Об авторе
| Олег Дозморов родился в 1974 году в Свердловске. Поэт. Филолог. Автор книг: “Пробел” (1999), “Стихи” (2001), “Восьмистишия” (2004), вышедших в Екатеринбурге. Стихотворные подборки печатались в журналах “Арион”, “Звезда”, “Новая юность”, “Таллинн”, “Урал”; в “Знамени” (см. 2003 N 5 и 2005 N 10). Проза нон-фикшн “Премия “Мрамор”” публиковалась в “Знамени” 2006 N 2. С сентября 2004 года живет в Москве, работает журналистом.
Олег Дозморов
Шотландия
* * *
Когда бы больше не было меня,
а были бы - за горизонтом - горы,
и ближние холмы и зеленя
ничьи бы не притягивали взоры,
когда бы круглосуточно бурун катил, переворачивая, воды, и анонимно средь ветвей певун сходил с ума от страсти и свободы, и весь, теперь действительно ничей, мир отрицал бы наименованье, каких ещё тебе, поэт, очей, какой ещё поры очарованье?
* * *
Шотландский лес, шотландская река,
впадающая в Северное море,
ещё не образумились пока,
теряя время в бесконечном споре.
Здесь замка зуб действительно торчит, как буква некоего алфавита. Трава от слёз действительно горчит, Мария С. - действительно убита.
* * *
Скрипит на склоне мокрая трава,
белеет цветом местная рябина,
простые парни с раннего утра
чего-то чинят, фыркает машина.
Я жил в шотландском замке тридцать дней,
сквозняк гудел в камине что торнадо,
под окнами росла скала, под ней
река бурлила бешено, как надо.
Шотландская неслась из-за окна простая жизнь, она не прекращалась, я радовался, если вдруг она в какую-нибудь песню превращалась.
* * *
В дневном экспрессе Лондон-Эдинбург
не спи, раскрой какое-нибудь чтиво,
желательно попроще, например,
путеводитель “Пти Фюте”, узнай,
что в Лондоне в ближайший выходной
ты не увидишь, разверни “Тайм-аут”,
“Обсервер” или на худой конец
техническое описание
лаптопа, но его не открывай
и не проси адаптер у стюарда,
побереги до будущего счастья.
А главное - за окна не смотри. Разглядывай присутствующих: спящих, жующих, пьющих и читающих простых британских граждан и гадай: вот англосакс надменный - он по делу в провинцию собрался, вот студент к мамаше едет кушать сладкий пудинг, вот эмигрант из Никарагуа, вы с ним примерно равные в английском, вот явно идиоты футболисты. О, не гляди в окно, не то напишешь, позорище, как подражатель Рейна, пустые путевые обозренья, о том, как пил коньяк и сколько стоил коньяк, без слёз, без жизни, без любви. Хоп! Мимо шелестящего экспресса - закладывает уши, съешь конфетку, глотни кофейной дряни из стакана пластмассового, сбегай в туалет, - с остатками средневековых стен, рутиною хозяйственных построек летят уже шотландские поля, кровавые шотландские поляны с пасущимися овцами. Деревня! Шотландия моя, моя невеста! Я б воспевал тебя, как Роберт Бёрнс, я б пел тебе, а временами пил твои напитки, ну же, сдвинем чарки, не покоримся Англии вовек! О, вымысел прекрасный, над которым слезами обольёшься ты один. Упейся одиночеством, возьми носки, здесь и в июне холодрыга.
* * *
С утра был дождь, к обеду потеплело,
и я, съев ланч, оправился гулять.
Выглядывало солнце то и дело,
чтоб путнику дорогу освещать.
Лес весь темнел, ущелье угрожало мне, оступившемуся, крутизной провала, ничего не выражало посвистыванье пеночки лесной. Зачем я здесь? Что всё же разглядела в Шотландии замолкшая душа? На дне оврага пело и кипело, медитативной лирикой глуша.
* * *
Покой и воля. Воля и покой.
Как сладко повторять: покой и воля.
Шотландское тревожит ветер поле,
и вьются мошки тучей над рекой.
Все превратятся в горные ручьи весной крутые горные дороги. Хрустя по гальке, берегите ноги, они, однако, ваши, не ничьи. Я жил в шотландском замке, здесь уют не отменял суровости природы. Шумят в ущелье дождевые воды. Написанное не даёт уснуть.
* * *
Осматривать замок на том берегу
и древнюю церковь на этом.
В окне ресторана узнать на бегу
угрюмого дядю с приветом.
Вертеть головою, крутить объектив, запечатлевая в натуре гробы тамплиеров, таки сотворив жертвоприношенье культуре.
Обедать пора, и проснуться пора,
подохнуть, перевоплотиться,
уехать осматривать Глазго с утра,
в Ньюкасле в стекле отразиться.
* * *
Холодно. Окно в библиотеке
нараспашку. Старого камина
странного гудения в том веке
вот и обнаружилась причина.
Скучно. Липы. Сны. Дагерротипы. Синие обои полиняли. Все, прости за рифму, прототипы бунинской присутствуют печали. Нас с тобой волнует ли всё это? Мы с тоскою столько лет знакомы. Среди всех картинок и портретов вряд ли здесь отыщется искомый. Я не пью, камина нет, собаки даже в планах, мало фотографий дома, но не избежал, однако, извини за рифму, эпитафий.
* * *
От долгих прогулок болит голова
не меньше, чем от сновидений.
На склоне холма вырастает трава
овечьих быстрей поколений.
От скверного кофе шумит в голове, а тут ещё дождь да дремота. Как пишутся книги, не видно траве, в которой не видно кого-то. Все кролики очень боятся лисиц, не менее, чем человека, которому взор оторвать от страниц, что Вию поднять своё веко.
* * *
Когда распадётся “Дозморов и Ка”
и существовать прекратит ДНК
за номером сто миллиардов один,
закроется недорогой магазин, подвальная лавка, дешёвый лабаз, который открыт для клиентов сейчас, но мало рекламы, маркетинг дурной,
и автор качает в окне головой.
* * *
Оторопев, завидовать смертельно
самоорганизации дождя.
Из этих, набухающих раздельно, родится скоро общее дитя. Есть абсолютность некая в природе, есть сумма черт, конкретность, прямизна в любом произведённом ей уроде, в любой сосне есть дерево, сосна. Нет относительности, а одно баранье в предмете каждом равенство себе. А тут банальность, лень, самокопанье, марш похоронный, жалобы судьбе.
* * *
С конца чужой войны четвёртая весна.
Снег по-саврасовски на полдороге к морю.
Очнись, как богатырь от сказочного сна,
в котором горе.
Жги, будто жизнь прошла. Да, в общем, и прошла. Забыть нехорошо, а плакать неприлично. Один ты знаешь, где запрятана игла. И чистый воздух остр. И дышится отлично.
* * *
Я одинокий друг рассеянных друзей
по всем земным мирам и облачному небу.
Храню за пазухой, печальный ротозей,
и горечь проигрыша, и общую победу.
Воспоминаний сад возделан, и цветут три дымчатых куста сирени в знак печали. Я телевизор с глаз долой, поскольку тут нисходят отдохнуть друзья-однополчане. Обедали? Чайку? Пожалуй, и чайку. За мыслями и сном день безупречно прожит. Расформирован полк, но мы ещё в полку. Тревожить рану хлад воспоминаний может. Примерный ветеран с медалью и тоской. Без связи сотовой, в пределах отдалённых я вижу вас, друзья. И потому живой, покуда жду вестей нетелевизионных.