Татьяна Петровна достала из сумки ключи, собираясь отпереть квартиру, а за дверьми нетерпеливо, но тихо уже повизгивала Жужа, вообще-то, когда Костя возвращался из школы, она громко лаяла, терлась о ноги хозяина, прыгала на него, выражая этим бурный восторг. Но в присутствии мамы ничего подобного собачонка себе не позволяла.

На лестничную площадку вышел сосед и сказал, протягивая розовый бланк:

— Вам телеграмма. Срочная, вот я и принял.

— Спасибо. Большое вам спасибо. — Татьяна Петровна улыбнулась.

— Наверное, от папы, — обрадованно произнес Костя и, взяв у мамы ключи, открыл дверь.

Жужа незаметно ткнулась носиком ему под коленку — и Костя тоже незаметно погладил ее между торчащими рыжими ушами.

— Я как чувствовала, что сегодня от папы будет весточка, потому и торопилась домой! — взволнованно говорила Татьяна Петровна. Тут же, в прихожей, она бросила на пол сумку и, бережно разворачивая бланк, пошла в комнату.

— Наверное, они уже из рейса возвращаются, — проговорил Костя.

Жужа, виляя белым пушистым хвостом, вопросительно посмотрела на хозяина. Но приглашения — тоже войти в комнату — с его стороны не последовало, и собачонка, опустив голову и хвост, поплелась к своей подстилке. Однако, лежа в прихожей, не спускала с него живых черных глаз.

А Костя ждал, когда мама, наконец, прочтет телеграмму.

Но Татьяна Петровна, взглянув на подпись, озабоченно подняла брови, потом про себя — чего никогда не делала — прочитала сообщение и, побледнев, опустилась на стул.

— Что с папой? — испуганно прошептал Костя. Ему вдруг представился наскочивший на айсберг и расколовшийся пополам теплоход, захлестывающие его волны… Судно мгновенно погружается в море так, как было с «Адмиралом Нахимовым». — Что случилось?! — уже еле слышно повторил Костя.

— Телеграмма от моей мамы, твоей бабы Лены. Она… она очень тяжело больна. — Татьяна Петровна положила на стол бланк, сдавила пальцами виски. Потом снова схватила телеграмму, будто там что-то еще было, чего она не заметила.

— Не может быть, — испуганно проговорил Костя. Баба Лена веселая, крепкая, вечно хлопочущая по хозяйству — то на кухне, то в огороде и вдруг «тяжело больна». — Не может такого быть, растерянно повторил он.

Мама не ответила.

Он вышел на кухню и выпил целый стакан воды. Притихшая Жужа чуть приподняла голову. Костя налил воды и ей в уже пустую мисочку. Но собачонка все смотрела на своего хозяина выпуклыми, как пуговки, влажными глазами. Она все понимала, понимала, что сейчас в доме не до веселья и игр.

Костя, понурившись, сидел на табурете, думая о бабе Лене, которую очень любил. Она приезжала к ним в гости, вытаскивала из своих «клумков» пироги с грибами, с яблоками, уставляла кухонный стол банками с вареньем и всякими солениями. Дома становилось и шумно, и радостно. Из кухни тянуло всякими вкусными запахами.

Косте хотелось, чтоб баба Лена никуда от них не уезжала. Но она говорила: «У вас всюды асфальт, дыхаты нэма чым. А у нас в сэли запашным хлибом, травою, вышнею пахнэ…». Ему тоже нравилось, как пахнет земля у бабы Лены, и он не возражал. И парное молоко, и первой муки красивый домашний каравай…

Но к бабушке они ездили только летом. Ненадолго. И вот она заболела. Теперь мама должна устроить ее в самую хорошую больницу, тогда баба Лена быстро поправится. Ведь поправился дядя Валя папин младший брат. Про него тоже говорили: тяжелый больной. Правда, прилипло к нему слово «инвалидность», которое родители произносят шепотом. И еще мама как-то сказала своей знакомой, думая, что он, Костя, не слышит: «Валентин со странностями. И вообще… чудак!»

Он, Костя, никаких странностей за дядей Валей не замечал…

Из-за стены донеслось всхлипывание. Костя встал — коленки уже не дрожали — и вернулся в комнату.

— Мне надо ехать. Я обязана быть рядом с матерью, — сквозь слезы проговорила Татьяна Петровна. — Отвезу ее в московскую клинику. Там прооперируют. Если вовремя прооперировать… Я должна… должна. — Она подняла голову и увидела Костю.

— Конечно, должна. В самую лучшую, — согласился он и робко взял маму за руку.

Она порывисто прижала его к себе и поцеловала в щеку. Такое бывало очень редко. У него даже в носу защипало.

— Сегодня же поезжай, — глотнув какой-то комок, твердо проговорил Костя.

— Я буду с бабой Леной в больнице, а тебя куда дену? И здесь не с кем оставить.

— С Жужкой останусь, — оживившись, предложил Костя. — Будем жарить яичницу, подогреем кашу.

— Подогреем кашу… — улыбнувшись сквозь слезы, проговорила мама. — Чтоб подогреть, надо сначала сварить. А ты ничего, ну ничего не умеешь.

— Колбасу купим. Молоко, — сразу же нашелся Костя. Жужа обожает колбасу, вполне они обойдутся до маминого возвращения.

— Не говори глупостей! — уже обычным строгим тоном остановила сына Татьяна Петровна. — Как будто всегда можно колбасу купить. Ты тут и пожар устроишь, и соседей затопишь. К тому же про живодерку я еще не забыла! — Мама насупила брови и поджала губы.

От поганого слова «живодерка» Косте тоже стало не по себе. Мама тогда была на работе, и они с Жужей вышли погулять.

Двух шагов от парадного не успели сделать, как что-то больно ударило Костю по ногам, а в следующую секунду он увидел в сетке на шесте улетающую от него Жужу.

Собаколов вместе со своей добычей вскочил на подножку отъезжающего грузовика. Вместо кузова на машине была огромная клетка битком набитая собаками.

— Отдайте Жужу! Отдайте! — вне себя закричал Костя, устремляясь за собаколовами.

На ходу гицель бросил свернувшуюся калачиком и потому казавшуюся особенно маленькой и беззащитной Жужу в общую клетку.

Машина на большой скорости свернула за угол одного дома, другого, а Костя, задыхаясь, все бежал следом с криком:

— Отдайте Жужу! Отдайте мою собаку!

Прохожие, наблюдавшие эту сцену, давали теперь уже бесполезные советы:

— А ты бы на ремешке, на ремешке собачонку свою вел.

— Пораньше бы песика выводил, когда этих живодеров еще на улицах нет.

Костя еле сдерживался, чтоб не заплакать, истошно не закричать от бессилия, от боли и страха за Жужу. Как же теперь без нее?!

Машина скрылась из виду.

Представив себе, что сейчас сделают с его любимицей, он опустился на землю и закрыл лицо руками.

— А ты не убивайся, хлопчик! Беги туда, на Пересыпь, может, успеете выкупить, — сказала старушка, поставив рядом с собой кошелку с овощами.

— Может… успеете, — прошептал Костя, догадываясь, что женщина понимает под этим словом. — А-а… если я не успею…

— Возьми такси, шофер знает куда отвезти, — подсказала другая, совсем еще молодая, покачивая коляску, в которой спал малыш.

— Ждать будут выкупа, куда они денутся, — успокоил Костю грузчик, толкавший к подвалу тележку с пустыми бутылками из-под молока. — Если не породистая, больше десятки не давай.

— Они, паразиты, только хозяйских собак и ловят… Чем ухоженнее песик, тем им выгоднее… — Люди продолжали обсуждать случившееся.

Костя уже не слушал, бросился домой. Позвонил к маме в институт. Ее там не было. А время шло, шло… Вдруг те не дождутся выкупа — совершат свое страшное дело. Да и собаки, которых набрали в клетку, задавить, порвать могут…

Где же деньги?! Где? Может, в ящике стола мама их держит.

Наконец-то нашел и, зажав в кулаке несколько бумажек, Костя бросился к дверям… Он пытался остановить такси, но машины проходили мимо. В отчаянии выскочив на дорогу, он раскинул руки.

Резко затормозил голубой «Запорожец».

— Тебе, дураку, жить надоело! — зло закричал усатый водитель. — Он под колеса лезет, а мне потом отвечать!

— Дяденька, миленький, подвезите! Они Жужу убьют. Подвезите! Подвезите! — взмолился, глотая слезы, Костя. — Вот у меня… Я заплачу! — Он показал скомканные деньги.

— Садись, олух ты этакий! — все еще в сердцах крикнул водитель, открыв дверцу. — Какую Жужу? Кто убьет? — уже спокойнее спросил он, когда машина стала набирать скорость.

Костя объяснил.

— И никто, никто не хотел остановиться, — заключил Костя свой печальный рассказ. — Только вот вы, дяденька…

— Какой я тебе дяденька, — буркнул водитель. — Карпенко моя фамилия, Василь Карпенко.

Только теперь Костя разглядел, что водитель совсем еще молодой парень.

— До чего же сволочной стал народ, — обходя на хорошей скорости «тойоту», как бы про себя бурчал Карпенко. — Никто ничего не слышит, никому ни до кого дела нет! Это же надо: на собаках даже наживаются! Ладно, опоздаю я в свой ДОСААФ. Дел по горло, но так уж и будет.

Они не сразу нашли «живодерню», которая имела длинное и вполне приличное название.

— Пойди сам, поищи свою Жужу, — сказал Карпенко. — А то мне вылезать из машины непросто, — и Карпенко указал на свои безжизненные неподвижные ноги.

Костя был поражен. Ручное управление, а он обгонял машины…

— Возьми вот тряпицу, обмотаешь свою Жужу. — Карпенко протянул кусок простыни.

— Спасибо. — Костя вылез из машины и огляделся.

Неподалеку остановилась машина-клетка. Но это была не та, что забрала Жужу. Ворота отворились, и, не задерживаясь, машина въехала во двор.

Костя успел разглядеть внутри «живодерни» еще две будки. Носатый собаколов расхаживал возле одной из них.

Это был он, похититель собачонки. Пусть забирает деньги. Если надо, Костя еще принесет, только пусть отдаст Жужу.

Костя бросился к проходной. Но дорогу ему преградила толстая тетка с синеватыми щеками и грубым голосом.

— Сначала собак перегрузят в вольеры, а уже потом надо предъявить справку о сделанных псу прививках, паспорт, кто-либо из взрослых пусть сходит уплатит штраф и после предъявления документов, если все будет в порядке, собаку отдадут.

— Но я сегодня не успею. Мама только вечером придет с работы, — в отчаянии стал объяснять Костя.

— Это ваши проблемы! — пробасила синещекая тетка и оттерла Костю к дверям. Никакие его просьбы не помогли. Его и от ворот отогнали.

Но ведь утра Жужа может и не дождаться. И никто ничем не поможет, как и Карпенко сказал: никому не до кого нет дела…

Тот сидит в машине дожидается, спешит в свой ДОСААФ, и все же Костя не мог отойти от ворот: завтра будут бумажки, штрафы, справки, — Жужи не будет!.. Надо сейчас немедленно что-то делать…

И тут на мотоцикле подъехал важный дядька. Вахтерша стала открывать ему ворота. Костя с замирающим от страха сердцем, — он первый раз в жизни посмел ослушаться взрослых, — скользнул через проходную во двор и укрылся за машиной-клеткой, в которой сидела Жужа.

Каких только собак за решеткой не было. Словно высыпали их откуда-то. Они сидели, лежали, тесно прижавшись друг к другу. Толстый курносый боксер, вывалив язык, уткнувшись носом в сетку, тяжело дышал.

Никто не кусался, не рычал — все напуганные, все в страшной беде. И глаза у всех одинаковые: растерянные, испуганные, очень жалкие глаза.

— Жужа, Жуженька, Жужелица, — негромко позвал Костя.

Откуда-то послышалось тихое повизгивание. Видно, Жужа пыталась выбраться из собачьей толпы. Зашевелились животы, хвосты, лапы, и где-то сбоку появилась ее мордочка. Потом высунулась голова чернобелого песика.

— Жуженька! Я тут, Жужа! — зашептал Костя. — Сейчас я тебя заберу! — Он подбежал к гицелю. Но сказать ничего не успел.

— Откуда ты тут взялся? А ну, убирайся! Пошел вон! — заорал гицель.

— Тут моя собачка! Отдайте собачку! — взмолился Костя.

— Убирайся! Придешь с мамой, когда оплатите штраф. — Гицель хотел схватить его за плечо.

— Мама поздно работает! — выкрикнул Костя, увертываясь от протянутой к нему руки. Он понимал, что его все равно вытолкнут со двора. И вдруг вспомнил про деньги.

— Вот у меня штраф, — прошептал Костя, разжимая кулак, хотя мало надеялся, что без справок ему удастся спасти собаку. Носатый искоса глянул на измятые влажные купюры и сразу смягчился.

— Ладно! — Почти неуловимым движением он переправил деньги в свой карман. — Где твоя собака, показывай?

Костя бросился к клетке, все еще не веря, что сейчас получит Жужу. А она уже выбралась к самой дверце, прилаженной вверху клетки. Рядом с ней был и соседский черно-белый песик — Арлекин.

Наверное, четвероногие пленники понимали — за ними двумя пришел хозяин, и тоже смотрели на него.

— Вот эта? С рыжими ушами? — спросил гицель.

Костя кивнул, — голос почему-то пропал.

Приоткрыв дверцу, гицель схватил собаку за шиворот, вытащил наружу и бросил ее Косте.

Тот молча прижал ее к себе и собрался уходить. Но отчаянно залаял, заскулил черно-белый Арлекин. Как же так, они с одного двора, и вот Жужу спасли, а его оставили?! Арлекин бросился на дверку, ударился головой о прутья, упал и снова бросился, пытаясь вырваться на свободу.

— Отдайте, он соседский! — попросил Костя. — Я и его отнесу… — фразу Костя не успел закончить, потому что гицель, схватив его словно клещами за шею, поволок к калитке.

— Отдайте! Ну, пожалуйста, отдайте Арлекина, — взмолился Костя. — Я вам еще денег принесу!

— Какие деньги?! Нам нужны справки, штраф, а не деньги, нахально ответил носатый и, щелкнув замком, отошел от калитки.

— Что ж ты не радуешься? — спросил Василь Карпенко, когда Костя подошел к машине. — Выручил же свою собаку.

— Но там остался соседский песик Арлекин, — чуть не плача, Костя рассказал, как все было, добавил: — У него хозяйка совсем старенькая, за ним не придет.

— Та-ак, — глубокомысленно изрек Карпенко и стал выбираться из «Запорожца».

— Может, не надо, — тихо произнес Костя, видя, каких трудов стоило инвалиду выйти из машины.

— Оставь собаку здесь, — проговорил Карпенко и направился к воротам. Опираясь на костыль, он палкой загрохотал по ребристой обшивке калитки.

— В чем дело? — отстраняя вахтера, поинтересовался подбежавший носатый и метнул недобрый взгляд в сторону Кости.

— Не к чему долго объясняться. — Карпенко сунул гицелю свое удостоверение и коротко бросил: — Открывай, я заберу свою собаку.

— Черно-белый песик Арлекин, — подсказал Костя.

— Не беспокойтесь, я сейчас вынесу вашего песика. Сразу бы сказали, что вы «афганец», я бы без слов…

— Заткнись! — оборвал его Карпенко.

Жужа очень обрадовалась, когда рядом с ней посадили Арлекина, деловито облизала ему мордочку, уши. По дороге она все прижималась к Костиному боку. Наверное, не верилось, что ее, наконец, спасли.

— Как же я теперь с вами рассчитаюсь? — озабоченно пробормотал Костя, вдруг вспомнил, что отдал носатому все деньги.

— Эх, хлопчик, разве за такое деньгами рассчитываются? засмеялся Карпенко.

— Правда, — тихо произнес Костя и добавил: -Жаль, что я с вами больше не увижусь.

— Может, и свидимся. Ты в какой школе учишься? Костя назвал номер школы и адрес.

— Ну вот, буду знать. Я же сказал: работаю в ДОСААФЕ и со школьниками мы дружим…

И потом они, действительно, встретились… на спортивном празднике.

Подробностей о том, как Костя выручал Жужу, мама не знала. Ей было известно лишь то, что он ездил на такси за собачонкой и без всяких приключений ее выкупил. Еще бы не выкупить за такие деньги! Конечно, ему не следовало пороть горячку. Проще было вместе съездить на другой день. Так что уж, пожалуйста, в следующий раз…

Костя убедил маму: «следующего раза» не будет, уж он постарается! Объяснить маме, что носатый после знакомства с Василем Карпенко не сунется сюда воровать домашних собак, Костя не мог. Мама об «афганце» не знала, поэтому не стоило больше распространяться на эту тему.

— Как же быть? Что делать? — в который раз в отчаянии повторяла мама. — Сегодня, сейчас надо мне ехать.

О «живодерке» она уже позабыла, поэтому можно было снова убеждать ее: ничего страшного не случится, если он, Костя, поживет один.

— Нет, нет, это невозможно, — вздохнув, проговорила мама. И тут Косте пришла в голову замечательная мысль: а дядя Валя, папин младший брат!.. Можно ведь у него пожить.

— Да что ты?! — сердито воскликнула мама, услышав это предложение. — У Валентина?! Никогда! Он… он какой-то… инопланетянин. Придумаешь тоже. Он тебя уморит.

— Но себя-то не уморил…

— В коморке, которую он снимает, повернуться негде. Нет, нет, все это фантазии, — решительно заключила мама.

Но Костя не отступал, хоть и знал, что отношения у дяди Вали с мамой сложные. Тот, наверное, догадывался, что Татьяна Петровна его недолюбливает и старается от него отгородиться. Он приходил только тогда, когда возвращался из рейса папа. Разговоры у братьев были короткие, какие-то неясные, потому что понимали они друг друга с полуслова. Но некоторые слова: «каракатицы», «моллюски», «актинии», «мурены»… которые произносились негромко, были загадочно притягательны.

Мама торопилась увести Костю от братьев в другую комнату, шепнув: «Дай им поговорить… Не мешай…» Боялась, как бы он не набрался фантазий этого «чудака» (так она сказала папе). Но сейчас положение у нее безвыходное.

Мама снова взяла в руки телеграмму и глубоко задумалась. Потом огляделась, будто кто-то неведомый мог ей что-то подсказать, и Костя почти равнодушно заметил:

— Если у него в коморке тесно, пусть переедет пока к нам. — Он очень боялся выдать свое желание побыть хоть недельку вместе с «чудаком» дядей Валей.

— Исключается, — проговорила мама, но голос ее на этот раз звучал не очень уверенно.

Костя усилил натиск, но так, чтоб мама этого не заметила:

— Взять меня с собой ты не можешь. Ехать тебе надо, остается только попросить дядю Валю. А я постараюсь ему не очень докучать. Костя встал, вышел на кухню, погладил Жужу, будто продолжать разговор не собирался, будто ему безразлично, как поступит мама. Возражать или высказывать свою заинтересованность ни в коем случае нельзя. Мама забеспокоится и тогда — все пропало. Длинно зазвонил телефон, и Татьяна Петровна схватила трубку.

— Междугородняя. Да, да, конечно, помню, Мария Ивановна, соседка… Так что говорят врачи?

Из телефонного разговора Костя понял: мама должна немедленно выехать. Слушая соседку, она утирала слезы, кивала, изредка вставляя:

— Да, да… Я самолетом. — Положив трубку, мама некоторое время сидела неподвижно, потом стала торопливо складывать в сумку свои вещи.

Костя принес ей из ванной комнаты зубную щетку, мыло.

— Спасибо, сынок, — пробормотала она и, оглядевшись, глухо сказала: — Пойдем.

— Куда? — будто бы не понял он.

— Заедем на такси к дяде Вале… Только бы он был дома! А уж потом в аэропорт.

В машине мама немного успокоилась. Шофер убедил ее, что по телеграмме ей сразу же дадут билет. Он сам недавно летал к больному отцу. Так что теперь маме оставалось сделать последнее распоряжение.

— Дай слово, что ноги твоей не будет в Аркадии, — как всегда, строго начала она.

— Но я могу с дядей Валей.

— Нет! Ни с ним, ни без него! Вернусь, тогда поедем в твою Аркадию. Дай слово, иначе мне не будет покоя. — Мама достала платочек.

Костя не выносил, когда дело доходило до платочка.

— Даю слово, что в Аркадию не поеду, — поспешно проговорил он.

— По утрам дядя Валя пусть обязательно варит манную кашу… От этих слов Костю даже передернуло, — вспомнилось, как дразнилась ехидина-Тейка. Жаль, что теперь уж ее не увидеть.

— Мясо и вообще, все что нужно, — в холодильнике. В ящике письменного стола деньги. Будете покупать фрукты. И… и… поменьше слушай фантазии своего дядюшки. Ты меня понял? — Это было сказано многозначительно.

— Ага, — буркнул Костя для порядка, только бы успокоить маму.

— И музыка! Ни дня без упражнений! Ни дня! Понял?

— Угу, — и для убедительности Костя добавил: — Ага!