Утром мы с Николаем вышли со двора Дударенко и направились вдоль улицы (остальные мои спутники вышли несколько раньше, чтобы до нашего прихода на явочную квартиру разведать, все ли там спокойно).

Не успели мы пройти и половины улицы, как навстречу показались трое гитлеровцев. Я насторожился - сейчас впервые мне придется встретиться лицом к лицу с врагом.

- Смелее, выше голову, - услышал я шепот Коли.

Приближаясь к немцам, мы услужливо сошли на дорогу, уступая им путь. Николай громко приветствовал их по-немецки. Те буркнули что-то невнятное и прошли мимо.

Пока мы не свернули за угол, мне все казалось, что немцы стоят и смотрят нам в спины, и ждал команды «Стой!». Рука невольно тянулась к карману с гранатой, и мне понадобилось напрячь всю волю, чтобы идти не оборачиваясь.

- Держитесь прямее, - снова напомнил мне Николай, - не наклоняйте голову, а то создается впечатление, будто вы стараетесь спрятать лицо. Имейте в виду, что чем смелее идешь - тем лучше.

Пройдя еще улицу и свернув в глухой переулок, мы подошли к калитке дома, за которой нас поджидал Федотов. Во дворе нас встретила хозяйка дома - жена того самого Климковича, о котором мне когда-то говорили разведчики как о человеке, пользующемся доверием у немцев.

- Самая надежная наша квартира, - пояснил мне, входя в дом, Николай.

Сам хозяин за все время нашего пребывания в его доме показался лишь один раз и то ненадолго. Дома были только его жена Елена Викторовна и дочь Люда.

Во второй половине дня к нам пришел Алехнович, коренастый, уже седеющий человек с открытым, как-то сразу внушающим к себе доверие лицом и пытливым взглядом.

Я подробно расспросил Никифора Васильевича о его работе у Кёринга, о Семенковой.

- Вашу директиву я выполнил, - докладывал он, - работаю и пользуюсь у Кёринга полным доверием. Ну, а о Жене теперь я уверенно могу сказать, что она наш человек. И хотя за ней увивается сам Кёринг, Женя держит его на расстоянии, даже на квартиру зайти не разрешает.

Я сразу припомнил удачный «флирт» Веры Стасен с Вернером и дал задание Алехновичу подсказать Жене, чтобы она не так уж решительно охлаждала надежды коменданта - в нужный момент это можно использовать.

Никифор заверил, что все будет сделано как надо, и тепле распрощался с нами.

Теперь предстояла встреча с Болдыревым и Касперовичем. Федотов отправился к управлению тыла «Волга» и вызвал Болдырева к нам.

И вот он передо мной: высокий, худой старик, с маленькими слезящимися глазками, выражавшими не то испуг, не то замешательство. Я пригласил его к столу.

- Вы хотели встретиться с кем-нибудь из руководящих лиц бригады? - спросил я.

- Так точно, - ответил он дребезжащим голосом.

- Я заместитель командира бригады. Что вы хотели сообщить нам?

Болдырев сначала беззвучно пошевелил губами, как будто что-то разжевывая, потом начал говорить.

Сообщенные им сведения мне показались действительно важными. Он рассказал о двух вновь создаваемых гитлеровцами линиях обороны на центральном участке фронта. Одна из них возводилась по Днепру, другая - по Березине. Охарактеризовал мощность укреплений на этих рубежах, сообщил ряд других данных, касающихся обороны противника.

- Через два дня я выеду в Берлин, буду там в имперском ведомстве организации ТОДТ. Какие вопросы вас могут там интересовать? - спросил он в заключение.

Я дал ему ряд вопросов, и на этом наша беседа закончилась.

Проводив Болдырева, мы стали ждать Касперовича, вызванного Борисом на вечер. Но этой встрече не суждено было состояться.

Выглянув случайно в окно, Борис отскочил от него, словно увидел наведенное на него дуло пистолета.

- Что случилось? - заволновался Николай.

- Накололи нас, гады! - указал глазами па улицу побледневший Борис.

Мы осторожно подошли к окну и через кисею гардины выглянули на улицу. Мимо дома прохаживались двое гестаповцев. Один из них - высокий, сухопарый, в пенсне, в форме младшего офицера, другой - коротконогий, в форме рядового. Изредка они бросали косые взгляды на наши окна. Очевидно, дом был взят под наблюдение, и с минуты на минуту можно было ждать облавы. Что делать?

Словно завороженные, мы продолжали стоять у окна, не отрывая глаз от того, что происходит на улице. Вот к двум гестаповцам подошел какой-то человек в штатском. Гитлеровец в форме младшего офицера что-то написал в блокноте и, вырвав листок, передал его подошедшему. Тот быстро удалился: по направлению к центру города.

- Наверняка послал за машиной с солдатами, - промолвил Борис. - Надо скорее выбираться отсюда.

- Хм, выбираться! А как? - буркнул Николай.

Действительно, выйти среди бела дня из города, когда тебя уже обнаружили и за тобой следят, дело немыслимое. Но и оставаться в доме дольше было опасно. Стали мы советоваться, что же предпринять.

- Организуем пьянку, - предложил я. - Откроем окна, заведем патефон, начнем петь, песни, а потом двое из нас выйдут на улицу, и один громко крикнет: «Ромка! Посылай за водкой, а мы сейчас соберем сюда остальных и будем кутить до утра».

- Идея! - обрадовался Николай. - Гестаповцы подумают, что мы действительно будем собирать всех своих друзей и могут отложить, облаву до ночи. Выйдем сперва мы с вами, да еще давайте захватим с собой и гитару.

Мы рассчитывали, что гитлеровцы попадутся на удочку, ослабят наблюдение и этим воспользуются остальные: перелезут через забор, выходящий на пустырь, и, пробираясь картофельным полем, уйдут от наблюдателей.

Все это было, конечно, слишком рискованно, но ничего иного никто из нас придумать, в ту минуту не мог, и все поддержали мою мысль.

У Елены Викторовны нашлись две бутылки рома, мы завели патефон, распахнули окна и «открыли «гулянку». На улицу понеслись «пьяные» выкрики, нестройная песня. Под эти звуки мы обсуждали вопрос: где сойдемся перед выходом из города. Условились: пойдем в дом старого знакомого наших разведчиков, рабочего Дейнеки, в прошлом не раз распространявшего среди горожан и жителей поселка Дымки листовки подпольной молодежной организации.

Под видом ухода за водкой должны были покинуть свой дом и хозяйка с дочерью и бежать к нам в отряд.

Прежде чем приступить к выполнению намеченного плана, мы решили сделать пробу: послать на улицу Люду с пустой бутылкой и, если ее не остановят, чтобы она сходила к какой-нибудь соседке за водкой и на виду у гитлеровцев принесла ее в дом. Попытка удалась. Люда сообщила, что, когда она шла с полной бутылкой, гестаповцы ехидно ухмыльнулись и продолжали дефилировать.

Наконец настал самый ответственный момент. Николай взял в руки гитару, и мы, пошатываясь, вышли с ним со двора. Как только скрипнула калитка, гестаповцы насторожились. Николай сразу же повернулся к раскрытым окнам и громко, так, чтобы слышали немцы, крикнул то, о чем мы до этого условились. Высунувшийся из окна Артур пьяным голосом выкрикнул:

- Только не задерживайтесь, скорее приходите со всей братвой!

Уголком глаза я наблюдал за гестаповцами. Коротконогий что-то шепнул на ухо высокому. Тот понимающе кивнул головой. «Неужели клюнуло?» - подумал я с некоторым облегчением.

Николай трынькнул по струнам гитары, но так как играть не умел, то сделал вид, что споткнулся и прекратил игру. А когда мы поравнялись с гитлеровцами, Николай «заплетающимся» языком спросил их по-немецки, можно ли русскому человеку гулять, пить водку. Те что-то ответили ему и, пропустив нас, отвернулись.

О, как нам хотелось пуститься во весь дух! Но мы преодолели это искушение и шли неторопливой походкой, пошатываясь и даже останавливаясь, вроде бы затевая какой-то пьяный спор. Сворачивая за угол, мы успели заметить, что гестаповцы беспечно продолжают прогуливаться на том же месте.

- Фу-у, кажется, вырвались, - сказал, вытирая потный лоб, Николай.

И мы быстро зашагали по направлению к Дымкам, а вскоре и вошли во двор Дейнеки. Высокий, загорелый хозяин тепло встретил нас, а когда узнал, что мы направляемся в отряд, стал упрашивать, чтобы захватили и его с собой. Мы сказали, что разведчики захватят его в другой раз, и он успокоился.

Стали ждать прихода остальных. Проходит час, другой, на дворе уже темно, а их все нет. Что бы это значило? Неужели гестаповцы, не видя никакой вечеринки, разгадали наш замысел, совершили налет на дом и захватили наших товарищей?

Прошло еще полчаса - о, какие иногда бывают длинные тридцать минут! - и наши товарищи явились. Но в каком виде! Борис и Артур навеселе, а Федотов - совершенно пьян. Оказывается, перед уходом они выпили рома, причем Федотов так осоловел, что его пришлось приводить в сознание холодной водой.

- Проклятая водка! - смущенно оправдывался он. - Выпил немного, а как скрутила! Вы уж простите меня, хватил для храбрости, а получилась ерунда…

- А где хозяева? - спросил я у Бориса. - Придут они сюда?

- Нет. Хозяйка сказала, что они с дочкой будут пока скрываться у соседей, а сам Климкович намерен сослаться на то, что, дескать, его не было дома и что происходило в его отсутствие, он не знает. Немцы ему доверяют, и, я думаю, он уж как-нибудь выкрутится, - выразил уверенность Борис.

Но… он ошибся. Впоследствии мы узнали, что Климкович, его жена и дочь были арестованы. На допросе Елена Викторовна и Люда в один голос заявили, что в отсутствие хозяина к ним зашли какие-то хорошо одетые люди, отрекомендовались представителями магистрата, произвели опись имущества, потом распили две бутылки рома и ушли, пообещав вернуться к ночи. Но хитрость не помогла. Замученная пыжами, Елена Викторовна умерла в тюрьме, а Люда была отправлена в Германию на каторгу, и только один хозяин дома как-то вырвался из тюрьмы и остался жив.

Из города мы выбрались без особого труда. Только когда шли через торфяное болото, над ним вдруг повисло несколько осветительных ракет, прижавших нас к земле. Со стороны околицы застрочил пулемет, и по торфянику веером рассыпались трассирующие пули. Мы пустились бежать к кустарнику и скоро были в лесу.

Только здесь я в полной мере осознал, из какого капкана нам удалось вырваться. Кто же это расставил его для нас? Кто выдал гестапо наше присутствие в городе? И почему нас сразу не схватили? Почему дали уйти? Странно, что с нами не захотели бежать хозяева. Ведь если они честные патриоты - им грозит верная гибель! Чем больше я над этим размышлял, тем меньше что-либо понимал.

- Ты уверен в Климковичах? - обратился я к Борису.

- Вы на них не думайте, - понял меня Качан. - Это люди проверенные.

«Если так, - думал я, - значит, ловушку нам подстроил кто-то другой. Но кто? Дударенко? Алехнович? Болдырев? Но почему нас все-таки не взяли? Уж не находится ли предатель среди нас?» Во всем этом надо было как следует разобраться.