получите награду не только за свои подвиги, но и за попечение о братьях: вы сделаетесь тем же для вселенной, чем я теперь для вас. Тогда, наверно, и другие поревнуют вам, и вы поистине будете светильником, стоящим на свещнице. И это, скажешь, все? Нет, это не все, но это начало прочих (добродетелей). Кто не клянется, тот волею или неволею, из стыда или боязни, но непременно придет и к другим делам благочестия.

Но многие, скажешь, не согласятся и отступят? Но лучше один творящий волю Господню, нежели тысячи беззаконных (Сир.16:3). Оттого-то все ниспровержено, все в крайнем беспорядке, что мы, как на зрелищах, ищем множества людей, а не множества людей добрых. Какую пользу, скажи мне, может принесть тебе толпа народа? Хочешь ли знать, что народ составляют святые, а не толпа людей? Выведите на войну сотни тысяч и одного святого: посмотрим, кто сделает больше? Иисус Навин вышел на брань и один сделал все; и таким образом остальные не принесли никакой пользы. Толпа людей, возлюбленный, когда они не творят воли Божией, ничем не разнится от тех, кого нет совсем. Я молюсь и желаю, чтобы Церковь украшалась множеством людей, но – множеством людей добрых: ради этого я охотно позволил бы растерзать себя на части. Если же это невозможно, то я желаю, чтобы немногие были добрыми. Не видите ли, что лучше иметь один драгоценный камень, нежели тысячи мелких монет? Не видите ли, что лучше иметь здоровый глаз, нежели, потеряв его, отяготить себя тучностью тела? Не видите ли, что лучше иметь одну овцу здоровую, нежели тысячи шелудивых? Не видите ли, что лучше немного детей добрых, чем много дурных? Не видите ли, что в царстве – немногие, а в геенне – многие? Что мне от множества людей? Какая польза? Пользы никакой, а скорее вред для прочих. Ведь это то же, как если бы кто, при возможности иметь или десять здоровых, или тысячи больных, привел эти тысячи к тем десяти. Большинство, когда они не делают ничего доброго, не принесут нам ничего другого, кроме наказания там и бесславия здесь. Ведь никто не скажет, что нас много, но (всякий) будет порицать за то, что мы бесполезны. Так именно (язычники) всегда говорят нам, когда слышат от нас, что нас много: много вас, – говорят, – да худых. Вот я опять запрещаю и громким голосом возвещаю вам: пусть никто не считает этого шуткою. Я удалю и не допущу непослушных. И пока я буду сидеть на этом престоле, – я не откажусь ни от одного из прав его. Если кто низвергнет меня, я буду уже невинен. А пока я подлежу ответственности, до тех пор не могу пренебрегать, не ради собственного наказания, но ради вашего спасения, так как я пламенно желаю вам спасения. Об этом я терзаюсь и болезную. Но послушайтесь меня, чтобы и здесь, и в будущем (веке) вы получили великую награду, и мы (все) вместе насладились вечными благами, по благодати и человеколюбию единородного Сына Божия, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 9

"Увидев это, Петр сказал народу: мужи Израильские! что дивитесь сему, или что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит?" (Деян.3:12).

1. В настоящей речи больше смелости (чем в прежней). Это – не потому, чтобы прежде (апостол) боялся, но потому, что те люди – насмешники и ругатели – не снесли бы (подобной смелости). Поэтому-то, начиная ту речь, он тотчас же и возбуждает их внимание предисловием, говоря: "сие да будет вам известно, и внимайте словам моим" (Деян.2:14). А здесь ему нет нужды в таком приготовлении. Эти люди не были беспечны; чудо сделало всех их внимательными, – почему они и были объяты страхом и ужасом. Поэтому-то апостол и не имел нужды начинать (здесь) с того же, но (начал) с другого, чем всего более и расположил их к себе, отклонив от себя то мнение, какое они себе составили. Ведь ничто так не полезно и не приятно для слушателей, как то, если говорящий не только не говорит о себе ничего великого, но даже уничтожает и мысль о том. Таким-то образом (апостолы) больше прославили себя тем, что презрели славу и показали, что то было дело не человеческое, а Божие, и что они также, наравне с другими, должны удивляться, а не служить предметом удивления. Видишь ли, как (Петр), будучи чужд честолюбия, отвергает от себя славу? Так поступали и древние. Например, Даниил говорил: "мне тайна сия открыта не потому, чтобы я был мудрее всех живущих" (Дан.2:30). И еще Иосиф: "не от Бога ли истолкования?" (Быт.40:8) И Давид: "когда, бывало, приходил лев или медведь", во имя Господа я разрывал их руками (1Цар.17:34,35). Так теперь и апостолы: "что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит?" И это, говорят, принадлежит не нам, потому что не своим достоинством привлекли мы на себя благодать Божию. "Бог Авраама и Исаака и Иакова, Бог отцов наших" (ст. 13). Смотри, как часто обращается к предкам, чтобы не подумали, будто он вводит какое-нибудь новое учение: и там он упомянул о патриархе Давиде, и здесь – об Аврааме и других патриархах. "Прославил Сына Своего Иисуса" (ст. 13). Опять (говорит) смиренно, как в предисловии. Затем уже останавливается на их преступлении и ясно выставляет на вид то, что они сделали, а не прикрывает, как прежде. Поступает же так для того, чтобы лучше привлечь их, потому что, чем больше показывал, что они виновны, тем больше достигал этого. "Прославил", говорит, "Сына Своего Иисуса, Которого вы предали и от Которого отреклись перед лицом Пилата, когда он полагал освободить Его". Два обвинения: и то, что Пилат хотел отпустить, и то, что, когда он пожелал, вы не захотели. "Но вы от Святого и Праведного отреклись, и просили даровать вам человека убийцу, а Начальника жизни убили. Сего Бог воскресил из мертвых, чему мы свидетели" (ст. 14, 15). Он как бы так говорил: вместо Его вы просили о разбойнике. Представил их поступок в самом страшном виде. Так как они были уже в его власти, то он и поражает их сильно. "Начальника", говорит, "жизни". Этим приготовляет веру в воскресение. "Сего Бог воскресил из мертвых". Чтобы не сказал кто-нибудь: откуда это видно? – для этого он ссылается теперь уже не на пророков, а на самого себя, потому что уже заслуживал веру. Прежде, сказав, что (Христос) воскрес, он привел в свидетели Давида, а теперь, сказав тоже, (сослался на) лик апостольский: "чему", говорит, "мы свидетели". "И ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего, которого вы видите и знаете, и вера, которая от Него, даровала ему исцеление сие перед всеми вами" (ст. 16). Стараясь доказать это событие, тотчас упоминает и о чуде: "перед всеми", говорит, "вами". Так как он сильно укорил их и показал, что Распятый воскрес, то опять смягчает свою речь, давая им возможность покаяться, и говорит: "впрочем я знаю, братия, что вы, как и начальники ваши, сделали это по неведению" (ст. 17). "По неведению": это – одно оправдание; а другое: "как и начальники ваши". Что Иосиф говорил братьям: "Бог послал меня перед вами" (Быт.45:5), или лучше, что сам он прежде сказал кратко: "по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли" (Деян.2:23), – то же самое говорит теперь пространнее. "Бог же, как предвозвестил устами всех Своих пророков пострадать Христу, так и исполнил" (ст. 18). Доказав, что это произошло по воле Божией, вместе с тем уже показывает, что это не их дело. А словами: "как предвозвестил" намекает на те слова, которыми они поносили (Христа) при кресте, когда говорили: "пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него; уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын" (Мф.27:43,42). Ужели же то – пустые слова, безумные? Нет, но тому надлежало быть, и этому свидетели пророки. Следовательно, Он не по немощи Своей не сошел (со креста), но по Своей силе. Таким образом (апостол) представляет это, как оправдание для иудеев, для того, чтобы и они приняли (слова его). "Так", говорит, "и исполнил". Видишь ли, как все приписывает Богу? "Итак покайтесь", говорит, "и обратитесь"; не говорит: от грехов ваших, но: "чтобы загладились грехи ваши" (ст. 19), чем показывает тоже самое. Потом говорит и о пользе: "да придут времена отрады от лица Господа" (ст. 20). Этим показывает, что они несчастны и удручены многими бедствиями. Потому-то он и сказал так, зная, что это слово вполне сообразно с состоянием человека, страждущего и ищущего утешения.

2. И смотри, как он мало-помалу идет вперед. В первой речи он незаметно указал на воскресение и сидение на небе, а здесь ясно (говорит) и о Его пришествии. "И да пошлет Он предназначенного вам Иисуса Христа" (ст. 20). "Которого небо должно было принять", то есть, необходимо, "до времен совершения всего" (ст. 21). Почему не приходит теперь, – причина очевидна. "Что", говорит, "говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века" (ст. 21). "Моисей сказал отцам: Господь Бог ваш воздвигнет вам из братьев ваших Пророка, как меня, слушайтесь Его во всем, что Он ни будет говорить вам" (ст. 22). Там упомянул о Давиде, а здесь о Моисее. "Всех", говорит, "что говорил Бог". Не говорит: "что говорил" Христос, но: "что говорил Бог", чтобы прикровенною речью лучше привлечь их мало-помалу к вере. Затем обращается к тому, что достоверно, и говорит: "Господь Бог ваш воздвигнет вам из братьев ваших Пророка, как меня, слушайтесь Его во всем, что Он ни будет говорить вам" (ст. 22). Далее (указывает) и великое наказание. "И будет", говорит, "что всякая душа, которая не послушает Пророка того, истребится из народа. И все пророки, от Самуила и после него, сколько их ни говорили, также предвозвестили дни сии" (ст. 23, 24). Здесь кстати сказал о погибели. Обращаясь (всегда) к пророкам, – когда говорит что-нибудь великое, – он представил (здесь) свидетельство, в котором содержится и то и другое. Так сказал и там: "доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих" (Пс.109:1). И удивительно, что в одном месте (говорится) о том и другом – и о подчинении, и о преслушании, и о наказании. "Как", говорит, "меня". Итак, чего вы боитесь? "Вы сыны пророков" (ст. 25). Следовательно, вам они говорили и все было для вас. А так как, по своему преступлению, они считали себя отчужденными, – ведь не естественно думать, чтобы Тот, Кого они распяли, стал заботиться о них, как о своих, – то (апостол) показывает, что и то, и это согласно с пророчеством. "Вы", говорит, "сыны пророков и завета, который завещевал Бог отцам вашим, говоря Аврааму: и в семени твоем благословятся все племена земные" (ст. 25). "К вам первым", говорит, "Бог, воскресив Сына Своего Иисуса, послал Его благословить вас" (ст. 26). Значит, и к другим; но прежде – к вам, распявшим Его. "Благословить вас, отвращая каждого от злых дел ваших" (ст. 26). Но посмотрим тщательнее на то, что выше прочитано. Сначала (апостол) внушает, что не они сделали чудо, сказав: "что дивитесь"? А чтобы не дать возможности сомневаться в словах своих и чтобы сделать их более достоверными, – предупреждает суд этих людей. "На нас", говорит, "что смотрите, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то"? Если это беспокоит и смущает вас, то поймите, кто сделал это, и не ужасайтесь. И смотри, как всегда безбоязненно порицает их, когда прибегает к Богу и говорит, что все – от Него. Поэтому и выше говорил: "Мужа, засвидетельствованного вам" (Деян.2:22). И везде напоминает им об их злодеянии, чтобы и показать чудо, и подтвердить воскресение. А здесь присоединил и нечто другое. Не называет уже (Христа) Назореем, но – как? "Бог", говорит, "отцов наших, прославил Сына Своего Иисуса".

Заметь и скромность его: не обвинил их и не сказал тотчас: и ныне веруйте, – вот человек, сорок лет бывший хромым, встал о имени Иисуса Христа. Не сказал так, – потому что чрез это сделал бы их еще более упорными; но сначала хвалит их за то, что они дивились случившемуся. И опять дает им название от (имени) предка. И не говорит: Иисус исцелил хромого, – хотя, действительно, Он исцелил его. А чтобы не говорили: как это возможно, чтобы (Бог) прославлял законопреступника? – для этого напоминает им о суде пред Пилатом, показывая, что, если бы они захотели быть внимательными, то (узнали бы, что) Он – не законопреступник: иначе Пилат не пожелал бы освободить Его. И не сказал: когда тот хотел, но: "просили даровать вам человека убийцу", – т.е. вы просили отпустить того, кто убивал других, а Того, который оживотворяет убитых, – не захотели. А чтобы они еще не сказали: как теперь прославляет Его Тот, Кто тогда не помог Ему? – приводит пророков, свидетельствующих, что тому надлежало быть. Затем, чтобы они не подумали, что оправданием для них служит определение Божие, – прежде всего упрекает их. Да и то, что они отреклись (от Христа) пред лицом Пилата, когда тот хотел освободить Его, не было делом случайным. Вам невозможно отречься от этого, потому что вас обвиняет тот, кого вы испросили вместо Его. Таким образом и в этом было великое смотрение (Божие). Здесь (апостол) показывает их бесстыдство и наглость, так как язычник, который, притом, видел Его тогда лишь в первый раз, освобождал Его, хотя ничего великого о Нем не слышал; а они, воспитанные среди чудес, поступили напротив. А что он по справедливости решил освободить Его, а не по милости делал это, – послушай, что говорит он в другом месте: "есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?" (Ин.18:39; Мф.27:15) "Но вы от Святого и Праведного отреклись". Не сказал: предали, но везде – "отреклись". И справедливо, потому что так и говорили они: "нет у нас царя, кроме кесаря" (Ин.19: 15). И не сказал: вы не просили невинного; не (сказал) только: "отреклись", но и – "убили". Пока они были в ослеплении, он не сказал им ничего такого; а когда души их были в особенности потрясены и когда они могли уже чувствовать, тогда поражает их с большою силою. Как мы людям пьяным не говорим ничего, а когда они отрезвятся и очнутся от опьянения, тогда укоряем их, так точно и Петр. Когда они могли понимать его слова, тогда уже он изощряет язык и исчисляет многие их преступления, именно, что они предали Того, Кого Бог прославил, что от Того, Которого Пилат освобождал, они отреклись пред лицом его, (Христу) предпочли разбойника.

3. Смотри опять, как прикровенно говорит об Его силе, показывая, что Он сам Себя воздвиг (из мертвых). Как в прежней проповеди говорил: "потому что ей невозможно было удержать Его" (Деян.2:24), так и здесь говорит: "Начальника жизни убили". Следовательно, не от другого лица Он получил жизнь. Как начальником злобы должен быть тот, кто родил злобу, а начальником человекоубийства – тот, кто первый ввел последнее, так точно и начальник жизни – Тот, Кто имеет жизнь от самого Себя. "Сего", говорит, "Бог воскресил".

Сказав это, присовокупил: "и ради веры во имя Его, имя Его укрепило сего, которого вы видите и знаете, и вера, которая от Него, даровала ему исцеление". Но, если все сделала вера в Него, потому что (хромой) уверовал в Него, то отчего (апостол) не сказал: именем, но: "во имя"? Оттого, что еще не осмеливались сказать: вера в Него. А чтобы выражение: "и ради веры" не было унизительно, он присоединил: "и ради веры во имя Его". И сначала сказав это, он затем говорит: "и вера, которая от Него, даровала ему исцеление". Смотри, как он показывает, что и те слова сказал по снисхождению к ним. Действительно, чье имя воздвигло хромого, ничем не отличного от мертвого, Тот не имел нужды в другом для своего воскресения. Заметь, как везде указывает на их свидетельство. Так выше говорил: "как и сами знаете"; и: "среди вас" (Деян.2:22); и опять: "которого вы видите и знаете, сие перед всеми вами" (3:16). Хотя они не знали, что (хромой) стоит здрав о имени Христа, но знали то, что он был хром. Да и сами сделавшие это исповедовали, что он укрепился не их силою, но Христовою. А если бы это было не так и если бы они не были действительно уверены в том, что (Христос) воскрес, то не захотели бы славу мертвого поставить выше своей, и особенно тогда, когда иудеи смотрели на них (как на виновников чуда). Затем апостол тотчас успокоил устрашенные их души, назвав их братьями и сказав: "мужи братия!" Там он ничего не говорил о себе, но только о Христе: "твердо знай, весь дом Израилев" (Деян.2:36); здесь же предлагает и увещание. Там ожидал, что иудеи скажут, а здесь, когда уже так многое (апостолы) сделали, – знал, что они были способнее к принятию слов его. Без сомнения, и то, что сказано выше, происходило не от неведения. Ведь они просили о разбойнике, не приняли Того, Кого (Пилат) решил освободить, захотели даже убить Его: какое же тут неведение? Но, несмотря на все это, он дает им возможность отречься и раскаяться в том, что они сделали, даже представляет за них и благовидное оправдание и говорит: что вы убили невинного, это вы знали, а что (убили) Начальника жизни, – этого, может быть, не знали. И таким образом не их только оправдывает от преступлений, но и главных виновников зла. А если бы он обратил речь в обвинение, он сделал бы их более упорными. Ведь когда обвиняют кого-нибудь, совершившего что-либо ужасное, то он, пытаясь оправдываться, становится упрямее. И не говорит уже: вы распяли, убили, но: "сделали", чем ведет их к прощению. Если те (сделали) по неведению, то тем более эти; если тем прощается, то гораздо скорее этим. Но удивительно, что он, сказав и выше, и здесь, – там: "по определенному совету и предведению", а здесь: "предназначенного вам Иисуса Христа", – нигде не приводит свидетельства, потому что каждое из последних вместе с сильными обвинениями возвещает и о наказании преступников. "Ему", сказано, "назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого" (Ис.53:9). И опять: "как", говорит, "предвозвестил устами всех Своих пророков пострадать Христу, так и исполнил". Этим показывает важность определения, так как все говорили это, а не один только. Значит, хотя это сделано по неведению, но совершилось не против воли Божией.

Смотри, какова премудрость Божия, когда и злодеяния других направляет к тому, чему следует быть! "Исполнил". Чтобы не подумали, что еще остается что-нибудь, он присовокупил это (слово), показывая, что совершилось все, что (Христу) надлежало претерпеть. Но не подумайте, что вам для оправдания достаточно того, что об этом сказали пророки, и что вы сделали это по неведению. Впрочем, он говорит не так, а с большею кротостью: "итак покайтесь". Для чего? – "чтобы загладились грехи ваши". Не говорю о том, на что вы дерзнули при кресте, – то было, может быть, по неведению; но – да очистятся другие ваши грехи. Потом прибавляет: "да придут времена отрады". Здесь прикровенно беседует о воскресении, так как то, поистине, времена отрады, которых желал и Павел, когда говорил: "ибо мы, находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем" (2Кор.5:4). Затем, показывая, что Христос – виновник времен отрады, говорит: "и да пошлет Он предназначенного вам Иисуса Христа". Не сказал: загладится грех ваш, но: "грехи", намекая и на тот (грех). "И да пошлет". Сказав это, он не говорит, откуда (пошлет), но только прибавляет: "Которого небо должно было принять". Еще только "принять". Отчего же он не сказал: которого небо приняло? Это потому, что он, беседуя, сказал как бы о временах древних: так, говорит, было определено, так было положено. О вечном же бытии Его еще не говорит, но останавливается на домостроительстве нашего спасения и говорит: "Моисей сказал отцам: Господь Бог ваш воздвигнет вам из братьев ваших Пророка". Таким образом сначала сказал: "до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века", – и затем, наконец, вводит самого Христа. Ведь, если Он многое предсказал и Его надобно слушать, то не погрешит тот, кто скажет, что это сказали пророки.

4. С другой стороны (апостол) желает показать, что то же самое предсказали и пророки. И если кто тщательно вникнет, тот найдет, что и в ветхом (завете) сказано об этом, хотя не ясно, так что в этом нет ничего особенно нового. "Предназначенного". Этим и устрашает их, так как многому остается еще быть. Как же он говорил: "исполнил" то, что надлежало (Христу) претерпеть? Сказал: "исполнил", а не: исполнилось, – показывая, что (Бог) исполнил то, что надлежало (Христу) претерпеть, но еще не исполнил того, чему следует быть потом. "Господь Бог ваш воздвигнет вам из братьев ваших Пророка, как меня". Говорит то, что особенно привлекало их. Видишь ли, как он вместе сеет и низкое, и высокое? В самом деле, и низко и высоко, – если имеющий взойти на небеса подобен Моисею; впрочем, в то время это и было (делом) великим. Ведь к Моисею не идут уже эти слова: "и будет, что всякая душа", кто не послушает, "истребится". Да он сказал весьма многое и другое, из чего видно, что (Христос) не подобен Моисею. Таким образом он коснулся великого свидетельства. "Бог", говорит, "воздвигнет" Его "из братьев ваших". И сам Моисей грозил тем, которые не слушали его. Все это имело силу привлекать их. "И все", говорить, "пророки, от Самуила". Не захотел выводить каждого (пророка) отдельно, чтобы не сделать речи слишком длинною; но, упомянув о важнейшем свидетельстве Моисеевом, опустил свидетельства прочих. "Вы сыны", говорит, "пророков и завета, который завещевал Бог". Вы, говорит, сыны, то есть, наследники завета. Чтобы они не подумали, что получают это по милости Петра, – показывает, что это издревле должно было принадлежать им, чтобы они лучше поверили, что это угодно и Богу. "К вам первым", говорит, "Бог, воскресив Сына Своего Иисуса, послал". Не просто сказал: к вам послал Отрока Своего, но именно: по воскресении, после того, как Он был распят. Чтобы не думали, что Сын даровал это, а Отец – нет, для этого присовокупил: "благословить вас". Если Он брат ваш и благословляет вас, то это и есть обещание, т.е., вы не только имеете участие в этих (благах), но Он хочет, чтобы и для остальных вы стали их виновниками. Итак, не считайте себя отринутыми и отверженными. "Отвращая каждого", говорить, "от злых дел ваших". Вот в каком случае Он благословляет вас, а не просто. Какое же тут благословение? – Великое. Обращения от грехов недостаточно и для того, чтобы разрешить их. Если же этого недостаточно было и для разрешения (грехов), то как могло это дать благословение? Ведь кто поступил несправедливо, тот получает прощение в своих грехах, но еще не благословляется. А выражение: "как меня", если не принять его в смысле законоположения, ни в каком другом значении не будет иметь основания. Того, говорит, "слушайтесь". И не просто, но как? "И будет, что всякая душа, которая не послушает Пророка того, истребится из народа". Когда показал, что они согрешили, когда даровал им прощение и обещал блага, тогда показывает, что и Моисей говорит то же. Но что за последовательность – сказать: "до времен совершения всего", и затем приводит Моисея, который заповедует слушать все, что скажет Христос, – и притом не просто, но с страшною угрозою? (Последовательность) строгая. Апостол показывает, что и поэтому они должны повиноваться Христу. Что значит: "сыны пророков и завета"? Значит – наследники, преемники. Итак, если вы сыны, то зачем вы к своему относитесь, как к чужому? Конечно, вы совершили достойное осуждения; но, несмотря на это, вы можете получить прощение. Сказав таким образом, он вслед за тем справедливо уже говорит: "к вам первым послал Его благословить вас". Не сказал: спасающего, но – что важнее – "благословить", показывая, что Распятый благословляет распявших. Будем же и мы подражать Ему! Отвергнем от себя убийственное и враждебное расположение души. Не достаточно не мстить (это было и в Ветхом Завете); но будем делать все для обидевших нас, как для искренних друзей, как бы для себя самих. Мы – подражатели, мы – ученики Того, Который по распятии употребляет все меры для (спасения) распявших и посылает (к ним) апостолов. Да притом, мы часто страдаем и справедливо, а Его (подвергли страданиям) не только несправедливо, но и нечестиво: иудеи распяли благодетеля, Того, Кто ничем (их) не обидел. За что? – скажи мне. Из-за славы ли? Но Он выставлял их достойными уважения. Каким образом? "На Моисеевом седалище сели книжники и фарисеи; итак всё, что они велят вам соблюдать, соблюдайте и делайте; по делам же их не поступайте, ибо они говорят, и не делают" (Мф.23:2,3). И опять в другом месте: "пойди, покажи себя священнику" (Мф.8:4). В то время, как мог погубить их, Он спасает. Станем же подражать Ему, и пусть никто не будет чьим-либо врагом, никто – неприятелем, разве только – диавольским.

5. Не мало способствует этому и то, если мы не клянемся и не гневаемся. Когда мы не будем гневаться, – не будем иметь и врага. Отними у человека клятву, – и ты отнял крылья у гнева, погасил всю ярость. Клятва – это как бы ветер для гнева. Распусти паруса: парус ни к чему не служит, когда нет ветра. Итак, если мы не будем кричать и клясться, – мы отнимем всю силу у гнева. Если же вы не верите этому, то сделайте опыт, и тогда узнаете, что это действительно так. Положи гневливому закон никогда не клясться, и тебе не будет нужды говорить ему о кротости. В этом случае все будет успешно: вы не станете нарушать клятв, да и совсем не будете клясться. Не знаете ли, в какие несообразности впадаете вы от этого? Вы сами на себя налагаете узы и (сами же) всеми средствами стараетесь о том, чтобы освободить от них свою душу, как будто бы это было какое-либо неизбежное зло. Но так как вы не можете (сделать этого), то уже по необходимости проводите жизнь в скорби и распрях и предаетесь гневу. А между тем, все это бывает без нужды и напрасно. Итак, грози, предписывай, делай все – без клятвы. Тогда можно, если хочешь, отменить и сказанное, и сделанное. Вот сегодня (мне) необходимо беседовать с вами более кротко. Так как вы послушались (слов моих), то и сделались гораздо лучше. Итак, скажем, если угодно, отчего появилась клятва и для чего она допущена. Рассказав о первоначальном ее происхождении, о том, когда она возникла, и как, и от кого, мы этим рассказом возблагодарим вас за послушание. Тому, кто поступает, как должно, необходимо и любомудрствовать; а кто еще не (таков), тот недостоин и слушать (наше) слово. Авраам и бывшие с ним заключили много договоров, заклали жертвы, сделали приношения, а клятвы еще не было. Откуда же явилась клятва? Когда умножились беззакония, когда все пришло в крайний беспорядок, когда (люди) склонились к идолослужению, вот тогда-то, – тогда, когда они уже оказались недостойными веры, стали призывать Бога в свидетели, представляя как бы верного поручителя в том, что говорили. Ведь клятва в этом и состоит, – в поручительстве, – потому что уже не доверяют честности. Следовательно, она, прежде всего, служит обвинением тому, кто клянется, если ему не верят без поручителя и, притом, без поручителя великого, потому что от великого недоверия происходит то, что требуют в свидетели не человека, но Бога. Во-вторых, столько же виновен бывает и тот, кто принимает клятву, если он, споря об условиях, влечет Бога в поручительство и говорит, что не поверит, если не будет иметь Его (поручительства). Какая чрезвычайная бесчувственность! Какое поругание! Ты – червь, земля, пепел и дым, влечешь к поручительству Владыку своего и принуждаешь Его быть (поручителем). Скажи мне: если бы в то время, как ваши слуги спорят между собою и не доверяют друг другу, один из рабов сказал, что он не поверит до тех пор, пока не будет иметь поручителем общего господина, то не получил бы он тысячи ударов и не узнал ли бы, что господином надобно пользоваться для других дел, а не для этого? Что я говорю о рабе (и господине)? Если бы даже он избрал (и другого) почтенного человека, то не счел ли бы тот такой выбор позором для себя? Но я, скажешь, не хочу. Прекрасно! В таком случае не принуждай и Бога, когда и между людьми бывает так, что, если кто скажет: я представлю такого-то в поручители, ты не берешь на себя (этого поручительства). Что же, скажешь, ужели мне потерять то, что я дал? Не говорю этого; но (утверждаю), что ты оскорбляешь Бога. Поэтому-то принуждающий (к клятве) еще неизбежнее, чем тот, кто клянется, подвергнется наказанию, равно как и тот, кто клянется, когда никто не требует. И, – что особенно тягостно, – каждый клянется из-за одного овола, из-за малой выгоды, из-за несправедливости. Это (я говорю о тех случаях), когда не будет клятвопреступления; если же последует клятвопреступление, то все окажется в крайнем беспорядке, и виною всего будет и тот, кто принял, и тот, кто дал (клятву). Но иногда бывает, скажешь, нечто неизвестное? А ты предусматривай это и не делай ничего легкомысленно; если же делаешь что-либо легкомысленно, то сам с себя и взыскивай за вред. Лучше так потерпеть вред, чем как-нибудь иначе. Скажи мне, когда ты требуешь от человека клятвы, – чего ты ожидаешь? Того ли, что он нарушит клятву? Но это крайнее безумие, потому что наказание обратится на твою голову. Лучше тебе потерять деньги, чем тому погибнуть. Для чего делаешь это во вред себе и в оскорбление Бога? Это свойственно душе зверской и человеку нечестивому. Но я (скажешь) надеюсь, что он не нарушит клятвы? В таком случае поверь ему и без клятвы Но многие, скажешь, без клятвы решались на обман, а после клятвы – нет. Обманываешься, человек! Кто привык красть и обижать ближнего, часто решается попрать и клятву. Кто благоговеет пред клятвою, тот тем более побоится нанести обиду. Но он сделает это по неволе? В таком случае он достоин прощения. Но что я говорю об этих клятвах, оставляя клятвы, (бывающие) на рынке? Там ты не можешь сказать ничего подобного, потому что из-за десяти оволов бывают клятвы и клятвопреступления. Так как не падает с неба молния, так как не все ниспровергается, то ты стоишь и держишь (при себе) Бога. Для чего же? Чтобы получить несколько огородной зелени, чтобы (взять) башмаки. Из-за нескольких серебряных монет ты призываешь Его во свидетельство. Но если мы не подвергаемся наказанию, то не будем думать, что и не грешим. Это происходит от человеколюбия Божия, а не от нашей добродетели. Клянись своим сыном, клянись самим собою; скажи: пусть палач приступит к бокам моим. Но ты (этого) боишься. Так ужели Бог бесчестнее боков твоих? Ужели Он ничтожнее головы твоей? Скажи: пусть я ослепну! Но Христос так щадит нас, что запрещает нам клясться даже и собственною головою; а мы до того не щадим славы Божией, что всюду привлекаем Его. Разве не знаете, что такое – Бог и какими устами надобно призывать Его? Рассуждая о каком-нибудь добродетельном человеке, мы говорим: умой уста твои и тогда вспоминай о нем; а между тем, имя досточтимое, которое выше всякого имени, – имя, чудное по всей земле, слыша которое, трепещут демоны, – мы всюду произносим безрассудно.

6. О, привычка! От нее-то произошло то, что (это имя) пренебрегается. Ведь, если бы ты заставил кого-нибудь поклясться святым домом, – ты, без сомнения, считал бы это за страшную клятву. А отчего это кажется столь страшным, как не оттого, что ту (клятву) мы употребляем без разбора, а эту – нет? Иначе не следовало ли содрогаться, при произнесении имени Божия? У иудеев это имя было столь священно, что его писали на дощечках, и никому не позволялось носить эти буквы, кроме одного только первосвященника; а мы теперь везде произносим это имя, как обыкновенное. Если и просто называть Бога не всем дозволено, то, скажи мне, какая дерзость, какое безумие – призывать Его во свидетельство? Ведь, если бы и все надлежало бросить, – не следовало ли бы охотно согласиться на то? Вот я говорю и настоятельно требую: оставьте эти клятвы, бывающие на площади, а всех, которые не слушаются, приведите ко мне. Вот, в вашем присутствии, я заповедую тем, которые отделены на служение молитвенным домам, внушаю им и объявляю, что никому не дозволяется клясться безрассудно, а лучше сказать – и как бы то ни было. Итак, ведите ко мне (клянущегося), кто бы он ни был, – потому что и это должно доходить до нас, как будто бы вы были малые дети. Но не дай Бог, чтобы это случилось! Стыдно, если вы еще имеете нужду чему-нибудь учиться. Осмелишься ли ты, не будучи посвящен в тайны, прикоснуться к священной трапезе? Но, что еще хуже, – ты, посвященный в тайны, дерзаешь прикасаться к священной трапезе, которой и не всем священникам позволено касаться, – и таким образом клянешься! Ты не коснешься, по выходе (из дома), и головы дитяти, а касаешься трапезы, – и не трепещешь, и не боишься? Веди ко мне таких (людей)! Я произведу суд и отпущу обоих с радостью. Делайте, что хотите: я полагаю закон – отнюдь не клясться. Какая надежда спасения, когда мы все так унижаем? Ужели для того записи, для того обязательства, чтобы ты принес им в жертву свою душу? Приобретаешь ли ты столько же, сколько теряешь? Нарушишь ли клятву (тот, кого ты обязал ею)? Ты погубил и его, и себя. Не нарушил? И в этом случае ты погубил его, принудив его преступить заповедь. Удалим от души эту болезнь. Прежде всего будем гнать ее с рынка, из лавок и из всех прочих торговых заведений. Нам будет от этого больше прибыли. Не подумайте, что от нарушения божественных законов житейские дела идут лучше. Но мне, скажешь, не верят? Действительно, мне случалось иногда слышать от некоторых и это, что если я не произнесу тысячи клятв, то мне не верят. Ты сам причиной этому, потому что легкомысленно клянешься. А если бы этого не было и если бы всем было известно, что ты не клянешься, то поверь словам моим, что ты сделал бы только знак, и тебе поверили бы больше, чем тем, которые употребляют тысячи клятв. Вот, скажи мне, кому вы больше верите: мне ли, хотя я не клянусь, или тем, которые клянутся? Но ты, – скажете вы, – начальник и епископ? Что же, если я докажу, что не поэтому только (верите мне)? Отвечайте мне со всею искренностью, прошу вас: если бы я часто и всегда клялся, помогло ли бы мое начальственное положение? Отнюдь нет. Видишь ли, что не поэтому (верите мне)? Да и какую, скажи мне, приобретаешь ты, наконец, выгоду? Павел терпел голод; решись и ты лучше терпеть голод, чем преступить какую-либо из заповедей Божиих. Отчего ты так неверен? Ужели тогда, как ты решишься все сделать и претерпеть для того, чтобы не клясться, – Бог не вознаградит тебя? Ведь Он каждый день питает клятвопреступников и (людей) часто клянущихся: ужели предаст голоду тебя за то, что ты послушал Его? Пусть все знают, что из собирающихся в эту церковь никто не клянется! Пусть мы будем известны и этим, а не верою только! Пусть будет это нашим отличием от язычников и от всех (людей)! Пусть примем печать с небес, чтобы нам везде являться как бы царским стадом! Пусть тотчас же узнают нас, как варваров, по речам и языку, и пусть отличаемся этим от варваров, подобно знающим по-гречески! Скажи мне: по чему узнают так называемых попугаев? Не по тому ли, что они говорят по-человечески? Так пусть же и нас узнают по тому, что мы говорим, как апостолы, говорим, как ангелы. Если кто скажет: поклянись, то пусть услышит, что Христос заповедал не клясться, и я не клянусь. Этого довольно, чтобы ввести всякую добродетель. Это – некоторая дверь к благочестию, путь, ведущий к благоговейному любомудрию, это – некоторого рода училище. Будем соблюдать это, чтобы сподобиться и настоящих и будущих благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 10

"Когда они говорили к народу, к ним приступили священники и начальники стражи при храме и саддукеи" (Деян.4:1).

1. Еще не отдохнули (апостолы) от прежних искушений, а уже тотчас впали в другие. И смотри, как это устрояется. Сначала они были осмеяны все вместе: это – не малое искушение; а потом сами верховные впадают в опасности. Но эти два (события) произошли не сряду одно за другим и не просто; а сначала (апостолы) прославились в речах, потом сделали великое чудо, и затем уже, по допущению Божию, с дерзновением вступают в борьбу. Ты же заметь, прошу тебя, как те, которые при Христе искали предателя, теперь уже сами налагают руки, сделавшись после креста более дерзкими и более бесстыдными. Так-то грех, пока только еще рождается, бывает несколько стыдлив; но когда совершится, тогда делает бесстыднейшими тех, которые совершают его. Но для чего же приходит и воевода? Ведь сказано: "к ним приступили священники и начальники стражи при храме". Для того, чтобы опять представить государственным преступлением то, что происходило, и наказать за это, не как за (дело) частное: так везде они стараются поступать. "Досадуя на то, что они учат народ" (ст. 2). Они досадовали не только на то, что (апостолы) учили, но и на то, что говорили, что (Христос) не только сам воскрес, но что и мы воскреснем чрез Него. "Досадуя на то, что они учат народ", сказано, "и проповедуют в Иисусе воскресение из мертвых" (ст. 2). Воскресение Его было так действенно, что и для других Он соделался виновником воскресения. "И наложили на них руки и отдали их под стражу до утра; ибо уже был вечер" (ст. 3). О, бесстыдство! Еще прежней кровью были исполнены их руки, а они тем не удовольствовались, но снова наложили их, чтобы обагрить другою кровью. Или, может быть, они и боялись, так как учеников было уже много, и поэтому явился вместе с ними воевода: "ибо уже", сказано, "был вечер". Итак, они это делали и стерегли (апостолов), желая ослабить их, а апостолам эта отсрочка времени придавала более смелости. И смотри, кто подвергается задержанию: это – верховные из апостолов, которые таким образом и для прочих послужили указанием, чтобы они впредь не искали друг друга и не домогались быть вместе. "Многие же из слушавших слово уверовали; и было число таковых людей около пяти тысяч" (ст. 4).

Что это значит? Разве они видели (апостолов) в славе? Не видели ль, напротив, что их связали? Как же уверовали? Видишь ли явную силу (Божию)? Ведь и тем, которые уже уверовали, надлежало бы сделаться (от этого) немощнее, но они не сделались. Речь Петра глубоко бросила семена и тронула их душу. А те (священники и саддукеи) гневались потому, что нисколько не убоялись их и за ничто считали настоящие бедствия. Если Распятый, говорили они, делает такие (чудеса) и если Он воздвиг хромого, то мы не боимся и их. Итак, и это было делом Промысла Божия. Поэтому уверовавших было теперь больше, чем прежде. Вот этого (священники с саддукеями) и боялись, и потому-то в их глазах и связали апостолов, чтобы и на них навести больший страх; но случилось совсем не то, чего они хотели. Поэтому-то они и допрашивают и апостолов не при них, но отдельно, чтобы слушатели не получили пользы от их дерзновения. "На другой день собрались в Иерусалим начальники их и старейшины, и книжники, и Анна первосвященник, и Каиафа, и Иоанн, и Александр, и прочие из рода первосвященнического" (ст. 5-6). Опять сходятся вместе, – а в числе прочих зол было и то, что уже не соблюдались постановления закона. Опять придают собранию вид суда, чтобы обвинить их неправедным судом. "И, поставив их посреди, спрашивали: какою силою или каким именем вы сделали это?" (ст. 7) Но они уж знали (это), потому что досадовали, как сказано, на то, что (апостолы) проповедуют в Иисусе воскресение. Поэтому-то именно они и задержали их. Для чего же спрашивают? Они ожидали, что (апостолы), убоясь множества, отрекутся, и думали, что этим все исправят. И заметь, что они говорят: "каким именем вы сделали это? Тогда Петр, исполнившись Духа Святаго, сказал им" (ст. 8). Припомни же теперь слова Христовы и то, как сбылось, что Он говорил: "когда же приведут вас в синагоги, к начальствам и властям, не заботьтесь, как или что отвечать, или что говорить, ибо Святый Дух научит вас в тот час, что должно говорить" (Лк.12:11,12; ср. Мф.10:19). Следовательно, они уже пользовались великим содействием Божиим. Что же именно говорит (Петр), – послушай. "Начальники народа и старейшины Израильские!" (ст. 8). Заметь любомудрие мужа: будучи исполнен дерзновения, он не произносит ничего оскорбительного, но говорит почтительно: "начальники народа и старейшины Израильские! Если от нас сегодня требуют ответа в благодеянии человеку немощному, как он исцелен, то да будет известно всем вам и всему народу Израильскому" (ст. 8-10). С великим мужеством напал на них с самого начала и уязвил их; а притом и напомнил им о прежнем, так как они судят их за благодеяние. Он как бы так говорил: за это, конечно, всего более надлежало бы увенчать нас и провозгласить благодетелями, а между тем нас судят за благодеяние человеку немощному, небогатому, немогущественному и неславному. Кто мог бы позавидовать (нам) в этом?

2. Много тягостного заключаюсь в себе слова (Петра); но из них видно, что иудеи сами навязывались на зло. "Что именем Иисуса Христа Назорея" (ст. 10). Что особенно опечалило их, то (апостол) и прибавляет. Вот это именно и значили слова Христовы: "и что на ухо слышите, проповедуйте на кровлях" (Мф.10:27). "Что именем Иисуса Христа Назорея, Которого вы распяли, Которого Бог воскресил из мертвых, Им поставлен он перед вами здрав" (ст. 10). Не подумайте, говорит, что мы скрываем Его отечество или страдание. "Которого вы распяли, Которого Бог воскресил из мертвых, Им поставлен он перед вами здрав". Опять – страдание, опять – воскресение. "Он есть камень, пренебреженный вами зиждущими, но сделавшийся главою угла" (ст. 11). Напомнил им и о слове, которого достаточно было, чтоб устрашить их, так как сказано: "и тот, кто упадет на этот камень, разобьется, а на кого он упадет, того раздавит" (Мф.21:44). "И нет ни в ком ином спасения" (ст. 11). Какие, думаешь, раны получили они от этих слов? "Ибо нет другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись" (ст. 12). Здесь возвещается и (нечто) возвышенное. Когда не было нужды чего-либо достигнуть, а надлежало только показать дерзновение, тогда (апостол) не щадит, потому что не боялся поразить их. И не сказал просто: чрез другого, но: "и нет ни в ком ином спасения", – этим показывая, что Он может спасти нас, а в то же время желая и устрашить их. "Видя смелость Петра и Иоанна и приметив, что они люди некнижные и простые, они удивлялись, между тем узнавали их, что они были с Иисусом" (ст. 13). Но каким же, скажешь, образом люди неученые победили красноречием и их, и первосвященников? Это – потому, что не они говорили, а чрез них – благодать Духа. "Видя же исцеленного человека, стоящего с ними, ничего не могли сказать вопреки" (ст. 14). Велика смелость этого человека, как видно из того, что он не оставил апостолов в самом суде. Следовательно, если бы они сказали, что (дело) не так было, он обличил бы их.

"И, приказав им выйти вон из синедриона, рассуждали между собою, говоря: что нам делать с этими людьми?" (ст. 15-16) Видишь, как они недоумевают и как опять все делают по страху человеческому. Как при Христе они не могли ни опровергнуть, ни скрыть событий, а, напротив, от их противодействия вера еще более возрастала, – так точно и теперь. "Что нам делать с этими людьми?" Какое безумие, если они думали устрашить тех, которые уже вкусили подвигов, особенно же, если они, не будучи в состоянии ничего (сделать) сначала, надеялись сделать что-либо после такого красноречия! Чем больше они хотели препятствовать, тем дела шли вперед успешнее. "Ибо всем, живущим в Иерусалиме, известно, что ими сделано явное чудо, и мы не можем отвергнуть сего; но, чтобы более не разгласилось это в народе, с угрозою запретим им, чтобы не говорили об имени сем никому из людей. И, призвав их, приказали им отнюдь не говорить и не учить о имени Иисуса" (ст. 16-18). Заметь и бесстыдство их, и любомудрие апостолов. "Но Петр", сказано, "и Иоанн сказали им в ответ: судите, справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали. Они же, пригрозив, отпустили их, не

находя возможности наказать их, по причине народа" (ст. 19-21). Знамения заградили им уста, и они уже не позволили апостолам окончить слово, но весьма оскорбительно прервали их во время самой речи. "Потому что все прославляли Бога за происшедшее. Ибо лет более сорока было тому человеку, над которым сделалось сие чудо исцеления" (ст. 21, 22). Но посмотрим снова на то, что сказано выше. "Что нам делать с этими людьми?" Прежде они все делали для славы человеческой; а теперь присоединилась и другая (забота), именно о том, чтобы не сочли их убийцами, как после и говорили они: "хотите навести на нас кровь Того Человека" (Деян.5:28). "Чтобы более не разгласилось это в народе, с угрозою запретим им, чтобы не говорили об имени сем никому из людей". Какое безумие! Убежденные, что (Христос) воскрес, и имея в этом доказательство Его Божества, они надеялись своими кознями утаить Того, Кто не был удержан смертью. Что сравнится с этим безумием? И не удивляйся, что они опять замышляют дело несбыточное. Таково уж свойство злобы: она ни на что не смотрит, но всюду производит смятение. Будучи посрамляемы, они поступают так, как будто бы введены были в обман: так обыкновенно бывает с теми, которые, не достигнув чего-либо, подвергаются посмеянию. Но ведь (апостолы) для того везде и говорили, что Бог воздвиг (Иисуса) и что о имени Иисуса хромой стоит здоровым, чтобы показать, что Иисус воскрес. А с другой стороны, и сами они признавали воскресение: хотя в пустом и ребяческом виде, но все же – признавали; а теперь не верят и находятся в смущении, советуясь, что делать с апостолами. Да уже одно только то, что они говорили с такою смелостью, недостаточно ли было для убеждения – ничего не делать с ними? Почему ты не веришь, скажи мне, иудей? Ведь надлежало внимать происшедшему чуду и словам (апостолов), а не злобе толпы. Но почему же (иудеи) не предают их римлянам? Потому что уже были ненавистны для них тем, что сделали со Христом. Таким образом они больше вредили сами себе, откладывая их обвинение. Со Христом (было) не так; но схватив Его среди ночи, они тотчас же повели Его на суд и не откладывали, сильно боясь парода. А с апостолами не смели поступить так: не ведут их и к Пилату, боясь и опасаясь за прежнее, чтобы и за то не обвинили их. "На другой день собрались в Иерусалим начальники их и старейшины, и книжники".

3. Опять собрание в Иерусалиме и проливается там кровь. Не устыдились и города. (Тут были), сказано, Анна и Каиафа Петр не перенес (некогда) и вопроса служанки Каиафы и отрекся, тогда как другой был задержан; а теперь, явившись среди их, смотри, как говорит: "если от нас сегодня требуют ответа в благодеянии человеку немощному, как он исцелен, то да будет известно всем вам и всему народу Израильскому". А они говорят: "каким именем вы сделали это?" Зачем же не называешь этого (имени), но скрываешь? "Каким именем вы сделали это?" Но ведь (Петр) говорил: не мы сделали это. Заметь благоразумие. Не сказал тотчас: мы сделали именем Иисуса, но как? "Им поставлен он перед вами здрав". Не говорит также: сделался здоров от нас. И опять: "если от нас сегодня требуют ответа в благодеянии человеку немощному". Укоряет их, как людей, всегда осуждающих за благодеяния, и напоминает о прежнем, именно – что они стремятся к убийствам, и не только обнаруживают это, а еще и обвиняют за благодеяния. Видишь ли, как тяжки и слова (Петра)? (Апостолы) уже упражнялись в этом и стали, наконец, неустрашимы. Здесь (Петр) доказывает им, что они сами против воли проповедуют Христа, что они сами, судя и исследуя, распространяют учение (о Нем). "Которого вы распяли". О, какая смелость! "Которого Бог воскресил из мертвых". А это – знак еще большего дерзновения. Слова его значат вот что: не подумайте, что мы скрываем (что-нибудь) позорное; нет, мы не только не скрываем, а напротив, говорим с дерзновением. Так говорит (апостол) и тем почти порицает их, и не просто, но и останавливается на этом, говоря: "Он есть камень, пренебреженный вами зиждущими". Затем, показывая, что они поступили так с камнем драгоценным, прибавляет: "но сделавшийся главою угла", то есть, камень по природе драгоценный и неподдельный, он пренебрежен вами. Так-то чудо сообщило им великую смелость. Но ты заметь, как они, когда надобно учить, приводят много пророчеств, а когда нужно говорить с дерзновением, представляют лишь свое мнение. "Ибо нет", говорит (апостол), "другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись", потому что всем людям, а не им одним, дано было это имя. И в свидетели этому он приводит их самих. Так как они говорили: "каким именем вы сделали это?" – то отвечает: "именем Иисуса Христа Назорея", – другого имени нет. Как же вы спрашиваете? Так это везде очевидно! "Ибо нет", говорит, "другого имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись". Это – слова души, презирающей настоящую жизнь, как это видно из той великой смелости, с какой они произносятся. Отсюда явно, что и в то время, когда говорил о Христе уничиженно, (говорил) не из боязни, но по снисхождению. А так как теперь было удобное время, то он говорит столь возвышенно, что этим самым устрашил даже и всех слушателей. Вот и другое доказательство, не меньшее прежнего. "Узнавали их", сказано, "что они были с Иисусом". Не без цели евангелист поместил эти слова, но – чтобы показать и то, где они были (с Иисусом), то есть, при страдании. Действительно, они одни только были тогда со Христом, и тогда их видели смиренными, униженными. Вот почему особенно и удивляла (священников) эта внезапная перемена; ведь и там были Анна и Каиафа с клевретами, и пред ними предстояли и апостолы. Теперь же они были изумлены их чрезвычайною смелостью, так как не словами только показывали, что не заботятся о том, что их судят за такие дела и что им угрожает крайняя опасность, но и видом, и голосом, и взором, и всем вообще выказывали пред народом смелость в то время, как говорили. А удивлялись (священники), может быть, потому, что (апостолы) были люди и неученые и простые, так как можно быть кому-либо неученым и, однако, не быть еще простым, или быть простым и, тем не менее, не неученым. Этим (писатель) показывает, что (в апостолах) соединилось то и другое. "Удивлялись", сказано. Из чего? Из того, что они говорили. Немного (Петр) произносит слов, но самым выражением и составом речи показывает смелость. И (священники) обвинили бы апостолов, если бы не было с ними этого человека (хромого). "Узнавали их", сказано, "что они были с Иисусом". Отсюда они приходили к убеждению, что научились этому от Иисуса и что они все делали, как Его ученики. И самое чудо и знамение издавало не мене громкий голос, чем голос апостолов: оно-то именно больше всего и заградило им уста. "Судите", говорят, "справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?". Когда страх уменьшился, – так как заповедать (не говорить о Иисусе) не что другое значило, как отпустить их, – тогда и говорят с большею кротостью: так они далеки были от дерзости. "Мы не можем не говорить того, что видели и слышали". Следовательно, они отреклись бы, если бы оно было не таково, если бы не было свидетельства многих. А оно, действительно, было известно всем. Но такова-то злоба, – дерзка и нагла! "С угрозою запретим им". Что вы говорите? Ужели вы надеетесь угрозою остановить проповедь? Так везде начальство трудно и неудобно! Вы убили Учителя и не остановили (проповеди), ужели же теперь своими угрозами надеетесь удержать нас от нее? Узы не заставили нас говорить с меньшим дерзновением, и вы ли заставите, когда мы считаем за ничто и угрозы ваши? "Судите", говорят, "справедливо ли пред Богом слушать вас более, нежели Бога?" Здесь вместо Христа именуют Бога. Видишь ли, как теперь сбылось то, что (Христос) сказал им: "вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: не бойтесь же" (Мф.10:16, 31)?

4. Затем опять подтверждают воскресение, присовокупив эти слова: "мы не можем не говорить того, что видели и слышали". Итак, мы – достоверные свидетели; а вы, присовокупляя угрозы к угрозам, напрасно опять грозите. Им, конечно, надлежало бы обратиться вследствие чуда, за которое народ прославлял Бога; а они грозят даже убийством: так они противились Богу! "Они же, пригрозив, отпустили их". Чрез это (апостолы) сделались более славными и более знаменитыми. "Сила Моя", сказано, "совершается в немощи" (2Кор.12:9); и это они уже засвидетельствовали, противостав всему. Что значит: "мы не можем не говорить того, что видели и слышали"? Это значит: если ложны наши слова, – обличи, а если истинны, то зачем препятствуешь? Таково-то любомудрие! Те в затруднении, а эти в радости; те исполнены великого стыда, а эти все делают с дерзновением; те в страхе, а эти безбоязненны. Кто в самом деле, скажи мне, боялся? Те ли, которые говорили: "чтобы более не разгласилось это в народе", или те, которые говорили: "мы не можем не говорить того, что видели и слышали"? Эти – и в удовольствии, и в дерзновении, и в величайшей радости; те – в печали, в стыде, в страхе, потому что боялись народа. Эти что хотели, то и сказали; а те не сделали того, чего хотели. Кто был в узах и опасностях? Не эти ли по преимуществу?

Итак, будем держаться добродетели! Пусть слова эти будут не для удовольствия только и какого-либо утешения! Здесь не театр, возлюбленный, не место играющих на цитре или представляющих трагедии, где плодом бывает только наслаждение, так что прошел день – и наслаждение исчезло. И пусть бы только было наслаждение и не было другого вреда вместе с наслаждением. Но, ведь, каждый идет оттуда домой, как из какого-нибудь зараженного места, усвоив себе многое из того, что бывает там. Так юноша, взяв оттуда некоторые звуки диавольских песней, какие только мог удержать в памяти, часто поет их дома, а старик, как более степенный, хотя не делает этого, но помнит все слова, какие там говорились. Отсюда же вы уходите ни с чем. Не стыдно ли это? Мы положили закон, или лучше – не мы положили, нет, так как сказано: не все учителя на земли (Мф.23:8-9), – Христос положил закон, чтобы никто не клялся. Что же, скажи мне, сделалось с этим законом? Я не перестану говорить об этом, "когда опять приду", по словам апостола, "не пощажу" (2Кор.13: 2). Подумали ли вы об этом? Позаботились ли? Было ли у вас какое-нибудь старание? Или мы опять должны говорить тоже? Впрочем, было ли или нет, мы опять станем говорить те же слова, чтобы вы имели о том попечение; а если вы уже позаботились, то – чтобы опять исполняли это постояннее, да и остальных склоняли к тому. Откуда же должно начать нам слово? Хотите ли – с ветхого завета? Но стыдно нам, что мы не соблюдаем даже того, что в ветхом завете и что надлежало бы нам превзойти. Ведь нам следовало бы слушать не об этом, – это предписания иудейской бедности, – а о (заповедях) совершенных, как например: брось деньги, стой мужественно, отдай душу за проповедь, смейся над всем земным, пусть не будет у тебя ничего общего с настоящей жизнью. Если кто обидит тебя, – окажи ему благодеяние; если обманет, – заплати благословением; если будет поносить, – окажи почтение. Будь выше всего. Вот о чем и о подобном нам следовало бы слушать.

А мы теперь говорим о клятве! Это то же, как если бы кто человека, который должен любомудрствовать, отвлек от учителей мудрости и заставил его читать еще по складам и (разбирать) буквы. Подумай, какой стыд для человека, имеющего длинную бороду, носящего палку и плащ, идти вместе с детьми к учителям и учиться тому же, чему они учатся! Не крайне ли смешно это? Но мы еще смешнее, потому что не столько различия между философией и азбукой, сколько между иудейским образом жизни и нашим: (здесь столько различия), сколько между ангелами и людьми. Скажи мне: если бы кто низвел ангела с неба и велел ему стоять здесь и слушать наши слова, как будто бы ему необходимо было поучаться в них, – не стыдно ли и не смешно ли было бы это? Если же смешно только еще учиться этому, то, скажи мне, какое осуждение, какой стыд – даже не внимать этому? И в самом деле, как не стыдно, что христиане только еще учатся тому, что не должно клясться! Подчинимся, однако, этой необходимости, чтобы не подвергнуться еще большему стыду. Так станем же сегодня говорить вам из ветхого завета. Что же говорит он? – "Не приучай уст твоих к клятве и не обращай в привычку употреблять в клятве имя Святаго" (Сир.23:8-9). Почему? "Ибо, как раб, постоянно подвергающийся наказанию, не избавляется от ран, так и клянущийся непрестанно именем Святаго не очистится от греха" (Сир.23:10).

5. Заметь благоразумие этого мудреца. Не сказал: не приучай к клятве мысли своей, но: "уст твоих"; он знал, что все зависит от уст и легко исправляется. Это, наконец, обращается в невольную привычку, подобно тому, как многие, входя в бани, вместе с тем, как переступают дверь, кладут на себе (крестное) знамение. Это обыкновенно делает рука по привычке, когда даже никто не приказывает. Опять, и при возжжении светильника, часто рука творит знамение, между тем как мысль обращена на что-нибудь другое. Так точно и уста говорят не от души, но по привычке, и все заключается в языке. "В клятве", сказано, "не обращай в привычку употреблять имя Святаго". "Как раб, постоянно подвергающийся наказанию, не избавляется от ран, так и клянущийся непрестанно именем Святаго не очистится от греха". Не клятвопреступление осуждается здесь, но клятва, и за нее полагается наказание. Следовательно, клясться – грех. Такова, поистине, душа (клянущегося): много на ней ран, много язв. Но ты не видишь? В том-то и беда! Между тем, ты мог бы видеть, если бы захотел, потому что Бог дал тебе глаза. Такими глазами смотрел пророк, когда говорил: "воссмердели и согнили раны мои от безумия моего" (Пс.37:6). Мы презрели Бога, возненавидели благое имя, попрали Христа, оставили стыд, – никто не вспоминает с уважением имени Божия. Ведь, если ты кого любишь, ты встаешь и при его имени; а Бога часто призываешь так, как бы Он был ничто. Призови Его, когда благотворишь врагу; призови Его для спасения своей души. Тогда Он приблизится к тебе, тогда ты возвеселишь Его, а теперь ты прогневляешь Его. Призови Его, как призвал Стефан. Что говорил он? "Господи! не вмени им греха сего" (Деян.7:60). Призови Его, как призвала жена Елканова, со слезами, с плачем, с молитвою. Этого я не запрещаю, напротив, к этому особенно побуждаю. Призови Его, как призвал Моисей, когда взывал, молясь за тех, которые гнали его. Ведь, если бы ты безрассудно стал упоминать о каком-нибудь почтенном человеке, это было бы поношением; а упоминал в своих речах о Боге не только безрассудно, но и неуместно, считаешь это за ничто? Какого же был бы ты не достоин наказания? Я не запрещаю иметь Бога непрестанно в мыслях, – напротив, об этом и прошу и этого желаю, но не против воли Его, а для того, чтобы хвалить и почитать Его. Это доставило бы нам великие блага, если бы мы призывали Его только тогда, когда нужно, и в тех обстоятельствах, в каких нужно. Почему, скажи мне, при апостолах было столько чудес, а в наше время их нет, хотя Бог Тот же и имя то же? Это потому, что оно не одинаково (употребляется нами). Каким образом? Так, что они призывали Его только в тех случаях, о которых я сказал, а мы призываем не в этих, а в других. Если же тебе не верят, и ты поэтому клянешься, то говори: поверь, и даже, если хочешь, поклянись самим собою. Я говорю это не потому, чтобы хотел давать законы противные закону Христову, – отнюдь нет: сказано: "да будет слово ваше: да, да; нет, нет" (Мф.5:37); но по снисхождению к вам, чтобы больше побудить вас к этому и отвлечь от той ужасной привычки. Сколько людей, снискавших себе славу в прочих делах, погибло от этой привычки? Хотите ли узнать, почему древним позволялось клясться (нарушать клятву ведь и им было не дозволено)? Это потому, что они клялись идолами. Не стыдно ли вам оставаться при тех же законах, какими водились люди немощные? Ведь и теперь, если я приму язычника, я не тотчас заповедую ему это, но сначала убеждаю его познать Христа. Но, если верующий и познавший Его и слышавший о Нем станет требовать себе такого же снисхождения, какое оказывается язычнику, – что пользы в этом, какая прибыль? Но сильна привычка, и тебе трудно оставить ее? Если так велика сила привычки, то перемени эту привычку на другую. Да как, скажешь, это возможно? Я часто уже говорил об этом и теперь скажу то же. Пусть многие следят за нашими словами, пусть исследуют и исправляют их. Нет стыда в том, когда нас другие исправляют; напротив, стыдно удалять от себя тех, кто исправляет нас, и делать это во вред собственному спасению. Ведь, если ты наденешь платье на изнанку, ты позволяешь и слуге поправить его и не стыдишься того, что он учит тебя, хотя это и очень стыдно; а здесь ты причиняешь вред душе своей и стыдишься, скажи мне, когда другой вразумляет тебя. Ты терпишь раба, который наряжает тебя в одежду и надевает на тебя обувь; а того, кто украшает душу твою, не терпишь? Не крайнее ли это безумие? Пусть будет и раб учителем в этом, пусть будет и дитя, и жена, и друг, и родственник, и сосед. Как зверь, когда его отовсюду гонят, не может убежать, так и тот, кто имеет стольких стражей и стольких порицателей и кого отовсюду поражают, не может не быть осторожен. В первый день это будет для него тяжело, равно и во второй и в третий, а потом будет легче, а после четвертого дня это не будет для него и делом. Сделайте опыт, если не верите. Позаботьтесь, прошу вас. Не маловажен этот грех, не маловажно и исправление от него; напротив, важно и то, и другое, – и зло, и добро. Но дай Бог, чтобы было добро, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу со Св. Духом слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 11

"Быв отпущены, они пришли к своим и пересказали, что говорили им первосвященники и старейшины" (Деян.4:23).

1. Не из тщеславия рассказывают об этом, – как это возможно? – но здесь свидетельствуют они о явлении благодати Христовой. Поэтому, что первосвященники и старейшины сказали им, то они пересказывают; а свои (слова), хотя опускают, однако, и при этом случае являют еще большее дерзновение. Посмотри, как они опять прибегли к истинной помощи, к непреоборимому Поборнику, и опять единодушно и со тщанием, потому что молитва (их) не просто совершается. "Они же, выслушав, единодушно возвысили голос к Богу и сказали" (ст. 24). Смотри, как мудры молитвы их. Когда они просили показать им достойного апостольства, тогда взывали: "Ты, Господи, Сердцеведец всех, покажи" (Деян.1:24), – потому что там нужно было предведение; а здесь, когда надлежало заградить уста противникам, говорят о владычестве. Потому и начали так: "Владыко Боже, сотворивший небо и землю и море и всё, что в них! Ты устами отца нашего Давида, раба Твоего, сказал Духом Святым: что мятутся язычники, и народы замышляют тщетное? Восстали цари земные, и князи собрались вместе на Господа и на Христа Его" (ст. 24-26). Они приводят пророчество, как бы требуя от Бога обещанного и вместе утешая себя тем, что враги все замышляют тщетно. Таким образом, слова их значат: приведи все это к концу и покажи, что они замыслили тщетное. "Ибо поистине собрались в городе сем на Святаго Сына Твоего Иисуса, помазанного Тобою, Ирод и Понтий Пилат с язычниками и народом Израильским, чтобы сделать то, чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой. И ныне, Господи, воззри на угрозы их, и дай рабам Твоим со всею смелостью говорить слово Твое" (ст. 27-29). Видишь ли любомудрие и то, как они не ропщут здесь? Они подробно не перечисляют угроз, а говорят только, что им угрожали, – потому что писатель говорит сокращенно. И смотри: не сказали они: сокруши их, низложи их, – но что? "И дай рабам Твоим со всею смелостью говорить слово Твое" (ст. 29). Так научимся молиться и мы. Правда, кто не исполнился бы гнева, попав к людям, ищущим его смерти и дышащим такими угрозами? И какого не исполнился бы он негодования? Но не (так поступают) эти святые. "Тогда как Ты простираешь руку Твою на исцеления и на соделание знамений и чудес именем Святаго Сына Твоего Иисуса" (ст. 30). Если именем Его будут совершаться чудеса, то велико будет дерзновение, говорят они. "И, по молитве их, поколебалось место, где они были собраны" (ст. 31). Это было знаком того, что они услышаны, и – посещения Божия. "И исполнились все Духа Святаго" (ст. 31). Что значит: "исполнились"? Значит – воспламенились Духом, и возгорелся в них этот дар. "И говорили слово Божие с дерзновением" (ст. 31). "У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа" (ст. 32). Видишь ли, как вместе с благодатью Божиею они отличались и своими (добродетелями)? Да и везде должно примечать, что вместе с благодатью Божиею они проявляли и свои (добродетели), как и Петр сказал: "серебра и золота нет у меня" (Деян.3:6). Впрочем, что сказал выше, в словах: "все же верующие были вместе" (Деян.2:44), тоже самое опять выражает, и здесь словами: "у множества же уверовавших было одно сердце и одна душа". Сказав же, что они были услышаны, он говорит потом и об их добродетели, так как намеревается приступить к повествованию о Сапфире и Анании. Потому, желая показать их преступление, он и говорит сначала о добродетели прочих. Но скажи мне: любовь ли родила нестяжание, или нестяжание – любовь? Мне кажется, любовь – нестяжание, которое укрепляло ее еще более. Послушай же, что говорит (писатель): у всех "было одно сердце и одна душа". Вот сердце и душа – одно. "И никто ничего из имения своего не называл своим, но всё у них было общее" (ст. 32). "Апостолы же с великою силою свидетельствовали о воскресении Господа Иисуса Христа" (ст. 33). Выражает, что им как бы вверено было это (свидетельство), или говорит о нем, как о долге; то есть: они с дерзновением преподавали всем свидетельство о царствии. "И великая благодать была на всех их. Не было между ними никого нуждающегося" (ст. 33, 34). Как в доме родительском все сыновья имеют равную честь, в таком же положении были и они, и нельзя было сказать, что они питали других; они питались своим; только удивительно то, что, отказавшись от своего, они питались так, что, казалось, они питаются уже не своим, а общим. "Ибо все, которые владели землями или домами, продавая их, приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду" (ст. 34, 35). Из великого уважения к апостолам они полагали не в руки, а к ногам их. "Так Иосия, прозванный от Апостолов Варнавою, что значит – сын утешения" (ст. 36). Это, мне кажется, не тот, который (поставлен был) вместе с Матфием; тот назывался и Иосиею, и Варсавою, а потом прозван был и Иустом, а этот был прозван от апостолов Варнавою – сыном утешения. И самое имя, кажется мне, получил от добродетели, к которой был способен и расположен. "Левит, родом Кипрянин, у которого была своя земля, продав ее, принес деньги и положил к ногам Апостолов" (ст. 36, 37).

2. Заметь здесь, как (писатель) указывает на ослабление закона, когда говорит: "левит, родом Кипрянин". Значит, уже и в переселении были левиты. Но обратимся к вышесказанному: "быв отпущены", говорит, "они пришли к своим и пересказали, что говорили им первосвященники и старейшины". Смотри, (какое) смирение и любомудрие апостолов. Они не пошли везде хвастать и говорить, как они отвечали священникам, и при рассказе не тщеславились, но, пришедши, просто возвещают то, что слышали от старейшин. Отсюда мы узнаем, что они не подвергали сами себя искушениям, но мужественно переносили те, которые были им причиняемы. Иной кто-нибудь, надеясь на помощь народа, может быть, стал бы порицать и наговорил бы тысячу неприятностей. А эти любомудрые – не так, но во всем кротко и смиренно. "Они же", говорит, "выслушав, единодушно возвысили голос к Богу". Возвысили глас от радости и великого усердия. Такие именно молитвы и бывают успешны, - молитвы, исполненные любомудрия, совершаемые о таких (предметах), со стороны таких (людей), в таких обстоятельствах и таким образом; а все прочие недостойны и нечисты. Смотри, как они не говорят ничего лишнего, но – только о силе Господа; или лучше, как Христос говорил иудеям: "если же Я Духом Божиим" глаголю (Мф.12:28), так и они говорят: "Духом Святым". Вот и Спаситель говорит о Духе. А что говорят они, послушай. "Владыко Боже, Ты устами отца нашего Давида, раба Твоего, сказал Духом Святым: что мятутся язычники, и народы замышляют тщетное?" В Писании обычно говорится об одном, как о многих. Смысл же слов их следующий: не сами они (иудеи) превозмогли, но Ты соделал все, попустив это и приведши к концу, как благоискусный и премудрый, устроивший и с самими врагами по воле Своей; здесь указывают они на благоискусство и премудрость Его в том, что, хотя те сошлись с убийственным намерением, как враги и противники, но делали то, чего Ты, Однако, хотел, "чему быть предопределила рука Твоя и совет Твой". Что значит: "рука Твоя"? Здесь, мне кажется, рукою называет как силу, так и совет. Тебе довольно, говорит, только захотеть, потому что никто не предопределяет силою. Итак выражение: "рука Твоя", значит: что Ты повелел. Или это говорит, или – что (Господь) совершил Своею рукою. Поэтому, как тогда они замыслили тщетное, так и теперь, говорят, сделай, чтобы они замыслили тщетное. "И дай рабам Твоим", то есть, чтобы угрозы их не исполнились на деле. Говорили же они так не потому, чтобы сами опасались претерпеть что-нибудь тяжкое, но (заботясь) о проповеди. Не сказали: и избавь нас от опасностей, но что? "И дай рабам Твоим со всею смелостью

говорить слово Твое". Ты сам, приведший к концу то, приведи и это. "Помазанного Тобою", говорят. Смотри, как и в молитве они разделяют (с Ним) страдание и все относят к Нему и называют Его виновником дерзновения. Видишь ли, как они всего просят для Бога и ничего для собственной славы и любочестия? А что касается их самих, то обещают, что они не устрашатся; просят также и о знамениях. "Тогда как", говорят, "Ты простираешь руку Твою на исцеления и на соделание знамений и чудес". И прекрасно, потому что без этого, сколь бы великую они ни проявили ревность, все делали бы напрасно. Господь склонился на прошение их и, поколебав место, показал, что Он присутствует при их молитве. "И, по молитве их", говорит, "поколебалось место". А что ради этого именно произошло, послушай, что говорит пророк: "Он посмотрит на землю, и заставит ее трястись" (Пс.103:32). И еще: "от лица Господа подвинулась земля, от лица Бога Иаковлева" (Пс.113:7). Бог делает это как для большего страха, так и для того, чтобы внушить апостолам бодрость после прежних угроз и чтобы расположить их к большему дерзновению. Тогда было начало (проповеди), и потому они имели нужду в видимом знамении для того, чтобы быть более уверенными, а после никогда этого не бывало. Итак, они получили много утешения от молитвы.

Естественно они испрашивают и благодати знамений, потому что не иным чем, как знамениями, они могли доказать, что (Христос) воскрес. И не безопасности своей только просили они, но и того, чтобы им не постыдиться, а говорить с дерзновением. Поколебалось место, – и это еще более утвердило их. А это иногда бывает знаком гнева, иногда посещения и промышления, теперь же гнева. Во время спасительного страдания (землетрясение) произошло чудно и сверхъестественно: тогда поколебалась вся земля. И сам Спаситель говорил: тогда "и будут глады, моры и землетрясения по местам" (Мф.24:7). И здесь, с одной стороны, это было знаком гнева на тех (иудеев), а их (апостолов) исполнило Духа. Смотри, как и апостолы после молитвы исполняются Духа: "и исполнились", говорит, "все Духа Святаго". "Не было между ними никого нуждающегося". Видишь, как велика сила этой добродетели (общения имений), если она была нужна и там. Действительно, она – виновница благ, и об ней-то упоминает он здесь в другой раз, внушая всем нестяжательность; говоря выше: "и никто ничего из имения своего не называл своим", здесь говорит: "не было между ними никого нуждающегося" (ст. 34).

3. А что это происходило не от знамений только, но и от их желания, показывают Сапфира и Анания. Не словом только, но и силою они засвидетельствовали о воскресении, как и Павел говорит: "и слово мое и проповедь моя не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы" (1Кор. 2:4). И не просто: силою, но – "великою силою". И хорошо сказал: "и великая благодать была на всех их", потому что благодать – в том, что никто не был беден, то есть, от великого усердия дающих никто не был в бедности. Не часть одну они давали, а другую оставляли у себя; и (отдавая) все, не (считали) за свое. Они изгнали из среды себя неравенство и жили в большом изобилии; притом делали это с великою честью. Так они не смели отдавать в руки (апостолов) и не с надменностью отдавали, но приносили к ногам их и предоставляли им быть распорядителями и делали их господами, так что издержки делались уже как из общего (имения), а не как из своего. Это предохраняло их и от тщеславия. Если бы так было и теперь, то мы жили бы с большею приятностью – и богатые, и бедные. Как бедным, так и богатым было бы приятно. И, если угодно, мы изобразим это, по крайней мере, словом, если не хотите (показать) делом, и от того уже получим удовольствие. Правда, это весьма ясно и из того, что было тогда, так как продающие не делались бедными, но и бедных делали богатыми.

Но изобразим теперь это словом: пусть все продадут все, что имеют, и принесут на средину, – только словом говорю; никто не смущайся – ни богатый, ни бедный. Сколько, думаете, было бы собрано золота? Я полагаю, – с точностью сказать нельзя, – что если бы все мужчины и все женщины принесли сюда свои деньги, если бы отдали и поля, и имения, и жилища (не говорю о рабах – их тогда не было, быть может, отпускали их на волю), то, вероятно, собралось бы тысяча тысяч литров золота или лучше сказать даже два и три раза столько. Скажите, в самом деле, сколько теперь вообще жителей в нашем городе? Сколько, думаете вы, в нем христиан? Думаете ли, что сто тысяч, а прочие язычники и иудеи? Сколько же тысяч золота было бы собрано? А как велико число бедных? Не думаю, чтобы больше пятидесяти тысяч. И чтобы кормить их каждый день, много ли было бы нужно? При общем содержании и за общим столом, конечно, не потребовалось бы больших издержек. Что же, скажут, мы будем делать, когда истратим свои средства? Ужели ты думаешь, что можно когда-нибудь дойти до этого состояния? Не в тысячи ли раз больше была бы благодать Божия? Не изливалась ли бы благодать Божия обильно? И что же? Не сделали бы мы землю небом? Если между тремя и пятью тысячами это совершалось с такою славою, и никто из них не жаловался на бедность, – то не тем ли более в таком множестве? Даже и из внешних (не-христиан) кто не сделал бы приношения? А чтобы видеть, что разделение сопряжено с убытками и производит бедность, представим себе дом, в котором десять человек детей, жена и муж: она, положим, прядет пряжу, а он получает доходы отвне. Скажи же мне, когда больше издержат они, вместе ли питаясь и живя в одном доме, или разделившись? Очевидно, что разделившись; если десятеро детей захотят разделиться, то понадобится десять домов, десять трапез, десять слуг и постольку же прочих принадлежностей. И там, где много рабов, не для того ли все они имеют общий стол, чтобы меньше было издержек? Разделение всегда производит убыток, а единомыслие и согласие – прибыль. Так живут теперь в монастырях, как (жили) некогда верные. И умер ли кто с голода? Напротив, кто не был удовлетворен с большим изобилием? А теперь люди боятся этого больше, нежели броситься в неизмеримое и беспредельное море. Но, если бы мы сделали опыт, тогда отважились бы на это дело. И какая была бы благодать? Если тогда, когда не было верных, кроме лишь трех и пяти тысяч, когда все по вселенной были врагами (веры), когда ни откуда не ожидали утешения, они столь смело приступили к этому делу, то не тем ли более это возможно теперь, когда, по благодати Божией, везде по вселенной (находятся) верные? И остался ли бы тогда кто язычником? Я, по крайней мере, думаю, никто: таким образом, мы всех склонили бы и привлекли бы к себе. Впрочем, если пойдем этим путем, то, уповаю на Бога, будет и это. Только послушайтесь меня, и устроим дела таким порядком; и если Бог продлит жизнь, то, я уверен, мы скоро будем вести такой образ жизни.

4. Между тем, исполняйте и твердо храните закон о клятве: сохранивший пусть обнаруживает несохранившего, пусть увещевает и сильно обличает его. Срок близок (см. Беседу 8); я исследую дело и уличенного отлучу и не допущу (в церковь). Но дай Бог, чтобы ни одного такого не нашлось между нами, но чтобы все в точности сохранили это духовное условие! Как на войне по условному знаку узнают и своих и чужих, так пусть будет я теперь, – ведь и мы теперь на войне, – чтобы и нам узнавать своих братий. А каким благом для нас может быть этот знак и здесь, и в чужой стране! Каким оружием против козней диавола! Уста, не употребляющие клятвы, скоро и Бога преклонят в молитвах, и диаволу нанесут тяжкую рану. Уста, не употребляющие клятвы, не будут и поносить. Как бы из некоторого дома, извлеки этот огонь из языка и извергни вон. Дай языку отдохнуть несколько и сделай язву менее заразительною. Об этом умоляю вас, чтобы я мог преподать вам и другое наставление; а до тех пор, пока это еще не исполнено, я не смею перейти к чему-либо другому. Исполняйте это в точности; восчувствуйте наперед эту добродетель; а потом я предложу вам и другие правила, лучше же сказать, не я, но сам Христос. Насадите в душе вашей это доброе (древо), – и вы мало-помалу соделаетесь раем Божиим, гораздо лучшим первобытного рая, так как нет у нас ни змия, ни древа смертоносного, ни другого чего-нибудь тому подобного. Глубоко вкорените в себе этот навык. Если так будет, то не вы только, предстоящие здесь, получите пользу, но и все, живущие во вселенной; и не они только, но и те, которые будут жить после нас. Так, добрая привычка, вкоренившаяся и сохраняемая всеми, передается в отдаленные времена, и никакое время не будет в состоянии истребить ее. Если некто, собиравши дрова в субботу, был побит камнями (Числ.15: 35), то делающий гораздо хуже того собирания и собирающий бремя грехов (а таково множество клятв) чему не подвергнется, чего не потерпит? Вы получите от Бога великую помощь, когда это дело будет у вас исполнено. Если я скажу: не оскорбляй, ты (в оправдание свое) тотчас представишь гнев. Если скажу: не завидуй, ты назовешь другую причину. Но здесь не можешь сказать ничего такого. Поэтому я начал с легкого, так как и во всех искусствах делают тоже самое. Кто переходит к труднейшему, тот сначала уже изучил более легкое. Вы узнаете, как это легко, когда, исполнив это по благодати Божией, получите и другое правило. Доставьте мне дерзновение и пред язычниками, и пред иудеями, и прежде всего – пред Богом. Умоляю вас тою любовью, теми болезнями рождения, с которыми я родил вас. "Дети мои" А что далее – "для которых я снова в муках рождения", – не прибавлю. Не скажу и следующего: "доколе не изобразится в вас Христос!" (Гал.4:19), – так как я верую, что Христос уже изобразился в вас. Но окажу вам другое: "братия мои возлюбленные и вожделенные, радость и венец мой" (Флп.4:1)! Поверьте мне, что не скажу иначе. Если бы кто-нибудь возложил теперь на голову мою тысячи царских венцов, украшенных драгоценными камнями, то я не обрадовался бы столько, сколько радуюсь о вашем преуспеянии; даже и царь, я думаю, не радуется так, как я о вас. И что я говорю? Если бы (царь) возвратился, победивши все враждебные ему народы, и, кроме обычного венца, получил еще другие венцы и другие отличия в знак победы, то и он, я думаю, не радовался бы своим трофеям так, как я о вашем преуспеянии. Как будто у меня на голове тысячи венцов,– так я радуюсь; и естественно. Если вы по благодати Божией сохраните этот навык, то вы победите тысячи врагов, гораздо лютейших, чем тот; вы поборете и преодолеете лукавых и злых демонов, не мечом, но языком и волею. И смотрите, сколько будет сделано, если только вы сделаете это. Вы истребите, во-первых, дурную привычку; во-вторых – злой помысл, от которого все зло, т.е., мысль, будто это дело безразличное и нисколько невредное; в-третьих – гнев; в-четвертых – любостяжание: все это ведь производит клятва. А вместе с тем вы получите великое расположение и к прочим добрым делам. Как дети, изучая буквы, не их только изучают, но чрез них мало-помалу научаются чтению, так точно и вы. Вас уже не прельстит злой помысл и не будете говорить, что это безразлично; уже не будете произносить (клятвы) по привычке, против всего этого будете стоять мужественно, чтобы, во всем исполнив божественную добродетель, сподобиться вам и вечных благ, – по благодати и человеколюбию едино-родного Сына Божия, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 12

"Так Иосия, прозванный от Апостолов Варнавою, что значит – сын утешения, левит, родом Кипрянин, у которого была своя земля, продав ее, принес деньги и положил к ногам Апостолов" (Деян.4:36,37).

1. Теперь (писатель) намеревается повествовать об Анании с Сапфирой и, желая показать, что этот человек совершил тягчайший грех, наперед упоминает о том, который поступил, как должно. И когда столь многие поступали также, когда была такая благодать, такие знамения, он (Анания) при всем этом не исправился; но, будучи однажды ослеплен любостяжанием, навлек погибель на свою голову. "У которого была своя земля", – так сказал (писатель), выражая, что больше ничего у него и не было, – "продав ее, принес деньги и положил к ногам Апостолов". "Некоторый же муж, именем Анания, с женою своею Сапфирою, продав имение, утаил из цены, с ведома и жены своей, а некоторую часть принес и положил к ногам Апостолов" (Деян.5:1,2). Важно то, что грех (совершен) по согласию, и никто другой не знал о случившемся. Откуда пришло (на мысль) этому несчастному и жалкому сделать это? "Но Петр сказал: Анания! Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли?" (Деян.5:3) Смотри – и теперь совершилось великое знамение и притом гораздо большее того прежнего. "Чем ты владел, не твое ли было, и приобретенное продажею не в твоей ли власти находилось?" (ст. 4) То есть, разве была какая-либо необходимость и принуждение? Разве мы привлекаем вас невольно? "Для чего ты положил это в сердце твоем? Ты солгал не человекам, а Богу. Услышав сии слова, Анания пал бездыханен" (ст. 4-5). Видишь ли, чем это знамение больше (прежнего)? Тем, что (Анания) лишается жизни, и что (Петр) узнает сокровенное в мыслях и совершенное втайне. "И великий страх объял всех, слышавших это. И встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили. Часа через три после сего пришла и жена его, не зная о случившемся. Петр же спросил ее: скажи мне, за столько ли продали вы землю?" (ст. 5-8) Он хотел спасти ее, – так как муж был виновником греха, – и потому, может быть, дает ей время к оправданию и возможность к покаянно. Поэтому и говорит: "скажи мне, за столько ли продали вы землю? Она сказала: да, за столько" (ст. 8). "Но Петр сказал ей: что это согласились вы искусить Духа Господня? вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут. Вдруг она упала у ног его и испустила дух. И юноши, войдя, нашли ее мертвою и, вынеся, похоронили подле мужа ее. И великий страх объял всю церковь и всех слышавших это" (ст. 9-11). После этого страшного чуда (апостолы) совершали много знамений, а что именно, послушай. "Руками же Апостолов совершались в народе многие знамения и чудеса; и все единодушно пребывали в притворе Соломоновом. Из посторонних же никто не смел пристать к ним, а народ прославлял их" (ст. 12, 13). Справедливо. Ведь Петр уже внушал страх, наказывая и обличая сокровенное в мыслях. К нему больше и прилеплялись, как по причине чуда, так и по причине первой, второй и третьей проповеди, – потому, что он совершил и первое чудо, и второе, и настоящее, которое мне кажется не просто одним только, но сугубым: первое – то, что он изобличил сокровенное в мыслях, а второе – то, то что повелением лишил жизни. "Верующих же более и более присоединялось к Господу, множество мужчин и женщин, так что выносили больных на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого из них" (ст. 14, 15). При Христе этого не происходило, откуда и можно видеть, что теперь на деле исполнилось сказанное Им. Что же именно? "Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин.14:12). "Сходились также в Иерусалим многие из окрестных городов, неся больных и нечистыми духами одержимых, которые и исцелялись все" (ст. 16).

Заметь, прошу, как вся жизнь их слагается из противоположностей. Так, прежде была скорбь по причине вознесения Христа, потом радость по причине сошествия Духа; опять скорбь от поносивших, потом радость от верных и от чуда; снова скорбь, когда задержали их, потом радость после оправдания. И здесь опять и радость, и скорбь. Радость, потому что прославились и от Бога получили откровения; скорбь, потому что лишили жизни своих. Снова радость оттого, что сделались известными, и снова скорбь из-за первосвященника. И это везде можно замечать, подобно тому, как можно видеть это и на древних (святых мужах). Но обратимся к вышесказанному. Продавали, говорится, и "приносили цену проданного и полагали к ногам Апостолов". Смотри, возлюбленный, как они не апостолам поручали продавать, а сами продавали и цену им отдавали. Но не так Анания: он удерживает у себя нечто от цены проданного поля, потому и наказывается, как сделавший не хорошо и обличенный в похищении своего. Это замечание касается и нынешних священников, и даже весьма сильно. А так как и жена его соглашалась на его поступок, то (апостол) подвергает суду и ее.

2. Но, может быть, скажет кто-нибудь, что он поступил с нею слишком жестоко. Что говоришь ты? Какая жестокость, скажи мне? Если некто, собиравший дрова в субботу, был побит камнями (Числ.15:32-36), то тем более святотатец: ведь эти деньги были уже священные. И подлинно, кто решился продать свое и отдать, а потом удержал у себя, тот святотатец. Если же взявший из своего – святотатец, то гораздо более – взявший из чужого. Поэтому не подумайте, что, если теперь не бывает этого, если наказание не следует тотчас, то будто и остается без наказания. Видишь ли, как он обвиняется в том, что, сделав свои деньги священными, потом взял их? Разве не мог ты, говорит, продав, пользоваться ими, как своими? Разве кто препятствовал тебе? Почему берешь их после того, как обещал (отдать)? Вот как с самого начала диавол действовал среди столь великих знамений и чудес, или лучше, как тот (Анания) был ослеплен им. Подобное нечто случилось и в ветхом завете, когда сын Хармии уличен был в том, что похитил посвященное Богу; ты, однако, знаешь, каким наказанием окончилось и тогда это дело (Нав.7:1-26). Так, возлюбленный, святотатство – очень тяжко и исполнено великого неразумия. Мы, говорит, не принуждали тебя ни продавать, ни отдавать деньги после продажи; ты решился на это по собственной воле. Для чего же ты украл из священных денег? "Для чего ты положил это в сердце твоем?" А если сатана сделал это, то почему осуждается он? Он виновен в том, что воспринял действие сатаны и исполнил. Но следовало, скажут, исправить его. Нет, он не исправился бы, потому что, кто видел такие (чудеса) и не получил от них пользы, тот тем более не получил бы пользы от чего-нибудь другого. Итак, нельзя было оставить это дело без внимания, но надлежало отсечь (виновного), как гнилой член, чтобы не заразилось все тело. Теперь и он получил пользу, как не преуспевающий более во зле, и прочие сделались более ревностными; а тогда случилось бы напротив. Поэтому (апостол) сначала обличает и показывает, что это дело не укрылось от него, а потом и осуждает. Для чего, говорит, ты сделал это? Ты хотел удержать у себя? Надобно было удержать сначала и не давать обещания. А теперь, взяв после посвящения Богу, ты сделал тяжкое святотатство. Кто берет принадлежащее другим, тот берет, может быть, из желания чужого; но тебе можно было удержать свое. Для чего же ты сделал их священными и потом взял? Ты сделал это по великому неразумию. Это непростительно, неизвинительно.

Пусть же никто не соблазняется, если и теперь есть некоторые святотатцы. Если они были тогда, то тем более теперь, когда так много зол. Но обличим их пред всеми, чтобы и прочие имели страх. Иуда был святотатец, но это не соблазнило учеников. Видишь ли, сколько зол производит страсть к деньгам? "И великий", говорит, "страх объял всех, слышавших это". Тот был наказан, и другие получили пользу. Итак, не без цели это устрояется; прежде, хотя бывали другие чудеса, однако не было такого страха. Так истинно изречение: "Господь познается, совершая суды" (Пс.9:17). Так было и при кивоте: Оза был наказан, и других объял страх. Но там устрашенный царь отринул кивот; а здесь они делаются более внимательными. Видишь: Петр не призывал ее, но ждал, пока она сама придет; и из прочих никто не осмелился рассказать о случившемся. Это – страх пред учителем, это – почтение и послушание учеников. "Часа через три после сего" – и жена не узнала, и никто из присутствовавших не сказал об этом, хотя довольно было времени для того, чтобы разнеслась весть о том. Но они были в страхе. Об этом и писатель с изумлением говорит, что "пришла и жена его, не зная о случившемся". Отсюда уже можно было уразуметь, что он знал сокровенное. Почему он, не спросив никого, спрашивает вас? Не потому ли, конечно, что он знал? Но крайнее ослепление не позволило ей избавиться от осуждения, и она отвечала с великою дерзостью, думая, что говорит с (простым) человеком. Важно то, что они впали в грех по одному умыслу или как бы по некоторому соглашению. "Что это согласились вы", говорит, "искусить Духа Господня?" "Вот, входят в двери погребавшие мужа твоего; и тебя вынесут". Прежде внушает, что она согрешила, а потом показывает, что она справедливо подвергнется одинаковой участи с мужем, так как и она согрешила в том же. И как, скажешь, "вдруг она упала у ног его и испустила дух"? Это потому, что она стояла близко. Таким образом сами они навлекли на себя наказание. Кто же не ужаснулся бы? Кто не убоялся бы апостола? Кто не удивился бы? "И все", говорит, "единодушно пребывали в притворе Соломоновом". Отсюда видно, что они пребывали не в доме, а в храме; также – что они уже не остерегались прикасаться к нечистым, но просто прикасались к мертвым. И смотри, как к своим они были строги, а в отношении к чужим не употребляли этой власти. "Верующих же", говорит, "более и более присоединялось к Господу, множество мужчин и женщин, так что выносили больных на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хотя тень проходящего Петра осенила кого из них" (ст. 14, 15).

3. Велика вера приходивших, даже больше, чем при Христе! Отчего же это произошло? Оттого, что Христос предвозвестил, сказав: "верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит" (Ин.14:12). Они оставались там и не обходили (городов и весей), а между тем, все приносили к ним больных своих на постелях и одрах, и всюду они являли чудеса: на уверовавших, на исцеленных, на наказанном, в дерзновении пред теми (иудеями), в самой добродетели серьезно уверовавших, – все это происходило не от знамений только одних. Хотя они, по смирению, приписывают все не себе, говоря, что они делают это именем Христовым, но и жизнь, и добродетель их производили это. И смотри: (писатель) не говорит здесь о числе уверовавших, предоставляя судить о нем самому слушателю; так верующие возросли до бесчисленного множества. С тем вместе и воскресение (Христово) возвещалось более. "Из посторонних же никто не смел пристать к ним, а народ прославлял их" (ст. 13). Говорит это, выражая, что они уже не были презираемы, как прежде, и что в короткое время и в одно мгновение совершено столь многое рыбарем и простым человеком.

Итак, земля была уже небом, по (их) жизни, по дерзновению, по чудесам и по всему; и они, как ангелы, были предметом удивления, потому что нисколько не взирали ни на насмешки, ни на угрозы, ни на опасности. И не поэтому только, но и потому, что, как весьма человеколюбивые и попечительные, они помогали одним деньгами, а другим – врачеванием тел. "Для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое?" Петр как бы оправдывает себя, приступая к наказанию его, но вместе вразумляет и прочих. Так как случившееся могло показаться весьма тяжким, то он производит страшный суд и над ним, и над его женою. И если бы он не подверг их обоих, непростительно согрешивших, такому суду, то, какое отсюда не произошло бы пренебрежение к (делам) Божиим? А что именно потому (он так сделал), видно из того, что он не тотчас приступил к наказанию, а наперед обнаружил их грех. Потому-то никто не плакал, никто не рыдал, но все убоялись. И не удивительно, что, когда вера их распространялась, то и знамений было больше, и великий страх был между, своими, – потому что не столько беспокоит нас постороннее, сколько свое. Так, если и мы будем соединены друг с другом, то никто не станет восставать против нас; а если будем разделяться друг от друга, то, наоборот, все будут нападать на нас. Оттого и они были смелы и с дерзновением выходили на торжища посреди врагов, и одерживали победу; и исполнялось сказанное: "господствуй среди врагов Твоих" (Пс.109:2); тем большую силу (их) доказывало то, что они делали это, будучи задерживаемы и связываемы. Итак, если только солгавшие потерпели такое наказание, то чего не потерпят те, которые нарушают клятвы? Или лучше: если жена, сказавшая только: "да, за столько", подверглась такому наказанию и не избежала (его), то подумайте, какого наказания достойны вы, клянущиеся и нарушающие клятвы? Благовременно показать теперь и из ветхого завета тяжесть клятвопреступления. "Свиток летящий", говорит (пророк), "ширина его десять локтей" (Зах.5:1,2). Выражение: "летящий" означает чрезвычайную скорость наказания, следующего за клятвами; а то, что он был "десять локтей" в ширину и (двадцати) в длину, означает тяжесть и величину зол; то, что он летел с неба, значит, что определение исходит от вышняго судилища; а то, что он имел вид серпа, – неизбежность наказания. Как серп, вонзившись в шею, не прежде может быть извлечен из нее, как вместе с отсекаемою головою, так и наказание, постигающее клянущихся, бывает страшно и не прежде отступает от них, как окончив свое дело. Если же мы избегаем наказания, употребляя клятвы, то не будем на это полагаться; это бывает к нашему же несчастью. Что вы думаете? Что многие после Анании и Сапфиры дерзали делать тоже самое и не подверглись тому же наказанию? Почему, скажете вы, они не подверглись? Не потому, чтобы это прощено им было, но потому, что они соблюдаются для большего наказания.

4. Итак, много согрешающие должны больше бояться и страшиться, когда они не наказываются, нежели когда наказываются, потому что наказание их увеличивается от безнаказанности и долготерпения Божия. Поэтому будем смотреть не на то, что мы не наказываемся, но на то, не согрешили ли мы? Если же грешим и не наказываемся, то нам следует трепетать еще более. Скажи мне: если бы ты имел какого-либо раба и только угрожал бы ему, а не бил его, то когда он больше боялся бы, когда убегал бы, когда решился бы на бегство? Не тогда ли, когда бы ты только угрожал? Потому-то и мы внушаем не угрожать постоянно друг другу, чтобы страхом не смутить слишком душу, чтобы этим не мучить ее больше, чем ранами. В одном случае наказание бывает временное, а в другом – постоянное. Поэтому, если никто не страдает теперь от этого серпа, не смотри на то, но подумай, делаются ли такие дела? Многое и теперь делается такое, что было во времена потопа; но потопа нет, потому что предстоит геенна и мучение. Многие грешат подобно содомлянам, но огненный дождь не сходит на них, потому что уготована река огненная. Многие дерзнули сделать то же, что фараон, но не подверглись одинаковому с ним наказанию, не потоплены в Чермном море, потому что их ожидает море бездны, где наказание не будет сопровождаться бесчувствием и не окончится смертью, но где они будут мучиться, более и более подвергаясь наказанию, жжению и удушению. Многие дерзнули грешить подобно израильтянам, но змеи не угрызали их, потому что их ожидает червь нескончаемый. Многие дерзнули делать то же, что Гиезий, но не были поражены проказою, потому что вместо проказы им предстоит быть рассеченными пополам и подвергнуться одной участи с лицемерами (Мф.24:51). Многие клялись и нарушали клятвы, но, если они и избежали (наказания), не будем полагаться на это, потому что их ожидает скрежет зубов. Да и здесь, может быть, они испытают и не избегнут (наказания), если не тотчас, то при других грехах, так что наказание будет более тяжким. И мы ведь часто, по поводу малых (проступков), воздаем вполне и за великие. Итак, когда заметишь, что с тобой случилось что-нибудь, вспомни этот грех свой. Так именно было с сыновьями Иакова. Помните братьев Иосифа: они продали брата, покушались лишить его жизни или, лучше сказать, уже и лишили, сколько это от них зависело; обманули и опечалили старца, – и ничего не потерпели. Но, спустя много лет, они подверглись крайней опасности и вспомнили об этом грехе. А что сказанное не выдумка, послушай, что сами они говорят: "мы наказываемся за грех против брата нашего" (Быт. 42:21). Так точно и ты, когда случится что-нибудь, скажи: да, мы во грехе, потому что не послушали Христа, потому что клялись; частые клятвы и клятвопреступления пали на мою голову. Таким образом исповедуйся, потому что и они исповедались и спаслись. Что из того, если не тотчас постигает наказание? Ведь и Ахав за Навуфея также не тотчас по преступлении потерпел то, что после испытал. Для чего же это бывает? Бог дает тебе время, чтобы ты омылся, а когда ты медлишь, Он посылает, наконец, наказание. Видели вы, что потерпели солгавшие? Отсюда поймите, чему подвергнутся и нарушающие клятвы, поймите и перестаньте. Кто клянется, тот не может не нарушать клятвы волею или неволею; а кто нарушает клятвы, тот не может спастись. Однократное нарушение клятвы может сделать все и навлечь на нас всецелое наказание. Поэтому, умоляю вас, будем внимательны к самим себе, чтобы, избегнув наказания здесь, удостоиться милости от Бога, по благодати и щедротам единородного Сына Его, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 13

"Первосвященник же и с ним все, принадлежавшие к ереси саддукейской, исполнились зависти, и наложили руки свои на Апостолов, и заключили их в народную темницу" (Деян.5:17,18).

1. Нет ничего бесстыднее и дерзостнее злобы. По опыту узнав мужество апостолов из того, что сделали с ними прежде, (архиерей и саддукеи), не смотря на то, опять нападают и все вместе восстают на них. Что значит: "Первосвященник же и с ним все"? Значит: восстал против них, будучи возбужден случившимся. "И наложили руки свои на Апостолов, и заключили их в народную темницу". Теперь сильнее нападают на них; впрочем, не тотчас подвергли их суду, ожидая, что они станут более спокойными. Из чего видно, что нападали на них сильнее? Из того, что послали их в общественную темницу. Апостолы снова подвергаются опасностям и снова получают помощь от Бога; а каким образом – послушай далее: "но Ангел Господень ночью отворил двери темницы и, выведя их, сказал: идите и, став в храме, говорите народу все сии слова жизни" (ст. 19, 20). Это совершилось и в утешение их (апостолов), и в пользу и назидание тех (иудеев). И смотри, – что бывало при Христе, то совершалось и теперь. Самого совершения чудес Он, конечно, не попускает видеть им (иудеям), а то, из чего они могли бы удостовериться, предоставляет им. Например, при воскресении Своем Он не попустил им видеть, как Он воскрес, потому что они были недостойны видеть воскресение, но показывает это делами Своими. Также и во время претворения воды в вино возлежавшие за столом не видели, потому что были упоены вином, и судить о том Он предоставляет другим. Так именно и здесь. Как были выводимы апостолы, они не видят; а доказательства, которыми могли удостовериться в случившемся, они увидели. Почему же (ангел) вывел их ночью? Потому, что в таком случае им могли поверить более, нежели в другом; в другом случае не стали бы и спрашивать их об этом; да тогда и сами они не поверили бы. Так было и в древние времена, напр., при Навуходоносоре. Он увидел отроков в пещи восхвалявших Бога, и тогда изумился (Дан.3:91). Поэтому и саддукеям надлежало сначала спросить апостолов: как вы вышли? – а они, как будто ничего не было, обращаются к апостолам с таким вопросом: "не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем?" (ст. 28) Смотри, как о всем они узнают от других, – (от тех, которые) видели темницу тщательно запертою и стражу стоящею пред дверьми. "Они, выслушав, вошли утром в храм и учили. Между тем первосвященник и которые с ним, придя, созвали синедрион и всех старейшин из сынов Израилевых и послали в темницу привести Апостолов. Но служители, придя, не нашли их в темнице и, возвратившись, донесли, говоря: темницу мы нашли запертою со всею предосторожностью и стражей стоящими перед дверями; но, отворив, не нашли в ней никого" (ст. 21-23). Двоякое было ограждение, как при гробе (Христовом), – печать и люди. Смотри, как они враждовали против Бога! Скажите мне: свойственно ли людям то, что случилось с ними? Кто провел их сквозь запертые двери? Как прошли они при стоящих пред дверьми стражах? Подлинно, слова их – (слова) безумных и упившихся вином. Тех, кого не удержали ни темница, ни узы, ни запертые двери, тех они надеялись преодолеть, поступая подобно неразумным детям. Сами слуги их по этому поводу приходят и рассказывают о случившемся чтобы опровергнуть всякое их оправдание. Видишь ли различные знамения за знамениями, одни происходящие от них (апостолов), другие имеющие отношения к ним, – последние даже боле славные? Хорошо и то, что не вдруг было донесено об этом начальникам (иудейским); но сперва они были в недоумении, для того, чтобы, узнав все, уразумели действие силы божественной. "Когда услышали эти слова первосвященник, начальник стражи и прочие первосвященники, недоумевали, что бы это значило. Пришел же некто и донес им, говоря: вот, мужи, которых вы заключили в темницу, стоят в храме и учат народ. Тогда начальник стражи пошел со служителями и привел их без принуждения, потому что боялись народа, чтобы не побили их камнями" (ст. 24-26). О, безумие! "Боялись", говорится, "народа". Что пользы приносил им народ? Надлежало бояться Бога, Который постоянно исторгает из рук их апостолов, как птенцов; а они более боятся народа. "Приведя же их, поставили в синедрионе; и спросил их первосвященник, говоря: не запретили ли мы вам накрепко учить о имени сем? и вот, вы наполнили Иерусалим учением вашим и хотите навести на нас

кровь Того Человека" (ст. 27, 28). Что же апостолы? Они опять беседуют с теми кротко, хотя могли бы сказать: "кто вы, повелевающие вопреки Богу?" Но они что? Опять в виде увещания и совета и весьма скромно отвечают: "Петр же и Апостолы в ответ сказали: должно повиноваться больше Богу, нежели человекам" (ст. 29). Великое любомудрие (в словах их) и такое, что отсюда обнаруживается и вражда тех против Бога. "Бог отцов наших воскресил Иисуса, Которого вы умертвили, повесив на древе. Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя, дабы дать Израилю покаяние и прощение грехов" (ст. 30, 31). "Которого вы умертвили", говорит, "Бог отцов наших воскресил". И смотри, как они опять все относят к Отцу, чтобы Сын не считался чуждым Отцу. "Его возвысил Бог", говорит, "десницею Своею". Этим указывается не на одно только воскресение, но и на возвышение, то есть, на вознесение. "Дабы дать Израилю покаяние".

2. Вот и еще приобретение, еще учение, высказанное в виде защиты! "Свидетели Ему в сем мы". Какое великое дерзновение! Затем для большей достоверности слов своих (Петр) прибавил: "и Дух Святый, Которого Бог дал повинующимся Ему" (ст. 32). Видишь, как апостолы представляют в свидетели не себя только, но и Духа? Они не сказали: Его дал нам, но: "повинующимся", и свое являя смирение, и показывая величие Духа, и выражая, что и тем (иудеям) можно получить Его. Заметь, как они были поучаемы и делами и словами, но не внимали; за то и постигнет их праведное осуждение. Бог для того и попустил вести апостолов на суд, чтобы и те получили назидание, если бы захотели научиться, и апостолы явили дерзновение. "Слышав это, они разрывались от гнева и умышляли умертвить их" (ст. 33). Заметь крайнюю их злобу! Надлежало ужаснуться того, что они услышали; а они "разрывались от гнева и умышляли" без всякой вины "умертвить их". Впрочем, нужно повторить прочитанное выше: "но Ангел Господень ночью отворил двери темницы и, выведя их, сказал: идите и, став в храме, говорите народу все сии слова жизни" (ст. 19, 20). "Выведя"; не сам он отводит их, но отпускает; так и из этого открывается неустрашимость их, что они сами ночью вошли в храм и учили. Когда бы их выпустили стражи, как те думали, то они, если бы только согласились выйти, обратились бы в бегство, а когда бы те их изгнали, то они не явились бы в храм, а удалились бы. Это понятно для всякого здравомыслящего. "Не запретили ли", говорят, "мы вам накрепко учить"? Так; если они дали слово послушаться вас, то вы справедливо обвиняете; если же они еще прежде отказались от этого, то излишни обвинения, излишни и запрещения. Вот непоследовательность и крайняя бессмысленность обвинений! Далее апостолы хотят показать убийственные намерения иудеев, действовавших здесь не за правду, но желавших отомстить за себя. Потому и отвечают им не резко, – ведь они были учители, – хотя иной, привлекши на свою сторону весь город и получив такую благодать, чего не сказал бы и не выказал ли бы слишком многого? Но апостолы не так; они не гневались, но сожалели и плакали о них, и имели в виду, как бы отклонить их от заблуждения и ярости. Они даже не говорят им: сами судите (Деян.4:19); но так говорят: "Его возвысил Бог", выражая этим, что все это происходит по воле Божией. Не сказали: не говорили ль мы вам прежде: "мы не можем не говорить того, что видели и слышали" (Деян.4:20)? – потому что они не тщеславны; но опять говорят об одном и том же, о кресте, о воскресении. Впрочем, они не говорят, почему (Христос) распят, – то есть, что распят за нас; но (только) намекают на это, и при том еще не ясно, желая возбудить в них страх. Скажи мне, есть ли здесь сколько-нибудь искусственного красноречия? Нисколько! Так без приготовления они возвещали евангелие жизни! Сказавши: "возвысил", (Петр) говорит и о том, с какою целью (это сделано); "дабы дать Израилю покаяние", прибавляет, "и прощение грехов". Но скажут: это казалось еще невероятным. Что ты говоришь? Как невероятно то, чему не могли противоречить ни начальники, ни народ, и от чего одним заграждались уста, а другие получали назидание? "Свидетели Ему", говорит, "в сем мы". Чего? Того, что (Христос) возвестил отпущение и покаяние, так как воскресение (Его) уже признано было несомненным. А что Он дарует отпущение, тому свидетели мы и Дух Святый, Который не снизошел бы, если бы не были сначала отпущены грехи, так что это несомненный знак. Ты же, окаянный, слышишь об отпущении грехов и о том, что (Христос) не требует тебя на суд, и хочешь умертвить (проповедников)? Не есть ли это дело величайшей злобы? Нужно было или обличить их, если они говорили неправду, или поверить им, если нельзя (обличить); если же не было желания уверовать, то (по крайней мере) не умерщвлять. За что, в самом деле, было умерщвлять их? Но они (иудеи) от ярости даже и не разобрали дела. Смотри, как здесь (апостолы), упомянув о злодеянии (иудеев), говорят об отпущении, показывая тем, что совершенное ими достойно смерти, но даруемое подается им, как раскаивающимся. Да и как иначе можно было кому-нибудь убедить их, если, не сказав, что они еще могут исправиться? А какова злоба! Они возбуждают против апостолов саддукеев, которые особенно заблуждались касательно воскресения. Но злоба нисколько не принесла им пользы. Однако, может быть, кто-нибудь скажет: какой человек, пользуясь тем, что (имели) апостолы, не сделался бы великим? Но заметь, прежде, нежели они получили благодать, как они единодушно пребывали в молитве и возлагали надежду на силу свыше! И ты, возлюбленный, надеешься получить царствие небесное; но имеешь ли терпение? И ты получил Духа; но испытываешь ли то же и подвергаешься ли тем же опасностям? Они раньше, чем успокоились от прежних бедствий, снова подверглись другим. И то самое, что они не возгордились, не тщеславились – как прекрасно! А что говорили с кротостью – не есть ли это весьма полезное дело? Подлинно, не все это было делом благодати, но здесь много видно и их собственного усердия. Ведь и то, что в них сияли дары благодати, было плодом их ревности.

3. Посмотри и в самом начале, как был попечителен Петр, как он бодрствовал и заботился, как верующие оставляли имения, ничего не имели собственного, пребывали в молитве, проявляли единомыслие, постились. Скажи мне: это было действием какой благодати? Оттого-то и произошло, что обличили их (иудеев) сами их слуги, которые, как при Христе посланные говорили: "никогда человек не говорил так, как Этот Человек" (Ин.7:46), тоже возвратившись, возвестили, что видели. Заметь также здесь кротость апостолов, как они не противоречат, – и притворство первосвященника. Он говорит им с видом скромности, как будто чего боится, и готов скорее воспретить, нежели умертвить, так как этого он и не мог сделать. А между тем возбуждает всех и представляет им как бы крайнюю опасность: "хотите", говорит, "навести на нас кровь Того Человека" (ст. 28). Ужели еще он кажется тебе (простым) человеком? Сказал это потому, что считал необходимым сделать им побуждение. А Петр, посмотри, что говорит: "Его возвысил Бог десницею Своею в Начальника и Спасителя, дабы дать Израилю покаяние и прощение грехов" (ст. 31). Он здесь умалчивает о язычниках, чтобы не подать повода (к умерщвлению). "И умышляли", говорит (писатель), "умертвить их" (ст. 33). Заметь: они опять в недоумении и в печали, а те (апостолы) спокойны, благодушествуют и радуются. И не просто были печальны, но "разрывались".

Это значит: худо себя чувствовать и покушаться на зло, – как можно видеть и здесь. Апостолы были в узах, предстояли пред судилищем, а судьи были в недоумении и великом затруднении. И как бьющий по алмазу сам себе наносит удар, точно так и они. Они видели, что не только не уменьшается дерзновение апостолов, но что проповедь еще более усиливается, что они неустрашимы в слове, и между тем не подают никакого повода (к умерщвлению их). Будем, возлюбленные, подражать им и мы, будем неустрашимы при всех бедствиях. Нет ничего ужасного для того, кто боится Бога, но для небоящихся есть бедствия. Кто чрез добродетель становится выше страстей и на временные блага смотрит, как на тень, тот от чего потерпит бедствие? Чего будет бояться? Или что станет считать бедствием? Прибегнем же и мы к этой непоколебимой скале! Если бы кто-нибудь устроил для нас город и оградил его стеною, или лучше – если бы поселил нас на такую землю, где никто нас не беспокоил бы, и там доставлял бы нам изобилие во всем так, чтобы нам не нужно было ни с кем иметь никакого дела, то и он не дал бы нам такого спокойствия, какое ныне Христос. Пусть будет, если тебе угодно, этот город медный, огражденный со всех сторон твердою и неразрушимою стеною; пусть никто из неприятелей не нападает на него; пусть он будет иметь землю богатую и тучную, изобиловать и всеми остальными благами; пусть граждане его будут кротки и ласковы, и ни одного в нем злодея, ни вора, ни хищника, ни клеветника, ни судилища, но одни простые и мирные отношения, и в этом городе жили бы мы: и тогда мы не могли бы жить спокойно. Отчего? Оттого, что по необходимости возникнут у нас разногласия с прислугою, с женою, с детьми, и будут причиною многих неприятностей. Но здесь не было ничего такого; не было никакой причины к печали и неприятностям.

Но, что удивительно, – то самое, что, кажется, причиняет неприятности, было (для апостолов) источником всякой радости и веселия. Скажи мне: о чем им было печалиться, о чем скорбеть? Хочешь – представим кого-нибудь для сравнения. Пусть кто-нибудь из вельмож обладает большим богатством, живет в столице, никаких не имеет хлопот, только веселится, только в этом проводит время, и находится на высшей степени богатства, чести и могущества. Противопоставим ему Петра в узах и, если угодно, среди бесчисленных бедствий: и тогда мы найдем, что (Петр) имеет больше радости, – потому что если от избытка радости он и в узах радуется, то представь, как велика радость! Как облеченные великою властью не чувствуют бедствий, сколько бы их ни случилось, но продолжают радоваться, – так и апостолы по причине самих бедствий еще более радовались. Нельзя, поистине нельзя выразить словом того удовольствия, какое случается испытывать страждущим за Христа. Они радуются более среди бедствий, нежели во время благоденствия. Если кто возлюбил Христа, – тот понимает, что я говорю. Но что? Могли ли они для собственной безопасности избегать бедствий? Кто, скажи мне, и владея несметным богатством, мог бы избежать великих опасностей, имея дело со столь многими народами для преобразования государства? А они все совершали, как будто по царскому повелению, а лучше сказать, даже гораздо удобнее. Ведь не столько (сделало бы) царское повеление, сколько сделали все их слова, потому что царское повеление налагает необходимость (повиноваться), а они (обращали) людей по их желанию, по доброй их воле и по чувству великой благодарности. Какой царский указ убедил бы отказаться от всего имения и самой жизни, оставить дом, отечество, родных и собственную безопасность? А внушения рыбарей и скинотворцев произвели это, и оттого они радовались, были могущественнее и сильнее всех. Да, скажут, оттого, что они творили знамения. Но уверовавшие в числе трех и пяти тысяч, скажи мне, какие творили знамения, а между тем и они жили в великой радости? Точно так, и это потому, что уничтожена была причина всех неприятностей – владение имуществом: а оно-то, оно бывает виною войн, несогласия, скорби, печали и всех зол; оно делает жизнь тягостною и более прискорбною. И гораздо больше причин к неприятностям найдешь у богатых, нежели у бедных. Если кому кажется это неверным, то лишь по его мнению, а не по существу дела. Если же и богатые имеют некоторые удовольствия, то и это нисколько не удивительно, потому что и пораженные чесоткою ощущают великое удовольствие. Богатые нисколько не отличаются от них, и душа их такова же, как видно из следующего: их мучат заботы, и, однако, они охотно предаются им из-за временного удовольствия. Но те, которые избавились от забот, здравствуют и благодушествуют.

4. Что приятнее, скажи мне, что безопаснее: заботиться ли об одном хлебе и одежде, или о множестве рабов и свободных, о себе же не заботиться? Как тот печется о себе самом, так и ты – обо всем, что навлек на свою голову. Отчего же, скажут, избегают бедности? Оттого же, отчего многие удаляются и прочих благ, – не потому, чтобы эти блага сами по себе, были достойны отвержения, а потому, что на опыте они представляются трудными. Так и бедность не сама по себе отвергается, но потому, что трудна на опыте, так что, если кто может ее перенести, тот не откажется от нее. Почему не гнушались ее апостолы? Почему многие избирают ее и не только не гнушаются, но еще и прибегают к ней? Ведь то, что поистине достойно отвержения, не избирается, исключая одних безумных.

Если же из людей любомудрые и высокие прибегают к ней, как к некоему безопасному и безболезненному убежищу, то вовсе не удивительно, что прочим она не кажется такою. Богатый, по моему мнению, есть не что иное, как город, не огражденный стенами, построенный в поле и со всех сторон привлекающий к себе неприятелей; а бедность есть безопасная крепость, огражденная большою медною стеною и недоступная. Но бывает, скажут, совсем напротив, потому что бедных часто влекут в судилище, их обижают и подвергают тяжким бедствиям. Нет, не просто бедных, но бедных, желающих быть богатыми. Да я не об них и говорю, а о тех, которые хотят жить в бедности. Скажи мне, отчего никто не влечет в судилище живущих в горах? Если бедность притеснять легко, то всего скорее надлежало бы предавать суду их, насколько они всех беднее. Отчего никто не влечет в судилище нищих? Отчего никто не притесняет их и не клевещет? Не оттого ли, что они находятся в более безопасном месте? А как многим это кажется невыносимым, т.е. быть в бедности и просить милостыню! В самом деле, скажи мне, хорошо ли просить милостыню? Хорошо еще, если есть люди сострадательные и милосердые, если есть, кто бы стал подавать. Всякий знает, что такая жизнь чужда забот и безопасна. Впрочем, я не это хвалю, – да не будет! – но убеждаю не добиваться богатства. Скажи мне в самом деле, кого я назову более блаженными: тех ли, кто близок к добродетели, или тех, кто далек от нее? Без сомнения, близких. Но кто из них способнее усвоить что-либо полезное и отличаться любомудрием, – тот, или этот? Всякому ясно, что тот. Если же не веришь, то послушай. Пусть приведут с площади кого-нибудь из нищих, и пусть он будет слеп, хром, увечен; а другой кто-либо пусть будет красив на вид, крепок телом и вполне здоров, богат, знатен по происхождению и с великою властью. Приведем их в училище любомудрия и посмотрим, кто из них лучше усвоит предметы учения? Предложим первую заповедь: будь "кроток и смирен", так повелел Христос (Мф.11:29). Кто из них будет в состоянии лучше выполнить это, тот или этот? "Блаженны плачущие". Кто будет более внимателен к этому изречению? "Блаженны кроткие". Кто лучше выслушает?

"Блаженны чистые сердцем, блаженны алчущие и жаждущие правды, блаженны изгнанные за правду" (Мф.5-11). Кто из них скорее примет все это? И если хочешь, приложим все это к каждому из них. Не всегда ли гордится и надмевается один из них; а другой, напротив, не всегда ли бывает кроток и смиренно-мудр? Конечно, так. У внешних (язычников) есть на этот предмет такое изречение: Эпиктет – раб, по телу увечен, по бедности Ир, но друг (богов) бессмертных (Эпиктет – греческий философ. Ир – собст. имя нищего у Гомера). Таков бедный; но душа богатого исполнена всех зол: гордости, тщеславия, бесчисленных пожеланий, гнева, ярости, корыстолюбия, неправды и тому подобного. Очевидно, что душа первого способнее к любомудрию, нежели последнего. Но вы хотите узнать, что приятнее; о том именно, как я вижу, многие заботятся, какая жизнь приятнее? И в этом не должно быть сомнения; кто здоровее, тот и (живет) в большом удовольствии. А кто, скажи мне, более способен к исполнению правила, которое я хочу внушить, т.е. закона о клятве, бедный или богатый? Кто скорее будет клясться, тот ли, кто гневается на слуг, имеет сношение с бесчисленным множеством (людей), или кто просит только о хлебе или одной одежде? Последний даже не имеет и нужды в клятвах, если захочет, но всю жизнь проводит без забот. Или лучше сказать: всякий, научившийся не клясться, часто будет презирать и богатство и может увидеть как от этого блага открываются все пути к добродетели, – все, ведущие к кротости, к презрению богатства, к благочестию, к спокойствию души, к сокрушению.

Поэтому не будем беспечны, возлюбленные, но снова приложим большое усердие: исправившиеся – к тому, чтобы сохранить себя исправными, чтобы как-нибудь не отступить и не возвратиться вспять; а остающиеся еще позади – чтобы восстать и постараться восполнить недостающее. Между тем исправившиеся, простирая руки к еще не достигшим этого, как бы к плавающим в море, пусть примут их в пристань, чуждую клятв. Не клясться – это пристань поистине безопасная, пристань, в которой не утопают от поднимающихся ветров. Хотя бы вспыхнул гнев, вражда, ненависть, или что-нибудь подобное, душа остается в безопасности, так что не произнесет ничего такого, чего не должно произносить, потому что она не подчинила себя ни нужде, ни закону. Посмотри, что сделал из-за клятвы Ирод: он отсек главу Предтечи. "Но ради клятвы", говорит (Писание), "и возлежавших с ним не захотел отказать ей" (Мф.6:26). Что претерпели колена (израильские) из-за клятвы касательно колена Вениаминова (Суд.11:1-10)? Что потерпел из-за клятвы Саул (2Цар.21:2)? Он нарушил клятву, а Ирод совершил дело хуже клятвопреступления – убийство. Ты знаешь также, что потерпел Иисус (Навин) из-за клятвы касательно гаваонитян (Нав.9:15). Клятва, поистине, есть сеть сатанинская. Расторгнем же эти узы и устроим себя так, чтобы нам легко было воздерживаться от нее. Освободимся от этой сети сатанинской и убоимся заповеди Господа, приучим себя к лучшему, чтобы, простираясь вперед и исполнив эту и прочие заповеди, нам сподобиться благ, обещанных любящим Его, – по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 14

"Встав же в синедрионе, некто фарисей, именем Гамалиил, законоучитель, уважаемый всем народом, приказал вывести Апостолов на короткое время" (Деян.5:34).

1. Этот Гамалиил был учителем Павла и достойно удивления, как он, будучи так благоразумен и, притом, законоучитель, еще не уверовал. Не может быть, чтобы он остался совершенно неверовавшим, как видно и из слов его, в которых он предлагает свой совет. "Приказал", говорит (писатель), "вывести Апостолов на короткое время". Посмотри и на благоразумие его речи, и на то, как он тотчас привел их в страх. Чтобы не навлечь на себя подозрения в согласии с теми (апостолами), он обращается как бы к единомыслящим с ним, и выражается не слишком резко, но говорит им, как бы опьяневшим от ярости, так: "мужи Израильские! подумайте сами с собою о людях сих, что вам с ними делать" (ст. 35). Не поступайте, говорит, просто и как попало. "Ибо незадолго перед сим явился Февда, выдавая себя за кого-то великого, и к нему пристало около четырехсот человек; но он был убит, и все, которые слушались его, рассеялись и исчезли" (ст. 36). Вразумляет их примерами, – именно, чтобы успокоить их, указывает на (человека), увлекшего за собою очень многих. Прежде указания на примеры, он говорит: "подумайте сами с собою"; а после указания выражает свое мнение так: "после него во время переписи явился Иуда Галилеянин и увлек за собою довольно народа; но он погиб, и все, которые слушались его, рассыпались. И ныне, говорю вам, отстаньте от людей сих и оставьте их; ибо если это предприятие и это дело – от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками" (ст. 37-39). Как бы так говорил: погодите; если и эти явились сами по себе, то ничто не помешает и им рассеяться. "Берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками" (ст. 39). Отклоняет их и невозможностью, и бесполезностью. Не сказал, кем те были истреблены, но просто: "рассыпались", может быть, считая излишним (говорить о том). А последующими словами научает их: если это дело человеческое, то не будет нужды вам беспокоиться, а если Божие, то и при всех усилиях вы не в состоянии будете преодолеть. Речь его показалась разумною, так что они послушались и (решились) не убивать апостолов, а только подвергнуть бичеванию. "Они послушались его", говорит (писатель), "и, призвав Апостолов, били их и, запретив им говорить о имени Иисуса, отпустили их" (ст. 40). Смотри, после каких чудес они подвергаются бичеванию. Но, несмотря на то, проповедь их еще с большею силою продолжалась, и они учили и дома, и в храме. "Они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие. И всякий день в храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе" (ст. 41, 42). "В эти дни, когда умножились ученики, произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей" (Деян.6:1). Не в те именно дни, о которых говорится (выше), но, как обыкновенно употребляется в Писании, об имевшемся случиться впоследствии времени (писатель) говорит, как бы о происходившем тогда же; потому он так и выразился. Эллинами, я думаю, он называет тех, которые говорили по-эллински, потому что тогда и евреи говорили по-эллински. Вот и еще искушение; или лучше сказать, если захочешь вникнуть, то и ты увидишь, что с самого начала (у них) была борьба и извнутри, и отвне. "Тогда двенадцать Апостолов, созвав множество учеников, сказали: нехорошо нам, оставив слово Божие, пещись о столах" (ст. 2). Справедливо; необходимому нужно предпочитать более необходимое. Но смотри, как они тотчас же и об этом прилагают попечение, и проповеди не оставляют. А как они были достопочтеннее (других), то поэтому и получают высшее назначение. "Итак, братия, выберите из среды себя семь человек изведанных, исполненных Святаго Духа и мудрости; их поставим на эту службу, а мы постоянно пребудем в молитве и служении слова. И угодно было это предложение всему собранию; и избрали Стефана, мужа, исполненного веры и Духа Святаго" (ст. 3-5). Так и эти исполнены были веры, – которых и избрали, чтобы не случилось того же, что было с Иудой, с Ананией и Сапфирою. "И Филиппа, и Прохора, и Никанора, и Тимона, и Пармена, и Николая Антиохийца, обращенного из язычников; их поставили перед Апостолами, и сии, помолившись, возложили на них руки. И слово Божие росло, и число учеников весьма умножалось в Иерусалиме; и из священников очень многие покорились вере" (ст. 5-7). Но обратимся к вышесказанному. "Мужи Израильские! подумайте сами с собою". Посмотри, прошу, с какою кротостью здесь говорит Гамалиил и как кратко выражается пред ними; и не представляет древних примеров, хотя и имел их, но указывает на недавние, которые могли убедить особенно сильно. Потому и прикровенно выражается так: "незадолго перед сим", как бы говоря: за несколько дней. Если бы он прямо сказал: отпустите этих людей, то и на себя навлек бы подозрение, и речь его не имела бы такой силы; а при помощи примеров она получила надлежащую силу. Для того он и вспоминает не один пример, а и другой, хотя мог бы привести и третий, обилием их показывая и справедливость своих слов, и их отклоняя от убийственного намерения. "Отстаньте от людей сих и оставьте их".

2. Смотри, как он кроток. Он говорит не длинную речь, но краткую; и о тех (примерах) упоминает не с гневом: "И все, которые слушались его, рассеялись и исчезли". Говоря это, он вовсе не произносит хулы на Христа, но достигает того, чего преимущественно желает. "Если это", говорит, "предприятие и это дело – от человеков, то оно разрушится". Здесь, кажется мне, он предлагает им следующее умозаключение: если же не разорится, то, значит, это дело не человеческое. "Берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками". Сказал это с тем, чтобы удержать их и невозможностью и бесполезностью. "Если от Бога, то вы не можете разрушить его". Он не сказал: если Христос есть Бог, потому что самое дело доказывало это, не утверждал и того, что это дело не человеческое или что оно Божеское; но убедить их в этом предоставил будущему времени, и убедил. Если же он убедил их, то скажут, для чего они подвергли апостолов бичеванию? Неопровержимой справедливости слов его они не могли воспротивиться; но, несмотря на то, удовлетворили свою ярость; и, кроме того, опять надеялись таким образом устрашить (апостолов). К большему убеждению их ему способствовало и то, что он говорил это в отсутствии апостолов; и сладость его слов, и справедливость говоримого убеждали их. Он почти был для них проповедником евангелия; или лучше сказать, как бы обращается к ним с таким рассуждением: вы убедились, что вы не в силах разорить, – почему же вы не уверовали? Их проповедь так велика, что (получает) свидетельство и от врагов. Там восстали четыреста человек и затем много народа, а здесь первоначально было только двенадцать; следовательно, вам не нужно страшиться многочисленности, нападающей на вас. "Если это дело – от человеков, то оно разрушится". Он мог бы указать еще на другого египетского (возмутителя); но об этом говорить было бы уже излишне. Видел ли ты, как он в заключение речи своей устрашил их? Для того он и не высказывает своего мнения прямо, чтобы не показаться защитником апостолов; но выводит заключение из последствий дела. Он не решился прямо сказать, что это дело человеческое, или что оно от Бога; если бы он сказал, что оно от Бога, то они стали бы противоречить; а если бы (сказал, что оно) человеческое, то они тотчас бы восстали снова. Поэтому он советует им дождаться конца, сказав: "отстаньте от людей сих и оставьте их". А они опять угрожают апостолам, хотя и зная, что нисколько не будут иметь успеха, но все же настаивая на своем. Такова злоба: она часто домогается невозможного. После явился Иуда. Об этом подробнее можете узнать из книг Иосифа (Флавия), который обстоятельно излагает историю этих событий (Иуд. древн. кн. 18, гл. 1, и кн. 20, гл. 2). Видел ли ты, какое Гамалиил имел дерзновение, когда сказал, что это "от Бога", так как из самих дел убедил их в этом уже после? Действительно, велико дерзновение, велико беспристрастие! "Они послушались его", говорит (писатель), "и, призвав Апостолов, били их и, запретив им говорить о имени Иисуса, отпустили их". Они устыдились мнения советника и потому оставляют намерение умертвить апостолов, только подвергнув бичеванию, отпускают их. "Они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие" (ст. 41). Каких знамений это не удивительнее! Ничего такого не было с древними, хотя и Иеремия за слово Божие подвергался бичеванию, и Илии угрожали, и прочим; между тем, здесь и этим самым, а не одними только знамениями, они являли силу Божию. Не сказал (писатель), что они не скорбели, но что, и скорбя, они радовались. Откуда это видно? Из последующего их дерзновения, потому что и после бичевания они непрестанно проповедовали. Свидетельствуя об этом, (писатель) говорит: "в храме и по домам не переставали учить и благовествовать об Иисусе Христе" (ст. 42). "В эти дни". В каких? Когда это происходило, т.е., когда их бичевали, им угрожали и когда увеличивалось число учеников, тогда "произошел у Еллинистов ропот" (Деян.6:1). Быть может, оно возникло по причине множества (учеников), потому что в таком случае не может не быть затруднения. "И из священников очень многие покорились вере" (ст. 7). Этим намекает и указывает на то, что и из тех, кто были виновниками смерти Христовой, многие уверовали.

"Произошел у Еллинистов ропот на Евреев за то, что вдовицы их пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей" (ст. 1). Следовательно, для вдовиц было ежедневное служение. И смотри, как он называет это служением, а не просто милостынею, возвышая чрез то и подающих, и приемлющих. Это (небрежение о вдовицах) происходило не от недоброжелательства, но, вероятно, от невнимательности по причине многолюдства. Потому это и поставлено было на вид, – а зло было немаловажное, – чтобы тотчас же исправить его. Видишь ли, как и в начале были неприятности не только отвне, но и внутри? Но ты смотри не на то только, что это исправлено, но и на то, что это было великое зло. "Итак, братия, выберите из среды себя семь человек" (ст. 3). Не по собственному усмотрению они поступают, но сначала оправдывают себя пред народом. Так и теперь надлежало бы поступать. "Нехорошо нам", говорят, "оставив слово Божие, пещись о столах" (ст. 2). Сперва писатель указывает на несовместимость (этих обязанностей) и разъясняет, что невозможно ревностно выполнять то и другое вместе. Ведь и тогда, когда они приступали к рукоположению Матфия, сперва указали на необходимость этого дела, потому что одного недоставало, а надлежало быть двенадцати. Так и здесь они выяснили необходимость. Впрочем, не прежде сделали это, как выждав, пока возник ропот; после же того уже не медлили, чтобы он не усилился.

3. Смотри, они представляют дело на суд их, а сами предуказывают, чтобы это были (мужи) угодные всем и одобряемые всеми. Когда нужно было избрать Матфия, тогда говорили: "которые находились с нами во всё время" (Деян.1:21); но здесь не так, потому что и дело было не таково. Поэтому они и не предоставляют избрания жребию, и сами не совершают его, хотя они, движимые Духом, и могли бы избрать; но настаивают на том более, что окажется по свидетельству народа. Определить число и рукоположить, когда была такая нужда, было их дело; но избрать мужей (достойных) они предоставляют всем, чтобы не навлечь на себя подозрения в лицеприятии. Так и Бог повелел Моисею избрать старейшин, кого он знал. Для подобных распоряжений требуется много мудрости. Не подумайте, чтобы, кому не вверено было слово (учения), тому не нужна была и мудрость; нет, нужна была, и великая. "А мы", говорит, "постоянно пребудем в молитве и служении слова" (ст. 4). И в начале и в конце речи они оправдывают себя. "Пребудем", говорят. Так нужно было (в этих делах поступать), не просто и не как случилось, но постоянно пребывать. "И угодно было", говорит (писатель), "это предложение всему собранию" (ст. 5). Это достойно их мудрости; все одобрили сказанное: так оно было разумно! "И избрали", говорит, – и здесь все избирают, – "Стефана, мужа, исполненного веры и Духа Святаго, и Филиппа, и Прохора, и Никанора, и Тимона, и Пармена, и Николая Антиохийца, обращенного из язычников; их поставили перед Апостолами, и сии, помолившись, возложили на них руки" (ст. 5-6). Отсюда видно, что они отделили избранных от народа, и сами привели их, а не апостолы. Заметь, как писатель не говорит ничего лишнего; он не объясняет, каким образом; но просто говорит, что они рукоположены были молитвою, потому что так совершается рукоположение. Возлагается рука на человека; но все совершает Бог, и Его десница касается головы рукополагаемого, если рукоположение совершается, как должно. "И слово", говорит, "Божие росло и число

учеников весьма умножалось" (ст. 7). Не без намерения он прибавил это, но чтобы показать, как велика сила благотворительности и распорядительности. Затем, намереваясь приступить к повествованию о происходившем со Стефаном, он наперед представляет причины того. "И из священников очень многие покорились вере". Они видели, что то, о чем предлагал им свое мнение начальник и учитель, они испытывают уже на самом деле. И достойно удивления, как народ не разделился при избрании тех мужей, и как не были уничижены пред ними апостолы.

А какой именно сан имели они и какое получили рукоположение, это необходимо рассмотреть. Не диаконское ли? Но эти распоряжения в церквах предоставляются не диаконам, а пресвитерам; притом, тогда не было еще ни одного епископа, а только апостолы. Потому, кажется мне, наименования диаконов и пресвитеров тогда не различались ясно и точно. По крайней мере, они были рукоположены на это (служение) и не просто были назначены, но о них молились, чтобы им была сообщена сила (благодати). Заметь, прошу, если нужны были для этого семь мужей, то как умножилось их имущество, как много было вдов! И молитвы совершались не просто, но с великим тщанием: потому-то и это дело, подобно проповеди, имело такой успех, так как в очень многом они успевали молитвами. Таким образом, им сообщены были и духовные (дары); они были посылаемы и в другие места; им вверено было и слово (учения). Но (писатель) не говорит об этом и не превозносит их, (внушая тем), что не следует оставлять порученного дела. Так и Моисеем (избранные старейшины) были научены – не все делать самим по себе (Исх.18:26). Потому и Павел говорит: "только чтобы мы помнили нищих" (Гал.2:10). Пойми, как они избрали их (диаконов). Постились, пребывали в молитве (Деян.2:42). Так и теперь должно бы быть. Этих же (писатель) назвал не просто духовными, но исполненными Духа и премудрости, показывая, что нужно было иметь великое любомудрие, чтобы сносить жалобы вдовиц. Что пользы, если иной, хотя не крадет, но все расточает? Или будет дерзок и гневлив? В этом отношении Филипп был достоин удивления. О нем (писатель) говорит: "войдя в дом Филиппа благовестника, одного из семи диаконов, остались у него" (Деян.11:8). Видишь, как у них ничего не делалось по (обычаю) человеческому? "И число учеников весьма умножалось в Иерусалиме" (ст. 7). В Иерусалиме возрастало число (верующих). Удивительно, что, где Христос был предан смерти, там и распространилась проповедь (о Нем). И не только никто из учеников не соблазнился, видя, что апостолы подвергаются бичеванию, одни им угрожают, другие искушают Духа, а иные ропщут, но все более умножалось число веровавших. Так они были вразумлены происшествием с Ананиею, и очень большой был страх между ними. Заметь, прошу, каким образом увеличивалось число верующих. Оно увеличилось уже после искушений, а не прежде того. Посмотри, сколь велико и человеколюбие Божие. Из тех самых архиереев, которые возбуждали народ к убиению (И. Христа), которые взывали и говорили: "других спасал, а Себя Самого не может спасти" (Мф. 27:42), из тех самых "очень многие", говорит, "покорились вере" (ст. 7).

4. Будем же подражать Ему и мы. Он принял их, а не отверг. Так будем воздавать и мы своим врагам, хотя бы они причинили нам бесчисленное множество зол. Всем, что есть у нас доброго, воздадим им; не преминем оказывать и им благодеяния. Ведь если, терпя зло, можно удовлетворить ярость их, то гораздо больше – благодетельствуя им. Первое меньше последнего, потому что не все равно – благодетельствовать врагу, и пожелать или быть готову претерпеть (от него) большее зло. От последнего перейдем и к первому, что (и составляет) преимущество учеников Христовых. Они (иудеи) распяли Его, пришедшего благотворить им, подвергли бичеванию учеников Его, и после всего этого Он удостаивает их такой же чести, как и учеников Своих, сообщая и тем Свои блага наравне с этими. Будем, увещеваю вас, подражать Христу; в этом должно подражать Ему; это делает (человека) равным Богу; это есть дело вышечеловеческое. Возлюбим милосердие: оно есть руководитель и учитель любомудрия. Тот, кто научился быть милосердым к несчастному, научится и не злопамятствовать; а, научившись этому, в состоянии будет и благодетельствовать врагам. Научимся сострадать несчастьям ближних; тогда научимся переносить от них и зло. Спросим самого того, кто враждует против нас: не осуждает ли он сам себя, не желал ли бы и он быть любомудрым, не скажет ли он, что все это происходит от гнева, от малодушия или от досады, не хотел ли бы и он быть лучше в числе оскорбляемых и молчаливо переносящих (обиды), нежели в числе оскорбляющих и неистовствующих, не с удивлением ли и он отходит от переносящего (обиды) терпеливо? Не подумай, будто это делает (людей) презренными. Ничто так не делает презренными, как нанесение обид; и ничто так не делает почтенными, как перенесете обид. Первый (причиняющий обиды) есть злодей, а последний (переносящий обиды) есть человек любомудрый; тот ниже человека, а этот равен ангелам. Хотя бы (оскорбляемый) был и меньше оскорбителя, однако и он, если бы захотел, мог бы мстить; а как он не делает этого, то все и сострадают ему, а того ненавидят. Чтож? Не гораздо ли поэтому он лучше первого? На того все будут смотреть, как на безумного, а на него, как на благоразумного. Поэтому, если кто станет побуждать тебя осудить кого-нибудь, скажи ему: я не могу сказать что-нибудь худое про него; боюсь, что он, быть может, не таков. Никогда не говори (худого о другом) даже и в уме, тем более пред другими. Не ропщи на него и перед Богом. Если узнаешь, что об нем отзываются худо, защити его; скажи: это слова страсти, а не человека, – гнева, а не друга, – исступления, а не души. Так будем рассуждать при всяком прегрешении. Не ожидай, пока огонь возгорится, но прежде этого потуши его; не раздражай дикого зверя, но удержи прежде, чем он раздражится; ты уже не в состоянии будешь потушить, когда пламя разгорится. И что о нем сказали? Что он безумен и глуп? Но к кому более относятся эти слова: к тому ли, о ком говорят, или – кто говорит? Последний, хотя бы был очень мудрый человек, заслуживает название глупого; а первый, хотя бы и не был умен, (заслуживает название) человека благоразумного и любомудрого. Кто глуп, скажи мне: тот ли, кто приписывает другому то, чего на самом деле нет, или тот, кто и при этом случае не смущается? Если оставаться спокойным, когда беспокоят, есть знак любомудрия, то раздражаться без всякого побуждения не есть ли великое безумие? Я уже не говорю о том, какое место наказания уготовано оскорбляющим и злословящим ближнего (Мф.5:22). Но еще что сказали о нем? Что он бесчестный из бесчестных, низкий из низких? Опять (говорящий это) обращает поношение на себя самого. Тот окажется честным и почтенным, а этот поистине низким. Поставлять в укоризну такие вещи, т.е. незнатность происхождения, подлинно свойственно душе низкой; а тот будет великим и достойным удивления, если он нисколько не думает об этом, но остается в таком положении, как будто бы о нем говорили, что он имеет нечто превосходное пред прочими. Скажут ли, что он прелюбодей, и тому подобное? В таком случае можно и посмеяться: когда совесть не укоряет, тогда не может быть места гневу. Поняв, какие дурные и отвратительные произносят выражения, не следует скорбеть и от этого, потому что (произносящий их) уже открыл то, о чем всякий мог бы узнать впоследствии времени, а чрез то сделал себя для всех уже не заслуживающим доверия, как человек, не умеющий скрывать недостатков ближнего, и таким образом постыдил более себя самого, нежели другого, заградил для себя всякую пристань и подверг себя страшной ответственности на будущем суде. Все будут отвращаться не столько от того, сколько от его самого, как обнаружившего то, чего не следовало бы открывать. И ты не все говори, что знаешь, но об ином умолчи, если хочешь снискать себе добрую славу. Чрез это ты не только опровергнешь сказанное (другими) и прикроешь (недостатки ближнего), но сделаешь и другое доброе дело: не попустишь произносить суд против себя самого. О тебе худо отзывается кто-нибудь? А ты скажи: если бы он знал все, то и не это только сказал бы (обо мне). Вы изумляетесь и удивляетесь сказанному? Но так должно поступать. Все, сказанное вам, мы заимствуем отвне не потому, чтобы в Писаниях не было бесчисленных на то доказательств, но потому, что это скорее может пристыдить (вас). И Писание иногда имеет целью пристыдить, как, напр., когда говорит: "не так же ли поступают и язычники?" (Мф.5:47) Пророк Иеремия привел в пример сыновей Рихава, которые не согласились нарушить заповеди отца своего (Иер.25). Мариам и другие вместе с нею роптали на Моисея; но он своею молитвою немедленно избавил их от наказания и не попустил, чтобы кто-нибудь узнал, что они за него наказаны (Числ.12). А у нас не так; напротив, мы того особенно и хотим, чтобы все знали, что обида осталась не отомщенною. Доколе мы будем жить (жизнью) земною? Не может быть борьбы, когда только одна (противящаяся) сторона; если вооружишь ту и другую сторону неистовствующих, то еще более раздражишь их; а если (только) правую или левую, то укротишь ее ярость. Наносящий удары, когда имеет пред собою человека, сопротивляющегося ему, то еще более раздражается; а когда – покоряющегося, то скорее утихает и удары обращаются на него самого. Не столько укрощает силу врага человек искусный в борьбе, сколько человек оскорбляемый и не отвечающий тем же, потому что враг, наконец, отступает от него посрамленный и осужденный, во-первых – своею совестью, и, во-вторых – всеми видевшими. Есть одна пословица: почитающий (других) почитает самого себя. Следовательно, и посрамляющий (других) посрамляет самого себя.

Никто, снова скажу, не может обидеть нас, кроме нас самих; и бедным никто не сделает меня, кроме меня самого. Объясним это так: пусть будет у меня душа низкая и все жертвуют мне деньги. Что из этого? Пока душа не переменится, то все напрасно. Пусть будет у меня душа великая и все берут от меня деньги. Что из этого? Пока ты не сделаешь ее низкою, то нет никакого вреда. Пусть жизнь моя будет нечистая, а все говорят обо мне противное. Что из этого? Они хотя и говорят так, но в душе судят обо мне не так. Или пусть жизнь моя будет чистая, а все говорят обо мне противное. Что ж из этого? Ведь они сами себя осудят в своей совести, потому что говорят не по убеждению. Не нужно принимать к сердцу как похвал, так и порицаний. Что я говорю? Никто не в состоянии будет повредить нам клеветою или каким-нибудь порицанием, если мы захотим того. Объясним это так: пусть кто-нибудь влечет (нас) на судилище, пусть злословит, пусть, если хочешь, домогается лишить жизни. Чтож значит – несколько времени потерпеть это невинно? Но это самое, скажут, и есть зло. Напротив, пострадать невинно – это и есть добро. Что? Неужели нужно страдать не невинно? Так, скажу при этом, один философ из внешних (язычников), когда услышал, что такой-то лишен жизни, и когда один из учеников его сказал: жаль, что несправедливо, обратившись к нему, сказал: чтож, тебе хотелось бы, чтоб – справедливо (Сократ у Ксенофонта)? И Иоанн (Креститель) не несправедливо ли лишен жизни? Кого же ты более жалеешь, того ли, кто лишен жизни несправедливо, или кто напротив? Не считаешь ли ты последнего несчастным, а первому не удивляешься ли? Что же несправедливого потерпел человек, который и от самой смерти получил большую пользу, а не только что никакого вреда? Если бы (невинная смерть) делала бессмертного смертным, тогда подлинно был бы вред. Если же смертного, которого по природе чрез несколько времени должна постигнуть смерть, кто-нибудь поспешил предать смерти со славою, то какой здесь вред? Итак, пусть будет у нас душа хорошо настроена, и тогда не будет нам никакого вреда отвне. Но ты не в славе? Чтож из этого? Что мы сказали о богатстве, тоже и, о славе. Если я велик, то ни в чем не буду нуждаться; а если тще- славен, то чем больше буду приобретать, тем большего буду желать. Тогда-то в особенности я и буду знатен и достигну большей славы, когда буду презирать славу. Итак, познав это, возблагодарим Христа Бога нашего, даровавшего нам такую жизнь, и будем проводить ее во славу Его, так как Ему подобает слава со безначальным Отцом и Святым Его Духом во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 15

"А Стефан, исполненный веры и силы, совершал великие чудеса и знамения в народе" (Деян.6:8).

1. Смотри, как и в числе семи один был главный и имел первенство. Хотя рукоположение было общее, но он, однако, получил большую благодать. Он не творил знамений прежде, но когда уже сделался известным, чтобы явно было, что для этого не довольно одной благодати, но нужно еще рукоположение, которое умножало (дары) Духа. Они и прежде были исполнены Духа, но то от купели (крещения). "Некоторые из так называемой синагоги" (ст. 9). Восстанием (писатель) опять называет раздражение и гнев их. Посмотри, и здесь великое множество (восставших); но уже другой вид обвинения. Так как Гамалиил воспрепятствовал им судить апостолов за то (дело), то они взносят обвинение другого рода. "Некоторые из так называемой синагоги Либертинцев и Киринейцев и Александрийцев и некоторые из Киликии и Асии вступили в спор со Стефаном; но не могли противостоять мудрости и Духу, Которым он говорил. Тогда научили они некоторых сказать: мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога" (ст. 9-11). Для составления обвинения, утверждают, будто он говорит против Бога и Моисея. Для того и состязались с ним, чтобы вынудить его сказать что-нибудь подобное. Но он, хотя потом объяснялся очень прямо, но говорил только о прекращении закона, или даже не говорил ясно, а только намекал на это, потому что, если бы он сказал об этом ясно, то не было бы нужды ни в клеветниках, ни в лжесвидетелях. Синагоги были разные: либертинцев и киринейцев. Киринейцы – это те, которые имели синагоги по ту сторону Александрии, между тамошними народами; но, может быть, они жили и здесь (в Иерусалиме), чтобы не быть в необходимости часто приходить (сюда). А либертинцами называются римские вольноотпущенники. Так как здесь жило много иностранцев, то и они имели синагоги, в которых читали закон и совершали молитвы. Заметь, прошу, Стефан начинает учить, будучи вынужден к тому; а они со своей стороны возбуждаются ненавистью против него не только за знамения, но и потому, что он превосходил их в слове, и, как на (человека) нестерпимого для них, представляют лжесвидетелей. Они не хотели лишать (апостолов) жизни просто, но по судебному приговору, чтобы и славе их повредить, и тех, которые отступят от них, привлечь на свою сторону: они надеялись таким образом устрашить их. И не сказали: говорит; но: "не перестает говорить", чтоб усилить обвинение. "И возбудили народ и старейшин и книжников и, напав, схватили его и повели в синедрион. И представили ложных свидетелей, которые говорили: этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон" (ст. 12, 13). "Не перестает", говорят, выражая тем, будто он (теперь же) делает это дело. "Ибо мы слышали, как он говорил, что Иисус Назорей разрушит место сие и переменит обычаи, которые передал нам Моисей" (ст. 14). "Иисус", говорят, "Назорей", – прибавляя для укоризны, – "разрушит место сие и переменит обычаи". Тоже говорили они, когда и Христа обвиняли: "Разрушающий храм" (Мф.27: 40). Они весьма благоговели пред храмом, при котором и жить хотели, – также пред именем Моисея. Обвинение, заметь, двоякое: "разрушит", говорят, "место сие и переменит обычаи". И не только двоякое, но и тяжкое, и исполненное опасностей. "И все, сидящие в синедрионе, смотря на него, видели лице его, как лице Ангела" (ст. 15). Так могут блистать находящиеся и на низшей степени (служения)! В самом деле, скажи мне, чего у него не доставало в сравнении с апостолами? Не творил ли и он знамений? Не явил ли и он великого дерзновения? "Видели", говорит (писатель), "лице его, как лице Ангела". Это была, следовательно, благодать; в этом состояла и слава Моисея. Бог соделал его исполненным такой благодати, кажется мне, для того, чтобы в то время, как он намеревался говорить, самим видом его тотчас поразить их. Могут, подлинно могут лица, исполненные духовной благодати, быть вожделенными для любящих и поразительными и страшными для ненавидящих. Или, быть может, (писатель) указал на это, как на причину, почему они дозволили ему говорить речь. Что же архиерей? "Так ли это?", говорит он (Деян.7:1). Видишь, как вопрос его кроток и не заключает в себе ничего оскорбительного? Поэтому и Стефан кротко начинает свою речь и говорит: "мужи братия и отцы! послушайте. Бог славы явился отцу нашему Аврааму в Месопотамии, прежде переселения его в Харран" (ст. 2). С самого начала он уже опровергает их мнение и этими словами несомненно доказывает, что и сам храм и обычаи – ничто, и что они не в состоянии остановить проповеди, а Бог всегда творит и устрояет все, что кажется невозможным. Посмотри, как последовательно в речи своей он доказывает, что те, которые всегда пользовались особенным благоволением (Божиим), воздали своему Благодетелю противным и замышляют невозможное. "Бог славы явился отцу нашему Аврааму и сказал ему: выйди из земли твоей и пойди в землю, которую покажу тебе" (ст. 2-3).

2. Не было ни храма, ни жертвоприношения, но Авраам сподобился Божественного видения, хотя имел предками персов (т.е. народ, живший в пределах Халдеи и Месопотамии) и жил на чуждой земле. И почему (Стефан) в начале своей речи назвал Бога "Богом славы"? Потому, что Он бесславных соделал славными; и для того, чтобы научить, что, если Он прославил тех, то тем более прославит их (апостолов). Видишь ли, как он отвлекает их от предметов чувственных и прежде всего от места, так как речь шла о месте? "Бог славы". Если Он – Бог славы, то, очевидно, Он не имеет нужды в прославлении от нас, или посредством храма; Он сам есть источник славы. Поэтому не подумайте прославлять Его таким образом. Как же, скажут, ведь Писание говорит это об отце Авраама (Быт.11:31)? Оно не говорит ничего лишнего, ничего кроме самого необходимого. Что полезно было узнать, тому только оно и научило нас, именно, что (Фарра) после откровения сыну вышел вместе с ним; а больше ничего не говорит о нем, потому что он вскоре по переселении в Харран скончался. "Выйди из родства твоего" (ст. 3). Этим Стефан показывает, что они не чада Авраама. Каким образом? Тем, что тот был послушен, а они непослушны; и из того, что он сделал по повелению (Божию), мы видим, что он претерпевал труды, а они лишь собирают плоды, между тем как все праотцы терпели озлобления. "Тогда он вышел из земли Халдейской и поселился в Харране; а оттуда, по смерти отца его, переселил его Бог в сию землю, в которой вы ныне живете. И не дал ему на ней наследства ни на стопу ноги" (ст. 4, 5). Смотри, как он отвлекает их от земли; не сказал: даст, но: "не дал", выражая тем, что все от Него и ничего от них. Ведь (Авраам) вышел, оставив родных и отечество. Почему же "не дал"? Потому что (эта земля) была образом другой, которую Бог и обещал дать ему. Видишь ли, что не просто Стефан ведет речь свою? "Не дал ему", говорит, "а обещал дать ее во владение ему и потомству его по нем, когда еще был он бездетен" (ст. 5). Опять отсюда открывается всемогущество Божие и то, как Он творит все, что (кажется) невозможным: когда Авраам был еще в Персии и на таком расстоянии, Бог сказал, что Он сделает его владыкою Палестины. Но обратимся к вышесказанному. "Смотря на него", говорится, "видели лице его, как лице Ангела". Отчего в Стефане процвела такая благодать? Не от веры ли? Очевидно, что так; о нем выше засвидетельствовано, что он был исполнен веры. Следовательно, можно иметь благодать и кроме (благодати) исцелений; потому и апостол говорит: "одному дается Духом слово мудрости, иному дары исцелений" (1Кор. 12:8,9). Здесь словами: "видели лице его, как лице Ангела", кажется мне, намекается на то, что он был исполнен благодати, как говорится это и о Варнаве (Деян.4:36). Отсюда мы видим, что люди простые и незлобивые возбуждают к себе особенное удивление и преимущественно бывают исполнены благодати. "И представили ложных свидетелей, которые говорили: этот человек не перестает говорить хульные слова". Прежде об апостолах говорили, что они проповедовали воскресение, и что к ним стекалось множество народа; а теперь, – что они исцеляли. О, безумие! За что нужно было благодарить, за то осуждали, – и тех, которые были сильны делами, надеялись преодолеть словами (как поступали и со Христом) и постоянно старались уловить их в словах, потому что стыдились прямо схватить их, не имея ничего, в чем бы обвинить их. И посмотри, судьи не сами лжесвидетельствуют, – потому что их уличили бы, – а подкупают других, чтобы это дело не показалось насилием. Тоже самое, как видим, было и со Христом. Видел ли ты силу проповеди, как она действует, несмотря на то, что (проповедники) не только подвергаются бичеванию, но и побиваются камнями, не только ведутся на суд, но и отвсюду изгоняются? И здесь, несмотря на лжесвидетельство, (враги) не только не преодолевали, но и не в состоянии были противостоять, хотя были крайне бесстыдны; с такою силою она поражала их, хотя они делали много ухищрений, подобно как и против Христа, для умерщвления Которого употребляли все свои усилия, так что после того для всех стало ясно, что это была борьба не людей между собою, но борьба между Богом и людьми. Посмотри, что говорят лжесвидетели, поставленные теми, которые злодейски привлекли его в судилище. "Мы слышали, как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога". Бесстыдные! Вы сами совершаете дела хульные против Бога и не думаете об этом, а притворяетесь ревнующими за Моисея? Моисей потому и поставлен наперед, что о Божием они немного заботились; о Моисее упоминают и выше и ниже: "Моисей", говорят, "который вывел нас" (Деян.7:40), желая тем возбудить легкомыслие народа. Как человек богохульный мог бы остаться победителем? Как человек богохульный мог бы творить такие знамения в народе? Но такова зависть; она подвергшихся ей делает безумными, так что они даже не понимают, что говорят. "Мы слышали", говорят, "как он говорил хульные слова на Моисея и на Бога"; и далее: "этот человек не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на закон", и прибавляют: "которые передал нам Моисей", а не Бог (Быт.6:11-14).

3. Видишь ли, как обвиняют его в нарушении общественного порядка и в нечестии? Но что ему не свойственно было говорить это и быть так дерзким, это очевидно для всякого; и самое лицо его отличалось кротостью. Так, когда не клеветали (на апостолов), то Писание не говорит ничего подобного; а как здесь все – клевета, то Бог естественно опровергает ее и самым видом его. На апостолов не клеветали, но им запрещали; а на Стефана клевещут; потому прежде всего самое лице защищает его. Может быть, оно-то пристыдило и архиерея. Выражением: "обещал" Стефан указывает на то, что обетование дано было прежде места, прежде обрезания, прежде жертвы, прежде храма, и что они не по достоинству своему получили и обрезание, и закон, но что единственно за послушание (Авраамово) наградою была эта земля, и даже исполнение обетования произошло еще прежде установления обрезания; что все это были прообразы, и оставление отечества и родных по повелению Божию (там ведь и отечество, куда приведет Бог), и неполучение здесь наследия; что иудеи (отрасль) персов, если надлежащим образом исследовать; что словам Божиим должно повиноваться и без знамений, хотя бы и встретилось что-нибудь прискорбное, так как и патриарх оставил гроб отца и все из повиновения Богу. Если же отец его не сопутствовал ему при переселении его в Палестину, потому что не веровал (в истинного Бога), то тем более потомки не будут участвовать в этом, хотя бы они прошли и большую часть пути, потому что не подражали добродетели праотца. "Обещал", говорит, "дать ее во владение ему и потомству его по нем". Здесь указывается и великое человеколюбие Божие, и вера Авраама. Уверенность Авраама в этом, еще "когда еще был он бездетен", доказывает и послушание, и веру его, хотя обстоятельства представляли противное, т.е., по пришествии он не получил ни "на стопу ноги", не имел и сына, что могло препятствовать вере. Зная это, будем и мы принимать все, что обещает Бог, хотя бы иногда и случалось противное; впрочем, у нас не бывает противного, но все совершенно последовательно. Где обещают (одно приятное), а между тем случается напротив, там действительно бывает противное; а у нас наоборот: здесь Он обещал скорби, а там блаженство. Зачем же смешивать (различные) времена? Зачем горнее делать дольним? Скажи мне, ты скорбишь, что живешь в бедности и смущаешься от этого? Не смущайся; достойно скорби то, если там тебе придется мучиться; а настоящая скорбь может быть причиною блаженства. "Эта болезнь", говорит (Господь), "не к смерти" (Ин.11:4). Будущая скорбь есть наказание, а настоящая – вразумление и исправление. Настоящая жизнь есть время борьбы; следовательно, нужно бороться; здесь война и брань. На войне никто не ищет покоя, на войне никто не думает об удовольствиях, никто не заботится об имуществе, никто не беспокоится о жене; но печется только об одном, как бы одолеть врагов. Так будем поступать и мы. И если мы победим и возвратимся с трофеями, то Бог подаст нам все. Об одном только нам надобно стараться, как бы одолеть диавола; а лучше сказать, и это не есть дело наших усилий, но все – благодати Божией. Об одном только нам надобно стараться, чтобы приобрести благодать Его, чтобы стяжать себе помощь Его. "Если Бог за нас, кто против нас?", говорится (Рим.8:31). Об одном только будем стараться, чтобы Он не стал врагом нашим, чтобы Он не отвратился от нас.

4. Не перенесение бедствий есть зло, но грех – зло. Он великое бедствие, хотя бы мы жили в удовольствиях; не говорю, в будущей жизни, но и в настоящей. Что, – думаешь, – значит испытывать угрызения совести? Не хуже ли это всякой пытки? Я хотел бы тщательно расспросить живущих во зле, не помышляют ли они иногда о своих грехах, не трепещут ли они при этом, не страшатся ли, не скорбят ли, не ублажают ли тех, которые живут в посте, в горах, в любомудрии. Ты хочешь получить блаженство там? Потерпи здесь ради Христа; ничто не может сравняться с этим блаженством. Апостолы радовались, когда их подвергали бичеванию. К этому увещевает и Павел, когда говорит: "радуйтесь всегда в Господе" (Флп.4:4). Как можно, скажут, радоваться там, где узы, где пытки, где судилища? Здесь-то в особенности и можно радоваться. А как можно радоваться при этих условиях, послушай. Кто ничего не знает за собою, тот всегда будет в великой радости, так что, чем больше будешь говорить ему о бедствиях, тем больше доставишь ему удовольствия. Вот, скажи мне, воин, получивший множество ран и окончивший брань, не с великим ли удовольствием будет возвращаться домой, имея в самых ранах основание к своему ободрению, славе и знаменитости? И ты, если бы мог сказать то же, что сказал Павел: "я ношу язвы Господа Иисуса" (Гал.6:17), то мог бы сделаться великим, славным и знаменитым. Но теперь нет гонений? Восстань против тщеславия; если кто скажет против тебя что-нибудь, не убойся выслушать о себе худое ради Христа. Восстань против тирании, гордости; восстань против нападений гнева, против мук вожделения; и это – раны, и это – мучения. Скажи мне, какое из мучений всех ужаснее? Не то ли, когда душа мучится и терзается? Там (в телесных мучениях) страдает больше тело, а здесь все относится к душе. Она болезнует, когда (человек) гневается, завидует или что-нибудь подобное делает, или лучше сказать – когда страдает: ведь иметь гнев, зависть, – не значит действовать, но страдать (πάσχειν); потому и называются страстями (πάθη) души, ранами, язвами. Подлинно, это страдание, и даже ужаснее страдания.

Поймите же, гневающиеся, что вы делаете это по страсти. Следовательно, кто не гневается, тот не страдает. Видишь ли, что не тот страдает, кто терпит обиды, а тот, кто наносит их, о чем я уже говорил? А что он действительно страдает, это видно и из того, что такое состояние называется страстью, и из самого тела его, так как от гнева рождаются болезни: тупость зрения, сумасшествие и многие другие. Но, скажешь, он оскорбил моего сына, моего слугу? Не подумай, что с твоей стороны будет слабость, если и сам ты не сделаешь того же. Скажи мне, хорошо ли это было бы? Нельзя, думаю, сказать, (что хорошо); поэтому не делай того, что не хорошо. Знаю, какие являются при этом гневные движения. А что, скажешь, если он окажет презрение, или опять будет досаждать? "Обличай, запрещай, увещевай" (2Тим.4:2); гнев побеждается кротостью; приди к нему и обличи. Впрочем, за себя самих и этого не должно делать, но за прочих делать это необходимо. Оскорбления, нанесенного твоему сыну, не считай обидой себе самому, пожалей также и о том, но не так, как бы ты сам был оскорблен; когда сын твой потерпел зло, то не ты пострадал, а тот, кто совершил зло. Укроти (гнев) – этот острый меч: пусть он остается в ножнах. Если мы обнажим его, то, увлекаясь им, часто будем употреблять его и безвременно; а если он будет скрыт, то хотя бы и случилась нужда, гнев укротится. Христос не желает, чтобы мы гневались даже за Него; послушай, что Он сказал Петру: "возврати меч твой в его место" (Мф.26:52); а ты гневаешься за сына? Научи и сына быть любомудрым; расскажи ему о страданиях Господа; подражай твоему Учителю. Когда апостолам предстояло терпеть поношения, Он не сказал: Я отомщу; но что? "Меня гнали, будут гнать и вас". Поэтому терпите мужественно; вы не больше Меня (Ин.15:20). Тоже скажи и ты своему сыну и рабу: ты не больше господина твоего. Но эти внушения любомудрия кажутся недостаточными? Увы, словом нельзя выразить так, как можно научиться самим опытом. Когда ты стоишь между двумя враждующими сторонами, то будь на стороне обижаемых, а не обижающих, – и узнаешь, не будет ли на твоей стороне победа, не получишь ли блистательных венцов. Посмотри, как Бог, будучи оскорбляем, отвечает кротко и милостиво: "Где", говорит Он, "Авель, брат твой"? Что же отвечает Каин? "Не знаю; разве я сторож брату моему?" (Быт.4:9) Что надменнее этого ответа? Если бы даже от сына кто-нибудь услышал это, или от брата, не принял ли бы такого поступка за оскорбление? Но Бог опять кротко отвечает: "голос крови брата твоего вопиет ко Мне". Но Бог, скажешь, выше гнева? Для того-то и снизошел Сын Божий, чтобы сделать тебя богоподобным, насколько это возможно для человека. Но это, скажешь, невозможно для меня, как для человека? Так мы представим тебе в пример людей же. И не подумай, что я укажу на Павла или Петра; нет, на людей меньше и гораздо ниже их. Раб Илия оскорбил Анну, сказав: "доколе ты будешь пьяною?". Что обиднее этого? Но что она? "Я – жена, скорбящая духом" (1Цар.1,14). Подлинно, нет ничего лучше скорби; она мать любомудрия. Эта самая жена, имея у себя соперницу, не оскорбила ее; но что? Прибегает к Богу и во время молитвы даже не вспоминает о ней, не говорит: меня оскорбляет такая-то, отомсти ей за меня; такого-то любомудрия была исполнена жена (устыдимся же мы – мужи), хотя вы знаете, что нет ничего равного ревности.

5. Мытарь, оскорбленный фарисеем, не воздал ему оскорблением, хотя бы и мог, если бы захотел; но с любомудрием перенес это, сказав: "Боже! будь милостив ко мне грешнику!" (Лк.18:13). Мемфиваал, обвиненный и оклеветанный рабом, не сказал и не сделал ему ничего худого, даже пред самим царем (2Цар. 16:3; ср. 1Парал.8:35). Хочешь ли услышать о любомудрии и блудницы? Послушай, что говорил Христос, когда она отирала ноги Его волосами своими: "мытари и блудницы вперед вас идут в Царство Божие" (Мф.21:31). Ты знаешь, как она стояла, плакала и омывала грехи свои? Посмотри же, как она не гневалась на фарисея, будучи им оскорбляема. "Если бы", говорит он, "знал бы", что эта жена есть "грешница", не допустил бы ее к Себе (Лк.7:39). Но она не сказала ему: что, скажи мне, сам ты чист ли от грехов? – а еще более сокрушалась, более скорбела и проливала более горячие слезы. Если же и женщина, и мытари, и блудницы любомудрствуют, и, притом, прежде (получения) благодати, то какого прощения удостоимся мы, когда при такой благодати хуже диких зверей враждуем, угрызаем и терзаем друг друга?

Нет ничего постыднее гнева; ничего бесчестнее, ничего ужаснее, ничего неприятнее, ничего вреднее его. Говорю это не к тому, чтобы мы были кротки только в отношении к мужам, но чтобы ты терпел, если бы и жена досаждала тебе словами. Пусть и жена будет для тебя поприщем борьбы и училищем. Не безумно ли заниматься упражнениями, не приносящими никакой пользы и даже изнуряющими тело, а дом свой не делать училищем, которое доставляет нам венец прежде подвигов? Жена оскорбляет тебя? Не будь сам женщиной; ведь оскорблять свойственно женщине; это – болезнь души, порок. Не сочти бесчестным для себя, когда жена оскорбит тебя. Бесчестно, если ты оскорбляешь ее, а она любомудрствует; тогда ты поступаешь низко, тогда ты терпишь вред; если же ты, будучи оскорбляем, терпишь, то это – великое доказательство твоей силы. Говорю это не к тому, чтобы расположить женщин к нанесению обид, – да не будет! – но к тому, чтоб, если бы когда и случилось это по наущению сатанинскому, то вы терпели бы. Мужам, как сильным, свойственно переносить (обиды от) слабых. Если и слуга будет противоречить, ты перенеси с любомудрием; не то, чего он заслужил от тебя, говори и делай, но – что тебе нужно говорить и делать. Никогда, в оскорбление девицы, не произноси срамного слова; никогда не называй раба подлым, потому что этим ты унижаешь не его, а себя. Невозможно гневающемуся не выйти из себя, подобно морю, когда оно волнуется, или источнику остаться чистым, когда в него откуда-нибудь бросают грязь: так все здесь перемешивается, или, лучше сказать, все становится вверх дном! Если ты кого-нибудь ударил или разорвал на нем одежду, то причинил больше вреда себе самому; у него рана остается на теле и одежде, у тебя же на душе. Ее ты растерзал, ее ты поразил; всадника поверг под ноги лошадей, сделал то, что они влачат его, ниспровергнутого навзничь; и происходит тоже, как если возница, рассердившись на другого, сам потом влачится (по земле). Когда ты наказываешь или вразумляешь, или делаешь что-нибудь подобное, (делай) без ярости и гнева. Если наказывающий есть врач согрешающего, то как он может исцелить другого, причинив наперед зло себе и не исцеляя самого себя? Скажи мне, если какой-либо врач пойдет лечить другого, поранив наперед руку у себя или ослепив наперед свои глаза, – неужели в таком состоянии он исцелит другого? Нет, скажешь. Так точно и ты, когда кого наказываешь или вразумляешь, то пусть светло смотрят глаза твои. Не возмути ума своего, – иначе как совершишь ты исцеление? А он не может быть одинаково спокоен у человека не гнвающегося и разгневанного. Зачем, ниспровергнув учителя с его седалища, советуешься с ним, лежащим на земле? Не видишь ли, как судьи, намереваясь производить суд, садятся на своем седалище и в одежде благопристойной? Так поступи и ты: укрась душу свою одеждой судии (а она есть кротость), и тогда садись производить суд на своем седалище. Но, скажешь, не будет бояться? Нет, гораздо больше убоится. В противном случае, хотя бы ты сказал и правду, раб припишет это гневу, а если (скажешь) кротко, то он осудит сам себя; главное же, ты сделаешь угодное Богу, и таким образом сподобишься вечных благ, – по благодати, щедротам и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 16

"И сказал ему Бог, что потомки его будут переселенцами в чужой земле и будут в порабощении и притеснении лет четыреста. Но Я, сказал Бог, произведу суд над тем народом, у которого они будут в порабощении; и после того они выйдут и будут служить Мне на сем месте" (Деян.7:6, 7).

1. Смотри, за сколько лет (дано) это обетование и каков образ обетования, тогда как (не было) ни жертвы, ни обрезания. Здесь Стефан показывает, что сам Бог попустил иудеям пострадать и что (враги их) не останутся без наказания. "Будут в порабощении и притеснении, произведу суд, сказал Бог". Видишь ли? Обещавший и даровавший землю сперва попускает бедствия. Так и теперь: обещав царствие, Он попускает испытывать искушения. Если здесь чрез четыреста лет свобода, то что удивительного, если не иначе бывает и с царствием? Бог, однако, исполнил (Свое обетование) и от продолжительного времени слово Его не оказалось ложным, хотя они (иудеи) терпели не легкое рабство. Стефан не останавливается на одних наказаниях их, но возвещает и о дарованных им благах. Этим, кажется мне, он напоминает им о полученных ими благодеяниях. "И дал ему завет обрезания. По сем родил он Исаака" (ст. 8); и потом далее прибавляет: "и обрезал его в восьмой день; а Исаак родил Иакова, Иаков же двенадцать патриархов. Патриархи, по зависти, продали Иосифа в Египет" (ст. 8, 9). Тоже было и со Христом, так как Иосиф был прообразом Его. Это имея в виду, Стефан и излагает вполне его историю. Они не могли ни в чем обвинить его, но дурно поступили с ним, когда он пришел к ним с пищею. Посмотри, и здесь также обетование отдаленное, но, несмотря на то, наконец исполняется. "Но Бог был с ним"; и, притом, из-за них: "и избавил его от всех скорбей его" (ст. 10). Здесь он показывает, что они, сами того не зная, содействовали (исполнению) пророчества и сами были виновниками того, а бедствия обратились на них же самих. "И даровал мудрость ему и благоволение царя Египетского фараона" (ст. 10). "Даровал мудрость ему и благоволение", и это пред царем языческим, рабу и пленнику; его братья продали, а тот почтил. "И пришел голод и великая скорбь на всю землю Египетскую и Ханаанскую, и отцы наши не находили пропитания. Иаков же, услышав, что есть хлеб в Египте, послал туда отцов наших в первый раз. А когда [они пришли] во второй раз, Иосиф открылся братьям своим" (ст. 11-13). Они пришли купить (хлеба) и имели в нем нужду. Что же он? Он не только в этой нужде проявил им человеколюбие, но и объявил о том фараону и переселил их туда. "И известен стал фараону род Иосифов. Иосиф, послав, призвал отца своего Иакова и все родство свое, душ семьдесят пять. Иаков перешел в Египет, и скончался сам и отцы наши; и перенесены были в Сихем и положены во гробе, который купил Авраам ценою серебра у сынов Еммора Сихемова. А по мере, как приближалось время исполниться обетованию, о котором клялся Бог Аврааму, народ возрастал и умножался в Египте, до тех пор, как восстал иной царь, который не знал Иосифа" (ст. 13-18). Еще новая неожиданность: первая – голод, вторая – та, что они впали в руки брата, а третья – та, что царь издал повеление умерщвлять (потомков их); и, однако они спаслись от всего этого. Показывая (в этом) премудрость Божию, (Стефан) говорит далее: "в это время родился Моисей, и был прекрасен пред Богом" (ст. 20). Если удивительно, что Иосиф был продан братьями, то еще более удивительно, что царь воспитал того, кто впоследствии ниспроверг царство его, (воспитал) сам, долженствовавший погибнуть от него.

Видишь ли, как в (Писании) почти везде предъизображается воскресение мертвых? Подлинно, не все равно, совершается ли что-нибудь от самого Бога, или происходит от воли человеческой. А это произошло не от воли человеческой. "И был силен в словах и делах" (ст. 22). Этими словами выражает, что он был их избавитель, а они – неблагодарны к благодетелю. Как тогда (братья) были избавлены пострадавшим Иосифом, – так и теперь они избавлены пострадавшим, т.е., Моисеем. Что из того, если они не умертвили его самим делом? Они, подобно тем, умертвили его словом. Те продали (Иосифа) из своей страны в другую, чужую: а эти изгоняют (Моисея) из страны чужой в чужую; там – принесшего пищу, а здесь – руководившего их к Богу. Так и в этих событиях открывается справедливость сказанного Гамалиилом: "если от Бога, то вы не можете разрушить его" (Деян.5:39). Ты же видя, как гонимые бывают виновниками спасения гонителей, удивляйся премудрости и разуму Божию. Если бы первые не были гонимы, то последние не спаслись бы. Настал голод, и они не погибли; и не только не погибли, но были спасены тем самым, кого хотели погубить. Вышло царское повеление, и не истребило их; но тогда более и умножались они, когда умер (царь), знавший их. Они хотели погубить своего избавителя, и не имели в этом успеха.

2. Видишь ли, как чрез то самое, чем диавол старался сделать тщетным обетование Божие, оно еще более исполнялось? Тогда-то и следовало им сказать, что Бог премудр и си-лен – извести нас оттуда. Премудрость Божия в том особенно открывалась, что и среди гонений народ умножался, будучи порабощен, озлобляем и умерщвляем. Так велика сила обетования! Ведь если бы они умножились в своей стране, то это было бы не столь удивительно. И не малое время они жили в чужой стране, – четыреста лет. Отсюда мы узнаем, сколь великое они обнаружили любомудрие, – потому что (египтяне) обращались с ними, не как господа с рабами, но как враги и притеснители. Поэтому Бог и предсказал им, что они получат совершенную свободу; это именно означают слова: "будут служить Мне" и "и после того они выйдут", и притом не без наказания (врагов их) (ст. 7). И посмотри, как Он, по-видимому, нечто предоставляет обрезанию, а между тем ничего не дарует ему; обетование (дано) прежде него, а оно после того. "Патриархи", говорит (Стефан), "по зависти"; Иосиф же не вредит им за то, а благодетельствует. "Патриархами" он называет праотцов, так как (иудеи) и ими много гордились; а с другой стороны, показывает этим, что и святые не были свободны от скорбей, но и среди скорбей получали помощь. Они же не только не облегчали (их скорбей), но еще содействовали врагам их, тогда как должны были бы, напротив, прекращать эти скорби. Как (те) сделали Иосифа очень знаменитым, продавши его, так и царь – Моисея, повелев умерщвлять младенцев. Если бы он не повелел этого, то и того не было бы.

И посмотри на действия Промысла Божия. Тот изгоняет Моисея, а Бог, устрояя будущее, не препятствует этому, чтобы он там сделался достойным (Божественного) видения. Так и проданного в рабство делает правителем там, где почитали его рабом. Как (Иосиф) делается правителем там, куда его продали, так и Христос являет силу в смерти; и это не было только знаком чести, но следствием собственного (Его) могущества. Впрочем, обратимся к вышесказанному. "И поставил его начальником над Египтом и над всем домом своим" (ст. 10). Смотри, что устрояет (Бог) посредством голода. В числе "душ семьдесят пять", говорит, "Иаков перешел в Египет, и скончался сам и отцы наши; и перенесены были в Сихем и положены во гробе, который купил Авраам ценою серебра у сынов Еммора Сихемова" (ст. 14-16). Этим показывает, что они дотоле не были владетелями гробницы. "А по мере, как приближалось время исполниться обетованию, о котором клялся Бог Аврааму, народ возрастал и умножался в Египте, до тех пор, как восстал иной царь, который не знал Иосифа" (ст. 17, 18). Заметь, что не в течение стольких лет Бог умножал их, но когда уже имел приблизиться конец, хотя всего они прожили в Египте четыреста и более лет. Это-то и удивительно. "Сей", говорит, "ухищряясь против рода нашего, притеснял отцов наших, принуждая их бросать детей своих, чтобы не оставались в живых" (ст. 19). Словами: "ухищряясь против рода нашего" указывает на тайное убийство; (царь) не хотел убивать их явно; для выражения этого он и прибавил: "принуждая их бросать детей своих, чтобы не оставались в живых. В это время родился Моисей, и был прекрасен пред Богом". То удивительно, что будущий избавитель рождается не прежде и не после, но среди самого бедствия. "Три месяца он был питаем в доме отца своего" (ст. 20). Когда же все человеческие надежды истощились, и когда он был брошен, тогда явилось во всем свете домостроительство Божие. "А когда был брошен, взяла его дочь фараонова и воспитала его у себя, как сына" (ст. 21). Еще не было нигде ни храма, ни жертвоприношения, хотя уже совершилось столько действий (Промысла Божия); и был он воспитан в доме языческом. "И научен был Моисей всей мудрости Египетской, и был силен в словах и делах" (ст. 22). Меня удивляет то, как он, живя там сорок лет, не был узнан по обрезанию; а еще более, как и он и Иосиф, живя в безопасности, не заботились о себе самих, чтобы спасти других. "Когда же исполнилось ему сорок лет, пришло ему на сердце посетить братьев своих, сынов Израилевых. И, увидев одного из них обижаемого, вступился и отмстил за оскорбленного, поразив Египтянина. Он думал,

поймут братья его, что Бог рукою его дает им спасение; но они не поняли" (ст. 23-25). Заметь, (Стефан) доселе не делается нестерпимым (для слушателей своих), но когда говорит это, они продолжают слушать его: так увлекла их благодать на лице его! "Он думал", говорит, "поймут братья его". Хотя защита была оказана на самом деле, и здесь не нужно было рассуждать, но при всем том они не поняли. Видишь ли, как кротко он беседует и как, показав гнев (Моисея) на одного, выражает и кротость его в отношении к другому? "На следующий день, когда некоторые из них дрались, он явился и склонял

их к миру, говоря: вы братья; зачем обижаете друг друга? Но обижающий ближнего оттолкнул его, сказав: кто тебя поставил начальником и судьею над нами? Не хочешь ли ты убить и меня, как вчера убил Египтянина?" (ст. 26-28) В том же духе и почти тоже они говорили и против Христа: "нет у нас царя, кроме кесаря" (Ин.19:15). Так обычно всегда поступали иудеи, даже и когда получали благодеяния. Видел ли ты их безумие? Того, кто имел избавить их, укоряют, говоря: "От сих слов Моисей убежал и сделался пришельцем в земле Мадиамской, где родились от него два сына" (ст. 29). Убежал, но и бегство не воспрепятствовало домостроительству (Божию), равно как и (угрожавшая ему) смерть. "По исполнении сорока лет явился ему в пустыне горы Синая Ангел Господень в пламени горящего тернового куста" (ст. 30).

3. Видишь ли, как это домостроительство не останавливается временем? Когда он был беглецом и странником, когда уже много времени провел в чужой стране и имел уже двоих детей, когда уже и не надеялся возвращаться оттуда, тогда является ему ангел. Ангелом, равно как (иногда) и человеком, (Писание) называет Сына Божия. И где является? В пустыне, а не в храме. Видишь ли, какие совершаются чудеса, и еще нигде не было ни храма, ни жертвоприношения? И здесь, в пустыне, (является) не просто, но в купине. "Моисей, увидев, дивился видению; а когда подходил рассмотреть, был к нему глас Господень" (ст. 31); вот он удостоился и гласа. "Я Бог отцов твоих, Бог Авраама и Бог Исаака и Бог Иакова" (ст. 32). Этим (Стефан) выражает не только то, что явившийся Моисею Ангел был велика совета Ангел (Ис.9:6), но показывает и человеколюбие, какое Бог проявляет в этом видении. "Моисей, объятый трепетом, не смел смотреть. И сказал ему Господь: сними обувь с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая" (ст. 32, 33). Храма нет, и, однако, это место свято от явления и действия Христова. Оно даже чудеснее места во святом святых, потому что здесь Бог никогда не являлся таким образом, и Моисей никогда не был так объят трепетом. Видел ли ты человеколюбие (Божие)? Посмотри затем и на промышление Его. "Я вижу", говорит, "притеснение народа Моего в Египте, и слышу стенание его, и нисшел избавить его: итак пойди, Я пошлю тебя в Египет" (ст. 34). Посмотри, как (Стефан) показывает, что (Бог) руководил их и благодеяниями, и наказаниями, и чудесами, а они остались теми же. Отсюда мы узнаем, что Бог вездесущ. Слыша это, будем и мы прибегать к Нему в скорбях. "Стенание его", говорит, "слышу". Не просто, говорит, "слышу", но по причине их страданий. Если же кто спросит: для чего Бог допустил им так страдать? – тот пусть знает, что всякий праведник в особенности за страдания бывает удостаиваем наград; или для того Он попустил им страдать, чтобы и свою силу явить чрез это во всем свете, и их этими страданиями научить – во всем любомудрствовать. Посмотри, когда они были в пустыне, тогда не только они "утучнели, отолстели и разжирели", но и "оставили они Бога" (Втор.32:15). Беззаботная жизнь, возлюбленный, всегда есть зло! Потому и в начале (Бог) говорил Адаму: "в поте лица твоего будешь есть хлеб" (Быт.3:19). Итак, чтобы они, вместо великих страданий пользуясь беззаботною жизнью, не сделались порочными, Он попускает им претерпевать скорби: скорбь есть великое благо.

А что скорбь – благо, послушай Давида, который говорит: "Благо мне, что Ты смирил меня" (Пс.118:71). Если же скорбь есть великое благо для мужей великих и чудных, то тем более для нас. Если хотите, рассмотрим эту скорбь и саму по себе. Представим, что кто-нибудь чрезмерно радуется, веселится и заливается (смехом): что безобразнее, что безумнее этого? Другой кто-нибудь пусть печалится и скорбит: что любомудрее этого? Поэтому и Премудрый внушает: "сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше. Сердце мудрых – в доме плача, а сердце глупых – в доме веселья" (Еккл.7:3,4). Может быть, вы смеетесь над этими словами? Но вспомним, каков был Адам в раю, и каков после того; каков был Каин прежде (убийства), и каков после. Душа веселящегося не остается на своем месте; но, как бы каким ветром, увлекается удовольствием, становится легкомысленной и не имеет ничего твердого. Она бывает легка на вымыслы, скора на обещания, и великая в ней буря помыслов. Отсюда – неуместный смех, безотчетная веселость, излишний поток речей и большое пустословие. Но что я говорю о прочих? Представим кого-нибудь из святых и посмотрим, каков он был среди удовольствия и каков, в свою очередь, во время печали. Посмотрим, если хотите, на Давида. Когда он жил в удовольствии и радости по причине множества трофеев, побед, венцов, роскоши и самоуверенности, тогда, посмотри, что он сказал и сделал? "Я сказал в благоденствии моем: не поколеблюсь во век" (Пс.29:7). Когда же находился в скорби, то послушай, что он говорит: "а если Он скажет так: "нет Моего благоволения к тебе", то вот я; пусть творит со мною, что Ему благоугодно" (2Цар. 15:26). Что любомудрее этих слов? Пусть будет так, говорит, как угодно Богу. Также и Саулу он говорил: "если Господь возбудил тебя против меня, то да будет это от тебя благовонною жертвою" (1Цар. 26:19). Когда был в скорби, тогда щадил даже врагов, а после того ни друзей, ни тех, которые ничем не оскорбили его. Иаков, когда был в скорби, говорил: "если Господь Бог даст мне хлеб есть и одежду одеться" (Быт.28:20). И сын Ноя прежде ничего такого не сделал, а когда уверился в безопасности (от потопа), тогда, слышишь, как оказался дерзок (Быт.9:22). И Езекия, когда был в скорби, посмотри, что делал для своего спасения: облекся в рубище и сидел на земле; когда же стал жить в удовольствиях, тогда пал с высоты сердца своего. Поэтому и Моисей увещевает: "будешь есть и насыщаться, берегись, чтобы не забыл ты Господа" (Втор.6:11,12), потому что путь удовольствий скользок и ведет к забвению Бога. Когда израильтяне были в скорби, тогда более и более умножались; а когда (Бог) избавил их, тогда все погибли. Но для чего я привожу примеры древних? Обратимся, если угодно, к себе самим. Из нас очень многие, когда благоденствуют, бывают надменными, врагами для всех, гневливыми, пока имеют власть; а когда она отнята от них, то делаются кроткими, смиренными, тихими, и приходят в сознание собственной природы. А что это так, подтверждает и Давид, говоря: "овладела ими гордость их совершенно: происходит, как из тука, неправда их" (Пс.72:6,7). Это я говорю для того, чтобы мы не домогались удовольствий всеми средствами. Как же, скажут, Павел говорит: "радуйтесь всегда"? Он не просто сказал: "радуйтесь", но прибавил: "в Господе" (Флп.4:4).

4. Это – самая высокая радость; ею радовались и апостолы; это – радость, приносящая пользу; она имеет свое начало, корень и основание в узах, в бичеваниях, в гонениях, в худой молве, и вообще в предметах скорбных, но конец ее вожделенный. Радость же мирская, напротив, начинается удовольствием, а оканчивается скорбью. Я не возбраняю радоваться о Господе, но даже особенно убеждаю к тому. Апостолы были бичуемы – и радовались; были связываемы – и благодарили; были побиваемы камнями – и проповедовали. Такой радости желаю и я; она берет свое начало не от чего-нибудь чувственного, а от предметов духовных. Невозможно, чтобы радующийся по мирскому радовался вместе и о Боге; всякий радующийся по мирскому радуется богатству, роскоши, славе, могуществу, почестям; а радующийся о Боге радуется бесчестию ради Его, бедности, нестяжательности, пощению, смиренномудрию. Видишь ли, как противоположны их предметы? Кто здесь не имеет радости, тот чужд и скорби (духовной); а кто здесь не имеет скорби, тот чужд и радости (о Боге). Несомненно, эти (предметы) доставляют истинную радость; а те носят только одно имя радости, в сущности же составляют скорбь. Сколько скорбей имеет (человек) высокомерный! Как он терзает сам себя от гордости, выдумывая себе тысячи оскорблений, (питая в себе) великую ненависть, сильную вражду, большую зависть и крайнее недоброжелательство! Если оскорбил его кто-нибудь из высших его, он досадует; если он еще не возвысился над всеми, терзается. Напротив, человек смиренный наслаждается великим удовольствием, не ожидая почестей ни от кого. Если ему оказывают честь, он радуется; если не оказывают, он не скорбит, но даже любит то, что ему не воздали почестей. Таким образом, не искать почестей и получать их, это – великое удовольствие. А у того наоборот: он ищет почестей и не получает их. И радуются почестям неодинаково ищущий их и не ищущий. Первый, сколько бы ни получал, думает, что ничего не получил; а последний, хотя и не много окажешь ему, принимает так, как если бы все получил. Также человек, живущий в роскоши, имеет множество богатства, и приобретения текут к нему легко, как бы из источника; но он страшится бедствий (происходящих) от роскоши и неизвестности будущего; а тот, кто приучил себя к скромному образу жизни, всегда спокоен и наслаждается удовольствием; не столько огорчает его то, что он не имеет роскошного стола, сколько услаждает то, что он не страшится неизвестности будущего. Всякому известно, сколько бедствий происходит от роскоши, но необходимо сказать об этом и теперь. От нее сугубая брань, т.е., и тела, и души, сугубая буря, сугубые болезни, и притом болезни неисцельные, сопровождающиеся великими несчастьями. Но не таковы плоды умеренности; (от нее) сугубое здоровье, сугубые блага. "Здоровый сон", говорит Премудрый, "бывает при умеренности желудка" (Сир.31:22). Умеренность всюду вожделенна, а неумеренность напротив. Например: положи на малую искру большую связку дров, и ты увидишь уже не светлый огонь, а только дым весьма неприятный.

Возложи на человека очень сильного и большого тяжесть, превышающую силы его, и увидишь его вместе с ношею поверженным и лежащим на земле. Навали слишком много груза на корабль, и причинишь страшное кораблекрушение. Таковы плоды и роскоши. Как на кораблях, слишком нагруженных, происходит большое смятение пассажиров, когда и кормчий, и сидящий на корме, и прочие плывущие на нем начнут бросать в море все и сверху и снизу, так и здесь: извергают и вверх, и вниз, и среди терзаний погибают. А что всего постыднее, сами уста исполняют дело задних частей и даже делаются срамнее их. Если же в таком срамном состоянии уста, то представь, каково на душе. Там все – мрак, все – буря, все – тьма, большая смутность в мыслях, мятущихся беспокойно и тяжко, и сама душа вопиет от стеснения. Тогда и сами чревоугодники обвиняют друг друга, досадуют и спешат извергнуть внутреннюю нечистоту. Однако и по извержении буря не прекращается, но являются горячки и другие болезни. Так, скажешь, подвергаются болезням и сраму; но напрасно описывать это и исчислять нам болезни; бываю болен я, страдаю я, подвергаюсь сраму я, который не имею, что есть: а эти, живущие в роскоши, как видишь, благодушествуют, цветут здоровьем, веселятся и катаются на конях. Увы, такие слова достойны слез! А кого, скажи мне, видим мы страждущими подагрой, носимыми на носилках, обвязанными? И если бы они не считали для себя обидным и не приняли слов моих за оскорбление, то я мог бы назвать их по именам. Но есть и такие, скажешь, которые остаются и здоровыми. Это потому, что они не предаются одним удовольствиям, (но занимаются) и трудами. Укажи мне хотя одного человека, который бы, постоянно угождая чреву, лежа в бездействии и нисколько не трудясь, был бы здоров. Ты не найдешь (такого человека). Хотя бы собрались тысячи врачей, и они не в состоянии избавить от болезней того, кто постоянно пресыщается, потому что это противно свойству самого дела. А я предложу вам врачебное наставление: не все то, что принимается в чрево, обращается в пищу, потому что и в самом существе пищи не все питательно, есть в ней часть, поступающая на извержение, а другая на питание. Поэтому кто, приняв ее в меру, даст ей совершенно перевариться, с тем это и делается и она достигает своего назначения; все здоровое и полезное занимает свое место, а излишнее и бесполезное отделяется и извергается; если же она принята чрез меру, тогда и то, что в ней есть питательного, становится вредным. Чтобы яснее раскрыть вам это, представлю в пример следующее: в хлебе есть крупчатка, мука и отруби. Если в жернов насыплешь столько, сколько он может смолоть, то он отделяет все это; а если насыплешь больше, то все перемешивается. Также вино, если будет иметь надлежащее приготовление и благовременное брожение, то в нем сперва бывает все нераздельно, а потом одно обращается в дрожжи, другое в пену, а иное делается напитком усладительным для употребляющих его, и это последнее бывает полезно и не скоро портится, тогда как сначала не было ни вина, ни дрожжей, но все было смешано. Тоже можно видеть и на море, во время сильной бури. Как тогда мы видим, что рыбы плавают по поверхности мертвыми, не будучи в состоянии укрыться от стужи в глубине, так бывает и с нами. Когда низвергнется на нас сильный дождь пресыщения, все возмущающий, тогда производит то, что наши мысли, дотоле бывшие здравыми и спокойными, плавают как бы мертвыми на поверхности (души нашей). Итак, научившись этими примерами, как велик вред (от пресыщения), перестанем ублажать тех, которых следовало бы считать несчастными, и оплакивать себя за то, за что следовало бы называть блаженными, и возлюбим умеренность. Или вы не знаете изречения врачей, что скудость – мать здоровья? Я же скажу, что скудость есть мать здоровья не только телесного, но и душевного. Тоже внушает и Павел, этот истинный врач, когда говорит: "имея пропитание и одежду, будем довольны тем" (1Тим.6:8). Будем же послушны ему, чтобы нам здоровыми делать то, что должно делать, во Христе Иисусе, Господе нашем, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 17

"Сего Моисея, которого они отвергли, сказав: кто тебя поставил начальником и судьею? сего Бог чрез Ангела, явившегося ему в терновом кусте, послал начальником и избавителем" (Деян.7:35).

1. Это весьма близко относится к предложенному (Стефаном) предмету. "Сего Моисея", говорит. Какого – "сего"? Того, который подвергался опасности погибнуть, которого (евреи) презрели, которого они отвергли, сказав: "кто тебя поставил начальником и судьею над нами?", подобно тому, как и о Христе говорили: "нет у нас царя, кроме кесаря" (Ин.19:15). Сего Бог начальником и избавителем послал через Ангела, который сказал ему: "Я Бог отца твоего, Бог Авраама" (Исх.3:6). Этим он показывает, что бывшие (при Моисее) чудеса совершены были Христом. "Сей", т.е. Моисей (посмотри, как Стефан изображает славу его) "вывел их, сотворив чудеса и знамения в

земле Египетской, и в Чермном море, и в пустыне в продолжение сорока лет. Это тот Моисей, который сказал сынам Израилевым: Пророка воздвигнет вам Господь Бог ваш из братьев ваших, как меня; Его слушайте" (Деян.7:36,37), т.е., Которого они также презрят и подвергнут гонениям. Ведь и Его (Христа) Ирод хотел убить, но Он спасся в Египте, подобно тому, как и тот в детстве подвергался гонениям. "Это тот, который был в собрании в пустыне с Ангелом, говорившим ему на горе Синае, и с отцами нашими, и который принял живые слова, чтобы передать нам" (ст. 38). Опять (это происходило, когда) еще не было ни храма, ни жертвоприношения. "С Ангелом", говорит, "принял живые слова, чтобы передать нам". Этим он показывает, что (Моисей) не только творил знамения, но и дал закон, как и Христос. И как он сначала творить знамения, потом дает закон, так точно и Христос. Но (евреи), привыкшие никогда не покоряться, не послушали его и после знамений и чудес, бывших в течение сорока лет. И не только не послушали, но сделали противное, на что указывая, Стефан и присовокупил: "которому отцы наши не хотели быть послушными, но отринули его и обратились сердцами своими к Египту, сказав Аарону: сделай нам богов, которые предшествовали бы нам; ибо с Моисеем, который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что случилось. И сделали в те дни тельца, и принесли жертву идолу, и веселились перед делом рук своих. Бог же отвратился и оставил их служить воинству небесному, как написано в книге пророков: дом Израилев! приносили ли вы Мне заколения и жертвы в продолжение сорока лет в пустыне? Вы приняли скинию Молохову и звезду бога вашего Ремфана, изображения, которые вы сделали, чтобы поклоняться им: и Я переселю вас далее Вавилона" (ст. 39-43). "Отвратился и оставил" здесь значит: попустил. "Скиния свидетельства была у отцов наших в пустыне, как повелел Говоривший Моисею сделать ее по образцу, им виденному" (ст. 44). Хотя скиния была, но жертв еще не было. А что их не было, об этом ясно говорит пророк: "приносили ли вы Мне жертвы и хлебные дары?" (Ам.5:25) Скиния свидения была, но не принесла им никакой пользы, и они погибали. Также и знамения ни прежде того, ни после не принесли им никакой пользы. "Отцы наши, взяв ее, внесли во владения" (ст. 45). Видишь ли, что то место и свято, где присутствует Бог? Потому он и сказал: "в пустыне", чтобы сравнить одно место с другим. Затем (следовало) благодеяние. "Отцы наши с Иисусом, взяв ее, внесли во владения народов, изгнанных Богом от лица отцов наших. Так было до дней Давида. Сей обрел благодать пред Богом и молил, чтобы найти жилище Богу Иакова" (ст. 45, 46). Молил о построении (храма) Давид великий и чудный, но не получает просимого; а создает его отверженный Соломон. Потому (Стефан) и говорит: "Соломон же построил Ему дом. Но Всевышний не в рукотворенных храмах живет" (ст. 47, 48). Это уже доказано и предыдущими словами; но подтверждается еще и голосом пророческим; а каким образом, послушай далее: "как говорит пророк: Небо – престол Мой, и земля – подножие ног Моих. Какой дом созиждете Мне, говорит Господь, или какое место для покоя Моего? Не Моя ли рука сотворила всё сие?" (ст.49, 50) Не удивляйтесь, говорит, что Христос благотворит и тем, которые отвергают царствие Его: тоже было и при Моисее. Он не просто извел (евреев), но после того, как они пробыли в пустыне. Видишь ли, что и те знамения были для них? Кто беседовал с Богом, был спасен чудесным образом, столько сделал и имел такую силу, того пророчество, доказывает (Стефан), непременно должно исполниться, и он не может противоречить самому себе. Впрочем, обратимся к вышесказанному. "Это тот", говорит, "Моисей, который сказал: Пророка воздвигнет вам Господь Бог как меня". Мне кажется, на это изречение указывал и Христос, когда сказал: "ибо спасение от Иудеев" (Ин.4: 22), разумея самого Себя. "Это тот, который был в собрании в пустыне с Ангелом, говорившим ему". Вот и опять указывает, что (Христос) дал закон, так как Он был с ним (Моисеем) в собрании – в пустыне. Здесь же напоминает и о великом чуде, случившемся на горе (Синайской). "И который принял живые слова". Во всем чуден Моисей, но особенно, когда нужно было дать закон. Что значит: "живые слова"? Разумеет те, которых исполнение раскрывалось в словах его, или пророчества. Затем следует обвинение праотцов, которые после знамений и чудес, и по получении слов живых, "не хотели", говорит, "быть послушными". Хорошо он сказал: "живые слова", показывая тем, что есть слова и не живые, о которых упоминает и Иезекииль, когда говорит: "и попустил им учреждения недобрые" (Иез.20:25). В противоположность таким словам он прибавил: "живы". "Но отринули его и обратились сердцами своими к Египту", где они стонали, где вопили, откуда призывали Бога. "Сказав Аарону: сделай нам богов, которые предшествовали бы нам".

2. О, безумие! "Сделай", говорят, которые "предшествовали бы нам". Куда? В Египет. Видишь ли, как неохотно они расставались с обычаями египетскими? Что ты говоришь? Не хочешь дождаться того, кто вывел, но отказываешься от благодеяния и убегаешь от благодетеля? И смотри, как они оскорбляют его. "Моисеем, который вывел нас из земли Египетской". Нигде не упоминают имени Божия, но все приписывают Моисею. Когда нужно было им быть благодарными, тогда они обвиняют Моисея; а когда нужно было исполнять закон, тогда не помнят уже и о Моисее. Он сказал им, что восходит (на гору) для получения закона: а они не подождали и сорока дней. "Сделай нам

богов". Не сказали: Бога, но "богов"; так они неистовствовали, что и сами не знают, что говорят. "И сделали в те дни тельца, и принесли жертву идолу". Видел ли ты крайнее безумие? Там, где Бог явился Моисею, они делают тельца и приносят ему жертву. "И веселились", говорит, "перед делом рук своих". Чего надобно было стыдиться, тому они радовались. И что удивительного, если вы не признаете Христа, когда (вы не признавали) ни Моисея, ни Бога, открывшегося в стольких знамениях? Но они не только не признавали, но еще иначе оскорбили их, сделав идолов. "Бог же отвратился и оставил их служить воинству небесному". Отсюда и произошли эти обычаи; отсюда эти жертвы. Они сначала приносили жертвы идолам, на что указывая, и Давид говорит: "и сделали тельца у Хорива, и поклонились истукану" (Пс.105:19). Так как прежде этого нигде не упоминается о жертвах, но (были) заповеди живые и "живые слова", – то нигде не было и (жертвенных) обрядов, а только чудеса и явление знамений. "Как написано в книге пророков". Здесь (Стефан) привел свидетельство не без цели, но для того, чтобы показать, что в жертвах нет нужды. И смотри, что он говорит: "дом Израилев! приносили ли вы Мне заколения и жертвы в продолжение сорока лет в пустыне? Вы приняли скинию Молохову и звезду бога вашего Ремфана, изображения, которые вы сделали, чтобы поклоняться им". Он сказал в виде обличения; а слова его означают следующее: вы не можете сказать, что вы стали приносить жертвы идолам, подобно тому, как приносили их Мне; и это было в пустыне, когда Бог особенно руководил их. "Вы приняли скинию Молохову". От нее и (получили) начало жертвы. "И Я переселю вас далее Вавилона". Так и плен есть наказание за нечестие. Но почему, скажут, скиния названа "скиния свидетельства" (μαρτυρίου)? Потому что она была для того, чтобы они имели Бога свидетелем (μάρτυρα). Для этого только она и существовала. "По тому образцу, какой показан тебе на горе" (Исх.25:40). Следовательно, образец ее показан был на горе, и она была носима в пустыне, а не стояла на месте. Скиниею же свидетельства называется не по чему-нибудь другому, как по чудесам и заповедям. Впрочем, ни она, ни они не имели храма. И сам образец ее показан был, следовательно, самим ангелом. "Так было до дней Давида", говорит. Следовательно, до того времени не было храма, хотя и были изгнаны (языческие) народы, о которых он говорит: "изгнанных

Богом от лица отцов наших". Это же он сказал опять с целью доказать, что тогда не было храма. Но что я говорю: было столько чудес и еще не было храма? Вот была и первая скиния, но еще не было храма. Давид молил обрести благодать пред Богом, – молил и не создал (храма). Следовательно, храм не составлял чего-нибудь важного, хотя некоторые и считали Соломона великим за построение храма, и даже за это ставили его выше отца. Но что он не был лучше отца и даже не равен ему, а только кажется таким во мнении толпы, это он объяснил, присовокупив: "но Всевышний не в рукотворенных храмах живет, как говорит пророк: Небо – престол Мой, и земля – подножие ног Моих". Да и эти (небо и земля) недостойны (быть жилищем) Бога, как творения, как дела руки Его. Смотри, как он убеждает их мало-помалу. Из пророка он доказывает, что даже и эти (творения) нельзя назвать достойными (быть жилищем) Бога. Для чего же, скажут, он говорит потом так обличительно? У него было великое дерзновение, как (у человека) готового на смерть; я думаю, об этом он знал по откровению. "Жестоковыйные! люди с необрезанным сердцем и ушами!"; и это также из пророка, а не собственные его слова; "вы всегда противитесь Духу Святому, как отцы ваши, так и вы" (ст. 51). Когда Бог не желал, чтоб были жертвы, вы приносили жертвы; а когда желает, вы не приносите их; когда Он не хотел давать вам заповедей, вы требовали их; а когда получили, то нерадели о них. И еще, когда существовал храм, вы служили идолам; а когда Ему угодно, чтобы вы служили Ему без храма, вы делаете противоположное. Смотри, он не сказал: Богу противитесь, но: "Духу"; так он не полагает никакого различия (между Ними). И еще большее говорит: "как отцы ваши, так и вы". Так и Христос обличал их, потому что они всегда слишком много хвалились отцами. "Кого из пророков не гнали отцы ваши? Они убили предвозвестивших пришествие Праведника". Говорит: "Праведника", чтобы и этим вразумить их. "Которого предателями и убийцами сделались ныне вы" (ст. 52). Обличает их в двух делах: в том, что они не признали (пророков) и что убили их. "Вы, которые приняли закон при служении Ангелов и не сохранили" (ст. 53).

3. Что это значит? Некоторые утверждают, что, по словам его, закон был составлен ангелами; но это несправедливо, потому что когда же ангелы являлись составляющими закон? Но он говорит "приняли закон при служении Ангелов", т.е. врученным Моисею ангелом, явившимся ему в купине, так как это был не человек. Итак, нет ничего удивительного, говорит, если вы совершили это, когда совершили и то; если вы умертвили возвещавших (о Христе), то тем более (могли умертвить) Его. Здесь он представляет их непокорными и Богу, и ангелам, и пророкам, и Духу, и всем, как и в другом месте Писание говорит: "разрушили Твои жертвенники и пророков Твоих убили" (3Цар.19:10). Они, притворно защищая закон, говорили: "говорил хульные слова на Моисея" (Деян.6:11); а он показывает, что они сами еще более произносят хулу не только на Моисея, но и на Бога, и что они издревле так поступают; что они сами нарушили обычаи, в которых уже нет нужды; что они, обвиняя и называя его противящимся Моисею, сами противились Духу, и не просто, но даже и с совершением убийства, и что издревле они враждовали (против Бога). Видишь ли, как он доказывает, что они противились и Моисею, и всем, и не соблюдали закона? Моисей сказал: "Пророка воздвигнет тебе Господь" (Втор.18:15), и прочие предсказывали об Его пришествии; также и пророк говорит: "где же построите вы дом для Меня" (Ис.66:1)? И еще: "приносили ли вы Мне жертвы и хлебные дары в пустыне в течение сорока лет?" (Ам.5:25) Таково дерзновение мужа, несущего крест (Христов)! Будем же подражать ему и мы; хотя теперь и нет брани, но для дерзновения всегда есть время. "И говорил", говорит (Давид), "об откровениях Твоих пред царями и не стыдился" (Пс.118:46). Поэтому, встретимся ли мы с эллинами, будем таким образом заграждать им уста, но без гнева, без ожесточения. Если станем это делать с гневом, то это, кажется, уже не будет дерзновение, а страсть; если же кротко, то это и есть истинное дерзновение, потому что не могут быть вместе в одно и то же время и добродетель, и порок. Дерзновение – это добродетель, а гнев – порок. Итак, мы, если хотим иметь дерзновение, должны быть чистыми от гнева, чтобы кто-нибудь не приписал ему слов (наших). Если ты говоришь и правду, но с гневом, то все погубил, будешь ли ты обличать, или вразумлять, или делать что-нибудь другое. Посмотри на этого мужа (Стефана), как он беседует без гнева; ведь он не оскорбил их, а только напомнил им о слове пророческом. А что он не был в гневе, это сам он показал, когда его мучили, а он молился за них и говорил: "Господи! не вмени им греха сего" (ст. 60). Так он говорил это, не гневаясь на них, но сожалея и скорбя о них. И о лице его поэтому сказал (писатель): "видели лице его, как лице Ангела" (Деян.6:15), так что и оно могло привлечь их. Будем же чистыми от гнева. Дух Святый не обитает там, где гнев. Гневливый подлежит проклятию. И невозможно быть чему-нибудь здравому там, откуда происходит гнев. Как во время бури на море происходит великое смятение и сильный крик, и никто тогда не имеет времени заниматься рассуждениями, так и во гневе. Если же душа хочет сказать или усвоить что-нибудь любомудрое, то наперед должна быть в (тихой) пристани. Не замечаешь ли, как мы, когда хотим рассуждать о чем-нибудь необходимом, избираем места, удаленные от шума, где спокойствие и тишина, чтобы нам не развлекаться? Если же внешний шум развлекает нас, то тем более внутреннее смятение. И станет ли кто молиться, он молится напрасно, если делает это во гневе и раздражении; станет ли говорить, будет смешным; станет ли молчать, опять тоже; будет ли есть, и тогда повредит себе; будет ли пить или не будет, будет ли сидеть или стоять, ходить или спать, ему и во сне представляется подобное же. И что у таких (людей) не беспорядочно? Глаза – отвратительны; рот – искривлен; члены тела напряжены и трясутся; язык не обуздан и не щадит никого; рассудок помешан; одежда в непристойном виде; (во всем) великое безобразие! Посмотри на глаза беснующихся, пьяных и неистовствующих (от гнева): чем они отличаются друг от друга? Не всюду ли безумие? Но ведь это бывает всегда только на время? Правда, неистовствующий бывает одержим (гневом) на время. Но что может быть хуже этого? И еще не стыдятся оправдываться: я не сознавал, говорят, что сказал. Почему же не сознавал этого ты, существо разумное, имеющее рассудок? Почему ты действуешь подобно неразумным животным, как бы дикий конь, увлеченный гневом и яростью? Это – оправдание, достойное осуждения. Желательно, чтобы ты знал, что говорил. Это – слова гнева, скажешь, а не мои. Как – гнева? Гнев не имеет силы, если не получит ее от тебя. Это подобно тому, как если бы кто сказал: это – раны руки (моей), а не мои. Где, кажется, больше всего нужен гнев, как не на войне и во время битвы? Но и там, если что будет делаться с гневом, то все будет испорчено и погублено. Воюющим в особенности и не следует гневаться; нападающим в особенности и не нужно раздражаться. Но, скажешь, как же иначе можно сражаться? Разумно, спокойно. Сражение есть стояние одной стороны против другой. Разве ты не видишь, что и сами войны подчинены закону, порядку и времени? А гнев есть не что иное, как безумное раздражение; безумный же не может сделать ничего разумного.

4. Так и он (Стефан) говорил это, и не гневался. И Илия говорил: "долго ли вам хромать на оба колена?" (3Цар. 18:21), но не гневался. И Финеес совершил убийство, но не гневался. Гнев не дозволяет видеть, но как бы во время ночной битвы, закрыв все, и глаза и уши, ведет туда, куда хочет. Избавим же себя от этого демона, сокрушим его, когда он нападает на нас, положим на перси знамение (креста), как бы некоторую узду на него. Гнев есть бесстыдный пес; но пусть он научится слушаться закона. Если пес при стаде так свиреп, что не будет слушаться приказаний пастуха и узнавать его голоса, то все потеряно и погублено. Он пасется вместе с овцами; но когда станет кусать овец, то делается вредным, и его убивают. Если пес научится слушаться тебя, то корми его: он полезен своим лаем против волков, разбойников и воров, а не против овец и не против домашних. Если же не слушается, то во всем вредит, и если не обращает внимания на приказания, то все губит. Итак, пусть не истощается кротость твоя, но сам гнев пусть хранит и питает ее; а он сохранит и в совершенной безопасности будет пасти ее тогда, когда будет истреблять нечистые и порочные помыслы, когда будет отовсюду отгонять диавола. Так кротость соблюдается тогда, когда мы не помышляем ничего худого против ближнего; так мы делаемся достойными уважения, когда не учимся поступать бесстыдно. Ничто не делает так бесстыдным, как порочная совесть. Отчего блудницы бесстыдны? Отчего девственницы стыдливы? Первые не от греха ли? А последние не от целомудрия ли? Ничто не делает так бесстыдным, как грех. Напротив, скажут, он производит стыд? Правда, в том, кто сознает себя; а бесстыдного он делает еще более дерзостным; кто не сознает себя, тот становится дерзким. "С приходом", говорит (Премудрый), "нечестивого приходит и презрение" (Прит.18: 3). Бесстыдный бывает дерзким, а дерзкий – отчаянным. Хочешь ли узнать, когда истощается кротость? Когда сокрушают ее порочные помыслы. Но, если случится и то, что этот пес не будет стоять и громко лаять, то и тогда не должно отчаиваться. У нас есть и праща и камень, – вы знаете, что я говорю, – у нас есть и копье, и ограда, и затвор, где мы можем сохранить помыслы чистыми. Если пес ласков к овцам, но лает на чужих и не сонлив, то это – хорошие качества пса. Когда он голоден, то и тогда не кусает овец, когда и сыт, не щадит волков. Таков и гнев. Когда он раздражается, не (должен) отступать от кротости; и когда не раздражен, (должен) восставать против порочных помыслов своих, хотя бы и бьющих его, не оставлять, но признавать, а чужим, хотя бы и ласкающим его, не давать пощады. Диавол часто ластится, как собака; но пусть всякий знает, что он чужой (для нас). Так и мы будем любить добродетель, хотя бы она причиняла нам скорбь; а от порока, хотя бы он и доставлял нам удовольствие, будем отвращаться. Не будем хуже псов, которые не убегают (с своего двора), хотя бы их били и мучили; а чужому, хотя бы он и накормил их, скорее вредят. Так и гнев бывает полезен, когда он восстает против чужих. Что значит изречение: "гневающийся на брата своего напрасно" (Мф.5:22)? То же, что: не мсти за себя и не воздавай злом. Если видишь другого погибающим, протяни ему руку помощи; гнев не будет уже иметь места, когда ты будешь свободен от пристрастия к себе самому. Давид застиг Саула, но не разгневался и не вонзил копья, имея в руках своих врага (1Цар. 26:7); а отмстил диаволу (своею кротостью). Моисей, увидев, что чужой обижает (еврея), убил его; а когда свой (обижал своего), то не сделал этого; но братьев хотел примирить, а тех разделил (Исх.2:12). Хотя Писание и называет его самым кротким человеком (Числ.12:3), однако, и в нем иногда возбуждался гнев. Но мы не так; когда нужно показать кротость, то бываем свирепее всех зверей; а когда (нужно) гневаться, то (бываем) всех ленивее и беспечнее. Таким образом, употребляя свои силы не на то, на что должно, мы тратим и жизнь свою напрасно, подобно тому, как снаряды, когда употребляют их один вместо другого, портятся все. Так, например, если кто-нибудь, имея меч, не будет употреблять его, когда нужно употребить, но будет действовать рукою, не достигнет успеха; и напротив, если употребит меч там, где нужно действовать рукою, то испортит все. Также и врач, если не отрезывает там, где должно, а отрезывает, где не нужно, то портит все. Поэтому, умоляю, будем употреблять это орудие (гнев) в свое время. Для гнева – вовсе не время, когда мы должны помочь самим себе; а если нужно исправить других, тогда в особенности должно употреблять его, чтобы спасти других. Таким образом, всюду соблюдая себя от гнева, мы уподобимся Богу и сподобимся будущих благ по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 18

"Слушая сие, они рвались сердцами своими и скрежетали на него зубами" (Деян.7:54).

1. Достойно удивления, как они, не найдя в словах (Стефана) повода к убиению его, еще беснуются и ищут этой причины. Так всегда бывают злобны (люди), поступающие неправедно. Подобно тому, как первосвященники недоумевали и говорили: "что нам делать с этими людьми?" (Деян.4:16), так и они терзаются. Кажется, он должен был бы негодовать, как не сделавший ничего несправедливого, и между тем подвергшийся участи (людей) неправедных и оклеветанный. Но этим-то более клеветники и обличаются; и так-то (оказывается) истинным то, о чем я всегда говорил, что делать зло – значит страдать. А он не произносит никакой клеветы, но говорил правду. Так, когда нас поносят за то, чего мы не сознаем за собою, мы от этого ничего не терпим. Они хотели убить его; но не (вдруг) делают это, а желают еще найти благовидную причину для своего злодеяния. Как? Разве обличение не было благовидною причиною? Но это было обличение не его собственное, а пророческое; или они нарочито отлагали (убиение), чтобы показать вид, будто они убили его не за обличение их, – подобно тому, как было и со Христом, – но за нечестие. Между тем слова его были слова благочестия. Поэтому, намереваясь вместе с лишением жизни повредить и славе его, они "рвались", – так как они боялись, чтобы из-за него еще не случилось чего-нибудь нового. Затем, что они сделали со Христом, то (делают) и со Стефаном. Как там, когда Он сказал: "узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы" (Мф.26:64), они называли это богохульством и призывали народ во свидетели, так точно и здесь. Там растерзали одежды; здесь затыкали уши. "Стефан же, будучи исполнен Духа Святаго, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога, и сказал: вот, я вижу небеса отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога. Но они, закричав громким голосом, затыкали уши свои, и единодушно устремились на него, и, выведя за город, стали побивать его камнями" (ст. 55-58). И если бы даже он говорил неправду, то следовало бы отпустить его, как исступленного. Но он сказал это с тем, чтобы обратить их. Так как он сказал только о смерти (Христовой), а о воскресении не сказал ничего, то теперь благовременно присовокупляет учение и об этом предмете. Он говорит, что (Христос) явился ему так, как он рассказывает, чтобы, хотя таким образом расположить их к принятию слов его; сказать, что сидит (одесную Бога), было бы невыносимо для них; потому он проповедует только о воскресении и говорит, что Христос стоит (одесную Бога). Думаю, что и лицо его прославилось от этого (видения). Человеколюбец Бог чрез то самое и хотел призвать их к Себе, за что они негодовали, если бы и не было ничего более. "И, выведя за город, стали побивать его камнями". Опять смерть вне города, как (было) со Христом, и при самой смерти возвещается исповедание и проповедь. "Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла, и побивали камнями Стефана, который молился и говорил: Господи Иисусе! приими дух мой" (ст. 58, 59). Этим он показывает и научает их, что он не погибает. "И, преклонив колени, воскликнул громким голосом: Господи! не вмени им греха сего" (ст. 60). Как бы в доказательство того, что и прежде сказанное им происходило не от гнева, говорит: "Господи!"; или таким образом он хотел обратить их: ведь простить гнев и ярость, (простирающуюся) до убийства, и показать душу, непричастную страсти, – это могло расположить к принятию слова его. "Савл же одобрял убиение его. В те дни произошло великое гонение на церковь в Иерусалиме" (Деян.8:1). Не случайно, мне кажется, произошло это гонение, но по устроению (Божию). "И все, кроме Апостолов, рассеялись

по разным местам Иудеи и Самарии" (ст. 1). Видишь ли, как Бог опять попускает быть искушениям? Но посмотри здесь, прошу, как устрояются дела. Они были предметом удивления по причине знамений; будучи бичуемы, нисколько не скорбели; остались на местах; проповедь распространялась; но потом (Бог) попускает великое препятствие: происходит гонение не малое, но такое, что вместе и они должны были бежать (а их боялись, как сделавшихся более дерзновенными), и для всех стало явно, что те, которые боялись и бежали, были люди. Но, чтобы ты после не говорил, будто они все делали только благодатию и тогда, когда были гонимы, для того те оказались более робкими, а они более дерзновенными. И "все", говорит (писатель), "рассеялись, кроме Апостолов". Итак, я не напрасно говорил, что это гонение было по устроению (Божию); если бы его не было, ученики не рассеялись бы. "Стефана же погребли мужи благоговейные, и сделали великий плач по нем" (ст. 2). Они оплакивают его или потому, что они еще не были совершенны, или потому, что он был достоин любви и уважения. Вместе с тем и эта печаль, и плач, кроме страха, показывают, что они были люди.

2. И кто не заплакал бы, видя этого кроткого агнца, побитого камнями и лежавшего мертвым? Достойную его надгробную надпись оставил евангелист, сказав: "и, преклонив колени, воскликнул громким голосом; и сделали великий плач по нем". Но обратимся к вышесказанному. "Стефан же, будучи исполнен Духа Святаго, воззрев на небо, увидел славу Божию и Иисуса, стоящего одесную Бога, и сказал: вот, я вижу небеса отверстые". И "затыкали уши свои, и единодушно устремились на него". Что здесь достойного осуждения? Но, несмотря на то, они (мужа) сделавшего такие знамения, победившего всех словом своим и так говорившего, взяли и, как хотели, так и удовлетворили над ним ярость свою. "Свидетели же положили свои одежды у ног юноши, именем Савла". Смотри, как обстоятельно (писатель) повествует о том, что касается Павла, чтобы показать тебе дело Божие, совершившееся над ним после. А теперь он не только не верует, но и предает Стефана в руки бесчисленных убийц; на что указывая, (писатель) и говорит: "Савл же одобрял убиение его". Молится же блаженный (Стефан) не просто, но внимательно: "преклонив", говорит, "колени". Потому и смерть его была Божественна; а до этого времени душам определено было пребывать во аде. "И все рассеялись по разным местам Иудеи и Самарии". Без опасения входят в общение с самарянами те, которые слышали: "на путь к язычникам не ходите" (Мф.10:5). "Кроме", говорит, "Апостолов", показывая тем, что они, желая и при этом случае обратить иудеев, не оставили города; или же они хотели быть и для других образцами дерзновения. "А Савл терзал церковь, входя в домы и влача мужчин и женщин, отдавал в темницу" (ст. 3). Великое исступление, как потому, что он был один, так и потому, что входил в дома: до такой степени он отдал душу свою за закон! "Влача", говорит, "мужчин и женщин". Посмотри и на смелость, и на озлобление, и на исступление. Всех попадавшихся ему он подвергал бесчисленным бедствиям, как будто после этого убийства (Стефана) сделавшись дерзостнее. Итак, "между тем рассеявшиеся ходили и благовествовали слово. Так Филипп пришел в город Самарийский и проповедывал им Христа. Народ единодушно внимал тому, что говорил Филипп, слыша и видя, какие он творил чудеса. Ибо нечистые духи из многих, одержимых ими, выходили с великим воплем, а многие расслабленные и хромые исцелялись. И была радость великая в том городе. Находился же в городе некоторый муж, именем Симон, который перед тем волхвовал и изумлял народ Самарийский, выдавая себя за кого-то великого. Ему внимали все, от малого до большого, говоря: сей есть великая сила Божия" (ст. 4-10). Заметь, прошу, и другое искушение, т.е. от Симона. "А внимали ему потому, что он немалое время изумлял их волхвованиями. Но, когда поверили Филиппу, благовествующему о Царствии Божием и о имени Иисуса Христа, то крестились и мужчины и женщины. Уверовал и сам Симон и, крестившись, не отходил от Филиппа; и, видя совершающиеся великие силы и знамения, изумлялся. Находившиеся в Иерусалиме Апостолы, услышав, что Самаряне приняли слово Божие, послали к ним Петра и Иоанна, которые, придя, помолились о них, чтобы они приняли Духа Святаго. Ибо Он не сходил еще ни на одного из них, а только были они крещены во имя Господа Иисуса. Тогда возложили руки на них, и они приняли Духа Святаго. Симон же, увидев, что через возложение рук Апостольских подается Дух Святый, принес им деньги, говоря: дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа Святаго" (ст. 11-19). Как, скажут, неужели они не получили Духа? Они получили Духа отпущения (грехов); но Духа знамений еще не получили. А что это так, что они не получили Духа знамений, ясно из того, что Симон, увидев это, пришел просить Его. Гонение тогда особенно и усилилось, но Бог опять избавлял их, оградив их знамениями. Так как смерть Стефана не укротила ярости (иудеев), но еще более усилила ее, то учители и рассеиваются, чтобы учение более распространилось. Но вот, обстоятельства их опять делаются благоприятными и они получают радость. "И была", говорит (писатель), "радость великая в том городе" (ст. 8), хотя (прежде) был великий плач. Так обыкновенно Бог всегда делает, соединяя радости со скорбями, чтобы быть еще более достойным удивления. Недуг был в Симоне с давнего времени. Оттого он и при этом (крещении) не освобождается от него. Как же крестили его? Так же, как и Христос избрал Иуду. Он, видя совершающиеся знамения, изумлялся, но еще не, смел испрашивать благодати знамений, так как видел, что и прочие еще не получили ее. Почему же не лишили его жизни, подобно Анании и Сапфире? Потому, что и в древности собиравший дрова (в субботу) был лишен жизни в научение других, но никто другой уже не подвергался тому же самому. Так и теперь поступает Петр и, наказав тех, не наказывает этого, но говорит ему: "серебро твое да будет в погибель с тобою, потому

что ты помыслил дар Божий получить за деньги" (ст. 20).

3. И почему они по крещении не получили Духа Святого? Или потому, что Филипп не сообщил (Его), может быть, воздавая тем честь апостолам, или он сам не имел этого дарования, – потому что был из числа семи (диаконов); последнее можно сказать с большею вероятностью. Отсюда мне кажется, что этот Филипп был из числа семи, второй после Стефана. Он, крестя, не сообщал крещаемым Духа, так как не имел такой власти: это дарование принадлежало одним только двенадцати (апостолам). И заметь: эти (апостолы) не вышли, но по устроению (Божию) вышли (из Иерусалима) те, которые не имели этой благодати, потому что еще не получили Духа Святого. Они получили силу творить знамения, но не получили (силы) сообщать Духа другим. Следовательно, это исключительно принадлежало апостолам. Потому мы и видим, что делают это верховные (апостолы), а не другой кто-нибудь. "Симон же, увидев", говорит (писатель), "что через возложение рук Апостольских подается Дух Святый". Он не сказал бы так, если бы не происходило чего-нибудь подлежащего чувствам. Так и Павел выразился, когда (свидетельствовал, что) они говорили (разными) языками, Видел ли ты нечестие Симона? Он принес деньги, хотя и не видел, чтобы (апостол) делал это за деньги; следовательно, это не было делом неведения, но делом того, который искушал и хотел подвергнуть (его) осуждению. Поэтому и услышал: "нет тебе в сем части и жребия, ибо сердце твое неправо пред Богом" (ст. 21). Опять сокровенное в душе (Петр) обнаруживает, хотя тот и думал скрыть это. "Итак покайся в сем грехе твоем, и молись Богу: может быть, опустится тебе помысел сердца твоего; ибо вижу тебя исполненного горькой желчи и в узах неправды. Симон же сказал в ответ: помолитесь вы за меня Господу, дабы не постигло меня ничто из сказанного вами" (ст. 22-24). Надобно было покаяться от сердца, надобно было плакать, а он только лицемерно делает это. "Может быть, опустится тебе". Это сказал (Петр) не в том смысле, что ему не простится, если бы он и плакал, но так обыкновенно и пророки только угрожают, и не говорят: если сделаешь это, то простится тебе; но (говорят), что наказание последует непременно. Но подивись, – прошу, – как они и во время бедствия не оставляют, а продолжают проповедь: и как подобно тому, как при Моисее (истинные) чудеса узнавались по сравнению (с ложными), так точно и здесь. Было волхвование, но эти знамения явно отличались; там не должно бы быть ни одного бесноватого, где (Симон) не малое время действовал на них волхвованиями; но как бесноватых было много и расслабленных много, то его (чудеса) не были истинны. Филипп же не только знамениями, но и словом приводил их (к вере), беседуя о царствии и о Христе. "Симон", говорит (писатель), "крестившись, не отходил от Филиппа", – пребывал не для веры, но для того, чтобы самому сделаться таким же. "Которые, придя, помолились о них, чтобы они приняли Духа Святаго. Ибо Он не сходил еще ни на одного из них. Тогда возложили руки на них, и они приняли Духа Святаго". Видишь ли, (это делалось) не просто, но нужна была великая сила, чтобы сообщать Духа Святого? Не все ведь равно – получить отпущение (грехов), или получить такую силу. "Симон же, увидев, что через возложение рук Апостольских подается Дух Святый, принес им деньги". Видел ли он, чтобы прочие делали это? Чтобы (делал) Филипп? Неужели он думал, что они не знали, с какою мыслью приступал он? Потому Петр хорошо называет это даром, говоря: "серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги". Видишь ли, как они были непричастны деньгам. "Нет тебе в сем части и жребия, ибо сердце твое неправо пред Богом". Итак, он делал все неправо, а надлежало быть простым. "Итак покайся: ибо вижу тебя исполненного горькой желчи и в узах неправды". Это – выражения сильного гнева. Впрочем, он не наказывает его для того, чтобы вера не происходила от необходимости, чтобы она не казалась делом жестоким, чтобы осталось место покаянию; или потому, что для исправления (его) достаточно было обличения, что достаточно было обнаружить (сокрытое) в сердце, чтобы он сознался, что он уличен. Словами: "помолитесь вы за меня" он это сознает и вместе исповедует. Посмотри, как он, хотя был нечестив, однако уверовал, когда был обличен, и теперь сделался смиренным, когда был снова обличен. "Видя совершающиеся великие силы и знамения, изумлялся", показывая тем, что все (дела его) – ложь. Не сказано: приступил, но: "изумлялся". Почему же он не сделал этого прежде? Он думал, что может укрыться; думал, что это было делом искусства. Но, так как он не мог укрыться от апостолов, то и приступил. "Нечистые духи из многих, одержимых ими, выходили с великим воплем". Этот (глас) был явным знаком того, что они исходили, а действия волхвов напротив еще более связывали (уста). "Многие расслабленные и хромые исцелялись". Здесь не было обмана; потому что (исцеленные) должны были ходить и действовать. "Ему внимали все, от малого до большого, говоря: сей есть великая сила Божия". Здесь исполняется сказанное Христом: "восстанут лжехристы и лжепророки" во имя Мое (Мк.13:22). Но почему они не тотчас обличили его? Они удовольствовались тем, что он сам обличил себя; и это было поучительно. Когда же он не мог противиться, то лицемерит, подобно волхвам, которые говорили: "это перст Божий" (Исх.8:19). А чтобы его опять не изгнали, для этого он и пребывал у Филиппа, и не отходил (от него).

4. Посмотри, прошу, сколько последствий произошло от смерти Стефана. Они рассеиваются по странам иудейской и самарийской; благовествуют слово, проповедуют Христа, совершают знамения; мало-помалу получают дар (Св. Духа). Здесь было сугубое знамение: им дать, а тому (Симону) не дать – это величайшее знамение. "Они же, засвидетельствовав и проповедав слово Господне, обратно пошли в Иерусалим и во многих селениях Самарийских проповедали Евангелие" (ст. 25). Прекрасно сказано: "засвидетельствовав". Они свидетельствуют, может быть, касательно того (Симона), чтобы (верующие) не прельстились, чтобы они были в безопасности, чтобы по неопытности не были часто увлекаемы. "Обратно пошли в Иерусалим". Зачем они опять идут туда, где было гонение, где было начало бедствий, где особенно пребывали убийцы? Как на сражениях поступают военачальники, устремляясь к той части войска, которая ослабевает, точно так делают и они. Смотри еще: ученики не прежде приходят в Самарию, но вследствие гонения, как и при Христе, а потом уже к уверовавшим из самарян посылаются апостолы. "Находившиеся в Иерусалиме Апостолы", говорит (писатель), "услышав, что Самаряне приняли слово Божие, послали к ним Петра и Иоанна" (ст. 14). Для чего же посылаются? Для того, чтобы избавить их от волхвования, чтобы напомнить учение, которое они слышали от Христа, когда в начале уверовали. Итак, (Симону) напротив следовало попросить, чтобы самому получить Духа Святого; а он, не заботясь о Нем для себя, просит, чтобы (иметь силу) сообщать Его другим. И те (семь диаконов) не получили Его так, чтобы сообщать другим; а он захотел стать славнее Филиппа, будучи в числе учеников его. "Серебро твое да будет в погибель с тобою". Это – слова не надевающегося, но учащего. Так как он не употребил сребра, на что должно, то пусть, говорит, оно будет при тебе – таком (нечестивце). Или как бы так сказал: пусть оно погибнет вместе с твоим намерением, потому что ты так низко думаешь о даре Божием, считая его делом совершенно человеческим. Не таков этот дар. Если бы он пришел, как следовало придти, то был бы принят, или, по крайней мере, не был бы отвергнут, как зараза. Видишь ли, как тот грешит сугубо, кто думает низко о (предметах) высоких? Поэтому (апостол) повелевает ему два (дела): "покайся и молись, может быть, опустится тебе помысел сердца твоего". Так тот замыслил дело порочное; потому (апостол) и сказал ему: "может быть, опустится тебе", – зная, что он неисправим. Он же, со своей стороны, опасался народа и не решился раскаяться. Если бы он не смутился, то сказал бы: я не знал, я поступил легкомысленно; но он был поражен, во-первых, тем, что пред ним совершались знамения, а во-вторых, тем, что сокровенное в душе его сделалось явным. Поэтому он и отправился далеко, в Рим, куда апостол еще не доходил. "И во многих", говорит, "селениях Самарийских проповедали Евангелие". Смотри, как и в самом путешествии они совершали свое дело; они и путешествовали не напрасно. Такие путешествия должно совершать и нам. Но что я говорю: путешествия? Многие имеют села и деревни, но не заботятся и нисколько не пекутся о них. О том, как бы устроить баню, как увеличить доходы, как устроить дворы и жилища, они заботятся много; а о том, как бы возделать души, нисколько. Когда ты видишь на поле терние, то исторгаешь, жжешь, уничтожаешь его, чтобы освободить землю от причиняемого им вреда; но, видя самих земледельцев, исполненных тернием, не исторгаешь его: неужели, скажи мне, ты не боишься и не трепещешь Того, Который потребует от тебя отчета за них? Не должен ли каждый из верующих построить церковь, пригласить учителя в помощь себе, и заботиться прежде всего о том, чтобы все были христианами? Каким образом, скажи мне, земледелец будет христианином, когда он видит, что ты так нерадишь о его спасении? Но ты не можешь творить знамений и убеждать? Убеждай их тем, чем можешь: человеколюбием, предстательством, кротостью, ласками и всем другим.

Рынки и бани строят многие, а церквей не строят, и скорее все (сделают), нежели это. Поэтому убеждаю, умоляю и прошу как милости, или лучше, поставляю даже законом, чтобы никто не имел села без церкви. Не говори мне: (церковь) есть близко, у соседей; (с нею) много расходов, не много доходов. Если ты имеешь что-нибудь уделять нищим, то употреби это на нее; лучше на это, нежели на то; содержи учителя, содержи диакона и священнослужительский чин. Подобно тому, как (ты делаешь), когда берешь жену или невесту, или отдаешь дочь, так поступи и с церковью. Удели ей приданое. Таким образом село твое исполнится благословения. Каких не будет там благ? Не важно ли, скажи мне, что гумно (твое) будет благословляться? Не важно ли, что от всех плодов твоих Бог прежде всех будет принимать часть и начатки? Это полезно для мира земледельцев. Затем и священник будет пользоваться уважением, и для села это послужит во спасение. Там (будут совершаться) за тебя постоянные молитвы, песнопения и торжества, и приношение (бескровной жертвы) в каждый день воскресный. Что более достойно хвалы – то ли, что другие строят великолепные гробницы, чтобы после них говорили: такой-то построил их, или то, что ты воздвиг церкви? Подумай, что, воздвигнув жертвенник Богу, ты будешь иметь воздаяние до самого пришествия Христова.

5. Скажи мне: если бы царь повелел тебе построить дом, чтобы ему жить там, не сделал ли бы ты всего? Но здание церкви есть царственное жилище Христа. Не смотри на расходы, но подумай о плоде. Те возделывают землю, – ты возделай их души; те приносят тебе плоды, – ты возводи их на небо. Кто полагает начало, тот (бывает) виновником и всего прочего. Так и ты будешь виновником (спасения) оглашаемых там и в ближайших селениях. Бани делают земледельцев очень изнеженными, корчмы – очень невоздержными; но, не смотря на то, вы строите их ради славы. Рынки и сходбища (делают их) бесстыдными; а здесь все напротив. Каково видеть священника, шествующего, подобно Аврааму, убеленного сединами, опоясанного, возделывающего землю и работающего своими руками! Что вожделеннее такого селения? Здесь добродетель гораздо больше. Здесь нет распутства: оно отвергнуто; нет пьянства и объядения: они изгнаны; нет тщеславия: оно погашено; здесь радушие больше сияет от простосердечия. Каково выходить и входить в дом Божий и сознавать, что сам построил его, лечь отдохнуть и после телесного отдыха присутствовать при вечерних и утренних молитвословиях, пригласить к своему столу священника, беседовать с ним, принимать благословение, видеть, как и другие идут туда! Это – стена, это – безопасность селения. Это – та нива, о которой сказано: "вот запах от поля [полного], которое благословил Господь" (Быт.27:27). Если и без того село хорошо по тишине и спокойствию, в нем господствующему, то, когда оно будет иметь и это, с чем сравнится? Подлинно, село, имеющее церковь, подобно раю Божию. Нет там ни крика, ни шума, ни разных врагов, ни ересей: все являются друзьями, исповедующими одни и те же догматы. Тишина располагает тебя к любомудрию; священник, начав с этого любомудрия, легко уврачует тебя. Здесь все, что мы говорим, рассеивается на торжище; а там, что ты услышишь (от него), твердо напечатлеешь в душе своей, и оттого в селе ты будешь другим (человеком). Он и тех (поселян) станет руководствовать и будет для них стражем, как самым пребыванием (между ними), так и вразумлением их. А какие расходы, скажи мне? Ты построй сначала небольшой дом в виде храма; кто-нибудь после тебя построит притвор, а другой после него прибавит еще что-нибудь, и таким образом тебе вменится все. Ты даешь немногое, а получаешь воздаяние за все. Итак, сделай начало, положи основание, или лучше сказать, убеждайте друг друга, соревнуйте между собою в этом деле. Места, где надобно хранить мякину, рожь и все подобное, устрояют со всеми удобствами; а где надобно собирать плоды духовные, о том нисколько не заботятся, но принуждают себя проходить тысячи стадий и предпринимать дальние путешествия, чтобы придти в церковь. А как хорошо, когда священник с совершенным спокойствием приходит в церковь, чтобы приступить к Богу и каждый день молиться о селе, о создателе (храма)! Не важно ли, скажи мне, что твое имя будет постоянно поминаться в священнодействиях и каждый день будут совершаться о селе молитвы к Богу? Сколько это принесет тебе пользы и в прочих отношениях! Случается, что иные из твоих соседей имеют покровителей; к тебе – бедному – никто из них и придти не захочет, а священника, быть может, и пригласит, и посадит за стол вместе с собою. Видишь ли, сколько отсюда может произойти благ? Село будет свободно от всякого дурного нарекания; никто не станет обвинять его ни в убийстве, ни в воровстве, ни подозревать в чем-нибудь подобном. Будут иметь (поселяне) от этого и другое утешение, когда приключится с кем болезнь или смерть. Не без пользы и не как случилось будут там вести дружбу посещающие друг друга; и собрания будут гораздо приятнее, нежели на (народных) праздниках. И не только собрания, но и сами старейшины будут более уважаемы ради священника. Ты, конечно, слышал, что Иерусалим у древних был почитаем более остальных городов, – и не без причины, но потому, что (в нем) тогда господствовало благочестие. Где почитают Бога, там нет ничего худого; а напротив, где не почитают Его, там нет ничего доброго. Так будет (там) великое благосостояние и по отношению к Богу, и по отношению к людям. Поэтому увещеваю вас – не небрежно, но усердно приняться за это дело. "Если извлечешь драгоценное из ничтожного, то будешь как Мои уста" (Иер.15:19), то приносящий пользу и спасение столь многим душам, которые теперь существуют и которые еще будут до пришествия Христова, какого благоволения не удостоится от Бога! Устрой твердыню против диавола: это и есть церковь. Оттуда пусть простираются руки (поселян) на труд; прежде пусть они простирают их на молитвы, а потом идут на работу. Таким образом, будет у них и телесная сила, и земледелие будет успешно, и все бедствия будут им чужды. Невозможно выразить словом происходящего отсюда удовольствия, пока оно не будет испытано на деле. Не на то смотри, что церковь не приносит никакого дохода. Если так смотришь, то лучше совсем не приступай к делу, если ты не думаешь получать доход выше всякого селения. Если не так думаешь, то и не делай, если не считаешь этого дела выше всего. Что выше этого приобретения – возводить души в житницу небесную? Жаль, что вы не знаете, как важно приобретать души. Послушай, что говорит Христос Петру: "Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих" (Ин.21:16). Если бы ты, увидев, что царские овцы или лошади (скитаются) вне затвора и подвергаются опасности, сам построил для них затвор и конюшню, или даже приставил пастуха к ним, то чем не вознаградил бы тебя царь? Здесь ты собираешь стадо Христово и приставляешь к нему пастыря, и неужели, думаешь, совершаешь дело не важное? Но что я говорю? Если соблазняющему и одного (человека) угрожает такое наказание (Лк.17:2), то спасающий столь многих людей, скажи мне, неужели не спасется? Без сомнения, спасется. Какой грех будет за ним? А если какой и будет, то не простится ли ему? Из наказания соблазняющему познай воздаяние спасающему. Если бы для Бога не было вожделенно спасение и одной души, то погубление ее не подвергалось бы такому гневу Его. Итак, зная это, примемся за это духовное дело; пусть каждый (из вас) пригласит и меня, и мы вместе устроим это по возможности. И если будут три владельца, то пусть делают это общими силами; а если один, то пусть убеждает к тому и прочих соседей. Только, увещеваю вас, постарайтесь сделать это, чтобы, во всем благоугождая Богу, сподобиться нам вечных благ, по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 19

"А Филиппу Ангел Господень сказал: встань и иди на полдень, на дорогу, идущую из Иерусалима в Газу, на ту, которая пуста. Он встал и пошел" (Деян.8:26,27).

1. Мне кажется, что (Филипп) получил это повеление, находясь в Самарии, потому что из Иерусалима (в Газу) надобно идти не к полудню, а к северу, от Самарии же к полудню. "Которая пуста". Это сказано для того, чтобы он не опасался нападения со стороны иудеев. И он не спросил: для чего? – но "он встал и пошел". "И вот", говорит (писатель), "муж Ефиоплянин, евнух, вельможа Кандакии, царицы Ефиопской, хранитель всех сокровищ ее, приезжавший в Иерусалим для поклонения, возвращался и, сидя на колеснице своей, читал пророка Исаию"(ст. 27, 28). Много похвального сказано о нем в этих словах; несмотря на то, что он жил в Ефиопии, занят был таким множеством дел, находился в суеверном городе, и праздника не было, он приезжал на поклонение в Иерусалим. Великое усердие его (видно) и из того, что, сидя на колеснице, он читал. "Дух сказал Филиппу: подойди и пристань к сей колеснице. Филипп подошел и, услышав, что он читает пророка Исаию, сказал: разумеешь ли, что читаешь? Он сказал: как могу разуметь, если кто не наставит меня?" (ст. 29-31). Вот и еще похвальное качество. Какое? То, что он, не понимая, читал. Но потом, по прочтении, старается уразуметь. "И попросил Филиппа взойти и сесть с ним. А место из Писания, которое он читал, было сие: как овца, веден был Он на заклание, и, как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзает уст Своих. В уничижении Его суд Его совершился. Но род Его кто разъяснит? ибо вземлется от земли жизнь Его. Евнух же сказал Филиппу: прошу тебя сказать: о ком пророк говорит это? о себе ли, или о ком другом? Филипп отверз уста свои и, начав от сего Писания, благовествовал ему об Иисусе" (ст. 31-35). Видишь ли, как устраивается дело его (обращения)? Сначала он читает и не понимает; притом читает то место, где повествуется о страдании, воскресении и даре (Господнем). "Между тем, продолжая путь, они приехали к воде; и евнух сказал: вот вода; что препятствует мне креститься?" (ст. 36) Видел ли ты готовность? Видел ли усердие? "И приказал остановить колесницу, и сошли оба в воду, Филипп и евнух; и крестил его. Когда же они вышли из воды, Дух Святый сошел на евнуха, а Филиппа восхитил Ангел Господень, и евнух уже не видел его, и продолжал путь, радуясь" (ст. 38, 39). Зачем, скажешь, восхитил Филиппа Дух Господень? Затем, что ему предстояло идти и в другие города и проповедовать; и для того это сделано, чтобы он сам впоследствии, удивляясь этому, не считал случившегося с ним делом человеческим, но Божиим. "А Филипп оказался в Азоте и, проходя, благовествовал всем городам, пока пришел в Кесарию" (ст. 40). И отсюда видно, что он был из числа семи (диаконов); он же и впоследствии оказывается там в Кесарии. Не без цели восхитил его Дух; иначе евнух стал бы просить его сопутствовать ему, и Филипп опечалил бы его, не согласившись и отказавши, так как еще не пришло время (для этого). Видел ли ты, как ангелы содействуют проповеди, однако не сами проповедуя, но призывая их (апостолов)? И здесь открывается достойное удивления: что прежде бывало редко и едва ли случалось, то здесь происходит весьма часто. Кроме того, это происшествие было некоторым предзнаменованием того, что (апостолы) обратят и иноплеменников. Достойное вероятия свидетельство могло расположить и других, узнавших об этом, к такой же ревности. Поэтому-то евнух и отправился "радуясь"; а если бы он не познал, то и не радовался бы. Но что, скажешь, препятствовало ему хорошо познать все это, сидя на колеснице и особенно в пустыне? То, что это не было ясно. Но обратимся к прочитанному выше. "И вот, муж Ефиоплянин, евнух, вельможа Кандакии, царицы Ефиопской". Отсюда видно, что (ефиопляне) были управляемы ею; в древности и женщины управляли; таков был у них закон. Таким образом Филипп не знал, для чего он "пошел" в пустыню, так как не (прежде) ангел, но (после) восхищает его. Евнух же и ничего этого не видит, – потому ли что он был еще не совершен, или потому, что это – дело не телесных, но духовных очей, и еще не знает того, чему научает его Филипп. А почему ангел не является ему и не приводит его к Филиппу? Может быть, потому, что тогда он не послушался бы, но только был бы изумлен. Посмотри на любомудрие Филиппа: он не укорил, не сказал: ты не знаешь, я тебя научу; не сказал: я хорошо знаю это; не польстил и не сказал: блажен ты, читающий. Так, слова его были чужды и надменности, и лести, но более выражали попечение и человеколюбие. Ему самому нужно было спросить, самому нужно было пожелать. Сказав: "разумеешь ли, что читаешь?" он выражает, что ему известно, что тот ничего не знает, и вместе показывает, что великое сокровище заключается (в прочитанном).

2. Но смотри, как благоразумно отвечает и евнух: "как могу", говорит, "разуметь, если кто не наставит меня?" Он не посмотрел на (внешний) вид (Филиппа), не сказал: кто ты таков? – не укорял, не тщеславится, не говорил, что знает, но сознается, что не понимает; потому и получает наставление. Он показывает рану врачу; уразумел, что (Филипп) и знает это, и желает научить. Он заметил смирение (его), – так как он был не в блестящей одежде. Такое он имел желание слышать и внимать словам его, что и слова (Писания): "ищущий находит" (Мф.7:8) исполнились на нем. "И попросил", сказано, "Филиппа взойти и сесть с ним". Видел ли ты усердие? Видел ли желание? "Попросил Филиппа взойти и сесть с ним". Он еще не знал, что тот скажет ему, но просто думал услышать что-нибудь о пророчестве. Очень большая честь (Филиппу) и в том, что (евнух) не просто посадил его, но "попросил". "Филипп подошел и, услышав, что он читает". Приближение показывает (в Филиппе) желание говорить, а чтение – знак усердия (в евнухе). Он читал в то время, когда солнце производит сильнейший зной. "А место из Писания, которое он читал, было сие: как овца, веден был Он на заклание". И это служит доказательством его любомудрия, что он держал в руках такого пророка, который выше прочих. Потому и говорит (Филиппу) не с тщеславием, но спокойно, и притом говорит так не прежде, как будучи спрошен, когда тот спросил его. Точно также он и далее говорит: "прошу тебя сказать: о ком пророк говорит это?" Мне кажется, он не знал, что пророки говорят о других; или, если не так, то не знал, что о самих себе они говорят в другом лице. Устыдимся мы, и бедные, и богатые, этого хранителя сокровищ! Потом "продолжая путь, они приехали к воде; и евнух сказал: вот вода". Это – (знак) сильно пламенеющей души. "Что препятствует мне креститься?" Видишь ли его готовность? Не говорит: крести меня, и не молчит; но говорит нечто среднее, выражающее и желание, и благоговение: "что препятствует мне креститься?" Смотри, как он уже получил совершенное (познание) догматов; ведь пророчество содержало в себе все: воплощение, страдание, воскресение, вознесение и будущий суд; это-то в особенности и произвело в нем сильное желание (креститься). Устыдитесь вы, которые остаетесь еще непросвещенными! "И приказал остановить колесницу". Сказал и в то же время повелел, прежде чем услышал (ответ). "Когда же они вышли из воды, Филиппа восхитил Ангел Господень". Хорошо (сделано), – чтобы явно было, что происходящее есть дело Божие, и чтобы (евнух) не подумал, что (Филипп) – простой человек. "И продолжал путь, радуясь". Это сказал (писатель), выражая, что он опечалился бы, если бы узнал (об удалении Филиппа); так от великой радости, по получении Духа, он и не заметил происходившего около него. "А Филипп", говорит, "оказался в Азоте". И Филипп получил от того великую пользу. Что он слышал о пророках, об Аввакуме, Иезекииле и прочих, увидел исполнившимся на себе, оказавшись прошедшим мгновенно далекий путь; "и оказался в Азоте", останавливается там, где ему и надлежало проповедовать. "Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа, пришел к первосвященнику и выпросил у него письма в Дамаск к синагогам, чтобы, кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав, приводить в Иерусалим" (Деян.9:1,2). Благовременно (писатель) повествует о ревности Павла, чтобы показать, что он именно увлекался ревностью. Еще не насытившись убиением Стефана и не удовольствовавшись гонением и рассеянием Церкви, он приходит к архиерею. Здесь исполняются слова Христовы, сказанные к ученикам: "всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу" (Ин. 16:2). Так он поступал, но не так, как иудеи, – да не будет! Он поступал по ревности, как видно из того, что отправлялся и в чужие города; а они не заботились и о том, что происходило в Иерусалиме, но домогались одного только – насладиться честью. Зачем он отправлялся в Дамаск? Это был город большой, столичный; он боялся, чтобы и туда не проникли (верующие). И посмотри на его усердие и ревность, как он действовал по закону. Он не приходит к правителю, но к архиерею. "Пришел к первосвященнику и выпросил у него письма в Дамаск к синагогам, чтобы, кого найдет последующих сему учению". "Последующих" называет (писатель) верующих, которых тогда все так называли, может быть, потому, что они шли по пути, ведущему на небо. Почему же он не получил власти наказать их там, но ведет в Иерусалим? Чтобы здесь с большею властью совершить наказание. И смотри, подвергая себя такой опасности, он, однако, боится, чтобы не потерпеть чего-нибудь худого; потому он берет с собою и других, может быть, из страха, или потому, что шел против многих, он и берет многих, чтобы смелее, "кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав, приводить в Иерусалим". С другой стороны, этим путешествием он хотел показать всем им, что все это – его (дело); а те не заботились об этом. И заметь, он и прежде ввергал (в темницу). Так, чего те не могли, то он мог по ревности. "Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: Савл, Савл! что ты гонишь Меня?" (ст. 3, 4).

3. Почему это случилось не в Иерусалиме? Почему не в Дамаске? Чтобы другие не могли иначе рассказать об этом, но чтобы сам, шедший с такою целью, рассказал и был достоин вероятия. Это он и рассказывает в защитительной речи пред Агриппою (Деян.26:10-18). Он страдал глазами, потому что чрезмерный свет обыкновенно ослепляет, зрение же имеет свою меру. Говорят, что и чрезмерный звук оглушает и поражает; но его (Господь) только ослепил и страхом угасил ярость его, так что он услышал слова: "Савл, Савл! что ты гонишь Меня?" Не говорит ему: уверуй, и ничего подобного; но укоряет, и в укоризне как бы говорит: за какую обиду от Меня, большую или малую, ты делаешь это? "Он сказал: кто Ты, Господи?" Здесь он признает себя рабом. "Господь же сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь" (ст. 5). Как бы так говорил: не подумай, что ты ведешь брань с людьми. "Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша" Павла "голос, а никого не видя" (ст. 7), кому он отвечал. Естественно, – потому что они удостоились слышать меньшее. Если бы они услышали тот глас (Господа), то и тогда не уверовали бы; а видя Павла отвечающего, изумлялись. Но "встань и иди в город; и сказано будет тебе, что тебе надобно делать" (ст. 6). Смотри, как (Господь) не тотчас открывает ему все, но (прежде) только смягчает его душу; и повелевая, что делать ему, вместе с тем подает ему добрую надежду, что он опять получит зрение. "Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя. Савл встал с земли, и с открытыми глазами никого не видел. И повели его за руки, и привели в Дамаск" (ст. 7, 8). Вводят добычу, (отнятую) у диавола, сосуды его, как бы по взятии какого-нибудь города или столицы. И подлинно удивительно, что сами враги и противники вводили его пред глазами всех. "И три дня он не видел, и не ел, и не пил" (ст. 9).

Бывало ли что-нибудь подобное этому? Обращение Павла служит утешением, вознаграждающим за скорбь о Стефане, которая хотя и сама в себе имела нечто утешительное в том, что он так отошел (к Господу), но теперь получила и это (утешение); также и селения самарийские обращением (своим) принесли весьма много утешения.

Зачем, скажешь, это случилось не в начале, но после? Чтобы показать, что Христос воистину воскрес. Кто гнал Его, не веровал Его смерти и воскресению и преследовал учеников Его, тот каким образом, скажи мне, уверовал бы, если бы не была велика сила Распятого? Положим, что те (ученики) действовали из преданности к Нему; но что скажешь об этом? С другой стороны, он обратился после воскресения, а не тогда же, для того, чтобы вражда его обнаружилась яснее. Неистовствовавший до того, что проливал и кровь и ввергал в темницы, вдруг верует. Не достаточно было того, что он не обращался со Христом; но надлежало, чтобы он и жестоко преследовал верующих, и он достиг крайней степени неистовства и был жесточе всех. Но когда он лишился зрения, тогда познает знамения Его силы и человеколюбия. Или для того (это было), чтобы кто-нибудь не сказал, будто Савл притворялся. Как мог притворяться тот, кто жаждал крови, приходил к священникам, подвергал себя опасностям, преследовал и наказывал даже вне (Иерусалима)? И он после всего этого признает силу (Христову). Но почему не внутри города, а пред ним, свет облистал его? Потому что (тогда) многие не только не уверовали бы, но еще стали бы издеваться, подобно тому, как там, когда услышали глас, нисшедший свыше, говорили: "это гром" (Ин.12:29); а ему должны были поверить, когда он рассказывал о случившемся с ним. И вели его связанного, хотя не возложенными на него узами, вели того, кто сам надеялся вести других. Но почему он не ел и не пил? Он раскаивался в делах своих, исповедовался, молился, просил Бога. Если же кто скажет, что это было делом необходимости, – ведь и Елима тоже потерпел (Дян.13:11), – мы скажем: да, и тот потерпел, но остался, как был. Следовательно, не без принуждения ли он так поступал? Что могло быть разительнее землетрясения, бывшего при воскресении (Христовом), – воинов, возвестивших (об этом), – прочих знамений, – и того, что видели Его воскресшим? Но и это не было принуждением, а внушением. Иначе почему бы иудеи не уверовали, слыша обо всем этом? Очевидно, что он действовал искренно. Он не обратился бы, если бы не случилось этого, так что все должны были ему поверить. Он был не меньше проповедавших о воскресении (Христовом), даже еще и достовернее их, (как) обратившийся внезапно. Он не имел сношений ни с кем из верующих, но обратился в Дамаске, или, лучше сказать, это случилось с ним пред Дамаском. Я спрашиваю иудея: отчего, скажи мне, обратился Павел? Он видел столько знамений, и не обращался. Учитель его (Гамалиил) обратился, а он не обращался. Кто же убедил его? Или лучше – кто внезапно возбудил в нем такую ревность, что он желал и сам отлучен быть ради Христа (Рим.9:3)? Истина дела очевидна. Впрочем, (вспомним) о чем я говорил, и устыдимся евнуха, просвещаемого и читающего. Видите ли, какую он имел власть, какое богатство, и, однако, не отдыхал и на пути? Каков же он, следовательно, был дома, если и во время путешествия не позволял себе быть праздным? Каков он был ночью?

4. Вы, которые отличены почестями, послушайте и подражайте смирению и благочестию. Он, хотя возвращался домой, но не сказал самому себе: я возвращаюсь в отечество, там приму баню (крещения), – как сказали бы равнодушно многие. Не требовал знамений, не требовал чудес, но только от пророка уверовал. Потому и Павел, скорбя о себе, говорит: "но для того я и помилован: Он признал меня верным, определив на служение, меня, который прежде был хулитель и гонитель и обидчик, но помилован потому, что так поступал по неведению, в неверии" (1Тим. 1:13,16). И подлинно, достоин удивления этот евнух. Он не видел Христа, не видел знамений; видел Иерусалим еще стоящим (в целости), и поверил Филиппу. Отчего же он сделался таким? Он имел попечение о душе своей, внимал Писаниям, упражнялся в чтении (их). Ведь и разбойник видел знамения, и волхвы видели звезду; а он ничего такого не видел и уверовал: как полезно чтение Писаний! Что же Павел? Не поучался ли и он в законе? Но, мне кажется, он нарочито был оставлен (в таком состоянии) для того, о чем я сказал выше, по изволению Христа, желавшего всеми мерами привлечь к Себе иудеев. Если бы они имели ум, то ничто не принесло бы им столько пользы, как это (чтение Писаний). Ведь оно более знамений и всего другого могло бы привлечь их (ко Христу), равно как ничто столько не соблазняет обыкновенно людей более грубых. Итак, смотри, как и по рассеянии апостолов Бог творит знамения. иудеи обвинили апостолов, ввергли их в темницу; но Бог творит знамения. И посмотри, какие. Изведение из темницы было Его знамение: приведение Филиппа было Его знамение; обращение Павла было Его знамение; явление Стефану было Его знамение. И заметь, какая оказывается честь Павлу, и какая евнуху. Здесь (Павлу) даже является сам Христос, может быть, по причине ожесточения (его) и потому, что иначе он не уверовал бы. Внимая этим чудесам, и мы соделаем себя достойными. Но ныне многие даже не приходят в церковь и не знают, что (в ней) читается; евнух же на улице, и сидя на колеснице, внимательно читал Писания. Но вы не так; из вас никто не имеет в руках Библии, и скорее (возьмет) все другое, чем Библию. А почему он встречается с Филиппом не прежде (посещения) Иерусалима, а после того? Ему не следовало видеть апостолов гонимыми, потому что он был еще немощен; и прежде это было бы не так удобно, как тогда, когда пророк наставил его. Так и теперь, если кто из вас желал бы внимать пророкам, то он не будет нуждаться в знамениях. Но, если угодно, рассмотрим и самое пророчество, что говорит оно. "Как овца, веден был Он на заклание, в уничижении Его суд Его совершился". Отсюда он узнал, что (Христос) был распят, что была взята от земли жизнь Его, что Он не совершил греха, что мог и других спасти, что род Его неисповедим, что камни распались, что завеса раздралась, что мертвые восстали из гробов; или лучше, обо всем этом сказал ему Филипп, только по поводу (чтения) из пророка. Подлинно, важно чтение Писаний. Так исполнялось сказанное Моисеем: "сидя в доме твоем и идя дорогою, и ложась и вставая", помни Господа Бога твоего (Втор.6: 7). В особенности на пути, в пустыне, когда никто не препятствует, мы бываем способнее к размышлению. И евнух уверовал на пути, и Павел – на пути; но его (Павла) не другой кто привлек, а сам Христос. Это важнее того, что делали апостолы; важнее потому, что, тогда как апостолы находились в Иерусалиме, и ни один из них не был в Дамаске, он возвратился оттуда верующим; а находившиеся в Дамаске знали, что из Иерусалима он шел еще неверующим, так как он нес письма, чтобы связывать верующих. Как прекрасный врач (употребляет врачество), когда горячка еще в полной силе, так и Христос (в это время) подал ему немощь, потому что надлежало удержать его среди самого неистовства. Тогда лучше он смирился и раскаялся в своих жестоких предприятиях. Но опять нужно обратить слово к вам. Для чего, скажите мне, Писания? Если бы от вас зависело, то они все были бы уничтожены. Для чего Церковь? Зарой в землю книги: может быть, не такое (постигнет тебя) осуждение, не такое наказание. Если бы кто зарыл их в грязь и не слушал их, то и тогда не столько оскорбил бы их, как теперь. Что, скажи мне, оскорбительного там? То, что кто-либо зарыл их. А что здесь? То, что мы не слушаем их. Скажи мне: когда всего больше оскорбляет кто-либо, тогда ли, когда не отвечает молчащему, или когда (не отвечает) говорящему? Конечно, когда говорящему. Так и теперь, большее оскорбление, большее пренебрежете (ты оказываешь), когда не слушаешь говорящего. "Мы не слушаем от тебя", говорили в древности иудеи пророкам (1Цар.8:19, Иер.44:16); вы же хуже делаете, говоря: не говорите, мы делать не будем. Те удерживали пророков, чтобы они не говорили, как бы по некоторому благоговению к словам их; а вы по крайнему небрежению и этого не делаете. Поверьте, если бы вы заградили нам уста, положив на них руки, то и тогда не столько оскорбили бы, сколько теперь. Скажи мне, слушающий ли и не повинующийся оказывает более пренебрежения, или тот, кто даже и вовсе не слушает?

5. Но вникнем в этот предмет касательно оскорбления. Если бы кто удерживал укоряющего и заграждал ему уста, чувствуя укоризны его, а другой нисколько не заботился бы и не обращал бы на него внимания, то кто из них показал бы более пренебрежения? Не последний ли? Ведь тот показывает, что он чувствует удар; а этот как бы заграждает уста самого Бога. Вас ужаснуло сказанное? Но послушайте, как это бывает. Уста, чрез которые вещает Бог, это – уста Божии. Как эти вот уста – уста нашей души, хотя собственно душа и не имеет уст, так и уста пророков – Божии. Послушайте и ужаснитесь. Диакон, от лица всех, стоит и, громко восклицая, говорит: вонмем; и это часто. Этот голос, который он издает, есть общий голос Церкви, но никто не внимает. После него чтец начинает: пророчества Исаиина, – и опять никто не внимает, хотя пророчество не содержит в себе ничего человеческого. Потом в слух всех вещает: сия глаголет Господь, – и также никто не внимает. Но что я говорю? Читается нечто страшное и ужасное; но и при этом никто не внимает. И что говорят многие? Всегда, говорят, читается одно и тоже. Это-то особенно и губит вас. Если бы вы знали все это, то тем более не следовало бы оказывать пренебрежение; и на зрелищах всегда бывает одно и то же, и, однако, вы не знаете (в них) сытости. О каком "одном и том же" ты дерзаешь говорить, когда не знаешь даже имен пророков? Не стыдно ли тебе говорить, что ты не слушаешь потому, что всегда читается одно и то же, когда не знаешь даже имен читаемых (писателей), хотя и слушаешь всегда одно и то же. Ты ведь сам сознался, что читается одно и то же. Если бы я говорил это к (твоему) осуждению, то тебе надлежало бы обратиться к другому оправданию, а не (к такому, которое служит) к твоему же осуждению. Скажи мне: не вразумляешь ли ты сына своего? Но, если бы он сказал, что всегда одно и то же, то не принял ли бы ты этого за оскорбление? Тогда можно было бы не говорить одно и то же, когда бы мы и знали это и показывали своими делами; или лучше, и тогда чтение (того же) не было бы излишне. Что может сравняться с Тимофеем? Но, однако, и ему в послании Павел говорил: "занимайся чтением, наставлением, учением" (1Тим.4:13). Невозможно, никогда невозможно исчерпать смысл Писаний. Это – некоторый источник, не имеющий предела. Говорят: я научился, – и этого довольно с меня. Но хотите ли, я покажу, что не все одно и то же? Сколь многие, полагаете вы, говорили о Евангелиях? И все они говорили нечто новое и особенное. Чем более кто занимается Писаниями, тем яснее видит, тем более созерцает чистый свет. А сколько я еще могу сказать? Что такое, скажите, пророчество? Что – повествования? Что – причта? Что – иносказание? Что – образ? Что – символ? Что – Евангелия? Скажите мне только о том, что ясно: почему Евангелия так названы? Хотя вы часто слышали, что благовестия (ευαγγέλια) не должны заключать в себе ничего прискорбного, однако, в них много прискорбного. "Где червь их не умирает", говорится в них, "и огонь не угасает" (Мк.9:44); также: "и рассечет его, и подвергнет его одной участи с лицемерами" (Мф.24:51); также: "и тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие" (Мф.7:23). Не станем же обольщать себя, воображая, что они называются так (только) у нас по-гречески, или будто это все не относится к нам. Но вы онемели, и, как изумленные, стоите, поникнув долу. Благовестия не должны заключать в себе ничего из (правил) деятельности, но только выражать благоприятное; и, однако, в них множество правил деятельности, как, напр., следующие: "кто не возненавидит отца своего и матери, тот не может быть Моим учеником" (Лк.14:26); и еще: "не мир пришел Я принести, но меч" (Мф.10:34); и еще: "в мире будете иметь скорбь" (Ин.16:33). Прекрасные (внушения); но это – не благовестия. Благовестием было бы следующее: это будет для тебя хорошо, – как обыкновенно говорят люди друг другу. Что скажешь мне приятного? Придет отец твой, мать твоя. А не говорят: сделай то-то. Еще скажи мне: чем они отличаются от (книг) пророческих? Почему те не называются Евангелиями, хотя также содержат и благовестия, как, например: "хромой вскочит, как олень" (Ис.35:6); "Господь дал слово благовествующим с великою силою" (Пс.67:12); "Я творю новое небо и новую землю" (Ис.65:17). Почему те не называются Евангелиями, или они – пророчеством? Если же вы, не зная, что такое Евангелия, так пренебрегаете чтением Писаний, то, что я скажу вам? Спрошу еще и о другом: почему четыре Евангелия? Почему не десять, почему не двадцать? Почему не многие приступали к составлению Евангелий? Почему не один? Почему ученики (Христовы)? Почему не те, которые не были учениками? Почему вообще (священные книги называются) Писаниями? Между тем, напротив, в ветхом завете говорится: "Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет" (Иер.31:31). Где же те, которые говорят, что всегда (читается) одно и то же? Если бы вы знали, что хотя бы человек прожил тысячи лет, и тогда (для него) здесь не было бы одно и то же, – то вы не сказали бы этого. Поверьте, я не стану более говорить вам об этом ничего ни наедине, ни всенародно; но, если кто будет спрашивать, то не откажусь (отвечать); если же нет, то оставлю. И то уже мы причинили вам скорбь, говоря всегда обо всем прямо и не оставляя того, что нужно. Вот вы слышали довольно вопросов: рассмотрите и скажите причину: почему Евангелия (так называются)? Почему не пророчествами? Почему в Евангелиях есть правила деятельности? Если один будет недоумевать, то пусть подумает другой, и свои (мысли) сообщайте друг другу. А мы затем замолчим. Если сказанное не принесло вам никакой пользы, то тем более (будет бесполезно), если бы мы прибавили что-нибудь другое. Подлинно, мы вливали бы (воду) в дырявую бочку; а вас оттого (постигло бы) и большее наказание. Поэтому мы замолчим. А чтобы этого не произошло, зависит от вас. Если мы увидим вашу ревность, то, может быть, опять станем говорить, чтоб и вы более и более преуспевали, и мы радовались о вас, во всем славя Бога и Отца Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава, держава, величие, честь со безначальным Отцом и Святым Его Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 20

"В Дамаске был один ученик, именем Анания; и Господь в видении сказал ему: Анания! Он сказал: я, Господи. Господь же сказал ему: встань и пойди на улицу, так называемую Прямую, и спроси в Иудином доме Тарсянина, по имени Савла; он теперь молится, и видел в видении мужа, именем Ананию, пришедшего к нему и возложившего на него руку, чтобы он прозрел" (Деян.9:10-12).

1. Почему кого-либо из верховных апостолов не призвал и не послал (Господь) для оглашения Павла? Потому что ему следовало быть введену (в Церковь) не людьми, но самим Христом; и этот (Анания) ничему не научил его, а только крестил. По крещении же он (Павел) тотчас получил великую благодать Духа, за ревность и великое усердие. Впрочем, и Анания был из числа весьма известных это видно как из того, что (Господь) явившись говорит ему, так и из того, что он отвечает в словах: "Господи! я слышал от многих о сем человеке, сколько зла сделал он святым Твоим в Иерусалиме" (ст. 13). Если он возражал Господу, то тем более (сделал бы это), если бы (Господь) послал (к нему) ангела. Поэтому и прежде того Филиппу не было открыто будущее, но только является ему ангел, а потом Дух повелевает подойти и пристать к колеснице (Деян.8:26,29). Здесь же прежде всего (Господь) освобождает от страха, и как бы так говорит: вот, он молится, он слеп, и ты страшишься? Так страшился и Моисей (Исх.3:11); но это слова только боящегося, а не неверующего. Выслушай и сами слова: "я слышал от многих о сем человеке". Что ты говоришь? Бог говорит, а ты сомневаешься? Так они еще не знали силы Христовой. "И здесь имеет от первосвященников власть вязать всех, призывающих имя Твое" (ст. 14). Откуда это известно? Вероятно, они, находясь в страхе, разузнавали. Говорит это (Анания) не потому, будто Христос не знал того, но потому, что недоумевал, как, при таких обстоятельствах, возможно исполнение (повеления). Так и в другое время ученики говорят: "кто же может спастись?" (Мк.10:26) Но посмотри, что сделано, чтобы Павел поверил тому, кто придет (к нему); он видел в видении (мужа, который) предвозвестил ему (об этом). Он молится, говорит (Господь); поэтому не бойся. Для чего же Он не говорит ему о происшедшей перемене (в Павле)? Для того, чтобы научить нас не говорить о наших добродетелях; а более потому, что видит его в страхе. Не сказал и так: тебе он поверит; но что? "Встань и пойди". "И видел в видении мужа, возложившего на него руку". "В видении" потому, что он был слеп. И это великое чудо не убедило ученика: так он страшился! Но, не смотря на то, чрез него Бог возвратил зрение Павлу, бывшему слепым. "Но Господь сказал ему: иди, ибо он есть Мой избранный сосуд, чтобы возвещать имя Мое перед народами и царями и сынами Израилевыми. И Я покажу ему, сколько он должен пострадать за имя Мое" (ст. 15, 16). Не только будет верующим, говорит, но и учителем и с великим дерзновением будет говорить "перед народами и царями". Так, говорит, возрастет это учение, что и народы, и все цари покорятся ему. "Анания пошел и вошел в дом и, возложив на него руки, сказал: брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святаго Духа" (ст. 17). Тотчас же располагает его к себе названием (брата). "Иисус, явившийся тебе на пути" говорит. Этого Христос не сказал ему; но он узнал о том от Духа. "И тотчас как бы чешуя отпала от глаз его, и вдруг он прозрел; и, встав, крестился, и, приняв пищи, укрепился" (ст. 18, 19). Как только возложил на него руки, так тотчас чешуя и отпала от глаз его. Эта (чешуя), говорят некоторые, и была причиною слепоты его. И почему (Господь) не ослепил глаз его? То и было более удивительно, что он не видел с открытыми (глазами); в таком же состоянии он находился под законом, пока не было возложено на него имя Иисусово. И тотчас "крестился, и, приняв пищи, укрепился". Он изнемог как от путешествия, так и от страха, а равно от голода и от скорби. И желая усилить эту скорбь его, (Господь) попустил ему оставаться слепым, пока не пришел Анания. А чтобы кто не подумал, будто слепота его была только воображаемая, для того – чешуя. Следовательно, он не имел нужды в каком-либо другом научении; но случившееся было научением. "И был Савл несколько дней с учениками в Дамаске. И тотчас стал проповедывать в синагогах об Иисусе, что Он есть Сын Божий" (ст. 19, 20). Смотри, тотчас же он сделался учителем в синагогах; не стыдился перемены, не боялся разрушать то, чем прежде славился; и не просто был учителем, но и в синагогах. Таким сделался человек, в начале причинявший смерть и расположенный к убийству! Видишь ли, какое явное знамение совершилось на нем? Этим самым он и удивлял всех, как показывает (писатель), прибавляя: "и все слышавшие дивились и говорили: не тот ли это самый, который гнал в Иерусалиме призывающих имя сие? да и сюда за тем пришел, чтобы вязать их и вести к первосвященникам. А Савл более и более укреплялся и приводил в замешательство Иудеев, живущих в Дамаске, доказывая, что Сей есть Христос" (ст. 21, 22). Как опытный в знании закона, он заграждал им уста и не попускал говорить (противное). Они думали, что, освободившись от Стефана, избавились от подобных состязаний, но встретили другого сильнее Стефана.

2. Но обратимся к вышесказанному об Анании. Не сказал (Господь) ему: побеседуй и наставь его, потому что, если словами: "он теперь молится, и видел в видении мужа, и возложившего на него руку", не убедил, то тем более, если бы сказал это. "Видел", говорит, "в видении", и потому не будет не верить тебе; не бойся же, но иди. Так и Филиппу не все тогда вдруг было открыто. "Ибо он есть Мой избранный сосуд". Этими словами (Господь) совершенно отгоняет страх (Анании) и внушает ему смелость, (представляя), как (Павел) будет предан Ему до того, что и претерпит многое. Словом: "сосуд" показывает, что злоба его не была естественная: прибавляет: "избранный", чтобы показать, что он благоугоден Ему, так как мы избираем благоугодное. Слыша это, да не подумает кто-либо, что Анания говорит это потому, что не верит сказанному, или полагает, что Христос не ведает правды, – да не будет; но, услышав имя Павла, в страхе и трепете он и не внял сказанному; так страх овладел душою его при имени (Павловом), хотя после того, как он услышал, что (Господь) ослепил его, ему следовало быть смелым. "И здесь", говорит, "имеет от первосвященников власть вязать всех, призывающих имя Твое". Как бы так говорил: боюсь, чтобы он как-нибудь и меня не отвел в Иерусалим; для чего же Ты ввергаешь меня в пасть льва? Для чего предаешь меня ему? Он страшится и говорит так, чтобы мы вполне узнали добродетель этого мужа. Если это говорилось иудеями, то это нисколько не удивительно; если же и им, и притом с таким страхом, то это служит величайшим свидетельством силы Божией. "Брат Савл". Здесь и великий страх и еще большее послушание после страха. Затем, чтобы после слов: "избранный сосуд", ты не сказал, что все это – дело Божие, (Господь), удаляя от тебя такую мысль, прибавляет следующее: "чтобы возвещать имя Мое перед народами и царями и сынами Израилевыми". Анания услышал то, чего сильно желал, – что (Павел) противостанет и иудеям; поэтому исполняется не только радости, но и дерзновения. "И Я покажу ему", говорит (Господь), "сколько он должен пострадать за имя Мое". Эти слова и пророчественные, и вместе увещательные: если тот, кто так неистовствовал, готов перенести все, то как этому не хотеть крестить его, "чтобы он прозрел"? Хорошо, говорит (Анания), пусть он останется слепым; он ныне кроток, потому что слеп; зачем же Ты повелеваешь мне отверсть очи его? Не для того ли, чтобы он опять связывал (верующих)? Но не убойся того, что будет, (отвечает Господь); прозрением он будет пользоваться не против нас, а за нас; к тому: "чтобы он прозрел", надобно прибавить еще и это. Не бойся: он не сделает вам никакого зла, но еще сам пострадает много. И то удивительно, что он прежде пострадает, и тогда пойдет на опасности. "Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел, послал меня". Не сказал: ослепивший, но: "явившийся тебе". Так выразился он смиренно, и не сказал чего-нибудь тщеславного. Подобным образом и Петр говорил о хромом: "что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит? " (Деян.3:12); также и он: "явившийся тебе на пути", – говорил это, возложив руки, и сугубая слепота разрешилась. Когда же (писатель) говорит: "и, приняв пищи, укрепился", то показывает, что он изнемог от скорби по причине слепоты, и от страха, и от голода. Он не хотел и принимать пищи дотоле, пока не крестится и вместе с тем получит великие дары. Не говорит (Анания): Иисус распятый, Сын Божий, творящий знамения; но что? "Явившийся тебе на пути", – то, что Павлу было известно, – подобно тому, как и Христос ничего больше не прибавил и не сказал: Я – распятый, воскресший, но: "Которого ты гонишь". Не сказал (Анания): Тот, которого ты гнал, – чтобы не показаться разгневанным и насмехающимся. "Явившийся тебе", говорит, "на пути". Он сам не был виден, но явился делами. Желая смягчить жесткость этих слов, тотчас прибавил: "прозрел и исполнился Святаго Духа". Я пришел говорит, не обличать бывшее, но преподать дар. Мне кажется, что он (Павел), подобно тому как и Корнилий, тотчас по произнесении этих слов сподобился Духа, хотя преподававший и не был из числа двенадцати. Так все касающееся Павла было не человеческим и совершалось не через человека, но сам Бог был совершителем. А вместе с тем (Бог) научает его смирению тем, что не приводит его к верховным апостолам, и показывает, что здесь нет ничего человеческого. Он не сподобился Духа, творящего знамения, чтобы и чрез это явилась вера его, так как он (тогда) не творил чудес. "И тотчас", говорит (писатель), "стал проповедывать в синагогах об Иисусе, что Он есть Сын Божий". Не проповедовал, что воскрес, или что Он жив; но что? Весьма точно излагал догмат: "что Он есть Сын Божий". Они же, слыша это, остаются в неверии, между тем как надлежало не только веровать, но и ужасаться. И почему они говорят не просто, что он был гонителем, но что он "который гнал в Иерусалиме призывающих имя сие?" Они выражают этим крайнее неистовство. И не сказали: Иисуса, не желая по ненависти даже слышать этого имени: так они были ожесточены! "И сюда за тем пришел". Не можем сказать, говорят, чтобы он прежде обращался с апостолами.

3. Смотри, сколько свидетельств того, что Павел был из числа врагов (Христовых)! Он же не только не стыдился этого, но и хвалился. "Савл более и более укреплялся и приводил в замешательство Иудеев", заграждал им уста, не попускал сказать что-нибудь (противное), доказывая, "что Сей есть Христос", и, уча этому, потому что он тотчас же сделался учителем. "Когда же прошло довольно времени, Иудеи согласились убить его" (ст. 23). Иудеи опять прибегают к жестокому умыслу; но уже не ищут клеветников, обвинителей и лжесвидетелей, уже не хотят иметь их; а что? Действуют, наконец, сами собою. Они увидели, что дело возрастает; потому не производят и суда. "Но Савл узнал об этом умысле их. А они день и ночь стерегли у ворот, чтобы убить его" (стр. 24). Почему? Потому, что это было для них невыносимее всех уже прежде бывших знамений, с пятью тысячами, с тремя тысячами (обращенных ко Христу), и всех вообще. И смотри, теперь он спасается не благодатию, но человеческою мудростью, чтобы ты понял добродетель этого мужа, прославившегося и без чудес. "Ученики же ночью, взяв его, спустили по стене в корзине" (ст. 25). Так и следовало, чтобы дело не было замечено. Что же? Избегнув такой опасности, остается ли он (спокойным)? Нет, но уходит туда, где мог еще более возбудить их. Многим еще казалось невероятным, что он точно уверовал. Оттого это и происходило, спустя довольно дней. Что же это значит? Вероятно, он сначала не хотел выходить оттуда, как многие, может быть, просили; когда же узнал (о замысле иудеев), тогда позволил ученикам своим (спустить себя); а он уже имел учеников. На это указывая, он сам говорил: "в Дамаске областной правитель царя Ареты стерег город Дамаск, чтобы схватить меня; и я в корзине был спущен из окна

по стене и избежал его рук" (2Кор.11:32). И смотри, как евангелист не говорит ничего тщеславного и не восхваляет Павла, но только, что они возбудили к тому царя. Итак, они спустили его одного и с ним никого. Это также не напрасно, так что он сам мог явиться к апостолам в Иерусалиме; или лучше, они спустили его, чтобы он затем искал себе спасения; а он сделал противное, отправившись прямо к неистовствующим. Так он воспламенился, так сильно горел! И посмотри, как он следует (Христу), с первого дня соблюдая заповедь, которую слышали апостолы: "и кто не берет креста своего и следует

за Мною" (Мф.10:38). То самое, что он пришел после прочих, делало его ревностнейшим, и на деле здесь исполнилось сказанное: "кому мало прощается, тот мало любит" (Лк.7:47), так что чем позже он пришел, тем больше возлюбил. Потому, осуждая прежнюю свою жизнь и часто упрекая себя, он ничего не считал достаточным для заглаждения прежнего. И смотри, они не говорят ему: ты был гонителем, для чего же переменился? Они стыдились (говорить это); вместо того совещались между собою. Иначе он гораздо справедливее сказал бы им: это-то особенно и должно вразумить вас, – как он защищался пред Агриппою (Деян.26:9-20). Будем, увещеваю вас, подражать ему и мы, и будем готовы на все опасности. Как же, скажут, он обратился в бегство? Это он сделал не по трусости, но сохранял себя для проповеди. Если бы он страшился, то не пошел бы в Иерусалим, не стал бы тотчас же учить, оставил бы ревность. Но он действовал не по страху, а по благоразумию. Он научен был страданием Стефана. Поэтому он не считал великим умереть за проповедь, если это не соединялось с великою пользою. Это – муж, который не хотел даже видеть Христа, Которого теперь более всего желал бы видеть, когда еще не было исполнено служение его людям. Такова должна быть душа христианина!

4. Характер Павла выразился с самого начала и с первого шага его поприща; а лучше сказать – еще и прежде этого. А что он делал не по разуму, то делал, руководствуясь рассуждением человеческим. Если, спустя столько времени, он не хотел разрешиться (от жизни, без пользы для других), то тем более в начале деятельности, когда лишь только вышел из пристани. Христос не избавляет его от опасности, но попускает, потому что желает, чтобы многое совершалось и человеческим благоразумием; с другой стороны, попускает для того, чтобы научить нас, что и они были люди, и что не всегда все совершала благодать. Ведь, если бы этого не было, то можно было бы уподобить их просто деревьям. Поэтому многое и сами они совершали (своими) действиями. Будем так поступать и мы, и также будем пещись о спасении братий. Это - не ниже мученичества, т.е., чтобы не отрицаться ни от каких страданий для спасения многих; ничто так не благоугодно Богу. Опять скажу то, что я часто говорил; скажу, потому что сильно желаю этого. То же делал и Христос, научая прощению (обид); Он говорил: когда вы "молитесь", то "прощай", если что имеете на кого (Мф.5:23; 6:14; 8:35); и еще, беседуя с Петром, сказал: "не говорю тебе: до семи раз, но до седмижды семидесяти раз" (Мф.18:22); и самым делом отпустил все, что было сделано против Него. Так и мы, зная, что в этом цель христианства, непрестанно говорим об этом.

Нет ничего холоднее христианина, который не заботится о спасении других. Здесь ты не можешь извиняться бедностью; положившая две лепты обличит тебя (Лк.21:2); и Петр говорил: "серебра и золота нет у меня" (Деян.3:6). А Павел был так беден, что часто голодал и не имел необходимой пищи. Не можешь извиняться незнатностью; и они были незнатны и не от знатных. Не можешь указывать на неученость; и они были неученые. Хотя бы ты был рабом, хотя бы беглецом, – и тогда можешь исполнить свое дело; таков был и Онисим, и, однако, смотри, к чему призывает его (Павел) и в какое возводит достоинство: "если ты имеешь общение со мною", говорит, "в узах моих" (Фил.1:10,17). Не можешь извиняться немощью; таков был и Тимофей, часто страдавший недугами. А что он был немощен, послушай: "употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов" (1Тим.5:23). Каждый может быть полезным ближнему, если захочет исполнять, что от него зависит. Не видите ли бесплодных деревьев, как они крепки, как красивы, рослы, гладки и высоки? Но, если бы у нас был сад, то мы захотели бы лучше иметь плодоносные гранатовые или масличные деревья, нежели их, потому что они доставляют (только) удовольствие, а не пользу, хотя, впрочем, бывает и от них некоторая малая польза. Таковы те, которые заботятся только о самих себе, или даже еще хуже; они годны только на сожжение, тогда как те (деревья годны) и на постройку, и для хранения в них вещей. Таковы были те девы, хотя чистые, украшенные и целомудренные, но никому не приносившие пользы; поэтому они и осуждаются на сожжение (Мф.15:1-12). Таковы были не напитавшие Христа; заметь, никто из них не осуждается за собственные грехи: ни за прелюбодеяние, ни за клятвопреступление, вообще ни за что, но за то, что не был полезен другому (Мф.15:41-46). Таков был зарывший талант в землю, безукоризненный по своей жизни, но бесполезный для другого (Мф.25:18-28). И как такой может быть христианином? Скажи мне: если закваска, смешанная с мукою, не сообщает своего свойства всему (смешению), то закваска ли это? Также, если миро не сообщает благовония приближающимся, то можем ли мы его назвать его миром? Не говори: мне невозможно помогать другим; если бы ты был (истинным) христианином, то невозможно было бы этому не быть. Как то, что составляет свойство (вещи), не может быть противно ей, так и здесь, потому что это составляет свойство христианина. Не оскорбляй Бога. Если бы ты сказал, что солнце не может светить, то оскорбил бы Его; если скажешь, что христианин не может приносить пользу, то (также) оскорбишь Бога и назовешь (Его) лживым, потому что скорее солнце не будет ни греть, ни светить, нежели христианин – не просвещать; скорее свет сделается тьмою, нежели будет это. Не говори же, что невозможно; невозможно противоположное этому. Не оскорбляй Бога. Если мы хорошо исполним, что зависит от нас, то, без сомнения, будет и это, как естественное следствие. Не может утаиться свет христианина; не может сокрыться светильник столь светлый. Не будем же нерадивы. Как от добродетели происходит польза и для нас, и для облагодетельствованных нами, так и от злобы происходит сугубый вред, – и для нас, и для озлобляемых нами. Пусть, например, какой-нибудь человек простой терпит от другого бесчисленное множество зол и никто (за это) пусть не мстит, но даже пусть благодетельствуют ему: какого наставления это не будет сильнее, каких слов, каких увещаний? Какой ярости это не смягчит и не угасит? Итак, зная это, возлюбим добродетель, потому что невозможно спастись иначе, как проводя настоящую жизнь в таких добрых делах, чтобы сподобиться и будущих благ, – по благодати и человеколюбию Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 21

"Савл прибыл в Иерусалим и старался пристать к ученикам; но все боялись его, не веря, что он ученик. Варнава же, взяв его, пришел к Апостолам и рассказал им, как на пути он видел Господа, и что говорил ему Господь, и как он в Дамаске смело проповедывал во имя Иисуса" (Деян.9:26,27).

1. Здесь справедливо (можно) недоумевать: в послании к Галатам (Павел) говорит: "и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию, и опять возвратился в Дамаск. Потом, спустя три года, ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из Апостолов я не видел никого" (Гал.1:17-19); а здесь, напротив (говорится), что Варнава привел его к апостолам. Он говорит или то, что он ходил в (Иерусалим) не с тем, чтобы остаться; там именно говорит: "не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам" (Гал.1: 16,17); или то, что умысел (против него) в Дамаске случился после пришествия его из Аравии, а потом уже, по возвращении оттуда, последовало путешествие (в Иерусалим). Таким образом, он приходил не к апостолам, но "старался пристать к ученикам", как ученик, а не как учитель. Следовательно, приходил не для того, чтобы идти к первейшим его (апостолам), потому что от них он ничему не учился. Или он не упоминает об этом путешествии, но умалчивает, так что дело было так: он отправился в Аравию, потом пришел в Дамаск, потом в Иерусалим, потом в Сирию; или еще так: пришел в Иерусалим, потом был послан в Дамаск, потом в Сирию, потом опять в Дамаск, потом в Кесарию, и затем, спустя четырнадцать лет, может быть (опять пришел в Иерусалим), когда привел братию с Варнавою (Гал.1:1-4). Или, если не так, то здесь речь идет о другом времени. Писатель многое сокращает и соединяет различные времена. Смотри, как он не тщеславится и не распространяется в рассказе об этом видении (Павла), но кратко повествует. А затем опять начинает и говорит так: "Савл прибыл в Иерусалим и старался пристать к ученикам; но все боялись его, не веря, что он ученик" (ст. 26). И отсюда опять открывается пламенная (ревность) Павла, не (только) от Анании и тех, которые удивлялись ему там (в Дамаск), но и из случившегося в Иерусалиме, так как это (обращение его) было совершено сверх чаяния человеческого. И смотри: по смирению он приходит не к апостолам, но к ученикам, как ученик, потому что ему еще не верили. "Варнава же, взяв его, пришел к Апостолам и рассказал им, как на пути он видел Господа" (ст. 27). Этот Варнава был человек послушный и кроткий; имя его значит: сын утешения; потому и был любим Павлом. А что он был весьма добр и кроток, это видно как из настоящего обстоятельства, так и из бывшего с Иоанном (Марком, Деян.15:37). Отсюда он не боится, но рассказывает, "как он" (Павел) "в Дамаске смело проповедывал во имя Иисуса" (ст. 27). Вероятно, он слышал о том, что случилось с ним еще в Дамаске. Потому, когда предварительно это было совершено, тогда (Павел) делами подтвердил сказанное. "И пребывал он с ними, входя и исходя, в Иерусалиме, и смело проповедывал во имя Господа Иисуса. Говорил также и состязался с Еллинистами" (ст. 28, 29). Так как ученики боялись его, апостолы же не верили ему, то этим он рассеивает страх их. "Говорил также и состязался", говорит (писатель), "с Еллинистами". Эллинами называет тех, которые говорили по-эллински; и это (делал Павел) весьма разумно, потому что прочие, закоренелые евреи, и видеть его не хотели. "А они покушались убить его", это свидетельствует о силе и совершенной победе (Павла), а также и о том, что они были весьма недовольны случившимся. "Братия, узнав о сем, отправили его в Кесарию" (ст. 30). Делают это из опасения. Боясь, чтобы (с ним) не случилось того же, что со Стефаном, отправляют его в Кесарию. "И препроводили в Тарс". Отправляют его, как из опасения, так вместе и с тем, чтобы он проповедовал и был в безопасности, находясь в своем отечестве. И заметь, прошу, как не все делается благодатию, но Бог попускает им устроять многое и собственною мудростью, по-человечески. Если так было с ним, то тем более с теми (учениками); попускает же для того, чтобы нерадивые не имели оправдания. "Церкви же по всей Иудее, Галилее и Самарии были в покое, назидаясь и ходя в страхе Господнем; и, при утешении от Святаго Духа, умножались" (ст. 31). (Писатель) намеревается говорить о Петре и о путешествии его ко святым. Поэтому, чтобы кто не подумал, будто это (сделал Петр) по страху, сначала он повествует о том, в каком состоянии находились церкви, и показывает, что, когда было гонение, то (Петр) находился в Иерусалиме, а когда повсюду Церковь находилась в безопасности, тогда уже он и оставляет Иерусалим. Так он был ревностен и тверд! Он не думал, что, если был мир, то и не нужно его прибытия. Почему же, скажешь, он делает это и идет во время мира и после отшествия Павла? Потому, что на них (апостолов) больше обращали внимания, как часто являвшихся и бывших предметом удивления для народа, а его презирали и против него больше восставали.

2. Видел ли ты, как за бранью следует мир? Или лучше: видел ли ты, что сделала та брань? Она рассеяла творящий мир. В Самарии пристыжен был Симон; в Иудее случилось происшествие с Сапфирою. И тогда, как был мир, дела (их) не были безуспешны, но этот мир был такой, что и (во время его) нужно было утешение. "Случилось, что Петр, обходя всех, пришел и к святым, живущим в Лидде" (ст. 32). Он обходил, как бы некоторый военачальник, ряды, наблюдая, какая часть сомкнута, какая во всем вооружении и какая имеет нужду в его присутствии. Посмотри, как он везде успевает быть и является первым. Когда надлежало избрать апостола, он – первый; когда беседовать с иудеями о том, что (апостолы) не были упоены вином, когда исцелить хромого, когда говорить к народу, он – прежде остальных; когда (было дело) с начальниками, когда – с Ананиею, когда совершались исцеления от тени, был он. Где была опасность и где (требовалась) распорядительность, там он; а где все было в мире, там все они вместе: так он не искал себе большей чести. Опять, когда надлежало творить чудеса, он является прежде других, и здесь также он сам подъемлет труд и совершает путешествие. "Там нашел он одного человека, именем Энея, который восемь уже лет лежал в постели в расслаблении. Петр сказал ему: Эней! исцеляет тебя Иисус Христос; встань с постели твоей. И он тотчас встал" (ст. 33, 34). Почему он не ожидал веры этого человека, и даже не спросил, желает ли он быть исцеленным? Особенно потому, что чудо было совершено и для утешения многих. Послушай, какая (отсюда произошла) польза. "И видели его все", продолжает (писатель), "живущие в Лидде и в Сароне, которые и обратились к Господу" (ст. 35). Не напрасно он так сказал; Еней был человек известный; притом он представил и доказательство знамения, взявши одр. (Апостолы) не только исцеляли от болезней, но вместе с здоровьем сообщали еще и силу. С другой стороны, до этого времени они еще не показали своей (чудотворной) силы, и потому справедливо не требовали веры от этого человека, как не потребовали и от хромого. Подобно тому, как Христос, начиная знамения, не требовал веры, так и они. В Иерусалиме справедливо от них требовалась сначала вера; так, по вере некоторые, одержимые болезнями, полагаемы были на дорогах, чтобы хотя тень проходящего Петра осенила кого-либо из них, потому что там совершалось много знамений; а здесь это совершается первое. И одни из знамений совершались для обращения неверовавших, а другие для утешения верующих. "В Иоппии находилась одна ученица, именем Тавифа, что значит: "серна"; она была исполнена добрых дел и творила много милостынь. Случилось в те дни, что она занемогла и умерла. Ее омыли и положили в горнице. А как Лидда была близ Иоппии, то ученики, услышав, что Петр находится там, послали к нему двух человек просить, чтобы он не замедлил придти к ним" (ст. 36-38). Почему они ждали, пока она умрет? Почему не утруждали Петра и прежде этого? По любомудрию они считали недостойным утруждать учеников ради таких дел и отвлекать от проповеди; поэтому (писатель) и говорит, что (Петр) находился недалеко, чтобы показать, что они просили об этом как бы случайно, – а Тавифа была ученица, – но не нарочито. "Петр, встав, пошел с ними; и когда он прибыл, ввели его в горницу" (ст. 39). Не просят, но предоставляют ему, чтобы он по собственному побуждению даровал ей жизнь. Так здесь исполняется сказанное: "милостыня от смерти избавляет" (Тов.12:9). "И все вдовицы со слезами предстали перед ним, показывая рубашки и платья, какие делала Серна, живя с ними" (ст. 39). Приводят Петра, туда, где лежала, умершая, – может быть, думая представить ему (случай) к какому-либо назиданию. Видел ли ты, какое сделано прибавление (к имени этой жены)? Не без цели упоминается и имя ее, но чтобы мы узнали, что она соответствовала этому имени, была так внимательна и деятельна, как серна. Многие имена даются с особенным значением, как мы часто говорили вам. "Она была", говорит (писатель), "исполнена добрых дел и творила много милостынь". Великая похвала для жены, если те и другие она творила так, что была "исполнена" тех и других; и наперед, как видно, она прилагала попечение о первых, а потом о последних. "Какие делала Серна", говорит, "живя с ними". Великое смиренномудрие! Не так, как мы; но они были все вместе, прилагая великое попечение о милостыне. "Петр выслал всех вон и, преклонив колени, помолился, и, обратившись к телу, сказал: Тавифа! встань. И она открыла глаза свои и, увидев Петра, села" (ст. 40). Для чего он всех высылает вон? Для того, чтобы не смутиться слезами и не потерять спокойствия. "И, преклонив колени, помолился". Это – знак напряженной молитвы. "Подав", говорит, "ей руку". Раздельно показывает здесь, как возвращаема была, жизнь и потом сила, та чрез слово, а эта чрез руку. "Он, подав ей руку, поднял ее, и, призвав святых и вдовиц, поставил ее перед ними живою" (ст. 41), одним в утешение, так как они снова получили сестру и увидели чудо, а другим в помощь. "Это сделалось известным по всей Иоппии, и многие уверовали в Господа. И довольно дней пробыл он в Иоппии у некоторого Симона кожевника" (ст. 42, 43).

3. Посмотри на смирение и кротость Петра: он имеет пребывание не у ней (Тавифы) и не у кого-либо другого из знатных, но у кожевника, всеми (действиями своими) внушая смиренномудрие, и не попуская ни бедным стыдиться, ни великим превозноситься; он потому и решил обойти (церкви), что веровавшие имели нужду в его наставлении. Но обратимся к вышесказанному. "И старался" (Павел), говорит (писатель),

"пристать к ученикам". Не с гордостью пришел, но смиренно. Учениками же называет и тех, которые не были в числе двенадцати, потому что тогда все назывались учениками по великой добродетели, которая была явным отличием учеников. "Но все", говорит, "боялись его". Смотри, как они избегали опасностей, и как еще был силен страх. "Варнава же, взяв его, пришел к Апостолам и рассказал им". Мне кажется, что Варнава и прежде был близок к Павлу; потому и рассказывает все о нем. Сам же он ничего не говорит об этом; думаю, что он не стал бы и после говорить об этом пред прочими, если, бы не представилась ему какая-либо необходимость. "И пребывал он с ними, входя и исходя, в Иерусалиме, и смело проповедывал во имя Господа Иисуса". Это и остальным придавало бодрости. Видишь ли, что как там, так и здесь прочие заботятся и устраивают его путешествие, а сам он доселе еще не получал Божественного внушения? Этим также показывается его ревность; и мне кажется, что он совершал путешествие не (только) сушею, но потом и морем. А все это было с благою целью, чтобы он и там проповедовал. Поэтому и покушения против них, и путешествие во Иерусалим были с благою целью, для того, чтобы не оставалось больше сомнения касательно него. "Говорил также и состязался с Еллинистами. Церкви же по всей Иудее, Галилее и Самарии были в покое, назидаясь и ходя в страхе Господнем" т.е., умножились и имели между собою мир, мир истинный. И хорошо, потому что внешняя брань причинила им много зла. "И, при утешении от Святаго Духа, умножались". Дух утешал (всех) их и чудесами, и делами, а также, сверх того, и каждого порознь. "Случилось, что Петр, обходя всех, пришел и к святым, живущим в Лидде. Там нашел он одного человека, именем Энея, который восемь уже лет лежал в постели в расслаблении. Петр сказал ему: Эней! исцеляет тебя Иисус Христос". Это слово не тщеславия, но убеждения, что так будет. И мне кажется несомненным, что больной поверил этому слову и (потому) стал здоровым. А что (Петр) был чужд гордости, видно и из последующего. Он не сказал: во имя Иисуса; но как бы повествует (только) о самом знамении. "И видели его все, живущие в Лидде и в Сароне, которые и обратились к Господу". Следовательно, не напрасно я говорил, что чудеса были совершаемы для убеждения и утешения. "В Иоппии находилась одна ученица, именем Тавифа. Случилось в те дни, что она занемогла и умерла". Видел ли ты, как повсюду совершались знамения? Не вдруг умерла Тавифа, но после болезни; а они не приглашали Петра дотоле, пока она умерла. "А как Лидда была близ Иоппии, то ученики, услышав, что Петр находится там, послали к нему двух человек просить, чтобы он не замедлил придти к ним". Заметь, чрез других посланных приглашают; но он повинуется и приходит, не считая такого приглашения обидою. Столь великое благо – скорбь; она соединяет наши души. Там (не было) никакого плача, никакого рыдания. "Ее омыли и положили в горнице", т.е. сделали все, что (делается) над мертвым. "Петр, встав, пошел с ними; и когда он прибыл, ввели его в горницу, преклонив колени, помолился, и, обратившись к телу, сказал: Тавифа! встань". Не все знамения Бог попускает совершать с одинаковою легкостью. Это было полезно для самих (апостолов). Он промышлял не только о спасении других, но и их самих. Потому-то исцелявший многих (одною) тенью теперь употребляет такое (усилие) для воскрешения. Впрочем, иногда содействовала и вера приступающих. Таким образом, ее первую (Петр) воскрешает из мертвых, называя по имени. Она, как бы пробудившись от сна, сначала открыла глаза; потом, тотчас увидевши Петра, села, и, наконец, прикосновением руки была укреплена. Заметь опять, прошу, какая (отсюда) польза, и как плоды (этого) служили не к (удовлетворению) тщеславия. Поэтому он и высылает всех вон, подражая и в этом Учителю. Где слезы, там невозможно совершаться такому таинству; или лучше: где чудеса, там не должны быть слезы. Послушайте, увещеваю: и над нынешними мертвыми совершается хотя не такое, но также великое таинство. Скажи мне: если бы к нам сидящим (здесь) царь прислал кого-либо звать в свое царское жилище, то неужели следовало бы плакать и рыдать? И здесь присутствуют нисшедшие с небес ангелы, посланные от самого Царя – призвать подобного им раба, а ты плачешь? Или не знаешь, какое здесь происходит таинство, какое страшное и ужасное, но поистине и достойное песнопений и радости?

4. Хочешь ли понять и убедиться, что здесь не время слезам? Это – величайшее таинство Божией премудрости. Душа, как бы покидая какой дом, исходя (из тела) поспешает к своему Владыке; а ты плачешь? Поэтому следовало бы делать тоже и при рождении младенца; ведь и это есть рождение, (только) лучшее того. Она является в другой свет; освобождается как бы из какого заключения; выходит как бы с поприща. Да, скажешь, справедливо так говорить о (людях) добродетельных. Но что тебе из этого, человек, когда ты не поступаешь так и по отношению к добродетельным? Скажи мне, в чем мог бы ты обвинить малого младенца? Для чего же оплакиваешь его? Для чего (оплакиваешь) новопросвещенного? И он находится в таком же состоянии. Зачем же ты плачешь о нем? Разве ты не знаешь, что как солнце восходит чистым, так и душа, оставляющая тело с чистою совестью, сияет светло? Не с таким безмолвием следует взирать на царя, вступающего в город, с каким на душу, оставляющую тело и отходящую с ангелами. Представь, в каком состоянии бывает тогда душа, в каком изумлении, в каком удивлении, в какой радости! Почему же ты плачешь, скажи мне? Ты ведь не над грешниками только делаешь это? О, если бы это было (только над грешниками)! Тогда я не стал бы останавливать слез. О, если бы такова была цель (их)! Это – плач апостольский, это – плач самого Господа. И Иисус плакал об Иерусалиме. Таким правилом я хотел бы различить (разные) роды плача. Когда же, оплакивая (мертвых), произносишь речи, (упоминая) и о привычке, и о попечении (своем), то не о том ты плачешь, а (только) притворяешься. Плачь и рыдай о грешнике, (о нем) и я буду проливать слезы; и я (буду плакать) тем больше, чем большему он подлежит и наказанию; и я буду плакать с этою целью. О таком (умершем) не тебе только следует плакать, но и всему городу и (всем) встречающимся, как (плачут) о ведомых на смерть. Смерть грешников поистине лютая смерть. Но (у нас) все извращено. Такой плач, есть плач исполненный любомудрия и великого назидания, а тот – (знак) малодушия. Если бы все мы плакали таким плачем, то исправляли бы их при жизни. Как если бы ты имел возможность доставить лекарство, не допускающее смерти телесной, то ты сделал бы это, так и теперь, если бы ты оплакивал эту смерть (грешников), то ты не допустил бы ее ни в себе, ни в другом. А теперь, непонятно, что делается: имея возможность не допустить этой смерти постигнуть нас, допускаем; а когда она приключилась, плачем. Поистине достойны слез (грешники); когда они предстанут пред престолом Христовым, какие они услышат слова, какие потерпят мучения! Напрасно жили они; или лучше, не напрасно, а во вред (себе). И о них прилично сказать: "лучше было бы тому человеку не родиться" (Мк.14:21). Что, в самом деле, пользы, скажи мне, истратить столько времени во вред себе самому? И если бы только оно было истрачено напрасно, то разве маловажна была бы потеря? Скажи мне: если бы какой-либо наемник потрудился напрасно двадцать лет, то не стал ли бы он плакать и рыдать и считать себя несчастнее всех? А этот всю жизнь трудился напрасно, и ни одного дня не жил для себя, но для удовольствий, для роскоши, для любостяжания, для греха, для диавола. О нем ли не будем плакать, скажи мне? Его ли не постараемся похитить от опасностей? Есть, подлинно есть возможность облегчить его наказание, если пожелаем. Так, если будем совершать за него частые молитвы; если будем подавать милостыню, – то, хотя он сам был и недостоин, Бог услышит нас. Если ради Павла Он спасал других, и ради других милует иных, то не сделает ли того же самого и ради нас? Из собственного его имения, из твоего, из чего хочешь, окажи помощь; возлей (на него) елей, или, по крайней мере, воду. Он не может предъявить собственных дел милосердия? Пусть будут хотя родственные. Не имеет совершонных им самим? Пусть будут (совершённые) за него. Таким образом жена может ходатайствовать за него с дерзновением, представив за него потребное для спасения. Чем в больших он виновен грехах, тем более необходима для него милостыня. И не поэтому только, но и потому, что теперь она уже не имеет такой силы, но гораздо меньше. Не все равно, творит ли ее кто сам, или за него. Итак, чем она менее (по силе), тем более мы должны увеличивать ее по количеству.

Не о памятниках, не о надгробных украшениях будем заботиться. Ты собери вдовиц – вот наилучший памятник! Скажи (им) имя (покойного); пусть все творят за него молитвы и моления. Это преклонит на милость Бога, хотя и не он сам, а другой за него совершает милостыню. Это сообразно с человеколюбием Божиим. Стоящие вокруг и плачущие вдовицы могут спасти если не от настоящей, то от будущей смерти. Многие получили пользу от милостынь, совершаемых за них другими. Если они и не совершенно (помилованы), то, по крайней мере, получили некоторое утешение. В противном же случае, как спасались бы дети, которые сами от себя ничего не представляют, а все – родители? И часто женам даруемы были дети, которые сами от себя ничего не представляли. Много путей ко спасению даровал нам Бог; только бы сами мы не были нерадивыми!

5. Но что, скажешь, если кто беден? Опять скажу, что о достоинстве милостыни судится не только потому, что дается, но и по усердию. Но давай только меньше того, сколько можешь, и исполнишь все. А. если кто, скажешь, одинок, чужой и никого не имеет? А почему он никого не имеет, скажи мне? За то самое он и подвергается наказанию, что не имеет никого, так близкого, так добродетельного. Поэтому, если мы сами не добродетельны, то должны стараться иметь добродетельных товарищей и друзей, жену и сына, для того, чтобы получить какую-нибудь пользу и чрез них, хотя и малую, однако же, пользу. Если постараешься взять за себя не богатую, но благочестивую жену, то будешь иметь это утешение. Равным образом, если постараешься оставить по себе не богатого, но благочестивого сына и честную дочь, то и тогда будешь иметь это утешение. А если будешь заботиться об этом, то и сам будешь таков. Добродетели свойственно иметь таких и друзей, и жену, и детей. Не напрасно бывают приношения за умерших, не напрасно молитвы, не напрасно милостыни. Все это установил Дух, желая, чтобы мы приносили друг другу взаимную пользу. Смотри: тот получает пользу чрез тебя, а ты получаешь пользу ради него. Ты истратил имущество решившись сделать доброе дело, – и ты для него стал виновником спасения, а он для тебя (виновником) милостыни. Не сомневайся, что это принесет добрый плод. Не напрасно диакон возглашает: о иже о Христе усопших, и о иже памяти о них совершающих. Не диакон изрекает эти слова, но Дух Святый; разумею дарование (Его). А ты что говоришь? Жертва в руках (священнослужителей) и все предлежит уготованное; предстоят ангелы, архангелы; присутствует Сын Божий; все стоят с таким трепетом; те предстоят, возглашая среди общего молчания; и ты думаешь, что это бывает напрасно? В таком случае и все прочее напрасно: и приношения за Церковь, и за священников и за всех (христиан). Но, да не будет! Напротив, все это совершается с верою. Для чего, думаешь ты, бывают приношения за мучеников, и они призываются в этот час? Хотя они – мученики, хотя это – (приношения) за мучеников, но великая честь быть воспомянутым в присутствии Господа, во время совершения такой смерти, страшной жертвы, неизреченных таинств. Как пред лицом седящего царя всякий может испрашивать, чего хочет, когда же он встанет (с своего места), тогда, что бы ни говорил, будет говорить напрасно, – так и здесь, пока предлежат таинства, то для всех величайшая честь – удостоиться поминовения. Смотри: здесь возвещается то страшное таинство, что Бог предал Себя за вселенную. Вместе с этим тайнодействием благовременно воспоминаются и согрешившие. Подобно тому, как в то время, когда празднуются победы царей, прославляются и те, которые участвовали в победе, и освобождаются те, которые в то время находятся в узах, а когда пройдет это время, то не успевший получить уже не получает ничего, так точно и здесь; это – время победного торжества. "Ибо всякий раз", говорит (апостол), "когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть Господню возвещаете" (1Кор.11:26). Не будем же приступать легкомысленно и думать, будто это совершается так, без цели. А вместе будем поминать и мучеников, и, притом, с верою, что Господь не умер; а что Он был мертвым, то это – знак умерщвления смерти. Зная это, будем помнить, какие утешения мы можем доставить умершим, – вместо слез, вместо рыданий, вместо надгробных памятников милостыни, молитвы, приношения, – чтобы и им и нам сподобиться обещанных благ, по благодати и человеколюбию Единородного Сына, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 22

"В Кесарии был некоторый муж, именем Корнилий, сотник из полка, называемого Италийским, благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим, творивший много милостыни народу и всегда молившийся Богу. Он в видении ясно видел около девятого часа дня Ангела Божия, который вошел к нему и сказал ему: Корнилий! Он же, взглянув на него и испугавшись, сказал: что, Господи? Ангел отвечал ему: молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом" (Деян.10:1-4).

1. Корнилий был не иудей и не жил по закону (иудейскому), но уже следовал нашему образу жизни. Обрати внимание на двух уверовавших, которые оба были сановниками, – на евнуха из Газы и этого, – и на то, как велико было об них попечение (Божие). Но не подумай, чтобы это – за их сан. Нет, не за то, – да не будет! – но за благочестие. Для того и замечено о сане, чтобы более явно было их благочестие. Когда кто бывает таким среди богатства и власти, то это более достойно удивления. Великая похвала первому, что он предпринял такое путешествие, что на пути, когда время не благоприятствовало, занимался чтением, что, сидя на колеснице, пригласил к себе Филиппа, и за весьма многое другое; великая (похвала) и последнему, что он творил милостыни и молитвы, и был благочестив при такой начальственной должности. Поэтому естественно (писатель) упоминает и о должности этого мужа, чтобы кто-нибудь не сказал, что повествование Писаний не точно. "Из полка", говорит, "называемого Италийским". "Благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим". Говорит это для того, чтобы ты не подумал, будто случившееся с ним сделано ради (его) сана. Когда нужно было обратить Павла, то является не ангел, но сам Господь; и посылает его не к кому-либо из двенадцати, но к Анании. А здесь, напротив: посылает верховного (апостола), подобно тому, как Филиппа к евнуху, снисходя к их слабости и научая, как должно поступать с такими (людьми). И Христос часто сам приходит к тем, которые страдают тяжко и сами не могут приступить (к Нему). Заметь, прошу, также и здесь новую похвалу милостыне, как там (в сказании) о Тавифе. "Благочестивый и боящийся Бога со всем домом своим" (ст. 2). Да услышат это те из нас, которые не заботятся о домашних. Он же заботился и о воинах и "творивший много милостыни народу". Так были благоустроены у него и понятия, и жизнь. "Он в видении ясно видел около девятого часа дня Ангела Божия, который вошел к нему и сказал ему: Корнилий!" (ст. 3). Для чего он видит ангела? Это – для удостоверения Петра, или лучше – не его, но остальных слабейших. "Около девятого часа дня", когда он был свободен от забот и не был занят делами, и между тем (предавался) молитвам и сокрушению. "Он же, взглянув на него и испугавшись, сказал" (ст. 4). Смотри: ангел не тотчас говорит то, что он сказал, но сначала рассевает страх и возносит горе мысли Корнилия. Видение произвело (в нем) страх, но страх умеренный, чтобы только сделать его внимательным. Потом слова (ангела) рассеяли этот страх, или лучше – заключающаяся в них похвала смягчила неприятное (чувство) страха. Послушай же и сами слова. "Молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом. Итак пошли людей в Иоппию и призови Симона, называемого Петром" (ст. 4, 5). Чтобы они не пришли к другому, для того указывает не только прозвание, но и местопребывание этого мужа. "Он гостит у некоего Симона кожевника, которого дом находится при море" (ст. 6). Видел ли, как апостолы, любя уединение и тишину, искали отдаленных мест в городах? Но что, если бы случилось быть и другому Симону и также кожевнику? Для того дан был еще иной признак – жительство близ моря; трем же (признакам) вместе невозможно было совпасть. Не сказал (ангел), для чего (послать), чтобы не смутить Корнилия, но, возбудив в нем стремление и желание слышать (Петра), так оставил его. "Когда Ангел, говоривший с Корнилием, отошел, то он, призвав двоих из своих слуг и благочестивого воина из находившихся при нем и, рассказав им все, послал их в Иоппию" (ст. 7, 8). Видишь ли, что не напрасно (писатель) говорит это, но чтобы показать, что и служившие при Корнилие были таковы же, (как он)? "И, рассказав им все". Смотри, как он не горд. Он не сказал: призовите ко мне Петра; но рассказал все, чтобы убедить: так он был благоразумен! Он не хотел своею властью призвать его; потому и рассказывает: так этот муж был кроток, хотя он не мог представить себе ничего высокого о человеке, жившем у кожевника! "На другой день, когда они шли и приближались к городу, Петр около шестого часа взошел на верх дома помолиться" (ст. 9). Смотри, как Дух сочетавает времена, и устрояет, что это случилось ни раньше, ни позже. "Петр около шестого часа взошел на верх дома помолиться", т.е., в уединении и тишине, в горнем месте. "И почувствовал он голод, и хотел есть. Между тем, как приготовляли, он пришел в исступление и видит отверстое небо" (ст. 10, 11). Что такое "исступление"? Произошло, говорит, в нем духовное видение; душа, так сказать, отрешилась от тела. "И видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю; в нем находились всякие четвероногие земные, звери, пресмыкающиеся и птицы небесные. И был глас к нему: встань, Петр, заколи и ешь. Но Петр сказал: нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого. Тогда в другой раз был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. Это было трижды; и сосуд опять поднялся на небо" (ст. 11-16).

2. Что это значит? Это видение означает всю вселенную. Корнилий был необрезанный и не имел ничего общего с иудеями. Поэтому, имея в виду, что все будут обвинять его, как нарушителя (закона), – а это весьма много значило у них, – (Петр) необходимо располагается сказать: "никогда не ел", не сам возбудив в себе такое опасение, – нет! – но, как я сказал, будучи расположен к тому Духом, чтобы иметь ему в оправдание против обвинителей то, что он даже прекословил; а они весьма заботились о соблюдении закона. Он был посылаем к язычникам. Поэтому, как я выше сказал, и совершается это для того, чтобы иудеи не обвиняли его. А чтобы это не показалось каким-либо призраком, он сказал: "нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого. Тогда в другой раз был глас к нему: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым". Это, по-видимому, говорится к нему, но все относится к иудеям. Если учитель получает такое внушение, то тем более они. Итак, плащаница – это земля; находившиеся в ней животные – язычники; слова: "заколи и ешь" – что должно обратиться и им; троекратное же повторение знаменует крещение. "Нет, Господи, я никогда не ел ничего скверного или нечистого". Для чего, скажут, он возражал? Чтобы кто-нибудь не сказал, что Бог искушал его, как Авраама, когда повелевал принести в жертву сына, или как Филиппа, когда Христос спрашивал его: "сколько у вас хлебов?" (Мк.6:38), не для того, чтобы узнать это, но искушая его (Ин.6:5). Притом и в законе Моисей раздельно указал чистых и нечистых (животных), как земных, так и морских. Но он, однако, не уразумел этого. "Когда же Петр недоумевал в себе, что бы значило видение, которое он видел, – вот, мужи, посланные Корнилием, расспросив о доме Симона, остановились у ворот, и, крикнув, спросили: здесь ли Симон, называемый Петром? " (ст. 17, 18). Когда Петр изумлялся сам в себе и недоумевал, те мужи приходят и благовременно разрешают недоумение; так и Иосифу (Бог) попускает прежде смутиться, а потом посылает архангела (Мф.1:20). Душа, которая прежде была в недоумении, легко принимает разрешение (недоумения). Таким образом, недоумение его продолжалось не долго и (началось) не прежде того, но около времени обеда. "Между тем, как Петр размышлял о видении, Дух сказал ему: вот, три человека ищут тебя; встань, сойди и иди с ними, нимало не сомневаясь; ибо Я послал их" (ст. 19, 20). Это опять служит к оправданию Петра пред учениками, чтобы они поняли, что и он сомневался и затем был научен – нисколько не сомневаться. "Ибо Я", говорит, "послал их". Смотри, какова власть Духа. Что делает Бог, то называется действием Духа. Не так (говорит) ангел; но, сказав наперед: "молитвы твои и милостыни твои", потом говорит: "пришли", чтобы показать, что он послан свыше. Дух же, как господственный, (говорит): "Я послал их". "Петр, сойдя к людям, присланным к нему от Корнилия, сказал: я тот, которого вы ищете; за каким делом пришли вы? Они же сказали: Корнилий сотник, муж добродетельный и боящийся Бога, одобряемый всем народом Иудейским, получил от святаго Ангела повеление призвать тебя в дом свой и послушать речей твоих" (ст. 20-22). Они восхваляют (Корнилия), чтобы уверить, что ангел явился ему. Призвав же их учреди (ст. 23). Видишь ли, с кого начинается (обращение) язычников? С человека благочестивого, явившегося достойным того делами. Если и при этом иудеи, однако, соблазняются, то чего не сказали бы они, если бы было иначе? "Тогда Петр, пригласив их, угостил". Смотри, какая в нем уверенность! Чтобы они не потерпели чего-нибудь неприятного, он приглашает их к себе, и потом без всякого опасения вместе с ними принимает пищу. "А на другой день, встав, пошел с ними, и некоторые из братий Иоппийских пошли с ним. В следующий день пришли они в Кесарию" (ст. 23, 24). Известный человек был (Корнилий) и жил в известном городе. Потому все это и происходит с ним, и от Иудеи начинается дело (обращения язычников); видение же было ему не тогда, когда он спал, а когда бодрствовал, – во время дня, около девятого часа: так бодрственно он вел себя! Но обратимся к вышесказанному. "Ангел отвечал ему: молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом". Отсюда явно, что когда ангел назвал его, тогда он и увидел его, так что, если бы не назвал, то он и не увидел бы так он был углублен в дело, которым занимался! "И призови Симона, называемого Петром". Открыл только, что он пригласит Петра на доброе дело; а на какое доброе, этого еще не (открыл). Так и Петр не все высказывает. Повсюду изречения (их) только отчасти (ясны), чтобы возбудить внимание слушателей. Так и Филиппа (ангел) только посылает в пустыню. "Петр около шестого часа взошел на верх дома помолиться. Он пришел в исступление и видит отверстое небо и сходящий к нему некоторый сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре угла и опускаемое на землю". Заметь, что даже и голод не принудил его приступить к плащанице. А чтобы он не оставался долее в недоумении, слышит голос, говорящий: "встань, Петр, заколи и ешь". Может быть, он стоял на коленах, когда созерцал видение, и, кажется мне, видел его для (успеха) проповеди (евангельской). А что это событие было божественное, явно из того, что (Петр) видел сосуд нисходящим свыше, и что он – апостол – находился в исступлении. Также и то, что слышан был оттуда голос, что это повторялось трижды, что небо отверзлось, что (сосуд) был спущен оттуда и опять взят туда, – служит великим доказательством Божественности этого события.

3. Для чего же такое событие? Для последовавших поколений, которым оно имело быть рассказано; да и сам (Петр) слышал (заповедь): "на путь к язычникам не ходите" (Мф.10:5). Не удивляйся этому. Если Павел считал нужными обрезание и жертвы, то тем более они казались нужными тогда, в начале проповеди, когда (между верующими) были еще слабейшие. "Вот, мужи, посланные Корнилием, расспросив о доме Симона, остановились у ворот, и, крикнув, спросили: здесь ли Симон, называемый Петром?". Как пред бедным домом, они спрашивали внизу (пред вратами его), а не расспрашивали у соседей. "Между тем, как Петр размышлял о видении, Дух сказал ему: вот, три человека ищут тебя; встань, сойди и иди с ними, нимало не сомневаясь; ибо Я послал их". Смотри, не сказал: для того тебе и видение явилось, но: "Я послал их", внушая, что так должно повиноваться (Богу), не спрашивая о причинах. Для совершенного убеждения достаточно услышать от Него: сделай то-то, скажи то-то, и не требовать ничего более. "Петр, сойдя к людям, присланным к нему от Корнилия, сказал: я тот, которого вы ищете". Почему же он не тотчас принял их, а спрашивает? Он увидел в посетителях воинов: потому не просто спрашивает, но сначала называет себя, а потом разузнает о причине прибытия, чтобы не подумали, будто он спрашивал потому, что желал скрыться. Спрашивает же для того, чтобы, если бы они потребовали, тотчас же и идти вместе с ними; если же нет, то принять их к себе. А почему они говорят: "призвать тебя в дом свой"? Потому что так приказал им (Корнилий); а может быть, они, извиняясь за него, говорят как бы так: нисколько не осуди (его), потому что он послал не из пренебрежения (к тебе), но так ему было приказано. "Корнилий же ожидал их, созвав родственников своих и близких друзей" (ст. 24). Так и следовало; несправедливо было бы не собрать сродников и друзей; а с другой стороны, присутствуя здесь, они могли более слушать его (Петра).

Видели ли вы, какова сила милостыни, и из прежней беседы, и из настоящей? Там она избавила от смерти временной, здесь – от вечной, и отверзла врата неба. Смотри, как много сделано было для того, чтобы уверовал Корнилий: ангел был послан, Дух действовал, верховный из апостолов был призван, явлено было такое видение, и вообще не было оставлено ничего. Сколько было сотников, тысяченачальников и царей, и никто из них не удостоился того, чего он? Послушайте все вы, принадлежащие к войску, предстоящие царям. Он был "благочестивый", говорит (писатель), и "боящийся Бога", а что еще более, был таков "со всем домом своим". Он так был этому предан и благорасположен, что не только себя вел хорошо, но и домашних своих направлял точно также. Не так, как мы, которые делаем все к тому, чтобы слуги боялись нас, но ничего к тому, чтобы они были благочестивыми. А он не так, но боялся Бога со всем домом своим, будучи как бы общим отцом не только для всех, бывших с ним, но и для воинов, бывших под его властью. Послушай, что еще другое они говорят, – не напрасно ведь прибавлено: "одобряемый всем народом Иудейским", но чтобы никто не сказал: что в том, да если он был необрезанный? И те, говорят, свидетельствуют о нем. Итак, нет ничего равного милостыне; или лучше: так велика сила этой добродетели, когда она происходит из чистых сокровищниц! Как происходящее от неправедных (стяжаний) подобно источнику, изливающему нечистоты, так (происходящее) от праведных стяжаний есть как бы прозрачный и чистый поток в саду, приятный на вид, усладительный на вкус, доставляющий свежесть и прохладу во время полудня. Такова милостыня! При этом источнике растут не тополи, не сосны и не кипарисы, но другие, гораздо лучшие этих великие произрастения: любовь Божия, похвала от людей, слава пред Богом, благорасположенность от всех, изглаждение грехов, великое дерзновение, презрение богатства, милосердие, которым питается древо любви. Обыкновенно ничто так не питает любви, как милостыня. Она простирает в высоту свои ветви. Она – источник лучше райского, не разделяющийся на четыре "реки" (Быт.2:10), но достигающей до самого неба. Она источает ту "воду, текущую в жизнь вечную" (Ин.4:14); смерть, коснувшись ее, исчезает, как искра в источнике: так она, где бы ни источалась, производит великие блага! Она угашает ту реку огненную, как искру; она истребляет того червя, как ничто; кто имеет ее, тот не узнает скрежета зубов (Мф.25:30). От воды ее, если и капля упадает на узы, расторгает их; а если упадает в печи, всецело погашает их.

4. Как райский источник не таков, чтобы то изливать потоки, то иссыхать, – тогда он не был бы и источником, – но течет постоянно, так и наш (источник) пусть всегда изливает очень обильные потоки, особенно для нуждающихся в милостыне, чтобы он оставался источником. Это доставляет радость принимающему; это и есть милостыня, когда изливается поток не только обильный, но и постоянный. Если хочешь, чтобы милость Божия дождила на тебя как бы из источника, то имей и ты у себя источник. Ничто не может сравниться с ним. Если ты откроешь этот источник, то источник Божий откроется так, что превзойдет всякую бездну. Бог ожидает от нас только повода, чтобы излить блага из Своих сокровищниц. Когда (кто) тратит, когда издерживает, тогда богатеет, тогда изобилует. Велик исток этого источника; чист и прозрачен поток его. Если ты не заградишь его, то не (заградишь) и того (источника Божия). Никакого бесплодного дерева не насаждай при нем, чтобы оно не потребило влаги его. У тебя есть имение? Не насаждай там тополей; такова роскошь: она многое истребляет, но ничего собою не доставляет, а (только) губит плод. Не насаждай ни сосны, ни липы, ни других подобных, требующих многого, но ни к чему не полезных: такова роскошь в одеждах, только приятная на вид, но не полезная ни к чему. Вырасти виноградные лозы, насади всякие деревья плодовитые, какие хочешь, в руках бедных. Нет ничего плодоноснее этой земли. Хотя не велика вместимость руки, однако насаждаемое здесь дерево достигает до самого неба и стоит твердо. Это и значит – насаждать. А насаждаемое на земле, если не теперь, то чрез сто лет погибнет. Для чего же ты насаждаешь деревья, которыми не будешь пользоваться, а прежде, нежели воспользуешься, смерть придет и похитит тебя? А это дерево, когда ты умрешь, тогда принесет тебе плод. Если насаждаешь, то насади не в ненасытной утробе, чтобы плод не был извержен вон; но насади в чреве алчущем, чтобы плод достиг неба. Утешь страждущую душу бедного, чтобы не скорбела твоя утучневшая. Не видишь ли, как деревья, напояемые чрез меру, загнивают с корня, а напояемые умеренно возрастают? Так и ты не напояй чрезмерно своего чрева, чтобы не загнил корень этого дерева; напой (чрево) жаждущее, чтобы оно принесло плод. Напояемое в меру не загнивает от солнца, а неумеренно (напояемое) загнивает: таково естественное действие солнца. Неумеренность везде зло. Поэтому будем воздерживаться от нее, чтобы и нам получить то, о чем просим. Источники, говорят, получают свое начало в местах весьма возвышенных. Сделаемся же и мы возвышенны душою, и тотчас потечет (от нас) милостыня. Невозможно возвышенной душе не быть милостивою, и милостивой – не быть возвышенною. Итак, кто презирает имущество, тот выше "корня всех зол" (1Тим.6:10). Источники по большей части находятся в пустынях; и мы изведем душу из (мирской) суеты, и потечет от нас милостыня. Источники чем более очищаются, тем более обильными становятся; так и мы чем более будем раздавать, тем более произрастет благ. Кто имеет источник, тот чужд страха; так и мы, если будем иметь источник – милостыню, не будем страшиться. И для питья, и для орошения, и для постройки зданий – для всего полезен нам этот источник. Нет ничего лучше такого питья: оно не производит опьянения. Лучше иметь такой источник, нежели источники, доставляющие золото. Душа, носящая это золото, лучше всякой земли золотоносной. Оно сопутствует нам не в это царство, но в горнее. Это золото служит украшением Церкви Божией. Из этого золота приготовляется меч духовный (Ефес.6:17), меч, которым посекается змий. Из этого источника происходят драгоценные камни, украшающие голову Царя (Апок.4:3). Не будем же пренебрегать таким богатством, но будем творить милостыню щедро, чтобы нам удостоиться милости Божией, по благодати и щедротам Единородного Сына Его, Которому всякая слава, честь и держава, со Святым Духом, во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 23

"Тогда Петр, пригласив их, угостил. А на другой день, встав, пошел с ними, и некоторые из братий Иоппийских пошли с ним. В следующий день пришли они в Кесарию. Корнилий же ожидал их, созвав родственников своих и близких друзей" (Деян.10:23,24).

1. Угостив мужей (посланных Корнилием), отправляется (Петр) вместе с ними; и хорошо: сначала он с любовью принимает их, как утомившихся от пути, и располагает к себе, а потом уже отправляется с ними. "А на другой день, встав, пошел с ними, и некоторые из братий" (ст. 23). Не один он, но и другие идут с ним; и это с тою предусмотрительностью, чтобы впоследствии были свидетели, когда Петру нужно будет оправдываться. "Корнилий же ожидал их, созвав родственников своих и близких друзей" (ст. 24). Таково свойство друга, таково свойство благочестивого (человека), чтобы, прежде всего, делать участниками таких благ близких друзей. Естественно он созывает тех, кому всегда доверял, особенно рассуждая о таких предметах, о которых еще излишне было говорить с другими. Мне кажется, что и друзья, и родственники им же были назидаемы. "Когда Петр входил, Корнилий встретил его и поклонился, пав к ногам его. Петр же поднял его, говоря: встань; я тоже человек" (ст. 25, 26). Делая это, (Корнилий) проявляет свое смирение, научает прочих, благодарит Бога и показывает, что хотя он и получил повеление, однако, и сам в себе имел великое благочестие. Что же Петр? "Встань; я тоже человек". Видишь ли, как он, прежде всего, научает их не думать слишком много о самих себе? "И, беседуя с ним, вошел в дом, и нашел многих собравшихся. И сказал им: вы знаете, что Иудею возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником" (ст. 27, 28). Смотри: тотчас же начинает беседовать о человеколюбии Божием, и показывает, что Он даровал им великие блага. Но здесь достойно удивления не только то, что он беседует о таких предметах, но и то, как он говорит о предметах высоких и вместе соблюдает смирение. Не сказал: мы – люди, не удостаивающие никого своего общения, пришли к вам; но что? "Вы знаете". Бог, говорит, запретил (нам) входить в общение или обращаться с иноплеменником. Потом, чтобы не показать пристрастия к нему, продолжает: "но мне Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым" (ст. 28). Присовокупляет это, чтобы не подумали, что он льстит ему. "Посему я, будучи позван, и пришел беспрекословно" (ст. 29). Чтобы не подумали, что хотя дело было и противозаконное, но он послушался потому, что (Корнилий) был начальник, а чтобы все приписывали Богу, для того говорит, что не дозволено не только "сообщаться", но даже и "сближаться". "Итак спрашиваю: для какого дела вы призвали меня?" (ст. 29)? Спрашивает не потому, чтобы не знал. Петр знал все из видения, слышал и от воинов; но он хочет, чтобы сначала они сами исповедали и предрасположили себя к вере. Что же Корнилий? Он не сказал: разве воины не сказали тебе? Но смотри, как кротко и смиренно говорит: "четвертого дня я постился до теперешнего часа, и в девятом часу молился в своем доме, и вот, стал предо мною муж в светлой одежде, и говорит: Корнилий! услышана молитва твоя, и милостыни твои воспомянулись пред Богом" (ст. 30, 31). "И в девятом", говорит, "часу молился". Что это значит? Мне кажется, что у него назначены были часы для благочестивых занятий, и притом в известные дни. Потому он и сказал: "четвертого дня". Смотри, как важна молитва! Когда он предался благочестивому занятию, тогда является ему ангел. Это был первый день; когда посланные отправились, еще один; когда возвращались, еще один; а на четвертый (Петр) прибыл, так что это был второй день, в который (Корнилий) предавался молитве. "Стал предо мною муж в светлой одежде". Не называет ангелом: так он чужд гордости! "И говорит: Корнилий! услышана молитва твоя, и милостыни твои воспомянулись пред Богом. Итак пошли в Иоппию и призови Симона, называемого Петром; он гостит в доме кожевника Симона при море; он придет и скажет тебе. Тотчас послал я к тебе, и ты хорошо сделал, что пришел. Теперь все мы предстоим пред Богом, чтобы выслушать все, что повелено тебе от Бога" (ст. 31-33). Для того (Петр) и сказал: "для какого дела вы призвали меня?", чтобы (Корнилий) высказал все эти слова. "Петр отверз уста и сказал: истинно познаю, что Бог нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему" (ст. 34, 35), т.е., будет ли он необрезанный, или обрезанный. Тоже выражает и Павел, когда говорит: "нет лицеприятия у Бога" (Римл.2:11). "Теперь все мы", говорит, "предстоим пред Богом". Смотри, какая вера, какое благочестие! Он уразумел, что Петр вещал не человеческое учение, когда сказал: "мне Бог открыл". Потому и говорит: "теперь все мы предстоим пред Богом, чтобы выслушать все, что повелено тебе от Бога". Как? Неужели "приятен" Ему и принадлежащей к персам? Если он достоин, то будет "приятен" так, что сподобится веры. Потому Он не презрел и евнуха из Эфиопии. Но что, скажут, думать о людях богобоязненных и между тем оставленных в презрении? Нет; ни один богобоязненный не оставляется в презрении. Не может, никогда не может быть презрен кто-либо из таких (людей). "Но во всяком народе", говорит, "боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему". Правдою он называет всякую добродетель.

2. Видишь ли, как Он внушает смирение словами: "во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему"? Как бы так говорил: Он никого не отвергает, принимает всех верующих. Потом, чтобы они не почли себя в числе отверженных, продолжает: "Он послал сынам Израилевым слово, благовествуя мир чрез Иисуса Христа; Сей есть Господь всех" (ст. 36). Говорит это для присутствующих, чтобы убедить и их. Для того он расположил и Корнилия – предложить рассказ. "Слово", говорит, "послал сынам Израилевым". Смотри: сначала им отдает преимущество, а потом и тех приводит в свидетели, и говорит: "вы знаете происходившее по всей Иудее, начиная от Галилеи, после крещения, проповеданного Иоанном" (ст. 37). Что это так, подтверждает следующим: "как Бог Духом Святым и силою помазал Иисуса из Назарета" (ст. 38). Не сказал: вы знаете Иисуса, – так как они еще не знали Его, – но излагает деяния Его: "и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом". Указывает здесь на многие недуги и страдания телесные, причиняемые диаволом. "Потому что Бог был с Ним" (ст. 38). Снова выражается смиренно; не просто, я думаю, но применительно к понятиям человеческим. "И мы свидетели всего, что сделал Он в стране Иудейской и в Иерусалиме". И вы, говорит, и мы (свидетели). "И что наконец Его убили, повесив на древе" (ст. 39). Здесь говорит о страдании (Христовом). "Сего Бог воскресил в третий день, и дал Ему являться не всему народу, но свидетелям, предъизбранным от Бога, нам, которые с Ним ели и пили, по воскресении Его из мертвых" (ст. 40, 41). Это – величайшее свидетельство воскресения. "И Он повелел нам проповедывать людям и свидетельствовать, что Он есть определенный от Бога Судия живых и мертвых" (ст. 42). И это много способствует к тому, чтобы они явились достоверными (свидетелями). Но он приводит и (другое) свидетельство – следующее: "о Нем все пророки свидетельствуют, что всякий верующий в Него получит прощение грехов именем Его" (ст. 43). Это – предсказание будущих последующих событий; для подтверждения его благовременно приводит в свидетели пророков. Но обратимся к вышесказанному о Корнилие. "Пошли", говорит (писатель), "людей в Иоппию и призови Симона, называемого Петром". Веровал, что он непременно придет; потому и послал. "Он придет и скажет тебе". О чем? Беседуя, думаю, о том, что сказано выше. "И поклонился, пав к ногам его". Смотри, как слово (его) всегда чуждо лести и исполнено смирения. Чрез это же показал себя достойным и тот евнух; он пригласил Филиппа взойти и сесть на колесницу, хотя и не знал, кто он таков, разве только после изъяснения пророчества. А этот даже пал к ногам. Видел ли ты, как он был чужд гордости? Посмотри же, как Петр показывает божественность своего пришествия, когда говорит: "вы знаете, что Иудею возбранено". Почему он не сказал тотчас о плащанице? Потому, что был весьма не тщеславен. О том, что был послан от Бога, он говорит, но как, пока еще нет; а когда открылась нужда, тогда и сказал. "Вы знаете, что Иудею возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником". Так он был далек от тщеславия! "Вы знаете". Говоря это, ссылается и на их знание. Что же Корнилий? "Теперь все мы предстоим пред Богом", говорит, "чтобы выслушать все, что повелено тебе от Бога". Не сказал: пред человеком, но: "пред Богом", показывая, что так должно внимать рабам Божиим. Видели ли вы высокую душу его? Видели ли вы, как он был достоин всего этого? "Петр отверз уста и сказал: истинно познаю, что Бог нелицеприятен". Говорил это и для присутствовавших иудеев, в свое оправдание. Так как ему предстояло вести с ними речь, то он наперед представляет как бы оправдание. Что же? Разве прежде этого (Бог) был лицеприятен? Да не будет! Он и прежде был таков же. "Во всяком народе", говорит, "боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему". Об этом и Павел пишет так: "ибо когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают" (Рим.2:14). Здесь (Петр) преподает и учение, и правила жизни. Если (Бог) не презрел волхвов, и эфиоплянина, и разбойника, и блудницу, то, без сомнения, тем более не презрит делающих правду и желающих (веровать). Почему же бывают люди добрые и кроткие, и, однако, не хотят веровать? Вот сам ты и сказал причину: потому, что не хотят. С другой стороны, добрым он называет здесь не кроткого, но "поступающего по правде", т.е., благоугодного (Богу) во всем, каковым человек бывает тогда, когда имеет надлежащий страх Божий; такого знает один Бог. Смотри, как этот был "приятен". Как скоро он услышал, то и повиновался. И теперь, скажешь, повиновался бы всякий, кто бы то ни был, если бы явился ангел? Но нынешние знамение гораздо больше тех, и, однако, многие не веруют. Затем (Петр) начинает учение, наблюдая достоинство иудеев. "Он послал сынам Израилевым слово, благовествуя мир чрез Иисуса Христа; Сей есть Господь всех". Во-первых, говорит о господстве Его, и весьма возвышенно, как и следовало, потому что имел пред собою душу, которая уже сделалась высокою и с горячностью принимала все, им сказанное. Потом, чтобы показать, как Он есть "Господь всех", присовокупляет слова: "послал благовествуя", т. е., призывая на благое, а, не возвещая суд.

3. Здесь он показывает, что (Христос) был послан от Бога прежде к иудеям. Затем доказывает это тем, что Он совершил во всей Иудее, и говорит: "вы знаете происходившее по всей Иудее", и, к удивлению, "начиная от Галилеи, после крещения, проповеданного Иоанном". Сначала сказал об Его делах, а потом решается сказать об Его отечестве: "Иисуса из Назарета". Он знал, что это отечество служило соблазном. "Как Бог Духом Святым и силою помазал". Затем снова (приводит) доказательство; чтобы кто не сказал: откуда это видно? – присовокупляет слова: "и Он ходил, благотворя и исцеляя всех, обладаемых диаволом". Вместе с добрыми делами, которые Он совершил, показывает, что велика была и сила Его; она должна быть могущественна и велика, если побеждает диавола. Приводит и причину: "потому что Бог был с Ним". Потому и иудеи говорили так: "мы знаем, что Ты учитель, пришедший от Бога; ибо таких чудес, какие Ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним Бог" (Ин.3:2). Потом, когда доказал, что Он был послан от Бога, тогда уже и говорит, что Он был умерщвлен, чтобы ты не подумал (о Нем) чего-либо недостойного. Видишь ли как они никогда не скрывали о кресте, но, между прочим, упоминали и об образе (распятия)? "Его убили", говорит, "повесив на древе". "И дал Ему являться не всему народу, но свидетелям, предъизбранным от Бога, нам". Хотя Он сам избрал их, но и это (Петр) приписывает Богу. "Предъизбранным", говорит. Смотри, чем он доказывает воскресение – ядением. Почему же, по воскресении, (Христос) не совершил никакого знамения, а ел и пил? Потому, что воскресение и само по себе было великим знамением; а для доказательства (подлинности) его ничто не может быть больше того, что Он ел и пил. "Мы свидетели всего", говорит. Здесь он внушает и страх, чтобы они не могли оправдываться неведением. И не сказал, что Он есть Сын Божий, но, – что особенно могло устрашить их, – "Он есть определенный от Бога Судия живых и мертвых". Затем (приводит) сильное доказательство от пророков, потому что они были в великой славе. "О Нем все пророки свидетельствуют". Внушив страх, представляет потом прощение (грехов), говоря не от себя, но от лица пророков. Страшное (говорит) от себя, а приятное – от лица пророков. Вы, которые получили это прощение, которые удостоились веры, постарайтесь, умоляю вас, познавши величие дара, не оскорбить Благодетеля. Не для того мы получили прощение, чтобы сделаться худшими, но чтоб быть гораздо лучшими и совершеннейшими.

Итак, пусть никто не говорит, будто Бог есть виновник наших грехов, потому что не подверг нас наказанию и мучению. Скажи мне: если бы какой начальник, имея в руках своих убийцу, отпустил его, то может ли он считаться виновником последующих убийств? Нисколько. Как же мы сами, дерзая нечестивыми устами своими оскорблять Бога, не боимся и не трепещем? И чего не скажут? Чего не произнесут? Он сам, говорят, попустил им; надлежало наказать их, если они достойны того, не раздавать им почестей, венцов и преимуществ, а подвергнуть наказанию и мучению. Не делая с ними ничего такого, но вместо того удостаивая их почестей, Он и делает их такими. Нет, прошу и умоляю, пусть никто не произносит о нас такого отзыва. Лучше тысячи раз быть зарыту в земле, нежели допустить, чтобы о Боге говорили так из-за нас. Иудеи говорили Ему: "Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого"; и еще: "если Ты Сын Божий, сойди с креста" (Мф.27:40). Но то богохульнее этого. Итак, чтобы из-за нас не могли называть Его виновником зла и чтобы за это самое богохульство нам не подпасть наказанию, – так как "ради вас", говорит Он, "имя Божие хулится у язычников" (Рим.2:24). – Постараемся, чтобы говорили противное, проводя жизнь достойно Призывающего и приступая к крещению сыноположения. Поистине велика сила крещения; оно совершенно изменяет сподобившихся этого дара, и люди чрез него перестают быть теми же людьми. Пусть же и эллин уверует, что велика сила Духа, потому что она преобразовала, потому что пересоздала. Зачем ты ожидаешь последнего издыхания, как беглый раб, как злодей, как будто не обязанный жить для Бога? Зачем ведешь себя по отношению к Нему, как бы к какому жестокому и бесчеловечному властителю? Что может быть холоднее, что жалчее принимающих крещение в такое время? Бог сделал тебя другом и удостоил всех благ, чтобы и ты с своей стороны явил дела друга. Скажи мне: если бы ты причинил кому-либо великие обиды и оскорбления, и после множества сделанных ему неприятностей впал в руки обиженного, а он вместо того почтил бы тебя, сделал бы соучастником всех своих (благ), за сами обиды, нанесенные ему, увенчал бы тебя между друзьями своими и сказал бы, что считает тебя за родного сына, и потом внезапно умер, – не почел ли бы ты этого потерею? – не сказал ли бы: я желал бы видеть его живым, чтобы воз- дать ему должное, чтобы возблагодарить его, чтобы не оказаться недостойным пред благодетелем? Так (поступаешь) по отношению к человеку: а по отношению к Богу почему стараешься устроить так, чтобы не воздать Благодетелю за столь великие дары? Нет, ты тогда и приступи, когда можешь воздать Ему с своей стороны. Зачем ты убегаешь? Так, скажешь; я не могу соблюсти (заповедей). Но разве Бог заповедал невозможное? Оттого и извратилось все, оттого и растлилась вселенная, что никто нисколько не заботится жить по Боге. Оглашенные, питая такие мысли, не обнаруживают никакого попечения о благочестивой жизни. Из крещенных одни приняли крещение в детстве; другие в болезни, и так как не имели никакого усердия жить для Бога, то по выздоровлении тоже не прилагают заботы; иные приняли в здоровом состоянии, но и они обнаруживают мало заботы, и они имели пламенное усердие в то время, впоследствии же угасили свой пламень. Разве не позволяется тебе заниматься делами? Разве я отвлекаю тебя от жены? Удерживаю тебя только от прелюбодеяния. Разве от пользования имуществом? От любостяжания только и хищения. Разве принуждаю раздать все? Только немногое, по мере возможности, уделять нуждающимся. "Ныне ваш избыток", говорит (апостол), "в восполнение их недостатка" (2Кор.8:14). Но и таким образом мы не убеждаем. Разве принуждаем поститься? Запрещаем только предаваться опьянению и пресыщению. Устраняем то, что причиняет тебе бесчестие, что и сам ты еще здесь, прежде геенны, уже признаешь постыдным и ненавистным. Разве (запрещаем) веселиться и радоваться? Только бы (это было) не постыдно и не бесчестно.

4. Чего ты боишься? Чего страшишься? Чего трепещешь? Где брачная жизнь, где доброе употребление имущества, где умеренность в пище, – какой там повод ко греху? Внешние (язычники) повелевают противоположное, и их слушают. Они требуют не по мере возможности, но говорят: столько-то надобно отдать, – и хотя ты ссылаешься на бедность, не отступают и тогда. А Христос не так: дай (говорить) из того, что имеешь, и поставлю тебя в числе первых. Еще те говорят: если хочешь быть славным, оставь отца, мать, родных, домашних, и будь при царском дворе, перенося труды, испытывая оскорбления, раболепствуя, не имея покоя, претерпевая множество неприятностей. А Христос не так, но – будь в своем доме с женою, с детьми, и устраивай дела свои так, чтобы проводить жизнь спокойную и безопасную. Так, скажешь; но тот обещает богатство? А Он – царство; или лучше: вместе с тем и богатство. Он говорит: "ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф.6:33). Тот (обещает богатство) не в виде прибавления, а Он – еще нечто прежде этого. "Я был молод", говорит (Давид), "и вот, состарился, но не видел праведника оставленным и потомства его просящим хлеба" (Пс.36:25). Начнем же жизнь добродетельную; положим ей начало; только приступим к ней, и увидишь, сколько в ней благ. Ты не без труда совершаешь те дела; почему же с боязнью смотришь на эти? Да, скажешь, те без труда, а эти с трудом. Нет, не так, не правда. Если следует сказать правду, то те сопряжены с гораздо большими трудностями и совершаются с большим трудом, а эти, если захотим, легко.

Не будем же уклоняться, умоляю вас, от божественных таинств. Не смотри на то, что прежде тебя крещенный сделался худым и лишился своего упования, и не делайся оттого еще нерадивее; и между воинами мы видим одних, отправляющих воинскую службу не как должно, а других отменно ревностных, но обращаем внимание не на ленивых, а подражаем этим – исправным. Так и ты смотри на тех, которые после крещения из людей сделались ангелами. Страшись неизвестности будущего. Смерть приходит, "как тать ночью" (2Петр.3: 10), и не просто как тать, но нападает на нас спящих и восхищает не бодрствующих. Для того Бог и оставил будущее неизвестным, чтобы, по неизвестности всегда ожидая, мы проводили жизнь добродетельно. Но Бог, скажешь, человеколюбив. Доколе же мы будем повторять это холодное и возбуждающее смех изречение? Я не только говорю и не перестану говорить, что Бог человеколюбив, но и (скажу), что нет никого человеколюбивее Его и что все в отношении к нам Он устраивает на пользу. Не видишь ли, как многие во всяком возрасте бывают подвержены проказе? Как многие с первого возраста остаются слепыми до старости? Другие подверглись слепоте впоследствии; иные (живут) в бедности; иные в узах; иные в рудокопнях; иные и задавлены там землею; а иные погибли на войне. Дело ли это человеколюбия, скажи мне? Не мог ли бы Он не допустить этого, если бы пожелал? Но Он допускает. Так, скажешь. Скажи же мне, отчего бывают слепые с первого возраста? Я не скажу, пока не дашь мне обещания – креститься и по крещении жить благочестиво. Не следует тебе заниматься разрешением таких вопросов; слово существует не для забавы. И если я разрешу этот вопрос, за ним последует другой; в Писании ведь – бездна вопросов. Поэтому приучайтесь не изыскивать только разрешение вопросов, но и не задавать их, потому что никогда не будет конца нашим вопросам. Вот, если я разрешу этот, то подам повод к бесчисленному множеству других вопросов. Научимся же лучше достигать этого (чтобы не задавать вопросов), нежели искать разрешения их. Если и разрешим, то разрешим не совершенно, а по человеческому разумению. Самое лучшее разрешение таких вопросов есть вера, т.е. убеждение, что Бог устраивает все праведно, человеколюбиво и на пользу, и что причины этого постигнуть невозможно. Вот единственное разрешение, и другого лучше этого нет. В чем, скажи мне, состоит дело разрешения? Конечно, в том, чтобы не искать больше того, что разрешено. Если же ты убедишься, что все управляется Промыслом Божиим, одно попускающим по известной Ему причине, а другое устрояющим, то и не будешь более задавать вопросов и получишь для себя готовое их разрешение. Но возвратимся к предмету. Итак, если ты видишь столь многих претерпевающими страдания, а это все попускает Бог, то воспользуйся здоровьем (своего) тела для здоровья души. Но, скажешь, какая мне нужда подвергаться трудам и лишениям, когда можно очиститься от всего и без труда? Прежде всего (скажу): это неизвестно. Случается не только не очиститься без труда, но и отойти со всеми (грехами). А если бы это и было известно, то не отрадны такие слова. Привел тебя (Бог) на бранное поприще; предложены золотые оружия; следует взять их и действовать; а ты хочешь спастись без славы и не сделать ничего доброго. Скажи мне: если бы происходила война, и сам царь присутствовал, и ты видел бы, как одни бросаются в ряды неприятелей, поражают и наносят бесчисленные раны, другие вступают в единоборство; одни бегут, другие несутся на конях и получают похвалу от царя, удивление, рукоплескания, венцы; а иные в то же время считают за лучшее не подвергаться никакой опасности, держаться позади всех, и остаются в бездействии; потом, по окончании войны, первые вызываются, награждаются великими дарами и провозглашаются, а последние остаются неизвестными даже по имени, и только лишь сохранение жизни служит им воздаянием за дела, – в числе которых ты пожелал бы находиться? Хотя бы ты был каменным, хотя бы был беспечнее вещей бесчувственных и бездушных, – не пожелал ли бы ты тысячи раз быть в числе первых? Так, прошу и умоляю. Ведь хотя бы надлежало и пасть среди брани, не следует ли с готовностью решиться и на это? Не видишь ли, как светлы падающие в таких войнах, хотя они умирают смертью, после которой не могут получить почестей от царя? А в этой брани совсем не так, но (после нее) ты непременно предстанешь со своими ранами, которые да сподобимся все мы явить, и без гонений, во Христе Иисусе Господе нашем, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.

БЕСЕДА 24

"Когда Петр еще продолжал эту речь, Дух Святый сошел на всех, слушавших слово. И верующие из обрезанных, пришедшие с Петром, изумились, что дар Святаго Духа излился и на язычников, ибо слышали их говорящих языками и величающих Бога" (Деян.10:44-46).

1. Посмотри на домостроительство Божие. Петр еще не успел окончить речи, и крещение (Корнилия и бывших у него) еще не совершилось по его повелению; но так как они показали чудное расположение души своей, приняли начало учения и уверовали, что в крещении несомненно подается прощение грехов, то и сошел (на них) Дух. Это же совершает Бог с тем намерением, чтобы доставить Петру сильное оправдание. Они не только получают Духа, но и стали говорить языками, что и изумило пришедших с Петром. Зачем же так устраивается это дело? Для иудеев, так как они весьма ненавистно смотрели на это. Так везде все совершается Богом; а Петр почти только присутствует здесь, вразумляясь, что им (апостолам) следует уже обращать язычников, и что это должно чрез них произойти. И не удивляйся! Если после таких событий и в Кесарии, и в Иерусалиме было негодование, то чего не было бы, если бы их не случилось? Поэтому-то они и совершаются чрезвычайным образом. Смотри, как и Петр при этом случае защищается. А что он отвечает после такого случая, о том послушай евангелиста, повествующего так: "тогда Петр сказал: кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы, получили Святаго Духа?" (ст. 47) Видишь ли ты, к чему он склонил дело и как желал совершить это? Так он еще прежде имел это в мыслях. "Водою", говорит, "кто может запретить"? Он почти как бы опровергает противившихся и утверждавших, что этого делать не должно. Все совершилось, говорит, необходимейшее исполнилось, т.е., то крещение, которым и мы крестились. "И велел им креститься во имя Иисуса Христа" (ст. 48). После того, как оправдался, тогда и повелел им креститься, научая их самим делом: настолько ненавистно смотрели (на это) иудеи! Поэтому-то он сначала защищается, хотя дела говорили сами за себя, и потом повелевает. "Потом они просили его пробыть у них несколько дней" (ст. 48). После этого он естественно уже не сомневается и остается. "Услышали Апостолы и братия, бывшие в Иудее, что и язычники приняли слово Божие. И когда Петр пришел в Иерусалим, обрезанные упрекали его, говоря: ты ходил к людям необрезанным и ел с ними" (Деян.11: 1-3). После того "обрезанные упрекали", а не апостолы. Что значит "упрекали"? Не мало соблазнялись, говорит (писатель). И смотри, что они возражают. Не говорят: для чего ты проповедовал им? – но: для чего ты вкушал пищу вместе с ними? Петр же не останавливается на этом холодном (замечании), – и поистине оно было холодное, – но (указывая) на то великое (дело), говорит: если и они получили Духа, то, как можно было не преподать им (крещения)? Почему же не было того с самарянами, но (было) противоположное? И не только не было до крещения, но и после крещения. И (верующие из иудеев) не негодовали на них, но, услышав, послали (Петра и Иоанна) для этого самого (Деян.8:14,15). Впрочем, и здесь они упрекают не за это, так как знали, что это было делом благодати Божией; но для чего, говорят, ты вкушал пищу вместе с ними? С другой стороны, великая и несравненная разница между самарянами и язычниками. Или он подвергся упреку по благоустроению (Божию), чтобы они научились, так как без нужды Петр и не сказал бы. Смотри, как он не горделив и не тщеславен. "Петр же начал", говорит (писатель), "пересказывать им по порядку, говоря: в городе Иоппии я молился" (ст. 4, 5). Не говорит, для чего или по какому случаю. "И в исступлении видел видение: сходил некоторый сосуд, как бы большое полотно, за четыре угла спускаемое с неба, и спустилось ко мне. Я посмотрел в него и, рассматривая, увидел четвероногих земных, зверей, пресмыкающихся и птиц небесных. И услышал я голос, говорящий мне: встань, Петр, заколи и ешь" (ст. 5-7). Что он хочет сказать этим? Одно видение плащаницы, говорит, достаточно было для убеждения в этом; но к тому присоединен был и голос. "Я же сказал: нет, Господи, ничего скверного или нечистого никогда не входило в уста мои" (ст. 8). Видишь ли? Я сделал, говорит, свое дело; сказал, что я никогда не ел. Это против того, что говорили те: "ходил и ел с ними". Корнилию он не говорит этого, потому что не было нужды. "И отвечал мне голос вторично с неба: что Бог очистил, того ты не почитай нечистым. Это было трижды, и опять поднялось всё на небо. И вот, в тот самый час три человека стали перед домом, в котором я был, посланные из Кесарии ко мне" (ст. 9-11). Говорит то, что было нужно, а о прочем умалчивает; или лучше, первым подтверждает и последнее. И смотри, как он оправдывается: он не хочет пользоваться достоинством учителя, знает, что чем смиреннее будет говорить, тем скорее успокоит их. "Нечистого никогда", говорит, "не входило в уста мои". Так предусмотрительно было все оправдание (его). "В тот самый час три человека стали перед домом, в котором я был, посланные из Кесарии ко мне. Дух сказал мне, чтобы я шел с ними, нимало не сомневаясь".

2. Видишь ли, что законоположение есть (дело) Духа? "Пошли со мною и сии шесть братьев". Что может быть смиреннее, когда Петр ссылается при этом и на свидетельство братий? "Пошли со мною и сии шесть братьев, и мы пришли в дом того человека. Он рассказал нам, как он видел в доме своем Ангела (святого), который стал и сказал ему: пошли в Иоппию людей и призови Симона, называемого Петром; он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой" (ст. 12-14). Не сказал того, что говорил ангел Корнилию: "молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом", чтобы не оскорбить их; но – то, что не заключало в себе ничего великого: "он скажет тебе слова, которыми спасешься ты и весь дом твой". Видишь ли, как он изъясняется поспешно по той причине, о которой я сказал выше? Не говорит ничего и о кротости того мужа. Итак, когда Дух посылал, Бог повелевал, там призывая чрез ангела, здесь побуждая, и разрешая сомнительность дела, тогда что должно было делать? Но он не говорит ничего этого, а указывает на последующее событие, которое и само по себе было несомненным свидетельством. Почему же, скажешь, не одно только оно было? От преизбытка (силы, бывшей) от Бога, чтобы явно было, что и начало (этого дела) не от апостола. Если бы он пошел сам собою, и ничего такого не было, то они весьма вознегодовали бы; поэтому он издалека располагает к себе мысли их и говорит им: "как и мы, получили Святаго Духа". И еще: "сошел на них Дух Святый, как и на нас вначале" (ст. 15). Не довольствуется и этим, но напоминает и об изречении Господа: "тогда вспомнил я слово Господа, как Он говорил: Иоанн крестил водою, а вы будете крещены Духом Святым" (ст. 16). Таким образом, здесь не случилось ничего нового, но то, о чем Он предсказал. Но, скажешь, не должно было крестить (их), потому что крещение уже совершилось, когда сошел на них Дух? Потому-то он и не говорит: я повелел им наперед креститься; но что? – "кто может запретить креститься водою", – показывая этим, что он не сделал ничего сам собою. Итак, они получили то, что имеем и мы. "Итак", говорит, "если Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа, то кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?" (ст. 17) Чтобы сильнее заградить им уста, для того сказал: "дал им такой же дар". Видишь ли, как он утверждает, что внезапно уверовавшие получили не меньше их? "Бог дал им такой же дар, как и нам, уверовавшим в Господа Иисуса Христа"; следовательно, сам очистил их. И не говорит: вам, но: "нам", чтобы смягчить и таким образом речь свою. Почему же вы негодуете, когда мы считаем их соучастниками (того же дара)? "Выслушав это, они успокоились и прославили Бога, говоря: видно, и язычникам дал Бог покаяние в жизнь" (ст. 18). Видишь ли, как все сделано речью Петра, обстоятельно рассказавшего о случившемся? Потому они и славили Бога, что Он и тем даровал покаяние: так они смирились от этих слов! Тогда-то, наконец, открылась дверь (веры) язычникам. Но обратимся, если угодно, к вышесказанному. Не сказал (писатель), что изумился Петр, но: "обрезанные"; он знал, что совершается. И действительно, должно было удивляться тому, как и те уверовали. Они же не вознегодовали, когда услышали, что те уверовали; но когда (услышали, что) Бог даровал им Духа, когда Петр излагал свое видение и говорил: "Бог открыл, чтобы я не почитал ни одного человека скверным или нечистым". Так он еще прежде знал это. Поэтому он и приготовляет речь о язычниках, в которой показывает, что они уже не были язычниками, когда явилась (в них) вера. Таким образом, нисколько неудивительно, что они получили Духа прежде крещения; и с нами тоже случилось. Здесь Петр показывает, что они крестились не так, как прочие, но гораздо лучше. Поэтому вполне достигнуто было то, что они не могли ничего более сказать, но должны были признать тех, по крайней мере, в этом отношении себе равными. "Потом они просили его", говорит (писатель), "пробыть у них несколько дней". Видишь ли, как они недружелюбно приняли его? Видишь ли, какую они имели ревность о законе? Они не устыдились ни достоинства Петра, ни случившихся знамений, ни того великого события, что слово (евангельское) принято (язычниками); но о тех маловажных предметах "упрекали". Если бы ничего такого не было, то самого события (для них) было бы недостаточно. Впрочем, Петр оправдывается не так; он был благоразумен; или лучше, это были слова не его благоразумия, но Духа. Он в оправдании своем показывает, что отнюдь не он сам виновник всего, но Бог; и говорит им как бы так: Он сделал, что я пришел в исступление, а я просто "молился"; сосуд Он показал, а я возразил; потом опять Он сказал, а я и тогда не послушался; Дух повелел идти, а я, несмотря на то, пошел не поспешно; я сказал (Корнилию), что Бог послал, но и после этого сам не крестил, а опять Бог сделал все. Следовательно, Бог крестил их, а не я. И не сказал: после всего бывшего, не следовало ли, наконец, употребить воду? – но, как бы уже ничего более не оставалось, говорит: "кто же я, чтобы мог воспрепятствовать Богу?" Вот, каково его оправдание! Ведь не сказал: узнав об этом, успокойтесь, – но что? Принимает их нападение и оправдывается против их обвинения: "кто же я, чтобы мог", говорит, "воспрепятствовать Богу?" Пристыжает и сильно поражает их своим оправданием: я не мог, говорит, воспротивиться. Поэтому они затем, устрашившись, "успокоились и прославили Бога".

3. Так и нам должно славить Бога за блага, (получаемые) нашими ближними, а не завидовать, как завидуют многие из новокрещенных, когда видят других, по крещении вскоре отходящих (от этой жизни). Должно славить Бога и за то, что Он не дарует им продолжения жизни. А ты, если угодно, получил и больший дар; разумею то, что ты получил не только просвещение (крещением), – ведь это общее и для того, и для тебя, – но и потребное время для добрых дел. Тот облекся в одежду и (обновления) – и не успел насладиться ею; тебе даровал Бог большую возможность воспользоваться оружием, как должно, и таким образом испытывать его на деле. Тот отходит, получая награду только за веру свою; ты стоишь на поприще дел, имея возможность получить многие награды и явиться столько светлее его, сколько солнце (светлее) малейшей звезды, сколько военачальник – последнего воина, или лучше, сколько сам царь. Поэтому обвиняй самого себя, или лучше, не обвиняй, но постоянно исправляйся; недостаточно (только) обвинить себя; надобно возбудить себя к борьбе. Ты пал? Ты тяжко пострадал? Восстань, укрепись; ты еще на поприще; зрелище еще продолжается. Не видишь ли, как многие борцы, поверженные, снова возбуждали себя к борьбе? Только не падай добровольно. Ты ублажаешь отшедшего? Гораздо более ублажай себя самого. Тот получил прощение грехов? Но ты, если хочешь, не только омоешь грехи свои, а и будешь иметь добрые дела, что для того невозможно. Мы имеем возможность – восстановлять себя.

Велико врачество покаяния; не отчаивайся. Тот поистине достоин отчаяния, кто сам отчаивается; он уже не имеет надежд спасения. Не столько страшно – впасть в глубину зол, сколько – впавши оставаться в ней; не столько нечестиво – впасть в глубину зол, сколько – впавши оставаться беспечным. Почему же, скажи мне, ты не заботишься о том, о чем особенно должен стараться? Ты пал, получив столько ран? Но нет никакой душевной раны неисцельной; на теле много таких ран, а в душе ни одной; и о тех мы непрестанно заботимся, а об этих нисколько не беспокоимся. Не видишь ли, в какое краткое время исправился разбойник (Лк.23:41)? Не видишь ли, в какое краткое время мученики совершали все? Но теперь уже не время мучений? И теперь – время подвигов, если захотим, о чем я часто говорил. "Да и все", говорит (апостол), "желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы" (2Тим. 3:12). Живущие благочестиво бывают постоянно гонимы, если не от людей, то от демонов; а это есть тягчайшее гонение. И еще прежде, от самой безопасности особенно терпят гонение (люди) беспечные. Или, думаешь, не великое гонение – быть в безопасности (от гонений)? Это есть тягчайшее из всех (гонений); это хуже самого гонения. Безопасность, как бы поток наводняющий, расслабляет душу; и что зной и холод, тоже гонение и безопасность. Но, чтобы ты полнее убедился, что она – хуже гонения, заметь следующее: она наводит сон на душу, производит великую невнимательность и беспечность, возбуждает всякого рода страсти, вооружает гордость, вооружает сластолюбие, вооружает гнев, зависть, тщеславие, ревность. Во время же гонения ничто подобное не может возмутиться: но страх, приблизившись, как бы каким бичом сильно ударив лающего пса, всем этим страстям не позволяет даже подать голоса. Во время гонения кто может тщеславиться? Кто предаваться сластолюбию? Никто; но (тогда бывает) великий страх и трепет, производящий великую тишину, ведущий к тихой пристани, соделывающий душу благоговейною. Я слыхал некогда от отцов наших, – впрочем, да не будет этого с нами, потому что нам заповедано не искать искушений (Мф.6:13), – они говорили, что во время древних гонений можно было видеть мужей истинно христианских. Никто тогда не заботился об имуществе, никто – о жене, никто – о детях, никто – об отечестве: у всех была одна забота, чтобы спасти душу свою. Одни скрывались в гробницах и пещерах, другие – в пустынях. Не только мужи, но и нежные и слабые жены скрывались тогда, непрестанно претерпевая голод. Представь, могло ли родиться какое-либо желание роскоши или сластолюбия у жены, скрывающейся в пещере, ожидающей служанки, которая должна была принести пищу, боящейся, чтобы не быть пойманною, и лежащей в гробнице, как бы в печи? Даже могла ли она подумать, что есть какая-то роскошь, что вообще существует мир? Видишь ли, что теперь особенно и есть гонение, когда страсти отвсюду нападают на нас, как дикие звери. Теперь – тяжкое гонение, как поэтому, так и потому, что оно даже не считается гонением. Подлинно, и ту опасность представляет эта брань, что она считается миром, чтобы мы не вооружались против нее, чтобы не восставали; никто не боится (ее), никто не страшится. Если же не верите, то спросите язычников, которые гонят (христиан): когда обязанности христианские (пополнялись) точнее, когда все (были) благочестивыми? Не велико было тогда число их; но велико было богатство добродетели. Скажи мне, какая польза от того, что много сена, когда можно было бы иметь драгоценные камни? Не в многочисленности вся важность, но в превосходстве добродетели. Плия был один; но его не стоил мир (3Цар.19:14). Мир состоит из множества; но и множество не составляет ничего, когда не может сравниться даже с одним. "Лучше один праведник" творящий волю Господню, "нежели тысяча грешников" (Сир.16:3). Тоже выражает и Премудрый, когда говорит: "не желай множества негодных детей" (Сир. 16:1). Такие (люди) подают повод к хуле на Бога более, нежели когда бы они не были христианами. Какая мне нужда во множестве? Только больше пищи для огня. Тоже можешь видеть и на теле: лучше умеренная пища, способствующая здоровью, нежели роскошная, причиняющая вред; та питает гораздо больше этой; та – пища, а эта – болезнь. Тоже может всякий видеть и на войне: лучше десять мужей опытных и храбрых, нежели тысячи неопытных: эти ничего не делают и даже препятствуют делающим. Тоже можно видеть и на корабле: лучше два опытных мореплавателя, нежели бесчисленное множество неопытных, – потому что эти потопят сам корабль.

4. Говорю это не потому, чтобы я был недоволен вашею многочисленностью, но, желая, чтобы все вы были отличными (по добродетелям) и не надеялись на множество. Гораздо многочисленнее идущие в геенну; но царствие (Божие) больше ее, хотя содержит немногих. Народ (израильский) был многочислен, как песок морской, но один спас его. Один был Моисей, а имел силу больше всех (Числ.12:7); один был Иисус, но имел силу больше шести сот тысяч (Исх.12:37). Не о том будем стараться, чтобы только были многие, но более о том, чтобы они были отличны (по добродетелям). Когда последнее будет достигнуто, тогда будет и первое. Никто, строя дом, не желает сделать его наперед просторным, но сначала крепким и благонадежным, а потом – и просторным; никто не полагает основания так, чтобы возбудить против себя насмешки. Сначала постараемся о последнем, а потом и о первом. Если есть последнее, то легко будет и первое; а если нет последнего, то первое, хотя бы и было, (не принесет) никакой пользы. Если есть могущие просиять в Церкви, то скоро будут и многие; если же нет первых, то и множество никогда не будет иметь превосходства.

Сколько, вы думаете, в нашем городе спасаемых? Тяжко то, что я намерен сказать; однако скажу, Из числа столь многих тысяч нельзя найти более ста спасаемых; но и в этих сомневаюсь. Какое, скажи мне, нечестие в юношах? Какое нерадение в старцах? Никто не заботится, как должно, о своем собственном сыне; никто не ревнует при виде старца подражать ему. Образцы для подражания утратились; оттого и юноши нисколько не достойны удивления. Не говори мне того, что мы составляем множество. Это свойственно людям холодным; пред людьми справедливо можно было бы говорить об этом, но пред Богом, Который не имеет нужды в нас, нельзя. А что это слова холодные и для них, послушай. Имеющий множество слуг, но слуг развратных, сколько потерпит неприятностей! Не имеющему у себя ни одного кажется неприятным то, что он остается без слуг; а имеющий негодных (слуг) и самого себя губит вместе с ними, и (терпит) больший вред. Гораздо тяжелее наказывать других и вести с ними ссору, чем служить самому себе. Говорю это для того, чтобы никто не удивлялся Церкви из-за многочисленности, но чтобы мы старались сделать эту многочисленность отличною, чтобы каждый имел попечение о собственном своем члене, не о друзьях, не о родных, – как я всегда говорю, – и не о соседях: но чтобы привлекал (в Церковь) и посторонних. Например: совершается молитва, сидят холодно все, и юноши, и старцы, скорее изверги, нежели юноши, смеясь, хохоча, разговаривая, – и это ведь я слышал, – насмехаясь друг над друг