Однажды наши зенитчики подбили вражеский самолет неизвестной тогда конструкции. Упал он в речку на нейтральной, или, как называли бойцы, ничейной, полосе. По одну сторону гитлеровские, по другую наши батареи стоят.
Немецкие разведчики попытались ползти к речке, да советские снайперы их обстреляли. Зато добрались до берега наши пластуны и пошарили багром в воде. Кроме коряг, ничего не зацепили. А спуститься не в чем, речка глубокая, бурная. Как достать самолет?
Вызвали нас с Никитушкиным из водолазного отряда. Захватили мы кислородный прибор ИСАМ-48 и прибыли в войсковую часть. Сразу стали учиться ползать по-пластунски. Всю ночь тренировались за бруствером. Сначала только в комбинезонах, а потом бойцы стали освещать нас фонариками и стрелять деревянными пулями. Поневоле станешь укрываться. Хоть и не настоящие пули, а больно врежут. К утру нам поставили оценку удовлетворительно. Комиссия была придирчивая, сами отличные пластуны.
Днем мы с Никитушкиным отдыхали, а когда стемнело, нас проводили за окопы. Никитушкин в легком комбинезоне, в тапочках – летом было дело, на боку сумка, а там баллончик с кислородом и жестяная банка с химпоглотителем. Я за ним ползу, на ремне свисает автомат. На спине у нас растут зеленые кустики – маскировка. А в кустике у меня катушка, с которой стальной трос разматывается.
Гитлеровцы ракету за ракетой выбрасывают, местность просматривают. Загорится ракета – светло как днем, мы так и замираем на месте. А наша артиллерия отвлекает неприятеля. Гитлеровцы молчали, молчали и тоже начали отстреливаться. Завязалась артиллерийская дуэль.
Под грохот этой канонады мы добрались до места и вползли в заросли на берегу. Размотали до конца трос, а катушку запрятали в кусты. Никитушкин быстро снарядился. Пристегнул баллон с кислородом, натянул маску, сделал трехкратную промывку – вдохнул и выдохнул через трубку. На руку надел петлю троса и тихонько спустился в речку.
Скоро ли он дойдет до самолета, ведь в баллоне кислорода немного? Сижу я в темноте и до боли в глазах всматриваюсь в воду. Слышу, трос дернулся. Значит, нашел!
Время идет медленно, медленно. Вдруг сигнал: поднимай скорей! Быстро выбираю трос. Только показалась голова водолаза – схватил его и поволок в заросли. Сорвал маску, а Никитушкин задыхается. Оказывается, когда расчищал дно – путь для самолета к берегу, корягой пробил себе жестяную банку химпоглотителя, через который очищается выдыхаемый водолазом воздух. Еле успел выбраться.
Отдышались мы, привязали снова кустики на спину и поползли обратно. До рассвета вернулись.
Гитлеровские дозорные видят на реке пузыри, потом забурлила вода, будто суп закипел. Понять не могут, в чем дело. Позвали еще несколько человек. Бинокли направили, рассматривают.
Вот из воды медленно выползла чья-то морда. Переваливаясь, чудовище стало вылезать на берег и вдруг вприпрыжку поскакало в нашу сторону. Тут уж гитлеровцы узнали, что это такое, и от удивления прийти в себя не могут. Немецкий самолет самостоятельно удирает на советскую полосу!
Тросик-то стальной, тонкий, врезался в песок, его и не заметишь на расстоянии. А наши бойцы в окопах изо всех сил крутят лебедку, наматывают трос на вьюшку.
Опомнились гитлеровцы, давай палить по хвосту, по крыльям, но поздно спохватились. Наши уже втащили самолет за укрытие.
Разом вся неприятельская артиллерия заговорила – ведь из-под носа самолет удрал.
Бойцы схватили нас с Никитушкиным и ну качать. А командир кричит: «Не подбрасывайте выше окопов, а то подстрелят смельчаков!» И меня качали, хотя героем-то по существу был Никитушкин.
Наши авиаконструкторы осмотрели трофей и сделали свой самолет лучше вражеского.