Мне было холодно, и я начинала дрожать. Вода была не ледяной, нет, но она не была и теплой.

Ростислав уверенно объявил, что у меня пять часов. И моя жизнь теперь всецело принадлежала Роману. Он сказал, что от его выбора будет зависеть, умру я или останусь в живых.

Когда я спросила, как это понимать, то Ростислав не стал отвечать, выбрал действие слову.

Огромный бак с водой, в который он запихнул меня связанной по рукам и ногам, наполнялся не сказать, что быстро, но и не медленно. Я пыталась карабкаться вверх, но будучи не очень высокой, поняла, что это бесполезно. Да и бак был не меньше трех метров в высоту. Поверхность его была гладкой, что снаружи, что изнутри, поэтому ползти вверх было невозможно. Но самым страшным была темнота. Я не видела ничего перед собой, потому что Ростислав закрутил крышку бака и теперь я могла слышать лишь всплески воды, создаваемые собственным движением тела.

Так страшно мне было лишь в тот момент, когда я рожала. Мне было боязно за мою девочку, я боялась, что она не выживет, что я не смогу взять ее на руки и прошептать ей на ухо о том, что она была желанна каждую минуту с момента ее зачатия.

Теперь я словно вернулась к этому ощущению, и мне снова была страшно, что я больше никогда не увижу свою маленькую кроху. Мне было обидно, что я не смогла провести с ней первый год ее жизни. Не смогла прочитать хотя бы одну сказку на ночь своей маленькой принцессе.

А еще мне вдруг стало грустно, что в жизни моей не приключилось ничего веселого или интересного. Учеба в университете была скучной и однообразной, будни серыми и лишь братья Коршун стали самым примечательным пятном в моей жизни. Алым пятном с кровавыми разводами.

В какой-то момент я начала проклинать Романа, ведь не встреть я его и ничего бы не случилось, не было бы этого кошмара, но потом вдруг осознала, что без него моя жизнь и вовсе была бы никакой.

Что было в ней примечательного? Что я сделала, чтобы хоть кто-нибудь обо мне вспоминал? Хоть как-нибудь? С гордостью, любовью или благодарностью? Я не успела ничего, пока бегала между братьями, стараясь не задеть ничьих чувств. И если мое сердце все еще болело и тянулось к Роме, то Ростислава я не готова была простить. Вообще. Никогда. И ни при каких обстоятельствах.

А когда стало совсем плохо, когда вода поднялась по грудь, я начала цепляться за жизнь изо всех сил. Звала на помощь Романа, думала о маленькой Каре, вспоминала все то, ради чего стоило бороться. Я замерзала и вот-вот должна была захлебнуться. Оставались считанные минуты, может быть, секунды и тут мысленно я вернулась в тот день, когда впервые познакомилась с Романом. Тьма подступила совсем близко, и я вынуждена была признаться самой себе, что то был самый счастливый день в моей жизни. Когда я увидела пронзительные зеленые глаза своей второй половинки, то поняла, что попала в самый настоящий плен.