Дай досмотреть мой сон во сне.

Душные сумерки – жар и чад. Вокзальная суета изнурительна. В вагоне и вовсе невыносимо. Одна надежда на то, что поезд стремительно набирает ход. Скорость обещает спасение.

В купе, кроме Женечки, – никого.

– Слава богам, – бормочет Женечка. – Так бы и далее – в одиночестве.

Люди, хорошо его знавшие, видели: Женечка изменился, уже нелегко называть его Женечкой. Общительность, прелестная ветреность, легкий пружинистый шаг – да где ж они? Греков задирист, жестко усмешлив, вовсе пропала открытость во взгляде, часто меняющем выражение – то он тяжелый и сверлящий, то быстрый и хваткий, как у ищейки.

Стал еще бо€€льшим непоседой. Изобретательно обнаруживает возможности покинуть Москву. Неутолимая тяга к странствиям! Таким и должен быть репортер. И все же… какая-то одержимость есть в этих частых перемещениях. Reisefieber, дорожная лихорадка.

Кроме того, появилась странность – он не летает в самолетах, предпочитая им поезда. Такое случается с пассажирами, однажды попавшими в катастрофу, но вроде бы грековские полеты заканчивались благополучно. Есть еще те, кто умеет чувствовать поэзию железных дорог.

Он по-хозяйски обживает доставшееся ему владение. Раздвинул шторы, резким движением решительно опустил стекло. Ну, помоги мне, мать-природа! Хлынуло дыхание леса. А с ним и ветер, попутный ветер.

В дверь постучали.

– Входите, не заперто, – Женечка даже не повернулся.

– Чайку принесла. Не соблазню?

Голос был не той проводницы, что встретила его при посадке. Напарница.

– Уже соблазнили.

И горестно, тоскливо подумал: “Должно было наконец повезти”.

– Сколько вам требуется?

Он усмехается.

– Два стакана. При том условии, что вы составите мне компанию.

Теперь они смотрят друг на друга. Слова не идут. Говорить не хочется.

– Ну вот, – он нарушает молчание. – Не зря я год с лишним все мотаюсь по поездам дальнего следования.

– Памятливый, – произносит она.

Он соглашается.

– Это верно. Что есть, то есть. Такая работа. Мне расскажи – навек прилипнет. Изменница подалась в проводницы. Классно это она придумала.

Reisefieber. Дорожная лихорадка. Поезд несется с громом и лязгом.

Все еще мимо летит сосняк, свежо и томительно пахнет хвоей.

Поезд распарывает время, поезд летит, свистя и воя, будто изрыгая угрозу. Летит, заглатывая, как версты, куски моей убывающей ночи вместе с ее истончившейся кожей.

Лети же, лети, моя песчинка, лети в неостановимом потоке, пока не иссякнешь, пока не растаешь, пока не исчезнешь бесповоротно во льду и пламени небытия.

2004-2005