Когда он в последний раз видел Баскетболиста? Дня три назад или четыре, когда тот ждал на ужин Феликса Зубова. Макс приготовил для них жратву, дождался прихода Игорька с работы и отчалил в микрорайон Ясенево, где на время своей «командировки» снимал комнату у одинокой пенсионерки. В тот день Врублевский выглядел усталым, но не более того.

А в больницу-то он когда загремел? Может, из-за сеструхи и попал? Но Бэтээр тут точно не при чем. И Дарью эту он не доводил. Оплеухой такую не проймешь. Такая скорее пивка потом тяпнет и сигареткой догонится.

Он понятия не имел, что теперь делать, долго ни на что не решался. Возвращаться домой в Редникино и продавать квартиру? Или замочить сволочь Ленчика, когда тот будет садиться в свой замызганный «жигуль»? Если замочить, то тогда, по крайней мере, жилплощадь останется маме. А Макс опять на нары. И надолго. Неудачник ты,

Макс, неудачник. И мама в этом не виновата.

Еще напоследок можно зайти в больничку и добить Баскетболиста, хотя такой ненависти, как к Костоеде, Макс к нему не питал.

Он решил, что зайти все же стоит. Правда, его долго не пускали, говорили, что состояние больного не позволяет. А сегодня с утреца, когда он опять позвонил в их справочную, ему сказали, что можно. И вот он тут и смотрит.

Здорово шарахнул по нему инсульт. Или у него был инфаркт? Лицо серое, губы серые, под глазами черно-коричневые круги. Сами глаза ввалились. Макс ожидал увидеть вокруг всякие мигающие хрени, которые щупальцами тянулись бы к немощному телу, чтобы питать лекарствами и едой, но ничего такого не обнаружил. Отключили, выходит, Игорька от аппарата. Перешел на автономию. Может, и вправду, оклемается Баскетболист.

Под его пристальным взглядом Бэтээр неспешно подвинул один из стульев поближе к подушке, сел на него с размаху и хрипло проговорил:

— Вот ты, Баскетболист, подохнешь скоро, и похоронят тебя в полированном гробу из красного дерева, с кондиционером и видеомагнитофоном внутри. Наверно, даже попа пригласят и панихиду закажут. А потом засыплют землицей и сверху посадят анютины глазки. И памятник возведут. Ты какой памятник себе хочешь? Гранитную плиту, небось? Или статую какую? А, Баскетболист? А Федька, между прочим, так и сгнил под землей. Небось одни кости остались. А может, и те крысы растащили, как думаешь?

Игорь молчал, только желваки заходили.

— Давай, знаешь что? — продолжил громыхать гусеницами Бэтээр. — Давай ты мне скажешь, где у тебя план той катакомбы припрятан, а я обещаю, что, так уж и быть, поделюсь с тобой хабаром. Если, конечно, ты оклемаешься. И Федькины кости достану и похороню его по-человечески.

Макс Стычкин не кривлялся и не глумился. Он просто не хотел его щадить. Он сидел, смотрел на Игоря без улыбки и ждал. И Игорь смотрел на Макса Стычкина. А пока Игорь на него смотрел, он вспомнил, что Бэтээр ему друг.

Их было трое, не считая одной девчонки, но она и вправду не в счет. Она с ними никогда не спускалась, а Макс не спускался в тот раз. Кто-то должен был вытягивать их обратно, выпало Бэтээру. А Игорь и Федька полезли, оставив запасные обвязки и карабины и максимально разгрузив рюкзаки.

Им нравилось это дело, да и башли оно сулило, правда, часто обманывало. Было им лет по двадцать, может, чуть больше, их головы кружились от собственной нереальной крутизны. В то время еще не было диггеров с опытом, не у кого было спросить или поучиться, а подземелья манили. Снарягу себе подобрали почти наобум, исключительно руководствуясь здравым смыслом. И все у них получалось.

Они садились на последнюю электричку и ехали в Москву. С вокзала ловили частника, благо в районе трех вокзалов их всегда было хоть отбавляй. Отпускали частника и какое-то время шли пешком по ночным улицам, путая следы и сбивая с толку. Кого? Им так было кайфово, вот и петляли. Потом подходили к намеченному люку, и приключение начиналось.

Иногда им везло, и они находили интересные предметы, по-диггерски — хабар. Хотя главное все-таки было не это. Могли найти лишь старый башмак, могли и башмака не найти, но погружение в подземелья старой Москвы само по себе пьянило романтикой и одуряло мощными волнами адреналина.

В тот раз они наткнулись на жилу. Хотя не надо было туда идти. Наверху, метрах в ста, вбивали бетонные сваи под фундамент высотки. И вбивали их днем и ночью.

Но когда они свернули в узкое ответвление от основного туннеля, то поняли, что это уже совсем другой тоннель. Не было труб, не было кабелей. В свете электрических фонариков они увидели стены, выложенные кирпичом. И кирпич, и сама кладка были старые, наверно, старинные. А потом Федька Шиловерт чуть не свалился в провал. Когда они осветили дыру в полу, то стало видно, что внизу есть еще один уровень, и дыра образовалась потому, что обрушилось перекрытие. Фонарики блуждающими пятнами освещали фрагменты старинной архитектуры нижнего этажа, и они смогли рассмотреть низкие каменные арки, толстые колонны и чернеющие ниши в стенах. И решили спускаться.

Подумаешь, долбят. Стены-то вон какие. Их бронебойным снарядом не прошибешь. Про перекрытия не подумали.

Макс топтался сверху, прислушиваясь к звукам тоннеля, чтобы не пропустить появления возможных местных обитателей, которые вполне могут обидеться на их непрошенное вторжение в их дом. Тогда нужно будет притихнуть, выключив фонарики, в надежде, что не заметят. Но было тихо, даже крысы не шебуршились по углам. Только мерные глухие толчки раздавались с одинаковыми промежутками. Это вбивали сваи.

Что-то посыпалось ему за шиворот, и там внизу у ребят тоже что-то дробно застучало по каменному полу. Макс зашипел: «Харэ, пацаны, вылезайте», но Игорь невнятно ответил, что Федька нашел еще один ход, и там что-то есть.

Через несколько минут произошел обвал. У ребят. Обвал коротко пророкотал и затих. Макс услышал, как кто-то, то ли Федька, то ли Игорь, коротко вскрикнул. Сделалось тихо.

Макс сначала вполголоса, а потом все громче, перейдя на крик, принялся звать их, но ему отвечало только вязкое эхо. Макс не знал, что ему делать.

Он не мог спуститься вниз! Он не мог спуститься вниз, потому что потом он не сможет забраться обратно. Он не умел подтягивать себя в веревочной люльке, как это делают альпинисты. А просто, хватаясь руками и ногами за прочную, но тонкую веревку, ему не забраться никогда. И почему они не взяли с собой веревочную лестницу, уроды? Потому что не круто.

Он перестал стрематься посторонних шумов и даже был бы рад, если бы какой-нибудь шум раздался. Он кричал вниз, в этот проклятый лаз, но лаз молчал страшной могильной тишиной. Потом послышался каменный скрежет. Это Игорь выцарапывал себя из-под обломков. Его завалило, но не так, как Федьку. Федьку пришибло куском треснувшей колонны, который раздробил ему череп, заодно продавив плечи и грудь. Он был мертв.

Макс долго потом видел в тяжелых снах эту упавшую колонну в кляксах крови по краям, освещенную овальным пятном электрического фонаря.

Потом он подтягивал Баскетболиста наверх. Нормальной опоры для ног не было, Макс боялся, что не удержится, и Игорь своим весом стащит их обоих в Федькину могилу. Но вытянул. Игорь почти терял сознание, повезло, что он смог прицепить поясной карабин к спущенному через дыру тросу. Домой Бэтээр волок его на себе.

Они не знали, как сказать Федькиным родителям, и не сказали им ничего. Парня посчитали пропавшим без вести, в то время такое часто случалось. В основном, конечно, исчезали дети всех возрастов и молодые женщины, но и мужики иногда тоже. По крайней мере, у Федькиных матери и отца осталась надежда.

Игорь попал в больницу с травмой головы, контузией и еще с чем-то хреновым. Родителям он сказал, что свалился с платформы.

Прокатило, поверили.

Несколько раз Стычкин делал заходы, пытаясь вызнать у Баскетболиста, что все-таки нашел в той яме Федька. Но Игорь уворачивался и нес пургу насчет какого-то церковного архива, а всем было известно, как Федька был повернут на археологии.

Баскетболист валялся с забинтованной башкой и терял сознание при малейшем повышении мышечного тонуса. В такой ситуации приставать с расспросами к нему было трудно и абсолютно безнадежно. И Макс отстал. Про свое диггерство они забыли.

Потом налет на обменник и зона.

Потом снова воля и задница, в которую Бэтээр сам себя засунул, когда решил занять денег у гиены Костоеды.

И чтобы из этой задницы вылезти, Максу срочно и позарез нужны деньги. Или товар. Сейчас много сталкерских сообществ, не то что в те времена. Он пошарит в Интернете, найдет себе напарников и возьмет их в долю. Они достанут эти архивы и найдут, кому их толкнуть. А если Ленчик Костоеда будет торопить с выплатой долга и наступать ему на гланды, Макс не станет заморачиваться с экспедицией, а просто найдет покупателя на карту острова сокровищ, которая тоже может стать хорошим товаром.

Баскетболист разжал губы и с трудом произнес:

— Федьку достать надо. Ты прав, Максимка. Достать и похоронить. Родители его как, живы?

— Не знаю. Не узнавал, — огрызнулся Макс, которого тоже ощутимо болезненно цапанули воспоминания, — ну, что, отдашь каракули? У меня времени почти не осталось, скорее решай. Если зажилишь, я снова отправлюсь на зону. Одна радость, что в нашем Редникине без этой мрази Костенко будет почище.

— Сколько тебе надо денег?

После паузы Макс ответил:

— Много. Сразу не отдам.

— А я и не прошу, чтобы ты мне что-то отдавал… сразу.

Игорь, морщась, свесился с кровати, залез в прикроватную тумбочку, пошарил в ящике и вытащил оттуда толстое портмоне. Портмоне сунул Стычкину.

— Мне трудно самому, башка болит. Возьми там авангардовскую кредитку. Пин-код запомнишь, не записывай. Если не хватит, досыплю еще, с другого счета.

— А сколько на этом? — по-деловому осведомился Бэтээр, запихивая карточку в свой бумажник.

— На этом двести тысяч.

— Рублей? — обиделся он.

— Евриков.

— Нормулек, — удовлетворенно произнес Стычкин, — а карта?

— Поправлюсь, вместе пойдем. Хотя, давай нарисую.

— Нет. Поправляйся. Припереть тебе жратвы какой-нибудь? Давай, я смотаюсь в маркет по-быстрому, а то мне домой хочется поскорее, долг этой гиене в клюв сунуть.

— Да постой ты, не пыли. У меня тут всего навалом из жратвы. Откуда у тебя проблема, лучше расскажи.

Бэтээр пожал плечами и рассказал. Как мыкался в поисках работы, а его никто нанимать не хотел. Он повар классный, только кому нужен работник общепита, окончивший такой колледж? Тогда он решился открыть собственную столовку, и это у него получилось. Он арендовал нежилое помещение в бывшей заводской медсанчасти, которая вплотную примыкала к территории механического завода, а вокруг и около завода вообще сплошная промзона, и покормиться в обед трудовому человеку просто негде. То есть, имеется, конечно, заводская столовка, но она внутри проходной и туда не попасть человеку, работающему по соседству на складе стройматериалов или на овощной базе, или в одной из фирмочек, которые квартируются в трехэтажном кирпичном здании бывшего ПТУ. Так что с нишей Макс Стычкин не прогадал, его столовая процветала. Он сам у плиты и разделочного стола стоял, а чуть позже еще повариху нанял, кассиршу, судомойку и приходящую уборщицу. Все путем было. Если бы не одна завистливая падла. И если бы не жилы-банкиры. Вот, собственно, и все. Макс развел руками, подводя итог рассказу.

Игорь покивал головой, соглашаясь насчет падлы и банкиров.

Бэтээр засобирался. Встал со стула, протянул ему широкую ладонь.

— Ну, мне пора, Гарик, — сказал он. — Я, как разберусь с делами, приеду, навещу. Ты давай тут не залеживайся. Дома по-любому лучше.

Лицо Игоря болезненно скривилось, и он плотно закрыл веки. Пальцы, худые, как у узника концлагеря, судорожно стиснули край одеяла.

Макс ругнулся про себя, сообразив, что сказал что-то не то. Как ему может быть лучше дома? Баскетболист теперь остался совсем один.

Стычкин снова уселся, уперев руки в колени. Пожевал губами. Спросил:

— А скажи мне, брателло, вытащил ты тогда что-нибудь из-под завала?

Баскетболист поднял веки, но на Максима так и не посмотрел. Уставился в потолок. Произнес без интонации:

— С десяток николаевских червонцев. Золотых.

— И много их там оставалось?

— Оставалось. План нарисовать?

Стычкин непонятно хмыкнул.

— Поправляйся. Вместе пошарим. Я вот что хотел… Ты Аньку Гусеву помнишь?

— Ну, — после паузы отозвался Игорь.

— Встретил я ее как-то недавно на улице, постояли, покалякали. Про тебя, урода московского, тоже вспоминали. Но недолго калякали, торопилась она. За сыном в спортивную школу.

— Надо же. Значит, замуж Аня вышла. Счастья ей.

— Ну, ты кретин. Чтобы родить, замуж выходить не обязательно. Она одна пацана растит. Задиристый такой пацанчик, нагленький.

— А сколько лет пацану? — вдруг заволновался Игорь.

— Ну как сколько? Одиннадцать.

Стычкин без улыбки смотрел на Игоря.

— Ты хочешь сказать. И она мне ничего не сказала?! И столько лет ничего не говорила?! А ты?!..

На последнем восклицании Баскетболист осекся.

Макс недобро усмехнулся и с растяжкой произнес:

— Так ведь, старик, это ведь ты уехал в столицу, а не она. А я вообще. сам знаешь, где парился. Да и с какой стати мне тебе что-то такое говорить? Только кретин не догадается, что его девчонка от него беременна. Так что, жалобу, брателло, пиши на себя.

Игорь с силой выдохнул. Потом нервно заговорил:

— Она всего один раз тогда пришла ко мне в больницу. Знаешь зачем? Чтобы сказать, что я жадный ублюдок. Что Федька погиб из-за меня. Она ведь знала, что мы спускались под землю. Я не стал перед ней оправдываться.

— Ну а зачем ты ей подробности-то рассказал? Ну спускались, ну мало ли что там могло на самом деле случиться? Зачем ты себя оговорил, придурок?

— Потому что я действительно считаю, что Федька погиб из-за меня! — почти выкрикнул Игорь. — Он же всегда меня слушался. Мне просто надо было ему сказать, что мы возвращаемся, и оттащить от этого проклятого сундука. И все, Максимка, и все! И он бы был сейчас с нами!

— Запомни, глупый, — зло проговорил Бэтээр, — Федька погиб потому, что его час настал, тебе понятно? Ни ты, ни кто другой в этом не виноват. Если бы тогда пробил твой час, то будь спокоен, камень бы не промазал.

— Ты еще что-нибудь про судьбу мне расскажи.

— Про судьбу не буду, потому что не верю. Но брать на себя лишнее не собираюсь и тебе не советую. Я пошел. Пока. Поправляйся, короче.

И он пошел, но возле двери его остановил голос Баскетболиста:

— Слышь, Максим. А что она про меня говорила?

— Я думаю, подростки какие-нибудь залезали погреться, — неуверенно произнесла Надежда.

— Почему не бомжи?

— Так не воняло же. Кирилл, сама знаешь, какой брезгливый, он запашок учуял бы с самого порога, если бы эти захаживали. И не пропало ничего, даже из еды.

— А подростки, по-твоему, такие благородные. Залезли погреться и даже ни одного неприличного слова на стене не написали. А нетбук они тогда зачем расколотили?

Надя пожала плечами. Ей самой эта версия казалась слабой, но никакой другой все равно не было. И она сгенерировала предположение:

— Наверно, они просто на него рассердились. Видят — компьютер, захотели включить, а он на пароле. Пароль взломать не смогли и обиделись.

Инка недоверчиво посмотрела на нее, но промолчала, а потом спросила со значением, где это разгуливает ее племянничек и почему его до сих пор нет дома. Надежда ответила, что Андрей уже взрослый и позволяет себе иногда задержаться по вечерам, забывая, к сожалению, предупредить ее об этом. Но именно сегодня он позвонил и сказал, что приедет не раньше одиннадцати. И тогда Инка предложила тяпнуть.