Всеподданнейший доклад генерал-адъютанта Пантелеева

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ДОКЛАД ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТА ПАНТЕЛЕЕВА

по высочайше возложенной командировке в действующую армию, для расследования деятельности старших войсковых начальников и командного состава 2-й армии, за время боевых операций в Восточной Пруссии в августе 1914 г.

В 3-й день сентября сего года Вашему Императорскому Величеству благоугодно было повелеть мне произвести расследование деятельности старших войсковых начальников и командного состава 2-й армии в боях под Сольдау и Нейденбургом 15–17-го минувшего августа.

При выполнении Высочайше возложенного на меня Вашим Императорским Величеством поручения мною, по мере возможности, были осмотрены касающиеся этой операции подлинные документы из дел оперативного отделения штабов Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта (Белосток, Гродно) и 2-й армии (Белосток, Варшава), собраны имевшиеся реляции и донесения входивших в состав 2-й армии некоторых частей войск и опрошен целый ряд чинов высшего командного состава, начиная с бывшего Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, генерала от кавалерии Жилинского, а также низших войсковых начальников и даже нижних чинов в тех случаях, когда опрос последних представлялся необходимым для точного выяснения боевой обстановки или имеющих важное значение фактов.

Расследование деятельности отдельных корпусов производилось в районе их расположения: I, VI и XXIII армейские корпуса находились на походе, а XIII и XV – на местах их нового формирования в Лиде и Гомеле.

Всеподданнейше представляя ныне Вашему Императорскому Величеству результаты произведенного мною расследования, как они выяснились из документальных данных и свидетельских показаний, я полагал бы необходимым первоначально остановиться на общем обзоре тех распоряжений, которые исходили из штабов Верховного Главнокомандующего, Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта и 2-й армии, а затем перейти к описанию боевых действий, входивших в состав этой армии, отдельных корпусов и к выявлению деятельности старшего командного состава.

28 июля 1914 г. Верховный Главнокомандующий предписал Главнокомандующему армиями Северо-Западного фронта подготовиться к переходу 1-й и 2-й армиями в наступление в пределы Восточной Пруссии, положив в основу плана этого наступления нижеследующие соображения.

Обе армии должны были иметь своей задачей охватить с обоих флангов противника, развернувшегося между нижней Вислой и Мазурскими озерами, разбить его и воспрепятствовать отходу его как к Кенигсбергу, так и к Висле.

Для достижения этой цели наступление должна была начать 1-я армия, чтобы притянуть на себя возможно большие силы немцев, и вести таковое в обход Мазурских озер с севера, с охватом левого фланга противника.

2-я же армия должна была наступать в обход Мазурских озер с запада, имея своей задачей разбить находящегося перед 1-й армией противника и воспрепятствовать отходу его к нижней Висле.

Между 1-ю и 2-ю армиями должна была быть установлена тесная связь путем выставления против Мазурских озер достаточно прочного заслона.

Обеспечение всей операции с ее левого фланга достигалось р. Вислой с крепостью Новогеоргиевск и перевозимыми к Варшаве частями Гвардейского и I армейского корпусов.

В конце этого письма было изложено, что Верховный Главнокомандующий желает, чтобы наступление армий Северо-Западного фронта было начато 31 июля и что Его Императорское Высочество ожидает представления Главнокомандующим армиями фронта соответствующих соображений.

Соображения эти были представлены генералом Жилинским в тот же день, 28 июля, в телеграмме № 50 и сводились к предположению о наступлении 1-й армии (III, IV и XX корпуса) на фронт Инстербург-Ангербург, а 2-й армии: II и VI корпусами – на фронт Лык-Иоганнисбург, а остальными частями армии – XIII, XV и неполным XXIII корпусами – на фронт Руджаны-Ортельсбург и далее Растенбург-Ротфлис.

Затем, 30 июля, генерал Жилинский, в дополнение и отчасти в изменение своей телеграммы от 28 июля № 50, письмом № 513 на имя начальника штаба Верховного Главнокомандующего изложил, что в целях наилучшего достижения поставленной армиям задачи и для облегчения наступления 1-й армии он решил сделать 2-й армией более глубокий обход противника, передвинув для сего несколько к западу левофланговые корпуса этой армии.

В соответствии с намерениями, изложенными в указанном выше письме № 513, Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта отдал 31 июля следующие распоряжения.

1-й армии наступать от линии Вержболово-Сувалки на фронт Инстербург-Ангербург в обход Мазурских озер с севера, а 2-й армии наступать от линии Августов-Граево-Мышинец-Хоржеле на фронт Лецен-Арис-Руджаны-Ортельсбург, направляя главные силы от линии Мышинец-Хоржеле на фронт Руджаны-Пассенгейм (Шеуфельсдорф) и далее к северу – во фланг и тыл линии озер.

Наступление должно быть ведено в обход обоих флангов противника, находящегося в озерном пространстве, причем 1-я армия должна сосредоточиться к границе 4 августа и привлечь на себя противника.

2-й же армии предписывалось перейти границу 5 августа – конницей, поддержанной пехотой и 6 августа – главными силами корпусов, причем указывалось направление главных сил армии к западу от линии Мазурских озер, от линии Мышинец-Хоржеле на фронт Руджаны-Пассенгейм и далее Растенбург-Зеебург.

На следующий день, 1 августа, командующему 2-й армией телеграммой генерала Жилинского № 3 было предписано, в дополнение директивы от 31 июля № 2, перейти II корпусу границу не 6-го, а 5 августа.

2-я армия, под общим начальством генерала от кавалерии Самсонова, к 1 августа была расположена в первоначальном районе сосредоточения в следующем составе: II армейский корпус (генерал от кавалерии Шейдеман) находился в районе Гродно-Августов; VI армейский корпус (генерал от инфантерии Благовещенский) – на р. Бобре от Долистово до Визны; XIII армейский корпус (генерал-лейтенант Клюев) – заканчивал сосредоточение в районе Белостока; XV армейский корпус (генерал от инфантерии Мартос) был расположен в районе Замброва, а ХХIII армейский корпус (генерал от инфантерии Кондратович) – частью в Новогеоргиевске (2-я пехотная дивизия под начальством генерал-лейтенанта Мингина и 1-я стрелковая бригада), а частью в Соколке (3-я гвардейская пехотная дивизия под начальством генерал-лейтенанта Сирелиуса). Сверх означенных корпусов в состав 2-й армии входили 4-я, 6-я и 15-я кавалерийские дивизии; кроме того, генералу Самсонову были подчинены гвардейский и 1 армейский корпуса, однако без включения их в состав 2-й армии.

Как видно из показаний генерала Жилинского и начальника штаба Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта генерал-лейтенанта, ныне генерала от кавалерии, Орановского и из документов названного штаба, подчинение этих последних корпусов командующему 2-й армией было лишь временное, в период операций 2-й армии в Восточной Пруссии, – и притом условное – они должны были во время наступления 2-й армии к северу обеспечивать левый фланг этой армии со стороны Торна – и генералу Самсонову воспрещено было выдвигать эти корпуса: гвардейский – далее Цеханува, а I армейский – далее Сольдау.

Затем, 6 августа, последовало категорическое воспрещение Верховного Главнокомандующего выдвигать гвардейский корпус из района Варшавы-Новогеоргиевска, вследствие чего Главнокомандующий армиями фронта изъял этот корпус из подчинения генералу Самсонову. Что же касается I армейского корпуса, то 8 августа Верховный Главнокомандующий разрешил привлечь его к участию в боях на фронте 2-й армии. Генерал же Жилинский только 14 августа послал генералу Самсонову разрешение выдвигать этот корпус далее Сольдау, но это разрешение до генерала Самсонова не дошло.

Решение Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, генерала от кавалерии Жилинского, произвести корпусами 2-й армии более глубокий обход противника, развернувшегося в районе Восточной Пруссии, вызвало необходимость занятия нового исходного положения, причем корпусам было приказано расположиться: II – в районе Августова; VI – в районе Ломжи; XIII – в районе Остроленки; XV – в районе Рожан; ХХIII – в районе Новогеоргиевска; I – в районе Цеханува.

Движение по сосредоточению в указанные районы началось 2 августа и было выполнено к вечеру 4 августа, причем, однако, не все корпуса прибыли в назначенные им районы в полном составе, так как некоторые части этих корпусов были оставлены в гарнизонах Гродно, Осовца, Варшавы, Новогеоргиевска и Ломжи, на переправах и на охране железных дорог до замены их частями второочередных дивизий, прибытие которых ожидалось в период с 4-го по 10 августа.

Командующий 1-й армией, генерал-адъютант Ренненкампф, в точности исполнил директиву Главнокомандующего армиями фронта от 31 июля и 4 августа вступил в упорные бои с германцами; действия же генерала Самсонова, по словам генерала Жилинского, нарушили все расчеты и предположения.

Получив директиву Главнокомандующего армиями фронта от 31 июля № 2, командующий 2-й армией, со своей стороны, директивой 3 августа № 1, предписал подчиненным ему корпусам перейти в наступление на фронт Лецен-Руджаны-Ортельсбург-Пассенгейм (на 10-верстной карте Шеуфельсдорф), направляя главный удар в обход Мазурских озер с запада; во исполнение сего надлежало II корпусу с 4 августа начать наступление на фронт Арис-Иоганнисбург, а остальным корпусам 2-й армии к 7 августа дойти до государственной границы и занять районы: VI корпусу Добброво-Пелты; XIII корпусу Монтевиц-Хоржеле; XV корпусу Кржиновлог-Жабоклик (в 15–20-ти верстах южнее границы); 2-й пехотной дивизии ХXIII корпуса, держась все время уступом назад, предписано было достигнуть к 7 августа Муравы (15 верст к юго-востоку от Цеханува), а I корпусу для наступления предоставлялась дорога на Млаву и пути западнее от нее. 4-я кавалерийская дивизия (начальник дивизии генерал-лейтенант Толпыго) должна была действовать у Мазурских озер между II и VI корпусами; 6-я (начальник дивизии генерал-лейтенант Ропп) и 15-я (начальник дивизии генерал-лейтенант Любомиров) кавалерийские дивизии, – на левом фланге армии: 6-я – к востоку от дороги Новогеоргиевск-Млава, а 15-я – к западу от этой дороги до Стасбурга.

Сопоставляя эту директиву с директивой генерала Жилинского от 31 июля № 2, нельзя не прийти к заключению, что генерал Самсонов уклонил VI, XIII и в особенности XV корпуса, сравнительно с предписанным ему направлением, более, нежели на 20 верст к западу, и при этом растянул фронт трех корпусов главных сил армии более, нежели на 70 верст (Пупковизна-Жабоклик).

Такое уклонение к западу и растянутость фронта армии штаба 2-й армии мотивированы желанием получить большую свободу маневрирования и глубже охватить фланг противника.

Однако в действительности столь значительное уклонение ядра 2-й армии к западу делало для этой армии крайне трудным выполнение возложенной на нее задачи – выйти на линию Растенбург-Зеебург, чтобы охватить с фланга и разбить отступавшего перед 1-й армией противника, так как этим уклонением к западу генерал Самсонов удлинил пути своего наступления к границе более чем на целый переход, настолько же приблизил свой левый фланг под удар противника, наступавшего со стороны нижней Вислы и вместе с тем совершенно оторвался от 1-й армии, что давало противнику возможность свободно маневрировать в промежутке, образовавшемся между 1-й и 2-й армиями, и бить их порознь.

Узнав о таком отступлении командующего 2-й армией от преподанной ему директивы, генерал Жилинский 4 августа телеграфировал генералу Самсонову: «На основании Высочайше одобренных предположений моих, изложенных в директиве № 2, фронт наступления для 2-й армии к западу от Мазурских озер указан от линии Мышинец-Хоржеле на Руджаны-Пассенгейм. Вы растянули Baш левый фланг до Жабоклика, благодаря чему фронт трех корпусов армии растянут при подходе к границе на 60 верст, что считаю чрезмерным. Ввиду того, что I корпус, являясь резервом Верховного Главнокомандующего, дан в Ваше распоряжение для поддержки Ваших сил, считаю более правильным выдвинуть в первую линию 2-ю пехотную дивизию, № 1012».

Однако генерал Самсонов, несмотря на такое указание Главнокомандующего армиями фронта, не изменил своих распоряжений, вследствие чего корпуса 2-й армии продолжали выполнять директиву от 3 августа № 1.

Настойчиво проводимая командующим 2-й армии идея наступления в западном направлении, по-видимому, не была вновь назревшей под влиянием создавшейся обстановки, так как еще 29 июля, до начала операции, генерал Самсонов передал начальнику штаба Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта записку о наивыгоднейших, по его мнению, действиях в Восточной Пруссии, в которой проводилась та же мысль наступления на запад. Однако эта записка не была доложена генералу Жилинскому по просьбе генерала Самсонова как расходившаяся с уже утвержденным и приводившимся в исполнение планом дальнейших действий.

Позднее, 10 августа, генерал Самсонов командировал в штаб Главнокомандующего армиями фронта генерал-квартирмейстера штаба 2-й армии, генерал-майора Филимонова, для личного доклада генералу Жилинскому соображений генерала Самсонова о необходимости изменить направление наступления 2-й армии на линию Алленштейн-Остероде.

Мотивами, побудившими генерала Самсонова изменить данное генералом Жилинским направление на Растенбург-Зеебург направлением на линию Алленштейн-Остороде, являлось:

1) это направление, по мнению генерала Самсонова, не уклоняло армию от поставленной ей задачи – отрезать от Вислы противника, отступающего перед армией генерал-адъютанта Ренненкампфа;

2) оно даже более обеспечивало возможность выполнения этой задачи, так как выводило 2-ю армию глубже в тыл противника;

3) в случае необходимости движения впоследствии на запад, в сердце Германии, это было бы легко сделать с направления Алленштейн-Остероде и очень трудно – с направления Растенбург-Зеебург;

4) при движении на фронт Алленштейн-Остероде 2-я армия могла базироваться на железную дорогу от Млавы, что представлялось весьма важным для правильной организации тыла.

Таким образом, главным из мотивов, в соображениях генерала Самсонова, было желание совершить более глубокий обход противника.

Генерал Жилинский, по его показанию, признал этот мотив не выдерживающим критики, еще раз устно выразил через генерал-майора Филимонова порицание генералу Самсонову за неисполнение преподанной директивы, но изменить направление корпусов было уже трудно и это слишком затянулось бы и без того запоздавшее наступление 2-й армии.

Таким образом, боевые операции 2-й армии развивались при крупном несогласии во взглядах штабов Главнокомандующего армиями фронта и 2-й армии по основному вопросу о направлении наступления 2-й армии в Восточной Пруссии, так как, по выражению начальника штаба Главнокомандующего армиями фронта генерала Орановского, генерал Жилинский направлял армию вправо, а генерал Самсонов тянул ее влево.

8 августа 2-я армия частью своих корпусов перешла государственную границу, согласно директиве генерала Самсонова № 2, в силу которой армии было приказано к вечеру 8 августа VI, XIII, XV и I корпусам занять линию Фридрихсфельде-Валлен-Куцбург-Каннвизен-Янов-Новавесь-Млава; 2-й пехотной дивизии (из состава XXIII корпуса) было приказано перейти в район Козичин.

9 августа 2-я армия продолжала наступление согласно следующей директиве генерала Самсонова № 3:

VI корпусу приказано было приступить к подготовке операций по овладению Ортельсбургом, XV и I – приступить к подготовке операций по овладению районом Нейденбург-Сольдау; XIII корпус, оставаясь на линии Куцбург-Каннвизен, должен был быть готовым двинуться в обход Ортельсбурга с запада или Нейденбурга с севера. 2-й пехотной дивизии приказано было перейти к Млаве.

Директива генерала Самсонова № 3, в коей VI, XV и I корпусам предписывалось заняться 9 августа «подготовкой» к выполнению поставленных им задач, вызвала неодобрение генерала Жилинского, выраженное в его телеграмме от 9 августа № 1145: «Остроленка. Генералу Самсонову. Верховный Главнокомандующий требует, чтобы начавшееся наступление корпусов 2-й армии велось самым энергичным и безостановочным образом. Этого требует не только обстановка на Северо-Западном фронте, но и общее положение. Данную Вами на 9 августа диспозицию признаю крайне нерешительною и требую немедленных и решительных действий. Жилинский».

В ответной телеграмме генерала Самсонова указывалось, что главными причинами кажущейся нерешительности были: сильное утомление войск, необходимость подтянуть отставшую 2-ю пехотную дивизию, неустроенность тыла и неукомплектованность частей, в особенности в XXIII корпусе.

По поводу ссылки генерала Самсонова на утомление войск генерал Жилинский высказал, что он не может согласиться с правильностью этого довода, так как переходы в среднем не превосходили 12–14 верст и впоследствии VI и XXIII корпуса сделали тот же путь, от Царева до границы, в два дня (26-го и 27 августа) вместо шести дней.

Не отвергая справедливости последнего указания генерала Жилинского, нельзя, однако, не указать, что, по показанию всех опрошенных по делу свидетелей, непрерывные, без дневок, марши со 2-го по 9 августа, в жаркую погоду, по тяжелым, песчаным дорогам, действительно крайне утомили войска.

Причиной такого утомления людей, несмотря на сравнительную медленность движения всей армии, являлась, по-видимому, нераспорядительность ближайшего начальства, которое несвоевременно рассылало в части войск приказы о дальнейшем движении (весьма часто приказы эти получались только утром), вследствие чего полки, приготовившиеся к выступлению к шести часам утра, в действительности выступали только в 10–12 часов дня и не всегда удачно выбирали колонные дороги (например – 1-й бригаде, 8-й пехотной дивизии на 9 августа была указана дорога, удлинившая ее путь более нежели на 10 верст).

К вечеру 9 августа VI корпус занял без боя Ортельсбург, I корпус занял Сольдау, остальные корпуса выполняли данную им директиву № 3; в тот же день II корпус занял Иоганнисбург и того же числа, ввиду упорного сопротивления, встречаемого 1-й армией, и тяжелых ее потерь, этот корпус был изъят из состава 2-й армии и был придан к 1-й армии.

На 10 августа ввиду полученных сведений, что Нейденбург горит, что Алленштейн занят частями XX германского корпуса, а Куркен – 37-й германской дивизией, генерал Самсонов приказал:

1) VI корпусу – оставаться в Ортельсбурге, обеспечивая правый фланг армии;

2) XIII корпусу – занять линию Едвабно-Омулефофен;

3) XV корпусу – овладеть Нейденбургом. наступать на линию Ликузен-Зеелесен;

4) 2-й пехотной дивизии – перейти в Кл. Кослау;

5) I корпусу – оставаться у Сольдау (как указано выше, корпус этот первоначально мог быть использован не далее района Сольдау);

6) штабу 2-й армии – оставаться в Остроленке.

Распоряжения генерала Самсонова на 11 августа были даны по получении директивной телеграммы генерала Жилинского от 10 августа № 3004: «Остроленка. Генералу Самсонову. Германские войска после тяжелых боев, окончившихся победой генерала Ренненкампфа, поспешно отступают, взрывая за собой мосты. Перед Вами противник, по-видимому, оставил лишь незначительные силы. Поэтому, оставив I корпус в Сольдау и обеспечив левый фланг надлежащим уступом, всеми остальными силами сами энергично наступайте на фронт Зенсбург-Алленштейн, который предписываю занять не позже 12 августа. Движение Ваше имеет целью наступление навстречу противнику, отступающему перед армией генерала Ренненкампфа с целью пресечь немцам отход к р. Висле. 3004. Жилинский».

Во исполнение этой директивной телеграммы генералом Самсоновым на 11 августа была дана 2-й армии следующая директива № 4: «Противник, разбитый нашей 1-й армией, поспешно отступает от линии р. Ангерапп, прикрываясь, по-видимому, со стороны 2-й армии частями своего XX корпуса в районе Алленштейн.

1-я армия преследует отступающего.

2-й армии энергично наступать на фронт Зенсбург-Алленштейн, для чего: 11 августа VI, XIII, XV и XXIII корпусам занять линию: Рильбен-Гейслинген-Пассенгейм-Лайс-Келларен-Ганглау-Ваплиц, 12 августа – линию: Соркиттен-Бишофсбург-Вартенбург-Алленштейн-Гогенштейн.

I армейскому корпусу: оставаясь в районе Сольдау, обеспечить операцию армии со стороны Дейч-Эйлау».

Кроме изложенного, в этой директиве, корпусам были указаны полосы наступления. Необходимо отметить значительную ширину этих полос; так, для XV корпуса ширина эта от 15 верст, при дальнейшем наступлении, т. е. вероятном сближении с противником, увеличивалась до 22 верст.

Конница должна была продолжать разведку. 4-я кавалерийская дивизия – справа, на Зенсбург-Растенбург, 6-я и 15-я – слева, на фронт Гильгенбург-Бишофсверден и далее в северном направлении.

Чрезмерное растяжение 2-й армии, повлекшее за собой, естественно, изолированность каждого из корпусов, снова обратило на себя внимание Главнокомандующего армиями фронта, который по этому поводу телеграфировал генералу Самсонову 11 августа за № 3009: «Ранее обращал Ваше внимание и ныне крайне не одобряю растягивание фронта и разброску Ваших корпусов, вопреки данной Вам директиве. Для дальнейшего наступления сведите Ваши корпуса на более узкий фронт, дабы вести бои не отдельными корпусами в раздробь, а всеми ими в связи».

Таким образом, до 10 августа включительно шло лишь стратегическое развертывание 2-й армии в широком смысле.

С 11-го же августа начался новый период жизни 2-й армии – период боевой ее деятельности.

В отношении этого второго периода нельзя не указать на два обстоятельства, несомненно имевшие гибельное влияние на успех операций 2-й армии.

Первое – несвоевременное прибытие корпусной и дивизионной конниц и полная неподготовленность их для выполнения своих задач; вследствие этого не только ближняя разведка противника была поставлена крайне неудовлетворительно, но даже пространство, пройденное нашими войсками, оставалось совершенно неосмотренным, особенно леса, города и селения; поэтому партизаны противника имели полную возможность укрываться и, пользуясь широко развитой в Восточной Пруссии телефонной сетью, доставлять своим войскам самые подробные сведения о наших войсках.

Второе – крайняя неосторожность наших штабов в пользовании искровым телеграфом. Станцией искрового телеграфа крепости Брест-Литовск, за период 10–12 августа, было перехвачено 15 нешифрованных радиотелеграмм штабов корпусов 2-й армии и даже самого штаба армии, заключающих в себе самые секретные, существенные распоряжения боевого характера. Особенно в этом отношении обращают на себя внимание следующие телеграммы: генерала Постовского командиру XIII корпуса от 10 августа № 6318 с изложением задачи корпусу на 11-е число; его же, начальнику 2-й пехотной дивизии от 11 августа № 648, с изложением поставленной дивизии задачи и указанием местонахождения VI и XV корпусов, 6-й и 15-й кавалерийских дивизий; и наконец, самого генерала Самсонова командирам I, ХIII и XXIII корпусов, от 12 августа за № 6346, с изложением директивы 2-й армии на 12-е же число.

Из изложенного следует, что германцы ко времени боев 2-й армии могли быть отлично осведомлены о группировке сил, передвижениях и намерениях начальствующих лиц 2-й армии из наших же искровых телеграмм, в которых также передавались сведения, имевшиеся в штабах о германских войсках, равно как некоторые данные о материальной части и вообще о состоянии 2-й армии.

Директива генерала Самсонова № 4 войскам 2-й армии на 11 августа осталась невыполненной по следующей причине: XV корпус, наступая на указанный ему фронт, столкнулся с противником на линии Орлау-Франкенау, где 11 августа разгорелся упорный бой по всему фронту XV корпуса. XIII корпус из района Едвабно-Омулефофен был направлен к западу с целью содействия XV корпусу.

Получив эти сведения, а также донесение о том, что около трех дивизий немцев отступили после боя 11 августа в направлении на северо-запад, генерал Самсонов обратился по телеграфу в штаб Главнокомандующего армиями фронта за указанием, может ли он, ввиду создавшейся обстановки, отступить от данной ему директивы – наступать на фронт Зенсбург-Алленштейн и двинуть корпус 2-й армии на фронт Алленштейн-Остероде.

На этот запрос последовал 11 августа следующий ответ: «Если удостоверено, что неприятель отходит на Остероде, и ввиду того, что отступление противника к Кенигсбергу не удается перехватить. – Главнокомандующий согласен на изменение направления 2-й армии на Остероде-Алленштейн, но с тем, чтобы направление между озерами и Алленштейном было прикрыто одним корпусом. Кавалерийской дивизии удобнее всего выдвинуться к Зенсбургу, причем кавалерийской дивизии вести широкую разведку».

По объяснению генерала Жилинского, согласие его на изменение наступательной операции 2-й армии вместо фронта Растенбург-Зеебург на линию Зенсбург-Алленштейн, а затем еще более на запад – на Алленштейн-Остероде, было им дано в силу создавшейся обстановки. Медленное движение 2-й армии привело уже к тому, что она достигла границы вместо 6-го лишь 9 августа, когда бои на фронте 1-й армии уже закончились, неприятельские войска отступили и избежали окружения и удара во фланг. Наступление внутрь страны, представлявшееся и легким и необходимым в период боев 1-й армии 6-го и 7 августа, которое могло повести к окружению противника, теперь, в новых создавшихся условиях, представлялось уже трудным и опасным. Как оказалось, неприятель быстро отступил от фронта 1-й армии, которая на некоторое время потеряла с ним соприкосновение. 10–12 августа уже выяснилось, что XX германский корпус занимает Алленштейн, XVII – расположен южнее озера Гр. Даммерау, а против нашего левого фланга, у Лаутенбурга, замечены были XIX Саксонский и I резервный германские корпуса. При этих условиях наступление уже должно было направляться не на фронт Растенбург-Зеебург, а на Алленштейн, где был обнаружен противник. Это наступление было бы безопаснее вести от фронта Мышинец-Хоржеле, но так как генерал Самсонов отклонил все движение своей армии на запад, то его пришлось вести в опасной близости от обнаруженного на левом фланге противника. С другой стороны, так как наступление 1-й армии приостановилось на высоте Кенигсберга, то рассчитывать на содействие этой армии было уже невозможно. Между 1-й и 2-й армиями образовался значительный промежуток, в котором могли свободно маневрировать неприятельские войска, направленные из-под Кенигсберга, что вызывало необходимость особого обеспечения правого фланга наступления, для чего и были направлены на Бишофсбург VI корпус с 4-й кавалерийской дивизией.

Останавливаясь на изложенном объяснении генерала Жилинского и допуская, что разрешенное им изменение направления наступательной операции 2-й армии сначала на фронт Зенсбург-Алленштейн, а затем Алленштейн-Остероде, вместо первоначально указанного фронта Растенбург-Зеебург, вызывалось вновь создавшейся обстановкой, последовавшей ввиду упорного уклонения генерала Самсонова на запад с самого начала движения 2-й армии, все же необходимо отметить, что VI корпус, направленный, во исполнение приказания генерала Жилинского, на север, в район Бишофсбург-Ротфлис, для обеспечения правого фланга 2-й армии, оказался, в силу такого распоряжения, с 12 августа совершенно оторванным от главных сил армии, наступавшей на фронт Алленштейн-Остероде.

Действуя совершенно обособленно, в расстоянии около 40 верст от остальных корпусов, и потеряв с 14 августа всякую связь с ними не исключая телеграфной, VI корпус, конечно, не мог ни заслонить правого фланга 2-й армии со стороны Растенбурга ввиду своей отдаленности от фланга армии, ни оказать непосредственной поддержки остальным корпусам за потерей всякой связи с ними во время последующих тяжелых боев 15–16 августа и в особенности при их отходе. Вместе с тем полная изолированность VI корпуса подвергала и этот корпус опасности частичной неудачи.

Таким образом, с 12 августа операции 2-й армии на фронте Алленштейн-Остероде велись лишь тремя с половиной корпусами, которые того же числа, в силу создавшейся обстановки, оставались в тех же районах, которых достигли 11 августа.

На 13 августа генерал Самсонов отдал следующее распоряжение: армии продолжать наступление на фронт Алленштейн-Остероде, для чего: XIII корпусу занять линию Доротов-Келларен, XV – Шенфельде-Гусенофен, XXIII – линию по шоссе из Гогенштейна на Рейхенау, I – оставаться в районе между Гильгенбургом и Сольдау, обеспечивая тыл армии с левого фланга, VI – оставаться у Бишофсбурга, обеспечивать тыл армии с правого фланга, со стороны Растенбурга. Штаб 2-й армии переехал из Остроленки в Нейденбург утром 13 августа.

13 августа XIII корпус достиг назначенной ему линии Доротов-Келларен без боевых столкновений, XV корпус и 2-я пехотная дивизия вели упорный бой у деревни Мюлен; I корпус сдерживал сильный натиск противника у деревни Уздау; VI корпус, встретив у деревни Гр. Бессау превосходные силы противника (два корпуса и одну бригаду), после тяжелого боя с этим противником частями 4-й пехотной дивизии, отошел от Бишофсбурга к югу, на Ортельсбург.

На 14 августа 2-й армии была дана директива № 5, в силу которой XIII и XV корпусам со 2-й пехотной дивизией была поставлена задача – сбить противника с фронта Алленштейн-Остероде; I корпусу – продолжать выполнение задачи по обеспечению левого фланга армии в районе Уздау-Сольдау; VI корпусу, оставив заслон у Бишофсбурга, двинуться к Алленштейну и содействовать XV и XIII корпусам ударом в левый фланг противника.

Однако это задание оказалось невыполненным.

I корпус, ведя 13 августа у деревни Уздау упорные и успешные бои, уже 14 августа вынужден был отойти, под натиском превосходных сил противника, к Иллово, а частью к Млаве.

VI корпус, после тяжелого боя 4-й пехотной дивизии, продолжал отходить к югу по направлению к Ортельсбургу и предписанного ему генералом Самсоновым движения на Алленштейн выполнить не мог.

2-я пехотная дивизия, вследствие неудачи 2-й ее бригады, отошла к деревне Франкенау. XV корпус вел упорный бой у деревни Мюлен.

XIII корпус двигался на Алленштейн, который и был им занят к вечеру того же числа

Отход I корпуса большей частью своих сил за Сольдау, обнаживший совершенно левый фланг ядра 2-й армии, отдаленность VI корпуса и отход его от Бишофсбурга на Ортельсбург, обнажившие правый фланг того же ядра, а равно широкая разбросанность остальных корпусов (XIII – у Алленштейна; XV – в бою у деревни Мюлен; 2-я пехотная дивизия с Кексгольмским полком – у деревни Франкенау) не были, однако, в должной мере учитываемы генералом Самсоновым и не повлияли на его решение продолжать 15 августа с XIII и XV корпусами наступление, согласно составленному им на этот день, еще до получения сведений об отступлении I корпуса, приказу по армии от 14 августа № 2.

Приказом этим на 15 августа частям 2-й армии было предписано:

2-й пехотной дивизии с Кексгольмским полком удерживать позицию на фронте западнее деревни Франкенау.

XIII и XV корпусам, под общим начальством генерала Мартоса, – энергично наступать в направлении на Гильгенбург-Лаутенбург с целью атаковать противника во фланг.

VI корпусу – перейти в район Пассенгейма для обеспечения тыла армии.

I корпусу – удерживаться впереди Сольдау.

Сохранение этого приказа на 15 августа в силе, невзирая на состоявшийся накануне отход I корпуса и отдаленность VI корпуса, имело, несомненно, решающее значение для дальнейшей тяжелой участи остальных двух с половиной корпусов, далеко выдвинутых вперед и предоставленных с этого момента своим собственным силам; фланги этих корпусов оказались обнаженными и были быстро охвачены противником, проникнувшим в тыл армии и отрезавшим этим корпусам пути отступления.

Вместе с тем генерал Самсонов, находившийся со своим штабом в Нейденбурге, т. е. почти на линии боевого расположения корпусов, счел необходимым лично выехать для непосредственного руководства боем, хотя ХIII и XV корпуса и 2-я пехотная дивизия в то время уже были объединены под общим начальством генерала Мартоса.

Выехав 15 августа утром со своим штабом из Нейденбурга в Надрау, генерал Самсонов уведомил штаб армий фронта, что одновременно с его отъездом снимается телеграфный аппарат, который по прямому проводу был связан с аппаратом, находившимся в штабе Главнокомандующего армиями фронта, сообщив, вместе с тем, что временно будет без связи со штабом Главнокомандующего армиями фронта. Помешать этому было невозможно, так как факт прекращения связи стал известен тогда, когда он уже совершился.

Вследствие такого распоряжения генерала Самсонова была порвана связь штаба 2-й армии не только со штабом Главнокомандующего армиями фронта, но и со всеми корпусами, входившими в состав 2-й армии.

В результате оказалось, что личное присутствие генерала Самсонова в боевой линии XV корпуса для действий этого корпуса значения не имело, тогда как отсутствие связи во 2-й армии привело к тому, что все последующие события прошли уже без всякого руководства со стороны штаба армии и без всякой возможности объединения действий корпусов этой армии.

Самый отъезд генерала Самсонова из Нейденбурга к XV корпусу явился совершенно несоответственным, так как с его отъездом из Нейденбурга управление войсками 2-й армии стало совершенно невозможным.

Директива генерала Самсонова на 15 августа осталась тоже невыполненной.

I корпус, теснимый превосходными силами противника, отступил 15 августа к Млаве, согласно отданному еще в ночь на это число приказу временно исполняющим должность командира корпуса, генерала от артиллерии князя Масальского.

2-я пехотная дивизия и Кексгольмский полк, теснимые неприятелем с фронта и охваченные с обоих флангов, вынуждены были к вечеру 15 августа отойти к Орлау.

XV корпус, несмотря на все усилия, не мог сбить неприятеля, занимавшего позицию у деревни Мюлена.

XIII корпус утром 15 августа двинулся из Алленштейна к Гогенштейну для содействия XV корпусу, развернулся в виду Гогенштейна, но в энергичное наступление не перешел и остановился на ночлег, не доходя Гогенштейна.

VI корпус, отошедший к утру 15 августа до района Валлен-Олыпинен (к югу от Ортельсбурга), получил днем 15 августа от генерала Самсонова приказание удерживаться во что бы то ни стало в районе Ортельсбурга.

К вечеру 15 августа положение 2-й армии стало крайне тяжелым.

Переход в наступление, намеченный в этот день генералом Самсоновым, не удался. Генерал Мартос лично доложил командующему 2-й армией, что части его XV корпуса, истомленные предыдущими маршами и потерявшие в боях 11–15 августа лучших своих офицеров и громадное число нижних чинов, неспособны уже к активным действиям. Левый фланг и тыл армии, с отходом I корпуса к Млаве, были совершенно обнажены.

Представлялись два решения: или продолжать бой 16 августа на занятых позициях, или немедленно начать отступление.

Рассчитывать на успех, при принятии первого решения, почти не приходилось, ввиду доклада генерала Мартоса о полном истощении сил XV корпуса. Командующий 2-й армией остановился на втором решении. Вследствие этого, были отданы распоряжения, сущность которых сводилась к следующему.

2-я пехотная дивизия должна была оставаться на занятой впереди деревни Франкенау позиции. Под ее прикрытием должны были двинуться к Янову все обозы, а затем и войска XV корпуса. Для непосредственного прикрытия отхода корпуса с занимаемых днем позиций предназначалась бригада 8-й пехотной дивизии.

По достижении района деревни Орлау – части XV корпуса должны были выдвинуться на фронт деревень Лана и Грюнфлис, имея свой левый фланг у этого последнего пункта. 2-я пехотная дивизия, отойдя от Франкенау, должна была занять позицию правее XV корпуса.

XIII корпусу приказано было, отправив обозы на Куркен и Хоржеле, двигаться вслед за ними по дорогам между озерами Гр. Плауцигер и Ланскер, а затем следовать к Грюнфлису для занятия позиций на фронте между этим последним пунктом и деревней Бартошкен.

В дальнейшем предполагалось постепенно отходить к Янову, начиная со 2-й пехотной дивизии

Однако предположение это выполнить не удалось.

2-я пехотная дивизия, под прикрытием коей должно было начаться 16 августа отступление XIII и XV корпусов, еще 15 августа вечером, как указано выше, отошла, под давлением противника, от Франкенау к Орлау. Вследствие этого XV, а за ним и XIII корпуса не только лишены были возможности последовательно занимать, для прикрытия отступления, указанные им позиции, но и не могли уже следовать по тем путям, которые им были предоставлены приказанием генерала Самсонова; части различных корпусов, парки и обозы стали выходить на одни и те же дороги, разбиваться и перемешиваться между собой, ввиду чего стало крайне затруднительным управление не только корпусами, дивизиями, бригадами и полками, но и более мелкими частями.

Положение дел во 2-й армии с полудня 16 августа стало сильно ухудшаться. Противник, постепенно накапливаясь у Нейденсбурга, все глубже и глубже охватывал отступавшие части в огненные клещи, и отступление стало принимать все более и более беспорядочный характер.

Когда к вечеру 16 августа остатки XIII и XV корпусов втянулись в Грюнфлисский (Кальтенборнский) лес, то здесь все части окончательно перемешались, всякое командование было утрачено и все попытки пробиться через огневое кольцо германцев совершались уже без плана и управления. После нескольких безуспешных попыток пробиться остатки ХIII, XV и ХХIII корпусов частью рассыпались, частью разбились на отдельные группы, которые, не находя свободного выхода из леса, стали постепенно сдаваться неприятелю в плен. Из числа более крупных групп, сдававшихся в плен, по показанию свидетелей, были: смешанная толпа разных частей в несколько тысяч человек, среди которых были генералы Клюев и Угрюмов, сдававшаяся на поляне между деревнями Улленшен и Валлендорф; толпа в несколько сот человек, сдававшаяся между деревнями Реттковен и Заддек, и такая же толпа, сдававшаяся у деревни Мушакен.

Результатом этого тяжелого дня была почти полная гибель XV, XIII и половины XXIII корпусов.

Из всего состава этих двух с половиной корпусов удалось прорваться сквозь сомкнувшуюся цепь германской пехоты, поддерживаемой артиллерией и бронированными автомобилями, только 10 с небольшим тысячам людей. При этом большая часть этих людей выбралась скрытно, по одиночке или небольшими группами, и только очень немногие прорвались сквозь кольцо германцев с боем, целыми командами, сохранившими относительный порядок; наибольшими из таких команд были: отряд подполковника 31-го пехотного Алексеевского полка Тухачевского в составе около 1250 человек при 14 пулеметах, и отряд штабс-капитана 142-го пехотного Звенигородского полка Семечкина в составе двух рот и команды разведчиков этого полка. Остальной же состав этих корпусов, а равно вся артиллерия, все парки и большая часть обозов погибли.

На основании данных расследования выяснено, что войска XV армейского корпуса, 2-й пехотной дивизии и Кексгольмский полк дрались героями, доблестно и стойко выдерживали огонь и натиск превосходных сил противника и стали отходить лишь после полного истощения своих последних резервов, понеся тяжелые потери в личном составе офицеров и нижних чинов и честно исполнив свой долг до конца.

Что же касается XIII армейского корпуса, то из отрывочных показаний прорвавшихся в Россию большей частью младших офицеров (из старших прорвался лишь начальник штаба 36-й пехотной дивизии полковник Вихирев) устанавливается, что XIII армейский корпус не имел каких-либо серьезных боевых столкновений с противником, разбившись к утру 16 августа на несколько частей.

Корпус этот погиб главным образом вследствие полной своей неосведомленности в общем положении 2-й армии, неопределенности директив штаба этой армии, указывавшего лишь маршруты, а не цели, потери всякой связи с соседними корпусами, недостаточной разведки, отсутствия надлежащего руководства со стороны старших начальников корпуса и непринятия каких-либо мер к обеспечению безопасности войск при движении и расположении на неприятельской территории.

Когда в штабе Главнокомандующего армиями фронта было получено донесение об отступлении I и VI армейских корпусов, начальник этого штаба, генерал Орановский, сейчас же телеграфировал генералу Самсонову:

«Главнокомандующий приказал отвести корпуса 2-й армии на линию Ортельсбург-Млава, где и заняться устройством армии. № 2521».

Однако это приказание, по-видимому, не дошло по назначению, так как за Остроленкой провод телеграфа бездействовал вследствие распоряжения генерала Самсонова о снятии аппарата.

Ввиду отсутствия надежной связи штабу Главнокомандующего армиями фронта приходилось принимать случайные меры, заключавшиеся в посылке офицеров на автомобилях и летчиков, однако эти средства связи оказались недостигшими своей цели. Таким образом, о ходе событий Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта был ориентирован недостаточно и только по отрывочным данным, случайно попадавшим в штаб, мог подозревать о тяжелом положении XIII и XV корпусов.

Получив первые такие сведения, генерал Жилинский 17 августа утром послал по телеграфу приказание командирам VI, XXIII и I корпусов двинуться немедленно на линию Вилленберг-Нейденбург и оказать энергичную поддержку XV и XIII корпусам, но это распоряжение оказалось уже запоздалым; 18 августа генерал Жилинский, получив достоверные сведения о гибели XV и XIII корпусов и опасаясь за участь VI, XXIII и I корпусов, послал им приказание прекратить наступление и, несмотря на достигнутые успехи, отойти к своим исходным пунктам.

Сопоставляя все изложенное, нельзя не прийти к заключению, что главнейшими причинами неудачи операции 2-й армии в Восточной Пруссии с 10-го и 17 августа были:

а) невыполнение генералом Самсоновым основной директивы Главнокомандующего армиями фронта относительно направления движения 2-й армии, вследствие чего между 1-й и 2-й армиями образовался разрыв, давший противнику свободу маневрирования и возможность нанести этим армиям поражения порознь;

б) широкая растянутость фронта 2-й армии, крайне затруднявшая взаимодействие входивших в ее состав корпусов:

в) сильное утомление войск продолжительными, без дневок, маршами по тяжелым, песчаным дорогам;

г) непринятие надлежащих мер к осмотру пройденного армией пространства, особенно лесов, городов и селений, к задержанию партизанов противника и уничтожению средств сигнализации и сношений (телефонов), коими противник пользовался в тылу наших войск;

д) крайняя неосторожность штабов корпусов и особенно штаба 2-й армии, которые посылали по искровому телеграфу нешифрованными депешами такие сведения и распоряжения, которые должны были, в интересах успеха боевых действий, сохраняться в глубочайшей тайне от противника;

е) оторванность VI корпуса от фланга главных сил армии (Ротфлис-Алленштейн) на такое расстояние (до 40 верст), которое совершенно лишало этот корпус возможности охранять правый фланг и тыл главных сил;

ж) отход 14 августа I корпуса под давлением превосходного противника от Уздау за р. Сольдау с оставлением впереди реки одного лишь авангарда, что дало возможность противнику двинуть свои войска по шоссе от Уздау на Нейденбург, в охват левого фланга главных сил 2-й армии;

з) отдача генералом Самсоновым вечером 14 августа приказа XIII, XV корпусам и 2-й пехотной дивизии продолжать наступление на северо-запад, хотя ко времени отдачи сего приказа ему достоверно было известно об отходе VI корпуса к Ортельсбургу и I корпуса от Уздау и о совершенном обнажении обоих флангов главных сил армии;

и) распоряжение генерала Самсонова, при его отъезде из Нейденбурга в Надрау о снятии в Нейденбурге телеграфного аппарата, каковое обстоятельство имело своим последствием полный разрыв связи частей 2-й армии как со штабом Главнокомандующего армиями фронта, так и со штабами корпусов, и лишение штаба армии возможности в самый тяжелый период операции управлять корпусами и согласовать их действия.

Обращаясь засим к выяснению деятельности старших войсковых начальников и командного состава 2-й армии в боях 15–17 августа сего года, я нахожу необходимым остановиться прежде всего на командующем армией, генерале от кавалерии Самсонове и штабе армии.

18 августа, рапортом за 3052, Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта донес Его Императорскому Высочеству, Верховному Главнокомандующему, о судьбе командующего 2-й армией в следующих выражениях: «Если поведение и распоряжения генерала Самсонова как полководца заслуживают сурового осуждения, то поведение его как воина было доблестное: он лично под огнем, подвергая себя большой опасности, руководил боем и, не желая пережить поражения, покончил жизнь самоубийством».

Основанием к такому донесению о смерти командующего 2-й армией послужили: телеграмма от 17 августа начальника этапно-хозяйственного отдела штаба 2-й армии, генерал-майора Бобровского, сообщившего штабу Главнокомандующего армиями фронта, что «по словам генерал-майора Постовского, генерал от кавалерии Самсонов застрелился», а затем и доклад, по аппарату Юза, 18 августа тому же штабу самого генерал-майора Постовского, что «генерал Самсонов не захотел пережить страшных событий».

При расследовании обстоятельств гибели генерала Самсонова выяснилось следующее.

Отдав приказ об отходе вверенных ему войск на фронт Янов-Хоржеле, сам генерал Самсонов вечером 15 августа, в сопровождении начальника и чинов штаба армии, отправился из деревни Надрау в Янов, дабы, войдя в связь со всеми частями 2-й армии, руководить действиями армии во всей их совокупности.

Ночью с 15-го на 16 августа по дороге к Янову у деревни Волька генерал Самсонов встретил части 2-й пехотной дивизии, отошедшей от Франкенау.

Оставление 2-й пехотной дивизией своих позиций создавало весьма опасное положение для предпринятого отхода всей армии. Ввиду этого командующий 2-й армией провел утро 16 августа у деревни Орлау, лично руководя, за отсутствием каких-либо сведений о местонахождении командира XV корпуса, генерала от инфантерии Мартоса, развивающимися здесь боевыми действиями. Затем, после прибытия в Орлау начальника штаба XIII корпуса, генерал-майора Пестича, передав через него командиру сего корпуса, генерал-лейтенанту Клюеву, приказание принять на себя руководство всеми отступавшими частями XIII, XV и XXIII корпусов, генерал Самсонов около двух часов дня отбыл из деревни Орлау, продолжая свое движение в Янов.

От намерения проследовать в Янов по дороге через Коммузин и Мушакен пришлось отказаться, так как приблизительно за версту от выхода этой дороги из леса на открытое пространство, перед деревней Мушакен, было получено сообщение, что эта деревня занята германцами, обстреливавшими артиллерийским огнем опушку леса.

Ввиду выяснившихся обстоятельств генерал Самсонов решил проехать к Янову по какой-либо другой дороге восточнее Мушакена. С этой целью он, повернув назад, поехал по дороге, проходившей лесной просекой на Валлендорф.

Но и по этой дороге проехать далее деревни Заддек не удалось, так как по выезде из этой деревни командующий армией и следовавшие за ним штаб и конвой были обстреляны пулеметами противника, занявшего опушку находившегося впереди леса; атака же на эти пулеметы, предпринятая казачьим конвоем генерала Самсонова (1,5 сотни), при участии чинов штаба армии, не увенчалась успехом.

Тогда генерал Самсонов направился через деревню Каннвизен. Однако движение от деревни Каннвизен к югу не представлялось возможным, так как деревня Кл. Пржесдинг (Кл. Данкгейм) оказалась занятой частями противника начавшего обстреливать артиллерийским oгнем группу, следовавшую за командующим армией.

Убедившись, что все пути на Янов перехвачены противником, генерал Самсонов решил следовать от Каннвизен по шоссе в Вилленберг, где рассчитывал войти в связь с войсками VI корпуса. Однако не доходя 4–5 верст до Вилленберга, в лесу, невдалеке от переправы через р. Омулеф, генерал Самсонов узнал, что и Вилленберг занят отрядом противника с артиллерией.

Таким образом, генерал Самсонов со своим штабом оказывался отрезанным, а все направления отхода в Россию были заняты противником. Оставалось, по словам чинов штаба, сопровождавших генерала Самсонова, либо пробиваться силой, либо пробираться тайком, пользуясь темнотой и лесистой местностью.

Невдалеке от шоссе, в лесу, был сделан привал, и здесь по обсуждении с чинами штаба создавшегося положения генерал Самсонов остановился на решении попытаться пробраться скрытно пешком, пользуясь темнотой ночи, к русской границе.

Вследствие этого остатки конвоя командующего армии были отпущены и им было приказано самостоятельно пробиваться в Россию, а сам генерал Самсонов с чинами своего штаба перешел поглубже в лес, чтобы там подождать наступления темноты.

Необходимо указать, что во время вышеописанного движения от Орлау, будучи свидетелем разрастающегося в тылу армии беспорядка, принимавшего все большие и большие размеры, и видя, что пути, назначенные для отхода вверенных ему войск, уже прерываются противником, генерал Самсонов неоднократно высказывал желание возвратиться к войскам XV корпуса, дабы лично вывести их из угрожающего положения или погибнуть. Но чины штаба убеждали его в настоятельной необходимости ехать далее в Янов, чтобы там принять на себя руководство действиями всей 2-й армии, а не одного только корпуса.

Генерал Самсонов согласился с этими доводами, но при дальнейшем следовании находился в крайне угнетенном состоянии духа, высказывая не раз, что ему не пережить надвигающегося поражения и гибели вверенных ему войск. К началу же дальнейшего движения к русской границе ночью, пешком генерал Самсонов был разбит не только нравственно, но и физически – у него сильно болели ноги, он был страшно утомлен и высказывал, что с ним, в его положении, чинам штаба не спастись.

В предпринятом движении пешком генерала Самсонова сопровождали начальник штаба 2-й армии генерал-майор Постовский, генерал-квартирмейстер того же штаба, генерал-майор Филимонов, состоявшие в этом штабе чины Генерального штаба полковники Вялов и Лебедев, подполковник Андогский, штабс-капитан Дюсиметьер, поручик Кавернинский и сверхсего есаул 38-го Донского казачьего полка Бобков и трубач 11-й копной батареи Купчик.

Ожидая в лесу наступления темноты, сам генерал Самсонов и большинство чинов штаба сняли с себя погоны и знаки отличий вследствие возникшего предположения, что при проглядывавшей временами луне погоны могли дать издали заметный отблеск и тем обнаружить пробиравшихся.

Кроме того, некоторыми из чинов штаба были тогда же сняты с себя и частью брошены, частью зарыты в землю такие предметы, которые могли стеснять движение, как то полевые сумки, револьверы и шашки.

Что касается самого генерала Самсонова, то расследованием не удалось установить ни того обстоятельства, какое именно оружие имел он при себе, одну ли шашку, или также и револьвер, ни того – бросил ли генерал Самсонов перед началом пешего движения свое оружие или сохранил его при себе.

Когда настала темнота, генерал Самсонов в сопровождении перечисленных лиц двинулся в путь на юг по направлению к русской границе, причем полковник Вялов шел впереди и направлял движение по светящемуся компасу.

По показанию генерала Постовского генерал Самсонов все время шел бодро. Но по показанию других свидетелей (генерала Филимонова, есаула Бобкова, трубача Купчика) следование пешком для генерала Самсонова было очень утомительным и его приходилось поддерживать. Так, по словам указанных лиц в начале движения генерал Самсонов следовал в общей группе и временами опирался на генерала Филимонова, но затем под влиянием усилившегося утомления генерал Самсонов шел уже позади всех, опираясь на есаула Бобкова и поддерживаемый трубачом Купчиком.

Шли большей частью лесом, сначала перешли железную дорогу, а затем и шоссе. Перед переходом через шоссе немного приостановились и переждали в кустах, так как по шоссе проходил дозор – двое конныx, по-видимому, германцев. При переходе через шоссе слышна была вдали приблизительно в версте к западу стрельба пулемета.

Перейдя шоссе, дошли до болота. После нескольких безуспешных попыток случайно нащупали какую-то дамбу, по которой и продолжали движение. Перейдя болото, вошли в лес, в котором, пройдя шагов 200, остановились на небольшой лесной полянке около кучи валежника, чтобы отдохнуть. Все прилегли и заснули. Генерал Самсонов лег на разостланную для него трубачом Купчиком попону.

По прошествии некоторого времени (около часу) генерал Постовский разбудил всех, указав, что долго отдыхать нельзя, что необходимо торопиться пробираться ночью, так как днем движение легко может быть обнаружено противником.

После этого сейчас же двинулись дальше, углубившись в очень густой лес, пройдя же этот лес и выйдя на открытое место при проверке, все ли налицо, было обнаружено отсутствие генерала Самсонова.

По словам трубача Купчика, генерал Самсонов сам отделился от чинов штаба во время последнего привала, так как когда он, Купчик, по окончании привала подошел к тому месту, где отдыхал генерал Самсонов, то последнего уже не было налицо, о чем он, Купчик, сейчас же объявил всем.

По словам же бывших вместе с генералом Самсоновым чинов штаба армии и есаула Бобкова, генерал Самсонов встал одновременно с другими, чтобы продолжать дальнейшее движение, и исчезновение его было обнаружено лишь пройдя 200–400 шагов от места привала (генерал Постовский, генерал Филимонов), после 10–15 минут ходьбы (полковник Вялов, полковник Лебедев, подполковник Андогский и поручик Кавернинский). Есаул Бобков указывает, что исчезновение генерала Самсонова было обнаружено через 20–30 минут ходьбы, а штабс-капитан Дюсиметьер удостоверяет, что это было на одной из ближайших остановок.

Установить, каким именно образом чины штаба 2-й армии отделились от генерала Самсонова, равно как определить, кто именно при движении после привала шел сзади или по сторонам генерала Самсонова, не удалось. Никто из опрошенных не мог указать места следования генерала Самсонова при этом последнем движении. Равным образом, несмотря на утверждения чинов штаба, что они видели, как генерал Самсонов встал после отдыха, – не представилось возможности установить, кто именно из чинов штаба последним покинул место отдыха и мог бы удостоверить, что генерал Самсонов не был оставлен один на месте привала.

Напротив того, поручик Кавернинский указал, что он вообще не может с уверенностью сказать, шел ли генерал Самсонов после отдыха совместно с другими, и заявил, что тотчас же после обнаружения исчезновения командующего армией у него родилось предположение, что генерал Самсонов от сильной усталости опять заснул на месте привала.

Обнаружив исчезновение генерала Самсонова и предполагая, что он отстал где-нибудь в лесу, сопровождавшие его лица пошли назад к месту отдыха. Спустя некоторое время вышли к какой-то куче валежника, но с уверенностью сказать, что достигли именно места бывшего привала, опрошенные лица не могли, так как, по словам генерала Филимонова, куч валежника в лесу было много и за темнотой легко было ошибиться. Не найдя генерала Самсонова, чины штаба прошли обратно к поляне, затем еще раз вернулись в лес и снова дошли до какой-то кучи валежника. На этот раз уже большинство высказывало убеждение, что это не та куча валежника, у которой ранее отдыхали. Тогда полковник Вялов, штабс-капитан Дюсиметьер и трубач Купчик пошли отыскивать место отдыха, но пробыв в отсутствии очень непродолжительное время (минут пять, а может быть и меньше), вернулись назад, руководствуясь свистками оставшихся у кучи валежника лиц. Из-за темноты приостановили временно поиски.

На рассвете начались новые поиски, которые также остались безрезультатными и были вскоре прерваны начавшейся стрельбой противника по лесу, после чего чины штаба направились к русской границе, руководствуясь указаниями местных жителей.

Во время поисков генерала Самсонова ночью, по словам генерала Постовского, чины штаба слышали вблизи в лесу выстрел, каковое обстоятельство в связи с настроением, бывшим у командующего армией, дало основание к предположению, что генерал Самсонов застрелился. Однако другие, сопровождавшие генерала Самсонова, лица хотя и упоминают о слышанных в лесу выстрелах, каких-либо определенных объяснений относительно таковых не дали. Полковник же Вялов и подполковник Андогский показали, что в лесу отдельные выстрелы раздавались все время, но они лично никаких возбуждавших какое-либо подозрение выстрелов не слыхали.

Около деревни Монтвиц следовавшие в Россию два эскадрона 6-го драгунского Глуховского полка нагнали идущих пешком чинов штаба 2-й армии. Здесь были генералы Постовский и Филимонов, полковник Вялов, подполковник Андогский, штабс-капитани Дюсиметьер и есаул Бобков. Полковника Лебедева и трубача Купчика уже вместе с ними не было.

Командир одного из этих эскадронов, ротмистр Розенблюм представил чинам штаба 2-й армии лошадей, и они до деревни Завады следовали совместно с этими эскадронами.

По словам ротмистра Розенблюма, чины штаба 2-й армии, рассказывая ему об исчезновении генерала Самсонова, совершенно не могли указать место, где они последний раз видели генерала Самсонова, и он, Розенблюм, вынес глубокое убеждение, что чины штаба совершенно не знают, что случилось с генералом Самсоновым во время следования пешком по лесу и при каких обстоятельствах они от него отделились.

Невдалеке от деревни Крюково чины штаба 2-й армии, следовавшие с эскадронами 6-го драгунского Глуховского полка, были встречены полковником Новицким, пробившимся с остатками частей XV корпуса.

По свидетельству полковника Новицкого, генералы Постовский и Филимонов рассказывали ему об участи генерала Самсонова следующее: «С наступлением темноты генерал Самсонов с чинами штаба двинулся в путь, причем через некоторое время кто-то из чинов штаба обратил внимание, что среди них нет командующего армией; встревоженный этим обстоятельством, особенно в связи с бывшими недавно разговорами генерала Самсонова о самоубийстве, генерал Постовский распорядился начать поиски командующего армией, причем, кажется, в это время был услышан отдельный выстрел. Однако поиски в темноте ни к чему не привели», а поиски на рассвете «вскоре пришлось прекратить, ибо всякие попытки выдвинуться в тех направлениях, где была вероятность найти генерала Самсонова, парализовались обстреливанием противника…»

Убеждение, высказывавшееся генералом Постовским, что генерал Самсонов покончил жизнь самоубийством, как видно из всего вышеизложенного, являлось далеко не достаточно обоснованным. Ввиду этого после исчезновения генерала Самсонова в армии распространились самые разнообразные слухи о месте, времени и причинах его гибели.

Слухи эти, в пределах возможного, были расследованы опросом целого ряда лиц и оказались лишенными какого бы то ни было основания.

Таким образом, несмотря на все принятые меры, выяснить судьбу командовавшего 2-й армией, генерала от кавалерии Самсонова, не представилось возможным и участь его до сего времени остается неизвестной.

В то же время расследование приводит к определенному вполне убеждению, что со стороны чинов штаба 2-й армии, бывших вместе с генералом Самсоновым, а именно: генерал-майоров Постовского и Филимонова, полковников Вялова и Лебедева, подполковника Андогского, штабс-капитана Дюсиметьера и поручика Кавернинского, при попытке их проникнуть в пределы России не было проявлено достаточной заботливости о командующем армией, находившемся в крайне тяжелом нравственном состоянии, утомленном притом и физически. Хотя нравственные и физические силы начальника и чинов штаба армии, сопровождавших генерала Самсонова, к утру 17 августа, под влиянием постигшей армию неудачи, бессонных ночей и непрерывного движения, были, несомненно, в сильной степени подорваны, тем не менее нельзя не признать, что у них, видимо, чувство самосохранения преобладало над чувством долга по отношению к командующему армией, следовавшему вместе с ними по их же уговору, вопреки его настойчивому желанию остаться во что бы то ни стало в боевой линии.

Относительно участи командного состава XIII и XV армейских корпусов и 2-й пехотной дивизии, ввиду полного отсутствия документальных данных и отрывочности показаний лиц, пробившихся в Россию из состава частей этих корпусов, удалось собрать лишь следующие сведения.

Командир XV армейского корпуса, генерал от инфантерии Мартос, доблестно руководивший своими частями, по некоторым сведениям, находится в плену; там же находится начальник 8-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант барон Фитингоф. Начальник 6-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант фон Торклус, пробился с остатками некоторых частей и ныне формирует вновь в Гомеле XV армейский корпус.

Командир XIII армейского корпуса, генерал-лейтенант Клюев, не проявивший надлежащего руководства своими войсками, по показанию трех свидетелей-очевидцев, сдался в плен вместе с начальником 1-й пехотной дивизии, генерал-лейтенантом Угрюмовым; начальник 36-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант Преженцов, по некоторым сведениям, находится в плену.

Начальник 2-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант Мингин, мужественно сражавшийся с 13-го по 16 августа, по частным сведениям, находится в плену.

Что касается деятельности других начальствующих лиц частей 2-й армии, то, в отношении их расследованием устанавливается следующее.

14 августа, телеграммой командующего 2-й армией, генерала от кавалерии Самсонова был удален от командования командир I армейского корпуса, генерал от инфантерии Артамонов.

Затем, в 20-х числах августа, генерал от кавалерии Жилинский предложил вновь назначенному командующим 2-й армией, генералу от кавалерии Шейдеману, представить свое заключение о деятельности других старших начальствующих лиц 2-й армии, принимавших участие в операции этой армии под Нейденбургом.

По представлении такового заключения приказом Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, генерала от кавалерии Жилинского, от 26 августа № 46, были удалены от командования командиры армейских корпусов: I – генерал-лейтенант Сирелиус, VI – генерал от инфантерии Благовещенский и ХXIII – генерал от инфантерии Кондратович и начальник 4-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант Комаров.

Все удаленные от командования лица состояли, во время производства мною расследования, в резерве чинов Минского военного округа, где и были опрошены мною.

Причины их удаления от должностей и относящиеся до сего данные выясняются в таком виде:

1) генерал от инфантерии Артамонов был удален от командования I армейским корпусом, как указано выше, телеграммой командующего 2-й армией, генерала от кавалерии Самсонова, от 14 августа (6 часов 30 минут дня), предписывавшей ему сдать командование корпусом генерал-лейтенанту Душкевичу, причем причины удаления указаны не были.

Причины эти выясняются из телеграммы генерала Самсонова Главнокомандующему армиями фронта от того же 14 августа (11 часов 30 минут вечера) и отчасти из показания Генерального штаба капитана Шевченко, командированного для связи из штаба 2-й армии в штаб I корпуса.

В означенной телеграмме на имя Главнокомандующего армиями фронта генерал Самсонов, донося о положении дел в армии, сообщал: «На левом фланге наш I корпус удерживал свои позиции до трех часов дня, затем корпус был отведен без достаточных оснований в район Сольдау, за что я удалил генерала Артамонова от командования корпусом, и корпус принял генерал Душкевич».

Капитан Шевченко показал, что причину удаления генерала Артамонова от командования корпусом генерал Самсонов лично ему, капитану Шевченко, определил в следующих выражениях: «Я удалил генерала Артамонова не за допущенные им ошибки, а за то, что 14 августа, когда I корпус отступал, – от генерала Артамонова продолжали поступать донесения, что корпус продолжает удерживаться, как скала».

Как ныне выясняется обстоятельствами расследования, I корпус 14 августа отступил от своих позиций в район Сольдау не вследствие приказания генерала Артамонова, а под давлением превосходных сил противника (достигавших, по мнению генерала Артамонова, до двух с половиной корпусов при 400 орудиях), пользовавшегося при этом бронированными автомобилями с пулеметами и орудиями.

Таким образом, обвинение генерала Артамонова «в отводе корпуса без достаточных оснований», результатами расследования не подтверждается.

Что касается другой причины, изложенной в показании капитана Шевченко, то по этому поводу выясняется следующее.

Об отступлении I корпуса к Сольдау генерал Самсонов узнал из докладов, прибывших к штабу 2-й армии в 6 часов вечера 14 августа, начальника конного отряда, генерал-майора барона Штемпеля и командира 11-й конной батареи, подполковника Буркова. Между тем днем того же числа у начальника штаба 2-й армии, генерал-майора Постовского, был разговор по телефону с генералом Артамоновым о положении дел в I корпусе, и генерал Артаманов говорил, что корпус его стоит «как скала» и что командующий армией может совершенно на него надеяться.

Очевидно, это обстоятельство (на что есть указание и в «Кратком отчете о действиях 2-й армии с 1-го по 16 августа») и послужило для генерала Самсонова, после доклада генерал-майора барона Штемпеля и подполковника Буркова, основанием отдать распоряжение об удалении генерала Артамонова от командования корпусом.

Генерал Артамонов, подтверждая свой разговор по телефону с генерал-майором Постовским, происходивший, по его словам, между 10-ю и 11-ю часами утра 14 августа, объясняет содержание его тем, что за ночь, после боя 13 августа, войска отдохнули и пришли в порядок, связь восстановилась, подошли подкрепления; поэтому доклад его был уверенный и он действительно высказал, что корпус стоит и удерживается твердо. Говоря это, он не знал еще об отходе передовых частей, находившихся в 14 верстах от Сольдау, с их боевых позиций. Об отходе этих частей он узнал только около часу дня, когда лично выехал вперед на позиции. Почти все время ему приходилось оставаться в боевой линии, руководя действиями войск; лишь на короткое время он приезжал в Сольдау, где оставался его штаб.

Донесения командующему армией от него отправлялись обыкновенно вечером, в этом отношении он не сделал исключения и для 14 августа, тем более, что при корпусе находились два представителя штаба армии – полковник Крымов и капитан Шевченко, которые имели полную возможность доносить обо всем, происходившем в 1 корпусе, командующему армией.

Признавая, что изложенные в объяснениях генерала Артамонова обстоятельства, в общем, нашли себе подтверждение в данных произведенного расследования, нельзя в то же время не отметить, что, сообщая генерал-майору Постовскому о прочном положении корпуса, генерал Артамонов все же допустил неправильность, а именно – сообщил штабу армии, без достаточно тщательной проверки, сведения, оказавшиеся неверными, так как в действительности (как то устанавливается и расследованием) отход частей корпуса с передовых их позиций начался еще утром 14 августа, значительно ранее бывшего у генерала Артамонова с генерал-майором Постовским разговора.

Отмечая это обстоятельство, нельзя вместе с тем не указать и на то, что в тяжелых боях I армейского корпуса, как это удостоверяют многие из опрошенных лиц, генерал от инфантерии Артамонов проявил личное мужество, останавливал отходящие части и его часто можно было видеть в самых опасных местах боя;

2) генерал-лейтенант Сирелиус приказом Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта от 26 августа № 46 удален от командования I армейским корпусом за то, что «он, в бытность свою начальником 3-й гвардейской пехотной дивизии, получив от командовавшего в то время I армейским корпусом генерал-лейтенанта Душкевича приказание занять и удерживать участок позиции корпуса у города Нейденбурга, не получив приказания и не предупредив соседние части корпуса, самовольно снял части своей дивизии с позиции и отвел ее назад, чем обнажил правый фланг корпуса при дальнейшем ведении боя».

Расследованием установлено, что оставление позиции у Нейденбурга последовало действительно по личному распоряжению генерал-лейтенанта Сирелиуса, которому командиром корпуса приказано было занять эту позицию и на ней окопаться.

Генерал-лейтенант Сирелиус, не отрицая оставления позиции без приказания командующего корпусом, генерал-лейтенанта Душкевича, объясняет это тем, что ночью на 18 августа, когда он прибыл на указанную ему позицию, к нему явился освобожденный нами из плена раненый казачий офицер конвоя командира XV корпуса, генерала Мартоса, и сообщил, подтвердив свой доклад клятвой, о гибели наших XIII и XV корпусов, окруженных немцами в лесу, и о подходе к Нейденбургу значительных подкреплений противника. Полученные сведения и наблюдения за противником привели генерал-лейтенанта Сирелиуса к заключению и уверенности, что цель движения I корпуса на Нейденбург – выручка XIII и XV корпусов – рушилась, что его отряду, выдвинутому вперед, грозила опасность быть атакованными как с фронта, так и с флангов усилившимся противником, что неминуемо привело бы лишь к отступлению под натиском противника с большими и вполне бесцельными потерями. Кроме того, выяснилось, что выдвинутая перед горящим Нейденбургом позиция явно не соответствовала вновь сложившейся обстановке.

Все это и привело генерал-лейтенанта Сирелиуса к решению безотлагательно отвести отряд назад и притом непременно до наступления рассвета с тем, чтобы на новой позиции создать исходное положение для боя на 18 августа. Доложить обстановку командиру корпуса, находившемуся в ту ночь в шести верстах от отряда, он, по его словам, не имел времени, так как иначе не удалось бы отвести отряд с позиции до рассвета.

Таким образом, по объяснению генерал-лейтенанта Сирелиуса, он действовал исключительно в интересах дела и всего I корпуса.

Расследованием не удалось выяснить, насколько в действительности изменилась к утру 18 августа группировка сил противника, действовавшего против I корпуса, хотя нельзя не отметить, что отступление корпуса к Млаве в этот день происходило вообще без настойчивого преследования со стороны противника.

Также не представляется возможным сказать что-либо и о последствиях отступления отряда с позиции у Нейденбурга, так как уже днем того же 18 августа командиром I корпуса, генерал-лейтенантом Душкевичем, было получено приказание Главнокомандующего армиями фронта об отступлении от Нейденбурга, несмотря на достигнутые уже успехи.

К изложенному справедливость требует добавить, что в боях 14-го и 15 августа у Сольдау, где отряд генерал-лейтенанта Сирелиуса, составлявший арьергард корпуса, отходил под натиском превосходных сил противника, а также в бою 17 августа, при взятии Нейденбурга, действия и распоряжения генерал-лейтенанта Сирелиуса были тверды, спокойны и ни малейшего нарекания ни с чьей стороны не вызывали и не вызывают;

3) генерал от инфантерии Кондратович, тем же приказом Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, удален от командования XXIII армейским корпусом за то, что «он, будучи назначен командующим 2-й армией начальником боевого участка на левом фланге XV корпуса на линии Нейденбург-Орлау, оставил подчиненные ему войска, а сам уехал в тыл, в Прасныш, за 40 верст от своих передовых частей».

Расследованием устанавливается, что генералу Кондратовичу в бою 15 августа были подчинены 2-я пехотная дивизия, Кексгольмский полк и бригада 6-й кавалерийской дивизии. Командующим 2-й армией было, между прочим, поручено лично руководить действиями начальника 2-й пехотной дивизии, генерал-лейтенанта Мингина. Между 6-ю и 7-ю часами вечера 15 августа, когда положение отряда генерал-лейтенанта Мингина стало исключительно тяжелым, генерал Кондратович приказав генерал-лейтенанту Мингину отступать в направлении левым флангом на Нейденбург, а если бы он оказался занятым, то на шоссе Нейденбург-Мушакен. Сам генерал Кондратович уехал с позиции и более на нее не возвращался.

Отъезд свой генерал Кондратович объясняет тем, что он придавал важное значение Нейденбургу, удержание которого в наших руках обеспечивало бы, по его мнению, тыл нашей армии; вследствие этого, отдав генерал-лейтенанту Мингину приведенное выше приказание, он сам поехал на автомобиле в Нейденбург, чтобы организовать оборону этого города. Предварительно же он решил о своем намерении доложить командующему армией и с этой целью направился в Орлау. Не найдя там следов генерала Самсонова, он оттуда отправился на Нейденбург, но дорогой узнал о занятии Нейденбурга противником, тогда он решил вернуться на позицию генерал-лейтенанта Мингина, а так как прямая дорога к позиции уже обстреливалась противником, то он направился туда окружным путем через расположение корпусов, бывших правее 2-й пехотной дивизии.

Двигаясь на автомобиле, для проезда которого приходилось пользоваться лишь соответствующими дорогами, он вынужден был несколько раз менять направление, так как все дороги оказывались уже прегражденными противником.

Таким образом он ездил всю ночь, безуспешно пытаясь проехать к отряду генерал-лейтенанта Мингина и к утру достиг Хоржеле. Так как, по полученным там сведениям, дорога на север тоже была преграждена противником, то он отправился оттуда через Прасныш в Млаву, где должны были, по его предположению, находиться другие части его корпуса (3-я гвардейская пехотная дивизия и 1-я стрелковая бригада).

В Прасныш он прибыл вечером 16 августа, а в Млаву – 17-го утром.

Бывший при генерале Кондратовиче 15-го и 16 августа, – исполняющий должность инспектора артиллерии ХХIII армейского корпуса, генерал-майор князь Кантакузин и чины штаба корпуса: штабс-ротмистр Готовский, капитан Гончаренко, поручик Салов и поручик Бек-Мамедов, в своих показаниях, в общем, подтверждают объяснения генерала Кондратовича.

Расследование не дало никаких оснований для предположения, чтобы генерал Кондратович оставил свои части по иным каким-либо соображениям, кроме тех, которые указываются в его объяснениях. Вместе с тем выяснилось, что, не попав в Нейденбург, генерал Кондратович, несмотря на все свои усилия, не мог вернуться обратно, так как все дороги в этом направлении были уже действительно заняты противником.

Признавая все это достаточно установленным, нельзя в то же время не отметить, что, во всяком случае, генерал от инфантерии Кондратович не проявил надлежащей заботливости о вверенных ему частях войск, оставив позицию генерал-лейтенанта Мингина в то самое время, когда расположенные на ней войска вынуждены были отступать в исключительно тяжелых условиях, под давлением превосходных сил охватывающего их противника;

4) генерал от инфантерии Благовещенский тем же приказом Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта удален от командования VI армейским корпусом за то, что «неумелым ведением корпуса подставил под огонь противника одну бригаду, притом так, что остальные подчиненные ему войска не только не оказали содействия названной бригаде, но, не ведя сами боя, пришли в полное расстройство; результатом всего этого был глубокий отход корпуса, хотя и с незначительными потерями, с линии развертывания 2-й армии, причем правый фланг ее оказался обнаженным, что и послужило одной из причин неуспеха операций XIII и XV корпусов».

По содержанию настоящего пункта приказа расследованием выясняется, что хотя крупные потери в бою 13 августа были лишь в 1-й бригаде 4-й пехотной дивизии, участие в этом бою принимала не только одна эта бригада, но и вся 4-я пехотная дивизия, а также и бригада 16-й пехотной дивизии, причем все подчиненные генералу Благовещенскому части войск, за исключением 1-й бригады 4-й пехотной дивизии, вполне сохранили свою боеспособность, и, таким образом, расстройства в этих частях корпуса не усматривается.

Руководство же боевыми действиями 4-й пехотной дивизии было возложено на начальника этой дивизии, генерал-лейтенанта Комарова, распоряжения которого, как будет указано ниже, особых нареканий не вызывают.

Расследованием выяснено, что 16-я пехотная дивизия, направленная 13 августа, по приказанию командующего 2-й армией, генерала от кавалерии Самсонова, к Алленштейну и прошедшая уже 12 верст, была по распоряжению генерала Благовещенского двинута обратно к Бишофсбургу для поддержки 4-й пехотной дивизии; не доходя семи верст до Бишофсбурга, одна бригада этой дивизии была направлена в обход озера Дадеи с запада, для противодействия обнаружившемуся обходу неприятеля, с которым и имела авангардный бой у деревни Рамзау. Вечером того же числа бригада эта, также по приказанию генерала Благовещенского, была направлена на Мертинсдорф-Рилбах-Ингельгейм, куда прибыла лишь в 10 часов утра 14 августа. Таким образом, бригада эта совершила непрерывный утомительный марш с часу дня 13 августа до 10 часов утра 14 августа.

По представленному генералом Благовещенским объяснению распоряжения его о передвижении этой бригады вызывались обстоятельствами сложившейся боевой обстановки.

Создавшаяся обнаженность правого фланга 2-й армии также не может быть отнесена к вине генерала Благовещенского, так как расположение VI корпуса, указанное директивой генерала Жилинского и отделявшее этот корпус на расстояние около 40 верст от главных сил, само по себе затрудняло возможность прикрывать правый фланг армии со стороны Растенбурга. Выполнить эту задачу после отхода VI корпуса от Бишофсбурга к югу генерал Благовещенский также не мог, так как, потеряв всякую связь со штабом 2-й армии и с остальными корпусами, он не имел никаких сведений о положении армии.

Однако в отношении генерала Благовещенского выяснено, что, признав необходимым произвести отход своих частей 14 августа из Менсгута в Ортельсбург, он не принял надлежащих мер к упорядочению этой сложной операции и что, следуя в автомобиле, в колонне обозов, при возникшей в обозе панике, в результате которой были потери в людях и в материальной части, он не принял немедленно самых энергичных мер к прекращению возникшего беспорядка.

Сверх того, из данных расследования видно, что, отведя в ночь на 14 августа VI корпус к линии Гродзискен-Щепанкен, генерал Благовещенский не остановился на этой линии, а отвел корпус, 14-го и 15 августа, еще дальше к нашей границе, за Ортельсбург.

Генерал Благовещенский объясняет это свое распоряжение тем, что на линии Гродзискен-Щепанкен VI корпус был, по сравнению с XIII и XV корпусами, находившимися на линии Нейденбург-Гогенштейн, значительно выдвинут к северу и что ввиду отдаленности VI корпуса от XIII и XV корпусов и выяснившегося наступления противника на VI корпус с севера и с запада, корпус этот подвергался опасности быть отрезанным и окруженным. Вследствие этого, чтобы вывести корпус из опасного положения, он признал необходимым отвести его за Ортельсбург и таким образом выровнять положение корпусов армии.

Признавая это распоряжение целесообразным в интересах самого VI корпуса, нельзя, однако, не прийти к заключению, что столь глубокий отход корпуса дал возможность противнику, действовавшему против VI корпуса, маневрировать против XIII и XV корпусов;

5) генерал-лейтенант Комаров тем же приказом Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта удален от командования 4-й пехотной дивизией «за полное неумение руководить своими войсками в бою».

По отзыву бывшего командира VI армейского корпуса, генерала от инфантерии Благовещенского, главным недостатком генерал-лейтенанта Комарова в мирное время являлись вялость, мягкость характера и отсутствие настойчивости в своих служебных требованиях. В бою же 13 августа генерал-лейтенант Комаров, лично руководивший действиями дивизии, держал себя вполне спокойно и хладнокровно, и действия 4-й пехотной дивизии под его начальством в этом бою нареканий не вызывают.

Расследованием выяснено, что обстоятельства, которые могли бы быть поставлены генерал-лейтенанту Комарову в вину, были:

1) отдача приказа об отступлении 4-й пехотной дивизии от Гросс Бессау в 5 часов 30 минут дня 13 августа без испрошения на то разрешения командира корпуса;

2) расположение обозов во время боя вблизи поля сражения;

3) несвоевременное сообщение 13 августа, во время боя у Гросс Бессау, начальнику общего резерва, генерал-майору Нечволодову приказания об отходе частей дивизии, вследствие чего генерал-майор Нечволодов оставался с двумя батальонами в опасном положении до 11 часов 30 минут ночи.

По поводу отмеченных обстоятельств генерал-лейтенант Комаров дает следующие объяснения.

По его словам, отступление от Гросс-Бессау вызывалось неожиданным натиском противника с севера и ураганным огнем его артиллерии. Испросить разрешение командира корпуса на этот отход не было времени, ввиду опасного положения двух полков дивизии.

Приказание отвести обозы далее назад было им, генерал-лейтенантом Комаровым, отдано своевременно и если осталось невыполненным, то это вина начальника штаба дивизии, полковника Сербиновича, не принявшего должных мер для немедленного приведения этого приказа в исполнение.

Приказание генерал-майору Нечволодову об отходе частей дивизии было также послано своевременно. Позднее же получение генерал-майором Нечволодовым приказания произошло не по его, генерал-лейтенанта Комарова, вине и, во всяком случае, никаких вредных последствий не имело, так как противник не преследовал отходившие части.

Все изложенные объяснения в достаточной степени находят себе подтверждения в данных произведенного расследования, а потому следует признать, что приписываемое генерал-лейтенанту Комарову приказом Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта неумелое руководство своими войсками в бою не подтверждается; тем не менее расследованием устанавливается, что генерал-лейтенант Комаров не имел надлежащего наблюдения за своевременным и точным исполнением начальником штаба дивизии отдаваемых им, генерал-лейтенантом Комаровым, во время боя приказаний.

Генерал-адъютант Пантелеев

 

Боевые действия VI, XIII, XV, XXIII и I армейских корпусов 1–18 августа 1914 г

БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ

VI, XIII, XV, XXIII и I армейских корпусов с 1-го по 18 августа 1914 г.

VI армейский корпус

К 1 августа VI армейский корпус, под начальством генерала от инфантерии Благовещенского, был расположен в первоначальном районе сосредоточения, на р. Бобре, от Долистово до Визны. 2 августа корпусу было приказано занять новое исходное положение в районе Ломжи, что и было исполнено к вечеру 4 августа. 5 августа началось общее наступление корпусов 2-й армии в предписанном направлении на фронт Лецен – Арис – Руджаны – Ортельсбург и далее к северу на Растенбург – Зеебург. 4-я кавалерийская дивизия (начальник дивизии – генерал-лейтенант Толпыго) получил задачу обеспечивать правый фланг 2-й армии со стороны Мазурских озер и поддерживать связь со II армейским корпусом, действуя в промежутке между VI и II корпусами. 6-го, 7-го и 8 августа 2-я армия продолжала наступление, причем VI корпус, в составе 4-й пехотной дивизии (начальник дивизии – генерал-лейтенант Комаров), без 14 рот, оставленных в разных местах, и 16-й пехотной дивизии (начальник дивизии – генерал-лейтенант Рихтер), без 61-го пехотного Владимирского полка, с 4-й и 16-й артиллерийскими бригадами, 6-м мортирным и 2-м тяжелым артиллерийским дивизионами, перешел 8 августа государственную границу в районе Домброва-Пелты.

На 9 августа VI армейский корпус получил задачу, наступая в район Ортельсбурга, приступить к подготовке операции по овладению Ортельсбургом, где предполагалось встретить упорное сопротивление, ввиду наличия там сильно укрепленной линии блокгаузов и проволочных заграждений. 4-й кавалерийской дивизии было приказано перейти в район Липники – Дембе, обеспечивая тыл VI корпуса со стороны Иоганнисбургских лесов и поддерживая связь со II корпусом.

9 августа вечером VI корпус занял без боя Ортельсбург, а II корпус – Иоганнисбург, причем того же числа II корпус выбыл из состава 2-й армии и был придан к 1-й армии генерал-адъютанта Ренненкампфа.

Таким образом, с 10 августа VI корпус становился крайним на правом фланге боевого расположения всей 2-й армии

Ввиду указанной обстановки и в связи с полученными донесениями, что Сольдау занято I корпусом, что Нейденбург горит, что в Алленштейне обнаружены части XX германского корпуса и что Куркен занят дивизией противника, VI корпусу с 4-й кавалерийской дивизией было приказано на 10 августа оставаться в районе Ортельсбурга, обеспечивая правый фланг 2-й армии.

На 11 августа распоряжения штаба 2-й армии были отданы по получении директивной телеграммы Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта № 3004: «Энергично наступать на фронт Зенсбург – Алленштейн». Во исполнение сего на 11 августа VI корпусу было приказано наступать на фронт Соркиттен – Бишофсбург, 4-й кавалерийской дивизии – выдвинуться к Зенсбургу, ведя разведку на Растенбург – Домнау.

11 августа VI корпус беспрепятственно занял указанную ему линию, но данная на тот же день директива остальным корпусам 2-й армии – занять фронт Вартенбург – Алленштейн – Гогенштейн – Сольдау – осталась, в большей своей части, невыполненной, так как XV корпус, ведя упорный бой, достиг лишь линии Орлау – Франкенау, а XIII корпус не имел возможности продвинуться далее линии Едвабно – Омулефофен; таким образом, уже 11 августа VI корпус оказался совершенно оторванным от остальных корпусов армии, находясь от них на расстоянии свыше 30 верст.

На 12 августа командующий 2-й армией, генерал Самсонов, приказал VI корпусу перейти в район Бишофсбург – Ротфлис для обеспечения правого фланга армии со стороны Растенбурга, а 4-й кавалерийской дивизии, выдвинувшись к Зенсбургу, вести разведку в полосе между линиями Растенбург – Бартенштейн и Зеебург – Гейльсберг.

Выдвинутый, вследствие сего, к вечеру 12 августа, в район Бишофсбург – Ротфлис, VI корпус, очевидно, не мог выполнить возложенную на него задачу – обеспечивать правый фланг армии, так как между ядром армии и этим корпусом создавался широкий проход и, следовательно, правый фланг армии оставался обнаженным. Наряду с этим отдаленность расположения VI корпуса от других корпусов 2-й армии, подвергая его опасности частичной неудачи, повела к тому, что корпус этот не мог быть использован для непосредственной поддержки главных сил армии, оказавшихся, при дальнейшем развитии боевых действий, в крайне тяжелой обстановке.

На 13 августа VI корпусу с 4-й кавалерийской дивизией было приказано, оставаясь в указанных выше районах, обеспечивать тыл армии со стороны Растенбурга, так как, по имевшимся сведениям, часть сил противника, отступавшая перед 1-й армией, двигалась на Растенбург.

Расположение VI корпуса в ночь с 12-го на 13 августа в районе Бишофсбург – Ротфлис было следующее: правая колонна (16-я пехотная дивизия) – в Бишофсбурге, имея авангард у Адамсгофа, а левая (4-я пехотная дивизия) – в районе Ротфлис – Кунцкейм – Гр. Бессау с авангардом у Клейзак. Сторожевое охранение было выставлено по линии Альмойен – Стриево– Тейштимен. 4-я кавалерийская дивизия, занимавшая Зенсбург, имела задачей разведывать в полосе между линиями Растенбург – Бартенштейн и Зесбург – Гейльсберг, а корпусная конница, выдвинутая в Банзен, – обеспечивать дебуширование колонн из лесной полосы.

К утру 13 августа никаких новых сведений о противнике ни от 4-й кавалерийской дивизии, ни от корпусной конницы в штабе корпуса не имелось. По показанию начальника штаба 4-й пехотной дивизии полковника Сербиновича, в северном направлении разведки не велось и появление пеших частей и артиллерии противника с севера из Лаутерна явилось полной неожиданностью и было впервые обнаружено левофланговыми частями сторожевого охранения от 4-й пехотной дивизии.

Бой 14 августа у Тейштимена завязался в восьмом часу утра фронтом на север частями 15-го пехотного Шлиссельбургского и 13-го пехотного Белозерского полка с полубатареей 4-й артиллерийской бригады.

В 11 часов утра начальник 4-й пехотой дивизии, получив сведения о движении противника от Лаутерна на Зеебург и предполагая что противник, выставив боковой заслон у Тейштимена, с остальными силами двигается из Растенбурга в западном направлении, приказал командиру 15-го пехотного Шлиссельбургского полка, стягивавшему свой полк к северной опушке леса Глаубиттер – Рсвиер, с двумя легкими батареями – наступать в направлении на Краузен и далее на север и атаковать левый фланг противника командиру 13-го пехотного Белозерского полка – наступать двумя батальонами с полубатареей, примыкая правым флангом к шоссе на Лаутерн; командиру 14-го пехотного Олонецкого полка – выдвинуть один батальон к Кл. Бессау для воспрепятствования противнику продвинуться по западному берегу озера Тейштимен. В общем резерве у Гросс Бессау оставались – один батальон 13-го пехотного Белозерского полка, два батальона 14-го пехотного Олонецкого полка 2,5 легких батареи, мортирная и тяжелая артиллерийские батареи, а у Ротфлиса – весь 16-й пехотный Ладожский полк с одной батареей.

Силы противника определялись генералом Комаровым в бригаду пехоты с 2–3 батареями, а потому целью действий было поставлено – энергичным наступлением опрокинуть заслон противника и всеми силами обрушиться на колонны его главных сил.

К 12 часам дня выяснилось, что силы противника гораздо больше, чем предполагалось, и что действовавшие на фронте части 13-го Белозерского и 15–го Шлиссельбургского пехотных полков, вследствие жестокого ураганного огня десяти групп артиллерии противника, продвинуться вперед были не в состоянии; в это же время от разъездов было получено донесение, что противник видимо усиливается на опушке леса к западу от Зауербаума.

По получении этих сведений генерал Комаров приказал находившимся в резерве двум батальонам 14-го пехотного Олонецкого полка с двумя батареями перейти к Кл. Бессау и наступать оттуда в северо-западном направлении, с целью охватить правый фланг противника. Одновременно с этим было приказано выдвинуть от 16-го пехотного Ладожского полка для обеспечения левого фланга – один батальон с батареей на высоты западнее Зауербаума, а для обеспечения тыла дивизии со стороны Зеебурга – один батальон с пулеметами к Кунцкейму. Оставшиеся части 16-го пехотного Ладожского полка были притянуты к Гр. Бессау.

К двум часам дня положение дела в 4-й пехотной дивизии было следующее: на правом фланге – 15-й пехотный Шлиссельбургский полк наступал восточнее Тейштимена через лес Глаубиттер – Ривиер на Краузен; две легкие батареи на северной опушке леса обстреливали местность левее Краузен; в центре – два батальона 13-го пехотного Белозерского полка с полубатареей продвинулись на высоты севернее озера Тейштимен; на левом фланге западнее Тейштимен батальон 14-го пехотного Олонецкого полка, занимавший Кл. Бессау, продвинулся на северную окраину леса Садловерфорст, остальные два батальона еще только подходили к Кл. Бессау; две батареи с позиции к Кл. Бессау обстреливали противника, занимавшего высоты севернее озера Тейштимен. Один батальон 16-го пехотного Ладожского полка с батареей был расположен на высотах, западнее Зауербаума и один батальон того же полка с пулеметами находился у Кунцкейма.

В общем резерве у южной окраины Гр. Бессау оставались один батальон 13-го пехотного Белозерского полка, шесть рот 16-го пехотного Ладожского полка с полубатареей, мортирные и тяжелые артиллерийские батареи, под начальством командира 2-й бригады 4-й пехотной дивизии генерал майора Нечволодова.

Около 12 часов дня командиром VI корпуса была получена директива командующего 2-й армией № 5, в которой корпусу приказывалось, оставив заслон в Бишофсбурге для обеспечения тыла армии с правого фланга, двинуться к Алленштейну. Во исполнение этой директивы генерал Благовещенский приказал начальнику 4-й пехотной дивизии, оставив одну бригаду против наступающих частей противника, с остальными силами двинуться на Алленштейн.

Это приказание частям корпуса было получено генералом Комаровым в третьем часу дня, но осталось невыполненным, так как прибывший около трех часов дня для выяснения обстановки в районе 4-й пехотой дивизии генерал Благовещенский, узнав из доклада генерала Комарова о больших потерях и подавленном моральном состоянии 4-й пехотной дивизии, нашел, что части этой дивизии вывести из боя нельзя, и отменил свое распоряжение о направлении к Алленштейну бригады этой дивизии.

К 3 часам 30 минутам дня части противника успели продвинуться на восточную окраину леса, что к западу от Зауербаума, и открыли сильный артиллерийский огонь, частью по Бишофсбургскому шоссе. Тогда же от командира 14-го пехотного Олонецкого полка штабом дивизии было получено донесение об обходе противником его левого фланга, a от 13-го пехотного Белозерского полка – о невозможности частям полка удерживать занятые позиции к северу от озера Тейштимен. Командир 15-го пехотного Шлиссельбургского полка донес, что ввел в боевую часть весь полк, но продвинуться вперед вследствие сильного артиллерийского огня противника не может.

Для противодействия обхода левого фланга дивизии генерал Комаров приказал батальону 16-го пехотного Ладожского полка с батареей немедленно занять высоты у Кунцкейма; натиск противника был приостановлен, и шоссе из Гр. Бессау в Бишофсбург вновь стало доступным для движения войск и обозов.

Ввиду выяснившихся к шести часам вечера тяжелых потерь, понесенных полками 4-й пехотной дивизии, в особенности 14-м пехотным Олонецким полком, и значительного превосходства сил противника, а также ввиду полученных сведений, что на скорую поддержку 16-й пехотной дивизии, находившейся к западу от озера Далей, рассчитывать трудно, генерал Комаров приказал частям дивизии отходить к Бишофсбургу под прикрытием общего резерва генерала Нечволодова, а сам лично выехал в Бишофсбург для доклада об этом командиру корпуса. Этот доклад был сделан генералом Комаровым в 10-м часу вечера; предварительного же донесения командиру корпуса об отходе 4-й пехотной дивизии от генерала Комарова послано не было.

Приказание полкам 4-й пехотной дивизии и общему резерву об отходе генерал Комаров, по его словам, поручил передать начальнику штаба дивизии полковнику Сербиновичу, однако это приказание не во все части было передано своевременно.

Генерал Нечволодов в своей реляции указывает, что связь общего резерва с другими частями 4-й пехотной дивизии и ее начальником была утеряна 13 августа в 5 часов 30 минут дня. Увидев отступающие части 4-й пехотной дивизии и удивленный этим отходом, не вызывавшимся, по его мнению, обстановкой, генерал Нечволодов в 6 часов 20 минут дня послал записку генералу Комарову, испрашивая распоряжений. Однако все меры, принятые первым для восстановления связи со своим начальником дивизии и отошедшими, по неизвестным ему причинам, частями дивизии, оказались безуспешными, а в то же время противник начинал уже обход совершенно открытых правого фланга и тыла общего резерва.

Сильный артиллерийский огонь противника затих по всей линии с наступлением темноты, около 8 часов 15 минут вечера. До самого прекращения артиллерийского боя генерал Нечволодов продолжал настойчиво искать связь с частями дивизии и генералом Комаровым, но ответа на свои донесения и записки до девяти часов вечера ни от кого не получил.

В 9 часов 15 минут вечера генерал Нечволодов получит сообщение, что 15-й пехотный Шлиссельбургский полк по приказанию начальника дивизии отступает и находится на марше по дороге Ротфлис – Бишофсбург. Вслед за этим подпоручик 13-го пехотного Белозерского полка Боке сообщил, что в 5 часов 30 минут дня названный полк получил приказание начальника дивизии сняться с позиции и отходить, после чего командир полка полковник Дженеев, послав это приказание своему заместителю, сел вместе с начальником дивизии в автомобиль и уехал по шоссе на Бишофсбург. Таким образом, по словам генерала Нечволодова, только после девяти часов вечера ему стало очевидным, что уход из боя 4-й пехотной дивизии последовал по приказанию начальника дивизии.

Наконец в 9 часов 55 минут вечера конный ординарец доставил следующую записку: «Генералу Нечволодову. 13 августа 5 часов 30 минут дня. Начальник дивизии приказал Вам с вверенным Вам общим резервом прикрыть отступление частей 4-й пехотной дивизии, ведущих бой к северу от Гр. Бессау. За начальника штаба кап. Кузнецов». Удивленный столь поздним получением этого важного приказания, без обозначения, откуда оно послано, и без указания, куда назначено отходить частям дивизии, генерал Нечволодов, по его словам, только из расспроса конного ординарца узнал, что записка была вручена в городе, лежащем верстах в восьми к югу от станции Ротфлис, из чего можно было предположить, что генерал Комаров находится в Бишофсбурге и что туда же, по-видимому, следует отходить.

Вслед засим вернулся возивший донесение начальнику дивизии мотоциклист, который доложил, что генерал Комаров в Бишофсбурге и приказал передать на словах, что распоряжение об отступлении уже послано. Лишь после сего, в 11 часов 30 минут ночи, начался отход общего резерва и артиллерии. Противник не преследовал.

В третьем часу ночи отряд генерала Нечволодова подошел к Бишофсбургу, но там не только не оказалось штабов дивизии или корпуса, но даже самое местонахождение таковых было неизвестно, лишь спустя некоторое время в Бишофсбурге было получено указание, что 4-й пехотной дивизии приказано отходить на Щепанкен.

Действия 16-й пехотной дивизии того же 13 августа были следующие: вследствие директивной телеграммы генерала Самсонова о движении VI корпуса на Алленштейн, с оставлением заслона у Бишофсбурга, генерал Благовещенский приказал 16-й пехотной дивизии выступить из района Бишофсбурга на Вартенбург – Мертинсдорф – Киршбаум – Бартельсдорф и Алленштейн. Дивизия эта выступила в указанном направлении в час дня.

Около трех часов дня командир VI корпуса, ввиду выяснившегося превосходства сил противника, вступившего в бой с 4-й пехотной дивизией, признал необходимым вернуть и выступившую уже к Алленштейну 16-ю пехотную дивизию.

Донеся о принятом им решении командующему 2-й армией, генерал Благовещенский послал 16-й пехотной дивизии, в 3 часа 10 минут дня, приказание за № 148 прекратить движение к Алленштейну, а в 3 часа 30 минут дня второе приказание за № 149 – о возвращении этой дивизии и сосредоточении ее к востоку от Бишофсбурга. 16-я пехотная дивизия, прошедшая уже около 12 верст, повернула обратно и, не доходя семи верст до Бишофсбурга, получила третье приказание командира корпуса за № 160, следующего содержания «Суздальский полк с двумя батареями оставить в резерве (общем) в моем распоряжении у юго-восточной окраины Бишофсбурга, с остальными частями наступать западнее озера Дадеи, между озером и дорогой Рамзау – Зауербаум, войдите в связь с 4-й пехотной дивизией. Генерал Благовещенский». Вследствие сего дивизия двинулась в указанном направлении, вскоре было получено донесение, что западнее Рамзау появились кавалерия и пешие части противника. Авангард 16-й пехотной дивизии развернулся фронтом на север, разыгрался авангардный бой, и главные силы были некоторое время обстреливаемы шрапнельным огнем. С наступлением темноты бой прекратился.

Ночь застала дивизию на позиции с авангардом у Рамзау. В 12 часов ночи на 14 августа генералом Рихтером было получено приказание командира корпуса сосредоточиться в районе Мертинсдорф – Рилбах, но вслед за сим было получено словесное приказание, подтвержденное затем письменным: 16-й пехотной дивизии сосредоточиться в районе Гродзискен – Тервишволла – Ингельгейм.

Общие потери за 13 августа в VI корпусе были следующие: в 4-й пехотной дивизии – офицеров 73, нижних чинов 5283, оставлено на поле сражения испорченными и негодными к употреблению орудий полевых 16, пулеметов 18 зарядных ящиков 37, ружей 4048, в 16-й пехотной дивизии ранены начальник дивизии, генерал Рихтер и 1 офицер, убит 1 и ранено 10 нижних чинов.

Из секретной диспозиции 35-й пехотой Германской дивизии, захваченной уже впоследствии исполняющим должность начальника штаба VI корпуса, полковником Залесским, в отбитом у германцев автомобиле, видно, что по направлению на Бишофсбург наступало 2 1/4 германских корпуса: XVII, I резервный и 6-я ландверная бригада.

Об отходе VI армейского корпуса из района Бишофсбурга генерал Благовещенский отправил командующему армией в 2 часа ночи на 14 августа донесение следующего содержания: «Разведка за предшествующую ночь сведений о противнике не дала. С 8 часов утра 4-я пехотная дивизия вела бой на фронте Краузен – Тейштимен – Ауэр – Зее. Около 2–3 часов дня бой достиг крайнего напряжения, дивизия, понеся громадные потери, продолжала бой до наступления темноты. Бригада 16-й пехотной дивизии, направленная для парирования обхода слева, западнее озера Дадеи, между озером и дорогой Киршдорф – Гросс Рамзау, вступила в бой, но не могла продвинуться вследствие наступления темноты. Части генерала Толпыго были двинуты на правый фланг для обеспечения его и облегчения положения 4-й пехотной дивизии. Вследствие больших потерь в 4-й пехотной дивизии и угрожаемого положения корпус отходит на фронт Тервишволла– Щепанкен. Во II и XIII корпуса не мог дать знать, за разрывом связи. Благовещенский».

Общее наступление VI корпуса велось двумя колоннами: 16-я пехотная дивизия была направлена на Кабультен, а 4-я пехотная – на Менсгут.

Обозы должны были вытягиваться по шоссе к югу от Бишофсбурга. Эти обозы, по показанию командированного для связи из штаба 2-й армии Генерального штаба полковника Разгонова, во время боя 4-й пехотной дивизии у Гросс Бессау, стояли по дороге от самой позиции до Бишофсбурга, загромождая ближайший тыл, что и явилось причиной последовавшей затем беспорядочности их отхода после боя, когда отходившие войска сразу навалились и частью перемешались с этими обозами.

По показанию генерала Нечволодова, он, подходя в третьем часу ночи на 14 августа к Бишофсбургу, наткнулся на обозы, перемешанные с различными частями 4-й пехотной дивизии и совершенно запрудившие улицы; около двух батальонов 15-го пехотного Шлиссельбургского полка и множества обозов, очевидно сбились в городских улицах, так как для указания дороги ночью не было оставлено ни офицера Генерального штаба, ни простою маяка, так что некоторые обозы тянулись даже на северо-восток и их пришлось поворачивать обратно.

К 10-ти часам утра 14 августа сосредоточились: 16-я пехотная дивизия – в районе Гродзискен – Тервишволла с авангардом у Пфафендорфа, 4-я пехотная дивизия – у Щепанкена с авангардом у Гейслинга, 4-я кавалерийская дивизия – у Станислева; штаб корпуса перешел к Менсгуту.

Донесение генерала Благовещенского об отходе VI корпуса было получено в штабе 2-й армии в Нейденбурге лишь около полудня 14 августа; между тем командующий армией, еще до получения этого донесения, предполагая, что VI корпус во исполнение его приказаний на 13 августа двигается от Бишофсбурга к Алленштейну, в директиве № 5 предписал VI корпусу 14 августа содействовать XV и XIII корпусам ударом в левый фланг противника.

Узнав после полудня 14 августа, что VI корпус, вместо движения на Алленштейн, отошел на юг, в район Щепанкена и что поставленной ему задачи – содействовать XIII и XV корпусам – выполнить никак не может, командующий армией отдал этому корпусу приказание 15 августа выдвинуться в район Пассенгейма для обеспечения тыла армии от тех превосходных сил противника, которые, по донесению генерала Благовещенского, оттеснили его от Бишофсбурга. Однако из данных расследования не видно, чтобы приказание это генералом Благовещенским было получено.

Между тем 14 августа события в VI корпусе прошли в следующем порядке: около часу дня было получено первое донесение от начальника 4-й кавалерийской дивизии, что в 9 часов утра колонны противника из трех родов оружия появились южнее Бишофсбурга; полученные сведения были сообщены пехотным дивизиям, а 4-й кавалерийской дивизии было приказано произвести разведку на фронте Бишофсбург– Рашунг и в случае наступления противника атаковать его во фланг, с целью содействия авангардам 4-й и 16-й пехотных дивизий. Вместе с тем командир корпуса приказал привести в Менсгут 4-й драгунский Новотроицко-Катеринославский полк, оставленный с десятого августа в Дуды – Пещанске, с целью прикрывать тыловые учреждения штаба корпуса. Полк этот прибыл в Менсгут около трех часов дня 14 августа и тотчас же был направлен на левый фланг корпуса, к Румми; командир же полка, полковник Залесский, в тот же день вступил в исполнение обязанностей начальника штаба корпуса.

Около трех часов дня в штаб корпуса было прислано донесение от командира 3-й сотни 22-го Донского казачьего полка, что его сотня, ведя разведку на Пассенгейм, была встречена ружейным огнем и оттеснена эскадроном противника на Мальшовен.

Около пяти часов дня, совершенно неожиданно для штаба корпуса, на шоссе Менсгута из Щепанкена появился 16-й пехотный Ладожский полк, двигавшийся на Ортельсбург. Отход колонны был остановлен, именем командира корпуса, исполняющим должность начальника штаба корпуса, полковником Залесским, полк был повернут кругом и расположился по сторонам шоссе. В Щепанкене полковник Залесский узнал, что 16-й пехотный Ладожский полк был направлен начальником 4-й пехотной дивизии лишь для удаления резерва от боевой линии.

Около шести часов вечера севернее Щепанкена, со стороны Гейслингена, раздались первые орудийные выстрелы противника. В это же время обозначалось наступление частей противника против 16-й пехотной дивизии. Распоряжением штаба этой дивизии были расположены по обе стороны Пфафендорфа – 62-й пехотный Сушальский полк с двумя батареями, левее и уступом назад, у Гродзискена – 63-й пехотный Углицкий полк с двумя батареями сзади, на левом фланге на опушке леса, что западнее Тервишволла, – две батареи; в общем резерве, уступом за правым флангом, в лесу – 64-й пехотный Казанский полк с мортирным дивизионом.

Все время шла только артиллерийская стрельба и весь бой велся одним 62-м пехотным Суздальским полком, против которого только и велось наступление противника. Потери в этом полку были следующие: обер-офицеров – 3, нижних чинов: убито – 19, ранено – 83, без вести пропало – 36.

По возвращении в Менсгут исполняющему должность начальника штаба корпуса, полковнику Залесскому, генерал Благовещенский отдал распоряжение об отступлении корпуса, причем 16-й пехотной дивизии приказано было медленно отходить на Тервиш – Ней – Кейкух – Романен и далее, не заходя в Ортельсбург, на предместье Бейтнердорф Б., а затем по шоссе на Ольшинец; 4-й пехотной дивизии – на Менсгут – Бейтнердорф А-Валлен, и 4-й кавалерийской дивизии – на Мальшовен – Кукуксвальде – Граммен – Ортельсбург.

Отдав указанное приказание об отходе частей VI корпуса за Ортельсбург, генерал Благовещенский со штабом выехал на автомобиле по пути общего отступления обозов и 4-й пехотной дивизии, по шоссе из Менсгута на Ортельсбург, которое было занято повозками и отступавшими колоннами войск.

Движение частей и обозов из Менсгута описано в реляции VI корпуса следующим образом:

«Когда 4-я пехотная дивизия ночью проходила Лейнау, то по колонне сзади раздались ружейные выстрелы. Скакавшие по сторонам шоссе казаки были приняты за немецкую кавалерию. Задние части, с криком «неприятельская кавалерия», бросились вперед. Казаки бросились врассыпную, началась беспорядочная ружейная стрельба по своим. Артиллерия и зарядные ящики в беспорядке понеслись вперед и смешались с обозами».

Во время происшедшего беспорядка и создавшейся паники в отходящих частях войск и обозов оказались потери в людях, лошадях и в материальной части артиллерии и обозов. Хотя генерал Благовещенский в это время следовал в автомобиле в той именно части колонны, где произошел беспорядок, однако из показаний свидетелей не видно, чтобы им были приняты какие-либо энергичные меры к прекращению такового.

Исполняющий должность начальника штаба корпуса, полковник Залесский, оставался в Менсгуте до девяти часов вечера, 14 августа, собрал две роты и сотню, охранявшие штаб корпуса, затем присоединился к 4-й кавалерийской дивизии, которая в первом часу ночи на 15 августа, подошла к Грамену, где и расположилась на ночлег.

Командир корпуса прибыл в Валлен к 4 часам 30 минутам утра, 15 августа, отдал распоряжение о дальнейшем отходе 4-й пехотной дивизии на Фюрстенвальде и 16-й пехотной – на Фридрихсгоф и донес командующему следующее:

«Вчера, 14 августа, к 11 часам дня, корпус дошел до назначенной ему линии Тервишволла – Щепанкен. По прибытии получилось донесение о появлении у Бишофсбурга и западнее озера двух неприятельских колонн. Часам к четырем определился обход с левого фланга пехотной колонной и конницей до дивизии в направлении Шенбрух – Рашунг. После боя 13 августа 4-я дивизия была страшно утомлена. Боевые припасы еще не были вполне пополнены. Части 1-й бригады были расстроены. Принимать бой в такой обстановке, ввиду превосходства противника, было невозможно. В 6 часов 30 минут вечера корпус начал отходить к Ортельсбургу, дабы расположиться на высотах севернее этого города. Подходя к Ортельсбургу, обнаружено, что весь город горит, зажженный жителями, пройти через город не было возможно. Конечно, эта была подстроена ловушка. Оставаться на высотах я не признал возможным и отвел корпус к югу от Ортельсбурга, заняв исходные пункты: 4-я дивизия в районе Валлен, 16-я восточнее Ольшинена, конница – в Нейгофе. Боеспособность 4-й дивизии признаю временно надорванной, например, в полках 1-й бригады состав не более 400 нижних чинов в каждом. Положение корпуса затруднительное. Люди утомлены. Ходатайствую дать отдых. Прошу распоряжения о высылке укомплектований и о возвращении Владимирского полка. Благовещенский».

В первом часу дня, 15 августа, в Валлене генерал Благовещенский получил от генерала Самсонова доставленное кавалерийским разъездом, приказание, помеченное 8 часов 30 минут утра, 15 августа: «Удерживайтесь во что бы то ни стало в районе Ортельсбурга. От стойкости Вашего корпуса зависит успех наступления XIII и XV корпусов. 4-ю кавалерийскую дивизию вышлите против неприятеля, который с вами вел бой; дивизии этой неотступно следовать за неприятелем, насколько возможно, задерживая его движение на запад. Самсонов».

Это приказание было последним, полученным VI корпусом от штаба армии.

По получении указанного приказания генерал Благовещенский отдал распоряжение 16-й пехотной дивизии снова притянуться к Ольшинену, выставив сторожевое охранение по линии Кл. Иерутен – Альт Кейкут – Романен – Ортельсбург, где оно должно было войти в связь с 4-й кавалерийской дивизией, расположенной в Бейтнердорфе. Штаб корпуса из Валлена перешел в Фридрихсфельде. Относительно же 4-й пехотной дивизии было оставлено прежнее распоряжение о движении ее к Фюрстенвальде.

Затем уже, из Фридрихсфельде, в 10 часов вечера, 15 августа, 16-й пехотной дивизии было приказано к трем часам дня 16 августа перейти в лес, что к югу от озера Вальдпуш, и там занять расположение, отвечающее маневрированию по обеим сторонам этого озера с целью на следующий день, т. е. 17 августа, занять Ортельсбург и задержать движение противника.

16 августа боем частей 16-й пехотной дивизии, было выяснено, что Линденберг и Эйхталь укреплены противником, равно как и опушка леса западнее Ортельсбурга, занятая неприятельскими стрелками.

Вечером 16 августа командиром корпуса были отданы приказания на 17 августа: 4-й кавалерийской дивизии перейти из Ваврохена, куда она прибыла из Бейтнердорфа, в Пассенгейм, 2-й бригаде 4-й пехотной дивизии – подтянуться к Валлен; 1-й же бригаде этой дивизии – оставаться у Липовец.

17 августа в семь часов утра части 16-й пехотой дивизии перешли в наступление против частей противника, занимавших Ортельсбург.

Противник орудийного огня не открывал. На юго-восточной окраине города его пехотой и ландштурмистами были заняты стрелковые окопы, а также каменные здания на окраине города. К 11-ти часам дня части 16-й пехотной дивизии развернулись в следующем порядке: между озерами Вальдпуш и Ленск – 64-й пехотный Казанский полк, от озера Вальдпуш до Романен – 61-й пехотный Владимирский полк, от Романен до Ортельсбурга – 63-й пехотный Углицкий полк и от Ортельсбурга до западной опушки Штадт Вальда – 62-й пехотный Суздальский полк.

Приблизительно около этого времени командир корпуса получил следующий приказ Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, переданный из Остроленки по телеграфу генерал-майором Бобровским:

«Вашему корпусу вместе с I и XXIII Главнокомандующий приказал оказать содействие генералу Самсонову, ведущему бой с XIII и XV корпусами на фронте Гогенштейн – Нейденбург. I корпусу приказано занять Нейденбург. Вашему корпусу приказано сосредоточиться к Вилленбургу и действовать в связи с генералом Кондратовичем с целью обеспечить левый фланг и тыл генерала Самсонова. 4-ю кавалерийскую дивизию, поддержанную пехотными частями, двинуть на Пассенгейм. Главнокомандующий требует энергичного выполнения поставленной задачи и скорого открытия связи с генералом Самсоновым. Кроме того, Главнокомандующий приказал выслать летчиков Вашего корпуса, которым необходимо найти местонахождение XIII и XV корпусов и генерала Самсонова в районе Гогенштейн – Нейденбург – Едвабно и передать ему словесно настоящее распоряжение № 2721».

В 11 часов 30 минут дня генерал Благовещенский донес ответной телеграммой следующее:

«Во исполнение полученной телеграммы Главнокомандующего XV корпус, завязавший с утра бой у Ортельсбурга, переходит в район Гр. Шиманен – Вилленберг. 4-я кавалерийская дивизия будет двинута на Пассенгейм или на Вилленберг, в зависимости от обстановки».

В два часа дня было отдано приказание о прекращении боя и о движении корпуса на Вилленберг двумя колоннами: 16-й пехотной дивизии – через Липовец и 4-й пехотной дивизии – через Радзинен.

Последовавшие затем события изложены в донесении генерала Благовещенского начальнику штаба Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта от 17 августа из Фюрстенвальде, следующим образом:

«Еще до получения повеления Главнокомандующего, изложенного в телеграмме № 2721, корпус вел бой под Ортельсбургом, причем 4-я кавалерийская дивизия, двинутая на Пассенгейм, днем 16-го вела бой в лесах до шести часов утра 17-го, но продвинуться не могла, так как встретила значительные силы противника у Граммен и Георгенгут. Бой 17 августа развивался непрерывно с семи часов утра, причем обходная колоний противника, имевшая направления от Пассенгейма на Едвабно и Вилленберг, вышла не к Вилленбергу, а к Гросс Шиманену, где была обнаружена уже после отхода 16-й пехотой дивизии от Ортельсбурга. Получив повеление Главнокомандующего действовать на Вилленберг, я немедленно отдал соответствующее распоряжение для движения 4-й пехотной дивизии в направлении на Вилленберг, а 16-й пехотой дивизии, прекратив бой у Ортельсбурга и, заслонившись соответствующими силами от противника, наступавшего со стороны Пассенгейма и Менсгута, выйти на линию Гр. Шиманен – Вилленберг. Но бой под Ортельсбургом не дал возможности выполнить это предписание. Пришлось дать 16-й пехотной дивизии другую линию для исходного положения перед наступлением на Вилленберг. Бой под Ортельсбургом затянулся до темноты, и только к 11 часам вечера 16-й пехотной дивизии удалось достигнуть района Липовец. 4-я пехотная дивизия своими передовыми частями дошла до Боркена. Завтра буду продолжать выполнение повеления Главнокомандующего. Штаб корпуса – в Фюрстенвальде».

В ночь с 17-го на 18 августа в штабе VI корпуса была получена радиотелеграмма от генерала Орановского с приказанием отходить, ввиду изменившейся обстановки, на Мышинец и в случае, если противник будет теснить, то и далее – на Остроленку.

Согласно этому распоряжению, VI корпус в 9 часов утра, 18 августа, двинулся на Мышинец.

За 16-е и 17 августа в 16-й пехотной дивизии потери были следующие: убиты – офицер 1 и нижних чинов – 62; ранено офицеров – 7, нижних чинов – 235; пропало без вести нижних чинов – 76.

XIII армейский корпус

Боевые действия XIII армейского корпуса за период с 1-го по 18 августа сего года выясняются документами, находящимися в делах полевого штаба 2-й армии и объяснениями возвратившихся в Россию офицеров частей этого корпуса. При этом описание действий корпуса, со времени вступления его в Алленштейн (14 августа) и до конца всей операции в пределах Восточной Пруссии основывается, большей частью на показаниях возвратившихся, за почти полным отсутствием каких-либо документальных данных, относящихся к этому периоду. Необходимо, однако, отметить, что возвратились в Россию почти исключительно младшие офицеры частей корпуса, показания которых по большей части относятся к ротам, в коих они состояли, и имеют по преимуществу личный характер.

К 1 августа сего года XIII корпус, в составе 1-й и 36-й пехотных дивизий, 1-й и 36-й артиллерийских бригад, 13-го мортирного дивизиона и 13-го саперного батальона, закончил свое сосредоточение в районе Белостока. Здесь, при высадке частей корпуса из вагонов, в командование корпусом вступил генерал-лейтенант Клюев.

Начальником штаба корпуса состоял генерал-майор Пестич, а дивизиями командовали: 1-й – генерал-лейтенант Угрюмов и 36-й – генерал-лейтенант Преженцов.

4-го числа того же августа корпус занял новое исходное положение в районе Остроленки и 5 августа начал наступление к границам Восточной Пруссии.

Это движение совершалось двумя колоннами: левая колонна – в составе штаба корпуса, 1-й пехотной дивизии, 1-й артиллерийской бригады, 13-го мортирного дивизиона и 13-го саперного батальона – вела наступление по направлению к Хоржеле, а правая – в составе 36-й пехотной дивизии и 36-й артиллерийской бригады – по направлению к Зарембы.

8 августа, близ указанных пунктов, войска корпуса перешли границу и к вечеру того же числа заняли Данкгейм, без боя, и Вилленберг, после стычки с незначительным отрядом противника, занимавшим этот город.

9 августа части корпуса оставались в указанных пунктах в полной готовности двинуться в обход Ортельсбурга с запада, или в обход Нейденбурга с севера.

Затем, на 10 августа XIII корпусу приказано было занять линию Едвабно – Омулефофен.

Во исполнение сего, левая колонна была направлена на Омулефофен, который заняла того же числа беспрепятственно. 36-й же пехотной дивизии было приказано завладеть укрепленной позицией в районе Шутшенофен – Едвабно. Для достижения этой цели дивизия была двинута тремя колоннами: одна – пехотный полк с батареей – была направлена через Курцбург на Вархаллен, вторая – пехотный полк с батареей – была направлена к деревне Мальга и третья – остальные части 36-й пехотной дивизии, были направлены по пути Глаух – Вессоловен – Реконвиц – Шутшенофен.

Ни одна из этих колонн противника не встретила. Окопы у Шутшенофена оказались слабыми и никем не занятыми, и части дивизии расположились на ночлег в Едвабно и Шутшенофене.

На 11 августа корпусу предписано было двигаться на Вартенбург. Однако это движение не было выполнено, так как командир XV корпуса обратился к генералу Клюеву с просьбой поддержать его войска, завязавшие 10 августа горячий бой с противником в районе Орлау – Франкенау. Вследствие этого рано утром 11 августа 1-я пехотная дивизия была двинута из Омулефофена на Орлау, а 36-й пехотной дивизии предписано было двигаться с места ее ночлега на Гр. Нататч.

Однако по подходе этих дивизий к месту боя оказалось, что германцы к тому времени уже покинули свои позиции и отступили; вследствие этого части 1-й пехотной дивизии были отведены на ночлег обратно в Омулефофен, куда пришли в три часа утра 12 августа, а 36-я пехотная дивизия расположилась на ночлег у Едвабно, имея авангард, выдвинутый к Бурдунген, ввиду предполагавшегося дальнейшего движения на Пассенгейм.

На 12 августа XIII корпусом были получены из штаба армии разноречивые приказания: директивой № 4 ему было предписано двигаться на Вартенбург; полученной в ночь на 12 августа телеграммой штаба армии было приказано занять главными силами линию Гиммендорф – Куркен; наконец, сам командующий армией по искровому телеграфу отдал приказ XIII корпусу оставаться на месте своего расположения.

Однако это последнее приказание своевременно получено не было и корпус, во исполнение телеграммы штаба армии, занял 12 августа районы Куркена (1-я пехотная дивизия) и Ней Калетка – Гиммендорф (36-я пехотная дивизия).

13 августа XIII корпусу предписано было занять линию Доротово – Келларен. В этот день, однако, 1-я пехотная дивизия до Доротова не дошла и была остановлена на ночлег в Стабиготтене. 36-я же пехотная дивизия продвинулась несколько дальше Келларена и заняла фронт Альт Алленштейн – Ней Бертунг – Гросс Бертунг.

Во все время описанного наступления в приказах по корпусу, а также в распоряжениях, получаемых в штабах дивизий, не указывалось ни обстановки, ни цели движения; задача дня сводилась только к занятию определенной линии фронта.

Широкой разведки впереди лежащей местности, за неимением при корпусе конницы, не производилось. Сведения о противнике, доставляемые летчиками, были немногочисленны, не отличались определенностью, и вообще воздушная разведка, ввиду частой порчи аэропланов, не давала надлежащих результатов.

Поспешное же, без дневок, движение вперед не давало возможности осматривать вокруг лежащую местность, с целью очищения таковой от вооруженных жителей и уничтожения средств сигнализации и сообщения противнику сведений населением неприятельской страны.

Независимо от сего безостановочное движение по тяжелым, песчаным дорогам, в связи с нередкими случаями позднего прибытия частей корпуса на места ночлега и несвоевременной, вследствие этого, выдачи нижним чинам пищи (обычно лишь утром и поздним вечером), крайне утомило войска, неблагоприятно повлияло на их настроение и привело к тому, что к 14–15 августа, когда частям XIII армейского корпуса предстояло впервые вступить в столкновение с противником, дух войск был уже значительно подорван.

На 14 августа XIII и XV корпусам и 2-й пехотной дивизии было приказано сбить противника с фронта Алленштейн – Остероде, а VI корпусу, – оставив заслон у Бишофсбурга, двинуться к Аллешнтейну.

Во исполнение сего XIII корпусу надлежало занять 14 августа Алленштейн. Однако утром 14 августа командир XIII корпуса, генерал Клюев, получил от командира XV корпуса по телеграфу просьбу возможно скорее занять Гогенштейн с целью содействия войскам XV корпуса.

Ввиду этого генерал Клюев первоначально решил двинуть на помощь XV корпусу весь XIII корпус, о чем и телеграфировал в штаб армии: «Алленштейн, по сведениям, занят слабо. Предоставляю его другому корпусу. Сам иду на помощь XV корпусу. Клюев»; но вскоре затем, получив от командира XV корпуса новую телеграмму: «Настоятельно прошу, с разрешения командующего армией, двинуть одну бригаду на Гогенштейн», генерал Клюев изменил свое первоначальное решение и направил к Гогенштейну одну лишь 2-ю бригаду 1-й пехотной дивизии, а с остальными частями корпуса двинулся на Алленштейн, о чем тогда же донес начальнику штаба армии.

По свидетельству «Краткого отчета о действиях 2-й армии с 1-го по 16 августа», командующий армией вполне одобрил первоначальное решение генерала Клюева идти со всем XIII корпусом на помощь XV корпусу, о чем и уведомил генерала Клюева телеграммой; между тем в донесении своем за № 45 на имя начальника штаба армии генерал Клюев указывает на получение им телеграммы командующего армией с одобрением его движения к Алленштейну. Очевидно, случилась где-то прискорбная ошибка, но установить, ошибся ли генерал Клюев в своем донесении или ему неправильно было передано распоряжение командующего армией, несмотря на принятые меры, не удалось.

Ввиду принятого генералом Клюевым решения 2-я бригада 1-й пехотной дивизии, уже успевшая отойти от Стабиготтена на север, к Алленштейну, верст 8 – 10, была повернута назад и под начальством командира 4-го пехотного Копорского полка, полковника Чут, двинута на Гогенштейн.

Около 12 часов дня, находившийся в голове колонны 4-й пехотный Копорский полк прошел Гогенштейн и в резервной колонне был остановлен к юго-западу от города. Хотя в это время полк находился, по-видимому, на фланге и в тылу неприятеля, сражавшегося к югу от Гогенштейна, на фронте Лихтенен – Паульсгут, с войсками XV корпуса и этот бой был ясно виден с места расположения 4-го пехотного Копорского полка, тем не менее полк сразу двинут в бой не был и часов до трех дня простоял в полном бездействии.

3-й пехотный Нарвский полк подошел к Гогенштейну, позднее Копорского, около двух часов дня. При прохождении через город нижние чины пытались произвести беспорядок, грабить лавки, бить штыками стекла и т. п., и только энергично принятыми мерами удалось восстановить порядок.

Лишь около трех часов дня оба полка были развернуты в боевой порядок влево от шоссе Сауден – Швентейнен, фронтом на юго-запад; затем, по невыясненной причине, фронт наступления был обращен на запад – вдоль шоссе по направлению к Кирштейнсдорфу.

Полки шли, по-видимому, наобум, в бой не ввязывались и лишь издалека видели несколько рвущихся в юго-западном направлении снарядов. При наступлении темноты полки были свернуты в походный порядок и направлены обратно к Гогенштейну.

Таким образом, полки 2-й бригады 1-й пехотной дивизии находились с 12 часов дня. 14 августа, немного западнее Гогенштейна, в бой введены не были, никакой поддержки частям VI корпуса, изнемогавшим в бою при Мюллен (верстах в восьми к юго-западу от Гогенштейна), не оказали. Утомление в связи с противоречивыми, неопределенными приказаниями и полным бездействием, невдалеке от боя, привели людей в напряженное состояние, которое разразилось в тот же вечер полной паникой. В то время как полки, двигаясь обратно к месту ночлега, близ Гогенштейна, проходили по шоссе, вдоль которого вытянулись обозы, раздались без всякой, по-видимому, причины крики «кавалерия». Люди начали кидаться в сторону, по шоссе через всю колонну пронеслись артиллерийские передки, внося полное смятение во всей колонне; все части перемешались, открылась беспорядочная стрельба, оказались убитые и раненые – офицеры и нижние чины. Только с большим трудом удалось внести некоторое успокоение, собрать части, но окончательно успокоить людей так и не удалось.

Между тем 1-я бригада 1-й пехотной дивизии и 36-я пехотная дивизия подошли к Алленштейну и около четырех часов дня заняли его без боя. Подход ввиду предположения, что Алленштейн занят неприятелем, велся очень осторожно; много времени было потрачено непроизводительно.

Комендантом города был назначен генерал-майор Калюжный, который получил приказание взять заложников, взыскать с города 100 тысяч марок контрибуции за то, что стреляли по нашему разъезду; вслед за тем взыскание контрибуции было отменено и взамен таковой приказано было взять с города хлеб, сахар и соль на весь состав корпуса на один день. Однако и это требование осталось не вполне осуществленным при раннем и спешном выступлении из Алленштейна 15 августа, вследствие чего некоторые полки, не имевшие уже хлеба, и здесь его не получили.

В Алленштейне были приняты все меры для охраны местного населения от наших войск, но для обеспечения наших войск от враждебных действий жителей никаких мер принято не было.

Несмотря на полученное 13 августа от наших летчиков донесение о вступлении в город двух неприятельских колонн, совершенно не были осмотрены дома и дворы города, равно как и находившийся при входе в город, против помещения самого штаба корпуса, большой дом с надписью по русски: «Дом умалишенных. Просят не входить и не беспокрить больных».

Равным образом не было принято никаких мер к прекращению движения по железной дороге, вследствие чего, когда 1-я бригада 1-й пехотной дивизии становилась на ночлег в юго-западной части города, невдалеке от железной дороги, с запада влетел блиндированный поезд, обстрелял пулеметным огнем части бригады и так же быстро скрылся, как и влетел.

14 августа вечером генералом Клюевым была получена из штаба армии радиотелеграмма: «Командующий армией требует энергичного содействия XV корпусу большею частью сил Вашего корпуса». Вследствие этого генерал Клюев отдал приказ по корпусу о выступлении 15 августа по шоссе на Грислинен – авангарду в 6 часов 30 минут утра, главным силам в 8 часов утра; в приказе этом совершенно не были указаны ни обстановка, ни цель движения, не было дано частных задач дивизиям и вовсе не упоминалось о месте нахождения и силах противника.

Выступая из Алленштейна на Гогенштейн, генерал Клюев, по-видимому, был вполне уверен в скором подходе к Алленштейну VI корпуса, следовавшего правее XIII, по направлению Ортельсбург – Бишофсбург, и совершенно, по-видимому, не придал значения ни докладу офицера, посланного из VI корпуса для связи, что означенный корпус 13 августа выступил из Бишофсбурга к северо-востоку, ни полученному вечером 14 августа донесению разъезда, высланного из 36-й пехотной дивизии в направлении Тринкгауз – Сапунен– Вартенбург для связи с VI корпусом, что он был встречен пулеметным огнем из Робертсгофа и успел лишь разглядеть сильную пыль от движения колонны из Вартенбурга на запад, ни, наконец, и тому обстоятельству, что ни летчикам, ни искровой станцией не удалось найти месторасположение VI корпуса и вступить с ним в связь.

Между тем в действительности VI корпус еще утром 13 августа ввязался в бой в районе Гросс Бессау и под напором неприятельских сил 14 августа уже отходил от Бишофсбурга к югу, по направлению к нашей границе, что было указано и в приказе по 2-й армии от 14 августа за 2, очевидно, не дошедшем до генерала Клюева.

Ввиду своей уверенности в скором подходе частей VI корпуса к Алленштейну генерал Клюев при выступлении из Алленштейна оставил в нем для охраны города и имущества полков один батальон 143-го пехотного Дорогобужского полка. Кроме того, в Алленштейне остался еще один батальон 144-го пехотного Можайского полка, который находился в сторожевом охранении и не успел собраться к моменту выступления.

Вскоре после выхода частей корпуса из Алленштейна эти два батальона подверглись нападению войск противника, подходивших с севера и с востока, и были обстреляны из домов ружейным и пулеметным огнем, причем батальон 143-го пехотного Дорогобужского полка был целиком уничтожен, а батальон 141-го пехотного Можайского полка хотя и успел уйти из города, но понес при этом огромные потери.

Между тем как части XIII корпуса, бывшие в Алленштейне, утром 15 августа выступили из этого города на Грислинен, 2-я бригада 1-й пехотной дивизии, проведя ночь на 15 августа на биваке, близ Гогенштейна, утром была направлена через Гогенштейн по шоссе к востоку.

Во время этого движения арьергарду 4-го пехотного Коморского полка было приказано в случае появления в тылу каких-либо частей не стрелять, так как предполагалось, что сзади будет следовать 8-я пехотная дивизия. Вследствие этого, когда, вскоре после начала движения, в тылу показалось несколько колонн и оттуда послышались выстрелы, то арьергард, считая открывшуюся стрельбу ошибкой своих, сначала не отвечал на выстрелы. Только когда огонь усилился и полк стал сильно редеть, оставляя многочисленных убитых и раненых, наконец убедились, что в тылу находится противник; дальнейшее отступление 4-го пехотного Копорского полка прошло в беспорядке, и лишь за городом удалось сформировать из беспорядочно бегущей толпы несколько рот, под прикрытием которых продолжалось дальнейшее отступление полка.

Между тем шедший в голове колонны 3-й пехотный Нарвский полк, выступив из Гогенштейна, направился в походном порядке по шоссе к Моркен. В это время с северо-востока показались какие-то цепи, открывшие огонь по колонне. Полк тотчас же рассыпался в цепь вдоль дороги, однако огня не открывал, предполагая, что это подходят из Алленштейна части своего же XIII корпуса. Затем полк и находившаяся при нем артиллерия то открывала огонь по приближающимся цепям, то прекращала таковой, находясь все время в сомнении, кто к ним приближается – свои или германцы.

Только когда цепи подошли на дистанцию не более 600 шагов, а сопровождавшая их артиллерия открыла жестокий огонь, стало ясно, что перед полком неприятель, и 3-й пехотный Нарвский полк, понеся серьезные потери, стал тоже в беспорядке поспешно отходить к юго-востоку.

Около четырех часов дня, у деревни Падрау, командующий 2-й армией генерал от кавалерии Самсонов лично увидел беспорядочно отступавшие остатки 4-го пехотного Копорского полка, приказал их остановить и принести в возможный порядок, а затем, сменив командира полка и назначив вместо него подполковника Жильцова, простыми, но горячо сказанными словами поднял упавший дух копорцев и приказал им поклясться перед полковым знаменем, своею будущей службой за Царя и Родину, смыть то темное пятно, которое легло на полк. После этого полк был направлен через Куркен к Яблонкену, где вечером 16 августа присоединился к остальным частям корпуса.

3-й пехотный Нарвский полк собрался к Надрау несколько позднее; здесь полк был приведен в порядок, сведен, ввиду громадной убыли в людях, в восемь рот и расположен на биваке в ожидании прибытия командующего армией; но через некоторое время место бивака было обстреляно пулеметным и артиллерийским огнем противника и все, что было на биваке, опять смешалось и бросилось в близлежащий лес. В лесу части полка с трудом были вновь приведены в порядок и со знаменем двинулись к Надрау, а затем, утром 16 августа, достигли Орлау, откуда остатки полка, присоединившись к батареям гвардейской артиллерии, стали лесом отходить к нашей границе. В скором времени скакавший в карьер по одной из лесных дорог обоз внес страшный беспорядок в эту колонну, а когда она вслед затем попала под шрапнельный огонь противника, то порядок окончательно утратился, люди разбежались, бросив и артиллерию, и обоз, и лишь некоторые из чинов Нарвского полка, одиночным порядком, добрались до пределов России.

Остальные части XIII корпуса (1-я бригада 1-й пехотной дивизии и 36-я пехотная дивизия, за исключением двух батальонов, оставшихся в Алленштейне и одного батальона 143-го пехотного Дорогобужского полка, отправленного от Алленштейна для занятия перешейка между озерами Гросс Плаутцигер и Ланскер), выступив утром 13 августа из Алленштейна, к 11-ти часам дня подошли главными силами к Стабиготтену, а авангардом к Грислинену.

Когда авангард еще приближался к Грислинену, разведкой было обнаружено, что саженях в ста к югу от этой деревни расположена батарея, обстреливавшая шоссе Гогенштейн – Моркен; по занятии же Грислинена были усмотрены пехотные колонны, двигавшиеся в походном порядке на юг и развертывавшие многочисленные, густые цепи, по направлению на Гогенштейн.

Об этом немедленно было послано донесение в штаб корпуса, от которого затем было получено приказание – авангарду вперед более не продвигаться.

Вскоре после этого на наблюдательный пункт, находившийся вблизи Грислинга, прибыл командир корпуса со штабом. Наблюдая картину боя у Гогенштейна, штаб корпуса долгое время не мог решить окончательно, кому именно в тыл вышел XIII корпус – своему ли XV корпусу или германцам – и только когда высланный разъезд пограничной стражи удостоверил, что впереди неприятель и последний стал развертывать боевой порядок фронтом к Грислинену, занимая лес Каммерей, частям корпуса было отдано приказание развернуть боевой порядок и отбросить неприятеля к северо-западу. При этом, как показал начальник штаба 36-й пехотной дивизии, полковник Вихирев, командир корпуса генерал Клюев принял лично на себя руководство и боевыми участками, и резервом, а оба начальника дивизий (1-й – генерал-лейтенант Угрюмов и 36-й – генерал-лейтенант Преженцов) никакого назначения не получили и оказались как бы устраненными от руководства подчиненными им частями.

В дальнейших действиях XIII корпуса принимали участие все полки, выступившие утром из Алленштейна на Гогенштейн, кроме 143-го пехотного Дорогобужского полка. Как указано было выше, два батальона этого полка получили уже ранее на этот день самостоятельные назначения. Остальные же два батальона составляли арьергард корпуса и, не доходя до Доротова, по личной инициативе командира полка были развернуты в боевой порядок фронтом на северо-запад, чтобы остановить противника, наседавшего на колонну корпуса с тыла, со стороны Алленштейна.

Здесь батальоны эти подверглись сильному натиску противника, но несмотря на огромные потери офицерами и нижними чинами (в некоторых ротах до 92 %), до вечера упорно отстаивали свою позицию, а затем ночью отошли к югу, вдоль берега озера Гросс Плаутцигер, и на другой день у Куркена присоединились к своей дивизии.

Боевые же действия частей XIII корпуса, руководимых непосредственно командиром корпуса, развернулись следующим образом.

1-му пехотному Невскому полку приказано было выбить неприятеля из леса Каммерей и занять западную его опушку. Этот полк один провел весь бой этого дня. После упорного боя, к восьми часам вечера, полк выполнил возложенную на него задачу, занял опушку леса и остался на ночь на занятой позиции.

Между тем 2-й Софийский, 141-й Можайский и 142-й Звенигородский пехотные полки, развертывая боевой порядок по указанию генерала Клюева между шоссе Грислинен – Гогенштейн и озером Гросс Плаутцигер, фронтом на Гогенштейн, запутались: первоначально боевой порядок 141-го пехотного Можайского полка оказался в тылу 2-го пехотного Софийского полка; затем цепи Софийского полка – в тылу боевого порядка Невского полка: 142-й пехотный Звенигородский полк оказался прижатым левым своим флангом к озеру Гросс Плаутцигер, причем левофланговые его роты не могли развернуть боевого порядка и шли повзводно, в затылок друг другу. Дальнейшее же наступление велось столь медленно и неэнергично, что, несмотря на почти полное отсутствие сопротивления со стороны противника, до наступления темноты до Гогенштейна продвинуться не удалось.

144-й пехотный Каширский полк и две гаубичные батареи оставались весь день у Грислинена в общем резерве, в распоряжении командира корпуса.

В общем, весь бой этого дня, кроме описанных действий 1-го пехотного Невского полка, ограничился лишь действием артиллерии, которая удачно направленным огнем внесла замешательство в ряды противника, заставила замолчать его тяжелую артиллерию и зажгла в нескольких местах Гогенштейн.

Что касается до обозов корпуса, то обозы первого разряда, следуя непосредственно за частями, благополучно дошли до Грислинена, но затем ночью в обозах этих несколько раз возникала паника, под влиянием коей они пришли в полный беспорядок и оказались совершенно неспособными к дальнейшему движению.

Обоз штаба корпуса, следуя вместе с искровой станцией из Алленштейна на Едвабно, у Засдросс подвергся нападению значительных сил германцев; прикрывавшая этот обоз рота 1-го пехотного Невского полка была разгромлена и весь обоз достался неприятелю. Такая же участь постигла утром 16 августа у Шнарценофена и Омулефофена и обозы второго разряда, следовавшие от Стабиготтена на Вутринен.

В 10 часов вечера, 15 августа, командир XIII корпуса собрал на кладбище у Грислинена высших начальников частей корпуса и после совместного обсуждения создавшегося тяжелого положения приказал частям оставаться на ночь на занятых позициях, окопаться, упорядочить обозы и с утра отходить на Швейдрих – Куркен. Но около двух часов ночи генерал Клюев, по невыясненной причине, изменил свое решение и приказал всем полкам, под прикрытием 144-го пехотного Каширского полка, отступать немедленно через узкий перешеек между озерами Клейн Плаутцигер и Ставе и затем через Швейдрих и Куркен на Яблонкен. Первым двинулся в указанном направлении 2-й Софийский полк, за ним проследовали сравнительно благополучно 141-й Можайский и 142-й Звенигородский пехотные полки (последний – без 11-й и 16-й рот и команды разведчиков, оторвавшихся в темноте от полка).

1-й пехотный Невский полк попал в тяжелое положение. Находясь на крайнем правом фланге, на западной опушке леса Каммерей, Невский полк только к четырем часам утра вышел из этого леса к Моркен. Здесь по недоразумению между Невским полком и отходившими частями 142-го пехотного Звенигородского полка произошла перестрелка, внесшая, с одной стороны, сумятицу и беспорядок в отходившие колонны, с другой – задержавшая отход Невского полка, который затем попал под перекрестный огонь наших отступавших частей и наседавшего неприятеля. Под давлением густых германских цепей и артиллерийского огня противника полк был смят, прижат к озеру Гросс Плаутцигер и почти уничтожен. Лишь около четырех рот пробилось, севернее озера, к Куркену, где и соединились с остатками корпуса.

144-й пехотный Каширский полк, оставленный в арьергарде, был отрезан от перешейка между озерами Клейн Плаутцигер и Ставе, и из его состава не вернулось ни одного человека

Дальнейшее отступление корпуса от перешейка между озерами Клейн Плаутцигер и Ставе на Швейдрих – Куркинен происходило под сильным напором неприятеля, теснившего хвост колонны и стремившегося охватить корпус с юга. Отступление это происходило под прикрытием 2-го пехотного Софийского полка, ведшего арьергардные бои и понесшего при этом весьма значительные потери (в некоторых ротах оставалось лишь около 30 человек, и к вечеру 16 августа полк был сведен в шесть с половиной рот).

После непрерывного безостановочного движения остатки XIII корпуса 16 августа к семи часам вечера подошли к Яблонеку, перед которым 4-й пехотный Копорский полк занимал позицию; здесь дан был людям непродолжительный отдых, и затем началось дальнейшее движение на Викно – Коммузин – Мушакен.

К этому времени в составе XIII корпуса было не более 12–14 батальонов пехоты (около 4-х рот 1-го пехотного Невского полка; около 6,5 рот 2-го пехотного Софийского полка; около двух батальонов 4-го пехотного Копорского полка; остатки 15 рот 141-го Можайского и 13 рот 142-го пехотного Звенигородского полков; около двух батальонов 143-го пехотного Дорогобужского полка и остатки 13-го саперного батальона), 12 батарей (1-й дивизион 1-й артиллерийской бригады и 36-я артиллерийская бригада), 13-й мортирный дивизион и 1-я парковая артиллерийская бригада, причем пехота оказалась раздробленной на небольшие отряды, так как по приказанию командира корпуса к каждой артиллерийской части было придано небольшое пехотное прикрытие.

Уже в полной темноте колонна выступила в неисследованный Кальтенборнский лес. В лесу, на перекрестке порог Коммузин – Мушакен и Грюнфлис – Кальтерборн, остатки XIII корпуса столкнулись с отходившими частями XV корпуса, и генерал Клюев для водворения порядка приказал частям XV корпуса направляться на Машакен а частям XIII корпуса по шоссе на Кальтернборн – Валлендорф.

Головные части колонны XIII корпуса под командой начальника 36-й пехотной дивизии, генерал-лейтенанта Преженцова, направившиеся по указанному шоссе, при выходе из леса близ Кальтенборна были встречены орудийным и ружейным огнем противника. В колонне произошло замешательство. Попытки устроить боевой порядок, сбить противника и двигаться далее к Валлендорфу не удались вследствие страшного утомления войск от непосильных переходов. Пришлось, выставив дозоры в стороны, оставаться на месте до рассвета.

Вследствие задержки движения в головных частях и происшедшего впереди замешательства колонна XIII корпуса, уже вытянувшаяся на шоссе к Кальтенборну, по приказанию генерала Клюева повернула обратно с целью попытаться пройти за XV корпусом на Мушакен. Однако выход из леса на Мушакен оказался также занятым противником. Неприятель, овладев шоссе Нейденбург – Вилленберг, распространился к северу и обстреливал Кальтенборский лес в разных направлениях. Создавалось впечатление, что войска, бывшие в лесу, окружены со всех сторон.

Генерал Клюев, по-видимому, совершенно растерялся. Управление частями ускользало из рук начальствующих лиц; отдаваемые командиром корпуса приказания по большей части не исполнялись. Начавшееся замешательство, благодаря темноте и смешению частей разных корпусов, все усиливалось. Люди отставали от колонн, одиночно и небольшими группами бродили по лесу, тщетно отыскивая свободного из него выхода.

Наконец генералу Клюеву с артиллерией и некоторыми бывшими при нем частями, уклоняясь к востоку удалось выбраться к 11-ти часам утра 17 августа к Валлендорфу. Здесь колонна опять попала под артиллерийский огонь противника. Дальнейшая попытка найти свободный путь не увенчалась успехом, так как при каждой попытке выйти из леса колонна попадала под сильный шрапнельный огонь.

Общих энергичных действий, с целью пробиться через ряды неприятеля, не предпринималось части были уже в смятении; открыть артиллерийский огонь не было возможности за недостатком снарядов, а вскоре артиллерия потеряла от огня противника всех лошадей.

К четырем часам дня остатки колонны генерала Клюева в полном беспорядке, представляя из себя не части войск, а толпу людей тысячи в четыре, собралась па поляне, близ выхода из леса к Заддек. Когда выяснилось, что выходы из леса и здесь заняты неприятелем, генерал Клюев отчаялся в возможности спасения и сдался германцам с бывшими при нем людьми.

Момент и обстоятельства самой сдачи генерала Клюева и находившегося при той же колонне генерал-лейтенанта Угрюмова освещаются лишь показаниями старшего урядника 20-й отдельной сотни Донского казачьего войска из состава конвоя, бывшего при командире XIII корпуса, Мелехина, казака той же сотни Заваруева и подпоручика 4-го пехотного Копорского полка Войтовского.

По словам названных казаков, когда генералу Клюеву было доложено, что нет возможности выйти из леса, генерал Клюев приказал вахмистру конвойной части Чернявскому выкинуть белый флаг. Урядник Чернявский вынул из вьючной сумы белую рубашку, навязал ее на пику и, размахивая пикой, стал ездить с этим флагом вокруг толпившихся людей. Генерал Клюев в это время, по словам казаков, лично махал белым платочком. Тут же генерал Клюев отдал приказание снять оружие, после чего «кто бросил оружие, кто зарыл его в песок, а кто истребил затвор от винтовки».

Так как раздавались голоса против сдачи, то генерал Клюев сказал, что кто хочет, «пусть спасается как умеет», после чего казаки и немногочисленные группы людей, сохранивших еще некоторую бодрость, отделились от толпы и организовали попытки самостоятельно пробраться к нашей границе.

Подпоручик Войтовский, подтверждая в общем обстановку сдачи в плен колонны генерала Клюева, свидетельствует, что, подходя к упомянутой выше колонне, он увидел начальника 1-й пехотной дивизии, генерал-лейтенанта Угрюмова в крайне подавленном состоянии. Находившиеся тут же разоружившиеся офицеры, большей частью артиллеристы, предлагали разоружиться и подпоручику Войтовскому, указывая, что корпусной командир сдался и разрешил сдаваться всем. Действительно, пройдя несколько вперед, подпоручик Войтовский увидел нижних чинов, стоявших с поднятыми вверх руками, сдающихся немцам, а затем видел, что генерал Угрюмов в сопровождении нижних чинов, державших белые платки, направился к тому месту, где происходила сдача в плен.

Что же касается до головной части колонны корпуса, находившейся под начальством генерал-лейтенанта Преженцова, то утром 17 августа она вновь сделала попытку продолжать движение на Валлендорф. С этой целью артиллерия (1-я батарея 36-й артиллерийской бригады) открыла огонь по неприятелю, бывшему у Кальенборна, а пехота атаковала эту деревню и выбила оттуда противника, захватив четыре орудия. Германцы отошли частью на Валлендорф, частью на Омулефофен. Однако несмотря на этот успех, по выходе из леса войсковые части стали приходить в беспорядок за отсутствием надлежащего руководства.

Пошли сначала на Валлендорф, потом, по приказанию генерала Преженцова, повернули к Едвабно, а затем опять повернули к Валлендорфу. Отсюда генерал Преженцов пытался организовать движение на Хоржеле – Янов. Однако направление было взято не точно, и около 4 часов 30 минут дня голова колонны оказалась у Ушаннека.

Здесь получено было донесение от авангарда, что при выходе из леса сдаются в плен части XIII и XV корпусов и что впереди батарея противника и 12 пулеметов. Под влиянием этих сведений в колонне произошло замешательство и стали раздаваться голоса о необходимости сдачи. Начальник дивизии отверг возможность сдачи и пытался организовать прорыв, но прорыв не удался. Натыкаясь на опушке на противника, части совершенно расстроенными возвращались обратно, беспорядок усиливался, и одиночные офицеры и нижние чины стали отделяться от колонны, чтобы самостоятельно пробраться в Россию. Дальнейшая судьба генерала Преженцова и оставшихся под его начальством людей не могла быть выяснена.

Выше было упомянуто, что при следовании XIII корпуса в ночь на 16 августа к перешейку между озерами Гросс Плаутцигер и Ставе от 142-го пехотного Звенигородского полка оторвались 11-я и 16-я роты под командой капитана Барскова и штабс-капитана Семечкина и команда разведчиков под командой подпоручика Дремановича. Не зная направления предпринятого отхода, будучи осведомлены лишь о том, что войска отступают, капитан Барсков и штабс-капитан Семечкин решили отходить по направлению к Алленштейну, откуда и этот день велось наступление.

У Стабиготтена эти роты неожиданно наткнулись на походные колонны германцев, и вступили с ними в бой, но под напором превосходных сил противника были оттеснены к северо-восточному краю озера Ланскер, потеряв убитыми и ранеными четырех младших офицеров и 86 нижних чинов. Ускользнув в лес от преследования германцев и выяснив, что Алленштейн занят неприятелем, роты эти направились к русской границе.

Расстреляв все свои патроны в стычках с противником и двигаясь, во избежание новой встречи с неприятелем, лишь ночью, роты эти в течение четырех суток оставались без пищи. В ночь на 20 августа, между Модткен и Виентцковен, они натолкнулись на укрепленную позицию противника, силой, по мнению штабс-капитана Семечкина и подпоручика Дремановича, около батальона. Внезапным штыковым ударом эти роты и команда пробили себе путь, нанеся при этом противнику огромный урон и сами потеряв убитыми и ранеными капитана Барскова и многих нижних чинов. Затем под командой оставшихся в живых штабс-капитана Семечкина и подпоручика Дремановича эти роты, всего в составе 165 нижних чинов, в полном порядке прибыли в Прасныш.

Из всего состава XIII корпуса лишь эти роты и команда разведчиков возвратились из Восточной Пруссии в Россию в должном порядке.

Кроме этих двух рот и команды, возвратилось еще значительное число офицеров и нижних чинов, отделившихся 16 и 17 августа от колонн XIII корпуса, но большая часть из них выбралась из лесов и пробралась через границу по одиночке или незначительными группами, меньшая же часть возвратилась, присоединившись к ротам 31-го пехотного Алексеевского полка, отступавшим под командой подполковника Сухачевского.

Общие потери XIII корпуса за период действий в Восточной Пруссии составляют 656 офицеров и 37 744 нижних чина. Налицо остались всего 58 офицеров и 3950 нижних чинов.

Ни один из числа генералов и начальников отдельных частей, бывших в составе XIII корпуса, в Россию не возвратился. Из числа штаб-офицеров вернулись из пределов Пруссии лишь начальник штаба 36-й пехотной дивизии полковник Вихирев, подполковник 143-го пехотного Дорогобужского полка Климов и бывшие при обозах два подполковника 2-го пехотного Софийского полка.

Вся артиллерия и все обозы XIII корпуса погибли. Из числа знамен налицо оказываются только знамена 1-го пехотного Невского полка – отделенное от древка, оно спасено подпоручиком Игнатьевым и подпрапорщиком Удалых; 4-го пехотного Копорского полка – отделенное от древка, оно спасено подпрапорщиком Копочинским, пробравшимся в Россию, под руководством подпоручика Войтовского, и 141-го пехотного Можайского полка – оно спасено подпрапорщиком Тарасевичем (Георгиевское копье этого знамени спасено подпрапорщиком Гилимом.)

О судьбе же знамен остальных частей корпуса точных сведений не имеется.

XV армейский корпус

XV армейский корпус (командир корпуса – генерал от инфантерии Мартос), согласно плану сосредоточения, к 1 августа 1914 г. подошел к Замброву. Состав корпуса к этому времени был следующий: 6-я и 8-я пехотные дивизии (начальники дивизий: 6-й – генерал-лейтенант фон-Торклус и 8-й – генерал-лейтенант барон фон Фитингоф), 15-я Донская отдельная казачья сотня, 15-й мортирный дивизион, 15-й саперный батальон и три конных и одна пешая сотни Ломжинской бригады пограничной стражи. Большинство частей корпуса, в особенности пехоты, были далеко не в полном своем составе: так, 15,5 немобилизованных рот осталось в пределах России на охране железных дорог – главным образом в городах и на переправах.

2 августа во исполнение директивы Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта 2-й армии от 31 июля 1914 г. за № 2 XV корпус выступил из Замброва и к 8 августа подошел к русско-германской границе, на линию Рогтен – Янов – Новавесь – Дмохи.

Директивой командующего 2-й армией войскам этой армии от 8 августа за № 3 XV и I корпусам было приказано 9 августа, имея общей задачей овладеть районом Нейденбург – Сольдау, приступить к подготовке этой операции: XV корпусу – против линии Нейденбург – Кослау, а I – левее. При слабости противника энергично атаковать. При наступлении XV корпусу предоставлялась полоса между линиями Янов – Грюнфлист и Новавесь – Кослау.

Не встретив сопротивления у Нейденбурга, корпус, во исполнение этой директивы, к утру 10 августа дошел до линии Грюнфлис – Полко (у Кл. Кослау), причем правофланговым его частям (1-я бригада и 8-й пехотной дивизии) для достижения Грюнфлиса пришлось сделать дна перехода: дневной – 9 августа и ночной с 9 на 10 августа.

Вследствие обнаружения германских войск у Алленштейна приказом по 2-й армии XV корпусу предписано было занять 10 августа линию Ликузен – Зеелесен.

Во исполнение этого приказа корпус 10 августа выступил четырьмя колоннами в северном направлении, но достичь указанной ему линии не мог, так как, дойдя к вечеру 10 августа до линии Орлау – Лана – Франкенау – Михалькен, наткнулся на занявшего сильно укрепленную позицию противника, силой около полутора корпусов с кавалерией (части XX и IX германских корпусов), с которым, с утра 11 августа, вступил в бой, крайне упорный и кровопролитный, на фронте около 12 верст.

Несмотря на то что позиция Орлау – Франкенау – Михалькен была сильно укреплена, усилена волчьими ямами и проволочными заграждениями и что неприятель оборонялся большим количеством ручных гранат, к полудню 11 августа она была занята нами и германцы отошли в северо-западном направлении.

С нашей стороны, в этом первом бою было проявлено громадное увлечение и порыв, чему немало содействовал лично командир корпуса. Особенной доблестью отличился 24-й пехотный Симбирский полк, выбивший германцев из окопов и захвативший два орудия и два пулемета. Потери корпуса оказались значительными – около 5 офицеров и 2500 нижних чинов.

12 августа произошла непредусмотренная ранее для корпуса дневка или, точнее, приостановка беспрерывного, со 2 августа, его наступления. Во исполнение категорического требования Главнокомандующего армиями фронта, чтобы 2-я армия наступала в северном направлении, директивой армии № 4 от 10 августа, XV корпусу было предписано 10–12 августа наступать на Зенсбург – Алленштейн. Отход германцев, после боя 11 августа в северо-западном направлении, на линию Алленштейн – Остероде, дал командующему армией, генералу Самсонову, основание вновь войти к Главнокомандующему армиями фронта с ходатайством о разрешении двинуть армию на фронт Алленштейн – Остероде, на что 11 августа, действительно, и последовало согласие генерала от кавалерии Жилинского. Опасаясь, что XV корпус, до получения распоряжения для движения на северо-запад, начнет выполнять директиву 10 августа, т. е. двигаться на север, генерал Самсонов приказал корпусу (по искровому телеграфу) приостановиться на линии Орлау – Франкенау – Михалькен до дальнейших распоряжений. К сожалению, эта случайная приостановка не дала корпусу отдыха как дневка, так как все чины его с минуты на минуту ждали распоряжений двинуться дальше.

Надо заметить, что вследствие беспрерывного, со 2 августа, наступления и незначительного количества дивизионной и корпусной конницы попутные селения, урочища, леса и прочие не осматривались, многочисленные наблюдательные пункты и телефоны противника, в громадном большинстве случаев, не уничтожались; таким образом, тыл корпуса, при наступлении последнего по неприятельской территории, оставался не очищенным от партизан противника, отлично к своим обязанностям подготовленных и снабженных как оружием, так и всеми средствами связи.

Вследствие беспрерывного наступления тыловые учреждения корпуса неоднократно не поспевали вовремя подходить к войскам, почему последние иногда оставались без обеда, а в пределах Германии нередко даже без хлеба и фуража.

Результатом изложенного было то, что ко времени решительных боев, 13 августа, корпус, бывший и в начале далеко не в полном составе, понес еще значительные потери, помимо боя 11 августа, а оставшиеся в строю люди и лошади были в сильной степени изнурены.

Директивой 2-й армии от 12 августа, изложенной в телеграмме генерала Самсонова № 6350, XV и XIII корпусам было приказано наступать на фронт Алленштейн – Остероде, причем на время этой операции генералу Мартосу была подчинена сверх XV корпуса еще и 2-я пехотная дивизия.

Во исполнение этой директивы генерал Мартос разделил подчиненные ему войска на пять колонн, которым приказал 13 августа овладеть фронтами Грислинен – Кенигсгут и Мюлен – Зеевальде; с этой целью колоннам было приказано наступать:

1) колонне полковника Новицкого, в составе 12 батальонов и 40 пушек – на Алленштейн;

2) колонне генерала барона фон Фитингофа, в составе 12 батальонов, 24 пушек и 12 гаубиц – на Гогенштейн;

3) колонне генерала фон Торклуса, в составе 12 батальонов и 32 пушек – на Кенигсгут:

4) и 5) двум колоннам 2-й пехотной дивизии, по 8 батальонов и 24 пушки каждая – на Мюлен и Зеевальде.

К часу дня 13 августа колонны XV корпуса (первые три колонны) дошли до линии Шведрих – Надрау – Ваплиц.

В это время генерал Мартос услышал в стороне наступления 2-й пехотной дивизии, с запада, орудийные выстрелы; желая помочь наступлению этой дивизии угрозой флангу и тылу находящегося против нее противника, генерал Мартос приказал начальнику 6-й пехотной дивизии выслать от Ваплица, в направлении на Мюлен, один пехотный полк с батареей. Высланный вследствие этого генералом Торклусом в указанном направлении 22-й пехотный Нижегородский полк с одной батареей 6-й артиллерийской бригады обнаружил, что Мюлен занят противником и настолько сильно укреплен, что до ночи 13 августа названный полк мог дойти всего лишь на 1000–1200 шагов до германской укрепленной позиции. Наступление это было сопряжено с громадными для 22-го пехотного Нижегородского полка потерями, так как с самого его начала разгорелся тяжелый и жестокий бой, причем германцы, приведя заблаговременно отдельные дома, разбросанные в районе к востоку от Мюлена, в оборонительное состояние и вооружив их пулеметами, обстреливали Нижегородцев фронтально и продольно.

Остальные два полка колонны генерала фон Торклуса тоже ввязались в бой, причем к вечеру 13 августа 23-й пехотный Низовский полк подошел с боем к Лихтенену, а 24-й пехотный Симбирский – к Кенигсгуту, однако вследствие изолированного там своего положения полки эти к сумеркам от указанных пунктов несколько отошли, к тому же времени к Паульсгуту подошел высланный от Гогенштейна, из корпусного резерва, для поддержки этой колонны, 21-й пехотный Муромский полк.

Таким образом, на ночь с 13-го на 14 августа части 6-й пехотной дивизии расположились частью в боевом порядке на позициях, частью на отдыхе, в районе Мюлен – Гансхорн – Паульсгут – Кенигсгут – Лихтенен. Части же 8-й пехотной дивизии, оттеснив из Гогенштейна незначительные силы германцев, расположились на ночлег на линии Грислинен – Каммерей-вальд – Гогенштейн – Надрау.

Вследствие резкого поворота 6-й пехотной дивизии фронтом на северо-запад уже с утра 13 августа обозы XV корпуса были дезорганизованы.

На 14 августа 2-й армии была дана директива № 5, согласно которой XIII и XV корпуса и 2-я пехотная дивизия должны были продолжать наступление на линию Алленштейн – Остероде, однако директива эта, вследствие начавшегося 13 августа боя фронтом на запад, осталась невыполненной.

С утра 14 августа бой разгорелся. За ночь артиллерия противника значительно усилилась насчитывалось 60 тяжелых орудий, помимо большого числа легких пушек.

По приказанию генерала Мартоса 6-я пехотная дивизия развернулась фронтом на запад, против линии Омен – Мюлен на правом фланге был 24-й пехотный Симбирский полк, в центре – 23-й пехотный Низовский полк, слева против Мюлена – 22-й пехотный Нижегородский полк. Часть артиллерии была распределена по полковым участкам, а главная ее масса была в районе шоссе Паульсгут – Мюлен. 21-й пехотный Муромский полк оставался в резерве дивизии.

Около полудня 14 августа генерал Мартос, желая удлинить правый фланг 6-й пехотной дивизией и обойти неприятеля с левого фланга – с севера, выслал от Гогенштейна, в направлении на Цу – Дробниц, 2-ю бригаду 8-й пехотной дивизии. Бригада эта подошла к правому флангу боевого расположения 6-й пехотной дивизии, когда полки этой дивизии, с громадными усилиями, приблизились шагов на 800 к неприятельским укреплениям, где и окопались.

Для обеспечения же своего левого фланга в сущности тыла и коммуникационных путей XV корпуса генерал Мартос передвинул от Грислинена к Ваплицу отряд полковника Новицкого, в составе 30-ю пехотного Полтавского полка и батареей 8-й артиллерийской бригады.

Переход в общее наступление, начавшийся около четырех часов дня, имел следствием занятие к шести-семи часам вечера 14 августа 2-й бригадой 8-й пехотной дивизии леса Вальсдорф, откуда был выбит противник, и подход частей 6-й пехотной дивизии на 300–400 шагов к окопам германцев По некоторым данным Мюлен даже был одно время в наших руках.

Ожесточенный бой кипел по всему фронту до ночи.

Генерал Мартос, поддерживая со своей стороны связь с XIII корпусом, рассчитывал на содействие последнего со стороны правого фланга своего корпуса, но ожидаемой поддержки, однако, не получил.

На 15 августа XV и XIII корпуса согласно приказу командующего 2-й армией от 14 августа № 2 должны были наступать в западном направлении, на линию Гильгенбург – Лаутенбург, с целью атаки по фланг и тыл германцев действовавших против 2-й пехотной дивизии и I корпуса.

Германцы, отбросив еще накануне, 14 августа, 2-ю пехотную дивизию на юг, в район Липау – Скопау, а I корпус – от Уздау к Сольдау, с утра 15 августа устремились на занятую отрядом полковника Новицкого позицию у Ваплица и начали ее атаковать с обходом слева; после кровопролитного боя, продолжавшегося до полудня, неприятель был отброшен с большим уроном, потеряв сверх того пленными 11 офицеров и 380 нижних чинов. Однако потери 30-го пехотного Полтавского полка были также велики – выбыли из строя 34 офицера и более 1500 нижних чинов.

Получив сведения о крайне тяжелом положении, в которое с утра 15 августа попал отряд полковника Новицкого у Ваплица, и сознавая важное значение этого отряда, обеспечивающего левый фланг и тыл центральною ядра 2-й армии (XIII и XV корпусов), генерал Мартос выслал для его подкрепления сперва 29-й пехотный Черниговской полк, бывший в составе корпусного резерва, а затем 2-ю бригаду 8-й пехотной дивизии, занимавшую Вальсдорфский лес и обеспечивавшую справа боевой порядок корпуса. Однако к месту своего назначения эта бригада дойти вовремя не успела, и вследствие успеха отряда полковника Новицкого 31-й пехотный Алексеевский полк был направлен к 6-й пехотной дивизии, а 32-й пехотный Кременчугский полк – в Надрау, в резерв корпуса. Таким образом, в горячее время боя 15 августа бригада эта передвигалась в тылу сражавшейся 6-й пехотной дивизии.

Отвод этой бригады с правого фланга боевой линии XV корпуса имел роковые последствия – на плечах этой бригады противник начал обходить правый фланг 6-й пехотной дивизии.

Совершившийся же к этому времени отход частей XIII корпуса, именно 2-й бригады 1-й пехотной дивизии, от Гогенштейна на юго-восток, дал неприятелю возможность наступать и от этого города, т. е. совершить глубокий обход справа боевого порядка XV корпуса, для парирования коего были израсходованы последние резервы корпуса и дивизий: части полков 2-й бригады 6-й пехотой дивизии, один батальон 31-го пехотного Алексеевского полка, 32-й пехотный Кременчугский полк с одной батареей 8-й артиллерийской бригады и даже одна рота 15-го саперного батальона и 0,5 сотни казаков – конвой штаба 6-й пехотной дивизии.

Видя чрезвычайно трудное положение XV корпуса и принимая во внимание громадные потери и утомление оставшихся в строю чинов этого корпуса, бездействие XIII корпуса, неудачу 2-й пехотной дивизии, которая отходила под давлением противника к востоку – сперва на Франкенау, а затем на Орлау и Волька, отход 1 корпуса от Уздау и Сольдау к Млаве и перевес сил главным образом тяжелой артиллерии противника, бывшего в количестве до двух корпусов, генерал Самсонов отдал приказ ядру армии (XIII и XV корпусам и 2-й пехотной дивизии) начать общее отступление в юго-восточном направлении. Для прикрытия этого отступления были назначены боковые арьергарды: сперва 2-я пехотная дивизия – у Франкенау, затем от XV корпуса – по линии Лан – Радомин – Бартошкен, фронтом на юго-запад.

XV корпусу были назначены дороги: войскам – Ваплиц – Дидрихсгоф – Модткен, обозам – Надрау – Шведрих – Грюнфлис.

Отступление началось при самых тяжелых условиях – беспрерывных боях с неприятелем, наседавшим и с севера, и с запада, в полной темноте, по узким дорогам, запруженным одиночными людьми, командами, обозами, отдельными повозками, которые еще с утра 15 августа были на этих дорогах. К тому же следует отметить, что распоряжения о тыловых учреждениях, видимо, вообще не стояли на надлежащей высоте; так например, командир дивизионного обоза 8-й пехотной дивизии после 12 августа, когда вверенный ему обоз находился в Нейденбурге, никаких приказаний или распоряжений от своего начальства не получал, почему все последующие переходы делал по своему усмотрению, получая лишь случайные сведения о местонахождении своей дивизии.

Вследствие вышеизложенного, отступление корпуса приобретало все более и более беспорядочный характер. В действительности с 16 августа корпуса как такового уже не существовало; на назначенные ему дороги уже с 15 августа стали выходить различной численности части, команды и одиночные люди 2-й пехотной дивизии, лейб-гвардии Кексгольмского полка и XIII корпуса, которые перемешивались как между собой, так и с частями XV корпуса, внося в эти части полнейший беспорядок, который еще больше усилился вследствие того, что на эту же дорогу выходили и следовали по ней по нескольку повозок в ряд, парки и обозы разных частей и корпусов.

При таких условиях немногим лишь начальникам удавалось держать остатки своих частей в руках.

Общее командование отступавшими частями с вечера 15 августа генерал Самсонов возложил на генерала Мартоса. Вследствие отхода 2-й пехотной дивизии от Франкенау к Орлау положение XV корпуса стало весьма опасным, в смысле возможности быть отрезанным от России, а к утру 16 августа, когда стало известным, что Нейденбург занят немцами и что последние постепенно продвигаются в восточном направлении, положение стало еще опаснее.

До полудня 16 августа отступающие части втягивались в Грюнфлисский (Кальтенборнский) лес при беспрерывных боях тыловых и фланговых частей с противником, наседавшим с севера, запада и юго-запада и обстреливавшим отступающих огнем: тяжелой артиллерии, полевых пушек, пулеметным и ружейным. Сравнительно крупных аръергадных боев, как можно установить но показаниям некоторых чинов XV корпуса, вернувшихся в Россию, было три: а) на линии Михалькен – Салюскен – Радомин; б) на линии Орлау – Лан; в) к югу от Грюнфлиса.

Отдельные эпизоды арьергардных боев дают картины беззаветной храбрости и самоотвержения отдельных частей и чинов XV корпуса.

После полудня 16 августа, когда части корпуса были в Грюнфлисском (Кальтенборнском) лесу и искали себе выхода из него в Россию в южном и восточном направлениях, началась агония остатков XV корпуса, а также смешавшихся с ним XIII корпуса, 2-й пехотной дивизии и частей 3-й гвардейской дивизии; противник окружил Грюнфлисский (Кальтенборнский) лес и прилегающую к нему местность и всеми способами истреблял наши войска.

Вследствие распространившихся слухов о смерти генерала Мартоса (оказавшихся, однако, неверными) генерал Самсонов поручил около полудня 16 августа общее командование вышеназванными частями генералу Клюеву, а сам со штабом отправился в юго-восточном направлении, в пределы России, для восстановления потерянной связи с остальными корпусами 2-й армии. Дальнейшую судьбу остатков корпуса можно описать лишь по отрывочным сведениям вернувшихся в Россию его чинов.

Из числа более крупных групп, сдававшихся в плен, по показанию свидетелей, были: смешанная толпа разных частей в несколько тысяч человек, сдававшаяся на поляне между Уллешненом и Валлендорфом, толпа в несколько сот человек, сдававшаяся между Реттковен и Заддеком, и такая же толпа, сдававшаяся у Мушакена.

Из числа высших начальствующих лиц XV корпуса возвратился в Россию только один начальник 6-й пехотной дивизии, генерал-лейтенант фон Торклус, присоединившийся с разрозненными частями XV и XIII корпусов к отступавшему конному отряду генерал-майора барона Штемпеля. Командир корпуса, генерал от инфантерии Мартос, по некоторым данным, был тяжело ранен и попал в плен, а начальник 8-й пехотной дивизии генерал-лейтенант барон фон Фитингоф, по показанию некоторых свидетелей, был взят в плен.

Большинство офицеров, пробившихся в одиночку или с нижними чинами, выдержали ряд самых тяжелых испытаний и опасностей и выказали незаурядное личное мужество и храбрость, преодолевая на своем пути превосходящего по силам противника, борясь с блиндированными автомобилями, вооруженными пулеметами, и даже артиллерией противника, уничтожая то и другое.

С остатками же командуемых ими частей, сохранив в них некоторый порядок, удалось пробиться, согласно показаниям некоторых из вернувшихся в Россию чинов XV корпуса, лишь нижеследующим лицам:

1) исполняющему должность командира 1-й бригады 8-й пехотной дивизии полковнику Новицкому;

2) адъютанту 29-го пехотного Черниговского полка поручику Косенко, со сборной командой в 56 человек конных нижних чинов (16 – вышеназванного полка и 40 – разных частей – драгун, казаков, артиллеристов и чинов пограничной стражи);

3) 31-го пехотного Алексеевского полка подполковнику Сухачевскому, с капитаном 21-го пехотного Муромского полка Поповым и сборным отрядом, в составе около 15 офицеров, с 14 пулеметами, пулеметной командой лейб-гвардии Кексгольмского полка и тремя повозками; отряд этот выдержал бой у Пухачловена;

4) командиру 2-го дивизиона 6-й артиллерийской бригады полковнику Радуловичу – Папузановичу, который временно исполнял должность командира этой бригады, со сборной командой;

5) 15-го саперного батальона капитану Смирнову – с офицерами и 252 нижними чинами 1-й и 2-й саперных рот названного батальона.

Всего из состава XV корпуса вернулось в Россию: 17 офицеров, 25 классных чинов и нижних чинов – около 3000 строевых и 3200 из тыловых учреждений (1200 – парковых бригад и дивизионов; 960 – полевых хлебопекарен; 500 – корпусного продовольственного транспорта и 535 – дивизионных обозов), а всего около 6200 нижних чинов.

О знаменах частей XV корпуса имеются следующие сведения: знамена пехотных полков: 21-го Муромского. 23-го Низовского, 29-го Черниговского были спасены и находятся налицо; знамена пехотных полков: 24-го Симбирского, 30-го Полтавского и 32-го Кременчугского, по показаниям некоторых из чинов этих полков, возвратившихся в Россию, были зарыты в Германии и места их нахождения точно известны; от знамени 22-го пехотного Нижегородского полка спасены юбилейная лента и скобы, но о самом знамени этого полка, равно как и о знаменах прочих частей корпуса, точных сведений не имеется.

Вся артиллерия корпуса погибла: что же касается до обозов, то значительная часть таковых успела перейти русскую границу до занятия немцами Нейденбурга.

Как видно из этого краткого очерка боевой деятельности XV армейского корпуса в августе 1914 г., он, расстроенный непрерывными, в течение одиннадцати дней, тяжелыми переходами, 11 августа вытеснил противника с сильной укрепленной позиции Орлау – Франкенау – Михалькен, беззаветно храбро, со многими частичными успехами, сражался 13, 14 и 15 августа у Мюлена, понеся при этом огромные потери убитыми и ранеными, и начал отходить после этого боя лишь по приказанию командующего 2-й армией, вследствие превосходства сил неприятеля и полного отсутствия поддержки со стороны XIII армейского корпуса.

XXIII армейский корпус

XXIII армейский корпус (командир корпуса – генерал от инфантерии Кондратович) по окончании мобилизации был немедленно же разобран по частям: 3-я гвардейская пехотная дивизия (начальник дивизии – генерал-лейтенант Сирелиус) была отправлена в Соколку, в резерв Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта; 2-я пехотная дивизия (начальник дивизии – генерал-лейтенант Мингин) осталась в Новогеоргиевске, в распоряжении коменданта крепости; корпусная конница (отдельная гвардейская кавалерийская бригада) была отправлена на Юго-Западный фронт, для действия против австрийцев; мортирный дивизион был переведен в состав II армейского корпуса; саперный батальон – в крепость Гродно; корпусной транспорт и прочие тыловые учреждения были распределены по другим корпусам. В распоряжении командира корпуса оставался лишь штаб корпуса. Однако в приказах и директивах 2-й армии корпус часто упоминался, как будто он действовал полностью.

После решения Главнокомандующего армиями фронта начать наступление в пределы Восточной Пруссии в обход Мазурских озер с севера и запада XXIII корпусу было приказано сосредоточиться в районе Новогеоргиевска.

Движение в указанный район началось 2 августа; однако телеграммой Главнокомандующего армиями фронта, от 1 августа № 3, указывалось, что 3-я гвардейская пехотная дивизия должна оставаться в Соколке для обеспечения направления на Гродну.

3 августа дивизия эта, передвинутая в Белосток, была возвращена обратно к Соколку.

4-го ее приказано было передвинуть в Домброво.

Такими образом, к началу операции 2-й армии в Восточной Пруссии XXIII армейский корпус оказался в составе одной только 2-й пехотной дивизии, которую в Новогеоргиевске сменила 1-я стрелковая бригада (начальник бригады – генерал-майор Васильев).

При наступлении 2-й армии 2-я пехотная дивизия была двинула отдельно в промежуток между I и XV армейскими корпусами.

Дивизию составляли полки: 5-й пехотный Калужский, 6-й пехотный Либавский, 7-й пехотный Ревельский и 8-й пехотный Эстляндский.

9 августа дивизии приказано было перейти к Млаве, так как имелось в виду держать ее уступом сзади – для обеспечения левого фланга армии.

На 10 августа 2-я пехотная дивизия, с ее артиллерией, должна была перейти в Липовец, но ввиду полученных от генерала Артамонова донесений о взятии, вечером 9 августа передовыми частями I корпуса Сольдау и о том, что Нейденбург горит, дивизии приказано было перейти к Кл. Каслау.

11 августа, ввиду неприбытия командира XXIII корпуса генерала Кондратовича, находившегося с остальными частями корпуса еще в пути, 2-я пехотная дивизия была подчинена командиру XV корпуса, генералу Мартосу.

В этот день она была у Липпау, имея авангард у Скоттау. 3-я гвардейская пехотная дивизия в это время подходила к Млаве. 1-я стрелковая бригада находилась еще в Новогеоргиевске.

Таким образом, при выходе корпуса на линию наступления 2-й армии 2-я пехотная дивизия вошла в бой целиком, части 3-й гвардейской пехотной дивизии подкатились эшелонами и входили в бой пачками и притом в район действия I корпуса, за исключением лишь одного Кексгольмского полка, приданного 14 августа 2-й пехотной дивизии.

Направление частям корпуса дано было на линии: на 12 августа – Лихалкен – Гросс Гардинен, на 13-е – Гогенштейн – Рейхенау. В действительности 12 августа 2-я пехотная дивизия оставалась на месте ввиду особого распоряжения командующего армией, переданного по искровому телеграфу, о том, чтобы XV и XIII корпусам оставаться на местах, впредь до особого приказания.

13 августа 1-я бригада 2-й пехотной дивизии (пехотные полки 5-й Калужский и 6-й Либавский), выступив с места ночлега у Липпау, успешно продвигались вперед и к полудню головными частями подошли к Зейтен. Здесь были получены сведения о занятии противником Мюлена и леса, что к западу от линии Зейтен – Тимау.

Быстро развернувшись, бригада выбила 6-м пехотным Либавским полком германцев из леса, но дальнейшее ее движение было остановлено противником, занимавшим сильно укрепленную позицию у Мюлена.

Либавцы и часть калужцев развернулись к югу от Мюлена.

Войдя в связь с 22-м пехотным Нижегородским полком (из состава XV корпуса), начальник 2-й пехотной дивизии генерал Мингин предполагал подготовить атаку на Мюлен артиллерийским огнем и к сумеркам овладеть деревней, но в это время около 6–7 часов вечера он получил донесение от начальника 2-й бригады о полной неудаче этой бригады (пехотных полков – 7-го Невельского и 8-го Эстляндского).

Бригада эта заняла Гросс Гардинен, а затем легко выбила германцев из Турау; при дальнейшем же своем движении от Турау на Зеевальде она неожиданно попала под сильный перекрестный огонь тяжелой артиллерии противника, со стороны фронта Логдау – Фаулен и была атакована неприятельской пехотой из леса, находившегося у этой линии.

Потрясенная неожиданным сильным огнем противника бригада в полном расстройстве отошла через Зиминау к Липпау, не принимая более никакого участия в боевых действиях дня.

Неудача 2-й бригады принудила генерала Мингина прекратить, наступление на Мюлен. Ища с ней соединения, он в ночь с 13-го на 14 августа отошел с 1-й бригадой к Янишкау, где и занял позицию, получив от командующего армией через офицера Генерального штаба приказ удерживаться здесь упорно и южнее Скоттау не отходить ни в каком случае.

14 августа 2-я пехотная дивизия вместе с XV корпусом вновь возобновила бой с противником.

1-я бригада этой дивизии с тремя батареями, как выше указано, занимала позицию у Янишкау. В восемь часов утра противник открыл по ней сильный артиллерийский огонь. Окопы, занятые Калужским и Либавским полками, были буквально осыпаны бомбами и шрапнелями тяжелой германской артиллерии, производившими на людей потрясающее моральное впечатление. Наша полевая артиллерия не могла состязаться с дальнобойными тяжелыми пушками противника. Вскоре на левом фланге бригады появились четыре неприятельские эскадрона с конной артиллерией, открывшей огонь против тыла занятой позиции, вслед за этим обозначился обход левого фланга бригады германской пехотой. Полки начали отступать. Начальник дивизии, генерал Мингин, успел, однако, приостановить это отступление и к 12 часам дня занял новую позицию, впереди и западнее Франкенау, теми частями бригады, которые ему удалось взять в руки. Роты оказались перемешанными, часть их успела уже отойти далеко за Франкенау; только к вечеру генерал Мингин мог привести расстроенную бригаду в порядок и на ночь остался на занятой позиции. Преследования со стороны противника не было.

Что касается 2-й бригады 2-й пехотной дивизии (Ревельский и Эстляндский полки), то она утром 14 августа без всякого давления со стороны противника стала отходить от Липплау, где ночевала с 13-го на 14 августа, к Нейденбургу. Отход этот происходил в большом беспорядке.

Получив донесение о беспорядочном отступлении бригады, командующий армией послал к ней одного из офицеров Генерального штаба с приказанием остановить это отступление и привести бригаду в порядок. Оказалось, что к Нейденбургу отходил 8-й пехотный Эстляндский полк с полубатареей 2-й артиллерийской бригады. Хаос был полный. Батальоны и роты совершенно перепутались, люди были страшно утомлены, патронов на руках почти не было, не было третий день ни хлеба, ни сухарей.

Полк был остановлен под самым Нейденбургом, приведен в порядок и расположен на отдых. Однако общее состояние Эстляндского полка совершенно исключало возможность рассчитывать на него как на боевую единицу, и командующий армией приказал отвести его на бивак Нейденбургу, выдать ему хлеба из бывшего там транспорта и только утром 15 августа отправить его к Франкенау на присоединение к дивизии.

В ночь с 13-го на 14 августа командиру XXIII корпуса генералу Кондратовичу, находившемуся в Млаве, было передано приказание командующего армией немедленно прибыть в Нейденбург и затем руководить боевыми действиями 2-й пехотной дивизии.

Приказание было передано в три часа ночи через полковника Генерального штаба Крымова. Около 8 часов утра 14 августа генерал Кондратович с составом всего штаба на трех автомобилях выехал из Млавы.

Проехав со штабом корпуса через Нейденбург по направлению к Франкенау, генерал Кондратович встретил отходящие части 2-й артиллерийской бригады, вначале парк, а затем один из дивизионов.

Ехавшему с командиром корпуса исполняющему должность инспектора артиллерии корпуса, генерал-майору князю Канхакузину, приказано было задержать дивизион, устроить его, собрать отступающие небольшие части пехоты, состоявшие по преимуществу из остатков 7-го пехотного Ревельского полка, и расположить, их на позицию у Лютфинкена.

К позициям у Франкенау, где находилась 1-я бригада 2-й пехотной дивизии, генерал Кондратович прибыл между тремя и четырьмя часами дня.

Здесь начальник дивизии генерал Мингин доложил генералу Кондратовичу о боях 13 августа, о гибели почти всего Ревельского полка, от которого осталось человек 200–300, о расстройстве Эстляндского полка и о тяжелом положении 1-й бригады дивизии (Калужский и Либавский полки).

По словам генерала Мингина, войскам есть было нечего – за все время наступления хлеба доставить не удалось; не было транспортов, сухари были на исходе, раненых было так много, что убирать всех не было никакой возможности.

К вечеру, когда бой затих, генерал Кондратович со штабом корпуса отправился в Нейденбург, где находился и генерал Самсонов со штабом своей армии.

Вечером 14 августа командующий армией вызвал к себе генерала Кондратовича и, по словам последнего, в разговоре с ним дал ему следующее указание:

«Хотя генерал Мингин отличный генерал, но у него происходит что-то для меня непонятное: вчера он должен был вести решительное наступление в направлении на Турау, Янишкау и далее, а между тем я лично встретил вблизи Нейденбурга толпу около 1000 человек, 8-го пехотного Эстляндского полка, совершенно дезорганизованную; я приказал собрать их и поставить в Нейденбурге в резерв – пусть отдохнут здесь. Очевидно, наступление генерала Мингина было неудачно; нужно принять меры, чтобы генерал Мингин, занимая прочно Франкенау, облегчил наступление XV корпуса».

Поздно ночью, из штаба армии был получен письменный приказ, в котором указывалось, что XXIII корпус должен был 15 августа удерживать Франкенау, причем командиру ХXIII корпуса подчинялся конный отряд в составе двух полков и одной конной батареи, под начальством генерал-майора барона Штемпеля.

Утром 15 августа генерал Кондратович вместе со штабом корпуса выехал во Франкенау. По пути ему встретилась голова л. – гв. Кексгольмского полка, подходившего к Ронцкенау. Генерал Кондратович приказал полку оставаться в Ронцкене, в резерве. Во Франкенау находилась в том же боевом порядке, что и накануне, 1-я бригада 2-й пехотной дивизии. Ознакомив генерала Мингина с приказанием командующего армией, генерал Кондратович отправился в Салюскен, куда прибыл и генерал-майор барон Штемпель со своим конным отрядом.

Вскоре в отряде генерала Мингина начался бой в северном направлении. Предполагая обход противником правого фланга позиций, генерал Кондратович выслал в Лана батальон кексгольмцев и сотню казаков; однако предположение это не подтвердилось. Затем загорелся бой со стороны Янишкау, начался сильный обстрел позиций тяжелой артиллерией вперемежку с легкой; с этой последней довольно успешно вела бой наша 2-я артиллерийская бригада, собравшаяся здесь в полном составе; бой постепенно усиливался, нанося нам значительные потери. Части генерала Мингина были усилены еще батальоном кексгольмцев, так что в резерве корпуса остались только 6 рот последних, с 3-й батареей 3-й артиллерийской бригады. Генерал Кондратович со штабом находился на северной окраине деревни Салюскен. Когда же деревня стала обстреливаться шрапнелью, то весь штаб отошел версты на полторы назад.

Связь с командующим армией была утеряна – он с утра выехал из Нейденбурга.

До двух часов дня поступало много донесений о появлении в разных местах лишь небольших разъездов германцев. Затем, около двух часов дня, было получено донесение, что со стороны Люссакена, к северу от него, показалось до четырех эскадронов противника. Генерал Кондратович приказал генерал-майору барону Штемпелю атаковать их. Но лишь только конная батарея выехала на позицию, а конный отряд выстроился для атаки верстах в двух западнее Салюскена, как по отряду открыли сильный огонь три неприятельские батареи и за конницей показалась германская пехота.

Против этого неприятеля выдвинут был последний резерв – 6 рот Кексгольмского полка с батареей 3~й артиллерийской бригады, которые развернулись в боевой порядок, к западу от Ронцкена.

Завязался жаркий бой.

Тем временем конница неприятеля начала продвигаться к югу, в направлении на Нейденбург. Было получено также донесение о появлении германских разъездов вдоль шоссе от Сольдау. Генерал Кондратович отправился в Нейденбург, чтобы наскоро организовать его оборону.

Прибыв в Нейденбург, он нашел там только 1000 человек эстляндцев, собранных еще накануне командующим армией для отдыха.

Эстляндцам, при которых было два штаб-офицера, приказано было занять высоты к западу от Нейденбурга, на расстоянии около версты от города, спешно окопаться на этих высотах и держаться там во что бы то ни стало.

После этого генерал Кондратович вновь выехал из Нейденбурга на север, к остальным частям своего корпуса но проехав две-три версты, узнал об отходе эстляндцев с позиции к городу. Тогда он вновь вернулся в Нейденбург и лично, вместе с чинами штаба корпуса, довел часть эстляндцев до тех высот, которые они должны были удерживать во что бы то ни стало, до подхода подкреплений, ожидавшихся из Млавы.

По словам генерала Кондратовича, командующий армией генерал Самсонов еще утром 15 августа передал ему лично, на словах, что им сделано распоряжение, чтобы все высаживавшиеся у Млавы эшелоны частей XXIII корпуса следовали не на Сольдау, как приказано было раньше, а в распоряжение его, генерала Кондратовича, прямо на Нейденбург. Поэтому генерал Кондратович и ожидал подхода подкреплений со стороны Млавы.

Определив на позиции эстляндцев, генерал Кондратович вновь отправился к отряду генерала Мингина на крайний правый фланг своих войск.

Проехать через Салюскен уже не было возможности, поэтому он направился на север, через Дитченсдорф. К генералу Мингину он прибыл между шестью и семью часами вечера.

Положение отряда генерала Мингина оказалось в это время исключительно тяжелым; артиллерийский огонь, в особенности тяжелых орудий, значительно усилился; полки 1-й бригады 2-й пехотной дивизии (Калужский и Либавский) были окружены с севера, запада и юга. Потери были настолько велики, что, по докладу генерала Мингина, в ротах не было в среднем более 25–30 человек; роты продолжали таять на своих позициях от постоянных потерь. Стрелять было нечем. Патроны и снаряды приходили к концу, парки были пусты. Почти в таком же положении были и кексгольмцы на позиции к западу от Ронтцкена, где собрался весь этот полк; окруженные также почти с трех сторон, они еще держались, неся огромные потери. Подвезти патроны не было возможности, приходилось стрелять патронами с убитых. Дальнейшее оставление на этой позиции могло привести кекстольмцев к полному окружению.

Ввиду таких тяжелых условий генерал Кондратович разрешил генералу Мингину вывести войска с занятых ими пунктов на высоты к юго-востоку от Франкенау, а затем постепенно, медленно, широким фронтом, передвигаться в направлении левым флангом на Нейденбург, имея целью занять если не самый Нейденбург, то шоссе от Нейденбурга на Мушакен.

На предложение генерала Кондратовича руководить этой операцией генерал Мингин попросил его не беспокоиться, так как, по словам генерала Мингина, за дни нахождения на этих позициях он настолько изучил дело маневрирования в бою, что мог и сам исполнить этот маневр или, как он выразился, «извернуться».

После этого генерал Кондратович уехал с позиции генерала Мингина и более на нее уже не возвращался.

До вечера отряд генерала Мингина еще удерживал свои позиции, изнемогая от неравной борьбы с превосходными силами противника.

Между тем положение его отряда, как и положение всей 2-й армии, становилось крайне опасным.

На 16 августа командующий армией решил начать отступление.

При предположенном отходе 2-я пехотная дивизия должна была оставаться на занимаемой ею у Франкенау позиции под ее прикрытием должны были двинуться к Янову все обозы, а после и войска XV корпуса. Затем дивизия, отойдя от Франкенау, должна была занять позицию, правее XV корпуса, который после отхода XIII корпуса на линию Грюнфлис – Бартошкен должен был отойти на фронт Лана – Грюнфлис.

В дальнейшем предполагалось постепенно отходить к Янову, начиная со 2-й пехотной дивизии.

Около одного часу ночи на 16 августа генерал Самсонов прибыл в Волька, где, к удивлению своему, нашел расположившийся на отдых конный корпус генерала барона Штемпеля, находившийся в течение 15 августа, вместе с 11-й конной батареей, на левом фланге 1-й бригады 2-й пехотной дивизии.

Генерал-майор барон Штемпель доложил генералу Самсонову, что он отошел к Волька по приказанию генерала Мингина, отряд которого расположился у Орлау.

В это время положение сторон было следующее: 2-я пехотная дивизия и Кексгольмский полк находились в районе Лана – Орлау, конный отряд – в Волька. Противник уже охватил левый фланг и тыл расположения XXIII корпуса, захватил Нейденбурт и продвигался далее к Янову.

Отход 2-й пехотной дивизии от Франкенау к Орлау (ставивший XV корпус в критическое положение, т. к. его отступательно-фланговое движение ничем не прикрывалось) был совершенно неожиданным для командующего армией.

Генерал Самсонов сам отправился в Орлау и лично дал указания генералу Мингину о занятии позиций впереди Орлау, примыкая правым флангом к Лана.

Около 8 часов 30 минут утра 16 августа противник открыл артиллерийский огонь, осыпая позиции 2-й пехотной дивизии бомбами и шрапнелями тяжелых орудий.

Отсутствие в этот день у Орлау генерала Кондратовича заставило командующего армией задержаться у Орлау на некоторое время, дабы объединить действия собравшихся там войск.

После полудня положение дел в армии стало сильно ухудшаться. Противник, постепенно накапливаясь у Нейденбурга, охватывал наши начавшие отступление части с фланга и с тыла.

Конечным результатов этого дня была гибель наших XIII и XV корпусов, а вместе с ними и 2-й пехотной дивизии и Кексгольмского полка, из состава которых прорвались лишь небольшие группы людей и отдельные лица.

Из полков 2-й пехотной дивизии более других сохранился 8-й пехотный Эстляндский полк, отступивший из Нейденбурга на Янов и тем избежавший охвата его противником.

Вся артиллерия дивизии, также как и 3-я батарея 3-й артиллерийской бригады, погибли в лесах около Мушакена.

Потери всей 2-й пехотной дивизии в боях с 13-го по 17 августа выражаются в количестве 226 офицеров и 12 888 нижних чинов.

Приданный дивизии конный отряд генерал-майора барона Штемпеля, состоявший из шести эскадронов 6-го драгунского Глуховского полка, трех сотен 6-го Донского казачьего полка и 11-й конной батареи, пробился с боем к русской границе, сохранив все орудия и зарядные ящики.

I армейский корпус

По боевому расписанию I армейский корпус входил в состав 1-й армии, но по повелению Верховного Главнокомандующего корпус этот перевезен был в Варшаву для действий против Германии на левом берегу Вислы.

С этого времени I корпус находился в непосредственном распоряжении Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта.

Телеграммой Главнокомандующего армиями фронта от 2 августа 1914 г. командиру корпуса генералу от инфантерии Артамонову было приказано: выделив два полка для прикрытия Варшавы, с остальными частями корпуса выступить походным порядком на Новогеоргиевск и Цеханов. С того же числа (2 августа) I корпус на время операций 2-й армии в пределах Восточной Пруссии подчинялся генералу от кавалерии Самсонову, без включения его, однако, в состав 2-й армии.

Для прикрытия Варшавы из состава корпуса были оставлены два полка – по одному от каждой дивизии, а именно: 86-й пехотный Вильманстрандский и 96-й пехотный Омский, так что к Млаве корпус подошел в составе: трех полков 22-й пехотной дивизии – генерал-лейтенанта Душкевича (пехотные полки 85-й Выборгский, 87-й Нейшлотский и 88-й Петровский), трех полков 24-й пехотной дивизии – генерал-лейтенанта Рещикова (пехотные полки 93-й Иркутский, 94-й Енисейский и 95-й Красноярский), 22-й и 24-й артиллерийских бригад, 1-го мортирного дивизиона и 1-го саперного батальона.

На корпус возлагалась особая задача: обеспечение наступательной операции 2-й армии со стороны крепости Торна. Ввиду сего корпус, согласно полученным о нем распоряжениям, нельзя было выдвигать севернее Сольдау без особого на то разрешения Верховного Главнокомандующего.

Последнее распоряжение было затем отменено: 8 августа от Верховного Главнокомандующего последовало разрешение привлечь I корпус к участию в боях и на фронте армии, но Главнокомандующий армиями фронта только 14 августа, т. е. уже после боя у Сольдау, разрешил генералу Самсонову использовать I корпус, причем телеграфное предписание за № 3016 было получено в штабе армии лишь 19 августа, когда период боев уже закончился.

Боевые действия корпуса за время до 14 августа развернулись в следующей постепенности.

Ввиду имевшихся сведений о сосредоточении в районе Млавы одной дивизии противника корпус был выдвинут уступом вперед, с целью очищением Млавы обеспечить дальнейшее движение армии.

5 августа штабом армии были получены сведения, что Млава противником оставлена. Поэтому на 6 августа корпусу было приказано оставаться на дневке в Соньске, но телеграмма о дневке была доставлена командиру корпуса с опозданием; вследствие этого 6 августа корпус продолжал свое движение вперед к границам Пруссии, и 7-го вечером авангард его занял Млаву.

8 августа корпус оставался в районе Млавы. 9-го ему, также как и XV корпусу (генерала от инфантерии Мартоса), предписывалось приступить к подготовке операций по овладению районом Нейленбург – Сольдау, причем I корпусу при его наступлении должна была содействовать 6-я кавалерийская дивизия (генерал-лейтенанта барона Ропп). В 7 часов 30 минут вечера 9 августа Сольдау было занято частями корпуса.

Так как, согласно распоряжению Главнокомандующего армиями фронта, генерал Самсонов мог располагать I корпусом только до района Сольдау, то корпусу приказано было 10 августа оставаться в Сольдау.

Между тем, в этот самый день, 10 августа, XV корпус, наступавший правее I корпуса, столкнулся с противником на линии Орлау – Франкенау, и генерал Мартос обратился к командиру I корпуса за содействием.

Генерал Артамонов на следующий же день, 11 августа, двинулся вперед, вдоль шоссе Сольдау – Гильгенбург, но по пути к Уздау получил телеграмму штаба армии, которой ему предписывалось на 11 августа оставаться у Сольдау для обеспечения левого фланга армии. Вследствие этого корпус остановился в районе между Сольдау и Уздау, на фронте Уздау – Мейшлиц– ст. Кошлау-Гралау.

Вечером 12 августа было получено приказание и 13 числа оставаться в том же районе для обеспечения левого фланга и тыла продолжавшей свое наступление 2-й армии.

Разведкой к этому времени было установлено – со стороны Лаутембурга наступление противника, а со стороны Гильгенберга – сосредоточение германских войск в районе Гросс Грибен – Геезелихт. Получив эти сведения, генерал Артамонов принял решение выполнить свою задачу активно и встретить наступление германцев наступлением же, а при наступлении противника с обоих направлений – атаковать колонну, наиболее угрожавшую тылу армии, о чем и донес командующему 2-й армией телеграммой от 12 августа (11 часов 25 минут вечера).

На донесение это была получена из штаба армии телеграмма от 13 августа за № 6360, посланная в 6 часов 40 минут утра, следующего содержания:

«Корпуса XIII, XV и 2-я пехотная дивизия сегодня, тринадцатого, продолжают наступление на фронте Остероде – Алленштейн, согласно последнему директивному распоряжению командующего армией, Вам подчиняются: гвардейская дивизия, 9-й саперный батальон, тяжелый артиллерийский дивизион, 6-я и 15-я кавалерийские дивизии. В Ваше распоряжение назначается также 1-я стрелковая бригада, головной эшелон которой уже едет железной дорогой. Ваша задача – обеспечивать тыл армии с левого фланга – должна быть выполнена во что бы то ни стало. Командующий армией убежден, что даже много превосходный противник не в состоянии будет сломить упорство славных войск первого корпуса, от действий которого зависит успех операции на Алленштейн и далее. Постовский».

На это распоряжение генерал Артамонов ответил телеграммой, в которой сообщал, что все будет исполнено и что войска благодарят своего доблестного командующего армией за доверие.

Здесь необходимо отметить, что распоряжение об усилении I корпуса, прибывавшими к Млаве частями XXIII корпуса, о чем указывалось в приведенной выше телеграмме штаба 2-й армии от 13 августа, последовало при следующих обстоятельствах.

Уже 12 августа обозначилось против I корпуса наступление частей трех германских корпусов. Ввиду этого ночью с 12-го на 13 августа в штаб 2-й армии отправился для доклада о положении дел состоявший для связи при штабе корпуса, Генерального штаба капитан Шевченко. Утром 13 августа названный капитан доложил об остановке I корпуса сначала начальнику штаба армии, а затем командующему армией. Генерал Самсонов, выслушав этот доклад, сперва высказал решение – задержать наступление XIII и XV корпусов, а затем приказал позвать к нему чинов оперативного отделения штаба армии, и когда пришли генерал-майор Филимонов, полковник Вялов и подполковник Андогский, то генерал Самсонов сам изложил им положение I корпуса и спросил их мнения – не следует ли задержать наступление XIII и XV корпусов. Первым высказался полковник Вялов; по его мнению, упомянутые корпуса должны были продолжать исполнение поставленной им задачи – наступать на север; для того же, чтобы сделать I корпус более устойчивым, ему следовало, по мнению полковника Вялова, придать в помощь все прибывавшие в Млаву части, т. е. 3-ю гвардейскую пехотную дивизию, 1-ю стрелковую бригаду и тяжелый артиллерийский дивизион. К этому мнению присоединились и прочие чины штаба. Генерал Самсонов вполне согласился с высказанным чинами его штаба мнением и приказал капитану Шевченко передать генералу Артамонову, что на усиление I корпуса поступают свежие части, прибывавшие в Млаву, и что корпус должен удерживаться у Сольдау во что бы то ни стало.

Таким образом, корпус, против которого обозначились части трех неприятельских корпусов, усиливался лишь половиной XXIII корпуса, имевшего, в сущности, свою самостоятельную задачу. Такое усиление I корпуса по сравнению с силами неприятеля едва ли могло иметь сколько-нибудь решающее значение, тем более, что части XXIII корпуса прибывали к Млаве не сразу, а разновременно и вводились в бой пачками. Между тем на I корпус, как указывалось и в телеграмме штаба 2-й армии, возлагалась весьма серьезная задача, от выполнения которой зависел успех операций всей армии.

Как показали дальнейшие события, возложенная на I корпус задача – обеспечивать тыл и левый фланг армии – выполнена не была; корпус отступил, и это роковым образом отозвалось на судьбе других частей, входивших в состав 2-й армии, продолжавших наступать даже и после отступления I корпуса.

Сведения о противнике к 13 августа – времени начала боев – сводились к следующему:

1) в районе Гильгенбург – Щуплинен – Рибно сосредоточивались значительные силы противника, причем в этот район все время прибывали поезда с войсками с северо-запада;

2) между озерами Гросс Дамерау и Румион – обнаружена тяжелая артиллерия противника;

3) на высотах у Гросс Грибен – около бригады пехоты с артиллерией и конницей;

4) со стороны Лаутенбурга было установлено движение значительной неприятельской колонны из трех родов оружия.

Намереваясь исполнить возложенную на корпус задачу активно командир I корпуса, имея в виду постепенное усиление корпуса частями XXIII корпуса, решил удерживаться на правом фланге и в центре 85-м пехотным Выборгским полком, а на левом фланге – перейти в наступление. Для выполнения последнего генерал Артамонов отвел к утру 13 августа в резерв корпуса 88-й пехотный Петровский полк, занимавший до этого Фредау, правее Выборгского полка. Нельзя не отметить, что с оставлением Фредау 88-м пехотным Петровским полком значительно ослабилась связь I корпуса со 2-й пехотой дивизией, находившейся в районе Липпау – Скотау и составлявшей левый фланг боевого расположения ядра армии – XV и XIII корпусов, так как при этом получается разрыв почти в 15 верст, чем и не преминул воспользоваться в свое время противник.

13 августа корпус был расположен следующим образом.

На правом фланге корпуса, на позиции немного севернее Уздау – 85-й пехотный Выборгский полк с дивизион легкой артиллерии и взводом гаубиц, под начальством командира 1-й бригады 22-й пехотной дивизии генерал-майора Сивицкого. Левее его, на позиции по фронту Мсишлиц – станция Кошлау – Гралау, 24-я пехотная дивизия, без 96-го пехотного Омского полка. В резерве – 2-я бригада 22-й пехотой дивизии и подходившие к Млаве части XXIII корпуса. 6-я и 15-я кавалерийские дивизии действовали во фланг и тыл противника, наступавшего со стороны Лаутенбурга.

С раннего утра 13 августа германцы начали сильно обстреливать расположение 85-го пехотного Выборгскою полка огнем своей тяжелой артиллерии; наша легкая артиллерия, за дальностью расстояния, не могла ей отвечать.

В 9 часов утра германцы перешли в наступление, сосредоточивая свои усилия от Лаутенбурга в обход левого фланга 24-й пехотной дивизии и поддерживая свою атаку oгнем многочисленной артиллерии от Гросс Грибена. Тогда генерал Артамонов двинул из-за левого фланга 24-й пехотой дивизии 2-ю бригаду 22-й пехотой дивизии на линию Генрихсдорф – Гродткен.

Около полудня на фронте 24-й пехотной дивизии противник произвел наступление на 93-й пехотный Иркутский полк. Обстреливаемый с трех сторон огнем легкой и тяжелой артиллерии, полк этот стал отходить, но был поддержан 95-м пехотным Красноярским полком, который перешел в наступление на Гросс Кошлау. Энергично двинулись иркутцы и красноярцы, но германцы штыкового удара не приняли. В это время навстречу атакующим выехал бронированный автомобиль, вооруженный пулеметами. Появление его произвело сильное впечатление на войска, и они в беспорядке стали отходить назад. Получившийся разрыв между частями 24-й пехотой дивизии и 85-м пехотным Выборгским полком был заполнен введением в бой Литовского полка с батареей 3-й артиллерийской бригады. В таком положении бой затих на участке 24-й пехотной дивизии. 85-й пехотный Выборгский полк, весь день 13 августа бывший у Уздау под огнем тяжелой артиллерии, несмотря на то, что его позиция находилась перед линией фронта из-за отхода частей 24-й пехотной дивизии, удерживал, окопавшись, свои позиции до самого вечера.

В этот день на левом фланге расположения корпуса наступление германцев до 6 часов вечера успешно сдерживала 6-я кавалерийская дивизия, которую затем сменила 2-я бригада 22-й пехотной дивизии.

Эта бригада наступала двумя колоннами: правая в составе 87-го пехотного Нейшлотского полка и левая – 88-го пехотного Петровского полка, оба с частями артиллерии. Первая колонна была задержана противником у Генрихсдорфа, а вторая успешно обошла правый фланг германцев и, оттеснив его к восьми часам вечера, заняла Гросс Ленск. Действиями левой колонны руководил находившийся при ней начальник 22-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Душкевич.

15-я кавалерийская дивизия днем 13 августа вела бой у Лаутенбурга, разрушила к западу от него железную дорогу, а к вечеру отошла к Зиелюню.

С утра 14 августа корпус был, в общем, на теx же позициях, которые он занимал накануне, а именно: на правом фланге, впереди Уздау, находился 85-й пехотный Выборгский полк, левее его, уступом назад – лейб-гвардии Литовский полк, еще левее – полки 24-й пехотной дивизии, на крайнем левом фланге в районе Генрихсдорфа и Гр. Ленска – 2-я бригада 22-й пехотой дивизии.

Приказом по корпусу на 14 августа предписывалось: 85-му пехотному Выборгскому и Литовскому полкам и 24-й пехотной дивизии – укрепиться и прочно удерживать занятые места, 2-й бригаде 22-й пехотной дивизии – отбросить обходившего противника, нанося удар (как значилось в приказе) в его левый фланг; вновь подходившим из Млавы частям 3-й гвардейской пехотной дивизии и 1-й стрелковой бригады с их артиллерией – составить общий резерв и находиться между Борхерсдорфом и Сольдау.

Охранение правого фланга и поддержка связи со 2-й пехотной дивизией были возложены на конный отряд командира 2-й бригады 6-й кавалерийской дивизии, генерал-майора барона Штемпеля, в составе 6-го драгунского Глуховского полка, трех сотен 6-го Донского казачьего полка и 11-й конной батареи, а охрана левого фланга – на 1-ю бригаду 6-й кавалерийской дивизии и на 15-ю кавалерийскую дивизию.

Однако распоряжение об упорной обороне позиции выполнено не было. В шесть часов утра 14 августа в 24-й пехотной дивизии под влиянием начавшегося сильного артиллерийского огня произошло замешательство, а около семи часов утра начался постепенный отход назад на Сольдау.

Установить, какой из полков начал отступать первым, не удалось. Генерал барон Штемпель и командир 11-й конной батареи подполковник Бурков удостоверили, что рано утром 14 августа, следуя с отрядом с левого фланга корпуса, они видели, что начали отходить к Сольдау батарея 3-й артиллерийской бригады и Литовский полк, а за ними стал отступать цепями и 85-й пехотный Выборгский полк.

По словам генерала Сивицкого, начальника боевого участка, на котором находился 85-й пехотный Выборгский полк с артиллерией, в четвертом часу ночи на 14 августа приезжал на этот участок на автомобиле командир корпуса генерал Артамонов. Расспросив генерала Сивицкого о положении дел и узнав из доклада последнего, что он, генерал Сивицкий, с утра 14 августа ожидает атаки германцев и что, ввиду необеспеченности правого фланга, позицию эту удержать будет крайне трудно, генерал Артамонов предложил генералу Сивицкому отвести немедленно 85-й пехотный Выборгский полк назад. Но генерал Сивицкий попросил позволения остаться на занимаемой позиции до утра, так как отступление ночью было бы похоже на бегство. Генерал Артамонов согласился с этим доводом, перекрестил генерала Сивицкого, разрешил ему оставаться на позиции и отступать по его усмотрению, соображаясь с обстоятельствами дела, а затем уехал, предупредив, что верстах в трех от его позиций имелась укрепленная высота, где при отступлении можно было бы задержаться.

С 5 часов 30 минут утра 14 августа германцы начали обстреливать позицию 85-го пехотного Выборгского полка тяжелой артиллерией с фронта и справа. В шесть часов утра капитан названного полка Дементьев, державший телефонную связь с другими частями, доложил генералу Сивицкому, что адъютант Литовского полка передал по телефону приказание об отступлении. Вслед за тем генерал Сивицкий заметил, что Литовский полк и части 24-й пехотной дивизии отходят назад. После отхода этих частей позиция 85-го пехотного Выборгского полка стала обстреливаться слева. Тогда генерал Сивицкий приказал навести по телефону справку в штабе корпуса – действительно ли приказано отступать, но капитан Дементьев ответа не добился.

В 8 часов утра, когда положение 85-го пехотного Выборгского полка сделалось очень тяжелым, генерал Сивицкий приказал отступать и этому полку с находившейся при нем артиллерией.

Полку пришлось отойти за Сольдау; та высота, на которую указывал генерал Артамонов, не соответствовала своему назначению, так как представляла из себя только песчаный бугор с окопами на один взвод.

За 14 августа в 85-м пехотном Выборгском полку выбыло 11 офицеров и 887 нижних чинов.

Было ли в действительности передано из штаба корпуса приказание об отступлении войскам правого участка – установить не удалось. По словам полкового адъютанта Литовского полка, поручика Пржевальского, на которого ссылался капитан Дементьев при передаче генералу Сивицкому приказания об отступлении, он никаких разговоров по телефону 14 августа не вел и приказаний об отступлении не принимал и не передавал. По его личному впечатлению, названный полк отступил вследствие чрезвычайно сильного ураганного огня противника, сосредоточенного в особенности по батарее 3-й артиллерийской бригады. По словам командира Литовского полка, генерала-майора Шильдбаха, он отступил от Уздау, где полк его находился между пехотными полками – 85-м Выборгским и 94-м Енисейским, по приказанию начальника 24-й пехотной дивизии генерала Рещикова и перешел на высоты по обе стороны Ниостой. После одного часу дня генерал Шильлбах никаких указаний и распоряжений ни от генерала Рещикова, ни от генерала Артамонова не получал, так как в то время никакой связи – ни летучей почтой, ни по телефону у него с названными лицами уже не было.

По вопросу о вышеизложенном отступлении генерал Рещиков показал следующее.

В бою 14 августа он был начальником боевой части корпуса, состоявшей из трех его дивизий. Правее последней, у Уздау, были расположены Литовский и 85-й пехотный Выборгский полки. Ни один из этих полков ему подчинен не был.

Около 12 часов дня 14 августа командир 94-го пехотного Енисейского полка, составлявшего правый флат 24-й пехотной дивизии, сообщил генералу Рещикову об обходе противником названного фланга и о том, что 85-го пехотного Выборгского полка у Уздау уже не было.

Никакого приказания до этого времени об отступлении от командира корпуса не поступало. Напротив, около двенадцати – одного часу дня, генерал Артамонов приезжал на автомобиле на участок дивизии и сообщил, что положение корпуса блестящее, так как XV и XIII корпуса заходят в тыл неприятелю. Но когда генерал Артамонов проехал уже обратно в Сольдау, то генерал Рещиков внезапно увидел, что стоявшая на позиции между Тауерзее и Узаду артиллерия быстрым аллюром проехала назад, причем слышались возгласы «кавалерия, кавалерия». Кто приказал артиллерии отходить, генерал Рещиков не знал. Говорили, будто бы генерал Артамонов приказал ей переменить позицию, но так ли это – генерал Рещиков сказать не мог. Быстрое движение артиллерии и крики «кавалерия» произвели на некоторые части сильное впечатление, одиночные люди стали отходить назад. Собрав их, генерал Рещиков расположил их вдоль железной насыпи, впереди Сольдау. Сюда же мало-помалу присоединились и части Литовского полка и полков 24-й пехотной дивизии, постепенно отходившие под натиском противника.

К вечеру 14 августа полки названной дивизии отошли за реку Сольдау к Кишинену; только часть 93-го пехотного Иркутского полка осталась перед Сольдау.

Когда стало известно, что части 24-й пехотной дивизии отошли назад, отошли и стрелки 1-й стрелковой бригады, прибывшие к позициям ночью.

Таким образом на правом фланге и в центре отступление частей 1 корпуса сделалось общим и притом имело довольно беспорядочный характер. Общее управление отходившими частями отсутствовало: части отходили без руководящих указаний. Так, между прочим, одну из отступавших батарей встретил и задержал у Сольдау находившийся при корпусе исполняющий должность генерала для поручений при командующем 2-й армией, Генерального штаба полковник Крымов.

По показанию полковника Крымова, на его вопрос, зачем батарея отступает, командир батареи ответил, что ему приказано отступать. Полковник Крымов указал батарее позицию. К этой батарее присоединились потом другие отступавшие батареи, а также и батареи, прибывшие по одной из Млавы. Так образовалась случайная артиллерийская позиция, на которой пять-шесть батарей продержались до утра 15 августа.

В то время как на правом фланге и в центре боевого расположения корпуса происходило отступление, на левом фланге у генерала Душкевича дела складывались весьма благоприятно.

К утру 14 августа отряд генерала Душкевича в составе пяти батальонов с дивизионом артиллерии занимал взятый им накануне в боях участок позиции к западу от Сольдау у Гросс Ленск.

Убедившись к том, что Генрихсдорф, расположенный к северо-востоку от Гросс Ленска, занят неприятелем, генерал Душкевич приказал только что прибывшему 4-му стрелковому полку атаковать Генрихсдорф с фронта, а сам решил атаковать ту же позицию с фланга.

Атака стрелков с фронта была остановлена противником; атака же с фланга была для германцев неожиданной и оказалась настолько успешной, что произвела у них полный переполох. Было видно, как от удачного действия наших мортир на передней лини неприятеля солдаты начали носиться в разных направлениях: заметались и выдвинутые вперед батареи.

В это самое время совершенно неожиданно было получено приказание об отступлении. По словам генерала Душкевича, передача ему приказания об отступлении последовала при следующих обстоятельствах: сперва отряду было передано по телефону приказание командира корпуса отступать в Сольдау, затем последовало второе приказание от штаба корпуса направлять обозы к Куркау.

Сначала генерал Душкевич категорически отказался верить этому сообщению, но командир саперной роты, державший связь со штабом корпуса и принявший телефонограмму, уверил его, что по голосу передавшего телефонограмму он узнал в нем своего знакомого, также командира саперной роты, но другого батальона.

Приказание это записано в книге телефонограмм штаба 22-й пехотной дивизии начальником службы связи дивизии, поручиком Струзером, слышавшим случайно эту передачу. Записано оно в таких выражениях: «Начальнику дивизии. Командир корпуса приказал медленно отступать на Сольдау. 10 часов 40 минут утра. Поручик Струзер».

Получив приказания об отступлении и об отводе обозов к Куркау, генерал Душкевич постепенно вывел свои части из боя на дорогу к Сольдау и, приказав им двигаться к этому городу, сам на автомобиле, с начальником штаба 22-й пехотной дивизии, полковником Пфингстсеном, поехал к командиру корпуса. По дороге генералу Душкевичу встретился офицер, которого он посылал в штаб корпуса с донесением о положении дел в его отряде. Офицер этот передал, что командир корпуса приказал доложить ему, генералу Душкевичу, что положение корпуса блестящее, что все войска держатся на своих местах и отбивают все атаки германцев. Предполагая ввиду такого сообщения, что переданное по телефону приказание об отступлении было кем-то злонамеренно искажено и что во всем этом могла иметь место измена, генерал Душкевич, в крайне взволнованном состоянии, явился к командиру корпуса и доложил о своей вине, выразившейся в распоряжении об отступлении отряда, так блестяще начавшего наступление на Генрихсдорф. При этом генерал Душкевич представил генералу Артамонову и того самого офицера, который доложил полученную телефонограмму.

Генерал Артамонов сказал, что такого приказания он не отдавал, но в то же время, по словам генерала Душкевича, совершенно хладнокровно отнесся к отступлению отряда и к факту передачи от его имени по телефону приказания, которого он не отдавал, причем не сделал никакой попытки расследовать то обстоятельство, даже не сделал никакого замечания этому саперному офицеру, а его, генерала Душкевича, просил успокоиться и затем поручил ему оборону левого участка позиции впереди Сольдау.

Такое спокойное отношение со стороны генерала Артамонова ко всему случившемуся, в связи с тем обстоятельством, что все остальные части к этому времени уже отошли назад, дало основание генералу Душкевичу думать, что приказание было передано ему правильно и никакого искажения телефонограммы не было.

Впоследствии, по вступлении уже в командование I корпусом, генерал Душкевич поручил одному из чинов корпусного суда выяснить инцидент с передачей приказания об отступлении, но несмотря на все принятые к тому меры, выяснить, от кого исходила телефонограмма об отступлении отряда, не удалось.

Вступив в начальствование вверенным ему участком позиции у Сольдау, генерал Душкевич застал там два стрелковых полка. Вскоре, однако, он вновь получил по телефону приказание от командира корпуса отправиться на правый фланг и, приняв начальствование над находившимися там войсками, атаковать германцев. Прибыв в Сольдау за получением от штаба корпуса ближайших к тому указаний, генерал Душкевич, по его собственным словам, застал в самом Сольдау только массу столпившихся в беспорядке войск, но никакого распоряжения от генерала Артамонова более не получил, таким образом, атаковать германцев было, в сущности, нечем; по показанию генерала Душкевича – «была толпа всяких частей, а не войска».

Узнав, что недалеко находился 87-й пехотный Нейшлотский полк, которому начальником штаба корпуса генерал-майором Ловцовым приказано было отойти к Куркау генерал Душкевич принял этот полк под свое начальство, присоединил к нему два батальона 88-го пехотного Петровского полка, мортирный дивизион, дивизион легкой артиллерии и занял с этим отрядом у Куркау оборонительную позицию.

В общем к вечеру 14 августа впереди Сольдау остался только арьергард корпуса в составе Литовского полка частей 1-го, 2-го, 4-го стрелковых и 98-го пехотного Иркутского полков и пяти батарей 3-й артиллерийской бригады. Арьергард этот под командой начальника 3-й гвардейской пехотной дивизии генерал-лейтенанта Сирелиуса занял позицию вдоль железнодорожной насыпи, находившейся к северу от Сольдау.

Сравнительно медленный отход частей корпуса под сильным огнем тяжелой артиллерии противника с переменой позиций дал возможность отвести за реку Сольдау всю массу обозов, которые были сосредоточены на северном ее берегу.

Хотя для следования обозов еще утром 14 августа были указаны три переправы (Бродау, Сольдау и Куркау), с распределением их между частями, однако, большая часть обозов сосредоточилась у двух мостов у Сольдау. Это затрудняло их отход в начавшийся под вечер обстрел моста артиллерийским огнем, увеличившим беспорядок, который с трудом удавалось устранять командированным к переправам офицерам штаба корпуса. Вместе с обозами проходило много нижних чинов различных частей корпуса.

Отдельные группы нижних чинов и обозы отошли значительно южнее Сольдау к Иллово, а некоторые даже и к самой Млаве. К ночи в Иллово перешел и штаб корпуса.

Сообщение об отходе I корпуса командующий 2-й армией впервые получил около шести часов вечера 14 августа в Нейденбурте. Сообщение это было для генерала Самсонова совершенно неожиданным, так как от генерала Артамонова не поступало не только донесений о начавшемся отступлении корпуса, но даже и таких, которые давали бы основание предполагать самую возможность отступления. Напротив, в разговоре по телефону с начальником штаба армии генералом Постовским, происходившем, по словам последнего, около двух часов дня 14 августа, генерал Артамонов передавал, что его корпус стоит «как скала», и просил доложить командующему армией, что последний может на него, генерала Артамонова, вполне надеяться. Вскоре за этим, однако, порвалась телефонная связь штаба армии с I корпусом, перестал работать и искровый телеграф. Только около шести часов вечера прибывший в Нейденбург со своим конным отрядом генерал барон Штемпель доложил командующему армией, что I корпус давно уже находится в полном отступлении на Млаву.

Генерал Самсонов был поражен этим известием и первое время не хотел этому верить.

Тотчас же после доклада генерала барона Штемпеля генерал Самсонов отдал распоряжение об удалении генерала Артамонова от должности командира корпуса. Распоряжение это было изложено в форме телеграммы такого содержания: «Генералу от инфантерии Артамонову 1914 г. 14 августа 6 часов 30 минут. Удаляю Вас от командования корпусом. Предписываю Вам сдать командование им генерал-лейтенанту Душкевичу. Командующий 2-й армией генерал от кавалерии Самсонов».

Одновременно с этом телеграммой было послано приказание генералу Душкевичу вступить в командование I корпусом, причем ему предоставлено было право избрать себе начальником штаба кого ему будет угодно.

Последнее распоряжение объяснялось тем, что и начальник штаба 1 корпуса генерал Ловцов, вследствие болезненного состояния, не в силах был надлежащим образом исполнять свои обязанности.

Между тем генерал Артамонов не знал еще об изложенном распоряжении командующего армией 14 августа и 7 часов 25 минут вечера послал в штаб армии следующее донесение:

«После тяжелого боя корпус удержал Сольдау. Противник занимает охватывающее положение. Переправы мои обеспечены. В этом районе опасно держать большие силы ввиду артиллерии, особенно гаубиц. Связи все нарушены. Потери огромны, особенно офицерами. Настроение войск хорошее. Войска послушны, проявили выдающуюся выносливость, оставаясь без горячей пищи и воды больше двух дней. Держать у Сольдау большие силы затруднительно. Удерживаю город авангардом из остатков разных полков. Для перехода в наступление надобен прилив новых сил. Все прибывшие уже понесли большие потери. Приведу все части корпуса в порядок ночью и перейду в наступление».

Распоряжение об удалении его от командования корпусом генерал Артамонов получил поздно вечером 14 августа. В ответ на это распоряжение он в 12 часов 45 минут ночи на 15 августа, находясь в это время около Иллово, отправил такое донесение:

«Доношу Вашему Высокопревосходительству, что приказание Ваше 14/VIII 1914 г. от 6 часов 30 минут вечера получил. Командование сдать генералу Душкевичу не могу, так как он уехал разыскивать остатки своей дивизии, также как и генерал-лейтенант Рещиков. От Высочайше вверенного мне корпуса за истекшие бои остались только небольшие части. Потери огромны, в особенности среди офицеров. Корпус честно исполнил свой долг до конца и удержал в своих руках Сольдау, где я сосредоточил на укрепленной позиции почти весь Литовский полк, остатки стрелковых полков 4-го и 2-го и все удержанные мною лично остатки 22-й и 24-й пехотных дивизий с 3-й гвардейской артиллерийской бригадой, одной или двумя батареями 22-й бригады и с уцелевшими пулеметами. Очень мною людей отошло назад, ибо офицеры перебиты и части совершенно расстроены. Видя, что мне в случае ночной атаки противника не удержаться с такими уже потрясенными людьми на позиции, я на нее направлял только свежие прибывающие части, т. е. Литовский полк, остатки стрелков и голову Петроградского полка. Для поддержания позиции артиллерийским огнем я перевел на тот берег тяжелый дивизион, поставив его на позицию, под прикрытием пехоты. Временно оставив на укрепленной позиции начальником генерал-лейтенанта Сирелиуса, только что прибывшего со своим штабом, я теперь, ночью, собираю войска, отошедшие за реку, чтобы подвести их к позиции. Невзирая на страшную усталость, без пищи более двух суток, войска удается понемногу подтягивать. Начальники дивизий приведут остальных».

Прибыв в час ночи одновременно со штабом корпуса в Иллово, генерал Артамонов сообщил инспектору артиллерии корпуса, генералу от артиллерии князю Масальскому, об удалении своем от командования корпусом и за отсутствием генерала Душкевича передал генералу князю Масальскому временное командование корпусом.

В ту же ночь для доклада об исходе боя 14 августа в штаб армии выехал состоявший при корпусе для связи Генерального штаба капитан Шевченко.

Прибыв в штаб армии, находившийся в Нейденбурге, в 5 часов утра 15 августа, капитан Шевченко застал штаб готовым к отъезду в Надрау.

Доложив командующему армией об отступлении I корпуса, капитан Шевченко спросил генерала Самсонова о том, остается ли в силе распоряжение последнего об удалении генерала Артамонова от должности командира корпуса. На это генерал Самсонов ответил: «Безусловно», – и затем добавил: – «Я отрешил генерала Артамонова не за то, что корпус за два дня до начала боя не окопался, а за то, что когда в четыре часа накануне корпус отходил, от генерала Артамонова продолжали поступать донесения, что корпус продолжает удерживаться как скала. Вам как капитану это неудобно докладывать, но вы можете сказать, что командующий армией, по-видимому, недоволен донесениями, расходившимися с истиной, касавшейся прочного положения корпуса».

Диспозиция по корпусу на день 15 августа была отдана уже генералом князем Масальским. Согласно означенной диспозиции, корпусу предписывалось сосредоточиться под прикрытием авангардов, к Млаве, а отряду генерала Сирелиуса, оставшемуся у Сольдау, в случае натиска превосходных сил противника отходить к Млаве. Часы отхода указаны не были.

Около шести часов утра 15 августа противник открыл очень сильный огонь из тяжелых орудий по позиции, занятой отрядом генерала Сирелиуса, и по городу Сольдау. Город, горевший во многих местах и ранее ночью, запылал еще сильнее. Чувствовалось, что к противнику за ночь подошли новые части, огонь был с флангов и с фронта и был много сильнее, чем накануне.

С семи часов утра началось наступление пехоты противника по всему фронту Кленцкау – Борхерсдорф – Скурпиен – Гогендорф.

Около восьми часов утра с артиллерийского участка генералом Сирелиусом было получено донесение, что артиллерии трудно держаться под огнем многочисленной тяжелой артиллерии противника. К девяти часам утра город Сольдау представлял почти сплошное пожарище; горели, между прочим, все здания возле моста и весь этот район особенно сильно засыпался тяжелыми снарядами противника. Продолжая свой ураганный огонь, противник продвигался вперед с пехотой, охватывая все расположение отряда генерала Сирелиуса. Ввиду такого положения генерал Сирелиус, во исполнение полученной от генерала князя Масальского диспозиции, послал приказание артиллерии отойти на южный берег реки Сольдау, а затем велел начать отход и пехоте в район между Кишинен и Куркау. Последними отошли стрелки – под натиском непосредственно наседавших на них передовых частей противника. Приказаний за это время от генерала Душкевича еще не поступало.

О назначении своем командующим I армейским корпусом генерал Душкевич получил сообщение лишь около девяти часов утра 15 августа, на позиции у Куркау.

Тотчас же названным генералом были посланы офицеры-ординарцы к отступающим частям с приказанием: «Остановиться у Куркау и драться до последнего до ночи»; далее всем отошедшим за Куркау приказано было туда вернуться. Но несмотря на принятые меры, только незначительная часть корпуса собралась у Куркау, а остальные части неудержимо стремились далее на юг. Водворить в войсках порядок было крайне трудно, тем более что в этот день в части войск поступали распоряжения и от генерала князя Масальского, и от генерала Артамонова, и от генерала Душкевича; в этот день, согласно показанию командира Литовского полка генерал-майора Шильдбаха, в корпусе было как бы три корпусных командира.

Спокойному отступлению немало мешал пожар города Сольдау. Так, некоторые батареи 3-й артиллерийской бригады с батальоном Литовского полка не могли уже пройти через мост у Сольдау и принуждены были пойти на переправы к востоку. Там во время переправы через реку Скотау близ Амалиенгофа они были обстреляны неприятельской конной батареей, причем потеряли 4 орудия и несколько зарядных ящиков; затем, уже через Саберау, эти батареи присоединились к своей бригаде.

Утром 15 августа генерал Артамонов продолжал оставаться при частях I корпуса. Около двух часов дня он подъехал к генералу Сирелиусу, находившемуся у Кишинена, и спросил, чем бы он мог быть ему полезен. Генерал Сирелиус указал на отходившие в тыл команды разных частей, вслед за которыми начали отходить по приказанию генерала князя Масальского и части Литовского полка, и попросил генерала Артамонова помочь остановить эти части и направить их к Куркау, что генерал Артамонов и исполнил. Затем, отъезжая, генерал Артамонов сказал генералу Сирелиусу, что он отдал приказание об уничтожении моста у Сольдау, который действительно и был взорван в 2 часа 30 минут дня бывшими у моста саперами.

После этого небольшие пехотные части противника подходили к самому мосту у Сольдау, но попыток к переходу не делали. Противник наседал более в направлении на Куркау, где оставался с частями 22-й пехотной дивизии генерал Душкевич, причем сильный артиллерийский огонь противника продолжался почти до наступления темноты.

Части же противника, находившиеся глубже в тылу, после трех часов дня заметно стали передвигаться в восточном направлении, в охват с левого фланга наших корпусов, действовавших правее Сольдау.

С наступлением темноты все части I корпуса отошли в район Млавы. Гвардейские части остановились у Млавы и здесь приступили к укреплению вновь занятой позиции.

Фактически генерал Душкевич вступил в командование корпусом только к вечеру 15 августа, когда прибыл к частям корпуса, собравшимся у Млавы.

Судя по его телеграмме, отправленной начальнику штаба Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта из Млавы в 7 часов 15 минут пополудни, корпус был сильно расстроен. Генерал Душкевич в этой телеграмме доносил: «Моральное состояние очень угнетенное, люди слишком истомлены, надо собрать части, подбодрить, а потом донесу».

Некоторый порядок в корпусе удалось восстановить только 16 августа, когда все части его подтянулись и люди немного отдохнули.

Отступление I корпуса с занятых им позиций резко изменило положение дел в армии, так как германцы получили возможность беспрепятственно обойти левый фланг центральных корпусов в направлении на Нейденбург и прервать затем их отступление.

Утром 16 августа к командующему корпусом прибыл от командующего армией отправленный еще 15 августа Генерального штаба капитан Слижиков с приказанием о переходе в наступление на Нейденбург для облегчения тяжелого положения XV корпуса и 2-й пехотной дивизии, окруженных противником.

Во исполнение этого приказания в шесть часов вечера того же 16 августа началось наступление корпуса из Млавы к Нейденбургу. Вперед был выдвинут отряд генерала Сирелиуса. В состав отряда входили: три батальона лейб-гвардии Литовского полка, три батальона (к вечеру 17 августа подошел и 4-й батальон) лейб-гвардии Петроградского полка, семь батальонов 1-й стрелковой бригады, 9-й саперный батальон, два дивизиона артиллерии и 1-я мортирная батарея. Конницы не было, за исключением конвойной сотни штаба 3-й гвардейской пехотной дивизии.

Прочие части корпуса, как более расстроенные за время предшествующих боев, должны были выступить из Млавы в пять часов утра 17 августа.

У Кандиен наступающие части встречены были огнем противника из окопов, расположенных по обеим сторонам шоссе на высотах, лежащих между Нейденбургом и Кандиен.

Дальнейшее движение ввиду губительного ружейного, пулеметного и артиллерийского огня шло весьма медленно.

Около трех часов дня 17 августа к наступающим частям прибыл командир корпуса генерал Душкевич. Он лично стал руководить наступлением, выводя батареи вперед на открытые позиции. Выезды батарей так подействовали на пехотные части, что те ринулись в атаку, противник не выдержал и отступил. В девять часов вечера Нейденбург был занят нами.

Через полчаса командир корпуса, через исполняющего обязанности начальника штаба корпуса, полковника Крымова, отдал приказ гвардии и стрелкам под общим начальством генерала Сирелиуса занять и укрепить позицию на фронте Робертсгоф – Нейденбург, а 24-й пехотной дивизии расположиться правее гвардии и стрелков. Письменная, более подробная диспозиция была разослана ночью.

Сам генерал Душкевич, со штабом корпуса, разместился в Бергхофе, при резерве, состоявшем из частей 22-й пехотной дивизии.

В четыре часа утра 18 августа командующий корпусом генерал Душкевич был разбужен полковником Крымовым, который доложил ему, что части гвардии и стрелки отступают. Выйдя из своего помещения на улицу, генерал Душкевич увидел, как через его резерв отходили гвардейские полки, направлявшиеся к Млаве.

Почти в то же время к нему подъехал генерал Сирелиус и начал что-то говорить о своем отступлении. Что именно говорил генерал Сирелиус, генерал Душкевич не помнит, помнит только, как он сказал, что иначе поступить не могу и что вину он принимает на себя. Видя весь отступающий отряд столпившимся и дезорганизованность резерва, и желая спасти положение дел, генерал Душкевич приказал генералу Сирелиусу отвести отряд за резерв и занять верстах в двух новую позицию. Для обеспечения же отхода генерал Душкевич выдвинул из резерва вправо и влево, пехотные полки – 87-й Нейшлотский и 88-й Петровский, а 85-му пехотному Выборгскому полку, выдвинутому ночью вперед на позицию к Нейденбургу, приказал на ней оставаться.

По словам полковника Крымова, когда он обратился к прибывшему в Бергхоф с отступающим отрядом генералу Сирелиусу со словами: «Ваше Превосходительство, что Вы сделали?! Вы испортили все дело!», то генерал Сирелиус ответил, что в Нейденбурге он видел бывшего в плену у германцев раненого казачьего офицера из конвоя командира XV корпуса, который сообщил ему, что генерал Мартос застрелился и что названный корпус погиб; затем этот офицер уверил генерала Сирелиуса, что отряд последнего попал в ловушку, так как впереди сосредоточивались большие силы противника. Это обстоятельство и послужило, по объяснению генерала Сирелиуса, основанием отдать приказание об отступлении, без предупреждения о том командира корпуса.

Отступление генерала Сирелиуса, по словам полковника Крымова, было полное – части шли широким шагом, мер охранения принято не было.

Ввиду отхода частей гвардии и стрелков, было приказано отступать и 24-й пехотной дивизии, направленной на Модткен и Мушакен и дошедшей до Сагсау.

Отступление корпуса происходило под прикрытием частей 22-й пехотной дивизии.

Когда боевой порядок этой дивизии был уже установлен, германцы открыли огонь, и под их напором 85-й пехотный Выборгский полк, остававшийся левее Нейденбурга, стал постепенно отходить к той позиции, где должны были, по указанию генерала Душкевича, оставаться части гвардии и стрелки, но как оказалось, части гвардии указанной ей позиции не заняли, а дошли прямо до Млавы и только там остановились, заняв оборонительную позицию.

Из Куклина генерал Сирелиус в 9 часов 56 минут утра 18 августа прислал командующему корпусом донесение, в котором сообщал: «На пути отступления колонны организовать правильную оборону трудно. Отступление продолжается на Млаву».

Из частей корпуса 87-й пехотный № 88-й пехотный Петровский полки оставались на позиции у Бергхофа до пяти часов вечера 18 августа, ожидая письменного приказания об отходе, так как генералом Душкевичем было отдано распоряжение – без письменного приказания не отходить.

Около этого времени последним было получено приказание Главнокомандующего армиями фронта об отступлении от Нейденбурга, независимо от достигнутых успехов. Такое приказание последовало ввиду полученных в штабе Главнокомандующего армиями фронта сведений о поражении XIII и XV корпусов и о гибели генерала Самсонова.

К 19 августа весь I корпус сосредоточился к Млаве. Противник не преследовал. Убыль за один день боя под Нейденбургом (1 августа) выразилась в количестве 131 офицера и 6114 нижних чинов.

Генерал-адъютант Пантелеев

 

Всеподданнейший доклад генерал-адъютанта Баранова по высочайше возложенной командировке в действующую армию для расследования действий бывшего командующего 1-й армией генерал-адъютанта Ренненкампфа

ВСЕПОДДАННЕЙШИЙ ДОКЛАД ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТА БАРАНОВА

по высочайше возложенной командировке в действующую армию, для расследования действий бывшего командующего 1-й армией генерал-адъютанта Ренненкампфа

Во 2-й день января сего года Вашему Императорскому Величеству благоугодно было повелеть мне расследование о действиях в текущую войну бывшего командующего 1-й армией, ныне состоящего в распоряжении Военного Министра генерал-адъютанта генерала от кавалерии Ренненкампфа, по тем указаниям, которые я имел получить от Его Императорского Высочества Верховного Главнокомандующего и Военного Министра.

Относительно предмета и объема расследования, определившихся согласно полученным таким образом мною указаниям, считаю необходимым всеподданнейше доложить Вашему Императорскому Величеству нижеследующее:

26 декабря минувшего 1914 г. начальник штаба Его Императорского Высочества Верховного Главнокомандующего уведомил телеграммой Военного Министра о том, что генерал-адъютант Ренненкампф просит о назначении расследования о причинах его отстранения от командования 1-й армией и что со своей стороны Великий Князь ничего не имеет против такого расследования.

Но еще ранее того Военным Министром была получена записка о действиях 1-й армии с 12 июля по 12 октября, содержащая в себе, между прочим, критику действий бывших Главнокомандующих армиями Северо-Западного фронта, генерала от кавалерии Жилинского и генерал-адъютанта Рузского, и некоторые секретные сведения, касающиеся боевой готовности нашей армии, причем имелись указания на то, что записка эта была составлена генерал-адъютантом Ренненкампфом и распространялась им среди некоторых лиц в целях оправдания неудачных действий 1-й армии на Восточно-Прусском фронте. Сам же генерал-адъютант Ренненкампф, спрошенный Военным Министром по поводу появления этой записки, отозвавшись полным незнанием таковой, представил Военному Министру, уже по его собственному заявлению, составленную им самим записку о так называемой «Брезинской операции», в которой также заключались сведения, преждевременно освещавшие наши действия и распоряжения старших начальствующих лиц.

Независимо от сего к Военному Министру поступил ряд сведений, вообще с крайне неблагоприятной стороны рисовавших деятельность генерал-адъютанта Ренненкампфа. Так, получены были указания на то, что еще до вступления генерал-адъютанта Ренненкампфа в командование 1-й армией он в качестве командующего войсками Виленского военного округа оказывал особое покровительство некоему купцу Абраму Шлезингеру, стараясь сделать его монопольным поставщиком для войсковых частей округа. Другие же сведения указывали на то, что уже в качестве командующего 1-й армией генерал-адъютант Ренненкампф допускал будто бы некоторые злоупотребления частной собственностью жителей занятых войсками 1-й армии областей Восточной Пруссии и будто бы на станцию Вильна прибыло даже семь вагонов, нагруженных такого рода военной добычей генерала Ренненкампфа.

Для предварительной проверки этих сведений был командирован Военным Министром один из помощников главного военного прокурора. В полученных при этом данных некоторые из этих сведений нашли себе подтверждение.

Все эти сведения о деятельности генерал-адъютанта Ренненкампфа, а равно и возбужденное им самим ходатайство о расследовании причин отстранения его от командования армией были поданы 30 декабря прошлого 1914 г. Военным Министром всеподданнейше Вашему Императорскому Величеству. Вместе с тем испрошено было Высочайшее Вашего Императорского Величества соизволение на назначение особого расследования о деятельности генерал-адъютанта Ренненкампфа во всех указанных отношениях.

Таким образом, предметом расследования возложенного на меня Высочайшим Вашего Императорского Величества повелением являются прежде всего действия военно-оперативного характера, которые послужили причинами отстранения генерал-адъютанта Ренненкампфа от командования армией.

По преподанному мне по этому вопросу указанию Его Императорским Высочеством Верховным Главнокомандующим причины отстранения генерал-адъютанта Ренненкампфа от командования 1-й армией всецело определяются его действиями за последний период командования им этой армией уже на Варшавском фронте с 12 октября 1914 г.

По заявлению же генерал-адъютанта Рузского, ходатайство его об отстранении генерал-адъютанта Ренненкампфа было вызвано проявленным последним неумением руководить вверенными ему войсками как во время боя, так и до и после боя, последствием чего было невыполнение 1-й армией возложенной на нее задачи по обеспечению правого фланга и тыла наступавших против немцев 2-й и 5-й армий.

Согласно с таким определением причин отстранения генерал-адъютанта Ренненкампфа от командования армией, расследование его действий военно-оперативного характера ограничено было лишь вторым периодом его командования 1-й армией на Варшавском фронте.

Что же касается действий генерал-адъютанта Ренненкампфа за 1-й период командования им 1-й армией на Восточно-Прусском фронте, то произведенным мною расследованием они были затронуты лишь постольку, поскольку это представлялось, по моему мнению, необходимым для правильного понимания истинного смысла и значения составленной генерал-адъютантом Ренненкампфом (как это установлено расследованием) записки о действиях 1-й армии с 12 июля по 12 октября 1914 г., всецело направленной генералом Ренненкампфом к своему личному оправданию, путем обвинения своих начальников – генералов Жилинского и Рузского, а также для выяснения, в связи с этим, личного поведения генерала Ренненкампфа при отступлении армии из Восточной Пруссии. В этом отношении мной были использованы частью материалы, полученные уже при расследовании дела генерал-адъютанта Пантелеева.

Данные расследования, касающиеся военно-оперативной деятельности генерал-адъютанта Ренненкампфа, а также распространения составленных им в целях своей реабилитации в этом отношении записок, составляют содержание первой части моего всеподданнейшего доклада Вашему Императорскому Величеству.

Другую группу обстоятельств, являющихся также предметом настоящего расследования, составляют деятельность генерал-адъютанта Ренненкампфа по части хозяйственной, а равно и все те сведения и слухи, по которым ему приписываются разные неблаговидные поступки в отношении частной собственности немцев в Восточной Пруссии.

Расследование хозяйственной деятельности генерал-адъютанта Ренненкампфа дает указание на то, что этого рода деятельность его отмечается некоторыми присущими ей общими чертами, которые получают надлежащее освещение лишь при рассмотрении распоряжений генерал-адъютанта Ренненкампфа в этом отношении за некоторый целый период, по крайней мере за время командования им войсками Виленского военного округа и 1-й армией.

Такими отличительными чертами действий генерал-адъютанта Ренненкампфа в сфере хозяйственной деятельности являются: с одной стороны, не соответствующее закону слишком широкое толкование генерал-адъютантом Ренненкампфом своих в этой области прав, а с другой стороны, видимое влияние на его распоряжения по хозяйственной части некоего Абрама Шлезингера и некоторых других лиц еврейской национальности, с которыми генерал-адъютант Ренненкампф приходил в более или менее тесные соотношения, пользуясь, между прочим, их услугами в своих частных предприятиях по покупке имений. В частности же в ряду распоряжений генерал-адъютанта Ренненкампфа по хозяйственной части обращают на себя особое внимание – его приказание, тотчас же по вступлении им в командование 1-й армией, о выдаче подрядчикам Мазелю и Арансону их залогов, задержанных в обеспечение начисленных на них по старым подрядам неустоек, на сумму свыше 120 000 руб., и другое его приказание о заключении с подрядчиками Шлезингером и Мазелем подряда на сумму свыше 3 миллионов рублей на крайне обременительных для казны условиях.

Что касается слухов о различных злоупотреблениях генерал-адъютанта Ренненкампфа в отношении частной собственности немцев в Восточной Пруссии, то расследование в этом отношении указывает на то, что значительная часть этих слухов объясняется не столько поступками самого генерал-адъютанта Ренненкампфа, сколько действиями некоторых из окружавших его лиц и той картиной всей окружавшей его обстановки, которая вырисовывается из ряда отдельных явлений этого порядка. Результаты и ближайшая оценка их, относящаяся к этой второй группе предметов расследования, изложены во второй части моего всеподданнейшего доклада.

Многочисленность предметов расследования и в соответствии с этим обширность полученного при расследовании материала обусловливают и то время, которое оказалось необходимым как для производства самого расследования, так равно и для надлежащей систематизации собранного материала.

В этом отношении при выполнении мною Высочайшего повеления Вашего Императорского Величества были осмотрены все относящиеся к предмету расследования дела по части хозяйственной, которые представилось возможным получить по условиям военного времени, а также все дела оперативного отделения штаба Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта, заключающие в себе подлинные документы, относящиеся к исследуемым операциям 1-й армии, причем с документов этих в необходимых случаях сняты были копии или сделаны из них надлежащие выписки, и кроме того произведены были опросы ряда лиц, начиная с самого генерал-адъютанта Ренненкампфа, как в Петрограде, так и в некоторых пунктах Северо-Западного фронта.

Получив 2 января текущего года Высочайшее Вашего Императорского Величества повеление о производстве расследования, я начал выполнение возложенной на меня задачи с подробного ознакомления с теми документами и данными, которые были уже собраны командированным еще ранее Военным Министром для проверки некоторых первоначальных по делу сведений помощником главного военного прокурора, закончившим возложенное на него поручение 12 января. Затем 19 января я приступил к производству самого расследования допросом в Петрограде генерал-адъютанта Ренненкампфа по обстоятельствам, изложенным в представленной им Военному Министру записке о Брезинской операции. При этом генерал-адъютант Ренненкампф дал 23 января по предложенным ему вопросам пространное объяснение, представленное им в письменной форме. 26 января генерал-адъютант Ренненкампф был по некоторым обстоятельствам допрошен дополнительно. После того, по собрании всех необходимых предварительных сведений, 29 января я прибыл в Ставку Верховного Главнокомандующего для представления отчета Его Императорскому Высочеству. По получении мною от Его Императорского Высочества некоторых указаний я 31 января, вместе с частью командированных в мое распоряжение чинов военно-судебного ведомства, прибыл в штаб Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта (гор. Седлец), где и было немедленно приступил к осмотру необходимых дел и документов.

Между тем уже 5 февраля начальник штаба Верховного Главнокомандующего телеграммой от того же числа сообщил мне, что Его Императорское Высочество просит ввиду современной обстановки прекратить расследование впредь до наступления подходящего времени, о чем мне будет сообщено в Петроград, и что о таковом повелении Августейшего Верховного Главнокомандующего донесено Вашему Императорскому Величеству.

Во исполнение этого повеления Верховного Главнокомандующего производство на месте расследования мною было немедленно же прекращено, и по окончании в г. Седлеце начатого уже осмотра дел я 10 февраля возвратился в Петроград, причем ввиду возможного сокращения времени, впоследствии потребного для расследования, часть этих дел для снятия необходимых копий была, с согласия на то генерал-адъютанта Рузского, взята мною с собой.

Таким образом, начатое мною расследование было в самой первоначальной его стадии прервано и разрешение Верховного Главнокомандующего на возобновление расследования последовало лишь 16 марта.

При таких условиях вследствие невозможности производить личные допросы лиц, находящихся в армии, мною ввиду скорейшего впоследствии окончания расследования были заготовлены и отправлены некоторым подлежавшим опросу лицам особые вопросные листы, ответы на которые и давались этими лицами по мере представлявшейся возможности. Вместе с тем время перерыва производства расследования на фронте было использовано для выполнения систематических сводок весьма обширного материала как извлеченного из дел оперативных, так и собранного предварительно по части хозяйственной и другим предметам расследования; кроме того, были опрошены некоторые не принадлежавшие к армии лица и собраны в Петрограде оказавшиеся необходимыми дополнительные справки и сведения. Все эти принятые заблаговременно меры действительно дали возможность по получении разрешения на продолжение расследования закончить таковое в наикратчайший срок.

18 и 26 марта генералу Ренненкампфу было предложено дополнительно к данным им уже показаниям по оперативным вопросам дать свои объяснения и по всем остальным предметам расследования, по которым к этому времени были уже собраны все необходимые данные.

Дав свои объяснения, генерал-адъютант Ренненкампф возбудил ходатайство о допросе ряда лиц, которые, по его заявлению, могли бы дать показания в его пользу. Все эти указанные генералом Ренненкампфом лица были мною опрошены частью в Петрограде, а частью в других местах.

Вместе с тем ввиду той особой важности, которую по обстоятельствам дела приобретало показание бывшего начальника штаба 1-й армии (ныне начальник 4-й пехотной дивизии) генерал-лейтенанта Милеанта, опрошенного помощником главного военного прокурора лишь при первоначальной проверке сведений, я признал необходимым передопросить генерала Милеанта по некоторым обстоятельствам лично. Опрос этот был мною произведен 10 апреля по месту нахождения штаба дивизии генерала Милеанта, на Варшавском фронте, в районе Жирардова. Этим опросом завершилось все производство расследования, и вместе с тем было приступлено к окончательному редактированию доклада о всех результатах расследования. Доклад этот я ныне всеподданнейше повергаю на благоусмотрение Вашего Императорского Величества.

 

Общая стратегическая обстановка

Австро-германские армии после неудачи их наступления на среднюю Вислу поспешным отступлением вышли из-под ударов преследующих их русских армий. Нам стало известно их намерение перегруппировать силы, подкрепить их войсками за счет Западного фронта и Восточной Пруссии и подготовить новую попытку нанести нам удар со стороны Торна вдоль берегов Вислы. Наши 2, 5, 4 и 9-я армии приближались к линии Торн – Краков, когда директивой от 12 октября за № 5092 приказано было временно приостановить наступление.

Фланги общего фронта этих армий обеспечивались: левый – войсками, наступающими вдоль верхней Вислы к Кракову, а правый – специально для этого сформированной 1-й армией под начальством генерал-адъютанта Ренненкампфа.

 

Действия 1-й армии во время Лодзинско-Брезинской операции

Состав 1-й армии

Армия эта состояла из корпусов, входивших в Наревскую группу, VI армейского генерала Балуева, I Туркестанского генерала Ерофеева и из вновь сформированных V и VI Сибирских корпусов генералов Сидорина и Васильева. Итого четыре корпуса. В состав V Сибирского должны были входить 6-я Сибирская и 50-я пехотная дивизии. Впредь до прибытия 6-й Сибирской дивизии в состав V корпуса была включена 79-я пехотная дивизия из состава Новогеоргиевского гарнизона. Таким образом в V Сибирском корпусе пока сибирских частей не было.

В состав 1-й армии входила, кроме полков дивизионной конницы, многочисленная армейская конница, а именно: 6-я кавалерийская дивизия генерал-лейтенанта Роопа, 4-я Донская казачья генерал-майора Свешникова, Гвардейская сводно-казачья генерал-лейтенанта Казнакова и Уссурийская конная бригада.

 

Операция на Торнском и Млавском направлениях

OПЕРАЦИЯ НА TОРНСКОМ И MЛАВСКОМ НАПРАВЛЕНИЯХ до занятия немцами Плоцка

Исходное положение 1-й армии и группировка сил

Генерал-адъютант Ренненкампф прибыл со штабом в п. Яблонну утром 13 октября. Данное ему исходное положение 1-й армии было следующее: I Туркестанский корпус расположен был в районе Цеханова, VI армейский – в районе Плонска, V Сибирский – в районе Гомбина на левом берегу Вислы и VI Сибирский собирался в районе Насельска. Армейская конница, кроме Уссурийской конной бригады, была уже впереди фронта армии. Дивизия ген.-л. Казнакова – на левом берегу Вислы, а дивизия ген.-л. Роопа и ген.-м. Свешникова – на правом берегу.

Основная стратегическая задача

Приказом Главнокомандующего от 13 октября за № 36 первой армии была поставлена задача: «Обеспечивать фланги и тыл армии, действующей на левом берегу армии Вислы, со стороны неприятеля, который может действовать как по Млавскому направлению, так и от Торна по обеим сторонам Вислы». Таким образом, со дня вступления в командование 1-й армией ген. – ад. Ренненкампфа ему было ясно указано, что задачу армии предстоит исполнять по обоим берегам Вислы. Директивой от 15 октября за № 4388 Главнокомандующий еще раз указал ту же задачу 1-й армии, а также определил фронт разведки от Хоржеле до Радеева.

В той же директиве указывалось, что переправы у Вышгорода, Закрочима, Новогеоргиевска и Яблонны поступали в распоряжение 1-й армии. Переправы у Новогеоргиевска и Яблонны были готовы. Относительно же наведения переправ ниже Закрочима ген. – ад. Ренненкампфу вменялось в обязанность снестись с комендантом Новогеоргиевска, у которого материал для этих двух мостов содержался в наличности. Материал же для третьего и четвертого мостов постоянного типа приказано было заготовить начальнику снабжения генералу Данилову.

Относительно дальнейшей группировки сил 1-й армии командующему армией была предоставлена полная свобода и от него Главнокомандующим фронта требовалось только предупреждение о намерении перебросить корпуса на левый берег. Требование это объясняется тем, что в то время еще не выяснилось, по какому берегу Вислы будут наступать немцы.

На фронте 1-й армии не было еще никаких признаков наступления неприятеля. Против армии стояли лишь незначительные силы немцев, главным образом из ландштурменных частей; на границе были даже команды арестантов, одетых в военную форму. Неприятель на левом берегу отступал перед V Сибирским корпусом почти без сопротивления.

Таким образом, обстановка складывалась для 1-й армии благоприятно, ибо противник давал ей время беспрепятственно приготовиться к выполнению поставленной Главнокомандующим задачи. Являлась возможность подготовить переправы на Висле и наивыгоднейшим образом перегруппировать расположение корпусов.

Оба эти вопроса являлись в данную минуту важнейшими. От их удачного решения зависела возможность маневрировать по обоим берегам Вислы, а от этого в свою очередь зависел успех будущих операций.

Средства для переправ через Вислу

Имевшиеся к середине октября у новогеоргиевского коменданта средства переправы через Вислу надо признать скудными в сравнении с потребностью. Надо тоже констатировать, что столь необходимых для маневренной крепости на Висле крепостных понтонных батальонов, с рассчитанными для этой реки понтонными мостами, в количестве достаточном для маневрирования армии не было. В состав 1-й армии полевых понтонных батальонов дано тоже не было. Такая бедность в средствах переправы не могла, конечно, не влиять на степень свободы маневрирования на Висле.

Однако именно это обстоятельство, своевременно усмотренное, могло только побудить штаб 1-й армии принять все меры к тому, чтобы обеспечить войскам, ввиду скудных средств переправы, достаточное время для производства переправы. Надо было коменданту Новогеоргиевска своевременно указать пункты для наведения мостов и к этим пунктам своевременно приблизить расположение корпусов.

Между тем время шло. Корпуса стояли на тех же местах, а мосты на Висле не строились, несмотря на то, что с 16 октября оба берега реки до самого Плоцка включительно были уже в руках 1-й армии и неприятель нас пока не тревожил.

Временная побочная задача 1-й армии на правом берегу Вислы

Немцы производили лишь постоянные фуражировки в наших пределах на правом берегу. Они «забирали все, что только возможно у населения (хлеб, овес, ячмень, скот) и увозили все это в Германию. Даже из Германии привозили специально молотилки, чтобы обмолачивать зерно, а кавалерия наша только наблюдала за этим и доносила, что там-то и там-то обозначилось наступление немецкой пехоты, которая затем отошла назад».

Главнокомандующий армиями фронта телеграммой от 17 октября за № 4423 указал генерал-адъютанту Ренненкампфу на необходимость большей активности по отношению к немцам, потребовав очищения нашей территории от фуражировок, разведки в пределах самой Германии и порчи ближайших к границе железных дорог неприятеля.

Этой телеграммой на 1-ю армию, кроме основной главной задачи, указанной в предшествовавших директивах, возлагалась второстепенная, побочная задача. При этом способы и средства для выполнения этой второстепенной задачи, естественно, не указывались.

В приказе по 1-й армии от 19 октября за № 43 были одновременно объявлены распоряжения Главнокомандующего от 15 и 17 октября, с упоминанием, что они последовали 18 октября. Для исполнения последней второстепенной задачи приказано было 21 октября всей армии продвинуться вперед к северу. Так как в это время переправы через Вислу пока имелись только у Яблонны и Новогеоргиевска, то все корпуса 1-й армии таким движением удалялись от них на целый переход. Группировка сил 1-й армии для исполнения главной основной своей задачи – прикрытия тыла и фронта 2-й и 5-й армий на левом берегу, – вместо необходимого улучшения, ухудшала дело. Казалось бы, что ввиду слабости противника второстепенную задачу Главнокомандующего можно было выполнить продвижением вперед многочисленной конницы и I Туркестанского корпуса, а остальные корпуса для исполнения главной задачи можно было продвинуть к переправам. Мысль о необходимости продвинуть VI Сибирский корпус к Вышгороду как бы сама носилась в воздухе. На Вышгород указывалось в телеграмме Главнокомандующего от 15 октября за № 4388 как на пункт расположения 1-й армии. На движение к Вышгороду есть намек в телеграмме ген. – ад. Ренненкампфа от 17 октября за № 69. Но сделано это, однако, не было, и VI Сибирский корпус вместе со всей армией совершил бесцельное движение к Цеханову, удаляясь от Вислы и становясь в затылок правофланговому I Туркестанскому корпусу, вместо естественного тяготения к левому берегу Вислы. Новое положение корпусов правого берега делало положение V Сибирского корпуса против Плоцка, при отсутствии здесь переправ на Висле, еще более опасным.

В ночь с 22 на 23 октября немцы, после небольшого боя, очистили Млаву, занятую вслед за сим частями I Туркестанского корпуса.

К ночи с 24 на 25 октября части 1-й армии заняли следующие районы: I Туркестанский корпус – район Млава-Прасныш, VI Сибирский – район Цеханов – Пултуск, VI армейский – район Рациокж – Дробин, V Сибирский – Гостынин – Плоцк. Конница расположилась: 4-я донская казачья дивизия – Дзержговко, 6-я кавалерийская – Серпец и сводно-казачья – Любень.

Напоминание Главнокомандующего об основной задаче 1-й армии

В данной на 24 октября директиве Главнокомандующего № 5628 1-й армии, между прочим, было дано указание о необходимости тяготения к левому флангу и были затребованы расчеты по сосредоточению армии на левом берегу Вислы. Однако и эта директива не была сразу усвоена в штабе 1-й армии, ибо по 1-й армии был отдан приказ, в котором предписывалось на 25 октября продвинуться еще на один переход к северу, кроме VI Сибирского корпуса, который, вследствие прямого указания о тяготении к левому флангу, был передвинут в Плоньск. Группировка сил армии затрудняла исполнение основной задачи.

Вопросы о подготовке маневренности на Висле

Однако на директиву от 24 октября надо смотреть как на толчок, который хотя и не сразу, однако дал все же движение вопросам о переправе на Висле и группировке сил.

Правда, из документов несомненно устанавливается, что вопросом о переправах через Вислу штаб 1-й армии вообще интересовался и раньше этого срока и вел переписку и переговоры со штабом крепости. Но это были все справки, а не категорические определенные требования и указания. Ни место, ни время наводки мостов категорически не указывались. Расчеты сосредоточения армии на левом берегу, очевидно, не делались, иначе они указали бы на невозможность быстро поддержать V Сибирский корпус на левом берегу Вислы и неминуемо обеспокоили бы командующего 1-й армией еще раньше директивы Главнокомандующего от 24 октября.

Но теперь после 24 октября было уже поздно. Десять дней были безвозвратно потеряны. Наводка моста у Вышгорода началась 18 октября по случайной инициативе начальника снабжения генерала Данилова. Определенные желания о местах наводки мостов высказаны были командующим 1-й армией только после 25 октября. Приказание же коменданту крепости Новогеоргиевска наводить мост у Плоцка последовало только 30 октября в 7 ч. утра телеграммой за № 228, т. е. когда уже началось наступление немцев.

Справедливость требует признать, что в отношении постройки мостов на Висле распоряжения носят несколько неопределенный характер. Постройкой их непосредственно распоряжаются одновременно: штаб фронта, ген. – ад. Ренненкампф, комендант Новогеоргиевска генерал Бобырь и начальник снабжения генерал Данилов. Однако ст. 409 «Положения о полевом управлении войск в военное время», говорит о подчинении коменданта крепости генерала Бобыря ген. – ад. Ренненкампфу, определяя, кто именно по закону должен был быть единственным полновластным хозяином в этом вопросе, и не должен был допускать никакого двоевластия и выпускать этот вопрос из своих рук с самого момента вступления в командование 1-й армией. При сложившемся же порядке вещей в результате оказалось, что к моменту начала наступления немцев маневрирование 1-й армии по обоим берегам Вислы устройством укрепленных переправ обеспечено не было.

Положение 1-й армии 26 октября

25 октября все корпуса беспрепятственно заняли указанные им места. 26 октября I Туркестанский корпус перешел границу и затем продвигался далее, встречая сильное сопротивление, особенно на р. Нейде, в районе Сольдау. VI армейский корпус занял Серпец, где остановился, имея вправо от себя 6-ю кавалерийскую дивизию. VI Сибирский корпус получил приказание перейти к Плоцку, куда прибыл 28 октября, V Сибирский корпус на левом берегу Вислы продвинулся еще вперед и занял 26 числа линию Вистки – Дембин– Коваль, а 27 – Влоцлавск и Крушин.

Противник этим передвижением, кроме I Туркестанского корпуса, не препятствовал. Если занятое на 29 октября положение корпусов сопоставить с указаниями директивы Главнокомандующего на 24 октября «тяготеть к левому флангу» и предстоявшей наводкой двух мостов у Плоцка и Вышгорода, то невольно являются вопросы: почему VI Сибирский корпус не был двинут к Вышгороду (как то одно время предполагал сам ген. – ад. Ренненкампф) и почему VI армейский корпус не был из Рационжа – Дробина направлен к Плоцку, приказ же наводить мост у Плоцка последовал только 30 октября.

I Туркестанский корпус выдвинут был к Сольдау, чем он удалялся от Вислы и отрывался от остальных корпусов. В директиве главнокомандующего от 17 октября предусматривалось занятие им только Млавы, а не Сольдау.

Относительно V Сибирского корпуса надо признать, что выдвижение его к Влоцлавску является непонятным по следующим соображениям. Соседний с ним II армейский корпус из состава 2-й армии находился на два перехода южнее его в районе Грабово – Красневице. Мостов на Висле еще не было, а следовательно на поддержку VI армейского и VI Сибирского корпусов в ближайшие дни рассчитывать совершенно нельзя было. Расстояние до крепости Торна, где заведомо собирались значительные силы немцев, было меньше, чем до ближайшего соседнего своего II корпуса, не говоря о том, что Нешава была тоже занята передовыми частями неприятеля Если прибавить к этому, что в состав V Сибирского корпуса входила совершенно еще необстрелянная и не обученная стрельбе 79-я пехотная второочередная дивизия, у нее не было штатного шанцевого инструмента и обоза, то такое выдвижение как по стратегическому положению, так и по составу войск надо признать рискованным. Отдельное поражение V Сибирского корпуса являлось весьма правдоподобным. Казалось бы, что оставление этого корпуса на обрекогносцированной военным инженером генералом Буйницким позиции впереди Плоцкой переправы более соответствовало бы основной задаче 1-й армии по обеспечению фланга 2-й армии. Оно обеспечило бы постройку маневренного тет-де-пона, и работы эти корпус мог бы начать уже с 17–18 октября; по Висле же из Новогеоргиевска мог быть подан необходимый инструмент и материал. Маневренность на Висле была бы лучше обеспечена.

Начало наступления немцев 29 октября

Принятая на самом деле группировка сил 1-й армии не замедлила дать соответствующие результаты, как только началось наступление немцев.

Наступление XX германского корпуса со стороны Радеева во фланг и 49-й резервной дивизии на фронт от Торна поставило V Сибирский корпус в трудное стратегическое положение с риском быть припертым к Висле, особенно после быстрого отступления конницы ген.-л. Казнакова от Избиц к Ходечу. Плохо обученная 79-я и необстрелянная 50-я дивизии были разбиты после двухдневного сопротивления – 29 и 30 октября и в беспорядке отступили на линию Дембе-Вельке – Рембув. Здесь V Сибирский корпус остановился и приготовился к новому сопротивлению

Критическое положение V Сибирского корпуса вынуждало теперь оказать ему посильную помощь частями VI Сибирского корпуса. Но время уже было потеряно. Только 30 октября утром были потребованы средства для переправы (пароходы и паромы) и для постройки временного моста у Плоцка. На помощь V Сибирскому корпусу Главнокомандующий со своей стороны приказал выдвинуть II армейский корпус из состава 2-й армии. Он должен был выступить вечером 31 октября и развернуться на линии Клодава – Конты. При этом между ним и V Сибирским корпусом оставался, однако, еще довольно большой промежуток.

Переправа наших войск у Плоцка

Началась переправа у Плоцка VI Сибирского корпуса. Как уже было упомянуто, средства крепости для устройства переправ были крайне скудны, личный персонал был недостаточный. Доставлены они были слишком поздно. На баржах, паромах, пароходах и маленьких гребных лодках, при сильном волнении, днем и ночью при слабом освещении одного только калильного фонаря непрерывно мелкими частями переправлялись войска. Саперы и моряки работали самоотверженно. Рядом шла наводка моста на песчаниках. Справедливость требует признать, что эта трудная переправа была одним из тех подвигов самих войск, которыми в тяжелую минуту крепка наша армия. Переправа шла с полным напряжением, но для создавшейся обстановки она не только казалась, но действительно была трагически медленна. Сперва переправлялись еще отставшие части 79-й пехотной дивизии, под начальством ген.-м. Троцкого, а с 10 ч утра 31 октября начали переправу на уже бывших в Плоцке и вновь прибывших из Новогеоргиевска перевозочных средствах части VI Сибирского корпуса.

Нельзя не отметить, что и теперь во время этой переправы на судах и постройки моста у Плоцка, когда настала последняя возможность создать у Плоцка укрепленный тет-де-пон для маневрирования по обоим берегам Вислы, полновластного хозяина и руководителя совокупностью всех операций и работ в Плоцке не было. Командир VI Сибирского корпуса, казалось бы, являлся, естественно, таковым. Но он не получил от командующего 1-й армией никакой определенной задачи и полномочий. Инженеры ему даже не являлись. Ген. – ад. Ренненкампф даже теперь в марте сего года заявил, что устройство мостов и производство переправ, укрепление позиций на обоих берегах в его компетенцию совсем даже не входили и составляли обязанности военного инженера ген.-л. Буйницкого. В «объяснении» ген. – ад. Ренненкампфа буквально сказано: «Для постройки обширных предмостных укреплений 26 октября вечером инженер ген.-л. Буйницкий просил дать ему, для сбора рабочих из местного населения, до двух полков пехоты, на что я, конечно, сейчас же согласился и сделал в тот же вечер распоряжение VI Сибирскому корпусу в два перехода перейти (из Плонска) в Плоцк». Это собственное свидетельство ген. – ад. Ренненкампфа бросает яркий свет на его взгляд на события. Из этого свидетельства как будто следует, что не мосты и укрепления строились на Висле у Плоцка для того, чтобы VI Сибирский корпус мог свободно маневрировать по обоим берегам Вислы и в данную минуту поддержать V Сибирский корпус, а наоборот, VI корпус притягивался к Плоцку для того, чтобы дать рабочих ген.-л. Буйницкому для постройки этих мостов и укреплений. В другом своем показании от 18 марта ген. – ад. Ренненкампф подтверждает, что «командиру VI Сибирского корпуса у г. Плоцка какой-либо боевой задачи дано не было, а было лишь приказано давать рабочие руки». Командующий 1-й армией не пользовался полнотой своей власти, как бы отстраняясь от организации трудного вопроса маневренности на Висле.

Все 31 октября ушло на переправу только одной 14-й Сиб. дивизии. Одновременно на фронте V корпуса завязался бой. Ввиду неудачи первого боя V Сибирский корпус пришлось поддерживать вводимыми по частям силами 14-й Сиб. дивизии. Помощь эта дала, однако, возможность V Сибирскому корпусу продержаться на своих позициях 31 октября.

Приказ Главнокомандующего о переброске VI армейского корпуса на левый берег Вислы

В директиве Главнокомандующего на 31 октября за № 4483, полученной в ночь с 30-го на 31 октября, сказано, между прочим: «В районе Плоцка на правом берегу Вислы должен быть сосредоточен VI армейский корпус, где он должен оставаться в полной готовности к переправе на левый берег Вислы». Однако это указание Главнокомандующего игнорировалось в течение 3 дней и немедленно исполнено не было, и VI корпусу приказом по 1-й армии за № 49 предписывалось даже продвигаться частью сил еще севернее от Серпца для атаки немцев, подходивших к Рыпину. Таким образом, эта новая попытка главнокомандующего исправить в последнюю минуту группировку сил 1-й армии успеха не имела.

Наступление немцев против II армейского и V Сибирского корпусов

1 ноября бой на линии II арм. и V Сибирского корпусов продолжал усиливаться. Неприятель стал вводить в действие тяжелые орудия. Усилия неприятеля были направлены главным образом на левые фланги обоих корпусов, чем явно указывалось на его намерение отбросить оба корпуса к Висле и тем обнажить фланг остальных корпусов 2-й и 5-й армий. Быстрое отступление 1-й стрелковой бригады и конницы ген.-м. Шарпантье к Ленчице ставило левый фланг II корпуса в опасное положение, и ему пришлось постепенно осадить этот фланг почти под прямым углом на Витоню, а затем отвести корпус назад на линию Трембин – Шевце. Одновременное отступление 3-й гвардейской пехотной дивизии за долину р. Нера на фронт Гродзиско – Чепец образовывало между обеими армиями прорыв в целый переход.

Приказом Главнокомандующего II армейский корпус генерала Чурина, примкнувший к 1-й армии, был переведен в состав этой армии.

Приезд генерал-адъютанта Ренненкампфа в Плоцк

1 ноября командующий 1-й армией переехал со штабом из Яблонны в Плоцк. Этот переезд вполне соответствовал обстановке, и личное присутствие командующего армией в пункте, где завязывался главный узел предстоявших операций 1-й армии, не мог не иметь большого значения. Это особенно было важно еще потому, что надо было принять здесь на месте какое-либо определенное решение и план действий. Было очевидно, что 1-я армия не может вести решительных операций на огромном фронте от Хоржеле до Ленчицы в 160 верст по прямой линии и более 200 верст по обводу фронта и притом разделенного рекой Вислой с не совсем еще налаженными и совершенно неукрепленными переправами. Надо было решить, пока еще было возможно, где и сколько войск сосредоточить.

Стратегическая обстановка и группировка сил 1-й армии к 1 ноября

I Туркестанский корпус одним своим положением на крайнем правом фланге и на единственной железной дороге через Млаву играл, впредь до смены иными войсками, роль заслона на Млавском направлении и получал, естественно, отдельную задачу. Для этого ему, конечно, не следовало зарываться слишком далеко. Еще в начале операции предельным пунктом движения главнокомандующий указал Млаву. Все остальные силы надо было бросить на левый берег для участия в главной операции. Три корпуса: II армейский, V и VI Сибирские корпуса уже были там или переправлялись. В вышеприведенной директиве Главнокомандующего прямо предписывалось еще 31 октября притянуть к Плоцку для действий на левом берегу еще один корпус, именно VI армейский корпус. Тогда на левом берегу для выполнения главной задачи 1-й армии было бы сосредоточено четыре корпуса. Относительно конницы надо заметить следующее. Сводная казачья дивизия ген.-л. Казнакова действиями более сильной германской кавалерии 30, 31 октября и 1 ноября была загнана за свою пехоту, и поэтому штаб армии впредь не мог уже рассчитывать узнавать группировку сил неприятеля. Между тем это являлось непременным условием для активных операций. Для того, чтобы не действовать втемную, необходимо было ближайшую 6-ю кавалерийскую дивизию ген.-л. Роопа тоже перебросить на левый берег.

Для правильной и справедливой оценки событий особенно важно отметить, что все вышеперечисленные меры ген. – ад. Ренненкампф не только сам предвидел, но прямо перечислил их в своей телеграмме Главнокомандующему от 25 октября за № 169. Поэтому является совершенно непонятным, почему все эти намерения были затем как бы забыты, и даже теперь, когда уже подходил последний момент возможности их выполнить, они не осуществлялись. Между тем казалось, что для их-то именно энергичного выполнения ген. – ад. Ренненкампф лично прибыл в важнейший пункт операции.

Вместо подобного решительного осуществления своих же собственных прежних намерений ген. – ад. Ренненкампф отдал в Плоцке приказ по армии № 50, помеченный 1 ноября 11 час. вечера, который, несмотря на свою длинную редакцию, не вносил в критическое положение 1-й армии никаких изменений и не ставил ей никаких решительных и определенных целей.

Хотя штабу 1-й армии было уже известно, что мост через Вислу будет готов на следующий день к вечеру, никаких подготовительных распоряжений для своевременной переброски всего VI арм. корпуса и 6-й кав. дивизии на левый берег на 2 ноября сделано не было. Напротив, им указывалось оборонять линию Бежунь – Серпец – Добржинь-над-Вислой. I Туркестанскому корпусу приказано было продолжать наступление к Сольдау, захватывая с боем пространство, которого он, как уже тогда было ясно, все равно удержать не сможет. Трем ослабленным предшествовавшими неудачами левобережным корпусам указаны линии частичной обороны и частичного наступления на фронте в 50 верст, тонкой прерывчатой линией, без всяких резервов, без всякого указания конечной цели их движения. В этом движении тонкой линией при всем желании нельзя найти никакой идеи маневра. Это движение против подставленных в двух местах немецких кулаков было заранее обречено на неудачу. Очевидно, что командующий 1-й армией преследовал одновременно теми же самыми войсками две несовместимые цели: 1) он не хотел оторваться от Вислы у Плоцка, где строилась переправа и 2) хотел дотянуться до удаленного на 50 с лишним верст фланга 2-й армии. Это при данных силах по существу своему не могло быть достигнуто пассивным маневром, присущим тонким линиям, а требовало искусного активного маневра и удара сосредоточенными силами. Вот в этот-то момент сказывалось сковывающее свободу операций отсутствие у Плоцка своевременно построенных предмостных укреплений, на что у нас было десять дней. Оставив в этих укреплениях 79-ю пех. дивизию, можно было бы с остальными войсками свободно маневрировать, отделяясь от Вислы.

Необходимо сопоставить с вышеприведенным приказом по 1-й армии от 1 ноября № 50 директиву Главнокомандующего от 1-го же ноября за № 7004. В ней требовался от ген. – ад. Ренненкампфа переход в наступление тремя левобережными корпусами, «сообразуя свои действия с наступлением правофланговых корпусов 2-й армии, дабы быть в отношении их примерно на одной высоте, или несколько уступом назад». Нигде в приказе по 1-й армии нет ссылки на эту директиву. Однако весьма правдоподобно, что приказ по 1-й армии № 50 был следствием этой директивы, причем она была понята буквально и только геометрически.

Недочеты в ориентировке по команде

Для объяснения некоторых последующих фактов необходимо отметить также, что штаб 1-й армии и ее командующий не всегда держали штаб Главнокомандующего в курсе событий, обнаруженных сил противника и истинного положения левобережных корпусов 1-й армии. В штабе Главнокомандующего многое, по-видимому, известно не было. Доказательством этого может служить доклад от 1 ноября генерала Бонч-Бруевича генералу Данилову. Доклад генерала Бонч-Бруевича не соответствовал истинному в это время положению вещей, уже известному штабу 1-й армии. Этим, естественно, затруднялась ориентировка высших штабов.

Дальнейшее отступление II армейского и V Сибирского корпусов

В результате такого явления, с одной стороны, и отсутствия собственного энергичного почина в руководстве армией ген. – ад. Ренненкампфа, с другой, было то, что 2 ноября все наши левобережные корпуса, столкнувшись с немецкими в невыгодных условиях, потерпели неудачу и с большими потерями были отброшены назад, на линию Поплацин – Щавин – Боровы-Люшин – Злаков Косцельный.

Полученное днем приказание Главнокомандующего за № 7200 вторично требовало перевода VI армейского корпуса на левый берег. На этот раз распоряжение об этом было сделано. Однако вывод VI армейского корпуса, тем временем ввязавшегося уже в бой с неприятелем, был теперь задачей несомненно трудной.

Между тем директивой главнокомандующего от 2 ноября за № 7010 на 3 ноября предусматривалось наступление 1-й, 2-й и 5-й армий в прежних направлениях. Ввиду поражения левобережных корпусов 1-й армии ген. – ад. Ренненкампф доложил Главнокомандующему о тяжелом их положении и затруднительности для них перехода в наступление. Однако своего собственного определенного плана дальнейших операций 1-й армии для выполнения своей задачи ген. – ад. Ренненкампф Главнокомандующему не предложил.

В 3 часа ночи со 2-го на 3 ноября в Плоцке было получено дополнительное распоряжение Главнокомандующего за № 7017 о том, чтобы трем левобережным корпусам 1-й армии атаковать противника с целью поддержать предполагаемые атаки XXIII армейского и II Сибирского корпусов 2-й армии, направленных к Ленчицу. Остальным же корпусам 2-й армии приказано отходить на линию Згерж – Пабянице.

Отъезд генерал-адъютанта Ренненкампфа из Плоцка

Через час после получения этой директивы о наступлении трех левобережных корпусов ген. – ад. Ренненкампф со штабом и ординарцами ночью уехал на автомобилях по правому берегу Вислы на 100 верст в тыл, обратно в Яблонну.

Положение у Плоцка

Последним его распоряжением была в 12 ч 35 мин ночи телеграмма № 2001 генералу Васильеву о том, чтобы последний принял меры к обороне переправ у Плоцка, а если бы V Сибирский корпус стал отходить, взорвал мост. В случае же прибытия VI армейского корпуса ранее взрыва моста приказывалось передать Плоцкую переправу ему. Каких-либо иных распоряжений своих или по директивам Главнокомандующего, сделанных перед отъездом из Плоцка, в делах не имеется. Генерал Ренненкампф и теперь 18 марта сего года показал, что он и не помнит, какие он сделал перед отъездом в Яблонну распоряжения.

В течение ночи со 2 на 3 ноября и все утро 3-го войска левобережных корпусов 1-й армии отходили с боем и устраивались и укреплялись местами на вышеуказанных новых позициях. В 50-й дивизии выбыли за 2 ноября из строя 1 убитый и 2 раненых командира полка. Части 50-й и 79-й дивизий перепутались. Надо было разобраться. Все переправившиеся части VI Сибирского корпуса немедленно отправлялись на помощь V Сибирскому корпусу. У Плоцка из состава 13-й Сиб. стр. дивизии было оставлено прикрытие для обороны и переправы через Вислу. Переправа продолжалась всю ночь с прежним напряжением на пароходах и паромах, а с 10 ч 10 мин вечера 2 ноября мост через Вислу был готов и по нему, по приказанию генерала Васильева, начали переправляться обозы 1-го разряда VI Сибирского корпуса. Переправа всяких других повозок, а также артиллерийских парков была пока запрещена.

Стратегическое положение 1-й армии к ночи 3 ноября

Создавшееся к ночи 3 ноября стратегическое положение 1-й армии можно формулировать так:

1) 1-я армия была с большими потерями отброшена превосходящими силами немцев к Висле, едва удержав свой правый фланг впереди Плоцкой переправы. При этом она не успела еще притянуть к себе с правого берега Вислы VI армейский корпус.

2) 2-я армия была отброшена за Бзуру на юг в район Озорков – Ласк.

3) Между правым флангом 2-й армии и левым флангом 1-й армии образовался прорыв в 40 верст, куда могли устремиться немцы немедленно.

Те задачи, которые возникали три дня тому назад при приезде командующего армией в Плоцк, теперь сильно изменились. Поражение II армейского, V и VI Сибирских корпусов 2 ноября и отход их на линию Поплацин – Злаков Косцельный, в связи с наступлением неприятеля по правому берегу, упразднили вопрос о возможности устройства маневренного тет-де-пона у Плоцка. Значение переправы у Плоцка сводилось теперь только к тому, можно ли будет успеть протолкнуть через Плоцкую переправу весь VI армейский корпус или нет. Операция эта была трудная, ибо время было упущено и VI корпус приходилось теперь одновременно выводить из боя, сменять бригадой 63-й пех. дивизии и отводить на Новогеоргиевск.

На левом берегу Вислы главный вопрос, по существу, оставался прежним: надо было для 1-й армии получить свободу маневрирования, т. е. возможность, не боясь за сообщения, отрываться от Вислы и свободно маневрировать в любом направлении. Раз не успели этого сделать от Плоцка, ясно было, что надо скорее подготовить для этого следующую переправу у Вышгорода. Эта операция прежде всего требовала своевременого определенного решения и энергичного проведения его на месте в исполнение. Казалось бы, что в такой момент личное присутствие поблизости войск командующего армией могло бы очень ускорить работу. Поэтому переезд его по готовому мосту из Плоцка в Гомбин (имевший телеграфную связь с Яблонной и Варшавой), а затем в Сохачев по левому берегу Вислы являлся естественным. Это нисколько не мешало бы многочисленному штабу армии одновременно налаживать новую телеграфную связь Сохачева со штабом Главнокомандующего, работая от Яблонны, т. е. из тыла вперед. Поэтому причины поспешного возвращения командующего армией со штабом в Яблонну в области вопросов связи с левобережными корпусами едва ли возможно найти. Причины надо искать в другой области. В имеющихся документах нельзя найти указаний о том, чтобы левобережным корпусам до 3 ч дня 3 ноября было бы дано какое-либо руководящее приказание на этот день, ни самостоятельное, ни во исполнение директивы Главнокомандующего, полученной еще ночью перед отъездом из Плоцка. Так как положение армии, в смысле выполнения возложенной на нее главной задачи, было критическое, то такую потерю времени трудно объяснить. Определенного, ясного собственного плана операции по-прежнему не было.

Распоряжения на 3 ноября

Справедливость требует признать, что если ген. – ад. Ренненкампф не имел своего собственного определенного плана для достижения общей поставленной ему задачи, то и в телеграммах штаба Главнокомандующего ген. – ад. Ренненкампф определенного ясного указания свыше для своей армии в этот день тоже почерпнуть не мог. Так, в телеграмме № 7024 от 1 ч 45 мин дня предписывалось, ввиду удачного наступления II Сибирского и XXIII корпусов 2-й армии на Ленчицу, поддержать его переходом в наступление 1-й армии. В следующей телеграмме за № 7025, помеченной 2 ч, предписывалось 1-й армии удерживаться во что бы то ни стало на занятых позициях, а 2-й армии отойти на линию Лодзь – Пионтек. Затем в № 7026, помеченной 1 ч 40 мин, предписывалось прикрывать Варшаву во что бы то ни стало всеми силами «до личного участия включительно». Наконец, в телеграмме № 7028 опять предписывалось перейти к энергичным действиям тремя левобережными корпусами, т. е. в наступление.

В каком порядке эти телеграммы получались в штабе 1-й армии, сведений не имеется. Ген. – ад. Ренненкампф реагировал только на № 7024 следующей характерной телеграммой командиру VI Сибирского корпуса: «Плоцк. Генералу Васильеву. Яблонна 3 ч дня. Вторая армия ведет удачные атаки II Сибирским и XXIII корпусами на фронте Ленчица – Дембе. Приказываю, приняв командование 13-й дивизией и теми частями Вашего корпуса, кои может передать Вам генерал Сидорин, перейти в решительное наступление в промежутке между V Сибирским и II корпусами, действуя в связи с ними. Выполнение приказания Главнокомандующего наступать во что бы то ни стало возлагаю на Вашу полную ответственность. Ренненкампф». Этот приказ был получен в Плоцке в 5 ч дня. Если принять во внимание это позднее время дня и то, что части VI Сиб. корпуса были перемешаны на фронте более 20 верст с частями V Сибирского корпуса, что в 13-й Сибирской дивизии было 5000 человек без ружей и без снаряжения и что их надо было еще вооружать и снаряжать за счет ружей и снаряжения снятых с убитых и раненых, при условии, что поле сражения осталось за противником, то ясно, что он был на 3 ноября по существу неисполним. Генерал Васильев, выехавший немедленно к указанному ему исходному пункту через Гомбин для совещания с командиром V Сибирского корпуса генералом Сидориным, прибыл туда только в 12 ч ночи. Из этого приказа кроме того неясно, что должны были делать V Сибирский и II армейский корпуса. Приказа наступать они не получали. В чем же могла выразиться «связь с ними». Неясно также, как отдельное наступление разбросанного еще VI Сибирского корпуса, при бездействии остальных корпусов 1-й армии, могло осуществить планы Главнокомандующего. Одно только ясно в этой телеграмме: хотя ген. – ад. Ренненкампф сам понимал невозможность перехода в наступление в этот день, однако ответственность за это перед Главнокомандующим перекладывалась на генерала Васильева.

В результате неприятель для своего марша-маневра почти без боя выиграл один день и успел беспрепятственно углубиться в образовавшийся между армиями прорыв. Если признать, что 1-й армии в этот день перейти в наступление было действительно трудно, то, во всяком случае, остается факт, что она потеряла день даром, не использовав его для улучшения своего исходного стратегического положения ввиду неизбежности предстоявшего нового маневра.

События 4 ноября

События 4 ноября надо рассматривать как продолжение событий 3 ноября, по неопределенности положения армии и по неопределенности намерений. Из предписанного на 4 ноября наступления ничего не вышло, так как приказано было равняться налево по II армейскому корпусу, а последнему приказано было ждать подхода бригады 16-й пех. дивизии с левого фланга. Бригада эта еще лишь переправлялась и прибыла только к вечеру. Подобно тому, как 3 ноября неприятель вел военные действия, оттеснив II армейский корпус от Жихлина, он на другой день 4 ноября произвел демонстративное наступление на V Сиб. корпус. Через переправу у Плоцка успели переправиться по одной бригаде 4-й и 16-й дивизий VI армейского корпуса. Для сокращения фронта слабого V Сиб. корпуса ген. – ад. Ренненкампф приказал к вечеру осадить наступление неприятеля на правом фланге корпуса до излучины Вислы у Добржинова, а переправу у Плоцка разрушить. Немедленно вечером же 4 ноября немцы заняли Плоцк и приступили к наводке собственного понтонного моста.

Участь Плоцкой переправы была решена давно вышеуказанной потерей 10 дней в начале, в период подготовки операции. Теперь же отход от Плоцка был уже неизбежен, и чем скорее была бы сделана экономия в числе сил, прикованных к Висле, тем скорее же освободилось бы достаточное число войск для активной помощи 2-й армии. Отсутствие определенного плана предстоявшей новой операции все еще тяготело над 1-й армией.

Наступление немцев после занятия Плоцка

Между тем неприятель продолжал свое упорное, смелое до дерзости, наступление и, отбросив попытку 2-й армии наступать в направлении на Ленчицу, заставил ее отойти на линию Стрыков – Згерж – Константинов. I армейский корпус передвинулся к юго-западу от Лодзи в район Олехова, как бы составляя резерв армии. Положение 2-й армии становилось критическим.

Но помощь с юга 5-й армии была уже близка. Большими переходами три корпуса этой армии направлялись на поддержку 2-й армии, и головной I Сибирский корпус генерала Плешакова, достигнув района Бучек, был уже в одном переходе от поля сражения. Выделенный же к Петрокову в резерв Главнокомандующего V армейский корпус направил 10-ю дивизию к северу для поддержки правого фланга 2-й армии. У генерала Плеве, объединившего над ними начальство, собралось вместе шесть корпусов – сила большая. Справиться с такой силой было уже для неприятеля делом трудным. Но именно размеры этой массы войск делали ее с каждым днем все чувствительнее к коммуникационным линиям. Эти линии проходили через Лович – Скерневице – Колюшки. Положение же Ловича на фланге Сохачевской позиции за нижней Бзурой придавало этому пункту особенно важное стратегическое значение. Позиции у Ловича прикрывали коммуникационные линии с Варшавой и от Ловича же отходили пути наступления вдоль широкой долины средней Бзуры на Ленчицу, а также пути на Лодзь, или тыл, обходившему вторую армию неприятеля. Отсюда ясно, почему Главнокомандующий придавал Ловичу такое большое маневренное значение и требовал прикрыть его во что бы то ни стало.

Еще вечером 3 ноября к Ловичу распоряжением Главнокомандующего был сосредоточен небольшой отряд в составе двух батальонов полка «Офицерской стрелковой школы» и 12-го Туркестанского полка с батареей. Отряд этот был подчинен ген. – ад. Ренненкампфу.

Задача 1-й армии и теперь, как и в момент ее формирования почти месяц тому назад, оставалась все та же: «прикрывать фланг и тыл 2-й и 5-й армий». С изменением времени и места, естественно, должны были измениться и способы достижения поставленной задачи, но сама задача была все та же. Постоянное отсутствие собственного определенного плана для текущих операций армии становилось как бы хроническим. Опять два дня были потеряны.

Читая директивы Главнокомандующего и в особенности длинные разговоры по телеграфу и телефону штаба Главнокомандующего с чинами штаба 1-й армии и даже самим командующим армией, трудно отделаться от тяжелого впечатления, что штаб 1-й армии как бы ведется на помочах и что штаб Главнокомандующего как бы вмешивается в самые способы исполнения данной 1-й армии задачи, что прямо противоречило ст. 412 «Положения о полевом управлении войск в военное время». Однако приходится признать, что вышеприведенные факты потери времени в подготовительный период и отсутствие собственного плана операции у командующего 1-й армией вынуждали штаб фронта к такому вмешательству. События развивались с грозной быстротой, и раз командующий армией ни на что сам не решался, штабу Главнокомандующего ничего больше не оставалось делать, как вмешиваться в самые способы исполнения задачи 1-й армии. Находясь дальше от театра действий, штаб этот был не всегда своевременно и правильно ориентирован, что не могло не отзываться на правильности и его распоряжений.

В ночь на 5 ноября, между 2 и 3 ч, Главнокомандующий сообщил 1-й армии директиву за № 7038, в которой предписывалось 1, 2 и 5-й армиям перейти в наступление и разбить неприятеля. 1-й армии, в частности, приказано было утвердиться на линии Н. Дунинов– Орлов-на-Бзуре (переход 20 верст, фронт 45 верст).

В ту же ночь, через час после этой директивы, произошел разговор между генерал-квартирмейстером Главнокомандующего и ген. – ад. Ренненкампфом. Сообщив о получении сведений о наступлении немецкой колонны от Пионтека на Лович, генерал Бонч-Бруевич сообщил новые предположения Главнокомандующего, с которыми генерал Ренненкампф согласился.

Директива Главнокомандующего для занятия нового исходного стратегического положения 1-й армии

В конце разговора генерал-квартирмейстер передал новую директиву Главнокомандующего на 5 ноября следующего содержания: «Из II армейского корпуса и сводной дивизии VI армейского корпуса взять, что можно, и прикрыть Лович. Остальным корпусам (V и VI Сибирским, вследствие угрожающего обхода левого фланга 1-й армии движением противника от Пионтека на Лович, отсутствия переправ между Плоцком и Вышгородом, признаю соответственным отвести главные силы примерно на линию Илов – Шимановице. Отвод должен быть начат до рассвета под прикрытием сильных арьергардов. Рузский».

Приказание об этом маневре дошло до войска около 9 ч утра, а следовательно, до рассвета отступление начаться не могло. Тем не менее отступление 5 ноября было совершено относительно спокойно. V Сиб. и II корпуса отошли совсем без боя. Оставшейся в составе VI Сиб. корпуса 14-й Сиб. дивизии пришлось выдержать арьергардный бой. Но и она к вечеру заняла указанную ей линию Александрув – Чернев.

Идея исходного стратегического положения 1-й армии, по вышеприведенной директиве, могла бы быть краеугольным камнем всей дальнейшей операции 1-й армии. После того как стало ясно, что Плоцкий маневрный тет-де-пон больше нельзя успеть оборудовать – единственное решение задачи 1-й армии было именно это. Чем раньше идея того исходного стратегического положения, к которому приводила эта директива, была бы осуществлена по собственной инициативе самим командующим 1-й армией и чем решительнее бы ее впоследствии придерживались оба штаба, тем лучше 1-я армия выполнила бы свою задачу.

Операция, естественно вытекающая из принятого нового исходного стратегического положения, распадалась на две составные части: первая – оборонительная на линии Илов – Шимановице, за которой имеется еще укрепленная Сохачевская позиция, и вторая – маневрная наступательная с исходным пунктом близ Ловича, который кроме того необходимо было занять достаточным гарнизоном.

Но как показал ход дальнейших событий, правильная идея исходного положения 1-й армии для новой операции, даже после того, как она была фактически осуществлена, директивой генерал-адъютанта Рузского от 4 ноября, не была, однако, надлежащим образом усвоена ни штабом командующего 1-й армией, ни, к сожалению, самим штабом фронта.

Показателем того, до какой степени в штабе 1-й армии не было ясного понимания предстоявшей армии операции, видно, например, из того, что объединение начальства над двумя группами корпусов, имеющими разное назначение, сделано было не сразу, а лишь тогда, когда ход операций вынудил к тому. Только 10 ноября начальство было объединено для оборонительной правофланговой группы в руках генерала Сидорина, а над левофланговой группой в руках генерала Чурина, когда уже было поздно. Характерно также, что мост у Вышгорода, который за потерю Плоцкой переправы являлся ближайшим маневрным пунктом связи обоих берегов Вислы, вечером 5 ноября был разведен и уведен в Новогеоргиевск «за ненадобностью». Об этом генерал Бобырь донес штабу фронта того же числа телеграммой за № 486. Главнокомандующий, узнав об этом, приказал немедленно восстановить мост.

Во исполнение приказа Главнокомандующего 43-я пех. дивизия из II армейского корпуса была направлена в Лович. Туда же направлена была бригада 63-й пех. дивизии и бригада Туркестанских стрелков, а Главнокомандующий приказал направить в Лович всю 6-ю Сиб. дивизию. У Ловича, таким образом, собрался отряд больше корпуса. Приказано было назначить начальника в этот отряд. Естественным его начальником являлся генерал Чурин, командир II корпуса, давшего одну из своих дивизий. Генерал-адъютант Рузский в период формирования отряда считал даже, что в состав Ловичского отряда войдет целиком II корпус, и донес об этом Верховному Главнокомандующему в телеграмме от 5 ноября за № 5011. Можно теперь пожалеть, что этого на самом деле не было. Вопрос о назначении начальника Ловичского отряда в развитии операций его сыграл важную роль. Из документов устанавливается, что ген. – ад. Ренненкампф был весьма низкого мнения о всех генералах 1-й армии, в том числе и о генерале Чурине, поэтому и не назначил его, а предпочел оставить во главе Ловичского отряда начальника 43-й пех. дивизии генерала Слюсаренко как старшего из генералов сводного Ловичского отряда. Такое назначение со стороны Главнокомандующего, конечно, не могло также встретить возражений.

Генерал Слюсаренко немедленно, опередив свою дивизию, прибыл в Лович и еще 4 ноября принялся прежде всего за обеспечение Ловича наличными еще малыми силами (2 батальона при 8 орудиях) и затем, по мере подхода остальных войск, расширял линии обороны. Одновременно он организовал свой отряд. В этих распоряжениях прошло 5 ноября.

Пожертвовав, таким образом, одним днем на перегруппировку сил 1-й армии для занятия более выгодного исходного стратегического положения для новой операции, Главнокомандующий на 6 ноября возвращается к своему первому предположению на 5 ноября, т. е. к наступлению. Совершенно естественно, что подход армии генерала Плеве существенно менял обстановку. Численный перевес благодаря тому, что наши войска после боев на Висле укомплектованы не были, тогда как немцы успели не только пополнить убыль, но довели свои роты почти до 300 человек, оставался на стороне неприятеля. Однако теперь наши силы, получив новых два корпуса, все же могли тягаться с немцами. Поэтому решительный переход в наступление с целью разбить германскую армию явился совершенно естественным. На долю 1-й армии, вследствие сделанного неприятелем обхода правого фланга 2-й армии на Брезины, выпадала выдающаяся роль в предстоявшей наступательной операции.

С 6 ноября начинался новый период всей операции.

 

Операция под Ловичем и Брезинами

ОПЕРАЦИЯ 1-Й АРМИИ под Ловичем и Брезинами

Принимая во внимание вышеприведенное новое исходное стратегическое положение 1-й армии по директиве Главнокомандующего от 4 ноября вечером, естественным казалось бы VI и V Сиб. корпуса оставить на новой линии Илов – Шимановицы и приказать им окопаться сильнейшим образом и приготовиться к упорной обороне. И уж корпусу с Ловичским отрядом со всеми подходящими еще свежими войсками начать энергичное наступление на помощь второй армии, оставив гарнизон в Ловиче. По показанию самого генерала Ренненкампфа, в 3 ч 5 ноября генерал Орановский высказал ему именно эту мысль, с той разницей, что и VI Сибирский корпус (одна дивизия) тоже должен был наступать, а для обороны оставался только V Сибирский корпус и армейский резерв – 13-я Сибирская дивизия. Однако генерал Ренненкампф сам возразил против оставления V Сибирского корпуса и настаивал на общем наступлении всех корпусов, указывая, что если оставить V Сибирский корпус, то наступающие корпуса оторвутся от V Сибирского корпуса. Так как оставить неприкрытыми коммуникационные линии очевидно нельзя, то ясно, что в основу плана опять, уже вторично, ложилась недостижимая по существу цель: правым флангом не оторваться от Вислы, а левым дотянуться до 2-й армии, т. е. растянуть армию на 80 верст. Генерал Орановский, к сожалению, с этим согласился, а этим самым все выгоды, достигнутые 5 ноября новым исходным положением, опять сводились к нулю. В результате этого разговора был следующий разговор генерала Орановского с генералом Баиовым, в котором первый предупредил последнего о предстоящем новом наступлении 1, 2 и 5-й армий на 6 ноября на линию Гостынин – Белявы, при этом наступление это должно было начаться с рассветом.

Такое наступление расходящимся веером, как удар растопыренными пальцами, трудно понять. Войска VI и V Сиб. корпусов только что очистили 5 ноября это пространство, а 6 ноября едва они пришли на ночлеги, как получили приказание идти опять обратно. Это явно нецелесообразное мотание усталых войск не могло, конечно, поднимать их дух, без того уже подвергшийся тяжелому испытанию вследствие неудачных боев предшествовавших дней. Самая же линия Гостынин – Белявы также непонятна. Гостынин расположен в 20 верстах от перешедшей в руки немцев Плоцкой маневрной переправы и находится под фланговым ударом с ее стороны. Эту линию можно было занимать не иначе, как вновь овладев одновременно и Плоцком.

Разосланный по телеграфу в 10 ч 45 мин вечера 5 ноября приказ по 1-й армии на 6 ноября был следующего содержания:

«На правом берегу Вислы неприятель, по-видимому, не изменил группировки. Вчера вечером немцы заняли Плоцк. намеренно оставленный нами. На левом берегу Вислы неприятель атакует вторую армию на фронте Стрыков – Лодзь, а против нашей армии, в районе Собота – Белявы, ведет энергичное наступление на Лович и южнее.

Главнокомандующий приказал 6 ноября вверенной мне армии перейти в наступление на фронте Гостынин – Белявы.

Ближайшей целью действий ставлю разбить неприятеля, наступающего на Лович, для чего:

V Сибирскому корпусу, с приданной ему бригадой 4-й пехотной дивизии, выдвинуться на линию Вымысле – Любиков и наблюдать за полосой между рекой Вислой и Вымысле; линию Вымысле укрепить.

VI Сибирскому корпусу, выделив дивизию в армейский резерв, наступать на фронт Любиков – Злаков Боровы для удара совместно со II армейским корпусом во фланг неприятеля, наступающего на Лович. Дивизию, выделяемую в армейский резерв, немедленно направить в Вице (10 верст севернее Ловича). По прибытии дивизии в Вице начальнику этой дивизии войти в связь со штабом армии, пользуясь для сего связью II армейского корпуса.

II армейскому корпусу, усиленному бригадой 16-й пехотной дивизии, но без 43-й пехотной дивизии, атаковать неприятеля, наступающего на Лович, имея общее направление атаки на фронт Клетыльдов – Здуны.

Сводной казачьей дивизии перейти в район южнее Ловича; дивизии обеспечивать левый фланг армии, поддерживая связь с войсками, занимающими Скерневицы.

Ловичскому отряду атаковать наступающего на него неприятеля, имея необходимый резерв за своим левым флангом.

Частям I Туркестанского и VI армейского корпуса, остающимся на правом берегу Вислы, продолжать выполнения порученных им задач».

По получении этого приказа в штабе фронта он вызвал ряд вопросов и замечаний. Из последовавшего разговора генералов Орановского и Баиова, выясняется наличие ряда недоразумений в этом приказе. В штабе 1-й армии никаких почти сведений о группировке сил неприятеля не было. Помещенные в приказе сведения об «энергичном натиске неприятеля» на 1-ю армию 5 ноября совершенно не соответствовали действительности, ибо такого натиска вообще не было. Для Ловичского отряда, на долю которого выпадала главная роль, не было даже дано направления для наступления на 6 ноября. Время начала наступления указано не было.

В конце разговора генерал Орановский передал, между прочим, от имени ген. – ад. Рузского указание, что Ловичский отряд и II корпус должны 6 ноября достигнуть линию Кремпа – Белявы – Селичи-на-Бзуре.

Вышеприведенный приказ весьма характерен для управления 1-й армией, ибо он показывает, до какой степени безучастно относился командующий 1-й армией к плану операций своей армии, находя, очевидно, весьма удобным получать детальные указания штаба фронта, как бы снимавшие с него ответственность. Он совершенно мирился с тем, что в его штабе о неприятеле ничего не знали, ибо неприятельская конница завязала 1-й армии глаза. Между тем у ген. – ад. Ренненкампфа, с присоединением Кавказской кавалерийской дивизии ген.-м. Шарпантье, было в армии 4,5 дивизии армейской конницы, не считая дивизионной кавалерии. Из них 2,5 дивизии были оставлены на правом берегу Вислы. Дивизии же генералов Казнакова и Шарпантье на левом берегу Вислы не выходили за линию своей пехоты. Ген. – ад. Ренненкампф дает крайне отрицательную оценку способностей этих кавалерийских генералов. Не входя в разбор правильности такого мнения, необходимо, однако, констатировать, что остается неизвестным, были ли им даны определенные задачи для армейской разведки впереди фронта армии или нет. Во всяком случае, в результате работы армейской конницы мы не знали группировки сил неприятеля. А без знания этого не могло быть сознательно нацеленного маневра.

В 6 часов утра 6 ноября была получена в штабе армии телеграмма Главнокомандующего за № 6011, в которой значилось: «Требую самого энергичного наступления 1-й армии и Ловичского отряда. Ловичский отряд и II корпус должны не только наступать, но и сломить. Не могу себе представить, какие причины могли привести к замедлению наступления в столь важную минуту».

Эта телеграмма как бы спохватывается в сделанной ошибке, т. е. в ограничении наступления Ловичского отряда и 2-й армии корпуса на 6 ноября линией Кремпа – Беляны – Селичи-на-Бзуре.

Она выделяет II армейский корпус и Ловичский отряд в отдельную группу, на долю которой главным образом выпадала выручка 2-й армии. Она как бы хочет возвратить операцию к основной правильной идее исходного стратегического положения 5 ноября. Но она все же не решается ясно и определенно высказаться, как бы представляя опять способы исполнения командующему 1-й армией.

Однако командующий 1-й армией этой неясностью обеспокоен не был, а сам ограничился чисто канцелярским пересказом неясного подбадривания корпусным командирам в «крепких», по выражению генерал-адъютанта Ренненкампфа, телеграммах, не давая, однако, от себя корпусам ни определенных задач, ни новых направлений, ни часов выступления.

При таких условиях, конечно, никакой энергии в наступлении получиться не могло. Неприятель оказал сопротивление только одной 14-й Сибирской дивизии у с. Кернози. На всем остальном фронте части 1-й армии противника не встретили. Из-за задержки дивизии VI Сибирского корпуса остановился и V Сибирский корпус, а II армейский корпус боялся оторваться от VI Сибирского и послал ему на помощь одну бригаду, которая затем заночевала у д. Мастки, т. е. на линии старых ночлегов с 5-го на 6 ноября.

Узнав, что II армейский корпус даже через Слудву еще не весь переправился, Ловичский отряд также остановил свое наступление, тем более, что у него кроме совместного наступления со II армейским корпусом была еще другая более важная причина обождать – он не был еще весь сосредоточен. Отряду недоставало еще девяти батальонов Сибирских стрелков, 48 орудий Сибирской бригады, 10 сотен казаков и двух бронированных автомобилей. Это такая нехватка сил, которую игнорировать нельзя было. А основные силы этих частьей еще не прибыли по железной дороге.

Однако главной причиной задержки Ловичского отряда была все та же неясность и неопределенность возложенной на него задачи. В основной задаче, поставленной Ловичскому отряду при его сформировании 4 ноября, было «удерживать и оборонять Лович во что бы то ни стало». Эта оборонительная задача, по существу своему, с наступлением к ю.-з., где была 2-я армия, была несовместима. Надо было эти задачи с момента приказа о наступлении разделить, т. е. сформировать новый Ловичский отряд для обороны Ловича, а на «сводный корпус» ген.-л. Слюсаренко возложить только задачу наступления на выручку 2-й армии. Этого разделения двух несовместимых задач своевременно сделано не было. Ход событий впоследствии, 8 ноября, заставил это сделать по инициативе самого генерала Слюсаренко и офицера для связи из штаба фронта, полковника Хенриксона. Но это был уже непорядок. Планосообразное управление войсками требовало поместить это уже в первом приказе о наступлении, т. е. на 6 ноября. Если бы генерал Слюсаренко со II армейским корпусом 6 ноября ушел бы далеко вперед, то он обнажил бы Лович со стороны немцев, наступавших от Кутно, которые 6 ноября успели уже захватить Злаков Боровы и разрушили мост на Слудне. Но в приказе такого разделения задач не было.

К этому надо еще прибавить, что ген. – ад. Ренненкампф продолжал оставаться в Яблонне, за 100 верст от фронта армии, а потому управлять своевременно маневрированием корпусов он, конечно, не мог. Хотя на это обстоятельство в тот же день обратил внимание Главнокомандующий и приказал ген. – ад. Ренненкампфу переехать со штабом из Яблонны в Сохачев или Лович, но для 6-го и 7 ноября это было уже поздно.

В результате всех этих неясностей и ошибок в распоряжениях, вследствие отсутствия собственного плана операции, было то, что наступление 6 ноября было в направлении главной операции слишком коротким и день опять был потерян. На пути наступления 1-й армии оказалось всего около одной немецкой дивизии у Кернози. Конечно, не она могла остановить наступление четырех русских корпусов. Эти корпуса были остановлены тем, что командующий 1-й армией не ставил им определенных ясных задач.

Служебная же ответственность за неуспех дня была возложена на командиров корпусов и в особенности на начальника Ловичского отряда. Они получили от ген. – ад. Ренненкампфа резкие замечания и выговоры.

Положение 1-й армии в ночь с 6 на 7 ноября

К ночи с 6 на 7 ноября 1-я армия достигла следующих пунктов.

А) на правом берегу Вислы:

1. I Туркестанский корпус был еще в Млане, но 2-я Туркестанская бригада уже была в пути к Новогеоргиевску.

2. Сводная дивизия VI арм. корпуса в районе Бежунь (вторая сводная дивизия разделилась между II арм. и V Сибир. корпусами побригадно).

Б) на левом берегу Вислы:

1. VI Сибирский корпус ночевал восточнее Кернозя, занятого еще немцами.

2. V Сиб. корпус беспрепятственно подвигался вперед, заняв Санники 50-й дивизией, а 79-ю дивизию выдвинул вперед уступом.

3. II армейский корпус занял переправу через р. Слудву у д. Ретки и переправил на тот берег три полка. Остальные части были в окрестностях д. Мастки. (Переправу у Злаков Боровы взяли и разрушили немцы.)

4. Ловичский отряд, не успевший еще собраться (не хватало еще девяти батальонов, 48 орудий и 10 сотен казаков), занял фронт Пиотровице – Домоневице.

5. Скерневицкий отряд – 40-й пех. полк при 16 орудиях оставался в Скерневицах.

6. Конница – две дивизии, генералов Казнакова и Шарпантье, в районе между Скерневице и Колюшками.

Распоряжения на 7 ноября

На 7 ноября Главнокомандующий в директиве за № 7045 приказал «продолжать самое энергичное и настойчивое наступление в ранее указанных направлениях, начав его никак не позже, как с ранним рассветом, выполнив все необходимые для сего передвижения заблаговременно». В этой директиве подтверждалось требование переехать ген. – ад. Ренненкампфу для упорядочения связи с корпусами в Сохачев, а еще лучше в Лович.

Таким образом, директива на 7 ноября повторяла ошибку 6 ноября и наступление расходящимся веером продолжалось. В ней говорится о ранее «указанных направлениях». Однако ранее была указана «линия Гостынин – Белявы», а не направления.

Во исполнение этой директивы, по 1-й армии распоряжения на 7 ноября были сделаны телеграммой за № 472. В ней, в отличие от приказа на 6 ноября, согласно указаниям генерала Орановского, даются уже не линии, до которых надо наступать, а полосы, по которым надо наступать. Выступление было назначено в 5 ч утра. Корпусам было предписано: «продолжать самое энергичное и решительное наступление (с какой целью, не сказано). V Сиб. корпусу – овладеть районом Гомбин – Конты, где укрепиться и наблюдать полосу до Вислы. VI Сиб. корпусу – наступать в полосе Любиков – Жихлин – Злаков Боровы – Антонов – Орлов. II арм. корпусу – наступать в полосе Злаков Боровы – Антонов – Орлов – Здуны – Белявы – Валишев. Коннице ген. Казнакова – продолжать охранение левого фланга армии. (Для конницы ген. Шарпантье никакой задачи не дано.) Резерву 13-й Сиб. дивизии – оставаться в Вице. Туркестанской стр. бриг. перейти в Сохачев. Скерневицкому отряду удерживать Скерневицы».

В дополнение своей первой директивы № 7045 Главнокомандующий телеграфировал еще вечером 6 ноября в 10 ч 55 мин, чтобы «корпусам 1-й армии достигнуть 7 ноября линии Плоцк – Гостынин – Кутно-Пионтек – Стрыков и преодолеть все препятствия». Эта линия 80 верст, и она до фланга 2 армии не доходит на 10 верст. По 1-й армии было отдано соответствующее дополнительное приказание с простым пересказом пунктов, опять без указания задач для корпусов.

В этих директивах и распоряжениях на 7 ноября нельзя найти никакой идеи операции 1-й армии, никакого маневра, имеющего целью облегчить тяжелое положение 2-й и 5-й армий. Корпусам даны были полосы для механического наступления, но какая именно задача выпадает на каждый корпус, каков внутренний смысл этого наступления, совершенно не указывалось. На прямо поставленный ген. Орановским вопрос о задачах, данный каждому корпусу, ген.-м. Баиов не мог ничего ответить и отделался общими фразами. Единственно, что из них ясно, это опять прежнее стремление достигнуть одновременно двух несовместимых целей – не оторваться от Вислы и дотянуться на фронте в 100 верст до фланга 2-й армии.

В ночь с 6-го на 7 ноября ген. – ад. Ренненкампф переехал со штабом в Сохачев.

В 11 часов дня 7 ноября ген. – ад. Ренненкампф телеграммой за № 482 донес Главнокомандующему об успешном наступлении корпусов, о занятии Кернози VI Сиб. и II корпусами. Сообщается также об обнаруженной в Гловно тяжелой немецкой артиллерии (которой на самом деле там не было). Конница ген.-л. Казнакова доносит, что к востоку от линии Гловно-Лышковице (место ночлега этой конницы) Скерневице (т. е. в тылу собственной пехоты) неприятеля не обнаружено, а ген. Шарпантье доносит, что неприятельская конница южнее Скерневиц направляется, по-видимому, на восток.

В последовавшем после получения этого донесения около 12 часов дня разговоре генералов Орановского и Баиова первый, кроме указания на отсутствие задач для корпусов 1-й армии, отмечает, что II корпус совершенно напрасно содействовал VI при взятии Кернози, так как он этим задерживает свое наступление. «По положению дел 2-й армии корпус должен тяготеть к Ловичскому отряду, т. е. на юго-запад». Генерал же Ренненкампф по тому же вопросу вечером того же дня в разговоре с генералом Орановским высказывает прямо противоположный взгляд и даже обещает, что от генерала Чурина «будут потребованы объяснения, почему он не оказал должного содействия V Сибирскому корпусу у Кернози и в более западном направлении».

Так как II корпусу приходилось при переправах через Слудву и Бзуру идти сперва прямо на юг через Соботу, то всякое уклонение частей корпуса к северу (к Кернози) или к западу влекло за собой запоздание выручки 2-й армии не только для II корпуса, но и для связанного с ним общей задачей Ловичского отряда.

Эти собственные слова ген. – ад. Ренненкампфа служат доказательством того, до какой степени он сам не знал, в каком направлении надо посылать свои корпуса, идущие на выручку 2-й армии.

События 7 ноября

Результаты таких распоряжений по 1-й армии не замедлили обнаружиться.

Поражение наших V и VI Сибирских корпусов

V и VI Сибирские корпуса, в составе трех сильно уже ранее потрепанных дивизий, без всякой определенной задачи, наступали на фронте более 25 верст, совершенно не зная сил и расположения противника. Когда 50-я пех. дивизия, ночевавшая в с. Санники, двинулась дальше, то была с высот д. Чижева внезапно встречена сильным огнем и в беспорядке отброшена, потеряв при этом 11 орудий и понеся вообще большие потери. К вечеру обнаружилось, что вся дивизия свелась теперь к 5,5 тыс. человек, а 79-я пех. дивизия, достигшая сперва с. Вымысле Польске, встретив сопротивление и узнав о поражении 50 пех. дивизии, тоже поспешно отступила с большими потерями. Корпус возвратился на линию Илов – Александрув, т. е. вернулся в то положение, которое он занял 5 ноября и где ему и следовало бы оставаться и укрепиться. VI Сибирский корпус в составе только одной 14-й Сибирской дивизии (13-я Сибирская дивизия была в армейском резерве) занял с боем Кернозю и с боем стал подходить к Люшину. Так как вследствие поражения и спешного отхода 50-й пех. дивизии правый фланг 14-й Сибирской дивизии оказался обнаженным, то немцы этим немедленно воспользовались и со стороны Любикова охватили фланг ее и окружили 55-й Сибирский полк и второй батальон 56-го полка, а также захватили 6-ю батарею 14-й Сиб. арт. бригады. Это вынудило VI Сиб. корпус отойти опять за речку Ниду на старые позиции 5 ноября.

Таким образом, бесцельное наступление веером к северу-западу, противоречившее обстановке, привело только к поражению этих частей. Мы потеряли даром много людей, около 20 орудий, а главное, время и силы для укрепления на позиции, намеченной директивой Главнокомандующего от 4 ноября и прикрывавшей наши коммуникационные линии. Этими нерасчетливыми действиями создавалась в будущем опасность для сообщений всех левобережных армий.

II армейский корпус вместо того, чтобы скорее наступать на помощь 2-й армии, терял время на поддержку продвижения слабой 14-й Сибирской дивизии и овладения Кернозей и Злаковым Боровы, однако ему, как выше уже упомянуто, поставлено было ген. – ад. Ренненкампфом даже в вину, что он это делал недостаточно энергично, хотя он для этого переправил часть корпуса обратно через Слудву. К вечеру 7 ноября II корпус не успел даже переправиться через Бзуру и только половина корпуса подошла к Соботе.

Ловичский отряд начал наступление согласно приказу. Узнав около 12 часов дня о том, что II корпус ведет бой у Кернози, отряд остановился и донес немедленно по команде, что его дальнейшее наступление находится «в зависимости от движения II армейского корпуса». Таким образом, неполнота и неточность редакции приказа по 1-й армии повлекла за собой остановку движения. Около 6–7 ч вечера в штабе Ловичского отряда была получена телеграмма, в которой командующий 1-й армией указывал Ловичскому отряду идти самостоятельно, не ожидая II корпуса. Однако в ней нет указания, прямо отменяющего линию Стрыков – Пионтек, указанную в директиве Главнокомандующего № 7045. Авангардом своим Ловичский отряд к вечеру не дошел до этой линии всего на 4 версты. Стрыков был прочно занят немцами.

Конница наша, две дивизии, очистила от неприятельских разъездов район к югу от Скерневиц и обнаружила присутствие разъездов двух неприятельских кавалерийских дивизий, а у Равы разъездов конного корпуса генерала Новикова. Таким образом, в расстоянии менее одного конного перехода от угрожаемого неприятелем правого фланга нашей 2-й армии собралось к вечеру 7 ноября четыре кавалерийских дивизии. От них до неприятеля было ближе полуперехода.

Сведения от 2-й и 5-й армий и о неприятеле

За 7 ноября были получены от 2-й и 5-й армий и о неприятеле ряд весьма обстоятельных сведений через присланного кружным путем офицера в штаб 1-й армии. Он доложил подробно обстановку и расположение 2-й армии и подход 5-й армии. Из этих сведений, переданных лично командующим 1-й армией генералу Орановскому, было совершенно ясно следующее:

С подходом 5-й армии положение 2-й армии значительно улучшилось. В опасном положении был только I армейский корпус генерала Душкевича, охваченный с фронта, фланга и угрожаемый с тыла глубоким обходом немцев на Стрыков и Брезины и далее Гальково – Боровин – Котлины – Котлинки. Силы обходящей колонны оценивались около корпуса. Фронт и фланги I корпуса обозначены были точно: «от Стоки (фланг II Сиб. корпуса) до Наталина и к югу от Ксаверова (лес) до железной дороги».

В 4 ч 33 мин 7 ноября была получена радиограмма, шедшая через Новогеоргиевск и переданная через штаб Главнокомандующего и штаб 1-й армии: «Генералу Слюсаренко. Перешел сегодня в наступление центром и левым флангом на Гловно. Правый прикован глубоким обходом. Наступление идет успешно, но тыл в большой опасности. Положение критическое, каждая минута дорога. Выручайте. 57168. Шейдеман». Телеграмма эта, адресованная генералу Слюсаренко, была почему-то задержана в штабе 1-й армии и передана по назначению только в 11 часов вечера. В разговоре начальников штабов 1-й армии и фронта, происходившем около 12 часов дня, генерал Баиов сказал: «Летчик доложил, что до Белявы и Гловно все очищено (противником). К юго-западу от Гловно идет бой по всей линии от Згержа до Брезин». А в их же разговоре еще накануне 6 ноября в 1 час 30 мин дня тот же генерал Баиов сказал: «По агентурным сведениям в тылу тех частей, которые действуют на фронте первой армии, двигаются большие силы».

Наша конница доносила о значительных конных частях противника к югу от Скерневице, которые генерал Бутков (по словам самого ген. – ад. Ренненкампфа в его разговоре с генералом Оранским в 12 часов дня 7 ноября) определяет около двух кавалерийских дивизий.

Можно положительно утверждать, что на войне нельзя рассчитывать на получение более своевременных, более определенных и (как теперь можно констатировать) более верных сведений. На них можно было основывать правильные и целесообразные распоряжения.

Замечания комадирам корпусов

Неудовлетворительные вследствие изложенных причин результаты дня были опять поставлены в вину корпусным командирам, а генералу Слюсаренко был объявлен выговор. Кроме того, к вышеприведенной телеграмме генерала Шейдемана от 4 ч 33 мин дня на имя ген. Слюсаренко за № 57168, задержанной в штабе 1-й армии до 11 часов вечера, была сделана приписка генерала Ренненкампфа: «Ваши действия до сего времени отличались преступным бездействием, не оправдывающим чести ношения Георгиевского креста. Приказывают взвесить положение, выручить 512. Ренненкампф».

Распоряжения по 1-й армии на 8 ноября

Около 7 часов вечера генерал Слюсаренко получил от капитана Дюсимитьера, присланного генералом Шейдеманом, сведения о тяжёлом положении 2-й армии; он принял самостоятельное решение поднять отряд и идти немедленно в данном ему ранее командующим армией направлении левым флангом на Стрыков. Для подъема корпуса, разбросанного на десятки верст, при отсутствии достаточных средств связи, надо от 4 до 5 часов, т. е. отряд мог выступить около 11 часов вечера. Однако этому осуществиться не пришлось, так как ранее этого срока был получен приказ по 1-й армии, вновь изменяющий последние приказания командующего 1-й армией как в отношении направления движения, так и в отношении самостоятельности Ловичского отряда.

В приказе по 1-й армии на 8 ноября значилось:

«Правый фланг второй армии по-прежнему остается охваченным противником. Положение вверенной мне армии позволяет ударить охватывающему противнику в тыл, для чего приказываю:

V Сиб. корпусу, усиленному частями 13-й дивизии прочно удерживаться на занятом им фронте (15 верст). Для большей устойчивости корпусу выделить сильный резерв, который мог бы, в случае надобности, поддерживать и соседний VI Сиб. корпус.

VI Сиб. корпусу (т. е. одной 14-й Сиб. дивизии, понесшей большие потери) сдерживать напор противника от Кернози до Ловича по р. Слудве (более 20 верст). Корпусу распространиться на указанном фронте в течение наступающей ночи. Штабы V и VI Сиб. корпусов остаются на прежних местах.

II армейскому корпусу и Ловичскому отряду – атаковать противника, занявшего Брезину, для чего Ловичскому отряду наступать левее линии Хруслин – Гловно – Брезины, а II арм. корпусу – правее этой линии. Перечисленные пункты для Ловичского отряда включительно. II корпусу и Ловичскому отряду теперь же занять исходное положение, а в 6 ч утра начать общее наступление на Брезины.

Еще раз требую крайнего напряжения, помня, что от нашего движения впредь зависит судьба 2-й армии, положение которой остается критическим.

Скерневицкому отряду удерживать Скерневицы во что бы то ни стало. № 509. Ренненкампф».

Этот приказ по 1-й армии свидетельствует о том, что неумолимая кровавая логика событий, после двух потерянных дней 6 и 7 ноября, заставила командующего 1-й армией вернуться к основной идее исходного стратегического положения 1-й армии, принятого по директиве Главнокомандующего от 4 ноября. Поэтому за этим приказом надо признать оперативную целесообразность после потерянных двух дней. К сожалению, однако, вполне ясного понимания единственно возможного плана операции все же и теперь еще не было, и поэтому в приказе сделан ряд крупных промахов, а именно:

1. В приказе сведений о положении 2-й и 5-й армий особенно и важного указания, где находится их правый фланг, равно как сведений о неприятеле, никаких не помещено. Между тем, как мы видели, штаб 1-й армии сам получил обстоятельные сведения. Результат был тот, что колонны Ловичского отряда шли как слепые, напр. колонна ген. Зубковского ночевала с 8-го на 9-е в 3,5 верстах от фланга I армейского корпуса и этого не знала.

2. Какая на 8 ноября была дана задача двум дивизиям конницы, не указано. В течение 7 ноября генерал-адъютанты Рузский, Ренненкампф и ген. Казнаков говорили о желательности использовать массу конницы, особенно ввиду похода конного корпуса Новикова, для выручки 2-й армии и удара по немцам. Однако в приказе коннице задача не указана.

3. V и VI Сибирским корпусам была соответственно дана общая оборонительная задача на прежней линии Илов – Шимановице; даже создан общий для обоих корпусов резерв; но общего начальника назначено не было. Затем этим корпусам дана была для обороны линия в 35 верст. Так как направленные сюда силы немцев не были значительно больше наших, то задача эта была выполнима, однако только не при пассивном стоянии тонким кордоном, а при условии искусного маневрирования сильным общим резервом в руках энергичного общего начальника, позади выставленных на вероятнейших направлениях авангардов. Это сделано не было. Дезорганизация обороны на этом участке повлекла за собой тяжелые последствия и пагубно отразилась на энергии Брезинской операции.

Недоразумения с генералом Слюсаренко, повлекшие за собой его отчисление от командования Ловичским отрядом. Троекратная перемена операционного направления в ночь с 7-го на 8 ноября

4. В приказе опять не предусмотрена и не урегулирована оборона Ловича, на необходимость удержания которого, как выше уже было сказано, Главнокомандующий указывал так настойчиво. Для выручки 2-й армии настоящим приказом вновь назначается группа корпусов в том же составе II армейского корпуса и Ловичского отряда. Ей приказано: «к 6 ч утра занять исходное положение», но на какой именно линии – не указано. Затем «в 6 ч утра начать общее наступление на Брезины». Едва ли могут быть сомнения в том, что II корпусу и Ловичскому отряду этими словами приказа предписывалось начать одновременную и притом общую атаку неприятеля, занимавшего Брезины. Начальство над этим отрядом выручки, силой в два корпуса, опять объединено не было. Новое направление наступления было назначено почти под прямым углом к тому, по которому генерал Слюсаренко должен был начать наступление в 11 ч вечера 7 ноября. II корпус находился при этом направлении на целый переход сзади и ни в каком случае к 6 ч утра исходного положения занять не мог. Между тем в течение 7 ноября были получены генералом Слюсаренко телеграммы, резко предписывающие ему идти на выручку второй армии немедленно и не дожидаясь II корпуса, а главное была получена телеграмма генерала Шейдемана с просьбой о немедленной выручке. Это было явное противоречие. Из двух противоречивых приказаний исполнению подлежит последнее, т. е. в данном случае приказ № 509. Общее со II армейским корпусом наступление согласно новому приказу по существу не только не было явно ошибочным, но могло иметь под собой веские основания, и главное из них то, что командующему 1-й армией могли стать известны силы обошедших немецких корпусов И он мог опасаться, что при отдельном последовательном наступлении Ловичского отряда, а затем II корпуса они могли бы подвергнуться отдельному же последовательному поражению, которое могло испортить всю операцию Главнокомандующего, как оно действительно впоследствии и случилось. Мало того, если бы новые корпуса немцев, которые подошли через несколько дней к Бзуре, поспели бы к 8 ноября, то отдельное поражение генерала Слюсаренко, а затем II корпуса, могло бы кончиться тем, что немцы из района Брезины – Колюшки не ушли бы и после этих боев, а операция завершилась бы тогда для нас катастрофой для всех трех армий. Поэтому, казалось бы, лучше было бы 2-й армии получить помощь позже, чем рисковать ее вовсе не получить. Как бы генерал Слюсаренко ни поступил согласно одному из приказаний, т. е. пошел ли бы он немедленно один вперед или ждал бы II корпус, то в случае, если бы его постигла неудача, он рисковал, что ему будет поставлено в вину неисполнение другого прямо противоположного приказания. В случае же удачи ее всегда приписали бы одному из предписанных свыше приказаний. Поэтому вполне естественно, что генерал Слюсаренко хотел выяснить этот вопрос. Между тем генерал Ренненкампф в поданной им Военному Министру записке по этому поводу пишет: «Насколько Слюсаренко и его начальник штаба все еще придерживались пагубного правила равняться по соседу, хотя неуместность этого уже дважды разъяснена была, видно из телеграммы его начальника штаба полковника Балтийского, полученной ночью, после получения ими приказа № 509: «Прошу выяснить, если наше исходное положение будет Гловно – Речица, то можем ли мы идти в наступление, не дождавшись II корпуса на его исходном положении правее нас. Это положение мы понимаем как расположение II корпуса Гловно – Плюдвины – Садовка. Между тем как II корпус говорит, что к 7 ч утра он дойдет до широты Собота, а эта Собота в переходе уступом назад от нашего правого фланга. Балтийский».

Теперь после событий можно констатировать факт, что эта телеграмма полковника Балтийского только свидетельствует, что генерал Слюсаренко со своим начальником штаба тогда еще правильно понимали обстановку и относились к своей задаче осторожно и основательно. В показании своем, данном мне 26 марта сего года, генерал Ренненкампф по поводу текста разбираемого приказа своего показал: «Отданное 7 ноября Ловичскому отряду и II армейскому корпусу приказание «в 6 ч утра начать общее наступление на Брезины», я понимал это выражение в том смысле, что эти части должны были двигаться вперед, отнюдь не выжидая друг друга». Генералу же Слюсаренко, когда он являлся после своего отчисления ген. – ад. Ренненкампфу, последний на предложенный вопрос объяснил, что разбираемые слова приказа надо было «понимать лишь как указание для установления телеграфной связи со II корпусом»…

Однако тогда, когда эти события происходили для генерала Слюсаренко, вынужденного полученным приказом отменить свое уже разосланное приказание о выступлении в 11 ч вечера 7 ноября в западном направлении на фронте Варшице – Стрыков и приготовлявшего другие приказания в отмену первого о выступлении в новом направлении на юг на фронт Брезины – Ежов, важно было получить на свой вопрос ясный определенный ответ. Если бы вопрос был так прост, то, вероятно, ответ последовал бы немедленно. Однако полковник Балтийский прождал у телеграфного аппарата, непосредственно связывавшего его со штабом 1-й армии, целых 3 ч (когда каждая минута дорога), пока получил, наконец, от полковника Новицкого ответ: «Ловичский отряд не должен выжидать в занятом им расположении выхода на ту же широту II корпуса, а должен наступать независимо от него, но будучи осведомлен о предстоящих действиях и движении II корпуса. Новицкий». Такой большой в боевой обстановке срок, как 3 ч, указывает, что ребром поставленный вопрос генерала Слюсаренко в штабе 1-й армии был решен не сразу, а там долго колебались.

Относительно операционного направления движения Ловичского отряда на Брезины – Ежов, если его рассматривать вместе с одновременным движением II корпуса на фронт западнее Брезины, например, Брезины – Липины, то за ним надо признать правильный и удачный выбор. При наличности общего начальника и при стройном одновременном движении, хотя бы с некоторым запозданием против времени приказа, направление это, как теперь можно судить, несомненно привело бы к выгодному для нас боевому фронту, который своим правым флангом плотно прикоснулся бы к флангу 2-й армии у Ксаверов-Виончинского леса. По-видимому, проектировавшая приказ квартирмейстерская часть штаба 1-й армии и основывала выбор этого направления на вышеприведенных весьма обстоятельных сведениях о противнике и 2-й армии. Но как только мы отбросим одновременность наступления II корпуса и Ловичского отряда, то получается несообразность: важнейший участок от Брезины до фланга 2-й армии остается в течение более суток неатакованным и вся целесообразность задуманного маневра отпадает. Ловичский отряд, пущенный один на фронт Брезины – Ежов, делал промах по неприятелю и, сам рискуя получить удар во фланг, не выручал 2-й армии. Поэтому отказ от одновременности наступления II корпуса и Ловичского отряда отнимал у приказа № 509 правильность выбранной операционной линии. Именно это обстоятельство и было, вероятно, причиной того, что ответ на вопрос полковника Новицкого направление Ловичского отряда не изменялось. Попытки же ген. – ад. Ренненкампфа вышеприведенными своими объяснениями доказать, что в его приказе не было указания генералу Слюсаренко на одновременность атаки, свидетельствует только, что он и до сих пор не понимает несомненных положительных сторон, спроектированного в штабе 1-й армии, своего же собственного приказа № 509.

Получив ответ полковника Новицкого, генерал Слюсаренко сделал распоряжение для движения отряда по новому направлению. Однако и этому направлению осуществиться не пришлось.

Главнокомандующий, весьма озабоченный всем, что происходило в Ловичском отряде, прислал туда состоявшего при нем и. д. генерала для поручений Генерального штаба полковника Хенриксона «для связи». Этот офицер держал штаб фронта в курсе всего, что здесь происходило. Полковник Хенриксон, вернувшись в Варшаву в ночь с 7-го на 8 ноября, доложил ген. – ад. Рузскому о положении дел и данном отряду ген.-л. Слюсаренко направлении. Ген. – ад. Рузский признал направление Брезины – Ежов ошибочным и в 1 ч 30 мин ночи 8 ноября послал ген. – ад. Ренненкампфу телеграмму с приказанием изменить направление отряда генерала Слюсаренко вправо на Стрыков – Брезины. А для ускорения исполнения приказал полковнику Хенриксону на автомобиле лично отправиться в Лович и направить отряд по новому (за эту ночь уже третьему по счету) направлению. Полковник Хенриксон прибыл в Лович в 5 ч утра, когда все распоряжения о выступлении отряда в 7 ч утра в направлении Брезины – Ежов уже были сделаны. Пришлось послать прибывшие с полковником Хенриксоном, а также бронированные автомобили, догонять головы колонн и сворачивать их на новое направление Стрыков – Брезины, указанное Главнокомандующим.

Весьма важно отметить, что в распоряжениях и сообщениях штаба 1-й армии в корпуса не была сообщена за 7 ноября сводка тех обстоятельных сведений о неприятеле и о 2-й и 5-й армий, которые имелись в штабе армии и были сообщены штабу Главнокомандующего в вышеприведенном разговоре ген. – ад. Ренненкампфа с генералом Орановским.

Пока сворачивались колонны на новое направление, генерал Слюсаренко занялся вопросом о подготовке связи будущей стоянки штаба отряда в Гловно, или Кремле, со штабом армии. Ввиду отсутствия собственных средств и неполучения их от штаба 1-й армии, приходилось пригонять правительственный телеграф, найденный в Ловиче. Чиновники правительственного телеграфа с рвением и усердием выполнили эту работу. Благодаря этим распоряжениям генерала Слюсаренко, обеспечена была связь Гловно с Сохачевым на следующий день.

Утром 8 ноября в Лович приехал командир армейского корпуса генерал Чурин, следовавший по пути в Гловно, и, остановившись здесь, мог войти в соглашение с ген.-л. Слюсаренко относительно предстоящих действий.

Отстранение от должности ген.-л. Слюсаренко

В 11 ч в Лович неожиданно приехал ген.-м. Свиты Его Императорское Величество граф Шувалов, командированный ген. – ад. Ренненкампфом для проверки правильности действий и распоряжений ген.-л. Слюсаренко, имея в кармане предписание командующего 1-й армией следующего содержания:

«Предписывают немедленно выехать в Ловичский отряд, которым командует генерал Слюсаренко, передать ему мое категорическое приказание прорвать и опрокинуть противника перед его фронтом. При малейшей остановке, т. е. прекращении наступательных действий Ловичского отряда, предписываю Вам вступить в командование таковым, предъявив это мое предписание генералу Слюсаренко, которому тогда немедленно прибыть к штабу армии. Ренненкампф».

Не показывая пока предписания, ген.-м. граф Шувалов сообщил цель своего приезда и выслушал объяснения действий Ловичского отряда, даваемые начальником штаба полковником Балтийским. После этого граф Шувалов пошел к телеграфному аппарату и сообщил в штаб 1-й армии о том, что он нашел распоряжения ген.-л. Слюсаренко в целом правильными. Невзирая на такой благоприятный для ген.-л. Слюсаренко доклад, подошедший к аппарату ген. – ад. Ренненкампф приказал графу Шувалову тем не менее объявить ген.-л. Слюсаренко о его смещении, а самому вступить в командование отрядом.

Для того чтобы понять это непонятое и невытекающее из оперативных соображений смещение ген.-л. Слюсаренко как раз в тот момент, когда его отряд подходил к столкновению с неприятелем, необходимо сделать некоторое отступление и заглянуть в характер работ и уклад жизни штаба 1-й армии, как они рисуются из данных многими лицами показаний.

Ген. – ад. Ренненкампф кроме чинов штаба армии, положенных по штату, был окружен еще многочисленной «свитой». В отличие от других штабов, где командующие армиями живут одной общей жизнью со своими штабами и находятся в постоянном общении со своими ближайшими сотрудниками, ген. – ад. Ренненкампф ничего общего со своим штабом не имел. Штаб армии, заваленный день и ночь работой, жил своей обособленной жизнью, и лишь в часы докладов высшие чины штаба являлись к ген. – ад. Ренненкампфу и, окончив доклад, немедленно удалялись. Жизнь ген. – ад. Ренненкампфа протекала в обществе его многочисленной «свиты», состоявшей из довольно пестрых по составу элементов. Ее можно по значению разделить на две категории. К одной принадлежали лица, так или иначе обслуживавшие личную, а иногда и служебную жизнь командующего армией. К другой принадлежали лица, особо привилегированные, через которых ген. – ад. Ренненкампф рассчитывал поддерживать связи. К числу их принадлежал и граф Шувалов. Эти лица никакой работы большей частью не имели, но держались в курсе совершающихся событий. Особняком от них стоял подполковник Генерального штаба Меньчуков, пользовавшийся большим расположением и доверием ген. – ад. Ренненкампфа. Бывают иногда шутливые, но меткие клички, которые ярко подчеркивают внутренний неуловимый тон отношений между людьми. Подполковника Меньчукова шутя называли приближенные ген. – ад. Ренненкампфа «верховным начальником штаба армии». Сама возможность подобной клички дает своеобразное освещение последовавшим событиям, вырвавшимся из тесного круга лиц, приближенных к ген. – ад. Ренненкампфу.

Описанные выше военные события, повлекшие за собой, начиная от Влоцлавска, ряд неудач 1-й армии и ее вынужденный отход к линии Илов – Лович, произвели на ген. – ад. Ренненкампфа и его окружающих угнетающее впечатление. Оно особенно усилилось, когда стали получаться тревожные телеграммы от генерала Шейдемана. Но вот 7 ноября в штабе 1-й армии были получены известия об удачном наступлении 5-й армии и начавшемся перед нею отступлении немцев. Настроение окружающих ген. – ад. Ренненкампфа быстро повысилось, и сам командующий 1-й армией за обедом сказал лицам своей «свиты»: «В стремительном натиске я вижу залог крупной победы». Лавры этой близкой, казалось уже обеспеченной, победы показались на горизонте. Когда была получена телеграмма генерала Шейдемана на имя ген.-л. Слюсаренко, к ней была сделана выше приведенная оскорбительная для ген.-л. Слюсаренко приписка, а на следующее утро, при уже описанных обстоятельствах, он был отрешен от должности, а на его место назначен был граф Шувалов, а начальником штаба к нему подполковник Меньчуков. Оба, по показанию очевидцев, «были очень довольны своим назначением». Но подполковник Меньчуков почему-то прибыл в Гловно только к вечеру, а не вместе с графом Шуваловым.

События 8 ноября

Смещенный ген.-л. Слюсаренко на 8 ноября уже успел сделать распоряжения по колоннам, и они были на марше в направлении линии Стрыков – Брезины. Граф Шувалов, вступив в командование Ловичским отрядом, вместе со штабом переехал в Гловно. Начальником штаба оставался пока еще полковник Балтийский, бывший в курсе всех дел и распоряжений. По прибытии в Гловно полковник Балтийский стал устраиваться, налаживать связь и готовить распоряжения на 9 ноября.

За 8 ноября на всем фронте 1-й армии серьезных боевых столкновений не было. Лишь со стороны Кернози и Злакова Борового противник производил некоторое давление.

За этот день вновь были получены важные и обстоятельные сведения о происходившем на фронте 2-й армии.

Так, в 12 ч 53 мин дня 8 ноября генерал Бонч-Бруевич уведомил ген. – ад. Ренненкампфа телеграммой № 7070 о получении телеграммы от генерала Шейдемана о дальнейшем охвате немцами наших позиций у Рзгова обходной колонной немцев от Тушина на Правду и отход наших войск к позициям у Пабянице. Фронт первого корпуса указан в общих чертах на линии Андресполь – Домброво. Были ли эти сведения сообщены в штаб Ловичского отряда, неизвестно, но штабу армии они известны были.

По прибытии штаба отряда в Гловно около 4 ч были вскоре получены сведения о том, что наши колонны подходят к пунктам назначения, что Стрыков и Брезины заняты немцами и там обнаружена тяжелая артиллерия.

В 6 ч вечера около Стрыкова опустился летчик, посланный начальником штаба I Сибирского корпуса из посада Добронь с ориентировкой о положении дел 5-й и 2-й армий и сообщением, что 1-я Сибирская дивизия идет от Пабянице к Рзгову навстречу наседающим здесь немцам.

В тот же вечер у Скернивиц опустился летчик штабс-капитан Ягеллов и привез из 2-й армии сведения, что начальство над 2-й и 5-й армиями объединено в руках генерала Плеве, что обе армии наступают; неприятель перед 5-й армией уже поддается; на фронте 2-й – идет еще бой, но обозы неприятеля уже отступают. Нашу конницу летчик видел идущей к Брезинам. Донося об этом Главнокомандующему в 9 ч вечера за № 558, ген. – ад. Ренненкампф сообщает, что эти «радостные вести» сообщены в корпуса, и что II корпусу и Ловичскому отряду приказано развить крайнюю энергию. (Фактически в это время Ловичский отряд стоял на месте до утра на ночлегах, а II корпус еще только подходил к своим ночлегам 8 ноября, которых он достиг к 3 ч ночи 9 ноября).

Приведенные сведения в связи с полученными за 7 ноября указывают, что связь со 2-й и 5-й армией поддерживалась и сведения о том, что главные силы обошедших 2-ю армию немцев наступают на фронт Рзгов-Тушин и что, следовательно, сами они находятся в районе приблизительно Рзгов – Раково – Тушин, были известны.

Между тем в штабе Ловичского отряда происходило следующее. Полковник Балтийский, получивший ранее всего сведения от летчика из штаба I Сибирского корпуса, предложил графу Шувалову поднять отряд и, выступив немедленно, вечером наступать на фронт Рзгов – Котлины. Выбор этой операционной линии вполне соответствовал имевшимся сведениям и обстановке, а решение выступать немедленно отвечало как обстановке, так и столь настойчивым требованиям Главнокомандующего и самого ген. – ад. Ренненкампфа.

Вышло, однако, иначе. Как раз в то время, когда писался приказ о выступлении вечером на линию Рзгов – Котлины, приехал в Гловно подполковник Генерального штаба Менчуков и от имени ген. – ад. Ренненкампфа объявил полковнику Балтийскому на словах об отрешении его от должности, и что он, Меньчуков, сам вступает в роль начальника штаба Ловичского отряда. Граф Шувалов просил полковника Балтийского ради пользы службы остаться при отряде, на что тот сперва согласился. Подполковник Меньчуков, однако, получив от полковника Балтийского ориентировку, с его мнением не согласился и советовал графу Шувалову отложить начало наступления до утра 9 ноября. Так как граф Шувалов никогда, как видно из данных им мне показаний в марте сего года впоследствии после событий, в задачу Ловичского отряда не вникал и собственного мнения о положении дел не имел, то он предпочел согласиться с мнением данного ему самим ген. – ад. Ренненкампфом советчика, т. е. подполковника Меньчукова, а полковнику Балтийскому предложил «отправиться в тыл». С устранением полковника Балтийского преемственная связь с распоряжениями ген.-л. Слюсаренко была окончательно оборвана. Как показал ход событий, это роковым образом отозвалось на судьбе Ловичского отряда.

Распоряжения на 9 ноября

В составленном подполковником Меньчуковым приказании выступление было отложено до 6 ч утра 9 ноября. Операционное направление всего отряда Рзгов – Котлин из приказа исключено, хотя все же колонны сохранили, в общем по приказу, южное направление, и лишь утром 9 ноября телеграммой ген. – ад. Ренненкампфа от 4 ч утра за № 577 приказано было изменить это направление на более западное, а именно на Видзев – Крашев. Это изменение было весьма существенно, ибо вместо направления на неприятеля бралось направление на свой I армейский корпус.

Нельзя не отметить, что в приказе, редактированном подполковником Меньчуковым, общая цель маневра и боя сформулирована так: «ближайшая задача – овладеть линией ж. д. Лодзь – Колюшки», а «25-му Донскому казачьему полку наступать на Колюшки и захватить станцию». О разведке, об установлении связи с войсками 2-й армии, об идее маневра для нанесения поражения ближайшему неприятелю, уже обнаруженному в двух группах: в Стрыкове и Брезинах, в приказе нет ни слова. Немудрено после этого, что, когда штаб отряда был отброшен немцами к Рзгову и потерял связь с колоннами, эти колонны, не зная общей идеи маневра, исполнили только механически предписанный им марш.

Таким образом, вышло, что ген.-л. Слюсаренко и полковник Балтийский были смещены под предлогом слишком медленного наступления, поставленные же на их место особо доверенные лица ген. – ад. Ренненкампфа вместо желательного ускорения наступления еще более замедлили его.

Достаточно взглянуть на схему положения Ловичского отряда в ночь с 8-го на 9 ноября, чтобы остаться в полном недоумении, как могла колонна ген.-л. Зубковского ночевать в Ярошках и не знать, что ближайший Ксаверовский лес уже занят частями 24-й пехотной дивизии и что между ними больше неприятеля нет. Непонятно, как граф Шувалов с подполковником Меньчуковым не знали этого из вышеприведенных уже известных в штабе 1-й армии данных обстановки. Независимо от того у них был полк казаков, которым они могли осветить перед собой сами столь небольшое пространство и войти в связь с войсками 2-й армии еще с вечера 8 ноября. Имея полную возможность знать все, что впереди, отряд шел, как слепой.

Распоряжений ген. – ад. Ренненкампфа по 1-й армии с вечера 8 ноября на 9 ноября в виде приказа в делах нет. Во всяком случае сделаны были распоряжения V и VI Сибирским корпусам продолжать удерживаться на своих позициях, а II корпусу и Ловичскому отряду энергично наступать.

Вследствие того, что распоряжения по 1-й армии разработаны не были, оборона на участке Илов– Лович на 9 ноября и наступление II армейского корпуса и Ловичского отряда оставались по-прежнему неорганизованными без общих начальников.

Благодаря инициативе полковника Хенриксона, для обороны Ловича именем ген. – ад. Рузского было собрано несколько батальонов, чем было, насколько возможно, исправлено упущение приказа по 1-й армии № 509. Однако это ошибка не была исправлена и в распоряжениях на 9 ноября, и меры по обороне Ловича продолжали и далее носить характер поспешных частичных импровизаций.

В штабе фронта, очевидно, чувствовалось, что управление 1-й армии все больше расшатывается. В 2 часа 30 мин ночи с 8-го на 9-е начальник штаба фронта телеграфировал в штаб 1-й армии следующее: «В вашей телеграмме 568 восьмого ноября сказано, что Шувалов решается продолжать наступление. Эти фразы показывают, будто бы возможно по желанию наступать или стоять на месте. Главнокомандующий приказал сообщить, что он категорически требует самого энергичного наступления с целью полного разгрома германцев, действующих против 2-й и 5-й армий. Благоволите немедленно сообщить ваши распоряжения на 9 ноября. Главнокомандующий еще раз подтверждает, что от энергии действий 1-й армии и Ловичского отряда зависит исход боя. № 7079».

В ответ на это из штаба 1-й армии была получена телеграмма, в которой значилось, что II армейский корпус и Ловичский отряд продолжают энергичное наступление. На самом деле это не соответствовало истине, ибо задержанный графом Шуваловым и подполковником Меньчуковым Ловичский отряд стоял в это время на месте.

В ту же ночь от генерала Шейдемана была получена в штабе фронта телеграмма о том, что немцы углубили обход и одновременно стараются прорваться между XXIII и II Сиб. корпусами, чтобы сомкнуть обход и обратить его в окружение. Против 5-й армии генерала Плеве с запада в районе Здунска – Воля – Серадз появились сильные части пехоты. Сообщая об этом командующему 1-й армией, ген. – ад. Рузский заканчивает телеграмму № 811 так: «Приказывают немедленно поднять войска 1-й армии и Ловичского отряда и перейти в решительное наступление с целью атакой сломить противника». Этот все повторяющийся приказ Главнокомандующего, толкающий 1-ю армию вперед, не мог, однако, привести к цели, ибо он не мог дать 1-й армии то, чего ей недоставало: продуманного общего плана операции, без которого не может быть умения идти вперед, умения маневрировать. Как мы видели, все распоряжения на 9 ноября по 1-й армии носили разрозненный, неполный, а частью явно ошибочный характер.

Смена Свиты генерал-майора гр. Шувалова командиром VI Сибирского корпуса генералом Васильевым

В свое время полковник Хенриксон успел донести в штаб фронта о предстоявшем смещении ген.-л. Слюсаренко. Генерал-адъютант Рузский, ориентировавшись о степени военной подготовки ген.-м. графа Шувалова для исполнения столь сложной задачи, какая выпадала на долю Ловичского отряда, заявил против этого назначения решительный протест. После переговоров с ген. – ад. Ренненкампфом, который вновь охарактеризовал своих генералов с отрицательной стороны, ген. – ад. Рузский приказал назначить начальником Ловичского отряда генерала Васильева, командира VI Сибирского корпуса.

Утром 9 ноября в Гловно приехал новый начальник отряда генерал Васильев, а граф Шувалов уехал обратно в Сохачев. Относительно времени фактического выступления колонн Ловичского отряда показания противоречивы: по одним, части выступили в 6 ч утра, по другим, значительно позже. Генералу Васильеву по прибытии не пришлось делать на 9 ноября новых распоряжений, так как они были уже разосланы подполковником Меньчуковым за подписью графа Шувалова. Таким образом, за сутки в управлении Ловичским отрядом переменилось три начальника отряда и два начальника штаба. Способствовать успеху дела такая обстановка, конечно, не могла, особенно если принять во внимание, что твердого последовательного руководства свыше со стороны самого командующего 1-й армией тоже не было. Особенно вредно это было в смысле вывода правильных заключений о слагающейся обстановке на основании совокупности впечатлений всех получаемых разновременно сведений и донесений. А обстановка была серьезная, предбоевая.

События 9 ноября

9 ноября произошло следующее событие: бригада 16-й пех. дивизии ген.-м. Хомякова повела атаку на позиции неприятеля у Смолице одновременно с атакой колонны полковника Максимовича на Стрыков. После упорного боя Стрыков был взят, но неприятель отошел на ближайшую вторую позицию на линию Зельгощ – Сосновец – Пеньки, где и продолжал держаться. Колонна полковника Максимовича заночевала у Стрыкова и Варшевице, по-видимому, почти в боевом положении. Колонна ген.-м. Тернавского дошла авангардом до Янова, главные же силы колонны оставались на месте; только соседней колонне полковника Максимовича было послано подкрепление в составе одного полка с гаубичной батареей. Колонна генерала Зубковского продвинулась в район Зуфеминов– Иорданов, имея штаб на фольварке колонии Геленова вплотную у леса, занятого частями I армейского корпуса. Колонна ген.-л. фон-Геннингса развернулась почти с места ночлега близ Шиманишки, атаковала Брезины и к 12 ч дня овладела ими. Затем выдвинула сторожевые части против отступавшего неприятеля в направлении на Галкувек и к Гальковскому лесу и тоже заночевала в Брезинах. Штаб же дивизии остался на том же месте в с. Шиманишках. Штаб отряда переехал из Гловно в Волю Цирусову. II корпус, сделав 8 ноября и в ночь с 8-го на 9 ноября усиленный переход, дошел до указанных ему пунктов только к утру 9 ноября, а некоторые части подошли еще позже. Затем II корпус, по-видимому, до 9 ч вечера отдыхал, кроме бригады генерала Хомякова, оказавшей содействие колонне полковника Максимовича при взятии Стрыкова. Таким образом, мы видим, что благодаря отсутствию плана операции и общего руководства действиями II и Сводного корпусов успех дня 9 ноября ограничился взятием Стрыкова и Брезин. При этом неприятель остался прочно на позиции в 4 верстах за Стрыковым. Общее же продвижение линии колонн Ловичского отряда в этот день было около 5–8 верст.

Вызов генерал-адъютанта Ренненкампфа к левой группе корпусов 1-й армии

Между тем в штабе Главнокомандующего были получены сведения от генерала Плеве, что значительные новые силы немцев (два корпуса) появились на левом фланге 5-й армии и что напор немцев на 2-ю армию продолжается неослабно. Хотя к Тушину подошла 10-я дивизия и генерал Гаврилов выбил немцев из этого пункта в ночь с 8-го на 9 ноября, а конный корпус Новикова продвинулся в район между Тушиным и Бендковым, но положение 2-й и 5-й армий становится все тяжелее. Помощь 1-й армии становится все настоятельнее.

В 3 часа дня генерал Орановский попросил к аппарату ген. – ад. Ренненкампфа и передал ему приказание ген. – ад. Рузского немедленно лично отправиться в Ловичский отряд, принять начальство над группой корпусов генералов Чурина и Васильева и добиться движения вперед и нанести немцам удар, каких бы потерь это ни стоило.

Оставив в Сохачеве весь свой штаб и взяв с собой только многочисленную «свиту» на четырех автомобилях, ген. – ад. Ренненкампф в 5 часов дня отправился в Гловно. То, что генерал Ренненкампф не взял с собой ни одного офицера Генерального штаба, он объясняет тем, что не хотел ослаблять работу штаба и, кроме того, рассчитывал, что в Ловичском отряде у него будет подполковник Меньчуков.

Вот как описывает пребывание ген. – ад. Ренненкампфа в Гловно один из сопровождавших его генералов:

«В Гловне, место стоянки генерала Чурина, командующий внимательно выслушал доклад и отданные на завтра распоряжения. Узнав, что II корпус собрался было заночевать в Гловне и только с рассветом продвигаться вперед, он тотчас приказал адъютанту записывать его приказ, в корне меняющий все дело. Должен сознаться, что пока он, сидя в кресле, диктовал этот приказ, я невольно на него залюбовался. Во всей его плотной фигуре, твердом голосе, глубокой продуманности каждого распоряжения чувствовалась необычайная, спокойная мощь, вокруг него все, начиная с корпусного командира и кончая ординарцами, человек 30 по крайней мере, столпились над картой, внимательно следя за направлением движения и точками нанесения главного удара. Комната была слабо освещена несколькими свечами. Офицеры в самых разнообразных формах, большинство в полушубках, слушали, боясь проронить каждое слово. Приказ отдан был в следующих выражениях:

Приказ по левой группе корпусов 1-й армии на 10 ноября

«Выслушав доклад штаба II корпуса, приказываю:

II армейскому корпусу назначить от 26-й пехотной дивизии достаточное обеспечение правого фланга против неприятеля, обнаруженного со стороны Пионтек. Частям этого обеспечения действовать оборонительно, не допуская противника на шоссе Гловно – Стрыков – Згерж.

Остальным частям дивизии атаковать противника в направлении в обход с запада и в тыл Щавинского леса. Бригаде 16-й пехотной дивизии атаковать в полосе Калишской железной дороги и дороги Стрыков, Добра, Маскуле, Нове, Роги, содействуя, в случае необходимости, овладению Щавинским лесом.

Частям Ловичского отряда атаковать в полосе линии Стрыков, Добра, Маскуле, Нове, Роги исключительно и южной линии Брезины, Игнацов и Воля Ракока.

Наступление начать не позже 9 часов вечера. Вести его с крайней энергией, выручая вторую армию. Остановка не ранее линии Згерж – Лодзь – Рзгов, не останавливаясь ни перед какими потерями и затруднениями.

Посад Гловно. Заместители генералы Чурин и Васильев».

Отдав этот приказ, ген. – ад. Ренненкампф решил лично свезти его в штаб сводного корпуса в дер. Волю Цирусову, с тем чтобы ознакомиться с обстановкой.

«Мы приехали туда в 8 часов вечера. За день отряд, наступая четырьмя колоннами, успел достичь линии Стрыков – Брезины. 1-я колонна (Максимовича), выбив неприятеля из Стрыкова, долго еще вела бой в городе, так как ее обсыпали пулями изо всех окон. 2-я колонна (генерала Тернавского), выдвинувшись на высоту 2-й колонны, оказывала содействие Максимовичу, 3-я (генерала Зубковского) и 4-я (генерала Геннингса) к вечеру овладели Брезинами. Этот город был предназначен на следующий день для стоянки штаба отряда».

«Поговорив с генералом Васильевым, Ренненкампф выехал обратно в Гловно, где предполагал провести ночь».

Эта выписка из дневника приведена как в высокой степени характерная для этого момента. Она показывает, с каким преданным доброжелательством относилась к ген. – ад. Ренненкампфу его «свита». Она как бы гордилась тем, что он сам, без справок своего штаба, все знает и направляет к победе. Можно с уверенностью сказать, что не одна только «свита» смотрела с надеждой на ген. – ад. Ренненкампфа. Его маньчжурская боевая репутация, еще не совсем поколебленная отступлением из Восточной Пруссии, была жива в памяти. Многие верили, а главное хотели верить, что теперь, когда над неприятелем, обошедшим 2-ю армию, нависли удары двух корпусов 1-й армии и почти двух корпусов 2-й и 5-й армий, когда четыре кавалерийских дивизии с юга и востока окружили немцев, приехавший ген. – ад. Ренненкампф объединит разрозненные действия этих больших сил, направит их к единой цели и нанесет врагу окончательный удар. Ясно, что и Главнокомандующий, по своей инициативе приславший сюда ген. – ад. Ренненкампфа, тоже верил в это.

И вот в ответ на все эти надежды и ожидания отдан был вышеприведенный приказ по 1-й армии. Для того чтобы оценить его, достаточно сопоставить его со сложившейся к тому времени обстановкой, поскольку она уже тогда была достоверно известна в штабе 1-й армии.

На прилагаемой схеме нанесены все те данные о положении наших 2-й и 5-й армий и армий неприятеля, которые были уже известны в штабе 1-й армии ко времени отъезда ген. – ад. Ренненкампфа из Сохачева. Самые важные из этих данных были получены еще 7 ноября и в 9 часов вечера того же дня и сообщены генералу Орановскому лично ген. – ад. Ренненкампфом. Вышеприведенные дополнительные данные были получены за 8 ноября в штабе 1-й армии. Ген. – ад. Ренненкампф перед выездом из Сохачева мог приказать в штабе армии набросать для себя на схему, вроде прилагаемой, все эти данные и взять эту схему с собой, раз он не хотел брать офицера Генерального штаба, ориентированного в обстановке. Из этой схемы он мог усмотреть, что Ловичский отряд колоннами ген.-м. Тернавского (43-я пех. дивизия) и ген.-л. Зубковского (бриг. 63-й пех. дивизии) уже вошли в соприкосновение с позициями правого фланга I армейского корпуса, и что в этом месте между Ловичским отрядом и 2-й армией больше неприятеля быть не может, и что он раздался к северу и югу. Поэтому ясно, что неприятель был в двух группах:

1. Стрыков-Згержская группа, составлявшая левый фланг неприятельских сил, наседавших на 2-ю и 5-ю армии с фронта.

2. Брезины – Рзговско – Тушинская, находившаяся в тылу 2-й армии.

Между этими двумя группами неприятеля был наш I армейский корпус.

Из этого положения вытекал, естественно, первый вопрос: войти в связь с генералом Шейдеманом относительно совместных действий на 10 ноября, что было вполне возможно, но сделано не было. Второй вопрос: о цели маневра на 10 ноября. Раз неприятель был в двух группах, а между ними наши войска, ответ напрашивался сам собой. Со стороны одной группы неприятеля закрыться, а другую бить. Весь ход предшествовавшей операции и указания Главнокомандующего устанавливали без сомнений, что надо было закрыться II корпусом от северной группы и всеми силами Сводного корпуса, совместно с I армейским корпусом и четырьмя кавалерийскими дивизиями, обрушиться на южную группу немцев, обошедших 2-ю армию.

В приказе ген. – ад. Ренненкампфа вышеуказанная группировка сил неприятеля игнорируется. Общая цель маневра на 10 ноября не указывается. II армейский и Сводный корпуса нацеливаются на линию Згерж – Лодзь – Рзгов, т. е. линию, находящуюся глубоко в середине наших собственных войск, как будто выручка 2-й армии должна была заключаться в том, чтобы влить выручающие части в состав 2-й армии. Между тем было в точности известно уже с 7 ноября, где именно находился неприятель, и можно было взять на него верное направление. Мало того, на основании вышеупомянутых сведений уже два раза войскам – армейского и Сводного корпусов было дано верное направление: первый раз в приказе на 8 ноября штабом 1-й армии направление Хруслин – Гловно – Брезины обоим корпусам, при непременном условии одновременности атаки, и второй раз полковником Балтийским в первоначальном проекте наступления в ночь с 8-го на 9 ноября, составленном им для генерала графа Шувалова, о чем сам ген. – ад. Ренненкампф донес главнокомандующему в телеграмме от 8 ноября 11 ч 55 мин вечера № 568, которая кончается сообщением, что «Шувалов решает продолжать наступление на Рзгов – Котлину». Первый раз это верное направление было изменено из-за вопроса об отмене одновременности наступления обоих корпусов. Второй раз его изменил вновь прибывший начальник штаба подполковник Меньчуков вследствие телеграммы ген. – ад. Ренненкампфа за № 577.

Теперь же, когда настал последний момент, чтобы разрубить завязавшийся у Брезин узел, когда от правильного направления войск зависел успех всей операции, все это опять забывается и войскам дается неверное направление, приведшее к отдельному поражению 6-й Сибирской дивизии и неудаче всей операции.

Из Гловно ген. – ад. Ренненкампф проехал со всей «свитой» к ген. Васильеву в Волю Цирусову и передал здесь вышеприведенный приказ свой, а также выразил подполковнику Меньчукову, «доложившему о положении дел в колоннах», свое удовольствие по поводу его «осведомленности об обстановке дня». Остается, однако, неизвестным, было ли при этом ему доложено, что фланговые колонны после взятия Стрыкова и Брезины остановились, что колонна ген. Тернавского вообще оставалась целый день на месте в окрестностях Сержня – Скошева и ограничилась лишь высылкой одного полка с батареей на поддержку полковника Максимовича, а колонна ген.-л. Зубковского подошла вплотную к позициям I армейского корпуса и что рота Енисейского полка I корпуса еще днем прошла в расположение колонны ген.-л. Зубковского.

Обратный вызов генерал-адъютанта Ренненкампфа в Сохачев

После возвращения в Гловно ген. – ад. Ренненкампф вскоре получил от генерала Баиова телеграмму о том, что VI Сибирский корпус отошел и что Главнокомандующий приказал командующему 1-й армией немедленно вернуться обратно в Сохачев, чтобы принять в свои руки обеспечение направления Лович – Сохачев.

Ген. – ад. Ренненкампф немедленно возвратился. События на фронте Илов – Лович будут рассмотрены дальше. Теперь интересно только отметить, что уже на другой день после возвращения к штабу ген. – ад. Ренненкампф, очевидно, уже начал сомневаться в правильности выбранного им направления для войск II армейского и сводного корпусов. В телеграмме Главнокомандующему от 12 ч дня 10 ноября за № 651 он уже готовит его к возможной неудаче и говорит: «К сожалению, нам совершенно неизвестно, какие позиции и где занимают войска Шейдемана, хотя бы на правом его фланге в районе Лодзи, и южнее. А это может привести к не вполне удачному направлению наших ударов». Это совершенно не согласуется с истиной. Самые точные сведения о положении правого фланга именно у д. Ксаверова были присланы 7 ноября генералом Шейдеманом, и как уже сказано, эти сведения были сообщены генералу Орановскому даже лично ген. – ад. Ренненкампфом. Но тогда, когда эти сведения надо было принять в соображение при отдаче приказа войскам ген. – ад. Ренненкампф о них совершенно забыл. Необходимо также еще отметить, что войскам, приказано было не останавливаться ни в каком случае ранее достижения линии Згерж – Лодзь – Рзгов. А кроме того, в дополнение к своему приказу командующий 1-й армией, как он сам показывает, приказал «пользуясь широким фронтом, не задерживаться и обтекать противника». Это приказание было понято, как оказалось, буквально, и генералы Тернавский и Зубковский действительно «не задерживаясь, обтекали» противника, т. е. избегали столкновений с ним и слились с войсками 2-й армии, стремясь достигнуть указанной им линии Лодзь – Рзгов, и прошли на Видзев и Олехов.

Перед отъездом из Гловно обратно в Сохачев ген. – ад. Рениенкампф начальство над группой левофланговых корпусов хотел передать генералу Чурину. Но сделано это было так неопределенно, что сам генерал Чурин об этом сперва не знал, и его командование так и осталось номинальным, тем более, что со следующего же дня, когда это распоряжение было помещено в приказе, связь между II армейским и сводным корпусами была утеряна.

Приказ по свод. корпусу (бывшему Ловичскому отряду) на 10 ноября

Во исполнение приказа ген. – ад. Ренненкампфа по сводному корпусу 9 ноября в 9 часов вечера был отдан приказ № 2, в котором колоннам приказано было немедленно и энергично наступать для выручки 2-й армии в направлениях:

1. Полковника Максимовича – Емельник, Домбровка, Антонов, Сикава – Балуты.

2. Ген. – майора Тернавского – Новосольна – Милешки– Видев – Лодзь.

3. Ген. – лейтенанта Зубковского – Андресполь – Олехов.

4. Ген. – лейтенанта Геннингса – Галков – Буковице – Воля Ракова.

Не получив из приказа ген. – ад. Ренненкампфа никаких указаний относительно основной идеи маневра, ген. Васильев в приказе по сводному корпусу не указал тоже ни общей задачи корпуса, ни основной идеи предстоявшего маневра, которые давали бы начальникам колонн в случае утери связи со штабом корпуса, как оно и случилось, объединявшую их работу общую цель маневра.

Выступление было назначено ген. – ад. Ренненкампфом «не позже 9 часов вечера». Но раз приказ был только подписан в 9 ч вечера, а раньше он выйти не мог, то выступление в этот же час было фактически невозможно. Войска начали выступление около 2 ч ночи 10 ноября.

События 10 ноября

Настало 10 ноября, день, когда столкнулись с обошедшими 2-ю армию немцами войска сводного корпуса.

Направленные вслепую колонны войск, естественно, наткнулись на то, что было перед ними соответственно группировке неприятеля и наших войск 2-й армии. Получилось три участка.

1. На первом II армейский корпус, с притянутой к нему генералом Чуриным правой колонной сводного корпуса, наткнулся на сплошную позицию неприятеля по линии: Щавинский лес – Свендов – Зельгощ– Сосновец, встретил здесь сильное сопротивление и в течение всего дня продвинуться почти не мог. Только правый фланг имел некоторый успех. Неприятель был сдвинут с этой позиции на 4 версты только на другой день 11 ноября.

2. На втором участке колонны генералов Тернавского и Зубковского стоявшие вплотную против I армейского корпуса, ударили впустую, так как против них неприятеля не было, и слились с войсками I армейского корпуса и потому для успеха операций пропали даром.

3. На третьем участке против обошедших 2-ю армию немцев, куда, собственно, должны были бы быть направлены все силы сводного корпуса и соседей, вышла одна только 6-я Сибирская дивизия прямо на неприятеля.

Положение неприятеля, обошедшего 2-ю армию

Положение немцев, обошедших 2-ю армию, уже с 8 ноября стало критическим. Их коммуникационная линия через Брезины – Стрыков была уже под ударами Ловичского отряда. С юга и востока показалась масса русской конницы, с юга же подходила к Тушину сильная пехота, овладевшая им в ночь с 8-го на 9 ноября. Сопротивление со стороны Пабяниц, с подходом 1-й Сибирской дивизии, росло. Последняя отчаянная попытка выполнить задачу и прорваться через I армейский корпус генерала Душкенича была сделана: атака немцев на Олехов, Августов, Заржев, Лодзь была отбита. Им грозило тактическое полное окружение. Надо было решиться пробиваться. Направления иного, кроме как на Брезины, быть не могло, ибо атаки на Лодзь были отбиты; направления на юг и восток не приближали, а удаляли от своих. Стянув все что было в кулак, немцы пошли напролом.

Бой 6-й Сибирской стрелковой дивизии в Галковском лесу 10 и 11 ноября

6-я Сибирская стрелковая дивизия, сбив у Брезины заслон немцев, который отошел, по-видимому, частью на Стрыков и по дороге обстрелял колонну ген.-м. Тернавского, частью к югу на Галкувек, возобновила наступление в ночь на 10 ноября и с боем потеснила передовые части неприятеля от Витковице на Галькувек и далее к лесу. Немцы, упорно сопротивляясь, отступали и к ночи с 10-го на 11 ноября сибирские стрелки, победоносно тесня неприятеля, дошли до линии железной дороги на участке между Юстиновым и Жаковице (близ Колюшек). Но тут их силы стали слабеть. Резервов не было. Бой замер. В боевом положении стрелки заночевали против неприятеля.

Всю ночь немцы поодиночке и небольшими партиями пробирались через лес и в обход правого фланга стрелков, как теперь оказывается, мимо бездействовавшей колонны генерала Зубковского, и, накопляясь в тылу стрелков, проходили дальше к Брезинам. С утра над расположением 6-й Сибирской дивизии закружился немецкий аэроплан, и вслед за его разведкой неприятельская тяжелая артиллерия открыла ураганный огонь, за которым последовала массовая атака немцев против нашей случайной невыгодной для стрелков позиции. Обреченные ошибочным направлением сводных колонн встречать в одиночестве втрое превосходившего численностью врага, славные сибирские стрелки грудью встретили его напор. Завязался упорный лесной штыковой бой. Как он велся, сведений пока не имеется, так как руководивший здесь боем командир бригады ген.-м. Быков был в конце концов окружен со всех сторон немцами и попал в плен. Однако посетивший поле сражения, еще до уборки, полковник Хенриксон видел немых свидетелей того, что здесь было. На трех убитых стрелках лежало в лесу не менее восьми немцев. Этот бой, который будет тяжелым воспоминанием для нашего искусства в управлении войсками, останется славой сибирских стрелков.

Прорыв немцев на Брезины и дальше на Стрыков

Подавляющая сила немцев сломила сопротивление 6-й Сибирской стрелковой дивизии и отбросила остаток этой дивизии в направлении на Рогов. Так как начальник дивизии ген.-л. Геннингс и второй бригадный командир ген.-м. Сулевич совершенно выпустили управление войск из рук и сами ушли далеко в тыл, командир корпуса ген. Васильев лично собирал остатки 6-й Сибирской дивизии и устраивал их на позиции у Рогова. А немцы тем временем повалили густыми колоннами на Брезины и далее на Стрыков и обрушились там на левый фланг войск ген. Чурина. Атакованный с фронта, левого фланга и угрожаемый с правого фланга и тыла со стороны свежих сил немцев, подходивших со стороны Пионтека, генерал Чурин вынужден был отводить свой корпус на восток к позициям у Хлебова, чтобы прикрыть пути на Скерневице – Лович и не быть окруженным в свою очередь.

В то время когда немцы навалились всей своей массой двух с половиной корпусов на одних сибирских стрелков, остальные войска наши, находившиеся в близком соседстве к полю сражения, а именно колонны пехоты генералов Зубковского и Тернавского и четыре кавалерийских дивизии, – на выручку к ним не подошли. Объединяющей их действия руки старшего начальника не было.

Если бы генерал Ренненкампф не сделал своей роковой ошибки в отданном в Гловно приказе и, ориентировавшись, что I корпус занимает позицию от Ксаверова к западу, все силы сводного корпуса направил на участок восточнее Ксаверова, а главное определенно указал цель и смысл маневра, то едва ли бы немцы так легко могли прорваться. Во всяком случае, прежде чем они смогли бы сбить двойные, против того, что встретили, силы, на них успели бы насесть войска генерала Плешакова и конница.

Ген. – ад. Ренненкампф в постигшей нас под Брезинами неудаче винит подчиненных ему генералов и, кроме того, в особенности генерала Душкевича, командира I армейского корпуса.

Роль I армейского корпуса

Относительно генерала Душкевича надо признать такое обвинение неправильным. I армейский корпус занимал позицию по обводу фронта 26 верст длиной, более трех дней отбиваясь от атак с фронта, с правого фланга и с тыла; у него осталось от корпуса шесть с небольшим тысяч человек. Чтобы их направить для атаки, надо было бы их прежде всего вывести из боя на части Северного фронта и затем собрать, что потребовало бы сутки. Во-вторых, это было бы нецелесообразно, ибо снявшись с позиции, генерал Душкевич обнажил бы преждевременно фланг остальных корпусов 2-й армии, которая ни в каком случае не могла отходить ранее 5-й армии, а главное, он открыл бы таким образом прорывающимся немцам участок от Лодзи до Ксаверова, на котором он мог держаться только при условии не двигаться и не обнаруживать своей слабой численности, незаметной на занятых лесных позициях. Поэтому надо признать, что, преграждая путь немцам своим тыловым фасом, т. е. на участке в 12 верст длиной, и заставив немцев идти восточнее этого участка, он свою долю работы в задержании немцев исполнил: на его участке они ни раньше, ни 10 и 11 ноября не прорвались.

Относительно подчиненных ген. – ад. Ренненкампфу генералов и конницы приходится признать, что при большей собственной инициативе, а в особенности если им были ясно поставлены задачи, они могли бы, а следовательно, должны были, несомненно, выручить своего командующего армией, помочь стрелкам и спасти положение. И это обвинение ген. – ад. Ренненкампфа надо признать объективно правильным. Тогда германцы потерпели бы, тем не менее, поражение. Но ведь если бы эти генералы это сделали, и мы одержали бы победу над неприятелем, то это была бы уже их заслуга. Факт все же остался бы неизменно тот же, что ген. – ад. Ренненкампф на свою долю по-прежнему сделал ошибки, направлявшие наши операции не к победе, а к поражению. Если бы ген. – ад. Ренненкампф дал своевременное и правильное направление колоннам своих войск и коннице, то при том же командном составе была бы возможна победа.

Результат Брезинской операции

Таким образом, 11 ноября узел Брезинской операции развязался вничью… И мы и немцы восстановили свои сообщения. Немцы не смогли захватить обойденную ими с фланга и тыла 2-ю армию, а мы не сумели захватить совершенно окруженный уже нами отряд немцев в 2,5 корпуса.

События на правом фланге 1-й армии

Но операция этим еще не кончилась. Упорный враг не только не хотел еще сдаваться, но, получив в подкрепление I резервный корпус, стал напирать на правый фланг 1-й армии. Как было уже сказано при разборе приказа по 1-й армии на 8 ноября, в группе правого фланга V и VI Сибирских корпусов не было общего начальника, не было общей идеи маневра, не было выработано задачи для каждого из корпусов. Если признать жалобы ген. – ад. Ренненкампфа на плохие боевые качества этих обоих корпусов отчасти справедливыми, особенно относительно 79-й пех. дивизии, которая за работами по укреплению Новогеоргиевска никакой строевой и стрелковой подготовки не успела получить, то, казалось бы, с такими частями надо было бы быть еще осторожнее и внимательнее и не ставить их в условия, трудные даже войскам высшего качества. Казалось бы, что сама судьба, как мы видели из рассмотрения исходного стратегического положения 1-й армии по директиве Главнокомандующего от 4 ноября, навязывала группе корпусов, в составе V и VI Сиб. корпусов, оборонительную задачу: на фронте Илов – Лович держаться до последнего и обороняться во что бы то ни стало. Для такой задачи войска эти были достаточно хороши. Однако вместо этого, не имея вообще никакого стратегического плана операции для 1-й армии, командующий ею непрерывно чередует наступление, отступление, оборону. В таких условиях можно было замотать не только войска слабо обученные, но даже лучшие полевые части. В тылу у V и VI Сибирских корпусов не было даже укрепленных позиций, на которые они в случае неудачи могли бы отходить и на них отстаиваться. За 10 дней мотания этих корпусов между Вислой и Ловичем опорных пунктов построено не было. Немудрено, что эти корпуса таяли и слабели и в конце концов замотались.

9 ноября в то время, когда ген. – ад. Ренненкампф уехал в Гловно, опять не объединив начальства над войсками своего правого крыла на линии Илов– Лович, неприятель нас здесь почти не беспокоил и даже местами стал отходить. «Немедленно было приказано перейти в наступление». Замотанная, а по предположениям начальника штаба ген.-м. Баиова, и некормленная, 14-я дивизия, начав наступление, наткнулась на неприятеля и в полном беспорядке поспешно отступила. Ее отступление повлекло за собой, как и раньше, отступление по всей линии обоих корпусов. В результате ненужного наступления было отступление на линию Арцехов – Рыбно и обнажение путей на Лович. Несомненно возникла большая опасность для сообщений всех трех армий. Если немцы этим положением не воспользовались, то только потому, что они для этого были тогда еще слишком слабы и думали только о выручке своей Брезинской группы. Однако из демонстрации в направлении на Лович и Сохачев вполне достигли цели: сюда были последовательно направлены все имевшиеся у ген. – ад Рузского резервы: 55, 67, 76-я пехотные дивизии. Вслед за ними 3-я Сибирская стрелковая дивизия и II Кавказский корпус, итого силы трех корпусов. Вызванный из Гловно обратно ген. – ад. Ренненкампф принимал эти подходящие войска и, не имея по-прежнему никакого плана операции, пакетами бросал вперед, без всякого определенного маневра.

Таким образом, отсутствие планосообразности в организации и подготовке обороны правого фланга 1-й армии на участке Илов – Лович привело к тому, что сюда были отвлечены наши последние резервы вместо того, чтобы быть направленными от Ловича на Стрыков – Пионтек во фланг отступавшим перед ген. Плешковым немцам. Последняя возможность одержать над немцами победу была опять упущена.

По поводу директивы Главнокомандующего № 2011

В данных мне объяснительных показаниях ген. – ад. Ренненкампф, приводя директиву Главнокомандующего от 10 ноября № 2011, указывает на ошибки этой директивы и выставляет себя спасителем положения вследствие опротестования им этой директивы ген. – ад. Рузского, которая могла привести к очень неблагоприятным для нас результатам. По этому поводу выясняется следующее:

Еще в ночь с 9 на 10 ноября в штабе Главнокомандующего, на основании совокупности всех донесений генералов Плеве и Ренненкампфа, сложилось убеждение, что мысль о дальнейшем глубоком наступлении к прусской границе приходится пока оставить. А для того чтобы привести в порядок, укомплектовать и снабдить растрепанные тяжелыми непрерывными боями войска всех трех армий Северо-Западного фронта, потерявших во многих частях до 70 % своего состава и терпящих уже недостаток в снабжениях вследствие перерыва сообщений, необходимо их отвести назад примерно на линию Илов – Лович – Скерневице – Томашев. Эти мысли ген. – ад. Рузского были предметом обсуждения между ним и штабом Верховного Главнокомандующего, где после переговоров с ним в принципе согласились.

Вопрос сводился к тому, как и когда выполнить этот отход. В разговоре ген. – ад. Рузского с генералом Янушкевичем оба согласно пришли к заключению, что прежде всего необходимо ликвидировать завязавшийся у Брезины «узел», т. е. так или иначе изъять оттуда немцев, зашедших к нам в тыл. Так как время, удобное для этой операции, не могло быть точно определено, ибо оно зависело не только от нас, но и от неприятеля, то само собой разумеется, что теперь же определить время начала отхода всех армий представлялось невозможным. Кроме того, сам исход операции по изъятию немцев из нашего тыла неминуемо должен был иметь большое влияние на способ и время отхода всех трех армий. В случае капитуляции 2,5 корпусов неприятеля представлялась бы возможность предварительно разбить и отбросить также и остальные корпуса и только потом отходить, чтобы оправиться. Наоборот, в случае их прорыва сквозь Ловичский отряд и соединения со всей остальной массой неприятеля едва ли можно было бы задаваться такой целью.

Ввиду изложенного ясно, что сам ген. – ад. Рузский ни в коем случае не мог иметь намерения немедленно отвести II армейский корпус и Ловичский отряд, ибо это исключало бы, конечно, самую возможность непосредственной ликвидации немецкого обхода. Между тем это было по соглашению ген. – ад. Рузского и генерала Янушкевича поставлено предварительным непременным условием начала отвода трех армий. И самый отвод условлено было начать с левого фланга, т. е. с войск 5-й армии, бывших в окрестностях Ласка, а отнюдь не с правого фланга, т. е. 1-й армии. Поэтому, сопоставляя переговоры ген. – ад. Рузского с генералом Янушкевичем, с текстом директивы № 2011 приходится вывести заключение, что редактор этой директивы совершенно не усвоил себе мысли своего Главнокомандующего и что произошло штабное недоразумение. В этой директиве совершенно как бы забыто о предварительной ликвидации Брезинского обхода немцев, ибо Ловичскому отряду приказано было «отходить в направлении на Лович – Скерневице, притягивая на себя возможно больше сил противника». И далее: «начало исполнения настоящей директивы не позже ночи с 10-го на 11 ноября». Эта ошибка была, однако, немедленно усмотрена в самом штабе Главнокомандующего и непосредственно вслед за нею была послана дополнительная телеграмма ген. Плеве об условности исполнения директивы № 2011 и непременном требовании предварительной расчистки Брезинского района. А в происшедшем вслед за сим разговоре между генералами Плеве и Орановским первый сказал следующее: «Я полагал бы, что при теперешней обстановке, меняющейся очень быстро и в нашу пользу, было бы более соответственным решение об отходе всех назад отложить до вечера. Я прошу пока только одного, чтобы генерал Ренненкампф энергично наступал и до ночи не приказывал отходить». Таким образом, признавая преждевременность и ошибочность редакции директивы № 2011, надо констатировать, что если в штабе 1-й армии тоже заметили эту ошибочность редакции, то она, однако, все равно была бы исправлена самим штабом фронта или по указанию генерала Плеве.

17 ноября в 5 часов дня была получена директива Верховного Главнокомандующего, предписывавшая начать в ночь с 17-го на 18 ноября отход армии обоих фронтов на новую линию Илов – Томашев – Нида. Наше наступление, начавшееся 31 октября к границам Силезии, после одержанной на Висле победы было, таким образом, остановлено исходом Лодзинско-Брезинской операции.

19 ноября ген. – ад. Ренненкампфу приказано было сдать командование 1-й армией генералу Литвинову и отправиться в Петроград.

Заключение

Мнение генерал-адъютанта Рузского

Генерал-адъютант Рузский в своих объяснениях, мне данных, а также в резолюциях на представленной Военному Министру записке ген. – ад. Ренненкампфа указывает на следующие причины устранения им от должности последнего.

1. «Полная неспособность ген. – ад. Ренненкампфа управлять подчиненными ему войсками как во время ведения ими боя, так и в период маневрирования до боя и после боя». Эта неспособность выражалась:

а) в постановке подчиненных ему частей в крайне невыгодное положение перед боем и в бою;

б) в чрезмерном расходе войск благодаря неестественно большой убыли и крайнему утомлению от множества прогульных движений».

2. «Ген. – ад. Ренненкампф в большинстве случаев совершенно не давал себе отчета в общем положении дел и даже не всегда понимал, достижения каких именно целей требует от него окружающая его обстановка».

3. В армии, которой командовал ген. – ад. Ренненкампф, «царил хаос; войска двигались без определенных целей, направления их постоянно менялись, войска заматывались, никогда не знали, что и для чего делается. По отчислении ген. – ад. Ренненкампфа армия, по отзывам всех, вздохнула свободно после кошмара, длившегося 2,5 месяца».

4. Брезинская операция не удалась «благодаря полной дезорганизации действий войск 1-й армии. Каждый шел куда хотел, и корпуса правого фланга 1-й армии не только бездействовали, но делали все, чтобы испортить всю операцию, вследствие того, что командующий армией не давал точно определенных задач, что вообще наблюдалось в командование генерала Ренненкампфа».

Выводы из оперативного исследования действий 1-й армии на Варшавском фронте

Настоящее исследование операций первой армии с 13 октября до 19 ноября устанавливает:

1. Командующий 1-й армией ген. – ад. Ренненкампф немедленно же при вступлении в должность 13 октября получил точно и определенно формулированную задачу Главнокомандующего (приказ 13 октября № 36 и директива 15 октября № 4388), которая до самого конца операции и отчисления от должности по существу оставалась неизменно той же самой: «обеспечивать фланг и тыл армий, действующих на левом берегу Вислы». Несмотря на эту определенность и своевременность задачи у ген. – ад. Ренненкампфа за все время операции, как то видно из его приказов и действия войск, не было выработано ясного и определенного собственного плана операции 1-й армии во исполнение директивы Главнокомандующего. Это касается в одинаковой степени всех периодов операции как под Плоцком, так и под Ловичем и Брезинами. Вследствие этого все действия войск носили совершенно непланосообразный, случайный характер. Отсутствие плана операций повлекло за собой отсутствие целесообразной группировки сил перед операцией до начала наступления немцев и ничем непоправимую потерю времени в подготовке маневренности по обоим берегам Вислы. Попытка ген. – ад. Ренненкампфа переложить всю вину за это отсутствие подготовки к операциям на обоих берегах Вислы на штаб Главнокомандующего и на коменданта крепости Новогеоргиевска, генерала Бобыря, отпадает. Закон указывает, что крепость, находясь в районе армии, подчиняется командующему армией. Между тем ген. – ад. Ренненкампф, являясь единственно ответственным лицом за успех операций своей армии по обоим берегам Вислы, мирился с неопределенностью подчинения ему крепости Новогеоргиевска, где находились все имевшиеся средства переправы.

3. Задачи корпусам в большинстве случаев совсем не давались. Им указывалось механическое исполнение передвижений без постановки задачи предстоявшего каждому корпусу маневра. Это лишало командиров корпусов возможности сознательно стремиться к достижению общей цели маневра. Объединение командования группами корпусов, направляемых к общей цели, систематически отсутствовало, а непосредственное управление самим ген. – ад. Ренненкампфом маневрированием корпусов на поле сражения было невозможно вследствие того, что штаб армии был обыкновенно слишком далеко от поля сражения, иногда до 100 верст.

4. В решительные моменты операций под Плоцком, под Ловичем и Брезинами ген. – ад. Ренненкампф уезжал в тыл, не оставляя заместителей и предоставляя командирам корпусов разбираться самим при весьма трудной обстановке, создававшейся отсутствием определенных ясных задач.

5. Техника управления армией, благодаря ненормальным отношениям к своему собственному штабу, была не налажена. Работа штаба была слишком нервная. Приказы выходили не соотнесенными с обстановкой. Пренебрежительное отношение к необходимым подготовительным работам штаба, как например, сводкам имеющихся данных о неприятеле и соседних наших войсках, особенно гибельно сказалось на продиктованном лично ген. – ад. Ренненкампфом, без помощи штаба, приказе 9 ноября вечером в Гловно. Этим приказом колоннам группы корпусов левого фланга 1-й армии было дано неверное направление, которое в связи с неправильным отрешением от должности ген.-л. Слюсаренко погубило всю Брезинскую операцию.

6. Отношение ген. – ад. Ренненкампфа к командирам корпусов и другим генералам было некорректное, иногда оскорбительное. Такое отношение в связи с угрозами отчислений, с одной стороны, и неопределенностью и неясностью собственных его приказаний, с другой, не могло не действовать угнетающим образом на предприимчивость и бодрость духа его ближайших помощников и сотрудников, что и, в свою очередь, не могло не отзываться пагубным образом на успехе боевой работы. Это был действительно, как выражается ген. – ад. Рузский, непрерывный «кошмар».

7. Отношение к войскам было какое-то странное. Если и признать верным то, как утверждают некоторые свидетели, что он умел говорить с солдатами и подойти к ним, то, с другой стороны, бросается в глаза полное неуважение к солдатскому отдыху. Войска 1-й армии, а в особенности V и VI Сибирские корпуса были буквально замотаны, а потому не могли, конечно, дать того боевого упорства, которое дают войска, незамотанные и с умением втянутые в боевую работу.

Все эти выводы приводят меня к заключению, что высказанные генерал-адъютантом Рузским против генерал-адъютанта Ренненкампфа обвинения, повлекшие за собой его отстранение от должности командующего 1-й армией, находят себе полное подтверждение в данных произведенного мною расследования.

 

Краткая справка о действиях в Восточной Пруссии

В связи с вышеизложенным, не входя ныне в подробное рассмотрение всех действий ген. – ад. Ренненкампфа за время командования им 1-й армией на Восточно-Прусском фронте, как не составляющих прямой задачи Высочайше порученного мне Вашим Императорским Величеством расследования, – я полагаю, однако, необходимым остановиться, хотя бы вкратце, на тех тяжелых обстоятельствах, при которых завершались в конце августа 1914 г. наши военные действия в Восточной Пруссии, так как в них именно имеются данные, характеризующие поведение самого ген. – ад. Ренненкампфа в это трудное время.

Прискорбная неудача наступления 2-й армии генерала Самсонова, сопровождавшаяся гибелью 2,5 наших корпусов, поставила войска 1-й армии в крайне тяжелое положение, создав для неприятеля возможность глубокого обхода левого фланга этой армии. Хотя начальник штаба армии генерал-лейтенант Милеант, предвидя эту опасность, письменным докладом 25 августа убеждал ген. – ад. Ренненкампфа начать немедленно еще своевременный отвод армии, ген. – ад. Ренненкампф с этим не согласился. Когда же к 27 августа 1914 г. положение 1-й армии сделалось действительно очень тревожным и к этому времени ясно уже обозначился обход ее левого фланга со стороны Мазурских озер, последовало распоряжение ген. – ад. Ренненкампфа об отступлении армии по всему фронту.

Около 11 часов вечера 29 августа, когда штаб армии находился уже в Сталупенене, ген.-л. Милеант получил от командира 2-го Железнодорожного батальона, полковника Козлянинова, и начальника этапного отдела, подполковника Аджиева, сведение о занятии неприятелем в 7–8 часов вечера станции Гольдап. Хотя известие это, по словам генерала Милеанта, и было крайне важное, но лично ему оно представлялось тогда мало правдоподобным ввиду предполагаемого им нахождения у Гольдапа войск XX корпуса. Тем не менее генерал Милеант, имея в виду требование самого ген. – ад. Ренненкампфа о том, чтобы все приезжавшие из передовых частей офицеры лично являлись к нему с докладами, предложил полковнику Козлянинову и подполковнику Аджиеву отправиться к командующему армией. Вскоре затем ген. – ад. Ренненкампф, потребовав через полковника Меньчукова генерала Милеанта к себе, в резких выражениях заявил, что последний «ведет против него интригу» и умышленно желал «взволновать» его посылкой важного сообщения через других лиц. После этого он немедленно же устранил названного генерала от должности начальника штаба.

Справедливость обязывает признать, что полученные мной от генералов Жилинского, Милеанта и Якова показания содержат в себе многочисленные свидетельства того, что в наступивший затем трудный и ответственный момент командования армией ген. – ад: Ренненкампф не проявил, к сожалению, должного самообладания, утратив, по-видимому, душевное свое равновесие.

В частности, о прискорбной растерянности ген. – ад. Ренненкампфа и подавленном его душевном состоянии свидетельствуют следующие обстоятельства. Сложившаяся тяжелая для армии обстановка требовала личного присутствия ген. – ад. Ренненкампфа в наиболее опасном для армии месте, т. е. в районе левого ее фланга, где велся угрожающий обход неприятеля, где требовалось энергичное руководство войсками и где, оставаясь в Сталупенене, уже находился ген. – ад. Ренненкампф. Тем не менее, не отдавая каких-либо распоряжений, кроме указания забаррикадировать все выходы в Сталупенен во избежание появления в последнем блиндированных автомобилей, ген. – ад. Ренненкампф в 3 часа ночи с 29-го на 30 августа возможным выехать на автомобилях, вместе со своей свитой и квартирмейстерской частью, в Инстербург, где в то время было совершенно тихо и спокойно. В Сталупенене он оставил распоряжаться армией от своего имени генерала Янова. Эта совершенно бесцельная поездка генерала Ренненкампфа в Инстербург представляется тем более странной, что, предприняв ее, он одновременно потерял всякую связь со штабом фронта и корпусами, так как штаб армии со всей оборудованной связью сосредоточивался тогда в Сталупенене. Одновременно с этим поездка эта явилась и прямым нарушением приказа Главнокомандующего, воспрещавшего начальнику штаба армии под угрозой военного суда переезжать в какое-либо другое место, впредь до устройства связи со штабом фронта. Об этом приказе и. д. начальника штаба генералом Баиовым было доложено ген. – ад. Ренненкампфу, который заявил, однако, что «обстановка» заставляет требовать, чтобы ген.-м. Баиов его сопровождал.

30 августа в 3 часа дня ген. – ад. Ренненкампф вернулся в Сталупенен, откуда со всем штабом через 3 часа уехал дальше в м. Вержболово. Здесь появление его, по словам генерала Милеанта, вызвало немалую тревогу, особенно ввиду нахождения в м. Вержболове многих полевых учреждений, не ожидавших такого быстрого отхода. Из Вержболова ген. – ад. Ренненкампф уехал на сформированном для него с большим трудом особом поезде сначала в м. Вильковишки, а затем в кр. Ковно.

Свидетельствуя о тех же вышеизложенных обстоятельствах, бывший Главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта, генерал от кавалерии Жилинский, между прочим, показывает, что ген. – ад. Ренненкампф, получив 29 августа сведение о появлении неприятельской кавалерии в Гольдапе, находившемся в 40 верстах от Сталупенена, немедленно же, якобы за слишком поздний о сем доклад, отчислил генерала Милеанта от должности начальника штаба, а сам со всем штабом с крайней поспешностью уехал на автомобилях в Инстербург, в расположение III корпуса. Прибыв сюда, генерал Ренненкампф оказался хозяином только III и XXVI корпусов, против которых неприятель напирал очень слабо. Связь же его с войсками левого фланга – II, IV и XX корпусами, которые были в опасности и крайне нуждались в руководстве командующего армией, была совершенно потеряна, так как войска эти не знали о переезде штаба армии в г. Инстербург.

Около полудня 29 августа генерал Жилинский получил сведение, что неприятель энергично продолжает обход и что со стороны ген. – ад. Ренненкампфа не сделано никаких распоряжений ни для отступления главных сил, ни для перехода к наступлению левым флангом. При такой бездеятельности положение становилось, по словам генерала Жилинского, критическим и главным силам грозило окружение в Инстербурге. Поэтому в 1 час 5 мин дня 29 августа генерал Жилинский послал генералу Ренненкампфу телеграмму за № 3158 следующего содержания: «Отведите войска центра и правого фланга возможно быстрее. Так как ночь упущена, то, сделав крайнее напряжение и переход не менее 45 верст, войска выйдут из трудного положения». Благодаря этому распоряжению III и XXVI корпуса были спасены от окружения и спокойно отошли от Гумбинен.

Что касается остальных корпусов – II, IV и XX, то на запрос начальника штаба армии фронта, генерала Орановского, какие указания даны этим корпусам, и. д. начальника штаба армии генерал-майор Баиов ответил: «Указаний II, IV и XX корпусам никаких не дано, но войска знают, что если им не дано приказания наступать или отступать, то они должны оставаться на месте». Однако если бы три левофланговых корпуса действительно оставались бы на своих местах, то несомненно были бы окружены обходящим неприятелем. К счастью, этого не случилось, так как, видя все развивающийся обход и под сильным напором неприятеля с фронта и левого фланга, эти корпуса, неся большие потери, сами стали постепенно отступать. При этом, не получая никаких указаний относительно распределения путей, они направляли свои обозы, а затем и сами стали отходить на шоссе Гумбинен– Сталупенен – Вержболово, куда были направлены генералом Ренненкампфом также III и XXVI корпуса. Таким образом, благодаря отсутствию распорядительности со стороны ген. – ад. Ренненкампфа, получилось неизбежное скрещивание колонн обозов, пехоты и артиллерии, последствием чего было крайне беспорядочное отступление армии.

30 августа, около 10 ч вечера ген. – ад. Ренненкампф, получив сведение о том, что из Роминтенской пущи показались пехотные неприятельские колонны, с крайней поспешностью уехал со всем своим штабом из Вержболова в кр. Ковну.

В общем, по свидетельству генерала Жилинского, начиная с ночи на 29 августа как в командующем 1-й армией, так и в его штабе замечен был полный упадок энергии и деятельности.

Обстоятельство это удостоверяется также и нижеследующими телеграммами от 30 августа за № 3165 и 3170, из коих первая, посланная генералом Орановским в м. Барановичи на имя генерала Данилова, имеет следующее содержание: «Только теперь получил кой-какие сведения о первой армии, положение которой очень меня беспокоило и беспокоит еще теперь. Штаб армии за последние сутки четыре раза менял свое место и, наконец, утвердился в Вержболове… Главнокомандующий приказал донести, что командующий 1-й армией чрезвычайно поздно уяснил себе опасное положение, в котором очутилась его армия, и вместо того, чтобы усиленными переходами вывести армию из-под ударов по ее флангу и тылу, сам переезжал с места на место, теряя при этом связь с корпусами. Благодаря этому было упущено много времени, и даже теперь еще нельзя сказать, насколько отход 1-й армии произойдет благополучно; во всяком случае известно, что II корпус понес большие потери. Вообще в распоряжениях по 1-й армии была заметна известная растерянность».

Во второй телеграмме, отправленной генералом Жилинским на имя генерала Янушкевича, говорится: «Бездействие генерала Ренненкампфа в ночь на 29 августа, когда армия стояла, вместо того, чтобы спешно отходить, поставило ее в критическое положение. Я приказал одним переходом отойти, приблизительно к линии Тракенен-Катенау. Туда отошли III и XXVI корпуса. Остальные три корпуса, из коих II и XX составляли заслон к югу, отходили с боем, но Ренненкампф, положительно лишившийся самообладания, потерял с ними всякую связь. На мой вопрос, было ли им дано указание об отходе, получил от штаба ответ, что указаний не дано. Я приказал отыскать эти корпуса посылкой офицеров и летчиков, но положение их и до сих пор Ренненкампфу неизвестно, хотя они не могут быть далее 30 верст от Вержболова. Сейчас, получив известие, что из Роминтенского леса выходят пехотные колонны, Ренненкампф немедленно бежал в Вильковишки, потеряв связь со мною по телеграфу. Он прямо объят паникой и управлять армией не может».

Эта справка из операций в Восточной Пруссии служит свидетельством того, что образ действий ген. – ад. Ренненкампфа во время операций на Варшавском фронте не является чем-либо случайным, новым или неожиданным. Проявленные им здесь отрицательные качества в деле управления войсками, констатированные ген. – ад. Рузским, ему, очевидно, присущи и уже с достаточной рельефностью обнаружились еще на Восточно-Прусском фронте.

СОСТАВЛЕНИЕ И РАСПРОСТРАНЕНИЕ ЗАПИСОК И ТЕЛЕГРАММ генерал-адъютанта Ренненкампфа по оперативной части

Для более полной характеристики генерал-адъютанта Ренненкампфа в деле командования войсками считаю необходимым коснуться также тех приемов и средств, к которым ген. – ад. Ренненкампф прибегал для того, чтобы переносить всю ответственность за собственные боевые неудачи на своих непосредственных начальников.

После отчисления ген. – ад. Ренненкампфа от командования 1-й армией Военным Министром в середине декабря 1914 г. получена была записка о действиях 1-й армии с 12 июля по 12 октября 1914 г., составленная, по имеющимся сведениям, ген. – ад. Ренненкампфом и распространяемая им среди некоторых лиц в целях оправдания неудачных боевых действий этой армии.

На обращенный Военным Министром к ген. – ад. Ренненкампфу вопрос по поводу появления этой записки последний отозвался полным незнанием таковой записки, отрицая какое-либо свое участие в ее составлении. Одновременно с этим ген. – ад. Ренненкампф представил Военному Министру другую записку «О Брезинской операции», по заявлению самого ген. – ад. Ренненкампфа, составленную им. В этой записке ген. – ад. Ренненкампф, приводя краткое описание действий 1-й армии и Ловичского отряда, стремится доказать, что причинами неудачи Брезинской операции были: а) невозможно медленное наступление начальника Ловичского отряда генерала Слюсаренко, удаленного за это командующим армией от командования отрядом; б) назначение, по выбору Главнокомандующего, вместо генерала Слюсаренко, генерала Васильева, виновного в потере связи между колоннами; в) совершенное бездействие правофланговых частей 2-й армии.

По объяснению ген. – ад. Ренненкампфа, эту записку он составил, имея в виду возбудить ходатайство о расследовании причин его отчисления от командования армией, ему точно неизвестных, хотя он и предполагает, что они коренятся в неудаче так называемой Брезинской операции. Он желает поэтому представить указания с доказательствами действительных причин этой неудачи.

Насколько оказались основательными доводы этой записки ген. – ад. Ренненкампфа, свидетельствует произведенное расследование этих боевых операций.

Первая записка была озаглавлена: «1-я армия с 12 июля по 12 октября 1914 г.». В ней не только излагается ход наших военных операций на Восточно-Прусском фронте, но и заключается резкая критика распоряжений Главнокомандующего армиями северо-западного фронта, генерала Жилинского. Так, в записке указывается, между прочим, на полное отсутствие с его стороны объединяющего руководства действиями 1-й и 2-й армий с самого начала перехода в наступление, отмечается преждевременность распоряжения его о переходе в наступление 1-й армии и резко осуждается «измена слову», выразившаяся будто бы в отказе Главнокомандующего от обещанной заранее поддержки войскам XXII корпуса левому флангу 1-й армии, во время отступления последней, что это де едва не привело к ее окружению неприятелем и повлекло за собой тяжелые потери.

В этой же записке автор ее касается вопроса о пополнении армии, причем указывает, между прочим, на недостаток в Империи запаса ружей, малочисленность тяжелой артиллерии и малое количество снарядов к ней, на отсутствие походных кухонь в резервных войсках, плохую постановку авиации и другие недочеты в деле военной обороны страны.

Обращаясь далее к изложению сентябрьских операций 1-й армии, автор записки утверждает, что главными причинами неудачи послужили: «непонятное устранение себя от твердого и определенного руководства действиями 1-й и 10-й армий со стороны вновь назначенного Главнокомандующим ген. – ад. Рузского», а также неумелые и неправильные действия командира II Кавказского корпуса ген. – ад. Мишенко, явившегося будто бы «злым гением сентябрьской операции».

Таким образом, записка эта содержит в себе не только сведения, относящиеся до хода военных операций наших войск и не подлежащие ныне соглашению, но и заключает в себе указания на некоторые недостатки в деле военной обороны Империи, секретный характер коих не подлежит сомнению.

По предъявлении мною ген. – ад. Ренненкампфу этой записки он категорически заявил, что не только не имел какого-либо отношения к ее составлению, но даже и не подозревал об ее существовании. Кто мог быть ее автором и какая именно цель преследовалась при составлении записки, ему решительно неизвестно. Вместе с тем ген. – ад. Ренненкампф объяснил, что хотя записка и составлена лицом, видимо, ему сочувствующим, но тем не менее с некоторыми отдельными местами ее он даже не может лично и согласиться.

Между тем полковник Генерального штаба Меньчуков, состоявший при ген. – ад. Ренненкампфе в качестве штаб-офицера для поручений и пользовавшийся особым его доверием, удостоверил, что означенную записку о действиях 1-й армии с 12 июля по 12 октября 1914 г. составлял лично он, по поручению самого ген. – ад. Ренненкампфа.

По утверждению полковника Меньчукова, вскоре после отступления 1-й армии из Восточной Пруссии, т. е. по окончании первого периода военных действий, генерал Ренненкампф поручил ему наедине в м. Олите составить записку о действиях 1-й армии. Первоначально полковник Меньчуков, по его словам, предполагал составить эту записку в виде простого хронологического перечня военных событий и даже прочел ген. – ад. Ренненкампфу часть составленной таким образом записки; ген. – ад. Ренненкампф, однако, объяснил ему, что в записке должны быть изложены не только внешние события, но и приведены все те обстоятельства, которые воспрепятствовали выполнению возложенной на 1-ую армию задачи. Одновременно с этим ген. – ад. Ренненкампф дал полковнику Меньчукову ряд указаний, коими он должен был руководствоваться при составлении записки.

Записка эта была составлена без ведома штаба 1-й армии и лично напечатана полковником Меньчуковым в шести экземплярах на пишущей машинке, причем один экземпляр он оставил у себя, и один был передан Свиты генерал-майору князю Белосельскому-Белозерскому. Полученный впоследствии Военным Министром экземпляр записки, по утверждению полковника Меньчукова, составляет, судя по внешнему его виду, уже дальнейшую ее перепечатку.

Это объяснение полковника Меньчукова относительно составления им записки именно по личному приказанию ген. – ад. Ренненкампфа находит себе подтверждение и в показании князя Белосельского, который к тому же подтвердил, что один экземпляр этой записки он взял себе для передачи Свиты ген.-м. князю Орлову, а другой экземпляр генералом Ренненкампфом был передан некоему князю Андроникову, обещавшему представить его Председателю Совета Министров.

Впоследствии, когда генералу Ренненкампфу сделалось известным о том, что полковник Меньчуков не скрыл при его опросе факта составления им упомянутой записки, он письмом на мое имя подтвердил правильность этого заявления полковника Меньчукова, объясняя, что он, ген. – ад. Ренненкампф, ранее умолчал об этом обстоятельстве, считая себя связанным словом, данным им в этом отношении полковнику Меньчукову. Это признание ген. – ад. Ренненкампфа, объясняя нежелание назвать полковника Меньчукова, никак не может, однако, оправдать его первоначальное показание, где он столь решительным образом отрицал какую-либо свою собственную прикосновенность к этой записке.

Вместе с тем и самое содержание приведенной записки вызывает веские возражения против нее и по существу. Так, генерал от кавалерии Жилинский, ознакомившись с этой запиской, высказал, что большая часть изложенного в таковой записке, написанной, очевидно, с целью оправдания ген. – ад. Ренненкампфа путем обвинения его начальников и других лиц, не соответствует действительному положению вещей. В подтверждение правильности своего мнения генерал Жилинский в своем объяснении сослался на преподанные ему штабом Верховного Главнокомандующего директивы и свои собственные распоряжения оперативного характера, коими действительно удостоверяется, что фактические обстоятельства изложены в записке не всегда правильно, почему и сделанные из них выводы оказываются неосновательными.

Затем при ближайшем расследовании факта составления и распространения записки о действиях 1-й армии с 12 июля по 12 октября 1914 г. выяснилось, что такая попытка дискредитировать действия и распоряжения бывших Главнокомандующих – генерала Жилинского, а после него ген. – ад. Рузского – представляется со стороны ген. – ад. Ренненкампфа не единичною.

Как ныне совершенно определенно установлено расследованием, еще во время командования ген. – ад. Ренненкампфом 1-й армией на Восточно-Прусском фронте, состоявшим при штабе этой армии капитаном Толузаковым посылались, с ведома ген. – ад. Ренненкампфа, Свиты генерал-майору Орлову, частью непосредственно, а частью при посредстве Свиты генерал-майора Джунковского, шифрованные телеграммы, в которых приводились и опорочивались некоторые распоряжения сначала генерала Жилинского, а затем и его заместителя генерал-адъютанта Рузского.

Одна из таких телеграмм, содержавшая в себе критику распоряжений ген. – ад. Рузского и его штаба, со ссылками при том на секретные документы этого штаба, была, между прочим, получена Свиты ген.-м. Джунковским 17 сентября 1914 года. В телеграмме этой говорилось, что отступление 1-й армии за Неман произведено-де по приказанию ген. – ад. Рузского без всякого напора со стороны немцев. Помимо деморализирующего влияния на наши войска оно повлекло за собой оголение шоссе Вильковишки-Мариамполь-Сувалки, по которому неприятель мог легко передвигать свою тяжелую артиллерию. Это, по словам телеграммы, была «единственная, прямая, точная директива нового Главнокомандующего ген. – ад. Рузского». Затем в телеграмме указывалось, что с началом движения вперед 10-й армии была получена телеграмма (№ 4070), начальника штаба Главнокомандующего генерала Орановского, рекомендовавшая начать дальнейшие действия, по возможности, по взаимному соглашению командующих 1-й и 10-й армиями, при этом в той же телеграмме пояснялось, что этой директивой «штаб Главнокомандующего, отказавшись от прямых указаний, как бы упразднил себя на время боев и обнаружил отсутствие гражданского мужества принять на себя ответственность за то или другое решение». Далее отмечались, со ссылкой на другую телеграмму штаба фронта, частые перемещения конницы с одного фланга армии на другой и сильное заматывание лошадей, особенно во 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.

Телеграмма эта была передана в штаб Верховного Главнокомандующего и затем препровождена отсюда генерал-адъютанту Рузскому, по распоряжению которого и было произведено особое расследование. Тогда же выяснилось, что автором указанной телеграммы был капитан Толузаков, причем он по занимаемому им служебному положению мог ознакомиться с секретными документами штаба не иначе, как незаконным путем.

Указывая на эти обстоятельства в своем письме от 16 октября 1914 г. за № 167 на имя ген. – ад. Ренненкампфа, генерал-адъютант Рузский относительно существа отправленной капитаном Толузаковым телеграммы, между прочим, сообщал, что приведенные в ней «выдержки из телеграмм извлечены крайне тенденциозно, а частью с искажениями, не говоря уже о том, что вообще все содержание телеграммы обличает в авторе не только непонимание военного дела, но и попытку к интриге».

Одновременно с этим ген. – ад. Рузский считал недопустимым, чтобы капитан Толузаков оставался бы более при ген. – ад. Ренненкампфе, и предписал отчислить названного обер-офицера от штаба 1-й армии.

Донося ген. – ад. Рузскому об исполнении этого предписания письмом от 22 октября 1914 года, ген. – ад. Ренненкампф между прочим объяснил, что лично для него – способ добывания Толузаковым секретных документов представляется непонятным, а сношения Толузакова со Свиты ген.-м. Джунковским являются совершенной новостью.

Между тем бывший капитан, ныне ротмистр, Толузаков при опросе его мною, показал что все отправляемые телеграммы – как Свиты ген.-м. Джунковскому, так и Свиты ген.-м. князю Орлову, он предварительно показывал ген. – ад. Ренненкампфу, а последний, в свою очередь, читал ему иногда телеграммы штаба фронта и, в частности, сообщил ему и те телеграммы, которые им, с ведома же ген. – ад. Ренненкампфа, приведены в упомянутой выше телеграмме от 17 сентября 1914 года.

При этом в подтверждение своих слов, ротмистр Толузаков представил мне отправленную им Свиты ген. – ад. Джунковскому 17 августа 1914 года телеграмму о положении 1-й армии, с собственноручной отметкой на этой телеграмме ген. – ад. Ренненкампфа: «Немедленно отправить».

Все вышеизложенное относительно записок и телеграмм приводит к тому тягостному заключению, что ген. – ад. Ренненкампф не только считал возможным в целях оправдания своих боевых неудач прибегать к таким средствам, как распространение анонимной записки и тайные телеграммы не по команде, но и не счел для себя недостойным утверждать заведомую неправду в своих по этому поводу объяснениях как Военному Министру, так и лицу, командированному по Высочайшему Вашего Императорского Величества повелению.

 

Распоряжения генерал-адъютанта Ренненкампфа

РАСПОРЯЖЕНИЯ ГЕНЕРАЛ-АДЪЮТАНТА РЕННЕНКАМПФА по части хозяйственной и другие его действия, не имеющие военно-оперативного значения

1) Содействие подрядчику Абраму Шлезингеру в его домогательствах войсковых поставок

С назначением в январе месяце 1913 г. командующим войсками Виленского военного округа, генерал-адъютант Ренненкампф на первых же порах стал обращать особое внимание на существовавшие в частях округа условия снабжения их пищевыми продуктами, причем и в своих приказах, и при объездах отдельных частей войск указывал на дороговизну поставляемых войскам продуктов и на необходимость всеми мерами бороться с кагалом, захватившим все поставки в свои руки.

Такое видимое стремление генерала Ренненкампфа достигнуть удешевления и улучшения довольствия войск вверенного ему округа произвело первоначально очень благоприятное впечатление и породило надежду на то, что при содействии генерала Ренненкампфа действительно удастся, наконец, развязаться со старыми поставщиками.

Однако последовавшие затем факты показали, что если генерал Ренненкампф и стремился избавиться от старых войсковых поставщиков, то на смену им каждый раз выдвигался все один и тот же претендент – некто читинский Абрам Шлезингер, всеми силами старавшийся монополизировать в своих руках все дело снабжения войск продуктами.

Так, в апреле месяце 1913 г. Абрам Шлезингер впервые выступает с предложением на поставку для войск всего округа рыбы-кеты. Подавая свое заявление окружному интенданту, Шлезингер в то же время телеграфировал и непосредственно генералу Ренненкампфу, прося и его личного содействия. Это первое предложение Шлезингера было, однако, ввиду заявления им слишком высоких цен окружным интендантом признано неприемлемым.

После того в июне и сентябре того же 1913 г. Шлезингер делал новые предложения о поставке той же рыбы-кеты, но и эти предложения Шлезингера также не были приняты интендантством за отсутствием, между прочим, в округе свободных помещений для хранения большого количества рыбы, а также и потому, что некоторые части были уже связаны контрактами с другими поставщиками. Несмотря на такое решительное отклонение предложений Шлезингера, когда в октябре месяце в Вильну прибыли два вагона его кеты, генерал Ренненкампф сделал распоряжение о принятии частями войск в кратчайший срок этой кеты и об уплате денег ее поставщику. Согласно таковому приказанию генерала Ренненкампфа, кета была распределена по отдельным частям, по 3–4 бочки, весом каждая по 25 пуд. на часть, но затем к окружному военно-санитарному инспектору начали поступать сведения о сомнительном достоинстве этой рыбы, причем некоторые командиры частей даже решились возвратить полученную кету Шлезингеру. В докладе о том генералу Ренненкампфу окружной санитарный инспектор, по его предложению, лично осмотрел рыбу в 3-м Донском казачьем полку. Кета в этом полку оказалась безусловно негодной к употреблению, и из 75 пуд. полученной в полку кеты полковой комиссией, как это удостоверено составленным ею актом, было отобрано годной по наружному виду рыбы только два пуда.

Затем окружным санитарным инспектором был произведен осмотр кеты в частях 27-й пехотной дивизии; осмотр этот производился при участии хозяйственных чинов и полковых врачей, причем и в этих частях кета оказалась неудовлетворительной – старого, прошлогоднего, засола, недопустимой к употреблению.

Такая браковка кеты Шлезингера вызвала, однако, крайнее неудовольствие генерала Ренненкампфа, который объяснял это явление желанием заведывающих хозяйством удержать старых поставщиков, говоря, что он будет с этим бороться; в доказательство же доброкачественности кеты Шлезингер приводил то обстоятельство, что доставленный ему на дом из ближайшего полка кусок этой рыбы оказался превосходным.

Такое свое распоряжение о принудительном принятии частями войск кеты Шлезингера генерал Ренненкампф объяснял желанием убедить войсковые части, что они могут иметь нужную им рыбу не от одних только своих поставщиков. Однако не говоря уже о том, что попытка эта оказалась совершенно неудачной, такое вторжение этим распоряжением генерала Ренненкампфа в хозяйственную деятельность отдельных частей войск не могло не поставить их в большое затруднение уже одним тем, что даже браковка неудовлетворительной рыбы, рекомендуемой самим командующим войсками, естественно, не могла быть для них вполне свободной.

При таких условиях нельзя не признать вполне правильным указание главного военно-санитарного инспектора (изложенного в докладе его по этому делу Военному Министру), что такая раздача непосредственным распоряжением штаба округа пищевых продуктов на текущее довольствие войск округа, без предварительного специального исследования и удостоверения санитарным актом годности их для употребления в пищу, могла бы даже привести к массовому отравлению нижних чинов.

Потерпев неудачу своим предложением поставки одной рыбы-кеты, Абрам Шлезингер в апреле 1914 г. обратился к генералу Ренненкампфу с новым предложением – взять на себя поставку для войск всего округа уже всех продуктов и рыбы (кроме мяса), сроком на 3 года, со дня окончания у войсковых частей существовавших контрактов. Предложение это встретило со стороны генерала Ренненкампфа сочувственное к нему отношение, но по расчету, произведенному корпусным интендантом три армейского корпуса, оказалось, что по ценам, заявленным Шлезингером, войсковым частям пришлось бы переплачивать против существовавших у них контрактных цен около 70 000 руб. в год. Тогда Шлезингер заявил новые цены, особые по каждому гарнизону. Но и эти цены, как показал сделанный расчет, могли быть выгодными лишь для части гарнизонов, а для большинства таковых оказывались также убыточными; при этом характерной особенностью предложения Шлезингера являлось то, что и для первой группы гарнизонов вся выгодность этого предложения основывалась почти целиком на ценах кеты, так что из общей суммы предполагаемой экономии около 22 000 руб. более 20 000 руб. приходилось на кету. Таким образом, и это новое предложение Шлезингера являлось по существу все тем же, лишь замаскированным, домогательством поставки кеты, а между тем при отсутствии обязательности для войск довольствия именно этой рыбы и весь расчет о выгодности и этого предложения Шлезингера оказывался лишенным прочного основания. Приводя по этому поводу подробные расчеты и соображения, окружной интендант в докладе своему командующему войсками указывал кроме того и на то, что все предложение Шлезингера направлено было на установление монополии в отношении довольствия войск округа, т. е. явления вредного, как связанного с повышением цен.

Вместе с тем окружной интендант отмечал, что выговариваемое Шлезингером в его заявлении право переуступки контрактов другим лицам давало основание предполагать, что Шлезингер, будучи в действительности заинтересован лишь в сбыте кеты, поставку которой он уже предлагал, переуступит контракты другим лицам, обязав их приобретать кету только у него, и таким образом не только обеспечит сбыт для своей рыбы, но и явится посредником между войсками и частными предпринимателями, что даст ему возможность лишь отчислять себе за его посредничество некоторый процент с остальных продуктов.

По всем этим соображениям окружной интендант находил предложение Шлезингера неприемлемым. Несмотря, однако, на такое категорически отрицательное заключение окружного интенданта, генерал Ренненкампф приказал все-таки внести предложение Шлезингера в военно-окружной совет и был очень недоволен, когда и совет отклонил это предложение.

После этого Шлезингер пытался выступить еще с новым крупным предложением поставки на войска мяса, с предварительным устройством холодильников. По приказанию генерала Ренненкампфа для рассмотрения этого предложения Шлезингера была назначена особая комиссия, но и это предложение Шлезингера, по явной своей невыгодности для казны, оказалось неприемлемым.

Еще ранее выступления самого Шлезингера с его последними предложениями, «в январе того же 1914 г. генерал Ренненкампф собственной властью предписал Виленскому военному госпиталю заключить без торгов контракт на поставку мяса и продуктов с неким Бытенским, являвшимся, по некоторым данным, лишь подставным лицом того же Шлезингера».

До того времени поставщиком продуктов и припасов в Виленском военном госпитале состоял подрядчик еврей Генден; ввиду же истекавшего в январе месяце 1914 г. срока его контракта с госпиталем, комитетом госпиталя назначены были на эту поставку торги, но еще в декабре месяце 1913 г. Бытенский подал лично генералу Ренненкампфу заявление, прося его распоряжения о заключении Виленским военным госпиталем договора на поставку мяса и продуктов сроком на 2 года, с ним, Бытенским, с обязательством предоставить в пользу госпиталя по 500 руб. в год премии. Это заявление Бытенского было генералом Ренненкампфом передано в госпиталь с резолюцией его о допущении Бытенского на торги; но Бытенский заявил комитету госпиталя, что участвовать в торгах он не может, а просит заключить с ним договор без торгов, и затем подал о том же новое заявление генералу Ренненкампфу.

На этом последнем заявлении Бытенского генерал-адъютант Ренненкампф положил (21 декабря 1913 г.) резолюцию, которою «для удешевления, а самое главное, дабы прорвать кольцо, которым местные поставщики окружили все войска округа», предписывалось заключить с Бытенским условие на 2 года. Тогда бывший подрядчик госпиталя, Генден, также подал заявление генералу Ренненкампфу, изъявляя готовность при двухгодичном сроке поставки принять таковую на себя по значительно пониженным ценам, причем просил или заключить с ним условие без торгов, или же вызвать его на торги для соревнования с другими лицами.

По этому заявлению Гендена окружным военно-санитарным инспектором представлен был генералу Ренненкампфу письменный доклад, в котором было указано, что цены Гендена на все продукты ниже цен Бытенского, и что на все потребное для госпиталя количество продуктов госпиталь при заключении контракта с Генденом получил бы за 2 года экономии 4515 руб. 75 коп. Однако на этом докладе генерал Ренненкампф положил такую резолюцию: «После этого приходится Гендена признать совершенно ненадежным поставщиком, – почему же он раньше так дорого поставлял? – сдать ему на два года никоим образом нельзя».

В силу приведенных резолюций генерала Ренненкампфа хозяйственный комитет госпиталя счел себя вынужденным заключить условие на указанную поставку с Бытенским. Между тем по закону (ст. 7 кн. 2 С.В.П. 1869 г. изд. 3) по хозяйственным управлениям – военно-санитарному и др., главный начальник военного округа действует как председатель военно-окружного совета, наблюдая за точным исполнением во всех военных учреждениях и заведениях округа законов, постановлений и распоряжений Военного Министерства, т. е. пользуется правами лишь высшего за хозяйственной деятельностью этих учреждений надзора. Заботы же по обеспечению госпиталя предметами довольствия, изыскание наивыгоднейших способов такового и заключение по этому предмету необходимых условий возлагаются по закону (ст. 42 кн.16 С.В.П. изд. 4-е) на самый госпиталь, в лице особого хозяйственного комитета.

Со своей стороны генерал Ренненкампф, оправдывая свое распоряжение о заключении госпиталем условия с Бытенским своим желанием порвать кольцо местных подрядчиков, вместе с тем полагает, что ему в этом отношении как старшему начальнику в округе принадлежат и все права, присвоенные госпитальному начальству. Однако такое понимание генералом Ренненкампфом своих прав в отношении подведомственных ему хозяйственных управлений округа находится в коренном противоречии с истинным разумом закона, обеспечивающего этим управлениям их хозяйственную самостоятельность, и дает лично командующему войсками, вместо принадлежащего ему по закону права лишь высшего контроля тех же управлений, возможность по своему усмотрению бесконтрольно распоряжаться хозяйственными их делами. Поэтому нельзя не признать, что, отдавая категорическое приказание Виленскому военному госпиталю заключить с Бытенским договор на поставку продуктов и припасов без торгов и без предварительного рассмотрения этого вопроса хозяйственным комитетом госпиталя, генерал Ренненкампф тем самым допустил превышение предоставленной ему законом власти в явное нарушение прав хозяйственного комитета госпиталя и в ущерб его хозяйственным суммам.

Приведенные случаи домогательства Шлезингера получить при содействии генерала Ренненкампфа поставки продуктов для Виленского военного округа тем более обращают на себя внимание, что, как то выяснилось при расследовании, генерал Ренненкампф был знаком с Шлезингером еще в Иркутске в бытность свою командиром 3-го Сибирского армейского корпуса в 1906 г. и тогда еще (в октябре 1906 г.), по приказанию генерала Ренненкампфа, корпусным интендантом был с тем же Шлезингером заключен, также без торгов, и генералом Ренненкампфом утвержден, контракт на поставку продовольственных припасов для частей корпуса, которым и было особым приказом предписано принять этот контракт к руководству, несмотря на то, что в частях войск не истекли еще сроки контрактов с другими поставщиками.

Заключение этого контракта со Шлезингером, предложившим значительно более низкие цены сравнительно с войсковыми подрядчиками, мотивировалось и в этом случае стремлением удешевить довольствие частей войск, многие из которых переплачивали большие суммы, ввиду бывших у них очень высоких контрактных цен. Но и в этом случае заключение такого контракта с Шлезингером, создавая ему монополию поставки на целый корпус, сопряжено было с явным превышением генералом Ренненкампфом предоставленной ему на этот предмет по закону власти, так как по закону корпусной имел право установить лишь предельные цены на поставку фуража и продуктов и указать правила и порядок заключения условий с поставщиками, но не имел права сам заключать таковых условий и тем лишать начальников войсковых частей их прав и обязанностей, указанных в положении о хозяйстве в войсках. Вместе с тем такое вмешательство командира корпуса в дело заключения контрактов ставило части войск в затруднительное положение ввиду их обязательств по отношению к их поставщикам. Поставщики эти стали обращаться с жалобами на понесенные ими убытки к командующему войсками, генералу от инфантерии Селиванову, который и указал генералу Ренненкампфу на несоответствие его распоряжений по заключению контракта со Шлезингером, и тогда генерал Ренненкампф отменил приказом по корпусу свои прежние распоряжения по поводу этого контракта. Это обстоятельство дало повод Шлезингеру в свою очередь требовать уплаты обусловленного ему заключенным с ним контрактом вознаграждения, в размере стоимости всего количества продуктов, подлежащих к приему от него частями войск, но непринятым не по его вине (всего в сумме 200 000 руб.), причем, однако, определением рассматривающего эту претензию Шлезингера Военного Совета было признано, что ответственным перед Шлезингером по его претензии может быть не казна, а лично генерал Ренненкампф.

Вместе с тем заключение со Шлезингером указанного контракта вызвало со стороны генерала от инфантерии Селиванова указание генералу Ренненкампфу на невозможность совместной их службы в одном округе.

Таким образом, все описанные до сих пор хозяйственные мероприятия и распоряжения генерала Ренненкампфа за весь период его службы как в Иркутском военном округе, в качестве командира 3-го Сибирского корпуса, так и командующим войсками Виленского военного округа, носят на себе одни и те же отличительные черты, с одной стороны того своеобразного понимания генералом Ренненкампфом своих служебных прав, которое выразилось в широком вмешательстве его в хозяйственную деятельность подведомственных ему частей войск и учреждений, и с другой стороны, неизменно проводимое стремление монополизировать поставки в руках все одного и того же лица, Абрама Шлезингера.

2) Выдача поставщикам Мазелю и Арансону залогов, задержанных в обеспечение неустойки, на сумму свыше 120 000 руб.

Если, тем не менее, во всех этих случаях генерал Ренненкампф оправдывает свои распоряжения интересами казны и более успешного довольствия войск, то уже совершенно представляется необъяснимым с этой точки зрения такое распоряжение генерала Ренненкампфа, как отданное им в июле месяце 1914 г. (по вступлении им уже в исполнение обязанностей командующего армией) приказание выдать старым поставщикам, с которыми он, по его же словам, стремился вести неустанную борьбу, Мазелю и Арансону их залоги, удержанные в обеспечение начисленных на них неустоек по невыполненным ими контрактам еще в 1906 и 1907 годах.

Сущность этого дела заключается в следующем.

По семи отдельным контрактам, заключенным с Виленским окружным интендантским управлением в 1906 и 1907 гг., купцы Давид Мазель и Леон Арансон обязались поставить в потребность 1907 г. продовольственные припасы всего на сумму свыше 1 млн рублей, но в срок этой поставки не исполнили и в марте месяце 1908 г. подали прошение об отсрочке им поставки или о совершенном освобождении от таковой, мотивируя свое ходатайство неуплатой им в срок интендантством денег и чрезвычайным вздорожанием продуктов в 1907 году.

Это ходатайство Мазеля и Арансона, по рассмотрении его в Виленском военно-окружном совете, находившим справедливым дать им просимую отсрочку, было представлено в Военный Совет, который, однако, нашел, что условия хлебных кампаний из двух последних урожаев были везде одинаковы и что некоторое замедление в уплате подрядчикам денег, вследствие особых условий ассигнований кредитов в 1/12 долю годового назначения, могло иметь место не в одном только Виленском округе; поэтому, а также принимая во внимание, что в представлении военно-окружного совета не содержалось никаких доказательств того, что неисправность подрядчиков Мазеля и Арансона произошла именно от промедления в выплате им казной денег, Военный Совет представление военно-окружного совета об отсрочке поставок Мазелю и Арансону отклонил и предложил поступить с этими неисправными поставщиками по закону.

Вслед за тем с Мазелем и Арансоном был произведен окончательный расчет и на них была начислена неустойка в сумме 93 753 руб. 40 коп. На этот расчет Мазель и Арансон подали возражение, ссылаясь опять-таки на то, что окружное интендантство задержкой платежей поставило их в безвыходное положение и лишило их возможности продолжать поставку, но окончательным заключением интендантства, объявленным Мазелю и Арансону 29 сентября 1910 г., признано было, что влияние невыплаты денег в срок на самое исполнение договоров ими ничем не доказано, почему и самое возражение их является голословным. Вместе с тем Мазелю и Арансону предложено было внести в месячный срок в местное казначейство наличными деньгами всю сумму павших на них взысканий с предварением, что в противном случае будут проданы представленные ими в качестве залогов процентные бумаги.

Объявленное Мазелю и Арансону окончательное заключение интендантства было ими уже в 1911 г. обжаловано командующему войсками округа, и вместе с тем ему же ими поданы были прошения, в которых Мазель и Арансон просили о приостановлении продажи их залогов и о возбуждении ходатайства перед военно-окружным советом о снятии с них неустоек.

По этим прошениям Мазеля и Арансона предположено было окружным интендантом внести доклад в военно-окружной совет, но окружной юрисконсульт представил против рассмотрения этих прошений в военно-окружном совете возражения, находя, что все обстоятельства этого дела были уже рассмотрены Военным Советом и что после этого остается лишь исполнить его указание, т. е. залоги подрядчиков обратить в доход казны.

Таким образом, прошения Мазеля и Арансона не получили удовлетворения, хотя фактически залоги их и не были проданы и оставались в депозитах окружного интендантского управления.

При таких условиях Мазелю и Арансону оставался единственный путь к дальнейшему домогательству сложения с них неустойки – это обжалование в законном порядке действий уже командующего войсками, не удовлетворившего их прошений.

Однако никаких жалоб более Мазель и Арансон не подавали, вплоть до июля месяца 1914 г., когда они вновь возбудили перед командующим же войсками – в это время уже генералом Ренненкампфом – свое ходатайство о возвращении им залогов, подав ему лично 1 июля докладную о том записку, а 14-го же июля – дополнительное прошение, и по-прежнему объясняя свою неисправность несвоевременным получением от казны следуемых им платежей.

Первоначально генералом Ренненкампфом отдано было распоряжение внести по ходатайству Мазеля и Арансона доклад в военно-окружной совет, но ввиду наступивших затем военных обстоятельств вопрос этот в военно-окружной совет внесен не был, а по приказанию генерала Ренненкампфа 18 июля, т. е. в первый день мобилизации и вступления генерала Ренненкампфа в исполнение обязанностей командующего армией, окружным юрисконсультом, коллежским асессором Гудковым, был представлен ему по прошению Мазеля и Арансона письменный доклад, причем, однако, на вопрос о возвращении залогов юрисконсульт Гудков выразил сомнение в праве командующего армией ликвидировать своей властью дела за прежнее, до войны, время. Несмотря на такое высказанное юрисконсультом сомнение, генерал Ренненкампф, ссылаясь на предоставленное ему положением о полевом управлении войск в военное время (п. 6 ст. 416) право разрешать окончательно претензии между казной и частными лицами, заявленные в административном порядке, положил на представленном ему докладе резолюцию, которой предписывалось выдать Мазелю и Арансону их залоги потому, как то значится в резолюции, что «сама казна, невыдавшая в 1907 г. своевременно деньги поставщикам, довела их до несвоевременного исполнения обязанностей».

По объявлении Мазелю и Арансону этого решения они в тот же день 18 июля подали генералу Ренненкампфу новое прошение о выдаче им залогов по трем неисполненным контрактам 1906 и 1907 гг., причем, ссылаясь на крайне тягостный денежный кризис, просили сделать милостивое распоряжение о выдаче им залогов экстренными ассигнованиями.

На одном из этих прошений генералом Ренненкампфом была 20 июля 1914 г. положена такая резолюция: «До сего времени интендантство не могло окончить этого дела. Предписываю в течение завтрашнего дня, 21 июля, все покончить, для этого в окружном интендантстве не позднее 12 часов дня составить все расчеты и передать дело юрисконсульту, которого прошу не позже 3 ч дня мне доложить. Впредь никаких затяжек не допускаю».

В силу этого приказания 22 июля окружным интендантством был составлен спешный доклад и того же числа генералом Ренненкампфом была положена на этом докладе резолюция, которой предписывалось выдать Мазелю и Арансону удержанную с них неустойку по двум контрактам, а по третьему контракту согласно с представлением о том окружного интенданта выдачей повременить до выяснения убытков казны.

Во исполнение вышеуказанных резолюций генерала Ренненкампфа, задержанные в обеспечение неустоек процентные бумаги Мазеля и Арансона, всего на сумму свыше 120 000 руб., были им тогда же возвращены.

По поводу приведенных распоряжений генерала Ренненкампфа о выдаче залогов Мазелю и Арансону мной было запрошено заключение канцелярии Военного Министерства, причем и. д. начальника названной канцелярии, рассмотрев всю переписку по этому делу, нашел, что по смыслу постановлений положения о полевом управлении войск, определяющих права командующего армией (ст. 413, ст. 416 и др.), власть его по хозяйственной части распространяется на все то, что касается довольствия вверенной ему армии; а так как поставки Мазеля и Арансона закончились еще в 1907 г. и никакого отношения к довольствию армии не имели, то генерал Ренненкампф и не имел права входить в рассмотрение претензий по этим поставкам, и что по делу этому он допустил превышение власти, кроме того еще и в том, что, будучи подчинен Главнокомандующему армиями фронта и Верховному Главнокомандующему, он, собственной властью, невыполнение казной своих обязанностей перед поставщиками относительно невыплаты им денег признал причиной, оправдывающей их неисправность, и сделал распоряжение о возвращении начисленной на них неустойки, тогда как по закону (ст. 216 и ст. 217 ч. 1 т. 10 и ст. 27 ч. 2 т. 16 Св. Зак.) такое признание зависело от «Верховного Правительства», а в Военном Министерстве в мирное время от Военного Совета, права которого в полном объеме ему в военное время представлены не были.

Вполне разделяя такое заключение и. д. начальника канцелярии Военного Министерства, я вместе с тем считаю долгом отметить и то обращающее на себя внимание, обстоятельство что все эти распоряжения генерала Ренненкампфа по прошениям Мазеля и Арансона и требования по ним экстренных расчетов, докладов и заключений имели место в самый первый и ближайшие к нему дни мобилизации.

Генерал Ренненкампф со своей стороны объясняет такую спешность в этом деле своим обычаем всегда требовать немедленного исполнения всякой работы. Однако нельзя не признать, что посвящение в такой величайшей важности момент, как мобилизация, – командующим армией, хотя бы и части своего внимания, каким-то спорным домогательствам поставщиков по делу, давно уже разрешенному, равно как и отвлечение по этому поводу внимания и труда ближайших подчиненных, является совершенно несвоевременным, тем более, что такое поспешное удовлетворение этих домогательств поставщиков, с которыми к тому же был связан вопрос о потере для казны крупной суммы денег, в действительности никакой срочной необходимостью и не вызывалось.

3) Заключение с Шлезингером и Мазелем контракта на сумму свыше 3 миллионов руб.

Наконец, наиболее крупным и обращающим на себя особое внимание мероприятием генерала Ренненкампфа в сфере хозяйственной деятельности является последовавшее в первых числах августа 1914 г. распоряжение о заключении с упоминавшимся уже выше Абрамом Шлезингером и Давидом Мазелем контракта на поставку провианта и фуража для 1-й армии на столь обременительных для казны условиях, что действие этого контракта было отменено особым распоряжением Главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта.

1 августа 1914 г. Абрам Шлезингер и Давид Мазель подали прошение на имя генерала Ренненкампфа как командующего армией, предлагая поставку для армии муки (600 000 пуд. по цене 49 коп. за пуд), овса (700 000 пуд. по 1 руб. 99 коп.), сена (200 000 пуд. по 1 руб. 29 коп.) и крупы (80 000 пуд. по 3 руб. 95 коп. за пуд.), а всего на сумму 3 461 000 руб. Цены эти, по которым затем составлен был и самый контракт, значительно превышали предельные цены самой же 1-й армии, и без того уже сами по себе бывшие выше и среднесправочных и предельных цен всего района армий Северо-Западного фронта, при этом, в отдельных случаях, это превышение контрактных цен достигло почти 2/3 предельных цен армии, например, на муку это превышение составляло 99 коп., а на крупу 1 руб. 45 коп. за пуд (при предельных ценах муки в 2 руб. 49 коп. и крупы 3 руб. 95 коп. за пуд). В общем же цены этого контракта были настолько высоки, что вся контрактная сумма (3 461 000 руб.) превышала стоимость заподряженных продуктов и фуража по среднесправочным ценам района армий фронта на 1 685 400 руб., по предельным ценам того же района – на 1 258 000 руб. и по предельным ценам 1-й армии на 1 061 000 руб.

В то же время выполнение этого контракта поставщиками не только не обеспечивалось представлением ими надлежащего залога, но им же должен был быть выдан от казны аванс по 20 коп. на каждый заподряженный пуд, и лишь по мере фактического выполнения поставки с них должны были удерживаться по 20 коп. с пуда на возмещение аванса и сверх того также по 20 коп. с пуда в обеспечение исправного выполнения подряда.

Но помимо столь явно невыгодных для казны условий этого контракта, и сама история его заключения представляется необычной.

Получив прошение Шлезингера и Мазеля о заключении с ними такого контракта, генерал Ренненкампф положил на этом прошении резолюцию, предписывающую начальнику этапно-хозяйственного отдела армии генералу Янову немедленно доложить ему это прошение.

Генерал Янов тотчас же доложил генералу Ренненкампфу, что для надлежащего соображения предложения Шлезингера и Мазеля потребуется некоторое время, но генерал Ренненкампф потребовал разобраться в этом вопросе возможно скорее. Тогда прошение Шлезингера и Мазеля было передано для составления доклада заведывающему интендантской частью, каковую должность в то время занимал назначенный на нее, по личному выбору генерала Ренненкампфа, полковник Рокицкий, двоюродный брат супруги генерала Ренненкампфа.

Полковник Рокицкий поручил спешно составить требуемый доклад делопроизводителю, чиновнику Григайтису.

Последний лично считал предложение Шлезингера и Мазеля неприемлемым, но из разговора с полковником Рокицким Григайтис понял, что генерал Ренненкампф интересуется этим предложением и уже решил его утвердить, и вообще для Григайтиса было очевидным, что противодействовать этой сделке было бы опасно.

На руках у Григайтиса был спешный доклад о предельных ценах, который он окончил лишь в первом часу ночи, но по требованию полковника Рокицкого и под его непосредственным руководством Григайтисом в ту же ночь был составлен и доклад по прошению Мазеля и Шлезингера.

В составленном Григайтисом докладе сама поставка провианта и фуража, ввиду потребности таковых для армии, признавалась желательной, но вместе с тем предложенные цены признавались дорогими и отмечалась недопустимость по закону просимого поставщиками задатка по 20 коп. с пуда, а также и обеспечения поставки лишь путем вычетов из платежей. Никакого окончательного заключения по предложению поставщиков в докладе, однако, приведено не было.

Доклад этот представлен был полковником Рокицким генералу Ренненкампфу без ведома генерала Янова, и несмотря на отсутствие на докладе подписи последнего, генерал Ренненкампф написал на докладе: «Утверждаю».

После того полковник Рокицкий предложил делопроизводителю Григайтису составить проект контракта, но так как в докладе, утвержденном генералом Ренненкампфом, ничего определенного не проектировалось, то Григайтис встретил затруднение в составлении проекта контракта, не зная, что же именно было утверждено командующим армией. Тогда полковник Рокицкий через некоторое время принес уже готовый проект контракта, составленный согласно предложениям Шлезингера и Мазеля, и сказал, что именно то, что написано в проекте контракта, и утверждено командующим армией. Затем этот проект контракта был подписан, с одной стороны Шлезингером и Мазелем, а с другой стороны – полковником Рокицким, делопроизводителем Григайтисом и полевым контролером и на нем была заготовлена надпись: «Утверждаю, генерал-адъютант, генерал от кавалерии». Уже в таком готовом виде контракт этот был подан вместе с неподписанным еще докладом генералу Янову, причем полковник Рокицкий доложил, что командующий армией требует скорейшей подписи и представления ему контракта. Видя, что контракт уже был подписан и полевым контролером, причем на докладе имелась надпись последнего, из которой было видно, что контролер возражений не предъявлял, генерал Янов подписал и контракт и передал последний генералу Ренненкампфу, который затем возвратил контракт с такой утвердительной на нем надписью: «Утверждаю, согласно представленного мне вчера вечером доклада, в котором указали Вы цены и все условия».

Ничего не знал о проектируемом контракте и начальник штаба генерал-лейтенант Милеант до того момента, когда во время его доклада командующему армией к последнему явился полковник Рокицкий и передал ему какие-то бумаги. Генерал Милеант был прежде всего удивлен тем, что полковник Рокицкий, третьестепенный чин штаба, имеет непосредственное сношение с командующим армией помимо не только начальника штаба, но и начальника этапно-хозяйственного отдела, и тут только на его вопрос, в чем дело – генерал Ренненкампф сказал, что это контракт, составленный по его приказанию. Поинтересовавшись этим контрактом и прочтя его, генерал Милеант, по его выражению, пришел в ужас от этого контракта, и ему по этому поводу пришлось выдержать с генералом Ренненкампфом «генеральное сражение». Генерал Милеант доложил генералу Ренненкампфу, что он не понимает этого контракта, так как армия ни в чем пока не нуждается и что штаб армии и не может заключать никаких сделок на поставки, так как все будет получать из фронта. Генерал Ренненкампф, очень рассерженный этими возражениями генерала Милеанта, стал, показывая ему положение о полевом управлении войск, доказывать что он имеет право все делать и на какую угодно сумму и сказал, что он требует заключения этого контракта, так как желает, чтобы армия его ни в чем не нуждалась.

Генерал Милеант указал на сильно преувеличенные цены контракта, но генерал Ренненкампф ответил, что он не знает, какие теперь на что цены; на возражение же генерала Милеанта, что тем более невозможно заключать такие контракты без торгов, генерал Ренненкампф ответил, что он приказывает это сделать. После того контракт был генералом Ренненкамфом все-таки утвержден, а на следующий же день Шлезингер и Мазель явились с требованием авансов и по приказанию полковника Рокицкого им была уже заготовлена ассигновка на сумму около 147 000 руб. Однако генерал Милеант приказал евреев прогнать, хотя они и настаивали на том, что контракт заключен, требовали авансов и даже подали заявление о приеме уже будто поставленных ими в Сувалках продуктов на сумму 500 000 руб.

Тогда генерал Милеант командировал генерала Якова, который при ближайшем рассмотрении контракта и сам уже понял, какую он сделал ошибку, подписав этот контракт, к главному начальнику снабжения армий Северо-Западного фронта, генералу Данилову, для личного доклада ему всех обстоятельств дела; по докладу же о том Главнокомандующему армиями фронта, в то время генералу Жилинскому, по приказанию последнего, генералу Ренненкампфу было телеграммой сообщено о запрещении заключать хозяйственным органам армии какие-либо контракты и условия без указания главного начальника снабжений. Вследствие этого распоряжения, описанный выше контракт в исполнение приведен не был.

По поводу этого контракта сам генерал Жилинский объяснил, что в этом контракте прежде всего резко бросались в глаза непомерно высокие цены, вдвое и более раз превышавшие цены, о которых когда-либо приходилось генералу Жилинскому слышать. Кроме того, заключение этого контракта представлялось, по мнению генерала Жилинского, и незаконным, и ненужным; незаконным потому, что по положению о полевом управлении войск забота о снабжении армии всеми видами довольствия возложена на главного начальника снабжения фронта, и помимо него ни командующему армией, ни какому бы то ни было органу или лицу в управлениях армии заключение таких контрактов не предоставлено; ненужным – потому, что недостатка продуктов и запасов, который заставлял бы приобретать их экстренными мерами и по крайне высоким ценам, совсем не ощущалось. Точно так же невызывавшимися обстоятельствами дела и незаконным признали этот контракт и интендант фронта и полевой контролер, причем последний отметил, что вообще все условия этого контракта – и высокие цены, и выдача задатков по 20 коп. с пуда, и обязанность уплаты казной за провиант, доставленный на станцию, но захваченный неприятелем, – и условия обеспечения исправности выполнения подряда, сводились исключительно к одним выгодам поставщиков, но без всякого обеспечения интересов казны.

Наконец, вполне согласно с этими мнениями, высказался и и. д. начальника канцелярии Военного Министерства, которому мной сообщена была на заключение переписка по указанному контракту, причем, отмечая также чрезвычайно высокие его цены и нарушения при составлении его требований закона как в отношении обеспечения предположенного к выдаче аванса, так и в отношении исправного выполнения договора, генерал Лукомский находит, что предпринятая генералом Ренненкампфом такая заготовительная операция не вызывалась какой-либо действительной необходимостью и не отвечала предоставленным ему на этот предмет по закону полномочиям, а потому генерал Ренненкампф, утвердив производство описанной операции, превысил тем свою власть.

Заключение такого контракта генерал Ренненкампф со своей стороны объясняет желанием обеспечить свою армию необходимым продовольствием, причем, по его словам, он в то время не уяснил еще себе того, как разграничиваются его права как командующего армией в хозяйственном отношении от прав, принадлежавших в той же области главному начальнику снабжений. Что же касается условий этого контракта, то в настоящее время при ближайшем ознакомлении с контрактом генерал Ренненкампф сам признает, что условия эти действительно совершенно не обеспечивали им интересов казны, ни самих потребностей войск в провианте и фураже, не говоря уже о высоких ценах; самое же допущение им подобных условий контракта генерал Ренненкампф считает возможным объяснить только тем, что он недостаточно вник в содержание утверждаемого им контракта и положился на заключение контролера.

Однако подобные оправдания своих действий неуяснением себе своих прав по закону и неосведомленностью в самом содержании утвержденного контракта представляются совершенно неудовлетворительными и тем более со стороны командующего армией и по делу, с которым связаны миллионные интересы казны.

Заключение описанного контракта со Шлезингером и Мазелем дало, между прочим, повод к распространению слухов о том, будто бы генерал Ренненкампф был лично заинтересован в этом деле и что посредником по этому поводу между ним и группой стоявших за спиной Шлезингера и Мазеля поставщиков был некто Троецкий.

Слухи эти должны были найти для себя тем более благоприятную почву, что во главе всей этой компании, заинтересованной в богатой поставке на армию, стоял все тот же неизменно покровительствуемый генералом Ренненкампфом Абрам Шлезингер, а равно оказался близким к генералу Ренненкампфу человеком и упомянутый Троецкий.

4) Отношение и связи генерал-адъютанта Ренненкампфа с местными деловыми людьми еврейской национальности

Здесь представляется уместным отметить то вообще своеобразно-двойственное отношение генерал-адъютанта Ренненкампфа к людям еврейского происхождения, которое постоянно им проявлялось.

В своих распоряжениях по делам хозяйственным генерал Ренненкампф говорил о борьбе с кагалом; в приказах его по округу он сурово преследовал и карал малейшие послабления в отношении нижних чинов евреев и даже воспрещал офицерам округа появляться в общественных местах с лицами еврейского происхождения.

И в то же время сам генерал Ренненкампф был окружен целой группой подрядчиков и различных дельцов во главе с Абрамом Шлезингером. В то время как Шлезингер и уже названные Мазель и Арансон стремились при содействии генерала Ренненкампфа пристроиться к выгодному делу поставок в войска, тот же Шлезингер, Нохим Троецкий и их единомышленники и компаньоны, Израиль Пагер и Нохим Сутин, все объединенные жаждой заработать около власть имущего человека, делали с генералом Ренненкампфом дела, как факторы и посредники по покупке имений, чем последнее время генерал Ренненкампф очень интересовался. Особенно нужными и близкими к генералу Ренненкампфу людьми на этой почве являлись все тот же Абрам Шлезингер и Троецкий. По некоторым сведениям, Шлезингер «ввел в дом» генерала Ренненкампфа и Троецкого. По утверждению же одного из свидетелей, знакомство Троецкого с генералом Ренненкампфом устроил Израиль Пагер, который сам познакомился с генералом Ренненкампфом благодаря участию последнего в подписке на некоторые издания книгоиздательства «Лектор», управляющим которого состоял Пагер. Знакомство это имело в виду рекомендацию генералу Ренненкампфу для покупки имения, причем за одно это Пагер будто бы взял с Троецкого обязательство уплатить ему 10 000 руб., если покупка имения состоится. Действительно, Троецкий предложил генералу Ренненкампфу купить неподалеку от Риги имение «Юмерден», принадлежавшее доверительнице Троецкого, дворянке Доди, за 725 000 руб. В основание этой операции по покупке имения положена была главным образом «продажа на сруб» 1000 десятин леса, которую генерал Ренненкампф, пользуясь своим положением, должен был исхлопотать; по продаже же леса на сруб, а большой части земли – Крестьянскому банку, сам генерал Ренненкампф без всяких затрат должен был получить центральную часть имения. В этом отношении представляется интересным, доставленный агентурным путем и имеющийся при докладе особым приложением, документ, которым вполне подтверждается состоявшееся относительно этой покупки между генералом Ренненкампфом и Троецким соглашение (стр. 35, ч. 2).

На подобных же основаниях другой фактор, Нохим Сутин, принимал участие в деле генерала Ренненкампфа по намеченной им покупке 5-миллионного имения наследников графа Тышкевича «Лагойск» в Минской губернии, где, однако, лесу было до 10 000 десятин. Эта покупка, однако, не состоялась.

Дело же с покупкой имения «Юмерден» первоначально шло более удачно, и на этой почве у Троецкого с генералом Ренненкампфом установились тесные отношения.

Троецкий вместе с Шлезингером возил генерала Ренненкампфа с его адъютантом штабс-ротмистром Важеевским осматривать имение «Юмерден». Троецкий же ездил по вызову генерала Ренненкампфа и в Петроград хлопотать по тому же делу покупки этого имения, а затем он же, а по некоторым сведениям вместе с Сутиным и неким Рабиновичем, – приезжал по тому же поводу к генералу Ренненкампфу уже в Инстербург, причем, по утверждению личного адъютанта генерала Ренненкампфа, подполковника Грена, им, Греном, по личному будто бы приказанию генерала Ренненкампфа, и было выдано Троецкому особое свидетельство для оказания ему военными властями содействия как в Инстербурге, так равно в Гумбинине и Сталупенене.

Отношения же свои с генералом Ренненкампфом Троецкий поддерживает и до настоящего времени. Между тем Нохим Троецкий еще в июле месяце 1914 г. значился по списку штаба Виленского военного округа подлежавшим обыску, временному арестованию и высылке во внутренние губернии как неблагонадежный в смысле шпионства. 17-го того же июля Троецкий был действительно подвергнут обыску, обыск этот, однако, не дал никаких результатов и Троецкий арестован и выслан не был. Точно также имевший знакомство с генералом Ренненкампфом Израиль Пагер был 22 июля 1914 г. по распоряжению штаба 1-й армии обыскан, арестован и заключен под стражу в Виленскую тюрьму как личность, безусловно подозрительная в военном отношении и подлежащая высылке в заволжские губернии; но затем по распоряжению того же штаба 26 июля Пагер также был освобожден.

Все эти данные, касающиеся знакомств и связей генерала Ренненкампфа с местными деловыми людьми еврейской национальности, убедительно свидетельствуют о том, что, требуя от своих подчиненных избегать даже чисто внешних отношений с евреями, сам генерал Ренненкампф не считался, когда это касалось его личных интересов, ни со своим высоким положением, ни с необходимостью в его положении крайней осторожности и осмотрительности в своих частных сношениях с разного рода дельцами из еврейской среды, – а между тем генерал Ренненкампф, благодаря своей крайней в этом отношении неразборчивости допустил известную близость к себе лиц, благонадежность которых была заподозрена даже в смысле шпионства, тогда как нельзя не признать, что даже самая возможность близкого доступа к командующему армией подобных лиц представляет собой величайшую опасность для интересов армии.

5) Пользование частной собственностью жителей занятых армией областей Восточной Пруссии

После перехода в августе месяце прошлого 1914 г. войсками 1-й армии нашей границы у Вержболова и со вторжением армии вглубь Восточной Пруссии в районе действия этой армии, а также в Вильне стали распространяться, доходя постепенно и до Петрограда, слухи, по которым командовавшему в то время 1-й армией генерал-адъютанту Реиненкампфу приписывался ряд злоупотреблений частным имуществом жителей занятых его армией областей Восточной Пруссии, откуда им будто бы вывозились разные ценные вещи и, между прочим, меха и серебро. Наконец, уже в ноябре месяце до Военного Министра доведены были сведения о том, что будто бы на станцию Вильна прибыли и стоят семь вагонов, в которых под видом штабного имущества привезена в действительности «военная добыча» генерала Ренненкампфа.

При произведенной, по приказанию Военного Министра, ближайшей проверке этих сведений прибытия в Вильну таких вагонов обнаружено не было, хотя слухи об этих вагонах циркулировали в Вильне очень упорно. По одной версии этих слухов, в Вильну прибыло именно семь вагонов, и они оставались неразгруженными ввиду изменившегося уже в то время служебного положения генерала Ренненкампфа. По другой версии, на станцию Вильна прибыло не семь, а четыре вагона с вещами, которые были разгружены ночью, и вещи перевезены в дом командующего войсками, самое же прибытие таких вагонов, по этой версии, относится к времени, ближайшему к отступлению 1-й армии из Восточной Пруссии.

Прямых данных, которые подтвердили бы и последнюю версию относительно этих вагонов, расследование также не дало. Но вместе с тем показаниями ряда лиц, в особенности служащих на железнодорожных станциях, вполне определенно устанавливается, что по мере занятия войсками 1-й армии отдельных городов Восточной Пруссии из городов этих тотчас же начинается усиленный вывоз всякого рода захваченного имущества местных жителей. Выводились и вывозились и скот, и лошади, и экипажи, и материи, и разные домашние вещи. Отправлялись захваченные вещи и в отдельных вагонах, и в обыкновенных, и в санитарных поездах, и на автомобилях, причем несомненное участие в таком захвате и вывозе вещей принимали некоторые лица из числа состоявших при генерале Ренненкампфе и, главным образом, его личные адъютанты, которые к тому же нередко действовали при этом его именем; некоторые же отдельные подобные случаи были непосредственно связаны с именем лично генерала Ренненкампфа.

Начался этот вывоз вещей с первых же дней занятия войсками 1-й армии г. Эйдкунена, где источником для того явились пакгаузы местной таможни, склады и магазины частных лиц, заключавшие в себе богатые запасы разных товаров и, в частности, мехов.

Ко времени прибытия штаба 1-й армии в Вержболово все эти склады и магазины, и частные дома были уже в значительной степени разграблены ранее проходившими войсковыми частями, а частью уничтожены огнем; частичному расхищению подвергались также и пакгаузы Эйдкуненской таможни.

По прибытии 1-й армии в Вержболово пакгаузы эти осматривались адъютантами генерала Ренненкампфа, состоявшим при нем генерал-майором князем Белосельским-Белозерским и самим генералом Ренненкампфом, а по объяснению князя Белосельского, им, кроме того, лично были обойдены в Эйдкунене все неразрушенные дома, магазины и аптеки и было выбрано все, что сколько-нибудь годилось для госпиталей и, в частности, для лазарета, устроенного в Вержболовском вокзале.

После этих осмотров из штаба армии стали приезжать в Эйдкунен подводы и автомобили и на них грузились и отправлялись в Вержболово различные запасы и вещи. Таким образом, взяты были из Эйдкунена и переданы Красному Кресту запасы вина; вывозились для нужд лазарета постельные принадлежности, материи, готовые накидки для сестер милосердия, перевязочные средства и другие предметы, пригодные для раненых. Уже сам по себе этот вывоз вещей легко мог подать повод ко всякого рода недоразумениям и неправильным истолкованиям действительного назначения вывозимого; но вместе с тем отдельные факты указывают на то, что, наряду с вывозом разных предметов для Красного Креста и отчасти под его прикрытием, вещи вывозились на самом деле и совершенно в иных видах. Так, при вывозе из Эйдкунена вина один из вольноопределяющихся полевого жандармского эскадрона предложил распоряжавшемуся этим вывозом князю Белосельскому взять для перевозки вина оказавшийся поблизости экипаж; князь Белосельский приказал было привести лошадей, чтобы воспользоваться этим экипажем для перевозки вина, но вино затем было отправлено на проезжающих подводах, и экипаж для этого не понадобился. Между тем экипаж этот оказался затем в Вержболове на дворе жандармского эскадрона, где и обнаружил его случайно бывший в то время начальником штаба генерал Милеант. По словам генерала Милеанта, он задержал на платформе ст. Вержболово солдата с разными мелкими вещами, взятыми из магазинов Эйдкунена, которые, как объяснил этот нижний чин, ему дал отнести к себе в вагон следовавший при штабе армии в качестве корреспондента некто Богуславский. Генерал Милеант повел этого нижнего чина в жандармский эскадрон, чтобы передать там бывшие при нем вещи, и тут-то, войдя во двор, и увидел стоявшую там коляску, причем тот же солдат ему объяснил, что коляска эта привезена из Эйдкунена для командующего армией его адъютантом, подполковником Греном, и каким-то вольноопределяющимся и что вместе с этой коляской были привезены какие-то вещи, и действительно, в комнатах, занимаемых офицерами, генерал Милеант нашел свернутые ковры, вазы и какие-то другие предметы. Возмущенный таким поступком адъютанта командующего армией и считая, что этим позорилось самое имя последнего, генерал Милеант, как он утверждает, поспешил доложить об этом случае генералу Ренненкампфу, а затем при встрече с подполковником Греном громко разнес последнего за такое недостойное поведение.

Однако, по словам генерала Милеанта, его очень удивило, что генерал Ренненкампф отнесся к такому факту очень спокойно и ответил лишь, что прикажет отвезти коляску назад, а за громкий разнос Грена сделал даже ему, генералу Милеанту, замечание. Коляска эта была затем действительно отвезена обратно в Эйдкунен, и отвозивший ее по приказанию командира полевого жандармского эскадрона, штабс-ротмистр кн. Ишеев объяснил, что в коляске этой лежали подушки, перины, какой-то ковер и полотно и что эта коляска с вещами, как ему объяснили, была привезена будто бы по приказанию командующего армией для учреждений Красного Креста.

Сам генерал Ренненкампф говорит, что ему решительно ничего не было известно о привозе какой-то коляски и генерал Милеант ему о том ничего не докладывал, а он действительно слышал из окна своего вагона, как генерал Милеант кричал на кого-то из офицеров и сделал ему по этому поводу замечание, не спрашивая Милеанта, на кого и по какому поводу он кричал.

Представляется непонятным, однако, как мог генерал Ренненкампф, делая замечание генерал-лейтенанту, своему начальнику штаба, совершенно не поинтересоваться даже, в чем было дело. Но знал или не знал генерал Ренненкампф о привозе якобы для него или по его приказанию коляски с вещами, нельзя не признать правильным того соображения генерала Милеанта, что сам по себе этот факт уже мог подать повод к компрометирующим генерала Ренненкампфа толкованиям.

В то же время другой личный адъютант генерала Ренненкампфа штабс-ротмистр Важеевский, явившись будто бы по приказанию командующего армией осматривать немецкий пакгауз, нагрузил из него автомобиль белыми мехами и увез их в Вержболово.

Из того же пакгауза другая партия мехов была увезена, также на автомобиле, генералом Белосельским, который затем привез эти меха в вагон генерала Ренненкампфа, где их, между прочим, в тот же день видел генерал Милеант.

По объяснению генерала Милеанта, он, войдя в салон-вагон генерала Ренненкампфа для доклада, застал его рассматривающим вместе с князем Белосельским шкурки черного, похожего на скунса меха, целая куча которых, в несколько десятков шкурок, лежала на полу вагона, и тут же лежала куча дорогих кож – таких, которые идут на обивку мебели или альбомов, и несколько ящиков с сигарами. Увидев эту сцену, генерал Милеант, по его словам, поспешил, ограничившись несколькими словами, уйти, но вскоре его догнал на перроне князь Белосельский и начал объясняться, говоря, что это он привез бывшие в вагоне меха, имея в виду использовать их для Красного Креста; на это, как говорит генерал Милеант, он возразил, что Красный Крест в мехах не нуждается, и вместе с тем заметил, что нижние чины, видевшие, как вывозились меха, могли сделать из этого совершенно другие выводы.

По поводу этих мехов сам генерал Ренненкампф утверждает, что ничего подобного тому, что говорит генерал Милеант, никогда не было и что все это Милеант выдумал по злобе за устранение его от должности начальника штаба армии. Генерал Ренненкампф, однако, помнит, что князь Белосельский действительно приносил к нему в вагон и показывал ему мех, но только одну шкурку; того же для какой именно надобности показывалась ему эта шкурка князем Белосельским, генерал Ренненкампф, по его словам, объяснить решительно не может. Такое объяснение генерала Ренненкампфа представляется, однако, совершенно неясным и непонятным и к тому же оказывается несогласным не только с показанием генерала Милеанта, но и объяснениями по этому поводу и князя Белосельского, который и сам не отрицает что, он показывал генералу Ренненкампфу меха, и не одну шкурку, а две или три пачки таких шкурок, и сделал это с тем, чтобы убедить генерала Ренненкампфа использовать оказавшиеся в немецкой таможне меха, пока еще они были целы, хотя бы для благотворительных учреждений. По объяснению князя Белосельского, он действительно сам взял эти меха из Эйдкуненской таможни в присутствии, насколько он помнит, штабс-ротмистра Важеевского; при этом на пробу было взято несколько пачек шкурок различных мехов из разных тюков, и кроме того была взята, для образчика, одна кожа, годная для починки седел. Всё это было сложено в корзину и погружено на автомобиль, в котором поехал и сам князь Белосельский. Меха эти, по словам князя Белосельского, были поддельный скунс и вообще плохого сорта. Привезенная корзина с мехами была внесена в вагон командующего армией и поставлена в проходе вагона, а сам князь Белосельский, по его объяснению, вошел в салон к генералу Ренненкампфу, взяв с собой на образец лишь две-три пачки мехов и кожу. Подробности самой сцены, происшедшей с приходом генерала Милеанта, у князя Белосельского, по его словам, хорошо не запечатлелись в памяти, но он утверждает, что генерал Милеант, войдя в вагон, резко обратился к нему, упоминая что-то о взятой будто бы для командующего армией коляске, а генерал Ренненкампф стал говорить Милеанту о необходимости иначе держать себя в его присутствии. Тогда, по словам князя Белосельского, он первый вышел из вагона, приказав тогда же отвезти меха обратно в пакгауз, а затем уже сам генерал Милеант подошел к нему на перроне, и между ними произошло по поводу мехов сначала резкое объяснение, которое, однако, тогда же было исчерпано. Передопрошенный, ввиду такого разноречия его показаний с объяснениями генерала Ренненкампфа и князя Белосельского, в моем личном присутствии генерал Милеант, однако, заявил, что, вполне сознавая принимаемую им на себя за свои слова ответственность, он категорически утверждает, что переданная им сцена с мехами в вагоне воспроизведена им с фотографической точностью и не скрывает, что сцена эта произвела на него неблаговидное впечатление, хотя он, конечно, и не сомневался, что лично князь Белосельский не мог интересоваться этими мехами.

Но с какой бы целью в действительности ни привозил князь Белосельский эти меха, нельзя и в этом случае не согласиться с генералом Милеантом в том отношении, что для нижних чинов, которые нагружали эти меха из пакгауза в автомобиль князя Белосельского и вносили корзину с мехами в вагон командующего армией, или были свидетелями того, как увозились автомобили с мехами, то адъютантом командующего армией, то состоящим при нем генералом, – эти картины должны были представляться в крайне неблаговидном свете в отношении их, командующего армией и его приближенных. Такое впечатление среди нижних чинов могло быть более тягостным, что в отношении самых нижних чинов всякие злоупотребления чужим имуществом жестоко преследовались, и несколько человек солдат за мелкие случаи хищений были по приказанию генерала Ренненкампфа расстреляны даже без суда.

Затем за то же самое время пребывания штаба 1-й армии в Вержболове комендантом штаба армии, ротмистром (ныне подполковником) Сергеевым были в качестве его личной военной добычи отправлены в Вильну с обозными нижними чинами, по словам подполковника Сергеева с ведома генерала Ренненкампфа, восемь молодых лошадей прусского Тракененского завода, пойманных частью самим Сергеевым, а частью для него нижними чинами. Лошади эти в Вильне были поставлены, как оказалось, с разрешения госпожи Ренненкампф на конюшне при доме командующего войсками, кормились на ее счет, и за ними ухаживали чины местной пожарной команды, а спустя некоторое время они были отправлены в имение одного из служивших при штабе армии прапорщиков запаса. Знал о том, что на его конюшне стояли лошади, присланные Сергеевым, и сам генерал Ренненкампф, хотя, по его объяснению, он и не давал на то Сергееву никакого разрешения; но в то же время генерал Ренненкампф и не принимал по этому поводу никаких мер, а между тем ему как командующему армией не могло не быть известным, что эти лошади ни по их непригодности еще под седло, ни, во всяком случае в таком количестве не могли быть предметом личной военной добычи ротмистра Сергеева. Вместе с тем самый факт привода этих лошадей нижними чинами на конюшню командующего армией и содержание их там давало всякому, знавшему о том в Вильне, совершенно основательный повод считать, что лошади эти были приведены лично для генерала Ренненкампфа.

С переходом штаба армии в Инстербург повторилось то же, что происходило и в Вержболове. Так, прежде всего у того же адъютанта генерала Ренненкампфа подполковника Грена, снова оказались коляска и пара лошадей, которые, по свидетельству одного из ординарцев генерала Ренненкампфа, штабс-ротмистра Олива, были взяты, по приказанию подполковника Грена, опять-таки якобы для командующего армией с какого-то двора в Инстербурге и поставлены в конюшню при гостинице, где помещался штаб армии и сам командующий армией. По словам штабс-ротмистра Олива, эти лошади и коляска были, по приказанию князя Белосельского, из конюшни штаба армии удалены, но затем уже во время отступления штабс-ротмистр Олива снова видел тех же лошадей и коляску, шедшими в обозе. Тот же подполковник Грен, по словам штабс-ротмистра Олива, отправил куда-то из Инстербурга по железной дороге несколько ящиков вина, которое грузили ему денщики ординарцев; в гостиницу же, где стоял штаб армии, денщик подполковника Грена носил какие-то забитые ящики и разные вещи, а сам Грен вместе с штабс-ротмистром Важеевским таскали в ту же гостиницу разное старинное оружие.

Тогда же в Инстербурге Важеевский взял из офицерского собрания 37-го прусского артиллерийского полка столовый сервиз на 30 или 36 персон, будто бы для столовой командующего армией и его штаба.

Как говорит князь Белосельский, генерал Ренненкампф вместе с ним, интересуясь бытом немецких офицеров, заходил осматривать это собрание, в котором тогда помещались состоявшие при штабе чины пограничной стражи; здесь, между прочим, генерал Ренненкампф взял себе обратившую его внимание книгу посетителей собрания, в которой имелись автографы Императора Вильгельма II и князя Бисмарка, и тогда же Важеевский предлагал генералу Ренненкампфу взять для его столовой бывшее в собрании невысокого качества серебро, на что последовал решительный отказ.

Однако по свидетельству одного из помещавшихся в собрании офицеров (штабс-ротмистра Иванова), по требованию Важеевского, как он сказал, для столовой командующего армией, нижними чинами собрания было упаковано 5 и 6 ящиков всякой посуды и в том числе очень хорошее стекло и соответствующее количество столовых приборов, столового белья и кухонной посуды, и все это было забрано и увезено штабс-ротмистром Важеевским на автомобиле. Никакой подобной сервировки, однако, в столовую командующего армией не поступало.

Впоследствии князь Белосельский из разговоров слышал, что кто-то из адъютантов прислал будто бы г-же Ренненкампф хрустальный сервиз, который она, получив, будто бы разбила и сообщила о том мужу, а затем уже в Олите князь Белосельский слышал, как генерал Ренненкампф кричал у себя в вагоне на своих адъютантов Грена и Важеевского, после чего Важеевский, проходя мимо отделения князя Белосельского, остановился и сказал, что он ни в чем не виноват, а что «сервиз послал Грен».

Сам генерал Ренненкампф утверждает, что ни о каком столовом сервизе ему решительно ничего неизвестно, он слышал, что Грен и Важеевский вообще брали какие-то вещи, и грозил им по этому поводу расследованием, но они клялись, что ничего не брали. Однако Грен и Важеевский сами говорят, что генерал Ренненкампф спрашивал их именно о том, кто из них подарил ему хрустальный сервиз, хотя, по их словам, никто из них никакого сервиза никому не дарил, и как утверждает Важеевский, из прусского артиллерийского собрания он взял только одни тарелки персон на 20, да и то ящик с этими тарелками так и остался в Инстербурге.

Вообще же, по общему единодушному отзыву всех состоявших при генерале Ренненкампфе лиц, оба эти его адъютанта, и Грен, и Важеевский, прямо-таки считались людьми нечистыми на руку и, пользуясь своим положением адъютантов, брали и везли все, что было возможно. Важеевский, между прочим, даже был снят, как говорилось в открытом письме, с нагруженным всякой кладью автомобилем, но, по его словам, все это были лишь немецкие ружья, каски и другие предметы вооружения, которые он в Вильне и раздарил дамам.

Таким же образом пользовался своим положением – состоящего при генерале Ренненкампфе лица – корреспондент Богуславский.

Как было уже отмечено ранее, генерал Милеант задержал в Вержболове солдата, который нес, по приказанию Богуславского, разные набранные им в Эйдкунене вещи к нему в вагон. Но не одни только нижние чины, видимо, считали себя обязанными исполнять подобные поручения Богуславского. Так, в августе месяце 1914 г., во время отступления 1-й армии из Восточной Пруссии, с одним из санитарных поездов прибыл на ст. Вильна вагон с разными вещами в сопровождении одного из чиновников штаба 1-й армии и некоего еврея Черного, состоявшего, между прочим, в распоряжении начальника контрразведывательного отделения штаба 1-й армии.

Вагон этот прибыл без документов, но когда железнодорожный приемщик и жандармский вахмистр хотели задержать прибывший груз, то сопровождавшие его заявили, что это груз адъютанта командующего и сотрудника «Нового Времени», Богуславского, и этого было достаточно, чтобы вещи были пропущены по личному приказанию помощника заведывающего передвижением войск. Все эти вещи на нескольких извозчиках были свезены в гостиницу, где остановился Богуславский, а затем, по свидетельству содержателя этой гостиницы, сам Богуславский отвез из числа доставленных ему вещей одни особенно большие рога в дом командующего войсками, а остальные вещи отправил в Москву. Рога, видимо, были предметом особой слабости генерала Ренненкампфа, и между прочим, он лично просил князя Белосельского взять для него из офицерского собрания в Сталупенене и привезти в Вильну бывшие в этом собрании особенно причудливой формы рога.

Сам генерал Ренненкампф говорит, что от своей жены он слышал, что Богуславский действительно привез какие-то рога, которые и были проданы на благотворительные цели.

Наконец, в числе циркулировавших относительно генерала Ренненкампфа слухов ходили, между прочим, довольно настойчивые слухи о присвоении им серебряного сервиза одного из уланских прусских полков и другого такого же сервиза, будто вывезенного из Роминтенского имения Императора Вильгельма.

Первый из этих слухов имел в своем основании тот несомненный факт, что при вскрытии одного из банков Инстербурга в нем действительно найдено было большое количество ценного серебра офицерского собрания 12-го прусского уланского Литовского полка, при самом обнаружении которого, по свидетельству бывшего при этом вскрытии коменданта Инстербурга, возникло разногласие о том, можно ли считать это серебро военной добычей, причем первоначально было предложено отправить это серебро в штаб Виленского военного округа. По словам же ординарца генерала Ренненкампфа, штабс-ротмистр Олива, штабс-ротмистр Важеевский просил при нем генерала Ренненкампфа отдать это серебро в один из наших полков, и генерал Ренненкампф согласился было на это, но затем, однако, узнав, что серебро было частной собственностью прусских офицеров, приказал сдать его в магистрат, и оно действительно было туда сдано, и судя по имеющейся в том расписке, сдано было полностью, хотя, как говорит генерал Милеант, были слухи, что сдана была лишь часть, и более плохая, этого серебра.

Что касается слухов о серебре, вывезенном будто бы из Роминтенского замка, то определить происхождение этого слуха при расследовании не удалось, и наоборот, по утверждениям, например, состоявших при генерале Ренненкампфе генерала Ермолинского и князя Белосельского, при первом нашем занятии Восточной Пруссии Роминтенский замок остался неприкосновенным и подвергся разграблению уже при вторичном вступлении в Восточную Пруссию, уже 10-й армии.

Как бы в некоторой связи со слухами о каком-то серебряном сервизе находится заявление одного из служащих на ст. Вержболово о том, что он будто бы видел, как во время нахождения штаба 1-й армии в Вержболове одним из лиц, состоявших при генерале Ренненкампфе, был привезен на ст. Вержболово автомобиль, нагруженный серебром, которое было внесено в имевшиеся над вокзалом номера, а затем, по-видимому, было отправлено по железной дороге, упакованное в ящиках. Однако заявление это было сделано этим служащим лишь словесно (производившему первоначальную проверку слухов помощнику главного военного прокурора) и он, по его словам, из страха за свое служебное положение удостоверить это заявление своей подписью не решился.

Рассматривая все приведенные выше данные, собранные при проверке ходивших относительно генерала Ренненкампфа слухов о его, будто бы злоупотреблениях неприятельской собственностью в Восточной Пруссии, в их совокупности, следует признать, что все эти данные не заключают в себе достаточно веских оснований, по которым можно было бы считать установленным, что генерал Ренненкампф лично допускал действительно приписываемые ему злоупотребления. Справедливость требует отметить и то, что если, с одной стороны, слухи о подобных злоупотреблениях генерала Ренненкампфа получили широкую огласку и видимо приобрели значительное доверие и в обществе, и у некоторых лиц, имевших соприкосновение с генералом Ренненкампфом, то в то же время такие приближенные к нему лица, как князь Белосельский-Белозерский, генерал Ермолинский и некоторые из его ординарцев, не допускают, чтобы генерал Ренненкампф мог быть способным на приписываемые ему по слухам поступки, и горячо защищают его на этой почве. Генерал Ермолинский признает, однако, за генералом Ренненкампфом некоторую слабость и любовь к подаркам, благодаря чему ему можно было угодить и доставить удовольствие подношением какого-нибудь интересного старинного оружия или редкого экземпляра рогов. Генерал же князь Белосельский не признает и этой слабости генерала Ренненкампфа, а как на примеры, доказывающие, по его мнению, строгое отношение генерала Ренненкампфа к чужой, даже неприятельской, собственности, указывает, между прочим, случаи, когда генерал Ренненкампф, встречая при своих разъездах кого-либо, даже офицеров, в немецких экипажах, приказывал тут же рубить у них колеса. По мнению этих лиц, вся вина за возникшие на счет генерала Ренненкампфа слухи, марающие его имя, лежит главным образом на его личных адъютантах, которые своими поступками всячески компрометировали своего командующего армией. Несомненно, что оба эти адъютанта генерала Ренненкампфа, и подполковник Грен, и особенно штабс-ротмистр Важеевский, который имел в Вильне квартиру в доме командующего войсками, много способствовали своим поведением возникновению порочащих генерала Ренненкампфа слухов, но нельзя не признать того, что вся царившая вокруг генерала Ренненкампфа атмосфера, о которой свидетельствует слагающаяся из описанных выше отдельных, иногда и мелочных, случаев общая картина, давала богатую пищу всякого рода отрицательным слухам. Значительная же доля вины в самом создании такой атмосферы ложится все же лично на генерала Ренненкампфа, который, беспощадно карая за мелкие даже случаи нижних чинов расстрелом без суда, проявлял видимое моральное безразличие к поступкам тех же своих адъютантов, о поведении которых ему, по его же словам, было (да и не могло не быть) известно.

6) Некоторые характерные черты личной свиты генерал-адъютанта Ренненкампфа

Этому созданию компрометирующей генерала Ренненкампфа обстановки тем более содействовала проявленная им крайняя неразборчивость в выборе не только своих личных адъютантов, но и многих других из окружавших его лиц. Характерным примером в этом отношении представляется появление в штабе 1-й армии корреспондента Богуславского.

По словам самого генерала Ренненкампфа, с Богуславским он познакомился еще в Сибири в 1906 г., когда Богуславский оказывал генералу Ренненкампфу услуги при водворении порядка в Забайкалье, доставляя ему очень ценные сведения, так что сам генерал Ренненкампф считал Богуславского агентом тайной полиции. По образному же определению адъютанта генерала Ренненкампфа штабс-ротмистра Важеевского, Богуславский представлял из себя какую-то потертую личность, не то корреспондента, не то филера.

Между тем с первых же дней мобилизации этот Богуславский появляется в Вильне около генерала Ренненкампфа, причем, по словам адъютанта последнего, подполковника Грена, на его вопрос, кто такой Богуславский, генерал Ренненкампф ответил: «Это человек полезный, Вы приласкайте его».

Сам же Богуславский называл себя состоящим при командующем армией, всюду хвастался близостью к последнему, грозил неугождавшим ему арестом и денежным штрафом в порядке охраны и даже брал с некоторых лиц деньги за свои якобы хлопоты для них по административным делам.

В то же время Богуславский старался проникнуть в разные отделения штаба армии и посылать о действиях армии корреспонденции, давая свой адрес на дом командующего армией, но во всех этих действиях встретил, однако, резкий отпор в лице генерала Милеанта.

Несмотря на категорическое воспрещение Верховного Главнокомандующего иметь при армиях корреспондентов и напоминание о том генералу Ренненкампфу генералом Милеантом, Богуславский последовал за штабом армии в Вержболово и в Инстербург.

По словам генерала Ренненкампфа, Богуславский поехал за штабом под тем предлогом что как он сам уверял, разрешение иметь корреспондентов должно было последовать в самом непродолжительном времени.

Однако представляется совершенно очевидным, что такое заявление самого же Богуславского не давало генералу Ренненкампфу ни достаточных оснований, ни тем более права нарушать прямое приказание Верховного Главнокомандующего не брать с собой корреспондентов.

Вообще же, как говорит генерал Милеант, с самого объявления мобилизации в штабе армии стали появляться разные лица, отставные офицеры и служившие в других ведомствах, все старые друзья и знакомые генерала Ренненкампфа, которые по его приказанию зачислялись на службу и прикомандировывались к его штабу на ролях ординарцев. С некоторыми из этих ординарцев, как например, штабс-ротмистром Самаржи, старым кавалерийским офицером и бывшим уездным начальником, и неким прапорщиком (произведенным затем в корнеты) Гербелем, пожилым уже человеком, без определенных занятий, генерал Ренненкампф, по старым узам дружбы, был даже на «ты», а между тем лица эти многим не внушали доверия и симпатий. Вместе с тем все эти состоявшие при штабе прапорщики и вольноопределяющиеся, по словам генерала Милеанта, пьянствовали и шумели в общей столовой, не обращая внимания даже на старших чинов штаба армии, оказавшихся в конце концов вынужденными прекратить посещение столовой; и вообще, по выражению генерала Милеанта, среди окружавших генерала Ренненкампфа лиц создалась атмосфера «самая омерзительная».

Вся эта создавшаяся вокруг генерала Ренненкампфа обстановка дискредитируя имя самого командующего армией, лишний раз свидетельствует о неумении генерала Ренненкампфа поддерживать на должной высоте носимое им звание и оберегать его от компрометирующих нареканий.

 

Выписка из личного дневника генерал-адъютанта Ренненкампфа

Прибыл со штабом армии в новый район, в Яблонну 13 октября.

Армия в это время занимала корпусами районы: I Туркестанский – Цеханов, VI армейский – Плонск, V Сибирский – Гостынин на левом берегу р. Вислы. VI Сибирский корпус только еще ожидался в районе Насельска, головная дивизия еще находилась в Варшаве.

Существенным недостатком этого сосредоточения и занятого района следует признать разобщенность ее сил первоклассной рекой Вислой, тем более, что со стороны штаба фронта ничего не было сделано для устройства или даже подготовки переправы ниже Вышогрода, что крайне необходимо было для свободного маневрирования, переброски сил с одного берега на другой. На все наши ходатайства о переправах получились лишь указания, что вопрос этот передан коменданту крепости Новогеоргиевск, наконец главному начальнику снабжения.

В результате, когда 28 октября началось наступление немцев на фронте у Сибирского корпуса около Влоцлавска – Бреста, а затем явилась крайняя необходимость быстрой переброски войск, а именно VI Сибирского корпуса, уже сосредоточенного к Полоцку, средств для переправы не оказалось никаких.

Телеграммой 26 октября № 4456 мы лишены были права без предупреждения, значит без разрешения, перебрасывать войска. Когда же утром 30 октября явилась эта необходимость, то на мою телеграмму по прямому проводу, посланную в семь часов утра, получили разрешение только в 2 часа 50 минут дня, т. е. на разрешение потребовалось более чем восемь часов времени.

Вследствие совершенного отсутствия средств переправы, неоднократно обещанных, корпус начал переправу только в пять часов утра 31 октября, притом на случайно найденных рыбачьих лодках. Судовые же средства прибыли из Новогеоргиевска только в 11 часов утра.

Владея рекой уже три недели, штаб фронта не подумал даже об инженерной подготовке театра действий, не позаботился обеспечить нас возможностью переброски войск, а это сразу же оказало крайне вредное влияние на начало ноябрьской операции, приведшей к обходу немцами Лодзи и сосредоточенной здесь 2-й армии.

Не подумав об инженерной подготовке театра действий, штаб фронта лишил 1-ю армию возможности быстро и своевременно сосредоточить войска на решительном пункте, на левом берегу Вислы и дать своевременный и сильный отпор наступлению немцев.

Переправа VI Сибирского корпуса, начатая в пять часов утра 31 октября, кончилась с большими затруднениями лишь ночью на 4 ноября. Другими словами, вместо быстрой переправы при наличии обещанного моста корпус переправлялся в течение четырех дней.

Вместо того, чтобы сразу же направить на поддержку атакованного V Сибирского корпуса в полном составе весь VI Сибирский корпус, на усиление атакованных направлялись не только бригады, но даже отдельные полки по мере их переправы, притом в начале даже без артиллерии.

К вечеру 3 ноября части 1-й армии на левом берегу Вислы (V и VI Сибирские корпуса и II армейский корпус, переданный из состава 2-й армии), занимали фронт – Плоцк – Жихлин, все время теснимые с фронта немцами.

Как видно из полученного рано утром 4 ноября приказа генерал-адъютанта Рузского за № 7034, на 4 ноября нашей армии приказано было перейти в наступление, левым флангом в направлении на Кутно, второй же армии (отошедшей после атаки на линию Ленчица – Домба, уже на линию Озорков – Хронстов), сосредоточить три корпуса на линии Стрыков – Згерж – Константинов, имея один корпус у Брезины, с тем чтобы утром 5 ноября перейти в наступление в направлении Пионтек – Ленчица.

Несмотря на то, что мой начальник штаба, генерал-майор Баиов, лично находясь в штабе фронта, там докладывал и указывал на невозможное решение – одним наступать, другим – отходить, штаб фронта остался при своем решении.

В результате, хотя уже совершенно ясно определилось, что немцы устремляются в промежуток между 1-й и 2-й армиями, почему всеми силами следовало стремиться закрыть этот опасный промежуток, приказом № 7034 этот промежуток еще больше расширяется, немцам открываются широкие, до 30–32 верст ворота, чем они, конечно, как нельзя лучше воспользовались.

Было совершенно ясно стремление немцев прорваться между обеими армиями. Поэтому нам следовало подумать о закреплении за нами Ловича, почему Баиов ночью на 5 ноября и доложил по аппарату Орановскому, что для парирования обхода нашего левого фланга мы пока имеем у Ловича пять батальонов, батареи и две сотни, но сосредоточиваем туда еще бригаду 63-й дивизии, Уссурийский и 25-й Донской казачий полки.

Главнокомандующий, находя эти силы недостаточными, приказал ночью же взять что возможно из II корпуса (нашего левофлангового) и ночью же направить на Лович. Вместе с тем приказывалось назначить хорошего генерала начальствовать войсками, сосредоточенными к Ловичу.

В выборе надлежащего генерала я был очень затруднен вследствие недостаточного знакомства с частями. Как войска, так и начальствующие лица мне были мало знакомы. Из начальников дивизий (в пяти корпусах) я знал только начальника 11 Сибирской дивизии Зарако-Зараковского (по японской войне в роли командира полка) и 43-й пехотной дивизии Слюсаренко, последнего как хорошего артиллериста, храброго человека, что, принимая во внимание задачу – держать Лович во что бы то ни стало, вполне подходило.

В полдень 5 ноября Слюсаренко вступил в командование отрядом. К четырем часам дня у него должны были собраться 22 батальона, 48 орудий, две сотни; к вечеру должны были прибыть бригада 63-й дивизии (8 батал., 18 орудий), два полка казаков, кроме того головные эшелоны 6 Сибирской дивизии.

В третьем часу дня Орановский сообщил по аппарату, что 2-я армия уступила Згерж, что для облегчения 2-й армии II корпусу и подошедшим к нему частям VI Сибирского корпуса нужно перейти в наступление в направлении на Пионтек. V Сибирскому корпусу же отходить назад на линию Илов – Шимановице.

Признавая подобное разрозненное действие совершенно необеспечивающим успех, даже наоборот, я тут же по аппарату указал, что подобная разрозненность приведет к новому прорыву, посему Орановский согласился, сказав, что с движением остальных войск V Сибирскому корпусу, конечно, также продвигаться.

Кроме того я заметил, что в этом движении следовало бы принять участие и войскам, собранным у Ловича, на что, конечно, получил согласие, но с обязательным условием, чтобы Лович был обеспечен.

Утром 6 ноября получена была телеграмма Орановского, что 2-я армия в крайне тяжелом положении, немцы охватывают оба, особенно же правый ее фланг, прорвались до Брезины и Колюшек. Затем в 7 часов 35 минут утра получена телеграмма его же о крайней необходимости атаки 1-й армией во фланг и тыл немцам, атакующим 2-ю армию, что войскам Ловичского отряда стремиться к установлению соприкосновения со 2-й армией.

Поэтому в девять часов утра в дополнение к бывшим распоряжениям всем командирам корпусов, в том числе и Слюсаренко, послано телеграфное распоряжение, требующее на сегодня крайнего самоотвержения для выручки 2-й армии из создавшегося положения и успеха на всем фронте.

К сожалению не все были проникнуты сознанием необходимости энергичного наступления, например, Слюсаренко выступил лишь в 12 часов дня. Затем несмотря на требование энергично наступать, он остановился на линии Пиотроковице – Доманковице, пройдя всего лишь около десяти верст, встречая лишь слабое сопротивление.

Вследствие этого в приказе на 7 ноября, переданном корпусам в телеграмме № 472, было указано выступить в семь часов утра.

Несмотря на постоянные указания наступать энергично, ломить вперед, получилось донесение Слюсаренко от 12 часов 50 минут дня, что ввиду приказа наступать в связи с соседом его дальнейшее наступление будет зависеть от продвижения II корпуса, почему ему сейчас же был послан телеграфный приказ с указанием на неправильность такого решения и объявлен на первый раз выговор.

В половине четвертого в разговоре с Баиовым Орановский указал, что II корпус должен тяготеть к Ловичскому отряду, т. е. на юго-запад, на что Баиов доложил, что корпусу уже дано это направление.

Указываю на этот малозначащий факт потому, что вечером 19 ноября, при представлении Баиова генерал-адъютанту Рузскому последний, между прочим, и направление корпуса нам поставил в вину, хотя Баиов тут же доложил, что на это получил указание начальника штаба фронта.

К сожалению, Слюсаренко и 7 ноября продвинулся незначительно вперед. Уже в три часа дня получилось от него донесение о выдвижении сильных авангардов, что указывало на остановку на ночлег.

Видя, что поставленная Слюсаренко задача ему не по силам, я решил его сместить, вызвав для его замены Зарако-Зараковского.

Хотя от Слюсаренко в этот день и было еще донесение, что вследствие тяжелого положения 2-й армии он поднимает свой отряд и переходит в наступление, но на самом деле этого не было, он остался спокойно ночевать. Прошел он в этот второй день своего движения опять 8–10 верст, встретив у Гловно слабое сопротивление одной лишь роты, имея у себя в отряде 31 батальон с артиллерией.

Пленный немецкий офицер говорил впоследствии, что, подойди Ловичский отряд хотя бы на двенадцать часов раньше, оба немецкие корпуса не спаслись бы никогда, а Слюсаренко имел полную возможность подойти не на 12 часов, а на целый день, если не больше, раньше, надо было лишь понять положение и быть более исполнительным.

На 8 ноября приказано было II корпусу и Ловичскому отряду атаковать противника, занимающего Брезину, для чего Ловичскому отряду наступать левее линии Хруслиш – Гловно – Брезины, а II корпусу правее, начав обоим наступление в шесть часов утра.

Зарако-Зараковский, к сожалению, не мог прибыть. Совершенно не зная остальных генералов или же признавая их не отвечающими такому ответственному назначению, я решился, не считаясь со старшинством в чинах, командировать состоящего при мне генерал-майора графа Шувалова для командования Ловичским отрядом.

По донесении об этом Главнокомандующему по аппарату было указано, ввиду несвоевременности смены в такое решительное время боя, Слюсаренко не удалять, но так как после передачи моего распоряжения прошло уже более двух часов, я в пять часов вечера донес, что распоряжение уже передано, что надо полагать Слюсаренко уже выехал, причем довольно подробно и указаны были причины удаления. Немедленно после того получился ответ, что Главнокомандующий согласился с приведенными мною доводами. Но как только я 19 ноября удален был от командования армией, Слюсаренко, как неправильно устраненный, восстановлен был в должности той же самой 43 дивизии.

Тем не менее вечером в разговоре по аппарату Орановский передавал мне, что Главнокомандующий не признает назначения Шувалова как не командовавшего ни дивизией, ни корпусом, которого войска не знают, он войск не знает. Перебрав в разговоре со мной всех начальствующих лиц, Орановский передал: «Окончательное решение Главнокомандующего – начальником Ловичского отряда назначается генерал Васильев».

Беря на себя назначение начальников отрядов, Главнокомандующий берет на себя и ответственность за неудачные выборы. В боях же под Брезиной большая доля вины в постигшей нас неудаче ложится на генерала Васильева, не сумевшего согласовать движения своих колонн, недостаточно потребовавшего от бывшего у него 25-го Донского полка поддержания связи.

Надо согласиться, что и граф Шувалов мог в боях под Брезинами не вполне оправдать свое назначение, но в таком случае вся ответственность за неудачный выбор и назначение пали бы на меня как на командующего армией, в данном же случае Главнокомандующий, слишком вторгшийся в сферу моей деятельности, взял ответственность за выбор лица на себя.

Васильев, так же как и Шувалов, не знал эти войска, которые и его, конечно, не знали, несвоевременность же смены начальствующего лица, на что мне по поводу смещения Слюсаренко указывалось, опять повторилась, что, конечно, не повлияло в хорошую сторону.

Генерал Васильев проехал ночью через штаб армии, получив надлежащие указания.

В три часа дня 9 ноября мне по аппарату говорил Орановский, что Главнокомандующий предлагает мне лично отправиться к войскам Ловичского отряда.

Приехав с началом темноты в Гловно, в штаб II корпуса, дал генералу Чурину надлежащие указания, требуя выступления в 9 часов вечера и энергичного наступления, без ночевок, после остановок, до соприкосновения с войсками 2-й армии.

То же самое указал и в штабе Ловичского отряда в Воля-Цирусовом, но вернувшись затем в Гловно, получил телеграмму Баиова, что ввиду отхода V и VI Сибирских корпусов Главнокомандующий приказал мне вернуться к штабу армии в Сохачев, лишив меня таким образом возможности лично провести наступление II корпуса и Ловичского отряда.

Тем не менее, как видно из полученной утром 10 ноября директивы Главнокомандующего, наше движение уже облегчало положение 2-й армии, но тем не менее этой директивой № 2011 приказывалось армиям отходить на линию Илов – Лович – Скерневицы– Томашев, причем войскам 1-й армии занять линию Илов – Скерневицы. Ловичскому отряду при отходе притягивать к себе возможно больше сил противника, дабы этим дать возможность 2-й и 5-й армиям отойти. Привести в исполнение приказано не позже ночи с 10-го на 11 ноября.

Отход наш назад должен был совершенно погубить и бросить на произвол судьбы 2-й и 5-й армии, о привлечении же на себя части сил противника и думать нечего было.

Как только немцы заметили бы наш отход, они несомненно вновь устремились бы в промежуток между нами и 2-й армией, стремясь достигнуть того, в осуществлении чего мы им нашим подходом помешали, т. е. полному окружению 2-й и 5-й армий.

Широкие ворота, открытые распоряжением 4 ноября № 7034 за немцами грозили закрыться, все их части, стиснутые юго-восточнее Лодзи, лишались уже возможности уйти, этим же новым распоряжением № 2011 им вновь открывались широкие ворота, которыми они могли бы воспользоваться или для отхода своих войск из Брезинско-Лодзинского района, или же для нового усиления этой группы для выполнения первоначально поставленной им задачи.

При энергии нашего противника и настойчивости в выполнении раз поставленной задачи можно уверенно сказать, что нашему отходу он, конечно, не мешал бы, но сосредоточил бы все что можно для нового окружения 2-й и 5-й армий.

Это заставило меня послать генерал-адъютанту Рузскому телеграмму за № 651, указывая эти мои соображения, прося разрешения ввиду общего благоприятного положения сначала продолжать наступление до полного боевого соприкосновения с Шейдеманом и только после того начать отход.

На это в 1 час 50 минут дня получен ответ № 7092, что вполне согласовывалось с моим мнением о необходимости продолжения энергичного наступления частями II корпуса и Ловичского отряда.

В 9 часов 30 минут вечера получена копия приказания 2-й и 5-й армиям за № 2017, из которого видно, что наше наступление заставило немцев во многих местах против позиции 2-й армии отойти, уйти из Рзгова на восток, что давало нам надежду, что войска 2-й армии одновременно с нами нажмут на противника и поставят его в свою очередь в тяжелое положение.

К сожалению, мы в этом страшно ошиблись.

К вечеру войска II корпуса и Ловичского отряда сильно оттеснили противника, войдя в район Кнове (к югу от Стрыкова) в полное соприкосновение с частями I армейского корпуса (2-й армии). Зная, что к югу между нашим левым флангом и частями второй армии находится конный корпус Новикова, не считая даже дивизии Шарпантье, можно было считать, что два немецких корпуса окружены.

Оставалось только дружно со всех сторон нажимать, после чего немцам не оставалось бы спасения, но к сожалению, именно этого нажима со стороны 2-й армии и не было.

Уже в 9 часов 10 минут утра 11 ноября получено донесение генерала Васильева от 12 часов ночи № 241, что немцы, сосредоточенные густыми колоннами, идут в общем на восток, северо-восток. Как начальник колонны генерал Зубковский, так и мой ординарец князь Васильчиков просили командира I армейского корпуса двинуть свои войска в тыл немцам, наступавшим на 6-ю Сибирскую дивизию, но последний обратился к командующему 2-й армией за разрешением. Кроме того, от генерала Васильева послан был летчик поручик Десюмитьер во 2-ю армию с просьбой ударить в тыл немцам, напиравшим на Сибирскую дивизию.

Что просимая и даже обязательная помощь нам войсками 2-й армии оказана не была, видно из телеграммы Миллера № 2050, что I армейский корпус ввиду полученных сведений о неудаче 6-й Сибирской дивизии, опасаясь за свой правый фланг, возвратился на свою укрепленную позицию в район д. Новосольно (верст 6–7 от Брезина), откуда будет ночью двинут для атаки противника у Брезины с севера.

Об отходе частей I армейского корпуса нам было сообщено и сводкой Орановского № 6096.

Немцы, навалившись на 6-ю Сибирскую дивизию и промежутком между ее правым флангом и Бутковским, не теснимые с запада войсками 2-й армии, смяли наши войска, после чего взяли направление на Гловно, где в свою очередь поставили и наш II корпус, атакованный I немецким корпусом, в тяжелое положение.

Сосредоточенная на левом фланге Васильева колонна Шарпантье, а дальше конный корпус Новикова (5-я, 8-я и 14-я дивизии) никак не содействовали успеху. Напротив, дивизия Шарпантье, бывшая в ближайшем соседстве с Васильевым, не только не обеспечила его флангов, но без предупреждения отошла на ночь 11 ноября в Ежов.

Оставив в стороне преступно медленное движение Слюсаренко, невзирая на которое, немцы все же были окружены, не считаясь с неудачным, может быть, назначением Васильева, главными причинами ухода немцев надо считать разрозненность действий колонн Васильева, отсутствие между ними связи, полное бездействие 11 ноября массы конницы в четыре дивизии при 48-ми конных орудиях, наконец, отсутствие помощи со стороны правофланговых корпусов 2-й армии, у командиров которых не хватило мужества и инициативы без указания своего командующего армией спешить на выручку.

Немцы, допущенные благодаря нашим распоряжениям штаба фронта к прорыву и охвату 2-й армии, в данное время выпущены благодаря разрозненным действиям разных начальствующих здесь лиц (Васильева, Новикова, командира I корпуса), хотя мы о движении и направлении наших колонн все время сообщали генералу Плеве.