С той поры на закате почти каждый день сюда приходит Феня. Уберется с телятами и украдкой, незаметно прямо к молодым яблоням. Саша долго смотрит ей вслед пытливым взглядом… Куда пошла, зачем, что тянет ее к яблоневым посадкам?..

Так стоит он возле фермы минут десять — пятнадцать, пристально вглядываясь в ее постепенно удаляющуюся фигурку, стоит до тех пор, пока темноватый силуэт Фени совсем не растает, не затеряется среди яблонь.

Феня между тем, войдя в сад, бродит вдоль прямых рядков — то поправит рогожку, растрепанную буйным весенним ветром, то снимет паутинку с веточки. Хорошо здесь! Яблони, как подружки-одногодки, обступили со всех сторон, и каждой хочется посекретничать, поговорить с ней, пошептаться.

Вот розовый глазок тугого, еще не совсем развернувшегося бутона. Он закрыт пока и не знает, как прекрасен и велик мир и как хорошо целый день переглядываться с солнышком… А вот чистые, вымытые утренним дождем ладошки-листья, готовые для дружеского рукопожатия.

Фене кажется, что яблони уже привыкли к ней, тянутся навстречу ветвями, а когда она уходит из сада, грустно шелестят вслед листвой.

Придет время, зарубцуются раны, миллиметр за миллиметром постепенно срастется поврежденная кора, и только лишь «мостки» будут напоминать о былой неожиданной беде. Все проходит, но не все забывается… И Феня думает — уж как-нибудь в следующую-то зиму они, комсомольцы, ни в коем случае не допустят того, чтобы опять через сад прошли опустошительные орды мышей. Сквозь снег и сквозь землю научатся видеть ребята…

В руках у Фени книга. Это учебник. Здесь, в саду, удобно готовить уроки. Тишина, никого, лишь изредка пролетают пчелы да ласточки. Едва Феня углубилась в чтение первой страницы, как рядом кто-то кашлянул. Посмотрела — Ваня Пантюхин.

Первое время Ваня почти не обращал внимания на то, что Феня иногда заходит в сад — мало ли кто ради любопытства заглядывал в те дни! Вон и Катя с Наташей были тут. А потом… потом, вглядевшись, заметил, как хороша собой Феня по сравнению со всеми остальными девчонками, несмотря на то что одета в ватник и обута в большие сапоги. Глаза… Главное — глаза ее, в которых горит робкий огонек… Так и тянет заглянуть в них… А все весна… Это она, наверное, кипучая, разбудила Ванино сердце, коль заметил он хорошую девушку. Случилось же такое — заметил!..

— Здорово, Чернецова! Чего тут бродишь? — спросил он как можно серьезнее, стараясь скрыть волнение.

— Нравится, вот и брожу, — запросто ответила Феня, — воздух больно чистый, сад цветет.

Взгляд Вани теплеет.

Сад… Он и сам который уже день глядит не нарадуется, видя свое детище в цвету. Весь берег кудрявый, зеленый, веселый. А погода-то какая! Лишь поднимешь лицо кверху, сразу увидишь над головой лебединые облака, а меж ними пробиваются потоки голубизны…

— Спасли… Погибло всего только несколько деревцев, — шепчет Ваня.

— Наверху? — поинтересовалась Феня.

— Да.

— А мне кажется, и они отойдут. Я сегодня была там.

— Пошли поглядим.

— Пойдем, — согласилась Феня, и они стали взбираться по склону к верхним рядам яблонь.

— Что за книжку читаешь? — спросил Ваня, заметив томик в руках у девушки.

— Английский учу.

— Здесь?

— Ага, в саду тихо, никто не мешает.

— Неужто думаешь сдать?

— А ты как думал? Конечно, сдам.

В глазах Фени уверенность, чистые, ясные они, и вся она какая-то ладная, легкая. Ваня смотрит на нее, не отведет взгляда. Ему хочется сказать Фене что-нибудь приятное — про то, как она мила сейчас и что в саду прекрасно, только не хватает молодых голосов, не слышно ее, Фени, смеха. Вот хорошо было бы, если бы она целый день работала вместе с ним…

А Фенины мысли далеко-далеко. Шагая меж яблонями, в думках своих она перенеслась в Москву, в комнату Люды и Галки, разговаривала с ними, советовалась, как лучше готовиться к экзаменам, как подойти к отцу, чтоб тот понял ее…

— Ты чего притихла? — спросил Ваня.

— Да просто так, задумалась.

— Ты с кем-нибудь дружишь? Ну, это самое… гуляешь?

— С Наташей да с Аленкой.

— Да не про то я — из парней!

— Батюшки, явился не запылился. Да ты что!

Ваня отвел взгляд в сторону, чувствуя, что говорит совсем не то, что намеревался сказать, но все-таки, набравшись смелости, продолжал:

— Понимаешь, нравишься ты мне. Вот так все время и думаю. Ох, далеко бы пошли мы с тобой!..

— Не дальше речки. — Феня скосила на парня глаза — не шутит ли? Нет, выражение лица вполне серьезное. Разве таким ей все представлялось? Вот бы они стояли вдвоем и глядели друг другу в глаза доверчиво и ясно, и все бы понятно было, а тут… Ухажер сыскался!

— Знаешь что, дорогой мой, ты бы хоть в книжках поучился хорошим разговорам. Уши вянут…

Ваня оторопел. Он и сам понимал, что сгоряча наговорил бог знает чего. Ну как объяснить Фене, что она ему нравится? Как это сделать? Какими словами сказать? Он так и не придумал ничего в свое оправдание и проговорил:

— Я ведь по-хорошему…

— По-хорошему!.. — передразнила его Феня и с обидой отошла прочь.

— Феня!.. — раздалось вслед.

«Не так у меня вышло, не так подошел к ней! Да разве можно сразу!» Уже поздно вечером Ваню вдруг осенила идея: а что, если создать в саду молодежное звено? Дельно!

На другой день, гордый своими полномочиями, полученными от правления, Ваня явился в комнатку заведующего молочнотоварной фермой.

— Здорово, Гаврилов.

— Здравствуй. Что скажешь новенького?

— Пришел к тебе за кадрами. Надо создать молодежное звено, а у тебя тут на ферме работает моя комсомолка Чернецова.

— Ну и что же?

— А вот что — хочу забрать ее к себе. Чернецова учится и работает. В саду ей будет легче.

— Что она, жаловалась тебе?

— Нет.

— Так в чем же дело? Ты у нее спрашивал, говорил?

— Чего говорить-то, рада будет. Молодежное звено, сам понимаешь, — весело и интересно. Всегда на воздухе, да и работа почище, а трудодни почти те же.

Саша заволновался. Он уже привык слышать на ферме тихий, ласковый голос Фени, видеть ее улыбку…

— А мы все-таки спросим у нее! — твердо проговорил Гаврилов и крикнул в дверь: — Позовите, пожалуйста, Феню!

И вот Феня стоит на пороге. Увидев Пантюхина, она смутилась и подумала: «Чего ему тут нужно?»

— Добрый день, — тихо проговорила Феня, присаживаясь на лавку. — Звали меня?

— Да, — подтвердил Александр Иванович. — Вот комсорг пришел приглашать тебя работать в комсомольско-молодежное звено в сад.

Феня молча смотрела на Сашу ясными карими глазами и как бы спрашивала: «Ну, а ты?..»

— Да что тут думать-то? — вмешался в разговор Пантюхин, считая вопрос решенным. — Побыстрей сдавай молодняк и приходи в сад, с правлением согласовано.

Феня заметила по выражению лица Саши, что ему жаль расставаться с ней, вспомнила недавнюю встречу во время ледохода…

— Никуда я не пойду с фермы.

— Но ведь в саду будет легче! — начал было Ваня.

Она неожиданно отрезала:

— Да не пойду я с фермы, и оставь меня, Пантюхин, оставь!

Саша в недоумении посмотрел на Феню: он еще никогда не слышал, чтобы девушка с кем-нибудь так разговаривала.

— Успокойся, Феня, иди и работай. Если не хочешь, никто тебя не пошлет в сад.

Не пошлет… Она и сама бы с охотой вызвалась работать в саду. Разве не любы ей цветущие яблони, разве не звали они ее втайне по ночам шелестом молодых листьев, не снились в предутренних снах? Стоишь будто среди бело-розовых кип, закрыв на минуту-другую глаза. Сад весь пропах сытым ароматом, звенит от пчелиного гуда, как стеклянный… Колдовская сила! Хорошо там, на этом обогретом солнцем косогоре, и работается в таком месте только с песней. Ноги сами пошли бы, повели ее туда, а сердце…. Сердце не пускает, противится, необъяснимо, упорно. Хочет сердце остаться здесь, в этом обжитом, невзрачном уголке, с Сашей… видеться с ним каждый день…

Когда Феня вышла, Саша приблизился к Ване, взял его за пуговицу и проговорил:

— Иди отсюда, парень, пока не поздно, здесь тебе не резерв Главного командования для подбора кадров. Вместо того чтобы самому заниматься, как комсоргу, фермой и готовить для нее молодежь, ты забираешь последних. Не выйдет!

— «Не выйдет!» Хоть ты и партиец, а не понимаешь, что таким, как Феняшка, надо помогать, а она вон и уроки ходит в сад учить…

— Ах, уроки!.. — перебил его Саша. — А твое какое дело?

— Может, она мне нравится… — выдохнул Ваня.

— Нравится? Ну и говори с ней сам, а не пользуйся случаем забирать с фермы девчат. — Саша подошел к двери, открыл ее и, краснея, сказал сердито: — Прошу!