— Леша, ты должен мне помочь, — сообщила Анна Алексею Александровичу Власову, сидя перед ним на стуле и просительно заглядывая ему в глаза.

Он потирал виски, в русых волосах которых проступила ранняя седина. И растерянно смотрел на Протасову. Сколько лет они знают друг друга? Странно, что ничего не изменилось. Ей нужна была помощь — он бросался помогать. Она пропадала на годы. Потом появлялась. А он будто того и ждал, чем бы ни занимался. Женился, разводился, карабкался по карьерной лестнице, заводил собаку, ее же, умирающую от рака, усыплял. И синеглазая испуганная девочка, которую однажды он спас, тоже была частью его жизни. Может быть, это было лучшим, что он сделал за свои тридцать с копейками лет.

— Ну, до сессии еще далеко, и справляешься ты обычно самостоятельно, — проговорил он, доставая из верхнего ящика стола аспирин. — Потому смею предположить, что что-то стряслось. Ты себя давно в зеркало видела? Худая, как щепка.

— Неважно! — скривив губы, ответила Анна. — И сессию сдам. Мне нужна реальная помощь. Мне надо чужого ребенка вывезти заграницу.

— Чего? — опешил Власов и выронил упаковку с таблетками на стол. — Сдурела? Нахрена?

Анна подхватила упаковку.

— Заболел? Я не вовремя, наверно.

— Ага, заболел. Но явно не так сильно, как ты. Во что ты уже влипла, Аня?

— Почему влипла? — непонимающе спросила девушка.

— Чужого ребенка? Заграницу? Реально — почему? — Алексей забрал из ее рук упаковку, вытащил пластинку, одну таблетку проглотил, запил водой и пожаловался: — Голова сейчас лопнет. Ладно. Давай по порядку. Что у тебя?

— У меня — чужой ребенок. Отказ матери есть. Отец неизвестен. Имя ей вообще я дала, хорошо тетка из опеки не зануда была. Денег взяла и записала под мою диктовку, — Анна фыркнула. — Но девочке операция нужна. Такие делают только заграницей. Мне нужно ее туда отвезти.

Несколько мгновений Власов озадаченно смотрел на Анну. По взгляду его трудно было что-то прочитать. В этом он за прошедшие десять лет назад изменился. Раньше смотрел открыто, не прятал ничего.

Медленно перевел дыхание, и глаза его потеплели.

— Заграница — понятие растяжимое. Ладно. Что у ребенка?

— Почки, — быстро ответила Анна. — Советуют клинику в Германии и вроде еще есть доктор в Израиле. Я пока не узнавала точно. Что толку, если не увезти. Идиотизм!

— У нас много где идиотизм, — пробормотал себе под нос Власов. — Ладно, я понял. Тебе нафига эта возня?

Она смутилась. Отвела взгляд.

— Не знаю. Надо!

— Надо так надо, — покачал он головой. — От меня что требуется? Помочь с оформлением? Видишь ли… я с опекой дело никогда не имел — у меня несколько другой профиль, как ты могла удостовериться ранее. Как вариант, могу пробить, кто может тебе подсказать, в какие двери стучать. Ты у ребенка в каком качестве намерена оставаться?

Вопрос, который она не раз задавала сама себе уже которую неделю, озвученный Власовым, казался предоставленным последним словом осужденному. Повисла пауза, в течение которой Анне было необходимо решить все до самого конца.

— Я хочу опеку, — заговорила она, и голос ее звучал твердо и уверенно. — Я найду деньги!

— Да я даже не сомневаюсь, что найдешь, — усмехнулся он. — Ладно. Все ясно. Я прозондирую. В универе как дела?

— Нормально. Сессия на носу.

Она подняла на него глаза и улыбнулась. Тогда тоже на носу была сессия. Первая. Ей, студентке юрфака, которая была старше всех в группе, до сих пор казалось странным, что она учится в университете. Когда-то давно она строила планы, куда идти учиться. И придумывала невообразимые варианты, чтобы подразнить маму и отца. Чего только театральный стоил…

Потом все изменилось, и она считала, что учеба — глупая трата денег и времени. И лишь спустя еще несколько лет Анна неожиданно поняла, что юрфак сможет дать ей дополнительные возможности в осуществлении ее мести.

Все свободное время она отдавала учебе. Многое позабылось. Но постепенно вспоминалось, под чутким руководством преподавателей. К ней будто возвращалась ее юность, которая снова привела в ее жизнь Алексея Власова.

Накануне новогодних праздников, когда большинство нормальных людей носится по городу в поиске елки, украшений к ней и подарков, Анна подпирала стену у кафедры в ожидании куратора, уставившись в учебник.

Власов появился из ниоткуда в дорогом пальто, благоухающий парфюмом известного бренда и в ботинках ручной работы итальянского производителя. Это она научилась определять давно. Просто вошел в аудиторию, будто это было в порядке вещей. И спросил:

— Михал Сергеича нет?

Она подняла голову, и глаза ее заблестели.

— Не-а, — протянула, как когда-то давно. И не сдержавшись, рассмеялась.

Он улыбнулся в ответ ничего не значившей улыбкой — незнакомой чудачке, кивнул и хотел уже выходить, когда застыл на месте. Взгляд его карим лучом коснулся ее лица и заскользил по ней вниз, к самым ступням. Потом взметнулся обратно. И, едва ли веря своим глазам, он прошел вглубь помещения, ближе к кафедре.

— Привет! — весело сказала Анна.

— Привет, — повторил он, как попугай. — Это ты?

— Могу не я. Тебе как удобнее?

— Аня Протасова! — с облегчением произнес Власов.

— А Михаил Сергеич попозже будет.

— Да к черту Михаил Сергеича! Ты тут учишься?

— Учусь. На первом курсе.

— Лучше поздно, чем никогда, — кивнул он. — Ты хорошо выглядишь.

— А ты модно… Как дела?

— Да как-то все… — он замолчал, глядя в ее глаза, а потом тихо произнес: — С ума можно сойти… Я у тебя в следующем семестре правовую информатику читать буду. Зачет.

— Ты ж вроде в прокуратуру хотел, — удивилась Анна. — Переквалифицировался в теоретики?

— Да я там и работаю. Просто курс читаю. Несложный, практический… А ты? Где ты? Кто ты?

— Я? Да по-разному. Работаю. Вот денег немного накопила — решила поступать.

— Умница, Ань! Значит, коллегами будем, — его мягкая улыбка, как когда-то давно, согревала. Для него навсегда она должна была остаться студенткой юрфака и «коллегой», но не той, кем она была на самом деле. И он был единственным, кому она ни за что не дала бы. Потому что для него это было бы по-настоящему. Как и для нее.

Тусклый свет подсветки слабо освещал кухню и Анну, сидевшую за столом и крепко обнимавшую большую чашку с остывшим чаем. Она внимательно смотрела, как ее отражение становится все ярче на стекле, за которым быстро темнело. Лицо ее было задумчивым и хмурым. Нафига она, и правда, ввязалась в эту историю с ребенком? Подписалась же, дура. А это отнимает время и силы от главного. Самого главного.

Что у нее есть сейчас?

Кое-что она знает о его проблемах с партнером. Это пока никак не используешь. Еще она имеет материальные выгоды от визитов Закса. Но за дверью ее квартиры он по-прежнему уважаемый бизнесмен, семьянин, меценат. Ага, меценат! Оказывает помощь нуждающейся шлюхе. Которая разрушит его репутацию, его жизнь, разрушит его самого. Анна хмыкнула… и уцепилась за эту мысль, будто бы она была тем, что даст ей силы жить дальше — как это было всегда. Ей мало того, что он орет по ночам. Она хочет, чтобы и днем он выл от чувства собственного ничтожества.

Около шести часов вечера в дверь позвонили. Спрыгнув со стула, она вышла в прихожую, распахнула дверь и впустила Закса. Он вошел холодный с мороза, уставший, мрачнее обычного и неожиданно красивый со снежинками в черных волосах и на воротнике пальто.

— Холод собачий, — объявил он и наклонился к ней, чтобы поцеловать.

— Можно подумать, ты пешком ходишь, — ответила Анна и послушно поцеловала его холодные, уставшие губы, оживавшие от ее прикосновения и неизменно разгоравшиеся страстью, стоило ей дотронуться до них. Он заглянул в ее глаза и подумал, что, наверное, таким должно выглядеть небо. А потом сморгнул эту мысль. Никаких небес не бывает.

— Не хожу, — согласился Виктор. Он не видел ее два дня. Два дня, которые пробыл с Лизой. И не мог этого выносить. Никогда не думал об этом, но стоило подумать, начинал сходить с ума: он не мог жить с беременной его ребенком женой — верной, преданной, сексуальной; и едва обходился без чужой женщины, от которой мог получить только тело.

— Соскучилась? — непринужденно спросил он.

— Некогда было, — ее голос прозвучал так же непринужденно, и она настойчиво потащила Закса в комнату. Он скинул пальто и пошел за ней. Кривая усмешка на его губах тоже выглядела уставшей — совсем на него не похоже.

— И чем таким ты была занята?

— Разным. Теперь твоя очередь.

Он приподнял бровь. Но оставался спокойным и холодным. Легко казаться холодом, когда глаза у тебя цвета льда на асфальте.

— Я тоже занимался разным. Подробность за подробность.

— Мне тебе отчеты составлять? — спросила Анна. — Где, с кем и сколько раз? Фотографии прикладывать? Пока тебя не было, я успела многое.

— Даже не сомневаюсь, — отозвался он негромко. — Скучаешь по прежнему ритму жизни?

— Не переживай, он не сильно изменился.

— Совершая покупку, люди подписывают бумаги. Наши, если помнишь, подписаны кровью. Тогда за каким хером я должен это слушать?

— А ты меня за каким хером покупал? Я не помню там пункта про бухие наезды. Ты потом молча свалил? Я — молча себя развлекала.

— Ааа… — протянул он, и на лице его появилась неприятная улыбка. Она делала черты резкими и одновременно расставляла все на свои места в его образе. — Так мы обиделись?

— Нет. Зачем на тебя обижаться? То, что мог получить ты, досталось другому. Кому хуже?

— По всей видимости, ты не чувствуешь разницы между проституткой и бл*дью. Проститутка себе не принадлежит. Она с тем, кто ее купил. В данном случае тебя купил я. И я требую не гребанной верности, а выполнения обязательств. Ты же предпочитаешь бл*дствовать. Считаешь, меня это заводит?

— Я тебе хоть раз не дала?

— Корень проблемы в том, что ты никак не усвоишь, что, кроме меня, ты никому не должна давать! — гавкнул он.

— Б*я, и что же это, если не верность?

Он раскрыл, было, рот, чтобы ответить, но резко развернулся и отошел к окну. Сунул руки в карманы и несколько бесконечно долгих секунд стоял, перекатываясь с носков на пятки. Видимое усилие, чтобы вернуть собственное спокойствие. Потом посмотрел на нее. И медленно, спокойно, почти равнодушно спросил:

— Чего ты хочешь?

— В ресторан хочу. Выберу сама.

— Шикарно! — развел он руками. — Выбирай.

Анна выбрала. Популярный французский ресторан в центре города с архитектурным названием она знала еще со времен работы в эскорте. Негласный договор с управляющим позволял получать небольшой стабильный доход в семь процентов от суммы счета, оплачиваемого клиентом, которого девочки приводили на ужин.

У двери служил все тот же швейцар. Девушка кивнула, он в ответ многозначительно улыбнулся. И Анна под руку с Виктором вплыла в фойе. Оставив верхнюю одежду в гардеробе, они прошли в зал, где она совершенно сознательно потащила его за столик в центре. Там они оказывались на виду у всех. Закс повиновался, выглядел расслабленным и непроницаемым. В этот вечер он был не похож на себя — будто кто-то выпил его за день. И это единственное, что проглядывало за непроницаемостью на его лице. Даже если он пытался спрятать, оно лезло наружу.

Откинувшись на спинку стула, он внимательно наблюдал за женщиной напротив, чуть сощурив глаза — тоже прятал что-то, что не хотел, чтобы она видела. Подошел официант, зажег свечу, вручил им меню и ретировался. Они снова остались один на один — иллюзия посреди ресторана. Но при свечах — почему бы не быть иллюзии.

— Теперь ты скажешь мне, что скучала?

— Я скучала, — ответила она, внимательно изучая меню.

— Отлично. Исправляешься на глазах. Бери что-нибудь подороже — вдруг расщедришься признаться, что всю эту хрень ты выдумываешь на ходу.

— Не понимаю, о чем ты, — она перелистнула страницу.

— Неважно, — он чуть заметно улыбнулся и тоже раскрыл меню. Текста перед глазами не видел, просто рассматривал строки с занятными буквами. Они не имели для него никакого содержания. Снова вернулся к ее лицу. И теперь смотрел долго, разглядывая каждую черточку.

Она все еще не поднимала на него глаз.

— Сомелье пригласи. Я пить хочу, — сказала обиженно.

Закс усмехнулся и пожал плечами. Повел головой, осматриваясь. И наткнулся взглядом на женщину за столиком у окна, глядевшую в упор на них. Примерно его возраста. С копной русых чуть вьющихся волос. Красивая. И самым красивым в ней были глаза — немного кошачьи, определенно светлые. На память он пока не жаловался — среди его знакомых такой не было. Разве только где-то по пьяни. Но и эта мысль была отброшена. Незнакомка смотрела более на Анну, чем на него.

Он отвернулся к бару. Чуть кивнул. Пока сомелье шел к их столику, негромко спросил:

— Баб ты не обслуживала?

— Ты хочешь втроем? — по-деловому спросила Анна, отвлекшись от меню.

— Я-то нет. А дама за твоей спиной, кажется, не против.

Анна обернулась, посмотрела в направлении, указанном Заксом, и улыбнулась. госпожа Калинина собственной персоной. Анна кивнула и весело помахала рукой. Та только растянула в улыбке губы в знак приветствия и повернулась к своему собеседнику.

К ним подошел сомелье — заказ был сделан.

— Коллега? — осведомился Виктор, когда тот ушел.

— Наставница, — ответила Анна и откинулась на спинку стула, — как бы. Ольга Николаевна — добрейшей души дама, с большой фантазией и житейской хитростью. Помогает сирым и убогим, — девушка улыбнулась. — Она мне денег заняла, еще когда я школу заканчивала. Приличную сумму, детдомовке такую собирать бы много лет пришлось. Если бы вообще удалось. А она дала, без гарантий и процентов. И отрабатывать разрешила целый год, я хоть квартиру приличную снять смогла…

— Ни хрена себе, — усмехнулся Закс. — Сама доброта. Так ты из детдома?

— Да, — девушка отпила вина и снова заговорила: — Но у нее весело было. Она мне первое время такие тренинги устраивала. Гоняла, как жеребенка на выездке, правда, подготавливала к племенным случкам. Ну, в смысле, к самому процессу, сам понимаешь, — Анна посмотрела на Закса загоревшимся взглядом. — Она в этом бизнесе давно, знала, к кому меня отправить, чтоб я не скучала. Американские горки отдыхают. Зато потом любой аттракцион стал обыкновенной каруселью.

— И сколько тебе было надо? — поинтересовался Виктор, не отводя взгляда уже не от Анны, но от профиля женщины за столиком у окна. Взгляд был напряженный, холодный. И по-прежнему уставший. Потом он отвлекся и вернулся в действительность. Действительность была такова, что золотистые отблески свечи играли в волосах проститутки, которую… — За сколько тебя купили?

— Ты сейчас платишь дороже, — в ее голосе снова зазвучали деловые нотки. — Потому что моя цена возросла. Констант апгрейд оф кволити.

Он зло хохотнул и сверкнул глазами.

— Супер! Только тебя кинули, Аня. Это так называется. Тебя превратили в шлюху и заставили возвращать бабки. Профит.

С ее губ было готово сорваться ядовитое подтверждение, когда явился официант с очередной едой.

Анна сделала глубокий вдох и обвела неспешным взглядом зал. Калинина уже ушла. Но посетителей заметно прибавилось. Вечером здесь всегда было многолюдно. К роялю на сцене вышел музыкант. Свою программу он по-прежнему начинал с импровизаций: тихих, неспешных, обволакивающих задумчивыми звуками.

Официант, наконец, отошел от их столика, расставив перед ними блюда в идеальном порядке на длинной скатерти, волнами разливающейся по паркету, в абсолютном соответствии с изысканной обстановкой ресторана.

Анна улыбнулась и скинула туфлю. Удобно расположила ногу на стуле Закса, устроив между его бедрами. Прижала ступню к теплой ткани брюк, сделала несколько плавных круговых движений, надавливала сильнее, поглаживала пальцами, будто обнимая. И не отводила глаз от его лица. Улыбка ее стала довольной, а ноздри нервно вздрагивали. Она чувствовала, как его плоть напрягается все сильнее от каждого ее прикосновения.

Она мягко накрыла возбужденный пах своей ступней и с невинным видом отправила в рот сочный кусочек мяса с кровью, плотно захватив вилку губами.

— И ты тоже имеешь свой профит, — проворковала Анна.

Виктор скривил губы — то ли в полуулыбке, то ли насмешкой. Но глаза его все еще оставались спокойными, в то время как внутри бушевало пламя. Иногда и заснеженные шапки вулканов извергают лаву.

— Я играю честно, — ответил он обманчиво мягким голосом. — Оплачивая услугу, не требую плату назад. На что тебе тогда нужны были деньги, не расскажешь?

— Тебе все еще мало откровений?

— Не хочешь — не отвечай, — пожал плечами Закс и неожиданно перехватил рукой ее ступню, прижав к себе крепче. К тому месту, которого она касалась. Ладонь его стала поглаживать ее щиколотку, двигаясь к пальцам — сквозь шелковистую сетку чулка. Он обводил ее контуры и чуть заметно улыбался, расслабленно и отстраненно одновременно. — Предлагаю допсоглашение к нашему договору. Ты делаешь то, что ты хочешь. Полная свобода выбора и желаний. Кроме единственного — других мужчин. До тех пор, пока ты со мной.

Она задержала дыхание, прикрыла ненадолго веками глаза и издала странный тихий звук, как мурлыкающая кошка.

— Я тоже не заключаю нечестных сделок, — спустя бесконечное мгновение заговорила Анна. — Я и сейчас делаю, что хочу.

— Ну и зараза ты, Аня Протасова! — хохотнул он.

В скором времени веселье продолжилось: подробности рандеву Виктора Закса и неизвестной, но весьма эффектной блондинки, имевшей единственное сходство с его супругой в цвете волос, стали достоянием общественности. Публичность никогда его не интересовала, но все же он был фигурой публичной. Еще через некоторое время предали гласности «творческий псевдоним» его избранницы, равно как и ее профессию. Ольга Николаевна появлялась там, где нужно, и имела обширные связи. Нет, Виктор Закс не кинозвезда и не футболист, чтобы следить за каждым его чихом. Но слухи ползут быстро. Правда, медленнее, чем действует Анна Протасова.