1989

12 января. Четверг По дороге в К-45 с большой пользой поработал над текстом «Живого». Даже настроение поднялось, так и хочется услышать от Любимова: «Ну что ж, Валерий, время пошло тебе на пользу».

На обратной долгой дороге думал о Шукшине, Высоцком, о себе. Шукшин попал в друзья Высоцкого. Для меня это странно. За 16 лет работы и общения я никогда не видел их рядом. Не слышал о том, что они встречались. Вгиковские общения, безусловно, быть могли. Но, зная, как тогда относились его старшие друзья к Высоцкому, вряд ли стоило в дальнейшем именовать их друзьями. В 1969 г. вышел «Хозяин тайги». До того был «Лакей». В «Хозяине» снимался парень с Алтая, и Шукшин не мог не слышать об этом. Допускаю, что он недоуваживал тогдашнего Можаева, а они, в свою очередь, Васькины рассказы недооценивали. Допускаю, что, если он и видел «Хозяина», он ему был активно противен. Да, но там его друг Высоцкий, который, в свою очередь, друг Золотухина, а Золотухин из Быстрого Истока, той самой пристани, того самого причала, который Макарыч никак не мог миновать. В то время это был, может быть, единственный путь до Барнаула или еще куда… Он был дещёвле и доступнее железной дороги. Другого транспорта, кроме гужевого и полуторок, нет… Обо мне писали много, особенно после «Бумбараша». На премьере в Доме кино, по словам Заболоцкого, был и Шукшин и отозвался о моем полупьяном заявлении: «Алтайский дурачок».

В 1973 г. выходит «На Исток-речушку…» — этого он мог не читать. Одно ясно: когда мы столкнулись в дверях гримерной и сидели по разным углам и гримировались, кто-то должен был к кому-то подойти первым, и, ясное дело, это должен был сделать я. Но почему? Да потому, что он ведь тоже знал, что я знаю его как земляка, писателя и актера. Я обижался, что он не приглашает меня в свои фильмы. И в театре у нас он не был, а Гамлета играл его друг Высоцкий. Он, говорят, был только на «Деревянных конях», в то время он что-то стал писать для театра. Я не могу поверить, что он был в восторге от Е.Лебедева. А был ли он на «Гамлете»? Не слышал. Во всем этом видится мне какая-то чепуха. Весьма допускаю, что ему (Шукшину) были какие-то мои проявления в обществе малоприятны и даже более. И все равно это ни о чем серьезном не говорит.

Володя к концу жизни компанию себе сочинил из друзей: Шукшин, Тарковский, Тодоровский…

25 января. Среда, мой день и день рождения В. Высоцкого

Поезд из Ленинграда. Концерт вчера прошел замечательно. Я пел «Реквием» Шнитке с Анисимовым. Лебедев Е.А. потрясающе пел. Ведьму изображал. Голубкина!!! С Любимовым встретились на кладбище у В. Высоцкого. Потом поехали с Иваном к Нине Максимовне, потом в «Прогресс» за книжками Марины. Подловили ее и обеспечили свои книжки автографами. Спектакль, а-ля фуршет — валюсь с ног.

6 февраля

Любимов сказал: «Молодец, сегодня лучше играл». Похвалил и Аллу. Не хочется идти в Дом кино 8-го на встречу с Любимовым. Филатов поторопился сказать мне, что по этому поводу ему звонил Губенко. Мне он не звонил. Швыдкой вертит эту рулетку, и он не хочет, чтобы я был рядом с Любимовым, — они ведь всё будут снимать и наверняка спросят об Эфросе, и будет, может быть, скандальчик, а мою позицию они знают и знают, как я могу ответить и за Эфроса, и за себя.

12 февраля. Воскресенье

За Любимовым я не записываю, не был я на худсовете, где решали вопросы репертуара. Господи! А то он без вас не знает, что ставить, к чему он больше готов и что быстрее. «Вот Филатов со Смеховым решат, что ставить, а мы сыграем» — так я шучу. Не был я и в Доме кино, не шибко был нужен. И правильно сделал, что не пошел… Писарчуков за Любимовым навалом, и мое перо лишнее, да я и не могу ничего писать, когда готовлюсь к сражению. Отмечу: Любимов вспомнил свой приезд десятидневный и как бы оправдывался, один на один, разумеется, почему он так измывался надо мной одним — и как я вытерпел, выдержал этот публичный позор и издевательство, глумление. И как он благодарен, что я ему простил это и «отомстил» работой. «Да что там говорить, я знаю — когда ты трезвый, ты работаешь как лошадь». Я поставил во здравие его сегодня свечку, дай ему Бог здоровья и сил. Что теперь делать? Обиды мешают дело делать, а если мы не будем дело делать, кто его за нас с ним сделает. Так что, «Нина Шкатова, зови иностранца, и давайте работать» — так я публично веду себя. И в шутке есть оправдание моего поведения. Хочется взять гитару и попеть, а — сильное несмыкание и боль в горле. Вот так!! Надо плакать, плакать, плакать. Чтоб хорошо играть, надо быть страшно несчастным человеком. Тогда рассказ о корове засветится радостью непредсказуемой, счастьем явного приобретения, видением реальнейшим.

Дайте мне добежать эту дистанцию. Ведь тут в самом деле судьба моя решается — станет ли 23 февраля «для русской кисти первым днем»? Ведь мне перед покойным Володей стыдно будет, какие он слова говорил о Кузькине моем, как он хотел мне удачи, как он шел меня, пьяненький, целовать, через всю сцену, и упал на обратном пути. Боже мой!

Можаев сказал, что я стал играть гораздо лучше, чем прежде. Если ему верить, это уже победа. «Да не хвали ты его!» — прервал Любимов. Хвалить артиста — это его прерогатива.

17 февраля. Пятница

Вот кончится «Кузькин» — поживу на даче, буду писать роман. Я этот жанр не люблю — большой рассказ или маленькая повесть; а когда все сложится вместе, то и получится дом моей жизни. Надо одеваться на «Кузькина».

19 февраля. Воскресенье

Я только вернулся с «Годунова», как звонит Губенко. Выразил свое восхищение моим трудом — и в то же время соболезнование, сочувствие:

— Так работать нельзя, тебе надо отдохнуть, помрешь — и мы все будем виноваты.

У него ужасно сложное положение. Он все время подвигает Любимова на возвращение гражданства — тогда пусть берет театр и выполняет все свои прожекты: отделиться от государства, создать кооператив, сплотить «наполеоновскую гвардию», выгнать Дупака, «гвардейцам» платить по 1000 рублей, а половину труппы выгнать, снять «Мизантропа», «На дне», «Маленький оркестрик».

— Мы только что договорились, что это последнее восстановление «Живого», а «Преступление» пусть восстанавливается факультативно. Смотрю — вывещёно объявление, что собираются участники «Преступления». Я сказал: «Ни в коем случае, только новая работа, “Маленькие трагедии” или “Театральный роман”». Ты-то сам как? Он тебя хочет занять, надо вывешивать распределение.

Я сказал:

— В распределение я хотел бы попасть, а играть не буду.

Но сегодня утром я перезвонил Николаю и сказал, что это глупость моя димедрольная (я вчера за столом заговариваться стал) и в распределение меня включать не надо. У Кольки ситуация самая неприятная.

— Шеф не хочет терять заграницу, театр он брать тоже не хочет, но хочет оставаться фактическим руководителем. Я сказал ему: «Так не будет, пока я главный режиссер, и вернут ли вам театр в этой ситуации?!» И тут я почувствовал, как вся кровь бросилась ему в лицо. Он готов был сорваться на скандал со мной, но сдержался.

Кольку в этой ситуации надо поддержать всячески. Если он не хитрит, то молодец.

— Ну, давай, типяра! — так «благословил» меня Любимов на прогон.

20 февраля. Понедельник

— Говорят, ты вечерний хорошо играл? — сказал мне вместо «здравствуй!» Любимов.

Господи! Я ставлю свечки о здравии его. Господи! Не лишай меня ремесла моего!

Любимов: «Валерий утомлен, неважно с голосом, но он стал играть глубже, мудрее…»

Я рассказывал, как встретил генерального директора племенного конного завода, который был у нас сельскохозяйственным консультантом по «Живому». Вообще день плохой, тяжелый, неприятный. Рамзее сорвался с тросов, узел развязался. Если бы это случилось, когда его подняли в небо, он убился бы и действительно ангелом стал. Бедняга!

27 февраля. Понедельник

Я дал согласие репетировать Дон Гуана. С моей стороны было бы верхом неприличия отказываться от работы с Любимовым, когда он того просит. Я слишком многим обязан ему, всей судьбой моей, так что ж теперь… На афише «Кузькина» он написал мне: «Дорогой Валерий! Пусть все быльем зарастет! Твой Любимов». Так вот, пусть все зарастет, а мы сработаем с Божьей помощью еще один образ. Жалко, что будут опять проводить параллели с В.Высоцким. Но сегодня надо отыграть «Живого».

28 февраля. Вторник

Во вчерашних «Известиях» довольно приличная рецензия «Сказ о правдолюбце Кузькине». Вся история многострадального спектакля. Это, конечно, пока еще не рецензия, это пока информатика о спектакле, режиссере, театре, общая, обзорная, хвалебная. Я опять назван Теркиным и Иванушкой-дурачком, других определений для меня рецензенты не находят. Ну да Бог с ними! Тут для меня важен сам факт того, что легенда себя оправдала, что «Живой» по-прежнему современен и как факт театрального выстрела, и как факт политического, проблемного действа. Все остальные частности прилагательны. Гаранин-средний говорит, что это еще интереснее, чем было 20 лет назад. Будем в это верить.

2 марта. Четверг

Любимов:

Думал я, думал, ребята, целый день выходной… «Театральный роман» надо дописывать. Я решил запустить «Самоубийцу». Столько ролей потрясающих! Есть нравственный долг, который..

Думаю, что это вернее — параллельно… Буду многостаночником. Я направлю работу на Гришку Файмана, на одного валить все не надо. (Значит, Подсекальников — Шопен? А кто еще?) С «Трагедиями» надо делать чистую разводку.

3 марта. Пятница. Утро, возможно, туманное

Я попросил у Любимова разрещёния одеться в синюю кофту и голубую рубашку, и он мило согласился. Я поцеловал телефон.

И был лучший, как сказал Любимов, «самый живой спектакль из всех “Живых”».

5 марта. Воскресенье, отдали Богу

Ваганьковское. Были у Миронова. Молодая пара:

— Смотри, смотри, вон Золотухин!

— Да ты что, он же еще живой!!

— Да вон он на тебя смотрит…

— Да я тебе говорю, что он живой еще!

С утра были в церкви. Я опять ставил свечки за Любимова, Можаева, Тамару, маму, сыновей и за упокой отца и Юры Богатырева.

Сумасшедший из Павловского Посада приволок две картины в подарок женщинам, Марине Влади и моей любимой. Картинки довольно симпатичные.

Любимов:

— Мы готовим проект, как нам отделиться от государства, быть самостоятельным местом, приказом.

Антипов:

— Как церковь!

Приехал Губенко. Его прогнали, чтоб не мешал работать, потому что идет прогон.

И, может быть, рожденто я мамой моей для дня 23 февраля, дня премьеры «Живого».

Дети Высоцкого хотят подать на Влади в суд за клевету. Не пил он, бедный, не кололся, безгрещён был и чист как агнец. Наивные! Никита-то ладно, артист… Но Аркадий казался мне парнем самостоятельным и умным.

18 марта. Суббота

Вчерашний разговор с Демидовой.

— Валера, сядь на минутку. Ты знаешь, мне сейчас Петрович врезал за Марину, что я слишком вульгарная, и он прав. Но ты понимаешь… ты подыгрываешь… и мне…

— Алла, я слышу эти разговоры от тебя с 1982 года! В грехе, совершенном вдвоем, каждый отвечает сам за себя.

— Ну, тогда извини.

— Да нет, ну что это…

«Мне врезал Любимов, но виноват ты!» Думаю, что она обиделась. Наверное, она думает, что я, оглушенный успехом «Живого», уже ничего и никого не слышу… А вздрючен был я рассуждениями Бурякова. Во-первых, идиотизм, но потрясает и оскорбляет вывод: «И Золотухин хороший актер. Сильный актер. Но Золотухин — актер, а Высоцкий — явление». Что это за проституция, при чем тут Высоцкий и зачем это сопоставление? Сейчас начнется репетиция «МТ», и надо как-то в Дон Гуана заползать. Вместе с Демидовой.

Телеграмму в «Неделю» я все-таки послал. Быть может, не совсем красивую, но…

«Уважаемая редакция!

Пока кто-то напишет, а Вы опубликуете ответ на полемическую статью В.Бурякова «Живой», мне бы хотелось, чтобы В.Буряков через Вашу газету извинился передо мной. В.Высоцкий не только никогда не репетировал и не создавал рисунка роли Самозванца, но и не мечтал о том. В «Борисе Годунове» Высоцкий хотел играть Бориса и играл бы его, но смерть помешала. В.Высоцкий умер в 1980 г., а спектакль репетировался в 1981–1982 гг. Зачем или для чего подобная фальсификация, «за ради жареного»? Честно говоря, я устал от того, что кто-то постоянно пытается меня столкнуть с В.Высоцким лбами».

— Ю.П.! Опять скажут, что тень Высоцкого мне покоя не дает, что я его роли копирую, а вы еще из швейцеровского фильма музыку берете. Я предложил вставить голос Высоцкого из «Дон Гуана».

— Идея хорошая!

— Но мне нужен второй исполнитель. — Вспомнили абзац Бурякова.

— Но он явление в поэзии, а ты — в прозе.

— Зачем, Ю.П., вы вступаете в эту пошлую игру?

— Прости.

Оказывается, «оправдан» Павлик Морозов — не отменена статья о недоносительстве.

Все эти Проскурины, Алексеевы подводят базу, что Платонов — явление случайное, ничего не приносящее обществу. А Набоков вреден — обнажает уровень… Сразу становится понятно, кто есть кто.

Все в речах Любимова неслучайно. Он настаивает на своей точке. И отсчитывает эти точки с юности, под микрофон переосмысливает публично свои поступки, свою биографию, человеческую и художественную. «Сверхзадача — убедить себя. Нет другого хода. Искусство трудно — критика легка. Попробуй взять характерность».

26 марта. Воскресенье

Были на выставке Шемякина — это какой-то гигант невероятной силы, но мне не доступный.

А вечером я посмотрел «Интервенцию» и тоже порадовался. Нет, что-то в жизни сделано, кроме детей.

30 марта. Четверг

Любимов:

— Бабушка в католической вере, а мама по Старому Завету жила. Когда я прочитал и углубился в «Доктора Живаго», то понял, что я — христианин. И всем, даже жизнью, обязан христианству.

— Валерий! Тебе дополнительная нагрузка. Надо привлечь Ваньку, Леонида, людей, владеющих пером, — по мотивам «Записок покойного»; а у нас авторы — замечательные покойники: Булгаков, Трифонов, Абрамов.

— Олег Ефремов избегает меня, потому что писал: он не понимает, почему вокруг «Таганки» столько шума и восторгов.

Вот характер: ему Евг. Симонов плакался, интимные вещи рассказывал про жизнь свою и Театра Вахтангова, а Любимов — «по всему свету».

31 марта. Пятница

Любимов:

— Такое впечатление иногда, что наш народ махнул на себя рукой.

4 апреля. Вторник

Перед репетицией мини-собрание в комнате отдыха. Губенко заявил, что из-за саботажа трех ведущих артистов: Бортника, Золотухина и Демидовой — он вынужден оставить театр.

Любимов: «“Вишневый сад” — средний спектакль, без концепции, разрушающий эстетику данного театра, вредный». Разделил Бортника и Золотухина: «Он ведет репертуар и работает как лошадь».

Демидова попросила Н.Н. объяснить слово «саботаж». Ряд обвинений в адрес Демидовой, но это по-другому называется — саботаж есть саботаж.

В общем — тоска. И опять мой старый вопрос: зачем кокетничать с шапкой Мономаха? Ему хочется смыться из этого дерьма, но смыться так, чтобы обставить это причинами вескими, свалить все на обстоятельства. Это подло. 8-го собрание общее, скандальное, очевидно, Губенко будет ультимативное заявление делать.

У меня вообще какие-то резкие подозрения по сегодняшнему заявлению Николая. Такое у меня впечатление, что он снова решил с театром завязать. К тому же Филатов ему в том союзник. Мне кажется, во-первых, они не верят в шефа и в возрождение чего бы то ни было. Потенциала они не видят ни в Любимове (все его опыты за границей, судя по видео, не сулят ничего хорошего), ни в труппе.

Я не понимаю, куда клонит Коля? Выходит, Любимов берет театр, становится его руководителем — значит, ему возвращают гражданство!! А Коля умывает руки и хочет сделать это как можно скорее?! Ленька хочет ставить кино. Они, мне кажется, расстанутся с театром после «Маленьких трагедий». А Любимов заражен идеей «Театрального романа» на судьбе «Таганки».

7 апреля. Пятница

Любимов репетирует «Доброго». Замечательно.

30 апреля. Светлое воскресенье

Христово Воскресение!

Мы летим в Афины. Самолет выходит на взлетную полосу.

Губенко:

— Ты что, всю жизнь будешь посредником Бортника? Два дня ни Любимов, ни я не можем ему дозвониться. Сам он почему-то позвонить не может, то есть я знаю почему. Это ведь твоя инициатива, а не его.

Приедем с гастролей — будем разбираться с ним, чего сейчас говорить. А мне надо настроиться писать, писать, писать…

Аллергия на коллектив. Дупака выпирают жестоко и беспощадно. И я подумал, хотя гоню эту мысль: а не подать ли вслед за Бортником заявление об уходе и мне? Игра сыграна, сыграл Кузькина, состриг купоны, теперь бежим… Но об этом говорят совсем люди разные: и Гладких-реквизитор, и Глаго-лин-советчик.

На бедную, мертвую голову Эфроса каких только не льется домыслов и клеветы! И в каком это контексте все преподносится! «Вступил в сговор с Гришиным». Да если б он вступил в сговор с Гришиным, то он в первую голову пролил бы кровь на Бронной…

А Колины заслуги как организатора велики. «Благодаря ему я здесь», — сказал мне Любимов, когда я вдруг вспомнил и спросил: «А почему мы не играли 23-го “В.Высоцкого”?» — «Это Н.Н. решил. Хотите — спросите у него. Он руководитель. Я не смел настаивать — благодаря ему я здесь».

Глаголин слышал такую фразу от Любимова: «Он (то есть я) сорвал нам 25-летие, он саботировал, не играл спектакль, напился и не явился вообще».

А Колины заслуги велики. Он улучшил «В.Высоцкого», он собрал «Годунова» и выдрессировал круг. Если бы не он, то есть не его энергия, потраченная на приезд Любимова, не видать бы мне «Живого» как своих ушей…

Поэтому я говорю себе: «Не лезь в бутылку, старик, не лезь в бутылку! Бери ноги в руки и дуй до горы — учи и шлепай Дон Гуана, это и будет твой ответ лорду Керзону. Твое дело играть и сгонять лишний жир…»

3 мая. Среда, мой день

Мне хочется скорее закончить эту счастливую и противоречивую тетрадь. Тетрадь, в которой записаны репетиционно-пре-мьерные дни «Живого». Так и назовем эту тетрадь — «Живой».

Начал я ее 15 декабря 1988 г. в Стокгольме. 4 месяца она писалась, да разве писалась? То гастроли, то пьянки. Но была завязка крепкая, и даже на премьере «Живого» я не выпил, а сел за руль и уехал с Тамарой домой. И это было правильно. Но потом начались срывы за срывами, и закончилось все омерзительным апрельским грехопадением. Теперь надо набраться сил и подвиг «Маленьких трагедий» осуществить. Или погибнуть.

Я не ожидал такого успеха «Живого», он меня оглушил и ослепил. И я потерял ориентацию. Но все же устоял на ногах, хотя с радикулитом. И не пишется. Да разве может писаться, когда душа и голова вместе с сердцем фанфарами забита была?! И до сих пор.

4 мая. Четверг. Утро

Любимов (в антракте):

— В общем, молодцы, подтянулись. Каждый спектакль нужно так играть, а не только за границей. Накладки со светом я должен завтра устранить и спектакль дотянуть. Гастроли не организованы, рекламы нет… Идет Пасхальная неделя. Многие еще не вернулись в город. Поэтому мало народу.

Он плясал с нами на улице, подпевал. Видит Бог, я люблю его, что делать?! И как жалко, что я ему доставил такое огорчение на 25-летие. Прости меня, дорогой Ю.П. Прости меня, Господи! Избавь меня от злополучной страсти!

12 января в Красноярске я записал: «Так и хочется услышать от Любимова: ну что ж, Валерий, время пошло тебе на пользу». И я эту фразу, подобную и еще лестнее, услышал от него; он мной гордился, а я оскорбил его…

Любимов требует, чтоб советник по культуре немедленно связался с Критасом и чтоб Критас нашел срочную возможность встретиться с господином Любимовым. Или с представителем фирмы. Похоже, нас все послали и глядят со стороны, чем все это кончится. Министр не знал, какой репертуар мы привезли. А ей плевать, у них другие порядки. За все платит Критас, он и заказывает музыку. А наши-то вид делают, что не понимают.

Тамара говорит: «Твоя лучшая роль — Мизантроп». Читая про Т., я вспомнил… у меня защемило сердце, я ахнул от реальности — неужели я больше никогда не сыграю сцену с Селименой— Яковлевой? Какое блаженство, какое счастье я испытывал в удачные дни! И этого уже не будет! Не будет никогда! И этой нежности уж более не суждено вновь произрасти во мне? Неужели я никогда более не выскочу на авансцену и кому-то конкретно не скажу: «Я знаю, что любовь не терпит принуждения, непредсказуемо ее возникновенье. Насильно, как ни тщись, увы, не будешь мил…» Ох, какая жалость! И не увижу глаз моей удивительной партнерши?!

Господи! Как мне хочется сыграть «Мизантропа» с Олей Яковлевой! Господи, сделай что-нибудь!!

Не потомуг что спектакль старый, не хочет возить «10 дней» Любимов. А потому, что он был за красных, а теперь за белых. «Били буржуев на разных фронтах!» — пою я, а он мне в ухо: «Зря били!»

8 мая. Понедельник

Я не знаю, что за тип Любимов, но это великий человек, это великий характер. Нет, он так просто не отдаст свой театр, свое прошлое, настоящее. Он как проклятый, прикованный Прометей, по 7 часов не вставая из-за пульта, репетировал, и действительно репетировал, внося новые и новые коррекции. Это уму непостижимо! Сколько сил, терпения, а значит — любви. Любви! Без нее у него бы ничего не получилось, он бы выдохся и сдох. А он все пять спектаклей выходил с нами на улицу, плясал, пел. Он тащил своим примером нас не хуже, чем своей волей, фантазией и режиссерской нагайкой. И труппа встала вчера перед ним, аплодируя, и я с таким чистым и благодарным сердцем, как никогда, любовался им и рукоплескал. Пантомимистка преподнесла ему букет гвоздик.

Он сказал:

— Мне это очень дорого от коллег получить. От зрителей мы привыкли, а от своих получить — это…

18 мая. Четверг

Накануне Любимов угощал меня икрой и сыром с барского стола, спросил: «Сколько ты дней не пьешь? Только честно! Три? Ну вот, на тебя приятно смотреть».

Горбачев с Филатовым в Китае, вот куда прыгнул Ленька!

13 июня. Вторник

В театре идет бурный худсовет — обсуждают уход Губенко. Выскочил совершенно потерянный, панически расстроенный Ефимович: «Он уходит! Что это такое? Сделайте что-нибудь!!» Нет уж, теперь делайте вы. Надо было для этого выкручивать руки Дупаку! А Коля уходит вовремя… для себя. Биографию себе он сделал — великий гражданин, положил два года на возвращение гражданства Любимову. Теперь давай, дядя Юра, запрягайся по 24 часа в сутки и вытаскивай свое детище. А то тебе за границу хочется, а то тебе заграничной пищи не хватает и условий жизни… Так, дорогой мой, все здесь к твоим услугам, и над тобой не только Демичева, а и Дупака нет.

11-го были в Барановичах. Отказались работать на этом дурацком стадионе — холод, ветер. Мы вернулись бы калеками. Вместо того мы сидели у меня в номере, пили коньяк и давали Веньке урок морали и нравственности. Но с Веньки как с того гуся вода, и больше ничего. Хоть согрелись коньяком и какой-то славной бастурмой или ветчиной. Обратно ехали все вместе, в одном купе. Я на верхней полке.

Это ничего, что я кручу своей жизнью так, что непонятно, чем я в ней пребываю и как гляжусь со стороны. Бог со мной. Со мной ли? Хотя с другой интонацией записано это… «Иронически подан Золотухиным Дон Гуан» — вот и все, что я заслужил от критика за свою игру. Но еще не вечер. Еще не сыграл я свою игру. Завтра попробую. Спектакль оценивается по первым откликам как явление художественное. Это главное. Я ведь и шел в него, зная, что не сорву славы дополнительной, а исключительно за ради Любимова. Помогли я ему? Не знаю, но как умею, так и играю, по-другому будет завтра. Господи, сподобь! И партнеров моих.

Вечер. Смотрели «Последний император». Гулял. Звонил. Волнуюсь перед завтрашним днем. А чего волнуюсь? Вперед — и с песней понаглей, да повеселей, да позадиристей-похулигани-стей. Подумаешь, не боги горшки… И дуй до горы. Говорю то, во что сам не верю.

18 июля. Вторник

Всю ночь под впечатлением прочитанного интервью с Дыховичным о Высоцком — высокоумно, остроумно, самостоятельно, просто великолепно. Я узнал Володю, живого, нормального, со слабостями и «сильностями». Глаз у Ивана потрясающий и изъяснение точное, легкое, образное. Молодчина! Куда нам (особенно Веньке) со словесными выкрутасами, к образу В.В. отношения не имеющими, ничего не говорящими.

Арабская пословица у Шаламова: «Не спрашивай — и тебе не будут лгать».

19 июля. Среда, мой день

…Самое большое уродство психики — тщеславие. Я думаю, как мне построить применительно к Шукшину свои выступления. Какой костюм взять? Хочется сказать так здорово, земляки! Потому что мы все сегодня в этот час на этой земле — земляки, земляками нас сделал В.М.Ш., его великое искусство, его Сростки, его Катунь, его земля от Владивостока до Кавказа, от южных гор до северных морей. Писатель рождается каждый раз, когда страницу его книги открывают новые глаза.

От энергии правды и непримиримости В.М.Ш. загорелось много сердец. Его биокольцо продолжает снабжать положительной энергией тех, кого оно выбирает. Его душа, его разум сейчас наблюдают за нами, и прав Распутин, говоря, что постоянно есть чувство вины перед ним, что мы что-то не сделали важного, хотя обещали и порывы были.

8 августа. Вторник, заканчивается

Держу в руках свою книжку и не знаю — радоваться или нет. Издана потрясающе, но что за тексты, как они придутся? Читаю один раз — отвращение, читаю второй — нравится. Один и тот же текст по-разному.

16 августа. Среда, мой день

Вчера занимался дневниками, комментариями, что подготовила Буденная. Но даже в таком виде их нельзя печатать — тогда уж действительно выбьют окна и изобьют или чего хуже сделают. Тогда и впрямь «в глушь, в Саратов» или Уфу прятаться.

Сайко:

— Куравлев просил не забыть и поцеловать тебя за выступление на Шукшинских чтениях. Несколько раз просил не забыть и обязательно тебя расцеловать.

«Вез я девушку трактом почтовым…» Остановил гаишник, узнал. Потом сам заводил мне машину, у которой капот не открывается и клемма у аккумулятора отходит. Давил на капот, кое-как вскрыл; я опаздывал немыслимо.

Губенко:

— Извини, скажу не очень остроумно. Но мне наконец-то удалось разбить семью Бортник — Золотухин. Скажу, что сделал это сознательно…

Коля не знает, что тот и другой в завязке.

23 сентября. Суббота

Разговор в ресторане гостиницы «Волгоград».

— Почему вы так не любите Высоцкого?

— Откуда у вас такие сведения?

— Для волгоградцев это очевидно.

Я повернулся и ушел.

25 сентября. Понедельник

6—7 декабря в Киноцентре предполагается провести мои творческие вечера. Для этого делают с меня шарж, должны сфотографировать для афиши, для рекламы. А я должен подумать над программой.

Сестра Лены Соколовой, Ирина (после «Живого»):

— Вы гениальный актер! Вам не в этой стране жить надо!

Вот так!! А я русский актер, я только здесь и «гениальный».

А жена говорит, что я средний актер. Как после этого ее не бросить?

Израильтяне в восхищении от «Живого», и от Кузькина в частности. А финны взяли «Высоцкого» и «Дом на набережной».

Глаголин:

— Валера! Я ужаснулся на худсовете, как вы с Губенко ненавидите друг друга! Какие вы разные и непримиримые, хотя внешне всё вась-вась, всё нормально. Но противостояние страшное.

Кто такой Юрий Карабчиевский?! Потрясающая повесть о Маяковском!! И о всех нас.

26 сентября. Вторник

Около двух часов стоял в очереди — рубахи стирать. Через полтора часа голос приемщицы на весь мир: «Золотухин последний, за Золотухиным не занимать!» А пропустил меня интеллигентный человек, которого последним обозначили, отобрав у него белье. И каждый, кто приходил, потом спрашивал: «Кто с рубашками последний?» Толпа хором: «Золотухин последний!» На это я про себя думаю: «Дотерплю, ибо в Писании сказано: кто был первым, станет последним, а последний станет первым. Сегодня у нас Золотухин последний? Пусть будет так».

Филатов загремел в больницу. Пневмония. Что ж это делается?! Шацкая говорит — недели две, пока всего не обследуют. Он лежит в отдельной палате, где есть вторая койка, и Шацкая договорилась, что она там будет жить. Вот это любовь! Если это действительно две недели, то как же «Пир»? Без Леньки его выпускать не будут. А потом я улечу в Австралию, а без меня, я надеюсь, тоже выпускать не станут. Как же быть? Пусть выпускают «Преступление». Эту идею надо Николаю подсунуть, посеять. Сам Николай сегодня улетел в Копенгаген. И будет 1-го! 28-го «Годунов» пойдет с Шаповаловым и со мной. Дай Бог Шопену… Когда-то я с народом ходил к нему: Шопен, сыграй Годунова! Час пробил! Сегодня отменили «На дне», отменил его Николай еще вчера, думаю, не без подачи Бортника. Филатова увезли ночью. Разваливаются организмы вместе с театром.

25 ноября. Суббота

В понедельник, 27 ноября, меня будут в члены СП принимать. Но что-то волнуется Дурова, подкрепиться бы надо, а кем…

Сегодня приезжает Любимов, что-то будет на нашем горизонте? Как-то они с министром уживутся? Говорят, нас вчера в программе «Время» казали, министр на гитаре играл, а мы подпевали.

26 ноября

Итак, Любимов прилетел, будет к спектаклю. Надо не огорчить его своей игрой. Но придираться он будет все равно. К этому надо быть готовым.

1 декабря. Пятница

Неприемка моя в СП, быть может, результат смычки с «Московскими новостями». Умер Натан Эйдельман. Любимов рассказывает: когда покидали зал Бондарев, Астафьев, Распутин, Белов, все смеялись. Один Эйдельман был мрачен и сказал: «Так же вначале смеялись над фашистами. Вы смеетесь, а мне не смешно. Это моя смерть…» Последние его слова, и вот результат.

Любимов, как всегда, все перепутал. Вышли из зала «апре-левцы», а перечисленные им товарищи к московской партийной организации никакого отношения не имеют, а потому присутствовать на сем сборище не могли.

 

1990

28 января. Воскресенье — отдай Богу

В театре полный развал. Я такого не помню даже в самые худшие времена. Впрочем, когда они были — «худшие»? Когда уехал Любимов? Театр бурлил, да, но, кажется, было и сплочение какоето, и духовная крепость. Уходили артисты. Ну так что ж… И вот расплата за всю безнравственность наших руководителей. Начиная с разговоров о кризисе театра во времена Эфроса, со снятия Дупака. И пришли мы к разбитому, неуправляемому корыту. Смирнов в горячке, пьет и срывает спектакли. Хитрый и коварный Бортник придумал себе опять не то больные зубы, не то ангину. И летят спектакли один за другим. Корнилова улетела в Америку, никого не спросясь и не поставив в известность. Золотухин отказывается играть «Годунова» лишний раз, ему наставили спектаклей через день. А ему вводить Щербакова за Смирнова. Это большая потеря для спектакля «Живой», но отменять нельзя, и неизвестно, когда появится Смирнов. И выйдет ли Ванька на «Живого», если он Пимена играть отказывается, ссылаясь на болезнь.

29 января. Понедельник

Можаев (которого я встретил 25-го, в день Высоцкого):

— Валерий, привет! Ну, я этим сволочам дам… Главному я уже выдал. Они ведь из-за меня тебя в Союз не приняли, из-за моей статьи… Помнишь, я тебе говорил, где я всем сестрам по серьгам… Это против меня интриги. Но ты не расстраивайся, ты будешь в Союзе, ты пиши… И имей в виду, что я ни единым словом не солгал, не польстил в рекомендации. Я это написал не потому, что ты мой герой, мой летающий белокрылый лебедь или мой друг. Нет, это действительно так, книжка хорошая у тебя.

Энто мне очень по душе пришлось: ни единым словом не солгал, не польстил.

Что происходит в стране? Воюет Кавказ. Отделяется Литва. «Память» громит «Апрель», «Память» открыто объявляет, что 5 мая будут погромы. «Сионисты и породненные с ними люди — вон из России!» Вот это формулировочки. Даже Гитлер был мягче с «породненными с ними людьми». «Лигачев — последний оплот борьбы с сионизмом».

Щекочихин и Мурашов делают депутатский запрос министру МВД Бакатину: призвать к ответу за агитацию национальной розни, войны и пр.

О чем думает сейчас Горбачев? По всей социалистической Европе идет роспуск компартий… Хонеккер в марте предстанет перед судом за измену родине. Живков и семья под арестом. Чаушеску расстрелян. Трещат наши обкомы. Их выгоняют в полном составе бюро. О чем думает Горбачев? Что он скажет в свое оправдание на пленуме, когда высшей партэлите повысили зарплату на 40 %?

О чем он думает? «Когда наши идеи идут по миру!..» — воскликнул Каганович и не поправился. А может быть, изречение вещее принадлежит Хрущеву? Это скорее похоже на его стиль.

3 февраля. Суббота

Дал телеграмму в «Советскую культуру»:

«В этом году исполняется десять лет со дня кончины Владимира Высоцкого. Предлагаю переименовать ныне существующую ул. Шверника в улицу В.Высоцкого. В доме № 11, кв. 4, по этой улице с 1963 по 1975 год жил Владимир Высоцкий. Теперь там живут его внуки, Наташа и Володя.

Напомню, что на похоронах В.Высоцкого в 1980 году представителем Управления культуры Моссовета было официально заявлено, что в ближайшее время одна из улиц в Москве будет названа именем В. Высоцкого. До сих пор этого не случилось.

Нар. артист РСФСР Валерий Золотухин».

8 февраля. Четверг

Демидова. Стоим в окне. В финале. Граббе — Басманов ведет сцену.

— Что это с ним случилось? Он стал быстрее играть.

— Да, действительно. Я тоже заметил сразу и подумал, что это ты ему сказала.

— Что ты! Боже упаси! Я в этом театре только с тобой могу разговаривать, тебе могу сделать замечание. И Володе в свое время могла что-то сказать.

Это прозвучало комплиментом царским. Хотя она прекрасно знает, что врет. Сколько она на «Вишневом» в свое время всем, как говорится, дерьма накидала. Целые драмы получались из этих поучений.

28 февраля. Среда, мой день. Курск

Эрдман. Вчера на репетиции я как-то вывернулся за счет басен, дав понять и Смехову, и партнерам, что я готовился и думал.

На самом деле я только всего и сделал, что прочитал какие-то машинописные интермедии, и басни мне показались спасительным вариантом — что-то культурное из этого выловить можно. Любимов, по словам Веньки, увидит, что можно сплести из этого кружева. Он, как никто, умеет быть автором-сочинителем спектакля, быть в материале вольным, свободным — «чего захочет моя левая нога…». Ставить пьесу вчистую ему неинтересно, он в этом не силен и это понимает. Но пьеса старая, хотя и гениальная, как говорят… Черт его знает. Николай Эрдман — «Самоубийца». Идея… А я не самоубийца своего таланта?! «Безвременье вливало водку в нас». Нет, в меня вливало водку не безвременье. Хотя… закрытие «Интервенции», закрытие «Кузькина» — что это, как не повод напиваться. Ах, батюшки светы… А бабы?! Но зато у меня есть Денис и Сережа!!

2 марта. Пятница

Итак, если я правильно понял Карелина и ситуацию с бумагой, книга должна выйти в 3-м квартале, то есть срочно, по нашим понятиям. А для того, чтобы она набрала тираж, нужно убойно ее продать, сделать убойную аннотацию в несколько строк. Я это должен сочинить в кратчайший срок до отъезда в Суоми.

То, что я решил опубликовать, обычно завещают публиковать после смерти либо уничтожают при жизни. Но я игрок. И хочу выпить эту чашу при жизни. Хочу быть героем. Я решился на этот поступок, хотя кто-то назовет его богомерзким. Но посеешь поступок — пожнешь привычку, посеешь привычку — пожнешь характер, посеешь характер — пожнешь судьбу. Я хочу знать свою судьбу, будучи физически живым.

3 марта. Суббота. Кухня

Кажется, я не зря встал в половине шестого. Какую-то «убойность» я сочинил. Прочитав подобную аннотацию, я тут же встал бы в очередь за книжкой «Дребезги»…

5 марта. Понедельник

При выходе из вагона Любимов не поприветствовал меня и Губенко не поздоровался. Сделал вид, что не заметил. А я думаю, нуда и хрен с вами, вот выйдут «Дребезги»… Ну и что будет, когда они выйдут? Ничего не произойдет. Нет, что-то должно произойти… что-то будет.

Губенко: о Шостаковиче, Соломоне Волкове… У таких людей так много толкователей их биографий, поступков, что надо дать отстояться времени, которое ответит, чем они были на самом деле.

Разделение труда между «Таганкой» и зарубежьем — Любимов:

— Из всех контрактов мне удалось девять месяцев провести на «Таганке». Но есть контракты, которые давно подписаны, и я не могу подвести компании и свою семью — ввиду неустоек, если я не выполню контракт. Сын говорит на пяти языках, поменял четырнадцать школ, хочет быть артистом…

10 марта. Суббота

Прекрасно. Уже в середине я понял, что все идет хорошо. Я играл в удовольствие. Кажется, первый раз за многие годы присутствие Любимова в зале не зажимало меня, а придавало сил, азарта и удовольствия. Он давно не видел меня в этой роли. Доволен я и партнерами.

Любимов благодарил, отмечал атмосферу:

— Дай Бог, чтоб вы вечером не уронили. — Мне одному сказал, что в двух местах кульминационных я перебрал. — Благодарю, что ты это все восстановил. Это надо играть. Он ничуть не устарел, спектакль. Слушали они хорошо и принимали, пожалуй, лучше, чем «Высоцкого». Для них «Высоцкий» — это все-таки ревю. А это театр, драматургия Трифонова, они читают, знают и любят. Так что публика подготовлена к спектаклю. Не зря мы поработали. Но в Москве мы еще раз вернемся к нему и какие-то вещи углубим.

Вот оно, актерское счастье!! Сыграл удачно — и счастлив. Гастроли мои закончились. И закончились с большим для меня самого знаком плюс. Не зря я вызвался репетировать, я подготовил площадку, сконструировал ее для себя, подогнал… и выплюнулся спектакль чистенько, ни одной мало-мальской затычки, накладки и прочего. Пошли, Господь, удачи моим коллегам и в вечернем представлении!

Трифонов: «Я — Глебов!!» Любимов рассказывает, и за эти сутки раз десять он повторил, как начальники довели Ю.В.Трифонова и он в покаянном порыве выплеснул в морду этим зажравшимся, не желающим ничего понять идиотам-чиновникам:

— Да это я — Глебов. Вы хорошие все, а я вот — Глебов!

Шеф забыл, как на первой же репетиции-читке я говорил: «Я — Глебов, Ю.П., но и вы — Глебов». Шеф возмутился, стал защищаться, помню это отлично…

22 апреля. Воскресенье — отдай Богу

Любимов просит играть и «Годунова», и «Дом». Приехал Владимир Максимов.

Любимов говорит, что может месяца на три закрыть театр и начать все сначала. «Есть такое право и возможность, я советовался с юристами».

В журнале «Театр» он назван великим. «Великий» — это уже очевидно… Некий Силин подводит итоги. А Губенко — низкий поклон, что он вернул нам великого и передал ему труппу в полном рабочем состоянии.

Полгодика назад эта статейка появилась бы — выглядело бы все почти достоверно. Теперь это выглядит жополизанием. На всякий случай министерскую задницу лизнуть не помешает…

2 мая. Среда, мой день

Сегодня идет «Бумбараш». Я стою у рынка. Холодно. Хотя двигатель работает на усиленных оборотах. «Бумбараш». Когда это было? Какого числа?! Сейчас приеду и взгляну в дневники. Это был Междуреченск. Зима. Очевидно, как всегда, зимние театральные отгулы. Еще был жив Иван Федосеевич, и мы, кажется, всей золотухинской родней пришли к нему в гости. И надо же — «Кинопанорама» по ТВ и я в кадре с чудесным, мудрым, интеллигентнейшим, тончайшего ума человеком Каплером (у меня сохранились снимки Копылова).

Каплер читал письмо, в котором какой-то замечательный мужик просил его, ведущего, рассказать об артисте. Фамилию артиста он не помнит, но этот артист пел песню «Ой, мороз, мороз…» в фильме «Хозяин тайги». А потом шел кусок из «Бумбараша», с маршем 4-й роты, и отец плакал. Самые дорогие воспоминания об отце, когда я видел на его глазах слезы. Я тогда понимал, чувствовал, что есть человеческая душа и сердце у моего неприступного, не пускающего в свои тайны отца. Когда он плакал, я видел в нем человека. Я видел в нем родителя. Какую-то тяжесть он носил в сердце своем. Он раскулачивал? Да, но он с такой любовью и такими добрыми словами, такими весьма и весьма уважительными речами говорил о своем хозяине, кулаке Новикове, или Щербатове… или это были разные лица? Разные хозяева. Что у него было на сердце? Что он вспоминал, о чем жалел, была ли кровь на его руках (ее не могло не быть по тем временам), были ли загубленные семьи крестьянские, к которым он имел непосредственное прикосновенное, рукоприкладное отношение. Мать была из семьи зажиточной. Всю жизнь он ее подкулачницей в сердцах называл. Но братку мат-киного, Ивана Федосеевича, он уважал.

22 мая. Вторник. Ресторан «Русь»

С Любимовым был разговор мирный. Поблагодарил за «Чуму». На мою жалобу, что три подряд «Живого»: «Ну, это, милый, заграница. Там по-другому не работают. Оливье восемь раз подряд Отелло играл, и бывало, по два в день». Вот и весь сказ.

19 июня. Вторник

Ну и жизнь мне устроил Андрей Смирнов своей статьей в «Литературке», назвав мое выступление на Шукшинских чтениях «омерзительным зрелищем». Еще он ударил по Толе Заболоцкому. Тут же посыпались отклики читателей — один прислал использованный презерватив со словами: «Я твою жопу драл». Другая, еврейка, письмо (я его зря выбросил): «Мы уедем, и наши дети будут жить хорошо, а вот как вы жить будете…» Документ — статья и письмо какой-то дамы, — что вывесил Любимов в театре на общее обозрение, превзошел всю подлость, что можно было ждать. Там я и антисемит, и черносотенец, и ярый хулиган. Рассказал мне об этом Бортник вчера, который защищал меня перед Любимовым: «Это было не так, поверьте мне, Ю.П., и как же можно было это вывешивать, не поговорив с Валерием, не объяснившись с ним?»

Всю ночь я думал, как мне теперь жить, никому ничего не докажешь, не докричишься. Вытащил открытку поздравительную Распутина: «Слушал твое слово у Шукшина — очень и очень хорошо». И успокоился несколько. Почему я должен обращать внимание на «интеллигентный» плевок Смирнова и не верить спокойным словам мною любимого писателя и человека. Я наблюдаю его часто по телевидению, и он мне все больше и больше приходится по сердцу.

Да, что будет при встрече с Любимовым? Какой диалог произойдет? Ванька провел с ним серьезную подготовительную работу. Любимов знает, что этот разговор Иван мне передаст, и готовится защищаться, его метод — нападение.

20 июня. Среда, мой день

Завтра сбор труппы. Я сказал Глаголину: «Если он мне сделает втык, я приду в театр с заявлением об уходе». Все советуют мне не обращать внимания, но я пока не могу окончательно успокоиться.

Приходил ко мне вчера Андрей Крылов. Предуведомление в результате наших общих усилий получилось точным, эмоциональным и убедительным. Долго я ему разъяснял нынешнее мое «антисемитскочерносотенское» положение, создавшееся по вине А.Смирнова, и что появление «Дневников» вызовет дополнительную ярость и блевотину моих оппонентов. Он как-то мягко отклонял мои страхи и простой аргумент привел: к тому времени, как выйдет книжка, эта история забудется. «Кто-то дал тебе по морде, а ты узнаешь об этом только через полгода». Это сказал В.Аксенов. Так. К этой истории я больше не возвращаюсь.

21 июня. Четверг

Габец сдержала свое слово и задала шефу свой вопрос: с чьей подачи был вывещён этот документ? Шеф в истерике кричал, глаза у него бегали, как у волка, загнанного в угол. Это его состояние я знаю: когда он огрызается и щелкает зубами, но ответить вразумительно и внятно ничего не может.

23 июня. Суббота

Вот так живешь, живешь, работаешь с человеком и не подозреваешь, какой он дурак. Машка вчера: «Надо же собраться, поговорить, обсудить. Мы же тебя знаем много лет. Как нам-то быть? Ты же работал с Эфросом!» Это меня ввергло в совершеннейшее отчаяние, смехоту и истерику от глупости и наивности. Аргумент — раз я работал с Эфросом, значит, я не могу быть против евреев. А если бы не работал, то у меня нет доказательств, что я не антисемит. Ну, хорошо… И вообще, почему я по чьему-то газетному доносу должен доказывать, что я не верблюд?

Ну и денек мне выпал. Боря Дьяченко любопытно разложил мою жизнь. «Ты получил два удара — от Рязанова и Смирнова. Это — знак. Значит, что-то не так. Ты личность, художник. От тебя ждут, а ты молчишь. Ты должен сделать какой-то шаг, взять все на себя…» Два удара от евреев.

Мне кажется, мои друзья, или люди (не враги), меня не за того принимают…

— Я пришел к тебе, потому что ты любишь его, а он любил тебя, — так Боря сформулировал причину разговора о Высоцком. Он что-то хочет сделать, сказать новое слово… — К Богу не приходят с гитарой, и перед Богом там оправдываться поздно. Это всё — гордыня. Он трагическая фигура, потому что он не пришел к Богу. Он побежден дьяволом. Но миллионы оплакивали и молились за него, поэтому есть надежда, что он все-таки взят очень высоко.

24 июня. Воскресенье

И Бог послал новый день. Молитва, зарядка. Вспомнил Альцеста, Эфроса… достал портреты и наревелся всласть! Господи! Пошли душе Анатолия Васильевича мир и успокоение. Скажи ему, что я помню его и прошу прощения, что мало защищал его от нападений и принижений… от несправедливостей. Но «все выйдет наружу»…

28 июня. Четверг

Звонил Любимов:

— Нельзя так не уважать старика. — Поговорили насчет такта. — Я велел снять газету.

Эту фразу он повторил несколько раз.

— Отвечать на каждую провокацию — жизни не хватит…

Я думал, что вопрос рещён сначала моей болезнью, теперь болезнью жены, к которой я мотаюсь в больницу.

Звонок меня, надо сказать, тронул. Через минут десять я схватился звонить ему, дескать, если можно, приступлю с понедельника, но он ушел уже на репетицию.

Может быть, и хорошо — первый порыв благороден, бойся его… есть время обдумать и взвесить все холодно. Не будем суетиться. Поехать в театр, объясниться с Любимовым и с понедельника или вторника приступить к репетициям. Это неизбежно, и это правильно, это, по-моему, и старика, «с которым вы проработали столько лет», уважить, и на горло собственной песне наступить. Не такие были времена, и то мирились. «Обиды мешают дело делать». Смирение — лучший помощник в моих душевных делах.

Был в театре. Побастовал маленько. Во время допроса Иешуа Пилатом на сцену вышел Любимов и сообщил, что у чухонцев 13 % на культуру тратили, а у нас — 1 %; что можно сделать на 1 %? Один процент, да к тому же неконвертируемый.

19 июля. Четверг

А что происходит с Эрдманом?

Любимов все время вспоминает первую репетицию, собранную, глубокую, строгую. Пока только сегодня что-то забарахталось под сердцем у меня на этой чертовой лестнице. Говоря эрд-мановский текст о матери, я смотрел на свою молодую маму с отцом… Фотографию, как икону, взял с собой наверх, на рабочее репетиционное место. Я — тоже самоубийца… я убил талант свой, пропил, проспал, прое… — самоубийца. Но… «сохраните веру в себя при самых плачевных обстоятельствах — при этом всегда будьте в хорошем настроении». Самое большое уродство психики — тщеславие.

21 августа. Вторник. Утро

Почему, в конце концов, я не могу гордиться тем, что меня родила русская мать?! Что я русский по рождению и по паспорту?! Мы были с «Таганкой» в Израиле, они мои частушки воспринимали с восторгом. Я видел, как они гордятся своим происхождением, с каким упоением, с каким трудолюбием они заботятся о своей родине, с каким военным бесстрашием они готовы защищать свой Израиль. Часто мне приходится работать с цыганскими ансамблями. Как они гордятся, что они цыгане! И без конца и края поют давно известные свои песни и пляски. Ни один концерт грузинских артистов не обходится без лезгинки. Как только начинается «Камаринская» или «Калинка» — наши дети переключают телевизор на другую программу, а если концерт по заявкам радиослушателей составлен из русских мелодий — это проявление крайнего великодержавного шовинизма, национализма и антисемитизма.

И то и другое мне противно. В нашем классе на Алтае учились евреи, немцы сосланные, молдаване высланные, калмыки, украинцы, русские, и никто из нас не был ущемлен, выделен и не заслуживал какого-то высшего внимания, кроме меня и дочери секретаря райкома — мы были начальниковы дети и по детскому недоразумению втайне знали, кто мы такие. Но это уже как бы классовое разделение, о котором мне стыдно вспоминать, потому что в новогоднюю ночь мы с братом находили под подушкой мандарины и колбасу и не имели права носить это в школу. А то, что евреи плохие люди, никто мне на Алтае не говорил. Я об этом узнал только в Москве от людей грамотных и цивилизованных, но, честное слово, я им не поверил и не верю сейчас. Отдельные евреи, как и отдельные русские, разумеется, нехорошие, но то — отдельные, как и отдельные немцы, но народ… при чем тут весь народ? Неужели я должен оправдываться в этом и отчитываться перед господином Смирновым, что я не верблюд?

Есть люди, у которых аллергия на слова «русский», «русское», «русский дух». Так что теперь мне делать?

1 7 сентября. Понедельник

Мы закончили первую «серию» по спектаклю «В.Высоцкий»… Шеф после спектакля: «Валерий, не слушай никого. Это очень сильно действует. В спектакле этот прием возникает один раз. И становится понятно, что это — одна компания. Ведь он специально писал на компанию, на свою компанию». Хотя перед спектаклем Коля не преминул напомнить ему его же фразу, сказанную накануне: «Есть люди с хорошим вкусом, а есть люди с дурным вкусом. Так вот, это — дурной вкус». Шеф растерялся: «Ладно, пусть дурной, но будет так». — «Это ваше право, это ваш спектакль, но я остаюсь при своем мнении». Такие, как мне кажется, лишние перепалки. Но кто ему еще чего возразит, скажет?! Какой омерзительный монолог был произнесен им на второй репетиции «В.Высоцкого»: «Ваша система, ваши вшивые деньги, ваше советское воспитание» и пр. Как было стыдно за него, как хотелось встать и уйти, как хотелось крикнуть: «Да замолчите же вы, остановитесь в своем хамстве и холуйстве, да знаем мы не хуже вас про свое отечество!»

Филатов: Я, пожалуй, застрелюсь.

Жукова: Ая повешусь.

Любимов: Вы свой фильм сняли?

Филатов: Да, снял.

Любимов: Тогда можете стреляться.

Филатов: Спасибо за разрещёние.

Теперь всё сваливают на Ефимовича. И что суточные маленькие, и что мы жить будем в казармах по 4 человека в комнате, и что — о ужас! — дети в «Живом» будут немцы. Такой контракт заключил Ефимович будто бы.

Почему нет Жановой? Она бы сейчас занималась с детьми. Она бы их подготовила…

Мумиё выпито, надо идти на завтрак. Возьмет ли меня мумиё? За завтраком одни и те же разговоры — суточные, ассоциация, бригадные подряды и пр. Все клянут шефа, говорят с ненавистью. А я вспоминаю Эфроса и думаю, как несправедливо поступила с ним судьба, и с нами тоже…

Два МХАТа, как туалеты, мужской и женский. Раскололся Ермоловский театр. Понятно только КГБ — в центре Дзержинский, вокруг все ездят. Я предложил взять памятник Дзержинскому и перенести во внутреннюю тюрьму перед кабинетом Крючкова. И в театре происходят сложные человеческие изменения. Как вырастить новое поколение, чтоб сохранились какие-то традиции? Мир живо отреагировал на появление нового Гитлера в лице Хусейна. Рецидив отражается на культуре. Извините, я нарушил традицию Чехова: краткость — сестра таланта.

Любимов: «Я менялся сам, я искал. От Брехта к Достоевскому. Не только художественные формы, но и философские воззрения. Бердяев, Флоренский, и театр менял репертуар, — все смешал в кучу. — Отсюда пошли… ряд стихов Пастернака на библейские темы. Почему я восстановил «Живого»? Были дискуссии, почему не ставлю новые, а восстанавливаю закрытые. Я эту дискуссию выиграл. «В.Высоцкий», «Живой» — это прежде всего хорошие художественные произведения. Булгаков, Солженицын. С покойным Эрдманом я имел честь быть знакомым… был знаком с Пастернаком. Система страшная ломала этих замечательных художников — пример тому Шостакович. Восстанавливая «Преступление», я опирался на людей, которые хотят со мной работать, и впредь буду делать так. Сейчас эти несчастные, обездоленные люди видят спасение в быстром укреплении себя и семьи своей в материальном отношении… Русские актеры не очень выносливы, система разучила их работать как лорд Оливье. Лорд босой, холодно в зале, а он играет, бюллетени не берет, не простужается, и восемь спектаклей в неделю… За девять месяцев мне нужно было сплотить команду, способную конкурировать на международном рынке с другими труппами. Понять ситуацию в стране, понять на себе, а не из газет… Венера Милосская стоит и обслуживает все режимы — социализм, реализм, фашизм, и всех устраивает. Правда, какой-нибудь очередной Гитлер, вроде Хусейна, может приделать руки ей».

После репетиции Николай негодует — 4 дня, столько администрации, не могли договориться и взять в Восточном Берлине русских детей…

12 декабря. Среда, мой день

Свершилось! Я купил автомобиль. Не упустил момент. Спасибо тебе, друг Владимир Иванович! Мотался со мной на Красную Пресню, где тюрьма. На платформе, под снегом, — кладбище новых машин. Володя, мастер-продавец, кричит, никого не боясь и не стесняясь: «Я обслуживаю только народных депутатов, блатных и дипломатов! Вы блатной? Тогда ко мне!»

Невозможно неприятный разговор с Ленькой о напечатании дневников, но он прав. И опять встает вопрос: дневники — это дело посмертное. Надо дать ему почитать — будь что будет! Скажет: «Боже тебя сохрани, не рой себе могилу», — буду опять думать и отказываться. А что с книгой тогда делать?

26 декабря. Среда, мой день

Главное событие и самое важное, по сути дела, — разговор с Суравегиной по поводу дневников. Какая из нее умная, толковая, подсознательная энергия прет… Нет, недаром она астролог. Потом я позвонил ей из театра второй раз. Она мне лихо расшифровала наши характеры с Владимиром: «То, что не сказано впрямую, то, что я прочитала между строк… Позиция твоя человеческая вырисовывается… Володя сам собой был только в стихах. В стихах он писал, как должен жить, но жил он совсем по-другому. Конфликт с самим собой. Изначальная дисгармония. Существование его по сути, по существу было ложным — внутренняя дисгармония. Гармонии он достигал только в стихах, в творчестве. Он однороден… Ты — двуедин, ты — двойной… у тебя гармония с собой, может быть, она достигается тобой… Между вами огромная разница. Он тяготился друзьями, всеми без исключения… чем больше тяготился, тем яростнее доказывал, что без них не может жить… Он тяготился, но без них действительно не мог. Тем, с кем он хотел поддерживать отношения, с кем не хотел ссориться, он говорил хорошие слова, самые хорошие, говорил совершенно искренне, потому что хотел видеть то, что он говорил, в этом человеке. А тому, с кем он хотел поссориться или порвать, он говорил то, что думает. И это тоже была искренность… Ты не сумеешь найти такие слова, чтоб как бы и не обидеть, и в то же время человеку дать понять, что ты думаешь о нем на самом деле… Он прямолинеен, тут он настоящий, полный Водолей. Он вообще со всей жизнью и со всеми ее инстанциями, людьми, организациями был снисходителен. Снисходил. Он не боялся КГБ, ему было наплевать на КГБ. Он хотел славы, денег, баб, успеха, шума. Он хотел от жизни дивидендов полных, неотступных, стопроцентных. Он их получил. Какую цену он заплатил — это другой вопрос. Я — астролог, но я еще и одна из тех редких женщин, которые были с ним знакомы, но не спали с ним… С тобой же… В тебе — двое… И когда одна твоя суть достигает перенапряжения — другая заливает, уравнивает… Но все это я прочитала между строк…»

27 декабря. Четверг

Филатов шибко врезал мне: «Мы с тобой как-то не разговаривали… Я все думаю об этих твоих дневниках, или мемуарах, как их назвать… На рещёние твое это не повлияет, но все это такая неправда, ложь. Ты прикрываешься и рисуешь себя с чужих слов… свидетелей нет… дерьмо это, а не литература… детский лепет… дерьмо». И что-то еще очень точное он сформулировал, но наш разговор прервали. Быть может, это Нинка нажала рычаг или шнур выдернулся, не знаю. Когда отдавал пленки, Нинка сказала, что он с большого похмелья, спит, чтоб я не тревожил. Где-то на свадьбе гулял Леонид. Но настроение мне на Новый год он испакостил. Но любопытно: чем он больше меня поносил — «кроме дикого, нечеловеческого тщеславия, там нет ничего», — тем мне становилось злее-веселее и созревала уверенность: «А вот и напечатаю на погибель себе гражданскую, а то и физическую…»

31 декабря

Любимов давит формой. В такой форме любой бездарный артист может существовать, что они, собственно, и делают.

14 января. Понедельник. Аэроплан, 1-и класс

Мы летим в Прагу.

Что нас ждет? Война с Литвой? Все опять против нас: Европа, Америка. Горбатый не ведает, что творит.

А в «Советской России» статья против Любимова «Между двух стульев». Повод — его очередное интервью «свободным голосам». Не читал. Со слов Лавлинского понял, что, к сожалению, она на руку Любимову — его опять подвергают гонению за его инакомыслие. Губенко статьей, вернее, поведением Любимова возмущен. «Может, мне не ехать?» — был его вопрос.

Часто показывают сейчас на заседании Верховного Совета Губенко, поседевшего, постаревшего, озабоченного, отягощенного государственными проблемами. Думал ли он в эти часы о нас, о неприятной для него встрече с Любимовым, который опять кругом прав:

1) Успех его последней постановки в Мюнхене.

2) Статья Краснова.

3) Ввод войск в Литву — ничего не изменилось, и «я не вижу смысла возвращаться в обманутую страну».

Он опять на белом политическом коне.

Просмотрел еще раз рукопись и ничего не нашел, чтоб это не печатать. А Леня перебьется.

26 января. Суббота

Ну что ж… Пришли ко мне вчера Николай с Шопеном, с водкой. Всё те же повторили разговоры и жалобы. Посоветовал я Николаю ничего не говорить резкого, конкретного шефу, не брать на себя, не уговаривать — в любом случае он будет рассматривать его как лицо должностное, принадлежащее к партократии. Николай сказал, что он ищет малейшего повода, чтоб выскользнуть из этого хомута — министерства.

— Я пока не могу Горбачева предать, который сделал все, чтоб вернуть Любимова, а вот теперь… «Я единственный из визитеров, который приехал и работал, вкалывал, не промелькнул этаким фейерверком, а работал девять месяцев как проклятый». Я стоял рядом и понял, кого он имеет в виду — Войновича, Лимонова и др. Многие ведь приезжали и уехали. Но они и не получали паспортов и гражданства, не становились опять художественными руководителями — Ростропович с Галиной, в первую очередь он имеет в виду этих блестящих визитеров.

Короче, после третьей, солидной дозы Николай принимает рещёние срочно собраться по случаю дня рождения Володи у него в апартаментах.

— Свистать всех наверх, кто с чем может: есть водка — с водкой, с бутербродом, с банкой консервов, с куском хлеба, с пивом, водой, яблоком, голые, мытые, немытые, спит — разбудить, пьяный — растолкать, но чтоб все были!

Кто мог, кто был на месте — все явились. И это было хорошо. Выпили за Володю. И опять разговоры, споры, уговоры Любимова.

— Театр мертв, особенно по утрам. Вечером еще что-то копошится в нем, какая-то видимость жизни, энергия искусства, легенды, тень…

Хорошо говорила Демидова, умница она все-таки, и многому жизнь ее научила. И попривыкла она, но свое отточила и сохранила. Она говорила: «Зачем мы уговариваем, тащим? Есть данности, которые мы не можем не учитывать. Александра Николаевна Гончарова, старая дева, в пятьдесят лет родила… полюбила… вышла замуж… сороклет прожила в тишине, забвении. Это данность. Катя, Петя, возраст — все это данность, судьба… А мы хотим навязать ему свою судьбу, так, как нам видится, хочется…» Спокойно, очень хорошо, ясно так она говорила, что, казалось, и возразить нельзя, только согласиться и принять. Нет, у Маши нашлись опять какие-то контраргументы, опять она эмоционально стала про-жектировать. «Маша, ты сначала думай, потом говори».

Глаголин:

— Я хочу выпить за Таню и ее дочь! — За дочь Т.Иваненко от Высоцкого.

Губенко:

— Хоть бы показала дочь. Почему она не в студии?

Таня:

— Потому что она умная.

Любимов:

— Да, здорово она умыла актерских детей.

Ну а я, когда созрел для тоста (опять он меня колобком назвал, и теперь я понял: я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… везде прокатился, нигде не застрял, хитрый такой, ласковый. Но это лучше, чем я думал — потолстел, покруглел… А это о себе мнение я знаю давно. К нему же относится: ласковый теленок двух маток сосет), сказал, что Володя родился под знаком Водолея. Алла добавила, что Россия вступает в Водолея. Что весь практически февраль пройдет под этим знаком, давайте проживем его в мире, в добром отношении друг к другу, быть может, зародится что-то здоровое и в государстве, и в нас, сыграем на уровне все февральские спектакли и встретимся в Штутгарте добрыми, здоровыми и с новыми идеями… Не загадывай вдаль, как говорил Теркин, доживем до Штутгарта. Пусть Володин Водолей поможет нам. Что-то в этом роде.

Пьяная Долина комментировала каждое слово любого. «Он учился на нашем курсе, никому в голову не могло прийти: Высоцкий — Гамлет! Надо быть Любимовым, чтобы такое выдумать: Володя — Гамлет, да что вы…»

Сайко (вякнула):

— А «На дне»?

Любимов (всполошился):

— Да я разве запрещаю, играйте, если нравится, если к вам пойдет народ. Я никогда не запрещал чужие спектакли, мои снимали… — И пошел.

Как его это задевает. Тут он прокалывается весь, до дна. Бедная Наташка-то в связи со спектаклем «Высоцкий» подвякнула, что нельзя играть один раз, 25-го числа.

Не было Ивана, Жуковой… Около двадцати трех Николай скомандовал: «Прошу покинуть мой номер!» Но действо удалось, при всем хаосе мнений, крике, пьяной неразберихе… Удивительно, если бы Николай на полчаса опоздал со сбором — все были бы уже в умот и не собрать бы никого. В полном составе только рабочие явились, но тоже на крепком взводе.

Гладких:

— Я от начала до конца вела все «Гамлеты». Он выступает, отдает мне сигарету: «Вера, я бы все отдал, только чтобы не играть, сил нет, Вера». И все-таки играл… Он меня любил, денег всегда давал, и Коля давал, и этот… как его… Как же я любила Володю!

27 января. Воскресенье. Унитаз (в ванной тепло и светло)

Приснился мне Любимов — с лицом северного корейца, в зеленой гимнастерке, увешанной медалями и орденами, ярко-сочно-зеленой, желтизной отдающей.

Вспомнилось на днях, как мы с Вовкой болото косили, как метали стог и как потом его раскидывали и сушили. Это был тот год, кажется, когда мы приезжали с Нинкой. Тогда же и дрова заготовляли. Володька старался еще и потому, что Ольга жила у деда с бабкой, держали корову. Тогда я и вышиб одной битой целую фигуру Перед тем Нинка загадала: «Загадываю, Зайчик, если одним ударом вышибешь, будешь великим артистом». Ну я и вышиб.

И что? Стал я великим артистом? Кем-то стал, до «народного» дошел, чего-то сыграл приличное. Но что такое — великий артист?! Кто у нас великий?!

9 февраля. Театр

Пока я не заставлю себя насильно открыть дневник — я живой труп. Когда я пишу — я живу.

10 февраля. Воскресенье — отдай Богу

Сегодня «Годунов», выдвинутый, оказывается, на Государственную премию (Любимов, Губенко, Золотухин).

10 марта. Воскресенье

…Я хочу заложить храм в Быстром Истоке.

По пути из Твери, в машине, окрыленные разговорами с полиграфистами, стали мы считать доходы-прибыли, и получилась в результате такая дилемма-формула, что при гонораре где-то порядка 75 ООО тридцать из них составит налог, то бишь в казну государства. Теперь еще проще — как красиво пристроить налог? Краснопольский предложил детдом на Алтае. Еще было много предложений, вариантов, и вдруг осенила меня мысль: церкви, а точнее… Я ведь путь свой, кроме крылечек, школьных вечеров, начал на сцене ДК, который приспособили из деревянной и довольно симпатичной церкви. Теперь надо исправить дело рук отцов — снова ДК превратить в храм… не размашистый, не масштабный, но каменный. А клубу иное место сыскать. Идея эта ошеломила мое воображение, я тут же связался с Бошуновым, он в вопросах религии разбирается, сразу вопрос ребром: а есть ли там община и зарегистрирована ли она? Короче, у него есть сведения, что там и десяти человек хватит. И что в тех местах был какой-то священник, не то бийский, не то барнаульский, и что воспринята моя идея боговдохновенно.

— Вы за Горбачева? Да или нет? — Нет. — За Ельцина? — Да.

Ну, так и не получу я Госпремию, я ее уж и ждать перестал, я забыл про нее.

«Уважаемый Владимир!

Я обращаюсь к Вам, а через Вашу замечательную газету ко всем читателям с вопросом, на который знаю ответ. Нужен ли большому селу Быстрому Истоку храм Божий? Нужен. И объяснять почему — нужды нет. На месте того Дома культуры, где начинал я свой актерский путь, стояла деревянная церковь. Потом отцы наши, по своей одурманенности революцией и атеизмом, разрушили ее и переделали. Эта часть истории мне мало известна, да, собственно, суть и не в ней. Я хочу обратиться к жителям Быстрого Истока и к жителям сел прилежащих поддержать мою идею и начать строительство нового храма. А начать строительство с регистрации общины и сбора средств, на что и хочу сделать мой первый вклад в размере 30 000 рублей.

В. Золотухин».

18 марта. Понедельник. Мадрид

Первым делом проверил розетку — русско-советский артист. Хотя не знаю, вчера я голосовал против Союза, может быть, Бог даст, я уже и не советский…

19 марта. Вторник. Отель

Зацепил за завтраком шеф. Не успел я смыться. Снова о том, что надо поговорить, снова о Кольке: «Он со мной разговаривает только через газету. Так он боится, потому что знает, что разговор этот будет для него крайне тяжелым». Николай же считает, что Любимов за его спиной говорит гадости, а в лицо сказать боится…

Любимов:

— Мы будем с ним говорить. А в какой компании он собирается говорить со мной? В компании с Пуго, Язовым. И как ему не стыдно разговаривать со мной через орган, посредством органа ЦК?!

Губенко много сделал для театра, как и Эфрос. И я с Губенко и Любимовым в оценке роли Эфроса в судьбе театра не согласен. Для своей собственной судьбы, быть может, Эфрос принял роковое рещёние, вот тут ему Бог судья.

28 марта. Четверг

Говорят, у нас в Союзе какой-то важный политический день. Ельцин будто бы вышел на финишную прямую против Горбачева. На Красной площади грузовики, танки наготове. Прольется ли кровь, все гадают…

Заплесневелый хлеб я обрезал и кусочки московские подсушил на настольной лампе, положив на абажур пепельницу, а в нее — хлеб. Замечательно подсох он, и я съел его с тремя помидорами. К быту артиста. Хорошо бы теперь поспать…

Что творится в Москве — понять невозможно. Огромная толпа, много милиции, и конной в том числе, менты машут дубинками. Открылся съезд Верховного Совета. Господи, спаси мою Родину!

30 марта. Суббота. Самолет

Евтушенко в накопителе пишет на походном компьютере, и сразу это набирается в «Огоньке».

— Если ты пишешь о театре, пусть театр купит тебе компьютер.

— Компьютер убьет меня.

— Театр убьет тебя раньше.

— Да, недолго осталось, недельки две-три.

Прощай, Мадрид. Не скоро мы теперь твоих ворот достигнем!! Но кто-то произнес вчера словосочетание: фестиваль — Мексика — «Живой».

11 апреля. Четверг

А мысли какие в голову приходят: в день 50-летия, 21 июня 1991 г., покинуть Театр на Таганке и профессию вообще. Отчасти и из-за испорченной жизни с коллегами, которые, конечно, не простят мне «Дневников». И мечтается: поселиться в Быстром Истоке, книги свои развозить по деревням, общину церковную создать и открыть счет в банке. Начать обжиг кирпича. Но ведь голос мне все равно понадобится. В 1992 году будет отмечаться 600-летие Сергия Радонежского. Хорошо бы в этот день заложить храм в Быстром Истоке в его память — Сергиев храм. Эта счастливая мысль мне пришла в голову вчера в автобусе. Об этом тоже в письме к Башунову упомянуть надо.

19 апреля. Пятница

Первая ласточка, и самая приятная, долгожданная, доказательная, опасная.

Люся Абрамова звонила Тане Вашкиной. Я взял у Таньки Люсин автограф-документ. «Таня! Ты не читала Валерины дневники?! Меня отпаивали. — Я похолодел. — Это жестоко, но правда. Многим в театре она будет поперек горла. Но ни Алла, ни Веня не смогли сказать это так точно и сурово по жизни. А за кусочек о «Галилее», где вводился Хмельницкий, я бы ему в ноги поклонилась. Увидишь его, расцелуй. Прочитав это, я плакала и как бы вновь пережила этот отрезок жизни».

У Леонарда тоже пока только два хороших отзыва.

Разговаривал я сегодня с председателем исполкома в Быстром Истоке Тищенко Валентином Кузьмичом. Юридический запрос о регистрации общины они послали, ждут ответа из Барнаула, от благочинного о. Николая. Идея в народе и у Совета встречена одобрительно, собирался он мне звонить. Говорил я с Иваном Сергеевичем. Сообщил председателю и о праздновании 600-летия Сергия Радонежского, и о перспективе закладки храма на 1992 год.

28 мая. Вторник

Ну вот. Ленька опять меня «расстроил»: у него уже готов второй сценарий, а ты первый фильм не видел. Когда он успевает?! Я бы после такой удачи год бы праздновал, ни х… не делал бы, всё мемуары писал, как я делал и что думал, какой у меня стул был и какие женщины. А он строгий… и всё по делу.

31 мая. Пятница

Спектакль «Высоцкий» шел вчера без Губенко первый раз на советской земле. И спектакль прошел хорошо.

24 июня. Понедельник

Любимов разговаривал вчера из Иерусалима с Борисом. Хочет, чтобы я через своих людей поговорил с Ельциным и тот бы сделал шефу вызов.

13 июля. Суббота

Надо не оставить дело с храмом!!

15 июля. Понедельник

Такой замечательный, льстивый, «шампанский» разговор с Евтушенко. Кажется, он уговорил меня играть д’Артаньяна. Обольстил.

Но и в разговоре, в монологе он дьявольски хорош, талантлив. Он и Пушкина вспомнил, и всё сплел. Надо взять у Глаголина сценарий. «Мушкетеры» дадут мне форму.

17 июля. Среда, мой день, мое число

Главное — храм. Надо выполнить эту задачу, надо организовать поездку сыновей на Алтай, к дядьке Ивану, к месту будущего храма. Эту мысль надо думать и ее провести в жизнь.

Ведь сделал я для чего-то афишу «Миром поднимется храм». Быть может, это тема будущего фильма Дениса Валерьевича?! И д’Артаньяна сыграть надо.

19 июля. Пятница

Читаю «Мушкетеров». Что-то есть про нас, конечно, но пока — баловство, хулиганство, задор, вино, молодость. Про свою девочку-жену написал старый поэт.

21 июля. Воскресенье

И никакого бенефиса вчера по ТВ не было. Не было и объяснения, почему не было. Во порядки! Объявили и не показали.

Кому-то («Бумбараш за Ельцина») я так поперек горла, что меня просто изъяли с потрохами из этой передачи.

24 июля. Среда, мои день

Вчера звонила Люся Абрамова: «Ты меня совсем забросил». Они подготовили выставку Володину, новую, — зовут посмотреть. Пообещал к одиннадцати сегодня приехать.

25 июля. Четверг. День памяти В. В.

Ездили на кладбище и на обратном пути зашли к Нине М. Целовались и фотографировались. Люся там замечательно действует. Аркадий опять родил, кажется внучку.

23 августа. Пятница

Все переживаю со стыдом свое отсутствие на баррикадах в ночь с 20-го на 21-е. Несколько раз я выходил из дома, спускался в переход, читал листовки, развешанные чьей-то дерзкой рукой, и, в общем, знал, что делается и что надо делать… И не поехал… дождь, лень, страх… без меня обойдутся. Мальчишки-рокеры, хулиганы оказались смелее, полезнее, честнее, в сущности.

«Ты вел себя прилично?» — спросил меня Филатов. И тут же быстренько перечислил свои заслуги — листовки, подписи. «Ну, это на три года», — подсчитал он себе срок. Во, блин, какая выясняловка началась — кто баррикаднее был. Трудная, «нечеткая» позиция — положение Н.Губенко. Подал в отставку… Число 20-е — одно, а 21-е — это совсем другое.

Люди! Побойтесь Бога! Не вините так скоро друг друга…

Памятник Дзержинскому с приговором «палач!» уже скинут. На памятник Свердлову — цареубийца! — накинута петля на шею, и вокруг толпа. Загремит с пьедестала к утру, не иначе. Переворот, он же революция. Два с половиной дня переворота дали в мозгах народа больше переворота, чем все шесть лет перестройки. Переворот в мозгах, призыв к действию.

5 сентября. Четверг

Глаголин разговаривал с Любимовым.

«Пусть приходит», — сказал он Боровскому о Губенко, а мне категорически: «Ноги моей не будет в театре, если он будет художественным руководителем»…

Любимов боится, что труппа попросит Николая возглавить театр. Но в Москву сам не собирается.

16 сентября. Понедельник

А сегодня решает коллектив: ехать или не ехать в Югославию — там взрывы уже в Белграде. Но дело даже не в бомбах. Приз уже намечен Р.Виктюку, а Любимову они не купили билета — нет валюты у них, и другой город нам не обеспечили, и вообще не очень нас там хотят… Но стреляют. И вот Любимов Борису дает совет: всех опросить лично. Лично я ехать не хочу.

«У каждого Есенина свой Мариенгоф отыщется». Это Филатов про меня, про мои дневники. У меня не повернулся язык сказать ему то, что я в самом деле думаю о его фильме… и я сказал: «Конечно, хорошо». Всё ложь. Ну, Бог с ним.

15 октября. Вторник

Не знаю, не знаю… что меня ждет еще впереди! Успокоился было, но вчера по нужде цитаты заглянул в № 8 «Литературного обозрения», в конец повести, и ужаснулся своим оценкам игры В.Высоцкого. Как-то это не по совести мне показалось. Хотя я убежден: многие согласятся со мной, только не скажут. А я вот такой честно-искренний, не мог не сказать. Господи, спаси и сохрани! Единственная надежда на время — полвагона в метро читает наконец-то массово доступную Агату Кристи. До Золотухина ли им? Но коллеги и высоцковеды мне отомстят, конечно…

17 октября. Четверг

…В книжном магазине на Профсоюзной, где я собираюсь встать за прилавок, первым автором-продавцом был — кто бы мог подумать, а мне в нечаянную радость узнать такое — был Василий Макарович Шукшин. Мой земляк и сосед по Алтаю. А продавал он свой роман.

Рассказывает зам. директора Клавдия Михайловна Тихонова:

— Завезли нам его книги, шестьсот экземпляров по разнарядке. Это было в самый год его смерти… он себя плохо чувствовал после воспаления легких, кажется… Ну вот… и книга у нас… так, не шла… Мы послали к Шукшину своего человека с просьбой приехать. Он с удовольствием согласился. Давал автографы, и мы… фук, фук — и хорошо продали. У каждой из нас есть его книга с надписью «на память». Жаль, не было фотографа… Ах, как жаль… Помню, я спросила: «Василий Макарович, а у вас, наверное, большая библиотека?» «Нет, — говорит, — что вы… квартиру только что получили». Мы девочкам его детские книжки подобрали… ну так, для памяти. Тогда с книгами-то плохо было.

Ну вот, и опять встреча с моим земляком, теперь уже не теплоходом, а продавцом собственного романа. В отличие от него, у меня свой фотограф есть, и живу я не вчетвером в двухкомнатной, а втроем (теперь с больным котенком) в трехкомнатной…

19 октября. Суббота

«Родному моему Валерию Сергеевичу — все-все ты про меня знаешь, про Володю все знаешь лучше всех, — с любовью, благодарностью, с восхищением. Люся. 18.10.91».

Вот автограф Абрамовой на ее книге «Факт его биографии», переданной мне вчера перед «Живым»: «Что вам еще нужно, друзья-злопыхатели?»

20 ноября. Среда, мой день

Я сижу в театре, в театре пустом и темном, но таком полном мной, моею жизнью, слезами радости и отчаяния. Здесь промелькнула моя жизнь, чуть ниже сцена, где я «чудил» Альцестом, где прошли мгновения драгоценных репетиций с Анатолием Васильевичем Эфросом.

Замутили мне душу опять этой премией, государственным поощрением… Так хочется получить поощрение, компенсировать украденную машину, я бы эту премию и бабахнул бы в Быстрый на храм Покрова. А что?! Запросто. Опять реклама?! Да черт с вами, говорите, что хотите… А храм по весне подниматься начнет, что бы вы ни говорили. И реклама тут не последнюю роль сыграет. Пусть все знают, что есть на Алтае такой поселок, Быстрый Исток, и в нем строится храм. А для чего это Золотухину нужно, за ради тщеславия или веры, кому какое дело?..

22 ноября. Пятница

И все-таки я решил сделать праздник моей книги в Театре на Таганке. Я беру все опять в свои руки.

5 декабря. Четверг

Мои выступления в Самаре прошли довольно прилично. Потрясающе говорил Алеша Солоницын о моей книге, особенно о дневниках. Он выказал такое понимание и на огромной аудитории в филармонии так разобрал и преподнес публике, как будто подслушал мой голос, да я бы и не написал лучшую ему шпаргалку. Как он сказал, какие определения словесные подобрал — в десятку!!

Господи! О чем я пишу, когда у меня дачу обокрали, а завтра я должен ехать и работать на Иудинский храм.

6 декабря. Пятница. Дом, кабинет

Может быть, приедет теща и изменит на какоето время ситуацию и климат в квартире 131, но что Она или Он (шеф, он же Юрий Петрович, он же Любимов), что они могут изменить в моей жизни? Как сказал Конкин: «Артисты советские (наши) все тупые». На редкость редкая наблюдательность, на редкость острый ум.

Из Быстрого Истока хорошие вести. Теперь каждое воскресенье приезжает священник из Бийска, проводятся службы, обряды, продаются книги, крестики. А в понедельник собранные деньги кладутся на счет общины.

14 декабря. Суббота

Сегодня Н.Губенко собирает театр, хотя и под видом репетиции «Годунова». В 13.00 заседание местного комитета.

«Я приехал за “Таганкой”», — заявил Любимов. И сегодня будет этот сюжет по ЦТВ — «Центр», новая программа. Что наговорил шеф, уезжая опять надолго из страны?! О Ельцине и Попове он говорил на репетициях положительно.

Труппа взбаламучена, в отчаянии, ругани и слезах. Боятся приватизации театра Любимовым. Заставили Ирку показать контракт его с Поповым. По-моему, это его очередная хреновина, чтобы стать королем Лиром, выгнанным из дома родными детьми. Он требует реорганизации театра, хочет быть полновластным хозяином; а то, что 3/4 артистов пополнят армию безработных — «театр не богадельня, рыночные условия, я в советскую игру не играю». Я предложил делегировать инициативную группу к Попову. Губенко поддержал идею. Он свяжется с Поповым, выяснит и разъяснит. Но, куда ни кинь, Любимов прав — как хозяин и создатель. Он хочет попробовать еще раз создать нечто новое, в новых условиях, а труппа консервативна, и каждый о себе думает, но… плохо. Раньше надо было думать. Жестокое это дело и необходимое. В 1992 году по Москве будут бродить до десяти тысяч безработных артистов. Часть нашего коллектива пополнит эту цифру, эту несчастную братию.

15 декабря. Воскресенье

«Независимая газета», интервью с Любимовым. Я привык к его вранью, но чтобы назвать «Вишневый сад» замечательным спектаклем — до такого он еще не опускался… А быть может, это опечатка?! Хотя вряд ли. Он перемонтирует свою биографию, исправляет, запутывает, на худой конец. Он что, не знает, что существуют стенограммы обсуждений не только «Годунова», но и «Вишневого»… Варвар! Эту газету надо иметь.

В театре вывещён Устав, по которому мы относимся к Управлению культуры, и вообще там много того, что поперек горла Любимову. Если он узнает, по чьему разрещёнию вывещён этот Устав, — башку оторвет. Да, конфликт неизбежен. Разрыв. Он плюнет и обгадит всех… Но с Эфросом он врет и изворачивается…

21 декабря. Суббота

Что за кашу заварили статисты Театра на Таганке?! Что за заявление Филатова — «Золотухин никому не нужен, Бортник тем более»? Любимова хотят убрать, Глаголину выразить недоверие. И поставить Губенко!! Что же это за игры за спиной у шефа? Перепугались артисты реформ.

22 декабря. Воскресенье. Ту-154

«Высоцкий» прошел без Губенко. Я кой-как справился с волнением и спел, кажется, прилично. Но что за публика стала? Мертвая, ни одного аплодисмента — ни на Ваньку, ни на Шопена, и даже не был принят «Дом». Хотя в конце прием был приличный.

В театре страсти, кажется, поутихли. Идет слух, что Губенко — министр культуры РСФСР. Это уж совсем чудно. Ему надо уходить вместе с бывшим СССР, но он хочет эту комедию доиграть до конца.

Какие-то знакомые мысли-мечты появились у меня (раз «Золотухин вообще никому не нужен») десятилетней давности, когда опять же мы лишались Любимова, и я тогда хотел податься вон из театра вообще и стать писателем. Быть может, опять вернуться к идее «вольных хлебов»? Поездить с «Дребезгами». Пописать, прийти в вокальную форму и попеть под аккордеон…

30 декабря. Понедельник. Як-42

Данелия. Я пробовался у него на «Афоню». Спросил, видел ли он наши спектакли.

— Нет, и не пойду. Я боюсь, а вдруг мне это понравится.

 

1992

8 января. Среда, мой день

Любимов:

— Чаще всего игра русских артистов идет в минус. Видимо, от пустоты… Обвинять наших людей не надо, но и сваливать на обстоятельства нельзя. Идет гибель империи, и это отразится на всем мире. Мы работаем неумело, мало и довольно скверно. Там работают гораздо энергичнее. Не важно, какое общество, акционерное, кооперативное, — лучше работают частные. Страна должна пройти через безработицу. Дисциплина там идеальная.

— Дело не во мне, дело в изменении обстоятельств, вы другие, молодые люди другие. Да, я составил свой контракт, это немыслимое дело. Кто дал право рыться в моих документах и обсуждать мои дела? Этой стране пора уважать закон, поэтому в Цюрихе международный суд… Если за двадцать пять лет работы я не заслужил доверия, то и не надо.

— А что вам сделали бунтовщики? Пришел Давыдов… «коллектив требует»… Чего требует, какой коллектив?..

— Там очень жестко идет за художником репутация. Володя, побывавший… понял, что в Марселе играть он должен, хоть он умрет. Иначе вся Франция узнает, что он пьянствовал и сорвал спектакль. А жена у него француженка. А врачи сказали, что они не отвечают за его здоровье…

Другая точка отсчета. Хозяин есть в доме. Мне легче идти логикой крестьянской. Хозяин не возьмет меня на следующий сезон работ в батраки. Я должен искать другого хозяина, а не поднимать на него вилы.

10 января. Пятница

То, чему я был вчера свидетель, будет еще «воспето» много раз и многими, но при таком всеобщем позоре части озверевшей массы театра… нет, это не так писать надо. Как жаль, что Любимов нам как бы не рекомендовал присутствовать на этом сборище пятой колонны, женского батальона, возглавляемого Губенко и Филатовым, этими Дорониными в штанах.

К 17 часам пошел я на репетицию по вводу Щербакова вместо заболевшего Желдина. Подходя к старому залу, я услышал речь Губенко, перечислявшего даты… встречи слезные с Любимовым его и труппы. «Вы растоптали эти десять дней вашего пребывания, вы наплевали всем в души!» И в конце речи: «Вы — лжец, — овации, — и ваша пристяжная бл… Глаголин, — овации…»

Любимов начал что-то говорить, потом завелся и резко закончил (текст помню неточно): «Пока этот бывший министр не уйдет, меня здесь не будет». И разъяренный старый лев, седой и необыкновенно красивый, быстрыми шагами направился к выходу.

Все это я помню плохо, у меня были спазмы, я ничего не мог понять, представить себе это было невозможно. Почему-то сверлила мысль: сейчас его хватит какой-нибудь удар, сейчас они добьют его. Господи! До чего мы дожили.

«Что видели все мы, что было предо мной…» Позже минутами или даже получасом я заметил в кабинете у шефа: «Зачем же вы нас не взяли с собой? Вы остались один против этой озверевшей стаи. Раз так, так уж надо было стенка на стенку». Боже мой…

Колька почему-то напоминал мне Басманова. Но мне ли, мне ли, любимцу государя… Эта взбесившаяся чернь… Эти пенсионерки-пьяницы артистки… Потом я их наблюдал за кулисами пьяными — Янаев во время путча….

Оказывается, они привели Любимова, что называется, под рученьки, в наручниках, насильно, окружив плотным жандармским кольцом, они действовали, как хорошей выучки кагэбисты. Они использовали физическую силу. Конечно, в зале была пресса, и все речи Губенко и Филатова (старая крыса-вахтерша: «Хорошо выступал Филатов!»; жаль, я не застал) будут опубликованы.

11 января. Суббота. Ночь. Самолет на Алтай

Два подкаблучника решили приступом взять театр. Какая концентрация злобы обдала жаром ненависти и жаждой расправы с шефом меня вчера, когда я вышел тихонько на сцену, где стояли березки мои, и скворечники, и домишки на них. Почему-то в таком же одиночестве я наблюдал шефа, когда он кидал ковыль, стоя один в пустом пространстве сцены, и крестился, и таким же увиделся он мне вчера, стоящий как Тарас Бульба против озверевших ляхов. «Стая почуяла вожака». Это его слова про Губенко.

Шеф: «Да если даже они не подпишут контракт, что изменится?»

Это мне здорово понравилось.

Да! Ведь я сегодня говорил с помощником Попова, клялся своими детьми, что необходимо подписать контракт с Любимовым во имя российской культуры… Что-то я говорил эмоционально и весьма по делу. Николай Иванович обещал довести наш разговор до Гаврилы. Через несколько часов мне позвонил Фарада и сказал, что он тоже хочет поговорить с помощником, просил телефон. Но я ведь говорил от «пристяжной бл…»!

Что поразительно!! Те же люди травили Эфроса, до смешного те же были им недовольны!! Начиная с Филатова, который желал физической смерти Эфроса в буквальном смысле, в буквальном… Господи! Прости меня, грешного, за эти воспоминания. Теперь они хотят убить Любимова…

25 января. Суббота

День рождения Высоцкого. Мне обещали влепить оплеуху — на могиле ли, в театре ли, но меня найдут и влепят оплеуху. За мою публикацию дневников. Ты меня, Володя, прости, но и оплеуху я за тебя снесу. А теперь… Господи! Дай мне прожить и пережить этот день с Богом.

День этот прошел, слава Богу. Оплеуху я еще не получил. Но странное невидение меня за кулисами Ниной М. и ее сопровождавшей меня насторожило. И опасения мои подтвердились.

Маслов Володя:

— Что такое ты написал, что Н.М. очень-очень огорчена?.. Она, конечно, не читала, ей рассказали…

Я дал ему книгу, просил как можно скорее прочитать дневниковую повесть, и если он поймет ее, как это поняла Абрамова (которая, кстати, вышла в слезах на сцену и расцеловала Кольку, Жукову и меня на виду у всего зала), так вот, пусть он поговорит с Ниной М. и успокоит ее.

— Она говорит, что не ожидала от Золотухина, и собирается тебе написать.

26 января. Воскресенье

И опять меня успокоила Люся:

— Не бери в голову, не обращай внимания на 80-летнюю, слегка свихнувшуюся от славы, добрую старуху… И ребята прочитали оба и правильно всё поняли, абсолютно будь спокоен… Ведь они то время не помнят, они его знают только по моим рассказам и собирают вот по таким бумажкам. Ты написал, как никто, точно. Слова — очень трудная штука, кто с ними знаком…

Господи! До чего же благородная баба. А про плакат? Дом выпустил плакат ко дням Володи, и она (ей самой было недосуг) послала его с сотрудницей Н.М.

Н.М. посмотрела и завопила: «Я давно подозревала, что Люся что-то не то делает в музее! Она мне специально ко дню рождения нож в сердце всадила!»

— А что такое, из-за чего?

— Абсолютно не из-за чего, а из-за фотографии, где была Марина.

— Ну и что?

— «Здесь я должна быть, а не Марина. Я — мать, а не Марина!» Ну, что ты на это скажешь? Так что не бери в голову, у тебя есть более серьезные оппоненты.

— Да я уж получаю угрозы…

— Так вот, как бы они не перешли от слов к действию. Начнут прокалывать шины, а то и похуже.

Быстрый Исток. Тищенко В.К. обещал родительский дом нам отдать. Не продать, а отдать, надеясь (думаю я), что лучше, чем мы, для будущего музея никто его не сохранит.

28 января. Вторник. Хельсинки

Дневники есть мгновения, зафиксированные моими окулярами-глазами. Если глаза — зеркало души… значит, в душе порча от того изображения в искривленном свете, обезображенном… Для вас. Я этого обезображивания, искривления, естественно, не вижу и видеть не могу. Но у меня есть защитительная грамота от таких взглядов — заключение жены и матери детей Высоцкого, Люси Абрамовой.

13 февраля. Четверг. Челябинск. «Малахит»

Я уж сутки, полтора суток живу в ознобе от звонка Хейфеца, через два слова которого я понял, о чем будет речь. Олег Иванович Борисов очень болен, играть Павла I не может, «ищите замену»… Назывались артисты, но когда было названо имя Золотухина, все единодушно сказали: «Это класс!» «Похоже, они правы», — заметил я Хейфецу. Итак, мне предложено заменить… что я пишу «заменить»? — сыграть вводом Павла I, и срочно. Где-то с 20 марта до 1 апреля. Что это?! Бог помогает мне. Господь посылает мне шанс. Использую ли я его? Но ведь это будет грех великий, если я не сделаю этого. Господи, помоги мне!! Сергий Преподобный! Дай мне силы!! Пошли мне напутственное благословение в этом плавании. И я совершу…

Я хочу к Павлу I подойти похудевшим, истощенным, изможденным внешне — тогда я буду чувствовать себя уверенно.

14 февраля. Пятница. «Малахит», № 904

Я так легко согласился репетировать Павла I. А смогу ли? А надо ли мне это?! Необходимо переродиться, как в Агтьцесте, за короткое время. Вывернуть себя, к Богу, к Богу, к Богу обратиться!!!

28 февраля. Пятница

Репетиция Павла была удачной, то бишь читка.

29 февраля. Суббота

Опять в ЦТСА… Поставил свечку за Павла I, моего несчастного героя, отца моего Сергея Илларионовича и сестру Антонину. Суетливо помолился о здравии Тамары и Матрены.

Очень что-то мне нравится несчастный Леонид Хейфец, так поздно (в пятьдесят пять лет) получивший театр, в котором крысы, кражи, разбой и саботаж…

13 марта. Пятница

Я Павлом I послужу русскому, отечественному искусству…

Об императоре оном много передач, и был он, оказывается, славным царем и много для отечества сделавшим за короткое свое несчастное правление.

14 марта. Суббота

Губенко говорит, что в следующий раз меня из театра будут выгонять с ОМОНом. Я уже готовлюсь к этому. А спектакли он играет, и слава Богу.

19 марта. Четверг

Вчера на репетиции с Л.Хейфецом я заплакан, как в ГИТИСе на уроке у Анхеля, от собственного бессилия и сознания ничтожества своего (я репетировал тогда Треплева). За мной вослед заплакала О.Егорова и остановиться не могла… слезы ее падали мне в глаза. Хейфец остановил репетицию. Господи! Спаси и помилуй меня, грешного, и партнеров моих.

23 марта. Понедельник

Я ношу кожаный пиджак, который когда-то продал мне В.Высоцкий за двести или двести пятьдесят рублей. Это значит — я похудел и вошел в комплекцию 1978 года, ремень затягивается на последние дырки.

Посеял Мережковского том — пожал Павла I. Как бы там ни шло, я сыграл Павла I и обеспечил театру за кои-то веки аншлаг.

25 марта. Среда, мой день

Хейфец не был вчера комплиментарен, это очень насторожило меня. Быть может, подействовало на него отравление котлетами свекольными, но одно признание он сделал важное: «Теперь мы можем говорить откровенно, роль сыграна. До этого мы ведь тебе врали… Усыпляли тебя… Это хорошо, что ты не видел спектакля, не видел Борисова… и ничего не знаешь, какая была пресса, какой был шум вокруг спектакля… На тебя ничто не давило… Иначе ты мог и не согласиться… Когда была названа твоя фамилия, встречено это было с восторгом. Но когда начал репетировать, многие потускнели: да, сыграет, но… И должен тебе сказать с полной откровенностью — ты победил. Ты выиграл по всем показателям, на все сто процентов. Ты победил партнеров… они стали твоими союзниками. В театре ведь ничего не скроешь, и все разговоры доходят до меня. Первая твоя репетиция-читка, когда ты был… скажем так, «из гостей», насторожила: а что это он так? Театр Советской Армии — особый театр. Здесь еще живы традиции, здесь работают замечательные актеры… И ты хорошо вошел. Тебя приняли, что очень и очень немаловажно».

27 марта. Пятница

Нуда, идет время — не читаю, не пишу… Билетеры в восторге от Павла I — лучшая роль, лучше всех таганских, вместе взятых. «Вы для нас открылись, — действительно, нет пророка в своем отечестве. — Я спросила у билетерши, женщины моего возраста, она сказала, что с Золотухиным ей больше нравится, чем с Борисовым». Ну и так далее. Павел I открывает вереницу ролей — Версилов и «Доктор Живаго»… Приехал Любимов… Сегодня он пошлет Губенко письменный приказ, что театр в услугах артиста Губенко не нуждается.

Нельзя быть над борьбой, как Алла, как Смехов.

30 марта. Понедельник. Театр

Губенко нагнал вчера полтеатра журналистов, телевидение. В зале транспарант: «Позор родителю, предавшему, а теперь продавшему». После спектакля загорелись мощные осветительные приборы. Н.Н. и Л.А. со сцены давали интервью. О чем — не знаю, вернее, о чем — знаю, но что говорили конкретно — не ведаю. У меня была своя нечаянная радость. Перед спектаклем меня вызвал шеф и приказал петь с Володей «Баньку». «Ты у кого работаешь?! А то ведь скажут — он сказал, и ты не поешь». — «Я не в форме, у меня нездоров голос, я опозорюсь». — «Твоя природная музыкальность не даст тебе опозориться… Иди готовься!»

И Бог меня спас!! Я так не пел с Володиной фонограммой никогда, так хорошо, чисто, разнообразно…

Губенко: «Мне сказали, что в интервью «Таймс» он сказал, что для Губенко и Филатова этот спектакль последний. Если он примет такое рещёние после спектакля, его секретарша должна передать мне его письменное распоряжение. Ты с ним общаешься — для него будет это тяжелое рещёние». — «А что ты не поговоришь с ним?» — «Пусть вызовет, он руководитель, вызовет — поговорим».

После спектакля заливалась Шацкая: «Во, мне запретили завтра играть, ребята, я завтра не играю!»

Николаю сказал я, что про Филатова, про его отстранение, слышу я впервые.

Николай: «Так мне сказали, я пользуюсь только слухами». По поводу портрета, усмехаясь: «На моем месте висишь», — и еще что-то…

Накануне я видел Губенко во сне. Что-то он мне недоброе говорил про меня на Алтае, будучи уже без чинов, а я ему в ответ: «A-а… так вот ты как раскрылся, не смог удержать… Ах ты… твою мать!» — с чем и проснулся.

А перед этим мне снился сон, что все то замечательное, про что мне говорил Дьяченко Боря о Павле I, было во сне… Очнулся в ужасе, почти в слезах от жалости… Нет, это Боря говорил мне наяву, по телефону, и, более того, это мной как-то записано… И улыбнулся я счастью своему и успокоился.

Смирнов: «Как они… разбавили тобой начальство».

Губенко вчера заявил, что он придет играть, а Любимов обещал выставить людей, которые его не пустят в театр. Итак, мы на грани гражданской потасовки. Интересно, чем кончится… Нет, вроде бы мой портрет еще не изрезан, не испохаблен, на нем еще не написано «Иуда» или «Брут».

1 апреля. Среда, мой день

И все-таки разговор, объяснение с Любимовым у Губенко и Филатова состоялось. И это хорошо. Николай благодарил меня и за вчерашнее. Я так понимаю, что ему рассказали про наше заседание перед спектаклем, где я настоял решительно, что зритель в театре, сейчас он будет в зале, а потому сегодня надо играть, мужской разговор отложить с Губенко на после спектакля… Так оно и было. Разговор был относительно спокойный… Ленька отвешивал реверансы в сторону шефа. Ясно было дитю, что шеф раскалывает альянс, и он добился от Леньки слова, что при всех обстоятельствах он второго будет играть. Ленька плакал и сморкался в кашне — всех жалко… Шеф спросил про кого-то: «Тебе жалко, Леня?» — «Всех жалко, Юрий Петрович!» И заплакал. И все-таки ни о чем не договорились. «Я прошу вас, Николай Николаевич, второго в театр не приходить. А с нового сезона, если вы захотите, мы можем вернуться к этому вопросу». — «Нет, Юрий Петрович, я второго буду играть». — «Нет, вы играть второго не будете». Четыре раза возвращался уже одетый Николай в кабинет. Мне сказал, что подождет меня. Ждал он меня в кафе с коньяком, рассказал про свои действия и состояние семьи во время путча: как он ожидал пули в лоб или в затылок, как он писал об отставке. Все это связывал и со своим нынешним рещёнием: второго быть. Леня пил коньяк; он заявил Любимову, что должен подать заявление: товарищ — Губенко, ближе никого нет, а меня называл отцом своего сына. Это название криминального фильма «Отец моего сына». Ничего себе. Но я молчал, и терпел, и наблюдал. Николая мучит вопрос о приватизации Любимовым новой коробки театра.

4 апреля. Суббота

Болит спина. Неужели это лимонная водка сломала меня?! После кошмарного дня второго апреля, когда милиция во главе с Глаголиным не пускала Губенко в театр и я с расстройства сви-станул водки бутылку дома под язык и капусту квашеную, а вчера портвейну…

16 апреля. Четверг. Утро

Вчерашнюю премьеру я выиграл, и выиграл, как мне кажется, с большим запасом, перевесом.

Зельдин, пришедший в гримерную, очень тронул. Тихо, задушевно, спокойно: «Молодец, молодец. Другой театр, большая площадка… Герой… после Борисова… Героический акт во всех смыслах».

18 апреля. Суббота

Вчера я практически первый раз приступил к репетиции «Подростка», Версилова. Это вторая роль в цепи Павел I — Версилов — «Доктор Живаго». Я эту цепь начал в феврале 1992 года, а в мае 1993-го мы должны «Живаго» уже играть, как сказал вчера шеф. Он хочет оставить за главного в свое отсутствие меня и Антипова. «День ты посидишь в театре, день — Феликс. Он человек серьезный».

1 июня. Понедельник. Ту-154

Я лечу домой. Грандиозный праздник вчера прошел в Быстром Истоке. Как в лучшие 50-е годы. Перед народом вышли мы с о. Евгением. Он молод и косноязычен… перед такой толпой говорит, очевидно, впервые. Волновался. Я же говорил о смутном времени… о том, что нас может спасти. Вера, культура, доброта и терпение… На сцену поднялся я с коробкой для будущих пожертвований и набрал в результате 11 600 рублей. Батюшка принародно благодарил меня как инициатора строительства храма. Несколько раз он это слово произнес, а народу — тьма. Бийский район.

Сростки… Женщины, помнящие Шукшина, покупали «Земляков» и брали автографы. Вот и Сростки с Быстрым поздоровались. Тищенко покаялся: пока не будет заложен фундамент, в отпуск не пойдет.

7 июня. Воскресенье — отдай Богу

К кому пойти за деньгами для храма?

13 июня. Суббота

Любимов… А где он сейчас? Должно быть, в Израиле. Осенью будет в Хельсинки ставить «Грозу». Почему он нам не говорит об этом? Боится сглазить контракт? Он не из этаких. Опять барон ему делает оформление или Боровский на этот раз?! Встречался ли Ю.П. со Шнитке и как получить от Альфреда хотя бы несколько музыкальных номеров «Живаго»? Публике в газете объявлено, что Золотухин — д-р Живаго. С чего начинать? С вокальных занятий или с того, что выучить текст Версилова, дочитать «Подростка» и начать Пастернака? В этом проблема. И как попасть в Вену?

4 июля. Суббота. Утро у Сережи, за его столом

Окончен сезон, страшный, пустой, очень долгий и грязный. Наступили тяжелые времена «Таганки» — раскол, грызня.

16 сентября. Среда, мой день

Я предложил и уже объявил семье, что пить я не буду до 17 мая 1993 г. День — премьера в Вене «Доктора Живаго». За это время я бы сыграл Версилова, съездил бы в Америку, сделал бы вчерне роль Живаго, потом — Япония и премьера в Вене. Не говоря о том, что я бы написал «21-й км», над которым вчера была произведена эксгумация — выкопаны трупы и оживлены. Год назад я закопал под деревом рукопись и свою фотографию — похоронил роман.

Пишем письма в инстанции против раздела театра, репетируем «Подростка».

«

11 октября. Воскресенье. Г-ца «Волгоград»

В Москве Любимову министр культуры вручил значок «народный артист России» — указ Ельцина. «К сожалению, благодаря поведению некоторых моих учеников я не мог встретить свое 75-летие в своем доме. Я не мог прийти в свой дом. Я изгнан из своего дома…» Выглядел он ужасно. Грустный, опущенный, удрученный. Я представляю, как возмутятся этаким поворотом Любимова Губенко, Филатов и др. Я понимаю, что он может так чувствовать себя — ему противно входить в дом, где его так оскорбили, где его не чтут, не уважают поголовно и открыто и нагло ведут войну на выживание из собственного театра. Ответ у них простой и ясный — его нет в России, он руководит по телефону, театр сдан в аренду, продан.

25 октября. Воскресенье

Меня больше тянет к чтению вокруг романа, чем собственно к самому роману. А роман надобно изучить досконально, так же как стихи Бориса Леонидовича. Это будут мои университеты к 52-му году моей жизни. Кстати, сегодня в Театре эстрады собираются поэты, кто поет под гитару. Как-то попал я недавно на Веронику Долину — и получил удовольствие, опыт. Поразился обилием публики, сравнительным обилием, атмосферой — каминной, осенней, покойной, лирической, теплой. Долина подарила мне книжку. Этот вечер я отметил как работу над Пастернаком, в копилку образа. Будто бы Ивинская вчера была показана по ТВ. Если так, ее надо найти и взять у нее автограф.

28 октября. Среда. День Павла I

Предполагаемый конец света откладывается, хотя, быть может, для нас он давно наступил, да только мы того не замечаем. Открыл я дневник с мыслью о курносых. Оказывается, Живаго был курносый, а я сегодня Павла I изображаю, тоже курносого. Если я вычитаю в описании внешности Версилова, что и он был несколько курнос, это дает мне право для интересной версии.

Мне бы надо писать о собрании вчерашнем в театре, о разговоре Бориса с Любимовым, но так не хочется.

30 октября. Пятница

…Всю ночь не спал: объявление, продолжение собрания, итоги референдума о разделении театра. И крысы, охраняющие, сидящие вокруг судьбоносного ящика голосования. Почему-то меня взбеленил этот референдум. Тоска.

31 октября. Суббота, родительская

Интервью идеолога Филатова, в которых он дает оценку нынешнему художественному коэффициенту нынешнего Любимова. «Не узнаю, не тот, не тот». Господи!

Звонил Денис… Он собирается рукополагаться. О. Александр подыскивает ему будущую матушку, девчонку из священнической семьи. «Говорят, браки, которые устраиваются через третьих лиц, бывают иногда очень даже счастливые», — сообщает мне Денис, готовящийся в дьяконы. Ну что ж, так тому и быть — мое родительское благословение он получил. Господи, наставь его на путь истинный! Первоочередное — укротить его непомерную гордыню и готовность ежемгновенную учительствовать, а не учиться. Обет молчания, молчания и еще раз молчания нужно Денису дать.

30 ноября. Понедельник. У Марка Купера

Это, пожалуй, самая приятная встреча за рубежом. Это энциклопедия молодой, причем закулисной, внутренней, «Таганки». Я часто видел его около Зины Славиной. Вошел он в историю с похорон В.В. С мальчиком на плечах пробивался он к фобу Володиному, был снят крупным планом и показан.

«Валерий, спасибо! Вы честно отработали этот вечер. Я сама из г. Канска, сибирячка. Признаю в Вас своего и полностью меняю мнение о Вас в лучшую сторону. Спасибо за Высоцкого! Приезжайте еще! Пригласите Л.Филатова с его сказками. Удачи Вам! Людмила».

Научиться у Калягина завязывать галстук. Для этого взять галстук как реквизит в сумку с рукописями. А теперь — «Живаго».

10 декабря. Четверг. «Дельта» — «Боинг»

Мне снился Филатов в Цинциннати. Мы бок о бок спали с ним на креслах, дружно и спокойно. Нинка наблюдала за нами, а мы как будто и не ругались с ним. Цинциннати, спанье в аэропорту и Филатов во сне — надолго запомнятся эти лирические картинки! Снился мне как-то Любимов. «Валерий, что ты мне Лермонтова показываешь!»

Брехт. Сенсационное открытие биографа и исследователя творчества Брехта — любвеобильный был господин, соавторство делил со своими любимыми. Он использовал и письма, они поставляли ему в постели диалоги и ситуации — литература в обмен на секс…

11 декабря. Пятница. «Боинг» — «Дельта»

20 концертов.

Володя Высоцкий не требовал особых благ себе в жизни, особой зарплаты, одежды особой, еды, питья или признанья открытого, не в меру комплиментарного. Здесь можно многое перечислять из того, чего он не требовал особого, но… если в компании была женщина или женщины, за ним было негласное, но безоговорочное право на любую из них. Первый выбор был за ним, остальные разбирали дам после него. Вот это — как бы само собой разумеющееся раз и навсегда и не подлежащее сомнению, что такая-то может предпочесть кого другого, — это меня умиляло, но других, я думаю, задевало не на шутку.

Я Высоцкому не завидовал вообще ничуть, нисколько, и об этом Влади в своем «Прерванном полете» как бы даже специально сказала, отметила… Но наше дело театральное, наша иерархическая закулисная жизнь предполагает и не оставляет сомнения у публики, что Высоцкому обязательно должны были завидовать, и в первую очередь актеры первого эшелона.

В Москве произошло разделение театра, о котором как о факте свершившемся говорит Елена Гуревич из Миннеаполиса. Информацию эту взяла она в «Панораме», но газету не нашла.

«Exit (выход)…» — наклонившись надо мной, стюардесса долго шептала на весь салон. Оказалось, что, к ее великому сожалению, по причине незнания английского я должен поменяться местами с американцем, потому что в случае аварии я не смогу прочитать, как спасаться, и помочь мне никто не сможет. В Америке никто другого не спасает.

16 декабря. Среда, мой день, «Павел I», утро

Благодарю тебя, Господи! Я дома, я долетел, снотворным перебил все климатические перепады, все поясные расстояния.

— Ну, теперь ты погиб, — сказал мне Любимов, — приходи, разберемся.

Итак, репетиции «Живаго» еще не начались.

— Всех загоняют в ГУЛАГ, — еще мне сообщил Любимов.

17 декабря. Четверг

Утро, молитвы, зарядка.

«Павел I» вчера был хороший, несмотря на бестолковонервное проведение времени у шефа. Оказывается, есть рещёние Моссовета о разделе театра. Сегодня Любимов собирает труппу, а завтра хочет провести общее собрание с голосованием поднятой рукой. Кроме скандала, по-моему, ни хрена не выйдет. Был Ноткин Борис, телеведущий. Спрашивал меня об «антисемитском» инциденте на Шукшинских чтениях.

— Вы по-другому выглядите рядом с Ю.П. Когда вы разговариваете с Любимовым, вы другой человек.

— А какой? — встревает Любимов.

— Когда он один, он такой маститый, этакий Станиславский, сам по себе…

Ладно. Писали записку Ельцину, которую Ноткин должен лично отнести в Кремль.

21 декабря. Понедельник. Утро

У меня была странная уверенность (очевидно, самоуверенность), что люди в театре — билетеры, реквизиторы, не говоря об актерах — в своем поведении и отношении к событиям в театре ориентировались по мне, а я, в свою очередь, по Демидовой равнялся. И вдруг они поверили Токареву — Губенко — Филатову. Для меня это было странно и обидно…

Неужели мы не стряхнем эту позорную осаду Губенко? Неужели он добьется раздела театра? Любимов изводит своих людей капризами, придирками и требованиями — все у него виноваты и никто угодить ничем не может, а нервничает он по понятным «живаговским» причинам. «Подростком» он весьма неудовлетворен, меня он, кажется, полностью забирает в «Живаго», и правильно делает. Сегодня первая репетиция, сбор…

23 декабря. Среда, мой день. «Павел I»

Начались музыкальные репетиции «Живаго». Пока я плаваю в океане неведения и непонимания, разбираемся с хорами. А что, собственно, надо будет петь мне и где применение моему оставшемуся голосу — отыскать и предположить не могу. Дни идут в борьбе за «нераздел» театра. Надежды были, что Любимов в интервью с Ноткиным скажет что-то убедительное, призывное, а то уши вянут, что называется: все про прошлые закрытия спектаклей, про нынешних политиков… Тошно слушать.

«Кто будет играть Живаго? Золотухин. Золотухин — прекрасный актер, выдающийся актер, но…»

24 декабря. Четверг. «Высоцкий»

«Выдающимся» Ноткин меня назвал вторым. Первый — Зельдин. Актеры очень чутки к словам, которыми их обзывают. Замечательный, прекрасный актер — это одно, а выдающийся — это степень иная и ступенька высшая.

25 декабря. Пятница

10 утра — почему они все веселы и уверены в себе? Сегодня уверен в себе Шопен. Завтра будет уверен Бортник, а вчера был уверен Феликс. Когда же буду уверен в себе я?..

Любимов все ищет предлога, причины, исходящей от вы-деленцев, чтобы закрыть театр. «Все видно на сцене, они выключены, они нагло ведут себя, нет, в такой обстановке нельзя работать, надо закрывать театр». Под каким предлогом? Под каким соусом? Этого ведь могут и не понять. «К 1 января 1993 г., — гласит рещёние президиума Моссовета, — раздел произвести». На наши телеграммы и факсы реакции пока никакой.

31 декабря. Предновогодний четверг

Ю.П. на старой сцене:

— Нация погибнет, если нет традиций. У нас есть традиции — 30 лет я прихожу первый, дверь моя закрыта, секретарей нет. У доски расписания долго стоит вперившаяся Славина. Через полчаса я вижу ее там же — что-то она с доски списывает. Что может она там списывать — в театре для нее выходные дни. Она все еще играет в хозяйку театра, а сама ждет не дождется, когда наступит раздел театра и она похозяйничает в худсовете у Губенко, который первый же ее и отстранит. Сон видел. Вызывной лист: «Записывайтесь в Государственный театр на Таганке под руководством Губенко!»

С шефом надо идти до конца. Год Сергия Радонежского, и я заложил фундамент храма Покрова Пресвятой Богородицы. Это было главное дело минувшего года. И я благодарю тебя, Господи!

 

1993

1 января. Пятница

Денис:

— Пап! А ты не хочешь рукоположиться? Представляешь, какая реклама: протодьякон Валерий Золотухин! Представляешь?

23 января. Суббота

Вчера мы вышли на сцену — шеф в прострации, не знает, что делать. Нужно понять следующее: если Альфред не написал музыку, положим, к «Гамлету» или другому какому стихотворению, — он не забыл или пропустил, значит, ее нет в нем или он считает, что у него не получилось. И нечего сочинять за него и что-то самодеятельно придумывать. Это надо понять и из сего исходить. Но если замысел через поэзию — стало быть, стихи звучать должны; на немецком языке — во ход! — а есть ли перевод романа на немецкий, особенно перевод стихов? Был бы номер! Это для меня была бы находка. Не выход из положения, но находка…

24 января. Воскресенье

В «Независимой» в рубрике «Слухи» иронические намеки насчет «Живаго» от Любимова. Если доктора будет играть Валерий Золотухин, то кто же тогда Лара? Здесь все — и то, что мне 100 лет от роду, и то, что я крестьянский сын и Бумбараш. Будет страшно, если их хихиканья подтвердятся и злобствования оправдаются, — надо спасаться и что-то придумывать. А пока — одеваться и заводить машину.

26 января. Вторник

Молитва и зарядка.

Какой был вчера подарок Володе ко дню рождения! Пел гениальный Градский, а я читал письмо Т.Н.Журавлевой и говорил о курточке от Высоцкого. Был, как мне сказали, маленький спектакль.

30 января. Суббота

Рано встал, но не завелся — мороз на дворе. На душе дрянь. И все, думаю, из-за грудной правосторонней боли. Хотя на сцене, на репетиции одно и то же желание не покидает — скорее бы закончилось. Кажется, я возненавижу Шнитке, Пастернака, Любимова и себя. Глаголин такое утещёние выдвинул: «Делается это все для Запада, для доллара. Поэтому тебе надо найти несколько опорных точек, которые бы оправдывали тебя в твоих глазах, твое существование в этом».

Вот и всё. И не заниматься самоедством, а относиться к этому именно с долларовой кочки…

Губенко вновь собрал рассеянное войско и нам со страниц «Коммерсанта» угрожает. Какой-то чиновник документ, мной подписанный, положил под сукно, он попал в тот лагерь и вызвал очередной переполох.

31 января. Воскресенье — отдай Богу. Кухня

Любимов каждый день по нескольку раз напоминает, что мы репетируем христианский роман.

4 февраля. Четверг

Вчера Тамара развивала чью-то мысль о Высоцком. Кто-то говорил о его характере: двойной стандарт, что можно одному, нельзя другому. Даже зная, что он не прав, он продолжал спорить и добиваться, чтоб было по его сделано. И я… подумал о разгадке некоторой. Ведь это же надо — выпросить у Любимова Гамлета! А с какой (ведь ни одно слово не подходит — «самоуверенность», «настырность», «нахальство») силой, безапелляционностью (Тамара называет это ограниченностью, отсутствием тонкости, душевной интеллигентности — «а как будет партнеру?»), в конце концов, он буквально выколачивал роль Воланда в уже подмалеванном рисунке из-под Смехова. Это было на моих глазах — он выходил на сцену, примерялся, разгуливал с тросточкой — без тени сомнения, что Любимов скажет: «Начинай, Володя!» Я был потрясен до восхищения. И оправдывал его!! Что это?!

Я читаю Ремарка — мне неинтересно, но приятно.

7 февраля. Воскресенье — отдай Богу

Я отдам его «Живаго» и рекомендации Шифферса в кинематографический Союз.

Часто открытие не принадлежит автору, и, естественно, им начинают пользоваться как задачником, учебником. Когда в 1967 г. в Театре на Таганке стали поговаривать о «Преступлении и наказании», меня прочили на роль Раскольникова. В театр на заседание худсовета пришел Ю.Ф.Карякин. Я отчетливо запомнил его фразу, адресованную мне (речь шла о Наполеоне):

— В своей жизни я встретил и знаю одного гениального человека — Шифферса!! Вам необходимо с ним познакомиться, чтобы понять, что поражает Раскольникова в идее сверхчеловека. Прочитайте его роман «Смертию смерть поправ».

Я прочитал. От кумира того времени А.И.Солженицына (пусть простит меня этот замечательный художник!) не осталось и следа. Работа актерская Е.Л.Шифферса в «Интервенции» и по сей день остается для меня наиболее точной и не разрушающей жанр, по мнению некоторых коллег, а подтягивающей этот жанр на другую высоту, на новую точку отсчета. Жаль, что, по условиям нашего уродливого времени, роль была переозвучена посредственным актером, а фамилия исполнителя просто выброшена из титров по причине его диссидентства. Ну и время! Ну и страна! Ну и жизнь! Золотухин дает рекомендации, пропуск в ряды кинематографистов Шифферсу! Но… надо, Федя. И наконец после долгих лет кинематографического молчания и как бы отсутствия на наших собраниях и неучастия в нашей творильне Шифферс показывает нам «Путь царей». Убийство царя!! Кинематограф будущего, настоящего и прошлого. Присутствие искусства (перефразируя Пастернака) в кадрах этой ленты, скромно означенной опытом, учебным пособием, поражает, потрясает больше, чем само преступление большевиков!!

Уважаемые господа, коллеги, которые будут рассматривать этот вопрос! Извините меня, если вместо рекомендации или характеристики я написал нечто в духе любовной записки. Рекомендую. И думаю, что срочно или скоро нужно организовать, попросить Шифферса прочитать для студентов Института кинематографии несколько лекций по искусству, философии, религии, живописи, которые лягут в основу хорошего пособия — капитального, универсального учебника по воспитанию, образованию всякого мало-мальски художественного организма.

13 февраля. Суббота

Что меня поддерживает и дает силы — дневник. Единственное живое существо, с которым мне не тесно, не грустно, не тяжко.

14 февраля. Воскресенье — отдай Богу

День нашей с Шацкой регистрации 30 лет назад.

Любимов хочет сделать спектакль — или, как он говорит, схему. Кажется, он начинает склоняться, что все петь невозможно, нельзя и преступно по отношению к Шнитке — скажут: «Что же он такое написал?! Что за неорганизованную чушь?»

Так мы не договаривались, Ю.П., дорогой!

Любимов:

— Кто разваливает спектакли? Артисты. Не я же их разваливаю! Ничего у них, — отделенцев, — не получится…

15 февраля. Понедельник. Гр. № 307

Нельзя изменять своим привычкам — дневник должен писаться во что бы то ни стало.

Вчера Любимов как бы невзначай и как само собой разумеющееся промолвил:

— Я ведь не случайно делал эти перекрестья (перекрещения): Настя — Аня, ты — Родион, чтобы была полная взаимозаменяемость. Мало ли что может случиться…

— Все правильно, замечательно, — сказал я. — Это прекрасно. Корона ни у кого с головы не упадет, если она есть. Как ни странно, мне стало легче дышать. Во-первых, меньше ответственности, и спектакль в Москве может выйти с Овчинниковым — он молодой, музыкальный, хваткий и спортивный. Но в Вене и Германии нельзя отдать ему марки, поэтому надо что-то загвоздить неповторимое, уникальное. Все, что пока делает артист Золотухин, к сожалению, вполне доступно любому, а уж Родиону и подавно. И вот тут опять, что называется, дуракам везет: может, и хорошо, что Шнитке не написал вокал Юрию? Так, глядишь, я проскочу и наберу музыку для себя удобную. В эти 10 дней партитура должна быть окончательно скомпилирована.

17 февраля. Среда, мои день

В прессе сообщение, что Моссовет решит или уже решил — быть ли ему учредителем театра «Содружество актеров Таганки» под руководством Губенко. Заседание 22-го. Вызывается или приглашается Бугаев. А он заявляет, что без Любимова он не пойдет. А Любимову туда ходить не надо, по-моему. Короче, дело идет к суду.

17 февраля. Среда, мои день, но бойся его, Близнец!

После репетиции душа и сердце раскрыты, ранимы, усталость и счастье после стихов, где все прочитано тебе и про тебя. Вдруг — ушат холодной воды. Лара, Лариса. Из всех женщин, которые прошли по моему сердцу, кажется, одна ты не презиралась, не скандалила в быт, в пошлость. Какое счастье, что мы не поженились с тобой! Брак портит воспоминания. Ведь любил же я Шацкую, ведь помню, как от ревности плакал, — и что теперь осталось от этого всего?!

19 февраля. Пятница. Театр, гр. № 307

Любимов. На него было вчера страшно смотреть. Сначала он ругался, как в лучшие годы, потом повторил несколько раз: «Я сегодня же дам телеграмму президенту, что я отдаю назад ваше гражданство! Со мной обращаются хуже, чем при коммунистах, вызывают к прокурору!» У него мозга за разум заходит, да еще так подвел Ш нитке. Кажется, он мало-помалу отказывается от попыток, от требований петь ненаписанные ноты, петь прозу как ни попадя.

Я буду вспоминать эти счастливые дни, когда я жил только ожиданием репетиции, приходил в эту комнату, переодевался, читал роман, писал дневник, слушал фонограммы. Я буду все это вспоминать и плакать. К тому же я дивно вдохновлялся на этом диване.

20 февраля. Суббота

Занимался утром аккордеоном, подбирал сопровождение к сцене с Гордоном — Любимову не понравилось. Будет, очевидно, «Не одна во поЛе…». На ней почему-то и голос звучал.

Шифферса вчера я посетил… Жалко, что говорил только я, и опять о делах театра…

22 февраля. Понедельник

— Молодец! — сказал Любимов после исполнения мной в финале с Ларой «В лесу казенной…».

Какие-то победы были и в сцене с Ливерием. В общем, день был с плюсом, полезный. Еще три-четыре бы таких ключевых дня, и я был бы спокоен перед отъездом в Японию. Молился за Любимова, просил у Бога удачи ему.

Шифферс:

— Если он спрашивает, кто может сказать, что Золотухин человек чести, я могу сказать. Передай Филатову, а если я его увижу, то сам скажу о том, что Золотухин — человек чести.

А может, за свой счет издать «Дневник»?..

26 февраля. Пятница

Нет, прогон получился. Шеф был веселым после первого акта, после второго сиял, усталый и счастливый. В прогоне он всех успокаивал, подбадривал, посылал своих лошадей вперед лаской — стратег педагогики!

Завтра мы улетаем в Японию.

27 февраля. Суббота. Япония, Токио

Художник Юрий Васильев снял посмертную маску поэта. Господи! Господи! Сколько совпадений! У меня маска Володи, снятая Ю.Васильевым.

Любимов стал показывать мне сон Живаго, записку Лары. Взял мою бумажку — и замер! Что это? «Павел I, Павел I, Павел I, Казань, Ашхабад, Норильск, Мурманск» — попался ему сентябрьский репертуар.

— Когда же ты на Таганке работаешь?

Такой ужин замечательный — весь мясной, сакэвочный. Немного холодной рыбы в уксусе и картошки обжаренной. Кормила меня Демидова. Сидели на полу, на подушечках, обувь сняли. Что же они, черти, не предупредили! Хорошо, я душ принял и носки чистые. Пытались петь «Дубинушку». Демидова считает, что будет прокол с Ларой. В ней нет энергии никакой…

1 марта. Понедельник. «Эдмонт», № 886

Все замечают, что я очень увлечен «Живаго». «Он так загорелся, что не чувствует усталости, он потерял счет времени, он превратил ночи в дни», — так говорит Шкатова.

Мудрость японская: «Когда ты видишь чистый лист бумаги, подумай сначала, как он прекрасен».

6 марта. Суббота

Молитва, зарядка, душ.

«Москва. Канцелярия президента Ельцина. Камчатову Владимиру Федоровичу.

Уважаемый Владимир Федорович!

К сожалению, мы с Вами до сих пор не нашли возможности обменяться мнением и информацией по печальному для всех нас вопросу о разделе театра. Пожелание президента выполнено: голосовали, голосовали — разделились. Остальное, казалось, дело техники. Если администрация города поддерживает создание нового театра с новым репертуаром — чего проще подыскать им помещение? Для экономии слов приведу пример достаточно, извините, бульварный, но из собственного опыта и многое объясняющий. Когда я уходил от первой жены, жизнь предлагала мне разные варианты, например, врезать замок в одну из комнат трехкомнатной квартиры и привести туда свою новую беременную жену. Так же вольна была поступить и бывшая супруга — в свою комнату врезать свой замок и жить там с другим мужем. А с дитем по очереди бы встречались у четырехконфорочной плиты. Люди все взрослые, цивилизованные, как нынче принято говорить, места хватило бы всем. Нетрудно представить, чем могло кончиться подобное соседство. Если бы энергию, которую они потратили почти за полтора года на этот скандал, они израсходовали бы на создание хотя бы одного спектакля, у них получился бы шедевр. Я очень надеюсь по возвращении из Японии наличную встречу. Убежден, что мы найдем взаимопонимание.

С уважением, Валерий Золотухин.

Гастроли Театра на Таганке в Токио».

7 марта. Воскресенье

Молитва, зарядка, душ, кофе.

Вчера во время чтения сюжета «Бритвы» Боровскому и Гла- голину позвонил шеф, пригласил поговорить. Время ушло на следующее:

Я соберу корреспондентов, я им такое расскажу, с фамилиями, что президент вынужден будет выбирать: я или ваш засратый Камшалов-Камчатов, и, конечно, он выберет меня. Вы все запуганные совки, а мне плевать... Если они посмеют разделить театр, я тут же сяду в самолет и уеду.

Шеф сказал, что я должен перепеть еврейскую молитву.

Ну, пой русскую, только не дергай себя за кадык!

Кажется, делая зарядку, я набрел на решение — чем клянчить

у Масловой (сама принесет!), спою на свой лад: «Господи! Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия, празднословия...» Пушкинская молитва из «Странника», которую А.С. в стихи превратил.

1 7 марта. Среда, мое число, мой день

Чем моя профессия меня потрясает, привлекает и дорожит — в ней можно бесконечно врать, бесконечно выдавать себя за кого-то другого, можно выдумывать себе прошлое, если не целиком, то отчасти, и порой это может быть забавнее целого. Можно бесконечно восхищаться тонкостью строя своей души — «я чувствую Пастернака так же хорошо, как он сам себя, и даже лучше». Но тут же можно с солнечной ясностью понять, какое ты дерьмо, если у тебя в запасе было столько времени и ты в «21-й км» написал три страницы чужими словами.

— Что вам мешает в работе над «Живаго»?

— Есенин, а конкретнее — «Анна Снегина». Я не могу освободиться от совершенства и музыки, а главное, от какой-то немыслимой человеческой теплоты этой поэмы и образа Анны, сидящей в ложе Юсуповского дворца.

5 апреля. Понедельник

Утро без зарядки, без молитвы.

Зоя. Крестить ее надо. А когда?

Я всем говорю, что остался за Любимова, а остался я всего лишь за себя — и ни за кого другого.

Сегодня Моссовет. Надо ехать к Бугаеву.

Вчерашний Моссовет — это и не Моссовет, а обмен юристами, информацией и обоюдной аргументацией. Был я всего лишь час, записывал на магнитофон. Наша сторона выглядела значительно убедительнее с правовой точки и оценки. Губенко говорил: «Я тут ни при чем», что дало мне основание спросить у него: «Если вы ни при чем, тогда зачем вы здесь?» Предложил перенести рещёние вопроса до окончания срока действия договора-контракта и Устава театра. Удивило меня открытое заявление товарища из Моссовета, что их рещёние о разделе театра (то, что висело у нас в театре) — незаконное. Вот так — незаконное, и всё… Подпись — «Гончар». Он подписал незаконный документ. В общем, они сами запутались, впутались и сели в лужу…

15 апреля. Четверг

Молитва, зарядка.

«Павел I» — хороший спектакль, кричали браво.

Хейфец: «Мне сказали, что Борисов был в шоке некоторое время, когда узнал, что ты сыграл Павла I. Он не мог представить себе…»

Вечером меня ждал звонок Глаголина — опять заседание малого Моссовета по разделу театра. Губенко и К° напуганы рещёнием президентской команды передать театр из-под Моссовета в Россию, в Министерство культуры Федерации. Это предполагает, по их представлению, реорганизацию театра и, стало быть, его полный или частичный разгон.

Не дождусь Любимова, никогда не думал, что так когда-ни-будь буду страдать, так скучать без него. Довели артисты. Не умею, не хочу руководить.

Жуткое настроение — мы пришли присутствовать при аплодисментах Н.Н.Губенко.

— А Николай Николаевич согласен быть руководителем? Н.Н., вы согласны? — голос с места.

— Согласен. — Губенко поднимается и принимает поздравления, аплодисменты.

Господи! Юридический адрес нового образования — Земляной вал, 76. Да ведь это же наш театр, Театр на Таганке! Я видел Филатова, Шацкую, Лебедева, Жукову, Красильникову, Гулынскую, Погорельцева, Матюхина, Корнилову. Почему-то мне стало жаль Демидову — зачем она метала бисер в прошлый раз, зачем она так убедительно, так умно говорила. Для кого это говорилось, если у них заранее рещёно: Театр на Таганке — имущество Москвы. «Чтобы не мы судились с президентом, а президент с нами».

Глаголин дозвонился Любимову. «Можно не приезжать». Говорил и я. У Любимова бодрый голос, пытался эту бодрость от репетиций передать и я в своем «уехавшем» голосе. Получилось ли?..

16 апреля. Пятница

Молитва, зарядка.

Великий мастер скрипок Страдивари находил материал для создания нового инструмента среди заборных досок. В Б. Исток отправлены 10 000 рублей. Господи! Спаси и сохрани! Это моя жизнь, храм мой поднимется, люди! Поднимется! И люди помянут меня добрым словом.

В театре кто-то сеет панику — придет Губенко и всех, кто за Любимова, выгонит.

1 7 апреля. Суббота, великая суббота

Кончилось мое администрирование — завтра Любимов прилетит.

24 апреля. Суббота. № 307

«23 апреля 1993 г. исполняется 29 лет Театру на Таганке. Благодарю тех, кто сумел в меру своих сил сохранить театр. Надеюсь, что наша компания отпразднует в своем кругу 30-летие театра.

Ю.Любимов».

Большая мера и, может быть, главная в сохранении театра как организации духовной и как производственного монолита принадлежит А.Эфросу. Даже вынужденная и, тогда казалось, дикая мера — никого не отпускать ни на какую сторону, эта его сговоренность со всеми административными точками — принесла, как теперь понятно, наиположительнейший результат. Вечная память вам, дорогой Анатолий Васильевич!

30 апреля. Пятница

Любимов вчера на результат рещёния Моссовета о разделении театра и передаче Губенко новой сцены:

— Не расстраивайся, Валерий. Здесь, я думаю, мы отвоюем. Главное — смотрели люди прогон «Живаго» и говорят: «Хорошо, так хорошо, что страшно!»

Я готов был разреветься и застучал по дереву, он — по кирпичам. И пошел он, уставший и обремененный ожиданием ответа на телеграмму президенту, к студентам.

1 мая. Суббота. Самолет

Разобраться — отчего, к примеру, тухлое настроение после прогона. И плохо ли это или наоборот. Смотрел я как в воду: раз Любимов после 1-го акта похвалил: «Ты начал мыслить, все видеть, слышать», то после 2-го акта должен был ругать и быть недовольным. Я даже это высказал в антракте и получил:

— Зря я тебя похвалил. Ты пережал… ну, это понятно.

Но настроение и квас не от того. Были у меня победы и во втором над собой. Я взял высоко в псалме, и спел, и выиграл, и был доволен, как ответила глотка.

Шацкая радуется — наконец-то разделили наш театр. Ой ли, ой ли?.. Как не хочется доставить им радости.

2мая. Воскресенье. Вена, отель «Табор», № 504

Приехал шеф. Страшные вести с первомайской демонстрации коммуняк — кровь, жертвы… И все это где-то в моем районе, были бы живы дети мои.

8 мая. Суббота.

Молитва, зарядка, кофе.

Легенда уехала в эмиграцию, умерла, чтоб ожить в потомках. Легенду трудно родить, а обгадить ее невозможно. Я проехал 20 городов в Америке, и на каждом концерте были записки или устные слова: «Самое дорогое, что мы оставили в Советском Союзе, — Театр на Таганке».

10 мая. Понедельник, 9 час.

Молитва, зарядка, завтрак.

Господи! Сегодня приезжает гениальный композитор! Пошли мне спокойствия, достоинства и музыкальности на показ ему. Это очень важно — не разочаровать Альфреда. Он хорошо ко мне относился до сегодняшнего дня и, думаю, в какой-то степени надеется на меня тоже. И голоса свежего пошли. Конечно, я уставший, но вдруг снисходит какая-то сила на тебя — и прет звук чистый и сильный. Впрочем, на все твоя воля, Господи! Так ли, сяк ли — Любимову пошли удачи и не забудь про меня!

В 18 часов Альфред обещал посмотреть наше произведение. Я нарочно не лез «гению» на глаза, как-то даже и не поздоровался. Композитор с самолета еле двигается. Озаботить его еще какими-то словами или выражать почтение и ждать комплиментов… Все я узнаю потом. Но шеф опять меня похвалил после 1-го акта — значит, жди втыка после 2-го.

11 мая. Вторник

Утро раннее, молитва, зарядка.

А вот этот вечер мне теперь уж запомнится до конца дней — как мы с Любимовым пили чай у него в номере, разложив куски бородинского хлеба с сыром на гигиенических дамских пакетах. Видно было по всему, что Любимов отвык от пользования кипятильником. Пока я ходил за чайными ложками в свой номер, один стакан вскипел, и шеф не без некоторой гордости сообщил, что вот он догадался сначала кипятильник вытащить из розетки, а уж потом вынуть его и перенести в другой стакан. В белом халате с желанием похудеть (и похудел) — одинокий лось. Пойти добрести до Дуная, что ли?

Передохну, выпью кофе и пойду на урок к Любимову. Господи! Что я жду от этого собеседования — любопытство. А так… Шопен концертмейстеру Воскресенской сказал: «Уйду из театра». Я ей раскрыл секрет — у них у всех появилась лазейка в связи с созданием другого театра. Любимов, может быть, и догадывается о таком возможном перебегании. Для меня-то исключено, а для других…

Гений был краток: «В целом у меня сильнейшее впечатление от вчерашнего спектакля. Я его никогда не забуду. Спасибо большое!»

Любимов остановился на моем виде, костюме, ему хотелось бы обинтеллигентить меня:

— Пастернак и в ватнике, в кирзачах — видно, что Пастернак, а на нас с тобой ватник надень — мы слесаря, подозрительные типы.

Тут я захохотал. Всю эту короткую беседу я записал на свой диктофон.

12 мая. Среда, мои день

Молитва, зарядка, обжорка.

…«Облагороженное внутренним содержанием лицо» — вот пока чего не хватает, вот что надо доприобрести до возможной премьеры…

Псевдо — какое хорошее слово, любимое у Шнитке. Псевдя-тина… Вот от этой псевдятины и надо избавляться. Хуже всего быть псевдоинтеллигентом в жизни. Но на сцене создать иллюзию необходимо намеком, осторожно, корректно, просто, чтобы зритель каким-то чутьем ощутил, что мной изображаемый поэт другие корни сословные имеет, чем, скажем, Есенин, Клюев.

18 мая. Вторник

Молитва, зарядка.

Публика немногочисленная вызывала нас, а мы, соответственно, аплодировали шефу, который, кажется, всех убедит, потому что роман мало кто дочитал до конца и еще меньше тех, кто его вообще открывал. Роман знают по кино, а из кино помнят только мелодию, поэтому вранье его — «3/4 вообще моего текста» — падает на благодатную почву. Кстати, заграница его в этом смысле растлила: он врет напропалую. Мне кажется, даже сам запутался кое-где и кое в чем. Например, посещение Пастернака и беседа с ним один на один — все это выглядит подозрительно, белыми нитками шито. Станет Б.Л. перед каким-то смазливым актеришкой душу выкладывать и к тому же такие тексты выдавать: «Я не люблю ни вождей, ни оппозицию». Бред! Кто в это поверит?

19 мая. Среда, мой день. Вена

Зарядка, молитва.

Чего я ждал от этой работы и что получил? Я получил главное в биографии, в послужном списке, в перечне ролей — исполнитель роли Живаго. Смехов? Нет! Филатов? Нет! А кто же? Я. Это состоялось. Факт, вчера происшедший, — вот главное событие последнего года жизни.

СКАНДАЛ! Ведь после вчерашнего представления в газетах может разразиться (и Губенко через свою мафию мог об этом позаботиться) такой скандал — что привез Любимов! Старых актеров без голосов!! Приму-балерину поставил за задник изображать сексуальную палитру! Тенью в ученическом платье. Хоры фальшивят и портят мелодии Шнитке. Халтура на Венском фестивале!! Не стыдно за марки продавать имя Пастернака и наживаться на давно забытом скандале советского нобелиста!! Труппа послушных баранов, подчиняющаяся импотенту-режиссеру, болтающему о прошлом, приписывающему себе несуществующие подвиги, слова и поступки, изображающему себя чуть ли не другом Пастернака, его духовным наследником! Скандал может быть чудовищным и точным по узнаваемости. Вот чего я боюсь. И возвращаться домой с такой славой и такой прессой — лучше не возвращаться.

Сегодня артист Золотухин был блестящ! Сегодня можно спрашивать у него, счастлив ли он, — потому что он счастлив. Благодарю тебя, Господи! И отчасти папу с мамой, сестру, Тамару и Ирбис.

20 мая. Четверг. Раннее-раннее утро.

Молитва.

Все театральные веды — критики, историки — из Америки, Франции, Германии, с которыми я встречался, определенно и автономно высказывают радостную мысль, что не зря приехали и увидели «Живаго», что Любимов не кончился, а «Живаго» — начало новой «Таганки», новой эстетики, музыкальности и театральности. Что у книг, которые они пишут о Любимове, теперь будет замечательный конец, предполагающий рождение и развитие. Это очень важно. Гораздо важнее того, что в какой-то газете меня назвали «бриллиантом». Пока не увижу — не поверю, во-первых, а во-вторых, я и сам это знаю про себя. Интересно, во сколько оценивает этот «бриллиант» Любимов?

23 мая. Воскресенье

Молитва, зарядка, душ.

И вот сегодня — прощай, Венский фестиваль, прощай, венская публика. Прости меня, публика, если я тебе мало угодил и совсем не напомнил Омара Шерифа, — каждому свое. Будь милосердна, публика, и поаплодируй на прощанье погорячее… Ты можешь помочь мне, публика, или можешь изобличить, повалить меня…

6 июня. Воскресенье. Троица — великий праздник

Главные события — в театре. Губенко со товарищи приходит, занимает 310-ю комнату, при помощи депутатов проходит в театр. Депутаты требуют от бухгалтера документы на аренду, угрожают. Что касается репетиций, тут, я думаю, нельзя это квалифицировать как безобразие и хулиганство — надо приветствовать и ждать решения суда.

Любимов из Греции вернулся неожиданно быстро

15 июня. Вторник

Молитва, зарядка, кофе.

Главным событием вчерашнего дня стала пресс-конференция Любимова перед премьерой. Ужасающая как по вопросам, так и по ответам. Журналистов было огромное количество, испуганных, подозрительных, недоброжелательных. Такое впечатление, что у каждого из них уже все написано в презрительно-уничто-жающей форме, что они пришли зачитать приговор убийцам. Ко мне единственный вопрос: «Не удивило ли вас назначение на роль Живаго?»

— Думаю, что у Любимова не было выхода. А удивления мои начались давно. Когда я пришел из Театра им. Моссовета, где играл Недоросля, ребят с баяном, аккордеоном, то у Любимова я получил Грушницкого. Высоцкий — Гамлет, тоже многие удивлялись. — Любимов: «Даже закрыли спектакль, что это за Гамлет?» — Ю.П. назначил меня на Дон Гуана. Я, говорю, не Дон Гу-ан. «У меня другого нет!» Так и с Живаго. Я, конечно, прячусь за юмор, а на самом деле у меня страх… Но я знал, что спектакль будет музыкальным, поэтому какой-то шанс у меня был.

4 июля. Воскресенье

Молитва, зарядка, кофе.

О жизни своей последнего времени не хочется вспоминать, особенно о собрании 30 июня, когда я требовал от людей подчиняться моему призыву, моей формулировке: «Ни дня больше с ними под одной крышей!» Формулировки я провел, в газете напечатано, но на душе — свинец и осадок. Форма, в которой я истерически требовал, кричал, тыкал пальцем, убеждал, неволил… Оппонировал мне Граббе А., и резонно. Но они не понимали, что в этой ситуации скорейшее принятие рещёния общего собрания не привело бы к этой разрозненности мнений. Меня поддержали Полицеймако, Демидова, Антипов. Все выжидали и молчали. И стало мне обидно от сознания, что деньги у нас в разных банках и, защищая интересы «Таганки» — Любимова, я защищаю свои вклады, то есть это опять личная заинтересованность.

Марк Купер прислал стихи.

Спасибо, Марк! Ты прослезил меня.

Денис будет поступать в семинарию и надеется, что поступит. Если все будет угодно Богу, я со временем стану отцом священника.

Любимов уехал куда-то, помахал крылом до Бонна. Что-то мне тревожно за 6–8 дней. Как бы чего не случилось, как бы «Содружество» не устроило реванш какой-нибудь.

Любимов говорил с Б.Окуджавой, которому понравился спектакль. «Я верю Золотухину, что он может эти мысли произносить…» — какоето подобие комплимента в мой адрес. Что вот, дескать, казалось бы, это не свойственно Золотухину, а у него получается. Ничего не понимаю.

5 июля. Понедельник

Помывка ранним утром.

29-го суд мы проиграли, но я сказал, что это победа. Обосновать свое интуитивное ощущение я не смог. Более омерзительного поведения «победителей» после оглашения рещёния суда я представить не могу — крики «ура!» и т. п.

Прочитал Нобелевскую лекцию И.Бродского. «Не стремитесь в лидеры, это не принесет вам счастья. Берегитесь тех, кто слабее вас, а не тех, кто сильнее».

20 июля. Вторник

Утро, зарядка, молитва, вода.

…Губенко произвел территориальный захват всерьез. Все входы и выходы на новую сцену перекрыты. На служебном стоит ОМОН, и Жукова показывает, кого пускать, кого не пускать. Для наших открыт боковой вход. Глаголин ждет прокурора. Ключ от 168-й комнаты Иван Егорыч выкинул Луневой в окно. В 307-й не попасть. Обстановка неприятная.

Трудно представить, что будет 27 августа, когда соберутся на репетицию «Живаго». Злорадствовать будет Алешка Граббе. «Вот, я говорил… дождались…» Провести репетиции на новой сцене нам не дадут. К этому надо приготовиться. Но это тоже еще не конец. Гастроли в Бонне нельзя срывать… Любимова в конце августа в Москве не будет. А что же Лужков? Что скажет прокурор? И что скажет Любимов? Но нам надо подготовить спектакль к гастролям — восстановить хоры, танцы и т. п. И быть в форме. Чья же все-таки власть — Моссовета или мэрии? Что же они, Гончар и пр., наделали? «Пусть президент судится с нами». Докатились. Жуть. Театр действительно прекратит свое существование. Выполнятся гастрольные контракты, и после Парижа — конец. Если, конечно, власти не примут крутые, принципиальные меры. Но опять же… какие и что за власти? На нашем примере — никакой власти нет… Таня Жукова выполняет свой лозунг: «Мы пойдем до конца». Они вынуждают нас уйти. Но уйдут они, а не мы. А если уйти? Может быть, этот шаг заставит одуматься власть предержащую?

Они захватывают театр, чтобы сдавать в аренду и этим кормиться, а не чтоб Любимов сдавал, грубо говоря.

Если хочешь жить легко И к начальству ближе,

Держи попку высоко,

А головку ниже!

17 августа. Вторник

Всю ночь плакал о Денисе, оставив его за рещёткой ворот Лавры, одинокого — Господи, прости! — одинокого в своей кровати на сетке, в келье на 20 человек. Он снова «в армии».

Пишу — плачу…

И вторая тема плача — Герострат Николаевич Губенко. То, что я увидел вчера в театре, врагу не пожелаешь. Это же надо так расправиться с Любимовым, с историей театра.

Я долго боялся идти. Не хотелось видеть, встречаться с бывшими коллегами. А потом думаю — да чего я боюсь, чего я испугался? Подъехал к бывшему подъезду, с волнением неуемным подхожу к стеклянным дверям. В дверях мальчик, за ним Шацкая, машет руками:

— Не пускать!

Я также жестом подзываю ее к себе.

— Мне в 307-ю, там мои вещи…

— Все опечатано, и твой шкаф тоже. Надо спросить Токарева.

Уходит. Долго никого нет. Идет дождь. Бежит Габец, с видом «как можно не пускать Золотухина?».

— Спасибо, Лена.

— Посиди здесь, Валера.

Сажусь…

Втроем они, Шацкая, Лена Габец и Лена-уборщица, сопровождают меня к моей гримерной. Габец дает мне ключ. Шацкая:

— Открой сама!

— Зачем? Это его гримерная.

Открываю. Они садятся, две Лены, к столу писать акт — что я возьму. Достаю афишки с просьбой помочь храму. Шацкая внимательно прочитывает всю листовку.

— Сколько здесь штук? Посчитай…

— Нина, что за глупости — весь тираж.

Всё пишут «понятые», и я расписываюсь в получении. Делаю все молча, наблюдаю. Жду, когда Шацкая спросит, как Денис. Ничего подобного. Какие-то глупые реплики, но очень деловые. Паноптикум. Закрываю сам дверь. Отдаю ключ. Благодарю. Ухожу. Внизу опять Сайко, Шацкая — охраняют от меня театр. У них сегодня праздник — у Губенко день рождения…

8 сентября. Среда, мой день

Все прошло чисто. Венька зачитал письмо шефа, я зачитал заявление труппы. «Содружество» явилось в полном составе, боясь увольнения. С Жуковой даже намека на взаимопонимание не произошло — кругом «виноват» Любимов. «А зачем мне уходить в другое здание? Я 27 лет проработала. Из Щукинского берем дипломные спектакли…»

Не похоже, что их заявления наши напугали…

Любимов — никаких компромиссов. Очень хорошие дела в Бонне, дают «крышу» в Финляндии, зовут в Грецию. «Медея» с А.Демидовой, «Живаго», «Борис Годунов», «Живой». Некоторое ощущение победы…

12 октября. Вторник

Молитва, зарядка.

Что касается освобождения театра — оно затягивается. Так просто их оттуда не выкуришь. Бумага за бумагой, суд да пересуд. «Зачем вам помещение, если вы объявили о закрытии театра?» И правильно говорят. Поэтому пусть власти, если они хотят, чтоб была «Таганка», вернут нам помещение и выкурят охрану «Эдила».

14 октября. Четверг

Молитва, зарядка.

«Петровка, 38.

Начальнику ГУВД г. Москвы Панкратову В.И.

Уважаемый Владимир Иосифович!

Рещёнием арбитражного суда Театру на Таганке возвращено его помещение. Однако частная охрана «Эдил», нанятая Губенко с бывшим депутатом Седых-Бондаренко, не подчиняется рещёнию суда и не пускает нас в театр. Убедительно просим Вас вмешаться в нашу проблему и снять частную охрану с государственного театра.

С уважением, народный артист В.Золотухин».

15 октября. Пятница

Молитва, зарядка.

Мозг, душа, сердце — все органы и все время подчинены одной проблеме, одной цели: что бы еще изобрести, кому дозвониться, написать, послать факс или телеграмму с просьбой помочь выбить губенковскую охрану из театра.

1 7 октября. Воскресенье — отдай Богу

Я вывесил в театре рещёние совета коллектива следующего содержания:

«В связи с рещёнием арбитражного суда о возвращении Театру на Таганке всего комплекса зданий, а также с резко изменившейся политической ситуацией в стране просить художественного руководителя и директора Театра на Таганке Ю.П.Любимова разрешить подготовить театр к открытию

30-го сезона 12 декабря, в день новых демократических выборов, премьерой спектакля “Доктор Живаго”».

Приклеено это было 14-го, а 15-го утром я увидел только следы от листка. Противоборствующая сторона хозяйничает уже и на нашей стороне. Чудовищно! Сплошное насилие. Грязь и запустение на той половине. Мусор лезет из урн. Бродят голодные кошки, ОМОН сутками смотрит телевизор. Нашли теплое место.

18 октября. Понедельник

Молитва, зарядка.

Коротаю вечер, чтоб скорее лечь спать, ничего не лезет в ум после девяти часов вечера. Утомляемость жуткая. Безделье это называется; я тоскую по 307-й гримерной, по закоулкам той сцены и ее закулисья. Неужели мы не вернем себе эту сцену? Провал их замыслов очевиден, их жалко, и все-таки они не сдаются, не уходят, не поднимают руки вверх! Хочется предложить им написать каждому индивидуальное письмо Любимову, дескать, прости, отец родной, бес попутал. Да разве они пойдут на это?! Гордые.

28 октября. Четверг

Молитва, зарядка, душ.

Я видел вчера счастливого Шнитке, я видел его таким, каким хотел видеть в Вене и не увидел.

— Альфред Галич, мы не стали хуже после Вены?

— Гораздо, гораздо лучше, гораздо лучше… Я счастлив, что я это увидел, спасибо. Я вам очень благодарен, спасибо, спасибо! Мне этого так не хватает здесь…

Жена его тоже была озарена и повторяла за ним, улыбаясь тепло: «Намного лучше, намного, очень хорошо!» Я видел людей искренних и был счастлив, я обнимал их, целовал, я не мог удержать себя от этого телячьего восторга и его проявления. У Шнитке, казалось, на глазах были слезы, и выглядел он мощно, а не немощно.

30 октября. Суббота. 8.30

Молитва, зарядка, душ.

Вчерашний спектакль был лучший из всех трех сыгранных. Жалко, что именно этот спектакль не увидел Любимов. Ну да, Бог даст, мы не слишком разочаруем шефа. Кого он и будет ругать и кому делать замечание — так это меня и мне, и дай-то Бог. Надо сказать, что я соскучился по старику. Надо же, никогда такого не было, просто по-человечески хочется увидеть его бодрым и здоровым, да нет, даже просто увидеть.

13 декабря. Понедельник

Молитва, зарядка.

…Театр. Келья. Вчера здесь были съемки для японского телевидения. Снимали мои слова о Высоцком, но случайно проходящий Любимов после некоторых иронических реплик, проверочных вопросов согласился сесть и сказать. И великолепно сказал о Володе и о том, как проходимцы могут подтасовывать его песни под свои дела. Например, «Охоту на волков» кто-то связал с сюжетом событий 3–4 октября, и получилось: те, кто в Лефортове, — волки, а кто их туда привез — охотники. Обратный смысл.

Я боюсь что-нибудь писать. Странно закончился день. Разговор Любимова с Бугаевым, который приехал от Лужкова… завтра охрана должна быть снята, а я с утра отвезу очередную бумагу в прокуратуру.

Я боюсь писать, потому что заплачу. Я полгода не был в своем театре, не видел сцену, не видел свою гримерную…

16 декабря. Четверг

Молитва, зарядка.

Вчерашняя среда не оказалась моим днем. Мы проиграли процесс, и это уже серьезно. Осталась последняя инстанция.

23 декабря. Четверг

Молитва, зарядка.

С возвратом театра не получается. Губенко по телевизору все врет, вернее — полуправда о приватизации Любимовым театра, о каком-то перемирии в будущем и т. д.

31 декабря. Пятница

Молитва, зарядка.

Любимов:

— Многие спрашивают: «Вы не обижаетесь, Ю.П., на Золотухина за его книгу?»

— Неужели, Ю.П., вы думаете, я бы выпустил книгу, если бы в ней содержались оскорбительные для вас вещи? Обидные слова, безусловно, есть. Взаимоотношения актера и режиссера — невидимые миру слезы. Все же замешано на диком тщеславии и самолюбии…

 

1994

6 января

«Президенту Российской Федерации Б.Н.Ельцину

В течение полугода Театр на Таганке не имеет возможности играть для москвичей. Театр разорен, закрыт. Мне 76 лет, из коих 71 я живу в Москве. Я глубоко оскорблен, и мой разум отказывается это принять и понять. Пока я не получу возможности работать в созданном мною театре, которому 23 апреля 1994 г. будет 30 лет, ни о каком продолжении работы в моем родном городе не может быть и речи. Прошу мне ответить.

Ю.Любимов».

11 января. Вторник

Мы летим в Париж.

9-го в университете была встреча с Любимовым. Он в форме и хорошем настроении. Его бескомпромиссность вызывает уважение. Один вопрос-предложение чуть было не поставил точку в начале встречи. Человек благожелательный кавказской национальности:

— А что, если взять большой круглый стол, поставить хорошие напитки, хорошую еду, закуску и начать мирные переговоры?

— Вы, значит, не понимаете существа вопроса, и я зря вам что-то говорил и пытался объяснять… С грабителями мне разговаривать не о чем, тем более за одним столом.

Казалось, еще минута, миг — и он так себя разозлит, что хлопнет дверью…

13 января. Четверг. Париж

Неелова:

— Второй акт лучше. Я вся издергалась из-за посоха — он, как заколдованный, не втыкался, французы стали обращать внимание. Ты здорово, хорошо играл, по-моему.

— А ты как здесь, в театре?

— Я иногда здесь живу…

— Да?! А-а-а…

Я очень рад был ее видеть, и она, по-моему, была искренна.

17 января. Понедельник

Молитва, зарядка.

После спектакля с Любимовым на сцене для демократической публики ответы на вопросы. Мой Самозванец найден схожим с Жириновским.

Вопрос ко мне: «Как давно вы пребываете в тирании у Любимова?» — «30 лет».

Потом я объяснял, в противовес тирании режиссера, — тиранию авторитета.

— Даже если зал будет носить на руках и критики трубадурить «гениально!», а Любимов скажет: «Валерий, это плохо», я поверю Любимову, — аплодисменты, — хотя я понимаю, что объективно не может быть Любимов всегда прав…

24 января. Понедельник

И в Париже бывают перебои с горячей водой. И что же? В посольство идти с грязной головой или накипятить?

25 января. Вторник. И рука не дрожит

Прекрасно прошел вечер в посольстве. Советник по культуре Валерий Иванович говорил, что имел прямое отношение к записям пластинок во Франции, что Высоцкий называл меня своим самым близким другом и «часто звонил вам». Все для меня теперь уже удивление: и как давно это было, и было ли это.

31 января. Понедельник. Ту-154, 15.00 по Москве

Умер Е.ПЛеонов.

1 февраля. Вторник

Молитва, зарядка, кофе.

Надо пойти на панихиду к Евгению Павловичу.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!

Хождения в народ не получилось, как заметила женщина из очереди. Милиционер меня спас, выудил из народа и проводил к служебному входу. Но стоял я около часа или даже больше. Продрог изрядно, зуб на зуб не попадал. За кулисами увидел Ульянова: «Замечательная книга… дочитал… Я впервые Володю так…» Дальше я не стал слушать — как-то было неловко у гроба комплименты в адрес гробовой книжки выслушивать. Положил я две розы белые, по 8 тысяч каждая, Евгению Павловичу, поцеловал его, сердечного, в лоб и ушел восвояси в келью свою. И вот теперь я выпил кофе и частично — человек.

1 марта. Вторник

Молитва, зарядка.

Календарная весна! И мы выходим с «Живаго» на старую сцену. Вчера давал интервью Российскому ТВ — невнятица меня губит. А дело вот в чем: закрыв театр, потеряв здание, нам необходимо сохранить труппу, уникальную по своим музыкальным возможностям. Сохранить труппу, сохранить молодежь — вот главная идея открытия.

8 марта. Вторник

Молитва, зарядка.

Подписать контракт, играть и продолжать бороться за новую сцену. Мы не можем дать уйти театру в песок, не можем похоронить заживо труппу и репертуар, который не видели не только сотни тысяч по стране, но и больше половины москвичей, — репертуар, который стал классикой. Мы должны опять работать, приглашать классных режиссеров и жить, как и прежде, при аншлагах. Зритель пойдет на нас, а не на новую сцену. Мы в тысячу раз больше подведем Ю.П Любимова, если дадим умереть его спектаклям в России. Объективно он выиграет, если его работы будут жить, а жить они будут, только пока живы мы, потому что никто, кроме нас, этого не сделает. У Губенко — одна несчастная «Чайка» с весьма бледными рецензиями. Наш репертуар — сплошные аншлаги.

Надо работать. Да, правительство не заступилось. Что теперь — уходить и отдавать Губенко весь театр, чтобы он царил и это называлось «Таганкой»? Не заступился никто! Обижаться? Нет, будем бороться за себя сами. И сохраним репертуар в пику единственной «Чайке» Губенко. Зритель истосковался. Наш изысканный, эксклюзивный репертуар — и «Чайка», поставленная кинорежиссером!

Теперь шеф в Иерусалиме и не хочет, чтоб мы открывались до рещёния Думы, суда и пр. Но мы рискуем потерять и старую сцену, и я принимаю рещёние 23 апреля играть «Живого»!..

11 марта. Пятница

За мои идеи, особенно если бы они были реализованы, мне должны были бы платить. Правда — кто?! Вот сегодня идея: нырнуть под сень области. Кто мэр Московской области?! Бить челом ему: «Спасай, мэр, «Таганку», отдай нас какому-нибудь банку, а то и двум. А мы тебе поездим по области — Чехов, Можайск, Волоколамск (опять же Питирим!), Дмитров…»

30 марта. Среда, мой день

Мне снился Филатов. Мы лежали… Потом он бросил мне в лицо каким-то пшеном. Я спросил: «Ты ударил меня?» — «Нет». Тогда я сказал: «Леня, извини… Давайте помиримся…» Этот сон на фоне вчерашнего сообщения: «Ты знаешь, у Филатова инсульт!» — это Инна, комендант. Потом инсульт не подтвердился, слава Богу. Но Леньке плохо. Господи, помоги ему! Не наказывай нас так жестоко! Такая наша профессия, такая наша жизнь — червяшка поползла, потом умерла и т. д. А он еще влюбился в Нинку, да тут еще Дениска в семинарию из ВГИКа… да с Эфросом напутал Леонид много. Неужели у меня чувствуется злорадство?.. Прости, Господи, нет, нет…

31 марта. Четверг

Молился за Леньку…

С.Соловьев репетирует с актрисой. Она ни хрена не понимает, он бьется, бьется, потом в сердцах говорит:

— Да ладно… неизвестно, будет ли вообще театр…

И вдруг истерический крик Губенко:

— Театр будет, будет, будет! — и еще чего-то. Аплодисменты, хлопки трех поклонников.

Да пусть будет, если будет… Так и хочется написать: «Филатова ты уже угробил», но не напишу, ибо — грех. Не суди.

Вчера я записывал на пленку для выставки сны о Высоцком, из дневников.

10 апреля. Воскресенье. 16.15

Вчера открыл выставку «Высоцкий на “Таганке”», к 30-летию театра, по мотивам моих дневников. Самой дорогой и неожиданной реликвией для меня явился приказ от 14декабря 1975года, где предписано к 20 марта 1976 года осуществить мой ввод на роль Гамлета. Три подписи — Дупак, Власова, Любимов. Вот, наконец-то миру ясно, что не Самозванец я с принцем Датским, а назначенный приказом. Кажется, и с Ниной Максимовной помирила нас Люсенька, объявив мою книгу «лучшей книгой о Высоцком». Нина М. улыбалась, когда я пел про «Нинку» и рассказывал об истории написания песни «Поездка в город»…

3 июля. Воскресенье

Почему я выспариваю Пастернака у Набокова или вдруг заплачу над Есениным — и оба они потускнеют, и уйдут их рассуждения гениальные, когда вдруг зазвучат в голосе строфы «Онегиной»?

«Ты сыграл своего Гамлета в “Живаго”», — сказала мне Люся Высоцкая. Абрамова, а я написал «Высоцкая». И не ошибся. Она самая Высоцкая из всех его женщин, любимых им.

31 июля. Воскресенье.

Гурченко обо мне:

— Мой любимый артист… Мы с вами не снимались, но мы были приглашены как литераторы…

Это мне запало — «любимый артист». Что она в виду имела?..

«Послушай, Феллини». Сумасшедшая, грандиозная работа актрисы Гурченко. Завидовал, как двигается, танцует, поет… и играет. Но зачем она каждой клеточкой, каждым квадратным сантиметром пространства экрана доказывает, какая она талантливая и зря ее так долго не снимали?.. Этот бесконечный реванш… Зачем?! Это какая-то тогда опять ущербность, какой-то комплекс. Нельзя показывать своих страданий, нельзя их демонстрировать; у меня тоже это есть. Хотя нет. От этого нет полного захвата моего сердца, души. Я тоже вместе с ней начинаю считать… и всё. А вообще-то, конечно, феномен, но какой-то агрессивный. Энтузиаст, как сказал бы, да и говорил, Грушницкий мой.

Никита Михалков. Не удалось мне с ним ни познакомиться, ни поздороваться. А хотелось.

4 августа. Четверг. «Брно», г. Воронеж

...Вчера на перроне сказали мне, что умер Е.Р.Симонов, и тут же добавили: «...и Смоктуновский». До утра не верил в это. Воронежские ребята подтвердили — по ЦТВ прошла информация.

И.Смоктуновский умер. Ушла эпоха. Ушел родитель главного направления актерского ремесла 60—70-х годов. Ой-ой-ой... Кеша, Иннокентий Михайлович, Иннокентий Смоктуновский! Боже, Боже... Великий артист ушел.

Какие артисты ушли — Борисов, Леонов, Евстигнеев и вот... Смоктуновский. Неужели ты, B.C., и вправду родился, чтоб написать дневники о Высоцком, засвидетельствовать мгновения чужой жизни, да и то не главные, мимо проходящие?..

20 августа. Суббота. Венер

— Не пишется.

— И мне. Откладываю — завтра, завтра, и так уже лет пять.

— Напрасно. Вам не пишется — это напрасно. Вам — дано. Не всем дано, кто пишет, а вам дано, пишите. Мое время на излете, а вы еще… — сказал мне Жженов и подарил в самолете книжку «От глухаря до Жар-птицы».

Замечательно мы с ним летели. Так замечательно он рассказывал о наших коллегах, об Иннокентии С.:

— Он откровенничал со мной. «Больше всего, — говорил он мне, — боюсь я бани». Я-то знал, что он еврей, а он себя за поляка выдавал. Олег Даль… Божьей милостью, настоящий… Если с кем несправедливо поступила жизнь — с ним и Вампиловым. Зачем последнему надо было утонуть! Такие пьесы писал!

Чудесную миниатюру рассказал о Высоцком. Для меня — неизвестный Высоцкий.

— Приехал польский театр, играли они у нас. И наметились у меня отношения с одной актрисой. Назначила она мне свидание в гостинице «Россия». Я прихожу и встречаю в вестибюле Володю. Спускается эта актриса. Мы сидим, разговариваем, и я понимаю, что мы на одну роль метим. Сидим 10–15 минут, час сидим. Володя встает и уходит: «Извините, я сейчас». Через пять минут приносит две чашки кофе и две рюмки коньяку. После этого галантно попрощался и оставил нас.

Эта история меня восхитила. Зная Володю — быть первым в женском вопросе, — и чтобы он уступил!

— Он уважал меня, наверное, и любил, но больше уважал, — заключил свой рассказ бывший зэк.

А для меня — неизвестный Высоцкий. Засверкали слова в мозгу. И я попросил:

— Подарите мне эту историю, Г.С.!

— Пожалуйста, конечно.

21 августа. Воскресенье. Красный Селькуп

Я не верил глазам своим, глядя вчера на Г.Жженова. Неужели ему 80 без малого?! Неужели теоретически возможно мне дожить до его лет, то есть еще 27 лет, и стоять вот так перед микрофоном, сохранив юмор, жизнь и ум! Господи! Кажется, я начинаю чему-то и кому-то завидовать. Не потому, что ему 80, а потому, что он такой. В самолете не задремал, не закемарил, а живо и непринужденно рассказывал историю за историей — без старческой экзальтации, без капризов, жалоб, фырканий. Я сидел, слушал — глазам и ушам своим не верил. А я со своей спиной не знал, куда себя девать в кресле самолета, в какую позу уложиться, чтоб не больно было и поспать…

26 августа. Пятница. Вечер

И пришла мне простая мысль в голову В сущности, этот роман с Ирбис, эта любовь, эта сумасшедшая страсть спасли семью… Как ни странно, это так. Это сильное, мощное отвлечение от семьи, от ее проблем. Разводиться мне не надо — жалко и… вообще. Но и жить в этом аду было бы невозможно без какого-то плота спасительного на стороне. Да и стороной этот плот назвать преступно. Это то, что спасает и дает силы, дает жизнь. Пусть иллюзия, мираж… Но этот мираж рождает что-то конкретное — тексты, репризы, анекдоты, байки.

23 сентября. Пятница

Денис рукоположен. Теперь он православный священник в чине дьякона. Если я правильно терминологизирую. Я поздравил его. Говорит, через неделю Алла должна родить. Господи! Пошли ей здоровья и тому (той), которого она произведет на свет.

Звучит Шнитке и мой голос, читающий Пастернака. И мне это нравится. Иногда музыка заглушает текст. Это ошибки звукорежиссера.

Репетиция прошла обнадеживающе…

Вчера в «Вечерней Москве» вручили мы очередное послание президенту.

— Я, — говорит Борис, — прочитал его здорово, они сидели открыв рты. В лоб спросил главного: «Опубликуете, напечатаете?» Ответ: «Обязательно».

Еще одна акция. На этом вручении был Славка Спесивцев, в том же блузоне «Вечерняя Москва». Он в свою очередь замолвил аргументированный довесок: «У меня были прекрасные отношения с Петровичем, но я ушел и создал свой театр, а потом и второй».

28 сентября. Среда, мой день

Вчера был день большого — как сказать от «суета»? — суетения. Если две враждующие из-за тебя женщины говорят, что ты мерзавец, сволочь, негодяй и лицемер, каких свет не видывал, одни и те же слова, эпитеты, метафоры и приговоры, — очевидно, кто-то из них прав. Впрочем, я и сам о себе того же мнения — мелкий любимовский актеришка с непомерными тщеславием, себялюбием и эгоцентризмом. И надо же — он строит храм?!! Богохульник, да и только. «Сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст!»

Вчера по пути на Десну встретили в белой «девятке» Гердта. Он выразил жестом желание остановиться. Мы остановились на Обручева. Вышли из машин и весело поговорили о негодяе Губенко. Гердт вспомнил, как министр СССР в телекамеру, отвечая на звонок, говорил: «Да, малыш… хорошо, малыш…»

Гердт возмущался:

— Постельное имя жены… что это за вкус… Играете «Живого»? Ну, хорошо…

Комментируя «малыша», он, смеясь, сказал, что так Рудик мог сказать, но он бы сыграл министра культуры лучше.

— Ваша? — показав на машину.

— Нет, но все равно красивая.

И мы весело и долго ехали за Зиновием Гердтом, а где-то на Профсоюзной раскатились в разные стороны. Замечательная какая-то, теплая встреча, мы любим друг друга давно, еще со времен «Дворянина Чертопханова».

4 октября. Вторник

Вот, говорят, осчастливил нас своим появлением из дальних стран Веня Смехов. Недоволен художественным состоянием театра, но собирается играть и «Дом», и «Мастера». И я думаю: слава Богу! Уже то хорошо, что он появится на подмостках старой «Таганки». Его знают, его помнят, его многие любят, а значит, нашего полку прибыло. К тому же «Мастера» он играет хорошо. Да еще человек он пронырливый, до начальства охотчивый, глядишь, в какой суд пойдет, какую-нибудь «гумагу!» сочинит. Я помню его подвиг, его активность с «Московскими новостями». До сих пор эта акция остается достойнейшей. Так что… не все потеряно.

15 октября. Суббота

Фурман:

— Что с Филатовым? Говорят, у него рак. По радио объявили — сбор средств на лекарство…

— Если по радио бы сказали, кто-нибудь в театре услыхал бы… Не слышал, не общаемся.

Господи! Спаси и сохрани его. Что там наши распри… прости, Господи!

25 ноября. Пятница

Несколько лет под впечатлением собственных дневников 79-го года, когда уходил от Шацкой, когда в холостяцкую квартиру приходил Денис… и вообще — все слова Шацкой, все отношения, свидания с Дениской маленьким… Плачу до сих пор… тоска, тоска. Как будто и не было этих пятнадцати лет новой жизни, почему-то так больно. Как он бежал за автобусом, наперегонки, в котором я уезжал. Господи!..

…Начались репетиции «Живаго», спевки, многие артисты не пришли. А на спектакль зовем дивизию им. Дзержинского… Дожили — не можем билеты распространить.

В театре разлад, разброд. Если я не хочу ничего делать, если я себя не могу заставить репетировать с другим режиссером, попробовать новые моря, новые суши, — что говорить о других?! Что-то решается сегодня в арбитражном суде у Яковлева.

30 ноября. Среда, мой день по гороскопу

Артист должен репетировать. А кто сказал, что он должен репетировать? Любимов. Не репетируют только бездельники и бездари.

Умерла Р.Нифонтова. «Помни о смерти».

24 декабря. Суббота. Вечер

Я нянчил внучку. Красота. Маленький человечек, но уже женщина. Или уж мне мерещится?

 

1995

9 января. Понедельник

Целый день провел в театре. Говорил с Любимовым.

— Вы все на меня сваливаете.

— А на кого нам сваливать, Ю.П., — конечно, на вас.

19 января. Четверг

Он (Любимов) делал мне вчера замечания, а я думал про себя: «Господи? Какое это счастье, что он в таком уме, в такой форме и что он опять с нами. Да пусть ругается! Ни одно замечание, ни одна ругань не впустую — все по делу, все с огромной для артиста, для спектакля пользой». Присутствие Любимова на гастролях сделало гастроли событием, а не просто прокатом спектаклей. И то, что Собчак представлял нас и выжал из Любимова скупую мужскую слезу, а после спектакля сам вынес корзину цветов, — все это будет иметь для биографии и жизни театра колоссальную роль, значение и последствия. И вот уже выяснилось вчера, что в Москву он приедет не 15 марта, а 15 февраля. И требует к этому времени подготовить для показа все заготовки, все работы начатые. Вот она — перспектива…

24 января. Вторник

«Борис» явно и везде принимается намного лучше, чем «Живаго». Михайловский замок. С каким-то странным чувством страха объезжаю его я всякий раз после спектакля ночью. Где-то там, в глубине его, в темноте его, меня убили, когда я был Павлом I.

14 февраля. Вторник

Почему-то радуюсь, что много снимают Смехова. Вот, говорят, была замечательная его беседа с Листьевым. В театре за ним хвост телевизионных камер, людей. Снимают его везде: и на сцене, и в кабинете Любимова, и среди зрителей.

В Донском монастыре замаливал я свое сонное наваждение. Ставил свечку во здравие Филатова. И плакал.

15 февраля. Среда, мой день Сегодня ночью прилетает шеф.

16 февраля. Четверг

Приехал — и поднимается. Хочу, чтоб он меня застал на этом месте, месте Домового.

Сейчас он довольно миролюбиво делает замечание по первому акту «Тартюфа».

17 февраля. Пятница

Сегодня на Таганке первая репетиция «Медеи» с Мастером. — Я думаю, мне дан последний шанс работать с русскими… со своим театром бывшим. Приехал в бывший Театр на Таганке. Властей нет, они занимаются подводной охотой друг на друга. Они все время врут. Я с ними разговаривать не буду, не о чем. Они могут второй раз меня выслать…

Я хочу все, что я имею в профессии, вам отдать. А не то, что я хочу вас обидеть…

И цензура есть интрига…

21 февраля. Вторник

После «Поисков жанра» получил я письмо в стихах от эмигранта в Америку, вот два четверостишия:

Золотухину хорошее спасибо:

Кров не бросил, духом не ослаб И свое актерское либидо Не растратил на вино и баб.

«Годунов» с «Живаго» показали:

Жив театр. И в «Меридиан»,

Как на свет, мы, нищие, бежали,

Презирая ельцинский туман.

2 марта. Четверг

Убит Листьев. Все акционирование Останкино, рекламные структуры… Так и не пришлось мне с ним встретиться в кадре. Его все любили. Это была наша «звезда № 1». Господи!..

Антипов:

— Отменяется?

Любимов:

— Чтобы отменилось у меня?! Для этого надо меня убить.

Здесь многое, если не всё. Отменить ему что-нибудь почти невозможно — премьеру, спектакль, жизнь…

8 марта. Среда, мой день

«Церковь должна быть началом разума, культуры, образования, цивилизации». — В.Шаламов.

9 марта. Четверг

Интересный вопрос, говорящий о многом: «Валера, а тебя знает Алла Пугачева?» Эталон популярности: если «да», значит — все, есть она. «Его знает сама Алла Пугачева!» Дальше ехать некуда. Достиг. Снимите шляпу: его знает Пугачева.

Почему Любимов молодой? Потому что он не живет прошлым. Он его не очень помнит. Он живет настоящим и будущим. В этом он — женщина. Мы же отстаем от него в энергетике, мы все немножко староваты, а он — нет.

13 марта. Понедельник

Мой план проплыть по Волге, по городам-героям, находит отклик. А главный город — Ярославль, где родился Ю.П.Любимов, — родина героя.

18 марта. Суббота

Когда я жил так, чтобы не бояться, что прочитают мои дневники, письма, не залезут ко мне в карман или в душу? Да никогда я, в общем, так не жил.

Что ужасно и даже непонятно… оторопь как-то берет. Вот Любимов больше месяца в Москве, а мы никуда не продвинулись в вопросе возврата театра или какого-то общественного интереса к нам. Ни одного человека — друга театра не появилось за это время в наших коридорах. Исчезли и поклонники. Нет Карякина.

Почему-то я подумал: встречался ли он здесь и захочет ли с ним встречаться Солженицын? Вообще — где писатели, поэты, где друзья театра?!

23 марта. Четверг

Любимов:

— А в театре стало лучше, — чихнул, — ты заметил? Потому что медитируем.

— Потому что вы в театре, — сказала Шкатова.

24 марта. Пятница

Поездка с Любимовым в С. Посад. Открытый, прямой эфир. Очень, по-моему, хорошо он его провел. Смешно про меня шеф говорил:

— У него своя теория, что он — второй… Пофартит приличная роль — он сыграет… А назначат на другую — он так обставит, что уклонится, уйдет, отказываться не станет, а играть не будет… Кузькин, одним словом. Он не просит главную роль, опасается: дадут, а он не справится.

Он изложил мою теорию довольно верно, но в его словесном и интонационном оформлении это выглядело очень забавно, смешно. О себе слышать со стороны, в третьем лице?..

Например, такую он вещь сказал:

— Зря я ввязался в политику, когда вернулся, с Горбачевым… Надо было просто заниматься своим делом в 89-м.

25 марта. Суббота

Бердяев о русском человеке: качание вечное между свинством и святостью.

«Мне так часто хамят, что я называю это деловыми отношениями». — Чичельницкий на «Единственной».

2 апреля. Воскресенье

В режиссуре Любимова, в его личности, в его воздействии на актеров есть мистическое начало, которое заложено в его колоссальной энергии, и он, растрачивая ее, тем заряжает актеров, заряжает действие, наполняет ею текст и мизансцены… Это тайна чрезвычайная. И тот, кто берет эту энергию, впитывает, черпает, кто ей открывается, подчиняется, впускает в себя — тот выигрывает. Но это тоже надо уметь, на это тоже надо решиться…

20 апреля. Четверг

«Вишневый сад» стал причиной разрыва двух великих режиссеров. Причина примитивна — ревность. Повод смешной, глупейший: «Он не выполнил моих замечаний, тогда зачем соглашался с ними?» В чем эти замечания состояли, толком не знал никто… Одно ясно: Эфрос пренебрег ими, сказав, что Любимов ничего не понимает в Чехове, а сам Любимов громко и неоднократно заявлял везде и всюду, что пьес Чехова он не любит, вот рассказы — да, дело другое. Ну так зачем же вмешиваться? На правах главного режиссера? Но соперничество и здесь было налицо. Разные режиссеры, разные методы, разные индивидуальности — да, безусловно, разные. Но так ведь и характеры разные, и воспитания не одинакового. Тогда правы те, кто говорит: одному нравится арбуз, а другому — попадьева дочка. И пошло-поехало. Ссору было не унять. Ссора вышла за двери театра и вошла было в двери Управления культуры. Но и у Эфроса там были свои дружки, не только у Любимова. На премьере «Вишневого сада» толпа снесла в «Таганке» двери. Успех превзошел ожидания. Ссора бывших друзей тому немало способствовала.

— Как чувствует себя А.Г.Шнитке?

— Плохо. Четвертый инсульт. Я понял только одно: он не хочет жить, он хочет туда… Я понял, что он жить не хочет. Он показывает туда и закрывает глаза. Воли к жизни нет…

Боровский: «У него (Любимова) фантастическая память… Но память на отрицательное».

21 апреля. Пятница

Статья «Любимов как преподаватель русской советской и мировой литературы». Где-то это может соперничать со Сталиным — языкознание или что-то в этом роде.

После смерти Эфроса в газетах появилось сообщение, что Любимов отказался комментировать смерть своего преемника. Позже он скажет, что Эфрос совершил большую ошибку, придя на Таганку, в это место, замешанное на крови. Какую, чью кровь он считал? Какую-то кровь кому-то отдал и Филатов в борьбе за Любимова, за Мастера, за дело его. Они поссорились из-за «Вишневого сада». Вольно же было Любимову пригнать такого мастера к своему горну, к своей домне. Вот он и отлил пирог. Не понравился?! А зачем звал? На что рассчитывал? И зачем затеял публичную ссору? А снять спектакль не мог — скандал. Да и успех у публики, у критики и внутри труппы. И вот результат: когда одна машина стояла у подъезда, другая разворачивалась и уезжала прочь. Если у театра стоял «ситроен» — мы знали, что в театре Любимов. Если стояли «жигули» — мы знали, что в театре Эфрос. Они избегали друг друга долгое время. Хотя Высоцкий три раза сводил их в своей гримерной, чтобы они помирились. Нет, далеко зашло, далеко. И вот «Таганка» празднует 60-летие своего создателя. Предстоят гастроли в Париж. Гастроли организуют и поддерживают коммунистические структуры. Любимов награждается орденом Трудового Красного Знамени. В театре шумно. Труппа сидит на полу, на афишах знаменитых любимовских спектаклей. Праздник, победа, удача, впереди — Париж, огромное, месячное, турне. Бренчат гитары, работает дещёвый ресторан. Это актрисы под капусту и соленые огурчики наливают именитым гостям по шкалику водки. Пьянство коллективное еще не запрещено. Любимов разгорячен. Только что знаменитый поэт Вознесенский преподнес юбиляру огромного глиняного раскрашенного Петуха Петровича. Держит его в руках, говорит разные слова и заканчивает: «Чтобы в ваших спектаклях никогда не было пошлости и безвкусицы!» — и расшибает вдребезги Петьку об пол… Лихо! Лихо! Мало кто понял метафору, но — лихо. Может быть, Андрей Андреич намекал Мастеру на живого петуха, появляющегося в «Гамлете»… раздражал его живой петух в трагедии Шекспира или просто ради хохмы? Подвернулся ему где-то на базаре петух огромный, глиняный, и решил поэт пошутить — ради красного словца Андрей Андреич и поэму мог загнуть. Но вдруг среди грома, шума и веселья образовалась та самая звенящая тишина. Она образовалась не сразу, а с первым шепотом-известием, что по маршу лестницы поднимается Эфрос и с ним два-три его артиста. Эфрос поднимается в логово к своему врагу, сопернику, жуткому скандалисту. Он подниматся… он приближается. Театр замер, обмер… что-то будет, что, думали все, может выкинуть в первую очередь Любимов — вот чего боялись знающие о конфликте. Эфрос подошел близко и тихо-тихо, но точно ставя слова в ряд образной формулы, произнес: «Юра, я хочу в этот день подарить тебе то, что ты так не любишь и что так хочешь и стремишься иметь», — и подает ему старую книгу. Юра разворачивает и читает: А.Чехов, «Вишневый сад». И Юра поплыл. Он заплакал. Хотя он ненавидит у мужчин, у артистов слезы. Слезы — это сантимент, который надо задавить сразу, как гаденыша, в зародыше. «Не помню я, чем кончилась война… Кто победил — не помню». Должно быть, Эфрос. Через десять лет после того, как «Таганка» «Гамлетом» взяла в Югославии Гран-при, Эфрос сделал дубль и взял Гран-при «Вишневым садом» на Таганке. К сожалению, уже без Высоцкого. «Милый Телемак, Троянская война окончена. Кто победил — не помню. Должно быть, греки — столько мертвецов вне дома оставляют только греки».

Почему Любимов изменил свое отношение к Вознесенскому? Не потому ли, что ему объяснили и прочитали Бродского, а Бродский — против всех поэтов Совдепии? «А я с ним. И с Максимовым». Почему не рассказывает Любимов о своем визите к Солженицыну в Москве? Надо завтра попытать на этот счет Боровского. И ходит, кстати, рядом Боровский по земле, просто гений, простой театральный гений, связавший жизнь свою с Любимовым.

Как-то в машине моей, в «москвиче», при Панине Любимов сказал: «Ты со своими записями умней становишься». То есть он хотел сказать, что, записывая за умными людьми (за ним, к примеру), я сам становлюсь умнее. Ну что же, пусть будет так. Я становлюсь умнее? Не знаю, но что так писать не умею, как раньше, когда был глупее, — факт. Я был смелее и… всё. Смелее. Сейчас удовлетворяюсь быстрее, смиряюсь. Но, слава Богу, миновало меня то состояние, про которое точно Беляев подметил: «Несостоявшееся, отсюда жалкое, все критикующее, самосъедающее…» Уж лучше паясничать, водку пить, баб любить, веселиться и не корпеть над бумагой или ролью. Вышло, не вышло. Не вышло — бросил и не переживай! Иди дальше, вернее, живи сегодня, потому что завтра может не наступить. Поэтому, B.C., жди спокойно 16-го числа, а 17-е вообще твое…

Завтра суббота. И Пасха потом. Сегодня прошли мою сцену, и завтра на репетицию можно не ходить или сесть в углу с бутылкой воды и читать.

27мая. Суббота

Слава Богу — я один. Я привык жить один. «Взрослые олени проводят свою жизнь в одиночестве».

…Мне всегда недоставало чего-то чуть-чуть до достижения в актерстве высочайшей планки, другого счета. В одной роли мне недоставало речевой техники, как у Филатова, для другой я, оказывается, был низкий, не такого роста, как, скажем, Филатов, для третьей — я был сутул, ну, в этом пункте мы не уступим друг другу, для четвертой — недоставало ума и блеска остроумия, как у Филатова, для пятой — достоинства и мужества, как у Филатова. Что же у меня тогда было и что осталось?! Что есть! Души вагон, шириною в разлившуюся весеннюю Обь-матушку.

Душа… а что это такое? Это ведь понятие мистическое, метафизическое. А дело актерское — оно конкретное. Данных у меня не хватало явно. И везде не хватало по чуть-чуть: тут бы сантиметра три росточку, там бы чуть-чуть скорректировать челюсти, чтоб язык шевелился при другой скорости. Конечно — ноги. Не хватало силы и здоровья в ногах, а отсюда и во всем теле. Оно хорошо мне служит. Но на коня я не могу вскочить… Я многого из-за того боялся. Я много занимался танцем, но я был ограничен в возможностях, и слава Богу, не старался поднять себя за волосы, а то бы потерял, что имел. И все-таки у меня был дар, у меня было обаяние, у меня был голос, в котором прозвучивался и рост (я вырастал), и блеск, и темперамент, да и ум, свой, не заемный. Нет, не завидовал я Филатову и никому на свете. Я просто сожалел иногда, что природа мне недодала по чуть-чуть для каждой роли, для высшей планки… И вот тут уместно вспомнить из молитвы Ассизского: «Господи! Дай мне силы не домогаться столь многого!»

25 июня. Воскресенье

Завтра пойду к начальству — надо хлопотать о театре. Надо, чтоб Губенко, это воплощение жлобства и мстительного хамства, все-таки был поставлен на место (а где оно, это его место?), чтоб он все-таки вернул то, что своровал.

27 июня. Вторник

Даже страшно писать, какой вчера я прожил день, что было… А был я в Кремле и говорил с помощником президента. Все, начиная с секретарши, встретили меня… может быть, и бывает лучше, но редко. Стороны остались довольны собой. Наше письмо Илюшину понравилось. То, что у Губенко «коммуняки» (его слово), здание используется не по назначению, — это мощный факт, аргумент противу Губенко и в нашу пользу.

«Я не могу ничего обещать, не могу решать за шефа, но думаю… В этой ситуации, сейчас, он может решить по-другому. Большой поддержкой мне было бы, если бы Лужков… он в начале этой недели должен быть у президента. Пусть Бугаев напишет письмо, а Лужков подпишет».

Я подарил Вик. Вас. «Дребезги». Президенту тоже, с надписью: «Уважаемый Борис Николаевич. Здоровья Вам, счастья. Храни Вас Бог. С надеждой на положительное рещёние «Таганского» конфликта, В.Золотухин».

Взамен В.В. подарил мне — и чтоб (непременное условие) стоял на столе! — цветной фотографический портрет первого президента России. «Я поставлю на стол, обещаю. Но если нам не вернут театр, я его…» — и показал, что порву. Помощник смеялся.

После репетиции «Живаго» и «Высоцкого» прорвались с Борисом к Ульянову, помощнику Лужкова, и передали для Ю.М. записку — напомнить президенту о Театре на Таганке. Под запиской — письмо к Ельцину. Большое дело, казалось, сделали вчера — каков-то будет результат? Но, главное, перед походом в Кремль я много молился и просил Господа о содействии в разговоре, помочь вернуть театр его законному хозяину. Илюшин, похоже, тоже на нашей стороне. Что же это такое?! Кто же помогает Губенко? Неужели Шумейко и Рыбкин так сильны?!

29 июня. Четверг

Из аппарата президента сообщили — зачитали резолюцию, которую Ельцин на нашем (моем, моя подпись единственная) письме написал: «Если помещение театра используется не по назначению, то надо восстанавливать справедливость. Прошу заняться этой проблемой вместе с Ю.М.Лужковым». Это поручение С.Филатову. «Лучшей резолюции не может быть», — так прокомментировал референт Илюшина Андреев В.Ш. Но наша умная Людмила Георг, не очень обольстилась этой резолюцией: «А мне не нравится. Это еще надо доказать, что не по назначению!»

Как бы то ни было, я свое дело сделал — до президента письмо дошло, нам сочувствуют. Надо ждать решительных действий от Лужкова. Надежда, мне кажется, теперь на него…

15 июля. Суббота

Молитва, зарядка.

Демидова снилась мне. А все из-за того, что мудак Глаголин заставил ее написать заявление об отпуске на три месяца без сохранения содержания. Два горлопана, С. и А., его-де вынудили!.. За год не сыграла ни одного спектакля. Быдло — оно и есть быдло, и плебс их толкает на такие тексты и возбуждает их кровь. Они не могут ей простить ее голубую кровь, белую кость и высокомерие, каким она удостаивает их вместе с Глаголиным. Демидова — знак «Таганки», актриса № 1, женщина, в конце концов. Когда мы говорим «Таганка» — мы слышим «Демидова, Славина, Высоцкий», мы не слышим «С.А.». Она перенесла такую операцию… И если вся губенковская братия кормится у Любимова, то Демидовой-то это уж можно было позволить.

13 октября. Пятница

Молитва, зарядка.

Вчера — встреча театральных деятелей с мэрией. После 5 бокалов вина Глаголин потащил меня к «телу» Лужкова. Пробились на последних мгновениях.

— «Таганский» вопрос когда будет рещён?

Мэр не понял, о чем речь, потом вдруг резко, громко:

— Все будет так, как хочет Любимов! Негодяйство, которое произошло… это просто негодяйство, когда ученики используют, претендуют на имущество того, кто это создал… И мы всё сделаем.

— Когда вы можете принять Любимова?

— В первый же день, — т. е. когда приедет.

— Нам грозят объединенной дирекцией.

— Никакой объединенной дирекции. Это принадлежит Любимову и за ним останется.

Вот такие простые, ясные, громкие тексты. Мы тут же к Бугаеву.

— Вы сразу написали на меня телегу… Объединенную дирекцию я предложил как компромисс. Не хотите — не надо.

— Но нам присылают ультиматум: к 1 ноября вопрос с вами будет рещён, объединенная дирекция…

— Да кто вам это сказал?!

15 ноября. Среда, мой день

Я разговаривал с Демидовой, с этой любимой моей женщиной, умницей и нежным, как ни странно, одухотворенным существом. У нее 1 ноября закончился отпуск за свой счет. Театру она нужна, и театр ей — без театра нельзя. «Найдите любую форму сотрудничества. Вы понимаете, что шефу неудобно такие вещи говорить вам, но мы все хотим. Наверное, если бы я был сейчас на вашем месте, а вы на моем, вы нашли бы для такого разговора более умные слова, но я говорю грубо: мы, театр, хотим платить вам зарплату, и всё».

5 декабря. Вторник

Молитва, зарядка.

Умер 3-го Кайдановский — мощный артист, хотя к таким натурам, каким был Саша, это прилагательное не прилагается.

Кто-то заметил — какой-то рок над теми, кто снимался у Тарковского. Никакого рока нет, по-моему. Солоницын, Кайдановский… Кто еще?..

Третий инфаркт убил Кайдановского.

20 декабря. Среда, мой день

Любимов довольно спокойно выслушал мои объяснения, почему я вышел из «Подростка», и сделал два-три замечания по вчерашнему «Живаго», которым, в общем, он остался доволен. Мы разбежались. Он какую-то отметку в российском паспорте вписал — временно проживает в Израиле, — а что это за самодеятельность, хрен его знает. Довольно легко я улизнул из театра. Теперь надо долететь и доехать до Между-реченска.

27 декабря. Среда, мой день

Зарядка, молитва.

Звонил Шкатовой. Шеф от Лужкова вернулся в хорошем настроении, обласканный, довольный — подробностей она не знает, да и неважно. Главное — хорошее настроение.

 

1996

30 января. Вторник

Боже! Боже! Сегодня в нью-йоркской Академии похоронен Иосиф Бродский, который умер 28 января, и тоже шла «Медея». И тоже звучали его стихи. Сегодня в фойе висит афишка, что спектакль посвящен светлой памяти Иосифа Бродского. На 56-м году ушел во сне в мир грез великий поэт…

Но одна из первых мыслей просверкнувших — дошла ли до него моя записка, переданная с Аллой, где я просил на другой книжечке его стихов поставить свой автограф? Дошла ли?! Все это время он плохо себя чувствовал и вряд ли принимал кого!

Ну, вот — Филатов получил звание народного артиста России, слава Богу. «Не знаю, зачем это ему», — прокомментировал сообщивший мне это Глаголин.

2 февраля. Пятница. Раннее утро

Молитва.

Снимался в рекламном ролике о театре и читал в журнале «Дипломат» рецензию на «Медею», где говорится о том, что это самое значительное событие в театральном сезоне прошлого года и радостное свидетельство того, что всемирно известный Театр на Таганке полностью восстановил форму после обрушившихся на него ударов судьбы.

3 февраля. Суббота

Молитва, зарядка, кофе.

…Андрей Вознесенский подарил мне чудесную миниатюру о трех поэтах: Евтушенко, С.Михалкове и себе самом.

«Мы были в Болгарии на каком-то форуме и жили в одной гостинице на разных этажах — Евтушенко на 9-м, Михалков на 12-м, а я на 14-м. Как раз проходил конкурс на текст гимна Советского Союза!.. «Правда» объявила результат — победил Михалков. И так случилось, мы ехали в одном лифте, поднимались. Евтушенко говорит Михалкову (по-видимому, он был очень расстроен, что не его текст прошел в гимн): «Ну, скажите честно, С.В., ведь текст ваш говно…» Михалков и бровью не повел на это хамство. Тут дверь на 9-м этаже открылась, и Евтушенко надо выходить. Он выходит, а Михалков тут же, ни секунды не задумываясь, спокойно отвечает ему выходящему: «Иди. У-у-чи текст». Я обхохотался».

20 февраля. Вторник. «Академическая»

Сейчас надо будет ехать на съемку и что-то сказать о Мише Евдокимове. Мне хочется о нем сказать. За 15 лет мы с ним ни разу не встретились лично. Где-то за кулисами он был, я его чувствовал, но на глаза он не показался, я наблюдал его и слушал из-за кулис. Он сам пробил себе дорогу, сделал имя и репертуар и вышел в лидеры мастеров жанра, которым он занимается.

— Вы еще обо мне услышите, — сказал он мне как-то обиженно. И я услышал, стороной, — говорили, что он ловко подражает, пародирует меня в «Бумбараше» и т. д.

19 марта. Вторник. Утро

Молитва.

Мне надо написать о Можаеве. Это мой долг, это моя обязанность. Но я не умею так быстро и легко что-то накатать в духе Белинского — Кузнецова Феликса. «Умер Можаев», — сообщил мне Б.Глаголин, замолчал и повесил трубку. Говорить не мог. Что, когда, почему, от чего — какая разница, и к чему эти все вопросы теперь. Умер Можаев — и с этим надо жить. С ним прошла вся моя жизнь, лучшие годы творчества, молодости, дерзаний, мечтаний, надежд. Мне было легче жить, я знал — где-то есть Можаев, можно позвонить, разыскать… Он помогал мне жить, играть, сниматься в кино, писать рассказы, повести, помогал петь… не в прямом смысле, а как ориентир русской силы, творческого могущества, душевной крепости и духовной обороны. Он был добрым и красивым человеком, лукавым и обаятельнейшим кавалером, наши актрисы были поголовно влюблены в него. Я вспомню, запишу… Один день с Борисом Андреевичем: при подготовке спектакля мы решили совершить поездку в колхозы, в колхоз… пообщаться с народом, с колхозниками разного уровня, от председателя до нищей старухи. И собрать звуки — ржание лошадей, скрип колес, чириканье воробьев, карканье ворон, стук молота в кузнице, мычание телят-коров — звуки, симфонию звуковых сигналов, ориентиры. А также реквизит: колеса, ухваты, чугуны, хомуты непригодные, оглобли, коромысла, дуги, подковы — словом, утварь крестьянскую, натуральную… Косы, сено, солому, мешки, посуду, чашки, плошки, ложки, поварешки. Запастись впечатлениями, дополнить опыт народной жизни. «Кузькин» — шедевр русской литературы. Что бы потом ни писал Б.А., он оставался и останется как автор «Живого». Редкая удача даже и для великого писателя. И мне выпало счастье быть первым Кузькиным на русской сцене. Как же мне не плакать по этой утрате, по этому человеку, как будто специально для меня создавшему это гениальное произведение и подсунувшему его Любимову, который скроил из этого материала равновеликий спектакль?!

18 февраля 1968 г. мы поехали обретать опыт крестьянской жизни и хомуты и косы для спектакля «Живой».

15 мая

Молитва. Зарядка.

Исторический день — я выезжаю на первый съемочный день «Не валяй дурака, Америка!».

На репетиции «Годунова» с Колпаковой шеф, глядя на мои кувырки и фортели пластические, спросил:

— Сколько тебе лет, Валерий?

— Пятьдесят пять.

— Молодец…

— На кого равняемся! У меня в запасе еще семь лет.

— В каком смысле?.. Почему?

— А в смысле родить наследника. Вы в 62 года…

— Да-да…

И шеф воспрянул, раздухарился. Стал Насте пластику оттягивающую, танцующую, с носка показывать.

— Здорово! Такое впечатление, Ю.П., что вы заряжаетесь еще на одного наследника.

29 июля. Понедельник

Молитва, зарядка.

Вот вчера неожиданно всплыл Розов. Он приехал с отдыха из Венгрии специально для того, чтобы в С.-Петербурге подписать договор, в том числе и о моей программе, и готов сразу дать мне режиссера, чтоб начал я кого-нибудь — «Россия в лицах», авторский канал — снимать. И я опять испугался — а если это, к примеру, Харченко, великий хирург?

«Мой Можаев» напечатан в журнале «Россия». Материал всем очень нравится, в том числе, как сказали, и жене Солженицына.

А секретарша Чубайса холодно со мной говорила, и только месяца через полтора он сможет меня только принять.

21 октября. Понедельник

Молитва, зарядка.

На съезде СТД. Отчитывается Ульянов. Почему он не назвал Любимова, а Гончарова назвал? Эфрос был помянут, а Любимов не назван — хотя бы из дружбы по Театру Вахтангова?!

24 ноября. Воскресенье — отдай Богу

Молитва, зарядка.

Егор Тимурович Гайдар, сын Тимура Аркадьевича Гайдара, считает «Бумбараша» лучшим фильмом по произведениям своего деда, Аркадия Петровича Гайдара. Так он мне сказал, и я с ним согласился. В этом году исполнилось 25 лет, как «Бумбараш» предстал глазам зрителей. За это время сменились поколения, сменялись политики, главы, наконец, сменилась фактически и сама власть, но народ остался. Многие произведения литературы в кино пожухли, потускнели и даже исчезли. А «Бумбараш» остался любимым всеми поколениями и властями. Чудо. А в чем секрет чуда — пусть разбираются другие.

17декабря. Вторник. Мое число, охо-хо…

«Секс мне необходим каждый день, иначе у меня очень голова болит». — Джон Кеннеди.

Фильму «Бумбараш» четверть века стукнуло. Пережил он многие хваленые и награжденные ленты. И по этому поводу вспомнился мне замечательный мастер своего дела, пиротехник Микола, фамилию, прости, Господи, не помню. И ты прости меня, Микола, тебя уж, поди, давно и в живых нет, так что Царство тебе Небесное. Профессию свою сапера-взрыва-теля-миноискателя Микола не только знал, но самозабвенно любил ее и дня прожить не мог, чтобы что-нибудь не «под-взорвать», как он выражался. Режиссера фильма, удивительного Колю Рашеева, Микола замучивал просьбами и предложениями в каждом кадре пальнуть, взорвать, поджечь, грохнуть, а в «Бумбараше», как известно, взрывов на кинометр изображения полно. И если не давал ему режиссер, не соглашался на буйные предложения рвануть ни с того ни с сего, Микола не унимался — грохот был ему необходим ежедневный, как Казанове дама. Он уходил в поле, в лес, на окраину, и мы слышали, как страсть свою он удовлетворял-таки несусветным фейерверком-салютом.

 

1997

2 января. Четверг

Тамара:

— А ты, наверно, ничего не можешь сыграть у Венечки Ерофеева… Как сыграть нежность?! Вы не умеете… Ваша комсомольская, гремучая «Таганка»… Ванечка Бортник, такой артист пропал в вашей вонючей «Таганке»… Была одна актриса — Алла Демидова…

11 января. Суббота

А сейчас на свидание к двумя писателям — Войновичу и Асламовой. Был у Войновича, выпили кофе, обменялись книжками, автографами, посмотрел его живопись, поговорили о машинах. Он посетовал, что вот так не может вести дневник, записывать встречи… «Незначительный факт потом становится интереснейшим событием, а ты не записал… Встречи с Твардовским… Что-то я помню, конечно…»

Бывший диссидент в огромной, роскошной квартире за железной дверью, с билетом на Мюнхен. Чудная у нас жизнь пошла…

19 января. Воскресенье

Интервью с Дарьей приведет к скандалу, катастрофе. Ну, туда нам всем и дорога!

«Не лжет только фантазия».

8 февраля. Суббота. «Академическая»

В среду Филатову сделали операцию. Удалили почку. Господи! Спаси и сохрани его. Бедный Леня! Что делать? Как жить, чем поддерживать интерес к жизни?

18 февраля. Вторник

Мне отчетливо вспомнилась нынче под утро Вена. Как мы шли всем театром по ее музейным улицам и переулкам в какой-то дворец-музей. Мы с шефом шли впереди, и он громко, часто останавливаясь и впиваясь, жестикулируя и пр., рассказывал мне про Живаго — он репетировал со мной роль… Он вспоминал, как то же самое на улицах Парижа и Будапешта он проделывал с Володей над «Гамлетом»… Какое было у него потрясающее вдохновение, какая энергия… Сзади шла с молодежью Катерина… И что творилось со мной… Меня распирала, пьянила радость… и страх… Но, кажется, это было уже после премьеры…

28 февраля. Пятница. Париж

В церкви на рю Кримэ отпевают Синявского, автора одной из моих любимых книг «Прогулки с Пушкиным». Но надо было ехать на метро, без знания языка, к 9 утра… Господи! Царство ему Небесное и пухом земля.

1 марта. Суббота

Розанова Мария на похоронах — ни слезинки в глазу. Вознесенский прилетел с авоськой переделкинской земли. Прилетел специально… А я?!

Тамара:

— Ты был на похоронах?!

— Очень рано была панихида…

— A-а… Ну, понятно… — В интонации глубокий упрек.

21 марта. Пятница. «Академическая»

Сегодня день премьеры моего «Павла I». 21 марта 1992 года с перепугу я сыграл моего императора, спасителя моего в этом театральном содоме-дерьме-разделе-расколе. Пять лет, уже пять лет прошло, пронеслось, и ничего не изменилось, кроме того, что… родилась у меня внучка Олька, прибавились болезни… Да нет, был «Живаго», были Греция, Турция… Господи! Была любовь и муки. Благодарю Тебя за все это, Господи!..

Видел сон — умер Распутин. Я горько плакал и каялся, что не повидался, не позвонил… Честнее человека и писателя не встречал я в жизни. И вот отсюда позвонил ему, и он, судя по голосу, рад был. «Хоть так теперь, во сне, видимся, и то хорошо… Я уезжаю теперь через два дня, а после 10 мая, пользуясь случаем этого звонка, теперь уж сам разыщу…»

Я так рад, что позвонил Распутину, и рад больше всего, что он мне рад.

7 апреля. Понедельник

Замечательно сказала Демидова: «У меня в театре были два партнера — Высоцкий и Золотухин». Нет, не за эту фразу… хотя то, что она как бы между нами поставила знак равенства… Вы понимаете, господа пр. заседатели, о чем речь идет и кто ее ведет?

26 апреля. Суббота

Иногда мне хочется позвонить Дарье Асламовой и поблагодарить ее. «Спид-инфо» сообщила мне третью космическую скорость — я никогда не чувствовал себя так уверенно и сильно в жизни и на сцене, особенно в общении с партнерами, как после этого интервью. Я могу, а вы — нет, вы — «тварь дрожащая» — где-то оттуда, из подсознания, из этого раскольнического блуждания, теоретического, статейного. Конечно, эта уверенность в сильной мере поддержана фильмом Плахова, который все время вертится-крутится в моей башке то одним кадром, то другим. Памятник он мне, конечно, воздвиг…

«Ему от Бога, от папы с мамой дано было, наверное, очень много». — Демидова.

Спокойствие, только спокойствие. Нельзя дневник на секунду без присмотра оставить, все заглядывают, читают, делают выводы и скандалят, потому что программа на скандал заложена заранее и теперь уже навсегда. Да хрен с вами со всеми.

Вчера я, зайдя в буфет пообедать, решил, что я его не заработал. А «заработать» для меня означало — решиться на поход в театр Губенко за книгами, в гримерную 307. И я пошел. Я встретился с Губенко. Я не мог смотреть на него, отводил глаза, не знаю почему — мне было стыдно, а его, тоже не знаю почему, безумно жаль… Странный, неухоженный быт… Постаревший Николай с потухшим, что называется, взором…

«Они хотят правительственным путем… к 80-летию Любимова сделать ему подарок… Ну что ж, было 27 судов, на этот раз их, может быть, будет меньше, 10… До конца жизни хватит…»

До конца чьей жизни, хотел я уточнить, но не стал.

Почему нет голоса? От нервов. От скандалов, от выяснений. Не забрала же голос жалость к Коле, которого хотелось обнять и прижать к сердцу со словами «что мы наделали!». У нас одна гримерная с ним в новом здании — 307, ключ от гримерной у него, а ключ от шкафа у меня. Любопытное совпадение-наблюдение…

Губенко:

— Четыре года мы не получаем ни копейки бюджетных денег… Ты понимаешь, что такое 4 миллиарда… каждый год по миллиарду… это каждый день по друзьям с протянутой рукой…

— У вас нет учредителя… Найдите…

— Не берет никто. И наши деньги уходят к вам…

— А у нас говорят, что наши деньги уходят к вам.

30 октября. Четверг

Володя! Владимир! Владимир Семенович! Спасибо тебе, что случился ты в судьбе моей, в жизни нашей… Вся моя жизнь после твоего ухода освящена твоим именем, тем, что рядом был много лет я с тобой, что выпала мне честь ругаться, соперничать и любить тебя… Господи! Благодарю Тебя за то, что судьба взяла меня за руку и перевела из «Моссовета» в «Таганку». Ведь только Ты, Господи, сделал это для меня… И за одно это я день и ночь должен славить Тебя. А я-то, грешный, все это себе в заслугу вменял. Прости, Господи! Прости меня, грешного. Сделай что-нибудь, чтоб изменить мне себя и вернуть в сердце смирение и любовь к имени Твоему. Господи, Иисусе Христе, прости меня грешного. Аминь.