Приготовления гитлеровской армии к генеральному наступлению на центральном участке фронта становились все более заметными. Все чаще со стороны Минска на восток мчались эшелоны с войсками, танками и орудиями, боеприпасами и цистернами с горючим. По воздуху проносились эскадрильи тяжелых бомбардировщиков и штурмовиков, сопровождаемые истребителями, по шоссе нескончаемым потоком двигались автомашины с военным снаряжением. Все, что только мог еще поставить фронту арсенал гитлеровской военной машины, стягивалось к Орловско-Курской дуге - исходному рубежу подготавливаемого наступления.
Стремясь обезопасить свои главные коммуникации от подрывных действий партизан, гитлеровское командование приняло ряд дополнительных мер: на всем протяжении основных железнодорожных магистралей, на ширине двухсот метров по обе стороны линии, был выкорчеван лес, уничтожен кустарник, земля перепахана и заминирована. Через каждые сто пятьдесят метров были сооружены специальные бункеры с долговременными минометно-пулеметными точками. В дополнение к многочисленным гарнизонам для охраны железной дороги была брошена еще одна дивизия.
Но, несмотря на все это, партизанские минеры продолжали свое дело - пускали под откос эшелоны, взрывали мосты, истребляли автомашины. Действия партизан вносили немалую дезорганизацию в работу вражеского транспорта, и это побудило гитлеровское командование ускорить проведение операции «Коттбус».
Уже второго мая разгорелись ожесточенные бои между передовыми частями карательной армии и отрядами партизанской бригады имени Железняка, действовавшей в тридцати километрах северо-западнее нашей базы, и бригады «Штурмовая», базировавшейся примерно на таком же расстоянии к западу от Палика. В Зембин и районный центр Плещеницы, расположенный в восемнадцати километрах западнее нашей базы, стали прибывать танки, артиллерия, эсэсовские батальоны. Со дня на день можно было ожидать их вторжения в район расположения бригады Дяди Коли.
Перед лицом надвигающейся опасности нам, казалось бы, надо было собрать в кулак все свои боевые группы, находившиеся в это время далеко от Палика на выполнении боевых заданий. Но обстановка требовала иного. Главная наша задача заключалась не в усилении обороны своей базы, а в оказании эффективной помощи Советской Армии. Центральный штаб партизанского движения дал нам по радио указание: всемерно активизировать подрывную работу на железнодорожных линиях Минск - Москва и Минск - Вилейка, а также на главных шоссейных магистралях. И мы продолжали ежедневно отправлять за десятки километров от Палика группы минеров. Под Смолевичи были направлены даже два отряда - второй и пятый - во главе с комиссаром Чулицким.
24 мая со стороны сел Буденницы, Боровляны и Новое село, расположенных в пяти-восьми километрах от нас, на Палик двинулись передовые части карателей. Путь им прокладывали танки, артиллерийские и минометные батареи, а с воздуха их поддерживали бомбардировщики.
Из Москвы был получен приказ: длительных кровопролитных боев с карателями избегать, маневрировать, беречь людей. В помощь нашей бригаде с Большой земли направлялись самолетами два десантных отряда автоматчиков. Первый из них под командованием бывшего пограничника, командира партизанского отряда на Витебщине, Григория Озмителя прибыл 29 мая, когда поляна Улесье - место приема десанта - уже обстреливалась вражеской артиллерией. На следующий день с левого берега Березины к нам переправился Жукович. Нашел он нас уже не на нашем штабном острове, подвергавшемся ожесточенной бомбежке с воздуха, а прямо на болоте, в лесу.
Лопатин, Большаков, Рудак и я в это время были заняты разработкой плана обороны базы. Жукович повернул все по-иному.
- Ну, докладывайте, что у вас тут творится? - попросил он, извлекая из полевой сумки карту.
Лопатин доложил обстановку. Жукович несколько минут молча водил кончиком карандаша по карте, потом очертил вокруг Паликовского леса овал, упиравшийся на северо-востоке своей вытянутой частью в труднопроходимые болота, и, оторвавшись от карты, сказал:
- Замысел карателей понятен: взять все наши отряды в кольцо, согнать их поближе к Березине, и если не уничтожить в бою, то длительной блокадой заморить голодом. Бригада «Штурмовая» сумела вырваться из кольца окружения, то же пытается сделать и бригада Железняка, но у кировцев и у нас с вами один выход - оттянуться к Домжерицким болотам.
- Значит, сдавать базу? - нахмурился Лопатин.
- А ты что предлагаешь? - резко спросил Жукович.
Лопатин молчал. Как и каждому из нас, ему было ясно, что иного выхода нет.
- Весь свой штаб, - продолжал после короткой паузы Жукович, - радистов, бригадную разведку и один из отрядов переправь на левый берег, поближе к нам. Там же расположишь и свой командный пункт, а здесь, до того как из Москвы прилетит второй отряд автоматчиков, оставь для обороны базы остальные отряды под общим командованием одного из бригадных командиров, ну, хотя бы, скажем, вот его, - Павел Антонович указал на Большакова.
- Но у Виктора нет заместителя. Кто же останется в штабе? - заметил Лопатин.
- Ну и плохо, - повысил голос Жукович. - Отряд за год увеличился в семь раз, превратился в бригаду, а в штабе по-прежнему сидит один Большаков. Учтите, в условиях нынешней блокады штабная работа потребует более гибкой оперативности, максимума напряжения; одному справиться будет трудно. Как ты, Виктор, думаешь на этот счет?
- Вы правы, Павел Антонович, одному мне придется туговато, - признался Большаков.
- Кого бы ты хотел взять себе в помощники? - сразу перешел на конкретное решение дела Дядя Коля.
Большаков смутился. Вопрос комбрига застал его, видимо, врасплох.
- Видите ли… - замялся было он, но потом перешел на решительный тон: - Сказать прямо, товарищ комбриг, я вас давно хотел просить, чтобы на должность начштаба вы назначили другого.
- А тебя, что же, ординарцем своим назначить, что ли? - с иронией спросил Лопатин.
- Почему ординарцем? Я могу остаться в штабе, скажем, заместителем начальника.
- Ишь ты, чего захотел! А где ж это я найду сейчас начальника штаба? - сердито спросил комбриг.
- А его и искать не надо, он есть.
- Кто?
- Андрей Волошин.
- Это начальник штаба первого отряда, что ли? - заинтересовался Жукович.
- Так точно. Опытный кадровый офицер, штабист. На фронте командовал танковым батальоном, - нажимал Большаков; почувствовав поддержку в тоне голоса Павла Антоновича.
- А что, кандидатура вполне подходящая. Как думаешь? - обратился Жукович к Лопатину.
- Ох и мудрец, же ты, Виктор, - смягчился Дядя Коля. - Нет, вы видали, как решил вопрос? В момент!
Обменявшись мнениями, мы признали целесообразной такую перестановку, и Лопатин назначил начальником штаба бригады Волошина, которому и было поручено возглавить оборону базы. В помощь ему был придан Аникушин. Остальным, входящим в штабную группу, Лопатин отдал приказ готовиться к отходу за Березину.
На следующий день, чуть только занялась заря, мы переправили на левый берег Березины часть людей, в том числе Курта Вернера, которого не успели отправить на Большую землю до начала блокады и теперь вынуждены были таскать с собой.
Обстановка с каждым часом все более осложнялась. Каратели уже наседали на подступы к нашей базе, оттесняя основные силы бригады к кладкам.
Через каждые два - три часа над нашими головами появлялись две эскадрильи вражеских бомбардировщиков и беспрепятственно «обрабатывали» лес и болота фугасными бомбами и пулеметными очередями. Затем в действие вступали минометно-артиллерийские батареи, обрушивая на нас шквал огня.
Снаряды и мины сотрясают землю, ураганом проносятся по лесу, вздымают столбы болотной жижи. От грохота разрывов в ушах стоит неумолчный гул. После такой мощной подготовки в бой вводятся танки. Спустившись с Буденницких и Боровлянских высот, они мчатся по поляне к линии нашей обороны, ведя огонь из пушек и крупнокалиберных пулеметов. С нашей стороны - ни единого выстрела. Полагая, что партизаны уничтожены бомбежкой и минометно-артиллерийской подготовкой, гитлеровцы бросают в атаку пехоту. Но только вражеские цепи приблизятся к опушке леса на расстояние выстрела, как их начинает косить огонь отважных народных мстителей.
И снова все сначала: появляются самолеты, снижаются почти к вершинам деревьев, высматривая партизан, и начинают очередную бомбежку…
- Ишь, негодяи, знают, что у нас нет зенитных пушек и пулеметов! Разгуливают себе по небу, словно у себя дома, - возмущенно заметил в один из очередных налетов Лопатин.
- Да, жаль, что нечем нам их отпугнуть, - вздохнул Рудак.
- Разрешите, товарищ комбриг, я попробую, - раздался голос Храмцова, сидевшего рядом с нами.
- Да ведь сбить не собьешь, а себя обнаружишь, - усомнился комбриг.
- А пусть попробует, - поддержал я Храмцова. - Удалось же ему подбить тогда самолет гитлеровского эмиссара.
- Уж я и на этот раз постараюсь, - пообещал Храмцов и любовно погладил ствол противотанкового ружья.
- Пусть поохотится, - сказал Володя. - Если и не собьет, то хоть попугает фашистских стервятников, - глядишь, они не так нагло вести себя будут.
- Ну что ж, попробуй, - сощурил глаза Лопатин. - Только смотри, как бы из охотника тебе самому в зайца не пришлось превратиться.
Получив разрешение, Храмцов взвалил на плечо противотанковое ружье и направился в сторону реки.
Радист Валерий не вытерпел и полез на самую верхушку высоченного дуба, чтобы следить оттуда за действиями Храмцова.
Через некоторое время над излучиной реки, поросшей с левого берега осокой, появился вражеский бомбардировщик. Он развернулся так низко, что чуть не задел вершины сосен, и полетел над болотом. Мы увидели струйку дыма, поднявшуюся с зеленого ковра, и почти одновременно услышали разочарованный возглас Валерия:
- Эх, промазал!
Самолет пролетел над черневшей полоской- по свежему следу нашего перехода на левый берег Березины, резко выделявшейся на фоне зелени, и скрылся за лесом. Через несколько минут над тем же местом снова показался бомбардировщик и, сделав разворот на крыло, полетел над болотом так низко, что, казалось, он идет на посадку.
- Есть! Задымил! - торжествующе закричал Валерий.
Но самолет настолько быстро скрылся за вершинами деревьев, что мы едва успели заметить оставленную им длинную струю черного дыма. Был ли это выхлоп богатой смеси или Храмцову действительно удалось подбить самолет, сказать трудно.
В этот момент на командирский пункт прибежал весь пропахший пороховым дымом Аникушин.
- Что случилось? - с тревогой спросил его Лопатин.
- На участке шестого отряда создалась угроза прорыва в районе средних кладок. Фашисты предприняли «психическую атаку». Кто-то из партизан не выдержал и крикнул: «Надо отступать!..». Захаров первым бросился бежать, паникеры за ним. И если бы не подоспел Волошин, немцы были бы уже на кладках. Начштаба просит ваших указаний.
- А где сейчас Захаров? - насупив брови, спросил Лопатин.
- Он был задержан разведчиками Меняшкиным и Носовым аж около Родошинской дороги, пробирался, подлец, в сторону немцев.
- Расстрелять перед строем! Командование шестым отрядом временно поручаю тебе, Василь, - приказал Лопатин Аникушину.
Когда Аникушин ушел, я сказал Рудаку:
- Имей в виду, Володя, в том, что у нас в бригаде еще обнаруживаются такие вот захаровы, в первую очередь виноваты мы, разведчики.
- Да, зря мы тогда не выполнили своего намерения заняться им, - с досадой промолвил Рудак. - Выпивки-то служили ему, видно, для отвода глаз, - дескать, свой парень, вся душа нараспашку.
- Ловко маскировался, подлец! - негодовал я.
- А может быть, он просто трус, - задумчиво потер переносицу Володя.
- Трус в нашей среде - тот же враг, и ты это отлично понимаешь, - резко сказал Лопатин.
Рудак пытался объяснить что-то, но его слова потонули в грохоте возобновившейся канонады.
На этот раз бомбежка с воздуха и артиллерийская стрельба были особенно интенсивными. Взрывы бомб, снарядов и мин слились в один общий непрекращающийся гул. Разговаривать приходилось на высоких нотах, почти кричать.
- Ишь, подлецы, какую подготовку начали, - расслышал я слова Лопатина, - видно, решили на прорыв идти.
- Да, надо держать ухо востро, - отозвался Рудак.
В разгар артиллерийского обстрела на тропинке, ведущей к командирскому пункту, показался Жукович в сопровождении своего ординарца.
- Как, Дядя Коля, - с ходу обратился он к Лопатину, - не пора ли тебе снимать свою оборону? Кировцы уже оттянулись почти к самому хутору Старина и собираются уходить на север. Тебе тоже медлить больше нельзя.
Вид у Жуковича был усталый. Он присел под сосну, вытер потное, запыленное лицо и выжидательно посмотрел на Лопатина.
- Да-а… - бросил Лопатин грустный взгляд на противоположный берег. - Кажется, узелок затягивается.
Было ясно, что дольше нам здесь не устоять, надо отводить бригаду на левый берег Березины и уходить на север. Лопатин вызвал к себе Набокова.
- Ну, Петр Иванович, приготовься. Пойдешь сегодня с подрывниками минировать кладки. Да смотри, сделай так, чтобы фашисты дюжинами летели на воздух!
- Есть, товарищ комбриг, приготовиться к минированию кладок! - отрапортовал Набоков. - А насчет того, чтобы фашистам не поздоровилось, не беспокойтесь. Мне ведь довелось участвовать в минировании подступов к самой Москве. Правда, прежде чем фашисты ступили на минные поля, наши их так пугнули, что только перышки с них полетели. Потом мне же самому и пришлось убирать расставленные мины. Помню, мы с товарищем Храмцовым около двух тысяч мин тогда сняли. Так что уж будьте уверены, сделаю все как надо, не подкачаю.
Вскоре после ухода Набокова прибежала радистка Таня и вручила Лопатину полученную из Москвы радиограмму. В ней сообщалось, что этой ночью к нам прилетит вторая группа автоматчиков. Прочитав радиограмму. Лопатин молча передал ее Жуковичу.
- Как же быть? - задумчиво промолвил Павел Антонович. - Выходит, надо во что бы то ни стало до утра здесь продержаться.
- Придется вызвать Волошина, - сказал Лопатин. - Послушаем, как там у него обстоят дела.
Жукович согласился, и комбриг тотчас же выслал связного на правый берег Березины.
Пока мы ожидали начальника штаба, на КП пришли секретарь Плещенического подпольного райкома партии Иван Осипович Ясинович - высокий, худощавый, слегка сутуловатой человек, и командир райкомовского отряда имени Калинина Захар Иванович Ненахов - бывший пограничник, все еще носивший военную гимнастерку с тремя кубиками на выцветших петлицах.
- А-а, вот где они спрятались! - с добродушной улыбкой воскликнул Ясинович, здороваясь с каждым из нас за руку.
- Мы-то что, а вот как вы здесь очутились? - спросил Жукович. - Не усидели в своем районе, на нашу сторону перебрались?
- Не усидели, Павел Антонович. Приперли, гады, так, что еле успели переправиться через Березину, - ответил завертывавший козью ножку Ненахов.
- Это что же, значит, немцы и с севера уже замкнули полукруг и вышли к реке? - насторожился Лопатин.
- Выходит, так, - подтвердил Ненахов, извлекая из кармана такую массивную зажигалку, что все ахнули. Сделана она была из гильзы от 45-миллиметровой пушки.
- Ну и ну! Огнемет, а не зажигалка! - раздался громкий голос подошедшего к нам командира группы автоматчиков Озмителя. - Такую посудину не в кармане, а за плечами надо носить.
- Огнемет не огнемет, а горючего в этой зажигалочке на целый месяц хватает. Я ее специально на случай блокады смастерил, - похвастался Ненахов.
- Вот дальновидный человек, - смеясь, сказал Жукович, - на целый месяц вперед смотрит.
Пришел Волошин, доложил обстановку, и комбриг решил оттянуть линию обороны к кладкам, продержаться до тех пор, пока будет принят десант, а с рассветом всеми силами двинуться к Домжерицким болотам. С наступлением темноты мы подготовили костры для приема десантников, а сами стали собираться в дорогу.
- Трудно придется на этот раз парашютистам, - сокрушался вернувшийся с правого берега Аникушин. - Березина рядом, малейший ветерок - и парашютистов легко может отнести к реке, а то и на ту сторону, прямо в руки карателей.
- Ничего, - ободряюще заметил Озмитель. - Вторую группу возглавляет испытанный партизанский командир Галушкин. Да и хлопцы его тоже люди опытные.
В ожидании самолета с десантниками я расспрашивал Аникушина о подробностях семидневных боев двухсот восьмидесяти партизан с несколькими батальонами карателей.
По донесениям Волошина, всего за это время партизанами было уничтожено двенадцать гитлеровских танков, убито и ранено свыше трехсот вражеских солдат и офицеров. С нашей же стороны было только двое раненых и ни одного убитого.
- Как же вы сумели уберечь людей при таком шквале огня да еще уничтожить такое количество вражеской силы? - с откровенным удивлением спросил я Аникушина.
- На нашей стороне был ряд преимуществ, - разъяснил он. - Линия нашей обороны растянулась почти на два километра, люди были расставлены так, чтобы все подходы к кладкам - ведь к ним главным образом и рвутся гитлеровцы - держать под перекрестным огнем. Как только полезут на нас каратели, мы открываем сильный огонь и в ходе боя все время меняем позиции. Уловить наше точное месторасположение каратели не могут и стреляют по лесу наугад. Вот и выходит: гитлеровцы действовали вслепую, а нам они видны как на ладони. Учтите также и то, что места у нас болотистые, лес густой и высокий; пустят фашисты мину или снаряд, а он либо шарахнет по вершинам сосен, либо угодит в болотную жижу. А в этих случаях осколки не очень-то опасны.
«Как все это легко и просто», - невольно подумает читатель. Действительно, даже мне, живому свидетелю событий, трудно было поверить, что все это правда. И все же все, о чем я здесь пишу, не выдумка, а факты.
В назначенное время прилетел самолет и, несмотря на опасения Аникушина, ни один из парашютистов из группы Галушкина не опустился на сторону, занятую врагом, и не угодил в реку. Все двадцать пять автоматчиков приземлились благополучно, и час спустя партизанские отряды Дяди Коли и бригады имени Кирова, а также ряд отдельных отрядов, оказавшихся вместе с нами, под покровом ночи тронулись в путь, продвигаясь левобережьем Березины в сторону Домжерицких болот.