Личный враг фюрера

Зотиков Дмитрий

 

 

Зотиков Дмитрий. Сборник рассказов

 

Личный враг фюрера

Этот рассказ вовсе не о героическом советском подводнике Александре Маринеску, утопившем в водах Балтики после бурной ночи с горячей финской девушкой, один из самых больших германских лайнеров.

Своим личным врагом фюрер, в частной беседе с гросс-адмиралом Редером, задолго до Маринеску, назвал капитана первого ранга военно-морских сил Германии, командира подводной лодки U-*49 Вилли Лоренца. Рейхсканцлер сопровождал беседу с адмиралом ударами кулака по столу, пеной изо рта и резкими немецкими выражениями.

Столь горячей реакции фюрера предшествовали события осени 1939 г. Вовсю разворачивалась Вторая мировая война. Подводные лодки Редера, сбиваясь в "волчьи стаи" топили британские корабли в Атлантике и Северном море. Разрабатывалась операция "Морской лев" по высадке немецких войск на английскую землю. Весь мир приготовился к великой схватке.

И только Советский Союз, заключив пакт о ненападении с Германией, делал вид, что его интересуют исключительно торговые операции.

В рамках межправительственных соглашений в сентябре 1939 года из Ленинграда в немецкий город Гамбург вышел, загруженный 5000 тонн криворожской стали, пароход "Старый большевик". На борту парохода находился военно-морской атташе Германии капитан первого ранга Отто фон Альтенштадт. У атташе, кроме указания свыше сопровождать стратегически ценный груз, из которого немецкая промышленность намеревалась сделать несколько танковых дивизий, были еще и личные цели. В Гамбурге фон Альтенштадта ждала невеста — прекрасная Гретхен Марвиц. Сказать по правде, невеста не была столь уж прекрасной, но к теме этого рассказа это не имеет никакого отношения, поэтому Гретхен остается за рамками повествования.

Итак, пройдя проливом Зунд и миновав траверз маяка Фемарнбельт, "Старый большевик" вышел в Северное море. До порта назначения оставалось совсем ничего, когда фон Альтенштадт услышал сирену, оглушающие звуки рынды и крики «Полундра». Подняв к глазам висевший на груди цейсовский бинокль, атташе увидел несущиеся к пароходу буруны морской воды и понял, что невеста его вряд ли скоро дождется. Торпеда, вонзившись в левый борт в районе машинного отделения, оставила "Старому большевику" три часа жизни, которых, правда, хватило для подачи сигнала SOS и посадки команды в шлюпки.

Отто фон Альтенштадт уютно, благо погода позволяла, расположился в спасательном командирском вельботе и ожидал, когда из-под воды появится английская субмарина. Кто же еще мог атаковать союзника Германии в Северном море!

Когда же подводная лодка, продув балласты, всплыла, атташе с изумлением увидел на рубке свастику. Но это было только начало той цепочки событий, в финале которой фюрер изливал желчь на гросс-адмирала.

На субмарине отдраили люк, и на палубе появился морской офицер с биноклем на шее и рупором в руках, в который он на пестрой немецко-английской смеси прокричал:

— Ахтунг, ахтунг, — вас приветствуют военно-морские силы Германии. Капитану судна приказываю явиться ко мне со всеми документами на груз и судовым журналом. Остальным сохранять спокойствие. У меня на корабле места для вас нет, ждите помощи. Топить шлюпки не буду — немецкое командование с безоружными не воюет.

Отто фон Альтенштадт в бинокль разглядел командира немецкой субмарины. Тесен мир высшего командования немецких ВМС! Атташе сразу узнал в командире своего сокурсника по военно-морскому училищу Вилли Лоренца. Вилли еще в юности отличался поразительными способностями попадать в самые неприятные ситуации. Но утопить судно союзника, шедшее со всеми опознавательными знаками и в условиях абсолютной видимости! Возникшую ситуацию и объяснил Лоренцу фон Альтенштадт, прибыв на борт субмарины вместо капитана судна.

— Ты, Вилли, полный осел. Пустить ко дну несколько потенциальных танковых дивизий Вермахта. На месте Сталина я присвоил бы тебе звание Героя Советского Союза!

— У меня приказ — топить все, что движется в вверенном мне квадрате, — невозмутимо ответил капитан первого ранга Вилли Лоренц. — Ты, Отто, сам виноват, раз связался с большевиками. Я уже доложил о нашей очередной победе наверх и получил полное одобрение командования. — Лоренц, правда, умолчал, что доложил он только о тоннаже потопленного судна. — Ты, Отто, ничего не понимаешь в тактике морского боя. Жизнь на суше тебя испортила. Хочешь, я покажу, как воюют настоящие морские волки?

Повод для показа появился на следующий день. Акустики субмарины поймали сигнал винтов проходящего корабля. Подняв перископ, Лоренц определил, что прямо на него идет английский сухогруз 42 проекта «Калькутта» тоннажом 8 500 тонн. Помня вчерашние события, командир не решился на торпедную атаку и дал сигнал на всплытие.

Капитан английского судна, увидев субмарину, скомандовал: "Стоп машины" и сухогруз молчаливо закачался возле подводной лодки, покорно ожидая решения своей участи. Решение появилось быстро. Лоренц, желая реабилитировать себя в глазах бывшего однокурсника, решил сделать показательный расстрел английского судна из носового орудия. Он приказал команде сухогруза сесть в шлюпки, причем, два раза повторять не пришлось. Через десять минут несколько вельботов на полной скорости удирали прочь от судна. Немецкие моряки, высыпавшие на палубу субмарины, умирали со смеху, глядя на эту картину.

— "Студебеккеры" везет во Францию для экспедиционного корпуса, — с ходу определил характер груза Лоренц.

Отто фон Альтенштадт усмехнулся. Несколько огромных грузовиков были прикреплены прямо на палубе сухогруза.

— Смотри, Отто. Я сэкономлю огромное количество рейхсмарок Германии. Я не буду тратить торпеды, и утоплю судно всего одним выстрелом из носового орудия. Ты, конечно, скажешь, что это невозможно! Но Вилли Лоренц знает, куда надо целиться.

И действительно, капитан первого ранга Лоренц не соврал. Первый же выстрел привел к удивительным последствиям. Оказывается, в трюме сухогруза находились не грузовики, а боезапас, который благополучно и сдетонировал сразу после выстрела. Последнее, что увидел Отто фон Альтенштадт — огромный студебеккер, летящий прямо на подводную лодку.

Субмарина пошла ко дну в течение трех минут. Оставшихся в живых моряков подобрал в шлюпки экипаж английского сухогруза. Фон Альтенштадт попал в командирский вельбот. Придя в себя, он увидел живого и невредимого Вилли Лоренца. Тот, сидя на банке, пил из бутылки джин, и, обнимая огромного негра в тельняшке и шортах, на ломанном английском спрашивал его:

— Ты когда-нибудь видел, как воюют настоящие морские волки?

Отто фон Альтенштадт закрыл глаза. Он прекрасно понимал, что ближайшие несколько лет ему придется провести в одном лагере с бывшим командиром U-*49 Вилли Лоренцом.

 

Осада крепости Карфаген

"Война — слишком серьезное дело, чтобы доверять его военным". Бисмарк. Война. Выстроенные в каре войска, залпы картечи. "Шашки наголо, галопом в атаку — арш"! И рассечь его до седла. Одухотворенные лица солдат, падающих мертвыми в окопы противника, отцы — командиры, расставляющие флажки на полевых картах. "Берлин будет взят"! Фанфары, салюты, награды. Кресты, звездочки, холмы. Любовь женщин. "Ах, к нам приехали гусары"! Все в прошлом. Последняя война в истории мировой цивилизации закончилась в 2105 году по грегорианскому календарю. Битва титанов, продолжавшаяся десять лет, завершилась почетной ничьей. Войска Солнечной Империи и республики Альдебаран, потеряв более половины всего личного состава, ушли на зимние квартиры. На состоявшемся через год межгалактическом форуме было подписано соглашение о прекращении боевых действий во всей Вселенной за исключением территории черных дыр. Ни одна черная дыра не прислала на форум свою делегацию, так как известно, что из этих мест выбраться также трудно, как и в свое время, войскам Наполеона затруднительно было удрать из Москвы. Наступил полный и окончательный мир. Но что делать в это безоблачное время военным, привыкшим к яркой, наполненной приключениями и опасностями жизни? Что остается этим мужественным людям, привыкшим носить оружие, ходить строевым шагом, отдавать честь начальству и забирать ее у красивых женщин на бивуаках. Остается идти в коммерцию. Ведь только в коммерции есть риск быть убитым от руки противника. А что может быть противнее для любого военного человека, чем смерть в собственной постели. Как сказал еще Денис Давыдов: "Тот не гусар, кто дожил до тридцати". Хотя сам прожил гораздо больше. Шельмец этакий. Капитан Александр Суворов — командир отдельной разведроты, после увольнения из вооруженных сил устроился на работу в одну очень крупную пивоваренную компанию, желающую выйти на межгалактические рынки. И сразу же полетел со спецзаданием на планету Хея. Ну и название же. Преодолев несколько сотен парсеков межзвездного пространства, толстая туша звездолета, плюхнулась на поверхность планеты, подняв тучу хеянской пыли. Суворов спустился из корабля по трапу и огляделся. Вопреки его ожиданиям, вместо восторженных аборигенов с цветами, он увидел козу непонятного темно-зеленого цвета. Коза подошла к капитану и заблеяла. Суворов почесал ее за ухом.

— Прямо как у нас в Рязани. И дал команду экипажу разбивать лагерь. Сам отошел метров сто в сторону, огляделся и увидел типичную казахскую юрту. Возле юрты сидел абориген в трусах и темных очках и читал газету "Межгалактические сплетни" — Интересуемся желтой прессой, уважаемый, — вежливо обратился к нему Суворов, — кто тут у вас самый главный? Абориген нехотя оторвался от чтения.

— Документы показывай. Суворов достал визитную карточку.

— Этого достаточно.

— Более чем, — абориген встал, зашел в юрту, через минуту показался в костюме и галстуке. Но босиком.

— Позвольте представиться. Начальник таможенного поста Хведрокулос. С вас сто межгалактических долларов. Суворов достал десятидолларовую бумажку.

— Держи Хведрокулос, и ты нас не видел. Начальник таможенного поста ловко схватил бумажку пальцами правой ноги, чем несказанно удивил Суворова. Такой способ приема взятки он видел первый раз и решил поинтересоваться его происхождением. Хведрокулос охотно пояснил.

— Наш божественный император Энтониох второй недавно издал указ, — абориген закрыл глаза и стал читать по памяти. — Каждая рука, берущая подаяние от моих подданных и, особенно, от иноверцев, должна быть немедленно отсечена. Так гласит Великий Талмуд.

— И теперь на планете взятки берут только ногами, — догадался Суворов. Хведрокулос печально кивнул.

— Очень неудобно, но мы привыкли. Если вы ищете дворец императора, то он там, — начальник таможенного поста махнул рукой в сторону пустыни. Направление зюйд-зюйд-вест. Тридцать миль. И уселся читать "Межгалактические сплетни", Суворов сел в вездеход и направился в город на аудиенцию к императору Энтониоху — второму. Возле дворца стоял охранник в тяжелых, железных латах и тоже босиком. Суворов тяжело вздохнул и протянул купюру.

— Мне к императору.

— Второй этаж, налево, — охранник ловко схватил деньги и отдал честь. В покоях императора было тихо и прохладно. Сам Энтониох — второй, кстати обутый в сандалии, складывал кубики. Он выстраивал пирамиду, ставя один кубик на другой, но после десятого вся конструкция немедленно рассыпалась. Суворов привык в своей жизни ничему не удивляться, но на всякий случай поинтересовался у камердинера, с которым только что познакомился с помощью пятидесятидолларовой купюры:

— Что изволит делает Его Величество?

— Выстраивает вертикаль власти, — печально вздохнул придворный. В это время император обратил внимание на капитана.

— Зачем пришел ты в наши края, чужеземец?

— Бизнес, Ваше Величество.

— Все понятно. Пятьдесят процентов от прибыли устроит?

— Пять и вот это. — Суворов ловко достал из сумки ноутбук. — Суперигра только для королевских особ. «Тетрис»! Через полчаса все проблемы были решены. Суворов взял в аренду на сорок девять лет под оптовый склад старую хеянскую крепость Карфаген.

— Холодненького, Ваше Величество? — капитан поставил на стол пару бутылок пива.

— Великий Талмуд запрещает. Убери и никогда больше не показывай, — рассердился император.

— Слушаюсь и повинуюсь — Суворов поспешил исправить ситуацию. Спрятал пиво в сумку, оглянулся и застыл в изумлении. На него огромными изумрудными глазами смотрела любимая дочь Энтониоха, принцесса Ноохоль…

— Пора садиться за трапезу, — император хлопнул в ладони три раза. Открылась дверь, подул легкий ветерок. Все свечи в покоях, как по команде потухли одна за другой.

- Ну вот. Опять веерное отключение, опять будем кушать в потемках, — расстроился Энтониох — второй. — Где главный придворный по свечам?

— В командировке, — камердинер подбежал к императору и стал шептать ему на ухо. Дракону освещение в пещере делает. Может, переметнуться хочет? А вызывать его бесполезно. Опять скажет, что свечи старые, что финансирование недостаточное.

— Ведь жалование у него самое большое в государстве, — горестно вздохнул император. — Капитан, ты должен помочь мне в одном деле. Надо убить дракона! Суворов задумался.

— Убить не проблема. Вопрос — зачем. Он что, таскает девственниц и сжигает деревни?

— Это-то ладно. Это мы терпим. Но в последнее время эта ворона перепончатая взяла привычку гадить прямо с неба. Точечное бомбометание получается. Вот на днях, принимаю я парад на своей колеснице и с небес полтонны дерьма. Колесница в дребезги, я весь, сам понимаешь в чем. Народ смеется, никакого авторитета не стало. Суворов помоги!

— Ладно, вот только бизнес сначала налажу и займусь вашей птичкой. — Суворов достал все-таки из сумки бутылку пива. — За начало долговременного сотрудничества, Ваше Величество. Через два месяца после прибытия экспедиции, строительство склада завершилось. В крепости подняли российский флаг, и дали праздничный салют, едва не сбив при этом собственный вертолет. На центральных воротах повесили вывеску: Крепость Карфаген. Межпланетная торговля пивом и сопутствующими товарами. С Земли прилетел первый звездолет, доставил несколько тысяч 200-литровых бочек пива. С других планет потянулись корабли розничных компаний. Торговля потихоньку налаживалась. На этом, вроде бы, можно и закончить рассказ об обычной экспедиции землян на планету Хея. Но бизнес, есть бизнес. Он везде одинаков: и в России, и на Хее. Стоит только что-то наладить, как сразу случаются события непреодолимой силы, и злой рок начинает испытывать компанию на прочность. Командир экспедиции и начальник крепости Карфаген капитан Суворов совершил ошибку, свойственную многим топ-менеджерам на Земле. Суворов увлекся дочерью своего бизнес-партнера — императора Энтониоха — второго.

***

Знаменитая осада крепости Карфаген началась сразу после получения императором известия о беременности принцессы Ноохоль. Девушки империи и раньше пользовались успехом у членов экспедиции землян. Энтониох — второй закрывал на это глаза, так как торговые интересы страны были куда важнее, да и народишку в государстве прибавлялось. Но покушение на честь принцессы вывело императора из себя. Он вызвал командира гвардии прокуратора Крааса и велел напасть на Карфаген, уничтожить экспедицию и захватить все складские запасы компании.

— Нет таких крепостей, которые не смогли бы взять хеянцы! — торжественно провозгласил Энтониох — второй. А затем добавил, — Карфаген должен быть разрушен! Операция готовилась несколько дней и поначалу проходила успешно. Гвардии Крааса удалось захватить звездолет землян и нескольких членов экипажа. Но сама крепость, построенная еще в пятнадцатом веке до новой эры древними хеянцами, оказалась неприступным орешком. Капитан Суворов вовремя организовал грамотную оборону. Весь личный состав экспедиции он разбил на несколько отрядов, расставив их по периметру крепости. Были успешно отбиты тридцать атак императорской гвардии за полмесяца. На посланный ультиматум о безусловной капитуляции, Краас получил достойный ответ: "Скорее Фобос упадет на Марс, скорее комета Галлея полетит в обратную сторону, чем крепость Карфаген сдастся. Командующий обороной — капитан Суворов". Ответ на ультиматум был незамедлительно передан императору. Энтониох — второй прекрасно знал, кто такая Фобос. Услугами известной гетеры пользовалось половина мужского населения столицы. Но, почему она должна была на кого-то упасть и кто такая комета Галлея, император не понял. "Наверное, тоже шлюха, — решил Энтониох — второй.

— Эх, Суворов, Суворов. Подошел бы по-человечески. Попросил бы руки Ноохоль, разве я отказал? А теперь, воюй, с непонятным результатом. Вся коммерция погибла, денег в казне кот наплакал. Только захват запасов в крепости спасет империю! Кстати, что они там держат? Сам не пробовал и подданным запретил. Грех большой — питие потреблять. Продавать можно, пить запрещено Великим Талмудом. Да будет так"! Когда все надежды взять крепость штурмом иссякли, прокуратор Краас решил действовать хитростью. Он сформировал из своих лучших воинов отдельный разведотряд под командованием сотника Вобла. Тайным подземным ходом отряд отправился в крепость, для проведения диверсионной — разведывательной деятельности. Через несколько дней вернулся только один сотник. Вид его был ужасен. Глаза заплывшие, лицо опухшее, руки и ноги дрожали. "Пытали, — решил Краас. — Проклятые земляне, десять тысяч молний на их головы. Зачем только император, да будет божественно его имя во веки веков, увлекся этой виртуальной развратницей Тетрис"! Прокуратор, вынув меч из ножен, торжественно возложил его на плечо, стоящего на коленях, сотника:

— Вобл, подвиг твой навсегда останется в памяти нашего народа. Проси чего хочешь! Вобл, с трудом поднявшись на ноги, долго пытался что-то вымолвить. Наконец, собрав последние силы в кулак, он произнес, хмуро глядя в сторону от прокуратора и пытаясь не дышать на него:

— Мой генерал, отпустите меня обратно в крепость. Голова трещит — похмелиться надо.

***

Осада крепости Карфаген прекратилась сама собой. Еще бегал по лагерю Краас и пытался заставить своих воинов подняться в атаку. Еще император Энтониох — второй, забросив компьютер, сочинял указы о вреде пития. Еще принцесса Ноохоль, родив прекрасного мальчика, слала SMS сообщения Суворову, умоляя его помириться с папой. Никто больше не хотел воевать. Разведотряд сотника Вобла, вернувшись в полном составе в лагерь, доставил туда несколько бочек пива. Этого оказалось достаточно, чтобы прекратить все военные действия и помирить враждующие стороны. Началось братание между землянами и хеянцами. Все пили пиво, ели тараньку и пели протяжные русские песни. "Ах ты, степь широкая, степь раздольная" — раздавалось в хеянском лагере. Император Энтониох — второй, запершись в своих покоях с прокуратором, искал выход из создавшегося положения.

— Ваше Величество, — прокуратор Краас упал на колени перед императором. — Надо заключать мир с Суворовым. Войско полностью разложилось, наши женщины, не таясь, бегают в крепость. Звездолет землян вчера улетел в неизвестном направлении, и никто этого не заметил!

— Пепел Крааса стучит в мое сердце, — философски заметил Энтониох — второй. Ты прав, прокуратор. Во всех наших бедах виноваты москали. Нет ли у тебя, чисто случайно, напитка землян, да простит меня Великий Талмуд!

— А как же. Случайно есть, — Краас достал фляжку. — Я, если позволите, Суворова приглашу. По маленькой, Ваше Величество? На следующее утро воины, охранявшие императорский замок с изумлением слушали как в покоях Энтониоха — второго три нестройных мужских голоса выводили:

— Ах ты, степь широкая, степь раздольная… А, прилетевший из своей пещеры, дракон сидел на крепостной стене, время от времени изрыгал огонь и не знал, что дни его уже сочтены.

 

Особенности русской разведки в переходный период

Часть 1. Эксперимент.

Самые яркие воспоминания в жизни любого человека связаны, как правило, с экстремальными событиями. Прыжок с трехметровой вышки бассейна в пятом классе запоминается гораздо ярче десяти лет семейной жизни. Вынужденная посадка самолета, в котором летишь на краснодарский курорт, пересказывается до конца своих дней всем родственникам и знакомым, уже окончательно обалдевшим от этой истории. Эпизод с нападением хулиганов на темной улице и удачный побег от них через несколько лет превращается в эпос о битве с бандитами, их задержании и передаче в руки, как всегда опоздавшим, представителям органов правопорядка. Моя полная приключений и опасностей жизнь закончилась после увольнения из армии. Десять лет боевых действий на Кавказе в составе спецназа ГРУ, сотни убитых и взятых в плен «духов», бесконечные переходы в горах, засады, «растяжки» — все в прошлом. Я, Сергей Угаров, тридцати четырех лет, майор в отставке начинаю вести скучную гражданскую жизнь. Впереди, хочешь — не хочешь, свадьба. Затем дети, сад — огород, забивание «козла» во дворе с соседями и гарантированное место на Троекуровском кладбище. Тьфу! Я отлично знал, чем мне больше всего на свете не хотелось заниматься. Мне, человеку умеющему стрелять из всех видов оружия, прыгать с парашютом в любое время суток и в любую погоду, привыкшему убивать и всегда готовому быть убитым, не хотелось работать. Работать на «дядю». Идти, по примеру сослуживцев, охранять разную сволочь, разбогатевшую до неприличия, пока мы ломали «духов» на Кавказе не было никакого желания. Трудоустраиваться по другую сторону баррикад к бандитам в ОПГ не позволяли моральные принципы, честь российского офицера и мамино воспитание. Хотя звали, было дело. Работать грузчиком в магазине или подсобником на стройке? Можно, конечно. Но только, когда припрет так, что и на пиво не останется. Короче, решил я уйти в бизнес. Заработать кучу денег и на Канары, пузо греть на пляже. Для бизнеса нужна «оборотка». Моей военной пенсии в три тысячи рублей было явно недостаточно. Государство, правда, одарило небольшой однокомнатной квартирой на окраине столицы. Поэтому, решено. Я закладываю квартиру в банке, беру кредит, открываю бизнес. Поход по столичным банкам привел меня в отчаяние. Оказывается, моя квартира не интересовала их в принципе. Пришлось обзванивать всех друзей и знакомых и, о чудо, повезло. Старый школьный товарищ Гоша, Георгий Викторович Петушков выручил. Дал пятнадцать тысяч долларов на год. Причем без процентов, чем приятно удивил. Такое бескорыстие в наше время практически не встречается. Все мои родственники и знакомые уже перессорились на почве денег. Кто-то у кого-то взял, не отдал и, понеслось! До мордобоя доходило. Это раньше собирались все вместе по праздникам или просто так и песни пели. А сейчас, одно слово, капитализм. Будь он неладен. Короче, взял я эти пятнадцать тысяч и вложил в одно дело. В какое, рассказывать не буду. Стыдно. Это там, в горах, на Кавказе, мы спецы. А здесь, в городе, в этих капиталистических джунглях, щенки сопливые. В общем, «кинули» меня. Я в суд, в милицию. Там объясняют, все, мол, по правилам теперешней жизни. Договора подписывал? Подписывал. Печать ставил? Ставил. Утри сопли и вали отсюда. Я к бандитам. Те смеются, не пошел к нам, когда звали, теперь сам выпутывайся. Блин — компот полный. Пришлось идти к Петушкову с повинной. Так, мол, и так, Георгий Викторович, денег нет, на тебе ключи от квартиры, поехал я обратно на Кавказ «духов» мочить. Георгий, человек серьезный, заведующий кафедрой какого-то там сверхсекретного института, ключи не взял.

— Я, — говорит, — и так знал, что ты деньги мне не отдашь. Дело к тебе есть важное. Я в нашем институте те десять лет пока ты по своим горам бегал, эксперимент один ставил. Сначала была «голая» теория, потом сделал опытную установку. Завтра пробный пуск. Хочешь, спишу долг полностью?

— Конечно, хочу. Что я должен делать?

— Мне нужен доброволец. Три сеанса по две минуты. Каждую минуту зарабатываешь две с половиной тысячи долларов. Идет.

— Идет. А что делать-то надо? Гоша стал объяснять. Я, сказать честно, мало, что понял. Уж больно много умных терминов он на меня высыпал. Квазипереселение, энергетическое либидо, адреналиновая атака, сверхтуннельный эффект и прочая научная чушь. Попробую рассказать своими словами, так, чтобы и вы поняли, и я сам получше уяснил. Каждый человек в нашем мире обладает собственным энергетическим полем. У кого-то оно большое, у кого-то поменьше. Но в момент наивысшего напряжения, когда, к примеру, надо подняться в атаку под пулеметы противника, происходит огромный выброс адреналина в кровь и энергетическое поле человека возрастает в сотни, а то и в тысячи раз. Петушков и придумал прибор, способный замерять эту энергию. Но это только начало. Дальше сплошные чудеса начинаются. Оказывается, еще при Советской власти велись секретные исследования о переселении души человека в другое тело. Ребята из Политбюро пытались вернуть себе молодость. Тогда из этой затеи ничего не вышло. Петушков же, подняв старые разработки, сделал открытие, что переселение душ, или обмен телами, возможен. Но только в момент пикового возбуждения энергетического поля человека. Не поняли? Объясняю дальше. Прибор, созданный Петушковым, сканирует пространство в радиусе примерно одного километра. Если он обнаруживает пиковый выброс энергетического поля человека, тут же включается механизм по переносу души или, если хотите, обмену тел. Трудность заключалась в том, что было абсолютно непонятно, с кем произойдет обмен. Поэтому Петушков и хотел провести эксперимент именно на мне. Подготовка в спецназе ГРУ позволяла надеяться, что я выпутаюсь из любых ситуаций. Или почти любых. Риск, конечно, просматривался, но не больше, чем в Чечне. Короче, я согласился. Подписал какие-то бумаги, позвонил знакомой девушке Кате. На следующий день, надев чистое белье, пришел в институт и отдался в руки помощницы Петушкова Светлане Ивановне. Даме в годах и с характером.

***

Я лежал на столе, абсолютно голый, окутанный множеством проводов. Светлана Ивановна, хищно улыбаясь, колола мне в руку снотворное. Гоша объяснил, что снотворное необходимо для того, чтобы человек, который окажется в моей шкуре, спал во время эксперимента и ничего не запомнил.

— Жаль, что я неверующий. Сейчас бы хоть молитву прочитал, — произнеся эту прощальную речь, я провалился в бездну. То, что сейчас вам расскажу, в действительности заняло всего несколько секунд. Я сидел за рулем шикарного нового джипа. Причем джип двигался со скоростью примерно сто пятьдесят километров в час. Причем не просто двигался, а обгонял «КАМАЗ» с прицепом. Все бы ничего, но навстречу шел точно такой же «КАМАЗ». Обычная реакция водителя в такой ситуации, уйти в кювет, пытаясь избежать лобового столкновения. Я же прикинув ширину дорожного полотна, решил рискнуть. Включил правый поворот, фары и пролетел между грузовиками. Только оба зеркала заднего вида потерял. Остановился у обочины, огляделся. Рядом со мной сидела, широко открыв рот, красивая молодая женщина. На заднем сидении примостились два пацана лет по пять. По дороге из остановившихся грузовиков бежали мужики с монтировками.

— Дорогая, — пришлось немного потрясти женщину. — Скажи, будь любезна, какой у меня водительский стаж.

— Три месяца, — женщина, наконец-то очнулась.

— Напомни мне потом, чтобы я ездил осторожнее. Хорошо. Поглядев на часы, я понял, что до конца первого эксперимента оставалось полминуты. Можно было еще успеть удрать от мужиков с монтировками. Вернувшись в лабораторию, я все подробно рассказал Гоше.

— Ну вот. Первые пять тысяч ты уже отработал. Продолжим или отложим эксперимент до завтра?

— Нет уж. Давай сразу.

— Давай. Светлана Ивановна, укол. На этот раз у меня было время сориентироваться. Я находился примерно на высоте тысячи метров. Основной парашют болтался как тряпка. Вероятно, Гошина установка поймала пиковое напряжение какого-то начинающего десантника из аэроклуба. Здесь у меня проблем не должно было возникнуть. В такие ситуации я уже не раз попадал. Правда, было одно обстоятельство, которое мешало мне сосредоточиться, но об этом позже. Отстегиваю основной парашют, дергаю кольцо запасного, и вот я на земле. Ногу только немного подвернул. Лежу, соображаю, что дальше. А ко мне уже бегут:

— Марина, Марина, — кричат. Тут я опять в лаборатории очутился. Доложил, все как есть. Только про то, что две минуты женщиной побывал, не стал рассказывать. Разнесут еще потом везде, позора не оберешься. Отдышался немного, сходил со Светланой Ивановной в институтский буфет, перекусил. Ассистентка в буфете (специально что ли?) рассказала о том, что Петушков, одолжив мне денег, затем сам их и отнял через знакомых коммерсантов. Но слова к делу не пришьешь. Пошел на третий, последний эксперимент. Уже все привычно. Снотворное, мотор, съемка. Вас когда-нибудь приковывали наручниками к батарее? Страшное зрелище. Если, к тому же, в лицо смотрит дуло пистолета… Короче, деваться было некуда. Напротив меня расположились три братка явно неславянской национальности. Один показывал свое умение в устном счете. Причем считал, почему-то, в обратном направлении:

— Пять, четыре, три, два, один. Зеро! Я даже увидел, как пуля выходит из дула пистолета и задумчиво летит мне прямо в лоб. Все. Я умер.

***

Сознание возвращалось рывками. Я то опять проваливался в черный туннель, то снова встречался с встревоженными лицами Петушкова и Светланы Ивановны. Наконец, усилием воли заставил себя очнуться.

— Ну, вот и славно, — Георгий Викторович вытер пот со лба. — А мы уж думали, что тебя потеряли. Давай, рассказывай, что и как.

— Иди ты со своими экспериментами куда подальше, — я попытался подняться. — Светлана Ивановна, в горле совсем пересохло! Ассистентка, понимающе кивнув, протянула полстакана неразбавленного спирта. Петушков, осознав, что меня лучше пока не трогать, отошел в сторону и присел на стул в углу лаборатории. Спирт сделал свое дело очень быстро. Даже старый школьный товарищ стал не так противен.

— Убили меня. Бандитская разборка. Пистолет «ТТ». Сволочь ты, Петушков, все-таки.

— Сам знаю! — Гоша вскочил со стула и забегал по лаборатории. — Ты, Серега, сейчас доказал, что эксперимент безопасен для испытуемого. Представляешь, какой бизнес можно развернуть! Мне хотелось дать Петушкову в морду, но навалившаяся дикая усталость не позволила этого сделать.

— Так, Светлана Ивановна, — Петушков подошел к стенду. — Эксперимент будет немедленно продолжен. Я хочу сам понять, что происходит Там. Завтра же соберу ученый совет и сделаю доклад. Весь научный мир встанет передо мной на колени. Я стану богат, очень богат! Гоша быстро разделся, сам нацепил на себя электроды, сам поставил таймер, причем, уже на десять минут, сам ввел снотворное.

— Все, Светлана Ивановна, включайте установку, — Петушков уснул. Блаженная улыбка воцарилась на его лице. Мне было интересно наблюдать за экспериментом из лаборатории. Сначала ничего не происходило. Установка тихонько гудела, что-то щелкало. Как вдруг загорелись все сигнальные лампочки. Стрелка прибора, показывающего уровень пикового напряжение, внезапно взметнулась вверх и перескочила в красную зону. Происходило что-то неординарное. Светлана Ивановна в ужасе смотрела на показания приборов.

— Что, что случилось? — пришлось немного потрясти ассистентку и привести ее в чувство.

— Пока не знаю. По показаниям понятно, что источник излучения находится где-то рядом. Буквально в десяти метрах от нас. Причем он настолько мощный, что установка работает в полную силу. — Светлана Ивановна достала сигарету из пачки и попыталась закурить. — Дайте подумать. Я протянул ей зажигалку.

— Думайте быстрее. Что находится в десяти метрах от нас?

— Кабинет директора, — Светлана Ивановна нервно несколько раз затянулась. — Постойте, постойте. Сколько сейчас времени?

— Седьмой час.

— О, Боже. Неужели это… Нет, нет, не может быть!

— Послушайте, что не может быть. Возьмите себя в руки, наконец.

— Это — Любочка!

— Какая, к чертовой матери, Любочка!

— Секретарша нашего директора. Каждый день после работы в шесть часов он вызывает ее в свой кабинет для подведения итогов дня. Неужели, неужели сейчас там, в кабинете директора, Георгия Викторовича вместо Любочки… Кошмар! Я все понял. Энергетическое поле человека возрастает не только в момент опасности, но и в момент наслаждения. Наша установка настроилась на волну секретарши Любочки во время ее пребывания на диване в кабинете директора и, согласно своей программе, переселило в ее тело душу Гоши Петушкова. Это был первый случай в истории человечества, когда мужчина смог понять, что чувствует женщина в момент соития. "Гоше еще повезло, что он не попал в роддом", — подумал я. Светлана Ивановна плеснула в стакан спирт и, резко выдохнув, выпила.

— А я ведь его, по-своему, любила.

— Не расстраивайтесь, дорогая Светлана Ивановна. Он вернется, он обязательно вернется и расскажет о своих ощущениях.

— Да, да. Вы правы, Сережа. Так интересно узнать, наконец, что же это такое! "Бедная старая дева", — подумал я. Пора было собираться домой. Встал, надел плащ. И тут мой взгляд упал на таймер. Георгию Викторовичу в роли Любочки оставалось пребывать совсем чуть-чуть. Я подумал немного, дождался момента, когда Светлана Ивановна отвернется, и прибавил на таймере еще десять минут. Сорри, мадам! На следующее утро я опохмелялся на Петровке в ресторане со странным названием «Шишка». Билет до Моздока лежал в кармане, оставалось прогулять остаток денег и к ребятам на Кавказ. Может, возьмут обратно по старой памяти? В ресторане почти никого не было. Серьезный народ занимался бизнесом, так что пить пришлось в одиночестве. Внезапно раздался звон разбитого стекла.

— Ты что же, гад, виски паленый мне подсовываешь! Сидевший за стойкой бара посетитель, здоровый рыжебородый мужчина под два метра ростом, запустил стаканом в официанта и, как ни странно, попал. В зеркало, висевшее напротив моего столика.

— Ты меня, боевого офицера, травить вздумал! Бутылка поддельного виски, полетевшая вслед за стаканом, достигла своей цели, угодив, убежавшему было официанту, точно пониже спины. Прибывшему на шум метрдотелю посетитель дал следующие указания:

— Значит так. Принесешь мне бутылку водки, — подумав, мужчина добавил, — соседу тоже. За моральный ущерб. Зеркало повесишь новое, официанта уволишь. Затем он повернулся в мою сторону, долго присматривался.

— Серега, епрст! Какими судьбами?

— Сашка! Вот так ничего себе! Это был мой старый товарищ еще по первой чеченской кампании, командир разведроты майор Вяземцев. Сашка от всей своей широкой души сграбастал меня в объятия. Это были объятия медведя гризли. Пришлось, чтобы освободиться, применить небольшой болевой прием.

— Ты чего буянишь, интерьер портишь?

— Да ну их, лахудры штатские, штафирки задрипанные. Даже напиться, как следует, не дают.

— С чего пьем? С горя, или с радости?

— Да кто ж с радости с утра напивается. Проблемы у меня Серега. В отставку вчера отправили. "Вот еще один бедолага", — подумал я.

— Ну что ж, тогда наливай. Мы выпили. Вяземцев немного успокоился.

— Хочешь, расскажу, как дошел до жизни такой?

— Давай, только коротко. Мне еще на поезд надо успеть.

— Коротко не получится. Только ты обещай, что смеяться не будешь и никому эту историю не расскажешь.

— Заметано!

***

После Чечни меня взяли на повышение. Послали в Англию помощником военного атташе. Работа — класс. Ничего не делаешь. Весь день по кабакам. Переговоры якобы ведешь о продаже нашего оружия. Вечером, девчонок посимпатичней хватаешь и на природу отдыхать. Так целый год дурака валял. Тут, на мою беду, собрался с дружественным визитом в Великобританию наш президент, будь он неладен. В посольстве переполох страшный. Вызывает меня мой начальник и говорит:

— Ты, Сашка, целый год б…л и виски кушал?

— Так точно, — отвечаю. — Б…л и кушал.

— Я, — говорит, — тебя работой не очень загружал?

— Совсем не загружали, товарищ полковник.

— Значит, пора тебе, майор Вяземцев, Родине послужить.

— Надо, послужим. Что делать? Украсть чертежи подводной лодки или угнать ее в Россию вместе с экипажем?

— Ты похохми мне тут еще. Знаешь, что президент к нам с визитом.

— Конечно, не знаю. Вы ведь еще не объявляли.

— Вот я и объявляю. Будешь, — начальник сделал паузу, и я сразу же почувствовал что-то недоброе. — Будешь ответственным по дерьму. Так, Серега, я и влип в эту историю. Надо тебе сказать, что во время визита Первого лица, в посольстве всегда назначали человека, ответственного за продукты его жизнедеятельности. Эта традиция началась еще с Никиты Сергеевича Хрущева. Во время его визита в Нью-Йорк на ассамблею ООН, когда стук ботинком стоял на весь мир, ЦРУшники пробрались в систему канализации посольства и сперли его, как это помягче сказать, анализы. Они по ним вычислили все о здоровье Никиты, о здоровье его родственников до третьего колена. Даже о том, что генсека скоро снимут на пленуме, догадались, суки. Скандал вышел страшный. Всех ГРУшников и ГБистов, ответственных за безопасность выгнали не только из посольства, но и со службы. С тех пор во время визита всегда назначается офицер, званием не меньше майора, оберегающий отходы главы государства от врагов. Отходы необходимо было собирать, по мере их появления, в особый контейнер и вывозить на Родину, где они закапывались на специально отведенном для этих целей полигоне. В Лондоне таким офицером судьба выбрала меня. Ну что ж, за все надо платить. Приказ есть приказ. Через неделю начался визит. Начался, если ты помнишь, с того, что президент полчаса не выходил из самолета. Перебрал малость в полете. Потом, на ковровой дорожке, во время исполнения гимна Великобритании, он попытался дирижировать оркестром. Ну, его быстро под ручки, в лимузин и увезли в Вестминстерский дворец на встречу с королевой. Там банкет, речи официальные. Президент наш, ясно дело, устал, и его пригласили на прогулку по парку. Идет он под ручку с королевой и видно со стороны, что его приспичило. Я с ребятами из охраны прячусь за деревьями и понимаю, что сейчас очередной международный конфуз может произойти. Так и получилось. Президент говорит королеве: "Сорри, мадам, айн момент" (он на трех языках свободно общался), и в сторону. Спрятался за машинку для игроков в гольф, и на колесо пописал. Все, конечно, сделали вид, что ничего не заметили. Президент опять королеву под ручку и дальше по парку, обсуждает с ней международное положение. Мне же не до смеха. В «Аквариуме» нас научили принимать быстрые решения. А тут уже ребята из МИ-6 бегут с ключами, готовы колесо снять и в лабораторию на анализы. Они о таком случае тридцать лет мечтали. "Ну, — думаю, — хрен вам"! Подскочил к машинке и на тоже колесо поверх президента! Что тут началось. Англичане объявили меня персоной "нон грата" и потребовали в двадцать четыре часа выкинуть из страны. Начальство купило билет на родной «Аэрофлот» и отправили меня в столицу нашей Родины. Через месяц президент подписал указ о награждении орденом "За заслуги перед Отечеством" третьей степени. Вчера же объявили об увольнении из армии. Вот такие дела Серега. А президенту и другим, сопровождающим его лицам, с тех пор стали выдавать специальные памперсы.

— Ну, что выпьем? Мы молча разлили оставшуюся водку. Вяземцев тяжело вздохнул:

— Ты помнишь Мишку Стрежевого, командира второго взвода?

— Как же. Конечно, помню. А что?

— Он сейчас в одном бутике, здесь, неподалеку, манекеном работает.

— ?

— Пойдем к нему в гости, по дороге расскажу. Адмирал Нельсон. Мы вышли на улицу. Я, сказать честно, уже забыл, что еще полчаса назад хотел уехать на Кавказ. Внутренний голос, не раз выручавший меня в стычках с «чехами», сказал:

— Держись, Серега. Тебя ожидают большие приключения.

— Сам знаю, — огрызнулся я. Попасть снова в одну компанию с Вяземцевым и Стрежевым, и обойтись, при этом, без приключений на свою пятую точку было невозможно. В первую чеченскую войну мы вместе участвовали в операции по уничтожению банды полевого командира Шамиля Бараева в Шатойском районе. Бардак тогда в армии царил страшный. Воевать никто не умел. Даже наш спецназ только еще опыта набирался. Короче, окружили мы банду в одном небольшом поселке. Единственную дорогу сами блокировали, а со стороны гор, на всякий случай поставили роту контрактников. В полной уверенности, что «духам» деваться некуда, стреляем по поселку не торопясь, и по рации с чеченцами ругаемся. Шамиль же мужик хитрый оказался. Как потом выяснилось, провел он сепаратные переговоры с командиром роты, блокирующей проход в горы. Всего за десять тысяч «зеленых» тот пропустил банду через свои порядки. Бараев вышел к нам в тыл и ударил из всех видов оружия. Хорошо, ребята не дрогнули. Сашка Вяземцев три часа с одной высотки из пулемета бандитов поливал. Стрежевой из снайперской винтовки самого Бараева в ногу ранил. Меня в начале боя контузило сильно. Даже куда стрелял, плохо помню. Первый бой, чего уж там. Потом прилетели «вертушки» и чеченцы отступили в горы. Мы к контрактникам, отношения выяснять. Командир их к тому времени уже смылся. Взял БТР и в сторону Дагестана ушел с деньгами. Самое интересное выяснилось потом. Оказывается, вся эта рота состояла из бывших членов одной подмосковской ОПГ. То ли «балашихинские», то ли «ореховские», не помню точно. Когда эту банду разгромили более крутые ребята, их командир, вор в «законе» по кличке Серый, велел всему личному составу спрятаться на время на Кавказе и совершенствоваться там в боевой и политической подготовке. У Серого были свои связи с военкомом района. Тот быстро оформил сотню бойцов по контракту и отправил в действующую армию. Только условие поставил, чтобы те со своим оружием прибыли. Бойцы погрузили в джипы «калашниковы», боеприпасы. Даже приборы ночного видения захватили, мы в то время о таких только мечтали, и отправились в Чечню устанавливать конституционный порядок. Скандал по армии стоял страшный. Роту хотели расформировать и отдать весь личный состав под военный трибунал. Потом начальство одумалось, и контрактников бросили на «зачистки» в Урус-Мартан. Воевать ведь кому-то надо было. Командир же их, по слухам, на полученные от Бараева деньги открыл бизнес в Санкт-Петербурге и вскоре погиб от рук конкурентов. Вот такие дела. Впрочем, извините, я отвлекся. Мы вышли на Пушкинскую площадь и направились вниз по Тверской. Москва поражала своей показной роскошью и искусственной нищетой. Возле богатых магазинов сидели таджички с детьми и хватали прохожих за ноги. У памятника Юрию Долгорукому просил милостыню одетый в камуфляж инвалид в коляске. Вяземцев протянул ему десятку:

— Где ногу потерял, служивый? Под Ляояном? Инвалид жадно схватил деньги.

— Трамваем резануло в ночную смену, — не став прикидываться десантником, честно, распознав в нас бывших военных, сказал он и за искренность получил еще червонец.

— Вот, Серега, — Вяземцев достал портсигар, — и нас с тобой ждет вскоре такая участь. Сядем на улице, и будем просить у народа за наши бывшие подвиги.

— Что просить?

— Что заслужили, то и будем просить. Может, на сигареты и наскребем.

— Ладно, хватит о грустном. Расскажи, лучше, почему Мишка манекеном в бутике работает?

— Отсутствие гражданской специальности сказалось. В армии, если помнишь, он часами мог в засаде лежать. Вот этот опыт и пригодился после дембеля. Стоит себе в витрине за пять баксов в час и в ус себе не дует.

— Пять баксов! Слушай, в этот магазин еще не требуются бывшие разведчики?

— Нет, я уже узнавал. Да и не сдюжим мы. Пить нельзя, курить тоже. Бабы опять же пялятся, а ты ни-ни.

— А за что Стрежевого из армии турнули?

— Это длинная история. Лучше он сам тебе расскажет. Да, вот мы и пришли уже. Вяземцев остановился у огромной витрины магазина. В самом деле, в ней стоял, сверкая черными, как смоль, усами, одетый в шикарный костюм, бывший комвзвода второй роты капитан Стрежевой. В руках он держал толстую трость "а-ля Черчилль". Я постучал по стеклу. Через полчаса мы втроем уютно расположились в небольшом кафе возле ЦУМа. Народу было немного. Вяземцев потребовал у бармена поставить "Серенаду солнечной долины" Миллера. Эту музыку мы всегда слушали после операций, возвращаясь на базу. Как подводники, кушающие поросенка. Под Миллера налили по сто грамм за встречу. Стрежевой произнес тост:

— За спецназ! Спасибо, ребята, что пришли. Я уже совсем офонарел в этом магазине. Да и проблемы у меня вчера серьезные возникли на работе. Может, если мы опять вместе, что-нибудь придумаем? Как жить дальше, не знаю!

— Конечно, придумаем, и проблемы твои решим. Ты только пока расскажи, за что тебя из армии попросили.

— Старая история. Катер я торпедный утопил. Последний торпедный катер Каспийской военной флотилии. Михаил, не торопясь, выпил, вытер усы и начал рассказывать.

***

После вторжения «чехов» в Дагестан, резко активизировалась переброска боевиков из Ирана и Азербайджана морским путем. Они летали на быстроходных катерах группами по десять, пятнадцать человек. Была поставлена задача остановить переброску бандитов. Нас погрузили на самолет и в Астрахань. Там раскидали по катерам. Ребята попали на ракетные, а мне не повезло. Был во флотилии единственный торпедный катер, который по невнимательности забыли списать. Вот на него-то меня, с двумя бойцами, и командировали. Я, поначалу, расстроился, а потом привык. С командиром, капитан-лейтенантом Лехой Вакулевым, подружился. Стали ходить в море, патрулировать. Но, как на грех, никого. Только браконьеры попадались. И вот через неделю повезло. Локаторы поймали катер чеченцев. Со стороны Баку шел. Мы на крылья встали, сорок узлов и за ним. Он тоже сорок держит. У нас, видно, как и у него, предел скорости. Никак не подобраться поближе. Идем час, второй, бесполезно. Я говорю командиру:

— Давай его торпедой догоним. Торпеда все же быстрей идет.

— Нельзя торпедой. Они все у нас учебные стоят, без заряда. Если промахнемся, торпеда запас хода выработает и утонет. Тогда мне за потерю имущества весь остаток жизни на этом катере служить. А я хочу на МРК (малый ракетный корабль) перебраться старпомом.

— Уйдут ведь, гады! Леха, давай рискнем. Попадем в корпус ниже ватерлинии. Они воды наберут и сами остановятся. Уговорил я на свою голову командира. Пустили торпеду с левого борта и, конечно, промазали. Леха сразу про бандитов забыл и за своей торпедой помчался. Через четверть часа догнали ее. Она, оказывается, запас плавучести хороший имела. Не утонула. Подобрали мы торпеду, оглянулись, а бандитский катер неподалеку болтается. У них двигатель стуканул. Мы обрадовались такой удаче, и сразу пошли на абордаж. Поймали десяток вахабитов, по катеру противника дали несколько очередей из крупнокалиберного пулемета, и на базу. Идти надо было часа три. Мы: я, Вакулев и старпом, сели в кают-компании и стали отмечать первую победу. На флоте ведь чем отмечают? Шилом, спиртом по-нашему. Ну и доигрались. Дальнейший рассказ требует некоторых пояснений. Есть такое понятие: военно-морской шик. Некий неписаный кодекс законов. Согласно этому кодексу военный корабль должен не просто причаливать к пирсу, а причаливать красиво, то есть подходить к базе на полной скорости, затем глушить двигатели и, уже по инерции, причаливать. Вся фишка заключалась в том, когда заглушить двигатели. Рано команду "Стоп, машины" подашь, до пирса можешь не дойти. Поздно, в берег уйдешь. Поэтому во время швартовки на баке стоит опытный мичман и показывает командиру, когда глушить двигатель. На нашем катере эту функцию выполнял старпом. К сожалению, в момент прихода на базу, старпом был в состоянии "ниже ватерлинии" и выполнять свои обязанности никак не мог. Поэтому Леха назначил крайним меня. Лучше бы мы шли пешком! И отвлекся-то я всего на одно мгновение. Девчонки красивые на пляже городском возле базы загорали. Поворачиваю затем голову в нужном направлении, смотрю — море кончилось. Катер на полном ходу врезался в пирс и, получив пробоины не совместимые с теорией борьбы за живучесть корабля, ушел в течение десяти минут на дно Каспийского моря. Слава Богу, все живы остались. Даже вахабитов пленных спасли. Мне после этого случая ребята прозвали адмиралом Нельсоном. Я когда с катера вверх тормашками летел, глаз подбил. Полгода потом не видел. Нас с Лехой хотели сразу отдать под трибунал. Ведь даже в годы Великой Отечественной войны Каспийская флотилия не потеряла ни одного корабля! Но потом скандал замяли. Дали рапорт наверх, что катер погиб в неравной схватке с превосходящими военно-морскими силами республики Ичкерия. Леху Вакулева списали на берег и назначили начальником гарнизонной гауптвахты. А меня заставили уйти из армии. Вот такие дела, мужики. Резидент со знанием английского языка. Мы сидели в кафе уже часа два. Вспомнили всех ребят из нашей роты, помянули тех, кто навечно остался в горах Кавказа.

— Слушай, Михаил, — я внезапно вспомнил, что Стрежевой говорил о каких-то серьезных проблемах. — Что там у тебя случилось на работе?

— Да вчера немного повздорил с местной братвой. Зашли в магазин пять крутых, как им казалось, мужиков. Видно подарки своим подругам искали к восьмому марта. Шум устроили, к девушкам нашим приставать начали. Охранник на входе испугался (чего с него взять, парень молодой, необстрелянный) и не стал вмешиваться. Я браткам замечание сначала сделал. Очень вежливо, между прочим. Те смеются. Мол, стоишь тут манекеном, и не вякай. Рассердили они меня сильно.

— Ну…

— Чечена гну. Всех пятерых мордой в пол уложил и предложил покинуть магазин. Обиделись они что ли? Пообещали порезать меня на кусочки, сели на джипы и свалили.

— Да, ситуация сложная, — вступил в разговор Вяземцев. — Может, тебе на время исчезнуть с горизонта.

— Куда тут исчезнешь? Деньги надо зарабатывать. Квартиру хочу купить в Подмосковье. Тут-то в голову мне и пришла одна идея, и я рассказал ребятам о своих приключениях в засекреченном институте, о Гоше Петушкове и о его чудо — установке. На трезвую голову они бы не поверили, а так, даже не усомнились. Короче, предложил я отсидеться у своего бывшего одноклассника. Территория режимная, муха не проскочит. Петушков, после того, что с ним произошло, вряд ли сам решится продолжать эксперименты. Тут мы и пригодимся. Стрежевого спасем от наезда и денег заодно подзаработаем. Если бы я знал, чем эта затея обернется! Вышли мы из кафе, поймали «тачку» и поехали на окраину Москвы в институт к Петушкову. Только на КПП я сообразил, что пропуск есть только у меня. Но Вяземцев быстро нашел выход из положения.

— Не построено еще в России такого забора, — говорит он, — в котором нет хотя бы одной дыры. Ты Серега иди, как положено, а мы сами доберемся. И точно. Пока я в пропускном бюро валандался, ребята в институт проскочили и уже кофе пили со Светланой Ивановной. Та, увидев меня, обрадовалась.

— Я, — говорит, — уже и не чаяла вас, Сережа, увидеть. Друзья ваши очень хорошие, столько смешных историй мне рассказали. "Когда только успели", — думаю. — Светлана Ивановна, мы ведь на работу пришли устраиваться. Испытателями. Где Георгий Викторович сейчас находится?

— У директора на совещании, скоро придет. Вы знаете, Сережа, он после того случая, — Светлана Ивановна понизила голос, — совсем изменился. Тихий стал, задумчивый. Вскоре появился Петушков. Увидев меня, обрадовался.

— Я знал, что ты вернешься. Будем продолжать испытания?

— Возможно. Только я не один, а с друзьями. Тоже офицеры ГРУ в отставке. Рвутся в бой.

— Без проблем. Устрою всех лаборантами на свою кафедру. С окладом полторы тысячи рублей в месяц на каждого. — И, пресекая мои возражения. — С возможностью подработки во время испытаний! Пришлось согласиться.

***

Прошло несколько месяцев. Эксперимент следовал за экспериментом. Ребята быстро привыкли к новой работе, даже, можно сказать, втянулись. О нашей работе руководство института доложило «наверх». Там осознали, какие огромные перспективы, в первую очередь, в области разведки, открываются перед оборонным комплексом страны и открыли лаборатории неограниченное финансирование. Мы стали получать уже по сто долларов плюс премиальные. К тому же, нас вновь зачислили в ряды действующей армии. Жизнь потихоньку налаживалась. Как вдруг, с визитом в институт пожаловал министр обороны страны. Приехал он без всякой помпы, на простом «Мерседесе», почти без охраны. Собрал нас на совещание в кабинете директора.

— Товарищи офицеры. Руководство страны чрезвычайно довольно работой вашей лаборатории. Принято решение от экспериментов перейти к конкретному делу. Готовы?

— Так точно, — отвечаем, — всегда готовы!

— Вы знаете, в каком сложном положении находится наша Родина. Страны большой семерки хотят, чтобы мы были вечным сырьевым придатком цивилизованного мира. Более того, нам фактически предъявлен ультиматум о полном ядерном разоружении. Мириться с этим произволом более нельзя! Поэтому принято решение, с помощью вашей установки, начать внедрение наших людей во властные структуры Запада. Заняв ключевые посты, в первую очередь, в военных структурах стран НАТО, мы отведем угрозу распада нашей страны и снова покажем всему миру "кузькину мать". Вопросы есть?

— Конечно, нет, — отвечаем. — Приказывайте, товарищ министр, готовы выполнить любое ваше задание, в пределах разумного.

— Прежде, я хочу лично убедиться в эффективности работы вашей установки. Лучше бы он этого не делал. Дальнейшие события протекали стремительно. Мы прошли в лабораторию. Петушков пытался объяснить министру суть своего открытия, но тот ничего не понял. Тогда за дело взялась Светлана Ивановна. Она, для наглядности, нацепила на себя электроды и тут… Как попала белая лабораторная мышь на стол, возле которого стоял министр обороны никто не знал. Точно также никто не знал, что тот с детства боится мышей. Министр дико закричал и бросился вон из комнаты. Как на грех на его пути оказался Вяземцев. Сашка ойкнул и грохнулся на пульт управления, нажав задницей кнопку «Пуск». Установка, немедленно включившись, начала искать для себя достойный объект. И нашла. Так Светлана Ивановна, сама того не желая, стала министром обороны Российской Федерации. И грохнулась в обморок.

***

Искать виновных не стали. Как не стали приводить в чувство Светлану Ивановну. А то еще накомандует чего-нибудь не то. Министр, превратившись в женщину, повел себя вполне достойно. Он не стал возмущаться, рвать волосы, кричать, что всех уволит к едрене фене. Только спросил (а?) Петушкова, как долго ему пребывать в таком состоянии. Георгий Викторович заверил, что в один момент все исправит, так, что не более часа. Тогда министр предложил продолжить совещание, и мы вновь прошли в кабинет директора.

— Ну что ж. Я вижу, что у вас тут все без обмана. Идем далее. — Министр, одернув юбку, сел в кресло.

— Завтра к нам с дружественным визитом прибывает командующий шестым американским флотом адмирал Хитроу. В рамках визита планируется посещение вашего института. Кто командир отряда испытателей?

— Майор Угаров, — я встал по стойке смирно.

— Майор, вам надо определить, кому из отряда можно доверить командование шестым флотом потенциального противника. Я задумался только на мгновение.

— Капитану Стрежевому. Только у него есть опыт руководства военно-морскими силами.

— Отлично. Капитан, английским языком владеете?

— Так точно. — Стрежевой даже не моргнул. — В рамках Рязанского десантного училища, товарищ министр обороны!

— Этого достаточно. У нас в училищах отличные преподаватели. В случае успешного выполнения задания можете рассчитывать еще на одну звездочку.

— Мне бы лучше квартиру в Подмосковье, — неуверенно произнес Михаил.

— Вы же знаете, какое у нас сложное положение с жильем для военнослужащих, — рассердился министр. — Ладно, что-нибудь придумаем. Министр внезапно замолчал и поправил съехавшую грудь. Похоже, он прислушивался к своему внутреннему состоянию.

— Товарищи офицеры. Положение очень серьезное. Кажется, нас ожидают критические дни. Все свободны. Приказы в армии не обсуждаются. Мы нисколько не сомневались в том, что капитан Стрежевой с честью выполнит задание. Было только непонятно, как испугать во время визита в нашу лабораторию американского адмирала. Ведь иначе установка на него не среагирует. Долго ломали головы, но так ничего и не придумали. Петушков, к тому моменту, уже устранил все неполадки и вернул ассистентку и министра в свои прежние состояния. Министр, пожелав нам успехов в боевой и политической подготовке, убыл на учения Северного флота. Светлана Ивановна, пережив по ее словам глубочайший стресс, удалилась в буфет.

— Светошумовая граната, — наконец-то родил идею Вяземцев. — Адмирал заходит, а мы — бац! После долгих споров, его предложение было принято. Назавтра все прошло как по маслу. Адмирала Хитроу отсекли от свиты, завели к нам в лабораторию. Дальше — дело техники. Небольшой взрыв, паника в коридоре.

— Спокойствие, господа. Все под контролем. Короткое замыкание, с кем ни бывает. Стрежевой, перевоплотившись в командующего шестым американским флотом, уехал в Белый дом на переговоры с премьер-министром. Вяземцев отправился в буфет за коньяком. Так началась новая эра в истории России.

***

Для изложения последующих событий мне потребуется определенная доля смелости. Как вы, вероятно, убедились, врать я не умею. Все, что случилось со мной и моими друзьями ранее, я постарался передать максимально точно, великолепно понимая все свою ответственность перед потомками. Наши дети, изучая в школе историю своей страны, должны ясно понимать истоки событий, перевернувших политическую карту мира. Как Россия за короткое время стала величайшей страной на земном шаре? Почему Саудовская Аравия вошла в состав Российской Федерации на правах автономии? По какой причине страны мусульманского мира, все как одна, приняли православие? На эти и множество других вопросов я постараюсь ответить максимально точно. Итак, Вяземцев пошел за коньяком. Советы сумасшедшего. В принципе, я не большой любитель спиртного. Одно дело, после боя выпить стакан водки за то, что остался жив и еще стакан за тех, кто уже не выпьет с нами. Другое — пить на рабочем месте. Все праздники на службе заканчиваются одинаково. Женщины — коллеги по работе, превращаются в просто женщин. Начальник становится лучшим другом и пьет на брудершафт. Подчиненные теряют всякое уважение, стреляют по — панибратски сигареты и стряхивают пепел в твою же тарелку. Но сейчас был особый случай. В армии принято обмывать новые должности и звания. Мишка Стрежевой только что совершил оглушительную карьеру, за пять минут надев взамен капитанских адмиральские погоны. До сих пор подобное удалось только Юрию Гагарину, стартовавшему в космос лейтенантом, и приземлившемуся в Оренбургские степи (Волгоградский колхоз?) уже майором. Не обмыть это событие (естественно речь идет о Мишке, а не о Юрии Гагарине) было просто нельзя. Поэтому я взял в охапку Вяземского, вернувшегося из буфета с бутылкой «Кавказа» и мы ушли на берег Москва реки. Никак не могу понять одну вещь. На Кавказе — война, горы трупов, а Терек чист, как слеза. В Москве — мир, море денег, а Москва река грязная, как чеченская война. Парадокс, однако. Короче, сели мы с Сашкой, на берегу реки возле Строгинского моста, развели небольшой костерок, достали коньяк, закуску в виде плитки шоколада и выпили за удачное начало карьеры Стрежевого. Мужики, когда выпьют, о чем беседуют? Правильно. Сначала о политике, потом о женщинах, заканчивают футболом. Городской сумасшедший, бывший профессор Московской консерватории Степан Ильич Безуглов подошел к нам в момент, когда обсуждалась политическая обстановка в мире. Профессор возник как привидение в фильмах Хичкока. Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Добрый вечер, господа офицеры, — привидение учтиво поклонилось, — позвольте присесть возле вашего костра.

— Окажите любезность, — Сашка Вяземцев решил поддержать разговор.

— Позвольте представиться. Безуглов Степан Ильич. Бывший профессор Московской консерватории. В данный момент — городской сумасшедший. — Привидение село на ящик из-под апельсин. — Не будете ли вы так любезны, налить мне пятьдесят, лучше сто грамм для поправки здоровья. Мне всегда нравились культурные люди. Вяземцеву, похоже, тоже. Он плеснул Степану Ильичу в пластмассовый стакан коньяк и подал дольку шоколада для закуски.

— Благодарствую, — профессор, отклонив протянутый шоколад, аккуратно выпил коньяк. — Кажется, вы ведете беседу на политические темы? Позвольте поучаствовать.

— Вы будете участвовать в дискуссии как профессор или намерены пребывать в роли городского сумасшедшего? — съязвил Вяземцев.

— Если вы, молодой человек, хотите получить истинную картину мирового устройства, то должны ясно понимать, что о политике здраво рассуждать нормальные люди никак не могут. — Профессор насмешливо посмотрел на нас. — Будьте любезны, налейте мне еще полстаканчика и я прочитаю вам небольшую лекцию. Кстати, начало вашего разговора я, отдыхая в соседних кустах, слышал, поэтому в курсе происходящих событий. Вы, кажется, желаете снова сделать нашу страну супердержавой? Ну, ну. Тогда позвольте начать. Пришлось позволить. Профессор выпил, зачем-то оглянулся по сторонам и, откашлявшись, принялся за рассказ.

***

— Мир, окружающий нас, молодые люди, устроен весьма несправедливо. Россия, оказавшись на задворках мировой цивилизации, не имеет никаких шансов стать частью Европы. Наш удел снабжать нефтью и газом страны, так называемого "золотого миллиарда". Вы, конечно же, слышали этот термин. Да, да. Баронесса Маргарет Тэтчер, будучи премьер-министром Великобритании, придумала теорию хороших и плохих народов. Весь мир, в том числе и наша страна, обязаны быть бедными и снабжать цивилизованные страны сырьем и продовольствием. Со своей колокольни, она права. Ресурсы на нашем шарике не бесконечны и, как ни крути, на всех не хватит. Но нашей, Богом забытой Родине, от этого не легче. Вы, в целом, взялись за благородное дело, и, я уверен, у вас все получится. Но, задумайтесь, кто воспользуется плодами победы?

— Как кто, — удивился Вяземцев. — Все мы, то бишь народ.

— А вы знаете, юноша, что в России нет единого народа?

— Конечно, знаю. Русские, татары, чукчи…

— Нет. Я не в этом смысле, — ухмыльнулся профессор. — В России всегда проживало два народа: элита и обслуживающий ее персонал. Так было при царе-батюшке, при коммунистах. Так и теперь, при демократах. Это не плохо и не хорошо. Это данность. Все, что вы задумали сделать, безусловно, принесет дивиденды элите. А другой части населения? Сильные мира сего терпеть не могут делиться с остальным народом.

— Что же вы предлагаете, Степан Ильич, — не выдержал я.

— Думайте, господа офицеры, думайте…, - профессор тихо и незаметно, словно профессиональный разведчик растворился в темноте. Гарем для русского разведчика! Прошел год. Наша лаборатория работала в полную силу. В отряде испытателей уже числилось около ста человек. Все они, после соответствующей подготовки, были внедрены в ряды военной и политической элиты разных стран. Мы, например, заняли посты министров обороны Франции, Германии и Японии. Директором Центрального разведывательного управления стал подполковник Чохоберидзе, присланный к нам из Северо-Кавказского военного округа. Удалось занять пост Генерального секретаря ООН. Даже Светлана Ивановна побывала на задании. Как-то вечером после работы она отозвала меня в сторону и говорит:

— Я, Сережа, в этой жизни вам что-нибудь плохое сделала?

— Пока вроде бы нет, — отвечаю.

— Так почему же вы набираете все новых и новых людей, платите им командировочные, повышенные оклады, а я как была на ставке лаборантки, так на ней до сих пор и нахожусь. Нехорошо, Сережа, нехорошо. Пришлось послать ее на задание. Как раз в это время в Москве была с визитом советник американского президента по национальной безопасности. Светлана Ивановна заменила ее на два дня. Договорилась с нашим правительством о вступлении России в ВТО. Умница. Ей потом за это Внешторгбанк шубу норковую подарил. К сожалению, полностью провалилась попытка заменить президента США. Он так и нашел времени посетить нашу лабораторию во время своего визита в Москву. Тем не менее, ситуация в мире кардинально изменилась. Закончилась война в Чечне. Нет, мы не победили. Просто удалось договориться с другими странами о прекращении финансирования бандитов, и война сама собой прекратилась. США объявили на весь мир об одностороннем разоружении. Шестой флот, в полном составе вошел в ряды Российской армии и передислоцировался в Черное море. Турция, кстати, сразу после этого вернула гору Арарат Армении, и подарила нам Босфор и Дарданеллы. Стрежевой тут же уволился со службы и опять оказался в моем распоряжении. Самое интересное задание выпало на долю Вяземцева. Несколько месяцев назад нашу лабораторию посетил самый богатый человек в мире — король Саудовской Аравии. Я, честно говоря, не хотел посылать на это задание Вяземцева. Уж больно характер у него был вспыльчивый. Но Сашка меня уговорил.

— Я, — говорит, — всю свою короткую жизнь мечтал завести гарем. Только на нашу офицерскую зарплату и одну-то женщину прокормить трудно. Серега, пусти на задание. Я, честное слово, всю их нефть нашей стране по пять долларов за баррель продам.

— По три, — пошутил я.

— Ладно, по три. Только отпусти. Пришлось выписать Вяземцеву командировку. А ведь я знал, что если Сашка дал честное офицерское слово, то в лепешку расшибется, но обязательно его выполнит. Короче, нефтяной рынок рухнул в течение одной торговой сессии на Нью-Йоркской фондовой бирже. ОПЕК распалась, и Россия стала монопольным продавцом нефти в мире. Теперь вы понимаете, почему все мусульманские страны приняли православие. В обмен им разрешили торговать нефтью по приемлемым для нас ценам. Вскоре Вяземцев включил Саудовскую Аравию в состав Российской Федерации и вернулся опять в наш отряд. Так мы снова оказались вместе. Собрались по старой памяти в лаборатории за чашкой чая. Поделились впечатлениями. Все-таки за год много чего произошло. Петушков выслушал все наши истории и спросил:

— Ну и чего вы всем этим добились? Цены на бензин взлетели в два раза. Зарплаты не выросли. Олигархи скупили всю недвижимость в Европе, а нам опять шиш.

— Да, верно, — поддержал Георгия Викторовича Стрежевой. — Мне квартиру так и не дали. Хотя я целый флот в Черное море притащил.

— Страна наша способна на благодарность. Но только посмертно. — ухмыльнулся Вяземцев. — Прав все-таки был Степан Ильич. Кому первому пришла в голову идея государственного переворота я уже не помню. Наверное, все мы уже об этом думали. Нельзя пытаться изменить окружающий нас мир и не измениться при этом самим.

— Ну, что мужики, попробуем. Судьба послала нам шанс. Не воспользоваться им никак нельзя. Только поклянемся, что действовать будем только по совести и никогда не воспользуемся служебным положением в личных целях. Распределили посты. Вяземцев взялся поработать президентом РФ. Я — премьер-министром. Светлана Ивановна решила возглавить Госдуму. Стрежевой думал, думал и, наконец, изрек.

— Я, — говорит, — давно хотел всякую сволочь на чистую воду вывести. Поэтому позвольте занять должность Генерального прокурора. Короче, решили мы на полгода возглавить страну. Вы скажите, что присягу нарушили. Нет. Мы присягали служить народу, а не тем, кто «наверху» оказался. Вот, если через полгода ничего не выйдет, вернем все на круги своя и уйдем на пенсию. Приняв такие исторические решения, мы сразу стали разрабатывать конкретный план государственного переворота. Гоша Петушков не стал участвовать в заговоре, хотя ему и предложили пост министра сельского хозяйства. Он вышел из-за стола и повел себя очень странно. Включил установку, разделся, прикрепил на тело электроды и установил таймер на двадцать минут.

— Психи все здесь ненормальные. Уйду я от вас в астрал.

— Куда? — заинтересовался я.

— Куда-куда. Догадайся с трех раз. Уже шесть часов пробило. Могу и опоздать. Наконец-то стало тихо. Так тихо, что было слышно, как в коридоре хлопнула соседняя дверь. Секретарша Любочка, как обычно, прошла в кабинет директора.

Часть 2.

Крушение надежд. Директора института опытной физики Ивана Никифоровича Побегайло любили женщины. Любили так сильно, что к сорока восьми годам у Ивана Никифоровича кончились деньги. Да, да, да. Директора, к его огромному сожалению, женщины любили отнюдь не бескорыстно. Дорогие рестораны, поездки на горнолыжные курорты Швейцарии и пляжи Таиланда отнимали все сбережения Ивана Никифоровича. К тому же он очень любил испытать судьбу в рулетку и покер.

— За удовольствия надо платить, желательно в конвертируемой валюте, — тяжело вздыхал Побегайло, путешествуя по коридорам своего института. Сзади директора, на почтительном расстоянии, держа на весу блокнот и ручку, семенила его секретарша Любочка. Попадавшиеся навстречу Побегайло сотрудники почтительно раскланивались и прижимались к стенкам. 120 — килограммовая туша Ивана Никифоровича, невольно вызывавшая почтение подчиненных, подплыла к своему кабинету. Дальше проход был закрыт. Закрыт для всех, включая Побегайло. За кабинетом находилась сверхсекретная лаборатория, сотрудники которой подчинялись напрямую министру обороны. Иван Никифорович остановился и почесал в задумчивости нос. Какая-то мысль явно пыталась прорваться в его рано облысевшую сзади голову. Правда, гораздо легче было танкам Гудериана прорвать оборону Москвы или гвардии Саддама Хуссейна победить войска коалиции, чем свежей мысли пробиться в полысевшую от любовных похождений голову директора. Но, каких только чудес не бывает в этой жизни.

— Любочка, — пробасил Иван Никифорович, — пригласи ко мне в кабинет начальника лаборатории Петушкова. Срочно. Так началась новая глава в приключениях офицеров ГРУ, возомнивших о себе, черт знает что. Точнее для них то приключения подходили к концу, ибо так уж устроен этот мир. На каждое действие есть свое противодействие, как гласит один из законов учебной программы для седьмого класса. Войдя в приемную и положив на стол секретаря шоколадку "Мишка на севере", Георгий Викторович почтительно постучал в дверь директора.

— Разрешите войти?

— Входи, дорогой, входи, — Иван Никифорович встал с кресла. — Чай, кофе или может коньячку? Петушков стушевался. Так его директор еще ни разу не встречал.

— Нет, что вы. Я на службе. Сегодня еще несколько экспериментов надо провести.

— Жаль, очень жаль, уважаемый Георгий Викторович. Живем практически по соседству, а я о твоей работе практически ничего не знаю. Только слухи разные доходят. То ли ты снежного человека клонируешь, то ли эликсир молодости изобретаешь.

— Вы же в курсе, Иван Никифорович. Внутренние инструкции не позволяют мне распространяться о работе лаборатории.

— Да? А вот мне докладывают, что твои подчиненные что-то нехорошее задумали. Сидят, понимаешь, часами в буфете, коньяк пьют. Чуть ли не заговор какой замышляют. Не меня ли подсидеть решили! — Побегайло стукнул кулаком по столу. — У меня ведь силенок достаточно и связи неплохие в верхах. Давай, Викторович, рассказывай все, как есть, а то уж больно далекие у нас с тобой отношения.

— Вы даже представить себе не можете, насколько они близкие, — горестно вздохнул Петушков. — Ладно. Вы правы. Я, как честный человек обязан доложить, что в недрах вверенной мне лаборатории группой отщепенцев во главе с майором ГРУ Угаровым готовится захват власти путем использования моего изобретения… Петушков рассказал все и обо всем. Обо всем, кроме Любочки. Мало ли директор обидится. Конечно, начальство в этой жизни сплошь и рядом пользует своих подчиненных. Вот бы наоборот. Побегайло слушал, открыв рот от изумления. Черт знает что! Этот сумасшедший Петушков сидит на золотом дне, а занимается всякой ерундой. Нет, так дело не пойдет. Уж он то найдет способ заработать на изобретении своего завлаба. Это даже не блюдечко с золотой каемочкой. Это гораздо круче!

— Да, натворил ты делов, Георгий Викторович. Но, молодец. Молодец, что нашел в себе силы вывести на чистую воду предателей демократии. Я сейчас позвоню куда надо, и завтра же ноги их не будет в нашем институте. "По тундре, по широкой дороге…" — Директор подошел к бару и достал начатую бутылку армянского коньяка. — Ладно, с этими вояками мне все ясно. Вот что с тобой делать, прямо не знаю. Давай выпьем и поговорим по душам.

— Давайте, — махнул рукой Петушков. Они выпили по рюмке, и директор сразу же наполнил хрусталь вновь до краев.

— Пей, Викторович. Дело к тебе есть на миллион долларов. А может и больше. Ты деньги любишь? После третьей рюмки Петушков признался, что любит. После пятой они с директором принялись разрабатывать план по добыче денежных купюр в особо крупных размерах. План состоял в следующем. Сначала нейтрализуются все сотрудники лаборатории вместе с ассистенткой Светланой Ивановной. Затем из списка посещений института был выбран визит олигархов нефтяного бизнеса, господ Шафаревича и Климченко. Петушков брался провести их через охрану в свою лабораторию. Затем, с помощью установки, Побегайло и Георгий Викторович становились на время (по их расчетам, часа на два) олигархами и переводили на счет некой фирмы деньги. Несколько миллионов, олигархи даже и не заметят. Потом, как обычно в России — обналичивание и на Канары!

— Или на нары, — скаламбурил Петушков. Побегайло, в ответ, не стал ему больше наливать коньяк. На подготовку операции понадобилось три дня. Майор Угаров и компания уже маялись на Лубянке у следователей. Олигархи подтвердили свой визит. Иван Никифорович и Петушков ждали их в лаборатории. Поставили таймер на два часа, выпили снотворное. На дверях был установлен фотоэлемент. Пересекут олигархи инфракрасный луч, взорвется, как обычно, светошумовая граната и можно грести деньги лопатой. Все шло как по маслу. Даже слишком. Лушка и Веспасиан. "Март — самый лучший месяц для любви. Именно в марте бутоном расцветают их желания и максимально проявляются наши возможности", — думал кот Веспасиан, лежа на подоконнике прямо напротив кабинета директора. Вы скажите, что коты, во-первых, не думают, а, во-вторых, какого дьявола этот самый Веспасиан разлегся возле начальства. Объясняю. Может быть, ваш кот и не способен мыслить. Может быть, вы его перекармливаете или, страшно сказать, кастрировали в раннем возрасте. Отдельная бригада котов, созданная по приказу директора института несколько лет назад для борьбы с мышами и крысами, вся, как на подбор, состояла из котов мыслящих. Ведь без соображения ни в жисть мышь не поймаешь. Разве что лабораторную. Веспасиан — кот заслуженный. Погрызенные соперниками уши и ободранный хвост говорили о его славном боевом прошлом. Одно было плохо — Веспасиан не имел родословной. Прямо скажем, был он обычным дворовым котом, и потому Лушка ну ни как не хотела даже смотреть в его сторону. Лушка — настоящая сибирская кошка, с густой шерстью и кисточками на ушах. У нее даже паспорт имелся с регистрацией. Ведь в нашей стране без регистрации только таджиком можно работать на подмосковной стройке. Короче, Лушка на Веспасиана абсолютно не реагировала. А ведь у котов мыслящих в марте та же психология, что и у мужиков после получки. Думают только о противоположном поле. Веспасиан лежал на подоконнике уже несколько часов. Он знал, что рано или поздно мимо него пробежит дивно мурлыкая Лушка, и тогда… Мимо прошел директор с начальником лаборатории Петушковым. Петушкова Веспасиан недолюбливал, уж больно мрачный тип. Даже не погладит никогда и «Вискасом» не угостит. Кот, прищурясь, посмотрел, как люди прошли мимо охранника в лабораторию, почему-то оставив дверь открытой. Такого раньше никогда не бывало. Затем охранник поднялся и, посвистывая, пошел по направлению буфета. "Полное разложение дисциплины, — подумал Веспасиан, — куда только смотрит первый отдел"? Но в этот момент мимо, как стрела, промчалась Лушка и нырнула в открытую дверь лаборатории. "Теперь она моя", — Веспасиан медленно слез с подоконника и, покачивая ободранным хвостом, пошел следом. Он был мудрый кот и прекрасно понимал, что из закрытого помещения кошке от него не сбежать. Зачем при этом он сначала вскарабкался на дверь, а потом спрыгнул вниз? Да, кто ж их поймет, котов этих. Взрыв светошумовой гранаты застал Веспасиана в полете. Ну что ж, приходится признать, что вы, наверное, уже догадались о дальнейшей судьбе директора и Петушкова. Желание быстрого обогащения сыграло с ними злую шутку. Ведь превратиться, пусть и на время, в котов… Мало кому этого пожелаешь. Да еще и в марте месяце! И ведь именно в Лушку вселилась душа Ивана Никифоровича. Если наоборот, то все было бы не так интересно. Олигархи от нефтяного бизнеса Шафаревич и Климченко, оживленно беседуя о прокладке нового нефтепровода в Китай, подходили к лаборатории. Как вдруг из распахнутой настежь двери выскочила совершенно обезумевшая пушистая кошка и за ней, распластавшись в воздухе, с диким воплем, летел ободранный (или ободренный) огромный котище. Сделав немысленный кульбит в воздухе, он помчался на встречу своему счастью. На все про все у Петушкова было два часа. Казалось бы. Побег — дело интимное. Арестовали нас вечером в буфете. Все было сделано на высшем уровне. Ребята в масках с автоматами ворвались с двух сторон: в дверь и со стороны подсобки. Буфетчицу, тетю Машу потоптали немного. Нет, конечно, мы дернулись в ответ. Положили несколько пацанов на пол, но уж больно силы были неравные. К тому же отвыкли в мирное время быть всегда в боевой готовности. — Руки за голову, мордой к стене! Что за нравы у этих ФСБ-шников. О том, что захват произвело именно это ведомство, мы поняли во время обыска. В буфет сразу после захвата вошел старший группы. Я сразу его узнал — Витька Коноваленко. Он капитаном госбезопасности был, когда мы вместе охотились на одного чеченского бандита, которого потом, после поимки, наши сделали президентом этой маленькой, но очень вредной республики. Коноваленко тоже меня узнал, но сразу не открылся. Походил по буфету, подумал, потом дал команду своим головорезам:

— Отставить захват. Арестованных отпустить, всем в автобус. Ждите моей команды. Всем ясно? Народ поснимал маски и, недовольно ворча, потянулся к выходу. Коноваленко подождал, когда подчиненные выйдут, и обнял меня:

— Привет, Серега. Вечно ты приключения ищешь на свою задницу. Давай рассказывай все. Только быстро, пока я ситуацию контролирую. Сели за столик. Тетя Маша, охая и ахая, принесла новые стаканы взамен разбитых и бутылку водки.

— Ну, за понимание! Мы, конечно, могли спокойно уйти. Но подводить Коноваленко не хотелось. Человек на службе, зачем ему карьеру портить. К тому же очень хотелось узнать, кто нас заложил. Вышли на улицу. Тут заупрямился Вяземцев:

— Не поеду я на этом автобусе! Давайте лучше 'тачку' поймаем. Так на такси мы всей компанией прибыли к пятому подъезду знаменитого здания на Лубянке. Подождали немного, пока автобус с группой захвата подойдет (он в пробке на Ленинградском проспекте застряли) и пошли оформляться. Надо сказать, что тюрьма мне, как и огромному количеству русских людей, была не в новинку. Сидел три дня в чеченской яме, пока наши не отбили. Так вот, на Лубянке условия гораздо приличнее. И если, не дай Бог, придется вам садиться — выбирайте Лубянку! Она уже совсем не та, что в тридцать седьмом. Камера чистая, кормят гораздо приличнее, чем на передовой. Газеты свежие каждый день приносят. Телевизор со спутниковой антенной, холодильник. Соседи вполне приличные. Один, бывший олигарх, не захотел собственностью с государством поделиться. Другой пытался продать мавзолей вождя в Китай. Даже предоплату получил. Выдавал себя за школьного друга нашего президента. Умнейший человек. Ни одной партии у него в шахматы за все время не выиграл. Сидим себе, на допросы ходим. Обеды прямо из 'Метрополя' приносят. Это олигарх наш с начальством договорился. Красота. Но долго эта идилия продолжаться не могла.

***

Пришлось пойти на сделку с Лубянкой. Они пообещали отпустить Светлану Ивановну, мы признали свою вину. Да, замышляли. Да переворот. Но только на полгода. Дали нам по десять лет общего режима без конфискации имущества. Суд, приговор, этап на север. Устроились в целом неплохо. Валим лес на свежем воздухе. "У Печоры у реки, где живут оленеводы". Только мошкара заедает. Правда, через месяц захотелось подышать воздухом свободы, и Вяземцев придумал план побега. Захватываем вертолет, перевозивший рабочих на дальние делянки. Летим на остров Колгуев, там у Вяземцева служили друзья-пограничники. Затем… Затем не было. Затем нужна была подводная лодка, но знакомых подводников у Сашки не наблюдалось. Сидим после работы в бараке, настроение тоскливое. Стрежевой взял гитару и запел на манер Высоцкого: "Не гоните коней, не кричите, не плачьте, не жалуйтесь. Вам уже все равно, ваш уже пробил час. На крутом повороте судьбы опрокинулся парусник, С грузом старых молитв и ненужных, истершихся фраз". В это время в барак заходит Светлана Ивановна с бутылкой шампанского в руках. Вместе с ней — целая делегация: два генерал-майора и начальник колонии сзади пританцовывает.

— Привет, мальчики. Не надоело вам еще тут дурака валять? — и пробка летит в потолок. — Где у вас фужеры?

— Светлана Ивановна, вы что, с Луны свалились. Откуда в колонии фужеры?

— Мальчики, пляшите, я приготовила вам побег!

— Светлана Ивановна — говорю так осторожно, — побег, как бы, дело интимное, чего шуметь на весь лагерь.

— Я приготовила первый в российской истории публичный побег. На, читай, — и протягивает мне бумагу. Читаю вслух: "Совершенно секретно. Пятый уровень доступа. Начальнику ИТУ… В целях обеспечения государственной безопасности организовать побег заключенным Угарову, Вяземцеву и Стрежевому. Обеспечить их на время побега спецпайком, обмундированием и денежными средствами в размере тысячи рублей на каждого. Министр юстиции…" Сцена похлеще, чем из "Ревизора".

— Светлана Ивановна, — говорю, — дайте хоть какое-нибудь внятное объяснение всему происходящему.

— Все очень просто. После Лубянки я сразу поехала в институт. Там паника. Пропали директор института Побегайло и Петушков. Никто не знает, что делать. Министр обороны бегает в истерике. Вся его программа летит к чертовой матери. Тут еще наши ребята, которые на заданиях Родину спасают, узнали про ваш арест и бузу затеяли. Вплоть до посылки спецназа на захват колонии дело дошло. Чохоберидзе — тот, который ЦРУ возглавил, обещал отряд зеленых беретов прислать. Я говорю министру. Единственный выход — ребят освободить. Тот — не в моих, мол, силах. Нужен указ президента о помиловании, а он сейчас в Сочи отдыхает, велено не тревожить. Думали, думали и решили пока побег устроить, а потом видно будет. Так что собирайтесь поскорее. Надо еще директора с Петушковым найти. Через два дня вышли на работу в свою лабораторию. Как будто ничего и не было. Георгия Викторовича обнаружили довольно быстро. Смотрим, сидит здоровый черный кот возле компьютера и по клавиатуре стучит. Мы чуть в осадок не выпали. Петушков в простой письменной форме рассказал нам о своих и директора злоключениях. Оказывается, в таймере предохранитель перегорел, вот они назад и не вернулись. Я, было, пошел предохранитель поменять, но Вяземцев меня остановил:

— После всего произошедшего не вижу необходимости их возврата к нормальной человеческой жизни. Пусть в котах походят, мышей половят. Тут в лабораторию забегает Светлана Ивановна и кричит:

— Побегайло рожает! И точно. Пока мы рассуждали, кошка Лушка принесла несколько маленьких, симпатичных котят (которых через месяц пришлось продавать трем офицерам спецназа ГРУ на Птичьем рынке). Жизнь продолжалась. Часть 3. Философские беседы под Строгинским мостом. И мы пошли в гости к Степану Ильичу Безуглову. Необходимо было осмыслить все произошедшее с нами. Только бывший профессор Московской консерватории, а ныне городской сумасшедший мог дать истинную оценку нашим действиям. Вяземцев, несколько раз за прошедший год заглядывавший в гости к Степану Ильичу, можно даже сказать, подружившийся с ним, показал нам место его обетования — большую деревянную бочку, оставленную строителями под Строгинским мостом. В точно таких сооружениях мы жили во время лесозаготовки на Печоре. Степан Ильич, стоя на берегу Москва реки, читал вслух стихи Сергея Есенина: "Задымился вечер, дремлет кот на брусе. Кто-то помолился: "Господи Исусе". С проходящего мимо прогулочного теплохода кинули в сторону бывшего профессора пустую бутылку из-под «Пепси». Мы поздоровались. Степан Ильич, учтиво поклонившись в ответ, палкой ловко выловил из воды бутылку и положил ее в большой черный мешок.

— Уменьшаю количества зла на планете по мере возможности, — как бы извиняясь, сказал он. — Что привело вас сюда вновь, молодые люди. Как идет работа по переустройству общества?

— Если честно, Степан Ильич, то общество перестраиваться никак не желает. "Джони Уоккер" будете? — я достал из сумки бутылку виски.

— Что-то офицеры в нашей стране стали хорошо зарабатывать, — съязвил профессор.

— Впрочем, не будем считать деньги в чужом кармане. Пройдемте в дом. Накроем стол, и рассказывайте все по порядку. Бутылка опустела быстро. Степан Ильич с любопытством смотрел на нас.

— Вся беда в том, молодые люди, что вы принадлежите к замкнутой военной касте. У вас отсутствует широта мышления.

— Как это, — обиделся Вяземцев.

— Очень просто. История знает немало примеров, когда даже гениальные военные совершали просто непростительные, «детские» ошибки. Вот, возьмите Кутузова. Зачем он решился принять бой на Бородинском поле?

— Как это зачем! Чтобы разбить Наполеона.

— Сейчас. Ситуация диктовала продолжить отступление. Бородино ни в тактическом, ни в стратегическом плане не помогло нашим войскам. Только уйму народа положили, да Лермонтов неплохие стихи написал. Вот вы, майор Угаров, на кой черт посвятили в свои планы Петушкова? А еще офицер ГРУ! Любое открытие человек использует как для прогресса, так и для уничтожения другого человека. Хотите узнать, почему я, бывший профессор консерватории живу в бочке под мостом? — и, не дожидаясь нашего ответа, Степан Ильич начал рассказывать. — Мои родители были известные музыканты. Папа — дирижер симфонического оркестра, мама — известная оперная певица. Естественно они мечтали, чтобы я, единственный ребенок в семье, пошел по их стопам. Но так уж судьбе было угодно, что я от рождения не обладал музыкальным слухом. Для родителей это известие стало большим ударом, и они начали действовать. Благодаря большим знакомствам в музыкальном мире им удалось устроить меня в консерваторию на отделение музыкальной критики. Так я дослужился до профессуры. Хотя с детства мечтал стать водителем такси. Надо сказать, что мои предки по отцовской линии были из старинного дворянского рода, и у нас имелся небольшой домик (все, что осталось от усадьбы) в Тверской области, каким-то чудом уцелевший в бурных, революционных событиях. Однажды я, ремонтируя погреб, нашел небольшой стальной сейф, замурованный в стенку. Немало помучившись, открыл его и обнаружил бутылку старого французского вина и рукопись, автором которой был мой прадед. Этот сейф и сейчас у меня. — Профессор поднялся и, порывшись в куче тряпья, вытащил небольшую железную коробку. Открыв ее, вытащил старинную бутылку из темного стекла и несколько листков бумаги. Надев очки, Степан Ильич начал читать. "Главному редактору журнала "Литературный вестник" от бывшего статского советника, ныне обычного гражданина Безуглова Владимира Ивановича. Милостивый государь. Прошу опубликовать сей рассказ, объясняющий истинные причины недавно произошедшего октябрьского переворота. Да сохранит Бог нашу страну от нашествия варваров. Лунная соната. Вино «Мирабель» появилось в магазинах Парижа в сентябре 1875 года. Появилось и появилось, мало ли вина продается во французской столице. «Мирабель» скромно пылилось на прилавках до тех пор, пока в «Санд» не вышла статья известного французского дегустатора Шарля Кавура "О природе вещей". Мсье Кавур в своей статье рассказал читателям об удивительном случае, произошедшим с ним в известном ресторане «Максим» прямо на рабочем месте во время дегустации новой партии вин. Попробовав мадеру урожая семьдесят третьего года и, как обычно, восхитившись ее необыкновенным вкусом, дегустатор обратил внимание на бутылку неизвестного ему вина. Мсье Кавур честно признается, что первым желанием было вылить, не пробуя, это вино в ведро, так как существовала полная уверенность, что оно преотвратительное. Но высокий профессионализм взял верх и дегустатор, открыв бутылку, сделал несколько маленьких глотков. Дальнейшие события описываются в статье довольно сумбурно. Мсье Кавур почувствовал невероятную легкость в теле и легкое головокружение. Внезапно на него напало странное желание петь, и он запел. Дивный тенор, доносящийся с кухни ресторана, привлек внимание персонала и посетителей. Закончив арию Герцога и взяв напоследок верхнее «ля», мсье Кавур услышал бурю аплодисментов и крики «Браво» и даже «Брависсимо». Так известный дегустатор обрел новый талант. Обрел благодаря неизвестному вину. Мсье Кавур, придя домой, решил испытать действие вина на жене, женщине обделенной какими-нибудь способностями вообще, за исключением таланта рожать в большом количестве ребятишек. Предложив супруге стаканчик «Мирабели», дегустатор ожидал, что у жены прорежется дивное сопрано, но вино подействовало иным образом. Супруга мсье Кавура внезапно накинулась на него и овладела дегустатором прямо на ковре гостиной на глазах у изумленных слуг. Вероятно, вино пробуждает скрытые таланты человека, сделал вывод несколько озадаченный мсье Кавур и продолжил свои эксперименты. Вино предлагалось попробовать всем друзьям и знакомым. У трех человек никакого эффекта, кроме легкого опьянения, замечено не было. Директор банка мсье де Бюсси, после первого же глотка схватил перо, лист бумаги и написал чудные вирши. Мадам Лямур, сорокапятилетняя матрона, мать троих детей села на шпагат и после попытки сделать сальто-мортале попала в госпиталь. Владелец казино Виктор Роже прямо в ресторане на салфетке привел доказательство теоремы Ферма. Известный жокей Андре сделал восхитительную копию картины Рембрандта "Тайная вечеря", затем проданную на аукционе за сто тысяч франков. К сожалению, воздействие вина имело и негативные последствия. Так министр юстиции Франции, попробовав «Мирабель» за столиком ресторана «Максим», тут же снял с метрдотеля дорогие швейцарские часы и, уже уходя, забрал с собой столовые приборы. Статья в газете произвела эффект разорвавшейся бомбы. Все кинулись в магазины покупать чудесное вино, и к вечеру его запасы были исчерпаны. Дотошные журналисты «Санд» провели собственное расследование, и вот что выяснилось. Вино было произведено в текущем году на южном побережье страны возле маленького и неизвестного никому городка Канн в деревушке Сент-Жермен из винограда сорта «Мирабель». Сами жители деревни не испытывали от воздействия вина никакого эффекта, вероятно потому, что имели привычку разбавлять его водой. На следующий год огромное количество народа собралось на сбор урожая в Сент-Жермен и трудно описать то огромное разочарование толпы, когда выяснилось, что кроме приятного во всех отношениях вкуса, вино не обладает больше никакими достоинствами. Вероятно, активность солнца была недостаточной или осадков выпало больше нормы. Так или иначе, эта история постепенно забылась и была вытеснена со страниц прессы другими, не менее сенсационными новостями, как-то: появление снежного человека в предместьях Парижа или рождение абсолютно черного ребенка графиней де Момпень. Но история, забытая во Франции, получила неожиданное продолжение через несколько лет в небольшом провинциальном городе России.

***

Илья Николаевич, укутавшись в бобровую шубу, да так, что наружу торчала только борода, возвращался домой из поездки в Санкт-Петербург. Ямщик лихо погонял свежую тройку лошадей, взятую на последней станции. До города оставалось час, полтора лету. Полозья скрипели по белому, только выпавшему снегу, настроение было прекрасное. Только позавчера Илья Николаевич получил из рук директора департамента образования «Владимира» третьей степени за верную службу царю и отечеству. Впереди ждал уютный дом, любимая жена и дети. При мысле о детях, настроение Ильи Николаевича резко изменилось. Отпрыски явно разочаровывали его и супругу. Отсутствие каких-либо способностей, нежелание учиться и стойкое сопротивление родительской воле. И это у детей инспектора по всем школам города! Воистину, сапожник без сапог. Илья Николаевич использовал уже все методы: бил, уговаривал, грозил отдать в приют — ничего не помогало. Оставалось последнее средство. Оно, это средство покоилось сейчас в саквояже инспектора, заботливо укутанное в теплую вязаную кофту… Получив «Владимира» Илья Николаевич решил отметить награду в "Славянском базаре" в кругу старых университетских друзей. Кутили по крупному. Уже пел цыганский хор: "К нам приехал, к нам приехал…" Уже за столом появились какие-то незнакомые барышни, как статский советник Владимир Иванович Безуглов рассказал удивительную историю о своих приключениях в Париже, из коего он недавно возвратился. Владимир Иванович, как и тысячи парижан прочел статью мсье Кавура в газете «Санд» и тотчас же ринулся в ближайший магазинчик. Ему несказанно повезло — целый ящик вина «Мирабель» удалось купить до того, как толпа французиков смела его прочь от прилавка. Изрядно помятый, но несказанно счастливый Безуглов, погрузил вино в пролетку и поехал окольными тропами в гостиницу. Там, запершись в номере, он произвел дегустацию и тут же накропал философский трактат: "Как нам обустроить Россию". В этом труде он предлагал дать землю крестьянам, разрешить свободу слова и отменить черту оседлости. Трактат тут же был опубликован в «Таймз» и Безуглов получил широкую известность во всех либеральных кругах. Даже Александр второй вызывал его по прибытии для тайной аудиенции. Илья Николаевич сразу понял, что чудесное вино — единственное средство для наставления своих детей на путь истинный и выпросил таки бутылочку. И вот она, укутанная в кофту, лежала в саквояже у инспектора.

— Тпру у, стоять, родимая, — ямщик натянул поводья и остановил лошадей возле дома инспектора, — приехали, Ваше Благородие! Илья Николаевич, кряхтя, выполз из кибитки и оглянулся. Яркое солнце било в снег и крыши домов. Из кухни тянуло щами из кислой капусты.

— Красота, не то что в столице, — не к месту вспомнив Лили из "Славянского базара", Илья Николаевич поспешил на доклад к супруге. После обеда, раздобрев, инспектор по школам уютно расположился возле камина, покуривая трубочку голландского табака. Вспомнив про вино, он решил начать эксперимент со старшего сына, пробегавшего в этот момент через гостиную.

— Александр, будь любезен, подойди ко мне.

— Слушаю, папа.

— Я устал от твоей бесталанности. Но, только что из Парижа, специально, ты понимаешь, специально для тебя привезли чудесное лекарство. Будешь принимать его по столовой ложке под моим присмотром каждый день. Если подействует — ты станешь самым умным и сильным в школе. Ты все понял, Саша.

— Конечно, папа, — ответил старший сын, радуясь, что сегодня не будет длинных нотаций, — давайте я приму и побегу на улицу. Илья Николаевич достал бутылочку заветного вина, распечатал ее и дал попробовать сыну. Ничего не произошло. Александр выпив, убежал играть в снежки с друзьями.

— Ему уже, наверное, ничего не поможет, горестно вздохнул инспектор и убрал бутылку в буфет. То, что другой сын внимательно наблюдал за всем этим действием, инспектор не заметил и отправился отдыхать в свой кабинет.

***

Нельзя сказать, что младший сынок Ильи Николаевича Владимир был абсолютно бесталанным мальчиком. К своим десяти годам Володя умел читать и даже музицировал под присмотром матери. Но в гимназии его положение было ужасающим. Одноклассники постоянно издевались над Вовой, дразнили его лопоухим и постоянно ставили пиявки на лоб. Особенно отличался сын директора гимназии Федора Михайловича Саша. Тот вообще не давал прохода Володе, подкладывал кнопки на его парту и, когда учитель отворачивался к доске, отвешивал ему здоровый щелбан.

— Ну, очень больно, — потер лоб Володя, внимательно наблюдая в замочную скважину за манипуляциями отца и вслушиваясь в его разговор со старшим сыном. Подождав, пока из кабинета не начнет доносится тихое посапывание, потихоньку переходящее в храп, Владимир прокрался в гостиную, достал из буфета бутылочку вина и сделал несколько больших глотков.

— Ну, теперь держитесь, — подумал он про своих обидчиков, — теперь всем отомщу. Затем, чтобы никто не заметил, долил в бутылку воды из графина и поставил ее обратно в буфет. В гостиную вошла мать. Она открыла крышку пианино и заиграла свою любимую "Лунную сонату". Володя подошел к ней и стал внимательно слушать.

— Что тебе, сынок? — закончив играть, спросила Мария Александровна.

— Мама, а ты царя видела?

— Видела один раз.

— И какой он.

— Очень большой и очень добрый.

— Ну, ну, — Володя развернулся и побежал играть в снежки с ребятами. Солнце уже уходило за большую снежную тучу. На тихий провинциальный Симбирск надвигалась метель.

— Володенька, надень шарф, — прокричала вслед сыну Мария Александровна.

— Хорошо, обязательно надену, — ответил Володя. Он очень любил маму. Декабрь 1917". Степан Ильич, закончив читать, убрал очки в футляр:

— Как вы, наверное, догадались, у меня сейчас в руках бутылка того самого вина, купленного моим прадедом в Париже осенью 1875 года.

— Там, скорее всего, уже чистый уксус, — разочарованно сказал Вяземцев. Он взял бутылку в руки и попытался ее открыть.

— Даже не думайте, — профессор мгновенно отобрал вино. — Вино, как ни странно сохранилось.

— Значит, вы пробовали.

— Да. Вот почему я теперь живу под мостом. После нескольких глотков «Мирабели» профессия музыкального критика показалась мне чрезвычайно скучной. Здесь, под Строгинским мостом, у меня все есть для полноценной, насыщенной жизни. Есть друзья из местного андерграунда, есть жилье в виде бочки, забытой строителями после ремонта. Я нахожу немыслимое удовольствие наблюдать за жизнью снизу вверх. Как в буквальном, так и в переносном смысле.

— Степан Ильич, дайте попробовать, — загорелся Вяземцев.

— А вы не боитесь, молодой человек. Результат может быть абсолютно непредсказуем. Вдруг вас тоже потянет под Строгинский мост. Мне бы не очень хотелось превращать свое жилище в коммунальную квартиру.

— Правильно сказал классик, что квартирный вопрос испортил москвичей, — вздохнул Стрежевой. — Даже тех, кто живет в строительных бочках. Степан Ильич обиделся:

— Дело не в квадратных метрах. Я в любой момент могу спустить свой дом на воду и уйти в каботажное плавание мимо Кремля в Лужники. А может и прочь из Москвы. По Оке в Волгу и до Астрахани. А там арбузы, стерлядь и море черной икры! Да, решено, я отплываю. Берите вино и дерзайте. Вы молоды, самолюбивы, вам и карты в руки. Вяземцев взял бутылку, мы тихонечко вышли на берег и, как по команде, закурили.

— Ну, что, открываем? Вопрос повис в воздухе. Стрежевой взял бутылку и сильным хлопком по донышку выбил пробку. Сашка Вяземцев достал из кармана три пластиковых стакана.

— За удачу, господа офицеры.

***

Придя в лабораторию, мы с удивлением увидели возле дверей большую делегацию, состоящую исключительно из женщин, держащих в руках транспаранты, такие как: "Свободу Ивану Никифоровичу", "Побегайло — узник совести", И даже: "Счастье институтской женщины в мудром руководстве директора". Оказалось, что длительное отсутствие Ивана Никифоровича на рабочем месте весьма отрицательно сказалось на производительности труда. Точнее сказать — наступил полный коллапс. При всех своих отрицательных качествах Побегайло, несомненно, мог увлечь сотрудников на трудовые подвиги. Сам он все это время жил в приемной своего кабинета на полном попечении секретарши. Любочка кормила шефа «Вискасом», чесала за ушком и читала ему последние научные статьи из зарубежных журналов. Пришлось вернуть Ивана Никифоровича к нормальной жизни, иначе толпа женщин нас просто бы растерзала. Побегайло вновь уселся в кресло директора, институт вернулся к нормальной жизни, Любочка сделала новую прическу.

 

Как убить в себе писателя. Советы врача.

Прием больных с 9 до 17

- Тук-тук. Здравствуйте. Разрешите войти? — Нет, это не вы здороваетесь. Это я за вас. Я — профессор первого мединститута Степан Степанович Михайлович — Лещинский. А вы? Ах, журналист. Интервью в интернет — журнал “Будущие гении” хотите взять? Ну что ж. Милости просим. Только извольте сначала выйти вон, а потом зайти как положено. Писатели, мать вашу… Нет, конечно, мы их лечим, литераторов этих. Током низкочастотным, лазером, ванны опять же грязевые неплохо помогают. К писателям грязь хорошо пристает, нянечки потом с трудом отдирают. Вот в соседнем, шестом кабинете, критиков выздоравливают. Так там в основном клизмы пользуют. Критика без клизмы не вылечишь, столько они дерьма в себе носят, я вам скажу. А ведь ни в двадцатом, ни в девятнадцатом веках писателей не лечили. Незачем было. Сочиняло себе в стол пару тысяч сумасшедших на всю страну — тоже мне проблема. Вот сейчас — эпидемия. Спид, только похлеще. Уверен, во всем виновата всемирная паутина. Дали возможность публиковаться сразу после написания, вот болезнь и распространилась буквально за несколько лет на всю страну. Это же надо! Сидит какой-нибудь чудик у себя в Урюпинске и публикуется наравне с членом союза писателей. Шолохов хренов. Уже тысяч двести таких набралось, к концу года полмиллиона будет, не меньше. Сначала в нашем министерстве здравоохранения решили, что это легкий вирус, типа гриппа. Только передается не воздушно-капельным путем, а кабельно-сетевым. Рекомендовали прописывать больным разные успокоительные, бром на ночь, лечебную физкультуру. Словом, проморгали эпидемию. Производительность труда в стране резко упала. Слесарь сантехник ночью стихи пишет, утром публикуется, на работе спит. Инженер по снабжению продолжение “Войны и мира” в трех частях сочиняет, а производство без труб стонет. Женщины рожать бросили. Некогда, сюжеты для рассказов придумывают. Вобщем, всеобщий бардак получился. Министр грант выделил. Институту, погасившему эпидемию, полмиллиона долларов пообещал. Только как ее погасишь? Интернет закрыть — руки коротки. Оставалось найти противоядие. Я, как настоящий ученый, прекрасно понимал, что разобрать в проблеме можно было только одним способом, испытать вирус на себе. Словом, решил сначала стать писателем, а затем найти этого писателя в себе и уничтожить. Ну, что, интересно? Еще бы. Ладно, читайте дальше. Стать писателем оказалось очень просто. Нашел в интернете пару статей на эту тему. Например, “Как пробиться на самиздате. Для начинающих авторов”. Весьма рекомендую. Сюжет высосал из пальца, word исправил ошибки. Роман назывался "В путь". Нет, не про Путина. Про путан, вставших на неправильный путь развития, но осознавших, в конце концов, всю пагубность, объединившихся в профсоюз и заплативших в конце романа налоги. 700 страниц десятым кеглем всего за две недели. Затем, договорился с владельцами нескольких интернет-сайтов и в обмен на обещание обслужить в своей клинике по высшему разряду, получил прекрасные отзывы на свой опус в независимой прессе. Роман раскручивался месяц. Акунин, Донцова и Устинова были опрокинуты в безвестность. Лимонов плакал от бессилия, а Сорокин пытался наложить на себя руки. В конце года дали одновременно Букера и Антибукера. На горизонте замаячил Стокгольм. Так я привил себе вирус сочинительства. Вирус, убивший тысячи граждан нашей страны. Граждан, не ставших хорошими инженерами, менеджерами, метателями молота. Не ставших из-за пагубного пристрастия к сочинительству никому не нужных опусов. Оставалось самое трудное — вылечить болезнь. Гомеопатические средства, типа чая с ромашкой, не принесли никакого результата. Добавление в коньяк настойки из мухоморов дало стойкий галлюционогенный эффект и привело к написанию нескольких рассказов в жанре фэнтези. Болезнь резко обострилась. Неделю принимал снотворное, приснился сюжет о женщине на рельсах. Проснувшись, месяц не отрывался от компьютера. Когда закончил, оказалось, что роман слово в слово совпал с известным призведением Л.Н.Толстого. Пришлось сжечь в камине. Почуствовал себя Гоголем и написал опус “Живые духи”. Про первую чеченскую кампанию. Там наши одним батальоном Грозный взяли. Дали государственную премию. Путин в Кремле вручил. Болезнь казалась неизлечимой. Осталось пойти на хирургическое вмешательство. Я, как ученый — исследователь, прекрасно понимал, что нужно что-то вырезать из своего организма и все придет в норму. Но, что? Собрал консилиум из своих друзей-знакомых. Долго совещались и пришли к, казалось бы парадоксальному выводу. Ген сочинительства содержится… Нет, не могу сказать. Словом, я решился. Решился только ради науки, ради поиска истины. Завтра операция. Завтра весь мир поймет как бороться с новой напастью. Прощайте, дорогие читатели. Я избавляю вас от необходимости читать всю ту муру, написанную мною во время эксперимента. “Наверх вы товарищи, все по местам, последний парад наступает…”

P.S. На последней книжной ярмарке в Франкурте — на — Майне огромным успехом пользовался роман известной русской писательницы Степаниды Степановны Михайлович — Лещинской "Из тупика".

 

Партизанский отряд «Кассиопея»

Конец лета 1987 года. Поезд "Воркута — Ленинград". Вагон «СВ». Позади у меня три месяца работы в объединении «Воркутауголь», впереди преддипломная практика. Наличие в кармане двух тысяч рублей позволяло рассчитывать на недельный тур по Прибалтике и несколько походов с друзьями в питерские рестораны. Весной до Воркуты пришлось добираться в общем вагоне, причем денег хватило только на билет до Котласа. Остальной путь проделал благодаря личной договоренности с проводницами, развлекая их почти сутки анекдотами и песнями под гитару. Воркута запомнилась тундрой, покосившимися из-за вечной мерзлоты домами и удивительной асфальтовой дорогой. По этой дороге, выехав из города через шахты Воргашорскую и Хальмер-Ю, спустя три часа прибываешь на место старта. Причем едешь только по прямой. Такая вот северная аберрация. Впрочем, я отвлекся. Итак, поезд "Воркута — Ленинград". Вагон «СВ». Сосед — старичок. Пиджак — весь в орденских планках. Читает "Советский Спорт". Я сбегал в вагон-ресторан, купил бутылку армянского коньяка 5 звездочек (25 р.!), взял у проводницы два стакана и пошел налаживать контакт с пенсионером. Василий Тимофеевич Сухарев. Гостил на севере у дочери. Живет в Ленинграде. Воевал. Дошел до Пиллау (город такой под Кенигсбергом). Бутылка коньяка и темы для разговора закончились быстро и я было собрался идти знакомиться с проводницами, как вдруг мой захмелевший сосед, вспоминая свои военные подвиги, сказал: — …Партизанский отряд «Кассиопея» под командованием капитана Кребса был создан осенью 1942 года… Я терпеть не могу треп на исторические темы. Партизанского отряда с таким внеземным названием существовать в принципе не могло. Тем более под командованием капитана с типично немецкой фамилией. — Василий Тимофеевич. Объясни студенту, что за «Кассиопея» такая? Может у тебя что-то с памятью не в порядке. Мой попутчик обиделся. — Молод ты еще, жизни не нюхал. Хочешь услышать историю, которой ни в одной книжке про войну нет и, верно, никогда не будет. Беги за бутылкой. Деваться было некуда, да и старик меня заинтересовал. Я слетал еще раз до вагона-ресторана, налил по сто грамм и приготовился слушать. Рассказ Василия Тимофеевича меня настолько потряс, что, по прибытии в Питер, я даже записал его по памяти: Весной 43 года по приказу начальника штаба партизанского движения я был заброшен в тыл немецко-фашистких оккупантов в район города Чернигов. Наши войска готовили большое наступление, и моей задачей было активизация действий партизанских отрядов. Летели ночью на ПО-2. Во время прыжка с парашютом я повредил ногу и оказался в лазарете отряда "За Родину". Первый раз за всю войну выспался, как следует. Кроме меня в лазарете лежал с легкой контузией партизан по имени Фрол. Фамилии, хоть убей, не помню. Разговорились. Он все про Москву расспрашивал, удивлялся, что метро работает, театры, музеи. Курил много. Во время одного из таких перекуров заметил я у него зажигалку любопытную. Ни на каком ветру не гасла. Сделана была из металла, похожего на серебро. Только крышечку откроешь, огонь сам загорается. Чудо, а не зажигалка. Я давай выпытывать, где взял. Фрол сначала отмалчивался, но я мужик настырный, достал его по полной программе. Фрол скрутил очередную самокрутку, прикурил. — Где взял, где взял. Подарили мне ее в партизанском отряде «Кассиопея». Командир ихний Кребс. Так я впервые услышал об этом отряде. В центре меня снабдили списком всех партизанских соединений, действовавших в том районе. В том числе бендеровских и власовских. Сейчас об этом никто не знает. В войну много чего происходило. Даже немцы свои отряды делали, а наши им оружие поставляли и комиссаров высылали для контроля. Представляешь, быть комиссаром в немецком партизанском отряде! Короче, никакой «Кассиопеи» в моем списке не было. Да и название какое-то чудное. Стал расспрашивать. Фрол молчал как партизан на допросе в гестапо. Однако бутылка настоящей «столичной», вынутая из вещмешка быстро развязала ему язык. — Оттуда они, — он тыкнул пальцем в небо, — с созвездия «Кассиопея». "Да, не надо было ему наливать. Водки жалко, такой больше не достанешь" — подумал я, но вслух произнес: — Чего же они тут делают? — Авария случилась, вот они к нам и е…ь. Тут я вспомнил, что у Фрола контузия и больше расспрашивать не стал. Через три дня нога зажила, и я направился к командиру отряда "За Родину" майору Филипчуку. Тот встретил меня очень радушно, как и принято встречать представителя центра. Обсудили план боевых действий, выпили немного. Тут я вспомнил о Фроле и рассказал майору про партизанский отряд инопланетян в надежде вместе посмеяться. Но Филипчук остался серьезен: — Да, есть такой отряд. Бывал я них в гостях. — Ты что, майор, тоже с ума спрыгнул. Какие на хрен инопланетяне. — Какие, какие. Настоящие. У них авария на корабле случилась. Они к нам, в зону боевых действий, и свалились на свою голову. — Ладно. Я готов поверить, что в черниговских лесах потерпел аварию корабль с другой планеты. Но в партизаны-то зачем было идти! — А что им оставалось. Когда их корабль приземлился, немцы решили, что это наш десант и выслали на поиски батальон из города. Кребс, командир корабля решил принять бой. У них тогда еще свое оружие работало. Пушки такие, лучом били невидимым. Даже деревья срезали. Ну, они весь батальон и положили. Немцы разозлились, и целый полк выслали "СС — Мертвая голова". Те лес окружили, а жителей окрестных деревень взяли в заложники. Кребс тогда и принял решение бороться с немецко-фашисткими захватчиками. Он объявил, что весь личный состав корабля мобилизуется в вновь созданный партизанский отряд «Кассиопея». Они с этого созвездия к нам прилетели. Затем Кребс разработал целую войсковую операцию, вышел из окружения, разгромил эсэсовцев и освободил заложников. Больше немцы к ним не совались. Кребс тогда большие трофеи взял. Я когда услышал об этой операции, в гости к ним напросился. Корабль видел. Большой такой, ельником замаскированный. В отряде двести бойцов. После боя много раненых было. Сколько убитых, не знаю. Я им медикаментов подкинул, взамен 10 «шмайсеров» получил и два ящика патронов. — Послушай, майор. Предположим, я тебе верю. Но почему ты в центр не сообщил?! — Чтобы вы меня за сумасшедшего приняли? Нет уж. Сами сообщайте, а нам еще воевать вместе. Если не верите, возьмите проводником Фрола, он у Кребса полгода воевал, да и наведайтесь к ребятам. Заодно спирту передадите. Я им давно обещал. Меня заело. Естественно, я не поверил ни одному слову майора. Видно они все здесь контуженные. Постоянная жизнь в лесу дала о себе знать. На следующий день на двух конях мы с Фролом отправились в путь. За время нашего путешествия, я узнал, что инопланетяне взяли под свой полный контроль несколько деревень. Открыли школу, магазины. Местных жителей не обижают. За продукты рассчитываются всякими интересными штучками типа вечных зажигалок. Девки к ним, к инопланетянам, так и липнут, так как те ребята завидные. Все под два метра ростом, бороды рыжие, глаза голубые. Командир, сначала запрещал своим бойцам общаться с девчатами, а потом махнул рукой. Все равно природу не обманешь. Так под разговоры незаметно и доехали до места. — Стой, кто идет! — несколько бойцов окружило нас на полянке. — Свои, — Фрол слез с коня. — Спирту вам привез. И представителя из центра. — На хрена нам представитель. У нас тут своя республика, — зашумели бойцы. Они и на самом деле были все как на подбор: высокие, рыжебородые и голубоглазые. — Вы у себя в Кассиопеях можете возмущаться, — обиделся Фрол. — А у нас, если начальство приехало, надо встретить, как полагается. А ну, ведите к командиру. — Командир в штабе. Проводит совещание с колхозниками о начале весенне-полевых работ. Придется подождать. Через полчаса нас провели к командиру. — Майор Сухарев. Представитель штаба партизанского движения из Москвы, — представился я. — Капитан Кребс. Командир отдельного партизанского отряда «Кассиопея». Вы, вероятно, знаете, кто мы и откуда. — Да, майор Филипчук мне доложил. Хотелось бы получить весомые доказательства вашего внеземного происхождения. — Ну что ж, пройдемте. Следующие полчаса я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Экскурсия по инопланетному кораблю произвела неизгладимые впечатления. На выходе, капитан Кребс подарил мне точно такую же, как у Фрола, зажигалку. — Теперь, когда Вы во всем убедились, хотелось бы узнать цели Вашего визита. — У меня приказ, активизировать боевые действия партизан в районе. Вашему отряду предлагается сменить место дислокации, объединиться с партизанами Филипчука и напасть на железнодорожную станцию «Припять». — Майор, это не наша война. Мы можем только обороняться, когда на нас нападают. Наша задача выжить и дождаться спасательной экспедиции, которая, по моим расчетам, прилетит через 43 ваших, земных года. Я долго пытался убедить Кребса, рассказывал ему о зверствах фашистов, о товарище Сталине, который обязательно отблагодарит после войны. Даже пообещал представить капитана к ордену "Красная звезда" за разгром полка СС. Кребс был непреклонен. — Нет. Нет. Нет. Это не наша война. Василий Тимофеевич внезапно замолчал. Он налил себе полстакана коньяка и залпом выпил. — Что же дальше — то было, — не удержался я. — Через месяц вернулся в центр и доложил о выполнении задания. Все партизанские отряды моего района выдвинулись на новые места дислокации и вступили в бой. Все, кроме отряда «Кассиопея»… — Ну и? — Ну, ну. Палки гну! Ты же знаешь, как в войну относились к не выполнившим приказ. После наступления Второго Украинского Фронта, два полка НКВД окружили лес, в котором базировался отряд Кребса. Наши решили, что там засели власовцы, а к ним, сам понимаешь, какое было тогда отношение. Сначала лес проутюжил полк фронтовых бомбардировщиков. Потом… Словом, пленных не брали. Время было такое. — Василий Тимофеевич, — не удержался я, — а Вы не придумали всю эту историю? — На, смотри, — мой попутчик достал из кармана зажигалку. — Та самая, что Кребс подарил. До сих пор работает, без всякой заправки. — А как же насчет спасательной экспедиции? Вы же сказали, что они должны были прилететь через 43 года, то есть в 1986 году! Но что-то я не слышал о подобном событии. — Ты знаешь, для меня это то же загадка. Но одна мысль мучает меня до сих пор. Отряд «Кассиопея» располагался недалеко от того места, где потом построили Чернобыльскую АЭС. Вот я и думаю, что спасательная экспедиция прилетала, и, может быть, таким страшным образом отомстила нам за уничтожение своего корабля. Так хочется забыть эту историю. — Василий Тимофеевич допил коньяк и лег спать. Я взял со столика его зажигалку и открыл крышечку. Зажигалка загудела ровным, синем пламенем. Я повертел ее в руках и увидел гравировку: "Майору Сухареву за понимание. Командир отдельного партизанского отряда «Кассиопея» капитан Кребс".

 

Открытое письмо Президенту Франции от съезда бизнесменов города Упатьевска

Уважаемый господин Президент!

Мы никогда в этой жизни не поедем в Куршавель – место, ставшее символом беззакония и нарушения прав человека. Франция всегда в наших глазах была страной развитой демократии и свободы слова. О какой же демократии может идти речь, когда людей, приехавших отдохнуть после тяжелых российских будней тащут в полицейскую кутузку. Когда грязные полицейские лапы вцепляются в светлый образ российских олигархов, когда невинным девочкам из эскорт агентств задают нелицеприятные вопросы, вгоняющие их в краску.

Представьте себе, господин Президент, что Вы приехали в Красную поляну отдохнуть от тяжелой работы по управлению страной, а Вас сажают в УАЗик с синими номерами и везут в полицейское управление города Сочи для выяснения личности.

Невозможно? Конечно, невозможно. Потому, что только в нашей стране есть все признаки демократического общества, основанные на вертикали власти.

Полицейские г.Лиона нарушили основную заповедь капиталистического мира – свободу тратить свои, кровно заработанные деньги. Именно за эту свободу мы шли на баррикады в далеком 91 году. Именно за эту свободу мы по 12 часов без выходных трудимся за компьютерами наших офисов.

Да, многие наши олигархи не без греха. Да, трудно теперь понять истоки их благосостояния. Но как не посочувствовать людям, на которых внезапно обрушился денежный дождь, которые еще вчера были никем, а сегодня стали властителями мира. Как не понять, что при этом их интеллектуальный и эмоциональный уровень остался прежним, ибо за деньги можно купить все, кроме ума, чести и совести.

По сути, мы имеем дело с несчастным случаем на производстве денежных потоков и финансовых пирамид.

Девизом Вашей страны, господин Президент, являются три священных слова: Свобода, Равенство, Братство.

О каком равенстве может идти речь, когда немецкие, австрийские и даже польские туристы спокойно катаются с Куршавельских гор, а наши в это время хлебают тюремную похлебку, принесенную из соседнего ресторана.

О каком братстве можно говорить, когда наши девушки, перенесшие тяжелейший перелет из Москвы в Париж, получившие сильнейший эмоциональный стресс после многочасовых допросов вполне могут потерять работу и лишиться совсем не лишних в их жизни средств к существованию. Ибо кто теперь возьмет с собой за границу спутниц, чьи пальчики проходят через международный каталог Интерпола.

Какая свобода может существовать в стране, в которой даже запрещено курить на горнолыжных курортах на подъемниках и во время спуска на лыжах!

Уважаемый господин Президент.

Мы никогда в это жизни не поедем в Куршавель. Мы поедем отдыхать, как и раньше в Хургаду и Анталию.

Мы бизнесмены города Упатьевска, «скованные одной цепью, связанные одной целью» строительства капитализма заявляем:

Руки прочь от российских олигархов!

Свободу передвижению сотрудницам эскорт агентств!

Долой французских копов!

Да здравствует мэр города Упатьевска Василий Сидорович Фуфиков!

И в завершении. Уважаемый господин Президент. Приезжайте к нам в Упатьевск. У нас очень серьезные намерения по сотрудничеству с Французской республикой в области инвестирования. У нас есть планы возведения бизнес-центра, ремонта трамплина и недостроенный цирк.

Приезжайте, господин Президент. Честное слово, здесь Вас никто не обидит. Наш Упатьевск все-таки пока не Куршавель.

Хороших Вам перевыборов, господин Президент. Оревуар!