Я услышала смех Леа на кухне и почувствовала запах свежего ароматного заварного кофе. Рот наполнился слюной. Я скучала по её мутному крепкому кофе.

Я была всё ещё обута. Так что я выскользнула из туфель, сменила джинсы на мужские  шорты и оставила только майку Шейна. Потом прошла по коридору в ванную. Я гадала, был ли Коннер всё ещё здесь. Ну, это был не первый раз, когда я выходила из комнаты и налетала на одного из дружков Леа. Я засмеялась, вспоминая, как один из них пытался заскочить в душ одновременно со мной. Бедный парень не знал, что ударило его, но то, как он по-девчачьи кричал, заставило нас с Леа смеяться ещё несколько дней. Хотя могу сказать, что Коннер был другим для Леа, она серьезно относилась к нему. И, пока он не попытается искупаться со мной, я буду думать, что он — золото.

Я зашла на кухню, схватила кружку, наполнила её кофе и повернулась, чтобы найти Шейна, прислонившегося к раковине и наблюдающего за мной. Он пробежался рукой по копне своих потных волос и вытер лоб футболкой, висящей у него на шее. Он был лишь в спортивных штанах и кроссовках.

Коннер вошёл в кухню, одетый точно так же. Очевидно, Коннер пытался объяснить мне, что они устраивали совместные пробежки каждый день, но я была слишком отвлечена видом Шейна, чтобы слушать. Было нелепо смотреть на него: каждый мускул был четко очерчен. Единственным словом, приходящим на ум, было «восхитительный».

Шейн поднял голову и одарил меня кривоватой улыбкой. Его глаза были самого светлого оттенка синего, который я когда-либо видела. Они были напряжены и встревожены. Они напоминали мне о чём-то из далёкого прошлого. 

— Красная, на тебе до сих пор моя майка. — Его голос, низкий и скрипучий, окутывал меня. Я прекрасно понимала, почему любая девушка могла влюбиться в него — он был опасно красивым.

Смущение пронзило меня. Я стояла перед ним в его майке и крошечных мальчишеских шортах. Я видела, как он улыбается, оценивая меня. Но я не могла позволить этому мужчине узнать, как он на меня влияет. Я не могла позволить вообще кому-то из мужчин влиять на меня, и точка.

Его глаза продолжали исследовать мои ноги, и я могла поклясться, что везде, где задерживается его взгляд, я чувствовала легкое прикосновение. Я удерживала свой взгляд на его глазах, пока он снова не посмотрел в мои с тревожно-великолепной улыбкой.

— Хочешь вернуть её прямо сейчас? — спросила я смело.

Коннер замолчал в какой-то момент нашей беседы, но ни я, ни Шейн не заметили этого. Я заметила лишь то, как Шейн немного подался вперёд при мысли, что я верну ему майку прямо сейчас. Как будто я попалась бы в его ловушку и разделась перед ним.

— Конечно, — сказал он. Я отправилась в свою комнату, переоделась в безразмерную рубашку и спортивные штаны, вернулась на кухню и бросила майку в него. 

— Еще раз спасибо, — ответила я ему, покидая кухню.

Леа лежала на диване в гостиной, на том же месте, где я оставила её вчера вечером. В руках у неё была читалка Киндл, и она наверняка пожирала очередной модный любовный роман. Я присела рядом с ней и вздохнула.

— Что сейчас читаешь?

— Вампирский любовный роман. Довольно горячий, и тебе стоит прочесть его после меня и на время оторваться от реальности.

У меня вырвался смешок. 

— Ничто не может заставить меня забыть реальность, — ответила я категорически.

Поднимая взгляд, Леа спросила:

— С чего это вдруг такое отвращение к чтению?

— К чему беспокойство? Нет такой книги — фантастики, ужастика, сказки — хоть чего-нибудь близкого к извращенной, бесправной реальности моего отвратительного существования, — отрезала я.

— Грей, — она наклонилась и обняла меня, — почему бы тебе не попробовать немного отвлечься? Займись тем, что заставляет тебя улыбаться. Хватит искать то, чего уже нет. Наслаждайся тем, что есть.

Если бы это было так просто. Я отстранилась и улыбнулась подруге. В мгновение ока момент разрушился.

Коннер и Шейн входят и резко останавливаются, чувствуя серьезность нашего разговора. Я встала и молча пошла по коридору обратно в кухню, чтобы взять кофе и вернуться. Мне нужно было убежать, прежде чем кто-нибудь увидит мои слезы.

— Всё хорошо? — Я услышала вопрос Коннера.

Шейн усмехнулся.

— Я разозлил её? Черт, она же не рыдает или чего-нибудь в этом духе? Она просто спросила, хочу ли я обратно свою майку. Я думал, что снова увижу её полуголой.

Я слышала, как Леа отошла от дивана. 

— Шейн, ты самый эгоистичный и эгоцентричный человек из всех, кого я встречала. И если ты думаешь, что кто-то вроде Грейс будет думать о тебе больше, чем минуту, ты не более чем тупой. — Её голос стал громче. — Вчера у неё умер брат. Мудак!

Она пронеслась по коридору, звук закрывающейся двери в ванную отскочил от стен.

Через две секунды голос Коннера уже бормотал ей сквозь закрытую дверь. Я положила руки на кухонную столешницу, позволяя прохладному граниту успокоить меня.

Пол мягко заскрипел позади меня. Шейн прислонился к столешнице рядом со мной. Он был так близко, что я чувствовала его дыхание на своем виске. Весь мой самоконтроль ушел на то, чтобы не закричать, чтобы он оставил меня в покое. 

— Прости... Грейс, я не хотел быть выскочкой. Я не знал о твоём брате. Я не хотел...

Я покачала головой и вздохнула, даже не обернувшись, чтобы посмотреть на него.

— Я серьёзно, Грейс. Я знаю, насколько хреново потерять кого-то дорогого. — Я чувствовала, как он наклонился ближе, и это заставило меня дрожать. — Посмотри на меня.

Я встретилась с ним глазами, а потом его взгляд переместился на мои губы. Из всех наиболее эгоистичных и ужасных мужских занятий, он пытался воспользоваться моим горем, чтобы поцеловать! Клянусь, если он придвинется ближе и попытается сделать это, я сразу укушу его за губу.

Его глаза снова встретились с моими. Он, должно быть, увидел отвращение на моем лице. 

— Имеем то, что имеем. Ты не сказал ничего, что бы подействовало на меня, Шейн. Спасибо за соболезнование. И, сделай одолжение, не пытайся вскружить мне голову, это будет пустой тратой времени. Я не буду спать с тобой. Просто относись ко мне, как к одному из приятелей, и мы поладим, а тебе не придется больше стоять со мной на кухне и притворяться, что тебя волнует ещё кто-то, кроме себя.

Он моргнул и задумался, кажется, на целую вечность. Тогда дьявольская улыбка расплылась на его лице. 

— Кто сказал, что я хочу переспать с тобой? Ты просто одна из приятелей. Я не сплю с приятелями.

Я рассмеялась и скопировала его улыбку. Позволим самовлюбленному пошутить на эту тему.

Он убрал руки со столешницы и позволил им упасть по бокам. Его улыбка задержалась на мгновение, а потом он попятился.

— Хотя, должен признаться: ты самый сексуальный приятель из всех, которых я встречал.

Совершенно идиотская улыбка, прилепленная к его лицу, когда он выходил, исключила возможность злиться на него. Почти.

Через несколько минут мы вчетвером снова сошлись в гостиной. По какой-то странной причине мы с Шейном оказались сидящими рядом на диване. Леа обнимала Коннера, сидя у него на коленях на одном из кресел, и судорожно листала телевизионные каналы. Шейн непрерывно писал кому-то — или нескольким «кому-то» — и улыбался как придурок.

Время от времени он читал сообщение, слегка задевая меня рукой, и смеялся. Я заставляла себя игнорировать его, но он всё ещё не надел рубашку, и близость его тела заставляла меня хотеть протянуть руку и дотронуться до него. Он действительно был до смешного красив. Жаль, что он не был больше, чем просто приятным на вид. 

Я смогла выдержать только следующие двадцать минут. Я вскочила и надела кроссовки. 

Леа села прямо. 

— Куда ты? Мы собирались снова пойти в бар сегодня, около десяти. — Она кивком указала на Шейна. — У его группы еще один концерт там. Хочешь позависать ещё? В этот раз я напою тебя и буду держать твои волосы над унитазом. 

Я завязала шнурки и встала.  

— Я становлюсь дёрганой. Думаю, что пойду на пробежку. 

Шейн положил телефон на столик и стал наблюдать за мной. 

— Ладно, а что насчет позависать со мной сегодня вечером? Я не видела тебя целых шесть месяцев, я соскучилась! — скулила Леа. 

— Не знаю. Посмотрим, как я буду чувствовать себя после пробежки. Если вас не будет здесь, когда я вернусь, я напишу. — Я выбежала из комнаты к передней двери. Мне просто нужно было побыть на свежем воздухе. 

В минуту, когда я разминала ноги на крыльце, я обернулась и обнаружила Шейна, стоящего рядом со мной. Я закатила глаза и проигнорировала его. Это продолжалось до тех пор, пока он не начал разминаться рядом со мной. 

— Что ты делаешь? — спросила я. 

— Думаю, побегу с тобой, — сказал он, посмеиваясь. — Полагаю, ты не будешь против. Ну, знаешь, ты одна из моих приятелей, и этим я обычно занимаюсь с приятелями. Если ты не думаешь, что не могла бы справиться. 

Мысленно показывая ему средний палец, я мило улыбнулась. 

— Буду стараться изо всех сил. 

 Я побежала по улице и направилась в сторону Пятой авеню, свернула направо и помчалась мимо Метрополитен-музея. Хотя прошло чуть больше шести месяцев, я все равно могла бы пробежать по этому маршруту во сне. Даже в хосписе я пробегала по десять миль в день в спортзале, просто чтобы отвлечься от происходящего. Я начала бегать после аварии, когда они заново научили меня ходить в реабилитационном центре, и никогда не останавливалась. Бежать для меня так же естественно, как и дышать. 

В Центральном парке я стартовала с дорожки вокруг водохранилища Жаклин Кеннеди Онассис. Шейн молча бежал рядом. Единственным звуком, на котором я сосредоточилась, были удары подошв о мягкую гаревую дорожку. Глаза оставались сфокусированными на пути впереди, ни разу не признавая, что Шейн был рядом. 

Дорожка вокруг водохранилища длиной около полутора миль и, как только пробежала её, я начала один из полных кругов вокруг Центрального парка вдоль восточной стороны. Я смутно помнила, что каждый круг в длину примерно пять миль. Я пробежала два. Думаю, что побила свой рекорд дважды, это было чистое блаженство. Начало второго круга мой мозг взял на себя, душа толкала меня вперед, как это всегда и бывало. Тело — просто машина. 

Шейн всё ещё бежал со мной в ногу. Он, что, не человек? 

Я пробежала через 86-ю Поперечную улицу к Пятой авеню и замедлила темп. Я продолжала замедляться, пока не остыла и перешла на ходьбу. Я шла к ступенькам в свою квартиру и только тогда заметила, что опустилась ночь, и температура упала до 35 градусов. Я разминала ноги на ступеньках, всё ещё сохраняя молчание. 

Я догадалась, что Шейн был где-то позади меня и делал то же самое. Я не хотела смотреть на него, пока он не прочистил горло, очевидно, чтобы привлечь моё внимание. 

Я повернулась к нему лицом. Он стоял на середине тротуара и смотрел на меня с чем-то, похожим на недоверие. 

— Ты занимаешься бегом? 

Я посмотрела на него с глупым выражением лица.  

— Я сказала, что собираюсь на пробежку. Ты думал, что я немощная? — отрезала я. 

Шейн покачал головой и весело сказал: 

— Немногие люди могут удивить меня, но ты просто поразила, черт возьми! 

Игнорируя его заявление, я достала ключ и открыла входную дверь. 

Я услышала его вздох рядом со мной.  

— Любил ли я когда до этих пор? 

О, отрекись от этого, мой взор! 

Ведь истинных красавиц эти очи 

Не видели до настоящей ночи[1]Так Ромео описал Джульетту своему слуге. "Ромео и Джульетта" У. Шекспир.
— пробормотал он.

Моя рука соскользнула с дверной ручки, и я обернулась к нему. Одна его рука покоилась на перилах лестницы, другая — на сердце. 

— Шекспир, — прошептал он.

Я кивнула с грустной улыбкой и повернулась, чтобы пойти дальше. Я открыла входную дверь наполовину зашла внутрь.

— Эй, ты придёшь в бар сегодня вечером? — крикнул он мне вслед.

Я остановилась и оглянулась. 

— Может быть, не знаю. Посмотрим, как я буду чувствовать себя после душа.

Улыбка озарила его лицо, делая его более ошеломляющим, чем было в человеческих силах. 

— Нужна помощь? Я хотел бы посмотреть, как ты будешь чувствовать себя после душа...

Я захлопнула дверь перед ним, но не смогла сдержать улыбку. Дерьмо.

Менее чем через час я была одета в джинсы и свитер с открытыми плечами, который Леа заставила меня одеть, и кожаные сапоги выше колен, которые я купила прошлой зимой и забыла о них.

Потом Леа заперла меня в ванной для того чтобы я сделала себе прическу и макияж. Она решила, что «привести меня в надлежащий вид», — это её миссия.

Мои чёрные, как смоль, волосы выглядели упругими и дикими, и она накрасила мне глаза так, чтобы они выглядели выразительными и сексуальными. О Боже, даже я сама хотела увезти меня домой! Она не собиралась останавливаться, пока я не пойду с кем-нибудь на свидание.

Леа уже не раз пыталась сделать это. Наверное, это был уже пятидесятый. И всё всегда заканчивалось прогулкой с милым парнем, который просто был не для меня. Я ненавидела эту игру.

— Леа, я не хочу пытаться впечатлить кого-нибудь, это не я, — сказала я.

Она закатила глаза так выразительно, что я подумала, что они собирались выскочить из ее головы. 

— Грей, я могла бы обвалять твое лицо в дерьме и заставить носить тампоны вместо сережек, но ты всё равно останешься самой горячей девчонкой в баре. После меня, конечно.

— Ну, тогда зачем мне наряжаться? Где дерьмо и тампоны?

Она игриво ударила меня по плечу. 

— Послушай, я просто хочу, чтобы ты почувствовала себя хоть немного сексуальной и, наконец, начала жить, вот и всё. — Она села на край ванны с серьезным выражением лица. — Грей, всё, что у тебя есть сейчас, — это я. Я просто хочу, чтобы ты повеселилась. Сделать эту жизнь лучшей из всех, что у тебя когда-либо были. И, знаешь, кто задавал тонну вопросов о тебе?

Я сделала вид, что интересуюсь.

— Хм... Кто?

— Такер. Он великолепен, не так ли?

— Конечно. Пойдем. Давай повеселимся, — сказала я, вытаскивая её из ванной.

Когда мы вошли в бар, ребята уже были там. Такер и Коннер сидели спиной к пустой сцене и помахали нам. Шейн сидел справа от них между длинноволосым барабанщиком и бас-гитаристом из группы. Развалившись на стуле с пивом в одной руке и гитарой в другой, он выглядел расслабленным. Я надеялась, что он будет истощён сегодняшним бегом.

Когда мы подошли к столу, Такер встал и одарил меня широкой улыбкой. Это заставило меня хотеть уйти, и я даже не поняла почему. Коннер взял наши пальто и повесил на спинки стульев. 

— Грейс, тебе не посчастливилось познакомиться с остальными ребятами вчера. Конечно, ты знаешь Такера и Коннера, — сказала Леа, и это прозвучало ох-как-глупо. — Это Итан, барабанщик, — она указала на блондинистого парня, который занимал столько же места, сколько два игрока национальной футбольной лиги. Он отсалютовал мне барабанной палочкой. — А это Брейден, бас-гитарист, и ты уже знакома с Шейном.  

Брейден кивнул Шейну и мне. Шейн просто смотрел на меня, ничего не говоря. Я мысленно усмехнулась: думаю, пробежка повлияла на него! 

Последний участник группы, которого представили как Алекса, появился с огромным ведром ледяного пива для всех. 

Леа схватила меня за руку и толкнула на стул рядом с Такером, который уже протягивал мне пиво. Я попыталась выдавить улыбку. Это будет долгая ночь. 

Такер наклонился ко мне ближе и прошептал на ухо: 

— Ты выглядишь невероятно. 

Я откинулась на спинку и улыбнулась.  

— Спасибо. 

Он был милым. К тому же, очень привлекательным. Ладно, думаю, что дам ему шанс. Маленький. Я подняла глаза и увидела, что Шейн наблюдал за мной. Он не сводил с меня взгляда, пока Итан, барабанщик, не ударил его палочкой по голове, чтобы напомнить, что им нужно на сцену. Шейн определенно не привык к тому, что девушки отказывали ему. Он был зол на меня. Ну ладно. 

— Что, черт возьми, это был за взгляд? — спросила Леа, когда он встал, чтобы уйти. Он, должно быть, слышал ее, но не признал этого. 

Такер наклонился, улыбаясь. 

— Ну, посмотри на нее, она красивая! Конечно, Шейн будет пялиться на неё. 

Я покачала головой. 

— Нет, я думаю, он зол на меня. Я вроде как послала его сегодня днём, а потом он позвал меня на пробежку. 

Глаза Леа расширились. 

— Он бегал с тобой? 

Я кивнула и рассмеялась. 

Такер и Коннер выглядели удивленными. 

— Почему это так смешно? 

— Я заставила его бежать около двадцати миль без остановки. И не трусцой. Я бежала быстро. Думаю, он злится, потому что его эго сейчас немного задето. 

Ребята рассмеялись. 

— Это потрясающе! 

Мгновение спустя ведущий снова объявил «Безумный Мир», и толпа перед моими глазами утроилась и одичала. Невероятно сексуальный голос Шейна прорезал шум кричащих зрителей и заставил их замолчать. Власть его голоса взяла верх над всеми фанатами. 

Музыка была невероятно волнующей. Независимо от того, какую песню они играли, быструю или медленную, они были талантливы. Я обнаружила, что игнорировала разговор, в котором участвовала за столом в ожидании услышать слова песни или сладкие оглушающие аккорды гитары Шейна. 

Я была благодарна, когда Такер ушёл в уборную. Я встала и стала наблюдать за игрой «Безумного Мира». Медленная мелодия фортепиано мягко коснулась моих ушей, я закрыла глаза и слушала. Леа подошла и взяла меня за руку. 

— Давай, Грей, подойдём поближе и посмотрим их. Это одна из моих любимых песен. 

Мы подобрались к сцене, не ввязываясь ни в какие драки, как прошлой ночью. Я рассмеялась этой мысли. Леа остановилась перед Шейном, и он подмигнул ей. Пока Алекс играл на клавишах, Шейн подошел к задней части маленькой сцены, взял гитару и начал играть сложную мелодию. 

У меня перехватило дыхание. Шейн играл на двенадцатиструнной гитаре с двойным грифом. 

Леа заметила моё потрясение. Я смотрела на неё расширенными глазами.  

— Да, знаю, Шейн — долбаный талант. — Она засмеялась. — Грей, закрой рот, ты пускаешь слюни. Я бы посоветовала тебе дать шанс этому малышу, он такой же помешанный, как и ты. Я просто думала, что ты получишь кайф, когда увидишь, как он играет на этом. Думаю, ты единственный в мире человек кроме него, кто знает, что это за инструмент. 

Шейн вылил свою душу в ритм, идеально добавляя ноты к классической мелодии фортепиано Алекса. Вы не смогли бы услышать ничего из толпы, с благоговением наблюдающей за группой. Итан медленно начал отбивать такт, бас-гитара Брейдена соединилась с эмоциональными звуками голоса Шейна. 

Я прямо здесь, 

Никто меня не знает, 

Тянусь я к ней — 

Она не замечает. 

Обыщу весь мир — 

Она видит вскользь. 

Утону в слезах — 

Она смотрит сквозь. 

Кто-то, стоящий за моей спиной, схватил меня за плечо, и лицо Такера оказалось рядом с моим. 

— Я-то думал, куда ты пошла. Не хочешь потанцевать? 

Не дожидаясь ответа, он развернул меня и обнял за плечи. Коннер уже подхватил Леа, и она подмигнула мне. Я начала танцевать, покачиваясь в такт музыке. 

Песня закончилась, Шейн попрощался с толпой, и бюстгальтеры с трусиками полетели на сцену. Шейн схватил черный кружевной лифчик и поднес его к носу, толпа заревела. Группа спрыгнула со сцены и сразу же была окружена группкой полуодетых девчонок. 

Музыка полилась из колонок, и люди снова начали танцевать, блокируя мне обзор на группу. 

Такер и Коннер потащили нас обратно к столу, где мы с Леа решили сыграть в игру с выпивкой под названием «Пушистый утёнок». Было самое время, чтобы расслабиться. 

Мы с Леа заполучили внимание бармена, и он принес две бутылки текилы и горсть рюмок. Мы вернулись к столу, где уже сидели все члены группы. У каждого из них на коленях находилась блондинка. Исключая Шейна. У него их было две. Я покачала головой, улыбнулась и подняла текилу над головой. 

— Ладно, леди и джентльмены, первая игра на выпивку называется «Пушистый утёнок», — провозгласила я. 

Все уставились на меня. 

— «Пушистый утёнок»? — спросил Такер. 

— Да, Такер. Я сказала «Пушистый утёнок», — ответила я. — Правила такие: все начинают с одной рюмки. Затем наливаем другую. Мы идем по кругу и каждый должен сказать «Пушистый утёнок». Первый человек, у которого будет заплетаться язык, должен выпить рюмку, и так далее по кругу. 

— «Пушистый утёнок»? — снова спросил Такер. 

— Да, Такер. Я сказала «ПУШИСТЫЙ УТЁНОК». 

Я заполнила рюмки, и мы все выпили по одной. Первый раунд был сложным. Не все поклонницы могли вспомнить, что им нужно сказать. Через час и еще две игры на выпивку, все довольно много галдели. Особенно блондинки-поклонницы. 

Они падали друг на друга, заливаясь смехом. Одну из девушек, занимавшую колени Шейна, очень кстати звали Барби. Она резко прекратила наши игры, когда услышала любимую песню и стала танцевать Шейну приватный танец прямо перед всеми. 

Леа закатила глаза и притворилась, что её рвет. Она бросила в них мокрые салфетки, которые попали Барби в голову. 

— Святой стриптиз! Ты настолько отчаялась, что решила таким образом убедиться, что он пойдёт с тобой домой? 

Это не остановило Барби, и она сделала вид, что не слышала вопрос Леа. Она приземлилась на колени Шейна, хватая его руки и помещая их на краях своей задравшейся юбки. Он сжал её ногу, и она прогнулась назад и застонала. О, дерьмо. 

— Может, ей просто нужно несколько долларов? — сказала я. Все засмеялись. Но и это её не остановило. Она передвинула его руки на свою грудь, и потом всё стало ещё хуже, когда другая блондинка, сидевшая у него на коленях, присоединилась к ней. Нет. Это не должно повлиять на меня.

— Ах! Переключите порно-канал! У меня будет венерическое заболевание из-за этого! — кричала Леа. 

Это заставило Барби остановиться и встать на ноги. Она положила руки на бедра, что заставило нас всех засмеяться, потому что её юбка была всё ещё задрана, и все могли видеть её неоново-розовые стринги.  

— Почему бы тебе не посмотреть на себя, шлюха? 

 — Шлюха? Я? Не я танцую приватные танцы первым встречным парням в открытую. — Леа вскочила на ноги. 

Барби отступила на шаг и начала говорить что-то, но Леа прервала ее. 

— Даже не пытайся, иначе я могу выбить из тебя всю дурь за минуту! 

Песня сменилась на другую, которую я знала, и я вытащила Леа на танцпол. 

— Давай танцевать. Кому какое дело до того, что она делает. 

Она была с одной стороны от меня, а другой схватила Коннера. 

— Ну, мне не всё равно. Мой парень смотрит на это! 

Коннер казался вовсе не впечатленным, хотя это заставило меня задуматься, что, возможно, и раньше было нечто подобное с Шейном и множеством других его друзей. 

Такер последовал за нами на танцпол, и мы стали вместе двигаться под музыку. Ну, все, за исключением Такера, отскочившего подальше от музыки. Мы с Леа захихикали, наблюдая за ним, Мистером Стереотипом Белых Танцев, забывая о Шейне и пустоголовой блондинке. 

Мы ушли после нескольких песен. Коннер и Такер пошли проводить нас до дома. Когда мы обогнули угол, я занервничала. Возможно, Такер собирался попробовать поцеловать меня, но поцелуй волновал меня не так, как другие чувства. Я бы почувствовала что-нибудь? Или, может быть, было бы так же, как и всякий раз, когда я ничего не чувствовала. Всего лишь пустота? 

Леа нащупала ключи и вставила в дверь, как вдруг Коннер стал покрывать ее шею крошечными поцелуями. Она засмеялась и, открыв дверь, втянула его за воротник. Они скрылись в темноте коридора и, вероятно, направились прямо в её комнату. 

Я медлила с первым шагом. В конце концов, я разрывалась между желанием почувствовать что-то вновь и знанием, что этого никогда не произойдет. Я поднялась на ступеньку выше, Такер всё еще стоял за моей спиной. Клянусь, время замедлилось, как только я повернулась к нему лицом. Его рука была напротив моего подбородка и тянула меня вперед. Его глаза цвета горячего шоколада нашли мой взгляд. Я хотела почувствовать хоть что-нибудь. Я хотела продлить этот момент. Закрыв глаза, он накрыл своими губами мои. Сухие и потрескавшиеся. Его тело прильнуло к моему, его язык раскрывал мои губы. Его поцелуй стал настойчивым и грубым, краешки его зубов острые и сильные. 

Он потянулся назад, и мы уставились друг на друга. Среднестатистическая жизнь промелькнула перед моими глазами. Отчаяние и печаль растеклись по венам. Юридические фирмы, партии душных офисов, гражданские церемонии, выкидыши, страдания. Не то, чтобы он не мог любить меня достаточно сильно, просто я не дала бы ему достаточно любви, да и он никогда не будет верным. Зачем соглашаться на что-то подобное, если уже побывал на небесах и всегда будешь знать, что чего-то не хватает? Я всё ещё была одинокой в этой жизни. 

Такер улыбнулся мне, как будто он чувствовал что-то другое.  

— Я уверен, ты слышишь это каждый день, но у тебя самые прекрасные глаза из всех, которые я когда-либо видел. Они почти серебряные. 

Я смогла предложить ему только полуулыбку. Я схватилась за его куртку в страхе, что могу убежать и больше никогда не вернуться. Я могла думать лишь о Леа и о том, как могу ранить ее таким образом. Тем не менее, я хотела, чтобы эта жизнь закончилась. Я никогда не перестала бы стремиться к чему-то, что никогда не станет реальностью. Пустота в душе причиняла физическую боль. 

Почему Такер не мог быть тем, кого я ждала? 

— Могу ли я пригласить тебя на обед на следующих выходных? Только ты и я? — прошептал он, слегка целуя мой нос и щеку. Любая девушка была бы счастлива! 

— Вроде свидания? — Я отступила, пытаясь незаметно избежать следующего поцелуя. — Эм... конечно. Звучит... мило. 

Он широко улыбнулся и стал ждать, что я скажу что-то еще. Он думал, что я собираюсь пригласить его войти? Бог мой, я чуть не подавилась от одной мысли о том, чтобы переспать с ним. Не поймите меня неправильно, мое тело было полностью за, но разум громко матерился. Запоминающиеся слова песни Шейна играли в моей голове. 

Я прямо здесь, 

Никто меня не знает, 

Тянусь я к ней — 

Она не замечает. 

Обыщу весь мир — 

Она видит вскользь. 

Утону в слезах — 

Она смотрит сквозь. 

Вот как я себя чувствовала. Будто Такер смотрел прямо сквозь меня, и я была невидимкой. Он не мог видеть настоящую меня перед ним, а только тело красивой девушки со светло-серыми глазами. 

Я словно оказалась в ловушке. 

Я попятилась и постаралась подарить ему свою лучшую, достойную Оскара, улыбку.  

— Не могу дождаться.  

Я подошла к двери и повернула ручку. 

На долю секунды Такер стал выглядеть расстроенным, а потом удовлетворенно закрыл лицо руками.  

— Отлично. Как насчёт вечера пятницы? Скажем, часов в семь? Я заеду за тобой. 

Я потянула дверь на себя.  

— Звучит как свидание. Тогда и увидимся. Спокойной ночи, Такер.  

Я закрыла дверь, но перед этим увидела еще одну вспышку разочарования на его лице. 

Я прислонилась спиной к двери и спрятала лицо в ладонях. Я даже не знаю, как долго я так стояла. Единственная причина, по которой я вспомнила, что мне нужно идти, — это смех Леа и Коннера, доносящийся из её спальни. 

От этого звука всё внутри меня заныло. Я взглянула на часы: было почти два часа ночи. Если бы не было так рано, я бы отправилась на пробежку. Вероятно, сейчас я не смогу пробежать даже мили. Лучше всего лечь спать, а решать, что же делать с Такером, я буду утром. 

Я зашла в спальню и замерла. Ледяной ветер мягко раздувал занавески, отбрасывающие тени по всей комнате. Я никогда не оставляла окно открытым. Я щелкнула выключателем. На моей кровати, заложив руки за голову, лежал Габриэль. 

Волна облегчения накрыла меня с головой. Я испугалась, что это мог быть Такер, ожидающий меня. 

— Габриэль, — поприветствовала я его. — Ты, что, забрался сюда по пожарной лестнице? Не мог воспользоваться парадной дверью? 

Габриэль нахмурился. 

— Ты была занята около парадной двери. Ты даже не заметила меня, стоящего на тротуаре. Каким был ваш поцелуй? Я подумал, что тебя может стошнить на бедного парня. 

— Хм. Да, кажется, я почти это сделала. Ты думаешь, он заметил? 

— Мистер Поцелуйчик? Нет, Грейс. Он был слишком поражен... как же он назвал это... твоим телом горячей штучки, к сведению. — Единственной эмоцией, которую он показал, был лёгкий намёк на веселье. 

— Да, я заметила. Ты на самом деле слышал, как он говорил обо мне? 

Он проигнорировал мой вопрос. Он потянулся к моему чехлу для гитары, осторожно открыл его и вытащил гитару. Закрыв глаза, он прошелся по струнам, создавая грустную мелодию, которую даже слушать было больно. Ноты тихо пели о тоске и необходимости. Слезы застилали мне глаза. 

— Зачем ты здесь, Габриэль? 

Его глаза открылись, и их цвет заставил меня захотеть свернуться в клубочек и умереть тысячами смертями. Они напомнили мне о том, чего я так долго ждала и жаждала. 

— Я просто хотел увидеть, как ты тут. Тебе вроде было хорошо снаружи. Я вижу, твоя жизнь продолжается. 

— Убирайся, — прошептала я. Я подошла туда, где он лежал, и забрала гитару из его рук.     — Убирайся отсюда и больше не возвращайся. Никогда.  

Я поместила гитару обратно в чехол, и миллион мыслей по поводу того, как я могла убежать от всего этого, пронёсся в моей голове. 

Он в одно мгновение оказался рядом со мной и схватил меня за плечи. Моя кожа неприятно горела под его прикосновениями. Он заставил меня смотреть ему в глаза. 

— Габриэль, пожалуйста. Уходи. Ты можешь замышлять всё, что хочешь по поводу того, что я делаю, но я устала. Я хочу, чтобы всё закончилось. Я не могу больше делать этого. Я ищу кого-то несуществующего. Он не существует. Если мне нужно продолжать это, просто позволь мне тихо и спокойно жить, не приходи сюда и не спрашивай про будущее. 

— Грейс, ты никогда не будешь спокойно существовать. Ты сияешь на земле, как будто родилось солнце. Ты была маяком для всех человеческих страданий и радости. — Его голос понизился до шепота. — И ты, моя дорогая, была стойкой в своей вере найти кого-нибудь, кто, я знаю точно, существует. 

Его слова заставили меня опуститься на колени, и я упала на пол.  

— Пожалуйста, Габриэль. Прошу тебя, скажи мне, где он, — взмолилась я. 

Он крепко обнял меня, и прошептал мне в щеку, задевая кожу губами: 

— Я уже сказал тебе слишком много, Грейс. Просто живи своей жизнью. 

У меня безумно закружилась голова. 

— Пожалуйста, Габриэль! Пожалуйста, — умоляла я. Но он ушел в мгновение ока. Выпрыгнул в окно, вышел через дверь, растворился в воздухе — я не имела ни малейшего понятия. Сердце стучало у меня в груди, когда я вспоминала слова Габриэля. Я думала, что его наказание было для того, чтобы я сохранила свою веру. 

Пришёл быстрый и мучительный сон. Поцелуи Такера и руки Шейна на теле Барби преследовали меня во снах, пока я не выдержала и не проснулась в шесть. Трех часов сна даже близко не было достаточно, но тело не позволило бы мне дольше оставаться в постели. 

Я скользнула в спортивный костюм и направилась к входной двери. Сбежала по лестнице и почти налетела на Шейна, который сидел на последней ступеньке. 

— Ай! — Он вскочил на ноги, как только я натолкнулась на него. 

— Что, чёрт возьми, ты тут делаешь? — осведомилась я. 

— Я собирался на пробежку и подумал, что ты или Коннер присоединитесь ко мне. 

Я засмеялась. 

— Коннер ещё долго не проснётся. Шейн, ты вообще спал? Мне удалось только часа три. 

Он покраснел. 

— Неа, я посплю позже. У меня слишком много энергии. 

Я улыбнулась. 

— Вау, это, должно быть, был действительно замечательный приватный танец. 

— Заткнись! — пробормотал он, пихая меня локтём. Он начал бежать по направлению к Центральному Парку, и я последовала за ним, смеясь. Габриэль дал мне надежду прошлой ночью, и Шейн ничего не мог сделать, чтобы заставить меня чувствовать себя плохо. 

Мы побежали тем же путём, что и днем раньше, наши ноги одновременно касались земли, задавая успокаивающую ритмичную каденцию[2]Каденция - виртуозное исполнительское соло.

Меньше, чем через три часа, мы, вспотевшие и обессиленные, рухнули на мой диван. Шейн начал щелкать пультом от телевизора, переключая каналы. Мы остановились на какой-то незнакомой нам комедии и неудержимо хохотали над услышанными шутками. Именно такими Коннер и Леа нашли нас, когда, одурманенные сном, зашли в комнату, спотыкаясь. Шейн и я, валяющиеся на диване. Оба потные, тяжело дышим и смеёмся. 

— О боже! Вы, двое, что, занимались здесь сексом? Э-э. Грейс! В самом деле, Шейн? — закричала Леа. 

Мы засмеялись ещё сильнее. 

— Что? Ты серьезно думаешь, что мы занимались сексом? На этом диване? — спросила я. 

Шейн взглянул на Коннера и показал ему большой палец, поднятый вверх.  

— Чувак. Если вы двое выглядите так после секса, это замечательно. Но нет, мы только что вернулись с пробежки. Я ни за что не тронул бы Грейс, она настоящий мужик. 

Шейн поднялся, все ещё хихикая. 

— Я умираю с голоду. Грейс, братан, ты голодна? Я приготовлю тебе завтрак. 

Я прищурила глаза, глядя на него с подозрением. Что этот человек вообще мог приготовить мне на завтрак? 

— Ты вообще в состоянии насыпать хлопья в миску? 

Он поднял бровь в ответ на мою шутку, глаза засверкали. 

— Ты меня оскорбляешь? 

Я пожала плечами. 

— Эм. Нет, не совсем. Это был честный вопрос. 

 Он пересёк комнату и театрально взмахнул руками в сторону двери, ведущей на кухню.  

— Да ладно. Ты, должно быть, голодна так же, как и я, после секса... в смысле, пробежки. 

Я бросила в него подушку. Он увернулся.  

— О, теперь ты говоришь, что занимаешься сексом с парнями? — смеялась я, следуя за ним на кухню. 

Большая часть туловища Шейна находилась в холодильнике и выуживала оттуда продукты. Когда он был удовлетворен тем, что нашёл, то бросил всё на кухонную тумбу и потянулся за сковородой. 

— Ну, если честно, то почему ты думаешь, что я не могу ничего приготовить?  

Он стоял перед плитой, выливая полную крышку растительного масла в сковороду, так что я не могла видеть выражения его лица. Он разбил три яйца сразу прямо в сковороду. Я задумалась о том, сколько скорлупок упало туда? 

Он откинул крышку мусорного ведра, выкинул скорлупу и повторил процесс. Потом измельчил, перемешал и добавил остальные ингредиенты и зажег горелку. Он поднял рубашку и вытер ею пот со лба. 

О боже, он прекрасен! Большая черная татуировка в виде дракона начиналась на его локте, извивалась вокруг правого плеча и скрывалась на лопатке. Толстые черные языки пламени изящно превращались в голубя со сложенными крыльями. Его светло-бронзовая кожа натянута под тугими рельефными мышцами. То, что девушки бросались на него, было вполне объяснимо. Я жалела его, гадая, чувствовал ли он когда-то большее, чем ощущение собственной кожи. 

Он вытащил две тарелки из шкафчика с таким видом, как будто это была его собственная кухня. Блин, сколько раз за последние шесть месяцев он готовил здесь? 

 Поставив одну тарелку передо мной, а вторую забрав себе, он сел и сунул вилку с едой в рот.  

 — Омлет со шпинатом, грибами, зеленым перцем и сыром а-ля Шейн, — сказал он, пережёвывая. — Ты не ответила мне. Что во мне заставляет тебя думать, что я не умею готовить? 

 Я наколола омлет на вилку и откусила кусочек. Черт, это было вкусно. 

— Ты просто создал впечатление ограниченного, который берет все от других людей. Я скорее поверила бы, что разные блондинки делают тебе завтрак каждый день. 

 Он одарил меня удивлённым взглядом. 

— Ладно, ты права. Наполовину. Может я и ограниченный, но я умею готовить и, признаться, мне больше нравятся девушки с чёрными волосами, нежели блондинки. — Он засмеялся. Его ледяные голубые глаза смотрели на меня. — Ну, так что? Нравится? 

Это был лучший чёртов омлет, который я когда-либо пробовала. Я молчала, подбирая слова. 

— Ага. Спасибо. Я даже не представляла, насколько сильно я была голодна, — проворчала я.  

Он сунул вилку с едой в рот и принялся жевать. Он наклонился вперёд с серьёзным выражением лица: 

— Так что за дела? Что за интенсивное отвращение ко мне? У меня никогда не было девчонки, которая не пыталась бы ухватиться за меня. А нет, подожди, ты точно девушка? 

Я засмеялась в ответ на его наглость. 

— А, может быть, ты ещё думаешь, что я лесбиянка, только из-за того, что я не бегаю за тобой? 

— Би? Возможно, ты просто играешь в труднодоступную? 

— Ты действительно зациклен только не себе. Приготовься, Шейн, должно быть тебе сложно это услышать, — поддразнила я, — но ты просто не для меня. Прости. 

На мои слова его глаза заблестели. 

— Тогда кто для тебя? — он целенаправленно обратил внимание на то, как я затрясла головой. 

Я встала и положила свою тарелку в посудомоечную машину. Я откинулась назад, оперлась локтями на стол и задумалась. 

— Кто-то, кто не будет думать обо мне, как о ходячем влагалище. 

Он застонал от смеха. 

— Ходячее влагалище! Вот дерьмо, если бы только такая штука существовала! — Он смеялся так сильно, что ему пришлось вытирать слезы с глаз. 

Я улыбнулась. 

— Ну, так и в чём твоя проблема? Что заставляет тебя думать, что женщины должны расстилаться перед тобой? Может, случилось что-то такое, что сделало тебя таким ненадежным для отношений или обычной дружбы с девушкой? 

 Его улыбка увяла. Он посмотрел на меня. 

— Здесь нет каких-либо глубоких причин, где можно было бы покопаться. Я просто ни от кого ничего не хочу. Никогда. Но у меня нет необходимости. Любая девчонка, с которой я сплю, знает мои намерения. Они просто хотят трахаться с солистом «Безумного мира», поэтому я даю им то, чего они желают, и получаю то, что я хочу от них. Большего не нужно. Никто из них и не стоит большего. 

Это было так грустно. 

Он встал, вытянул руки над головой и громко зевнул. 

— Ну, а что насчет тебя, чем занимаешься? Где ты жила всё это время? — спросил он, сразу же закончив свой грустный монолог. 

Я невольно вздрогнула. 

— На данный момент я безработная. В течение последних нескольких месяцев я жила с моим братом в хосписе, моя работа заключалась в том, чтобы обустроить его удобствами. 

Сочувственное выражение пробежало по его лицу. Оно совершенно не соответствовало его свободным идеалам, заставляющим меня думать, что он намного больше, чем хорошенький вокалист Шейн Макстон. Но, какое это имеет значение? У меня были собственные проблемы и собственное прошлое, которое, я уверена, было намного невероятнее, чем его. 

— Это тяжело. А твои родители? Почему ваша семья просто не переехала туда, чтобы быть с ним? 

— Нет. Мои родители мертвы. Только я и Джейк. — Я бы хотела, чтобы эта испанская инквизиция прекратилась. — А ты? На что похожа твоя семья? Откуда ты? Чем занимаешься? 

— Семья как семья. Все они живут во Флориде. Ничего не меняется. Мои родители все еще женаты, ни у кого нет проблем с зависимостью, и никто никогда не бил меня, — сказал он уныло. — И работа солиста в «Безумном мире» покрывает все мои счета. — Казалось, что ему неловко. 

Я кивнула. 

— Хм, звучит мило. Несмотря на то, что ты стоишь здесь в такое неподобающее время и невинно общаешься с представителем противоположного пола, зная, что ни при каких обстоятельствах я не буду с тобой спать. Нет, Шейн, ты не неблагополучный в любой форме.

— Я оттолкнулась от стола и вышла из кухни, покончив с нашей глупой дискуссией. 

Шейн поставил стулья напротив друг друга, пытаясь убедиться, что последнее слово за ним. 

— Продолжай в том же духе, — сказал он. 

— Прибереги это для кого-нибудь, кому действительно будут важны твои слова, Шейн, — сказала я из соседней комнаты. 

Я заперлась в своей комнате, вставила свой айпод в док-станцию и растворилась в небытие, когда первые звуки музыки коснулись моих ушей. Я решила провести это воскресенье в постели, вспоминая слова Габриэля, неоднократно всплывающие в моей голове.