Вышло так: ночью мы приняли очередную партию парашютистов с самолета, в том числе моего ординарца Колю Антошечкина, а утром из-за Березины к нам прибыл уполномоченный Центрального Комитета Коммунистической партии Белоруссии Павел Антонович Жукович.

От партизан мне уже было известно, что Жукович частенько бывал в бригаде Дяди Коли. Он оказывал помощь не только комиссару и командиру, а и начальнику штаба бригады и командирам отрядов. Он находил время побеседовать не только с руководителями, но и с партизанами. Многих из них он знал в лицо и называл по имени.

Так было и в этот раз. Как только Павел Антонович появился в бригаде, его обступили партизаны и начались взаимные приветствия и расспросы. Увидав Бориса, Николая и Артура (которые всегда держались вместе), Жукович подошел к ним и стал интересоваться положением в Борисове, где он работал до войны. Потом обратился к десантникам, стоявшим несколько поодаль.

- А вы что же, товарищи москвичи, стоите в стороне? Подходите сюда, расскажите нам о столице.

Знакомясь с новичками, Павел Антонович спрашивал, воевали ли они с гитлеровцами, какими военными специальностями владеют, интересовался самочувствием, подбадривал дружеской шуткой.

- Значит, вашего полку прибыло? - улыбаясь, спросил он Лопатина, когда тот представил ему меня. И тут же пошутил - Теперь ваша разведка загремит на всю Белоруссию!

Павел Антонович произвел на меня очень сильное впечатление. С виду ему можно было дать лет сорок. Выше среднего роста, с энергичным выразительным лицом - высокий крутой лоб, проницательные карие глаза, тонкие губы, - он представлялся мне олицетворением ума, воли, храбрости и жизнерадостности.

- Хороших ребят привезли, нужных, - сказал он, обращаясь ко мне. - В каждый бы отряд по такому специалисту подрывного дела, как этот ваш богатырь Петр Иванович!

Продолжая беседовать, мы двинулись к штабу.

- Давайте-ка посидим, покурим вот под этой сосенкой, - предложил Жукович. - Уж очень погодка хороша!

Утро действительно было чудесное. Легкая пелена тумана все больше редела, пока не растаяла совсем. Над нами показалось чистое, будто вымытое, лазоревое небо. Весеннее солнце ласкало своим теплом молодую поросль травы. На деревьях и в густом кустарнике слышался веселый птичий пересвист. Картина была исключительно мирной, и как-то не верилось, что где-то рядом, вот на такой же мирной земле бушует война. Но о ней вдруг напомнил прерывистый гул вражеского самолета. Сначала он доносился издалека, потом - все ближе, явственней и, наконец, перешел в оглушительный рев, и вот прямо над нашими головами из-за вершин деревьев скользнул двухфюзеляжный «фокке-вульф».

- Эх, опоганила весеннее небо, проклятая рама! - воскликнул Большаков.

- Все нашего брата, партизана, ищет, - спокойно сказал Рудак.

- Поищет-поищет, да и улетит, - с деланным равнодушием проговорил Лопатин.

Но самолет появился снова. На этот раз он сделал над нами несколько кругов и на последнем заходе прошил лес длинной пулеметной очередью.

- Заметил, видно, холера, - сказал Жукович. - Не выносит фашистский стервятник мирного отдыха добрых людей. - И, повернувшись ко мне, спросил: - Ну как, вошли вы в курс боевой жизни бригады?

- Так точно, Павел Антонович.

- С чего же думаете начать?

Я в общих чертах доложил наши с Рудаком наметки в отношении разведшколы Нивеллингера, рассказал о планах захвата штабных офицеров под Минском, о намерении проникнуть в войсковые центры противника в самом Минске.

- А не многовато ли для начала? - пряча улыбку, спросил Жукович и метнул на меня лукавый взгляд.

Мы и сами говорили об этом, - вставил Лопатин.

- Оно, конечно, хорошо бы побольше, да силенок-то хватит ли? - Павел Антонович пристально посмотрел на всех нас по очереди и продолжил: - Ну, не будем сейчас вдаваться в детали. Мысль о переключении главного внимания бригадной разведки на Минск, во всяком случае, правильна. Надо смелее устанавливать там контакт с советскими людьми. Особенно с теми, кто вынужден работать в штабах и канцеляриях гитлеровцев.

Жукович сделал паузу, которой воспользовался Лопатин.

- По-моему, нельзя ослаблять внимания и к Борисову, - сказал он.

- Это верно, - поддержал его Павел Антонович. - Борисов забывать нельзя. И, кстати, вот что. Ваши данные, - обратился он к Рудаку, - относительно усиленной переброски в сторону фронта эшелонов с танками, самоходной артиллерией и войсками подтверждаются данными разведок других отрядов. Мною получено указание Центрального штаба партизанского движения усилить наблюдение за этими перевозками. Так что сейчас необходимо сосредоточить максимум внимания на выполнении этой задачи. Я бы просил вас, - снова повернулся Жукович ко мне, - в первую очередь заняться этим вопросом.

- Видно, назревают большие дела на белорусском направлении, - задумчиво промолвил Большаков.

- И не только на белорусском, - загадочно поправил его Павел Антонович.

Между командирами и Жуковичем завязалась оживленная беседа об общей обстановке на фронтах, а у меня из головы не выходили железнодорожные перевозки. «Как я выпустил их из виду? А ведь мне Рудак говорил об этом», - корил я себя. И знакомое чувство недовольства собой закипало на сердце.

- А свой план вы по мере сил старайтесь реализовать, - сказал, прощаясь со мной, Жукович. - Скажу больше: решительнее проникайте в Минск, ищите подходы к самому гаулейтеру, имперскому комиссару фон Кубе. Уничтожение этого главного палача белорусского народа, личного друга Гитлера, - большое политическое дело. Им занимаются уже многие партизанские отряды. Смело включайтесь в это дело и вы с Рудаком. Но, - Жукович улыбнулся, - не забывайте и малых, будничных дел.

Павел Антонович отлично, видимо, понимал мое душевное состояние в те минуты.