В принципе, я не большой любитель спиртного. Одно дело, после боя выпить стакан водки за то, что остался жив и еще стакан за тех, кто уже не выпьет с нами. Другое, пить на рабочем месте. Все праздники на службе заканчиваются одинаково. Женщины — коллеги по работе, превращаются в просто женщин. Начальник становится лучшим другом и пьет с тобой на брудершафт. Подчиненные теряют всякое уважение, стреляют по — панибратски сигареты и стряхивают пепел в твою же тарелку. Но сейчас был особый случай. В армии принято обмывать новые должности и звания.

Мишка Стрежевой только что совершил оглушительную карьеру, за пять минут надев взамен капитанских адмиральские погоны. До сих пор подобное удалось только Юрию Гагарину, стартовавшему в космос майором, и приземлившемуся в Оренбургские степи ( Волгоградский колхоз?) уже полковником. Не обмыть это событие (естественно речь идет о Мишке, а не о Юрии Гагарине) было просто нельзя. Поэтому я взял в охапку Вяземского, вернувшегося из буфета с бутылкой «Кавказа» и мы ушли на берег Москва реки. Никак не могу понять одну вещь. На Кавказе — война, горы трупов, а Терек чист, как слеза. В Москве — мир, море денег, а Москва река грязная, как чеченская война. Парадокс, однако.

Короче, сели мы с Сашкой, на берегу реки возле Строгинского моста, развели небольшой костерок, достали коньяк, закуску в виде плитки шоколада и выпили за удачное начало карьеры Стрежевого. Мужики, когда выпьют, о чем беседуют? Правильно. Сначала о политике, потом о женщинах, заканчивают футболом. 

Городской сумасшедший, бывший профессор Московской консерватории Степан Ильич Безуглов подошел к нам в момент, когда обсуждалась политическая обстановка в мире. Профессор возник как привидение в фильмах Хичкока. Я даже вздрогнул от неожиданности.

— Добрый вечер, господа офицеры, — привидение учтиво поклонилось, — позвольте присесть возле вашего костра.

— Окажите любезность, — Сашка Вяземцев решил поддержать разговор.

— Позвольте представиться. Безуглов Степан Ильич. Бывший профессор Московской консерватории. В данный момент — городской сумасшедший.

Привидение село на ящик из-под апельсин.

— Не будете ли вы так любезны, налить мне пятьдесят, лучше сто грамм для поправки здоровья. Мне всегда нравились культурные люди. Вяземцеву, похоже, тоже. Он плеснул Степану Ильичу в пластмассовый стакан коньяк и подал дольку шоколада для закуски.

— Благодарствую, — профессор, отклонив протянутый шоколад, аккуратно выпил коньяк. — Кажется, вы ведете беседу на политические темы? Позвольте поучаствовать.

— Вы будете участвовать в дискуссии как профессор или намерены пребывать в роли городского сумасшедшего? — съязвил Вяземцев.

— Если вы, молодой человек, хотите получить истинную картину мирового устройства, то должны ясно понимать, что о политике здраво рассуждать нормальные люди никак не могут. — Профессор насмешливо посмотрел на нас. — Будьте любезны, налейте мне еще полстаканчика и я прочитаю вам небольшую лекцию. Кстати, начало вашего разговора я, отдыхая в соседних кустах, слышал, поэтому в курсе происходящих событий. Вы, кажется, желаете снова сделать нашу страну супердержавой? Ну, ну. Тогда позвольте начать.

Пришлось позволить. Профессор выпил, зачем-то оглянулся по сторонам и, откашлявшись, принялся за рассказ.

***

— Мир, окружающий нас, молодые люди, устроен весьма несправедливо. Россия, оказавшись на задворках мировой цивилизации, не имеет никаких шансов стать частью Европы. Наш удел снабжать нефтью и газом, так называемый «золотой миллиард». Вы, конечно же, слышали этот термин. Да, да. Баронесса Маргарет Тэтчер, будучи премьер-министром Великобритании придумала теорию хороших и плохих народов. Весь мир, в том числе и наша страна, обязаны быть бедными и снабжать цивилизованные страны сырьем и продовольствием. Со своей колокольни, она права. Ресурсы на нашем шарике не бесконечны и ,как ни крути, на всех не хватит. Но нашей, Богом забытой Родине, от этого не легче. Вы, в целом, взялись за благородное дело и, я уверен, у вас все получится. Но, задумайтесь, кто воспользуется плодами победы?

— Как кто, — удивился Вяземцев. — Все мы, то бишь народ.

— А вы знаете, юноша, что в России нет единого народа?

— Конечно, знаю. Русские, татары, чукчи...

— Нет. Я не в этом смысле, — ухмыльнулся профессор. — В России всегда проживало два народа: элита и обслуживающий ее персонал. Так было при царе-батюшке, при коммунистах. Так и теперь, при демократах. Это не плохо и не хорошо. Это данность. Все, что вы задумали сделать, безусловно, принесет дивиденды элите. А другой части населения? Сильные мира сего терпеть не могут делиться с остальным народом.

— Что же вы предлагаете, Степан Ильич, — не выдержал я.

— Думайте, господа офицеры, думайте..., — профессор тихо и незаметно, словно профессиональный разведчик растворился в темноте.