5.1. Навстречу солнцу

Русское государство, ликвидировавшее иностранную интервенцию 1607–1612 годов и отразившее ряд агрессивных походов из соседних стран, в середине XVII в. испытывало значительные экономические затруднения. Шли интенсивные поиски новых торговых партнеров не только на Западе (Англия и другие европейские страны), но и на Востоке. И в этом отношении не только русскому правительству, но и трудовому народу открывались большие перспективы в сибирских просторах.

Через «широкую дверь», открытую походами Ермака, в необозримые земли Сибири «встречь солнцу» по рекам и сухопутным дорогам устремились широким потоком русские люди. За землепроходцами туда шли крестьяне и ремесленники, промышленники и купцы. В целях закрепления новых земель и народов в составе Русского государства вслед за первооткрывателями направлялись и правительственные экспедиции. Русское население, используя разветвленную сеть великих сибирских рек, преодолевая волоком препятствия, вышло на реку Лена, а затем достигло и берегов Тихого океана.

В конце XVI — начале XVII в. основным путем в Сибирь была дорога, открытая дружиной Ермака из Соли Камской до верховьев Туры. Здесь был основан в 1598 г. город Верхотурье, сыгравший огромную роль в стремительном продвижении русского населения в Сибирь и на Дальний Восток. Между этими городами была проложена мощеная дорога. В Верхотурье построили склад, из запасов которого хлебом не только снабжались служилые люди, но и отпускались семена первым поселенцам. Это послужило толчком сибирскому пашенному земледелию. Строительство новых городов в Сибири проходило с учетом природных условий. Для постройки Иркутска (1652) выбирали «место угожее для пашен… С Руси, с поморских городов, из Соли-Вычегодской, Перми, Вятки и из других русских городов… многие пашенные крестьяне устроились на пашнях в новых землях».

Показателями темпов освоения сибирских пространств могут служить даты основания городов: в 1585 г. — Тюмень, в 1587 г. — Тобольск, в 1604 г. — Томск, в 1614 г. — Енисейск.

Енисейский острог стал одним из важнейших пунктов проникновения русских в Прибайкалье. Отсюда начались походы на Лену, Ангару и к Байкалу. В 1627 г. ушел на реку Ангара Максим Порфильев с отрядом в 40 человек, первым достигший бурятских жилищ. В последующем году на Лену ходили многочисленные отряды Василия Бугра и Василия Хрипунова. В 1631 г. казаки-первопроходцы основали Братский и Усть-Кутский остроги.

Открытие реки Лена имело огромное значение. Осенью 1632 г. отряд сотника Петра Бекетова основал на правом берегу реки Лена Ленский острог. В челобитной он писал, что весной, после ледохода, пришел с людьми в якутскую землю и острог поставил. «А преж… меня на великой реке Лене… острогу них-то нигде на Лене… не станавливал…».

В 1640 г. в острог прибыли воеводы Петр Головин и Матвей Глебов в целях создания Якутского воеводства. В 1643 г. острог был перенесен на более высокое и удобное место в 70 км от прежнего и получил название Якутск, став административным центром края. Из него началось продвижение русских людей к Ледовитому и Тихому океанам. В 30-40-х гг. XVII в. были обследованы бассейны рек Лена, Яна, Индигирка, Алазея, Колыма. Первопроходцы по наказу правительства и местной сибирской администрации обязаны были произвести описание и составить чертежи новых территорий, дать сведения о быте заселявших их людей. Открывателям вменялось принимать местное население Сибири и Дальнего Востока в русское подданство. Все это имело большое значение прежде всего для защиты новых территорий Сибири. Сведения о сибирских землях и карты стремились добыть иностранцы. Их интересовала информация о возможной и действительной мощи соперников, политическом, экономическом и военном потенциале. Известно, что некий курляндский гражданин Рейтенфейльс предлагал Ватикану за соответствующую плату продать сведения о землях к востоку от Урала.

Иностранцев интересовал прежде всего морской путь, открытый русскими поморами еще в XI столетии, не только к островам Новая Земля, Грумант (Шпицберген), но и к берегам сибирской земли. Первым к устью Двины через Белое море в 1553 г. прошло судно англичанина Р. Ченслера. В 1565–1566 гг. в Колу (Кольский полуостров) стали прибывать и голландские судна. Голландцы проявили особый интерес не только к поискам морского пути, но и к экономическому состоянию Сибири. Желание получить такую информацию изъявил голландец О. Брюнель, который в 1564 г. в Холмогорах был арестован как шпион. Выйдя из тюрьмы, голландец втерся в доверие к Строгановым и участвовал в поездках по Сибири. Вскоре стали ясны цели упорных исканий Брюнеля. Побывав на Оби, Брюнель уехал за границу, а в 1584 г. он возглавил экспедицию, которая, однако, смогла дойти лишь до Югорского Шара. Оказалось, мало узнать дорогу, нужно было усвоить высокое искусство русского полярного кораблевождения.

Англичанин С. Барроу также упорно пытался в 1556 г. пройти вслед за поморами на реку Обь. Голландец В. Баренц неоднократно (1594, 1596, 1596–1597) пытался освоить этот путь, чтобы попасть по нему в Китай и Индию, но дальше Новой Земли не прошел. Стремились воспользоваться Северным морским путем впоследствии и другие мореплаватели: Г. Гудзон (1608), В. Гордон (1611), Ян ван Горн (1612) и др.

Свое желание проникнуть в Сибирь иностранцы объясняли как можно невиннее. В 1582 г. англичане просили разрешения русского правительства торговать в бассейнах северных рек, в том числе и на Енисее. Они намеревались использовать хорошо освоенный русскими морской путь из Архангельска в древнюю Мангазею, которая в 1600–1601 гг. была превращена в крепость. Русское правительство, справедливо опасаясь, что «есть возможность… немцам (иностранцам) пройти в Мангазею из своих земель, минуя Архангельский город… которые многим людям сибирских городов могут учинить разбой», запретило пользоваться в 1620 г. «морскою дорогой».

Настойчивые попытки иностранцев проникнуть в Сибирь не укрылись от внимания русского правительства. Это было одной из причин, побудивших его ускорить освоение и принятие сибирских земель в состав России. Правительственные отряды продвигались по уже известным и вновь проторенным дорогам, строили укрепленные города. Основание города Березов (1593) и Обдорского городка (1595) сделало надежным старый северный путь из Устюга Великого в Сибирь. Но русское правительство, не желая осложнять отношения с иностранными государствами, закрыло морской путь в Мангазею даже для русских торговых людей. В этих условиях особое значение приобретала сухопутная дорога, проложенная Иваном Юрьевичем Москвитиным к берегам Тихого океана. В 1636 г. из Томска вышел казачий отряд Дмитрия Копылова и Ивана Москвитина на Лену для обследования «Ленской земли». В следующем году отряд казаков из Якутска прибыл на реку Алдан, где, по рассказам тунгусов, они узнали, что на востоке, на побережье Ламы (океана, моря) имеются земли, богатые соболями. Копылов в 1639 г. послал туда для разведки отряд из 32 казаков во главе с И.Ю. Москвитиным, который по реке Мая вышел к хребту Джугджур.

Впервые казаки столкнулись с природой, которая разительно отличалась от всего ими виденного. Заросли карликовой березы, кедровый стланик, лиственницы, среди которых высились могучие тополя, поражали воображение. Труднопроходимый хребет Джугджур встретил казаков обилием разноцветных мхов и лишайников, оживлявших угрюмые скалы. А за ними, в разводах утреннего тумана, высились ледяные купола сопок, склоны которых издали казались вертикальными. Но казаки преодолели и эти препятствия.

Особой сложностью отличался поход по реке Улья — путь по Ульинскому каскаду водопадов. Река, круто повернув из-за скалы, обрушивалась вниз, образуя облако водяных брызг. И многие водопады из-за их крутого нрава казакам приходилось обходить берегом. Не то что лодки — бревно, попавшее в большой каскад Ульинских водопадов, всплывало разбитым в щепки. И по этой реке отряд Москвитина спустился к Охотскому морю. Таким образом, спустя 60 лет после похода Ермака Тимофеевича продвижение «навстречь солнцу» завершилось на берегах Тихого океана. Путь протяженностью около 10 тыс. км по тайге и тундре был освоен русскими землепроходцами.

Отряд Москвитина, обследовав устья рек Улья и Охота, двинулся на юг и достиг устья реки Амур, о которой казаки получили сведения из расспросов местных жителей. Казаки И. Москвитина обследовали устье Амура и прилегающие побережья Охотского моря. В отчетах, составленных ими, упоминались Шантарские острова и остров Сахалин, а также быт народов, населяющих эти места. Казак из отряда Москвитина Н.И. Колобов писал в своей «скаске»: «А живут… бородатые люди… по Амуру реке дворами и хлеб у них и лошади и скот и свиньи и куры есть и вино курят и ткут и прядут со всего обычая русского (то есть как и русские)». Далее сообщалось, что между тунгусскими племенами и даурами живут гиляки (нивхи), с которыми дауры торгуют. Дауры в обмен на меха дают им хлеб и крупу. В «скаске» отмечалось, что «бородатые» дауры и гиляки часто враждуют между собой. Так были получены ценные сведения о населении вновь открытых районов и даны описания реки Амур, побережья Охотского моря, Шантарских островов и острова Сахалин.

В 1641 г. состоялась экспедиция тобольского казака Курбата Иванова в верховья Лены и ее притоков. В Якутск им был послан чертеж огромных пространств, освоенных русскими людьми. Все сведения, собранные русскими землепроходцами за 10–15 лет, были отражены на чертеже К. Иванова. Карта охватывала громадную территорию от Байкала до Ледовитого океана. В 1642 г. К. Иванов побывал на озере Байкал и составил «чертеж Байкалу… и землицам…»

В 1643 г. на реку Амур из Якутска отправилась большая по тому времени экспедиция в 132 человека во главе с Василием Даниловичем Поярковым. Петр Головин, первый якутский воевода, дал наказ Пояркову отыскать путь на реку Амур и «пашенную землицу» — Даурию.

Отряд отправился по Лене и Алдану, а затем, пройдя по его притоку Учуру, повернул на реку Гонам. Плавание по Гонаму было сопряжено с большими трудностями: пороги, которых Поярков насчитал 64, грозили большой опасностью. На одном из порогов ладью так раскачало, что восемь пудов свинца, лежавшего на корме, выбросило за борт. Пять недель тянули поярковцы свои ладьи бечевой вверх по Гонаму. Дальнейший путь они проделали зимой — на лыжах и санях, дойдя до Станового хребта. Часть отряда Поярков оставил с основным припасом пищи под командой пятидесятника Минина на Гонаме, а с остальными участниками похода перешел хребет и достиг одного из притоков Зеи — истока реки Брянта. Построив дощаники (плоскодонные речные суда из досок), поярковцы по Брянте и Зее достигли даурского селения Умлекан и поставили там острожек. Трудную зимовку перенес отряд В. Пояркова. Для добычи съестных припасов Поярков отправил под командой пятидесятника Юшки Петрова отряд в 50 человек в даурское селение, строго наказав брать припасы на обмен. Первый поход был удачным — обмен состоялся. Но Петров решил тайно от Пояркова в следующий раз силой взять припасы у дауров. Дауры дали отпор команде Петрова, а когда она возвратилась в острожек, Поярков в наказание отказался выдать казакам Петрова пищу. Землепроходцы пострадали из-за самоуправства Петрова. Умерло 60 поярковцев, заболевших цингой. Голод прекратился весной, когда к Пояркову прибыла команда Минина с припасами. Поярков с оставшимися 70 казаками продолжил путь по Зее и вышел к Амуру.

Дальнейший путь отряда Пояркова проходил уже по Амуру. Спускаясь вниз по реке, поярковцы видели пахотные земли. Особенно тучными нивами выделялись берега реки Сунгари. Поход проходил в сравнительно мирной обстановке, но иногда местные племена — дауры и дючеры — пытались нападать на отряд. Как выяснил впоследствии Поярков у местных жителей, нападения на казаков инспирировались воинственными соседями — маньчжурскими ханами.

Но Поярков продолжал идти по Амуру и вскоре достиг реки Уссури, где жили натки (нанайцы). Через четыре недели поярковцы дошли до устья Амура и встретились с другим народом — гиляками. Приближались холода, и поярковцы зазимовали, готовясь к дальнейшему походу по морю. Местные жители сообщили Пояркову о взаимоотношении с воинственными маньчжурами, воевавшими с Китаем и монгольскими ханами. Жители рассказывали, что маньчжуры периодически совершают набеги на земли дауров и дючеров в целях военного грабежа и захвата пленных. Маньчжурские правители не стремились учредить на Амуре свою администрацию, удовлетворяясь разорением дауро-дючерских земель. В отличие от эпизодических набегов маньчжур на территории Приамурья, они основательно готовились к захвату земель Китайской империи.

После крестьянской войны в Китае (1628–1645) маньчжурские войска перешли границу Китая. Китайские феодалы надеялись при помощи маньчжур подавить крестьянское восстание, но маньчжурские феодалы пошли дальше. Войска маньчжур захватили в 1644 г. столицу империи Пекин и стали правителями Китая под эгидой маньчжурской династии Цин (первые императоры Шуньчжи и Канси, 1645–1722 гг.). Вооруженная борьба китайского народа продолжалась до 1683 г., но его сопротивление было сломлено и династия Цин правила в Китае до 1911 г.

Весной 1645 г. отряд Пояркова вышел в Охотское море и справа по выходу из Амура увидел на горизонте берега земли — остров Сахалин. Через 12 недель плоскодонные суда казаков достигли устья реки Улья, и после зимовки в 1646 г. в июне отряд вернулся в Якутск. Так спустя три года закончилось труднейшее в истории землепроходцев путешествие протяженностью 8 тыс. км по новым землям. Поярков составил подробный отчет о своем походе. Он сообщил, что «даурские люди» (жители Амура. — Прим. авт.) маньчжурскому хану дань не дают и с ним не торгуют… А натки живут по улусам и никому дани не платят. Донесения Пояркова свидетельствуют о том, что народы Дальнего Востока в период прихода туда русских были независимы от маньчжурских правителей. Он привел местных жителей в русское подданство. Поход В.Д. Пояркова расширил сведения об окраине Восточной Сибири и обогатил русскую географическую науку.

Наиболее успешным был поход казаков под руководством Е.П. Хабарова в Приамурье. Он шел по следам русских промышленников и отряда В. Пояркова. Ерофей Павлович Хабаров знал об их походах, но, будучи человеком энергичным и любознательным, решил идти на Амур более коротким путем.

Хабаров происходил из посадских людей Великого Устюга. До прихода в Сибирь он жил в Сольвычегодске, где содержал соляные варницы. В 1630 г. он и его брат Никифор обосновались на Енисее. На новом месте Хабаров занялся хлебопашеством и даже нажил хорошее состояние. Но его неугомонная натура требовала действий. За свой счет он набрал 27 работников и решил идти на реку Лена. По приходе на новое место жительства занялся солеварением и хлебопашеством, снабжал жителей острогов на Лене и города Якутск своей продукцией. Помимо этого Хабаров открыл и пушной промысел. Но достаток не принес ему счастья. Якутские воеводы забрали у него 3 тыс. пудов хлеба в «государеву казну», затем описали в казну соляные варницы и отобрали пашенные земли.

Переселившись на новое место в устье реки Киренга в 1641 г., Хабаров основал там селение, впоследствии названное Хабаровкой, и снова развил бурную хозяйственную деятельность. Но и здесь его в 1643 г. настигла власть якутского воеводы, который отобрал земли, а Хабарова посадил в тюрьму за отказ безвозмездно снабжать якутскую казну. Только в 1645 г. он вышел из тюрьмы, начал было восстанавливать свое хозяйство, но, как человек дальновидный, решил испытать счастья на новых, еще не полностью освоенных землях.

В марте 1649 г. Хабаров написал на имя нового якутского воеводы Д.Я. Францбекова (Фаренсбах, в России Францбеков, — по происхождению ливонский немец) челобитную, в которой дал обоснование своему походу на Амур и предложил наиболее короткий путь следования. Воевода, рассмотрев челобитную, разрешил Хабарову с охочими людьми в числе 150 человек без государева жалованья идти в Приамурье. Францбеков предписывал Хабарову по возможности достичь цели мирными средствами. Помимо всего воевода приказывал Хабарову «и тебе Ерофейке… послать в Якутский острог… рекам чертеж».

Охочих людей у Хабарова собралось всего 70 человек, но это не остановило его. Заняв денег у самого воеводы Францбекова, в конце марта 1649 г. Хабаров вместе с отрядом, выйдя из Илимского острога, осенью добрался до Тугира — притока Олекмы и зазимовал там. В январе 1650 г. на нартах казаки прошли вверх по Тугиру (Тунгиру) и преодолели остроги Саянского хребта. Весной они добрались до реки Улка, впадающей в Амур, и по берегу Улки дошли до даурского селения Лавкай (ныне железнодорожная станция Ерофей Павлович). Спустившись вниз по Амуру, Хабаров прошел еще пять селений, а затем вернулся в Лавкай. Здесь он оставил часть своего отряда, а с группой в 20 человек пошел в Якутск за помощью. Его соратники остались в Лавкае.

26 мая 1650 г. он явился в Якутск с докладом и чертежами проделанного пути. В своем отчете Хабаров советовал русскому правительству «завести пашню в Даурии» и обеспечить восточносибирские города хлебом. Поэтому воевода сразу же сообщил в Москву о том, что «тебе государю будет прибыль большая, и в Якуцкий острог… хлеба присылать будет не надобно, ибо, государь… та Даурская земля будет прибыльнее Лены… и против всей Сибири место в том украшено и изобильно».

Францбеков, не ожидая ответа царя, выделил Хабарову 21 стрельца, а всего с добровольцами Хабаров набрал 117 человек. Осенью 1650 г. вернулся в Лавкай. Оставшиеся здесь казаки доложили ему о попытках враждебно настроенных дауров напасть на их селение. Ерофей Павлович, сняв весь свой отряд, пошел против этих дауров, засевших в городке князя Албазы — Албазине, находившемся в 250 км к востоку от слияния Аргуни и Шилки. Хорошо укрепленный городок имел достаточное количество защитников, но дауры оставили его. Преследуя отступающих, отряд Хабарова на десятый день пути встретил их многочисленное войско и был атакован, но казаки обратили в бегство дауров. Недалеко от места этой стычки Хабаров построил острог и оставил в нем небольшой отряд крестьян для обработки пашен, а сам с остальными казаками возвратился в Албазин на зимовку, куда для усиления его отряда из Якутска было послано 132 добровольца. Но Е.П. Хабаров, не дождавшись прихода якутских людей, в июне 1651 г. начал свой героический поход вниз по Амуру.

20 августа 1651 г. отряд Хабарова дошел до городка князя Толги. Это был хорошо укрепленный городок, обнесенный стенами и окруженный тройным рвом. Городок был взят без боя — князь с братьями пировал на лоне природы в окрестностях городка. Захваченные врасплох, они не оказали никакого сопротивления и принесли присягу на верность русскому царю. Хабаровцы по-хозяйски начали было обживать новое место: строить избы и присматривать земли под пашни, но в сентябре дауры, жившие до этого времени мирно и привозившие казакам продовольствие, вдруг побросали свои жилища и ушли всем улусом. Хабаров, оставив обезлюденный городок, двинулся вниз по Амуру. Сразу же за Толгиным городком начинались земли пашенных дючеров, а за ними располагались улусы натков — ачанов (предки современных нанайцев). На этой земле Хабаров остановился на зимовку в построенном острожке — Ачанском, расположенном на правом берегу Амура, на мысе Джаори, в 3 км от нынешнего села Троицкое. Весной казаки внезапно обнаружили под стенами своего острога огромное войско маньчжуров, вооруженных пищалями и пушками.

Дело заключалось в том, что на всем пути следования хабаровцев маньчжурские лазутчики неотступно следили за их действиями. Хозяйственная деятельность русских казаков и крестьян вызывала у маньчжурских феодалов опасение, что на фоне их политики ограбления племен Приамурья русские показывают себя с лучшей стороны и рано или поздно найдут общий язык с трудолюбивыми даурами. На первых порах маньчжуры пытались разжечь вражду между даурами и русскими поселенцами и чужими руками уничтожить отряд Хабарова. Когда же их расчеты не оправдались, они, невзирая на то что расстояние от границ маньчжурской территории до Амура составляло почти 1 тыс. км, решили выступить против хабаровцев собственной военной силой. И вот на заре 24 марта 1652 г. раздалась пушечная пальба. Есаул Андрей Иванов, первым выскочивший на укрепления городка, увидел двухтысячное неприятельское войско под командованием Хайсэ и по тревоге стал созывать товарищей. Немногим казакам удалось надеть кольчуги, а остальные в одних рубашках заняли оборону. Противник успел уже пробить брешь в стене, но казаки под предводительством Е. Хабарова и А. Иванова не растерялись. Они подтянули к пролому медную пушку и открыли огонь из нее и пищалей. Маньчжуры отхлынули. Казаки, воспользовавшись замешательством неприятеля, бросились на вылазку. И хотя их было всего 300 человек, они наголову разбили маньчжур. В качестве трофеев казакам достались пушки, многоствольные пищали и знамена.

Ерофей Хабаров, не желая обострять отношения с маньчжурскими ханами и учитывая малочисленность своего отряда, вынужден был уйти вверх по Амуру. В середине мая хабаровцы встретились с отрядом в 137 человек во главе с Т. Чечигиным, Д. Поповым и А. Петриловским, посланным им на помощь из Якутска. Еще до этой встречи из состава отряда Т. Чечигина на поиск хабаровцев была отправлена команда казаков из 27 человек во главе с Иваном Нагибой. Она прошла мимо отряда Хабарова и вышла из устья Амура в открытое море, а затем реками Ленского бассейна 15 сентября 1653 г. возвратилась в Якутск. Так отряд И. Нагибы после В. Пояркова еще раз прошел морским путем в центр Восточной Сибири.

Объединенный отряд Е. Хабарова и Т. Чечигина, продолжив свой путь вверх по Амуру, в августе 1652 г. остановился на зимовку на правом берегу против устья реки Зея. Вскоре группа казаков во главе со Степаном Поляковым, отделившись от отряда Хабарова, попыталась заняться грабежом местного населения. Хабаров сначала убеждал поляковцев не делать этого, но его не послушались. Тогда он решительными действиями пресек самовольство Полякова.

В августе 1653 г. на Амур прибыл московский дворянин Дмитрий Иванович Зиновьев с указом подготовить все необходимое для приема правительственного войска. В устье Зеи он встретился с Хабаровым, для которого эта встреча оказалась недоброй. Недовольные строгостью Хабарова, несколько казаков написали на него жалобу, а говоря языком того времени — «навет», в котором обвиняли его в притеснениях и «нарушении государева дела». Зиновьев, использовав навет, отстранил Хабарова от руководства отрядом и подверг его всяческим унижениям. Он отобрал у Хабарова все его пожитки и под арестом повез в Москву, прихватив с собой и его долговую расписку из Якутска. Таким образом, Е.П. Хабаров превратился в государева должника. В Москве, в Сибирском приказе, начался разбор дела. Несмотря на то что Зиновьев в черном свете выставил деятельность Хабарова на Амуре, 12 июня 1655 г. Сибирский приказ вынес оправдательное решение. За самоуправство Зиновьеву полагалась жестокая мера наказания, но его помиловали по повелению царя Алексея Михайловича.

За долгие годы службы Хабаров получил звание «сына боярского» — попал в привилегированный слой служилых людей, но ни жалованья от царя, ни имущества от дворянина Зиновьева Хабаров так и не дождался. В 1658 г. он возвратился на Лену, в Усть-Киренгский острожек, будучи назначенным на административную должность в округе. Хабаров смотрел за пашнями, вел гражданские дела, пресекал разбои. Оклад за службу ему полагался натурой, но он отказался от хлебного жалованья и снова занялся хлебопашеством, что было редким случаем из жизни сына боярского, добровольно, не по нужде ставшего земледельцем.

Однако прежние долги взимались с Хабарова, и в 1660 г. он угодил даже в тюрьму. Но вскоре был освобожден, хотя и продолжал оплачивать долги. В 1667 г. Хабаров на склоне лет, подарив свою заимку в Усть-Киренге монастырю, намеревался вернуться в Даурию, в земли которой буквально хлынула волна переселенцев. Об этом замечательном человеке спустя много лет будет написано: «Илимский воевода (Зиновьев)… топтал ногами и сажал в железо того почтенного исторического человека, Ерофея Павловича Хабарова, который снабдил Сибирь… солеваренными заводами и приобрел… богатый, цветущий Амур. Даровитый устюжанин… только за то и пострадал, что стоял на дороге неспособному, алчному, но имевшему власть воеводе».

После отъезда Е. Хабарова в 1653 г. в Москву отрядом из 370 человек руководил Онуфрий Степанов. В 1654 г. маньчжуры преградили путь отряду, шедшему вверх по реке Сунгари. Степанов вынужден был зазимовать в Кумарском остроге, построенном Е. Хабаровым в 1652 г. в устье реки Кумара (Кумархэ) — правого притока Амура. Весной 1655 г. 10-тысячное маньчжурское войско, снабженное пушками и осадными лестницами, окружило острог. Предвидя столкновения с маньчжурами, Степанов хорошо подготовил острог к осаде, казаки под его руководством выкопали ров, разбросали «чеснок потайный» — железные шипы перед рвом, устроили стены с верхними и нижними бойницами. Для водоснабжения гарнизона и тушения пожаров они выкопали глубокий колодец. Три недели маньчжуры безуспешно пытались взять острог, но не смогли. После этого они вынуждены были отступить на свои базы под Мукден.

Велико историческое значение действий Е.П. Хабарова на Амуре. Он совершил славный подвиг, достойный глубокого уважения. Его именем назван огромный край Дальнего Востока и крупный город Хабаровск, являющийся центром этого края. Не военные победы отряда, а мирное обживание края привлекли в районы Дальнего Востока русских переселенцев из-за Урала, Забайкалья и Якутии. Трудовое население уходило в районы Дальнего Востока от притеснения царской администрации в поисках земли, дающей хлеб. К 80-м гг. XVII в. посевная площадь в Приамурье уже превышала тысячу десятин, что полностью обеспечивало хлебом поселенцев и промысловиков. Благодаря земледелию и ремеслу налаживались торговые отношения с местными племенами. Эти многообразные связи поселенцев с местным населением способствовали росту русского влияния на Дальнем Востоке. Вслед за хозяйственным освоением новых земель последовало административное оформление и юридическое закрепление самых дальних окраин Сибири.

В 1658 г. в Забайкалье основывается Телембинский острог, а затем при впадении реки Нерча в Шилку вместо Шилкского, существовавшего с 1656 г., — Нерчинский острог, ставший административным центром Нерчинского уезда.

 

5.2. Оборона восточных рубежей

По мере хозяйственного освоения Сибири обострялась проблема защиты новых земель. Наиболее воинственными соседями на юго-восточных окраинах России в ту пору были северомонгольские и джунгарские ханы, а также маньчжуры. Государство джунгаров возникло в начале XVII в. и представляло собой объединение западномонгольских ханств, в состав которого входили земли между Алтаем, Тянь-Шанем и пустыней Гоби, а также восточноказахские земли, Кашгария и часть Южной Монголии. Джунгарские феодалы не хотели примириться с принятием русского подданства народами Южной Сибири. Враждебно реагировала на появление русских в Сибири маньчжурская династия Цин. Столкновение первых землепроходцев с ее войсками произошло уже в 50-х гг. XVII в.

Все эти обстоятельства вынуждали русское правительство серьезно заняться обороной сибирской окраины государства от нападения воинственных соседей. Для защиты мирного труда переселенцев и местного населения были приняты необходимые меры, главной из которых стало строительство крепостей. В условиях громадных просторов Сибири и сравнительно малого количества воинских сил крепости должны были сыграть решающую роль. Последнее обстоятельство обусловило крупные масштабы крепостного строительства.

Места строительства будущих крепостей предварительно тщательно обследовались и наносились на карты. В середине XVII в. были изучены все крупные реки Сибири и их притоки. В 1667 г. тобольский воевода П.И. Годунов составил «Чертеж всей Сибири», а в 1701 г. С.У. Ремезов сделал наиболее полную для своего времени карту Сибири. Однако решающими для строительства крепостей или укреплений были соображения не географического, а экономического, внутриполитического и внешнеполитического порядка. Продвигаясь на восток, русские землепроходцы в целях закрепления и освоения открытой территории ставили укрепленные опорные пункты — зимовья, остроги, рубленые города (крепости), выполнявшие оборонительные функции на новых рубежах России. Все эти поселения имели специфический внешний облик. Одни сразу воздвигались по воеводским наказам как остроги и города, другие же развивались путем последовательного изменения типов укреплений.

Термин «город» тогда имел несколько иное содержание, нежели в наши дни. В русских летописях неоднократно упоминаются укрепленные пункты, именуемые городами, городками, детинцами, кремлями, острогами, и каждому из этих названий соответствовал определенный тип укрепления. Под понятием «город» имелись в виду и военные крепости, и просто укрепленные деревни. В Сибири различали в основном два типа укрепленных населенных пунктов: острог и город.

Острог первоначально представлял собою укрепление, включавшее типовое ограждение, которое состояло из заостренных и врытых в землю (или в земляной вал) бревен. Позднее остроги стали дополняться рублеными башнями. Если число башен было более четырех, то такое укрепление считалось уже городом. В том случае, когда поселение обносилось рублеными стенами с башнями, оно считалось «настоящим» городом. Часть укрепленных пунктов, строившихся землепроходцами по мере их продвижения на восток, оказывалась заброшенной, другие же, имевшие важное экономическое и оборонное значение, становились городами в полном смысле этого слова.

Сибирская крепость XVI–XVII вв. обладала целым рядом характерных черт, определяемых именно местными условиями. Так, в каждой крепости находились воеводский дом, съезжая изба или воеводская канцелярия, а также хозяйственные постройки. Порох и свинец хранились в земляных погребах. Для сохранения амуниции, парусов, снастей строились особые амбары. Непременным элементом сибирской крепости была церковь.

По своим боевым качествам сибирские крепости и остроги мало чем отличались от крепостей и острогов в Центральной России и на южных окраинах государства. В основе оборонного строительства в Сибири лежали фортификационные принципы, присущие школе военно-инженерного искусства Северо-Восточной Руси. Сибирские крепости и остроги имели мощные стены, проезжие, глухие и дозорные башни с бойницами для стрельбы, в том числе из орудий.

По мере роста населения и усиления внешней опасности крепости расширялись и перестраивались. В этом плане интересна история Селенгинского острога. В 1666 г. казачий десятник О. Васильев и стрелецкий голова В. Аксеногьев с 86 служилыми людьми на реке Селенга построили крепость. По углам крепости поставили четыре башни, стены довели до высоты 3 м, общая длина их составляла 130 м. Вокруг острога был выкопан ров и установлены надолбы — заостренные бревна, вкопанные в землю. Однако внешнеполитическая обстановка осложнилась, маньчжуры угрожали нападением, и в 1684 г. было принято решение усилить укрепления острога. Эта задача была поручена приказному человеку И. Поршенникову, справившемуся с ней блестяще. Селенгинск был превращен в сильную по тем временам крепость. Значительными в те годы крепостями были также Якутск, Нерчинск, Тобольск. Что касается каменного строительства, то оно не получило развития в Сибири.

Как в появлении сибирской пашни и сибирского ремесла, так и в создании сибирских крепостей самое активное участие приняли крестьяне, жители посадов и низшие слои служилых людей. Они поставляли на строительство крепостей лес, являлись основной рабочей силой. Крестьяне и посадские люди не только строили крепости, но и защищали их вместе с ратными людьми.

Источником пополнения воинских сил Сибири было также привлечение на военную службу представителей местного населения. В обороне Прибайкалья, например, важную роль сыграли «конные тунгусы» во главе с их предводителем Гантимуром, в 1651 г. принявшим русское подданство. Его сын «московский дворянин Павел Петров сын Гантимуров» имел под своим началом «конных тунгусов» 788 человек.

В 70-80-х гг. гарнизоны наиболее важных сибирских крепостей значительно пополнились. В Верхотурье, Тобольске, Пельми, Туринске, Тюмени, Сургуте, Березове, Таре, Мангазее на службе в это время находилось 4559 человек. На вооружении этих крепостей в 1684 г. насчитывалось 102 пушки с достаточным количеством боеприпасов. Кроме того, в казенных амбарах хранилось значительное количество холодного и огнестрельного оружия.

Многое делалось московским правительством для обороны Сибири, но главным были успехи ее хозяйственного освоения. Освоение сибирской целины, обеспечение сибирского населения собственной солью, развитие ремесел в этом крае позволили организовать надежную оборону Сибири. Велика в этом деле роль простых русских тружеников — крестьян, ремесленников, работных людей. Без их упорного труда было бы немыслимо ни строительство городов-крепостей и острогов, ни снабжение хлебом и солью их гарнизонов, ни производство собственного оружия и боеприпасов. Все это, как показали дальнейшие события, сыграло важную роль в защите новых границ Русского государства от иноземных вторжений.

Присоединение и освоение юго-восточной части Дальнего Востока, включавшей Забайкалье и Приамурье, принятие рядом местных племен российского подданства поставили перед московским правительством целый ряд внешнеполитических задач. Враждебное отношение маньчжурской династии Цин к русским на Амуре создало в этом районе напряженную обстановку. Цинские политики стремились заставить русских покинуть берега Амура. Маньчжуры нападали на русские поселения и угоняли в плен местное население. Цинское правительство рассчитывало превратить эти районы в буферную зону «Цзими», которая бы отделяла собственно маньчжурские владения от российских.

Русское правительство решило урегулировать спорные вопросы дипломатическим путем. 3 марта 1656 г. первое русское посольство во главе с Ф.И. Байковым прибыло в Пекин. Но его миссия была неудачной. Быстрое освоение русскими Приамурья, а также ряд поражений, нанесенных маньчжурам, ставили под удар престиж маньчжурского могущества и задевали интересы их территориальной экспансии. На мирные соглашения маньчжурское правительство не пошло. Оно предложило русскому послу покинуть Пекин. Набеги маньчжурских отрядов на русские поселения на Амуре продолжались.

В 1675 г. русское правительство предприняло новую попытку наладить мирные отношения с маньчжурами. В Пекин было послано второе русское посольство во главе с Н.Г. Спафарием. Маньчжуры отвергли русские предложения об установлении дружественных отношений между двумя государствами. Правители Пекина надеялись, что набеги маньчжурских войск легко могут разорить Нерчинский и Албазинский остроги. «Москва далеко, — говорил Т. Перейра, переводчик и советник маньчжурского двора, — и чают, что (русскому) большому войску притить трудно, а в ближайших местах живут люди небольшие, которые не могут им ничего вредить». Поэтому Н.Г. Спафарий специально указывал, что в Албазине жили «от богдойских людей с великим бережением и опасою денно и нощно с караулы и на остроге снаряд пороха и свинец велел запасать».

Наряду с этим наказом позднее Сибирский приказ предписывал нерчинским властям ставить новые остроги в выгодных местах, с тем, однако, чтобы «с Китайским государством и с иными немирными ныне и впредь ссоры не чаять».

К 80-м гг. XVII в. обстановка в Приамурье и Забайкалье становилась все более и более напряженной. Подстрекаемые маньчжурами, северомонгольские феодалы также попробовали испытать прочность русских границ. Осенью 1681 г. отряды Очиры Саин-хана провели вылазки против русских поселенцев и затем предпринимали их в течение долгих шести лет. Сначала отряды монгольских феодалов, а затем войска Цинской империи будут появляться то в одном, то в другом районе Забайкалья и Приамурья, совершать набеги на русские поселения, грабить и убивать их жителей, уничтожать скот, жечь посевы, жилые дома и постройки. Войска монгольских феодалов вторглись в Забайкалье от Тункинского острога до Нерчинска. Первыми нападению монголов подверглись окрестности Селенгинска и Удинска. Однако, получив отпор со стороны русских гарнизонов и присоединившегося к ним местного населения, монгольские феодалы предпочли пойти на мирные переговоры с Россией и восстановить мир.

Что касается маньчжурских правителей, то их враждебные действия против русских практически не прекращались в течение всей второй половины XVII в. Набеги маньчжуров на русские остроги в Приамурье почти непрерывно продолжались и в 60-70-х гг. XVII в. Тревожную обстановку того времени в Приамурье хорошо отражает челобитная крестьян Покровской слободы, расположенной недалеко от Албазина: «А ныне, государь, стало время заворошное, от богдойских людей безпрестанно опасаемся, а ружьем и порохом и свинцом в Албазинском остроге скудно, какова пора, нам принятца будет не за что».

В то же время в Пекине по указанию императора Канси начали готовить новый военный поход в Приамурье, чтобы воспрепятствовать дальнейшему освоению русскими этих земель. Главный упор предполагалось нанести по здешнему основному русскому форпосту — крепости Албазин.

Однако Цинская империя не могла начать немедленно боевые действия против Русского государства. Маньчжурскому двору не были известны ни обстановка, ни географические условия Приамурья. Кроме того, одним из препятствий, сдерживавших маньчжуров, было и то, что в северных и северо-восточных районах, вдали от фактических границ империи, у Канси не было опорных пунктов, нужных для базирования своих вооруженных сил. Поэтому необходимо было исследовать местность на подступах к Амуру, а затем проложить туда дороги, построить речные суда, завезти провиант и боевые припасы. С этой целью в сентябре 1682 г. в верховья Амура был послан видный маньчжурский военачальник Лантань, которому императором Канси предписывалось тщательно разведать расположение и возможности Албазина.

Чтобы придать законность осуществлению своих агрессивных планов, маньчжуры использовали разнообразные приемы исторической дезинформации. По указанию императора Канси была подготовлена целая серия «исторических» документов, якобы подтверждавших право Цинской империи на Приамурье, которым уже свыше 40 лет владели русские люди. Земли этого обширного края объявлялись «захваченными», «воровским образом занятыми», «отторгнутыми» от Цинской империи. Цель такой «исторической» диверсии сводилась к тому, чтобы представить дело так, будто бы «освобождение своих земель» составляет «историческую миссию» Цинской империи, к осуществлению которой маньчжуры приступили в 1683 г.

В течение первой половины этого года маньчжурский двор сосредоточил свои войска в опорном пункте Эсули, построенном между городками Айгунь и Кумара, а во второй половине июля они начали боевые действия по овладению бассейнами рек Зея и Селемджа. Маньчжуры разоряли русские остроги, поселения и заимки, перехватывали суда, плававшие по Амуру, подстрекали представителей отдельных народностей Приамурья к выступлениям против русских. Свои действия, разбойничьи по сути, маньчжуры прикрывали заявлениями о якобы «защите» малых народов, хотя никто из этих народов не обращался к ним с такой просьбой. Напротив, представители малых народов бежали от самозваных защитников к русским.

Вылазки маньчжурских войск, как и набеги монгольских феодалов в Забайкалье, застали русское население Приамурья врасплох. Местная администрация из-за «малолюдства» служилых людей не могла осуществить сколько-нибудь серьезных оборонительных мероприятий. Правда, сибирская администрация предпринимала кое-какие меры, чтобы оказать помощь защитникам Приамурья. Из восточносибирских гарнизонов посылались пушки, ядра, порох, свинец, пищали и людское пополнение. Но в целом обстановка благоприятствовала агрессору.

Вооружение, командный состав и войска посылались в Приамурье и Забайкалье и из европейской части страны. Но эта помощь поступала с большим опозданием, с трудом преодолевая огромные расстояния.

Все это привело к тому, что положение русских переселенцев в Приамурье к 1684 г. оказалось очень тяжелым. В течение лета и осени 1683 г. маньчжурский отряд численностью 500–600 человек на 25 бусах (речных судах) из лагеря, оборудованного в устье Зеи, поднялся вверх по реке и полностью захватил бассейны Зеи и Бурей. Это создало серьезную угрозу русским переселенцам не только на Амуре, но и на побережье Охотского моря и в Якутии. Малочисленные отряды служилых людей и промышленников вынуждены были оставить свои поселения и в зимнюю стужу 1683/84 г. с большими потерями пробиваться с Зеи, Селемджи и Бурей на север, к побережью Охотского моря, а далее через Удский острог — в Якутск. Захват русских поселений на Зее и Селемдже придал маньчжурам уверенность в своей безнаказанности. Используя укрепленный лагерь в устье Зеи, они приступили к выполнению стратегического плана, который заключался в том, чтобы внезапно вторгнуться в Забайкалье и Приамурье и отбросить русских до реки Лена. Основное значение маньчжуры придавали захвату Албазина — главного опорного пункта русских в Приамурье. В апреле 1685 г. император Канси издал приказ о начале похода на Албазин. В нем, в частности, говорилось: «Мы используем отборное и сильное войско, оружие и снаряжение у нас в отличном состоянии, русские не смогут противостоять нам и вынуждены будут отдать нам земли и явиться с изъявлением покорности». Однако, как показали последующие события, заявление Канси прозвучало весьма самонадеянно.

Наступление маньчжуров на Албазин началось в июне 1685 г. Основные их силы, совершив «спешный ночной переход», 12 июня 1685 г. окружили город. Маньчжурский военачальник Лантань предложил русским сдаться, на что получил отказ.

В то же время монгольские феодалы во главе с Очирой Саин-ханом вторглись в Забайкалье и 11 июня осадили Селенгинск, а затем и Удинск. Одновременность наступления монголов и маньчжуров свидетельствовала о согласованности их действий. Правда, монгольские отряды ограничились лишь осадой Селенгинска и Удинска. Их удержало от штурма только то, что у монголов не было огнестрельного оружия и умения брать крепости. Поэтому воевода Селенгинска И. Поршенников доносил в Енисейск: «От мунгальские силы… большого страху не имеем, страшит нас сбогдойская сила, потому что нас в Селенгинску конечное малолюдство, порохом и оружием скудно».

Обстановка под Албазином складывалась значительно сложнее. Готовясь к отражению штурма неприятеля, защитники крепости во главе с воеводой А.Л. Толбузиным попытались усилить укрепления, поставив на валу вторую внутреннюю стену, но завершить работы не удалось. Противник, получив отказ на свой ультиматум о сдаче, подверг крепость интенсивной артиллерийской бомбардировке. Уже первая атака показала, что Албазин укреплен слишком слабо. За день бомбардировки маньчжурам удалось разбить во многих местах крепостные укрепления. Их 20-фунтовые ядра, по словам защитников крепости, «сквозь острог проходили». Но албазинские служилые люди, крестьяне и промышленники самоотверженно отбивали приступ врага. Многие погибли на рушившихся стенах. Только за один день штурма крепости ее защитники потеряли убитыми более 100 человек, но и враг — до 150 солдат. Возможности обороны Албазина уже к концу первого дня штурма были исчерпаны: кончились порох и свинец. К тому же маньчжуры обложили стены города грудами хвороста и дров и подожгли их. В этой обстановке Толбузин вынужден был вступить в переговоры об условиях сдачи. Маньчжуры позволили русскому гарнизону покинуть крепость и уйти в Нерчинск. «Лантань стремился ускорить захват Албазина до возможного подхода русских подкреплений, потому и отпустил уцелевших защитников крепости».

Падение Албазина вызвало ликование маньчжурского двора. Оценивая заслуги своих войск и их воеводы Лантаня, богдыхан Канси цветисто написал на донесении об овладении Албазином: «Эту победу еще мало считать заслугой первой степени. Ее следует назвать первой среди военных заслуг первой степени».

Захваченный в результате внезапного нападения Албазин был полностью разрушен — городские постройки сожжены, а укрепления срыты до основания. После овладения Албазином маньчжурские войска вышли к устью Аргуни, но наступать на Нерчинск, как было предусмотрено планом, не решились, так как расчеты на помощь северомонгольских феодалов и тунгусского населения не оправдались. Тем временем маньчжурские военачальники получили приказ отступить в свои пределы и быть в Китае тотчас, потому что «никанские люди (коренное китайское население) на китайского (маньчжурского) царя идут войной». Уход маньчжурских войск менял обстановку, и нерчинский воевода принял решение снова занять Албазин, чтобы «не потерять… Даурской земли и побежной из Нерчинска славы не учинить».

В августе 1685 г. А.Л. Толбузин вместе с казаками и крестьянами вернулся в Албазин. Он организовал сбор урожая, провел большую работу по восстановлению крепости. Толбузину было приказано поставить новый острог на Амуре «ниже старого Албазинского… чтобы неприятелю было не в уступку». Сюда был послан отряд служилых людей и казаков численностью 669 человек под командованием А.И. Бейтона при пяти пушках и трех пищалях. К началу второй осады «новый город Албазин достроен весь, только башни не покрыты, колодезь выкопан, хлеба крестьяне посеяли больше 500 десятин». Крепость была обеспечена боеприпасами и продовольствием.

8 июля 1686 г. началась вторая осада Албазина. Она длилась более 10 месяцев — с 8 июля 1686 г. по 13 мая 1687 г. На этот раз для взятия Албазина маньчжурами было сосредоточено около 6500 человек при 56 пушках против 826 его защитников с 12 пушками. Но теперь маньчжурским военачальникам не удалось застигнуть врасплох гарнизон Албазина. Хорошо поставленная разведка албазинцев вовремя обнаружила приближение противника, и когда он подошел к городу, гарнизон был в полной боевой готовности, а окрестное население укрылось за крепостными укреплениями.

Маньчжуры подошли к Албазину сушей по правому берегу Амура и «водяным путем» на 150 бусах, имея приказ императора Канси после его взятия наступать на Нерчинск.

Подойдя к Албазину, маньчжурский главнокомандующий Лантань снова потребовал от воеводы Толбузина сдаться без боя. Ответом защитников была внезапная вылазка, вызвавшая замешательство в маньчжурских войсках.

Гарнизон Албазина во главе со своим воеводой решил обороняться до конца и принес клятву: «Всем умереть, а из крепости без приказа не уходить».

Первый штурм крепости маньчжуры начали с двух направлений — с приречной и с северной стороны. 13 июля они открыли огонь из всех своих пушек и одновременно подступили к самой крепости, но ее защитники контратаковали штурмующих. Последующие попытки маньчжурского войска овладеть Албазином были отражены его защитниками. Разрушить укрепления из пушек также не удалось. Пять дней длился штурм и закончился для маньчжурских войск полной неудачей.

13 августа, спустя месяц после начала осады, маньчжурский главнокомандующий вынужден был признать, что «русские, хотя и оказались в тяжелом положении, продолжают стоять насмерть». План императора Канси снова взять Албазин с ходу, а затем наступать на Нерчинск провалился.

Как и при первой осаде, душой обороны Албазина был А.Л. Толбузин. Получив тяжелое ранение во время одной из вылазок гарнизона, он через четверо суток умер. Командование обороной крепости принял А. Бейтон. С именем этого смелого и решительного человека связана оборона Албазина после гибели Толбузина.

Потерпев неудачу в открытом штурме, маньчжуры расположились вокруг города укрепленным лагерем и приступили к осаде. Албазин был блокирован со всех сторон. Но осажденные делали все для того, чтобы противник не чувствовал себя в безопасности. В июле — августе защитники крепости совершили пять вылазок, во время которых частично разрушили осадные укрепления маньчжуров.

В этих боях обе стороны несли большие потери. Увеличив к октябрю 1686 г. свою армию до 10 тыс. человек, маньчжуры предприняли еще один штурм, но и на этот раз не достигли своей цели. Албазин продолжал упорно обороняться, хотя значительная часть его гарнизона в течение октября и ноября 1686 г. погибла. Большие потери нес и неприятель. По некоторым данным, в ходе осады маньчжуры потеряли более 2,5 тыс. человек. Это во многом объясняется отсталостью вооружения их войска. Большая часть маньчжурских солдат шла на штурм с луками и копьями. Огнестрельного оружия у них было крайне мало. Кроме того, маньчжурское войско оказалось не обеспеченным достаточными запасами провианта и зимой 1686/87 г. жестоко пострадало от голода. Однако главными причинами неудач маньчжуров были, безусловно, героизм и воинское мастерство защитников Албазина, которые, несмотря на все тяготы осады, «положили меж собою: покамест будет хлебных запасов, в городе сидеть в осаде», а когда запасы кончатся, прорываться к Нерчинску.

Героическая оборона Албазина в 1685–1687 гг. сорвала замыслы маньчжурских правителей прорваться в Забайкалье и отбросить русских на реку Лена.

Император Канси вынужден был искать дипломатические контакты с Россией. Через голландского посла цинское правительство уведомило Москву о своем желании пойти на мирные переговоры. 31 октября 1686 г. в Пекин прибыли русские гонцы Н. Венюков и И. Фаворов. После непродолжительных переговоров было достигнуто соглашение, согласно которому маньчжуры обязывались снять осаду и дожидаться прибытия официального русского посольства. Однако несмотря на обещания императора Канси отступить от Албазина, маньчжурские войска оставались на месте и лишь 13 мая 1687 г. отошли на четыре версты, несколько смягчив блокаду крепости. Только 19 августа они были отведены в свой городок в устье реки Зея.

Неудача маньчжурского войска под Албазином имела далеко идущие последствия для дальнейших событий в Забайкалье и Приамурье.

В декабре 1687 г. монгольские феодалы во главе с Очирой Саин-ханом начали войну с Джунгарией. Одновременно их войска вторглись в Забайкалье. После осады Албазина это была самая серьезная угроза русским владениям на Дальнем Востоке. Монгольское войско насчитывало от 4 до 12 тыс. человек, тогда как во всем Забайкалье и Приамурье у русских было не более 2 тыс. служилых людей, разбросанных на обширной территории.

Учитывая неудачи предшествовавших вторжений во владения Русского государства, монгольские войска на этот раз имели на вооружении огнестрельное оружие — пушки и пищали, полученные от цинского Китая. Монголы осадили Селенгинск и подошли к Удинску. Создалась реальная угроза Иркутску. Руководство вооруженной борьбой с монголами возглавил полковник Ф. Скрипицын, командовавший московскими стрельцами, присланными для усиления обороны Забайкалья.

В конце января 1688 г. Ф. Скрипицын с 500 стрельцами провел несколько боев с войсками монгольских ханов недалеко от Удинска, а затем у стен осажденного Селенгинска и нанес им жестокое поражение. Остатки монгольских войск вынуждены были уйти в пределы Северной Монголии. А весной 1688 г. монголы потерпели сокрушительное поражение от джунгарских войск. Это событие коренным образом изменило обстановку на Дальнем Востоке. Теперь русское правительство могло попытаться урегулировать межгосударственные отношения в этом регионе, и в первую очередь с Цинской империей, мирным путем.

По предварительной договоренности обе стороны согласились начать мирные переговоры при равном количестве войск (по 500 человек), необходимых для сопровождения послов. Однако к моменту начала переговоров маньчжурское командование под предлогом «охраны своего посольства» сосредоточило под Нерчинском почти 15-тысячное войско. Русские силы насчитывали 2 тыс. стрельцов и казаков и некоторое количество бурятских и тунгусских воинов.

Так, под жерлами пушек 12 августа 1689 г. в полуверсте от Нерчинска, между реками Шилка и Нерча, начались мирные переговоры.

Русское государство на переговорах представляли дипломат боярин Ф.А. Головин, нерчинский воевода И.Е. Власов и подьячий С. Корницкий. Цинский двор направил Сонготу — воеводу войск, находившихся под Нерчинском, дядю богдыхана Канси — Тун Гогана и Лантаня — воеводу, командовавшего маньчжурскими войсками под Албазином. В качестве советников в переговорах принимали участие находившиеся на службе у цинских властей француз Ф. Жербийон и португалец Т. Перейра. Оба советника выступали против всех предложений русских послов и тем самым осложняли переговоры, создавая еще более напряженную обстановку.

Делегации имели определенные инструкции своих правительств. Москва, отправляя Головина на переговоры, предписала ему «учинить непременно рубеж по реке Амур, давая знать, что кроме оной реки, издревле разделяющей оба государства, никакая граница не будет крепка, также чтобы подданные обоих государств с одной стороны в другую за реку Амур не переходили, с ясашных людей ясака не сбирали и никаких обид им не чинили; пограничные ссоры успокоить; разоренные острожки построить и людьми населить паче прежнего». Инструкции русского правительства предписывали Головину отстаивать интересы России мирными средствами.

Русское правительство предлагало совершенно четкую линию разграничения, исторически сложившуюся к тому времени. Походы В. Пояркова и Е. Хабарова дали ясное представление о землях по обоим берегам Амура, вплоть до его впадения в океан. Несмотря на то что русские поселения были и на правом берегу Амура, где до того никогда не жили маньчжуры (их поселения к моменту переговоров находились во внутренних районах страны, и пограничные караулы маньчжуров несли службы на расстоянии 600–800 км от Амура; правый берег реки был заселен местными племенами дауров и дючеров (не подвластных маньчжурам), все же русские послы, чтобы разрешить пограничный вопрос мирным путем, предлагали установить границу по Амуру.

Маньчжурские представители также имели инструкции от императора. Им было предписано требовать земли Забайкалья и Приамурья, в том числе освоенные и заселенные русскими людьми территории левого берега Амура. Кроме того, в план действий маньчжурских представителей входили и военные мероприятия, которые оказывали бы давление на представителей Русского государства.

Во время переговоров состоялось всего три встречи послов. По настоянию маньчжуров Головин первым изложил желание русского правительства иметь русско-китайской границей Амур. Головин потребовал, чтобы маньчжуры не переходили Амур и не вторгались в русские владения, а за ранее нанесенный ущерб выплатили бы компенсацию. Позиция русских представителей соответствовала фактически сложившемуся положению.

Во время этих встреч выяснились не только агрессивные намерения цинских правителей, но и абсурдность их требований. Так, они заявили, что река Амур находится во владениях маньчжурской династии со времен Александра Македонского, якобы основателя династии Цин, на что Головин весьма резонно заметил, что в хрониках было бы слишком долго разыскивать связь богдыхана с великим греческим полководцем, о котором, несомненно, цинские послы не имели понятия. Тут французский и португальский советники явно перестарались, упомянув всуе Александра Македонского…

Маньчжурские послы проявили свою «осведомленность» также и в географии. При сравнении текста договора они предлагали считать конечным пунктом границы у морского побережья мыс Святой Нос, который находился на Чукотке. Таким образом, Забайкалье, северо-восток Якутии и почти вся Чукотка попадали в сферу их территориальных притязаний. В то время географические познания цинских послов не шли дальше района Албазинского воеводства. Но, увидев на русских картах морской мыс Святой Нос и оценив необъятность русской земли на восток от Лены, они тут же объявили весь северо-восток Сибири китайским. Конечно, русские послы отвергли эти ничем не обоснованные притязания. После этого цинские сановники предприняли еще один маневр, чтобы оказать давление на русских послов. Они начали демонстрацию намерений по овладению Нерчинском: окружили город сильными караулами и построили против крепости 3 тыс. солдат и офицеров с развернутыми знаменами якобы для наступления.

В этих невероятно трудных условиях Головин все же добился заключения договора с Цинской империей. Договор был подписан 27 августа 1689 г. и вошел в историю как Нерчинский договор, или Нерчинский трактат. Он был первым договором между Китаем и европейским государством о границе, торговле и по другим вопросам межгосударственных отношений.

Нерчинским договором была установлена только западная граница в бассейне реки Шилка — по рекам Горбица и Аргунь, то есть небольшой части огромной территории. Дальше к востоку, в сторону моря, громадное пространство осталось неразграниченным.

Русские люди в XVII в. осваивали не только юго-восток Сибири. По путям, проложенным с Оби на Енисей и Лену, они вышли на крайний северо-восток Азиатского материка. Летом 1642 г. по распоряжению якутского воеводы казак Д.М. Зырян вместе с промышленными людьми из устья реки Индигирка морем дошел до реки Алазея, где получил сведения от юкагиров о большей реке — Колыме. Вскоре на Алазею к Зыряну прибыли два отряда казаков — М. Стадухина и С. Дежнева. Поход на Колыму возглавил Зырян, объединивший эти два отряда, хотя официальным вожаком был назначен Стадухин. В 1643 г. они дошли до устья Колымы. При впадении реки Сухой Анюй в Колыму было поставлено зимовье Нижнеколымское. Казаки, знавшие, что река Колыма течет «не в той стороне», где были люди И. Москвитина (то есть на реке Охота), убедились, что земля, лежащая к востоку от реки Лена, уходит значительным выступом в океан. Они также знали, что Колыму от Охоты отделяет Камень — гигантский горный хребет (Черского), но добраться до крайней северной точки полуострова удалось лишь казаку С.И. Дежневу и холмогорскому купцу Ф. Алексееву (Попову).

Семен Иванович Дежнев родился в семье поморского крестьянина в деревне Осиновская Волокопинежской волости. В 1630 г. среди вольных людей для государевой службы в Сибири было набрано 150 человек, в основном из города Устюга Великого. В этой партии и отправился Дежнев в город Тобольск, а затем был переведен на службу в Енисейский острог. Зиму 1637/38 г. Дежнев провел уже на Лене — в Якутске. Там он занимался охотничьим промыслом и поставлял казне соболей, а впоследствии, в 1640 г., Дежнев по поручению якутской администрации уезжал в якутские улусы враждовавших между собой племен. После удачного их примирения Дежнев возвратился в Якутск. Из Якутска он в составе отряда Стадухина, который вел активную торговлю в Сибири, отправился в бассейны рек Оймякон, Индигирка и Колыма к Зыряну. К этому походу Дежнев готовился основательно. Он продал своего коня. Перед отъездом позаботился о переходе жены Абакаяды Сичю, по происхождению якутки, в православную веру (от этого брака у них родился сын Любим). Дежнев рассчитывал вернуться через год в Якутск, но его путешествие продлилось около 20 лет.

После прибытия объединенного отряда Зыряна на реку Колыма Стадухин и Зырян отправились в 1645 г. в Якутск с пушниной, а Дежнев и 13 казаков остались в Нижнеколымском остроге.

В 1647 г. на реку Колыма прибыла новая партия промышленников, направлявшаяся в ее низовья, к Ледовитому океану, для сбора моржового клыка (рыбьего зуба) и мехов. К ним присоединился и Дежнев. Партия вскоре вернулась, не дойдя до океана из-за скопления льдов. Но в 1648 г. поморский купец Федот Алексеев (Попов) снарядил новую партию в целях выхода на берега Студеного моря и открытия новых земель, богатых пушниной и рыбьим зубом. Отряд казаков насчитывал 90 человек. Они вышли на кочах, специально подготовленных для хождения среди льдов. Кочи были усилены дополнительными досками по ватерлинии и имели яйцеобразную форму, позволявшую им под напором льдов «выжиматься» на их поверхность.

В XVI–XVII вв. у русских мореходов были в ходу кочи двух видов — большие и малые.

Большой коч имел длину 19 м, ширину — 5,6 м, 2–2,5 м осадки, грузоподъемность — 40 т. Коч ходил под двумя парусами. Малый коч имел длину 7–8 м, 7 т грузоподъемности, ходил под одним парусом. В нижней части малого коча находились три киля, предохраняющие его от опрокидывания при перетаскивании волоком, но малые кочи использовались лишь для близкого плавания. За сутки в хорошую погоду кочи проходили 150–250 км.

Для похода вокруг Каменного Носа были снаряжены кочи большой грузоподъемности — около 32 т (2 тыс. пудов) с командой из 15 человек каждый.

Во время похода отряд Дежнева подвергался опасностям ледовых сжатий и бушующих в северной части Берингова моря внезапных бурь и штормов. После очередного шторма только три коча под командой Дежнева и Алексеева смогли продолжить путь на восток. В августе 1648 г. кочи повернули на юг и в начале сентября вошли в штормящий пролив (Берингов) и обогнули Большой каменный нос, где разбило еще один коч. Буря разбросала и оставшиеся на плаву кочи. На одном из них и продолжил свой путь Дежнев с 24 казаками. Долго носило их по бушующему морю, пока не выбросило на берег. Коч получил столь серьезное повреждение, что его пришлось бросить, и пешком, на нартах и лыжах, дежневцы были вынуждены добираться до Анадыря. «И шли мы, — писал Дежнев, — все в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны, наги и босы. А шел я… с товарищами до Анадыря реки ровно десять недель». Там же, в челобитной якутскому воеводе, Дежнев сообщил о важном открытии — шел он по «морю-океану», мимо островов, населенных эскимосами, а берега «матерой земли» (северо-востока Сибири) нигде не соединялись с «Новой Землей» (Америкой).

Судьба спутников Алексеева осталась неизвестной. По некоторым сведениям, их коч был выброшен на побережье Камчатки, где эти люди то ли погибли, то ли смешались с местным населением.

Зимовка в устье Анадыря оказалась суровой. Половина спутников Дежнева погибла от голода и болезней. Летом 1649 г. Дежнев и оставшиеся в живых 12 человек построили дощаники, по реке дошли до среднего течения Анадыря и остались зимовать в построенном ими Анадырском остроге. В 1650 г. сухим путем до них дошли партии служилых людей из Нижнеколымска.

Воспользовавшись этим путем в 1653 г., Дежнев отослал часть казаков с пушниной и рыбьим зубом в Якутск. Сам он явился туда только в 1662 г. и привез с собой чертежи рек Анадырь и Анюй, а также описание своего плавания и природы Анадырского края. Вскоре Дежнев отбыл с государевой казной в Москву.

В 1665 г. в Москве Семену Дежневу был пожалован чин казачьего атамана. Он возвратился на службу в Якутск, отличался честностью и справедливостью, что, однако, не способствовало его продвижению по служебной лестнице. В 1667 г. Дежнев встал на защиту Курбата Иванова — известного русского землепроходца, открывателя бухты Провидения. У Иванова сгорела ясачная казна, которую он вез в Якутск. Из Сибирского приказа поступило предписание отдать «растратчика» под суд. Дежнев воспротивился несправедливому решению. Однако его заступничество не спасло Иванова от тюрьмы, в которой тот вскоре скончался.

Семена Дежнева посылали в самые глухие места, где он исправно нес службу. В 1670 г. его направили в Москву с соболиной казной. Это трудное задание было выполнено, но обратно Дежнев не вернулся: скончался в Москве в 1673 г.

Поход Дежнева облегчил процесс освоения Крайнего Севера Сибири. Морской и сухопутный путь, пройденный дежневцами, открыл для русских поселенцев и промышленников кратчайший маршрут с Колымы на Анадырь и дальше на Камчатку.

В 1696 г. казак Лука Морозко с отрядом, состоявшим из 16 казаков, нескольких промышленных людей и 40 юкагиров, из Анадырского острога был послан на реку Опука, чтобы принять в русское подданство местное население, жившее по ее берегам. Однако он не ограничился указанным районом, а пошел дальше. Следуя по западному побережью Камчатки, Морозко со своим отрядом дошел до реки Тигиль. По возвращении в Анадырский острог он доложил обо всем, что видел на Камчатке, и о том, что «до Камчатки реки не доходил один день… — за малолюдством служилых людей». Морозко принес также известие о существовании южнее Камчатки гряды островов.

Все эти сведения заинтересовали анадырского приказчика Владимира Атласова. На личные средства, взятые в долг под проценты, он организует экспедицию на Камчатку. Вместе с Атласовым в поход снова пошел и Лука Морозко. Отряд численностью 120 человек (60 русских и 60 юкагиров) в начале 1697 г. выступил из Анадырского острога, перевалил на оленях через Корякский хребет и устремился на юг.

Выйдя к западному побережью Камчатки, где жили коряки-олюторцы, Атласов привел их в русское подданство. На реке Олю-тор отряд разделился на две партии. Одна во главе с Морозко пошла вдоль восточного берега Камчатки на юг, а другая, возглавляемая самим Атласовым, пошла в том же направлении вдоль ее западного берега. Но вскоре отряды вновь соединились и по реке Тигиль направились вглубь полуострова к реке Камчатка. Ее долина оказалась густо заселенной. В иных местах встречалось по 200 и 300 юрт. Атласов, как и прежде, «призывал» живших там камчадалов «под государеву руку». На реке Камчатка им был заложен Верхнекамчатский острог. В знак своего посещения Камчатки и как символ ее присоединения к России в устье реки Крестовка (Кануч) он поставил деревянный крест с надписью: «В 205 г. (то есть в 1697 г.) июля 18 дня поставил сей крест пятидесятник Володимир Атласов со товарищи».

С реки Камчатка отряд двинулся на западный берег полуострова. Продвигаясь вдоль побережья Охотского моря к югу, Атласов на оконечности Камчатского полуострова встретил шесть поселений до того неизвестного народа — айнов, или, как называли их русские землепроходцы, курилов. «Курилы обличьем, — сообщает Алексеев, — на камчадалов схожи, только видом их чернее, да и бороды меньше». С реки Голыгиной Атласов видел и Курильские острова. Местные жители сказали ему, что на тех островах люди живут. После этого Атласов возвратился в Верхнекамчатский острог, где оставил отряд из 15 казаков и 13 юкагиров под начальством Потапа Сердюкова, а сам направился сначала в Анадырский острог, а затем в Якутск, куда прибыл уже в 1700 г. Отсюда в том же году Атласов был послан в Москву с отчетом о своем походе на Камчатку.

Прежде всего он представил чертеж Камчатки. В своем отчете Атласов сообщил интересные сведения о Камчатской земле, быте и хозяйственной деятельности ее населения, а также о Курильских островах, через которые путь лежит в «зело чудное Нифонское царство» (Японию). «Камчадалы, — писал Атласов, — державства великого над собой не имеют…». Позднее эти сведения были подтверждены С.П. Крашенинниковым. Владимир Атласов поведал также о климате, растительном и животном мире, минеральных источниках полуострова. На основании его отчета тобольский служилый человек С.У. Ремезов составил карту-чертеж, которая является одной из древнейших карт Чукотского полуострова, Камчатки и Курильских островов. За присоединение Камчатки к России В. Атласов по решению правительства был назначен туда приказчиком.

Походы В. Атласова и Л. Морозко (1696–1699) имели не только научное, но и большое практическое значение. Они открыли и присоединили Камчатку к Русскому государству, положили начало ее освоению.

Успехом русских землепроходцев в освоении огромных пространств от Урала до берегов Тихого океана способствовали огромная энергия и настойчивость землепроходцев в сочетании с миролюбивым отношением к местному населению. Всего за 70 лет к европейской части Русского государства без применения военной силы была присоединена огромная часть земли.

Землепроходцы открыли дорогу русским крестьянам и ремесленникам, которые строили города, поселки, прокладывали пути, способствующие сближению разобщенных народов. Русские крестьяне налаживали на новых землях пашенное земледелие.

Во взаимоотношениях русских людей с местным населением совершенно отсутствовала национальная и расовая рознь. Сближение русского и местного населения происходило посредством не только браков, но и экономических отношений, отмечал А.П. Щапов.

Любопытные наблюдения записал известный русский писатель И.А. Гончаров, проезжая по Якутии в 1854 г.: «Не веришь, что едешь по Якутской области… — так оживлены поля хлебами, ячменем… Хлеб уже в снопах, сено в стогах…». «Исправные (богатые) якуты живут здесь, — сказал он (ямщик Егор Петрович Бушков) только в ответ на замечание мое о богатстве стороны (в окрестностях Амгинской станции)». При встрече с бытом поселенцев И. А. Гончаров с трудом мог отличить русского от якута. С юмором он описывал такие сценки, когда вдруг ни с того ни с сего «русский якут» переходил на якутский язык. «Егор Петрович… встретив в слободе какого-то человека, вдруг заговорил с ним по-якутски. „Это якут?“ — спросил я. — „Нет, русский, родной мой брат“. — „Он знает по-русски?“ — „Как же, знает“. — „Так что ж вы не по-русски говорите?“ — „Обычай такой…“» Гончаров делает пометку: он русский родом, а по языку якут, а дабы не запутаться в происхождении, на следующей станции он отметил: «Явилось четверо якутов, настоящих якутских якутов, и живо запрягли (лошадей)». Знание местного языка было обычным делом, и Гончаров записал, что когда на станции русский староста и сибирский старожил заговорили по-якутски, «я так и ждал, что оба они меня спросят: „Говорите по-якутски?“, и кажется, покраснел бы, отвечая: „Нет, месье“». В свою очередь, якуты гордились знанием русского языка. Аналогично сближение русского и местного населения происходило и в других районах Сибири и Дальнего Востока.

С приходом русских людей прекратились межплеменные столкновения, упорядочивались взаимоотношения различных народов, населяющих Сибирь и Дальний Восток. Более того, эти народности перестали подвергаться набегам и грабежам военно-феодальных государств — Маньчжурии и Джунгарии. Не случайно народы Сибири и Дальнего Востока, особенно по южным границам, обращались к русскому правительству с просьбой ставить на их землях укрепленные городки с русскими гарнизонами. Конечно, нельзя отрицать и того факта, что достижению плодотворных результатов совместной экономической и культурной жизни народов Сибири и Дальнего Востока мешала политика царизма, проводившаяся сибирской администрацией. От произвола и грабежа «сибирских сатрапов», как их называла даже официальная пресса, особенно страдало трудовое русское и местное население. Отдаленность мест, плохой контроль со стороны центрального аппарата позволяли сибирским воеводам злоупотреблять властью, несмотря на то что их назначали на пост всего на три года. Так, иркутский воевода А. Савелов своим мздоимством довел бурятское население, «миролюбивое по натуре», до открытого противодействия его власти. Не лучшим образом воевода относился и к русскому населению. Забайкальские казаки, несшие службу на границе, перестали получать от него жалованье и провиант. Посланцы казаков, преодолев большие трудности, прибыли в 1696 г. в Иркутск выяснить с воеводой отношения. Савелов пошел на обман. Прибыв на струг к приехавшим казакам, он привез им пищу, вино и обещание, что утром выдаст причитающееся им жалованье и провиант. Истощенные казаки, отведав яств, крепко заснули, а утром увидели, что их струг ходко несется по быстрой реке к Ангарским порогам. Ночью воевода приказал перерубить канаты, чтобы спящие на струге посланцы погибли на камнях порогов. С большим трудом казакам удалось спастись.

В это время в Иркутск был направлен воеводой Семен Тимофеевич Полтев с женой и сыном, но по дороге вновь назначенный воевода скончался. Тогда иркутяне своею волей поставили воеводой двухлетнего сына Полтева, который благополучно «управлял» весь срок — с 1696 по 1699 г. — под руководством И. Перфильева. «Московский Сибирский приказ молчанием одобрил решение жителей».

Бездушное отношение царской администрации к нуждам сибиряков еще больше объединяло русское и местное население. В лице русского трудового народа буряты и якуты, тувинцы и эвенки, ханты и манси находили себе мощного союзника в борьбе с угнетателями, будь то царская администрация или племенные князьки.

В период освоения огромных пространств Сибири и Дальнего Востока закладывались основы дружбы между коренным населением и переселенцами — простыми русскими людьми, крестьянами и ремесленниками. Русский народ принес коренному населению окраин России свои более совершенные формы хозяйства, орудия производства, умение, навыки. (Их целесообразность подвергается сейчас сомнению некоторыми учеными и политиками.) Но бесспорно одно: русский народ стал надежным защитником малых народов, находившихся под угрозой порабощения и уничтожения жестокими завоевателями — феодалами других стран. Благодаря дружественным связям между народами, населявшими страну, укреплялось не только международное положение, но и обороноспособность Русского государства.