На рассвете корабль отдал швартовы и направился в район полигона.

Под вечер прибыли в заданный район. Косые солнечные лучи дробились на палубе и надстройках. Море тихо плескалось у борта. Серебряков поднялся на мостик, поднес к глазам бинокль. Справа у острова на якоре стоял «Гордый», рядом с ним — «Витязь».

— Подходите поближе к острову, — сказал Склярову комбриг.

Зазвонил телефон. Грачев докладывал, что установил связь с вертолетом.

— Запрашивают, когда вылетать.

— Пусть ждут сигнала.

Корабль взял курс к острову. Савчук стоял на правом крыле мостика и молча смотрел на клочок суши. А когда корабль встал на якорь, он попросил Серебрякова передать по радио командиру «Гордого», чтобы с группой обеспечения прибыл на борт «Бодрого».

— Инструктаж начнем через полчаса, — сказал Савчук комбригу и устало спустился с мостика.

К борту «Бодрого» пристал катер. По трапу на палубу поднялись Ромашов и капитан вспомогательного судна «Витязь». Поздоровались.

— Как плавалось? — спросил Ромашов.

— Хорошо, — усмехнулся Скляров. — Почему не отвечал на мои радиосигналы.

Ромашов сказал, что по тревоге его вызвали в штаб, приказали взять на борт группу специалистов и — в море. Адмирал строго предупредил, что как только корабль прибудет к острову, бросить якорь и никаких радиопередач не вести.

— Вот я и затаился как краб в норе, потому и не отвечал, — усмехнулся Ромашов. — И потом ты же знаешь, «Гордый» неделю назад вернулся из дальнего похода. Я мог бы и не принимать участия в испытаниях, но я не стал возражать комбригу. Не знаешь, долго тут простоим?

— Меня это не волнует, — сухо отозвался Скляров. — Все зависит от конструктора. Как он решит, так и будет. Да, а что там у тебя в походе случилось?

Ромашов нахмурился:

— Гирокомпас вышел из строя, пришлось заходить в базу. Но адмирал не ругал, хотя у меня на душе кошки скребли. — Он глянул куда-то в сторону острова, где неподалеку на волнах колыхался «Гордый». — Я-то почему хотел послать сюда старпома? Молодой он, практики маловато, а волна крутая...

Инструктаж проводился в кают-компании. Серебряков объяснил, зачем сюда прибыли корабли, что надлежит делать, а потом предоставил слово Савчуку. Конструктор встал, оглядел присутствующих.

— Товарищи, — взволнованно сказал он, — испытания на стадии завершения. Сегодня произведем взрыв. Хочу обратить ваше внимание на точность в исполнении команд. Когда будет дан сигнал по радио, вы, капитан «Витязя», берите людей и — на катер. Взрыв будет сильный, и надо успеть уйти на безопасное расстояние...

Капитан первого ранга Серебряков подвел итоги совещания.

— Все ясно, товарищи? — спросил он в заключение. — Тогда прошу на свои корабли...

У острова «Бодрый» уменьшил ход. Моряки выкатили тележку на корму, и теперь мину тщательно осматривал конструктор. Кесарев стоял рядом.

— Какая глубина? — спросил конструктор. Кесарев назвал цифру.

— Маловато. Добавим метров пять — десять... — И тут же Савчук сам сделал все, что требовалось.

На корабле прозвучала боевая тревога, и «Бодрый» вернулся к острову. Птицы в испуге поднялись с насиженных мест, оглашая всю окрестность пронзительным криком.

Мину прямо с тележки выбросили в море. Она закачалась на воде и исчезла в пучине. Поднявшись на мостик, Савчук вызвал на связь «Витязя».

— У нас все готово, — сказал он капитану. — Начинайте движение. Курс — сто градусов. Повторяю: курс — сто градусов.

— «Нептун», я — «Орбита». Вас понял. Курс — сто градусов. Даю ход...

Там, где выставили мину, на воде прыгал красный металлический буй. Он словно манил к себе судно: «Иди сюда, я здесь!» Неподалеку от опасной зоны «Витязь» застопорил ход; к нему подошел катер и взял на борт команду судна. Теперь «Витязь» будет управляться по радио непосредственно с мостика «Бодрого».

— Крылов, включайте! — скомандовал Грачев, видя, что Савчук махнул ему рукой.

Судно двинулось, и все замерли в ожидании, когда оно окажется в зоне действия мины. Стоявший рядом с комбригом офицер из Главного морского штаба включил съемочную камеру, фиксируя движение корабля. Ему надлежало заснять весь процесс. Позже, там, в конструкторском бюро, эти уникальные кадры будут тщательно изучены.

Савчук взял микрофон и торжественно-важным голосом попросил моряков соблюдать все меры безопасности.

— Товарищи, находиться у борта опасно, прошу вас отойти. Могут задеть осколки от мины. Да, да, могут задеть. Прошу отойти...

Грачев стоял неподалеку от Савчука и видел его лицо; оно было серым, каким-то настороженным, в карих задумчивых глазах тоже затаилась настороженность. И Петр подумал о том, чтоб испытания прошли успешно — ведь столько труда вложил конструктор в свое детище!

— Я, кажется, волнуюсь, — шепнул Грачеву Кесарев. — И какое-то оцепенение взяло, такое чувство испытывал еще мичманом, когда на берегу разоружал немецкую «эску». Уже начал отдавать пробку электрозапала, как неожиданно что-то зловеще зашипело. Застыл как вкопанный. Ну, думаю, конец... Видишь вот седину? — И он рукой тронул клочок волос у виска. — Тогда это и случилось... Гляди, — кивнул он в сторону судна, — сейчас рванет...

Лицо Савчука оставалось напряженным. Вот он вновь включил микрофон:

— Товсь!

Судно вошло в опасную зону. Савчук скомандовал:

— Ноль!..

Взгляды всех устремились на ярко-красный буй, выставленный над миной. Но что это? Судно проскочило зону действия, а взрыва не последовало. На мостике стояла гнетущая тишина. Все смотрели на бегущее в сторону островка судно. Савчук растерянно сжимал потной ладонью плашку микрофона. Серебряков первым нарушил тишину.

— Щепки остались при судне, — засмеялся он.

Савчук, казалось, не слышал его. Он стал расхаживать по мостику, стараясь унять охватившее его волнение, строил различные догадки, но так ни к чему и не пришел. Схема взрывателя сработала четко, а взрыва не последовало. Значит, запал? Да, запал. А вдруг не запал? Тогда что? Нет, только запал. Впрочем, надо все проверить.

— Евгений Антонович, может, вам связаться со штабом? — предложил Скляров, которому также передалось волнение конструктора.

— Нет, пока связь не нужна, — возразил Савчук. — Ценю вашу оперативность, но пока связь не нужна. — Он улыбнулся краешками губ. — Не пойму, в чем дело. И так разбирал, и этак. В чем закавыка? Не иначе, какая-то деталь не сработала. — Савчук обернулся к капитану первого ранга Серебрякову. — Как вы сказали? Ах да — щепки, однако, остались при судне. Да-да пока остались. Но судно мы уничтожим, и это сделает мина.

Серебряков добродушно улыбнулся:

— И я в это верю!..

...Корабли оставались на своих местах.

Савчук, забравшись в каюту, колдовал над чертежами. Он мысленно представил себе весь процесс. Мину сбросили с корабля, она встала на якорь на заданной глубине. Едва судно вошло в зону, как сработал миниатюрный прибор-автомат, но мина не взорвалась.

— Что скажешь, Сергей? — Савчук посмотрел на Кесарева. — Видишь вот этот блок? — Конструктор карандашом пометил кружочек.

— Я уже догадался: это система защиты, так?

— Да, — Савчук присел на стул.

Кесарев склонился над схемой. Мина Савчука была непростой, и не легко было вникнуть в ее устройство. Кесарев чертил один узел за другим. Но прежде чем высказать свое мнение, он спросил Савчука, в каких случаях срабатывает система защиты мины.

— Во многих, — усмехнулся конструктор, — Скажем, кто-то решил выловить мину, узнать ее секрет. Тронул гайку, и она взорвалась.

— А вот это что? — указал Кесарев на черный крестик, изображающий какой-то важный прибор; от него проводки шли в разные стороны, огибая запал мины, они примыкали к взрывному устройству.

— Это прибор выбора цели, — Савчук поправил очки. — Очень важное и сложное устройство. Оно контактирует не только с системой защиты мины, но наводит ее на противника.

Кесарев озадаченно покачал головой, размышляя над тем, как мине удается выбрать нужную цель? Савчук, уловив его взгляд, сказал:

— Да, выбор цели миной зависит от этого миниатюрного прибора. Он — ее мозг. Скажем, «противник» решил впереди конвоя боевых кораблей послать обыкновенную самоходную баржу, чтобы предотвратить их гибель. Но мина не взорвется, ибо ей не нужна побочная цель, ей нужен крейсер-ракетоносец.

Кесарев задумчиво спросил:

— Взрыва не последовало после того, как был подан импульс на взрыватель. Так?

— Разумеется, — подтвердил Савчук, все еще не понимая, к чему клонит Кесарев. — Вы хотите сказать о запале?

— Да! — воскликнул Кесарев. — Не сработал запал! У меня однажды было такое. Немецкую «эску» разоружал, ловушку не заметил. Чудом уцелел тогда...

На мостике Савчука ждали с нетерпением. Капитан 1 ранга Серебряков задумчиво курил у прожектора. Его не покидало чувство неудовлетворенности, и все же он верил, что исход испытаний будет успешным.

— Как бы не пришлось мину осматривать, — сказал Скляров. — А это дело рисковое, к тому же испытания затянутся.

Солнце куталось в тучи. Повеяло холодом.

Наконец появился Савчук. Вид у него был усталый, лицо серое, как от бессонницы. Он поднял глаза на Серебрякова:

— Случилась зацепка... — угрюмо сказал он. — Теперь даже не знаю, как быть... — Он вздохнул, глянув на часы. — Хотя время у нас пока рабочее...

— Я это предвидел, — раздраженно бросил Скляров, он смотрел на море, хотя вмиг почувствовал на себе осуждающий взгляд Савчука. Поспешил добавить: — Вы думаете, что для меня все это — кость в горло? Нет, Евгений Антонович, я весь в вашем распоряжении. Я сочувствую вам, от души сочувствую, но согласитесь, если мина далека от совершенства, то вряд ли целесообразно выводить в полигон корабли. Вряд ли...

Савчук промолчал, а Серебряков, задетый словами Склярова, сказал с едва заметным укором:

— У вас есть конкретное предложение?

— Нет, Василий Максимович, — Скляров ответил громко, словно хотел, чтобы его услышали другие. — У каждого в жизни есть свое дело...

— А вот у меня есть предложение, — заговорил Савчук. Он сказал, что мину надо выловить из воды и осмотреть, хотя это и сопряжено с риском.

— Что ж, дадим знать на берег, — сказал комбриг.

Связались со штабом флота. Серебряков доложил адмиралу Журавлеву обстановку. А через час на связь Савчука пригласил командующий флотом.

— Когда намерены продолжать испытания? — запрашивал командующий.

— Начнем утром, — Савчук говорил в микрофон спокойно. — Мину катером отбуксируем к острову, я высажусь туда... Что-что, товарищ командующий? Ах, передать Склярову, чтобы подключил своих минеров? Нет, на это я не пойду. Тут своего рода этика... Да, товарищ командующий, ни один конструктор не бросит свое детище, пока не найдет, чем оно «заболело». Как, как? Я вас не понял... Нет, я не самолюбив... Да, Кесарева я знаю, он помогает мне, но мину осматривать буду сам...

«Упрямый, риск ведь немалый, Кесарев помоложе, проворнее, мог бы помочь, а он не хочет», — подумал Скляров, и когда Савчук закончил свой разговор с командующим, он сказал:

— Прежде чем буксировать мину, надо вынуть запал, чтобы обезвредить ее. — Не так ли?

— Разумеется.

— Кесареву это поручим.

Однако Савчук категорически возразил:

— Я сделаю это сам. Я ценю вашу заботу, но запал выну сам. Там есть одна сложность, я ее придумал, мне и дело с миной иметь.

— Смотрите, мое дело предложить, — угрюмо отозвался Скляров.

 

Уже давно над морем спустилась густая ночь. Ветер стих, и небо было чистым. Его бездонная чаша была усыпана звездами. Они светили холодным блеском. Казалось, что это бриллианты разбросаны на огромном куске бархата. Савчук стоял на палубе и курил. К нему подошел Скляров:

— Сигареты есть?

Савчук протянул ему пачку.

Скляров закурил.

— Мину будете разоружать?

— Непременно.

— Этого еще не хватало. Ведь до беды недалеко... И море вас измотало... — заметил Скляров.

— Пойду отдохну... — сказал Савчук.

Он спустился в каюту и устало присел: так разволновался, что не мог больше быть на людях.

Вскоре все стихло. Где-то на острове закричала чайка. Снова — тишина. Савчуку хотелось, чтобы скорее наступил рассвет. Не раздеваясь, он прилег на диван и забылся тяжелым сном.

Утром его разбудил Кесарев.

Савчук легко встал с дивана. В иллюминаторе сияло солнце, и он понял, что уже давно наступило утро. Быстро привел себя в порядок и вышел на палубу.

Корабли-спасатели встали на якоря неподалеку от «Бодрого», и, пока готовили к спуску водолазов, Савчук решил на катере сходить на островок, где ему предстояло осмотреть мину.

— Я всего на час, не больше, — сказал он Склярову. — Прошу отпустить со мной Грачева. Давно обещал ему показать этот остров.

Через несколько минут командирский катер отошел от борта корабля. Савчук стоял на палубе и задумчиво смотрел на остров. Черный пятак земли, та же зубчатая скала, у которой он бывал еще в годы войны, тот же глухой прибой волн. Казалось, со времен войны ничего на острове не изменилось, разве что камни еще больше почернели от штормов да студеных ветров, обросли мхом.

— Сколько лет я здесь не был... — прошептал Савчук. — Небось надпись на скале не сохранилась.

Катер пристал к замшелому валуну, издали похожему на огромную белугу с отрубленным хвостом. Савчук спрыгнул на землю, передохнул и только тогда позвал Грачева:

— Петя, давай сюда.

Савчук неторопливо подошел к серому валуну и остановился. На стороне, обращенной к морю, были выдолблены корявые буквы. Они тоже заросли мхом, и не все слова можно было разобрать:

«Лодка Грачева погибла... районе... Савчук...»

— Кто это написал? — спросил, подходя, Петр.

— Я, — отозвался Савчук. — Ножом я, понимаешь... — Голос у Савчука дрогнул. Он как-то неуклюже присел на край камня. — И ты садись. Тут я, Петька, помирал. Правая рука не слушалась, левой буквы долбил...

Грачев уже слышал от Серебрякова, что Савчука выловили из воды рыбаки, но не знал, что их судно у острова торпедировала немецкая подводная лодка. Рыбаки успели спустить шлюпку, и трое во главе с капитаном сели в нее. Савчука тоже взяли. Не знали они, что рядом остров, — ночью дело было, и поплыли по течению. Лишь на рассвете увидели остров. Поплыли обратно, да не повезло им: откуда ни возьмись — фашистские самолеты. Низко спустились над водой и открыли по шлюпке огонь из пулеметов.

— Меня в руку ранило, кое-как добрался до острова. А вскоре всплыла немецкая субмарина. Фашисты на резиновой лодке высадились на остров. Видимо, искали, нет ли здесь кого из экипажа советского корабля. Я притаился у валуна, в расщелине, за кустами можжевельника. Ну, думаю, если заметят, ударюсь головой о камень — и знай наших. Нет, не заметили меня. Взяли с собой рыбаков и убрались на лодку, а я тут еще три дня и три ночи кровью истекал... — Савчук умолк, как бы собираясь с мыслями, а Грачев нетерпеливо спросил:

— А дальше, что было дальше?

— На четвертые сутки я совсем обессилел.. Не знаю, как хватило силенок доползти до воды. Жажда мучила, понимаешь... Боли уже не чувствовал, какой-то дурман в голове. Очнулся на катере. Оказывается, мимо острова проходил наш корабль и сигнальщики заметили меня. Потом — госпиталь.

Долго молчали, каждый думал о своем. Наконец Грачев спросил:

— Куда мину отбуксируем?

— А вот туда, на песок. — И Савчук кивнул головой в сторону валуна.

Катер весело бежал к «Бодрому». За его кормой пузырилась белая полоса, резко выделявшаяся на темной воде, будто на огромный черный холст положили узкую полоску белого кружева. Ветер немного ослабел, и сквозь бурые тучи прорезалось желтое, холодное солнце. На палубе Савчука встретил Скляров.

— Ну как, можно туда буксировать мину? — спросил он.

— Можно, — сухо отозвался Савчук.

Буй зыбко прыгал на волне. Катер подошел к нему с подветренной стороны и застопорил ход. Сняв шинель, Кесарев перегнулся через борт, зацепил крючком стальной тросик и стал его выбирать. Савчук хотел было помочь ему, но минер возразил:

— Я сам, вы уж извините...

Кесарев без особого труда зажал стальные концы соединительной скобой.

— Можно буксировать. Катер дал ход.

Все ближе остров. Савчук задумчиво стоял у борта. Никак он не мог понять, почему не взорвалась мина; то ли не сработали контакты цепи запала, то ли неисправен сам гидростат, то ли при сжатой пружине на заданном углублении высота контактов оказалась меньше нормы. Мог оказаться неисправным и мостик запала.

«Я не разрешу Кесареву быть рядом со мной, — твердо решил Савчук. — Он будет проситься, но я не разрешу ему».

Катер тихо пристал к изломанному штормами берегу. Мину осторожно вытащили на песок. Савчук, вытирая платком вспотевший лоб, коротко бросил:

— Всем на катер. Я один остаюсь...

— И я тоже... — сказал Кесарев.

— Нет, — резко повторил Савчук. — Я ведь уже сказал. Ну, что ешь меня глазами?..

Кесарев молча направился к катеру.

Савчук подошел к мине. Она лежала на песке, похожая на огромную тыкву. С виду — ничего опасного, но он-то знал ее силу. С чего ему начинать? Ах да, сначала узнать, в каком положении находятся контакты цепи запала. А потом? Потом видно будет... Савчук с трудом дотянулся рукой до горловины. В этот момент в мине что-то щелкнуло, и Савчука пронизал холод. Рука так и застыла на черном корпусе. «Ты что, старина, струсил, да? — упрекнул себя Савчук, чувствуя, как затомило сердце. — Ты ведь не то уже делал. Крепись...» Он перевел дыхание и вновь взялся за крышку горловины, открыл ее и тут увидел, что гидростат разомкнул контакты запала.

— Вот так, а ты засомневался, — сказал он вслух. — Теперь бы отключить источник питания от цепи запала.

Савчук просунул руку внутрь мины, ощутив холод ее металла. Ага, вот и аккумуляторная батарея. Легко отсоединил проводок, вынул запальный стакан.

За спиной послышался шорох. Он обернулся — у валуна стоял Кесарев. Остался все-таки!.. Вот тип, а? Савчук ругнулся.

— Так я на всякий случай, — отозвался капитан-лейтенант.

— Не дури, понял? — кольнул его взглядом Савчук. — Ладно уж... Давай сюда прибор.

Стрелка неподвижно стояла на нуле. Все ясно, обрыв цепи мостика.

— Это моя вина, тут все сделали на совесть, но я нечаянно оборвал... — сердито сказал Савчук. — Потеряем еще сутки...

Разряженную мину отбуксировали к кораблю и подняли на палубу. Скляров посмотрел на часы. Неужто к вечеру не успеют завершить испытания? К его удивлению, конструктор сделал все, что требовалось.

— А что, Паша, быстро управился? — Он подмигнул Склярову. — То-то, милейший. Ну, ладно, я пойду на ют.

Скляров был рад за Савчука, хотя в душе огорчился, что испытания затянулись, теперь, видно, выход «Бодрого» в океан задержится. Замполит Леденев, заметив грусть на его лице, спросил:

— Что, не веришь в мину?

— Почему же? Верю. Да, — спохватился капитан второго ранга, — можешь поздравить старпома. Получил повышение. Уходит командиром «Гордого». Только сейчас узнал от комбрига.

— А Ромашов?

— Назначен на Балтику командиром крейсера. — Скляров сказал это с оттенком задумчивости, но тут же повеселел: — Ромашов способный, не боится риска, влюблен в море. И честный — никогда не пойдет на сделку с совестью, скорее даст себе палец отрубить...

— Спроси у меня, какая черта в характере Ромашова самая существенная, и я не отвечу тебе, — продолжал Скляров. — Гордость? Нет, гордость часто побуждает нас к зависти, а завистливых людей он не терпит. Скромность? Да! Потому что скромным присуще мужество, та самая черта, без которой не сделаешь рывок в решающую минуту.

— Скажи, ты видел хвост у павлина? — спросил Леденев.

— Очень красивый хвост.

— Вот-вот, — подхватил Леденев. — Но для павлина его красивый хвост — горе: он не может взлететь. Как бы у тебя, Павел, не вырос этот самый хвост.

— А если вырастет, тогда что? — усмехнулся Скляров.

— Тогда будем резать.

— Кто, не ты ли?

— Неважно кто, может и я...

— А больно будет?

— Это кому как. Если человек совестливый, то всегда больно.

— Ты бы пощадил меня, замполит? — улыбнулся Скляров. — А пощадить надо, потому что я не только взыскиваю с людей, но и забочусь об их продвижении по службе. Что качаешь головой? Нет, не ради красного словца я это сказал. Не ради... Помнишь, случай с Котаповым? Отругал я его, так он побежал к Ромашову проситься на «Гордый».

— Ну?

— Я его не отпустил, хотя комбриг едва не дал добро. А теперь решил выдвинуть Котапова на должность старпома. А что, у него есть все данные принять дела у Комарова.

Наступила неловкая заминка: Леденев никак этого не ожидал от Склярова.

— В общем-то, конечно, Котапова надо сделать старпомом. Для него это большое повышение. Но как комбриг? Вряд ли он согласится, скажет, опять отличного специалиста переводят в строевые.

— Должен согласиться. — Скляров умолк, глядя в сторону буя, где корабль должен ставить мину...

На эту операцию ушло немного времени, и, когда на мостик поднялся Савчук, Скляров сказал:

— Ну, ни пуха ни пера...

— Начинаем...

«Витязь» дал ход. Сейчас он окажется в зоне действия мины. Скляров скосил глаза на конструктора. Лицо Савчука оставалось напряженным.

— Товсь!

Еще минута, и судно — в опасной зоне. Раздался сильный взрыв. Огромные черно-белые клубы дыма, смешанные с водой, взметнулись кверху; все окутал дым, не видно ни судна, ни острова. А когда ветер разогнал дым, то на месте судна плавали лишь щепки.

— Ну вот и все, товарищи, — просто сказал Савчук. Он снял очки и стал протирать стекла платком. — Все, товарищи. Вот так. — Он взглянул на Склярова.

 

«Горбуша» прытко бежала к острову Звездный. Промозглая тугая темнота нависла над морем. Небо закрыто тучами. Капитан Серов, ссутулившись, курил на мостике трубку. С тех пор как вышли на промысел, прошло три недели, а трюмы пустые. Еще ни разу капитан не возвращался в порт без хорошего улова, и теперь, размышляя, он с надеждой посматривал в глухую темноту — где-то там, за мысом, вело разведку поисковое судно.

К Звездному Серов шел на свой риск. В этих местах давно никто не промышлял: в годы войны здесь немцы выставили минные банки. И хотя этот район не раз подвергался тралению, мины нет-нет да и появлялись на пути кораблей.

Из рубки выглянул штурман Борис Алмазов, плечистый моряк с рыжей бородой; казалось, что солнечные лучики запутались в ней.

— Мы на подходе к Черным скалам, капитан. А там с зюйда — банки. — Немного помолчав, штурман задумчиво произнес: — Это место знакомое, запомнилось на всю жизнь...

— Возьми право руля пятнадцать...

Серов загасил труку, выбил пепел и положил ее в карман реглана.

На «Горбушу» Алмазов пришел недавно. До этого плавал на большом рыболовном траулере, не раз ходил на промысел в Атлантику. А минувшей весной на подходе к Черным скалам судно чуть не наскочило на камни. Алмазов получил строгий выговор и был списан на «Горбушу». Он ожидал, что при первой встрече Серов станет читать мораль, но тот лишь сказал:

— Вот что, Алмазов, что было, то прошло. Принимай дела у штурмана. Он плавал со мной пять лет, а теперь уходит старпомом на другой траулер.

Алмазов оказался опытным штурманом, и Серову никак не верилось, чтобы такой знаток своего дела мог допустить грубый просчет. Однажды капитан не выдержал и спросил Алмазова:

— Не могу понять, как ты траулер чуть на камни не посадил?

Алмазов с укоризной посмотрел на Серова.

— Вы нарушаете наш уговор, капитан.

— Здесь что-то не так... Слушай, а не чужой ли грех взял на себя?

— Нет, капитан, — вздохнул Алмазов. — Я виновен, и никто другой. У острова не учел сильное течение. Не сделал поправку на курс...

...Траулер был уже на полпути к Звездному, когда на связь вышло поисковое судно. То, что услышал Серов от капитана разведчика, его не обрадовало: косяки пока не обнаружены.

— «Комета», я — «Эльбрус», — сердито басил Серов в микрофон. — Пять суток не можете найти рыбу. Послушай, а как у Звездного?

— Идти туда не рекомендуем, — строго ответила «Комета». — Вы что, забыли о случае с «Бакланом»? Советую бросить трал у мыса Зеленый...

— Добро. Поглядим, как и что...

Трагедию с «Бакланом» Серов знал до мелочей. Ночью судно наскочило на подводную скалу и затонуло, еле удалось спасти людей.

Капитан зашел в рубку к штурману, взглянул на карту: до Звездного еще миль шестьдесят.

— Мне этот остров до слез памятен, — будто невзначай обронил Серов. — Здесь в войну затонула наша подводная лодка. Трое суток искали, а когда обнаружили — было поздно: воздух в лодке кончился, и все погибли... — Он сделал паузу. — Нет, не все. Минер Женя Савчук остался в живых. Вышел через торпедный аппарат. Сейчас он уже Евгений Антонович, известный на военном флоте конструктор... Послушай, Борис, попробуем у мыса бросить трал? — И показал Алмазову на черные точки на карте, обозначавшие гряду береговых скал. — В этом районе появляются косяки. «Чайка» тут сотню тонн окуня взяла...

В серо-липком тумане можно было разглядеть мыс. Серов спросил штурмана:

— Как глубина?

Алмазов включил эхолот — прибор показал сто метров. Значит, трал пойдет почти по грунту. Опасно, но...

— Что ж, попытаем счастья. Видишь, сколько чаек? Значит, рыба есть. Птица, она чует добычу.

«Горбуша», вспенивая воду, развернулась на замет. Побежали за борт и натянулись, как струны, ваера-поплавки.

— Пора, капитан, — сказал Алмазов.

Серов перевел телеграф на «стоп». Натужно запела лебедка, и вот уже над палубой повис трал, доверху набитый рыбой.

— А что я говорил? — улыбнулся капитан.

Судно развернулось на новый замет.

К полудню над морем появились бурые тучи. На мостик поднялся старпом — подменить капитана.

— Гляди тут, Кузьмич, — сказал ему Серов. — Погода испортилась. Нам бы еще тонн десять взять, а там, если ветер не стихнет, можно укрыться за скалами...

Хотя Серов страшно устал, но заснуть никак не мог. В каюте было душно, он дотянулся рукой до иллюминатора, открыл его. Ветер дохнул ему в лицо, закрутил шелковые шторки. Серов думал о дочери. В последнее время Вера стала какой-то другой. Однажды «Горбуша» долго вела промысел возле экватора, рыба ловилась там хорошо, и только через месяц судно вернулось в базу.

«Надо бы Веру проведать», — подумал Серов.

К дочери он пришел на другой день. Она была рада и не знала, куда его посадить.

— Устал небось? — она присела к нему рядом, заглянула в глаза.

— А где Борис? — спросил Серов.

Она сказала, что он пошел на почту, отправить матери денежный перевод.

Серов помолчал-помолчал, а потом спросил:

— А что, Сергей Кесарев бывает у тебя?

Вера покраснела.

— Не надо о нем, папа... — Она грустно усмехнулась. — Я, кажется, его уже забыла... Скажи, Борису еще не дали перевод? Ты бы похлопотал, папа. Ради меня. Мне надо уехать...

— Потерпи... Вот вернется из отпуска мое начальство, и все решится. Я полагаю, что мне не откажут. А в Ригу я к тебе буду приезжать...

Теперь Серов догадывался, что Вера хочет уехать из-за Кесарева. Наверно, она все еще любит его.

Серов закрыл глаза и стал засыпать, как вдруг на судне заголосили ревуны. С палубы донеслись тревожные голоса:

— Мина! Мина!..

Серов мигом оделся и выскочил из каюты. То, что он увидел, бросило его в холодный пот: рядом с трепетавшей на палубе рыбой зловеще поблескивал черный шар. Замерли матросы.

— Ну и гостинец... — выдохнул Серов.

Повлажневшей ладонью капитан взял микрофон.

— Товарищи, — обратился он к экипажу, — на борту — мина. Всем оставаться на своих местах...

Судно застопорило ход, и Серов направился в радиорубку. Быстро связался с берегом. Выслушав капитана, дежурный по порту распорядился обесточить судно, встать на оба якоря и ждать указаний. «Я свяжусь с военными моряками», — добавил дежурный.

Серов вернулся на мостик. Сначала он испытывал чувство досады от случившегося. А потом, подумав, что мина, оставаясь в море, могла принести большую беду, успокоился. «Это стоит улова», — сказал он себе.

— Капитан, на связь, — донеслось из радиорубки.

В телефонах Серов услышал голос дежурного. Тот сообщил, что командование военного флота отдало приказ одному из кораблей прибыть к месту происшествия и обезвредить мину.

«Ну и ладно, подождем», — подумал Серов.

Над водой клубился туман, казалось, море дышало. Из-за ребристых сопок выкатилось солнце. Его лучи холодно заискрились на стальном теле мины. Серов то и дело вскидывал к глазам бинокль. Но море оставалось пустынным. Наконец, на горизонте, в дымке, показался военный корабль. Это был «Бодрый». Капитан повеселел: «Павку Склярова знаю, этот мигом укротит мину».