Один египетский врач сказал мне, что лучший способ покорить человека – создать его двойника, который будет полностью под твоим контролем. «Делай с двойником что хочешь, – объяснил египтянин, – и это неизбежно отразится на человеке-подлиннике». Мне исполнилось тридцать лет, я был сообразителен, здоров и знал, что делал, и Бог решил устроить мне испытание – появился человек, который хотел стать мной, занять мое место, и слух об этом распространился далеко за пределы Иорданской долины. Он говорил о вечной радости, свободе выбора, о светлом и справедливом царстве будущего… Но, в отличие от многих болтунов в шкурах мессий, он действительно обладал духовной силой.

По слухам, у нас с ним даже матери были одного возраста. Но он придумал что-то новое – приобщал каждого желающего к вечной жизни с помощью воды. Его звали Иоанн.

Это было мудро, ведь для многих земледельцев, живущих на краю пустыни, вода означает жизнь. И люди верили Иоанну.

К тому времени я давно оставил своих родителей, уйдя из Нацерета. Я путешествовал по еврейской земле от Кесарии Филипповой до городов Идумеи в поисках знаний и оттачивал мастерство проповедника. Заходил и в соседние царства – в Египет и Ливию, был в Аравии, плавал в Киринею на римском корабле, добирался до Галатии и берегов Северного моря. Не был в Элладе, но мечтал при первой возможности посетить Афины и Академию, а также Киссию, где живет знаменитая эвлайская община магов и находится колодец, который содержит смесь воды, масла и смолы, а когда зачерпнутое выливают, то жидкости текут порознь, и в этот момент, глядя на них, можно точно предугадать будущее. Я учил языки и обычаи, много читал. Каким праздником было попасть в библиотеку Александрии! Или, заплатив смотрителю, получить доступ к свиткам в хранилище книг иерусалимского Храма! Я целыми неделями сидел там с какими-то полусумасшедшими старцами, которые за пару медных монет могли найти любые сведения или возвести твою родословную хоть к Саулу, хоть к евнуху Абагде. Мне удалось побывать даже в личной библиотеке префекта Иудеи, где он собрал немало книг римских поэтов и греческие научные тексты.

Чтобы иметь возможность читать, я некоторое время работал в Александрийской библиотеке, получая скромное жалованье. В то время ее хранителем был Дионисий Киликийский. Проверив мои знания, он поручил мне исправить ошибки в переводе Торы на греческий, который второпях сделали еврейские священники по просьбе Деметрия Фалерского. Несколько месяцев они жили на острове Фарос, пируя за счет царя Птолемея, которого смогли очаровать своими сладкими речами, и работали в перерывах между возлияниями, но перевод все равно получился слишком сухим. К тому же в нем отсутствовали некоторые фрагменты: сильные заклинания, эротические подробности и описания некоторых изощренных казней. Естественно, я не в силах был восстановить все это и, сидя в прохладной тишине библиотечной анфилады среди каменных ящиков со свитками, лишь привнес в перевод немного поэзии, в которой знали толк мои предки. Особенно тщательно я выправил псалмы Давида.

Вернувшись из Египта, я перебивался случайными заработками, часто одалживал деньги, не имея возможности их вернуть, жил где придется. Недоедал. Иногда все, что было у меня в дорожном мешке, – это горсть сухих фиников или черствая лепешка, полученная в дар.

Я работал учителем в семьях богатых людей, обучая грамоте детей, а иногда и самих хозяев. Один человек хорошо заплатил мне за то, что я научил читать и писать его любимую наложницу. Признаться, я занимался с ней не только грамматикой.

Долгое время я не мог научиться разговаривать с толпой, и это приносило мне много страданий. Бывало, пылкой речью я собирал вокруг себя людей где-нибудь в Галааде или в бедном селении на берегу Есевонского озера, обещая им прозрение, как вдруг умолкал на полуслове в каком-то отчаянии, будто ослепленный догадкой: все бесполезно. Надо мной смеялись, меня били. Часто я сам ввязывался в драки, испытывая судьбу и твердость своей руки. Меня сажали в темницы, но ненадолго, пытались судить за мелкие кражи и соблазнение чужих жен, но всегда удавалось каким-то чудом откупиться, найти невероятные доказательства своей правоты, сбежать из города.

Ко мне всегда тянулись женщины, и я благодарен судьбе за то, что знал лучших из них – умных и чутких, без заботы которых я давно умер бы с голоду или от непосильной работы в поле либо пополнил бы ряды тех бродяг, чьи белые кости лежат при дорогах в пустыне.

Однажды я шел в Иерихон и остановился на вершине холма, в нескольких поприщах от этого старинного города. Я был один, каменистая тропа вела вниз, в зеленую долину, в которой раскинулся огромный масличный сад. Я долго смотрел на серебристые кроны деревьев, уходящие вдаль, и вдруг они показались мне морем расплавленного металла, озером Халколиван, в котором было растворено все человеческое знание, в том числе слова всех языков мира. Я понял, что эта первозданная огненная масса ждет меня, я должен был стать ее демиургом. И в тот момент я научился видеть живые буквы еврейского алфавита! Алеф, Хет, Шин… – они были из огня и ветра, из меда и вина, из гнусной правды и добродетельной лжи, и с их помощью можно было сделать что угодно, ибо они лежали в основе мироздания.

Видение продолжалось недолго, но в тот момент я изменился – я понял, что именно передо мной должны расступиться воды этого раскаленного моря. В тот момент поднялся ветер, деревья зашумели, будто предостерегая меня: «успокойся, тебе это не под силу, утихни», но я воздел к небу руки и закричал от восторга, потому что увидел скалу, из которой мы иссечены, и заглянул в глубину рва, из которого мы извлечены, увидел лица Авраама и Сарры…

Масличные деревья живут очень долго, и если какой-нибудь человек вдруг научится слушать их, мой торжествующий вопль донесется до него.

Я жил в разных местах, но моя полоумная мать каким-то образом узнавала, где я находился, и время от времени передавала мне послания со случайными людьми. Я не отвечал. Она по-прежнему за что-то сердилась и обижалась на меня, хотела научить меня жить по законам, вести оседлый образ жизни…

Я узнал, что умер мой отчим Иосиф.

Прошло еще несколько месяцев, за которые я значительно возрос как оратор, у меня даже стали появляться первые последователи – впрочем, в то время все они были со мной недолго. Однако я уже не оставался один. Мужчины и женщины, юноши, совсем молодые девушки стремились ко мне. Им было легко со мной, потому что я действительно любил их, мог утешить и найти такие слова, каких они никогда не слышали даже от самых близких.

Я хотел жить так, как жил, хотел приближаться к истине, а не копаться в земле, как червь, не строить себе убежища, как зверь. Я хотел быть свободным от всех. Я хотел быть собой.

Но Бог, как я уже сказал, послал мне испытание двойником.

О нем начали говорить в Галилее, в Самарии и за Иорданом… Он жил в пустыне. Утверждали, что он питается только саранчой и диким медом, не умеет читать и обладает настолько острым умом, что читает мысли людей.

Он заявил, что является наследником всех пророков и живет по закону Моисея, он даже приходил в Иерусалим и насмехался над почтенными мужами из Высшего совета, называя их порождениями ехидны. Все это было правильно, но… вывести их на чистую воду должен был я! Однако мне, стыдно сказать, тогда не хватало на это смелости. Нет, не смелости, а благоразумия… Синедрион, естественно, возмутили его речи.

Да, он был похож на меня.

И я шел всю ночь, чтобы скорее увидеть его. Я был один. Со мной хотели пойти друзья и помощники, но я решил испытать себя. Один на один с этим Иоанном.

Перед рассветом после долгого пути у меня порвалась правая сандалия. Я снял обе сандалии и бросил в кусты.

Я вышел к Иордану рано утром. Я был один, босой, усталый и очень голодный. По всему берегу, среди кустов, в тени пальм и кипарисов, лежали и сидели люди, многие еще спали; стояли шалаши, покрытые тканью, со стенками из перевитых ветвей; к деревьям были привязаны лошади и верблюды, горели костры – готовилась пища, и над водой Иордана стлался дым. Там были сотни людей. Простолюдины, солдаты, бродяги, книжники, чиновники и ессеи, которым наскучила оседлая жизнь. Бегали дети. Вокруг раскинулась безжизненная долина, еды взять было негде, и люди там подолгу не задерживались. Иоанн совершал над ними свой обряд, и они отправлялись обратно – в Галилею, Самарию, за Иордан…

Я увидел, что у ближайшего костра женщина ощипывала белого голубя, пойманного в силки, собираясь варить из него похлебку.

У самого берега группа людей ожидала очереди подойти к Иоанну, который стоял в реке, в неглубоком месте, по пояс в воде.

Он был космат и черен.

Когда человек приближался к Иоанну, он с головой окунал новообращенного в воду, смеялся и кричал непонятные слова.

Не обращая внимания на тех, кто ждал очереди совершить обряд (кто-то стал роптать и показывать на меня пальцем), я сбросил с себя одежду, оставшись в набедренной повязке, и вошел в реку. Иоанн как раз закончил очередной ритуал – старая женщина, плача от счастья, выбиралась на берег, стыдливо прикрывая руками груди, выпирающие из-под мокрой одежды.

Иоанн, задрав голову к небу, крикнул что-то на языке, понятном, наверное, только ему, и заметил меня. Его глаза были похожи на глаза мясника, уставшего от работы. Он был страшен: черный от солнца, в полуистлевшей вонючей накидке из меха, косматый, как лев (но лев из колена Иудина – это все-таки я). И он совершенно не сомневался в истинности того, что делал. Да, он верил в то, что совершал, гораздо сильнее меня. Мне хотелось легкой и необычной жизни, любви, безграничной свободы, а он не думал об отдыхе, не заботился о своем теле, он был движим некоей неистовой силой – слепой жаждой неустанно сотрясать воздух воплями о целительной силе речной воды и необходимости всеобщего покаяния.

Как только мы с ним посмотрели друг на друга, как только это произошло – все было кончено. Нам не надо было ни о чем спорить и что-то доказывать друг другу. Он сразу понял, что должен мне покориться, хотя я пришел один, а на берегу была целая толпа, очарованная им.

Так бывает, когда встречаются дикие звери или гладиаторы. Недаром говорят, что можно проиграть бой еще до поединка.

Иоанн, этот сильный человек, будто действительно посланный свыше, поддержал огонь моей, моей игры! И это было закономерно – люди, которым я предлагал эту игру, либо начинали ненавидеть меня, либо сразу становились участниками этой мистерии. На счастье, Иоанн оказался в моей власти, иначе неизвестно, чем закончилась бы эта встреча. Последователи Иоанна запросто могли убить меня, защищая своего учителя. Они были готовы на все. Но Иоанн смирился. Иными словами, хищная буква проглотила другую, поменьше. Я победил.

– О нем, о нем говорили пророки! – хрипло крикнул Иоанн, указывая на меня.

И множество лиц на берегу повернулось к нам.

– Вот человек, который несоизмеримо выше меня, – продолжал Иоанн.

– Мое имя Йесус! – крикнул я людям. – Иоанн спасает вас водой, а я – духом! Незримым духом! Даже если вся вода мира будет отравлена безумием человеческим, дух останется неуязвимым!

– Да! Да! – послышались голоса с берега.

Я слышал их голоса, я видел их ликующие лица… Кто были эти люди? Такие же, как те, что окружали и меня, когда я ходил из города в город. Женщины с пустыми глазами, кроткие юноши, готовые на все, кроме работы, стареющие мужчины, в иных обстоятельствах готовые отдать за гетеру последние сестерции…

Я вернулся на берег, а Иоанн продолжил свою работу в воде. Но люди вокруг стали смотреть на меня иначе – с нескрываемым благоговением. Меня накормили и поднесли вина, я лег в тени кипариса на чьи-то заботливо подстеленные циновки. Какая-то женщина села рядом, глядя на меня с обожанием, и провела ладонью по моим волосам. Я подумал, что ее молодое тело вполне достойно меня, и велел ей навестить меня ночью…

Люди подходили и прикасались ко мне, повторяя слова, сказанные Иоанном: «О нем, о нем говорили пророки!»

Иоанн поступил правильно. Он стал не просто очередным проповедником, которого я убрал со своего пути, а частью моего учения.

После встречи со мной Иоанн продолжил с помощью воды приобщать людей к вечной жизни – в Еноне, близ Салима. Не думаю, что он впрямь дарил людям вечность, которая и так дана каждому с рождения. Просто это нравилось и ему, и людям. Но теперь, во время каждого своего ритуала с водой, он говорил обо мне. Конечно, это делало меня известнее и сильнее.