Каждый шаг давался Ан-Джею с трудом: годы капсулизации сделали своё дело, и даже 24-хчасовая адаптация организма к изменившимся условиям не восстановила нейронные связи в достаточной мере, чтобы он мог передвигаться самостоятельно. Ноги дрожали, предательски подкашивались; Император опёрся о плечи одновременно двух Экземпляров, чьих номеров не мог разглядеть: зрение то прояснялось, то пропадало, то становилось пугающе чётким, то мутным, одинаково плохо распознающим объекты и вблизи, и вдали. Его мутило, несколько раз приходилось останавливаться для посещения туалета — организм справлялся как только мог, разгоняя замедленный капсулой метаболизм до оптимального уровня, выводя побочные продукты обновления тканей.

Да, задержался он в капсуле. Ещё лет десять — и от Императора Ан-Джея и правда бы остались только воспоминания. Он понимал это и мысленно благодарил Ал-Клэй, хотя и понимал, что реабилитировала она его не по собственной прихоти или состоянию его здоровья, нет… случилось Нечто, с чем оставленная им Межпланетарная Людская Империя не могла справиться своими силами. В те редкие моменты, когда сознание его прояснялось, он строил догадки, большинство из которых сводилось к эпидемии или новой войне, вроде той, из которой он вышел победителем, но с огромными потерями.

Он нужен Империи. Пусть когда-то отвергнувшей, но всё же его Империи. Эта мысль заставляла его приходить в себя и идти дальше, превозмогая сопротивление некогда ловкого и послушного тела. Он нужен людям, что, по его мнению, чтят память о нём… Нужен своей женщине, в конце концов, прождавшей его столько долгих лет.

Скоро тело адаптируется, и его затянет в водоворот привычной жизни. Впрочем… привычной ли? Его не было так давно. Всё могло кардинально поменяться. Императора охватывали любопытство и страх одновременно. Вот она — самая страшная вещь креационного сна. Ты засыпаешь в одном мире, а просыпаешься уже в совершенно другом — он изменился до неузнаваемости, а ты остался прежним, с устаревшими взглядами на жизнь и позабытой моралью. Тебе внушали, что слабых надо защищать, что это укрепит твой дух и приблизит тебя к достойнейшим из человеческого рода, а потом люди единогласно пришли к выводу, что слабые подлежат уничтожению, и чихать они хотели на твои нравственные устои, человек из другого века. Ан знал и о таких случаях, хотя они и происходили задолго до его рождения, когда человек всё ещё тяготел к Животному, а не к Разумному. Пускай современники считали это фантастикой, снисходительно улыбались и качали головой, отвергая такое позорное прошлое, — оно было.

Все, кто не закрывал глаза на правду, могли только надеяться, что обратного процесса не произойдёт.

То, что было в жизни до капсулы, казалось ничем в сравнении с этими нескончаемыми коридорами, по которым практически волокли тело Императора. Адаптация шла полным ходом, но Ал думала, что большую её часть Ан-Джей перенёс во сне… и то, как он страдал, пугало её, заставляло чувствовать себя виноватой.

Но медлить было просто нельзя. Иначе только и останется, что присоединиться к Усопшим.

Наконец, когда силы практически покинули царскую особу, а у неуязвимых Экземпляров участилось дыхание, они пришли. Судя по едва слышному рокоту двигателей, в космопорт. Если возникла настолько срочная необходимость покидать спокойную колонзированную планету, то дело явно приняло нешуточный оборот.

Его подхватили под ноги и руки, водрузили на мягкое ложе, за что он мысленно поблагодарил их — речь пока ещё не подчинялась Ан-Джею или же требовала слишком больших усилий, а пара слов того не стоила. Да и они просто выполняли свою работу, то, на что их запрограммировали — благодарность здесь явно лишняя, не поймут.

Еле живой, Император часто дышал: нелегко ему далась прогулка. Будто через изощрённые пытки прошёл, как тогда, когда оказался захвачен врагом… Аналогия ему не понравилась, и он поспешил отогнать её от себя: сейчас-то всё по-другому, он в безопасности, на дружелюбной территории, среди друзей. И наконец-то принял горизонтальное положение — о большем в нынешнем состоянии он и мечтать не мог.

— Госпожа, Император сейчас не в состоянии перенести перелёт, — отчётливо расслышал Ан вкрадчивый голос Экземпляра. Теперь, когда глаза закрыты, тело в спокойном положении, слух значительно улучшился, разум прояснился.

— Сколько времени ему нужно на… восстановление? — тихий, но уверенный голос Ал-Клэй.

— Не меньше суток. Точнее мог бы показать анализ…

— Отменяется, — резко перебила его Ал. — Ты же сам видишь, состояние нестабильное, любое техническое вмешательство или излучение сделают только хуже.

— Тогда ничем не могу быть Вам полезен… — послышался шорох шагов, видно, Экземпляр собрался уходить.

— Нет, стой. Можешь. Нам нужно ускорить процессы… Ферменты, неорганические катализаторы, что-нибудь?

Экземпляр замолчал надолго. Ан-Джей даже успел впасть в дрёму, но силой отогнал её. Хватит. И так слишком долго спал.

— Да, Вы правы, есть кое-что… — шелест ткани, лёгкий металлический звон, щелчок. Ан повернул голову и приоткрыл веки, весившие, наверное, с целую тонну. Всё расплывчатыми пятнами, не разглядеть… Где-то на краю уставшего сознания начинала клокотать ярость: он ненавидел быть беспомощным, принимать помощь от тех, кто в ней и сам нуждался.

— Разве это может помочь? — удивлённо вопрошала Ал-Клэй. Ан практически увидел, как в изумлении она чуть округляет глаза и приподнимает бровь… Память постепенно возвращается: теперь в сознании он может представить её облик.

— Да, — просто ответил Экземпляр. — Время сократится до двух-трёх часов, но Император будет испытывать сильную боль. Рекомендуется использовать только в крайних случаях.

— А у нас крайний случай как раз, «крайнее» некуда.

— На Ваше усмотрение. Я могу идти, или будут ещё распоряжения?

— Да. Весь персонал, включая себя, определить в анабиоз… с последующим самоуничтожением, — тяжело вздохнув, добавила она.

— У Вас есть полномочия?

— Конечно, вот, — в глазах Императора прояснилось, и он увидел, как Ал показывает голограмму допуска, согласно которому выше неё только правящий император. Допуск, который дал ей он, Ан-Джей, собственными руками подписав этим ни в чём не повинным клонам смертный приговор. В прояснившийся разум, наряду с мрачным предчувствием чего-то неотвратимого, закралось недоверие. Убийство — мера, к которой в послевоенные годы прибегали только при острой необходимости. Ведь в жизни обо всём можно договориться, всё исправить, в ней нет ничего конечного. За исключением смерти, самой по себе символизирующей окончание. Людские жизни ценились дорого, пускай и самые незначительные, чьи обладатели едва обрели разум — это всё равно часть созидающего Целого. И дать приказ о коллективном самоубийстве может или безжалостный тиран, на роль которого Ал-Клэй никак не походила, или человек, которому не оставили выбора.

— Прощайте, куратор Ал-Клэй, прощайте, Император Ан-Джей, пусть несокрушимы будете Вы и Ваши деяния. Пребудет с Вами Истина, — поклонилась фигура, скрытая плотной тканью мантии.

— Пребудет с тобой Свет, и да сопроводит он тебя в Последнем Пути, и не погаснет во век, — учтиво ответила Ал-Клэй древним напутствием. Каюта вспыхнула пронзительной вспышкой, заставив Ан-Джея закрыть глаза. Когда он открыл их снова, Экземпляра не было. Только одинокий женский силуэт, нерешительно склонившийся над ним.

— Ну, и что мне с тобой делать? — вздохнула она, коснувшись его щеки. Но это было не просто прикосновение: Ал хотела получить ответ и передала ему часть собственной жизненной энергии. Немного, но достаточно, чтобы он смог заговорить.

— Делай… — он закашлялся, — что нужно.

— Но ведь тебе будет больно, — она колебалась.

— Не страшно. Я… готов… потерпеть… лишь бы скорее прийти в себя.

Пользуясь вернувшимся зрением, Император посмотрел спутнице в глаза, внутренне содрогнувшись от того, сколько в них печали. Она вот-вот заплакала бы, но держалась. Ради него.

Ал-Клэй вздохнула, провела ладонью по мягкой ткани на груди Ан-Джея, и та, волокно за волокном, расступилась, обнажив кожу. Удобный материал, причём провести подобную операцию против воли хозяина одежды невозможно, если только ты не врач, вынужденный оперировать в экстренной ситуации, когда пациент не в состоянии принимать самостоятельные решения. Изобретение на грани физики и бионанотехнологий. В лучших традициях человечества.

Женщина приложила эластичный полимерный пластырь на грудь Ан-Джея, и модифицированные белковые структуры, найдя себе подобные, моментально слились с кожей, впитались в неё. Некоторое время ничего не происходило: император делал глубокие вдохи и выдохи в ожидании обещанной боли, и стоило только ему потерять бдительность, вопросительно глянув на спутницу, как… началось.

Невыносимое жжение, внутри и снаружи, будто в жилах течёт не кровь — кислота, а кожу объяло адским пламенем. Геройствовать не перед кем, да и слишком это дорогая роскошь в его состоянии — Ан-Джей закричал, забившись в судорогах. С нечеловеческой силой он ударил кулаком по скруглённой стене каюты, та прогнулась в месте удара будто желе… и, подобно ему же, снова приняла исходную форму.

Как ни сильна тяга к разрушению — чёрта с два тебе удастся реализовать её в… а ведь он даже не успел спросить, какой сейчас год.

Ал-Клэй взяла его за руку, но он отверг её, справедливо опасаясь, что эта дрянь может попасть и к ней. Жаль, он не робот: тело, будучи живой материей, восстанавливается с большим трудом, чем модифицированная неживая ткань. Конечно, со времён его ухода люди могли ещё как-то изменить себя, но он пока не хотел проверять.

Какое сильное средство… едва ли не наизнанку выворачивает. После такого он рисковал провести с неделю без сознания или, если всё пошло как надо, предстать свежим, здоровым и отдохнувшим, каким и должен был быть, продлись его заточение в капсуле менее ста лет.

Но сейчас осталась только боль. Он ненавидит её всем своим существом, в котором осталось мало человеческого, не желая ничего другого, кроме как избавления от неё. Какие там интересы Империи, когда готов шкуру с себя содрать ради её, как ни странно, спасения.

В очередной волне мук Ан-Джей упал на пол, лицом вниз, уткнувшись в приятную прохладу равнодушного металла. Стало легче. Ровно настолько, чтобы он перестал кричать и дёргаться. Отчаянным волевым усилием он подавил боль, вынудив её уйти много раньше запрограммированного. Тяжело дыша, Ан-Джей повернулся на спину. Его знобило. И мучила сильная жажда.

Ал-Клэй вытерла от пота незащищённые тканью участки, помогла Ану сесть, приложила к его губам шланг с насадкой для питья, пустив по нему воду. И чем дольше он пил — тем больше креп, будто и не воду поглощал, а мощный энергетик. Вдоволь утолив жажду, он сделал знак остановить подачу воды, женщина послушалась без промедления.

— Санитарный блок? — голос Императора заметно окреп.

— По этому коридору первая дверь, — куратор помогла Ан-Джею подняться, поставила плечо, предлагая опереться, на что тот только покачал головой и относительно ровно, придерживаясь за стену, ушёл в указанном направлении. Ей оказалось только покачать головой на его извечную гордость, отказ принимать помощь даже от самых близких людей… пусть плохо, но сам.

Ал-Клэй подошла к панели управления, подготавливая её к приходу Ан-Джея: насколько она знала его характер, тот немедленно потребует доложить обстановку со всеми вытекающими неприятными объяснениями… Пусть мониторы расскажут всё за неё, случившееся сложно внятно объяснить, а поверить, не увидев своими глазами — и вовсе невозможно.

— Тебе нужно ещё что-нибудь? — не поворачиваясь, спросила она вернувшегося Ан-Джея. — Еда?

— Пока нет, — Ан-Джей подошёл к спутнице более уверенным шагом: состояние постепенно стабилизировалось. — Ну, что стряслось? Ты стала куратором, наверняка произошёл какой-нибудь правительственный кризис… и на каких основаниях приняла решение о коллективном самоубийстве клонированного обслуживающего персонала?

— Экземпляры обслуживают пустые капсулы. В этих людях, в этом комплексе да и в этой планете… больше нет необходимости, понимаешь? Кризис власти… да, разумеется, иначе бы у меня не было стольких полномочий, которые, кстати, тоже совершенно не нужны…

— Что. С моей. Империей? — Ан-Джей пытливо заглянул в её глаза. Она отвела взгляд и указала на монитор, транслирующий совсем уж странные вещи. Люди, один за другим, нажимали большую кнопку на пультах, их лица озарялись блаженной улыбкой, они смотрели в небо (непременно голубое, без единого облака), закрывали глаза и исчезали. Сначала точечно по разным планетам, но вскоре исчезновения приняли вид эпидемии, которая всех вроде бы устраивала.

Последними исчезали правящие семьи, унося с собой пустые безлюдные планеты. Вместе с каждой планетой гасла и картинка, за которой следовало изображение бедствия из космоса — запись со спутников, переживших своих создателей. Планеты поглощали сами себя, сворачиваясь до размеров ядра, после чего следовал взрыв, и… нету больше куска Вселенной. Пустота. Абсолютное ничто, изредка превращающееся в чёрные дыры.

Император, потрясённый увиденным, молчал. Перед ним разворачивалась одинаковая гибель разных планет… и каждый раз он словно бы умирал вместе с ними.

— Империи больше нет, Ан-Джей. Последней ушла императорская семья на Земле… планету мне удалось сохранить, она всё равно пустая, как музей, закрытый на неопределённый срок из-за отсутствия финансирования.

— Больше нет… — эхом отозвался Император, закрыв глаза, когда дело дошло до Земли. — А люди в капсулах…

— Тоже пожелали уйти.

— Почему ты подняла меня так поздно? Это можно было предотвратить…

— Исключено. Человечество сделало свой выбор, развив цивилизацию до внетелесного существования. За прогрессом личности и техники пришёл упадок. Люди разочаровались, потеряли самих себя, кто-то решался на самоубийство, их тела просто превращали в пыль, смерть даже зарегистрировать не всегда успевали. В каком-то смысле они все считали себя мёртвыми и жаждали жизни, которую и дарил пульт. Но у меня другая версия. Они открыли технологию Врат… да-да, именно технологию, и ушли через них к Создателям. Я тоже пробовала, но переместиться не могла — только смотреть. Сплошной белый свет.

— Лучше бы ты оставила меня умирать. И присоединилась ко мне, — пробормотал Император.

— Ты же знаешь правила. Если мы пережили собственный мир, то должны найти новый, где Врат ещё не было, — Ал-Клэй положила руку ему на плечо.

— Полетели отсюда. Экземпляры готовы выполнить твой приказ, а заставлять ждать в таком деле — признак дурного тона, — вздохнул Ан-Джей.

— Куда?

— Домой. Хочу увидеть Землю в последний раз. Нам предстоит очень долгий путь… — вздохнул он, тоскливо глядя на разворачивающуюся панораму последней обитаемой планеты.