Кривой несмело переступил порог, входя в избу Разина, снял шапку.

– Стяпан Тимофеевич... – начал он робко и неуверенно.

– Здоров, Серега! – воскликнул Степан, живо вскочив навстречу с ясным взглядом и широко распахнув руки.

В крепких объятиях Разина Сергей почувствовал, что они по-прежнему братья.

– Стяпанка! Стяпан! Как ждал я тебя, соколик! Как ждал тебя, братец ты мой! Дела-то, дела у нас, братец!.. – торопливо бормотал Сергей.

Он заждался Степана и спешил все поскорее поведать ему.

– Слыхал, какие дела у тебя! Сказала казачка моя. Да дела-то не ладны, дела не казачьи, – сурово отозвался Степан. – Садись, казак. Выпьем.

Сергей помрачнел.

– Стало, ты за Черкасск, за Корнея? – спросил он.

– Вот дура! – ответил Разин. – Ну, сказывай сам все, что мыслишь, а я отповедаю после...

Сергей прорвался. Все, что надумал в последнее время, выкладывал он Степану. Он говорил, что грешно без плода лежать черным землям от края до края неба, что сам бог указал пахать землю и сеять зерна, что голодны люди, что Дон никогда без пашни не станет вольным и царь будет вечно держать казаков в удилах, пока сами они не возьмутся пахать да сеять...

Мысль о том, чтобы вспахать черноземные земли Дона, жгла Сергея.

– Ладоши горят за рассошки взяться, – в волненье говорил он. – На этих-то землях сколь хлеба собрали б! Куды там Воронеж! И рожь, и пшаница, а просо какое, а греча!.. Ко крымскому хану везли бы, ко синю морю. Вот ладный бы торг был!

– Мужик! – оборвал Степан. – Не казак ты. В холопья дворянски, на барщину тянешь!

– Да баре отколь? Где дворяне?! Кто пашет, тот пашней владает – вот правда в чем! – возражал Сергей. – Эх, Стяпан, а я думал тебя в атаманы ладить. Корней, слышь, на нас из Черкасска хочет ударить. А мы сами – сила. Попробуй нас тронь! Я перво всего пять десятков привел мужиков, а ныне нас тут сотни с три – целый табор стоит за станицей. А драка за пашню пойдет – и еще набегут...

– Башку тебе ссечь за экий мятеж на казацкую волю! – неожиданно заключил Степан, поразив Сергея.

– Ды, Стяпанка, а как же им жить?! В боярщину, что ль, ворочаться?! – рассеянно возразил Сергей. – Мне-то что – для себя, что ли, пашня?! Мне хлебное жалованье дают, я и сыт... На новых прибеглых глядеть – берет жалость. Им хоть в турщину впрямь продаваться приходит!..

– А дедам что – слаще жилось?! – уперся Степан. – Слышь, Серега, не то ты надумал. Побьют казаки мужиков. Народ все оружный, к сечам свычны. На три сотни мужиков пять десятков казаков довольно – как овечек, порежут. А пушки поставят – и пуще. Как пушечной дробью пальнут – тут и пой «аминь». Я иное умыслил, – понизив голос, таинственно сообщил Степан.

– Чего ж ты умыслил? – недоверчиво спросил Сергей.

– Казацким обычаем хлеб добывать: не сошкой, а саблей, – сказал Степан. – Клич кликнуть – идти на Азов, покорить азовцев, да выбраться к морю, да сесть по Кубани... А знаешь – что морем владать?! Москва не владает морем, а мы его завоюем! В туретчину хочешь – плыви, хошь – к армянам, хошь – к кизилбашцам, хошь – в Индию... Всюду открытый торг. А Дон – за спиной. На колени Корнилу поставим!

– Стяпан Тимофеич... Ну, хошь сотен пять наберешь мужиков, а пушечной дробью как шаркнут с азовской твердыни, тогда куды деться? – ехидно спросил Кривой. а

– Поймал ты меня, Серега, как птаху в сети! – насмешливо сказал Разин. – На пашню к тебе одни мужики набегут, а кликни клич с саблей идти на азовцев – сколь казаков сберется?! – пояснил он. – Весь Дон за собой возметем!

Сергей призадумался.

– А когда казаки сойдутся, ты атаманом станешь? – спросил он.

– Чего же не стать!

– Слышь, Стяпанка, идем сейчас к мужикам! – вскочил со скамьи и нетерпеливо потянул Степана Сергей.

– Блажишь! Сам полезу, что ль, в атаманы?! Обычай казацкий знаешь: когда оберут, тогда и пойду... – возразил Разин.

Сергей покачал головой.

– Без дела лежат мужики, Стяпан. В руках у них зуд. Не станешь ты атаманом – поставят меня. Я не стану – своих оберут, а стоять уж не могут!.. Пока в одиночку бродили аль малой толпишкой, то долго еще бы терпели, а ныне, как вместе сошлись, распалили друг друга, и мочи больше не стало терпеть... Им ныне без дела нельзя... Скажи на Азов – на Азов полезут, Москву воевать позовешь – все одно, на Москву!

Степан в ответ неожиданно громко засмеялся.

– Алеша! Отпустишь меня с мужиками Москву воевать?!

Разин представил себя предводителем кучки оборванцев и не мог удержаться от смеха.

Сергей обиженно встал и шагнул к порогу.

– Эх, Стяпан, мужиков ты не знаешь! Ты мыслишь: казаки – то сила. А ты поглядел бы!..

Степан остановил его.

– Слышь, Серега, вели им идти по станицам да в самый Черкасск, по базарам толкаться да звать на Азов. Поглядим. Коль пойдут казаки к нам в станицу, то быть и походу, станем готовить челны. А одних мужиков подымать – то не дело.

Голытьба зашумела. Слух о том, что в Зимовейской станице собирается войско в поход на Азов, пролетел по Дону. К станице со всех сторон потекли казаки. Домовитые люди сюда не шли, зато тянулась голытьба и отчаянные головы, у кого – ни кола ни двора, только сабля да шашка.

Они заходили в станичную избу, спрашивали атамана. Станичная старшина говорила, что их обманули, что похода никто не собирает, но отогнать пришельцев уже не могла. Табор стоял за станицей, в снежной степи над Доном. В землянках, как в давнее время при атамане Иване Тимофеевиче, снова лежала без дела великая рать голодных и безоружных людей. Бросив шапку и скинув обутки, валился тут же казак, возле других, и расспрашивал о предстоящем походе. И уже находились такие, кто мог рассказать, сколько пушек готовят казаки, сколько куплено пороху и свинцу, говорили, что с тысячу запорожцев идут на подмогу и с ними идет донской атаман, который бывал уже в Азове и знает его снаряды и стены...

Войсковая изба волновалась: Москва не хотела сейчас воевать с Азовом. Если начнется драка, то царь и бояре будут опять недовольны, снова начнутся задержки в получке хлеба и пороховой казны. Да если азовцы еще нагрянут – заварится такая каша, что не расхлебать!..

Корнила вызвал в Черкасск атамана Зимовейской станицы.

– Кто мутит у вас? Все Сережка? – спросил он.

– Сергей приутих, сидит дома. А мыслим, Степан Тимофеич, твой крестник, затеял все дело.

– Степан воротился?! – воскликнул Корнила, до этих пор не слыхавший о возвращении Разина.

– Его и затея! – ответил станичный атаман. – Уж месяца два как дома...

Корнила сразу все понял. «Батькина кровь в Разиненке, с ним будет хлопот!» – подумал он.

– Велите ему в войсковую избу явиться. Месяца два назад воротился и глаз не кажет. Мол, крестный пеняет ему, хочет видеть.

Степан не являлся. В войсковой избе был приказ: как только Разин придет, так сразу его схватить и заковать в колодки, чтобы тотчас судить.

Меж тем Степан держался так, словно сам никуда не собирался. Он не заглядывал в стан голытьбы, не сидел у костров, как делал это Сергей. Он проезжал только мимо, заломив набекрень запорожскую шапку, да искоса поглядывал, намного ли прибыл табор. В седле с ним обычно сидел Гришатка.