Время спустя. Та же комната. Иван, руки скрестив на груди, с демоническим видом стоит на столе.
Иван(низко гудит). Я — Вечный Дух, Вечный Жид, Вечный Скиталец, Вечная Тень Господа! Я добр и я страшен, я нежен — я груб, я полон — я пуст, я проклятие… (Забывает текст.) Мм, я проклятие, проклятие… Чертова жара, я проклятие… Плавятся мозги — я, наверно, в аду… Я пуст, я проклятие, я пуст, я проклятие…
Бьет себя по лбу, слезает, наливает водки в стакан — выпивает; крякает, жмурится, хватается за огурец — впрочем, тут же отшвыривает; закуривает, жадно затягивается, находит тетрадь, листает; ищет очки, талдычит: «я проклятие, я проклятие…» Поперхнулся, закашлялся, гасит сигарету в тарелке, кидается к телефону.
Шалом, пожалуйста, Соню!.. Мне Соню, мне Соню, я Соню прошу!.. Да, да, пожалуйста, Соню! Да, ради Бога, прошу!.. (Бормочет.) Я пуст, я проклятие… Кажется, все говорю, как положено — все равно надо поизмываться: какая Сонья да зачем тебе Сонья?.. (Вдруг, кричит.) Сонечка, солнышко, это я, Иван Алексеевич! Извини, что мешаю работать, только звоню спросить: как ты себя чувствуешь?.. Что, хорошо чувствуешь, хорошо?.. Ничего не болит, а?.. Точно, скажи, ничего не болит — точно, да?.. А, Сонечка, детка, скажи… скажи, если знаешь: пульс у тебя нормальный?.. Была у врача, проверяла, да?.. Что врач сказал — пульс хороший?.. Соня, смотри, это хорошо!.. Я говорю: в твоем положении это очень хорошо, если пульс нормальный!.. Хорошо-хорошо, Соня, хорошо!.. Понимаю, детка, работа, я сам весь по уши в работе, делаю монолог… Мм, вдруг, подумал, нормальный пульс — отражение состояния… какого-то там, короче, состояния… Ты это… в общем, ты главное — не волнуйся, хорошо?.. Все образуется, детка, увидишь… Ну, пока, я еще позвоню… Да, пока, пока…(Задумчиво бормочет.) Я — Вечный Дух, Вечный Жид, Вечный Скиталец… я сам себе вырвал язык — но я кричу из последних сил, ибо я и есть глас вопиющего в пустыне…
Долго молчит; внезапно с силой бьет себя по лбу. Поза. Пробует голос — как настраивает инструмент.
Мэ-мэ… мэ-мэ-мэ… Мэ… Хмэ!.. Как-то однажды, проездом из рыжего Марокко в серо-буро-ленивую Калькутту, где-то на старом базаре в белом Иерусалиме я, по случаю, приобрел у старого араба странного попугая по кличке Жопанахал. Люблю попугаев за то, что живут — и живут при том долго. Жопанахал, похоже, жил вечно: знал Будду, Орфея, Платона, Гомера, Царя Соломона, Калигулу, Данта, Наполеона, Эйнштейна, Иосифа Сталина-Джугашвили, Монику Левински! Птица хранила на кончике клюва столько историй о стольких несчастьях — сплошные кровь, ужас, кошмар, ложь, тоска, предательство, боль, смерть… (Забывает текст, закрывает глаза, напряженно постукивает кулаком по лбу, бормочет.) Предательство, боль, смерть, предательство боль, смерть… (Бьет себя по лбу сильнее.) Предательство! Боль! Смерть!.. (Подбирает тетрадку, читает — как гвозди забивает.)
Моисей из пустыни не вышел;
Давид не построил храм;
Кришну забили стрелами;
Христа Иисуса — гвоздями;
Сократ выпил яду;
Сенека вскрыл вены;
Как хряка, кололи ножами великого Цезаря; он, говорят, удивился, даже сказал: «Ого, а я-то не ожидал…»
А все, между прочим, не ожидали!..
Колумб заблуждался;
Плакал Петрарка;
Монтень умер умным;
Джордано — спалили;
Шекспир — не Шекспир, говорят, а мошенник и вор, или — оборотень, или — шутник;
Бетховен оглох;
Чарльз Дарвин искал и нашел;
Пушкин убит до сих пор;
Лев Толстой убежал навсегда;
У Ленина — сифилис…
Снимает очки, на глазах блестят слезы. Неслышно появляется Сара. Они видят друг друга и молчат. Он медленно резюмирует.
Какое страдание быть попугаем, свидетелем в клетке, пускай золотой, и все понимать, от бессилья сгорая, на что-то надеяться тут… (Устремляется к ней, со слезами, обнимает.) Сара… Сара моя… Сара, Сара… Где ты была, уже начинал сходить… Любимая, так невозможно: я волновался… Картинки, видения, страхи — все, как в плохом кино… Вся наша жизнь — я теперь понимаю — просто плохое кино… Теперь-то, конечно, я точно знаю — плохое… Ну, то есть, такое плохое и такое дурацкое… А где ты была?.. А я тут, чтобы уже совсем не свихнуться, разбирал монолог — таких огромадных размеров, в черепе не помещается… Ушла до рассвета, не разбудила, и потом не позвонила… кто же так делает?.. А монолог-то забавный: он — русский, она — понятно, еврейка… В старом журнале, представь, раскопал… В общем, представь, они уже сорок лет прожили — и дети у них, и внуки, разумеется… Да ты не дрожи так, я рядом, ну, что ты… Ну, что ты, ну, что?.. О чем это я?.. Ах, ну, да, значит, так: он, старый дурень, в Бога всю жизнь не верил, а в Израиль его привезли — чего-то на него нашло: короче, обрезал несчастную крайнюю плоть, пейсы до плеч отрастил, стал жену ревновать и душить — что замуж за русского парня пошла… (Смеется.) Если по-нашему, по-русски: заставь дурака Богу молиться — да… Такое, представь, помрачнение мозгов — лютая ревность к себе самому, когда еще не был собой… (Внезапно осекается.) А ты мне расскажешь, где ты была?..
Сара(прячет лицо, со слезами). Я, Ваня…
Иван(не дает ей говорить). Да, любовь моя, разве так можно? Что думать прикажешь? Ты, может, другого нашла — а? Отвечай муженьку и поскорее — так?
Сара. Дурачок…
Иван(смеется). Да я же его — я не знаю, что сделаю!.. Я, меня рассердить, пострашнее Отелло!.. На сцене не дали — а ты все равно, не сомневайся, если надо, свое доберу… Сначала порежу его тупым ножом — даже, можно сказать, порву на мелкие кусочки, потом помешаю с морковкой, потом посолю, потом покидаю эту мерзость на ржавую сковороду и стану поджаривать на огне… (Исполняет танец людоеда.) Чу-ка, чу-ка, чу-ка-фу, чу-ка, чу-ка, чу-ка-фу…
Сара. Ваня…
Иван. А какое название для рагу!
Сара. Я у Алеши была.
Иван(будто не слышал). Рагу из Альфонсо — звучит! (Смеется.) Или — Альфонсовы ножки! Или еще: Альфонсова печень! Как тебе, кстати, понравится — Альфонсовы яйца!
Сара(веселье ее не берет, плачет). Ванечка, родненький мой…
Иван. Согласись, яйца — крепкое слово! Такое-такое — ух, яйца!.. Не какие-то яйца, а — яйца!
Сара. Я не знаю — как жить… что мне делать? Научи, Ваня, запуталась, не понимаю…
Иван. …Яйца — и стойкость, и яйца — упрямство, также — воля к победе!..
Сара(плачет). Если они что-то сделают с ним — я умру!
Иван. …И также тоска, и также занудство!..
Сара. Я не стану жить, Ванечка, если с ним…
Иван(вдруг, отталкивает ее от себя). Бестактна, жестока, упряма, бестолкова! Я из последних сил толкаю это дурацкое колесо, чтобы оно хоть как-то вертелось — она в него палки сует!
Сара. Но, Иван…
Иван. Что Иван? Уже не едим и не пьем, и не спим вместе, и я тебя целыми днями не вижу, и даже боимся смотреть друг на друга… Добивались показа, как манны, — сами послали к чертям! Не репетируем, можно сказать, вообще не живем!
Сара. Ваня, подумай, мой сын!
Иван. А что сын?
Сара. Не знаю, что с ним, я не знаю…
Иван. Я тоже не знаю!
Сара. Ты, Ваня…
Иван. Я знаю: я Ваня! Одна сына любишь — одна страдаешь!
Сара. Не обижайся, я так не думаю, ты его тоже любишь…
Иван(язвительно). Тоже люблю!
Сара. Я не хотела тебя обидеть… прости, Бога ради, сейчас придираться ко мне…
Иван. Сама же придумала пьесу — сама в ней играешь! Сюжет — прямо скажем, сюжетец — но женская роль!
Сара. Ну, я же сказала: прости…
Иван. …Отец — просто сукин отец, из бывших актеров, жалкий комедиант, пустой человек. Мамаша — тихая женщина, мученица, терпит отца, всех прочих и все прочее — в общем, святая!.. Наконец, единственный сын, убийца арабов — сидит, заточенный в еврейской темнице!
Сара. Зачем?
Иван. …Она, что ни день, просыпается до солнца, уходит на поиски сына! Безумный пахан, что ни день, представляет какую-то пьесу! Неясен сюжет, нет театра, нет зрителей, и вообще, разобраться, он на хрен тут никому не нужен — зато он играет! И будет играть до конца! Поскольку безумен — лечиться не хочет, поскольку святая — и тоже диагноз, короче, понятно: ху из них ху! Она — страдалица-мать, он — никчемный отец, лицедей, суррогат!
Сара. О чем ты, Иван?
Иван. …А это неважно, что толку от этих ее походов — ну, никакого! Что важно: а то, что она при роли, еще при какой! И, наконец, она в черном и странно бледна… и слезы в усталых глазах, и неподдельная скорбь и что самое главное — молчаливо кричащий укор мне! Мне!
Сара. Ты это серьезно?
Иван. Цветы! (Выхватывает из вазы цветы, кидается на колени перед женой.) Великой актрисе Сарке Федотовой, матери и звезде!
Сара. Зачем ты меня обижаешь?
Иван(запевает). Отцвели уж давно хризантемы в саду… Нет, пионы, пардон, или розы… это они у нас, кажется, отцвели… (Всучивает ей цветы.)
Сара(роняет цветы). Ваня, за что?
Иван(запевает). Ах, за что…
Сара. За что ты меня так, за что?
Иван. Все вранье! Ни слову, ни жесту, ни взгляду! Было бы не понарошку — сидела бы тут, посреди комнаты, стонала, ревела и голову пеплом!
Сара. Проклятый театр, забудь про театр, мне в ум не идет театр…
Иван. …Не желаешь понять одного: истинное страдание — статично! Великая скорбь — неподъемна! Стонешь и мечешься — значит, ты лжешь!
Сара. Он убил человека, Ваня!
Иван. Врага!
Сара. Алешу хотят судить за убийство человека!
Иван На войне нет людей — есть враги! На войне не ищи справедливости, жалости, пощады, сострадания!..
Звонит телефон. Устремляются оба — он ее опережает.
Иван. Да! аллё! кого надо? шалом? Вам, наверно, приснился шалом! Да откуда шалом, с какого перепоя шалом — ворр, ворр у нас, ворр! (Запевает.) Ах, война, что ж ты, подлая, сделала? Не вор-вор — а ворр-ворр! Как еще объяснить — я не знаю… Не понятно — прощайте! Гудбай, до свиданья, ступайте до мамы! (Кидает трубку.) Уже на всех языках объясняю: ворр-ворр, ворр-ворр — не понимает! Где, говорит, мой шалом, подавай мне его, говорит!
Сара. Кто это был?
Иван. …Ему еще снится шалом, представляешь! На улице смерть, вопли о помощи — он как будто ослеп! Говорит: вижу сон, удивительный сон, невероятный, несбыточный — трудно проснуться!
Сара. Кто звонил?
Иван. …Восточный театр абсурда — куда ты привел меня, Господи?
Сара. Ваня, ответь…
Иван. Да-да… что ты хочешь услышать?
Сара. Кто нам звонил?
Иван. Пошляк-Фантомас… Усталая тень отца Гамлета… Фауст, придумавший черта… А, может, все вместе …
Сара(со слезами). Ты даже меня не позвал, я была…
Иван(резко всплескивает руками и грозно вопрошает). О, Сара, где ты была?
Сара(всхлипывает). Ты можешь шутить… Что будет с Алешей?
Иван(так же грозно). Что будет с Алешей?
Сара. Они говорят — дезертир… Убил и сбежал, и все его ищут… Нигде не могут найти — а найдут… Все равно, говорят, раньше-позже достанут… и будут судить, говорят, линчевать…
Иван. Ну, ты мелешь…
Сара. Его командир так сказал…
Иван. Что, его командир? Да его командир — да я знаю его командира: такой же безмозглый мальчишка, как наш Алешка, может, еще почище…
Сара(плачет). Не дай Бог, сказал, арабы найдут Лешу первыми… везде его ищут, хотят отомстить… По всему Ближнему Востоку только его фотографии… У них, говорит, страшный зуб на нашего Алешу…
Иван(опускает руки, устало). Бог видит, какая дурацкая пьеса…
Сара(горько плачет). …Алеша стрелял — то ли в самого главного, то ли в самого для них дорогого…
Иван. Наверно, в Усаму Бен Ладана!..
Сара. Не вспомню…
Иван. Дурашка, всем веришь…
Сара(заметно, нуждается в его ласке, доверчиво льнет в мужу, плачет). Ванечка, видишь, мне страшно…
Иван(ласково шепчет). Слушаешь всяких кретинов, погрязших в хумусе… С тхиной вместо мозгов… С фалафелем вместо сердца…
Попытайся понять: что идет война… обыкновенная война… настоящая война…
Сара. Не понимаю…
Иван. Когда убивают — это называется войной!
Сара. А я читаю в газете: израильский солдат не должен убивать… Какая же это война?
Иван(ласково ее целует). И это война…
Сара. …Пишут, израильский солдат единственный демократ на Ближнем Востоке и должен скорее погибнуть, чем убить…
Иван. Как пена спадет, разберутся — Алешку еще наградят…
Сара. Ты веришь?
Иван. Еще бы: потом, как обычно бывает, Алешку Федотова объявят настоящим еврейским героем… И станет наш сын — как царь Давид… Не исключено, что квартиру дадут на улице Яффо, в Иерусалиме, у стен Старого Города… С большим бы еще бы балконом… (Целует ее.)
Сара(благодарна). Фантазер…
Иван. …И мы бы там играли бы что-нибудь такое из жизни богов! (Еще целует.)
Сара(льнет к нему, гладит его, ласкает). Мой самый любимый… мой самый талантливый, самый добрый, самый ласковый…
Иван(тоже гладит, ласкает). Терпишь и терпишь меня…
Сара. Ты меня терпишь, Ванюша, — я просто люблю…
Иван. Без тебя пропаду, без Алешки…
Сара. И я пропаду без тебя…
Иван. Не исчезай никуда — хорошо?
Сара. Мой любимый…
Иван. Пожалуйста, не исчезай…
Похоже на мгновенье забытья… Тишина.
Сара. Ванечка…
Иван. М…
Сара. Ты уснул?..
Иван. М…
Сара. Просвети меня, глупую: сколько мне объясняли — так ничего не поняла…
Иван. Ты о чем?
Сара. Генерал мне сказал: он как-то так застрелил врага, как нельзя его было застреливать…
Иван. Ты опять про абсурд…
Сара. …Как будто солдат обязан стрелять по команде — как будто Алеша стрелял без команды…
Иван. Давай не сейчас?
Сара. Но, Ванечка, я…
Иван(отстраняется). Сара, оставь! Война — всегда, ложь, вранье, бред собачий, выдерживать невыносимо! (Уходит.)
Сара(плачет, кричит ему вслед). Он стрелял без команды — за это ему, говорят, придется ответить! Я же не вынесу, я! Я, Ваня, я…
Иван(возвращается, кричит). Откуда команда? Кому, почему?
Сара(устремляется, хочет обнять). Я не знаю…
Иван(крепко держит ее за руки). Тогда помолчи! Привычка болтать и судить — разобрался, не разобрался! (Тащит ее за собой к столу.) Ни черта не смышлишь в военной науке — и сразу в трагедию, сразу дурацкий театр! Забудь про театр: театр — обман, жизнь — еще больший обман, между ними ничего общего! Садись, все увидишь сама… Поймешь — перестанешь беситься… (Раскладывает яблоки и апельсины — выстраивает военный пейзаж.) Наблюдай: вот Алешка — а вот его командир… с которым вдвоем лежали в засаде… Его командир страдал от расстройства — такое бывает… Ты слезы пока вытирай, не верти головой, после скажешь… Во-от… А надо тебе сообщить, в ста метрах от лежки походный сортир… По еврейской военной науке ближе ста метров, оказывается, нельзя: потому что засада… Во-от… Подумай теперь: сержанту что делать? Он, бедный, туда-сюда, и снова сюда… Враги его засекают — и на Алешку, как они умеют, сорок на одного!.. Ну, Алешка Федотов им и показал…
Сара(с надеждой). Скажи им про это…
Иван. Конечно, скажу…
Сара. Они там, наверно, не знают, как было…
Иван. Алешка — герой, вот и все.
Сара. Но они-то — не знают?
Иван. Узнают… Придет еще время — узнают…
Сара(внимательно смотрит на мужа). А ты как узнал?
Иван. Да я-то узнал… Захотел — и узнал… Ты знаешь меня: я, когда захочу…
Сара(не сразу, с сомнением). А ты это точно узнал? Про сержанта… ну, как бы его непосредственного командира… что, так и было?
Иван. Знаешь… (Прищурившись, разглядывает ее.) Я навещал его лично… в Хевроне… Древней столице Израиля… Лежит бедолага в военно-полевом госпитале… Острейшая форма дизентирии…
Сара(недоверчиво). Что, правда?
Иван. С кровавым поносом…
Сара. И что он сказал?
Иван. Что говорят в таких случаях: не утерпеть было до такой степени — что пострашнее арабской пули…
Сара. Но, получается, подожди… что Алеша — из-за него?
Иван. Обещал на суде взять вину на себя.
Сара. На суде? Обещал? Как понимать? Он обосрался — он еще обещает?
Иван. Возьмет, он сказал, что возьмет, погоди, он возьмет… Как слабить его перестанет — сказал — и возьмет.
Сара(плачет). Сына вернуть… Он прячется, терпит… В какой-нибудь яме… где-нибудь на чердаке… думает — все его бросили… все от него отвернулись… травят, как хищного зверя — Ваня, за что? (Цепляется за мужа.)
Иван. Успокойся…
Сара. Возьмет он вину на себя — он возьмет? Скажи, он возьмет, он возьмет?
Иван. Ну, конечно, возьмет…
Сара. Ты поверил ему, ты поверил, Ваня, поверил?
Иван(пытаясь освободиться). Поверил-поверил… как брату родному — поверил… на сто, на четыреста, даже — на восемьсот… Мм, Сара, что ты вцепилась, ведь больно, безумная баба… Сто, четыреста, восемьсот… Как мне еще тебя убедить?..
Она его, наконец, отпускает, но напряженно следит за выражением его лица. Он улыбается, трет виски, уходит к столу, закуривает. Она стоит — где стояла. Молчат.
Иван(вздрагивает). А? Что ты сказала, Сара? Ты не голодная?
Сара. Нет… Я не знаю…
Иван. Потушил кабачков с морковкой… Без мяса, без масла, без соли… В общем, как тебе врач прописал… Противно, знаешь, но вкусно… Хочешь, в зеленой кастрюле, возьми… Или, может, пойти, разогреть? А можно, подумай, эту бурду, как холодное с хлебом… Вприкуску, Сара, подумай — а? Что?.. (Уходит, возвращается с кастрюлей.) Подумал и как осенило: зачем тебе хлеб? От мучного разносит и вообще… Ну, его, хлеб, откажись, легче будет… (Заботливо подносит ей ложку ко рту.)
Сара(благодарно отворачивается, шепчет со слезами). Родной мой, родной…
Иван(сам пробует, брезгливо морщится). А можно, знаешь, вполне… (Еще зачерпывает и подносит.) Пасть, пасть отворяй, Сара, пасть…
И снова она отворачивается.
Мм… м, как вкусно, мм… (Снова сам проглатывает.) Ты только попробуй — мм… Сара, Сара… Ох, Сара, Сара… (Ставит кастрюлю на стол, уходит к зеркалу, разглядывает себя в анфас и профиль.) Кустодиев… Рубенс… Рабле… Свиноферма… Остановиться, не жрать… Как приехали — только жрем… Самое время играть в Островского… «Как закалялась сталь»…
Сара(растроганно). Как ты меня жалеешь, как ты заботишься обо мне…
Иван. …Да уж, тебе, Сара, хорошо: когда ты страдаешь — ты хоть худеешь… меня же от всех нервотрепок, я вижу, разносит…
Сара. Цветы подарил… без тебя бы пропала…
Иван. А-а, в какой это пьесе: такие, как я, между прочим, на дорогах не валяются! Такие, как я, высоко на деревьях растут — еще, попробуй, достань!.. (Криво улыбается.) Ну, правда, сильно поискать — может, отыщется кто-то получше…
Сара. Никого не хочу — ты один… Никогда не хотела — ты слышишь?.. Я — никогда, никогда… никогда…
Иван(шляпу надвигает низко на глаза, преодолевает слезы, гасит сигарету). Скажи… ты любила меня? Хоть когда-нибудь?..
Сара(вдруг, испуганно на него смотрит). Что?..
Иван. …Я бы знал…
Сара. Ох, Ваня, все-таки ты человек…
Иван. …Я бы хотя бы догадывался…
Сара. Хищник, диковинный зверь…
Иван(поднимается, что-то из мебели переставляет). Ладно, ты пока вот что: прими, что ли, душ, поди… и, что ли, переоденься… Поешь… Может, еще до ночи — порепетируем…
Сара(слабо улыбнувшись). Репетируем?
Иван. Да… есть идеи… я тебя ждал…
Сара. Мы? Мы с тобой?
Иван. Ты и я… Разве есть кто-то еще?
Она отчего-то стоит и бессмысленными глазами глядит на него. Отчего-то направляется к выходу…
Иван(мягко, с улыбкой). Эй, ты куда?..
Сара. Не знаю… Ты меня посылал в душ…
Иван. Где у нас душ?..
Сара(держится руками за голову). Да, действительно… (Направляется в противоположную сторону.)
Иван. Да, вот что… хотел тебя попросить… Кинул халат, ты увидишь… Времени не упускать… А то оно, знаешь, уходит… Найдешь — сразу наряжайся старухой…
Сара(беспомощно). Старухой?..
Иван. На «Страсти по Льву» — что с тобой? Сколько восторгов, сколько рецензий: какой удивительный характер создала молодая актриса, исполнив роль старухи! С каким потрясающим проникновением в образ — ну, прямо!.. Так о тебе писали — ты что, позабыла?
Сара. Я была молодой…
Иван(радостно). Именно, Сара, была молодой! (Кидается к зеркалу.) Была молодой и играла, а теперь, когда, можно сказать, Бог велел! Все дело в том — в зеркало редко заглядываем… Думаем все: молодые, молодые… Заработаю денег, первое, что куплю — нормальное зеркало… Чтоб у артистов в доме, подумай, нормального зеркала… (Смеется.) Поглядеть на нас со стороны — два червивых огрызка прикидываются зелеными и ненадкусанными… Ха, ха-ха-ха, сами же издевались над старшими товарищами по профессии — сами теперь подставляемся… Вот к чему, Сара, приводит некритичный взгляд на себя: всем неловко и всем смешно!
Сара(одними губами). Я не хочу…
Иван(как не слышит). …А «Страсти», подумай, нам по годам… Так что, любимая, решено и даже не спорь: показываемся в «Страстях»…
Сара(глядит на него, странно прищурившись). Ваня, кому показываться? Тогда не явились, сколько прошло, даже не извинились…
Иван(приготавливает сцену). Ничего-ничего, жизнь не заканчивается… Может, еще пободаемся… Чего бы с нами тут ни случалось — надо стоять на своем…
Сара. Пожалей меня, Ваня…
Иван. А чего пожалеть? Я же тебе не сказал: вот прямо сейчас, вот именно в эту самую минуту… Кажется, сказано понятно: сначала приходи в себя — потом, может быть, поработаем… Может быть, я сказал, что не точно! Я тебя тут подожду… За меня, Бога ради, не переживай… Я буду ждать, сколько нужно — ты же меня, слава Богу, не первый день… (Внимательно смотрит на жену.) Что, Сара?
Сара. Я… я боюсь… У меня не получится, станешь сердиться… Ругаться, поссоримся… Ваня, представь: голова совсем в другом месте…
Иван(глядит на нее прищурившись — как видит впервые, будто изучает). Ты лучше бы, Сара… Ступай-ка и делай, чего говорят. Зачем тебе голова? Артисту голова только мешает. Из-за нее, к слову, всегда и ссоримся. Ты бы, может, снимала ее и прятала подальше, пока репетируем…
Сара(со слабой улыбкой). Ты можешь еще шутить…
Иван(прищурившись, внимательно ее разглядывает). Скажи… ты любила меня? Хоть когда-нибудь?
Сара. Нет, Ваня, нет… Ты прости — но я… нет…
Иван(подходит к ней ближе, берет за руку, жестко переспрашивает). Скажи… ты любила меня? Хоть когда-нибудь?
Сара(без сил, отворачивает лицо, шепчет). Отпусти меня с Богом, прошу… Я тебя, Ваня, прошу, умоляю, прошу…
Иван. Ты никогда не говорила. Подожди. Хоть когда-нибудь? Любила? Ну, скажи, любила?
Сара(долго и внимательно его разглядывает; так же тихо). А разве же нет, Митя?
Иван. Я бы вспомнил. Я вспоминал…
Сара(не сразу). Вот честное слово, Митя… Вот Бог видит… Ох, Митя, ты же меня знаешь, из меня говорунья… Но я же думала… ведь, наверно, думала же, что люблю?
Он молчит. Цепко держит за руки, внимательно-внимательно разглядывает.
А неужели же не любила? У тебя-то в мыслях — что? Не любила?
Он молчит.
Ну, Господи, Митя… ну, жила же я с тобой… любила, значит…
Иван(хмуро). Не знаю.
Сара(быстро к нему поворачивается, смотрит с тревогой). Что ты сказал? Говори громче, Митя, что-то я разволновалась… что-то не слышу…
Он молчит.
А, Митя?
Иван(отпускает ее, отворачивается). Мы все испортили. Все испортили…
Сара. Что ты говоришь?
Иван. Не надо было нам вместе. После войны, как вернулся, как встретились, тогда нам и надо было… И не было бы лжи. И тоски этой, и отвращения — к жизни, к себе… (Тяжело ступая, направляется к выходу.)
Сара. Куда ты, Митя?
Старик уходит — словно не слышит.
Митя, стой!
Он останавливается, стоит понуро, не оборачивается.
Митя, убей меня, если я понимаю, о чем ты говоришь… Все забыл. С войны, вспомни, вернулся — не мог дышать… Врачи говорят: в Среднюю Азию поезжайте. Козу держала, свиней, птиц, чтобы ты мог нормально питаться. Три года, Митя, сама!.. Чтоб только внутри у тебя там зарубцевалось!
Иван(глухо, не оборачиваясь). Не поймем мы друг друга, Вера, мы не поймем…
Сара. …А вернулись домой — за книжку…
Иван. Ох, Вера, довольно…
Сара. …Пока ты летал и парил — я, как букашка, вокруг тебя ползала: кухня-базар-магазин-прачечная, магазин-прачечная-кухня…
Иван. Да, да, да, да, да, да!.. Ты права, но ты вслушайся, Вера, и я о том же: вся наша жизнь держится на двух шнурках — что ты для меня сделала, чего я не сделал для тебя! А, Вера, еще? Еще что бывает? Бывает же что-то еще?!
Сара. Что бывает? Объясни мне, набитой, — чего еще в жизни бывает, кроме жизни?
Иван. Чувство бывает! Твое чувство, что с тобою случилось то самое… единственно возможное… и только с тобой… одним… И что было не зря… что не зря… то было не зря… не зря… не зря…
Старуха тяжело опускается на стул, сидит, поникнув. Старик на жену не смотрит. Тишина.
Сара. В Бога ты не веришь, Митя… А был бы Бог… И ты бы знал, что Он есть…
Молчат.
И ребеночек наш оттого, может, и не прижился на белом…
Иван. Вера…
Сара. В Бога не веруем, Митя. А то бы Он спас Илюшечку… сыночка моего… единственного сыночка… Илюшечку моего…
Иван. Я тебя прошу…
Сара. Спас бы, а, Митя? Спас бы? а? а?.. Если бы мы, если бы мы? С тобой мы — а?.. Нет?..
Иван. Ну, не надо об этом, прошу я, прошу…
Сара. Бог проклял нас, Митя.
Иван. Прошу тебя, Вера!..
Сара. Проклял!.. Старые, больные, одинокие, никому и друг другу… и даже друг другу, оказывается, и друг другу, друг другу, Митя… (И плачет, захлебывается, тянется за стаканом, но проливает воду на стол.)
Старик уходит. Она плачет… вдруг, замечает — его нет. И рукой тянется следом за ним, словно пытаясь ухватиться за что-то… За что?.. И бормочет, повторяет: «Ванечка… Ваня… Ванюша… Ваня, вернись…» Нетвердо, цепляясь за стулья, направляется к выходу — навстречу муж с водой.
Ваня, Ваня… (Цепляется за него.)
Иван. Тарантул ты, Вера…
Сара. Как ты узнал, расскажи… Про сержанта — скажи… Алеша один там по-русски… Я вспомнила, он даже жаловался: что устает от иврита, что ему там совсем не с кем по-русски…
Иван. …И жалишь в самое сердце, в самое сердце!..
Сара. Сержант не умеет по-русски, ты тоже не знаешь иврита, ты все придумал…
Иван. …Сколько же можно!..
Сара. …Поверила, дура, поверила, я же поверила…
Иван(жестоко ее встряхивает). Сара, играй!.. Играй, безумная женщина, все равно играй!.. Несмотря ни на что, играй! Играй, говорю!..
Сара. Господи, я же поверила — он… (Вырывается, со слезами.) Сыночек, поверила, Боже мой, он… (Скрывается.)
Иван(кричит вслед). Нет Его, нет, не зови!.. Мы с тобой, старые, больные, одинокие — есть, а Его — нет!.. Как нет нашего сына! И нашей любви, и нежности, и жалости нашей — ничего!.. И никто не виновен в том — мы! Только мы!.. Ты меня слышишь? Это мы не уберегли нашего сына! Это мы преступали и лгали — мы, а не Бог! А не Бог — мы!.. Мы, мы!.. (Вдруг, словно сникает.) А не Бог — мы… А не Бог — мы… (Переводит дыхание.) Ффу, а не Бог… (Опускается на стул, держит рукой запястье, считает свой пульс и бормочет.) Пять, шесть, семь, восемь, девять — ого, я играл… Четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… Гениально играл, хрена с два тут найдется актер… Двадцать два, двадцать три, двадцать четыре… В целом Израиле… (Кричит.) Сара, я гений! Померь мне давление, Сарра!.. Наверно, пятьсот на тысячу, Сара, ты слышишь!.. (Бормочет.) Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь… (Кричит.) Станиславский писал Немировичу: актер гениально играет, когда его пульс бьется в унисон с пульсом персонажа!.. Такое в природе встречается редко — может быть, раз в тысячу лет, но зато, когда уже встретится!.. Сара, ты где? Ты не слышишь меня?.. Потрясающе… (Тихо смеется, почти счастлив.)
Появляется Сара. Тигрица перед прыжком.
Сара. Ваня, тысяча долларов…
Иван. А?..
Сара. В сумке из крокодилов, ты знал… Алеше копила на свадьбу — ты знал…
Иван(прикрывается руками, смеется). Какой темперамент, однако…
Сара. И что я помру, чем потрачу — ты знал…
Иван. Не женщина — битва при Ватерлоо…
Сара(кричит). Деньги, Иван!..
Иван(смеется). …Ох, чувствую, Сара, я даже уже ощущаю: пощады не будет…
Сара(со слезами). Они мне нужны — понимаешь… Сейчас же нужны — понимаешь… (Кричит.) Немедленно, срочно, сейчас!..
Иван. Мадам, попрошу, не так резко…
Сара. Убийца… убийца не так равнодушен — убийца…
Иван(поднимает руку). А, можно, скажу?..
Сара. Отдай, потом скажешь… отдай мои деньги, подонок…
Иван. А все-таки можно, скажу — я скажу, это можно?..
Сара. Подлец, не касайся меня!..
Иван(вдруг, подскакивает и орет). Скажу, дай сказать!.. Когда я прошу — не ори!.. Вообще, когда просят — надо давать!..
Бедная Сара прикрывается руками, как при бомбежке.
(Опускается, шепотом.) Ух, эта привычка — орать… Чуть что — первым делом орать, а потом разбираться… Типично восточный базар… Местечко заразное — вот, научилась…
Сара. Мне нужны деньги.
Иван(по прежнему шепотом). …Орут — когда надо, не надо… Как будто нарочно поближе к ушам подкрадутся — и жарят, что мочи, и жарят, жарят…
Сара(нетерпеливо). Я жду.
Иван. Да, я слышал…
Сара. Я жду, Ваня, жду, говорю — понимаешь — я жду…
Иван. А зачем?..
Сара(кажется, опять теряет самообладание и кричит). Я не могу больше ждать, я сказала!
Иван(тоже кричит). А я тебя спрашиваю, мне интересно: зачем тебе деньги? Могу я спросить?!
И опять она, как уже было, прикрывается руками. И опять он, по ходу меняя регистр, переходит на шепот.
А я разве против? Да я же не против… Ну, знаю, допустим, где твои денежки… Можешь не вздрагивать: я их не пропивал, не проедал, никому не дарил… Ради Бога, я все расскажу: зачем тебе деньги?..
Сара(глухо). Для Алеши…
Иван(быстро). Какого Алеши?.. (Тут же, впрочем, спохватывается.) Алешки! Алешки Федотова — ясно!.. Ох, что это я, крыша поехала от жары… Действительно, Сара, прости, я не понял, так странно произнесла: для Алеши — не сразу дошло, про кого… (Смеется.) Вот так еще тут поживешь — забудешь про маму, которая родила, про сына, которого родил… Сара, ты плачешь? Ох, я попрошу без трагедий… Подумай, пока никакой трагедии… Вообще, сколько можно учить, закон жанра: покуда как бы все живы — трагедии как бы и нет… А у нас, слава Богу, пока что… Ты слышишь? Слезы оставь для театра — там еще действуют иногда… (Внезапно ерошит волосы на голове, щурится, морщится, шлепает себя по лбу, медленно приближается к ней.) Стоп-стоп, я чего-то… кажется, я пропустил?.. Разве Алешка — нашелся?..
Она застыла. Он ходит.
Вот это новость, вот это… Ах, новость, можно сказать, из новостей… А я узнаю последним… Ах, сукин отец, он знать не достоин, зачем ему знать?.. Матриархат на дворе и, значит, тьфу на папашку!.. Своими глазами видел по телевизору: в Новой Зеландии самочка-змейка натурально заглатывает своего возлюбленного змея в первую же брачную ночь… Правда, уже, заметь, после того!.. Трагично, смешно и нелепо: сделал, как говорится, дело — подыхай смело!.. Ропщи, не ропщи!.. Мне, подумать, еще повезло: все-таки жрали меня не сразу… Заглатывали постепенно… Господи, Боже, Алешка нашелся — держите меня… Алешка — ближневосточный разящий меч… Беглец-бедолага- сын… (Закуривает, руки, заметно, дрожат.)
Она молчит.
Ну-ну-ну, ну-ну… Ну, все-таки, сжалься и расскажи, наконец: где? что? как? в каком виде?.. Жив-здоров? Грустен-весел? Сожалеет, мучается, страдает, надеется?.. Я хоть знать заслужил?.. Отдай, Бога ради, чего мне положено, Сара?.. Ну-ну, говори же, прошу… Говори, наконец, не молчи…
Она сидит, низко опустив голову.
Что, разве — секрет?.. От меня?.. Ты — серьезно?.. Ты к нему бегаешь, ты с ним встречаешься — вы как бы видитесь?.. И что же, тайком от меня?.. Смотри мне в глаза, я хочу… видеть твои глаза, видеть твои глаза… (Вдруг, кричит.) Сука, смотри мне в глаза, я сказал!..
Она поднимает глаза, полные слез. Тишина.
Почему он позвал тебя — не меня?.. Или тебе доверяет, мне — нет?.. Или тебя больше любит? Больше надеется?.. Что, как понять, объясни?..
Она молчит.
Коварство, интрига, измена в наших рядах!.. Нож в спину, предательство!.. Я ночами не сплю, я жизни не знаю, я бегаю по стране с высунутым языком, я ищу нашего сына — она это видит, и знает, и делает вид, что сочувствует… И я, как могу, ей сочувствую, и оба друг другу сочувствуем, но в то же время…
Сара(слезы давно на глазах, шепчет). Подлец…
Иван. …Нехорошо! Некрасиво!..
Сара. …Жалкая личность, паяц…
Иван. Ну, это ты зря…
Сара. …Вор, пьяница, гений непризнанный, черт бы тебя…
Иван. Что, ты — мне?..
Сара(со слезами). …Весь мир виноват в его бедах — я первая…
Иван. Что ты бормочешь?..
Сара. Последнее пропил — нелюдь проклятый…
Иван. Я пропил?..
Сара. Ты пропил!.. Последний доллары пропил!.. Кольцо мое пропил! И память, и душу!.. Копила на свадьбу — ты знал!.. Полы, унитазы — ты знал!.. Я думала, женится, внуку — мы оба… Я думала, оба мы люди, не только актеры…
Иван. На шекели пил — я сказал — на другие!..
Сара. Несчастный Нарцисс!..
Иван. Поклонники, люди, поклонники, я говорю!..
Сара. Инфантильный старик! Неудачник!..
Иван. Дешевая кукла!..
Сара. Бездарный артист!..
Иван. Молчи, еще скажешь, молчи, еще скажешь…
Сара. Бездарный, никчемный, напыщенный, пошлый, пустой…
Иван(замахивается). Жидовка, заткнись — или я!.. Проклятая сука заткнись — или я!..
Она приседает, прикрывается руками.
Или я… или я… Черт бы тебя побрал, или я…
Он, вдруг, словно ловит ртом воздух, как мякнет, с трудом переставляя ноги, добирается до кресла, медленно оседает…
Сара. Ваня… Ванечка, что с тобой, Ваня… (Торопится за водой, ищет лекарство, приносит, сует ему в рот, дает запить, расстегивает ворот рубашки, подкладывает под спину подушку, дует на него, бормочет). Господи, Ваня, сейчас… Это тебе помогает, вчера помогло… Ты не волнуйся, пожалуйста, ты… Это, наверное, ты перегрелся… Пил мало, сколько тебе говорить… Ваня, пожалуйста, пей еще… Тут надо много, еще пей, еще… Вот, хорошо, молодец, умница, хорошо…
Напившись лекарств, он сидит, откинувшись, закрыв глаза. Она приставляет к креслу стул, садится, берет его руку в обе свои руки.
За что мне все это?.. В чем я виновата?.. Разве же я виновата?.. Господи, что ты такое говорил?.. Неужели возможно, что говорил?.. Ты говорил ужасное… Страшно, Митя…
Он открывает глаза.
Правда, меня все эти годы не любил?
Он молчит.
А я думала — любил…
Он молчит.
И думала: как хорошо, что именно за тебя замуж… И не хотела и не решалась долго, но пошла… И хорошо, думала… Я ведь до сегодняшнего дня так и думала…
Он молчит.
Все не так думала, дура… Старая… Господи…
Молчат.
Иван. Постарела…
Сара. Да… И ты, Митя…
Иван. Тебя совсем не узнать.
Сара. А… наверное… Да… И тебя, Митя… Ты тоже… тоже…
Иван. Совсем не узнать…
Сара. Время такое мое наступило… Время такое…
Иван. Говорок, причитаешь, божишься… Откуда у тебя это?.. Как бабка…
Сара. А я бабка и есть. Куда же деваться?..
Иван. Нет… Если бы сто лет назад я мог представить, что с тобой станется…
Сара. Сто лет назад ты на меня глядел другими глазами.
Иван. Глядел. Пока не было лжи.
Сара. …О, ты с восторгом, Митя, я помню… Глядел так, будто от меня зависело, жить тебе или умереть. Без меня не хотел и дня… Любовь вечную обещал.
Иван. Я сказал: это было до лжи.
Сара. …Говорил, если чего по-настоящему сделаешь в жизни, — это будет для меня.
Иван. Я, Вера, жалею…
Сара. …Действительно, сделал, не обманул: посвятил мне дурацкую книгу в пяти томах — «Муки совести великих людей: от Прометея до Льва Толстого».
Иван. …Все было зря…
Сара. …Лично мне эта книга радости не принесла…
Иван. …Дурацкая жизнь — поди, разберись…
Сара. …И люди устали страдать… Все хотят простоты и покоя… чтобы не было страха… войны… чтобы дети голодными…
Иван. По-твоему, жить нужно только на четвереньках…
Сара. Митя — как все.
Иван(поднимается, медленно направляется к выходу). Но я не умею, как все… Меня удручает, когда надо, как все… Раньше не понимал, теперь не понимаю, никогда не пойму…
Сара(устремляется следом). Митя, не уходи…
Иван. Вера, либо уйти, либо повеситься… С тем, что в душе, быть дальше…
Сара. А что, Митя, в душе? Что такого у тебя в душе? Не уходи, умоляю…
Иван. Измена твоя у меня в душе!
Сара. Пятьдесят лет прошло!
Иван. А хоть тысяча!..
Сара. Подумай, но как — пятьдесят…
Иван(со слезами). От обиды вздохнуть не могу… Как поленьев горящих мне в грудь натолкала…
Сара. Да прости, наконец!..
Иван. Не могу!.. Не могу, Вера, я не могу, и не надо… Ничего уже вместе не сможем, пусти… (Выдирается.) Разве еще — ненавидеть, пусти…
Сара(снова цепляется.) Тогда вместе помрем, Митя, рядышком, что ли, давай… А чего мне одной тут, мы оба без Бога… Говорят, что Он добрый — наверно, простит…
Иван. Смерть, может быть, и простит… Дурацкую жизнь — не простит…
Сара. Без тебя я не буду тут, Митя, не буду, и ты не проси… (Цепко держится за него обеими руками.)
Иван. Отпусти, умоляю…(Пытается вырваться — не удается.)
Сара. Мы оба погибнем…
Иван. Но я не могу!.. (Сползает на колени). Отпусти меня, я заклинаю… У меня нет другой жизни — а в этой мы вместе не будем… Просто я не смогу, мы не будем… (Рыдает.) Не будем, не будем…
Звонит телефон. Оба не пошелохнутся. Наконец, она, мягко, решительно отстраняется, идет к телефону. Рукой вытирает слезы на лице.
Сара(тихо). Да… аллё… (Вдруг, кричит.) Да! Алле! Кто говорит?.. Да, нет-нет, я Федотоф-Федотоф!.. Федотоф, говорю, Федотоф, вам нужен Федотоф — я Федотоф!.. Я только, простите-простите… (Беспомощно озирается.) Боже мой, что же мне делать?.. Ой, Ванечка, Ваня, мне кажется, это из театра! (Радостно.) Ой, ради Бога, вы только, пожалуйста, не кладите трубку, я чего-то придумаю!
Артист поднимается с колен, надевает шляпу. Прощальный взгляд в зеркало, незаметно уходит.
Говорите помедленнее!.. Я, возможно, пойму — если помедленнее!.. Просто я совершенно ничего не понимаю, говорю, но я все равно постараюсь!.. Как-как?.. Что вы сказали?.. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, только, пожалуйста… Смотрите, я поняла: Федотоф, театр!.. А что Федотоф-театр, что с ним, говорите скорее!.. Не надо так быстро, просила не быстро — просила!.. (И опять беспомощно озирается, плачет.) Боже мой, что же я, Ваня!.. Иван, помоги, я не понимаю!.. Они говорят — я не понимаю — они говорят — это же невыносимо… (В трубку.) Я не понимаю! Я не понимаю! Я не понимаю!.. (Оставляет телефон.) Ваня, ты где?.. Любимый мой, Ваня!.. (Ищет его.) Они говорят — ты поймешь… Ты умный, ты добрый, ты гениальный… Поговори с ними, Ваня, как ты умеешь… (Уходит.) Я все буду делать — все, как ты хочешь, только поговори с ними… Они что-то знают, они что-то скажут… Ванечка, Ваня… Ванечка мой… (Уходит.)
Темно. Музыка.