Корабль продолжал поиск.

Скляров настороженно вглядывался в темно-свинцовую воду. Ему казалось, будто вот-вот вспенится море и из его зеленых глубин всплывет лодка; и грустно было от мысли, что «противник» попался хитрый, изворотливый. И даже когда наступило холодное, мглистое утро и на светло-розовом горизонте заалело солнце, Скляров не покидал мостика, хотя чертовски хотелось забраться в теплую каюту и лечь спать. Забыть все — и море, и лодки, и корабль... Это были минуты, когда Скляров не чувствовал удовлетворения, хотя смятения не испытывал; не было в нем и растерянности, какая присуща людям, встретившим вдруг трудности на своем пути. Все мысли его сводились к подводным лодкам. Временами ему казалось, что в районе, где они плавают, их не было и нет, и он все больше втягивался в этот необычный поиск. Скляров радовался такому напряжению боя, когда нервы натянуты до предела, когда надо принять единственно правильное решение, когда, наконец, ничто не может тебе помочь, если сам ты не умеешь найти выход из сложившейся ситуации. В нем жила сильная, непреклонная вера в то дело, которое ему поручалось, в нем он находил вдохновение, черпал силы. И даже сейчас, страшно усталый — лицо серое, как тучи в небе, губы плотно сжаты, а в глазах задумчивость, он не терял надежды в успех поиска. «Мы чаще пленники моря, а не его властелины», — пришли ему на память слова старпома.

«Нет уж, Роберт Баянович, я не пленник!» — подумал Скляров.

Он зашел в рубку штурмана, взглянул на прокладку курса. Сколько еще миль придется пройти? Неожиданно радиометристы заметили низко летящую цель.

— Вертолет, товарищ командир. К нашему кораблю...

«Кто бы это?» — подумал Скляров.

Вертолет, вынырнув из бурой тучи, снизился над водой. Он появился над кораблем, запросил по радио разрешение на посадку. Однако на юте стояли тележки с минами. Посадка невозможна. Но пилот это и сам понял.

Вертолет завис над палубой. Из кабины выбросили веревочный трап, по нему стал кто-то спускаться. На нем был кожаный реглан, шапка. Ветер сильно раскачивал его.

Наконец гость ступил на палубу. Он расстегнул реглан, поправил воротник и коротко сказал:

— Я — посредник, контр-адмирал Рудин.

— Знаю вас,--- с улыбкой ответил Скляров, но, увидев, как тот нахмурился, четко доложил: — Командир эсминца «Бодрый» капитан второго ранга Скляров!

— Вот теперь понял, кто вы, — Рудин пожал ему руку.

Скляров предложил адмиралу пройти в каюту, но тот отказался:

— Пойдемте на мостик. Вы, кажется, шестые сутки в этом районе? — спросил он на ходу.

— Так точно. — Скляров хотел было доложить обстановку, но Рудин опередил:

— Не надо. С обстановкой я знаком. Продолжайте действовать по плану.

Рудин почему-то долго был у штурмана, потом вышел из рубки, молча взял бинокль и стал разглядывать море. Он стоял на палубе, широко расставив ноги, стоял твердо, как будто врос в нее, и Склярову подумалось, что в этом человеке, прошедшем войну и отдавшем службе на море три десятка лет, еще столько энергии, что на троих хватит.

«Это что ж, выходит, я такой слабый, что другим завидую?» — упрекнул себя Скляров и скорее от стыда, нежели от робости, что рядом стоял адмирал, прикрыл разгоряченное на ветру лицо. Но вот странно, с той минуты, как посредник ступил на палубу «Бодрого», Скляровым овладела какая-то скованность. Команды стал отдавать осторожно, словно боялся допустить ошибку. Даже замполит это заметил. Шагнул к нему ближе, сказал тихо, чтобы не слышал адмирал:

— Делай свое дело спокойно, а то еще крен дашь.

Скляров усмехнулся и, воспользовавшись тем, что Рудин ушел на левое крыло мостика, заговорил:

— Ты знаешь, кто такой Рудин? Нет. А я знаю. Очень цепкий адмирал... — Повернулся, глянул, что адмирал все еще на левом крыле мостика, продолжал: — А я, комиссар, не хочу ударить в грязь лицом. Ты знаешь, человек я горячий, но не ради славы пекусь — слава, она, комиссар, горькая, если ты за нею гоняешься. А я хочу, чтобы она сама меня нашла. Ну это так, к слову. Знаешь, что меня пугает вот сейчас, в данную минуту?

— Ну?

— Как бы посредник не устроил нам баню. Нет, не за себя боюсь, — тут я тверд, любой приказ выполню, если даже придется нервишки пощекотать. За своих людей переживаю. А он обязательно что-нибудь для нас придумает...

Скляров хотел еще что-то сказать, но тут подошел к нему адмирал.

— Штурман давно плавает на «Бодром»? — спросил он.

Скляров ответил, что три года. Не преминул добавить, что дело свое Лысенков знает, правда, иногда тороплив, но грубых ошибок в кораблевождении не допускал, и он, командир, им вполне доволен.

— А что, товарищ адмирал?

— Вот, вот, торопится штурман. В прокладке курса неувязка была...

«Уже заметил!» — подумал Скляров и как-то некстати сказал:

— А лодки «противника» по-прежнему не дают о себе знать.

Адмирал поднес к глазам бинокль и словно бы невзначай обронил:

— Они ведут разведку, занимают позиции для нанесения ракетных ударов.

— Здесь? — насторожился Скляров.

— В океанах и морях, — уклонился от прямого ответа посредник.

И вот это еще больше насторожило командира «Бодрого». Он хотел было спросить, много ли лодок в этом районе, но тут же раздумал, потому что строгость адмирала ему мигом передалась, и он замялся. Почему-то подумалось, что там, на берегу, когда посредник станет докладывать начальству свои замечания по «Бодрому», он, должно быть, скажет и о неувязке с курсом... Ему казалось, что адмирал вот-вот станет давать вводные. Пусть дает, но только не сейчас: люди на боевых постах напряжены до предела, у каждого один и тот же вопрос: где лодки «синих»? С огорчением Скляров думал о том, что и эти шестые сутки поиска «противника», вероятно, пройдут безрезультатно.

Адмирал тем временем стал листать вахтенный журнал. Его заинтересовала короткая запись:

«В 03.45 обнаружен перископ подводной лодки».

Он закрыл журнал и с явной иронией в голосе спросил:

— Перископ?.. Странно, весьма странно. Перископ в районе, где корабль ведет поиск. Доложили об этом?

— Нет, товарищ адмирал. Не были уверены...

— В чем? — Рудин уставился на него своими карими, круглыми глазами, над которыми топорщились кустистые поседевшие брови.

Скляров обдумывал ответ.

— Я не был уверен в том, что это перископ, — наконец сказал он.

— Тогда зачем сделали запись в вахтенном журнале? — И опять адмирал уставился на него.

Скляров сказал, что начальник радиотехнической службы капитан-лейтенант Котапов, который стоит сейчас вахтенным офицером, ничуть не сомневается в том, что на экране был сигнал от перископа подводной лодки. Точка жирная, как клякса. Потому-то и появилась запись в вахтенном журнале.

— Ну, ну, — неопределенно молвил адмирал. — А доложить в штаб все же следовало. Как вы сказали, Котапов?

— Он самый.

— Я его знал еще лейтенантом, отличный мастер, ему вполне можно верить.

— Значит, был перископ? — улыбнулся Скляров.

Лицо адмирала стало вмиг хмурым. Он нехотя бросил:

— Вы уж тут сами разберитесь...

«Да, теперь можно не сомневаться, что то был перископ», — подумал Скляров. От этой мысли ему стало веселее, он почувствовал себя уже свободнее.

Корабль взял мористее. И вдруг послышался доклад акустика:

— Слышу шум винтов! Эхо по пеленгу сто двадцать! Предполагаю — лодка!

Эти слова, которых ждали пять суток, прозвучали, как взрыв.

Скляров, словно забыв о посреднике, схватил микрофон:

— Классифицировать цель! — И, обернувшись к вахтенному офицеру Котапову, приказал: — Сигнал боевой тревоги!

Но странное дело — дель не перемещалась. Сначала Скляров подумал, что обнаружена не лодка, а какой-то металлический предмет, быть может, затонувшее судно, но потом вспомнил о шуме винтов. «Нет, Морозов не может ошибиться», — успокоился он.

Но вот цель сдвинулась с места. Лодка маневрировала, обходя «Бодрый» правым бортом.

— Эхо, пеленг сто шестьдесят!

— ...Пеленг сто пятьдесят!..

Заваливаясь на горбатой волне, корабль изменил курс.

Адмирал спокойно наблюдал за действиями командира. А Скляров нервничал: «Уходит под прикрытие скал. Уходит...» Резким, отрывистым голосом он скомандовал:

— Право руля, на румб сто сорок!..

Застыли в напряженном ожидании минеры и торпедисты.

— Эхо, пеленг сто сорок! — докладывал акустик.

«Еще минута — и атакую лодку», — подумал Скляров. И вдруг посредник сказал:

— Командир корабля «вышел из строя»!

У Склярова дрогнули брови, он даже не пошевелился. Ему показалось, что он ослышался.

— Я вас не понял, товарищ адмирал, я...

— Вы «убиты», ясно? — и взглянул на Комарова: — Старпом, ваши действия!

Скляров никак не ожидал, что в самое ответственное время адмирал даст вводную. На миг им и впрямь овладела растерянность, но сразу повеселел, когда старпом продублировал по радиотрансляции вводную посредника и принял командование кораблем. Момент атаки лодки все же был упущен, но старпом мигом увеличил ход. Корабль летел как на крыльях, но лодку еще не настиг. Послышался голос акустика:

— Есть контакт!

Скляров стоял в сторонке и мял в руках кожаные перчатки. Корабль резко скатился влево, и он боялся, что Комаров этого не заметит и начнет бомбометание. Не вытерпел, окликнул старпома и хотел подсказать но адмирал резко его одернул:

— Вас здесь нет, ясно? Прошу не вмешиваться...

Комаров сам успел исправить курс.

«Молодчина, не растерялся», — про себя похвалил его Скляров.

— Рулевой, право руля пять градусов, — приказал старпом.

Он ждал, когда корабль окажется над субмариной, чтобы произвести бомбометание. Комаров действовал решительно, пытаясь заставить лодку всплыть. Адмирал, однако, решил усложнить поединок с подводным «противником». Он дал новую вводную: старпом «ранен», вахтенному офицеру принять командование кораблем. Вот когда Скляров сдрейфил не на шутку. Он боялся, что Котапов не сможет завершить атаку.

Однако опасения Склярова были напрасны. Влас Котапов буквально преобразился.

— Корабль, слушай мою команду!.. — резко бросил он в микрофон и, как заправский командир, стал отдавать экипажу четкие приказания. Он запросил у штурмана курс лодки и тогда скомандовал рулевому: — Курс двести десять!

Скляров тяжко вздохнул: Котапов ошибся на десять градусов. Надо было взглянуть на прокладку.

«Не спеши, — мысленно сказал он ему, — посмотри на карту. Лодка уйдет... Она уже ушла...» И как бы в подтверждение его слов из поста акустики донеслось: контакт потерян!

«Вот видишь, поспешил, — огорчился Скляров. — Не теряй время. Разворачивай корабль...»

Но Котапов курса не менял. Он увеличил ход до полного, выдал акустикам сектор поиска, а сам заглянул к штурману.

— Она ушла от скал, и я там не буду ее искать, — сказал Котапов.

— Почему так решил? — спросил его Лысенков.

— Старпом прижал ее у скал, вот она и уходит на глубину, заметает следы...

Все словно замерли на своих местах. Казалось, один лишь адмирал равнодушен ко всему происходящему. Скляров от волнения закурил, но тут же смял папиросу.

Как и предполагал Котапов, лодка спешила укрыться на глубине, там где был илистый грунт, где меньшая проходимость сигналов-посылок акустической станции. Но «Бодрый» успел настичь ее, и мичман Морозов легко «нащупал» субмарину, установил с ней контакт. У Склярова, хотя малость и отлегло от души, но нервное напряжение все еще держало его в каком-то странном оцепенении. Он всегда чувствовал себя скованным, когда проверялись его люди. В сущности, проверялся он, командир; и все то, чему научил он своих питомцев, было частью его нелегкой морской жизни. Но когда прозвучал твердый голос Котапова: «Серию бомб по первому поясу изготовить», ему стало легче. «Не спеши, Влас, — мысленно шептал Скляров Котапову, — все учитывай. Противник хитрит, маневрирует, тут каждая секунда на учете. Не оплошай, Влас!» На секунду Котапов замешкался, просяще взглянул на командира, будто спросить хотел что-то. Скляров ободряюще кивнул ему. «Думай, Влас, думай. Только не ошибись. У тебя есть опыт. Только все взвесь...»

Глубинные бомбы одна за другой падали за борт и глухо рвались, сотрясая воздух и поднимая кверху белые столбы воды. Все громыхало вокруг, слилось в едином звуке.

Адмирал молча наблюдал за действиями Котапова. Начальник радиотехнической службы не в пример другим офицерам его профессии, с которыми имел дело Рудин, действовал грамотно, как будто сам был командиром корабля. Правда, кое в чем он допустил промашки, но они настолько мизерны, что не могли затмить главного — умения офицера ориентироваться в сложной ситуации.

«Со временем это будет отличный командир корабля», — отметил про себя адмирал.

И как бы в подтверждение его мыслей на поверхности моря показалась рубка подводной лодки. И вот уже лодка всплыла. Она качалась на волнах неподалеку от «Бодрого». На мостике чернели фигуры людей. По условиям учения Скляров не имел права с лодкой устанавливать связь, он лишь с улыбкой сказал:

— Так-то, голубушка. А вот почему всплывала под перископ, не могу понять.

— Загадка, — откликнулся старпом. — Потому не вижу причины успокаиваться. Мы не знаем, где решили прорываться остальные лодки.

— Готовьте донесение, — сказал Скляров. — И наши подозрения изложите. Всем усилить бдительность.

Рудин стоял у правого крыла мостика и думал о чем-то своем. Скляров не хотел мешать ему. Возможно, посредник обдумывает новую вводную. И все же он был рад, что люди не подвели. Но вот адмирал подошел к нему и стал говорить о том, что атака лодки произведена успешно. Весьма успешно. Котапов действовал увереннее, чем Комаров, хотя ему было сложнее атаковать «противника».

— Подробный анализ сделаем, когда вернетесь в базу — учения по существу только начинаются, и кто знает, как они закончатся для вас. Не хотелось бы видеть просчетов, — добавил адмирал.

Вода вскипала под форштевнем, корабль брал мористее. Снег сменился дождем. Постепенно море и небо стали светлее.

 

Прошли еще сутки. Под вечер над кораблем появился вертолет.

— Это за мной, — сказал Рудин. — Я ведь должен быть на «Гордом», а я попал к вам.

Это Склярова удивило:

— Почему?

Рудин сказал, что адмирал Журавлев попросил его побывать на «Бодром». В то время корабль вел очень сложный поиск, и начальник штаба волновался. Он даже собирался послать на «Бодрый» комбрига Серебрякова, но в последнюю минуту раздумал.

— Серебряков на «Резвом», а я вот к вам заскочил. — Он сделал паузу. — Не исключено, что в районе, где вы патрулируете, обстановка может осложниться. Надо глядеть в оба... Ну, желаю новых удач!

— Спасибо, товарищ адмирал, — с чувством признательности ответил Скляров.

Рудин уже взялся руками за веревочный трап, но тут же обернулся и на ухо прокричал Склярову:

— Вам привет от Евгения Антоновича Савчука. Не забыли его?

— Конструктора? — улыбнулся Скляров. — Разве его забудешь? Я тогда весь извелся, пока испытали торпеду. Как он, доволен «Бодрым»?

— Очень даже. Собирается снова в эти края.

«Только бы не на мой корабль», — подумал Скляров, но об этом адмиралу не сказал.

Вертолет, сделав над кораблем круг, взял курс на север. Скляров, провожая задумчивым взглядом «стрекозу», грустно сказал:

— Да, толковый был у нас посредник. И моряк отменный — сутки не сходил с мостика...

Комаров согласно качнул головой:

— Глаз у него острый. Второпях я забыл сказать, по какому поясу бросать бомбы, и он взял это на карандаш. Котапов на три градуса увел корабль в сторону, он и это заметил...

Скляров между тем размышлял о другом — почему адмирал поспешил на «Бодрый»? Из головы не выходили его слова: «Серебряков на «Резвом», а я вот к вам заскочил». Припомнился Склярову и разговор с флагманским штурманом, с которым учился в морском училище. Он пять лет служил под началом Рудина, который тогда еще не был адмиралом. «Ты знаешь, какой Рудин? — спрашивал его флагштурман. — С закрытыми глазами читает карту, проведет корабль там, где едва шлюпка пройдет. Моряк дотошный, все он видит, все знает. Где он бывает, там всегда достается командиру. Помнишь Федорова на «Стерегущем»? По предложению Рудина он был снят с должности командира. А знаешь за что? Ни он сам, ни старпом не сумели ночью вывести корабль к Черным скалам. Там ведь местами малые глубины, камни...»

«Похвалил нас, а у командующего на подведении итогов небось все припомнит — и растерянность старпома, и те три градуса, которые второпях не заметил Котапов, — Скляров чертыхнулся в душе. — Ладно, поживем — увидим. А Котапова я все же похвалю — есть за что». Он подозвал капитан-лейтенанта. Тот подошел, щурясь от внезапно выглянувшего из-за туч солнца.

— Ты молодцом, Влас Лукич, — Скляров добродушно толкнул его в плечо. — Цепкий, а? Молодцом! Старпом тоже не лыком шит, да зазевался, и лодка ему хвост показала.