На следующий день Моро объявили, что в ночь на 25 июня 1804 года он должен покинуть страну.
— Отчего такая спешка? — подумал он и быстро набросал жене несколько строк:
«Любимая моя,
Сегодня в ночь я уезжаю. Мне объявили, что скоро ты сможешь присоединиться ко мне… Раз мы уезжаем в страну охотников, то захвати с собой мои ружья… Сделай несколько связок книг. Выбери их на свой вкус, которые могут быть мне интересны.
Генеральная доверенность подписана. Ее можно забрать у нотариуса Эрбелена. В 11 часов мне сказали, что придут за мной в полночь. Мне все равно, для чего принимаются эти меры предосторожности и зачем нужна такая спешка… Я поеду через Байону…Там ты найдешь мои письма для тебя и узнаешь, где я буду находиться…
Прощай, моя милая подруга, шлю тебе миллион воздушных поцелуев и с нетерпением жду, когда смогу поцеловать тебя сам…»
Ровно в полночь, получив постановление об освобождении из-под стражи, Моро вышел за ворота Тампля и сел в экипаж рядом с команданом Анри. Карета тронулась, и вскоре площади и улицы Парижа исчезли из окна экипажа, уступив место черноте ночи. Моро тогда еще не знал, что ему не суждено вновь увидеть этот прекрасный город.
День и ночь карета мчалась по направлению к испанской границе, останавливаясь только в придорожных харчевнях, для того чтобы перекусить или для смены лошадей и кучера. Вдоль дороги за окном простирались красивые холмы, усеянные виноградниками, равнины с мирно текущими реками, великолепные леса, ухоженные поля, плодородные луга с пасущимися на них коровами; то там, то здесь попадались типичные французские фермы — эти бастионы Средневековья, где кипела работа по заготовке сена. Франция жила своей обычной мирной жизнью, несколько лет которой, кстати, подарил ей наш герой, сидевший теперь в карете, которая уносила его в ссылку. «Любуйся этими великолепными пейзажами! Смотри во все глаза, — говорил ему Анри, — ты их больше никогда не увидишь, Моро».
28 июня 1804 года поздно вечером путники достигли испанской границы. История не сохранила для нас места, на котором в последний раз стоял опальный генерал, прежде чем навсегда покинуть родную французскую землю, которую он столько раз защищал от внешних врагов. По непонятной причине Моро было запрещено покинуть территорию Франции морским путем, чтобы из Бреста, Ла-Рошель или Бордо отправиться прямо в Америку. Одновременно и маршрут движения по французской территории также претерпел изменения. Моро везли в Испанию кратчайшим путем, через центральную часть страны, минуя неблагонадежные провинции, кишащие озлобленными шуанами. Скорее всего, правительство опасалось, имея в виду морскую блокаду Франции Британским королевским военно-морским флотом, что Моро могут перехватить англичане и в случае его согласия сделать генерала символом или реальным вождем нового сопротивления Наполеону.
Командан Анри, строгий исполнитель императорских поручений, но человек светский и любезный, с почтением отнесся к своему пленнику. Последний, в момент расставания, поблагодарил его, и они очень тепло расстались.
С 28 июня по 16 июля 1804 года историкам не удалось обнаружить ни одного документа о пребывании Моро в Испании.
Мы же нашли письмо Моро, датированное 14 июля 1804 года и отправленное из Барселоны некоему господину де Форестьеру, проживавшему в замке неподалеку от французского города Брие (ОПИ ГИМ. Ф. 166 (Г.В. Орлов). Оп. 1. Ед. хр. 13. № 16. Л. 21—22.). В этом письме Моро выражает признательность человеку, который нашел слова утешения для него и который, вероятно, присутствовал на процессе. Далее Моро сообщает о своих планах отправиться из Барселоны в Кадис вместе с супругой морским путем, так как Эжени вскоре собирается рожать и ей тяжело переносить испанское бездорожье. К тому же это небезопасно, так как на дорогах свирепствуют шайки разбойников.
* * *
Мы полагаем, что к этой дате Моро уже более недели находился в Барселоне и проживал в отеле «У Золотого фонтана», ожидая прибытия своей супруги. Это была одна из лучших гостиниц Барселоны, где часто обедали иностранцы. Однажды группа французов, узнав генерала, с радостью пригласила его за свой стол. С тех пор каждый вечер, когда подавали десерт, они просили поделиться своими воспоминаниями о проведенных военных кампаниях, принесших ему славу, а генералу, в свою очередь, доставляло удовольствие рассказать им о своей любимой Рейнской армии. Вместе со своими новыми знакомыми он 19 июля участвовал в корриде — бое быков.
Моро сообщил жене, где находится, и она приехала к нему в Барселону 25 июля 1804 года. Она была одна, без сына — маленького Евгения, которого оставила на попечение своей матери — госпожи Уло. Эжени была на восьмом месяце беременности и могла ехать в экипаже только днем, тогда как командану Анри было приказано мчаться без остановок и днем и ночью, чтобы через три дня доставить Моро к пункту пропуска на испанской границе. Этим, вероятно, объясняется тот факт, что супруга Жана-Виктора не могла сопровождать мужа непосредственно из Парижа.
Путешествие по суше из Барселоны в Кадис, откуда семья Моро должна была отправиться в США морем, было небезопасно и не представляло никаких удобств, имея в виду разбитые дороги, грязные харчевни и банды герильясов, свирепствовавших на всем пути.
Моро с супругой решают отправиться в Кадис морем. 2 августа 1804 года корабль «Ля Вьерж дю Кармель» благополучно доставил их в этот большой портовый город.
Им был оказан любезный прием в доме губернатора. Затем, имея в виду скорые роды, семья Моро решила снять квартиру, в которой 14 сентября 1804 года госпожа Моро произвела на свет дочь по имени Изабель. Крестным отцом девочки по доверенности стал эрцгерцог Карл, знаменитый австрийский главнокомандующий, с которым Моро после подписания мирного договора в Штайре из вежливости поддерживал переписку.
Кадис, этот великолепный белый город, с трех сторон окруженный прозрачной голубой водой, в которой отражались стены его домов с синими ставнями, уже с 1801 года был самым оживленным портом Испании. На его улицах кипела бойкая торговля колониальными товарами, а у пирса швартовались корабли из Европы, Африки, Азии и Америки. Город окружал живописный пейзаж: на набережных росли пальмы, а на лотках и тележках продавались дары моря и экзотические фрукты.
Однако, несмотря на целебный климат, Кадис представлял опасность для здоровья. Дело в том, что сюда из Америки недавно была завезена желтая лихорадка.
Чтобы обезопасить свою семью, Моро решает перевезти ее за город, но не слишком далеко. Они поселились в деревне под названием Чиклане. Именно из этого небольшого местечка он пишет письмо госпоже Рекамье, датированное 12 октября 1804 года:
«Мадам,
Надеюсь, вы с удовольствием прочтете эти строки от двух ссыльных, которым вы оказали столько любезностей…
Мы рассчитывали отдохнуть немного в Кадисе, когда вдруг узнали, что сюда была завезена желтая лихорадка…
Кроме того, роды моей жены заставили нас задержаться здесь более чем на месяц. К счастью, нам удалось не заразиться, лишь только один из наших слуг заболел.
И вот мы в Чиклане — очень красивой испанской деревушке. Я не говорю вам о жизни, которую мы здесь ведем, да вы и сами легко можете догадаться — она слишком скучна и монотонна. Тем не менее мы дышим воздухом свободы, хотя и живем в стране инквизиции.
Примите, мадам, искренние уверения моего уважения и привязанности,
Кстати, уважаемый читатель, обратите внимание на подпись. Почти все письма Моро подписывал своим вторым именем — Виктор Моро, а не Жан-Виктор. Мы не знаем, почему он это делал, но думаем, потому, что Виктор означает победитель, кем он в действительности и был, сражаясь за республику.
Кстати, образцы подписей Моро и Наполеона удивительно похожи! Интересно, почему? Об этом История умалчивает, да и графология не дает однозначного ответа. Вероятно, дух соперничества выражался и в том, как два прославленных генерала подписывали документы. Пытался ли один быть похожим на другого даже в такой, казалось бы, мелкой детали? Но кто на кого? Возможно, будущие поколения историков найдут ответ и на этот вопрос.
* * *
Тем временем из Франции приходили невеселые вести. 16 июля 1804 года генерал Моро был вычеркнут из списков личного состава офицеров армии, что означало одновременную потерю генеральского звания и соответствующего денежного довольствия.
Несколько дней спустя владение Гробуа и дом на улице Анжу в Париже были приобретены Фуше (к тому времени назначенного министром юстиции) за 800 000 франков, тогда как Моро рассчитывал получить 1 300 000 франков. Кроме того, из суммы 800 000 франков были высчитаны сумма долга Баррасу, которая составляла 130 000 франков, и 100 000 франков на судебные издержки. Таким образом, Моро оставалось всего 570 000 франков.
Затем пришло еще одно неприятное известие: его друг и банкир Делярю разорился, и что стало со сбережениями Моро, которые он хранил у него, — неизвестно.
Некоторые историки, основываясь на «мемуарах» Фош-Бореля и особенно Барраса, утверждают, что по прибытии в Кадис, мечтая отомстить Наполеону, Моро хотел перейти на сторону Англии, стать во главе французских военнопленных, находящихся на территории Великобритании, и с этой армией захватить французскую провинцию Бретань.
На наш взгляд, это утверждение представляется крайне маловероятным и даже абсурдным. Несомненно одно — если Моро сам и не помышлял о столь дерзкой попытке, но вот правительства иностранных держав хотели быстро воспользоваться возможным озлоблением Моро против Наполеона и использовать его в своих целях. Вот почему французскую полицию беспокоила законность пребывания семьи Моро на территории Испании: она подозревала его в интригах с Англией.
Но Моро сам разубедил полицию, написав 3 декабря 1804 года следующее письмо Фуше:
«Месье,
Мне сообщают из Парижа, что вы удивлены моим пребыванием в Кадисе. Дело в том, что в течение 8 месяцев моя супруга находилась в тягости, и у нас почти не было времени, чтобы подготовиться к родам.
Желтая лихорадка начала свирепствовать в этом несчастном месте, где мы находимся: везде устроены жесткие кордоны, чтобы избежать распространения инфекции. Ни один корабль не возьмет на борт семью, болезнь которой может грозить самой жуткой смертью всему экипажу…
Вне всякого сомнения, мне позволят принять все меры предосторожности до посадки на борт, что означает стопроцентный карантин.
У меня нет желания выехать в Англию ни в качестве ссыльного, ни в качестве пленника, а из-за войны, которая только что началась в Испании, закрыт выход в море всем судам.
Мне трудно возразить в том, что, являясь частным лицом, я не подчиняюсь законам войны. Все граждане, даже далекие от знания военного дела, участвуют в настоящей войне. Кроме того, тот, кто командовал французскими армиями в Европе в течение десяти лет, не может более считаться частным лицом для врагов своей родины. Именно это обстоятельство, так явно прочувствованное французским правительством, послужило единственной причиной в отказе мне покинуть Францию через один из ее портов.
И еще одно. Сегодня исполняется четвертая годовщина сражения при Гогенлиндене. Это событие, столь славное для моей страны, обеспечило моих сограждан долгожданным миром и покоем, которого они так долго были лишены. Лишь я один все еще не могу его получить.
Откажут ли мне в нем здесь, находящемуся на самом краю Европы в 500 лье от родины?»
* * *
На самом деле Моро и его семья все еще находились в Испании в конце 1804 года не только из-за желтой лихорадки. Они ждали своего сына.
Только через пять месяцев, а именно 28 апреля 1805 года, Моро смог прижать к своей груди сына, стоя на пирсе Кадиса.
Но кто же привез четырехлетнего мальчика?
Вероятно, это был Френьер, так как этот молодой человек и секретарь Моро решил последовать за своим шефом в Америку. Именно в Кадисе он присоединился к изгнаннику и его семье.
Теперь, когда вся семья была в сборе, ничто более не держало ее в Испании. Однако несчастный случай снова отсрочил отъезд.
5 мая 1805 года, осматривая парусник, который должен был отправиться в США, Моро неудачно зацепился ногой за канат, лежащий на палубе, и упал на самое дно трюма. Искалеченного Моро с трудом вытащили наружу. Он слег в постель. Лечение было длительным, но с перспективой на выздоровление.
Как будто сама судьба была против отъезда генерала в Америку. Видимо, и он, как любой Водолей, верящий в приметы, это понимал. Но делать было нечего.
Только 4 июля 1805 года Моро, его жена, двое детей и секретарь Френьер поднялись на борт корабля «New York», отправлявшегося в Филадельфию.
Блокада атлантического побережья Европы английским флотом во главе с Нельсоном была настолько эффективно организована, что редкому паруснику удавалось прорваться сквозь заслон Британского кролевского военно-морского флота. Той же участи не избежал и корабль «New York».
Его дважды останавливали и дважды подвергали досмотру.
Во время второй остановки Моро стал объектом совершенно иного отношения, чем те суровые меры, о которых он упоминал в письме Фуше.
Совершенно не желая делать из него пленника, английский капитан пригласил его на борт своего судна, представил офицерам команды, предложил ему спиртные напитки и поднял тост за его здоровье, а также приветствовал генерала залпом орудий левого борта, когда Моро покидал английский корабль.
Путешествие прошло без происшествий, и 25 августа 1805 года генерал Моро с семьей прибыл в Филадельфию.
* * *
Министр внешних сношений Франции Талейран направил генерала Тюрро послом в США с инструкцией «избегать любой официальной демонстрации в честь Моро». Но все было напрасно. Тюрро в раппорте Талейрану сам признает этот факт:
«Место жительства вновь прибывшего, — писал он, — было у некой мадам Коттино, сказавшейся родственницей госпожи Моро, дом которой вскоре наполнился людьми разных сословий. Генерал М. казался ошеломленным, получив столько разных приветствий и “how do you do”, а также крепких рукопожатий, от которых у него заболела рука.
На следующий день часть того, что здесь называется армией, а именно две роты городской милиции, были выстроены в почетный караул, чтобы оказать ему почести. Это событие, как и накануне, несколько смутило приезжего, так как он не знал ни слова по-английски и был вынужден ограничиваться приветственными жестами».
Моро не хотел долго оставаться в Филадельфии, где также свирепствовала желтая лихорадка. Он вскоре взял в аренду дом с участком земли в Моррисвиле, расположенном на берегу реки Делавар, и прибыл в этот город 29 августа 1805 года. Но до того как дом приведут в порядок, Моро с семьей остановился у некоего господина Гуэна, бретонца по происхождению, эмигрировавшего в США из Франции.
Устроившись в Моррисвиле, Моро через некоторое время получает от своей тещи, госпожи Уло, некоторую денежную сумму, оставшуюся от продажи поместья Гробуа и дома на улице Анжу в Париже. В сопроводительном письме она сообщала, что Фуше перепродал поместье генералу Бертье, а дом на улице Анжу Наполеон подарил Бернадоту со всей обстановкой и великолепной мебелью, носящей вензель Jacob — знаменитого мебельных дел мастера Жакоба.
Так невесело начиналась ссылка Моро в Соединенных Штатах Америки.