1

2 февраля 1238 года.

Сам перенос происходит мгновенно и беззвучно.

Еще мгновение назад Андрей метил прикладом в голову немцу, а в следующую секунду оказался на окраине заснеженной деревни. Как и другие члены их многострадальной группы, он находился на узкой заснеженной дороге, хранящей множественные следы лошадиных копыт.

Метрах в двадцати от места появления туристов начинались первые деревенские постройки. Деревня была небольшой, в общей сложности дворов двадцать, но имела довольно большую протяженность, так как была расположена вдоль единственной дороги. Засыпанные снегом почти под самые окна избушки и пристроенные к ним дворы тянулись по разные стороны дороги и таяли в темноте. Света не было ни в одном из окон.

По прикидкам Андрея, мороз стоял градусов двадцать, но, может быть, из-за отсутствия ветра, переносился неплохо.

Молодой человек поднял голову и был поражен открывшимся зрелищем. Ночное небо сияло от миллионов ярких звезд, прекрасно освещающих все вокруг.

Настройка программного обеспечения машины времени была такая, что при начале каждого нового эпизода все члены туристической группы, благодаря имплантированным в тело датчикам возврата, собирались в одном месте. И живые, и, в их случае, мертвые.

Андрей окинул взглядом выживших, осталось их лишь восемь. Вокруг, в снегу, лежали изуродованные тела Светы и Алексея, чуть в стороне с простреленной головой покоился Эдик.

Зная, что напрасно, Андрей все же присел около тела Николая Абрамовича и прошептал ему на ухо:

— Я довел их! — Затем обшарил тело старика в напрасной надежде найти пистолет.

Не нашел он только Рыжковых, так как их тела успели сжечь в лагерном крематории до переброски.

Закончив, поднял взгляд — и на душе посветлело: с Ксюшей все было нормально.

Если судить по внешнему виду выживших, Сашка провел время в лагере «веселее» всех. «По морде ему крепко настучали. Хотя и трофей он приволок самый лучший», — обратил Андрей внимание на только что закинутый за спину автомат.

— Классно выглядишь!

Сашка улыбнулся Андрею разбитыми губами, обнажив дыру вместо левого верхнего клыка, и миролюбиво проговорил:

— Главное — жив! Хотя на таком морозе, думаю, это ненадолго. Надо идти в один из домов, а то замерзнем.

— В деревню нам нельзя! — подавив всхлип, в разговор вступила Лариса Николаевна. Ей сейчас было тяжелее всего: несмотря на разницу в возрасте со Светой, они были близкими подругами.

— Лариса Николаевна права! Надо бежать прочь от деревни, минут через пять начнется атака! — поддержала ее Ксения.

— Чья атака? — удивился Сашка.

— Ребят, вы программу тура читали? — устало задала риторический вопрос девушка. — Атака передового дозора монголов в сто человек. Они атакуют эту деревню, в которой, к несчастью для Владимира, остановился планирующий разведку воевода с полусотней. Дружинники не ждали нападения. Посчитав, что находятся в своем глубоком тылу, пренебрегли охраной, понадеявшись на деревенских. Да и было их меньше — пятьдесят один человек. Своей стремительной атакой монголы застали владимирских врасплох, не дали им даже брони вздеть, порубили на пороге домов. А затем сожгли деревню. Ну а дальше все просто: без воеводы сыновья князя убедили мать встретить татар не под защитой стен, а в чистом поле. В результате — полный разгром. И город, когда к нему подошли тюмены Батыя, оборонять было почти некому. Пятого февраля город был взят штурмом, а детинец пал шестого. Именно свидетелями этого зрелища мы и должны были с вами стать. Так что, ребят, если не хотим стать не только свидетелями, но и участниками этих событий, вперед в лес.

Повисла секундная пауза, а затем заговорил Андрей:

— Нет, нам нельзя бежать. Во-первых, Сашка прав: мы просто замерзнем, это не Австрия, и в этих лохмотьях уже через час окочуримся. Во-вторых, даже если не замерзнем, то без лыж далеко не убежим: вокруг деревни, как я смотрю, поля — и снега там по пояс. И наконец, в-третьих, даже если мы все-таки скроемся от монголов сейчас, то сегодня к концу дня, если я правильно помню, Владимир возьмут в осаду, и вся местность будет кишеть татарскими отрядами. Окрестностей мы не знаем, где прятаться — тоже. Выловить нас будет несложно. Но у меня есть другой план. — Андрей загадочно замолчал.

— Ну не томи! — взмолился Сашка.

— Остаемся здесь и принимаем бой. У нас есть стрелковое оружие: винтовка, автомат да еще граната. Пуль хватит. Я думаю, что они буром не попрут, если свалим передние ряды. Да там и владимирские подоспеть должны.

— А зачем нам это? — спросила девушка.

— Если спасем воеводу, во-первых, будет где согреться, во-вторых, будет кому организовать оборону города, и следовательно, город сможет продержаться не три дня, а больше, и есть вероятность, что нас отсюда перекинет до того, как монголы возьмут город и устроят в нем резню. Саш, что скажешь? Ты у нас основная огневая мощь, — Андрей посмотрел на Сашку.

— Да в общем-то дело говоришь. Я согласен.

Спустя минуту свое согласие выразили и остальные члены группы.

— Ксюш, откуда они навалятся?

— Прямо на нас пойдут по дороге из леса. Сделают ставку на стремительность атаки.

— Отлично, тогда позицию предлагаю занять здесь, — Сашка указал на крышу ближайшего из сараев, перпендикулярно примыкающего к дороге слева.

— Остальным, кроме нас с Сашкой, предлагаю укрыться вон в том сарае. Мужчинам нужно найти хоть какое-то оружие, чтоб, если кто из татар прорвется мимо нас, было чем защищаться.

Прятаться в сарай ушли все, кроме Васи и Ларисы Николаевны.

Вася выломал огромную штакетину из забора и укрылся за сараем, на крыше которого планировали занять позицию молодые люди. Объяснил свой поступок тем, что, если кто зайдет с тыла, он их встретит.

Лариса Николаевна подкинула еще одну идею: дабы владимирские и их сгоряча не порубили, она, как единственная из всех, кто мог хоть как-то объясняться по-древнерусски, решила разыскать воеводу и предупредить.

Используя в качестве лестницы засыпанную снегом поленницу, вплотную примыкающую к сараю, молодые люди быстро забрались на двухскатную, крытую дранкой крышу, попутно обсуждая тактику действий. Уже через минуту, утрамбовав полуметровый слой снега, они соорудили лежанку на скате, противоположном ожидаемому направлению появления врага.

Как казалось Андрею, такая позиция, с одной стороны, обеспечивала защиту всего тела от стрел, а с другой — позволяла вести огонь, слегка приподнявшись и высунув оружие над коньком крыши.

Устроившись поудобнее, Андрей поднял винтовку вверх и выстрелил.

— Ты чего?

— Пусть братья-славяне подъем играют и к битве готовятся.

Проговорил Андрей и принялся наблюдать за стеной леса. Его кромка находилась метрах в трехстах от их позиции. Безоблачное звездное небо прекрасно освещало окружающую местность, и уже через пару минут молодой человек смог разглядеть, как из леса появились всадники и молча понеслись к поселению.

— Началось! — передергивая затвор винтовки, прошептал севшим от волнения голосом Андрей.

В ответ Сашка оскалился своей жуткой улыбкой и ответил:

— Ага! С богом!

Проталкиваясь через сугробы, передние ряды монгольского отряда наконец выбрались из леса на открытую местность. Чуть придержав лошадей, они дали возможность основным силам догнать себя и после этого, бросив коней в галоп, пошли в атаку.

Ксюша не ошиблась, и в полном соответствии с ее словами татары не стали огибать деревню, а ударили вдоль дороги. Пригнувшись к мохнатым гривам своих невысоких лошадок, татары уже неслись во весь опор, оставляя за собой шлейф поднятого снега.

По мере приближения к деревне конная лавина все более и более разгонялась. Прошло совсем немного времени, а расстояние, отделяющее молодых людей от конницы, составило не более ста метров. Несмотря на то что Андрей находился на крыше сарая, несущаяся на него конница производила жуткое впечатление: тусклый отблеск доспехов, яркие блики вынутых из ножен сабель, лязг металла, злые лица в косматых шапках, клубящаяся снежная пурга за их спинами и угрюмое молчание атакующих — все это рисовало картину ожившего древнего кошмара. С трудом подавив в себе огромное желание все бросить и побежать, Андрей сильнее стиснул в руках винтовку.

Вперед отряда на половину лошадиного корпуса вырвался воин на высоком гнедом коне. За считаные мгновения до столкновения именно на нем остановил свой взгляд Андрей. Всаднику было не больше двадцати, его тело защищала длинная кольчужная рубашка с надетым поверх чешуйчатым доспехом, на голове шишак (островерхий шлем) с бармицей, левая рука и половина груди прикрыты красным круглым щитом с шипом в середине, в правой зажата сабля, опущенная острием к земле. Взгляд внимательных глаз не замечает молодых людей, устремлен ниже и куда-то за их спину.

Все!!! Отряд на полной скорости вот-вот ворвется в спящую деревню, теперь таиться нет смысла. Даже наоборот, следует поднять шум, чтобы ничего не понимающие местные в попытке разобраться, что происходит, выскакивали из своих домов навстречу саблям и стрелам нукеров. Как единый живой организм, монгольский отряд исторг из себя боевой клич:

— УРАГХ!!!

Это оказалось чересчур для Сашкиных нервов, и в ответ на рев монголов на атакующую конницу обрушился автоматный огонь.

Планируя бой, молодые люди собирались подпустить отряд поближе, чтобы бить наверняка, экономя патроны. Теперь же, под впечатлением, производимым атакующим врагом, Сашка открыл огонь раньше. Если быть честным с собой, Андрей был благодарен ему за это, так как сам он с трудом сдерживал себя, чтобы не сорваться. В итоге, к моменту начала боя расстояние между ним и монгольским отрядом составило не более пятидесяти метров.

Для монголов атака оказалась полной неожиданностью. Первая, самая длинная Сашкина очередь, выпущенная в гущу атакующего отряда, свалила пятерых, одним из которых был тот, на высоком коне. Пуля попала ему в живот, выбив искры и несколько стальных чешуек. Нукера сложило пополам, скинув с лошади под ноги несущейся конницы. За тело павшего запнулся конь всадника, идущего следом, и верховой вылетел из седла и зарылся в сугроб.

Андрей не отставал: поймав на прицел одного из воинов, заходящего слева, парень выстрелил. Пуля ударила в щит напротив прикрытого левого плеча. Маленький кусочек металла выбил монгола из седла, развернул в воздухе и бросил на землю.

Уже через несколько секунд погибшие стали причиной возникновения в середине наступающей колонны «пробки», затрудняющей движение последующим, — монгольский отряд начал терять свою ударную силу.

К сожалению для молодых людей, прекращать атаку монголы не собирались. Огибая с флангов завал из человеческих и лошадиных тел, определившие угрозу монгольские воины устремились к ней.

Прицеливаясь в очередного воина, Андрей приподнялся над коньком крыши, и в следующее мгновение с гудящим звуком его щеку обожгла выпущенная стрела. Зашипев, парень запоздало пригнулся. Повезло, что стрела лишь рассекла кожу, и вдвойне повезло, что под глазом, а не над ним. В ситуации, когда действовать нужно против большого количества противников, ограничение обзора легко может закончиться гибелью. Смахнув кровь рукавом, Андрей передернул затвор винтовки и, выглянув из-за конька, выстрелил в воина со вскинутым луком. Стрелять пришлось навскидку, стараясь опередить прицеливавшегося в него монгола, однако опередить не получилось. И одновременно с его выстрелом напротив его живота, войдя в конек крыши почти по самое оперение, задрожала стрела. Андрей также смазал, пуля досталась лошади, попав в голову. Несчастное животное перекувыркнулось через голову, погребя под своим корпусом лучника.

Краем глаза Андрей увидел, как до этого поливающий атакующих очередями Сашка, упав на спину, принялся перезаряжать автомат. Стараясь выиграть другу драгоценные секунды, Андрей переключил внимание на его сектор огня.

Наибольшую опасность в этот момент представляли трое. Первый, преодолев толчею, шел по центру. Двое других заходили левее, с Сашкиной стороны. С них Андрей и начал. Выстрел — и один из двоих выпал из седла. Еще секунда — и винтовка стреляет повторно, на этот раз не столь удачно. Всадник получил ранение в ногу и под воздействием убойной силы пули слетел с коня. Не суетясь, Андрей навел на последнего, двигающегося по центру и подошедшего совсем близко. Плавно нажал на спуск, и сухой щелчок возвестил о том, что патронов в винтовке больше нет.

Как в замедленном кино, Андрей увидел, что несущийся воин направляет коня параллельно зданию. Поравнявшись, он оттолкнулся от спины животного, взмывая на крышу. Он еще находился в воздухе, а вскинутая над головой зажатая в правой руке сабля уже начала двигаться навстречу Андреевой голове. Парень понимал, что не успеет ничего предпринять, и в эту секунду воин приземлился на крышу сарая. Скат крыши, крытый старой дранкой, не выдержал веса одетого в доспех человека. И с громким треском нукер провалился внутрь здания. Сверкнув в сантиметре от носа Андрея, сабля впилась в конек и, разрубив его до середины, застряла, вырвавшись из пальцев провалившегося воина.

Наконец заменив магазин, рядом с Андреем вскочил Сашка и короткой очередью сбил еще одного приблизившегося всадника.

А далее картина боя поменялась. Монголы, поняв, что их атака захлебнулась и эффект неожиданности утерян, сменили тактику и взялись за луки. Рассредоточившись метрах в ста от позиции молодых людей, они закружили смертельный хоровод. Двигаясь по кругу, воин, находящийся ближе всего к сараю, посылает в него стрелу и проносится дальше, уступая место следующему. К тому моменту, когда он проходит полный круг, ему как раз хватает времени достать из колчана стрелу и наложить ее на тетиву. Такой прием ведения боя в скорострельности ничуть не уступил Сашкиному автомату, и на позицию друзей обрушился ливень стрел.

Ребята предприняли попытку остановить эту смертельно опасную для себя круговерть, попросту обрушив на врага массированный огонь из двух стволов. Однако, так как расстояние между всадниками увеличилось, а их подвижность возросла, эффективность огня резко упала, особенно у Сашки.

Приподнявшись над укрытием, Андрей навскидку стрельнул и укрылся вновь. С глухим стуком в конек вошли две стрелы. Теперь татары не дают достаточно времени на прицеливание. Сашке проще, он все чаще стреляет, высунув из-за конька лишь руку с автоматом.

Когда поверхность крыши рядом с головой Андрея разлетелась ошметками дранки, он понял, что их положение из неважного превратилось в критическое. Понадеявшись, что кровля способна удержать стрелу и защитить их корпус, молодые люди не учли огромную пробивную силу составных монгольских луков. Если поначалу враги пытались попасть в высовывающихся стрелков, то поняв, что покрытие крыши не способно защитить от пробивающей его навылет стрелы, они сосредоточили обстрел на скате крыши.

Спустя минуту ни о каком ответном огне уже не шло речи, все внимание молодых людей уходило на то, чтобы найти безопасное место для спасения от бьющих через крышу стрел.

— Надо уходить с крыши. Рано или поздно мы здесь словим, — проговорил Андрей, пытаясь укрыться за коньком крыши.

— Слезем — стопчут. И автомат не поможет. Но ты прав, здесь оставаться нельзя. Давай вниз, а там я на противоположной стороне дороги позицию займу — попробуем их так удержать.

Сашка первым сиганул с крыши в снег, спустя секунду Андрей приземлился рядом, лишь чудом не налетев на торчащую палку, скрытую снегом.

Прижались спиной к срубу и, меняя магазин, Сашка проговорил:

— Я сейчас рвану через дорогу, прикрывай.

— Договорились, — просипел Андрей, мокрыми руками запихивая очередную обойму в винтовку.

«Где же дружинники?» — думал Андрей, прекрасно осознавая, что если помощь не появится в самое ближайшее время — им конец. Спустя пару секунд, загоняя патрон в патронник, он проговорил:

— Готов!

— Три, четыре! — рявкнул Сашка и выскочил из укрытия на дорогу.

Не мешкая, вскинув винтовку, Андрей сиганул следом. Открывшаяся картина не сулила им с Сашкой ничего хорошего. Подавив их огонь, противник предпринял еще одну попытку ворваться в деревню. И теперь на друзей во весь опор двигался монгольский отряд.

Ближайшими оказались двое всадников, вооруженных копьями. Андрей навел винтовку на одного из них, но Сашкина короткая очередь (из трех патронов) опередила его. Все пули нашли цель: две попали в щит нукера, идущего правее, пробив и его, и хозяина. Последняя досталась лошади левого. Получив пулю в грудь, конь запнулся, и всадник, перелетев через его голову, крепко приложился о дорогу и по инерции заскользил прямо под ноги Андрею. Парень перехватил винтовку двумя руками и нанес удар прикладом в затылок прикатившему «подарочку».

Рядом с Андреем взвизгнула стрела, другая вошла в землю в десяти сантиметрах от его ноги. Чтобы хоть как-то укрыться, парень упал на колено, вскинул винтовку и выстрелил в следующего летящего к нему на полном скаку всадника. Попал, только ситуацию это уже не меняло — с разных направлений к нему летело еще трое монголов. Пытаясь передернуть затвор, он уже понял, что следующего выстрела сделать не успеет и жить ему осталось несколько мгновений. А следом сильный удар в правое плечо опрокинул его в снег. Над головой блеснула разрубившая воздух сабля нукера, промчавшегося вплотную.

Преодолевая жуткую боль в плече, Андрей с земли, куда его опрокинула застрявшая в плече стрела, встал на колени. Поднял глаза и увидел перекошенное яростью лицо собственной смерти, несущейся на него с обнаженной саблей.

— СЛА-А-АВА-А-А!!! — раздалось где-то за спиной молодого человека, когда его сознание уже начало меркнуть. И последнее, что он увидел — это лицо Васи, стаскивающего его с пути атакующей русской дружины.

 

2

Лариса Николаевна спешила. Ноги по колено проваливались в снег, но женщина не сбавляла темп, упрямо продираясь к своей цели.

Первые следы жизни женщина обнаружила, когда двигалась мимо маленькой деревенской часовни, находящейся в центре деревни: уловила краем глаза движение на колокольне, выдающее присутствие часового.

Она уже собиралась его окликнуть, в надежде узнать, в каком доме ночует воевода, когда прогремел предупредительный выстрел Андрея. Не прошло и минуты, а деревня ожила, как разворошенный муравейник. Почти из каждого дома выскакивали то один, а то и больше одевающихся на бегу мужчин.

В воцарившемся в деревне хаосе женщина растерялась. Кто из них воевода?

Ухватив за рубаху ближайшего воина, она спросила:

— В какой избе воевода?

— У старосты! — мужчина указал на самый крупный в деревне дом, находящийся через три двора от них.

Не мешкая, женщина бросилась к указанному дому, вспорхнула на крыльцо и нос к носу столкнулась с огромным, как гора, молодым парнем.

— Ты кто такая?

Все, кого до сего момента встречала женщина, по меркам двадцать первого века были низкого роста. Самый высокий мужчина был не более 160–165 сантиметров. За прошедшие века человек значительно вытянулся, может быть, благодаря стабильному и разнообразному питанию.

Остановивший женщину парень был высоким даже по меркам двадцать первого века, никак не меньше 190 сантиметров.

Кольчуга, опускавшаяся чуть ниже колен здоровяка, в поясе была перехвачена широким ремнем. Слева, на поясе в ножнах, висел прямой полутораручный меч. Руки по самые запястья закрыты все той же кольчужной рубашкой, поверх которой парень сейчас натягивал наручи. Кисти рук пока не прикрыты. Ниже колена ноги защищены поножами, надетыми поверху кожаных сапог.

— Кто такая, говорю? — не очень любезно спросил парень.

Лариса Николаевна всегда гордилась своим знанием древнерусского, и гордилась заслуженно. В исторических кругах ее уже давно считали авторитетом по языку, как письменному, так и разговорному, и не раз обращались даже из других институтов с просьбой помочь с переводом. Именно знание языка было причиной того, что при принятии решения об отправке в тур выбор руководства пал на нее.

А вот теперь под напором этого здоровяка женщина стушевалась и не могла из себя ни слова выдавить. Из головы вылетели все знания, и единственное, что ей оставалось, это с недоумением смотреть на русича.

— Кузьмич, она у тебя немая, что ли? — проговорил парень, обращаясь к кому-то внутри дома.

Спустя пару секунд на пороге дома возник лысоватый мужичонка в накинутом поверх плеч тулупчике. Рядом с богатырем мужичонка смотрелся, как мышь рядом со слоном. Глянув на Ларису Николаевну, он прошамкал:

— Не наша это.

И тут Ларису Николаевну как прорвало:

— Воеводу б мне, сынок!

— Ишь ты, воеводу ей давай! Будет тебе воевода с босотой всякой разговаривать, ты мне скажи, а я уж ему передам!

— Путешественники мы. Когда из леса в деревню входили, татары напали. Товарищи мои их на том конце деревни сдерживают. Зови воеводу, сынок, поднимайте дружину.

Парень уже открыл рот, чтобы что-то ответить, когда Кузьмич проговорил, комментируя недавний выстрел:

— Слышал, как гром вдарил?!

— Кузьмич, вот ты вроде человек неглупый: бывший гридень, теперь вон староста деревенский! А такую чушь другой раз несешь. Какой гром зимой, а? — отчитал парень старосту.

Дверь дома старосты отворилась в третий раз, и на пороге возник еще один персонаж.

«Вот это действительно богатырь!» — восхищенно подумала женщина. Седина в волосах и бороде определяла возраст мужчины лет в пятьдесят, но телосложением он ничуть не уступал юнцу.

— Слышь, Петр Ослядюкович, она говорит, такие ж босяки, как она, на том конце деревни монгольских тюменов держат, — проговорил парень и прыснул со смеху.

Усы воеводы дрогнули, выдавая улыбку, и он обратился к женщине:

— Зачем меня искала, женщина?

Ответить Лариса Николаевна не успела.

По случайности край деревни, в котором оборонялись туристы, был нежилым. Потому до сего момента никаких признаков начинающегося боя в деревню не проникало. Но в следующую минуту все изменилось.

— УРАГХ!!! — взорвалось на том конце деревни. И одновременно ударил колокол на часовне. Улыбки вмиг покинули лица воеводы и молодого дружинника: слишком уж хорошо они знали, чей это клич.

— К бою. Кузьмич, твои обормоты татар проспали! Со всех шкуру спущу, коль живы будем. Саблю и бронь тащи! Сколько их? — вопрос был уже к женщине.

— Сотня.

— Не успеем, — глядя на полуодетых дружинников, проговорил воевода.

— Успеешь, воевода! Ребята их удержат достаточно, чтобы вам изготовиться! Только наших не посеките, трое их. Да в сарае еще четверо схоронились.

Произнося эти слова, Лариса Николаевна старалась говорить и выглядеть уверенно, хотя внутри такой уверенности не испытывала, ожидая в любую минуту, что татары ворвутся в деревню. Но частота винтовочных и автоматных хлопков все возрастала, а монголы так и не появлялись.

«А она не так стара, как показалось. Все дело в лохмотьях, в которые она одета», — подумал Петр Ослядюкович, глядя в глаза женщине.

Потом воевода так и не смог объяснить себе, почему в этот момент он поверил женщине. И вместо того чтобы дать команду неготовым к бою дружинникам забаррикадироваться в домах, дабы как можно дороже продать собственные жизни, он поверил в то, что трое смогут удержать сотню достаточное количество времени, чтобы его воины смогли изготовиться для собственной атаки. И он проговорил:

— Славка, брони вздеть и конно строй гридней!

 

3

Оттолкнувшись от стены сарая, Сашка выскочил на дорогу. Устроенное ими побоище впечатляло: дорога, а также поле напротив сарая были усыпаны телами людей и лошадей. Наиболее плотно они лежали посреди дороги, в том месте, где на плотный строй атакующих обрушились первые выстрелы.

Рядом с некоторыми из погибших воинов стояли их не испугавшиеся выстрелов кони. Многие из сбитых на землю были живы и даже предпринимали попытки подняться. Один из таких сейчас как раз бежал к Сашке с обнаженной саблей.

На Сашкин взгляд, в седлах осталось не более пяти десятков всадников. Сейчас, подавив стрелков на крыше, они прекратили ее массированный обстрел и погнали коней для повторной атаки на деревню. К молодым людям уже неслись двое оказавшихся ближе всадников, опустив жала своих копий параллельно земле.

Уже приноровившись к автомату, Сашка навскидку выпустил короткую очередь, сбив в снег обоих. Один из всадников, упав на дорогу, по инерции заскользил к Андрею, и тот, не растерявшись, ударил его прикладом по голове.

Бегущий воин был уже метрах в десяти, когда Сашка навел на него автомат и нажал на спуск. Вместо выстрела раздался сухой щелчок. Осечка!

Секундной заминки монголу как раз хватило, чтобы преодолеть разделяющие их с Сашкой метры и нанести удар. Монгол рубанул сверху саблей, зажатой в правой руке. Навыки бокса не подвели, Сашка сместился правее, уходя от удара, и нанес встречный удар автоматом в голову нукера. Удар пришелся в неприкрытую шлемом щеку, и оглушенный монгол рухнул в снег.

На долю секунды парень расслабился, предположив, что после таких ударов не встают, и тут же поплатился за это. Резкий рывок за обе ноги — и Сашка всей спиной приложился о промерзшую землю. В глазах на мгновение потемнело, а когда темнота отступила, следующее, что увидел Сашка, была взметнувшаяся в замахе рука с кинжалом. Парень успел среагировать и в последний момент перехватил руку навалившегося на него врага, остановив острие ножа в пяти сантиметрах от собственной груди. Схватив кинжал второй рукой, монгол навалился всем телом. Чувствуя, что собственных сил не хватает и острие медленно, но верно приближается к его сердцу, Сашка повернул голову в сторону Андрея в надежде позвать на помощь.

Но крик застрял в горле, так как прямо на его глазах Андрей поймал стрелу и, зашатавшись, упал в снег. Это в конечном счете спасло его, так как промчавшийся рядом монгольский воин не успел скорректировать удар сабли и вместо Андрея рассек пустоту там, где тот стоял мгновение назад.

«Все… Конец…» — в очередной раз за сегодняшний день посетила мысль.

— СЛА-А-АВА-А-А-А!!! — грохнуло где-то сзади, и земля под Сашкой задрожала.

В последней отчаянной попытке остановить кинжал Сашка навалился на руку соперника, голова его запрокинулась, и он увидел строй атакующей конницы, несущейся на них со стороны деревни.

Они находились на пути огромного черного коня, на котором восседал всадник, прикрывшийся красным каплевидным щитом. Понимая, что через пару секунд растопчут их обоих, стараясь хоть как-то привлечь внимание монгола к угрожающей опасности, а может быть, просто от испуга, Сашка заорал. Монгола это не остановило. И в ответ тот лишь сильнее надавил на нож с одним желанием: нанизать на него Сашку.

До столкновения оставалось мгновение, когда всадник заставил коня прыгнуть. Огромная туша взмыла над борющимися в снегу людьми и, перегнувшись в седле, всадник рубанул монгола вдоль спины.

Тело еще мгновение назад напирающего воина расслабилось. Поднатужившись, Сашка скинул покойника с себя. Приподнявшись, он первым делом начал искать глазами Андрея. Парень упал прямо посреди дороги, на пути атакующей конницы. Морально Сашка готовился увидеть изломанное копытами тело, но был несказанно обрадован, обнаружив, что на дороге Андрея нет. Взглядом он нашел его лежащим в стороне, под опекой хлопочущего над ним Василия.

Несколько успокоившись за судьбу напарника, Сашка перевел свой взор на промчавшуюся конницу. И вовремя: в следующее мгновение на глазах у изумленного молодого человека русский строй, атакующий двумя линиями, столкнулся с татарским.

Неоднократно Сашке приходилось видеть подобные сшибки в кино, но вживую это зрелище было гораздо более страшным и наравне с этим завораживающим.

Ситуация изменилась. Теперь монгольский отряд был застигнут врасплох появлением развернутой в боевой порядок русской дружины. В отчаянной попытке приготовиться к бою командир монгольского отряда попытался выстроить нукеров в линию, но ему явно не хватало времени.

Отряды разделяло метров двадцать, когда они обменялись залпами из луков. До этого момента, пытаясь покончить с Сашкой и Андреем, монголы почти полностью опустошили собственные колчаны, и залп владимирцев оказался гораздо более плотным. Из седел повалилось никак не меньше пятерых нукеров, в то время как монгольский залп видимых результатов не принес.

На Сашкиных глазах один русский воин, вырвавшийся вперед, привстал в седле, вскинул лук и, рванув тетиву до уха, всадил стрелу в монгола, находящегося прямо перед ним. С глухим стуком стрела ушла в подставленный щит. Не мешкая после выстрела, русич отшвырнул левой рукой лук, одновременно правой вырывая притороченную к седлу саблю. Еще мгновение — и он на всем скаку проносится мимо монгола, нанося ему рубящий удар. Татарин снова не сплоховал, и русская сабля встретила подставленный щит. Однако на этот раз столкновение для щита оказалось роковым. Сабля ударила в верхнюю кромку и снесла его половину.

В следующее мгновение столкнулись и основные силы отрядов. Лязг оружия, крики боли и ярости, ржание коней — все слилось в единый стон битвы.

Продолжая наблюдать, Сашка увидел, как атакованный монгол, крутанувшись в седле, рубанул сбоку, пытаясь достать русича. Не успел. Клинок лишь блеснул в воздухе за спиной промчавшегося всадника, не задев его. А вот монгол поплатился. Русский воин, идущий во второй шеренге с рогатиной наперевес, всадил ее в подставленный бок татарина, пробив того насквозь. Бросив копье в теле погибшего, он промчался мимо и атаковал следующего нукера, но не саблей, которую так и не успел выхватить, а собственным щитом, ударив им в щит противника. Доспех русского дружинника был тяжелее, конь в полтора раза превосходил коня монгола. Да и сам он был крупнее, в результате чего сила удара при столкновении выбила монгольского воина из седла, отшвырнув метров на пять назад. В следующее мгновение упавший в снег был добит.

Потеряв разгон, русские находили себе соперника, и бой начал превращаться в индивидуальные поединки кружащих друг вокруг друга, обменивающихся ударами всадников. Однако эффект от первой сшибки был налицо. И если русский отряд потерял не более трех-четырех воинов, то монголы лишились не менее половины оставшихся.

Монголы продержались недолго: буквально секунд через тридцать заиграла труба, и остатки их отряда, закидывая за спину щиты, бросились к лесу.

 

4

Как показывал опыт боев, в лобовом столкновении русские дружины стояли крепче татар. Причина была, пожалуй, в том, что хоть татары и имели тяжеловооруженных воинов, все же в основной своей массе обычный русский дружинник был вооружен лучше монгольского. Причина поражений русских дружин была в другом: татары умело избегали прямых ударов, противопоставляя им стремительность, умелую концентрацию численности, плотный огонь из луков.

Однако в этот раз удача была не с захватчиками, они так и не сумели пройти через неизвестных союзников воеводы.

Настроение Петру Ослядюковичу это, правда, не поднимало. Воевода был зол, и зол в первую очередь на себя. В его-то годы да с его опытом — и так опростоволоситься. Доверился деревенским, видишь ли, хотел, чтобы люди выспались перед опасным заданием. И вот тебе пожалуйста — чуть всех не сгубил. Не удержи чужаки татар, все бы в этой деревне остались. И неважно, что по всем данным разведки выходило, что до передовых дозоров татар дня два-три хода. Сам ведь не раз проделывал подобный фокус: преодолевая за ночь разделяющее расстояние, с первыми лучами солнца обрушивался на не ожидающего нападения противника.

Да Кузьмич еще! Уж ведь и сам из гридней (после ранения получил от князя надел и ушел), а таких олухов на пост выставил. Чужаков вчистую проспали, никто даже не заметил, как восемь человек в деревню вошли! Это при том, что вокруг деревни на полмили — одни поля. И ведь не сознаются, что спали. Их послушать — так из воздуха чужаки появились.

«Нечего с больной головы на здоровую перекладывать. Воевода здесь ты, а не Кузьмич, сам должен был все продумать. В общем, пора и мне, как Кузьмичу, за плуг вставать, а не дружину водить…» — отгоняя грустные мысли, воевода заставил себя сосредоточиться на погибших врагах. Он уже несколько минут ездил среди убитых, но никак не мог определить, что же стало причиной их гибели. Наконец он слез с коня рядом с телом одного из воинов. Тот лежал на спине, раскинув руки. Левая рука продолжала сжимать маленький круглый щит. Именно щит и привлек внимание воеводы, а точнее, маленькое отверстие в нем, чуть выше умбона.

Петр Ослядюкович перевел взгляд на корпус воина и обнаружил такое же отверстие в его доспехе, в левой стороне груди. Продолжив свое исследование, воевода перевернул покойника на живот и без труда нашел выходное отверстие в спине нукера.

Каким бы оружием чужаки ни пользовались, его пробивная способность поражала. Что бы это ни было, оно пробило щит, чешуйчатый панцирь, кольчугу и тело воина! Дальше, выйдя из спины, опять-таки пробило кольчугу и панцирь!

И все-таки они не всесильны. Когда подоспел воевода со своими, песенка чужаков уже была спета — кипела рукопашная. Учитывая превосходство татар в численности, они бы долго не продержались.

Что путешественников нельзя отпускать и нужно любым способом доставить во Владимир, воевода понял сразу же! В этой ситуации оружие чужаков было даром Божьим и единственной надеждой перед лицом монгольских тюменов. Осталось придумать, как это сделать. Силком тащить — очень нежелательно. Тому были две причины: во-первых, воеводе очень не хотелось, чтобы и его воины гибли так же. А во-вторых, Петр Ослядюкович знал, что такое благодарность, и прекрасно понимал, что было бы с ним и его отрядом, если бы чужаки не дали им нескольких минут на подготовку. Поэтому самым оптимальным в этой ситуации было решить вопрос миром.

Оставив труп врага, воевода прыгнул в седло и двинул пегого к одному из чужаков, над которым сейчас как раз склонился Славка.

Мимолетно воевода порадовался выучке своих парней: те хоть и не демонстрировали агрессию, но ненавязчиво взяли чужаков в кольцо, не пряча при этом оружия.

Подъехал он как раз вовремя и услышал слова Славки, закончившего осмотр раны:

— Повезло тебе, парень, стрела бронебойная! Прошла через тебя, как шило, ничего важного не повредив. Была бы на бездоспешного, широкий наконечник все б жилы изрубил, а то и кости. Потерпи маленько.

С этими словами Славка достал нож, а затем аккуратным и уверенным движением срезал наконечник стрелы, высунувшийся сзади из плеча чужака. Затем рывком вырвал из раны обезглавленное древко.

Парень зашипел.

Подскочила одна из деревенских баб с перевязочными тряпками и принялась накладывать повязку.

Другому чужаку повезло меньше. На него воевода наткнулся, когда направил коня к стоящему рядом сараю. Подъехав вплотную к строению, воевода услышал доносящийся из него шум и невнятные голоса. Остановив пегого, слез с коня, вытащил саблю и осторожно вошел внутрь.

Сразу около входа он наткнулся на тело монгольского воина. Смерть свою тот нашел от вил, теперь торчащих у него из живота.

Метрах в пяти от покойника лежал коротко стриженный парень. Под ним уже натекла изрядная лужа крови. Парень был не один, прямо на земле вокруг него сидели трое: два парня и девушка. Девушка находилась у изголовья раненого, бережно поддерживая его голову. Сабля татарина разрубила левую половину груди и ребра, фактически вскрыв грудную клетку. В ранах воевода разбирался и понимал, что жить коротко стриженному оставалось немного, не больше нескольких секунд.

В следующую секунду парень что-то прошептал на непонятном языке и отдал душу Богу.

Девушка заплакала. Чувствуя, что лишний, воевода вышел из строения.

Что хотел, он узнал: у прятавшихся в сарае не было того смертоносного оружия! В противном случае татарин нашел бы свою смерть не от вил. Следовательно, во что бы то ни стало воевода должен доставить в город тех двоих.

На что еще обратил внимание воевода, так это на полное отсутствие у чужаков защитного и клинкового вооружения. «Весьма странные путники», — подумал воевода и по-молодецки, не касаясь стремени, запрыгнул в седло.

 

5

Вновь Лариса Николаевна столкнулась с воеводой минут через двадцать после окончания боя.

— Что дальше делать планируете? — обратился мужчина к ней.

Придерживаясь плана, женщина ответила:

— Во Владимир пойдем.

— Если во Владимир, то давайте с нами. Мы как раз в город возвращаемся.

— Благодарю тебя, Петр Ослядюкович за доброту. С удовольствием воспользуемся твоим предложением, — проговорила женщина и в пояс поклонилась.

Кивнув головой в ответ, воевода переключился на Славку:

— Эй, Славка! Бери одни сани у Кузьмича, грузи на них раненых и возвращаемся в город!

— А как же погибшие, Петр Ослядюкович? Неужто поганым оставим?

— Живых бы спасти, не время о мертвых думать. Кузьмич, ты тоже не мешкай. Всех на сани и быстро в город. Монголов не всех порубили, думаю, скоро вернутся. Два десятка тебе дам в охранение, да чтоб смотри — никакого скарба, только людей.

Воеводе очень не хотелось делить свой и без того маленький отряд, но оставить без защиты деревенских баб и детей рука не поднималась.

 

6

Деревню покинули спустя час. Раненых (их было двое, один из них Андрей) погрузили в сани.

Как и обещал, воевода разделил отряд на две части. Одна, с ним во главе, сопровождала туристов (скорее, даже конвоировала), двигалась налегке и покинула деревню еще до рассвета. Другая, меньшая его часть, должна была сопровождать деревенских. Когда Андрей покидал деревню, сборы второго отряда также подходили к концу, и он вот-вот должен был выдвинуться.

Своих погибших брать не стали. Их сложили в стоящем на отшибе сарае, а потом, несмотря на ворчание старосты, подожгли.

В надежде после возвращения передать тела родственникам, погибших туристов сжигать не стали, их сложили в стороне от деревни и засыпали снегом. Местным, чтоб не изводили вопросами, сказали, что вера погибших запрещает сжигание тел.

Измотанный бурными событиями последних двух дней и полученной раной, Андрей уснул почти сразу, как оказался в санях.

Проснулся парень ближе к полудню, если судить по положению солнца.

День был солнечный и морозный. Дорога пролегала вдоль заснеженных полей и лишь изредка вдоль их пути попадались белые от снега деревья. Сани с Андреем шли в середине колонны, остальные члены отряда двигались верхом. Рядом с санями, ворча, ерзая и ругаясь себе под нос, на коне одного из погибших дружинников ехал Сашка. Впрочем, употреблять слово «ехал» в отношении Сашки язык прямо-таки не поворачивался. Полное отсутствие грации выдавало в нем никакого наездника.

— Задница не болит от такой езды? — улыбаясь, поинтересовался Андрей.

— А, проснулся? После событий последних дней список того, что не болит, весьма короткий, и теперь, после езды на этой кобыле, задница в нем не значится. Сам-то как?

Андрей шевельнул рукой и зашипел, когда острая боль пронзила плечо.

— Плечо болит! — морщась, ответил Андрей.

— Удивляюсь, как мы с тобой вообще выжили? Мы явно переоценили возможности своего оружия. Но в целом твой план пока работает.

— Судя по этому почетному эскорту, переоцениваем возможности нашего оружия не только мы, — проговорил Андрей, кивком головы указывая на воеводу.

Видимо, он также по достоинству оценил оружие двадцатого века (блуждания воеводы среди погибших татарских воинов не укрылись от Андрея). Оценил и, видимо, решил с помощью этого оружия остановить нашествие. Тот факт, что у них пока не попытались отобрать оружие, ничего не значит. Это говорит только о том, что предки пока не понимают принцип его работы и непременно попытаются заполучить, когда смекнут, что к чему. С этим нужно что-то решать.

Приближающийся стук копыт с противоположной стороны саней заставил Андрея повернуть голову.

— Доброе утро, Андрей, как вы себя чувствуете?

Ксюша была хороша. За то время, пока Андрей ее не видел, девушка успела переодеться, смыть лагерную грязь и сейчас, как и перед отправкой в тур, стала очень привлекательной. Правда, тулупчик, предоставленный деревенскими и надетый на нее сейчас, был немного широковат, явно с мужского плеча (все деревенские женщины, как и большинство мужчин, значительно уступали ей в росте), но абсолютно ее не портил. На лошади, в отличие от Сашки, девушка сидела как влитая. Кстати, винтовка Андрея была тут же, висела за спиной у девушки.

— Ксюша, пережив такого рода события, чужие люди становятся друг другу ближе родни, а ты мне все так же «выкаешь».

Девушка улыбнулась и исправилась:

— А ты все так же ерничаешь. Как себя чувствуешь?

— Плечо болит, в остальном все очень даже комфортно! С удовольствием провел бы в этих санях оставшуюся часть тура, если бы при этом, конечно, меня никто не пытался убить.

«И лучше в твоей компании», — но эта мысль, конечно, не предназначалась для женских ушей.

Девушка подтянула к себе какую-то авоську, видимо, также позаимствованную у деревенских, покопавшись, нашла в ней что-то, а затем, перегнувшись в седле, дала Андрею две таблетки.

— Съешь, это антибиотики и обезболивающее! — прокомментировала девушка.

— Терзают Русь, поганые! — проговорил Сашка, указывая рукой на восток.

С той стороны безоблачное небо было испачкано кляксами множества дымных столбов, поднимающихся от горящих деревень. Русских деревень.

 

7

«Слишком медленно, — подумал Устах о деревенских, — слишком медленно собирались, теперь слишком медленно двигаемся».

Несмотря на запрет воеводы, крестьяне готовы были грузить в сани собственные избы. Когда один из них попытался привязать к саням корову, Устах, оставленный воеводой старшим над двумя оставшимися десятками, не выдержал. Он сгреб в охапку старосту и прорычал, что у деревенских остался косой час, после чего отряд уходит. И кто не успеет, будет добираться сам.

Это помогло. И они действительно двинулись почти в указанное время, задержавшись лишь для того, чтобы под причитание и вой крестьян избавиться от всякого крупногабаритного скарба.

Устах окинул взором колонну. Шесть саней, груженных бабами и детьми, шли в середине, по бокам, прикрывая их, двигались два десятка княжьих гридней. Деревенские мужики шли замыкающими, вооруженные кто вилами, кто топором. Вояки! Встретимся с монголами — их мигом побьют стрелами. Без доспехов они даже приблизиться к поганым не успеют. Нет, с таким отрядом с татарами лучше не пересекаться.

Как назло, последние несколько часов их путь пролегал по открытой местности. Во все стороны — насколько хватает глаз — засыпанные снегом поля и лишь восточней лес подступает к дороге не больше чем на милю. Устаху было сорок три года, солидный возраст для гридня. Учитывая специфику профессии, до таких лет доживали немногие. За годы, проведенные в походах и сражениях, Устах запомнил одну очень простую истину: воюя с кочевниками, избегай открытой местности.

Впереди возникли две черные точки и начали быстро приближаться. Спустя какое-то время стало понятно, что это передовой дозор из двух воинов, отправленный Устахом вперед. Старший из двоих, поравнявшись с десятником, проговорил:

— Татары, Устах, не меньше сотни! Идут нам навстречу. Будут минут через десять.

— Принесла нелегкая… — прошептал десятник и уже громко рявкнул: — Кузьмич, давай сюда! — Когда староста оказался рядом, десятник заговорил: — Татары, Кузьмич, большой отряд, не отобьемся. Бери своих, и в лес бегите, мы постараемся их задержать. Бог даст, схоронитесь.

— Девок с детьми отправлю, а мы с мужиками вам подсобим.

— Все уходите, не будет от вас толку, без брони вы. Побьют стрелами издали и все. По-пустому погибнете.

— А ты, Устах, сделай так, чтоб не побили. Для нас наши семьи это не пустое. Глядишь, все вместе и удержим их достаточно долго, чтоб бабам хватило времени в лесу попрятаться, — проговорил упрямый старик.

Устах поглядел на Кузьмича с удивлением.

— Хорошо! Тогда шанс у вас один: пока они с нами рубиться будут, не до луков им будет. За это время вы должны успеть добежать. Глядишь, хоть кого-то из поганых с собой прихватите. Если не успеете и нас порубят раньше, то и вас стрелами побьют. Сейчас мои парни станут цепью, ты своих мужиков и сани за наши спины прячь. Пусть татары до поры до времени не знают, сколько нас.

— Добро! Пойду своих соберу да баб отправлю.

Боялся ли Устах умирать? Пожалуй, нет, слишком часто за свою длинную жизнь ему приходилось встречаться со смертью. Но в этот раз уж, пожалуй, действительно все. А вот деревенские его удивили. Чаще всего люди предпочитают отсиживаться за чужими спинами, а эти остались.

Спустя минуту, выслушав Кузьмича, бабы, рыдая и таща детей, бросились к лесу. Около саней остались только мужики.

— Не подумай, что я боюсь, но не стоит ли нам их оставить? Наши два десятка на стенах Владимира нужней будут. Обидно столько воинов по-пустому ради крестьян терять, — проговорил, подъехав вплотную, Никита, десятник второго десятка.

— Воеводе сам объяснять будешь? Думаешь, он нас с ними зачем оставил, чтоб при виде первого татарского разъезда мы их бросили? Не оставим мы их, биться будем!

В отличие от Никиты, Устах не был из семьи потомственных варягов, а происходил из таких же крестьян, как эти, пробившийся «в люди» благодаря случаю и собственной отваге. И именно поэтому для него, как и для Кузьмича, эти люди не были «пустым».

— Строй людей, Никита, татары идут!

— Поставить готов, что пахари не успеют или вообще разбегутся, — буркнул Никита и отъехал строить гридней.

Монгольский отряд все приближался. «Точно не меньше сотни, — прикинул десятник, вглядываясь во все увеличивающиеся в размерах черные точки. — А то и больше». Повернувшись, глянул на беглецов, оценивая расстояние от них до леса. Выходило, что до леса они еще и трети пути не преодолели.

Посмотрев на ополченцев, увидел старосту. Тот как раз прощался с сыновьями. Обняв по очереди обоих, указал им место рядом с собой за санями.

«Вот, кому сейчас тяжело», — сам Устах имел двух сыновей, находящихся сейчас во Владимире, и чувства старосты, оставившего на погибель собственных сыновей, понимал.

Пришпорив коня, десятник выехал перед строем гридней.

Татарский отряд устремился на них, рассчитывая быстро сокрушить жалкую горстку обороняющихся, а затем заняться беглецами.

Десятник ждал до последнего момента, не давая команды атаковать, планируя бой так, чтобы расстояние, отделяющее его от саней в момент столкновения с противником, было как можно меньше.

— Вперед! — рявкнул он, посчитав, что ждать больше нельзя.

По его команде дружинники опустили копья и начали разгонять коней для атаки.

Конь разгонялся все быстрее, холодный ветер бил в лицо, стена щитов монгольских нукеров все ближе. За секунды до столкновения татары дали залп. С тупым стуком стрела пробила щит рядом с умбоном, лишь по случайности не задев левую руку Устаха. Дружинник, идущий рядом, получил стрелу в лицо и сполз из седла под ноги собственному коню.

Спустя мгновение отряды столкнулись. Десятник метил в воина, прикрывающегося большим круглым щитом. Удар его копья пришелся на щит татарина и соскользнул, не причинив тому вреда, но соперник так же не преуспел, и его удар, не задев Устаха, прошел мимо. Пользуясь скоростью не потерявшего разгон коня, Устах успел перенаправить копье на следующего воина противника. На этот раз удача была с ним — и копье пробило грудь нукера. Повалившись с коня, тот утянул за собой копье, и десятнику ничего не оставалось, как оставить его.

Столкнувшиеся отряды теряли свой разгон. Сражение превратилось в кашу, в которой сложно определить, где свой, где чужой.

Правой рукой десятник рванул притороченный к седлу топор, левой подставляя щит под удар сабли. Топор удобно лег в руку и, не мешкая, десятник рубил сверху. Посторонний наблюдатель посчитал бы, что Устах промахнулся, так как удар приходился окованным топорищем в верхнюю кромку щита. Посчитал бы и ошибся: резким рывком десятник дернул топор на себя, утягивая за собой щит противника, и, когда татарин, поддавшись на уловку, попытался удержать щит и потянул его на себя, десятник нанес укол противнику в лицо, шипом на обухе топора.

Углом глаза отмечая движение, десятник развернулся в седле, пытаясь блокировать удар, но не успел, и татарская сабля обрушилась на его правое плечо. Снова повезло, и сабля, не разрубив наплечник, соскользнула. В ответ десятник не промахнулся, боковой удар топора разрубил чешуйчатый доспех татарина, и лезвие, круша ребра, врезалось в плоть.

Удар приходит откуда-то со спины слева, обходит щит и впивается в бок. Кольчуга, судя по ощущениям, выдерживает, а вот ребра нет. Резкая боль. И ломающий ребра наконечник спихивает десятника с коня. Секундное падение. А затем тяжелый, переходящий в легкую контузию удар о землю.

Тренированный конь прикрывает хозяина своим корпусом, не давая монголу завершить начатое, выигрывая хозяину необходимые мгновения. Когда татарский воин, рубанув саблей, наконец смог отогнать упрямое животное, тяжелый боевой топор, брошенный умелой рукой, разрубил врагу голову пополам, посчитавшись за четвероногого друга.

Припав на левое колено, оставшийся без оружия десятник вынул из-за голенища сапога засапожник. Новый противник не заставляет себя долго ждать: пригибаясь к мохнатой гриве коня и высоко вскинув саблю, он бросается на Устаха. Понимая, что с одним засапожником против всадника ему не выстоять, Устах приготовился умереть.

Деревянные вилы вошли в незащищенный бок коня и опрокинули животное. Вылетевший из седла и зарывшийся в снег монгольский воин так и не смог подняться: Устах не дал.

Не мешкая, вооружившись саблей и щитом убитого, десятник бросился в бой, про себя отмечая, что с Никитой надо было все-таки спорить! Кузьмич не подвел, и со своими таки успел!

Еще около получаса длился этот бой. Два десятка гридней из княжьей дружины и сорок мужиков продержались достаточно долго, чтобы беглецы успешно добрались до столь нелюбимого захватчиками леса и там разбежались, обрекая на провал любую попытку преследования.

Единственной отрадой для татарского сотника была мысль, что никто из русских воинов живым не ушел.

 

8

Ближе к полудню отряд выбрался на широкую, порядком изъезженную дорогу, а еще через полчаса догнал первых бегущих во Владимир беженцев. В запряженных одной лошадью санях, управляемых отцом семейства, сидела вся его семья: четверо закутанных в платки детей и их мать. При виде вооруженного отряда сани приняли в сторону, пропуская, а затем и вовсе остановились.

Только отряд миновал бегущих от войны, как к Ларисе Николаевне подъехал Сашка.

— Вы знаете, Лариса Николаевна, я начинаю понимать местную речь. Не так давно гостил у родственников на Украине и случалось слышать их говор. Было как здесь: отдельные слова вроде не понимаешь, а вместе с тем общий смысл сказанного понятен.

— Современный нам русский, как и украинский, развивались из этого языка. Корни одни, да и значения некоторых слов не изменились. Поэтому он легко усваивается. Но так будет не во всем, если разговор зайдет, например, на технические темы, то понимание уйдет. В современном русском в этой области очень много заимствованных из других языков слов.

— А я уж было полиглотом себя считать начал! Расстроили вы меня, — улыбнулся парень.

Чем ближе к городу, тем беженцы встречались все чаще, их движение становилось все плотнее, постепенно превращаясь в сплошной поток. В основной своей массе это были бредущие группой люди, но иногда попадались и более зажиточные, передвигающиеся на санях, запряженных одним, реже двумя конями.

Город появился неожиданно, просто за очередным поворотом дороги заснеженный лес отступил, и их глазам открылись внешние укрепления Владимира. В первое мгновение от открывшегося вида у женщины перехватило дух. Огромные валы с возвышающимися над ними стенами и башнями производили сильное впечатление своей циклопичностью, ставя под вопрос саму мысль штурмовать столь грандиозное сооружение.

Окруженный кольцом стен, город имел форму треугольника, очерченного течением двух рек: Клязьмы и Лыбеди. С северной, восточной и южной частей стены обрываются оврагом к Клязьме и Лыбеди. С западной стороны овраги соединяются глубоким рвом, за которым возвышается насыпной вал девятиметровой высоты и двадцатичетырехметровой ширины у основания, с находящимися на нем деревянными крепостными стенами. Роль площадок для стрелков на стенах играют заборола — защищенные бревнами с щелями-бойницами боевые площадки, позволяющие вести стрельбу находясь в укрытии и дающие место для размещения воинов.

Попасть в город можно через пять внешних ворот: Золотые, Иринины, Медные и Волжские (они вели в Новый город), Серебряные ворота (пускали в Ветчаной). Кроме надвратных, боевых башен Владимир больше не имел.

Ручеек беженцев тянулся к воротам белокаменной надвратной башни и исчезал в ней.

Лариса Николаевна какое-то время жила во Владимире и довольно неплохо знала его историю и историю его архитектуры. Да и готовясь к отправке в тур, женщина не поленилась просмотреть план древнего города. Поэтому ей не составило труда определить место их нахождения — единственной каменной башней города были Золотые ворота.

Как часто в той, другой, жизни Ларисе Николаевне доводилось видеть эти ворота. К нашему времени благодаря ряду пристроек они утратили свой грозный вид и стать, ушли на полтора метра в землю, став экзотическим украшением мирного ландшафта города.

Построенная из известняка в 1164 году, надвратная башня восемьсот с лишним лет первой встречала гостей, будь они зваными или незваными. Каменная цитадель встроена в крепостную линию валов и рубленых стен, имеет две боевые площадки и венчается надвратной церковью Положения Ризы Богородицы. Ее конструкция образуется двумя пилонами — южным и северным, между которыми находится проезд с арочным сводом, высотой четырнадцать и шириной пять с небольшим метров. В случае опасности проезд закрывают две обитые золоченой медью дубовые створки. Золотые ворота не имеют падающей решетки — герс.

Оборона Золотых врат ведется на двух уровнях: с настила над створами и с боевой площадки наверху башни. На глазах подъезжающего отряда настил над створами закладывался мощным брусом для обеспечения защиты лучников с фронта, оставляя лишь узкие бойницы для ведения стрельбы.

Башня выдвинута вперед за линию валов и позволяет вести фланговый обстрел с верхней площадки, значительных участков примыкающих стен и рва. Через глубокий, находящийся у подножья вала ров, перекинут деревянный мост. В отличие от европейских городов и замков, он не подъемный, и в случае осады подлежит сожжению. Подтверждение этому женщина наблюдала чуть позже, когда они въехали на мост: четверо находящихся во рву мужиков обкладывали хворостом и поливали маслянистой жидкостью опоры моста.

С места, в котором они выбрались из леса, были видны еще одни ворота — Иринины. Они находились северней и, как и все остальные, были деревянными. Поток беженцев, устремившихся к ним, ничуть не уступал потоку, направляющемуся к Золотым воротам.

Огромные створки ворот гостеприимно распахнуты, впуская в город поток беженцев из окружающих поселений. Караул из десяти человек, пытаясь впустить как можно больше людей, досмотр не производит, присутствуя скорее для отражения возможных диверсий врага. Признав командование, усатый десятник рявкнул, и десяток вытянулся, салютуя воеводе. На каплевидном щите одного из воинов женщина разглядела герб Владимира: стоящий на задних лапах коронованный лев.

Наконец, перебравшись через ров, отряд въехал под арку Золотых ворот.

Не так давно женщине приходилось бывать здесь. Почти через восемь сотен лет Ларисе Николаевне довелось присутствовать на свадьбе своей племянницы. Объезжая городские достопримечательности, свадебный кортеж посетил и Золотые ворота. Тогда под их сводом вместе с молодоженами оказалась и она.

В нашем времени, надеясь на ниспослание счастья, молодые пары проходят через арку ворот и даже не догадываются, что находятся под сводом самого грозного укрепления древнего Владимира.

Отряд миновал ворота и всадникам открылась живописная панорама бурлящего города. Если двигаться через город с запада на восток, то он очень походил на слоеный пирог. Сначала путешественник попадал в Новый город. За Торговыми воротами начинался Средний или Печерний город, фактический центр столицы княжества. В его южной части находилась резиденция князя, каменный замок — детинец. В восточной части города располагался Ветчаной — торгово-ремесленный конец города.

Прямая, как натянутая нить, дорога, запруженная санями и людьми, упиралась в вал и стену Среднего города с деревянной башней Торговых ворот. Город нельзя было назвать красивым. Почерневшие, засыпанные снегом дома, стоящие вдоль дороги, лишь изредка были окрашены тусклыми красками. Сама дорога, мощенная досками, утопала в взбитой сотнями ног грязи, не замерзающей несмотря на немалый мороз. За редким исключением все здания в городе были деревянными. Лишь изредка рубленый серый пейзаж нарушался вкраплениями каменных построек. Так, правее открывался вид на церковь Спаса и Георгия, левее — панорама на комплекс Княгининского монастыря.

Отряд, до сего момента быстро пробирающийся вперед, вынужден был сбавить темп. Двигающийся впереди Славка с тремя дружинниками криками, руганью, а кое-где и кулаками расчищал дорогу отряду. Минут через тридцать они наконец оказались около Торговых ворот. После Золотых они не произвели на женщину впечатления. Внутренние ворота были лишены рва, а вал значительно уступал внешнему.

Преодолев Торговые ворота, отряд въехал в центр столицы Владимиро-Суздальского княжества — Средний город. Каменных построек здесь было значительно больше. Первым в глаза бросился находящийся правее белокаменный детинец. Над его стеной возвышались купола Успенского собора, здание дворца Всеволода и собор Рождественского монастыря за ними. Левее, заставленная санями беженцев, находилась площадь торга, с церковью Воздвижения. Уходящая прямо дорога вела к восточному поясу стен с Ивановской проездной башней, ведущей в Ветчаной город. Но путь отряда, видимо, на этом закончился. Выбравшись из толчеи, отряд взял правее и направился к воротам детинца.

Въезжая в низкие ворота детинца, женщина обдумывала увиденное.

Грозные оборонительные сооружения города произвели на нее серьезное впечатление. Но, к сожалению для Владимира, любая крепость сильна в первую очередь своими защитниками и уж во вторую высотой стен. Но именно с защитниками у города были проблемы: потеряв часть полков под Коломной, а другую отправив с князем, город до минимума убавил свой гарнизон.

Как любому профессиональному историку, Ларисе Николаевне было известно, что численность населения одного из крупнейших городов Руси (а по протяженности крепостной стены, так пожалуй самого крупного) составила на этот момент истории не более тридцати тысяч человек. Численность же вторгнувшегося войска Монгольской империи оценивается, по самым скромным оценкам, не менее чем шестьдесят тысяч человек (а по наиболее смелым сто пятьдесят тысяч). У Владимира с его ослабленным гарнизоном просто не оставалось шансов выстоять.

 

9

Следуя за Славкой, мужчины оказались в просторной светлой комнате. Ранее она, видимо, выполняла функции казарменного помещения, так как в ней находилось восемь кроватей, пять из которых заняли туристы, а три так и остались пустующими. Запирать их не стали, но вот охрану за дверью выставили.

Женщин поселили отдельно. Их комната находилась чуть дальше по коридору.

Мужчины обратили внимание, что постели были застелены чистым бельем. Но улечься им не позволили: почти сразу раздался стук в дверь, и на пороге возник крепкий мужик, от которого шел приятный липовый запах. Мужика звали Жданом и был он банщиком.

На предложение Ждана принять баньку с радостью согласились. Даже раненный в плечо Андрей изъявил желание умыться.

Есть им накрыли прямо в предбаннике. После пищевых таблеток и лагерной диеты стол, состоящий в общей сложности не менее чем из двадцати блюд, казался царским. Запеченная щука, красная и черная икра, жареная говядина и свинина, свежий душистый хлеб и ледяной квас, и это далеко не полный перечень того, что Сашке довелось попробовать. Горячительных напитков также не пожалели: вино, медовуха и даже пиво. Факт, что все напитки были не крепкими, наталкивал на мысль о том, что гостеприимные хозяева берегли гостей для завтрашнего дня.

Парились долго, в компании Ждана, чередуя застолье с парилкой.

Выпитое вино расслабляло и позволяло забыть про слишком маленький период знакомства, и уже спустя полчаса Андрей с Сашкой, подначивая друг друга, взахлеб рассказывали подробности недавнего боя. На истории приключений участников, пересказываемые не один раз, сыпались тонкие и остроумные комментарии Васи, оказавшегося очень компанейским и веселым малым. Даже сначала угрюмо молчавший Данил разговорился и даже порывался спеть. Вдобавок Ждан был великолепным банщиком, своими вениками умело понижая градус в крови.

Время летело легко и незаметно. Ранее незнакомые люди после пережитых событий и совместно выпитого превращались в добрых товарищей. В общем, чисто мужской обряд знакомства, в простонародье именуемый «попойкой», был исполнен идеально.

Наконец, их ждал еще один приятный сюрприз: чистая местная одежда, в которую им предложил облачиться Ждан, пока их старая находится в стирке.

Из парилки Сашка вышел, придерживаясь за стенку, с чувством приятной усталости. Рядом с трудом передвигающийся Андрей (в отличие от всех остальных, из-за ранения он был лишен компании Ждана, и по этой причине набрался побольше всех). Его придерживал Вася, а Андрей заплетающимся языком в очередной раз благодарил его за недавнее спасение.

Одетый в чистое, Сашка, еле двигая ногами, добрался до кровати, упал в нее не раздеваясь и почти тут же провалился в глубокий сон.

 

10

Тяжелый стук в дверь поднял их довольно рано, по ощущениям Андрея было часов восемь утра.

Несмотря на вчерашнее плачевное состояние, он первым успел к двери. Чувствовал он себя, как ни странно, довольно хорошо. Проснулся минут десять назад и до этого момента просто лежал в кровати, анализируя события прошедших дней.

Открыв дверь, парень увидел на пороге улыбающуюся физиономию Славки:

— Здорово, гости дорогие. Как спалось?

— Спасибо, замечательно!

— Умывайтесь, вас княгиня видеть хочет. И оружие свое прихватите, уж больно интересное оно у вас!

Закончив, Славка посторонился, пропуская двух юнцов с бадьей, наполненной холодной водой. Третий шел следом, таща пустой таз и ковш.

— Подъем, славяне! Княгиня видеть желает! — крикнул Андрей, будя остальных, и направился к собственной кровати.

«Итак, пришло время серьезного разговора», — подумал Андрей, вынимая оставшиеся патроны из-под подушки.

— Сашка, автомат бери и все магазины!

Туристы быстро умылись и уже через пять минут вышли в коридор, готовые следовать за Славкой.

— Ох ты ж! — выдохнул Сашка.

И было от чего! В коридоре их ждали Ксюша с Ларисой Николаевной.

Лариса Николаевна преобразилась, теперь перед ними стояла уже не та замухрышка неопределенного возраста, а немолодая, но все еще очень привлекательная женщина.

Ксению Андрей сначала вообще не узнал. Она, как и Лариса Николаевна, была облачена в сарафан, слегка вьющиеся волосы были собраны в высокую прическу, открывая белую изящную шею, и лишь на лицо спадал одинокий локон. Неестественная для двадцать первого века одежда идеально сидела на девушке, придавая ее образу сказочную экзотику. Умело использованная косметика придавала выразительность и без того привлекательным чертам лица девушки. Пораженный ее красотой, Андрей с трудом выдавил из себя:

— Здравствуй!

— «Здравствуй», и это все? А как насчет что-нибудь сострить?

— Косметика-то откуда? — спросил смутившийся парень.

— Ларисе Николаевне удалось спрятать! Она, между прочим, много чего полезного сохранила.

— Только не подсказывай, я сам догадаюсь: неужели рулон туалетной бумаги?! — взяв реванш за секундное замешательство, бросил Андрей.

— Вот женщины, а!? — ухмыляясь, поддержал друга Сашка. — Я, находясь в лагере, антибиотики старался сберечь, а они — косметику.

Одарив гневным взглядом обоих, Ксюша кинулась на защиту Ларисы Николаевны:

— На самом деле косметика — страшное оружие, тем более в этом времени, когда под давлением церкви макияж практически сошел на нет, и мужской глаз не избалован! Красивая женщина, имеющая дорогую косметику двадцать первого века и умеющая ею пользоваться, оказавшись в этом времени, без особого труда способна пробиться в высшее общество, приблизиться к князю, царю или королю и крутить им по своему усмотрению. Ну и как я тебе? — последняя фраза уже предназначалась Андрею.

— У тебя есть все шансы пробиться, — ушел от прямого ответа Андрей.

— Не дуйся, не собираюсь я пробиваться, — понизив голос, миролюбиво проговорила девушка.

— А раз не собираешься, зачем так нарядились, Ксюш? Тут ведь средневековье, могут и, разрешенья не спросив, в койку потащить.

— С такими мужчинами нам бояться нечего! — Подначивала его девушка или говорила всерьез в своей последней фразе, Андрей так и не понял. А в следующую секунду двери распахнулись, и они вошли в зал для совещаний.

 

11

Туристы оказались в довольно просторной комнате. По ее углам находились чадящие факелы, а в середине стоял пятиметровый прямоугольный дубовый стол, окруженный массивными деревянными стульями. Во главе стола стояли два кресла. Одно, то, что повыше, пустовало, второе занимала немолодая крупная женщина на вид лет пятидесяти. Не считая сопровождавшего их Славку и четырех вооруженных арбалетами дружинников, стоящих по углам комнаты, в зале было десять мужчин. В основном всем им было за сорок, но из их числа выделялись двое, им бы Андрей дал не более двадцати пяти.

— Здоровые! Славка, твоя родня, поди?! — проговорил седоусый воин, сидящий рядом с княгиней, спровоцировав дружный смех собравшихся.

Княгиня также улыбнулась шутке, мимолетом взглянув на Славку, и проговорила, указывая на пустующие стулья.

— Проходите, гости нежданные!

Спустя минуту, когда вновь прибывшие расселись, женщина снова заговорила:

— Я Агафья Всеволодовна, жена князя Юрия Всеволодовича. Пригласила вас, потому как поблагодарить хочу за то, что воеводу моего предупредили да полусотню его. Если бы не вы, неизвестно как все вышло бы, а нам без воеводы сейчас никак нельзя. Не думали мы, что поганые так быстро у нас окажутся.

Андрей пристальней оглядел собравшихся. Итак, из присутствующих мы знаем воеводу и княгиню, эти двое молодых, судя по всему, сыновья князя: Мстислав и Всеволод. На их молодость смотреть не стоит, для здешнего времени они уже опытные воины, слово которых в совете будет далеко не последним. Следующим, чей род деятельности без труда определил Андрей, был епископ, его выдала сутана. Остальных собравшихся парень классифицировал как воинов: видимо, командиры высшего звена, их с воеводой роднил хищный и внимательный взгляд, обветренные и покрытые шрамами лица.

Состав присутствующих не радовал: разный возраст почти наверняка обеспечит противоречивость мнений и осложнит задачу Андрея.

Но у всех присутствующих была одна общая черта: всех их очень интересовало оружие. Руководствуясь именно этим, планировал свой разговор Андрей, трясясь вчера в санях.

Тем временем Агафья Всеволодовна снова продолжила:

— Что я могу для вас сделать в знак своей благодарности?

Ожидая ответа на свой вопрос, княгиня прервалась и Андрей начал действовать.

— Лариса Николаевна, пожалуйста, переведите все, что я сейчас буду говорить, — попросил Андрей женщину, опасаясь, что разница в языке может привести к недопониманию.

— Спасибо, Агафья Всеволодовна, но благодарить не стоит. Петр Ослядюкович долг вернул почти сразу: если бы не он с дружиной, стоптали бы нас татары. Сами мы путешественники, год за годом бродим по миру, смотрим, как люди живут. Народов мы разных, поэтому прошу простить меня за незнание языка. С год назад в болгарских землях набрели мы на поле, хранившее следы недавней схватки. Поле было усыпано нашедшими смерть татарскими воинами, среди них мы нашли двух католических священников. Оба были утыканы стрелами и вооружены странным оружием, вот этим оружием, — Андрей показал снятую с плеча винтовку, а нерастерявшийся Сашка автомат. — Поскольку живых в том бою не оказалось, оружие взяли себе. Для стрельбы оружие использует вот эти короткие «болты», — с этими словами Андрей передернул затвор, и винтовка выплюнула из себя патрон. Поймав его, молодой человек взял патрон двумя пальцами и показал внимательно слушающей публике.

Слабым местом в рассказе Андрея было происхождение. Парень старался миновать эту тему как можно скорее и очень не хотел к ней возвращаться. Причина была проста: на данный момент истории Владимир является вторым городом Руси, после Киева. Вторым, но очень стремящимся стать первым. Через город проходит огромное количество торговых маршрутов — как сухопутных, так и речных. В городе можно найти представителей любых народов, и, следовательно, кем бы они сейчас ни назвались, их принадлежность к тому или иному народу можно элементарно проверить. Например, знанием языка.

Католических священников пришлось вплетать в рассказ по причине наличия на винтовке и автомате надписи фирм-производителей. И надписи эти были сделаны латинским шрифтом. Принимая во внимание воинственный настрой католической церкви на этом этапе истории и использование ей латинского алфавита, применение подобного оружия ее адептами казалось Андрею правдоподобным блефом.

— К сожалению, учиться нам было не у кого, поэтому только израсходовав немалую часть найденных у священников болтов, мы смогли освоиться с оружием, которое вчера и помогло продержаться до прихода воеводы. Неоспоримым плюсом этого оружия является быстрота стрельбы, превосходящая скорострельность арбалета и лука. Недостатком же является отсутствие возможности пополнить запас «болтов», так как болт внутри содержит неизвестный порошок, без которого выстрел невозможен. Что это за порошок, мы определить не смогли.

С этими словами Андрей вынул заведомо раскрученную пулю из гильзы, а затем высыпал на стол перед изумленными слушателями порох.

— И сейчас, Агафья Всеволодовна, в знак чистоты наших намерений и доверия, мы бы хотели преподнести это оружие в дар, — с этими словами Андрей осторожно, стараясь не провоцировать уже не раз вскидывавших арбалеты охранников, положил винтовку на край стола, а рядом выложил оставшиеся обоймы с патронами. Через пару секунд за ним последовал и Сашка, и на стол лег автомат с двумя магазинами.

Впечатление Андрей явно произвел, как на своих, так и на чужих. Да еще какое! В возникшей тишине ему казалось, что он слышит стук собственного сердца. И тех и других понять было можно: он только что отдал свой единственный козырь. Теперь, возникни у владимирских желание расправиться с ними, защищаться им будет нечем.

Тем не менее, оценивая накануне ситуацию, Андрей посчитал такой риск уместным. Оставив оружие у себя, они получали постоянную головную боль на предмет того, когда предкам надоест с ними сюсюкаться, и они попытаются просто отобрать всемогущее (как им кажется) оружие. А произойдет это очень скоро, как только монголы пробьют стены и сдерживать их станет некому.

С другой стороны, отдав им сейчас оружие, они могут, во-первых, сосредоточиться на более важной проблеме — поиска путей собственного выживания после падения города, не опасаясь удара в спину; во-вторых, развеют у владимирцев миф сверхоружия, и в дальнейшем в обороне города те будут рассчитывать только на собственные силы.

Наконец, если владимирцы сообразят, что переданное им «чудо-оружие» превосходит их луки и арбалеты только в скорострельности, а недостатков имеет как минимум два — ограниченный боекомплект, который нельзя пополнить, а также отсутствие воинов среди собственной дружины, умеющих с ним обращаться (и возможности подготовить таких воинов, принимая во внимание ограниченный боезапас), — остается вероятность того, что владимирцы просто вернут им оружие с целью его более эффективного использования.

— Просим же мы об одном, Агафья Всеволодовна, дозволь нам в городе остаться и осаду переждать. А чтобы не быть обузой, будем наравне с твоими гриднями татар на стенах встречать.

Видимо, не ожидавшая подобного поворота событий, Агафья Всеволодовна молчала довольно долго, а затем, когда ожидание стало просто невыносимым, проговорила:

— Это щедрый дар, и в сложившейся ситуации весьма к месту. Я благодарю вас за него и принимаю его. А ваша помощь на стенах будет кстати, городу не хватает воинов.

На этом аудиенция закончилась. Андрей выходил из залы последним. За мгновение до того, как дверь за ним закрылась, он бросил взгляд на так и оставшееся лежать на столе оружие. Не ошибся ли он в своем расчете?

 

12

— Какого хрена ты сделал?! Мы же теперь беззащитны перед ними! — как только они оказались в комнате, от внешней невозмутимости Сашки не осталось и следа, остальные пока молчали, но явно были на его стороне.

— Беззащитными мы стали, когда приняли решение ехать в город. Неужели вы серьезно думаете, что их сдерживает наше оружие? Да полно способов у нас его изъять! Усыпить, отравить, украсть. Возьми хотя бы вчерашнюю баню, мы проторчали в ней весь вечер, а оружие лежало здесь! Заходи — и бери. На этот раз все обошлось, но в следующий раз, как накрутят им татары хвосты, они не будут столь тактичны. Войдут, заберут и разрешения не спросят. А потом начнут его осваивать, и пока освоят, расстреляют весь боезапас. А как оно стрелять перестанет, так опять-таки с вопросами к нам прибегут. Я же им подробную раскладку дал, что наше оружие может, а что нет, и теперь у них не должно быть ложных ожиданий.

Андрей замолчал, наступила минутная тишина, на протяжении которой товарищи по несчастью обдумывали сказанные им слова.

— Нас-то чего не предупредил? — уже миролюбиво проговорил Сашка.

— Вот за это извините, планировал вчера вечером поделиться планами, да с баней все неожиданно получилось. Не думал, что так наберусь.

— Проехали, вроде разумно сделал. Только дальше что? — вступил в разговор Вася.

— Будем ждать, — ответил парень и тут же обратился к Ларисе Николаевне: — Лариса Николаевна, у вас сложностей с переводом не возникло? Старался как можно проще говорить…

— Нет не возникло, даже сама от себя не ожидала таких знаний языка. Кое-где я, правда, твою речь подредактировала, так, например, словосочетание «неизвестный порошок» я заменила на «колдовской порошок». Звучит зловеще, — улыбаясь, ответила женщина.

— Мне Ксюша сообщила, что вам удалось сберечь какие-то вещи из нашего времени. Не поделитесь, что именно?

— Три миниатюрные ушные рации! С Алексеем и Светланой планировали использовать для переговоров между собой во время тура.

— Хм… Ну тогда у нас есть еще кое-что, что мы сможем предложить княгине, — улыбаясь, проговорил Сашка, — слушайте сюда…

 

13

— Допросить их с пристрастием! Пусть расскажут, где запас болтов спрятали! — проговорил Всеволод, сверкая глазами на своего оппонента — Петра Ослядюковича.

Военный совет шел уже третий час. Изначально планировалось обсуждение двух вопросов: как организовать оборону города и как без лишнего шума изъять у чужаков оружие. Теперь же после того, как чужаки добровольно его отдали, второй вопрос трансформировался и звучал так: что делать с этим оружием?

Как воевать с татарами решили быстро. Сначала, правда, княжичи пытались настаивать на самоубийственном плане встретить их в голом поле, но под напором воеводы и княгини оставили свои намерения и согласились обороняться за стенами. После этого большая часть участников совета удалилась, отправившись исполнять полученные поручения по подготовке города к обороне. Остались лишь пятеро: княгиня с сыновьями, воевода да епископ.

Именно в их руках находилась теперь судьба чужаков. Споры разгорелись нешуточные и продолжались уже около двух часов. Приглашенный кузнец сообщил, что выковать точно такие же болты у него не получится. Болты чужеземцев походили один на другой как братья-близнецы, а он в своей работе подобной идентичности обеспечить не мог. Таким образом, пополнить количество болтов было нереально, и ценность этого оружия определялась лишь сотней выстрелов, после которых оно превратится в ненужный металлолом.

Использовать его собственными силами также представлялось сомнительным. Глаза вызвавшегося испытать оружие Мстислава до сих пор не пришли в норму и продолжали напоминать совиные. Все после того, как три произведенных выстрела почти в щепки разнесли спинку одного из пустующих стульев, сопровождая все это чудовищным грохотом. В итоге перепугавшийся княжич отшвырнул от себя рвущуюся из рук хреновину, а сам благоразумно отскочил подальше.

Вспомнив этот момент, воевода не смог удержаться и улыбнулся в бороду — «мальчишка».

Если после этого инцидента Мстислав на некоторое время выпал из общего разговора, то епископ наоборот разошелся: принялся неистово креститься, молиться и костерить «проклятых католиков».

Теперь спор уперся в глухую стену: Мстислав с Всеволодом настаивали на немедленном заточении чужаков в темницу, дабы подвергнуть их пытке и выведать, где те спрятали запас болтов, ну на худой конец секрет колдовского порошка. Воевода же настаивал на совместных действиях с чужаками.

— Допросить их, конечно, можно, — мысленно воевода заставил себя вернуться к сказанному Всеволодом, — но не уверен, что из этого будет толк. Болтов с собой у них нет, да и не было, когда мы с ними повстречались. А значит, если и прятали, то далеко за городскими стенами. Если под пытками и расскажут, что нам от этого знания, коли вся округа татарами кишит: за стены не высунешься. А вот людей, которые с этой хреновиной обращаться умеют, мы потеряем. В общем, мое мнение такое: нужно вернуть оружие чужакам и пусть вместе с нами город с его помощью защищают. Если от татар отобьемся, вернемся к этому разговору.

Открывший было рот Всеволод так и не успел ничего сказать, его опередила мать:

— Поняла я вас, дорогие мои, — и уже обращаясь к охране, — зовите чужаков!

«Надоели мы ей своими спорами, для себя все уже решила», — подумал воевода. Агафья Всеволодовна была достойной супругой князя: аккуратной хозяйкой, хорошей матерью, чтящей слово мужа женой, и наряду с этим сильным лидером, способным управлять огромным княжеством в моменты отсутствия князя (как, например, сейчас), прибегая где нужно к решительным действиям, а где и к дипломатии. Но весть о падении Москвы и отсутствие новостей от находившегося в ней сына Владимира ее явно подкосила — женщина как будто постарела на несколько лет.

— Говорил я князю: на латинян надо походом идти, вон отступники какое дьявольское оружие придумали, — пробубнил в очередной раз епископ Митрофан, а в следующее мгновение дверь распахнулась…

 

14

Второй раз Андрей оказался в этой комнате. Только на этот раз народу в ней было поменьше, всего лишь пятеро.

Агафья Всеволодовна заговорила:

— Принимая сложившуюся обстановку, а также отсутствие у нас возможности подготовить воинов, способных эффективно использовать ваш подарок, я хотела бы предложить вам службу в дружине моего мужа. Свое оружие вы получите обратно и будете использовать против нашего общего врага, до нашей победы. На это время вы будете получать десять золотых монет каждому, а стрелки вдвое больше. Как вам такое предложение?

— Мы согласны, — ответил Андрей за всех.

— Отлично, тогда поступаете в распоряжение Петра Ослядюковича!

— Позвольте, Агафья Всеволодовна! Дело в том, что у католиков мы нашли не только оружие, — Андрей перехватил заинтересованный взгляд княгини и продолжил: — Мы нашли странные предметы, помещаемые в ухо и позволяющие слышать друг друга.

— Поподробней можно? — заинтересовался воевода.

— Предмет помещается в ухо, и, несмотря на разделяющее расстояние, вы прекрасно слышите, что вам говорит оппонент. Он же в свою очередь прекрасно слышит, что говорите вы. Это работает на расстоянии нескольких верст. Мы могли бы использовать это для более эффективного управления войсками.

— Да мы и так эффективно управляем войсками, — обиделся Всеволод.

— Согласитесь, ваш способ управления весьма ограничен. Он предполагает определенные действия в ответ на заранее обговоренную ситуацию. Если же происходят незапланированные события, он не только не помогает, но и может ввести в заблуждение. Мы же предлагаем вам разместить наблюдателей на башнях, которые обычными словами смогут объяснить ситуацию и передать ее, например, воеводе. В условиях нехватки людей это позволит более эффективно их использовать.

— По-моему, разумно, что скажешь, Петр Ослядюкович?

— Мысль интересная, после совета подробней мне все…

Закончить ему не дали: дверь распахнулась и на пороге оказался воин, один из тех, что присутствовал во время их утренней встречи.

— Агафья Всеволодовна, татары переговорщиков выслали к Золотым воротам.

 

15

Минут через пятнадцать Андрей, Сашка и Лариса Николаевна находились на верхней боевой площадке Золотых ворот.

Приказав следовать за собой, воевода разрешил им с Сашкой взять оружие, и теперь за спиной Андрея висела вернувшаяся к нему винтовка, приятно тяжеля плечо и придавая уверенность.

Приехавших было четверо. За руки на коротком аркане к седлу одного из них был привязан пленник. Одет пленник был лишь в исподнее, и Андрей был поражен, как он все еще жив на таком морозе. Даже одетому в теплый тулуп парню становилось не по себе, когда порывы холодного западного ветра били в лицо. Этому несчастному Андрей мог только посочувствовать.

Монголы приехали явно не для переговоров. Они остановились нарочито далеко, вне досягаемости луков и арбалетов. Один из четырех, к седлу которого был привязан пленник, двинул коня к городу, таща за собой связанного. Отдалившись от своих приятелей метров на пять, он остановил коня и закричал:

— Урус, это твой князь, да?! Смотри, что я делаю с твоим князем! — после этих слов татарин сбил пленника корпусом коня и несколько раз стеганул упавшего в снег плетью.

— Бату-хан твой новый князь! Открывай ворота, и тогда, может быть, он дарует пощаду!

— Владимир Юрьевич, — пошел шепот среди стоящих на стене воинов, признавших в пленнике сына князя. Владимир был князем Московским и средним сыном Юрия Всеволодовича, в плен попал во время штурма Москвы.

Находящийся недалеко от княгини Андрей бросил на нее взгляд и увидел, как женщина побледнела, признав в пленнике своего сына.

А монгол, считая себя в безопасности, красовался: поднимая на дыбы и гарцуя на коне, таская по заснеженному полю уже не пытающегося подняться пленника. Да, он был вне досягаемости для луков и арбалетов, но не для винтовки «маузер 98 М» образца 1898 года.

— Кто-нибудь сможет достать этого? — прорычал воевода прильнувшим к бойницам гридням, с трудом сдерживая бешенство.

— Нет, ветер сильный, да и расстояние слишком велико! — ответил за всех рыжеволосый воин, явно не славянской внешности.

— Я смогу! Разреши, воевода?

Вместе с воеводой к Андрею обернулись все. Смерив его тяжелым взглядом, воевода ответил:

— Ну давай!

Следующий вопрос парень задал, подойдя к воеводе вплотную. Задал шепотом, чтобы его слова не достигли ушей княгини:

— Кого, Петр Ослядюкович?

Воевода вопрос понял, на мгновение задумался и также полушепотом ответил:

— Нет, не при ней! Бей этого с плетью!

Кивнув, Андрей скинул с плеча винтовку и, используя как упор стационарный щит, взял на мушку всадника. Расстояние великовато, но на охоте с батей бывало и хуже. Да и оружие у него не чета вертикалке.

«Может быть, на следующие три сотни лет вы Русь под себя и возьмете, но тебе этого точно не видать. Лови, сука!»

Напутствовав пулю такими мыслями, парень задержал дыхание и медленно потянул за спусковой крючок. Треск одиночного выстрела и — взмахнув руками, монгольский воин вылетел из седла.

Его приятели продолжения ждать не стали. Один из них закинул поперек седла своего теперь уже не столь говорливого соплеменника, другой поймал под уздцы его лошадь. Уже через пару секунд, таща за собой на аркане пленника, они галопом понеслись к своему лагерю.

Но всего этого Андрей не видел. Удар от отдачи пришелся прямо в рану. Боль была настолько сильной, что в глазах у парня потемнело на несколько секунд.

Когда Сашка подхватил зашатавшегося друга, тот прошипел сквозь зубы:

— Не стрелок я, пока рана не затянется. Отдача слишком сильная. Нужно кому-то из ребят винтовку передавать.

Однако мучениям Андрея на этом не суждено было закончиться. Спустя минуту, когда боль уже почти стихла, проходящий мимо воевода, бросив «молодец», от души хлопнул Андрея по многострадальному плечу.

Этой же ночью в монгольском лагере с разрешения хана родственниками погибшего нукера был убит московский князь Владимир Юрьевич.

 

16

Все члены туристической группы собрались за столом в комнате, приютившей мужчин.

Сразу же после визита на крепостную стену Андрей, Сашка и Лариса Николаевна были приглашены Петром Ослядюковичем для обсуждения совместных действий по обороне города.

Рации произвели на воеводу впечатление, после того как он услышал из нее речь Сашки, специально вышедшего во двор крепости. Поглядывая с некоторой опаской на маслину передатчика, воевода поддержал идею разместить наблюдателей на башнях.

Совещание было не долгим, но плодотворным. Теперь его результаты ребята собирались довести до остальных членов группы.

— Воевода определил нам следующие позиции в обороне города, — начал Андрей, — мы должны находиться на Волжской, Медной и Золотой башнях. Все наблюдатели будут с рациями. Вид, открывающийся с них, должен позволить вести наблюдение и информировать воеводу о перемещении противника: как за пределами города, так и, в случае необходимости, в самом городе. Соответственно, третью рацию необходимо приставить к воеводе. Сам он не горит желанием ей пользоваться, видимо, побаивается, поэтому с ним придется находиться одному из нас. Человек при воеводе, во избежание недопонимания, должен знать как местный, так и наш язык. Поэтому на это место у нас есть только одна кандидатура — Лариса Николаевна. В отношении остальных позиций — дежурить будем парами и только днем, ночью все равно ничего не увидим. Давайте сейчас определимся кто, где и с кем будет в карауле.

— Нам без разницы где, главное, чтобы с Данькой вместе! — проговорил Коля.

— Тогда заступайте на Медные, — предложил им Андрей.

— Нас с Васей сажай на Золотые ворота, — сказал Сашка и подмигнул Андрею. — Вась, ты не против моей компании?

— Учитывая, что ты с автоматом, двумя руками «за». Как-то спокойней!

— Ну, тогда мы с Ксюшей в Волжской башне!

— Эк тебе «не повезло», — ткнув локтем Андрея под ребра, с ложным сочувствием в голосе шепнул на ухо Колька.

Проигнорировав приятеля, Андрей продолжил:

— Кстати, насчет оружия! У нас с вами есть автомат, винтовка и граната. Автомат будет на Золотых воротах, и это считаю разумным, там, насколько известно из истории, бои будут наиболее сильные. Гранату предлагаю вручить Ларисе Николаевне — вы будете при воеводе, может пригодиться. Ну а винтовку я хочу передать Коле. После ранения я стрелок никудышный, отдача приходится прямо в рану. Возражения есть?

Возражений не последовало.

— Когда начинаем караулить?

— Да с сегодняшнего дня и начнем. Пообедаем и пойдем к воеводе, он обещал выдать доспехи, оружие и дать провожатых до места.

 

17

— Ну, раз готовы, давайте за мной! — проговорил Петр Ослядюкович и двинулся к хозяйственным постройкам детинца.

Недолгий переход через галереи и подвалы крепости, и они оказались в оружейной комнате. Оружейка была разделена на две плохо освещенные факелами комнаты. Обе комнаты были оборудованы стеллажами, на которых покоилось разнообразное вооружение середины тринадцатого века. В той, что побольше, находились средства защиты: панцири, щиты, шлемы, кольчуги разного плетения и так далее. Вторая комната оказалась завалена наступательным вооружением: мечами, саблями, топорами, копьями, луками, арбалетами и тому подобное. Встретил их оружейник — старый седой воин с костылем вместо правой ноги.

— Ты, Глеб Лукьянович, приодень молодежь так, чтобы стрела не взяла, но вместе с тем и чтоб движение не стесняло.

— И девок что ль?

— И девок! Только им кольчужку полегче найди. В боях, надеюсь, участвовать им не придется!

С этими словами Петр Ослядюкович оставил туристов наедине с оружейником.

Следует отдать должное Глебу Лукьяновичу, он быстро подобрал доспехи каждому. Вася первым из группы отправился в соседнюю комнату на примерку и через пять минут, на протяжении которых из комнаты доносилась ругань и ворчание, предстал перед остальными уже в доспехе.

Выглядел Вася серьезно: шишак с закрывающей шею бармицей, прикрывающая все тело длинная кольчужная рубашка, перехваченная поясом. Ниже колен, где заканчивается рубаха, ноги прикрывают поножи. До ладоней руки полностью закрыты кольчугой, поверх которой натянуты наручи, сами ладони защищены латными рукавицами.

Грозный образ портили только очки с толстенными стеклами на носу.

Как оказалось, одевать все это хозяйство нужно умеючи, в определенной последовательности и с определенными правилами. Следующие полчаса Глеб Лукьянович на примере Васи обучал их группу премудростям облачения в доспех. Наконец курс молодого бойца он закончил фразой: «Откуда ж вы взялись такие!» И еще через час группа примерила выделенные доспехи.

От примерки Андрей получил невыразимое удовольствие. Кто из мужчин в нашем веке не хотел бы примерить боевой доспех средневекового воина?

С оружием все пошло быстрее. Глеб Лукьянович в качестве вспомогательного оружия каждому выделил по кинжалу (женщины другого оружия не получили). Коля, Сашка и Вася в качестве основного оружия получили боевые топоры и щит для защиты.

В ответ на заявления Николая о том, что он не умеет фехтовать, Глеб Лукьянович ответил:

— Фехтования от тебя и не потребуется, парень. Это будет свалка, никаких изящных приемов и поединков. Все будет решаться одним ударом, либо ты — либо тебя. С твоим ростом и длиной рук у тебя будет значительное преимущество перед любым противником. Так что руби все, что движется — и проживешь долго.

Несколько отличался выбор оружия для Данила и Андрея.

Смерив худощавую фигуру Даньки, оружейник сунул ему в руки арбалет и поясной крюк, бросив:

— Этим воюй! Мускулатура у тебя, парень, слабая, не удержишь ты ничего из клинкового оружия. Если что, кинжал есть, глядишь, кого-нибудь и ткнешь в спину!

Андрей себе клинок выбрал сам.

Парню было четырнадцать, когда в военном городке, где отец проходил службу, открыли секцию фехтования. Предрасположенный к спорту молодой человек записался. Это была не первая секция Андрея, в свои четырнадцать парень уже успел позаниматься боксом, карате, футболом. Заканчивалось все это одинаково: приказом о переводе отца на новое место службы. А поскольку отец был пограничником, назначения приходились все чаще на отдаленные заставы и городки, где по приезду на новое место жительства продолжить занятия было не с кем. Вот и в этот раз фехтованием Андрей прозанимался полтора года, пока с семьей не переехал к очередному месту службы бати. С тех пор прошло немало лет, но кое-какие навыки у парня все же остались, и сейчас он облазил почти всю оружейную комнату, прежде чем нашел то, что искал: средней длины легкий меч, что-то вроде эспадрона.

Рубиться таким клинком не очень, сталь его была невысокого качества, тонкий клинок мог просто сломаться, а вот для колющих ударов он годился. К тому же легкость клинка позволит не слишком нагружать нетренированные мышцы Андрея. Это, конечно, не спортивная рапира, но все-таки, по мнению Андрея, лучше топора.

В общем, свой выбор он на нем и остановил. Глянув на меч, Глеб Лукьянович прокомментировал:

— Ливонский, трофейный, года два как хлопцы привезли. Бери, коль сладишь.

Наконец, полностью экипированные туристы, поблагодарив напоследок Глеба Лукьяновича, покинули оружейную комнату.

 

18

Воевода находился на верхней площадке Золотых ворот. Сверху открывался прекрасный вид на округу, и только изредка обзор закрывал дым, поднимающийся от остатков сожженного моста.

Отсюда стан врага был как на ладони. Сотни юрт покрыли поле перед городом, и от костров в небо потянулись дымные столбы.

Поведение нового врага значительно отличалось от поведения других степняков. Вместо того чтобы заниматься грабежом окрестностей, как делали кочевые народы Азии и восточной Европы, в монгольском лагере кипела работа. Первым делом татары возвели на атакоопасных направлениях контрвалационную линию. Она представляла собой невысокий вал, покрытый частоколом, и здорово затруднила бы вылазку гарнизона.

На второй день осады подошли обозы с осадной техникой и сразу же Батый начал работы по ее возведению. Результат их полуторадневного труда был прекрасно виден: малая осадная техника была расставлена по периметру западной стены, полностью готова и начала обстрел города. Крупные пороки собраны на две трети и присоединятся к малым в самое ближайшее время. Наиболее пугающе выглядели требухи. По оценкам воеводы, камнеметы такого размера способны были эффективно бросать камни массой 60–70 килограммов. Под таким огнем стены города долго не продержатся.

Но сильнее всего настораживало не большое количество пороков, а тот факт, что противник умел их использовать.

Татары позаимствовали тангутские, чжурчжэньские и китайские осадные технологии, что в итоге сделало их настоящим бичом азиатских и европейских народов. Начиная с этого момента для соседей степи закончились славные времена, когда от набега кочевников можно было отсидеться за толстыми стенами крепостей. Нового врага стены сдержать не могли, что подтверждал дым сожженных Рязани и Москвы.

Обращала на себя внимание и организация Батыева войска. В войске наблюдалось четкое разделение обязанностей: одна часть возводила оборонительную линию, вторая собирала осадные пороки, третья устраивала облавы на население.

Как раз сегодня вернулись отряды, направленные с облавой в ближайшие к городу поселения. Вернулись с богатым полоном, который тут же был направлен для выполнения черновой и опасной для жизни работы.

Воевода прошел к противоположной стороне башни, и ему открылась панорама на осажденный город. Столица княжества готовилась к осаде и готовилась серьезно. Улицы, примыкающие к стенам, перекрывались баррикадами. В домах организовывались позиции стрелков. На всем протяжении стены жглись костры, дающие тепло караульным, а также греющие смолу, кипяток и прочие прелести для нападающих. Мальчишки лет десяти стаскивали с округи камни, укладывали их в пирамиды рядом с бойницами.

Во всем этом был один недостаток: в основной своей массе силы обороняющихся были представлены городским ополчением. Профессиональных военных — дружинников, в городе осталось менее пяти сотен. Но, несмотря на это, город не собирался сдаваться.

С целью повышения боеспособности ополчения, на утреннем совете приняли решение четыре из пяти сотен смешать с ополчением для назначения десятниками и на другие командные должности. Оставшаяся сотня оставалась в резерве и была последним козырем города.

Штурм Батый пока не предпринимал, справедливо решив не терять по-пустому воинов под стенами, а дождаться окончания сборки осадной техники и с ее помощью ворваться в город. Поэтому столкновения с противником до сих пор ограничивались лишь мелкими перестрелками, когда какой-нибудь перепивший кумыса нукер, желая показать свою удаль, с небольшим отрядом проносился под стенами города, обмениваясь стрелами с защитниками. Чаще всего такие дуэли заканчивались не в пользу нападающих. Все-таки легче стрелять, имея под ногами твердую поверхность и находясь под прикрытием стен.

Оценив позицию противника, воевода покинул башню.

 

19

Лариса Николаевна и воевода ехали рядом, оживленно беседуя. Их лошади мерно стучали копытами по мощенной досками опустевшей городской улице.

Уже второй вечер Петр Ослядюкович после долгого трудного дня предлагал проводить Ларису Николаевну. Несмотря на то что принадлежал к другой эпохе, воевода оказался очень интересным собеседником, и женщина с радостью принимала его предложения. Богатый жизненный опыт делал его остроумным рассказчиком и давал возможность Ларисе Николаевне многое узнать о жизни и традициях как на Руси, так и за ее пределами. Сама Лариса Николаевна также не оставалась в долгу и, руководствуясь своими познаниями в истории, рассказывала о культуре других народов, как современных воеводе, так и других времен (о чем он, конечно, не подозревал).

Кроме того, общение с Петром Ослядюковичем успокаивало Ларису Николаевну.

За время этого тура женщине довелось перенести многое: потерю друзей, появление новых, ужас концлагеря и побои надзирателей химической фабрики, куда женщин лагеря отправляли на работу. Но все это время рядом с ней всегда были друзья.

В следующем же эпизоде Лариса Николаевна будет совершенно одна. Помощи ждать будет не от кого, и именно осознание этого наводило на нее ужас.

Последний эпизод женщина не выбирала, его определил направивший ее в командировку университет, и предполагал он ее присутствие 11 марта 1553 года на присяге ближайших бояр Ивана Грозного на верность наследнику престола, грудному младенцу Дмитрию. Задача была проста: заснять на видеокамеру все происходящие события. Как бы она дорого дала за возможность избавиться от эпизода так же, как от видеокамеры, которую выбросила еще в вагоне на пути в концлагерь.

Когда она появится из воздуха в царских палатах, ее в лучшем случае убьют на месте, а в худшем сожгут на костре как колдунью.

Ожидание было настолько мучительным, что женщина начала подумывать, как раздобыть яд, на случай если все станет совсем плохо.

Страх отступал, лишь когда с ней рядом находился этот мужественный и сильный мужчина.

Сейчас их разговор затронул книги. У воеводы оказалась целая библиотека, содержащая произведения арабских, византийских и европейских авторов. Несмотря на то что прочитать большую часть этих произведений воевода просто не мог, так как не знал языка, на котором они написаны, он упорно продолжал их собирать.

— Знаете, Лариса Николаевна, знакомый купец подарил недавно книгу на неизвестном языке. Такому путешественнику, как вы, возможно, он знаком. Не могли бы вы заехать ко мне и помочь установить авторство?

«А фантазии у мужиков за прошедшую тысячу лет не прибавилось, уловки все те же», — подумала Лариса Николаевна и приняла приглашение.

 

20

Большая комната в срубленном доме плохо освещалась огнем русской печи. В ее центре, прямо напротив пляшущего пламени, стояла кровать, на которой, обнявшись, лежали мужчина и женщина. Удивительная судьба свела этих двоих.

— Откуда вы? — вдруг спросил воевода.

«Значит, не поверил андреевым байкам», — подумала Лариса Николаевна. Первой мыслью было продолжить врать, но потом женщина посчитала, что он заслуживает того, чтобы знать правду.

— Из будущего, очень далекого.

— Очень — это насколько?

— Около тысячи лет!

Он поверил ей сразу, ненадолго замолчал, а потом поднялся на локте и, внимательно глядя в глаза женщине, задал тот вопрос, на который отвечать ей очень не хотелось:

— Мы выстоим?

— Нет, а потом они разобьют князя на реке Сити.

— Значит, все напрасно! Грызня князей привела-таки нас к гибели, — устало проговорил воевода.

— Нет, не напрасно! Мы скинем их через три сотни лет, а после немалую часть их земель присоединим к своей империи. Созданное Русью государство раскинется от северных морей до южных, на тысячи верст с востока на запад. Это будет империя, объединяющая в себе десятки народов, гордая и независимая. И в этом государстве не забудут, как почти тысячу лет назад здесь, во Владимире, стояли насмерть! Не дрогнули перед лицом грозного и многократно превосходящего противника, не открыли ворота, убоявшись, а предпочли сражаться, бросив своим врагам: «Мы лучше умрем перед Золотыми воротами, чем будем у вас в услужении».

— Это мы скажем?

— Да.

— Кто именно?

— Скоро узнаешь! — с этими словами женщина притянула к себе и нежно поцеловала мужчину. Дважды просить себя он не заставил.

 

21

То, что этот участок стены не выдержит, стало ясно уже вчера. От обстрела деревянная стена начала разваливаться. Сейчас разрушения были такие, что пеший воин без труда сможет перебраться через то, что когда-то было стеной. Проклятые камнеметы сделали свое дело.

Другая напасть — наш полон, который монголы использовали для закидывания рва. Сотни людей, согнанных из соседних деревень, под стрелами защитников закидывали ров вязанками сырого хвороста. Теперь напротив пролома рва фактически не было.

Аналогичная картина была у Медных и Волжских врат, с той лишь разницей, что стены там пока еще стояли. Но и их время сочтено. Вероятность того, что они смогут продержаться до конца сегодняшнего вечера, ничтожно мала.

Нападающие готовились к штурму, об этом свидетельствовали их отряды, выстраивающиеся напротив пролома (вне досягаемости для стрел обороняющихся), а также прекращение обстрела стены осадной техникой в месте пролома. Штурм Батый готовил по нескольким направлениям (об активности его войск на других участках докладывали наблюдатели), тем самым лишая Петра Ослядюковича возможности перебросить войска. Но главный удар воевода ждал здесь, у церкви Святого Спаса. И именно по этой причине он привел с собой резервную сотню.

Понимая, что стена не выдержит, воевода еще вчера отдал приказ о блокировании пролома. Всю ночь защитники не спали, и вокруг пролома, полукругом огораживая его, выросли завалы баррикад, по своей высоте немногим уступающие крепостным стенам. Для их строительства шло все: бревна, камни, мешки с землей, двери.

— Спешивайтесь! — бросил Петр Ослядюкович сотнику и двинул Пегого через толпу защитников.

Признав воеводу, ополченцы приняли в стороны, пропуская. Наконец он остановился на небольшом пригорке рядом с одной из баррикад. Спустя минуту к нему стянулись все защитники. В подавляющем большинстве это были горожане и крестьяне, защищенные в основном малоэффективными против монгольских стрел кожаными доспехами. Разномастное вооружение также оставляло желать лучшего: топоры, вилы, изредка копья, и уж совсем редко встречаются мечи. Не войско — толпа. И как мало в этой толпе профессиональных воинов.

«Мне б сюда те полки, что под Коломной легли», — с болью подумал Петр Ослядюкович.

Сотни пар глаз смотрели на него, и в основном, как отметил воевода, во всех из них читался страх перед сильным и безжалостным противником, страх за себя и семью. И самое грустное, у воеводы не было вестей, способных их успокоить.

Петр Ослядюкович, набрав в грудь побольше воздуха, заговорил:

— Биться нам придется с сильным и пока непобедимым противником. Я понимаю, что вам страшно, и поверьте мне, старому воину, в схватке будет момент, когда от страха захочется все бросить и, не оглядываясь, побежать. В этот момент вспомните о ваших детях и женах, вспомните не посрамивших себя прадедов, а затем… сожмите топор покрепче и останьтесь на месте! И тогда, я вам обещаю, мы зададим поганым такую трепку, что слава о ней пройдет сквозь столетия, а наши потомки и через тысячу лет не забудут о том, что их предки своих городов без боя не сдавали! — воевода нашел взглядом Ларису Николаевну и закончил: — Предпочитая умирать в сражении — здесь, у Золотых ворот, чем быть у врага в услужении!

— СЛАААВАААА! — рев сотен глоток не обещал врагу ничего хорошего.

Закончив, воевода слез с коня, передал поводья одному из дружинников и, сопровождаемый двумя сотниками, двинулся по направлению к стене.

— Как настрой у твоих, Петрович? — спросил воевода сотника, командовавшего шестью сотнями ополчения.

— Твое присутствие и сотни гридней значительно его улучшили!

По сходням они поднялись на стену и, опасаясь шальной стрелы, тут же укрылись за заборалом. Желая осмотреться, воевода осторожно выглянул из-за укрытия.

«Как же их много». — Вся округа на многие версты вокруг была усыпана черными точками конных и пеших вражеских воинов. Взгляд свой воевода остановил на центре, где готовилась к штурму пехота противника. Однотипная экипировка и стальной блеск покрывающих тело доспехов наталкивали на мысль, что это спешенная тяжелая конница монголов.

С обоих флангов их окружала бурлящая масса легкой кавалерии. Она находилась в постоянном движении, но в зону досягаемости лука пока не входила. Ждут команды.

Метрах в трехстах от крепостных стен расположилась осадная артиллерия врага: баллисты, катапульты и, конечно же, самая большая головная боль воеводы — требухе. На этом участке стены требухе было три.

Один из них был уже взведен и теперь четыре человека, на вид из полона, в качестве снаряда тащили крупный камень. Наконец, они доставили свою ношу и поместили ее в корзину. По команде командира двое воинов опустили спусковой рычаг, и смертоносный груз под тяжестью противовеса устремился вверх. Еще секунда — и, прогудев в воздухе, камень ударил в заборало стены, метрах в пятидесяти левее от воеводы. Семидесятикилограммовая глыба, разбивая в щепки толстые бревна, проломила защитную стенку и раздавила одного не успевшего среагировать защитника.

Главная задача этого обстрела — не защитники. Его цель — разбить защитную стенку крепостной стены, укрывающую от монгольских стрел защитников города. С этой задачей требухе прекрасно справлялись: вся стена была покрыта пробоинами.

Бом! Бом! Бом!

Глухой барабанный бой ознаменовал начало штурма, и легкая монгольская конница двинулась вперед. Владимирцы также зашевелились, взводя арбалеты и готовя луки. Прошло несколько минут, и враг вошел на дистанцию эффективного огня лука.

— Залпом… бей! — рявкнул над ухом Петрович, и защелкали тетивы защитников.

Глянув в смотровую щель, воевода своими глазами увидел последствия залпа. Почти все стрелы нашли цели, в такой гуще трудно не попасть, и не меньше сотни монгольских воинов выпали из своих седел.

Обороняющиеся были в более выгодном положении, стреляя с твердой поверхности, находясь на возвышенности и под защитой стен. Однако на стороне нападающих было многократное численное превосходство, и ответным залпом на стену обрушился ливень стрел.

На глазах воеводы двое находящихся поблизости воинов не успели укрыться и получили по стреле. Если для первого все закончилось относительно благополучно (стрела по касательной задела плечо), то второй уже не встал, так и оставшись лежать со стрелой в груди.

— По готовности! — снова пролаял сотник.

Видимо, такую же команду получили от своего командования и монголы, так как залпами они больше не били, ведя индивидуальный огонь, направленный на подавление защитников или отвлечение их от тяжелой пехоты, все ближе и ближе приближающейся к стене. Поддерживая лучников, с удвоенной силой заговорили требухе и самострелы.

Воин, стоящий левее воеводы, отпустил тетиву, и та, прогудев, ударила о перчатку. Произведя выстрел, стрелок тут же укрылся за стеной, прижавшись к ней спиною. Достал из приставленного рядом колчана еще одну стрелу, наложил ее на тетиву и, выйдя из укрытия, вскинул лук. Опять пропела его тетива, но спрятаться он не успел. Получив удар в грудь, он выронил лук и, взмахнув руками, упав навзничь.

— С такой плотностью огня наши на стенах долго не продержатся! — поделился своим мнением Юрий Олегович, командир резервной сотни.

— А долго и не надо! Когда их латники полезут в пролом, сами прекратят обстрел, побоятся своих задеть!

Наконец, стрелы полетели в подошедшую уже близко к стене пехоту противника. Однако, как и предполагал воевода, эффект от них был незначительный. Стрелы либо застревали в щитах, либо не могли пробить ламинарные доспехи монголов. Лишь изредка в укрывшемся за щитами строе противника возникали быстро закрывающиеся пробоины.

— Все, Петрович, мы вниз! Ты, главное, как договаривались, стену держи! На пролом не отвлекайся.

Принимая во внимание сложность ситуации на этом участке обороны, на утреннем совете решили разделить командование. На Петровича с шестью сотнями стрелков ложилась обязанность обороны уцелевшей части стены. Сам же воевода брал на себя функцию обороны бреши четырьмя сотнями ополчения и одной резервной сотней под командованием Юрия Олеговича.

Спускаясь со стены по сходням, воевода окинул место, на котором будут происходить главные события. Оборона пролома строилась в две линии. Первый раз монголов планировалось встретить на гребне разрушенной стены. Здесь под сильным навесным обстрелом легкой конницы врага остановить их не получится, и придется отойти на второй рубеж обороны — на линию баррикад, полукругом окружающую брешь. Когда противник втянется в этот мешок, здесь его ждет другой прием. Засевшие в прилегающих домах лучники будут бить, уже не опасаясь ответного огня монголов, и изрядно проредят их ряды.

На самих баррикадах в бой вступят ополченцы. Воевода не исключал, что врагу удастся сокрушить плохо подготовленных горожан. Именно по этой причине он привел с собой резервную сотню. В тот момент, когда враг прорвется, он и ударит этим своим последним козырем. И вот тут уже стоять придется до конца.

Через пять минут воевода уже находился на своем наблюдательном пункте, в колокольне церкви Святого Спаса. Отсюда открывался прекрасный вид на будущее место битвы.

Все четыре сотни его ополченцев сосредоточились на баррикадах, за исключением пятидесяти человек, ждущих приближения противника возле разбитой стены.

— Урагх!!!

Крик врага резанул по ушам! Что происходило за стенами и спровоцировало врага на боевой клич, воеводе с этой позиции видно не было. Но он обратил внимание, как засуетились воины оставленной полусотни.

— …овсь, — донеслась команда десятника, и спустя несколько секунд следующая:

— Бей!!

Воевода оскалился, представляя, как легли первые две шеренги вражеской пехоты, двигающиеся плотной массой. Одно дело держать стрелу, выпущенную человеческими руками, и другое дело болт самострела, взведенного механическим воротом. Эта штука не то что ламинарный доспех, щит навылет пробивает.

Пару лет назад, расщедрившись, князь решил приобрести полсотни таких ливонских игрушек. Про них быстро забыли, и до сего дня они пылились в одном из подвалов детинца. Но вот теперь пришел их час, и пару дней назад по указанию воеводы ими вооружили полусотню умеющих с ними обращаться воинов (главным образом, из норманнов и других западных народов). Панцирную пехоту эта штука валила на раз-два, но у нее был один недостаток, из-за которого она в общем-то и не прижилась в дружине — слишком уж долго ее перезаряжать. Вот и сейчас арбалетчики даже не пытались успеть сделать второй залп, а сразу после выстрела задали стрекача к баррикадам.

А потом на вершине вала появился враг.

Первый воин перебрался через разбитые бревна. Где-то рядом с воеводой раздался щелчок тетивы. Вжикнув, стрела ударила в доспех смельчака и, бессильно по нему скользнув, отрикошетила в сторону. Ее подруге, пущенной из соседнего дома, повезло больше: пробив доспех, она по самое оперение вошла в правую половину груди, опрокинув воина на спину. Но начало было положено, и следом через остатки разбитой стены повалили все новые и новые воины противника.

Пытаясь сдержать атакующих, чаще защелкали луки засевших в домах стрелков. Но, видимо, к пролому подошли основные силы монголов, так как поток проникающей в город тяжелой пехоты становился все плотнее. Однако перебравшиеся за стену не спешили атаковать изготовившиеся баррикады. Вместо этого, прикрывшись щитами, они стали на вершине вала, накапливая численность для решительного штурма баррикад.

Дружный дзинь, и левый фланг прикрывшейся щитами монгольской группировки как косой срезало. Не менее двадцати воинов одновременно осели на землю, убитые невидимой смертью. Причина стала ясна, когда воевода присмотрелся к вершине одной из баррикад: арбалетчики наконец перезарядили своих монстров и дали новый залп.

— УРАГХ!

Ждать следующего залпа штурмующие не стали и, поддерживая себя боевым кличем, бросились на баррикады.

 

22

Эрик Рыжий поднял тяжелый ливонский арбалет, направляя его на находящегося в десяти метрах от него монгольского воина. Оценив угрожающую ему опасность, тот прикрылся круглым щитом.

— Ну-ну! — ухмыльнулся норвежец и потянул за спусковой рычаг.

Тяжелый стальной болт в большой палец толщиной, разгоняемый стальной тетивой, со звоном покинул ложе и уже через мгновение ударил в щит. Он легко пробил обтянутую кожей преграду и с чавкающим звуком вошел в пытавшегося укрыться за щитом воина. Убойная сила скинула забравшегося было на баррикаду нукера обратно под ноги поднимающимся следом соплеменникам.

Этот болт был последним, колчан пуст.

Норвежец отшвырнул в сторону теперь бесполезный арбалет и достал из-за спины секиру.

Секира была семейной реликвией и передавалась в роду от отца к сыну. Кроме секиры, по наследству передавались еще три вещи. Это, во-первых, огненно-рыжая шевелюра, во-вторых, имя — все мальчики в роду звались Эриками, и в-третьих, неумение проигрывать. Именно из-за этого «в-третьих» с Эриком никто из его знававших представителей рода никогда не садился играть в кости. Согласитесь, сложно ощущать себя комфортно, играя с двухметровым рыжеволосым бугаем, который после каждой проигранной партии здорово «расстраивается».

Норвежец поднял с земли монгольский щит и натянул его на свою руку.

Называть Эрика норвежцем не совсем правильно. Норвежцем он был лишь наполовину, другая половина его крови была варяжская. Тридцать пять лет назад отец Эрика взял в жены дочь княжьего сотника, от их союза и появился на свет Эрик. Отец всегда был упрям и, не пожелав отринуть веру пращуров, креститься отказался. Сам Одину не изменил, но и против крещения сына возражать не стал. И тридцать пять лет Эрик жил с двумя богами в душе, свирепым воином и безобидным плотником.

Именно Эрик командовал полусотней арбалетчиков. Арбалет — оружие прямого боя и не позволяет вести навесной огонь на столь короткой дистанции. Поэтому, произведя в начале боя несколько удачных залпов, после соприкосновения ополчения с противником норвежец вынужден был разрешить вольную охоту. Теперь его арбалетчики либо вели огонь из стоящих рядом домов, либо, как он сам, били в упор из-за спин ополченцев.

Бой шел уже не один час. Эрик находился перед центральной баррикадой. Именно перед, так как в данный момент времени ее вершина принадлежала монголам. За обладание этим укреплением разгорелись самые тяжелые бои. Уже несколько раз баррикада переходила из рук в руки, а ее основание и вершина были густо усыпаны телами как защитников, так и нападающих.

Каждый раз, до сего момента, когда монгольские воины занимали вершину, ополченцы показывали чудеса храбрости и с яростью диких зверей бросались в контратаку, неизменно скидывая захватчиков вниз.

Но есть предел всему, и Эрик понимал, что для измученных горожан этот предел наступил. Заставить их идти в следующую контратаку будет очень непросто.

— Ну где же ты, Петр Ослядюкович? — понимая критичность момента, прошептал норвежец.

В этот раз после захвата вершины события развивались по иному сценарию. На вершине баррикады возник монгольский воин с черным знаменем в руках. Отпихнув ногой тело одного из погибших, он освободил место и воткнул стяг в вершину баррикады.

Подняв вверх зажатую в руке саблю, он во всю силу легких известил своих соплеменников о собственном успехе:

— Урагх!!!!

Стяг водрузить они решили впервые, до этого ограничиваясь лишь воплями, — значит, не сомневаются, что уже не оставят вершину.

В русских дружинах знамя символизировало состояние войска, было его реликвией, находилось при военачальнике и наравне с ним оберегалось от врага. Аналогичную функцию оно выполняло и в католической Европе. Так, например, уставами рыцарей католических орденов (тамплиеры, тевтонцы, госпитальеры) запрещалось отступать до тех пор, пока знамя ордена стояло прямо.

Именно поэтому, в глазах Эрика, выставлять знамя в передних рядах перед противником было проявлением высшей степени неуважения к нему, плевком в лицо. Этим поступком монголы как бы говорили, что считают свою победу свершившимся фактом. Спустить такое Рыжий не мог.

— Думаете, все? Ну, это мы сейчас посмотррррим!!! — конец фразы потонул в реве.

Могучим прыжком Эрик преодолел расстояние, отделяющее его от ближайшего степняка. Боевая секира ударила с разгона. Не успев уклониться, тот принял удар на свой легкий щит. За что и поплатился: секира легко разрубила сам щит и руку, его удерживающую. Закричать монгольский воин не успел, так как был отброшен ударом могучего корпуса норвежца, устремившегося дальше к вершине.

Следующий противник просто проспал появление Эрика. Норвежец застал его обернувшимся на крик знаменосца. С неприятным хрустом нога врезалась в открытый левый бок, сминая ребра и откидывая человека почти на самую вершину.

— СЛАААВА! — громыхнуло за спиной Эрика — это измученные ополченцы, вдохновленные его примером, пошли в контратаку.

Дорогу к вершине Эрику преградили двое. Копейщик, не мешкая, нанес укол копьем, метя в неприкрытую щитом левую ногу. Его расчет строился на том, что Рыжий, блокируя удар, вынужден будет остановиться. Вместо этого Эрик проигнорировал удар и, несмотря на то что тот достиг цели, прыгнул. Спустя мгновение он уже был между двумя обескураженными воинами. Вооруженный саблей, находящийся правее успел нанести горизонтальный рубящий удар, метя в шею. Но Рыжий отбил его топорищем секиры, а затем ударил сам кромкой щита в неприкрытое лицо. Хруст лицевых костей — и еще одно тело катится вниз. Продолжая круговое движение, норвежец с разворота бьет секирой. Описав круг, она врезалась в грудь копейщика.

Последним препятствием на пути к вершине стал знаменосец. Этому парню явно не просто так доверили знамя. Удар по ногам находящегося ниже норвежца пропал впустую. Противник подпрыгнул, пропуская его под собой, и сам рубанул сверху. Саблю встретил щит норвежца, но удар оказался настолько мощным, что попросту разрубил шит пополам, лишь наруч уберег руку.

Однако приземлился монгольский воин весьма неудачно, наступив на руку одного из погибших и лишь с трудом удержал равновесие. Драгоценные мгновения, которые понадобились ему на это, стоили жизни. Повторный удар по ногам ставшего на мгновение беззащитным воина полностью отрубил одну, и секира застряла в колене другой ноги.

Оставив застрявшую секиру в ноге покатившегося с баррикады орущего знаменосца, Эрик одним прыжком оказался рядом с монгольским стягом и мощным пинком отправил его в гущу атакующих.

Разъяренные подобным отношением к своей святыне, на него бросились сразу четверо. Схватив лежащую на земле саблю, Эрик приготовился дороже продать свою жизнь, когда откуда-то из-за его спины, перехватывая атакующих его врагов, пришла помощь. Помощь в лице свежей, хорошо вооруженной резервной сотни во главе с воеводой.

А Рыжий, понимая, что, пожалуй, еще поживет, набрал полную грудь воздуха и зарычал:

— СЛАВА!!!!

Поддерживая его ревом, княжьи гридни обрушились на измотанного врага, отшвырнули его от баррикады и начали теснить.

Видя, что передние ряды его воинов безжалостно сминаются свежими силами защитников, монгольский командир дал сигнал к отступлению. Что ж, сегодня не их день!.. Но это только сегодня!

Город устоял. К концу дня 6 февраля 1238 года над заваленной убитыми и ранеными баррикадой реял русский двузубец.

 

23

Андрей и Ксения сидели на установленной прямо в Волжской башне скамье и увлеченно беседовали. Время их дежурства истекло, но парочка никак не могла наговориться.

Монгольская армия прекратила штурмовать город с приходом темноты.

Во время недавнего штурма молодые люди нашли себе место в обороне. Несмотря на раненую руку, Андрей вооружился арбалетом, и наряду с другими защитниками башни встречал врага стрелами. Ксения же, помимо корректировки, выполняла функции медсестры, оказывая первую помощь получившим ранение.

И лишь недолгие минуты затишья, такие как сейчас, молодые люди с удовольствием посвящали общению друг с другом. Верите — нет, но эти два дня, проведенные среди смерти, разрушений и обстрелов противника, были одними из лучших дней жизни Андрея. Чего можно просить от жизни, если с тобой рядом интересующая тебя, милая сердцу, красивая девушка, которой, если судить по ее поведению, ты также интересен. Ну разве что немного уединения! Что здесь, в башне, что в детинце, рядом с ними постоянно кто-то находился. Вот и сейчас рядом с ними постоянно сновали готовящиеся к обороне дружинники.

— Ксюш, почему они нас просто не вытащат? Ну, произошла авария, провалились мы в прошлое. Да возьмите и выхватите нас сразу же, в следующую секунду. В итоге все счастливы: мы живы, прошлое не искажено!

Островерхий шлем с наносником делал девушку похожей на мальчишку, и поначалу такой «грозный» вид очень веселил Андрея. Вот и сейчас Ксюша повернулась, и шлем в очередной раз съехал ей на глаза. Лишь с трудом парень скрыл улыбку.

— Андрюш, скажи честно: ты читал книжку, что я тебе дала? Там ведь все про это написано! — глядя с усмешкой, спросила девушка, официальное «Андрей» она уже давно сменила на нежное «Андрюша». Поняв риторичность своего вопроса, смягчилась и продолжила: — Не могут они этого сделать, им запрещает печально знаменитая шестая поправка! Они вмешаются, только если уровень нашего влияния на прошлое превысит три балла по шкале Лаврова. Как ты, наверно, «помнишь»: десятибалльная шкала Лаврова — это система оценки внешнего влияния на историю, где один балл — незначительное влияние, десять баллов — катастрофическое влияние.

Баллы от одного до трех определяют незначительные корректировки истории, оказывающие воздействие на людей или события, не оказывающие значимого влияния на мировую историю.

Следует обратить внимание, что любое влияние на разный момент настоящего может классифицироваться по-разному. Так, попав в прошлое, предположим, ты спасаешь жизнь человеку. За свою жизнь спасенный, положим, не оказал никакого существенного влияния на мировую историю. Первоначально, лет через десять после указанных событий, УПВМИ оценит твое влияние на историю как незначительное, присвоив твоему поступку два или три балла по шкале Лаврова. Никаких действий со стороны УПВМИ по ликвидации твоего влияния на прошлое предприниматься не будет (за исключением уголовной ответственности после возвращения из прошлого).

Однако проходит еще двадцать лет, и ребенок спасенного тобой человека становится крупным диктатором, оказывающим огромное влияние на мировую историю. И уже спустя тридцать лет после твоего вмешательства УПВМИ оценит поступок на семь или восемь баллов. В результате в прошлое будет отправлена экспедиция, и твои действия по спасению человека будут пресечены.

— А для того, чтобы превысить этот уровень, какой поступок мы должны совершить?

— Который приведет к существенному изменению в будущем.

Андрей ненадолго задумался, а потом заговорил:

— Только что у меня созрел план, который может нас вытащить из этой задницы. Я им с удовольствием с тобой поделюсь, но ты мне должна пообещать, что после того как мы выберемся отсюда, сходить со мной на свидание, сразу по возврату в наше время. Договорились?

— А здесь у нас с тобой чем не свидание?

— Какое же это свидание? Свидание — это когда ты, я, медленная музыка, бутылка дорогого французского вина и больше никого!

— Осталось только вернуться! — погрустнела девушка.

— Мы обязательно вернемся! Да и чего тебе переживать? Это у меня впереди яростные немецкие атаки, окружение и голод, круглосуточные бомбардировки и артиллерийские обстрелы! А у тебя этот эпизод последний. Все будет нормально, Ксюш. Ну так что, на свидание пойдешь?

— Не сгущай краски. Я помню, где начнется твой последний эпизод. И хоть это прифронтовая зона, избежать всех опасностей можно, просто укрывшись в лесу. Если никуда не лезть, спокойно отсидишься. А насчет свидания — обязательно пойду. Ты только возвращайся… И план может все-таки расскажешь?

— Уничтожение исторической личности будет достаточным основанием для вмешательства УПВМИ?

— Да, если эта историческая личность еще не совершила значимые для истории поступки, которые должна совершить при естественном ходе истории.

— Абстрагируемся, забудем личные симпатии и антипатии. Вокруг нас полно исторических личностей, например, семья князя или воевода. Но их убийство, как я понимаю, не окажет никакого влияния на ход истории. Эти люди и так погибнут через несколько дней. Именно поэтому спасение нами воеводы не повлекло вмешательство УПВМИ. Его гибель немногим позже не окажет влияния на будущее. Я верно понимаю ситуацию?

— Верно!

— Следовательно, на текущий момент истории все положенные исторические поступки не совершили только Батый и его окружение. У них впереди еще достаточно длинная и богатая на события жизнь, — парень сделал многозначительную паузу. — Тогда решение нашей проблемы — в уничтожении Батыя или кого-либо из его прославленных военачальников, например Бурундая. В этом случае наши современники вынуждены будут вмешаться и эвакуировать нас, иначе мы изменим ход истории и будущее исказится. А уничтожить его мы сможем, используя оружие двадцатого века! С оставшимися патронами мы способны выиграть короткий бой с местными! Тут главное — найти способ оказаться рядом с Батыем, а там уж, при необходимости, положим и его и всю его охрану.

— Когда город падет, Батый лично войдет в него, — задумчиво проговорила девушка, — снять его с винтовки будет несложно. Только к тому моменту, боюсь, многие из нас уже будут мертвы. Нужно ликвидировать его до того, как возьмут город. Вот дура, ведь все на поверхности, как мне самой такая идея не пришла! Ты прав — это может сработать! Собирайся, нужно обсудить твой план с нашими!

 

24

Спор среди туристов — кому идти к Батыю — шел уже около часа. Первым уперся Вася. Пробасив: «Сопливых пацанов перше батьки не пущу», он занял категоричную позицию, что одним из двоих будет он.

Настала очередь Андрея. Сашка его понимал, видел, что Ксюша ему запала в душу и он всячески старается не оказаться в ее глазах трусом. Но, во-первых, Сашка считал, что опасения Андрея мнимые: девушка явно отвечала ему взаимностью и ничуть не сомневалась в его смелости. А во-вторых, ранение, полученное им накануне, не позволяло ему нормально использовать оружие, и в бою эта слабость могла все испортить.

Именно поэтому Сашка, которому осточертел этот цирк, пригласил «покурить» именно Андрея. И теперь, оказавшись в коридоре, они могли общаться без посторонних.

— Хорош перед Ксюхой рисоваться! Переживаешь о том, что если у нас с Васей получится, ты без лавров останешься? А не думал о том, что будет, если у нас не получится? Кто будет защищать ее, когда монголы ворвутся в город? Да и сам ведь говорил: стрелок ты теперь никакой!

Сашка ненадолго замолчал, сверля Андрея глазами, а потом вдруг, расплывшись в улыбке, добавил:

— Ты уже совершил столько мужественных поступков, дружище, что даже я начинаю в тебя влюбляться.

Андрей улыбнулся шутке и проговорил:

— Ладно, хрен с вами, идите с Васей!

 

25

Спустя несколько часов все туристы, а также воевода, Всеволод и Мстислав находились в зале для совещаний.

Всеволод внимательно выслушал план Андрея, а когда он закончил, потер скулу и заговорил:

— Батыя охраняет корпус кешектенов. Он делится на две части: дневную стражу — турхаудов и ночную — кебтеулов. Дневная стража турхаудов состоит из самих тархаудов, хорчи-кешектенов и багатуров. Как вы, наверно уже успели заметить, монголы сами по себе отличные лучники. Так вот, лучших из них, заступающих на стражу вместе с тархаудами, и называются хорчи-кешектены.

Багатуры — особый корпус сильнейших воинов. В мирное время они входят в состав тархаудов, во время войны выполняют роль передового полка, но и сейчас, думаю, будут поблизости от хана.

Стража формируется из самых способных и видных наружностью сыновей и младших братьев нойонов, тысячников и сотников. Каждый из них почитает за высшую благодать гибель в бою за хана. Поверьте мне, пробиться через этих парней будет ох как непросто. Так вот, я хочу спросить еще раз: вы уверены, что ваше оружие сможет сокрушить гвардейцев? — устало закончил Всеволод.

— Были бы не уверены, не пришли бы! — несколько резко ответил за всех Сашка.

— Кто из вас пойдет?

— Мы двое! — пробасил Вася, кивком головы указывая на Сашку.

Безусловно, главную причину, по которой туристы решились на ликвидацию Батыя, местным говорить не стали. Преподнесли все как желание устранить главного врага. Мотив владимирцев тоже можно было понять: вряд ли они рассчитывали на то, что после гибели Батыя война закончится. Даже наоборот, разъяренные нукеры скорее всего от города камень на камне не оставят, но это была хоть какая-то возможность нанести врагу болезненный удар в самое сердце, посчитаться за погибших товарищей, разоренные деревни, без двух минут павший город.

— У меня есть план, как выманить Батыя под ваш огонь. Я пойду с вами и возьму полусотню. Представим это как желание замириться с Батыем. С собой возьмем дары, заполним ими сундуки и погрузим на сани. Батый любит унижение побежденных, так что, я думаю, он обязательно появится. Вот уж тогда не подведите…

 

26

В длинном, освещенном факелами коридоре Андрей с девушкой находились одни. Перед совещанием Ксюша успела переодеться, сменив доспехи на тот самый сарафан, в котором Андрей увидел ее в их первый день в детинце, и опять блистала все совещание, не давая парню сосредоточиться на проблемах завтрашнего дня.

Любуясь девушкой, Андрей с трудом выдавил из себя:

— Завтра будет долгий день! Пойду, Ксюх, нужно выспаться!

Он поцеловал ее в щеку и уже повернулся, собираясь уходить, когда женская рука легла на его плечо и заставила развернуться.

— Андрюш, постой! Кто ж знает, что нас ждет в скором будущем! Это у меня этот эпизод последний, а у тебя еще бонусный впереди! А там: яростные немецкие атаки, окружение и голод, круглосуточные бомбардировки и артиллерийские обстрелы! — придав лицу драматичное выражение и старательно подражая голосу парня, девушка повторила произнесенные им накануне слова. Затем не удержалась — хихикнула и, уже улыбаясь, добавила: — Так просто я тебя не отпущу!

Она обняла его обеими руками за шею, нежно притянула к себе и поцеловала. Для себя она уже все решила: глупо тратить отпущенное с любимым человеком время на предрассудки, когда твоя жизнь висит на волоске и завтра может просто не наступить.

Толкнув рукой дверь, девушка впустила парня к себе.

Кто-то, может быть, осудит девушку за столь легкомысленное поведение. Но кто знает, может, именно эта ночь, проведенная с любимой женщиной в находящемся на грани падения городе, будет тем светом во тьме, который позволит парню найти в себе силы достойно пройти трудности и вернуться. Хотя бы даже ради повторения одной этой ночи.

Ведь так хочется возвратиться туда, где любят нас и ждут.

Вроде достойная цель для одного «легкомысленного» поступка?

 

27

В последний раз все вместе они собрались во дворе детинца ранним утром седьмого февраля.

Несмотря на шутки пытающегося разрядить обстановку Васи, напряжение так и не отпускало.

Первыми расстались с Васей и Сашкой, а следом за ними к месту, определенному в обороне города, разошлись и остальные.

Прощались быстро, но тепло. Лариса Николаевна и Ксюша не смогли сдержать слезы. Такими Андрей и запомнил этих еще недавно чужих людей, за несколько дней ставших ему друзьями.

Больше в таком составе они уже не соберутся никогда.

 

28

На рассвете седьмого февраля 1238 года Серебряные ворота осажденного Владимира отворились и выпустили из города немногочисленный отряд защитников. Двигаясь парно, полсотни всадников, сопровождая шесть тяжело груженных саней, направились в сторону ощетинившейся частоколом контрвалационной линии.

Отряд возглавляли оба сына князя. Сразу за ними двигались оба чужака, спрятав свое смертоносное оружие в притороченные к седлу седельные сумки.

Покинуть город решили засветло, чтобы не подрывать моральный дух защитников.

Всеволод оглянулся на свой небольшой отряд. Сильный утренний мороз покрыл металлические части вооружения и бороды мужчин инеем, придавая им мистический вид, делая их похожими на выходцев из скандинавского ада — Хельхейма.

С каждым месяцем численность войска, которым ему приходилось командовать, неуклонно сокращалась. Еще совсем недавно, у Коломны, с ним было пятнадцать тысяч воинов: сводное войско из владимирских, рязанских и новгородских полков.

Теперь лишь пятьдесят человек. Пятьдесят человек, которые должны сделать то же, что не удалось пятнадцати тысячам.

Под Коломной, несмотря на значительное численное превосходства врага, настроение в войске было оптимистичным. Русским дружинам не в первый раз приходилось сходиться с превосходящим по численности противником, и этот факт никого особенно не пугал. Тактика боя степняков была хорошо известна, и за долгие годы соседства русские полки научились ей противостоять.

Тогда, под Коломной, они еще не знали, что в этот раз им противостоит другой, более хитрый и жестокий враг. Калка забылась, а падение Рязани не насторожило.

А ведь тогда, будь их немногим больше, они могли победить…

Первым на речном льду монгольскую конницу встретил сторожевой полк под командованием владимирского воеводы Еремея Глебовича. Полк был смят, а противник, обрушившийся было на основные силы русских, тут же попал под контрудар рязанской дружины.

Рязанцы были злы! Сожжение столицы и резня, учиненная в городе, требовали отмщения. И видит бог, они отомстили!

Железный кулак рязанской дружины врезался в неуспевший рассеяться тюмен. Рубя, топча, сминая, тяжелая русская конница, как раскаленный нож сквозь масло, прошла через строй врага. Монгольский тюмен был рассеян, а тело командира, изрубленное рязанскими мечами, так и осталось лежать на земле, запутавшись в окровавленном куске ткани, в котором смутно угадывалось монгольское знамя. Именно тогда Всеволод почувствовал, что монголы дрогнули и, нажми русы чуть-чуть, побегут.

Но резерва не было!

А затем, наученный горьким опытом противник сменил тактику. Избегая прямых ударов, легкая конница, кружа вокруг русских полков, обрушила на них целые тучи стрел. С жужжанием, разящие людей и коней, стрелы находили слабые места в доспехах, попадая в сочленения и неприкрытые участки тел. За три дня сражения Всеволод трижды терял коня и сам получил четыре легких ранения.

К концу третьего дня, ценой больших потерь, монголам удалось опрокинуть поредевшее русское войско и погнать его остатки к коломенским надолбам.

За рязанским князем Романом Ингваревичем враг устроил настоящую охоту. К концу сражения монголам удалось окружить, а затем и полностью истребить его отряд.

Погиб и Еремей Глебович, дав возможность уйти Всеволоду с остатками дружины.

Усилием воли Всеволод попытался отогнать от себя воспоминания о драматичных событиях, но к сожалению, более радостными его мысли не стали. Он вспомнил семью.

Прощались они во дворе детинца. Из добровольцев выбирали одиноких, поэтому провожающих было немного.

Не сумевшая сдержать слезы мать поочередно обняла, а потом перекрестила сыновей. Следующей была жена. Крепко прижав к себе мужа, Маринка рыдала в голос, между всхлипываниями умоляя его остаться. Это было самое тяжелое: отстранить ее от себя, а затем, оторвав взгляд, прыгнуть в седло. Мысль, что видишь ее в последний раз, до сих пор была невыносима.

«Никогда не думал, что буду рад тому, что Бог детей не дал, а поди ж ты — сейчас рад!» Если вспомнить заваленную трупами Рязань, остающихся в городе ждала незавидная участь.

Тогда, во дворе детинца, оказавшийся в седле Всеволод нашел глазами свой последний козырь — чужаков. Они все пришли провожать тех двоих, что отправляются с отрядом. Хотя какие они теперь «чужаки», после того как кровь вместе проливали.

Все облачились в чистое. В отличие от Коломны, никто не питал надежду пережить их маленький поход.

Поземка подняла снег и кинула его в лицо, заставив Всеволода вернуться к действительности. До укрепления противника оставалось не более пятидесяти метров, когда над гребнем утыканной кольями насыпи появились монголы. Перевернутый щит держал едущий рядом Мстислав.

Желая предупредить стрельбу, Всеволод закричал:

— Князь владимирский Юрий Всеволодович дары великому хану Батыю шлет!

— Что же сам князь подарки не везет? — на плохом русском пролаяли из-за насыпи.

— А он меня, своего сына послал!

— Ждите! — ответили с той стороны.

И они ждали, не зная, что командир монгольского отряда отправил гонца в ставку Батыя. И что вскоре гонец вернулся с приказом пропустить русских, а потом, заманив их подальше от городских стен, уничтожить. В помощь хан отправил двести багатуров.

Теперь хану не нужны были переговоры, судьба города решена. В этот день он падет, и когда это произойдет, все богатства Владимира и так будут его.

 

29

Ждали они недолго, как показалось Сашке, не больше тридцати минут. Затем из-за насыпи появились шестеро монгольских воинов и принялись оттаскивать с дороги русского отряда деревянные ежи.

«Если въедем внутрь, обратно дороги уже не будет», — наблюдая за ними, подумал парень. Видимо, подобная мысль пришла в голову и Всеволоду, на мгновение он замешкался перед открывшимся проходом, а потом, скорее для себя, чем для остальных, скомандовал:

— Вперед! — первым направляя коня.

Уже через минуту, последовав за своим командиром, отряд оказался по ту сторону насыпи.

— Млять! — не удержался и очень емко охарактеризовал ситуацию ехавший правее Вася.

Сашка прекрасно понимал его чувства и сам остро ощутил безумство их плана. За насыпью, построившись полукольцом, их встретило никак не меньше пяти сотен готовых к бою монгольских воинов. Рты искажены надменными усмешками, руки сжимают либо вынутые из ножен сабли, либо луки с наложенными на тетиву стрелами. Глядя на все эти окружающие их рожи, на ум пришло только одно слово — «головорезы».

По русскому отряду прокатилась волна движения. Заметив, как рука Всеволода легла на рукоять сабли, Сашка нашел взглядом притороченную к седлу (рядом с правой ногой) сумку, в которой находился скрытый от глаз автомат.

Но враг держался на расстоянии и не спешил атаковать.

Командование захватчиков не заставило себя ждать, и навстречу Всеволоду выехали трое.

— Следуй за мной! — Сашка узнал голос говорившего. Именно он вел переговоры из-за насыпи. Воин был статен, в украшенном золотой гравировкой добротном доспехе, на лице нескрываемое брезгливое выражение. Не дожидаясь ответа, он развернул коня в сторону исходящего дымами костров монгольского лагеря.

«Значит, презираете нас?» — в эту минуту подумалось Сашке.

Монголы расступились, пропуская командира и следующую за ним русскую полусотню.

— Две сотни со мной, остальные здесь! — на своем языке рявкнул командир монгольского отряда, и, выполняя его распоряжение, отряд врага разделился.

Сопровождающий их отряд двигался левее. Теперь сильная вонь кислого молока и старого жира, идущая от монгольского отряда, сопровождала их движение.

Наконец Сашка смог внимательно рассмотреть едущего параллельно монгольского воина.

Голову монгольского воина, как и Сашкину, защищал шишак. Металлические шлемы были не у многих. Большая часть воинов была в шитой из шкур шапке — малгай с острой или округлой тульей. Корпус Сашкиного соседа был прикрыт стеганым халатом с нашитыми на него круглыми и прямоугольными металлическими пластинами. Левая рука держит небольшой круглый щит. Из притороченного слева к седлу налуча торчит плечо составного лука, за спиной колчан, полный стрел. Правая покоится на рукояти сабли, вложенной в ножны. На ногах стеганые штаны и сапоги. Конь доспехами не прикрыт.

Насколько Сашка понимал, перед ним была легкий всадник противника.

До лагеря оставалось не больше пары верст, когда от кромки находящегося правее леса, поднимая снежную пыль, к ним навстречу устремился еще один отряд. Лучше места для засады не придумаешь: их путь как раз пролегал вдоль небольшой рощи, скрывшей их от взглядов из башен родного города.

Продолжая приближаться, отряд противника построился полукругом, отрезая их от находящегося на расстоянии версты леса. Встречающих было никак не меньше пары сотен, и была это тяжелая конница.

Идущая галопом конница не сбавляла темп, заставляя нервничать. Когда расстояние до русского отряда оставалось не больше пятнадцати метров, а многие дружинники, предполагая атаку, развернули коней и потянули из ножен сабли, вновь прибывшие осадили лошадей.

Из их рядов выехал молодой воин и направил коня прямо к Всеволоду.

— Ты сын той собаки, что правила этим городом? — Тонкие губы, обрамленные жидкой бородой и такими же усами, скривились в ядовитой усмешке. Монгол сделал круг на своем коне вокруг княжича.

— Думаешь, поджал хвост, прибежал с подарками и все? Считаешь, что спас свою жалкую жизнь? Нет, не все так просто! Когда город падет, твою жену я возьму себе в наложницы!

Монгол развернулся к своим воинам и, перейдя на монгольский, прокричал:

— Вы слышите меня, воины! Кто привезет мне жену этого уруса нетронутой, тот получит пятьдесят коней!

— Вот после этого, может быть, я и оставлю тебе жизнь. Жизнь раба! — это уже снова по-русски, обращаясь к Всеволоду.

— Ну все, приехали… — прошептал себе под нос Сашка, прикидывая, как сподручнее выхватить автомат. В том, что их путь закончен, парень теперь не сомневался. Пусть знал он их недолго, но все-таки сумел достаточно неплохо изучить своих спутников. Не научились еще на Руси прощать подобные оскорбления. Не то поколение. Спустя десятилетия их потомки, выросшие в постоянном страхе перед Ордой, будут молча сносить и не такое. Но не эти!

Видимо, понимал это и провоцирующий их монгольский воин, понимал и строил на этом свой расчет. Его выдавала осторожность, с которой он держал дистанцию, и взгляды, которые он периодически бросал на рукоять Всеволодовой сабли, как бы боясь пропустить момент, когда она покинет ножны.

Зачем был нужен весь этот спектакль, Сашка не понимал. Могли бы просто, не сбавляя темпа, врубиться в русский походный строй и избавить всех от ненужных дебатов. Но или монголы не хотели, чтобы их обвиняли в гибели парламентеров (как где-то читал Сашка, они были очень деликатны в таких вопросах), или молодой командир решил показать собственную удаль, а может по каким другим причинам, но факт оставался фактом — татары хотели, чтобы русские первыми схватились за сабли. И русские схватились, только как оказалось, не сабли нужно было бояться молодому нукеру.

Всеволод повернул голову к Сашке и одними губами проговорил:

— Задних держите.

Нога продолжающего гарцевать монгольского коня, попала в скрытую снегом нору, и животное, запнувшись, приблизилось к княжичу справа слишком близко. Спустя мгновение, выскользнув из наруча, в руке у Всеволода возник кистень, и, прогудев в воздухе, как шмель, тяжелая гиря с чавкающим звуком ударила обидчика чуть выше правой брови, проломив лобную кость…

Сашка рванул автомат из сумки. На мгновение магазин зацепился, но повторный рывок высвободил его. Разворачивая корпус в седле, парень не глядя дал длинную очередь в сторону отряда, находящегося левее.

Еще в неизвестной деревне, когда им пришлось столкнуться с монголами впервые, Сашка обещал себе, что стреляя по людям, будет целиться в конечности. Но когда на тебя несется воин, ненавидящий тебя всей душой, мечтающий только об одном — дотянуться до тебя острием своей сабли, гуманизм и человеколюбие забивается в самый глубокий угол твоего сознания, а вместо них выбирается страх и ярость. Вот тогда рука сама поднимается и наводит вместо ног в живот или грудь. Так, чтоб наверняка!

Автомат ударил вовремя! Монгольские воины уже бросили коней на русских дружинников, когда на их первую шеренгу обрушились Сашкины пули. Две из них достались груди ближайшего воина, того, которого чуть ранее парень внимательно рассматривал. Брызнув звеньями кольчуги и взмахнув руками, нукер вылетел из седла и покатился под ноги Сашкиному коню.

Выпущенная почти в упор веером очередь сбила на землю не менее десяти монгольских воинов, которые немедленно стали препятствием на пути остального отряда.

Рядом вторила винтовка. Васино оружие устраивало настоящие просеки в монгольских рядах. Обладая огромной убойной силой, винтовочная пуля пробивала по несколько плотно стоящих всадников, прежде чем теряла свою мощь.

Ржание испуганных лошадей, крики раненых, хлопки выстрелов, давка, поливаемая смертоносным ливнем автоматных и винтовочных пуль: все это превращало монгольский отряд из охотников в загнанную и испуганную дичь. Все больше воинов противника старалось выбраться из толчеи тел, только чтобы выйти из боя и найти спасение в ближайшем лесу.

Стараясь усугубить охватывающую отряд панику, Сашка сосредоточил огонь на тех, кто все еще думал о сопротивлении. Двое таких, обойдя общую свалку, бросили коней к нему. Сашка повел стволом автомата — и враги оказались в снегу: один с простреленной головой, другой — погребенный под собственной лошадью.

А в это время прикрываемая ими со спины русская полусотня атаковала отряд багатуров.

Всеволод, уже вооруженный саблей, заблокировав боковой удар противника щитом, рубанул сверху сам. В других обстоятельствах монгольский воин без труда бы закрылся, но не в этот раз. Хлопок винтовочного выстрела испугал животное, и конь врага шарахнулся в сторону, открывая всадника для удара. Блеск стали — и нукер валится из седла с разрубленным лицом.

Ксюшина идея закрыть уши своих лошадей оказалась весьма удачной. Хлопки автоматных и винтовочных выстрелов оказались для монголов не менее страшными, чем пули. Не привычные к грохоту лошади пугались и становились неуправляемыми, в то время как кони русских дружинников сохранили боеспособность. Несколько коней понесло своих хозяев в сторону от места битвы.

Следом за князем, в строй противника, пытающегося совладать с лошадьми, врезалась вся русская полусотня. Пользуясь своей маневренностью, дружинники практически безнаказанно смяли первую шеренгу, врезаясь дальше в глубь вражеского порядка.

И вот тогда, пытаясь спасти безжалостно вырезаемый отряд, прося помощи, заиграла монгольская труба!..

 

30

В плотном кольце бурлящей конницы находились семеро ощетинившихся оружием, ставших спина к спине, пеших воинов. Выглядели семеро ужасно. С ранениями разной степени тяжести, в изрубленных мятых доспехах, скорее поддерживая друг друга, чем стоя самостоятельно, они ждали смерти. Семь — все что осталось от полусотни, что ранним утром покинула город.

На двести метров они продвинулись к вражескому лагерю, после того, как скрестили клинки с багатурами. Двести метров до того, как на звук трубы появились все новые и новые вражеские отряды. Двести метров, усыпанных трупами врагов и друзей. В основном врагов!

Автомат и винтовка замолчали уже давно, полностью израсходовав свой боезапас. Их хозяева бросили бесполезное оружие и взялись за топоры.

Опасаясь, что они скроются в недалеком лесу, монгольские лучники их спешили, попросту убив коней.

Если не принимать в расчет валящую с ног усталость, Сашка в этой мясорубке сохранился довольно неплохо. Несколько пропущенных сабельных ударов не смогли разрубить доспехи и лишь оставили на теле парня сильные ушибы.

Васе повезло значительно меньше. Два обломка стрелы торчали из его груди, с правой стороны, а из уголка рта шла кровь. Но здоровяк все еще стоял на ногах, удерживая двумя руками свой окровавленный топор.

Всеволод тоже был еще жив. Он пропустил удар в лицо: его левый глаз вытек, а половина лица превратилась в кровавое месиво, через которое проглядывались зубы и кости. Несмотря на столь страшные повреждения, княжич продолжал стоять, сжимая в правой руке покрытую зарубками саблю, а в левой изрубленный щит с геральдическим владимирским львом.

Как погиб Мстислав, Сашка не видел.

Лица окруживших врагов выражали злость и ярость. Жала бронебойных стрел с десятков натянутых луков смотрели на семерку, и лишь отсутствие команды командира удерживало монголов от залпа.

«Что, стерли мы надменные ухмылки с ваших рож?» — подумал и устало улыбнулся Сашка. Как ни странно, умирать Сашка не боялся. Вернее, у него просто не было сил об этом думать, хотелось только одного: чтобы его оставили в покое.

Один из монголов, видимо командир, прокричал:

— Бросьте оружие и останетесь жить!

Над поляной повисла короткая тишина. В следующую секунду ее нарушил смех.

Смех, от которого на коже выступают мурашки, а кровь в жилах замирает, смех обреченного, полный такой тоски и горечи, что жизнь не в радость. Смех, которого Сашке слышать не приходилось.

Смеялся Всеволод. Страшная рана искажала его голос, добавляя в него неприятные, хрипящие и булькающие нотки, делая похожим на воронье карканье.

А затем к этому не то смеху, не то карканью присоединились и остальные обреченные: захлебываясь кровью, смеялся стоящий рядом Вася (периодически срываясь на кашель), смеялся еле стоящий на ногах от усталости Сашка, смеялись уцелевшие дружинники.

Почему смеялся Сашка, он объяснить не мог. Просто в тот момент смех казался самым уместным из всего того, что он мог сделать.

Ужас исходил от этого смеха, и командиру монгольского отряда стало не по себе. Спустя мгновение он заставил владимирцев замолчать, взмахнув рукой.

Десятки стрел сорвались с тетивы луков, по самое оперение входя в тела дружинников.

Оставшийся глаз получившего пять стрел и упавшего на снег новгородского князя Всеволода Юрьевича глядел в зимнее небо. За мгновение до того, как его сердце остановилось, изуродованные губы прошептали:

— Принимай, Громовержец!

Лишь двоим из семерых была оставлена жизнь. Стрелы, снабженные тупыми скругленными наконечниками, предназначались Сашке и Васе.

 

31

В мясопустное воскресенье седьмого февраля, вскоре после заутрени, начался общий штурм Владимира.

Первыми о намерении врага возвестили барабаны. Под их монотонный бой монгольские войска оставили свой лагерь и принялись строиться за городскими стенами, вне досягаемости для стрел защитников.

Почти сразу же к барабанному бою присоединился звон городских колоколов, возвещая горожан об активности противника и поднимая тревогу. Простившись с семьями, мужчины поспешили занять места на стенах и башнях.

Швырнув по последнему камню, требухе ненадолго прекратили огонь, меняя снаряды на зажигательные. Со своей основной задачей они прекрасно справились: в крепостных стенах зияли огромные проломы, на скорую руку перекрытые баррикадами. Ров, который должен был служить еще одним препятствием, был завален хворостом — результат трехдневного труда полона, захваченного монголами в Суздале и окрестных деревнях.

Легкие пороки противника, наоборот, заработали вдвое активней, пытаясь подавить огонь с башен.

Штурм начался одновременно по всему периметру западной стены.

Первой в наступление пошла вооруженная большими прямоугольными щитами пехота, гнавшая перед собой многострадальный полон. Как только наступающие вошли в зону досягаемости луков, со стен, не разбирая своих и чужих, их встретили стрелами. Плотность огня защитников была так сильна, что наступающая монгольская пехота вынуждена была значительно сбавить темп наступления, а потом и остановиться.

Но долго безнаказанно избивать свою пехоту Батый не дал, и следом, поддерживая себя криками и гиканьем, в бой вступила легкая монгольская конница. Уже через несколько минут тысячи всадников закрутили смертоносные хороводы под стенами города, обрушив на них настоящий ливень стрел.

Плотность огня защитников сразу упала, и снова двинувшейся пехоте захватчиков удалось преодолеть рвы и добраться до крепостных валов. Этот участок обороны стоил монголам очень дорого. Преодоление покрытых ледяной коркой валов даже в обычных условиях проблематично, а когда кроме льда приходится опасаться бьющих почти в упор лучников, вообще превращается в тяжелое испытание. Усыпав склоны валов телами погибших и зачастую используя их как лестницу, монголы наконец смогли добраться до стен. Здесь захватчики разделились: одна их часть бросилась в проломы, вторая попыталась штурмовать стены, устанавливая лестницы и закидывая кошки. Защитники не мешкали, и на головы штурмующих со стены, помимо стрел, полетели камни и бревна, а также хлынули потоки кипящей воды и смолы.

В проломах монголов встретили на баррикадах: сначала стрелами, а потом мечами.

Самые яростные бои разгорелись в проломах возле Волжских, Медных и Золотых врат. Земля там пропиталась кровью, а сами баррикады по нескольку раз переходили из рук в руки.

Но на этом плохие новости для владимирцев не закончились: к Волжским и Ирининым воротам медленно поползли тараны. Если у Волжских ворот арбалетчикам, засевшим в башне, удалось побить обслугу и остановить новую напасть, то у Ирининых тарану удалось добраться до ворот, и под его ударами одна из створок рухнула. Ворвавшиеся внутрь степняки сошлись с горожанами — и под сводами ворот разразился ад.

Как плотина удерживает реку, так же владимирцы на несколько часов остановили монгольские тюмены. Однако, под давлением много раз превосходящих сил противника, силы защитников таяли и пополнить их уже было нечем. Плотина истончилась, а потом лопнула, и в ставший беззащитным город хлынул поток вражеских войск.

 

32

— Великий хан, владимирский отряд уничтожен! — согнувшись в поклоне, проговорил темник.

Ханская юрта была огромной, кричаще роскошной и настолько же безвкусной. Прекрасные персидские ковры покрывали ее пол, обитые красным шелком стены были увешены драгоценным оружием. Сам хан восседал на троне, украшенном золотом и драгоценными камнями.

Человек, которого боялся весь мир, был полноватым, невысоким, с круглым, слегка обрюзгшим лицом. Маленькие глазки смотрели внимательно и властно.

Четверо телохранителей: двое турхаудов и двое хорчи-кешектенов, застыли рядом с троном, внимательным взглядом оценивая каждое движение темника.

— Что они везли с собой?

— Ящики полны камнями, лишь сверху золото и украшения. Я предполагаю, они планировали покушение.

— Почему звала труба багатуров? Две сотни моих лучших воинов не способны справиться с пятью десятками владимирских гридней?

Для темника настал самый неприятный момент в разговоре. Ичен был темником не первый год и, зная вспыльчивый характер хана, понимал, что сейчас находится на очень тонком льду и лед этот уже начал трещать.

— Владимирцы применили неизвестное оружие, именно его хлопки доносились до лагеря. Отряд багатуров почти полностью уничтожен.

— Вы захватили это оружие?

Темник незаметно перевел дух. Гроза миновала, оставались только хорошие новости.

— Да, мой хан! Также нам удалось взять живыми воинов, которые его использовали. Один из них, правда, при смерти.

— У тебя есть три дня, чтобы разговорить их. Через три дня я жду тебя с докладом.

— Конечно, мой хан!

Темник еще раз поклонился и, пятясь, вышел из юрты.

 

33

— Отряд, около сотни сабель, двигается к Торговым воротам. Встретишь их здесь, на пересечении с Ржавой. Людей в домах прячь и оттуда стрелами бей. Резерва больше нет, твоя сотня последняя, так что береги ее и без нужды на саблях не сходитесь.

Используя вместо стола перевернутую бочку, воевода пальцем водил по схеме города, указывая сотнику маршрут движения противника и место предполагаемой засады.

Они находились в Новом городе, во дворе одного из покинутых постоялых дворов, который несколько последних часов использовали как временный штаб. Здесь же разместился и последний резерв Владимира, сотня гридней под командованием Юрия Романовича. Готовая к бою сотня сейчас гарцевала во дворе, ожидая приказа командира.

— Понял я, Петр Ослядюкович, сделаю как сказал! — сотник пожал воеводе руку, а затем лихо запрыгнул в седло.

— Бог даст, свидимся! — уже сорвавшись в галоп, крикнул он, уводя за собой гридней.

Через минуту в истоптанном лошадиными копытами дворе остались лишь десять человек: Лариса Николаевна, воевода с шестью своими телохранителями и двое посыльных мальчишек.

Петр Ослядюкович подошел к сидящей на ступенях крыльца женщине, присел рядом и заговорил:

— Андрею с Ксенией и тем, кто с ними, передай: пусть уходят. Все равно им ничего не видно со своей позиции, тот край города горит, все дымом заволокло. А вот Славка с ребятами пусть косой час обождут. Мы как раз у Торговых ворот будем и там сориентируемся.

Информация, поступающая от Данила, находящегося вместе со Славкой во Владимирской башне, действительно была бесценной для обороняющихся. Она позволяла им выводить остатки войск, обходя прорвавшиеся отряды противника, а также перехватывать и уничтожать наиболее резвые из них.

Но сейчас женщина уже начинала переживать — хватит ли времени ребятам, запертым в Медной, выбраться.

Получив указание, Лариса Николаевна, не мешкая, передала приказ, используя для этого современный нам русский язык. Некоторая заминка возникла с Андреем, вернее с сотником, руководившим обороной Волжской башни, который отказался выполнять приказ, полученный от парня. Воеводе пришлось лично отдать распоряжение командиру.

Передавая сообщение, далекая от военной жизни женщина допустила роковую для защитников Медной башни ошибку и изменила формулировку сообщения, дав указание ждать не косой час, как велел воевода, а до дальнейших распоряжений.

Дождавшись, когда женщина закончит, воевода дал команду отряду:

— По коням!

Поднялся сам и помог Ларисе Николаевне забраться в седло. Еще через минуту маленький отряд покинул недолго служивший им приютом двор.

Все еще плохо ориентирующаяся в городе женщина быстро запуталась, когда их отряд свернул и начал плутать по узким проулкам, старательно обходя большие улицы и опасаясь встречи с наводнившими город отрядами противника. Наконец, посчитав, что они находятся достаточно близко к Торговым воротам, воевода вывел их на довольно широкую улицу. Приближаясь к очередному перекрестку, отряд снизил скорость и перешел с галопа на рысь.

Женщина даже не заметила, откуда появился противник, просто в какое-то мгновение справа на них обрушился убийственный дождь стрел.

Ларису Николаевну невольно закрыл один из телохранителей, ехавший правее, именно ему достались две стрелы, которые могли бы зацепить женщину. Воин и его конь единой грудой покатились по земле.

Первый залп врага не пережили еще трое телохранителей и оба посыльных, а также все лошади.

Воевода получил две стрелы, одну в наплечник, другую в шлем. Добротный доспех выдержал, и стрелы, бессильно скользнув по стали, прошли мимо. А вот Пегому не повезло. Три стрелы пробили бок животного, и конь, пройдя по инерции пять метров, запнулся, а затем перевернулся через голову, лишь по счастливой случайности не придавив воеводу, успевшего освободить из стремян ноги. Его падение было недолгим, но могло закончиться гораздо более драматично, если бы не сугроб, в который он приземлился.

Лошадь Ларисы Николаевны была единственной, которая устояла. Она получила стрелу в шею, но смогла остановиться и теперь, покачиваясь, застыла на середине перекрестка, с трудом удерживая на себе наездницу.

— Прыгай!! — закричал, поднимаясь на ноги воевода, понимая, что в любую минуту животное может упасть и зажать ногу женщине.

Женщина среагировала на его слова и покинула коня за секунду до того, как ноги животного подогнулись.

Над оказавшейся на земле женщиной нависла новая угроза. Враги (теперь женщина смогла рассмотреть их), рассыпавшись полукругом, двигались с улицы, перпендикулярной той, с которой появился наш отряд. Вражеская полусотня находилась не более чем в пятидесяти метрах от нее и стремительно приближалась.

— Беги в дом! — снова закричал воевода, указывая на выбитую дверь одного из домов за своей спиной, а сам бросился навстречу ближайшему к женщине всаднику противника.

Так быстро бегать ей еще не приходилось. Остановилась она только ворвавшись внутрь здания. Развернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как за считаные секунды до столкновения воевода ушел с пути коня, пытающегося сбить его корпусом, и тут же прикрылся щитом, парируя удар вставшего на стременах всадника. Его встречный удар отстал от противника лишь на мгновение, но в отличие от монгольского воина, воевода не промахнулся. Только что нанесшая удар рука нукера вместе с зажатой в ней саблей, по локоть отсеченная, упала в снег.

Охнув, монгольский воин схватился за обрубок правой руки, а затем, лишившись сознания, вывалился из седла. Не мешкая, воевода кинулся за конем и возможно успел бы его поймать, если бы не сбившая его стрела.

Упавшего командира заслонил один из двух оставшихся телохранителей: копье, брошенное упавшему воеводе в спину с дистанции десяти метров, вместо того, чтобы пригвоздить его к земле, насквозь пробило оставшегося без щита гридня.

Поднимающегося воеводу подхватил под руку оставшийся охранник и вместе они кинулись к убежищу Ларисы Николаевны. В этот раз им повезло, и пущенные вдогонку стрелы не смогли пробить доспехи русских воинов.

Ворвавшись внутрь здания, мужчины подхватили застывшую и оцепеневшую в проеме женщину и бросились в противоположный конец комнаты. Пару раз в полутьме женщина чуть не упала, запнувшись за что-то, но мужские руки держали крепко.

С улицы раздавались крики и стук копыт. Основные силы отряда противника подошли к их убежищу.

Несмотря на темноту, дверь обнаружили довольно скоро. Но, к несчастью для них, заботливый хозяин дома попытался спасти свое жилище, заперев ее. Выбить или разрушить такую дверь — дело пяти минут, но у них не было и минуты, за спиной уже слышался топот поднимающихся по крыльцу врагов.

— Будь здесь! — бросил воевода женщине, как будто у нее был выбор.

Сам вместе с оставшимся телохранителем направился навстречу ворвавшимся в здание врагам.

Отряд противника, на который они наткнулись, был явно из числа легкой конницы. Первые четверо нукеров, ворвавшиеся в темное помещение, погибли прежде, чем успели рассмотреть опасность. Причина их смерти была проста: их глаза так и не успели перестроиться с дневного света к полутьме помещения, и двое обрушившихся на них воинов действовали безнаказанно.

Оставшиеся разорвали дистанцию и, ощетинившись саблями, отступили к входу.

Помещение здания было довольно узким, и каждому из обороняющихся противостояло не более двух воинов одновременно.

Наконец, посчитав себя достаточно готовыми, монголы атаковали повторно.

Вот тогда двое тяжелых латников, находящихся на удобной для обороны прикрытой с флангов позиции, заставили плохо подготовленных для рубки легких воинов врага себя уважать. Как часто в этот долгий день монгольским воинам придется вот так же беспомощно толпиться, когда очередной русский вставал в узком коридоре, и очень дорого заставлял платить за возможность ворваться в свой дом. Чаще всего, тем или иным способом таких удавалось свалить, но были и те, пройти через которых не получилось. И тогда погребальным костром для них и их семей становились подожженные захватчиками собственные дома.

Женщина обратила внимание, что многие удары латники просто игнорировали, блокируя и уклоняясь только от опасных.

Монгольского командира нельзя было обвинить в слабоумии. Потеряв в атаке еще троих убитыми и двоих искалеченными, он сменил тактику.

— Копья сюда! — на монгольском раздалась команда, и во вторую шеренгу начали протискиваться воины, вооруженные копьями. Его задумка стала понятной, когда в следующую атаку из-за спины воинов первой шеренги посыпались удары копейщиков.

Первым пал последний телохранитель. Копье ударило его в живот, и удар сабли отсек голову сложившегося пополам воина.

Глядя в спину сражающегося Петра Ослядюковича и понимая, что конец близок, женщина вспомнила свою жизнь.

За сорок пять лет, проведенных в своем времени, Лариса Николаевна так и не встретила мужчину, вместе с которым хотела бы провести оставшуюся жизнь. Конечно, у красивой женщины были любовники, но все это были случайные люди, связать судьбу с которыми она себя так и не заставила. В чем была причина? Скорее всего, в ней самой! Слишком уж много времени она отдавала своей, до сих пор единственной страсти, имя которой «история». Так и не сумев перебороть в себе грезы о славных временах, когда служба воина была самым почетным и достойным мужчины ремеслом, а миром правили не наодеколоненные торговцы, а посеченные шрамами солдаты.

И вот теперь, когда женщина смирилась с мыслью об одинокой старости, судьба послала ей встречу с человеком, с которым она, пожалуй, могла бы связать свою жизнь. Встречу, которая состоялась за сотни лет до ее рождения.

Женщина оценила злую шутку фортуны.

«Все, как в сказке, и желание то исполнено и до конца дней вместе и умрем в один день! Ну просто грех жаловаться! Вот только пожить долго явно не получится…»

И, вытирая одной рукой слезы, другой Лариса Николаевна потянулась к так и не брошенной котомке, в которой возила медикаменты, перевязочные бинты и единственное имеющееся у нее оружие — немецкую гранату.

Удар сабли пришелся вдоль груди Петра Ослядюковича, отбросив его назад в ноги сидящей на полу женщины. Оказавшись рядом, воевода увидел зажатую в ее руках гранату, поймал взгляд и, улыбнувшись, слегка кивнул. Лариса Николаевна медленно потянула за запальный шнур.

«И все-таки, как несправедливо и обидно вот так встретиться, чтобы расстаться уже навсег…»

Взрыв оборвал мысль, разрывая ударной волной и рубя осколками тела бросившихся к Ларисе Николаевне монгольских воинов.

А двадцать два человека, запертые в Медной башне, так и продолжали ждать приказа на отступление, но передавать им его уже было некому.

 

34

Тяжело судить о численности противника, наблюдая за ним с большого расстояния, да еще и через поднимающиеся к небу столбы жирного дыма. Неудивительно, что Данька ошибся, и в заготовленную ловушку вошел отряд не в сто, а в двести человек.

Чалубей с двумя своими сотнями миновал перекресток и направился вдоль улицы.

Урусы сражались отважно, об этом говорил хотя бы тот факт, что на момент начала осады под его началом было три сотни воинов, а теперь, после двух дней тяжелых боев, осталось двести пятнадцать. У других командиров картина немногим лучше.

Но, несмотря на это, сотник любил побеждать сильного противника! Города такого врага полны золота и богаты трофеями, отобранными у более слабых соседей. Хорошая плата воину за риск!

Отряд двигался по пустынной, но довольно широкой улице. Двухэтажные деревянные дома выходили сейчас закрытыми ставнями окон прямо на дорогу. Жители либо забились в самые темные углы своих домов, либо пытаются спастись в пока еще не взятой части города. Проследив жадный взгляд одного из своих воинов, обращенный на один с виду богатый дом, Чалубей подумал: «Ничего, осталось недолго: прорваться за вторую стену, и после этого Бату отдаст город нам, вот тогда мы сюда и вернемся. Но сейчас, во что бы то ни стало, нужно выполнить приказ Бурундая: захватить Торговые ворота и удержать их до подхода основных сил».

Тот факт, что эту важную миссию поручили ему, не мог не радовать честолюбивого молодого сотника. Темник явно испытывает его и в случае успеха приблизит.

Выполнение поставленной задачи также не представлялось особо сложным: по своему опыту Чалубей знал, что противник сейчас деморализован и не способен к организации сколько-нибудь эффективного противодействия. Стремительная атака двух сотен тяжелых всадников — и ворота будут их.

Сульдэ Чалубей мысленно попросил лишь о малом: отвести глаза защитникам, не дать им возможности заметить их раньше времени и захлопнуть ворота! Большая помощь ему не нужна, все остальное он сделает сам!

— СЛАВА! — русский боевой клич ринулся со всех сторон.

Ранее прикрытые ставнями окна распахнулись и в воинов Чалубея в упор ударили бронебойные стрелы. Последствия залпа были ужасны, никак не меньше четверти монгольских воинов повалились из седел.

Верный друг Садубей, ехавший рядом, получил стрелу, выпущенную со второго этажа, прямо в затылок. Шлем не смог уберечь хозяина, и бронебойный наконечник без труда вышел из глаза Садубея. Спустя мгновение, в предсмертной конвульсии схватившись за древко застрявшей стрелы, он, как и многие другие, упал под ноги своего скакуна.

Крики, стоны, лязг стали, ржание коней — и все это под непрерывным дождем жалящих стрел. На открытой местности, лишенные возможности маневрировать, монгольские воины не имели возможности реализовать свое численное превосходство, и единственной возможностью пережить этот день было выбить врага из домов.

— Атакуйте дома, те, что правее! — закричал Чалубей, прикрываясь сверху щитом и пытаясь вернуть контроль над отрядом, скатывающимся в хаос паники. Показывая пример, он, толкнувшись ногами от высоких стремян, прямо из седла запрыгнул в находящееся рядом, почти на уровне седла, окно.

— УРАГХ! — зарычал он, приземлившись на подоконник, предпринимая обреченную попытку закрыться щитом от наконечника копья, наносящего укол двумя руками русского дружинника.

Сориентированные им монгольские воины, где покинув своих коней, где по примеру командира прямо из седла, атаковали врагов, засевших в домах, находящихся правее от дороги. Молодой сотник принял верное решение, которое, возможно, в других обстоятельствах сохранило бы отряд, но на этот раз монголов встретили не плохо обученные ополченцы, а находящиеся тактически в более выгодной позиции княжьи гридни. Высоко поднятые над землей окна идеально подходили для обороны, а жалящие стрелы, летящие из их глубины, собирали все более и более кровавую дань.

Спустя полчаса жестокого боя горстке монгольских воинов удалось очистить от русских первый этаж одного из домов, но на ситуацию это повлиять уже не могло и лишь ненадолго отсрочило их гибель.

В это время Чалубей был еще жив. Сбитый копьем русского дружинника, он лежал под злополучным окном в ожидании своей злой судьбы. Смерть от раны в живот, оставленной пробившим кирасу копьем, будет долгой и мучительной.

Юрий Романович оглядел улицу, заваленную в основном погибшими врагами и их конями. Упрямые черти! Все полегли, но никто не побежал, хотя бежать было куда, улицу перекрыть владимирцы так и не успели.

Победа не принесла удовлетворения! Задачу свою они, конечно, выполнили и отряд врага уничтожили, но, к сожалению, слишком дорогой ценой. Половина его сотни так тут и осталась.

Юрий Романович и оставшиеся воины не намного пережили Чалубея. Они не проехали и квартала, когда на них обрушился в несколько раз превосходящий отряд противника.

 

35

Открыв глаза, Сашка был очень удивлен, что все еще жив. Голова жутко болела, особенно справа, чуть выше виска, в месте, куда ударила стрела.

Лежал парень на левом боку, если судить по ощущениям, на сырой земле. Доспехи с него были сняты, но зимнюю одежду оставили, что было весьма кстати, учитывая холод, царивший в помещении.

Руки стянуты за спиной кожаным ремнем. Как, впрочем, и ноги, связанные аж в двух местах: коленях и щиколотках. В помещении, в котором он находился, царила непроглядная тьма.

Откуда-то левее доносилось чье-то хрипящее дыхание.

— Кто здесь? — спросил парень в темноту.

— Сашка, ты! Живой?! Тут ни хрена не видно, и я, как пришел в себя, думал, что один остался.

— Никогда бы не подумал, что буду так рад твоему голосу, — пошутил парень и добавил: — Ты как, Вась?

— Плохо, задыхаюсь! Хорошо хоть эти уроды стрелы не выдернули, а то бы уж давно богу душу отдал!

Вася замолчал, чтобы перевести дыхание, затем продолжил:

— Саш, мне осталось недолго, и дело даже не в легких, которые наполняются кровью. Мой следующий эпизод… В общем, не переживу я его, по-любому. Что бы там с нами дальше ни произошло, если живой останешься, моей семье передай, что я очень сильно их люблю… и очень сожалею, что все так сложилось…

Договорить Васе не дали: полог юрты откинулся и свет резанул по глазам, заставляя Сашку зажмуриться. Когда глаза немного привыкли, парню удалось рассмотреть четыре силуэта.

Ближайший из вошедших заговорил по-монгольски властным голосом:

— Берите этого, ему осталось не больше часа! И не церемоньтесь. Второго оставим на потом!

Двое воинов наклонились над Васей, взяли его под руки и вынесли наружу.

— Прощай, Сашка! — уже снаружи раздался крик.

Это был последний раз, когда Сашка видел Васю живым.

За Сашкой пришли часа через полтора.

Полог снова отворился и его потащили наружу. Было немногим за полдень.

Тащили Сашку недолго, они миновали пару юрт и вошли в третью.

Внутри оказалось довольно светло, и Сашка без труда смог рассмотреть внутреннее убранство, а рассмотрев, очень захотел оказаться как можно дальше от этой юрты. На огромном столе, стоящем у стены слева от входа, были развешаны и разложены пыточные принадлежности: щипцы, тиски, пилы, ножи разного вида и предназначения. В углу находилась напоминающая мангал жаровня, с уже побелевшими от жара стальными прутами.

В центре юрты, рядком, было врыто три столба. На центральном из них, подвешенный за руки, был Вася, вернее его изуродованное тело. Кожа до середины живота снята как чулок, ступни ног и колени раздроблены, как и пальцы левой руки. Лицо друга Сашка не видел, голова бессильно лежала на груди, но щеки были залиты кровью.

— Твой друг нам ничего не сказал. Надеюсь, ты будешь более разговорчивый, — усмехнулся все тот же монгол, что недавно давал указание забрать Васю.

— Что вас интересует? — спросил севшим голосом Сашка, когда его руки начали привязывать к столбу.

Рассмотрев интерьер комнаты, парень был готов рассказать что угодно, только бы избегнуть применения к собственной персоне представленного в комнате инвентаря.

— Оружие, которым ты пользовался. Как его использовать?

Первой Сашкиной мыслью было сказать, что использовать оружие не получится, так как для него нужны патроны, которых в этом времени нету. Он уже было открыл рот, чтобы сказать это, когда в голову пришла мысль, что в этом случае ему не поверят и будут пытать, предполагая, что он скрывает правду. А принимая во внимание, что патронов действительно нет, его замучают до смерти. Продержаться ему нужно лишь несколько часов, до того момента, когда его перебросит в другое время. Как выиграть эти несколько часов? Мысли в голове неслись, как скоростной поезд. Решение пришло внезапно.

— Я расскажу и покажу, но только после того как город падет.

— Почему?

— После его падения мне служить будет некому!

Монгольский военачальник задумался. Пытка это в любом случае риск. Каким бы искусным ни был палач, вероятность гибели пытаемого оставалась: могло не выдержать сердце, открыться кровотечение, пытаемый мог покончить с собой, например откусив себе язык. Наконец темник был свидетелем, как люди умирали от одного только страха перед пыткой.

С другой стороны, падение Владимира вопрос нескольких часов. Темник слышал доклады командиров передовых частей и знал, что они уже ворвались в город и ведут уличные бои. Выждав несколько часов, темник ничего не терял. Бояться того, что узник ускользнет, было глупо — из лагеря ему не выбраться. Если же русский таким образом пытается отсрочить начало допроса, палач без труда компенсирует задержку, например использованием более жестких методов.

Монгол усмехнулся.

— Хорошо, ты получишь отсрочку до момента падения Владимира! Но после этого ты мне все расскажешь. И лучше бы тебе не пытаться играть со мной. А чтобы тебе было лучше видно падение города, которому ты служишь, я присмотрел для тебя место, с которого открывается прекрасный вид.

Через несколько минут Сашка находился на вершине холма, расположенного в самом центре монгольского лагеря. Его привязали к врытому в землю столбу, подняв и закрепив руки в стальных кандалах над головой.

Как и обещал монгол, с этого места действительно открывался замечательный вид на Владимир. На Сашкиных глазах через множественные проломы в стене в город входили все новые и новые монгольские отряды.

Волжская башня была объята огнем. Именно в ней должны были находиться Андрей и Ксения.

Когда спустя несколько часов тысячник Ичен пришел проверить своего пленника, на вершине холма никого не было.

 

36

Функция наблюдения и корректировки в Волжской башне возлагалась на Андрея и Ксению. Возлагалась, но не выполнялась. Ночью противник с помощью порогов произвел сильный обстрел этой части города зажигательными снарядами и теперь дым, поднимающийся от пожарищ, затянул всю округу, ограничивая обзор ближайшей сотней метров.

Если быть честным, стрельба из арбалета у Андрея получалась не очень: из десяти выстрелов, дай бог, один находил цель. К счастью, ему достался арбалет, заряжаемый с помощью поясного крюка. В отличие от тяжелых арбалетов с механическим воротом, болтов для этой игрушки было с избытком.

Ксюши в башне не было. Опасаясь за девушку, Андрей уговорил ее покинуть стену под предлогом заботы о раненых, которых размещали в двухэтажном деревянном здании, находящемся метрах в ста от башни.

«Медсанчасть», как ее для себя прозвал Андрей, оказывала только первую помощь. После перевязки легкораненые возвращались на стену, тяжелые транспортировались куда-то в Старый город, к более квалифицированному медицинскому персоналу.

Сашка оказался прав: теперь спасение Ксюши зависит только от Андрея. Это было понятно, потому что они все еще находились в этом времени. Либо расчет Андрея оказался неверным, либо Сашке с Васей не удалось добраться до Батыя.

Воевода принял во внимание сильный ночной обстрел этой части города и, посчитав, что основной удар будет направлен сюда, с самого утра усилил гарнизон башни двадцатью тремя оставшимися в живых арбалетчиками. Как понял парень из разговоров, во время вчерашней мясорубки у церкви Святого Спаса эти парни полностью опустошили запасы болтов и вечер провели, вырезая их из тел сраженных воинов.

От одной мысли становилось тошно, но Андрей понимал, что эта процедура хоть и неприятная, но необходимая, если, конечно, хочешь встретить врага чем-нибудь кроме крепкого слова. Запас боеприпасов для таких арбалетов был весьма скудный.

Для штурмующего противника фланговый огонь засевших в башне тяжелых арбалетчиков оказался весьма болезненным. Это демонстрировал не доехавший до ворот вражеский таран, замерший в пятидесяти метрах от башни. Остановили его именно арбалетчики: их стальные болты зачастую пробивали щиты, прикрывающие обслугу, навылет.

Для монгольского командира это оказалось последней каплей и, желая подавить стрелков, противник сосредоточил на башне огонь осадной техники, находящейся в округе, и собственных лучников.

Уже несколько раз горящие снаряды били в башню, но пока защитникам везло: крупным внутрь попасть не удавалось, а мелкие успешно тушились.

Но везение не может быть вечным.

В находящуюся в трех метрах слева от Андрея бойницу влетел наполненный какой-то жутко горючей дрянью глиняный горшок размером с бочонок. Пронесшаяся рядом смерть обдала сильным жаром, заставив парня непроизвольно пригнуться. Гудящий снаряд пролетел через все помещение и ударил в противоположную стену, о которую с треском раскололся, орошая все вокруг огненными брызгами.

Находящемуся у противоположной стены Андрею повезло: горящие капли до него не долетели, но так повезло не всем.

Троих подошедших пополнить колчаны воинов (пучки со стрелами находились возле этой стены) накрыло по полной. С криками пылающие фигуры, пытаясь сбить пламя, повалились на землю. Попытка оказалась безуспешной, и через несколько секунд они затихли. Их мучения закончились.

Четвертому, стоящему правее возле бойницы, повезло больше. Горящая жидкость обдала левую, удерживающую лук руку. Вопль боли сотряс башню.

Сосед среагировал мгновенно, бросился к приятелю и, скинув плащ, принялся сбивать пламя. Прошло не меньше минуты, прежде чем руку удалось потушить. Прижавшийся спиной к срубу Андрей неосторожно кинул мимолетный взгляд на несчастного. По самое плечо рука была обуглена, и по всему выходило, что ее не спасти.

«Что за дрянь? На нефть не похоже, ух слишком сильный жар дает. Неужели греческий огонь?»

Башня стала быстро наполняться дымом и запахом горелого мяса.

Если попавших под греческий огонь наконец удалось потушить, то с самой башней все обстояло гораздо хуже. Стена, в которую пришлось попадание снаряда, гаснуть не собиралась. Андрей первым схватил пустое деревянное ведро и бросился к стоящей около стены огромной бочке с водой. Зачерпнул воду и спустя мгновение вылил содержимое на пылающую стену. Пламя полыхнуло с новой силой.

«Точно греческий огонь! Ведь читал где-то, что от воды он только разгорается!»

Горящая жидкость затекала в щели между бревнами и продолжала в них гореть, несмотря на все попытки сбить пламя. Перекрывая выход наружу, огонь охватил лестницу, ведущую в город. Теперь, чтобы покинуть башню, нужно было сначала выбраться на стену и лишь потом по сходням спуститься в город.

— Андрей, ты меня слышишь? — в ухе раздался голос Ларисы Николаевны.

— Слышу! — с трудом подавив кашель, проговорил Андрей. Концентрация дыма в башне все возрастала, и дышать становилось все сложнее.

— Как вы там?

— Все так же хреново. Все в дыму, вокруг ничего не видать. Только теперь еще башня горит, и, мне кажется, ее не потушить!

— Уходите, воевода дал команду отступать в Старый город.

Ох, не так Андрей планировал сегодняшний день. Первоначальный план состоял в том, чтобы запереться в башне с ее маленьким гарнизоном и находиться в ней до переноса. Расчет строился на том, что наступающий противник оставит в тылу сильно укрепленные пункты и вернется к их зачистке уже после падения города. Но к этому моменту Андрей планировал находиться уже в другом времени. Теперь все изменилось. Башня горит, а им с девушкой теперь придется пробираться через кишащий врагом Новый город.

Окинув взглядом помещение, Андрей не нашел сотника.

Пытаясь передать приказ, он толкнул обитую металлом дубовую дверь и шагнул на стену. Шагнул и получил стрелу в голову. Стрела была на излете и не смогла пробить сталь шишака, но не ожидавший удара Андрей не удержался на ногах и повалился на пол.

— Сдурел? На тот свет захотел? — А вот этот орущий на него сорокалетний на вид мужик и есть сотник.

Только теперь, оказавшись на земле, Андрей смог оглядеться. Вся стена была утыкана стрелами. Стрелы торчали отовсюду, образуя настоящую щетину, выросшую под немыслимыми углами. Перемещаться по стене можно было только пригнувшись. Лишь на мгновение мелькнет в бойнице силуэт дружинника — и сразу несколько стрел срываются с монгольских луков. Превосходство врага было подавляющим. Ответный огонь защитники вели скорее для острастки: высунувшись лишь на мгновение, не целясь, пускали стрелу и снова скрывались за стеной.

В нескольких местах стенка заборола зияла проломами, оставленными попаданиями каменных снарядов. Поработала монгольская артиллерия.

Убитых уже никто не уносил, да и было их явно больше, чем удерживающих стену защитников.

В глубине галереи звенели клинки, там шел бой. Забравшиеся на стену враги пытались прорваться к сходням, но пока еще их удерживали немногочисленные защитники.

С треском, в метре от прислонившегося спиной к заборалу сотника, расщепляя бревно сантиметров на двадцать, вылез наконечник не то копья, не то дротика.

«Явно баллиста, или как она там называется в этом времени», — отметил парень. Этой заразе и стена не помеха, в плотном строю эта штука по несколько воинов насаживает.

Опасаясь стрел, Андрей не вставая подполз к сотнику, оперся спиной о стену и, проигнорировав ругань командира, заговорил:

— Петр Ослядюкович приказывает отступать в Старый город.

Ему явно не поверили: сотник смотрел на него прищурившись, всем своим видом выражая подозрение.

«Не верит! Неудивительно, и я бы не поверил чужаку, принесшему приказ отступать. Тем более что про этого чужака говорят, что он колдун. Посчитал бы — струсил или обмануть хочет, заставить стену сдать».

Понимая, что словами воина не убедить, Андрей заговорил, обращаясь к Ларисе Николаевне:

— Рацию воеводе передайте, пусть сам передаст приказ. Сотник мне не верит!

Затем парень вынул рацию из своего уха и протянул ее сотнику.

— В ухо вложи, воевода говорить с тобой будет!

Судя по тому, как через пару секунд вытянулся сотник, воеводу он признал. Получив приказ от командования, он, не мешкая, вынул рацию из уха и, бросив ее Андрею, буркнул:

— Бесовская дрянь!

Затем снял висящий на поясе рожок и проиграл сигнал к отступлению.

Уходили быстро. Все понимали, что стену не удержать. В живых защитников оставалось не более пятидесяти человек, из которых десять сотник оставил на стене, с приказом придержать монголов, пока они с ранеными не отойдут подальше. Потом отходить следом.

Покидали стену по сходням. Андрей помогал идти парню с обугленной рукой.

Они прошли уже больше половины пути до «медсанчасти», когда из затянувшего все вокруг дыма возник строй атакующего монгольского отряда.

Андрея спасло то, что он находился со стороны противоположной той, откуда появился враг. Обе стрелы достались раненому, которому помогал Андрей.

Бросив уже мертвое тело, парень устремился к проходу между зданиями, спасаясь от несущейся на полном скаку смерти.

 

37

Ксюша делала перевязку воину, получившему стрелу в левую руку. Теперь девушка прекрасно разбиралась в защитниках города, деля их на две группы: дружинников и ополченцев. Узнать первых можно было по плавной походке, добротному доспеху, выверенным экономным движениям и отличной боевой выучке. Ополченцы же состояли в основном из горожан и крестьян окрестных сел, нашедших укрытие за городскими стенами, и их боевые качества заставляли желать лучшего. Перевязываемый ею воин относился к первой категории (даже не поморщился, когда девушка вынимала стрелу из руки).

Знания гида девушке весьма пригодились. Курс медицинской подготовки, который она прошла в своем времени, оказался весьма к месту, позволяя сейчас быстро и достаточно квалифицированно оказывать первую помощь.

Когда заканчивающая перевязку девушка услышала приближающийся стук лошадиных копыт, она невольно напряглась. В этом времени она освоила еще один полезный навык: умение выделять стук копыт из общего шумового фона. Чертовски полезный и нужный навык во времени, где понятие «смерть» является синонимом понятия «кочевник». Напрягся и сидевший на стуле воин. Спустя мгновение тишина взорвалась криками. Вскочив со стула, Ксения бросилась к окну и стала свидетелем атаки монгольского отряда на отступающих от стены защитников.

Конной лавиной монголы обрушились на переживших залп владимирцев. На глазах девушки вооруженный пикой монгольский воин на полном скаку атаковал неумело прикрывавшегося круглым щитом ополченца. Мгновение — и копье ударило в правое плечо. Доспех воина — кожаная рубаха с нашитыми стальными бляхами — не смогли удержать удар и пробитое насквозь тело с завязшим копьем отлетело на несколько метров.

Долго смотреть девушке не дали, крепкая мужская рука тряхнула Ксюшу за плечо, заставляя обратить на себя внимание. Ранее перевязанный ею воин проговорил:

— Убегай!

В правой руке он сжимал обнаженный меч, левая обратным хватом удерживала кинжал. В душе девушки начал подниматься страх за Андрея. Все еще не решаясь бежать, она попыталась найти его глазами, но не смогла узнать ни среди погибших, ни среди немногих выживших.

Девушка еще думала, что ей предпринять, когда в окно протиснулся монгольский воин. Протиснулся, чтобы умереть: его грудь длинным уколом проткнул меч дружинника. Больше не теряя время на размышления, Ксюша бросилась к окну, ведущему во внутренний двор дома.

Она уже не видела, как в окна повалили монгольские воины, не видела, как встретивший их дружинник грудью поймал брошенное меткой рукой копье. Не видела, как враги, быстро добив трех тяжелораненых, принялись за не успевших выбраться из здания женщин, разложив их здесь же на залитом кровью полу.

Прыгнув в окно, девушка поскользнулась на утоптанном снегу и, не удержавшись, упала на левый бок. Страх был так силен, что боли она не почувствовала, вскочила на ноги и кинулась к углу ближайшего дома. До закоулка было не больше пары метров, когда девичью талию обхватила петля аркана, и сильный рывок опрокинул на землю.

От удара о промерзшую землю она, видимо, ненадолго отключилась, так как когда пришла в себя, ее окружали уже пятеро всадников.

— Я первый! — проговорил тот, что был в доспехе подороже.

Девушка вскочила и попыталась проскользнуть между двух всадников, но воин, послав коня вперед, ухватил девушку правой рукой за волосы и, согнувшись в седле, левой рванул полушубок.

Остальные, покинув коней, с хохотом повалили Ксюшу на землю, прижали руки к земле и принялись срывать с девушки одежду…

 

38

Как его звали, Андрей уже и не помнил. На всю жизнь в памяти остались только слова, произнесенные им в тот день, когда он впервые пришел на занятие в секцию карате.

На вопрос уже немолодого тренера: «Зачем вы здесь?» — выстроившиеся в одну шеренгу семилетние мальчуганы пытались ответить долго и старательно. Однако ответы тренера не устроили и наконец, когда сдался последний, он проговорил:

— Вы здесь ради трех минут! Трех минут вашей жизни, в течение которых от вас, вернее ваших бойцовских качеств, будет зависеть не только ваша жизнь, но и жизнь дорогих вам людей. Никогда не забывайте о них! Помните о том, что той малости, которую вы не дожали здесь, вам может не хватить там.

Как давно это было, но память сберегла эти слова для Андрея. Теперь, похоже, пришли и его «три минуты».

Укрывшись во дворах от монгольского отряда, Андрей оказался единственным выжившим из тех, кто уходил со стены. Оторвавшись от преследователей, он, переживая за судьбу девушки, начал пробираться к зданию «медсанчасти». Обогнув очередной сугроб, Андрей стал свидетелем, как аркан бросил девушку на землю.

Врагов было четверо. Видимо, страхуясь от возможного нападения, один из них остался в седле. Правда, все свое внимание он уделял не окружающей обстановке, а собирающимся развлечься с девушкой дружкам, постоянно с ними переговариваясь и активно комментируя. Двое других насильников удерживали девушку за ноги. Последний был занят собственными штанами, вернее развязыванием поясного шнура, удерживающего их.

То, что девушке удалось выбраться наружу, было очень хорошо: в здании шансов у Андрея не было бы вообще.

Позиция Андрея находилась за спиной у насильника — на углу соседнего здания рядом с брошенной телегой. Всадник гарцевал на лошади дальше всех от Андрея.

Сначала у парня была идея расстреливать врагов со своего места, заставляя атаковать, в то время как он будет выбивать их из арбалета по одному. Но этот план он забраковал, опасаясь, что монголы могут зарубить девушку, просто чтобы она не мешалась под ногами.

Пока он думал, штаны насильника поддались, и Андрей понял, что ждать больше нельзя. «Три минуты» пошли!

Начал Андрей со всадника. Он поднял арбалет и, затаив дыхание, медленно нажал на спуск.

С такого расстояния промахнуться тяжело даже для такого стрелка, как он. Мелькнув в воздухе, арбалетный болт по самое оперение вошел в живот воина. Одновременно с выстрелом Андрей подхватил ранее вытащенный из ножен эспадрон и бросился к врагам.

Они были так увлечены, что обратили на него внимание только после того, как их мертвый приятель вывалился из седла, чудом не придавив однополчан (на радость Андрея, тело какое-то время удержалось в седле, давая ему драгоценные секунды, чтобы сократить дистанцию). Их разделяло не больше пары метров, когда, увидев вскочивших приятелей, тот, что со спущенными штанами, попытался развернуться и выхватить саблю. Не получилось: нога зацепилась за штанину, и, потеряв равновесие, степняк опрокинулся на колени. В лучших традициях спортивного фехтования Андрей нанес длинный укол, и отточенное острие клинка насквозь пронзило левую половину груди неудавшегося насильника. Рванув на себя эспадрон, парень высвободил его из раны как раз вовремя — для того чтобы парировать клинком рубящий удар сабли опомнившегося первым противника.

Пользуясь секундным замешательством врагов, парень схватил лежащую девушку за руку и что было сил рванул на себя, бросая себе за спину. Находящийся правее пытался достать ускользающую жертву рубящим ударом, но не дотянулся.

Его приятель атаковал Андрея, и парню пришлось отбивать уже серию ударов. За несколько минут напирающие враги оттеснили его в проход между двумя зданиями.

Отбиваясь, Андрей понял — ему не победить. Любой из этих двоих владел оружием лучше его. И жив он еще был лишь потому, что монголы пока осторожничают, опасаясь длины его рук и нетипичной для этого времени манеры ведения боя. Просто побежать тоже не вариант: всадят в спину метательный нож или стрелу и поминай как звали. Двоим не уйти, но дать время скрыться девушке он сумеет.

— Беги! — продолжая пятиться, не отрывая взгляда от осторожно приближающихся врагов, проговорил парень.

Ксюша не шелохнулась. Пребывая то ли в шоке, то ли не желая оставлять его одного, она так и продолжала стоять за его спиной, прижавшись к деревянной стене сруба. Драгоценные мгновения уходили, но девушка не шелохнулась. Понимая, что дорога каждая секунда (на шум боя могут примчаться нукеры, что сейчас находятся в здании «медсанчасти»), Андрей зарычал:

— Беги, дура!

Ну как ей объяснить, что в двадцать три умирать очень обидно, но еще обидней, если твоя смерть будет напрасной. Когда они прикончат Андрея (именно когда, а не если), они уже без помех изнасилуют Ксюшу.

— Ну беги же! — сказал он, скорее умоляя, нежели приказывая.

Наконец, Ксюша очнулась: за спиной раздался всхлип, и скрип шагов возвестил Андрею, что он остался в одиночестве, против двух разъяренных монгольских воинов.

«Даже не попрощалась» — мелькнула мысль.

— Продолжим, «джентльмены»?

«Джентльмены» молча двинулись на Андрея.

…стремительно прыгнув, монгольский воин сократил дистанцию и вскинул саблю в замахе. Андрей среагировал рефлекторно и, вместо того, чтобы отступить назад, как делал ранее, влепил правой ногой в район солнечного сплетения.

Воспользовавшись тем, что один из врагов временно нейтрализован: ударом его отбросило на пару метров и по-любому ему понадобится какое-то время на то, чтобы восстановить дыхание, — Андрей атаковал оставшегося.

Колющий удар прошел впустую. Степняк сместился влево, пропуская эспадрон, а затем рубанул сам, метя в правую руку Андрея. Руку парень сберег, за мгновение до удара отдернув, а вот клинок не получилось удержать. Сабля выбила его из рук, лишая оружия. Андрей не растерялся и прыгнул на врага, впечатывая его в стену сруба.

Перехватив левой рукой эфес сабли, Андрей правой ударил в лицо. Удар окальчуженной рукавицы достиг цели, но не вырубил врага, как надеялся парень. Вместо этого, распрямившись, как пружина, противник оттолкнулся от стены здания ногами и сбил Андрея в снег. Несколько секунд борьбы — и Андрею удалось подмять под себя противника, превосходящего массой раза в полтора. Оказавшись сверху, Андрей, не имея оружия, сорвал с головы шлем и нанес три удара врагу в лицо. Уже после второго удара противник затих.

Перевести дух Андрею не дали. С ревом на него обрушился последний противник. Удар шел сверху, безоружный парень сделал отчаянную попытку защититься, выставив навстречу летящей стали зажатый обоими руками шлем. Удар разрубил шишак до половины, однако и сам клинок не выдержал и раскололся. Но атаку монгол не закончил и приложил Андрея окованным коленом прямо в лицо.

Получив удар, Андрей упал, и сверху на него, замахиваясь кинжалом, обрушился монгол.

Первый удар ножа Андрей отбил и умудрился даже не порезаться, заблокировав предплечье. Второй такой возможности противник не дал. Ухватив его правую руку своей левой, он резко рванул, открывая спину Андрея для удара ножом.

Однако вместо ножа в Андрея уткнулся труп.

С трудом столкнув его с себя, парень увидел стоящую за спиной у покойника сжимающую топор Ксюшу.

Шатаясь, он поднялся на ноги, обнял ее и потащил прочь, подальше от этого места.

Сил не было даже на то, чтобы говорить, но душа пела. И все потому, что она не бросила его.

 

39

Они пробирались через город уже около часа. Два квартала, которые в обычных условиях преодолевались за пятнадцать минут, сейчас, после падения города, превратились в препятствие, полное опасностей. Снующие монгольские отряды и мелкие группы всадников заставляли постоянно искать укрытия, опасаясь обнаружения.

Смерть, грабеж и насилие захлестнули Новый город после входа в него вражеской армии. Несколько раз молодой человек и девушка становились свидетелями отчаянных схваток, когда отдельные горожане принимали попытку защитить собственные семьи. Наблюдая из укрытия, парень скрежетал зубами, но в столкновения не вмешивался, видя своей единственной целью спасение девушки.

Сейчас, прижавшись спиной к забору, они находились возле одного небедного на вид двора. Пара досок забора отсутствовали, и Андрей осторожно заглянул на территорию.

В центре усадьбы стоял украшенный резьбой двухэтажный деревянный терем с открытым крыльцом. Левее, на противоположном конце участка, находилась одноэтажная баня с пристроенным к ней не то сараем, не то конюшней.

Если судить по отсутствию трупов во дворе и тишине, царившей на подворье, степняки сюда еще не заглядывали.

Внутренний двор усадьбы был вытянут вдоль дороги, ведущей к Торговым воротам и позволял под прикрытием забора преодолеть большую часть квартала. По этой причине Андрей, не мешкая, протиснулся внутрь, бросив девушке:

— Давай за мной!

Оказавшись на территории усадьбы, путешественники постарались как можно скорее покинуть открытое место и бросились к стене терема. План Андрея был прост: обойти здание и, добравшись до забора с противоположной стороны, покинуть усадьбу.

Они уже готовились к новой пробежке, когда тишину разорвал полный отчаяния женский крик.

— Вляпались! — проговорила Ксюша, испуганно прижимаясь к стене сруба.

Через пару секунд уже Андрей находился на углу здания, осторожно осматривая двор в поисках источника шума. Источник обнаружился довольно быстро, когда дверь здания распахнулась и на крыльце возникли два монгольских воина, тащивших за руки извивающуюся женщину. Андрей ошибался, посчитав, что монголы пропустили этот дом. Опасаясь спугнуть жильцов, нукеры, видимо, оставили лошадей за пределами территории усадьбы, чем и обманули Андрея.

За прошедший час Андрей уже свыкся с мыслью о творящемся вокруг насилии и в очередной раз собирался пройти мимо, когда дверь дома снова отворилась и на пороге появился третий персонаж, волоком тащивший за собой кричащую девочку. Ребенку было не больше десяти.

Первые двое, бросив мать в снег, принялись рвать с нее одежду. Предугадать дальнейшее развитие событий труда не составляло.

Глядя на кричащего испуганного ребенка, не раз подавленное за сегодня желание помочь вспыхнуло с новой силой, и, не способный его дальше сдерживать, Андрей потянулся за арбалетом. Перехватив оружие поудобней, он наложил стрелу и глянул на Ксюшу. Девушка встретила его взгляд и кивнула, отвечая на невысказанный вопрос.

Став на колено, продолжая оставаться незамеченным, Андрей уже в который раз за сегодня поднял арбалет.

Тихий щелчок выстрела — и арбалетная стрела, мелькнув в воздухе, вошла под лопатку ублюдка, срывающего с ребенка одежду. Беззвучно он повалился на девочку.

Пользуясь тем, что оставшиеся двое не заметили гибели товарища, парень перезарядил оружие и выстрелил снова, на этот раз неудачно. Стрела лишь черкнула по спине воина и, не причинив вреда, вошла в забор.

Надо отдать ему должное, так как уже спустя мгновение после попадания стрелы, он взмыл как подброшенный, разворачиваясь в воздухе. Еще мгновение — и приземлившийся монгольский воин с ревом кинулся на Андрея.

Не надеясь успеть перезарядить, Андрей бросил арбалет Ксении и, подхватив эспадрон, изготовился к обороне.

Оставшийся сидеть рядом с женщиной тоже не мешкал. Выхватив из закрепленного за спиной налуча лук, он наложил стрелу и, вскинув, рванул тетиву к уху. За мгновение до выстрела несостоявшаяся жертва ударила в плечо лучника, сбивая прицел. Стрела с глухим стуком вошла в стену здания в метре от Андрея. Что-то прорычав, неудавшийся стрелок замахнулся рукой, в которой блеснул кинжал. Ударить женщину он не успел: свистнув, выпущенная Ксюшей стрела вошла в сердце, заваливая тело назад.

Последнего парень встретил длинным уколом. Набегающий на него противник явно недооценил длину руки и клинка Андрея, не сумев избежать встречи с острием эспадрона. Клинок ужалил в правое плечо, без труда пробив кольчугу. Зарычав, противник разорвал дистанцию, перехватил саблю в другую руку и атаковал. Левой он владел явно хуже, так как удар получился не столь стремительным. Андрей блокировал его своим клинком и снова нанес столь непривычный в этом времени укол. Уклониться монгольский воин не успел, и сталь вошла в живот.

Только после этого Андрей смог перевести свое внимание на спасенных. Мать, кутаясь в обрывки одежды, уже прижимала к себе испуганную девочку.

— Вы целы?

— Да. Спасибо вам. Век помнить будем.

«Дай бог вам пережить хотя бы сегодняшний день», — подумал Андрей, но вслух сказал другое.

— Уходить надо. Пока новые не набежали.

Спасенную ими женщину звали Ольгой, а дочку Настей. Дважды просить себя женщина не заставила, взяв в доме лишь шубу для себя и ребенка, и уже через минуту они покинули усадьбу.

Дальнейший их путь прошел без происшествий. Наконец обогнув очередной дом, оказались на Торговой площади.

Всю дорогу Андрей опасался одного: что Торговые ворота окажутся закрытыми. Его опасения были развеяны. Часть торговой площади, примыкающая к воротам, была запружена пытающимися выбраться из Нового города беженцами. Под арку ворот уходил сплошной людской поток, и даже если бы охрана попыталась закрыть створки, людской поток просто не позволил бы этого сделать.

Появись сейчас противник, он без труда сможет ворваться в город на плечах беженцев. Как раз для пресечения подобного подошла бы падающая решетка, но русские башни на этот момент времени такой конструкцией не обладали.

Понимая опасность, Андрей не стал мешкать и повел свой маленький отряд в общую давку. Они двигались сквозь крики, плач, ругань, то тут то там вспыхивающие потасовки. Раз Андрею пришлось самому применять кулаки, когда один нахальный мужик попытался втиснуться между ним и Ксюшей.

Они были уже под сводами башни, когда гомон голосов за их спинами начал возрастать, перерастая в полные ужаса крики. Рост Андрея без труда позволил разглядеть вырвавшуюся на площадь цепь вражеской конницы.

Произведенный залп имел целью заблокировать трупами ворота и был направлен под самый свод башни. Разящие стрелы, как ливень, ударили по плотной толпе, и редко какая из них не находила жертву. С противным чавкающим звуком они входили в спины, шеи, головы.

Свист — и стрела вошла в затылок стоящей правее женщине.

Еще одна, прогудев возле самого уха Андрея, ударила в шею мужчину, находящегося в метре дальше. Захлебываясь кровью, тот схватился за вылезший из шеи наконечник и повалился под ноги парню. Толчок в спину заставил Андрея запнуться за упавшее тело, и он обязательно бы упал и оказался затоптанным, если бы не Ксения, которой удалось поддержать его и позволить перебраться через препятствие.

Их маленькому отряду повезло, стрелы минули их. Однако в следующую минуту перед ними встала другая угроза: быть затоптанными обезумевшей толпой.

Пытаясь скрыться от грозного врага за воротами, толпа начала напирать. Теперь все внимание Андрея уходило, чтобы не упасть самому и не дать упасть Ксении с Ольгой. Особенно сложно приходилось Ольге, которой теперь приходилось нести на руках Настю. На предложение Андрея отдать ему ребенка та наотрез отказалась, опасаясь, что их разлучат в давке.

Идущая рядом Ксюша начала заваливаться вперед, запнувшись, и пришла очередь Андрея помогать ей.

Немногочисленная охрана ворот предприняла попытку закрыть их, но обезумевшая толпа, а также тела погибших не позволили даже слегка прикрыть створки.

Андрей повернул голову и увидел, как цепь монгольских воинов на скаку врезалась в толпу и, раздавая удары саблями, принялась прорубаться к створкам ворот.

Давление на спину вдруг ослабло. В том месте, куда пришелся основной залп монгольской конницы, теперь была сплошная каша из бьющихся человеческих тел. В нее под напором задних рядов падали все новые и новые беженцы. Отдельные счастливчики преодолевали толчею ползком прямо по телам упавших. Теперь закрыть ворота стало попросту невозможно.

Однако именно эта толчея и спасла им жизнь, так как устоять на ногах стало значительно легче. Спустя минуту Андрей вырвался сам и вытащил Ксюшу из злополучных ворот, оказавшись внутри Старого города. Ольгу с Настей людской поток унес дальше.

Обернувшись, парень в последний раз посмотрел на арку ворот. Силуэты монгольских воинов добрались до створок.

Теперь Старый город обречен. Не теряя драгоценного времени, Андрей с Ксенией устремился к детинцу.

 

40

— Крупный отряд двигается со стороны Медных ворот! — в надежде, что его все еще слушают, Данил проорал во всю силу своих легких, стараясь перекричать шум битвы. Звон оружия, крики боли и ярости, ругань — все смешалось в какофонии сражения.

Но как и до этого, ни Лариса Николаевна, ни Андрей с Ксенией так и не ответили.

Вся стена уже несколько часов как была в руках противника. Но башня все еще продолжала держаться, тем самым не давая возможности открыть ворота и ворваться монгольской коннице в гибнущий город. Вернее не так, конница противника уже несколько часов господствовала в Новом городе, проникнув в него через множественные проломы в городских стенах, но защитники Медной башни своей стойкостью здорово ограничивали ее численность, по крайней мере в своей части города.

Дверь, выводящая на крепостную стену, затрещала от мощного удара.

— Суки, таран приперли! — прошипел Славка.

Выхода из башни было три: по одному на каждую стену и последний выход, позволяющий спуститься со стен и выбраться в город. Сейчас все три окованные медью двери были заперты защитниками башни. Попытки разрубить двери ни к чему не привели, и нападающие подняли на стены ручные тараны.

Изначально оборону башни возглавлял княжий сотник Олег Владимирович, но после его гибели старшим стал Славка и теперь он руководил немногочисленным гарнизоном надвратной башни. Славка в башне оказался случайно. Горстка оставшихся в живых воинов, под его командованием, отступала по стене, и, встретившись с Данилом и Колей в Медной надвратной башне, решила присоединиться к ее немногочисленному гарнизону.

В Данькином сознании Славка навсегда остался символом мужества и доблести. Свернувшаяся кровь и грязь полностью покрывала Славкино тело и доспехи, в совокупности с огромным ростом и звериной яростью делая настоящим демоном войны. Данька на всю жизнь запомнил, как пятеро уже было ворвавшихся в башню монгольских воинов были сметены свирепой атакой одного этого великана.

Теперь, уже несколько часов запертые в башне, они обменивались стрелами с захватившими прилегающие стены монголами, одновременно давая возможность Данилу информировать воеводу о действиях противника. На текущий момент в башне осталось двадцать два человека, из них пятеро ополченцев, остальные дружинники.

Несколько часов назад, когда монголы еще не организовали осаду их маленькой крепости, они еще могли ее оставить, но тогда Лариса Николаевна передала им приказ воеводы остаться. Информация о действиях противника, передаваемая ими, оказалась весьма ценной и позволяла воеводе не только организовывать грамотное отступление из обреченного Нового города в Средний, но и устроить нападавшим ряд весьма болезненных засад.

Поначалу такой приказ здорово испугал Даньку. Очень неприятно ощущать себя в тылу наступающего противника, осознавая, что помощи ждать не от кого. Но парень, видя угрюмую решимость Кольки, заставил себя прекратить паниковать.

А около часа назад датчик возврата возвестил о начале часового обратного отсчета. После этого на сердце стало совсем хорошо, и молодой человек в душе начал гордиться своей маленькой победой над страхом.

Как и последние несколько часов, на доклады Данила ответа не последовало, Лариса Николаевна молчала. Так и не дождавшись ответа, молодой человек осторожно выглянул в бойницу. Вид открылся на усыпанный трупами монгольских и русских воинов гребень стены. Снаружи начинало смеркаться, но, несмотря на это, парень прекрасно различил, как метрах в пятнадцати от башни, прикрываясь щитами, четверо воинов противника тащили ручной таран.

«Сейчас и во вторую дверь долбиться начнут», — подумал парень, одновременно вскинул арбалет и, не целясь, выпустил болт в четверку. Выстрелил, и тут же укрылся за стеной, лишь на мгновение опережая сидящего с луком наготове монгольского воина. Его стрела влетела в бойницу и задрожала, впившись в противоположную стену.

Результата своего выстрела Данил не видел, но он вышел удачным. Выпущенный болт разминулся с утыканным стрелами прямоугольным щитом, войдя в лишь на мгновение открывшееся бедро монгольского воина, и тот молча повалился на землю. Его приятель, несущий таран с той же стороны, пытаясь удержать его в одиночку, вынужден был открыться. Этим воспользовался один из Славкиных дружинников, всадив стрелу ему в спину. Оставшиеся двое воинов бросили повалившийся таран и, прекратив движение, укрылись за собственными щитами.

Еще один удар потряс дверь с противоположной стороны башни.

Следующего удара Славка ждать не стал. Откинув засов, он распахнул дверь, и в паре с одним из дружинников ринулся на четверых не ожидающих нападения воинов неприятеля. Свой ставший неудобным в ограниченном помещении полутораручный меч Славка сменил на боевой топор и большой прямоугольный щит. Первым же ударом он снес половину головы ближайшему удерживающему таран монгольскому воину. Его соседу повезло не больше: сабля Славкиного напарника вошла ему в живот. Перепрыгнув через повалившегося врага, Славка срубил стоящего следом, а затем прижался к стене, давая возможность трем арбалетчикам за своей спиной дать залп по обескураженному противнику. С чавкающим звуком болты впились в тела, свалив еще троих монгольских воинов, стоявших дальше. Один из лучников противника успел среагировать, и выпущенная в проем двери стрела попала в лицо одного из арбалетчиков.

Дав возможность произвести выстрел, Славка с напарником прикрылись своими огромными щитами, почти полностью перегородив дверной проем и обезопасив его от стрел, давая возможность двум безоружным воинам втащить лежащий на земле таран внутрь башни.

Еще мгновение — и дверь перед носом обескураженного и разъяренного противника захлопнулась, лишив того с таким трудом поднятого на стену тарана.

Пораженный быстротой операции, Данька согнулся в поясе, одновременно ногой наступив на арбалетное кольцо. Зацепив поясным крюком тетиву, он выпрямился, таким образом взведя арбалет. Из стоящего рядом колчана парень вытащил один из четырех оставшихся болтов и вложил его в арбалетное ложе. От многократно проделанных подобных «упражнений» спина жутко болела, но Данька улыбнулся: «Все-таки этот „прибор“ я освоил, пожалуй, получше многих жителей нынешнего времени». За пару дней многие из монгольских воинов пожалели о решении старого оружейника дать Даньке арбалет.

Колька же, вооруженный боевым топором и круглым щитом, в схватках стал участвовать только сегодня, после того как приставленный сотником оберегать их с Данькой телохранитель поймал стрелу.

Переходящее в свист шипение сменилось грохотом взрыва, и сорванную взрывной волной наружную дверь швырнуло внутрь башни. Кувыркнувшись в воздухе, она с огромной скоростью пролетела в противоположный конец здания и, врезавшись в стену, размазала стоящего возле бойницы ополченца.

Сизый пороховой дым ворвался внутрь, и Данил закашлялся. Следом за дымом в надвратную башню кинулись воины противника. Данил находился правее взорванной двери и успел среагировать на появление врага.

Прикрываясь круглым щитом, первым в помещение ворвался тяжело вооруженный монгольский воин. Его корпус прикрывал цельный панцирь, по внешнему виду не восточной работы. Весьма необычный доспех для монгольского латника, в среде которых, насколько знал Данил, преобладали чешуйчатые доспехи. Почти наверняка трофейный. Такой доспех распределяет удар по всей поверхности тела, тем самым гася его.

Но ни один доспех не выдержит арбалетный болт, выпущенный с дистанции в пару метров, да еще пришедшийся не в лицевую, усиленную броней часть, а в слабо защищенный бок. Болт вошел сантиметров на пять ниже подмышечной впадины, мгновенно убив нукера. Но ситуацию это не меняло, и в дверной проход за первым уже шли другие.

Первыми встретили врага трое дружинников, стоявших ближе всех к двери. Один из них, имени которого Данька не знал, принял удар сабли монгола на щит, а затем сверху рубанул сам. В воздухе мелькнула стрела, выпущенная из-за спин нападающих, и пробила правое плечо русича. Сабля выпала из ослабевших пальцев, звякнув о пол. Его соперник, воодушевленный нежданной помощью, прыжком сократил дистанцию и вскинул саблю для удара. Закончить ему не дала пробившая грудь стрела.

Спустя секунду еще один дружинник вышел из боя, упав на пол с разрубленной головой. Они гибли, но тем не менее свое дело эти трое сделали: не дали возможности противнику рассредоточиться по башне, локализовали прорыв, удержав врага фактически на пороге, тем самым не давая реализовать численное преимущество.

А потом на атакующих обрушились оставшиеся защитники во главе со Славкой, и монголы начали пятиться. Через минуту ожесточенной рубки бой сместился в проем двери, в котором могли рубиться одновременно не более трех человек с каждой стороны.

И тем не менее это был конец. Силы защитников таяли и, в отличие от нападавших, пополнить их было некем.

Еще один русский воин упал, получив рубящий удар сабли в основание шеи. Освободившееся место в сражающейся тройке занял Колька.

Вложив в арбалет очередную стрелу, Данька занял позицию в пяти метрах за спиной друга, стараясь взять на прицел его противника.

Но Колька и без него прекрасно обходился: обрушивая серию мощных безостановочных ударов на щит своего соперника, он заставил того уйти в глухую защиту, не давая даже мгновения для контратаки. Один из Колькиных ударов оставил на щите монгола глубокую зарубку; следующий бьет в это же место и разрубает щит пополам, последний удар довершает дело, врубаясь в левое, теперь беззащитное, плечо врага.

Но торжество Кольки было недолгим, из-за спины уже падающего нукера скользнувшее змеей копье ударило чуть выше поножи, прорвав кольчугу и глубоко войдя в плоть. Вскрикнув, парень схватился за ногу и, не удержав равновесия, повалился на спину. Монгольский воин метнулся в образовавшийся разрыв, намереваясь добить парня, но Данька не мешкал, и его арбалетный болт ударил в живот, отбросив противника обратно.

Дальнейшего Данька уже не увидел. В следующую секунду его, как и Николая, перебросило на многие, многие годы вперед, в гораздо более безопасный для человека мир. Более безопасный везде, кроме того места, в котором они оказались.

 

41

Стены детинца оборонять даже не пытались, семнадцати человек слишком мало для того, чтобы удерживать периметр крепости. Город уже полностью захвачен и дальше отступать попросту некуда, по этой причине последним оплотом организованной обороны города стал Успенский собор. Горстка оставшихся воинов перекрыла баррикадами все три входа в здание собора и заняла оборону за ними. За их спинами собралось несколько сотен горожан, в основном женщин и детей. Среди собравшихся Андрей признал княгиню с невестками.

Сколько точно атак они уже отбили, парень не помнил, вернее сбился со счету. В одну из атак верой и правдой послуживший эспадрон был переломлен ударом сабли, и теперь парень орудовал боевым топором.

Завалив основание баррикады вражескими трупами (только около их укрепления Андрей насчитал шестерых), воины охладили пыл захватчиков и заставили изменить тактику. После последней атаки степняки пообещали пощадить всякого, кто выйдет из собора сам. Монголам не поверили, никто из горожан не пожелал покинуть здание. Это окончательно вывело захватчиков из себя, и они поклялись зажарить всех, кто заперся в здании, заживо.

Насчет зажарить они, конечно, погорячились, каменные стены не желают гореть, даже если их обложить хворостом, но вот от проникающего в здание дыма дышать становилось все труднее.

Наслаждаясь короткой передышкой, Андрей сидел на полу, опершись спиной на баррикаду, с интересом наблюдая за происходящими в центре собора событиями. Рядом, обнимая его за плечо, сидела Ксюша.

Несмотря на завесу дыма и полумрак Успенского собора, Андрей различал стоящих в центре беженцев. Все от мала до велика держат в руках зажженные свечи. Нестройное церковное пение исполнялось самими же собравшимися.

Пение смолкло, и стоящий на возвышении епископ Митрофан обратился к пастве. Его речь сильно заглушали крики обкладывающих здание хворостом монгольских воинов, но общую мысль сказанного Андрей все-таки понял. Епископ спрашивает собравшихся об искренности и добровольности пострига.

Сердце наблюдающего за событиями Андрея сжималось в печали от участи этих людей. Еще из своего времени Андрей знал о жестокости захватчиков и понимал, что судьба собравшихся предрешена.

В отличие от владимирцев, Андрея и девушку ждала другая участь. Несколько минут назад датчик возврата возвестил, что до эвакуации осталось десять минут. И теперь Андрей не сомневался, что ему удалось уберечь девушку от опасностей этого времени. Свои «три минуты» он продержался!

— Что он делает? — спросил Андрей девушку, имея в виду епископа.

— Проводит «ангельский постриг», обряд посвящения в монахи. В знак служения Богу принятие монашеского обета сопровождается постригом волос, отсюда и название, — девушка устала и говорила очень тихо, но, зная невежество Андрея в таких вопросах, старалась рассказывать максимально подробно и понятно, — в зависимости от строгости обетов монашество делится на три последовательные степени: рясофорный монах или рясофор — подготовительная степень к принятию малой схимы; монах малой схимы — он принимает обет целомудрия, нестяжательства и послушания; и наконец монах великой схимы или ангельского образа, или схимонах, — он отрекается от мира и всего мирского. Именно последний обряд мы и наблюдаем. В церковной структуре еще можно выделить послушников — это готовящиеся к постригу в рясофорные монахи, проходящие испытание в монастыре. Сейчас епископ Митрофан спрашивает об искренности и добровольности поступка. Затем должен совершить постриг и наречь новым именем, после этого новопостриженного монаха должны облачить в монашеские одежды и дать четки. Пострижение в великую схиму совершается торжественней и дольше, чем в малую, но в наших условиях не до торжественности.

Не все собравшиеся решили принять постриг. Чуть в стороне от Андрея и Ксении, укрывшись от возможной стрелы за колонной, стоял рыжеволосый воин. Еще двое из телохранителей княгини остались сидеть около баррикады, что находилась левее.

— Отчего ты, Эрик, великого обряда сторонишься? — обратился епископ к Эрику Рыжему.

— Извини, владыко, но райские кущи — это не для меня, скучно будет. Уж лучше я на пирушку к Одину. Да и монах из меня никудышный.

Не присоединившиеся к обряду воины оскалились в улыбках и закивали, соглашаясь с норвежцем. Складывалось такое впечатление, что Эрик и Митрофан продолжают уже давно начатый разговор:

— По крайней мере, я рад, что ты наконец разобрался в себе, обретя в душе покой!

Эрик кивнул епископу, а когда тот переключил внимание на собравшихся, тихо проговорил:

— Скоро мы все покой обретем, и не только в душе. — Но эти слова не услышал никто, кроме Андрея.

А голос девушки стал еще более тихим:

— Мы с тобой наблюдаем последние минуты древнего Владимира. Таким город уже не будет никогда. Как, впрочем, и сама Русь. Познав горечь поражения и унижение вассальной зависимости, она сделает выводы, и на многие сотни лет в будущем, при появлении внешнего врага, русский народ будет забывать внутренние обиды и встречать его сплоченным. Противопоставляя угрозе из Европы фанатизм и коварство Востока, а азиатов встречая дисциплиной и европейским порядком… Изменения произойдут и в религии. До этого момента, несмотря на тот факт, что официальной религией уже как двести пятьдесят лет является христианство, в душах наших предков уживались две веры: язычество и христианство. Особенно сильно это заметно по воинской касте, в которой вера в Перуна до сих пор очень сильна. После завоевания массовая гибель населения и священнослужителей привела к утрате многих языческих традиций и обрядов, что в конечном счете подорвало веру в старых богов и позволило христианству окончательно одержать верх.

— Урагх!!!

Рев сотен глоток прервал девушку и возвестил об очередной монгольской атаке.

— Не успокоятся никак! — проворчал Эрик, поднимая щит.

Андрей тоже поднялся, взял приставленный к стене топор и повернулся к входу, в ожидании появления воинов противника.

— Андрюш, ты береги себя и возвращайся…

Это были последние слова, которые Андрей услышал в этом времени, так как в следующее мгновение Андрей и Ксения покинули тринадцатый век.

Концентрация дыма в здании Успенского собора уже не позволяла вздохнуть, заставляя собравшихся исходить кашлем и терять сознание от удушья. Узкая цепочка воинов, удерживающая врага, в конце концов не выдержала и, перескакивая баррикаду, движимые жаждой наживы, в собор ворвались монголы.

— Господи, простри невидимую руку Свою и прими в мире души рабов Твоих!..

Один из пробегающих мимо монгольских воинов ударом сабли оборвал епископа.

 

42

После сумрака Медной башни яркий дневной свет резанул по глазам, заставив Даньку зажмуриться. Лишь спустя несколько секунд зрение вернулось, и парень смог осмотреться, куда на этот раз их забросила судьба.

Друзьям повезло — их появление скрыл кустарник. Однако полностью скрыть появление не удалось, потому что в кусты за брошенным мячиком как раз залез пятилетний мальчишка, который и стал единственным свидетелем их появления, но и его больше поразил их необычный внешний вид, нежели факт появления.

— Месье, вы рыцарь? — по-французски спросил мальчишка, обращаясь к Даньке.

— Жан! Быстро сюда! — раздался суровый голос матери. И сорванца как ветром сдуло.

Друзья выбрались из кустарника, вызвав немалое удивление местных жителей своим необычным нарядом.

Они находились на окраине небольшой площади, мощенной крупным булыжником. Она имела прямоугольную форму, несколько вытянутую с севера на юг, и окружалась по периметру ухоженными двухэтажными каменными домиками. Тропические деревья и кустарники, давали неплохую защиту от солнца и разделяли площадь на три аллеи. Было довольно людно. Людской поток двигался по прилегающим четырем улицам, выходил на площадь и заканчивался около городского собора (его выдавал крест, находящийся на крыше). Среди горожан, фасон одежды которых позволял датировать время их попадания как девятнадцатый — начало двадцатого века, преобладали чернокожие и мулаты.

Глаз постороннего наблюдателя, окажись он сейчас на месте друзей, заметил бы одну странность: принимая во внимание состав и явно летнюю одежду населения, был непонятен тонкий слой снега, покрывающий все вокруг. Но Данька знал причину этого. Они находились в Вест-Индии на острове Мартиника, одном из красивейших островов Малой Антильской гряды. Среднемесячная температура на острове 25–27 градусов, климат тропический. Плодородная почва и мягкий климат позволяют собирать на острове по два урожая сахарного тростника в год, делая его крупным поставщиком сахара.

Место их пребывания — столица острова, город Сен-Пьер. Этот прекрасный город справедливо считается карибской жемчужиной Франции.

Если бы не две опасности, таящиеся на острове, это место можно смело назвать раем. Первая из них, и об этом знает каждый местный житель, это обитающие здесь в больших количествах ядовитые змеи. Вторая угроза, хоть и находится у всех перед глазами — скрытая, вулкан Мон-Пеле, находящийся в восьми километрах от города. О том, что вулкан опасен, проживающее здесь население пока не знает. Именно вулкан станет причиной трагедии, которая скоро произойдет.

Проснулся вулкан около месяца назад и начал выбрасывать в атмосферу внушительную массу пепла и сернистого газа, сопровождая выбросы нарастающими подземными толчками. То, что посторонний наблюдатель принял бы за снег, на самом деле было осевшим пеплом вулкана.

Затем на город стали сыпаться несчастья, как бы предупреждая о грозящей катастрофе.

Сначала тысячи ядовитых змей, потревоженные толчками и ростом температуры, покинули свои жилища на склоне вулкана и наводнили город. От их укусов скончалось около пятидесяти человек и около трех сотен домашних животных.

Даже сейчас Данил заметил шевеление одного из гадов в засыпанной пеплом траве.

Следующей трагедией стал сошедший селевой поток, разрушивший сахарный завод, находящийся на окраине города. В результате этого погибло около ста пятидесяти человек. Причиной его схода стал выброс вулканом лавы и раскаленной грязи в русла рек Уайт и Бланше, которые, выйдя из берегов, смешались с пирокластическими породами и образовали сель.

После этого инцидента встревоженные горожане заговорили об эвакуации, но были остановлены губернатором города Жаном Моутэ. Его поступок объяснялся просто: на одиннадцатое мая были назначены выборы, и все избиратели должны были быть на месте. Дабы придать своим словам убедительности, губернатор созвал экстренное заседание комиссии, состоящее из ученых мужей города. Комиссия сделала роковой вывод о том, что городу ничего не угрожает, чем окончательно успокоила жителей.

И действительно, как бы подтверждая их слова, сегодня, восьмого мая, светило яркое солнце, без какого-либо намека на вулканические тучи. Обрадованные этим событием, в главный городской собор потянулись жители города на торжественный молебен по случаю ниспослания прощения со стороны Всевышнего.

Сейчас — 8 мая 1902 года, 7.45. Катастрофа разразится в 7.50.

У ребят осталось менее пяти минут на то, чтобы успеть на «Роддам», единственный теплоход, которому удастся вырваться из ада.

А ведь перед отправкой в тур идея стать свидетелем буйства стихии казалась замечательной. Молодые люди долго выбирали между цунами, извержением вулкана и землетрясением, но все-таки остановились на втором.

«Да и вообще весь этот тур был следствием одних неправильных решений», — подумалось Данилу.

Сначала двум друзьям показалась оригинальной идея показать перед сверстниками знание компьютера путем взлома защиты и размещения на сайте-мемориале жертв Второй мировой войны нацистской свастики. У них получилось так удачно, что каждый пользователь сайта в течение суток вынужден был наблюдать этот символ на главной странице.

Последствия не заставили себя ждать, и уже через сутки к молодым людям нагрянули представители правоохранительных органов, а еще через неделю судья приговорил двух друзей к перевоспитанию посредством отправки в этот самый глубоко ими почитаемый Третий рейх. Так молодые люди и оказались на маршруте «Сквозь тьму времен».

Сначала они с Колькой даже посмеялись над таким решением суда. «Мало того что нас отправляют в достаточно недешевый тур, в интересующий момент истории, так еще и дают возможность выбрать бонусный эпизод».

Только теперь, глядя на ногу друга, Данька оценил прощальную шутку фортуны. Если бы не этот проклятый бонусный эпизод, они могли бы даже выжить в этой гонке со смертью.

«И ведь действительно перевоспитали», — с грустью подумал Данил. До этого путешествия он представлял себе Третий рейх сказочным фениксом германской нации, восставшим из пепла Версальского договора против исторической несправедливости по отношению к немецкому народу. Спустя три долгих дня в аду Маутхаузена образ в сознании Данила изменился: феникс превратился в питающегося человечиной падальщика.

— Беги, вдвоем не выберемся! — проговорил знающий не хуже Даньки последующие события Колька, одновременно отталкивая от себя друга.

Колька был прав, шанс спастись одному действительно оставался. Для этого нужно было оставить раненого и что есть сил бежать к спасительной гавани. Там забраться на палубу «Роддам» и спуститься в машинное отделение. Именно там останутся живые, как помнилось Даньке.

Но перед глазами у парня встали события шестидневной давности…

…монгольский воин рывком распахнул ворота и оказался на пороге сарая, который они вчетвером использовали как укрытие. Окинув взглядом застывших левее входа Николая и Данила, он, ощетинившись саблей, стал приближаться.

Единственным источником света в сарае был самодельный факел, смастеренный Даниилом из пучка соломы и зажженный чудом сохранившейся зажигалкой. Его свет был слабым, и противоположная сторона здания тонула в непроглядном мраке. Именно по этой причине для монгольского воина остались незамеченными замершие в темноте Сергей и Ксения.

— А!!!

Заорав, Колька прыгнул вперед на противника, стараясь нанести укол, используя ствол ранее сломанной елки как копье.

Плавно сместившись правее, монгол ушел от удара. Когда палка прошла рядом, рубанул ее, лишь чуть не дотянувшись до руки Николая. Отсеченная хлестким ударом часть руки кувыркнулась в воздухе и упала на пол.

А потом, ожидая атаки, монгольский воин развернулся, чтобы встретить Даньку. В этот момент их глаза встретились. Поймав внимательный взгляд узких глаз, парень остолбенел.

Лишь краем глаза он видел, как за спиной врага, подняв обеими руками над головой полено, крадется Сергей, как извлекшая из сена деревянные вилы Ксения заходит к противнику со спины левее, лишь чуть отставая от парня.

В этот момент Данька должен был действовать: закричать, прыгнуть, бросить зажатый в руках факел, сделать хоть что-нибудь, чтобы сосредоточить внимание противника на себе. Но экстремальные ситуации всегда были слабым местом парнишки, и сейчас, пойманный в капкан гипнотизирующих глаз, он просто стоял и наблюдал за разворачивающимися событиями, не в силах даже шелохнуться.

Наконец, в последний момент, когда лишь мгновение отделяло Сергея от удара, Даньке удалось разорвать невидимую цепь, связавшую его с врагом, и перевести взгляд за спину противника.

Лучше бы он этого не делал. Проследив его взгляд, монгольский воин с разворота рубанул саблей, одновременно смещаясь левее. От опасности он ушел весьма неудачно, так как угодил под направленные рукой девушки вилы и был сбит с ног. Кольчуга воина оказалась добротной, и Ксении не хватило сил пробить ее плетение деревянными зубьями своего оружия, но этого было достаточно, чтобы прижать противника к земле.

Бросив щит и саблю, монгольский воин, ухватившись руками за черенок, попытался вывернуться из-под вил, но дело довершил Колька. Всем своим весом он навалился на деревянную ручку, и с тихим скрипом, разогнув звенья кольчуги, вилы погрузились в живот противника.

Но Сергея спасти это уже не могло. С вскрытой ударом грудной клеткой он лежал на земле и смотрел широко открытыми глазами куда-то в потолок. На окружающих Сергей уже не реагировал, и лишь перед самой смертью он прошептал только одно слово: «Жаль».

Хоть никто из друзей даже не намекнул, что считает Даньку виноватым, парень напрямую связывал его гибель только с собственным бездействием и слабостью. Считал, что прояви он хоть какую-то активность, и монгольский воин не заметил бы крадущегося Сергея.

Вот тогда, сидя рядом с умирающим, Данька поклялся себе, что больше никогда не подведет этих ставших ему родными людей, что больше не будет им обузой, и в любой ситуации, в какую бы они ни попали в дальнейшем, он заставит себя поступать достойно.

Это не были пустые слова, парень действительно менялся. Преодолевая свой страх, он принял активное участие в обороне города, сражался на его стенах наравне со всеми.

Но главное испытание судьба преподнесла ему сейчас. Мысль бросить друга очень манила, обещая в случае успеха долгую и комфортную жизнь в родном времени. Нужно лишь спрятать глаза, а затем побежать к гавани, разгоняясь все быстрее и быстрее.

Вспомнился Серега и его последнее слово: ЖАЛЬ. Данька не знал, о чем сожалел находящийся на смертном одре Сергей, но сам он жалеть всю оставшуюся жизнь о проявленном сейчас малодушии не собирается.

И вместо того, чтобы бежать, Данил развернулся и проговорил:

— Сдурел?!! Вместе выберемся! Время еще есть!

А потом он подпер плечо друга и, приученные последними несколькими днями бороться до конца, друзья заковыляли через площадь, туда, где, по их мнению, должна была находиться гавань.

Привлекая удивленные взгляды местных, молодые люди уже дошли до середины площади, когда за их спиной раздался оглушительный треск. Уже зная, что увидят, друзья обернулись. Вулкан начал извержение. Направленный вбок мощный взрыв, раскат которого они только что слышали, расколол вершину вулкана, извергнув в небо над городом множественные осколки. Отсюда осколки казались крошечными, но уже спустя долгие секунды отдельные из них, долетев до города, обрушатся на жилые дома, делая честь любому артобстрелу. Каменные снаряды насквозь будут пробивать человеческие жилища.

Но не они станут причиной гибели города.

В считаные секунды после взрыва вулканический пепел заволок солнце, погружая город в зловещий полумрак, и вместе с этим, через проделанный взрывом пролом, вырвалась огромная темно-бурая туча. Состоящая из распыленной лавы, пепла, каменной пыли и раскаленных газов, она была слишком тяжела, чтобы подниматься вверх, и вместо этого, набирая все большую скорость, заскользила вниз по направлению к городу. Почти каждую секунду мощные электрические разряды на мгновение освещали нутро этого монстра, позволяя оценить огромную скорость его движения.

Особенности рельефа местности позволяли молодым людям прекрасно наблюдать происходящее выше по склону зрелище — страшное и вместе с тем завораживающее.

Чуть больше минуты — и, как товарный состав на огромной скорости, туча врезалась в окраину города. Первые принявшие удар дома были сметены и превращены в мелкую крошку, ухоженные садовые деревья вырывались с корнем и превращались в кувыркающиеся в воздухе горящие факелы. О судьбе людей думать не хотелось.

Проглотив окраину, туча, не снижая скорости, устремилась дальше в глубь города.

Как завороженные собравшиеся на площади наблюдали, как сокращается расстояние между ними и страшным творением природы.

Первыми на собравшихся на молебен горожан обрушились лапилли и вулканические бомбы. Огромный кусок полузастывшей лавы ударился в стену одного из домов, разбрызгивая во все стороны раскаленные осколки. Раскаленная картечь хлестнула по замершей в ужасе толпе, мгновенно прожигая страшные раны в телах угодивших под них несчастных. В следующую секунду оцепенение спало, превращая толпу в мечущееся в напрасных попытках найти убежище стадо.

Друзья прятаться не стали. Глупо надеяться переждать катаклизм в канаве, когда тебе известно, что из тридцатитысячного населения города выживут лишь двое, да и то только благодаря тому, что им обоим посчастливилось находиться в замкнутых помещениях с толстыми стенами (но даже несмотря на это, эти счастливчики получат страшные ожоги). Единственное, чего добьешься, так это лишь продлишь собственные мучения.

— Прощай! — проговорил Колька, сгребая в свои медвежьи объятия Даньку. — Мне было приятно знакомство с тобой!

— И мне! — ответил Данька, обнимая друга и стараясь спрятать навернувшиеся на глаза предательские слезы.

Последнее, что увидел Данил в своей жизни, это как по улице, выходящей на площадь со стороны горы, на огромной скорости мчался запряженный двумя лошадьми экипаж. Не жалея лошадей, вставший на седлах возница раздавал удары хлыстом, пытаясь оторваться от настигающей его смерти. Но скорости были неравными. И за мгновение до того, как туча сбила Данила и выжгла его глаза, парень успел увидеть, как продолжающий движение экипаж и кони превратились в огненные факелы, сметенные вместе с невысокими двухэтажными зданиями, находящимися с противоположной стороны площади.

Следом настала очередь друзей. Могучий удар швырнул их тела, а вместе с ними и тела десятков других собравшихся, на стену находящегося за спиной здания, ломая кости, разрывая и обугливая плоть. Можно сказать, друзьям повезло: от мгновенного болевого шока сознание почти сразу же отключилось, избавив их от мучений. Так повезло далеко не всем, и еще в течение нескольких минут после удара тучи, имеющей температуру около тысячи градусов, из обломков домов вырывались объятые пламенем человеческие фигуры.

А огненный ураган, поглотив весь город, обрушился на гавань. Пассажиры семнадцати теплоходов, находящихся у причала, до последнего мгновения не осознавая опасности, продолжали любоваться диковинным зрелищем, упуская драгоценные мгновения, отпущенные им на то, чтобы укрыться внутри кораблей.

Удар огненной тучи сразу перевернул несколько суден, а те, что устояли, были охвачены пламенем. Вода отхлынула, чтобы тут же вернуться, срывая корабли с якорей и давая возможность не успевшему поднять якорь «Роддаму» сорваться и спастись в открытом море.

Находящиеся на палубах пассажиры в мгновение ока были превращены в горящие факелы. Напрасно объятые пламенем фигуры пытались найти спасение в воде, к этому моменту она уже кипела.

Природа продемонстрировала свою мощь, в течение нескольких минут умертвив тридцать тысяч человек. Ее гнев был так велик, что из-за нестерпимого жара первые спасательные отряды смогли прибыть в город только спустя три дня.