Глава первая

ХУНФОР

(Та самая хiжина, окрестности Гонаива)

…Боли опять не было — стабильное состояние. Червинская подумала: она уже начала привыкать к тому, что ее нет. Однако когда из твоего тела щипцами вытаскивают раздробленные кости — рассуждая логически, это должно быть больно. У нее сохранились смутные воспоминания о боли… наверное, что-то неприятное. Елена безучастно смотрела, как пахнущие специями черные руки старухи доставали из-под кожи осколки костей. Червинская терзалась необъяснимым чувством, сидя бок о бок с Мари-Клер — как ребенок, после долгого перерыва увидевший мать. Радость, восторг и желание ласки. Вероятно, так оно и есть. Старуха-негритянка — первое человеческое существо, которое она увидела, очнувшись от сна. Девушка испытывала к ней даже большее доверие, чем к связному — они с Мари-Клер связаны друг с другом невидимой нитью. Женщины общались на английском — французский старухи был похож на орлиный клекот, в нем присутствовала куча незнакомых и откровенно чужих слов.

Мари-Клер воткнула толстую иглу в кожу — она дернула нить, стягивая края разреза, смочила ее слюной. Грубо получается, но что поделаешь, раны зомби никогда не заживают… Деточка, ты уже никогда не будешь такой красивой, со стежками суровой нитки и грубыми шрамами на коже. Хорошо, что пули не задели твое лицо — на теле, покрытом одеждой, это незаметно. Раздеваться для любви вряд ли придется — из мирских радостей зомби интересует только еда: сладкий взбитый мусс из свежих мозгов и крови. Живым трупам знакомо возбуждение, но они не занимаются сексом — их туловище мертво, а лоа разврата предпочитают вселяться в живые тела. Исключение — барон Суббота… но он такой один.

Земля в хунфоре вся в брызгах алой крови — перед операцией она зарезала сразу двух кур, разломила на куски связку бананов. Согласно вуду, жизненная энергия есть не только у живых существ, но и у фруктов… хотя жертвоприношением огурцов от лоа вряд ли отделаешься. Они любят сладкое, то есть кровь. Старуха плеснула Червинской в стакан «барбанкур» — та послушно опрокинула в рот терпкую жидкость. Ром — это кровь зомби, содержание их жил, о чем молчат в фильмах ужасов. Без заговоренного «барбанкура», с заклятием от мамбо и жгучим красным перцем внутри — они почти не работают, передвигаются скучно, как осенние мухи… Лоа, упивающиеся алкоголем, — внутренний моторчик живых трупов. И не простые лоа, особенные… их зовут кальфу, страшные духи ночи, по сути своей — демоны… Отвечающие за злые помыслы в голове зомби, его вечный голод и жажду убийств. Новая кость, щелкнув, встала на место в спине девушки — Мари-Клер запела заклинание на тягучем, как мед, креольском диалекте, том, что смешал французские, испанские и африканские слова из языка йоруба. Червинская повернулась.

— Я видела бокора на кладбище, — сказала она. — Кто этот старик, мадам?

Старуха весело ощерилась черными зубами.

— У нас не встретишь молодого колдуна, — глаза Мари-Клер проливали на девушку зеленое пламя. — В жрецы посвящают после тридцати, а когда уж пройдешь все шесть уровней… Каждый жрец обязан знать черную магию, даже если он служит Бон Дье — доброму богу, отрицающему ритуалы конго. Это что-то вроде вашего Христа, и, возможно, образ повелителя добра подделан под него, заимствован у французов. Но служители Бон Дье изучают зло, чтобы сразиться с ним… таков стиль вуду. Странно, правда? Ведь вряд ли у католиков в церкви увидишь священника, способного служить черную мессу… Бокор — лучший специалист в магии, он один из тех, кому позволено обращаться на «ты» к барону… властителю загробного зла — бокору ведомо, как умаслить Самеди для помощи в своих делах. Ты увидела Люкнера, бывшего повелителя «дядюшек с мешком». Он передал мне вон тот череп, после пожара в Сахарном дворце… Впрочем, дальнейшее неважно, дорогое дитя. Знаешь, ты мне очень нравишься. Я вложила душу в твое создание, работала, как художник над картиной. Когда все закончится, я попрошу хозяина подарить тебя… он не откажет… мне обычно никто не отказывает.

Игла вновь проткнула омертвевшую кожу. Раздался треск, как от рвущейся материи. Углы разреза стянулись в единую линию, образуя толстый шрам.

Червинская расслабленно кивнула. О да, она не возражает. Может, Мари-Клер подарит другие задания? Тогда ей точно не придется скучать. Мертвая рука нащупала жбан с красной пузырчатой массой… она страшно голодна… хорошо, что еду можно найти везде, расколов черепа врагов. Облив губы, девушка глотнула жидкость, похожую на густой кисель, — глаза засветились сумрачным блеском. Старуха мельком посмотрела на нее.

Мыслящие зомби — особые существа. Для разума им необходимо ежедневное горячее питание из чужих мозгов… иначе они вырубятся, превратятся в тупых исполнителей. У нее полно таких слуг — безголовые в прямом смысле слова, глупые создания, по интеллекту вроде коров. А в сарайчике, позади хунфора, среди деревьев, на чьих ветвях живут лоа, хранятся головы… тех зомби, что отслужили свой век и просто интересные экземпляры гостей доктора. Любопытная, но несколько своеобразная коллекция — впрочем, у мамбо редко бывают обычные посетители. В сарае же — склад отборных костей с ближайших захоронений… Если, как сейчас, понадобится лопатка или ребра, не тащиться же за ними на кладбище? Все должно быть под рукой. Костная мука для церемоний — и вовсе требуется каждую ночь. Огоньки свечей по периметру меловой черты задрожали — лоа услышали ее зов и явились, они подарят энергию мертвому телу.

Мари-Клер властно вынула жбан из руки зомби — в девичью ладонь втиснулась чаша с напитком. Специальное зелье конго, сваренное колдуном, чтобы подкрепить истощенные силы живого трупа. Тушится шесть часов в большом котле, среди основных компонентов — ядовитые железы жабы буга… сушеная человеческая плоть, ноги пауков, змеиный яд… и пузыри ядовитых рыб. Это средство позволяет долго контролировать мозг зомби… существует лишь одно средство, позволяющее вывести мертвеца из-под контроля создателя… но на деле-то, как помнит Мари-Клер, его почти никто не применял. Люди любят сложности, не верят, что все может быть так просто. Червинская безропотно глотнула зелья. Яд сразу подействовал — ее глаза остекленели, затуманившись… Зомби быстро погружалась в подобие летаргического сна. Вот и замечательно. Нужно, чтобы кости, пусть и мертвые, прижились в теле, встали на место прежних, закрепившись, как детали. Пришло время заняться той парой… медноволосой и ее приятелем — со шрамом на груди…

…Оставив Червинскую на полу, мамбо приблизилась к митану, где покоились две куклы. Их материя уже побурела, лоснилась от жира и крови… Рядом с игрушками лежала подушечка, утыканная серебряными иглами — как дикобраз-мутант. Взявшись за иглу, колдунья увидела неясные очертания своих врагов… они, кажется, спали… Невесомое движение костлявых пальцев — кончик иглы вошел прямо в глаз кукле… Старуха дернулась, физически ощутив ее боль. Взяв в другую ладонь сморщенный кусочек человеческой кожи, Мари-Клер положила его в рот, притиснула зубами… В ритуалах конго все средства хороши, и мамбо не чураются людоедства. Старуха не питала пристрастий к сладкому мясу, но для хорошего колдовства оно необходимо… плоть во рту колдуна усилит мучения через куклу. Еще раз остается пожалеть, что у нее нет обрезков ногтей… так и сломала бы каждую кость в теле преследователей. Вчера вечером она изготовила отличный амулет — да-да, он окажет помощь, накалив как следует иглы. Странно, что после мучений мапе пара не прекратила своих поисков… но ощущение опасности, исходящей от них, вдруг исчезло.

Значит, надо продолжать.

В ушах Мари-Клер тихим рокотом застучали барабаны. Она запела — негромко и неразборчиво, кусочек скальпа все еще находился во рту. Тени безголовых слуг окружили ее, раскачиваясь в такт песне — она смотрела на них сквозь полуприкрытые глаза. Отработанный материал, существа, годные для рыхления огорода. Она состарилась, а кому-то надо делать домашнюю работу и помогать в колдовстве. Мозга, само собой, у них нет — но если организм зомби уже отравлен специальным ядом, простейшие задания он выполняет на уровне инстинктов: разрыхлить землю у корней дерева, подать хозяйке чашку кофе, подмести двор. Старуха поочередно втыкала иглы в кукол, стараясь поворачивать острия — так, чтобы тела врагов терзались болью изнутри. Амулет ангве, подвешенный к митану, мерно раскачивался… Его нутро содержало обломки ручки, слюну и кровь Мари-Клер, стенки сделаны из женских губ — от юной покойницы из Гонаива, умершей пять дней назад… На амулеты должны идти ТОЛЬКО свежие останки. Сильнейший эффект усиления боли — пускай и не до смерти, но гарантированно впечатлит.

Зашипев по-змеиному, мамбо выплюнула сгусток слов на креольском… Удар мачете пригвоздил амулет к митану. Тот издал жалобный вой, подобно раненой волчице. Несмотря на жару, от верхушки митана поползли прожилки льда — столб затрясся, как под порывами урагана, вниз лезли десятки, если не сотни злобных и голодных лоа. Плошки с печатью veve, полные дробленых костей, начали пустеть, помещение хунфора наполнил хруст. Ангве потемнел. Середина прорвалась, словно вскрытая рана, наружу потекла кровь — черная, но при этом густая и липкая.

Да… сейчас им, должно быть, очень плохо. Пусть поймут — им не следует идти за ней, так, как это давно поняли жители деревень вокруг Гонаива.

Червинская начала отходить от транса — она дернула головой, глядя на Мари-Клер отсутствующими глазами. Старуха радостно улыбнулась в ответ.

Хорошая девочка, даже очень. Пусть остается у нее навсегда. Мамбо подмигнула барону Субботе на стене, и… ее сердце вдруг залило холодом.

…Мари-Клер отчетливо, до стука зубов поняла — они уже здесь.

 

Глава вторая

ТОНТОН-МАКУТ

(Портъ-о-Пренсъ, столица Гаiти)

Мучительно застонав, Алиса с трудом отклеила себя от кафеля в аэропортовском туалете. Как ей показалось, этим она совершила величайший из подвигов. Пространство тускло мигало лампами на потолке, пахло старой хлоркой и какими-то чистящими средствами, давно проигравшими войну туалетным «ароматам». Голова кружилась — ее стошнило в третий раз, внутри живота пульсировала боль, как после отравления. Опознать Алису в помятой рыжей девице — с потекшей косметикой, опухшим лицом и черными кругами вокруг глаз мог только Каледин, но ему сейчас было не до нее. С каждым днем сеанс иглоукалывания кукол становился все болезненнее. На этот раз терзания начались минут за двадцать до приземления самолета (потрепанного «Дугласа» на пропеллерах) в Порт-о-Пренсе, едва они с Калединым, измученные суточной дорогой и пересадками, сумели забыться сном. Наклонившись над раковиной, она сплюнула, опираясь на локти. Во рту безраздельно царствовал неприятный вкус. Что-то сладкое. Или соленое?

Кровь. То самое, о чем предупреждал Хабельский. Остается надеяться, что они быстро отыщут мастера их кукол. Одернув платье жестом умирающей оперной дивы, Алиса замерла у замызганной двери с табличкой «Femmes», но…

В животе заново началась революция.

Каледин и урядник Майлов терпеливо топтались рядом с выходом из уборной. Земляной цвет лица надворного советника не оставлял сомнений в его самочувствии — он то и дело глотал какие-то таблетки, одну за другой. Под потолком тарахтели обшарпанные вентиляторы, разгоняя волны горячего воздуха. Майлов с аппетитом жевал печенье, которое успел захватить в самолете. Уже на стойке регистрации в «Шереметьево» выяснилось: Муравьев прикомандировал урядника не только в качестве грузчика чемоданов, спецназовец назначен выполнять функции телохранителя Каледина и Алисы. Оружие захватить не вышло, никому из компании не успели сделать дипломатический паспорт… однако бывалый Майлов заверил, что если на Гаити есть негры, то имеется и «черный рынок» — а при его наличии он достанет «пушки» хоть на Луне, были б деньги. Майлов жевал печенье крепкими зубами, вожделел кружку холодного пива и презирал полумертвого Каледина, предаваясь мысленной критике начальства.

«Хлипкий народец эти господа, — размышлял урядник. — Сутки в дороге, а зеленые и уже блюют. Их бы щас в маршевую роту да по жаре десять верст в полной выкладке, с автоматом и вещмешком».

Майлов не подозревал, что его цветущий вид действовал Каледину на нервы. Тот думал, к чему бы придраться — но, как назло, урядник вел себя безукоризненно. Оценив важность командировки, Майлов приоделся в костюм — одежда сидела на нем мятым комом, как пальто на верблюде. Не ведая местного языка, он успешно отбивал атаки носильщиков, пытавшихся схватить чемоданы Алисы.

— А ну отвали, негры! — орал урядник — Зараз рыло на кулак поймаю!

Носильщики догадывались о смысле слов по грозной интонации, однако попыток завладеть чемоданами не прекращали. Каледин с черной завистью смотрел на пышущего здоровьем урядника.

«Вот сволочь-то, — кисло подумал он. — Его даже кукла вуду не возьмет, эдакого лося — иглы поломаются».

— Ты мне кого-то напоминаешь, Майлов, — сообщил он, голос срывался на блеяние, как у недоеной козы. — Деревенский парень, простоват, но с наличием смекалки… у тебя в роду не было никого по фамилии Малинин?

Майлов грубо отпихнул очередного носильщика.

— Никак нет, ваше высокоблагородие, — четко отрапортовал он.

— Странно, — проблеял Каледин, слушая треск вентиляторов. — Читал я тут книгу одну… похож ты на него чем-то… вообще стандартный типаж…

— А это, ваше высокоблагородие, во всех книгах наличествует-с, — элегантным движением поправил узел галстука Майлов. — Старый авторский метод, еще со времен Шерлока Холмса и доктора Ватсона (Майлов сделал ударение на предпоследний слог). Один герой умный, а другой дурак, но с мужицкой смекалкой — так оно смешнее-с выходит. В вашем случае облом: вы по сюжету с супругой оба дюже соображаете. Чтобы мозг слишком не морщили, логичнее в редких сценках меня к вам пристегнуть. В продолжениях книг следует вводить новых прикольных персонажей — литературно оправдано.

— Ты чего это? — не на шутку испугался Каледин.

— Ой-ой-ой, — вздрогнул Майлов, избавляясь от наваждения. — Прощенья просим, ваше высокоблагородие. Сам не знаю, куда меня понесло…

Из дамского туалета, качаясь и вытирая рот салфеткой, вышла Алиса — хотя, если судить по ее состоянию, она не шла, а ползла. Носильщики оживились.

— Как здоровьичко, сударыня? — вежливо спросил Майлов.

Алиса убила его взглядом и поплелась к выходу. Погрузив чемоданы на три тележки, урядник и Каледин последовали за ней — их сопровождали разочарованные взгляды аэропортовской обслуги. На пороге троица жадно схватила ртами воздух, их обдало чем-то влажным и горячим, вкупе с запахом тухлых яиц, гниющих морских водорослей — и тысяч немытых тел.

«О, карибские тропики!» — успел подумать вспотевший Каледин.

Хищно ухмыляясь белыми зубами, сразу с трех направлений к ним бросились таксисты. Из-за багажа пришлось брать две машины. Часть чемоданов шоферы привязали сверху, металл на крыше со стоном прогнулся. Старенькие «Доджи» неслись по городу, чудом избегая столкновения с другими автомобилями. Запах слегка разнообразился — аромат цветов смешался со страшной вонью гниющих отбросов. Каледина сразу же поразило — на дорогах не было не только «зебр», но и светофоров.

— Ты говоришь по-английски? — спросил он водителя. — Как тебя зовут?

— Жан-Пьер, сэр, — ответил негр. — За доллары я хоть китайский выучу.

— А куда светофоры-то делись, Жан-Пьер? — хмыкнул Каледин.

— Надобность в них отпала, сэр, — объяснил шофер. — Каждый ездит, как хочет, а полицию здесь не слушают. Какие полицейские пытались препятствовать — тех перестреляли к черту. Да и нормально, все привыкли — никто в аварии не попадает. Пешеходов, конечно, давят, но их не так жалко, у нас много пешеходов. Пусть сами под колеса не суются, если машина едет.

Майлов приоткрыл рот — навстречу «Доджу» на всех парах несся автобус, пестрый, как попугай, с бесчисленными яркими пятнами, а также с набором бренчащих консервных банок. Из динамиков рвался рэп. Лобовое стекло пересекала наклейка «Иисус любит тебя». Урядник, конечно, ее не прочел.

— Это тап-тап, — гордо сообщил шофер. — Наш транспорт. Набивает людей, сколько может, по три человека на сиденье — и едет… бензин-то дорогой.

— Меня сейчас стошнит, — простонала Алиса по-русски, повернувшись к Каледину. — Тут трясет, жарко, и мне хреново. Давай остановимся…

— Притормози, — быстро приказал Каледин водителю.

— Опасно, сэр — помотал тот головой. — Пеонтвиль… криминальный район, сплошные трущобы. Сюда даже полиция не приезжает, да и вообще…

— Останови машину, урод! — заорала ему в ухо Алиса.

Взвизгнули тормоза — «Додж» уткнулся в груду строительного мусора. Открыв дверь, Алиса, спотыкаясь на каблуках, добежала до ближайшей пальмы — она обняла ее обеими руками, как родную мать. До пассажиров донеслась серия характерных звуков. Майлов вежливо отвел глаза.

— Сэр, — спросил водитель, глядя на мучения Алисы, — вам нужна девочка?

— Спасибо, — потер переносицу Каледин. — У меня уже одна есть.

— Эта, что ли? — оценил Жан-Пьер страдания белой женщины. — Весьма слабенькая девочка, дорогой сэр. Для местных условий совсем не годится. Всего две минуты на Гаити, и ей уже плохо. Что тогда будет дальше?

Каледин выбрался из «Доджа». Он толком не успел оглядеться, но ему захотелось прыгнуть обратно и запереть все замки. Трех-четырех секунд хватило, дабы уяснить — Пеонтвиль и верно не лучшее место для остановки авто с белыми людьми. На улице не было даже домов, повсюду грудами навалены коробки из толстого картона, среди них копошились оборванные, измазанные в грязи, тощие люди, напоминавшие червей. В воздухе угрожающе, как штурмовая авиация, висели полчища жирных мух, наполняя пространство мрачным гудением. Оборванцы прекратили поиск съедобного, десятки людей с ненавистью уставились на лощеных белых пришельцев. Майлов мгновенно понял, что где-то через пять минут их будут бить.

— Дура она у вас, ваше высокоблагородие, — шепнул Майлов, глядя на согнувшуюся в три погибели Алису. — Красивая, но бестолковая — ужас.

— Знаю, — горько признался Каледин. — Зато в постели на диво хороша.

Оборванцы с угрюмыми лицами обступали со всех сторон. Водитель, судорожно глотнув воздух, исчез в «Додже». Урядник без раздумий сломал сук разбитого ураганом дерева, чей ствол лежал в пыли прямо перед ним. Обломок полена никого из местных жителей не испугал. Каледин и Майлов прижались друг к другу спинами. Алиса же была столь увлечена своим позитивным делом, что абсолютно не замечала трущобной опасности.

— Ну, человек шесть обезьян я на месте уложу, — трезво оценил ситуацию урядник. — Насчет остальных — не знаю. Медицинскую страховку оформляли?

Не ответив, Каледин тоскливо засучил рукава рубашки.

— Спасибо тебе, дорогая, — сказал он в адрес бывшей супруги.

Алиса натужно икнула в ответ, обнимаясь с пальмой.

Оборванцы подходили ближе, в руках блеснули лезвия ножей.

— Пожалуй, это самая короткая поездка в моей жизни, — сообщил Каледин, снимая пиджак, и вешая его на пальму. — Может, хоть в заложники возьмут?

Один из негров протянул руку к волосам Алисы. Сделав выпад, Каледин ударил его в челюсть, Майлов от всего сердца добавил поленом по голове. Негр свалился им под ноги, и сейчас же ему на помощь бросился второй оборванец. Каледин легко увернулся от удара ножом. Перехватив руку врага, он с силой рванул ее вверх — раздался сухой треск. Нападающий взвыл. Крик, впрочем, тут же оборвался — вместе с сочным ударом полена. Третьего Майлов уложил наземь самолично, пока Федор изучал трофейный нож.

— Не понимаю, — урядник поудобнее перехватил полено. — Почему они по одному лезут, а гуртом, как у нас, не кидаются? Дикая нация, некультурная. В Ставрополье на наших трупах давно бы кадрильку станцевали-с.

Четвертый противник (уже с монтировкой) в нерешительности остановился.

— И что? — подбоченился Каледин, показав на три тела. — Ты всерьез надеешься, что у тебя есть какие-то шансы? Иди домой, посмотри пару кинобоевиков. Ты знаешь, сколько положительные герои мочат таких вот безликих мордоворотов за одну только схватку? Пожалей свое здоровье, мужик. Сделай вид, что я тебя больно ударил — и просто упади наземь.

Он вяло махнул рукой в воздухе — негр послушно свалился ничком.

— В принципе неплохие люди, — повернулся Каледин. — Цивилизация их испортила, но хороший удар по роже возвращает способность мыслить. Любопытно, сколько времени мы вот так продержимся… пока они не сообразят, что нас следует атаковать группами человек по восемь?

— Мве ригрет са, — негромко прозвучало из середины толпы. Темнокожие боевики с налитыми кровью глазами почтительно расступились.

На «пятачке» стоял низенький человек лет пятидесяти — его лицо почти полностью закрывали темные, зеркальные очки размером с чайные блюдца. Незнакомец был одет в поношенный костюм и точно такие же штиблеты.

— Мне очень жаль, — повторил он на английском, приподняв шляпу. — Мое имя Рауль… и этот сектор Пеонтвиля подчиняется мне. Каким образом, господа, вы здесь очутились и что вам надо? В ваших интересах отвечать подробно.

Алиса оторвалась от пальмы, и сейчас же застыла как соляной столп. Окровавленные тела вповалку, нож в руке Каледина, Майлов с поленом наперевес, негр в шляпе и агрессивная толпа. Ей ужасно хотелось спросить: «В чем дело?» Но она понимала: момент выдался не вполне подходящий.

— Мы ищем, где можно купить оружие, — с изысканной вежливостью произнес Каледин, разглядывая свое отражение в черных очках. — Вам это интересно?

— Безусловно, — кивнул человек. — Я могу помочь. Что-нибудь еще?

Он спросил это таким тоном, словно вся компания сидела в ресторане, а он изображал услужливого метрдотеля, принимающего у гостей заказ.

— Да, — помедлив, кивнул Каледин. — Нам требуется найти… хорошего хунгана, или мамбо, специалистов по конго. Тех, которые знают заклинания шестого уровня, не меньше. Нужно срочно обсудить с ними один вопрос.

— Вы на Гаити, — флегматично ответил человек в шляпе. — Каждый второй дом тут — это хунфор. Но учтите, услуги не бесплатны: жрецы вуду берут деньги за любое телодвижение, и нельзя их осуждать… Чтобы стать хорошим хунганом, требуется щедро платить за свое обучение… у них нет жалованья от центральной церкви, которое получают ваши священники. Самый скромный хунган потребует с белых пятьсот долларов, помощь же жреца шестого уровня… я полагаю, она обойдется вам минимум в десять тысяч.

Бросив нож, Каледин выдавил улыбку Гаруна ар-Рашида.

— Деньги — не проблема, Рауль, — цокнул он языком. — Выполни заказ, и я обеспечу тебе год безбедной жизни. Но сначала — оружие. Прямо сейчас.

— Бъен, — коротко заметил человек в шляпе. — Я сяду в свою машину. Прикажите водителю следовать за мной — база торговцев совсем недалеко.

Толпа, бросая недобрые взгляды на белых, расползлась по коробкам. Жан-Пьер, завидев человека в шляпе, дернулся — на его лбу созрели капельки пота. Каледин понял: если бы водитель не был негром, то наверняка бы побледнел. Он сжался, стараясь стать незаметнее. Рауль прошел мимо — сел в машину и быстро завел мотор. «Додж» Жан-Пьера тоже двинулся с места, с небывалой осторожностью — это была не езда, а легкое порхание бабочки.

— Кто это? — спросил Каледин, дернув шофера за рукав.

— Тонтон-макуты, сэр, — еле слышным голосом ответил тот, сотрясаясь мелкой дрожью. — Добровольцы, специальная полиция доктора… Даже обычный сержант обладал такой властью, какой нет и у армейского генерала. «Тонтон-макут» переводится — «дядюшка с мешком»… это из креольских сказок, сэр, типа американского бутимэна. Маман пугала в детстве: если не приду вовремя домой, в ночной темноте появится «дядюшка» и засунет меня в мешок. Они тоже забирали людей ночью — и те исчезали без следа. Могли убить любого человека, их никто за это не наказывал. Гвардия доктора носила черные очки (чтобы не опознали близкие жертв), одевалась в леопардовые шкуры, подчеркивая, они — порождения тьмы. Эти люди не получали из казны ни единого гурда жалованья. У нас до сих пор ходят слухи: тонтон-макуты — живые мертвецы, которых воскресил сам доктор.

— Они, похоже, и сейчас сохраняют влияние… — заметила Алиса.

— Да, мадам, — шепотом, как будто Рауль мог его слышать, сообщил шофер. — Конечно, во время бунта против сына доктора многих сожгли, надев на шею ожерелье… а директор тонтон-макутов — Люкнер Камбронн, сбежал в Майами на своем самолете. Любой тонтон проходил обряд посвящения в слуги вуду, Люкнер и вовсе носил звание бокора, обладая магией зла. Сейчас в Америке он выполняет заказы, за каждый берет по миллиону. Его боялся сам доктор… вы знаете, что он делал в подвале Сахарного дворца?

— Подождите-ка, — махнул рукой Каледин. — Но я же лично читал в Интернете… Люкнер умер примерно три года назад… в том же Майами.

Шофер разрешил себе улыбнуться.

— Умер? А разве, сэр, он когда-нибудь был жив?

…Машина притормозила у виллы — из блестящего черного мрамора.

элементы империи

ЭЛЕМЕНТ № 7 — ГЛАМУР DEAD

(Из онлайн-трансляции на сайте газеты «Скандальная Импepiя»)

…— Господа, ваш корреспондент находится сейчас на Ваганьковском кладбище. Видите вон ту оградку в форме гигантской мобилы, огороженную золотой цепью? Глядите, я приближаю ее камерой. Это склеп криминального авторитета Филиппинчика — если помните, его отпевал лично папа римский. Тут всегда много людей, однако сегодняшнее стечение народа вызвано совсем другим обстоятельством. Вот-вот в центре кладбища состоится печальное шоу столетия, под названием «Гламур Dead». Со времени падения биржевых цен на мед (основной продукт сырьевого экспорта империи) тусовочная жизнь стала так бедна на события, что оживлять ее приходится, пардон за каламбур, с помощью мертвых звезд.

В программе вечера upgrade — перезахоронение гробов именитых покойниц: ведущей реалити-шоу «Завалинка» Марии Колчак и авторши гламурных бестселлеров о жизни Трехрублевского шоссе Ксении Смелковой. Обе девушки безвременно погибли от руки кровавого маньяка по кличке Ксерокс, терроризировавшего улицы Москвы два года назад. Многие им завидуют. Обеим, можно сказать, страшно повезло. Ведь останься они в живых, им предстояло бы узреть чудовищную картину — трагическую гибель гламура столицы от зубов экономического кризиса.

О! Потрясающий момент! Розовый гроб Смелковой с помощью лебедки достают из могилы… сыплется пропитанная духами «Гуччи» земля… да, как бренна мирская слава! Шоу проходит в полумраке, по обе стороны могил — костры из книг авторш гламурной прозы… слышны хоровые рыдания — увы, эти книги больше не годятся ни на что, кроме как отапливать ими камин… да и раньше-то годились только для этого.

А кто там у нас пробивается к гробам — лысый, с огромным букетом черных роз? Ааааа… это певец Ипполит Мельхиоров. От отчаяния он недавно побрил голову ради вирусной рекламы в Интернете. С тех пор Мельхиоров побрил также спину и задницу, но, увы, его все реже и реже упоминают в медийном пространстве.

У гробов виднеются тени: исхудавшие, с ввалившимися щеками — слышен алчный стук зубов… неужели это люди? Да! Алексей Глызин, группа «Технология», солисты «Миража» и «Ласкового мая»… Бедняги близки к голодной смерти: ведь раньше они, никому не нужные со своим тухлым музоном, могли вдоволь кушать на тусовках и презентациях всякой лажи, но кризис убил источник бесплатной еды. О, как прекрасны тонкие лоскуты розового шелка, коими окутан гроб, пусть и слегка обтрепались под землей…

Громко звучит выстрел, в толпе некоторое смятение… приближаем камеру, что такое? А, это застрелился представитель фирмы «Сваровски», чьими кристаллами уже больше не украшают телефоны и прочие прибамбасы… Напрасно, напрасно они открыли офис в Москве за два дня до кризиса. Любовницы и жены купцов преклоняют колени, шатаясь от горя… Их карьера похоронена, как Колчак и Смелкова — мужья не дают деньги на раскрутку, видеоклипы и продюсеров… теперь эти девушки представляют собой не мега-звезд в блеске софитов, а унылое силиконовое чмо.

А теперь — внимание на левую сторону кладбища! Недавно там вырыты 11 свежих могил, для национальной сборной футбола России — после проигрыша Словении и вылета с чемпионата мира-2010 вся империя мечтает, чтобы футболистов закопали заживо.

Цирюльник Сергей Монстров толкает речь — он обещает, что гламур еще вернется… от переизбытка чувств падает в одну из могил, и никто не хочет его вытаскивать — отдельные гости даже начинают бросать туда землю. Да, порывы души трудно сдержать. Гробы с треском открывают… покойницы прекрасны, как и при жизни. С ними — мумии собачек чихуахуа и забальзамированные сумочки от Луи Виттона.

Шоу Гламур Dead начинается, господа. Слышите, открывают дешевое игристое вино!

С вашего позволения, я побегу съем бутербродик с сыром — для глянцевой прессы тоже наступили очень тяжелые времена…

 

Глава третья

КРЕЩЕНИЕ ЕВФРОСИНЬИ

(Красная площадь, Кремль)

Тронный зал в Кремле также радовал глаз мраморной отделкой — но на этот раз, уже зеленого цвета, с белыми «прожилочками». Сам двойной трон, успевший стать притчей во языцех, со стороны смотрелся неважно. Несмотря на свою представительность — три столбика с орлами на шарах-«державах», красивая дуга над спинкой, прекрасная работа граверов и ювелиров, он казался маленьким и тесным. В первую очередь, конечно, потому, что был сделан для царей-мальчиков… Петру в момент коронации исполнилось десять лет, Ивану — шестнадцать. Почти все узкое, отполированное сиденье в одиночку занимал август — цезарь приткнулся в уголке, пытаясь сохранить равновесие. Он держался за витой стержень сбоку, как пассажир в автобусе. Толпа придворных и министров, сидя на золоченых стульях, изображала робкую покорность: сквозь шелест бархатных кафтанов изредка слышались покашливания в кулак. Офицеры лейб-гвардии с орлиной зоркостью следили за спокойствием в зале, фиксируя все движения гостей.

— Дааааа, — с явным разочарованием протянул август, почесав лысину под короной. — Целый год мы ждали, что экономика исправится сама собой — но она отчего-то не исправилась. Вчера захожу в казну, а там максимум на ящик пива осталось. Надо что-нибудь придумать, господа. Есть свежие идеи?

Зал пришибло скучным молчанием. Даже сидящий рядом цезарь как-то скукожился, став еще меньше, но не потеряв этим в интеллигентности.

— Хм, — насупился царь, обращая взор к министру финансов. — Я вас, дорогой мой, на должности держу. Экономические проблемы заставляют народ сомневаться в целесообразности монархии. А это минус вашему ведомству.

Пост министра финансов издавна занимал камергер Генрих Граф — по происхождению тоже из дрезденских баронов, как и сам государь император. Рыжий, вертлявый, в золотых очках на носу, Граф, по мнению большинства придворных, являл собой редкое средоточие воровства и компетенции.

— Ваше величество, — он вскочил со стула, наполнив зал саксонским акцентом. — Альтернативы здесь быть не может. Надо повысить налоги в два раза, отменить все льготы, удвоить цены на бензин и электричество. Кроме того, зарплаты тоже хорошо б срезать наполовину… а еще есть одна мысль…

— Спасибо, — кисло сказал царь. — Реально дельное предложение по выходу из кризиса — только вот население в отместку возьмет да и передохнет. А у нас лишь тогда страна называется империей, когда есть кем управлять. Останется сто тысяч народу, придется в княжество переименоваться, по типу Лихтенштейна. С этих, к сожалению, в данный момент не выжмешь.

Не смутившись, Граф сел на место, поблескивая очками. Возникшую паузу заполнил флигель-адъютант императора, министр обороны Виталий Сердцов. Собственно, ни в каких войсках Сердцов никогда не служил — он зарабатывал себе на жизнь, содержа курсы вязания «Для прекрасныхъ дамъ» — в переулке поблизости от Кремля. Министром же Сердцов сделался вследствие курьезного случая — причем весьма неожиданно для себя. Однажды царь-батюшка без предупреждения приехал на маневры в Смоленске, и там случился конфуз: на его глазах, не успев выехать в поле, развалился десяток танков — месяцем раньше их экипажи сменяли детали на водку. Придя в бешенство, император пообещал, что назначит министром обороны хоть дворника, но только не военного. Так оно и случилось. Трое генерал-фельдмаршалов пустили себе пули в лоб в знак протеста — но на это, кроме уборщиц их кабинетов, никто не обратил внимания. Генералов в империи изначально было больше, чем комаров, пуль и лбов тоже хватало.

Одернув на себе полы мундира, Сердцов молодцевато щелкнул каблуками.

— Я так мыслю, царь-батюшка, — рявкнул он сочным басом, — для поправки экономики надо нам поскорее врага атаковать. Армия уж застоялась, кони боевые упряжь грызут. Победим сопредельное государство, и пущай они нам денег платят — всякие репарации-контрибуции. Землицы от них себе отрежем, а армия контракты получит, оборонные заводы финансов огребут. Давайте брать пример с североамериканцев. Как те мед бесхозный присмотрят, в стране послабее, так сразу и война-с. Последний раз они Бруней одолели. Не напасть ли нам на Балтику, ваше величество? Они ж совсем обнаглели, окаянные — а рыбы у них много, и порты такие полезные…

Ряды придворных сотряс восторженный гул.

— Вы все сегодня сговорились, что ли? — недовольно ответил царь. — Сейчас от любой войны — одни только расходы. Полтора года назад наши бронетанковые гусары сокрушили армию кесаря Грузии в Великой Трехминутной войне и отобрали два маленьких графства. Так и что? Кучу денег грохнули. Эти графства, дьявол их раздери, сразу взмолились о кредите на восстановление, строительство домов, мою рекламную кампанию, а также выпуск собственной марки пива. Возвращать пять миллиардов евро, ввиду бедности, обещают колодезной водой и сыром сулугуни. Мать моя, будто у нас самих этого сыра мало! А если б и не было — так за сто лет же столько не съесть! Нет уж, спасибо. Победим еще кого-нибудь — бюджет треснет к чертовой матери. Балтика, говоришь? Там кризис круче нашего. Ты представляешь, сколько туда надо закачивать денег, когда мы их завоюем?

Сердцов умолк — он сделал вид, что набирает по телефону эсэмэску. Царь насупился, и придворных пробило страхом: испытать монарший гнев не хотелось никому. В центре зала, ближе к лепным изображениям двуглавых орлов, загремели стулья — лейб-гвардейцы в черных пиджаках резко повернули головы не сговариваясь. Пробившись к золотому трону, монархист Леонтий Михайлов рухнул на колени, воздев над собой руки.

— Как хорошо, что ТВ еще не включило камеры, — резюмировал царь. — Ты, братец, везде без мыла влезешь. Есть что сказать по экономике? Предлагай.

— Батюшка, котик пресветлый, — ревел Михайлов, закатив глаза. — Лялечка со скипетром… оооох, какова твоя мантия сладенька да лик пригожий! Где, где тут республиканцы, вороги окаянные? Всех порву за тебя, не сомневайся…

«Однако ликует, аж пена на губах выступила, — отметил император. — Вот что бабло животворящее делает. Закон природы: если есть деньги и власть, как же тебя вокруг все любить-то начинают… и ведь с такой искренностью!»

— Братец, — устало буркнул царь. — Ценю тебя, но это все я уже слышал тысячу раз. Ты лучше скажи по существу, а то долларов взять неоткуда, порции черной икры на приемах в Кремле из экономии в два раза меньше подаем.

— Рецепт мой, царь-батюшка, также прост, как и все рабы твои, тебя недостойные, — цветисто начал Михайлов. — Не вели меня, пса, казнить — вели слово молвить. Я скажу, кормилец и благодетель — надобно тебе жениться.

Превратись Михайлов в розового дракона с крыльями стрекозы, этот факт произвел бы на Тронный зал куда меньшее впечатление. Придворные отшатнулись от монархиста подальше, лейб-гвардейская охрана окружила Леонтия плотным кольцом. Август щелкнул пальцами, худое лицо озарилось мыслью. Цезарь, балансируя на краешке трона, смотрел на него с испугом.

— Вот он, глас народа, — в благостной задумчивости заметил царь. — Действительно, господа — потрясающий выход из финансовой ямы. Странно, что я сам раньше не додумался. Царская свадьба — это великолепное шоу. Под такое дело куча компаний постарается дать рекламу, установим бешеные расценки. За прямую трансляцию слупим с телевидения. Туристов понаедет, сувениров продадим — уууууу… Хвалю, братец — ты молодец.

Михайлов на животе подполз к трону. Император милостиво потрепал его по затылку — словно хозяин любимую собачку: Леонтий впал в транс благоговения, не реагируя на раздражители. Гласный Государственной думы Викентий Куслов завистливо вздохнул — он, как функционер партии «Царь-батюшка», мог рассчитывать максимум на бейсболку с автографом.

— Но… что же делать с государыней? — пискнул из зала журналист, только вчера включенный в придворный пул. — Матушку пресветлую куда девать?

На белые лица придворных легла печать ужаса.

Лейб-гвардейцы, окружив паренька в очках, стали крутить ему руки.

— Долой империю! — жалобно кричал тот. — Да здравствует республика!

Цезарь поднялся с трона, вытянувшись в струну.

— Оставьте его! — провозгласил он, обращаясь к офицерам лейб-гвардии. — Пусть остается и слушает. Ведь у нас в империи демократия, а не абы что.

По взмаху длани августа защелкали фотоаппараты, с жужжанием повернулись камеры. Лейб-гвардейцы дождались, пока съемка закончится, и вышвырнули вольнодумца вон. Цезарь сел обратно на краешек сиденья.

— Ты кто?! — с удивлением воззрился на него август. — А, вспомнил… Все правильно сказал — у нас демократия, и каждый имеет право думать, что хочет… Лишь бы рот свой поганый не открывал, где не надо. Государыня? Мы с уважением относимся к этому мифическому образу, но для царской свадьбы нужно нечто совсем другое. Я надеюсь, скоро ТВ выпустит на экраны документальный фильм, где объяснит: Иван Грозный был женат восемь раз, Петр Первый — два, а Екатерина завела сорок любовников.

Продюсер Главного канала Леопольд фон Браун, чьи щеки покрывала мучнистая бледность, слабо кивнул. По левую и правую руку от него стояли Муравьев с Антиповым, четко контролируя каждый поступок барона.

— Вундербар, — милостиво сказал царь. — Что ж, тогда остается правильно подобрать невестушку. С родословной, красотой и знатностью рода.

Увидев смену царского настроения, придворные осмелели.

— Ваше величество, — с величайшей осторожностью, разливая в голосе мед, пропел министр двора Шкуро. — Не обратить ли снова ваше благосклонное внимание на ту красавицу спортсменку-с? А что? Из рода среднеазиатских эмиров, волоока, тело чудесное — сам в «Плейбое» видал. Сексуально, политкорректно, выгодно — заодно завяжем контакт с мусульманами.

— Не пойдет, — вздохнул император. — Во-первых, я уже прессе сказал, что с ней ничего не было — а теперь получается, будто наврал. Во-вторых, тут же и Татарстан, и Кавказ, и Башкирия впадут в возмущение — а чего на наших-то не женится, неужели такие плохие? Начнут девок пачками в «Плейбой» пихать, чтобы я в их красоте убедился. Нет, дорогой граф. Тут требуется нечто нейтральное по национальности — но в то же время весьма крутое.

Тронный зал погрузился в раздумья — шелестом пронеслись вздохи.

— Государь, как вы смотрите на Пугачеву? — спросил министр культуры Суславский — худенький и сутулый господин с княжеским значком в петлице. — По-моему, достойная кандидатура. Не из дворян — скорее из казаков. Отличный голос, всеимперская известность. Записные враги, и те признают ее крутизну, скрежеща зубами. В сущности, дородна и хороша собой.

— Оно и ничего, — почесал лоб царь. — Но я для нее, откровенно говоря, староват… кабы мне сравнялось лет двенадцать, другое дело. И к тому же я знаю Стеллу Ирбисовну. У нее муж — это должность. Надо обязательно плясать в «Песне года», записать клипы с ее участием — «Я ночами плохо сплю, потому филинг блю». Я не желаю в интервью отвечать на вопросы: «Правда ли, что вы женились на Пугачевой для раскрутки?»… А их зададут. Через год народ скажет: «Царя на „большую восьмерку" позвали, потому что Пугачева позвонила, она ж бой-баба, муженька своего везде продвигает».

Снова повисла тишина — министры ждали новых идей.

— А как насчет Анны Рабинович? — воспрял духом министр культуры. — По-моему, она что-то поет… и в кино снималась — правда, никто не помнит этот фильм. Зато бюст, ваше величество, у нее шикарный, эдак при ходьбе колышется. «Кока-кола» снимет с себя последнюю рубашку, если во время венчания позволим разместить логотип на левой груди невесты. Озолотимся мы с этой свадьбы, государь. Ведь помимо бюста, у невесты наличествуют и другие места, куда можно ставить рекламу… например, позвольте сказать…

— Достаточно! — протестующе поднял руку император. — Девушка красивая, но… как сказать… у нее такой взгляд странный… словно у курицы. Кажется, брось ей горсть пшена — так клевать начнет. Женщина обязана себя вести в стиле «дети—кухня—церковь», но не до такой же степени. Попадет на пресс-конференцию, ее о политике спросят, а она про тесный лифчик загнет.

Из первых рядов рвалось покашливание — звуки издавал градоначальник столицы, фельдмаршал Кустиков, низкорослый толстяк, чья внешность послужила прообразом «человека-пингвина» во второй части «Бэтмена».

— Ваше величество, — промычал он. — В наши кризисные времена я, как воистину русский и православный, желаю возложить свою душу на алтарь Отечества. Только прикажите: я разведусь со своей дражайшей супругой-с, купчихой Кадушкиной — и пущай она выйдет замуж за вас, государь.

Примерно половина присутствующих, вспомнив о своих женах, серьезно пожалели, что вовремя не выступили с аналогичным предложением.

— Вердаммт нох маль, — отчеканил август с откровенной злостью. — Бабло свое, фельдмаршал, ты случаем не желаешь на алтарь Отечества возложить? Твоя жена и без того — миллиардер, так тебе теперь охота, чтоб ей Билл Гейтс в жаркий день пиво приносил? Сейчас она штампует пластмассовые кадушки, и всех купцов околоточные сию рухлядь обязали купить, вне зависимости, квасят они капусту или нет. У людей компьютерные лавки, а им велят кадушками затариться. Женись на ней, весь бизнес в империи той кадушкой и накроется: а я в декларации доходов пиши — мол, бедный я, разнесчастный, всего-то один гараж у меня, где «пракар» стоит ржавый выпуска 1964 года. Нет уж, спасибо — сам со своей сдобной девицей живи.

Лысина градоначальника стала пунцовой. Зажав в жирных пальцах орден Андрея Первозванного, Кустиков упал на стул — эполеты на плечах сникли. Через плечо императора перегнулся пресс-секретарь Сандов.

— Царь-батюшка, — шепотом вопросил он, — рискну полюбопытствовать, какое у вас отношение к гротескному эпатажу? Для чего все эти старые матроны и бюстастые девицы… можно сыграть экономную свадебку в Стокгольме…

— Не понял… — выгнул брови август. — При чем здесь Стокгольм?

— Аааааааххххх, — сладко протянул Сандов. — Там же регистрируются однополые браки-с. Вот в дворянской тусовке все полнится слухами, что Земфира вышла замуж за Ренату Литвинову, обе дамочки с колечками на пальцах из турпоездки явились. Давайте устроим аналогичный мэрридж? Разумеется формальный, а после легко и расторгнуть брак. Зато пресса взорвется. Представьте себе заголовки, — он обвел пространство рукой, — «Сенсация! Император женился на мундшенке Сенникове!» или «Скандал! Венчание царя с дуэтом Pet Shop Boys — Элтон Джон требует их развода!» Не «Кока», так «Пепси» удавится за контракт — лет на пять про кризис забудем. Плюс третий вариант: жениться на республиканке. Запад умолкнет… хотя не знаю, станет ли ему комфортно от понятия факта — Кремль трахает оппозицию не в переносном смысле, а физически.

Август ответил не сразу: после того как разгладились морщины на лбу.

— Скандал хорош, спору нет, — ответил он, глядя почему-то на цезаря. — И денег можно заработать больше обычного. Но я не уверен, что подобная свадьба не кончится революцией. Послушай мнения людей на улице. Они и без того уверены — у власти находятся геи, или, как называет их местная публика, pidory. По-моему, не стоит предоставлять им подтверждение этой гипотезы. Особенность российского народа в том, что он состоит из злых гетеросексуалов. Оппозиция — неплохая идея, однако я не готов еженощно выслушивать от жены в постели байки про «кровавую жандармерию».

Совещание зашло в тупик. Шеф Отдельного корпуса жандармов Антипов, напряженно размышлявший о чем-то, не замедлил воспользоваться ситуацией. Сжав плечо фон Брауна, он показал ему блокнот с красным росчерком автографа. Барон спинным мозгом понял, что от него хотят.

— Кайзер-фатер, — проскулил Леопольд умирающим голосом — ноги подгибались, колени дрожали. — У меня есть айне мыслишко. Самая идеальная невеста для кайзер фон Руссланд — это очень популярная особа. Сексуальная, известная на весь мир, с прибабахом, но трагической судьбой. Знающая материнство и горечь обид, не чуждая эксгибиционизма. Симпатична, пускай и не без помощи фотошопа. Ее имя — Бритни Спирс.

Император изменился в лице, им завладело короткое смятение. Цезарь сполз с трона на пол — сам того не зная, царь нечаянно сдвинул соправителя.

— Гм-гм, ну что ж, — в голосе августа послышались игривые нотки. — А почему, собственно, нет? Девчоночка хоть куда — и внешность милая, и пирсинг имеется для современных вкусов, и перед журналюгами устоит. Решено — обвенчаемся в Успенском соборе. Если свадебный проект провалится — самодержавие содержит одну важную фишку. Любую царицу можно отправить в монастырь хоть назавтра после свадьбы. Крестить ее надобно — битте, господин Сандов, позвоните обер-прокурору Синода. Как нам переиначить Бритни на православное имя? Есть пример немецких принцесс. София-Фредерика Ангальт-Цербстская после купели стала Екатериной Алексеевной, Алиса Гессен-Дармштадская превратилась в Александру Федоровну. Крестным отцом назначаю цезаря, а моя новая жена будет зваться… ээээээ… Евфросинья Дмитриевна. Голубчик, — царь повернул голову к министру двора: — Закладывайте «Хаммер». Мы едем свататься.

Придворные в едином порыве поднялись со стульев, троекратно прокричав «Гип-гип, ура!» С потолка автосистема струйно брызнула экстрактом жасмина — как и положено при каждом удачном решении императора. Воздух наполнил сильный, кружащий голову аромат. Виктор Антипов, рассматривая толпу сановников в мундирах с золотым шитьем и андреевскими лентами, цепким взглядом выхватил нужную ему фигуру.

— Ты должен быть готов, — прошептал жандарм в ухо помертвевшего фон Брауна. — Возможно, сегодня мы его возьмем. Позаботься, чтобы об этом аресте не было утечки на ТВ. Примерно сутки император не должен знать, что он исчез. Выкручивайся как угодно. Иначе, слово дворянина, — через неделю поедешь в Нарьян-Мар, местное телевидение с нуля налаживать.

Фон Браун, не сводя очей с румяного, голубоглазого чиновника в десяти метрах от них, механически кивнул. На полу, обливаясь слезами, нюхал жасмин Леонтий. На половице у трона цезарь прикидывал план крещения.

 

Глава четвертая

КАРИБСКИЙ ВАМПИР

(Городъ Гонаивъ, Гати)

…Стоило Каледину увидеть оружие, как к нему вернулась уверенность. По крайней мере, теперь им с Майловым не грозило отбиваться от целой толпы только ножом и поленом. Для себя он приобрел сразу два крупнокалиберных восьмизарядных «кольта», еще два таких же купили Майлову. Алисе достался дамский револьвер «Смит и Вессон», на большее Каледин не согласился даже после скандала. Патроны брали россыпью, поштучно, «пушки» сразу же пристреляли во дворе виллы, проверив их качество. Цена оказалась завышенной, но Каледин не торговался. Алиса реагировала на происходящее с вялостью, не выпуская из рук бутылку с водой. Ее лоб покрылся краснотой, плечи начали облезать — солнце палило безжалостно. Тонтон-макут дважды пересчитал комиссионные.

— Что еще я могу сделать для вас? — спросил он заметно любезнее.

— Хунган, — напомнил Каледин. — Мы хотим пообщаться с профессиональным колдуном, превосходно разбирающимся в ритуалах конго — и умеющим создавать куклы вуду. Ты говорил, что они любят деньги? Я заплачу.

Рауль вытащил мобильный телефон — старый, размером с ладонь. Черный палец ткнулся в одну из кнопок, тонтон-макут прижал сотовый к уху. Произнеся несколько фраз по-креольски, он уставился на Каледина.

— Десять тысяч долларов, — озвучил цифру человек в шляпе.

— Bien, — махнул рукой Каледин, даже не задумываясь.

Рауль убрал «ладонь» обратно и дежурно улыбнулся.

— Чудесно. Последователи конго в основном живут на юге — около Жакмеля, и на севере — в деревнях, окружающих Гонаив. Этот город — крупнейшая вотчина черной магии. Я знаю такого человека, как Принсипе: это известный хунган, его хунфор — самый крутой в городе. Ему нет равных в ясновидении: множество жрецов обращается к Принсипе, чтобы разглядеть будущее. Кроме того, он делает самые лучшие куклы вуду на острове — говорят, среди заказчиков даже великая мамбо Мари-Клер. Ей я боюсь звонить. Мамбо знает особые заклинания — меня они просто уничтожат на расстоянии. В свое время Мари-Клер работала на доктора в подвале Сахарного дворца.

— А что именно происходило в этом месте?

Тонтон-макут тронул сползшие на нос очки-блюдца.

— Ооооооо, — протянул он. — Много таких вещей, о которых вам лучше не спрашивать. Наша гвардия убивала любого человека, кого доктор подозревал в заговоре против себя. Он боялся военных — вдруг организуют переворот? — и часто менял министров обороны. Среди министров царила полная чехарда. Многие после отставки резали вены, но это не спасало бедняг от судьбы. Трупы не разрешали хоронить. Тонтон-макуты дежурили на кладбище, останавливая катафалки, и доставляли тела в подвал Сахарного дворца. Там покойники попадали в руки Люкнера — его прозвали «Карибским вампиром», и мамбо Мари-Клер. Эти двое выкачивали из тел кровь, извлекали у мертвецов мозги, путем ритуалов сантерии превращая их в безголовых зомби — исполнителей чужой воли. Живые трупы служили доктору, выполняя несложную работу — красили стены, строгали бревна, рубили тростник. После революции подвал сгорел, как и сам Сахарный дворец… доктор умер, а его сын сбежал во Францию. По слухам, безголовые зомби, что уцелели при пожаре, до сих пор служат Мари-Клер. Я знаю много, но предлагаю не тратить зря время. Нам нужно ехать… мсье Принсипе ждет.

…Путь до Гонаива занял четыре часа — через жаркую долину Артибонит, шумевшую листьями кокосовых рощ. Раньше Каледин и представить себе не мог, что сто километров преодолеваются за такое долгое время — дороги острова были ужасными даже в сравнении с Россией. Частые глубокие колдобины, «убитая» брусчатка, куски асфальта чередовались с ямами, полными черной воды. Босые солдаты в полусгнившей форме, натянув веревки поперек дороги, требовали мзду за проезд — но отшатывались, завидев круглые стекла очков тонтон-макута. Алиса то и дело глотала воду из пластмассовой бутылки, заботливо протирая ее салфеткой. Женщину мутило от жары и голода, но останавливаться она не рискнула. Мимо мчались разрисованные тап-тапы с выбитыми окнами (гаитянская разновидность кондиционера), по обочинам шли женщины в белых кружевных платьях — на их головах покачивались объемистые корзины с манго, а торговки у походных кухонь кричали, расхваливая рыбу в креольском соусе. Нищие уныло валялись в грудах мусора — никто им не подавал, да они и не просили. Урядник Майлов, знавший только один язык — русский матерный, не понимал разговоров и отдал себя на волю судьбы, то есть приказам Каледина. Федор же по мере приближения к Гонаиву нервничал, посматривая на часы. Ему виделась игла из серебра, зажатая в пальцах хунгана, и кукла вуду — грязная… с головы до ног залитая кровью.

— Как странно… — произнесла вслух Алиса. — Мы приехали на остров, где фильмы ужасов оказались явью… Воскрешение из мертвых никого не удивляет. Как считают островитяне, любой труп с помощью колдовства можно поднять из могилы. Ты бы хотел воскресить свою тетушку, Федя?

— Нет, — без раздумий ответил Каледин. — Старая карга из меня всю кровь выпила. Я вообще рад, что у нас не Гаити — иначе жизнь превратилась бы в полный ад. Скажем, умерла у мужика теща. Ну, сидит, радостно пиво пьет. А тут звонок в дверь — и там она на пороге, пахнущая могильной землей. Праздник счастья! Начинает выяснять: оказывается, его враги забашляли колдуну вуду, чтобы поднял старушку из гроба… Ну и на хер такое колдовство? Пускай на всей планете остается единственный уголок, где мертвецы ходят под ручку с живыми. По поводу же фильма ужасов скажу одно — европейцы излишне кичатся своей самоуверенностью и всезнанием. На деле же в мире имеется много вещей, о сути которых мы понятия не имеем. В частности, откуда на Земле появились первые люди — догадок много, а толку ноль. Плюс ко всему — я не верю, что добро существует. А вот зло — оно реально, и его присутствие в жизни ты ощущаешь каждый день.

— Это потому, что ты фанат «Раммштайна», — огрызнулась Алиса.

— Heavy metal — is a law, — спокойно парировал Каледин. — Разве ты осмелишься сопротивляться мнению, что Дима Еблан — отвратительное зло? Нет, попросту язык не повернется. Любая попса разъедает человека изнутри, как соляная кислота, разрушая ему мозг, отравляя кровь, круша позвоночник Попса должна сдохнуть, и тогда просветленному человечеству будет счастье.

— Вам не жарко, ваше высокоблагородие? — забеспокоился Майлов.

— Ничуть, — покачал головой Каледин. — Тут же специально окна выбиты. Спасибо, братец, что изредка напоминаешь о себе. Для триллера ты проходной персонаж — но в дальнейшем вполне можешь пригодиться.

Майлов замолк, преисполнившись собственной важности.

Когда кавалькада автомобилей наконец-то достигла Гонаива, Алиса сразу решила: она не выйдет из машины, даже если наступят преждевременные роды. Весь город являл собой сплошные трущобы — с поваленными телеграфными столбами, грудами гниющего мусора, лужами нечистот на улицах и жителями, похожими на тени. Отсутствовали бродячие собаки — похоже, их давно слопали, а кора кокосовых пальм была обгрызена по самую листву. В ржавых баках, судя по их виду, не наблюдалось наличия мало-мальски съедобных отбросов. Столица Порт-о-Пренс по сравнению с этим «мегаполисом» казалась Парижем, утопающим в роскоши. Автомобиль Рауля притормозил возле одного из домов — старый, обветшавший особняк без номера, еще колониальных времен. Каледин, покинув машину, протянул руку к двери, но тонтон-макут предостерегающе схватил его за рукав.

— Нельзя, — тускло заметил Рауль. — Это очень опасный хунфор. Вершина здешнего митана, раскрашенного цветами радуги, — центр небес, а корни уходят глубоко в ад. Вокруг алтари лоа и рядом с каждым их символ: змея для дамбалла, сердце человека — для Эрзули и гроб для барона Субботы. В хунфоре Принсипе мало кто может продвинуться дальше прихожей, сюда способны войти только мамбо или хунган пятого уровня. Для них травы, распыленные в воздухе, безвредны… у прочих же они быстро вызовут сильнейшие галлюцинации и видения ужасов. За неделю до революции Бэби Док — глупый сын доктора, велел военным доставить Принсипе к нему. Трое солдат с оружием зашли в это здание. Они покинули дом через пять минут — на четвереньках, словно собаки, забились в угол и тряслись там, испуская мочу. Медицинское исследование показало: у солдат повредилась кора головного мозга — это случается, когда люди видят нечто совсем ужасное.

— А нельзя было подождать этого хунгана на улице? — наивно спросила Алиса. — Рано или поздно он вышел бы за хлебом и попался в руки солдатам.

— Трудно не согласиться, мадам, — улыбнулся тонтон-макут. — Но, увы, теперь армию не заставишь подойти к особняку и на пушечный выстрел. Я позвоню ему. Обычно в хунфоры чужеземцев допускают очень редко.

Через пять минут после звонка на улицу вышел седой и толстый негр — примерно лет под шестьдесят, горбатую спину покрывала зеленая хламида, напоминающая плащ испанской инквизиции. Вероятно, его отвлекли от церемонии — в руках он сжимал шар из хрусталя и бутылку, откуда доносился специфический запах. Тонтон-макут с поспешностью сдернул с головы шляпу — его спутники раболепно поклонились хунгану. Однако Принсипе смотрел не на них — выпуклые глаза в красных прожилках уставились на Алису. Взгляд негра обжигал ее сквозь одежду — она сделала шаг назад.

— Медноволосая… — произнес Принсипе таким же хриплым шепотом, как когда-то мертвый профессор Мельников.

Пальцы Каледина сомкнулись вокруг рукояти пистолета. Он незаметно снял оружие с предохранителя.

— Откуда ты знаешь ее?

Принсипе уставился на него, черные губы разрезало усмешкой.

— Глупейший вопрос, — ответил хунган тонким голосом. — Мне ли не знать вас обоих, белый пришелец? Я четко видел ваши лица, когда ко мне приходила Мари-Клер — спросить, что может ей помешать. И я сам, по ее заказу, сделал куклы… Прелесть нашей маленькой страны — все помогают друг другу…

Алиса поперхнулась. Каледина, как ей показалось, эти слова не удивили.

— Да, — произнес он задумчиво. — Парень продумал свой план. Содержание для меня секрет, но очевидно — для его реализации он мог обратиться только к лучшей колдунье на острове. И он ее нашел. Тебе ведь знакомо имя, Принсипе?

— Дай мне еще пять тысяч, — зевнув, сообщил негр. — И я узнаю.

— Однако же, — не сдержался Федор, — замечательно вы здесь устроились! Если ты столько зарабатываешь ежедневно — я тоже хочу стать хунганом.

— А что поделать? — театрально развел руками Принсипе. — Такова доля жрецов вуду. Мы умеем создавать из тел мертвецов машины для убийства, но не в силах сотворить себе на завтрак яичницу с колбасой. Мон ами, плати без раздумий — и ты узнаешь ВСЕ самое вкусное, что хотел. Только не скупись.

Каледин протянул руку Майлову — тот понял жест и вытащил из кармана тугую пачку. Деньги исчезли в складках зеленой хламиды Принсипе.

— Зайдем внутрь, мсье, — осклабился тот. — Супле, всего на минуту.

Каледин исчез за дверью особняка. Он действительно отсутствовал не более полутора минут, но этот отрезок времени показался Алисе вечностью. Наконец входная дверь хлопнула как выстрел, на пороге появился Федор. Алиса могла расслабиться — тот шел вовсе не на четвереньках. Прислонившись к стене, Каледин сел на корточки. Он едва успел войти в темное помещение, наполненное шипением сотен змей, как Принсипе, глотнув бензина, дунул струей пламени на шар. Хрусталь пошел трещинами, помутнев от жара — и на нем постепенно, словно рисунок, проявились черты знакомого Федору лица.

Того самого, что он ожидал увидеть.

— Ты узнал имя заказчика? — вырвал его из забытья женский голос.

Подойдя вплотную, Алиса шептала, касаясь его уха губами. От прикосновения влажного рта к мочке Федора стиснуло возбуждением — несмотря на усталость от полета и болезненных уколов игл из серебра.

— Конечно, — небрежно ответил Каледин. — Еще в Москве.

— Скажи же мне, — жарко выдохнула Алиса. — Скажи немедленно!

Каледин молчал — его сердце тонуло в омуте торжества.

— Ты видела на примере Принсипе, — сообщил он с бытовой скукой. — Любая информация имеет свою цену. И я отнюдь не намерен отдавать ее даром.

Урядник смущенно отвернулся, уловив суть разговора.

— И что же ты хочешь взамен? — прошептала Алиса.

На этот раз к ее уху склонился Каледин. Щеки Алисы вспыхнули краской.

— Животное! — прошипела она. — И только на этом условии?

— Да, — без тени стеснения подтвердил Каледин.

В сердце Алисы сошлись в схватке нимфа блядства и дева целомудрия. Последняя сопротивлялась исключительно для вида, стараясь сохранить лицо. Опрокинув деву на пол, нимфа уселась на нее верхом и бесстыдно положила ногу на ногу — а-ля Шерон Стоун в «Основном инстинкте».

— О'кей, — шепнула Алиса с видом усталой гетеры. — Я согласна.

— Рауль, — быстро оторвался от нее Каледин, — здесь есть хороший отель?

— Я отвезу вас туда сию минуту, — махнул рукой тонтон-макут. — Но сначала вопрос. Я слышал, что Мари-Клер заказала изготовить ваши куклы… Принсипе советовал вам, как удобней разобраться с мамбо?

— Он лишь мельком заметил: «Ее нельзя убить, даже не пытайтесь это сделать, — нехотя сказал Каледин. — С ведьмой такой фокус не прокатит».

Тонтон-макут отступил на шаг, в тень своего автомобиля.

— Не ждите от меня помощи, — отрезал Рауль. — Прощайте, и да сопутствует вам удача… в целях личной безопасности, я возвращаюсь в Порт-о-Пренс.

Человек в шляпе сел в машину, и в этот момент лицо Каледина озарилось догадкой. Он подошел к автомобилю и пригнулся — к зеркальным стеклам.

— Снимите очки, Рауль, — с мягкой настойчивостью попросил Федор.

Тот медленно, нехотя взялся за дужку. Очки сползли вниз к кончику носа. На Каледина смотрели два глаза, закрытые белесой пленкой — мутные, невидящие — зрачки мертвеца. Он уловил тончайший запах сладкого рома.

— Так, значит, это чистая правда: тонтон-макуты — настоящие зомби, — тихо произнес Каледин. — Существа в очках и леопардовых шкурах. Один вопрос, Рауль… ведь зомби совсем не помнят своего прошлого. Как удалось тебе?

Коснувшись языком уха Каледина, тонтон-макут прошептал одно слово. И вовремя — через мгновение мамбо воткнула в куклу серебряную иглу. Рот Федора наполнился кровью — он сполз по стене, кривясь от жгучей боли…

 

Глава пятая

АРТЕФАКТ ОБОРОТНЯ

(Гонаивъ и блiжайшия окрестности)

Приступ мучений прошел через час. Каледин поймал себя на мысли, что начинает к этому привыкать. Скоро, уже очень скоро их внутренности должны истечь кровью, времени на исцеление оставалось в обрез. Номер в отеле «Империаль» (центр Гонаива) стоил 100 долларов. Скидку давать наотрез отказались, хотя больше в гостинице никто не жил. Как обычно, в самых нищих странах строятся наиболее шикарные отели, и «Империаль» в этом смысле не разочаровал. Комната размером с конференц-зал, кремовые стены в раскрашенных деревянных масках, личный дворецкий по звонку, сплит-кондиционер и горячая вода в блещущей чистотой ванной. Само собой, наличествовала кровать с десятком подушек любых размеров, от крохотной до большой, словно их хотели вложить в матрешку. Урядник Майлов тактично занял комнату по соседству. Удобства его мало интересовали, но он оценил, что в цену номера включен безлимитный ром. По завершении приступа боли Федор заглянул в ближайшую лавочку — там он, по мнению Алисы, приобрел ужасно бесполезную вещицу. Эта вещица одиноко стояла на журнальном столике, а сам Каледин, лежа в кровати, поглядывал на часы.

«Что можно такую уйму времени в ванне делать? — думал он. — Ведь явно назло мне — целых двадцать минут уже моется».

Ответом ему был щелчок замка в душевой, появилась Алиса, замотанная в полотенце. С рыжих волос на блестящие мокрые плечи струилась вода.

— Только с презервативом, — сухо и официально объявила она.

— Нет нигде, — зевнув, ответил Каледин. — Да и потом, пойми, чем ты рискуешь. Это ж бедная республика. Тут презервативы стираются после употребления, а потом продаются заново. И так примерно двадцать раз.

— Ладно, — согласилась Алиса. — Но знай — в глубине сердца я тебя презираю за твое редкое свинство. Сейчас ты получишь мое тело — но не мою душу.

— Да без проблем, — усмехнулся циничный Каледин. — Мне и так сойдет.

— Скотина, — устало сказала Алиса, срывая с себя полотенце.

В уши урядника Майлова, мирно спящего в соседнем номере, сквозь сон прорвалась уйма пугающих звуков. Что-то скрипело, как бешеное, перемежаясь с визгом пружин, стучали по полу ножки кровати, звенели шлепки по телу. Всплесками неслись женские стоны, переходящие в звериный вой. Один раз Майлов хотел перекреститься, но решил, что во сне это необязательно. Мистический концерт продолжался минут сорок — далее неизвестные бесы затихли, и урядник благополучно уснул сном младенца.

…Голая Алиса, лежа поверх одеяла, уронила голову на плечо Каледина. Она сильно, частыми толчками выдыхала воздух — на манер спринтера после длинной дистанции. Последнее, что ей запомнилось, — дикий женский крик, и кажется, это кричала она сама. Стало ужасно хорошо. Алиса поймала себя на мысли, что почти растекается по кровати, подобно тающему мороженому. Хм, в следующий раз тоже надо заплатить Каледину натурой за необходимую для жизни вещь. О, скорее бы этот случай подвернулся…

— Чума, — кратко охарактеризовала Алиса. — Ты хорош, Каледин.

— А то я не знаю, — ответил тот королевским тоном.

— Надо было предохраняться, — пожурила Алиса. — Но ты…

— …Я не хотел обламывать кайф, — зевнул Каледин. — После твоего оргазма завидно стало, хотелось получить по заслугам. Вообще, все у нас в постели не как у людей. Вот скажи, почему ты никогда не симулируешь оргазм?

— Незачем, — пожала плечами Алиса. — А для чего женщины симулируют?

— Они думают, что мужиков это колышет, — осклабился Каледин.

Ругаться Алисе не хотелось, она пропустила подколку мимо ушей. Маска женщины-воина на стене, как показалось, подмигнула ей красным глазом.

— Ладно, я с тобой расплатилась, — в голосе Алисы вновь появились нотки официальности. — Теперь, будь добр, давай выполняй свою часть договора.

Имя заказчика заставило ее подпрыгнуть на постели.

— Не может быть! — завизжала Алиса, едва не разбудив Майлова.

— Очень может, — вздохнул Каледин. — Парень умный, всех обставил.

Потушив свет, он шепотом рассказал ей о методах, коими воспользовался заказчик Едва дослушав, Алиса мелко затряслась от злости.

— Сволочь, — плюнула она прямо на одеяло. — Сколько людей погубил! Для чего ему все это надо, а, Федор? Как ты думаешь — где сейчас этот тип?

— Скоро будет здесь, — Каледин погладил ее живот, касаясь вспотевшей кожи кончиками пальцев. — Причины? Сам пока не знаю. Перед тем как защелкну браслеты и повезу в Москву — страстно мечтаю наедине с ним побеседовать.

Удивление и шок улетучились сами собой, через минуту Алиса ровно дышала, сжавшись в комок, накрывшись с головой одеялом. Дождавшись, когда погружение экс-супруги в сон стало окончательным, Каледин беззвучно встал с кровати. Он натянул одежду предельно быстро, будто опасаясь прихода ревнивого мужа. Скользнув в коридор, Федор постучал в дверь номера урядника Майлова. Сначала очень тихо, а потом настойчивее.

В кармане пиджака лежал сверток с недавней покупкой.

…Мари-Клер отсутствовала в хижине. Ей понадобилось посетить колдовской рынок, что был расположен весьма далеко: к северному побережью, по направлению Кап-Хаитьен. Отложить визит нельзя—к празднику фет демабр нужны редкие травы. Мамбо всегда загодя готовилась к этому фестивалю колдовства, едва ли не с детства… чудесное мероприятие. Праздник прост — каждый последователь ветви конго в этот день принимает ванну: горячая вода, почти кипяток… и измельченные растения. Травы возбуждают, обеспечивая телесное удовольствие — вплоть до извержения семени у мужчин и вершины наслаждения у женщин… но после мытья следует отплатить лоа, нанеся себе разрезы, именующиеся гадэ — так, чтобы пролилась кровь. В рану втирают травяной порошок, и остаются шрамы в виде veve — лоа быстрее вселяются в обладателя таких знаков на теле.

Ее хунфор — на отшибе, вдали от людских жилищ. Вот и приходится ездить. Хорошо еще, если в Гонаив, а то и на Железный рынок в Порт-о-Пренсе. Торговцы делают хорошую скидку… кроме, естественно, жлоба Принсипе. Ладно уж, пусть подавится. В последний раз дед здорово помог: пожалуй, только у него одного сохранились связи с лесными жрецами Дагомеи. На самом Гаити невозможно достать части тел люп гару и кпови, это чересчур опасные артефакты. В руках опытного колдуна они способны обрести магическую силу, равную по разрушительности разве что атомной бомбе. Сорок шесть лет назад, заполучив аналогичные артефакты из Дагомеи, доктор воспользовался ими для «проклятия Субботы». Он не нашел ничего лучшего, как наслать смерть на президента американцев, и тот получил свою пулю в голову — во время поездки по Далласу.

Артефакты усиливают эффект любого ритуала, и достать их очень-очень сложно. Ведь существ почти не осталось в джунглях — даже в самой Африке. Люп гару — человек-волк и кпови — человек-леопард, лесные чудовища, последние потомки легендарного монарха Дагомеи — Аджа Аджахуто. Согласно преданию, Аджа, управлявший горным королевством четыреста лет назад, умел попеременно превращаться и в леопарда, и в волка. Животная сущность возобладала над человеческой. Став зверем, король сбежал в джунгли и положил начало расе оборотней. С годами дети его дичали и все реже превращались в людей. Им приходилось уходить в глубь джунглей — охотники шли по пятам. Артефакт из тела оборотня среди хунганов ценился дороже бриллианта, от заказчиков не было отбоя. Детей Аджи истребили, почти всех, и лишь десяток-полтора сохранили свою жизнь, укрывшись в горных лесах Дагомеи.

Принсипе взялся за дело — польстившись на деньги на свой страх и риск. Оборотня тяжело обнаружить, и он крайне опасен. Охотиться можно днем, ночью они растворяются в воздухе — так, будто сделаны из стекла. Кпови умирает от стрелы, заговоренной хунганом — его не берут даже серебряные пули. Мари-Клер заплатила баснословно, но получила необходимые артефакты… лапы, сердце, череп и бурдюк с кровью оборотней. Все, что нужно для церемонии, которую жаждет человек из северной страны. Ритуал забытый, редкий и сложный — но ей одно удовольствие его провести. Полюбоваться на результат, творение рук своих. Компоненты готовы, остается подождать приезда заказчика. Заодно уж потолкуют и про мертвую девушку. Сегодня звонил Люкнер… Ошарашил, рассказал про клиента ТАКОЕ, что Мари-Клер изумилась ну просто до крайности, а потом долго смеялась. Проглядела… у нее «короткое» ясновидение… да и неважно. Отличная новость, она получит гонорар в десять раз лучше, чем ожидала. Впрочем, мамбо ждет отдельной премии — клиент пусть отдаст ей девчонку. Зачем она ему? Смертоносная игрушка. А Мари-Клер прикипела к ней сердцем. Для нее эта девочка будет как дочь…

Пальцы старухи мяли корень имелю, ядовитого дерева. Она щупала его, скривив лицо, — старая уловка покупателя, желающего приобрести товар подешевле. Внезапно торговец отшатнулся… в глазах Мари-Клер полыхал ужас, губы сжались в тонкую нитку. Он не успел прийти в себя — мамбо, отшвырнув корень, засеменила вниз по тропе, ведущей к остановке тап-тапа. Люди на ее пути приседали, со страхом закрывая ладонями лица.

Они тут. Она недооценила их. Они идут к ее хижине — чтобы ужалить мамбо в самое сердце. Ступая по земле, пережимая горло, не давая ей дышать. Домой. Скорее домой. Туда, туда.

…Червинская стояла на пороге хунфора. Она трижды пыталась вдохнуть влажный воздух — не получалось. Легкие ничего не чувствовали. Наступал вечер, она не задумывалась о смене времени суток, хотя, кажется, ночью существовать легче. Мари-Клер вставила ей новые кости, зашила кожу, евроремонт на пять баллов — она готова к новым свершениям и ждет заказ. Однако «айфон» молчал. Странное ощущение. Словно ты никому не нужна. Тебя все бросили… оставили в дураках. Ох, как же здесь скучно. В хижине мамбо абсолютно не с кем пообщаться по душам. Слуги и охрана Мари-Клер — совершенно безмозглые существа, хуже тех, что помогали ей при нападении на дуомо, отвечают замороженными фразами, неспособны поддержать мало-мальски приличный разговор. Роботы, машины, исполнители. Из всего хунфора интерес у Червинской вызывал только сарай — резные полочки из кокоса, уставленные человеческими головами в стеклянных банках. Запас Мари-Клер для церемоний. Каждой находится свое применение. Иногда черепа мелются в муку, чтобы помочь вызовам петро-лоа — извлекаются передние зубы, височная или лобная кость. Но в основном это лишь коллекция — пускай и самая страшная в мире. Банки со спиртом содержат отлично сохранившиеся черепа — мужчин, девушек и даже детей.

Мамбо сказала: если Червинской охота поиграть, она свободна выбрать любую голову… с помощью особого ритуала в вуду их заставляют петь. Старуха была с ней ласкова — не так, как с остальными. Часто заговаривала первой, улыбалась и зачем-то гладила по затылку. От этих прикосновений в груди Червинской появлялось неясное, тянущее сердце спокойствие, будто бы испытанное ею однажды. У хунфора нет дверей, он никогда не запирается на замок — люди не осмеливаются заходить в святилище без разрешения мамбо. У подножия митана в окружении костей две матерчатые куклы, мужская и женская — истерзанные остриями, замазанные жиром, побуревшие от крови… из разорванных телец свешиваются нитки. В глазу каждой торчит игла, медленно оплывая загустевшей кровью. Барон Самеди улыбается со стены, скаля череп. Улыбаясь в ответ, она чувствовала тепло внизу живота и желание связи с этим существом. Мастер зла, пьющий ром-настойку на двадцати одном сорте перца, обожатель кофе и орехов… Как он прекрасен, когда танцует при свете звезд, имитируя своей тростью возбужденный член… У репосуара — подножия из дерева, тает черная свеча и лежит пища для лоа… Она готова поклясться, что еда исчезает в воздухе. Колышутся драпо — вудуистские флаги. Интересно и скучно… Из всех благ цивилизации в хижин с мамбо нет даже телека, только телефон. Но ей некому звонить…

…Два пришельца возникли непонятно откуда, выросли словно из-под земли. Червинская так задумалась, что пропустила их появление. Первый (горбоносый широкоплечий брюнет) схватил ее за руки, замкнув их «кольцом» — второй (блондин со стрижкой «ежиком») резво ворвался в хунфор. Костер у столба Огуна по очереди принял сначала одну, а затем и вторую куклу — блондин бросил их в огонь с выражением экстаза на лице. Пламя с жадностью охватило матерчатые тельца, выбросив пучки разноцветных искр. Куклы скорчились, издавая человеческие стоны.

Червинская очнулась.

Двумя ударами она вырубила незнакомца, державшего ее запястья, сначала в солнечное сплетение, затем в мясистый подбородок. Тот не упал, но поплыл — Червинская, яростно раздувая ноздри, обернулась ко второму противнику.

Без замаха блондин с короткой стрижкой бросил ей в лицо горсть белой пудры. Мозг разорвало яркими клочьями — Червинская потеряла сознание.

 

Глава шестая

SMS И ПАТОЛОГОАНАТОМ

(Подвалъ въ центра Москвы)

Тьма. Такая страшная, что не понимаешь — ты ослеп или просто погасили фонарь. Ну или что-то другое. Темно все последние три часа… может, и больше — он не считал. Хотелось кричать, но губы не двигались, оставаясь сомкнутыми, как в вечном молчании. Где он? Что происходит? Почему это с ним? Память с трудом восстанавливала события утра. Стоило ему покинуть Тронный зал и выйти в «предбанник» для прессы, случилось что-то… странное. Одна рука сунула под нос тряпку, пахнущую эфиром, а пара других (не менее крепких) натянула на голову мешок. И вот теперь он здесь.

А где именно?

Кто-то резко сорвал мешок — завернув его с затылка. Рывком сдернута клейкая лента, вместе с кусочками кожи, он стонет от внезапной боли. Глаза ослепил белый свет — такой, какой бывает от больничных «колбасок» на потолке. Над ним склонились две фигуры — в черных карнавальных масках, как в Венеции. Толстый и тонкий. Пресс-секретарь императора, обер-камергер Сандов, щурясь от лампы, огляделся. Он находился в бетонном подвале с массивными стенами, и мало того — был привязан веревкой к стулу.

— Ну что, солнышко, — буднично сказал толстый, — давай все выкладывай.

Голова кружилась от эфира — соображалось с трудом. На что это похоже? Кажется, ходили такие слухи… об «эскадронах смерти», отмороженных членах партии «Царь-батюшка», похищающих оппозиционеров. Пленников заставляли сниматься в порнофильмах, перед камерой целовать портрет императора, а также петь государственный гимн. Ну, первое даже приятно, ко второму ему не привыкать, а третье и так делать приходится. Мелькнула мысль, что… нет, такое невозможно. Сандов набрал полную грудь воздуха:

Фигуры в масках терпеливо дослушали гимн, стоя навытяжку. По окончании песни тонкий ударил Сандова по лицу, не снимая перчатку — хлестко и больно. Тот поперхнулся парой последних слов, закончив песню скомканно.

«Нет, — вихрем пронеслось в голове обер-камергера. — Наверное, это революционеры, группа „Соль как Данность". Интриган Ивушкин в Лондоне опять заговор придумал. Надо постараться сбить с толку, и прикинуться, что я на их стороне».

Он откашлялся и завел заново, высоким фальцетом:

На этот раз его ударил толстый, причем удар получился значительно более мощным. Стеная, Сандов сплюнул на пол кровь. Предположения кончились.

— Что вам от меня нужно? — без особой надежды спросил он.

— Тебе ж сказали, — душевно повторил толстый, — выкладывай чего знаешь.

Сандов немного подумал, оценивая обстановку.

— Хорошо, — прошептал он, оглядываясь. — На самом деле государь наш батюшка ни хрена не смыслит в экономике. Он умеет пиво покупать в ресторане, но это максимум. А так у него позиция: «Давайте сидеть и ждать, пока кризис закончится». Он даже таблицу умножения не знает, не то что экономику. Но вы никому не говорите, это страшная тайна за семью печатями. Кроме того, один из двух сенбернаров императора — не настоящий. Собаку давно похитили, подсунув робота, напичканного электроникой…

— Это мы и так в курсе, — прервал излияния Сандова тонкий. — Ты лучше поведай, голубчик, для чего сделал четыре дипломатических паспорта?

Лицо пресс-секретаря поменяло цвет на красно-белый. Вкупе с синими губами оно вполне могло бы сойти за национальный флаг империи.

— Дипломатических паспорта? — автоматически переспросил он.

— Да, лапушка, — охотно кивнул тонкий. — Полгода назад, используя связи при дворе, ты за взятку получил в МИДе бланки этих паспортов, с полномочиями министра-посланника — «в целях государственной важности». Такие фишки в Кремле используются сплошь и рядом, если чиновнику требуется провезти через границу произведение искусства в личную коллекцию — дипломатический багаж не досматривают. И, разумеется, в Кремле закрыли глаза, после «откатов» размером в десять миллионов подобные вещи — невинные шалости. Так вот, первый паспорт № 227 445 8t. В день налета на гробницу Наполеона в Соборе Инвалидов некая Елена Червинская прибыла в Париж по обычным документам, а улетела уже как дипломат — по этому паспорту. На фото она — точь-в-точь как та девица, что ограбила могилу Джексона. Имена во всех четырех паспортах разные, фото тоже… но если постараться, вполне можно узнать — это все та же мадам Червинская. Чиновник МИДа, что за бабло выдал тебе бланки, вскоре выпал из окна.

Обер-камергер хватал ртом воздух. Его лицо стало мокрым от пота.

— Для твоего ареста хватит одного этого факта, — вступил в разговор толстый. — Но мы располагаем еще кой-какой информацией. Именно ты позвонил в морг МВД патологоанатому и попросил его вернуть мозг мертвого профессора Мельникова обратно в череп. Парень знал тебя лично. В тот же вечер патологоанатом исчез, а сегодня его тело всплыло в Москве-реке… После звонка он отбил жене эсэмэску: «Едем в Хургаду, 20 штук евро в кармане». Что было дальше? Полная сумятица — перемещение трупа на Тверскую, гибель купца Чичмаркова и кража тел мертвецов из морга. Времени много — рассказывай, запишем в лучшем виде. Куда ты дел трупы? Зачем грабил могилы знаменитостей? Хотел выкуп — или что-то другое?

На протяжении монолога Сандов не издал ни единого звука, глядя прямо перед собой. Взяв в руку стакан воды со стола, толстый выплеснул его содержимое в лицо обер-камергеру. Тот захлопал мокрыми ресницами.

— Мы нашли у тебя в кармане распечатку электронного билета первого класса, — деловито сообщил тонкий. — И свежий, уже пятый диппаспорт — на имя Майкла Кувшинникова. Вылет сегодня поздно вечером, из Хельсинки. Сначала прямиком в Майами, а там в аэропорту пересадка — Порт-о-Пренс, Гаити… Поведай нам, дорогуша, что ты собирался делать в такой глуши? А ладно, можешь не рассказывать. Посмотри-ка на этот документик (тонкий захрустел листом). Данные о «деле Хабельского». Ты проходил по нему как свидетель, хотя, по мнению следователя, лично принимал участие в ритуалах секты «Самеди». Думаешь, папа тебя отмазал, так про это забыли?

Стало слышно, как по стене подвала сползают капли воды.

— Хорошо, — бесцветным тоном произнес Сандов. — Я все расскажу. Но если вы не возражаете, я хотел бы это сделать в письменном виде. Мне так легче.

— Не возражаю, — легко согласился тонкий. — У меня широкая душа.

— Развяжите меня, — всхлипнув, попросил обер-камергер. Его мертвый взгляд выражал полную подавленность и отрешенность от происходящего.

Тонкий зашел за спину узника, разрезав веревку. Тот потер затекшие кисти. Взявшись за табуретку, Сандов вздохнул и обреченно поволок ее к столу.

…Как правило, в триллерах пишут: «Прошла целая вечность, но в действительности минуло лишь двадцать секунд». Это, конечно, банальность, однако без нее не обойтись — последующие события именно столько секунд и заняли. Рывком подняв табуретку, Сандов обрушил ее на тонкого — тот свалился на пол. Не теряя времени, обер-камергер схватил со стола ручку и ткнул ею в глаз толстого. Тот успел дернуться в сторону, стержень пронзил щеку, кровь смешалась с чернилами. Сломав пополам ножку табурета, Сандов бросился на толстяка в маске, держа «оружие» наперевес, как копье. Тот сдавил спуск пистолета, но раздался лишь щелчок — владелец забыл снять «пушку» с предохранителя. С неожиданным для многопудового тела проворством, толстяк нырнул под локоть Сандова — вкладывая весь свой вес в кулак, он ударил противника в лицо. Обер-камергера отбросило, как от разряда электрического тока, Сандов опрокинулся на спину.

Он упал прямо на обломок дерева, торчащий из табурета.

Щепка — острая, словно бритва, вышла из середины груди пленника. Сандов захрипел, схватившись за нее обеими ладонями. Ножка табурета откатилась в сторону… прошла пара секунд, и из губ пресс-секретаря хлынула кровь.

— Я приду за вами, — пообещал умирающий. — Скоро приду.

Его голова завалилась на бок — голубой глаз остался открытым.

Тонкий поднялся, держась за рассеченную голову. К счастью, удар пришелся по касательной и не имел суровых последствий. Протянув руку к уху, он сорвал с себя карнавальную маску — и, более не сдерживаясь, выругался.

— Три козла вам на ужин… доигрались мы, Витя, в крутых сыщиков!

Шеф жандармов Антипов тоже выглядел обескураженно.

— Совсем не ожидал, — в растерянности признался он Муравьеву. — Тихий, спокойный, даже трусливый чувак… и в одну секунду превращается в Ван Дамма. Ау меня ствол на предохранителе. Кто думал, что он такой зверь?

Оба осмотрели труп обер-камергера и переглянулись.

— Ну, по крайней мере, теперь хоть ясно — он был в этом замешан, — подвел итог Муравьев. — А вот чтобы разобраться, зачем тащили кости из могил — нужно срочно ловить Червинскую. Смерть Сандова замнем — легко. Экспертиза покажет — парень погиб от несчастного случая, его не застрелили, не зарезали и не отравили. Поскользнулся и упал, да с кем не бывает?

Красная лужа растекалась по бетонной поверхности, густея на глазах. Зрачок Сандова потускнел, ножка от табуретки откатилась к ботинку Антипова. Муравьев, оторвав от рубашки рукав, стал перевязывать разбитый висок.

— Билет на Гаити, — всколыхнулся жандарм. — Слушай, как мы раньше-то не поняли! Каледин туда улетел — наверное, уже на месте. И неспроста… видать, какую-то зацепку обнаружил раньше нас. Позвони-ка ему на мобильник, сообщим пареньку: командировка закрыта, заказчик случайно умер.

Муравьев набрал номер Каледина. Прозвучало ровно три гудка.

— Слушаю, ваше превосходительство, — откликнулся бодрый голос Федора.

— Федя! — обрадованно крикнул Муравьев. — Ты чего, уже на Гаити?

— Так точно, — не мешкая, ответил Каледин. — Какие будут указания?

— Никаких! — пообещал Муравьев. — Видишь ли, мы только что…

В трубке послышался жуткий треск. Вслед за ним — утробный рев и омерзительный хохот, сопровождаемый скрежетом, как от когтей тигра.

…Связь в мобильнике полностью отключилась.

элементы империи

ЭЛЕМЕНТ № 8 — УЛИЦА ХЭЛЛОУИН

(Рекламный ролик фильма ужасов, одобренный Министерством двора)

(Замогильный голос.)

«Студия „Три короны" представляет… от создателей кошмаров года — „Книга мастеров", „Обитаемый остров", „Ласковый май" — и прочей леденящей кровь лажи… Небывалый бюджет — 50 миллионов долларов… один миллион на костюмы, два на зарплату актерам… триста баксов на спецэффекты, остальные же деньги

ПРОПАЛИ НЕИЗВЕСТНО КУДА!

( Слышится шум дождя, появляется темный силуэт дома, бьет молния. )

Фредди Крюгер… доктор Лектер… техасский маньяк с бензопилой… демоны из подземных гробниц… неведомые вампиры… армия живых мертвецов… оборотни, Джейсон в хоккейной маске, граф Дракула…

СДОХНУТ, ПОСМОТРЕВ ЭТОТ ФИЛЬМ!

( В закадровом голосе — змеиное шипение и пришепетывание. )

Еще глупее, чем „ССД" с Анфисой Чеховой. Еще зануднее, чем „Мертвые дочери" Руминова… еще бессмысленнее, чем „Юленька"… Нестрашное подражание западным штампам, трясущаяся камера, отвратный грим, бездарная игра актеров… все то, без чего немыслим наш фильм ужасов.

( Полуголая девушка-блондинка проносится по экрану, жутко визжа. )

„КОШМАР В ПЯТНИЦУ, НА УЛИЦЕ ХЭЛЛОУИН!"

( Кошмарный шепот изо рта, полного червей. )

Мы никогда не признаемся, что бабло склеило нам мозги… и мы не создали ни одного реально страшного фильма после „Господина оформителя". А самое главное — мы никогда не умели их делать!!! ( В чьей-то руке нож, капает кровь. ) Бойся того, что не испугает и ребенка. Смотри, как мы дотошно сдираем с Голливуда! Прокляни себя: „Зачем мне это говно на большом экране?" Поскули во тьме, сколько кружек пива ты смог бы купить на эти деньги!

ТЫ ИСПУГАЕШЬСЯ…

КАК БЫ МЫ НЕ СНЯЛИ СИКВЕЛ!

( Рука пробивается сквозь землю разрытой могилы. )

Евфросинья Дмитриевна Спирс… толпа неизвестных актеров… Паша Кусенко для разнообразия… жена режиссера, любовница режиссера, племянница режиссера, дочь режиссера — рецепт убойного московского хоррора. Не пойдете смотреть? ( Мистически-злобное. ) Ха-ха-ха-ха!

ЗНАЙТЕ — МЫ НЕ ОСТАВИМ ВАС В ПОКОЕ…

Мы запустим эту рекламу по всем каналам. Залезем к вам в мозг. Прилепим миллион баннеров в Интернете. Словно зомби, на ватных ногах вы придете в кино — и заплатите за билет, чтобы потом плеваться…

( Девушка верещит, забиваясь куда-то в самый угол душевой кабины. )

НАШИ ФИЛЬМЫ УЖАСОВ — ЭТО РЕАЛЬНО СТРАШНОЕ ЗРЕЛИЩЕ!

 

Глава седьмая

ЗОМБИ-ШУТЕР

(Гостиница «Имперiалъ», городъ Гонаивъ — примерно за 20 минуть до жестокаго события въ подвалъ въ центръ Москвы)

…— Что это было? — повторила свой вопрос Червинская.

Она выглядела чудовищно постаревшей — никто не посчитал бы дочь профессора юной девушкой. Как никогда до этого Елена напоминала труп — прежде всего земляным оттенком кожи и полностью бескровными губами.

— Соль, — пожал плечами Каледин. — Самая обычная поваренная соль.

— Кто вам сказал, что она может ТАК действовать?

— Рауль, бывший тонтон-макут, — признался Федор. — Живой мертвец, в прошлом офицер госбезопасности. Понимаю, звучит как бред сумасшедшего — но тут я уже перестал удивляться. Так вот, Рауль сообщил: вернуть зомби память предельно легко. Достаточно бросить ему в лицо горсть соли либо подложить ее в пищу. Правда, сделать это должен не колдун.

— Однако, — подняла брови Алиса. — Значит, стоит лишь угостить зомби соленым огурцом либо квашеной капустой — и он становится безопасен?

— Это действует не на всех, — предостерег Каледин. — Соль возвращает память тем зомби, у кого сохранились нормальные мозги, а со времени смерти прошло не более семи дней. То есть нужен качественный мертвец, который мало чем отличается по способностям от живого человека и обладает способностью мыслить. Остальных же зомби пожалуйста — квасьте хоть в бочке с капустой, ни хрена не поможет, им попросту нечего вспоминать.

— Дааааа, — с великим разочарованием сказала Алиса. — Реальность способна жестоко бить по голове. А почему об этом не говорится в фильмах ужасов?

— Потому что тогда любое кино про зомби будет длиться десять минут, — философски пояснил Каледин. — Подвезли мешок с солью — и привет. Целый сектор кинопромышленности крышкой накроется, самоубийства начнутся.

Червинская не слышала этих слов. Будто во сне, щурясь, она осматривала комнату отеля. Сделано под колониальный зал, кружевные занавески, лепной балкончик — на улицу выпирают пузатые, как бутылки, колонны. Она мертва. Боже мой, какая простая разгадка. Она убила множество людей… Так вот откуда радость смерти и жажда крови. Червинская чувствовала страшную усталость. Если бы она не была трупом, то сказала бы: «Мне не хочется жить».

— Как вас зовут? — осторожно тронул ее руку Каледин.

— Что? — вырвалась из прострации Червинская. — А… Екатерина… папа звал Катюшей. Вы сказали, моего отца тоже сделали зомби… Где его тело?

— Не знаю, — честно признался Каледин. — Труп профессора похитили из морга. Спасибо за беседу, но вам надо отдохнуть. Куда вас следует отвезти?

Червинская смотрела на него глазами, полными льда.

— Мне нигде нет места, — ответила она. — Еще полгода назад я плавала в море и целовалась со своим ухажером под луной, допуская лишь легкие касания. Правда ли, что самые жестокие зомби получаются именно из девственниц?

— Да, — кивнула Алиса. — Любой фольклор говорит об этом. Мертвым невестам в Трансильвании, не дождавшимся свадьбы, вбивали кол в сердце уже на похоронах — чтобы те не встали из гроба сосать кровь. Помните наших русалок? Такие романтические сказки. Но изначально русалки появились из языческих легенд об утопленницах, «не знавших мужа» — вот они и оборачиваются зомби с червями в глазах, убийцами ночных путников.

— Жаль, ты мне раньше не сказала, — с тоской произнес Каледин. — Девиц тяжело уламывать, а тут отличный аргумент в пользу ранней дефлорации.

Майлов за столом внезапно крякнул и вытаращил глаза. Удар каблуком предназначался Каледину, но Алиса под столом перепутала ноги.

«Извините», — шепнула она уряднику, и тот позволил себе слабо моргнуть.

— Мне некуда идти, — без тени волнения произнесла Червинская. — Я в розыске Интерпола в качестве серийной убийцы, совершившей преступление века. Столько крови, что никогда не отмыться. Я уже не девочка-студентка… а просто монстр. И главное — я не чувствую никакого сожаления о том, что делала — ни боли, ни огорчений. Убийство — это мое наслаждение, а опасность для вас, исходящая от меня, никуда не исчезла. Я по-прежнему подчиняюсь связному и своему создателю — Мари-Клер. Нет сил противиться: я сделаю все, что они прикажут. Связному-то, как я полагаю, я больше не нужна — лучше останусь здесь, в хунфоре. Мари-Клер ласкова со мной, а ведь зомби для колдунов — домашняя скотина, вроде наших овец…

Каледин не знал, что ей ответить — он машинально кивал. Никто в номере отеля не видел, как площадь внизу стремительно пустела. Торговцы бросали свой товар, охранники покинули пост у дверей… женщины ничком ложились на землю — рядами, как скошенная трава. Встав между двумя пальмами, одетая в черное платье, Мари-Клер держала в руках череп Субботы — до краев наполненный костяной пылью. Ее пальцы тряслись, лицо посерело от злобы. Оскалив гнилые зубы, мамбо зачерпнула пыль полной горстью. Вытягивая ладонь в сторону балкончиков «Империаля», она дунула — серебристые нити закрутились в воздухе спиралями, расцветая, как розы, с губ сорвалось заклинание Самеди. За спиной у мамбо безмолвными тенями выросли слуги.

— Антре, — сказала Мари-Клер, костлявым пальцем показав на отель. Черный платок у нее на плечах надулся ветром, став похожим на крылья коршуна.

…У Каледина зазвонил сотовый — он сцапал трубку на третьем звонке и, извинившись, отошел в прихожую. Динамик затрещал голосом Муравьева: — Видишь ли, мы только что…

В двери вдруг образовалась дыра — щепки разлетались веером, как от сильного взрыва. В пролом сквозь острые края просунулась рука — зеленовато-черная, с большими ногтями. Из коридора прозвучал трубный рев, сопровождаемый хохотом, брызнули кусочки пластмассы; лапа зомби смяла телефон так, будто он был бумажным фонариком. Каледин попятился, выхватывая «кольт». Стол в комнате с грохотом рухнул — вскочил урядник Майлов. Червинская не повернула головы, она была погружена в собственные мысли. Выломав кусок дерева из двери, оставляя сырые клочья бескровной плоти на месте пролома, зомби протиснулся в комнату. «Гостем» оказался негр лет сорока — судя по пятнам тления на лице, умерший не вчера.

— Медноволосая, — произнес он, уставив мертвые зрачки на Алису.

— А, все понятно, — вздохнул Каледин и выстрелил зомби в голову.

Оба окна номера дружно разлетелись вдребезги, через рамы ввалилась пара живых трупов. Они не успели сделать и шага — взяв в каждую руку по пистолету, Майлов открыл стрельбу по-македонски. Алиса обернулась к балкону. Там уже стояла покойница-мулатка — голая, с отрезанной левой грудью и черными ямами на месте глаз. Баронесса почувствовала запах земли. Зомби шагнула к ней, Алиса, зажав обеими руками револьвер, пальнула. На шторах появились рваные дыры — первая пуля попала мулатке в плечо, зато вторая ударила над бровью. Покойница упала, повиснув на перилах, длинные волосы свесились с балкона на улицу. Майлов шустро выбежал в коридор.

— Господи милостивый… — он суетливо перекрестился.

Это не помогло. Мертвецы наступали на этаж с двух сторон, карабкаясь по лестницам, — отель наполнился жутким воем, клацаньем зубов с когтями. Раскинув руки крестом, урядник открыл огонь в обе стороны. Каждый выстрел находил себе цель, зомби валились вниз, сшибая коллег, но на их место лезли новые трупы. Ковры пропитали лужи гноя, пол усыпали осколки костей и обрывки кожи. Смрад мертвечины мешался с ароматом рома. Очередной мертвец, оскалив зубы, встал в проеме окна — экономя патроны, Каледин ударил его ботинком в живот — зомби полетел вниз. Он шлепнулся на площадь, как кусок сырого мяса. Зажав в ладони изящный дамский револьверчик, Алиса, чертыхаясь и дрожа, совала в гнезда патроны.

— Мамочки, мамочки родные, — лепетала она. — Настоящий зомби-шутер.

— Чего? — удивился Каледин, стреляя в ухо новому трупу.

— Да вот, — объяснила Алиса. — У нас в офисе народ в компьютерную стрелялку играл. Типа на тебя со всех сторон прут зомби, а ты их отстреливаешь. За попадание в голову — десять очков. Наберешь нужное количество, из очередного монстра вываливаются патроны к оружию.

Из коридора послышался рев свежей партии зомби.

— О, это бы не помешало, — обрадовался Каледин. — В таком случае, у меня уже пятьдесят очков… А когда начнется суперигра и появится босс?

— У меня девяносто, — орал из коридора Майлов — его слова мешались со звуками выстрелов. — Но что-то, кроме костей, из них ничего не валится.

На балкон вспрыгнул подросток-негр в оборванном костюме, без пальцев одной руки. Он бросился на Алису — та стрельнула ему в рот, брызнувший обломками зубов. Зомби свалился к ее ногам, конвульсивно дергаясь.

— Я пока набрала двадцать, — сообщила Каледину Алиса. — Но знаешь, в настоящей компьютерной игре игроков часто поджидают сюрпризы.

Она осеклась — в окно лез труп без головы. Федор, не целясь, выстрелил трижды. Пули не остановили мертвеца — он протянул к нему руки.

— Мать вашу! — отшатнулся Каледин. — А этим-то куда стрелять?

— Да откуда я знаю! — жутко завизжала Алиса.

Ее визг вывел из прострации Червинскую — точнее говоря, ту, кого раньше звали Катей Мельниковой. Девушка поднялась, ударив каблуком о каблук — из сапога выскочило лезвие. Лишенный головы зомби развалился на ровные ломтики: точно такая же судьба постигла идущего за ним мертвеца. Мельникова безмолвно включилась в бой, жестоко рубя трупы, как капусту. Подкрепление не смутило отряд зомби, они продолжали лезть со всех сторон — с головами и без, молодые и старые, негры и мулаты. Четверо бойцов стояли по колено в кусках мертвой плоти, отрубленных руках и гирляндах кишок. Запах рома густо пропитал комнату — Майлов, не удержавшись, вытащил из кармана и запихнул в рот печенье — ему не терпелось закусить. Живые трупы одолевали, урядника оттеснили вплотную к двери номера.

Новый зомби оскалился в окне. Каледин нажал на спуск пистолета, голова трупа мотнулась — туловище повисло в проеме. Федор вставил в рукоять обойму — последнюю, и ее щелчок прозвучал похоронным колоколом.

Тишина.

Никто не рвался по лестницам, не ломился в дверь, не лез на балкон. Надворный советник не верил своим глазам. Похоже, в отличие от фильмов ужасов, в жизни количество зомби строго ограничено. Держа оружие наизготовку, Каледин вышел на балкон. На площади перед отелем стояла мамбо Мари-Клер — она тоже слышала тишину, и старуху трясло от ощущения собственной беспомощности. Армия покорных живых мертвецов, приводящих в ужас окрестные деревни, полегла под пулями белых ублюдков… она бессильна. Слуги исчезли: никто не сможет ей помочь.

— Мерзавец! — крикнула мамбо блондину — тому самому, из предсказания Принсипе. — Ты забрал мою девочку… я клянусь, ты не уйдешь отсюда живым… я воспалю твою кровь проклятием Самеди, я заставлю тебя выплюнуть свое сердце, я достану тебя, где бы ты ни был, — череп в руках взвился облаками белой пыли. — Эрмерле, корумийо, бисел абижа эми э!

Плюясь проклятиями на языке йоруба, Мари-Клер понимала — она НИЧЕГО не может сделать незнакомцу. Он уничтожил куклы, у нее больше нет волос. Остается лишь рассыпать угрозы, не способные напугать и котенка.

Катя Мельникова вышла из комнаты на балкон, встав рядом с Калединым. Мамбо потрясенно умолкла, остатки проклятий застряли у нее в горле.

— Меня никто не забирал, Мари-Клер, — спокойно и грустно сказала Мельникова. — Я нужна тебе? Хорошо, я остаюсь — мы спустимся. Обещай мне, что не тронешь их, не делай кукол, не обращайся к Самеди. У них нет никаких счетов к тебе. Эти люди пришли сюда за другим человеком.

Мамбо не сводила с нее воспаленных глаз.

— Обещаю, дочка, — хрипло произнесла она. — Супле, вернись ко мне.

— Вот так всегда, — шепнула Каледину Алиса. — Какая трогательная сцена! А раньше ей нельзя было на балкон выйти? Сколько патронов бы сэкономили!

Каледин выразил молчаливое согласие.

Все четверо спустились по лестнице, ступая по остаткам тел зомби. Катерина шла равнодушно — она не ощущала себя частью ни того, ни этого мира, застряв где-то посередине. Ветер на площади разметал волосы, Мари-Клер улыбнулась, увидев ее лицо. Медноволосая и блондин шли рядом. Позади, периодически щелкая затвором, тащился горбоносый мужик в костюме.

— Ваше высокоблагородие, — нудил Майлов. — У меня в загашнике ни одной пули не осталось, все магазины пустые. Надо срочно тонтон-макута найти, а то не переживем второе такое нападение. Горячая неделька-с выдалась.

Каледин отмахнулся от урядника — он уже стоял напротив мамбо.

— Это ваш клиент потребовал сделать наши куклы?

Старуха отрицательно покачала головой.

— Он тут ни при чем, — сказала она. — Я попросила его переслать что-то от вас… ногти, волосы… слюну… все возможное. Однако он смог отправить только волосы и одну личную вещичку. Гадание Принсипе увидело в вас угрозу для моего дела… вы можете помешать мне получить гонорар.

— Какой именно гонорар? — навострила уши Алиса.

Мари-Клер назвала цену сделки: на этот раз улыбнулся уже Каледин. Он о чем-то раздумывал пару секунд, но его колебания оказались недолгими.

— Вы получите это, — щелкнул он пальцами. — Я вам гарантирую.

…Писк «айфона» прозвучал незаметно. Катерина поднесла дисплей к глазам, и взгляд ее остановился. Связной. Он только что отдал новый приказ.

Она не может ему не подчиниться.

Один каблук ударился о другой — лезвие со свистом вылетело из сапога. Майлов стоял спереди — первый, кто подвернулся. Взвившись в воздух, как балерина, она ударила его ножом между лопаток. Урядник издал звук, похожий на свист проколотой шины, неведомым чудом оставшись стоять на ногах. Уронив оба пистолета, он попытался достать рукой до раны и свалился на камни. По-солдатски печатая шаг, девушка двинулась к Алисе.

— Мне приказано тебя убить, — механически произнесла она.

— Прикажите ей остановиться! — крикнул Каледин.

Он держал на мушке затылок Мельниковой, но медлил с выстрелом.

Мари-Клер схватила серебристую пыль из черепа, она дунула с ладони в сторону зомби, Катя не повернула головы. Ее глаза зажглись огнем.

— Я не могу, — задергалась мамбо. — Видишь, она меня не слушает…

Девушка сделала круговое движение обеими руками, как карточный фокусник — в обеих ладонях разом появились лезвия острых кинжалов.

— Стреляй в меня! — закричала она. — Прошу, скорее!

Каледин нажал на курок, целясь в голову зомби — пистолет дал сухую осечку. Алиса подняла револьвер — обе руки тряслись, в барабане осталась одна пуля. Катя приближалась — она старалась двигаться медленнее, но приказ полностью овладел ее мозгом. Девушка ощущала наслаждение от предстоящего убийства и пира… вкушения того, что находится в черепе.

— Стреляй, твою мать! — завизжала Мельникова, оскалив рот.

Она замахнулась кинжалом — палец Алисы дернулся назад. Револьвер ахнул, окутавшись очень элегантным, даже в чем-то гламурным облачком дыма.

На месте левого глаза зомби образовалась черная яма — изнутри полились тонкие струйки рома. Серая кожа расползалась, превращаясь в ошметки.

— Спасибо… — в голосе Кати Мельниковой звучало счастье.

Череп треснул, когда ее голова ударилась о мостовую. Сзади, в отчаянии царапая ногтями морщинистое лицо, разрыдалась мамбо Мари-Клер…

 

Глава восьмая

ПОЛНОЧЬ МЕССИИ

(Заброшънная фабрика, джунгли у Гонаива)

Связной не ждал приезда Сандова. Ему было безразлично, почему тот не смог прилететь в Порт-о-Пренс. Какая разница? Сандова он знал давно, еще с юношеских лет. Взял в подельники по простой причине — без его помощи с документами никак не обойтись. Разумеется, не за красивые глаза. Обер-камергер не был подвержен сентиментальности и всегда брал деньги с друга детства. Пользу он приносил немалую — Сандов чувствовал себя в Кремле как рыба в воде и отлично знал, кто из министров охотнее поставит подпись под нужной бумагой. Конечно, можно было самому дать взятку через МИД и получить диппаспорт… но после выхода полиции на Червинскую (а связной был уверен, что ее личность выяснят) у взяткобравца появятся вопросы… подельник обычно их не задает.

Выгода есть и в другом: от партнера легко избавиться, не испытывая угрызений совести. Он сказал Сандову, что открыл тайну… ту, ради которой оба они когда-то вступили в секту Хабельского… как воскрешать покойников. Тот клюнул на наживку, стоило лишь предъявить воскресшую из мертвых дочку профессора. Обер-камергер был уверен — связной мечтает поднять из гроба Наполеона, Пушкина и остальных… для пущего тщеславия и понтов. Вот дурак-то. Сам же Сандов желал использовать вуду настолько примитивно, что слезы от смеха на глаза наворачивались. Когда любимый сенбернарчик государев сдохнет, провести ритуал и оживить, а неуловимого купца Ивушкина в Лондоне извести смертной мукой с помощью куклы. Царь-батюшка, по мнению обер-камергера, такую верность оценит, назначив Сандова третьим соправителем — тоже цезарем, а то и августом, чем черт не шутит. В Византии, откуда Русь крещение восприняла, однажды на троне сразу пять императоров сидело — и ничего, друг друга не помяли.

Не приехал? Да и хрен с ним. Свое дело Сандов сделал — паспорта обеспечил, позвонил патологоанатому (этого тоже пришлось убрать, заранее устранение оплатил), а остальное уже неважно, надобность в нем отпала. В придворных интригах Сандов мастер, а в криминале — полный лох… иначе сообразил бы, что жандармы через звонок в морг его вычислят. Так легче всего избавиться от коллеги — связной предпочитал действовать в одиночку. А что Сандов сделает? Расскажет на допросе про личность связного? Господи, да ему все равно никто не поверит.

…Он огляделся вокруг. Старое, давно заброшенное здание фабрики по производству рома «Барбанкур» — в паре миль от хунфора Мари-Клер. Доктор строил их повсюду — у него была мания, что ром с Гаити должен стать мировой маркой, типа кубинского или ямайского. Не получилось. Отсыревшие от влажности черные стены, громадные бочки, пластмассовые баки с остатками липкого сока сахарного тростника, просторные цеха — в том числе и для разливки, где до сих пор шеренгами теснятся покрытые пылью бутыли. Сквозь пол уже пробились деревья, потолок и стены оплели толстые лианы. Он приметил фабрику еще в первый свой визит. Хорошее место, чтобы переодеваться — и никто тебе не мешает, умелому артисту нужна хорошая гримерка. Куда симпатичнее, чем краситься в Гонаиве, и потом тащиться сюда по разбитой дороге — на жаре в гриме тяжко.

Под ногами шуршали тараканы. Поставив на штабель ящиков зеркало, связной торопливо напялил седой парик, с дивным профессионализмом положил под глаза несколько штрихов грима — нарисовал себе морщины, мгновенно состарившие лицо. Пара ватных шариков в рот — щеки надулись, обрюзгли. Под грудь легла специальная накладка из поролона — в недрах красной майки образовался пивной живот. Последний аккорд — искусственная кожа, надевается на манер перчаток… Руки становятся старческими, со вздувшимися венами. Пара японских линз — глаза изменили цвет, засветившись небесной голубизной. Зеркало с некоторой брезгливостью отразило скучного, толстого старика.

Он человек известный, ему не нужно узнавание — даже здесь, в Богом забытом краю. Давно заброшены актерские курсы при Щукинском училище, вместе с мечтами о столичной сцене… к вящей радости дорогого папеньки. Но настоящий талант не пропьешь — способности к игре, артистизму, умелому перевоплощению у него остались. Для выезда за границу само то, он играет с любовью и блеском. По пути сюда связной переоделся в моложавую даму. Так удачно подделывал голос, что сосед по креслу в самолете — пожилой армянин, на пересадке в Майами прямо загорелся, предложил выйти за него замуж Это отнюдь не буффонада, а меры предосторожности — если бы связного опознали на пограничном КПП, задумка бы рухнула. А ведь она — супер!

…Связному было до крайности смешно читать в газетах версии о смысле ограблений могил. Многоцветье мнений, одно бредовее другого. Международная банда преступников, жаждущая выкупа, сумасшедший коллекционер, сексуальный маньяк, банда ученых-«клонировщиков». И ни одна даже самая умная собака не догадалась о его истинной цели. Он добился в своей жизни, пожалуй, всего. Но, как часто случается, в момент установки флага на верхушке Эвереста становится смертельно скучно. Неспроста люди, имеющие миллиарды, власть, женщин, в один прекрасный момент берут пистолет и пускают себе пулю в лоб. Необходима новая цель.

И он ее наконец-то нашел.

Жото. В переводе с африканского языка йоруба — перевоплощение. Иначе говоря, переселение душ, некогда практикуемое в дагомейском водуне, а затем плавно перешедшее в конго. В самой Дагомее таких хунганов уже не осталось. Ему чудом удалось узнать — возле Гонаива в богом забытом домике на краю джунглей живет женщина, обладающая величайшим сокровищем — черепом младшего сына барона Субботы. Подлинником, упавшим в ее руки после свержения власти доктора. На время церемоний Самеди приходит навестить дух отпрыска — а это то, что нужно. О да, Хабельский рассказывал ему. Жото — особая энергетика, чей поток способен внедрять мертвые души в тело ЖИВОГО человека, вылепив их посреди сердца и мозга, как комки глины. Главный проводник душ мертвецов — лично барон Самеди, а саму «глину» предоставляют духи — се-жото и се-мекоканто. Для их вызова требуются части тел оборотней, потомков легендарного короля Дагомеи — кпови и люп гару. Это даст волшебство, напиток перевоплощения. Пыль из костей оборотней, отвар из лап — и густая кровь, которую пьют в чистом виде. Остальное выучено наизусть. Они с Мари-Клер войдут в хунфор, сядут с черепом Самеди… и старуха проведет церемонию жото… в процессе долгого, на десять часов ритуала пения и танца, в него, извиваясь толстыми змеями, заползут бесплотные души…

Пушкина. Майкла Джексона. Христа. Наполеона.

Дальше? Связной впадет в беспробудный сон. На целую неделю, пока лоа освоят новое тело. Пробуждение даст ему все, о чем он мечтал. Он станет сверхчеловеком — таким, равного коему не было, да и не будет на всей Земле. Он сможет совершать чудеса, и ходить по воде, как Иисус. Сочинять бессмертные вирши, подобно Пушкину — и ему будут поклоняться, упиваясь благостью живого гения. Он разобьет доселе непобедимые армии, как Наполеон. Станцует, как бог, повергая в экстаз миллионы зрителей, идеально, ничем не отличаясь от Майкла Джексона. Хотя, почему — «как бог»? Он реально превратится в бога, настоящего бога. Жаль, нельзя вместить в мозг и других селебритиз. Скажем, Чингисхана, Петрарку или Маккиавелли. Но, увы — одно тело в жото поглощает только четыре души, это максимум: иначе разорвется сердце. Неважно. Уже этих душ хватит — планета покорно ляжет к его ногам. Любая из мертвых знаменитостей была велика в чем-то одном… а он станет великим многогранно — и каждая грань воссияет, словно алмаз. На Земле построят храмы в его честь, публика штурмом возьмет стадионы, где пройдут концерты с аншлагом. Он будет повелителем мира, с короной императора или нимбом бога — это уж решит он сам. Ни в одном человеке не содержалось столько уникальных талантов. Пушкин не мог завоевать мир, Наполеон не превращал воду в вино, Иисус не умел пластично танцевать, а Майкл Джексон никогда не соблазнял женщин.

Приветствуйте мессию!

Церемония стартует в полночь!

Прокрутив барабан револьвера «Магнум», связной придирчиво проверил заряды. Так, на всякий случай… вряд ли понадобится. Он послал sms Мельниковой с приказом уничтожить врагов. Теперь ее не остановишь: думается, Каледин и Алиса уже мертвы. Сначала он очень хотел поиграться, взглянуть перед смертью им в глаза. Но зачем? Ненужное ребячество. Это в кино злодей подвешивает парочку над бассейном, кишащим акулами, и тактично закрывает дверь, дабы не смотреть, как они умирают. Ясное дело, парочка освободится и сбежит. Нет уж — теперь не нужно сохранять их живыми для видимости следствия, останки и плащаница в хунфоре Мари-Клер. Артефакты из тел оборотней — там же. Он оделся, нанес грим, застегнул молнию старых джинсов. Пару миль прогулки по джунглям… и мечта сбудется. Каково это — когда в твое тело, словно в желе, проникают чужие души? Он хочет прочувствовать. Услышать песню сантерии. Вкусить сладкой крови человека-леопарда. Сидеть у митана, опустив кончики пальцев в череп Самеди. Связной сладко облизнулся, словно сытый лев.

…Ржавый скрежет железных дверей. Он резко обернулся и увидел, как в помещение проникли три тени. У одного из пришельцев что-то тускло блеснуло в правой руке — в лоб ему смотрел пистолет. Отлично знакомый голос произнес с нотками самодовольства и злости.

— Привет, красавчик. Ты думал, я тебя здесь не отыщу?

Связной с удивлением понял — расчет на Катерину Мельникову как идеальную машину для убийства не оправдался. У нее что-то не вышло.

…В цеху неожиданно вспыхнул яркий свет.

 

Глава девятая

ПЕРЕДОЗ ХАРИЗМЫ

(Цехъ разлiвки сока тростника)

Каледин застыл в позе ковбоя из вестерна, он стиснул в ладонях рукоять «кольта», держа на прицеле грузную фигуру с шапкой седых волос. Патронов осталось целая обойма — но он не был уверен, что дело обойдется одной пулей. Прижавшись к нему плечом, рядом стояла Алиса, картинно размахивая пустым револьверчиком — и этим безмерно злила Каледина. Отвязаться от нее не вышло: она настояла, чтобы поехать на задержание, устроила настоящий скандал, приписав себе кучу заслуг в перестрелке с зомби. Урядник Майлов лежал без сознания в госпитале Гонаива под капельницей. Потерял много крови, врачи сомневались — выживет или нет… Задержать Алису грубой физической силой было некому.

— Сдавайся, — без особой надежды сказал Каледин.

Связной, игнорируя обращение, уставился на Мари-Клер.

— Мамбо, — произнес он. — Мы же условились. Разве мамбо обманет клиента?

Своды под крышей отразили хриплый хохот старухи.

— Нет, белый гость, — взмахнула она руками. — Законы конго не разрешают колдуну обмануть заказчика, иначе лоа, разгневавшись, оставят гниющие язвы на животе хунгана. Мы заключили договор, и я сдержу слово, мы проведем ритуал жото, духи мертвых проникнут в твою грудь. Но знай — если клиент не приходит на церемонию, хунган все равно получает свою плату.

Я ощущала, что ты прячешься рядом — и привела этих двоих сюда. Разбирайся с ними сам… остальное не мое дело, белолицый. Я жду.

Сандалии мамбо прошуршали по бетонному полу — она исчезла за воротами фабрики. Алиса открыла рот, щупая взглядом толстяка с седыми волосами.

— Но это вовсе не он, — ахнула женщина. — Так ты меня кинул?

— Слушай, прекрати, а? Не время сейчас.

— Трахнуть меня ты время нашел, — зашипела Алиса. — Развел, как дурочку… словно в гимназии, когда зазвал домой гравюры смотреть…

— Так разве я их не показал? — логично отмазался Каледин. — Я ж не виноват, что они в спальне над кроватью висели. Девочка, в чем твои претензии?

— Эх, — горько вздохнула Алиса. — О боги, меня опять поимели даром!

Человек с седыми волосами хихикнул, держа их на мушке. Эхо разговора разносилось по пустому цеху — слова гудели как в чугунной бочке.

— Сними же парик, — попросил Каледин. — Покажи лицо, а то мне девушка не верит. Молодец, в Щукинском рассказывали — ты просто отлично играл.

— Я и стрелок шикарный, — предупредил старик, по инерции дребезжа голосом. — Мне нужна эта церемония. Остановись, или я выстрелю в нее/ Ствол револьвера передвинулся чуть вправо — в сторону Алисы. Брови Каледина сошлись «домиком»: он больше не выглядел элегантным ковбоем — образ сместился ближе к доктору Лектеру. Улыбка моментально исчезла.

— Тогда я тебя убью, — равнодушно обещал Каледин. — Потом не обижайся.

Связной оскалился в усмешке — в тот же миг дуло изрыгнуло вспышку пламени. Каледин тоже нажал на спуск, два выстрела слились в один. Алиса приложила руку к груди — на зеленом платье расплывалось темное пятно. Она свалилась навзничь. — Связной побежал в глубь цеха, роняя на пол капли крови: левая рука повисла, как плеть. Каледин встал перед телом Алисы на колени, с треском оторвал рукав рубашки. Девушка прерывисто дышала. Оба ее глаза в темноте казались огромными, словно фонари.

— Больно? — кусая губы, спросил Каледин.

— Еще бы не больно, — простонала Алиса. — В меня пуля попала, идиот…

Он приподнял ее, перевязывая рану. Достал аптечку и сделал укол. Мобильник Алисы пришелся кстати: в госпитале Гонаива сняли трубку после первого же звонка. Как и отель, больница была пуста… Майлова удалось пристроить без проблем. Местные жители не платят живые деньги за лечение — ведь можно принести курицу хунгану, и тот изгонит злого духа болезни.

— «Скорая», срочно! — срывая голос, крикнул в динамик Каледин.

Он скороговоркой выпалил адрес, записанный на визитке. Главврач дал карточку, когда готовили палату для урядника. Как знал, что пригодится.

— Свободных нет, сэр, — лживо ответила трубка. — Перезвоните позже.

— Пятьсот долларов, — быстро проговорил Каледин. — Наличными.

— О, чисто случайно нашлась машина. Выезжаем, уважаемый сэр.

Глаза Алисы слегка затуманились.

— Что ты мне вколол? Быть раненой так прикольно… хихихихи…

— Это морфий, — кивнул на шприц Каледин. — Дождись меня, ладно?

Он не торопился — связной сам загнал себя в ловушку. Дурак, рванул в другой цех, но оттуда нет хода… Все остальные ворота закрыты, так сказала Мари-Клер. Опрокинув деревянную бочку из-под рома, Каледин покатил ее впереди себя, сгибаясь в три погибели. Вот и вход во второй цех… кажется, тут разливали сок тростника. Две пули подряд ударились о поверхность бочки, выбив фонтан щепок. Каледин возрадовался таланту производителей — на бочки, где выдерживают ром, идет твердое, как железо, дерево. Федор ответно дважды выстрелил на звук и промахнулся. Выругался, не скрывая досады, — в обойме «кольта» осталось только четыре патрона. Противник не скупился, высадив полный барабан револьвера — плющась о железный ободок бочки, свинец высекал длинные искры.

— Надо было сразу вас грохнуть, — в тоне связного звучала злоба.

Каледин выстрелил, ориентируясь на голос, — вдали сухо треснуло дерево.

Три пули. Вашу мать, только три пули!

Стало тихо — видимо, связной обновлял барабан револьвера. Каледин быстро окинул взглядом пространство. Так, парень, вероятно, засел в углу, где куча деревянных бочек… хорошо ему там, как в танке. Рядом — огромный чан, размером с поставленный «на попа» паровоз, откуда разливают по канистрам тростниковую патоку… сначала она забродит, и лишь потом ее уже льют в бочки. Эх, почему он не захватил из Москвы бронежилет? Потолок зарос лианами, из зелени то и дело проглядывают серые головы обезьян. Что еще? В углу слева — пластмассовые канистры для разливки патоки тростника. «Барбанкур» готовится из чистого сока, а не из отжимок, как ямайский… Французы на Гаити были куда понтовее англичан. Среди них можно спрятаться, но… как туда пройти? К чану ведет конвейер, с теми же канистрами… он, конечно, давно не пашет. Откуда тут электричество?

Стоп. Когда они зашли сюда, лампы включились. Свет почему-то есть. Слыхал он про такое, что даже на брошенных заводах есть аварийный генератор, который автоматом включается на час в сутки. Он может работать и через сто лет. Хм, вот если бы запустить конвейер… ситуация запросто поменяется. Черт, ну как отовсюду несет ромом! Голова разболелась.

Связной снова выстрелил — три раза подряд. Одна из пуль просвистела совсем рядом, ударилась о стенку, брызнув фонтанчиком штукатурки.

— Дверь наружу заперта! — прокричал противник. — Пропусти, я уйду.

— Не могу, — ответил из-за бочки Каледин. — Я должен тебя убить.

— Почему? — озадаченно спросил связной.

— Ты ранил мою жену, — объяснил Федор. — Живым теперь не уйдешь.

— Такая мелочь! — рассмеялся тот. — Ты еще скажи — «большая ошибка».

— «Большая ошибка»! — охотно заорал Каледин, приложив руки рупором ко рту. — О, тебе по вкусу ужастики? Тогда ты ЛА-ЖА-НУЛ-СЯ. Даже если зло полный кошмар, оно физически обязано быть с харизмой. Только так и никак иначе зло выживает в продолжении: типа Фредди Крюгер или капитан Барбосса. А какая у тебя на хер харизма? Ты же просто чмо, а не злодей!

— Врешь, сволочь, — донеслось из груды бочек. — У Джейсона из «Пятницы, 13» откуда харизма? Ходит мужик в хоккейной маске и рубит мачете, не говоря ни слова за весь фильм. Я по сравнению с ним — Ален Делон.

Грохнули выстрелы. Первый. Второй. Третий. Этого Каледин и добивался — револьвер опустел. Он выкатился из-за укрытия: несколько раз подряд перевернувшись, оказался рядом с панелью управления конвейером. Кулак Федора с силой жахнул по красной кнопке, в воздух поднялось облако ржавчины. Конвейер взревел, словно раненый бык. Раздался железный лязг, колеса задвигались — они с мучением жевали ленту, как папуас халявный «Орбит» без сахара. Конвейер работал. Канистры с ленты начали валиться на укрытие связного — поднялся неописуемый грохот, распутавший обезьян на потолке. Привстав на четвереньки, Каледин резво метнулся — в том направлении, где хотел спрятаться изначально. Успех сопутствовал ему недолго: уже через полминуты конвейер встал — ржавые колеса скрипели вхолостую, издавая жалобные стенания. Связной сунул шестой патрон в барабан револьвера. Ствол качнулся, меряя видимое пространство справа налево.

«Ха-ха, за бочкой-то его уже нет… не видно тени. Куда он прыгнул, этот ублюдок? Ааааааа, понятненько. Завалился за пластмассовые канистры, в углу… там и ботинок его виден… кажется, я ранил урода… лежит на полу».

Пора платить по счету.

Настало время триумфа.

Связной осторожно поднялся — из раны на левом плече скатилось несколько капелек крови. Правой он держал оружие, палец нетерпеливо дрожал на курке. Лежащий за канистрами не подавал признаков жизни. Подойдя к груде липких емкостей, связной начал отшвыривать их резкими движениями — по две сразу.

Как только обе канистры откатывались, он тут же стрелял в пространство за ними — враг мог попытаться застать его врасплох, не надо давать шанс на опережение. Гильзы отлетали в сторону, окутываясь дымом — одна за одной, связной самозабвенно считал пули.

Раз! Выстрел. Два! Выстрел.

Три! Выстрел. Четыре! Выстрел.

Пять! Выстрел.

Оставались последние канистры — одиннадцатая и двенадцатая. Он потянул секунду, упиваясь моментом. Вот и все. Осталось добить соперника и пойти пристрелить Алису. Ему пора на сантерию, он победил в этой схватке.

— У меня передоз харизмы! — рассмеялся связной.

Носок сапога ткнулся в промежуток между канистрами, те покатились, прогремел выстрел. Связной опустил дымящийся ствол, глупо приоткрыв рот.

У облезлой стены валялся одинокий стоптанный ботинок. Больше там ничего и никого не было. Он услышал шорох сзади — за его спиной поднялся черный силуэт, тень отразила пистолет, зажатый в вытянутой руке.

— Ошибочка… — с ледяным спокойствием произнес Каледин.

Человек в гриме выругался — настолько виртуозно, насколько умел. Сукин сын! За тридцать секунд работы конвейера он успел снять ботинок, метко бросить за пластмассовые канистры, прыгнуть к основанию груды бочек, где прятался он сам… и залечь там плашмя. Он вышел, пригибаясь… и не заметил врага. Блядь, как же обидно! Почему всегда сущая мелочь срывает планы покорения Вселенной? Он идеально спланировал захват мира… но не учел, что из этого цеха нет выхода — дверь заварена стальными полосами. Черт побери, да зачем он вообще сюда пришел? Ведь за свою жизнь, начиная с детства, кучу фильмов пересмотрел — финальная разборка со злодеем часто происходит на заброшенном заводе. «Терминатор», «Коммандо» со Шварцем, «Кобра» со Сталлоне. И понятно же — если ты плохой парень, стоит лишь зайти внутрь, как тебя затащат под пресс, прошибут трубой или сожгут в доменной печи. Брошенные заводы — идеальная ловушка для злодеев, каждый камень против них, любая деталь, мухи — и те враждебны донельзя. Ладно, арест — не последний аккорд на этом концерте. За деньги можно нанять лучших адвокатов, разыграть невменяемость… разве нормальный человек мог придумать такое? А уж в следующий раз он расстарается, обязательно устроит разборку с положительным героем в японском саду или в пруду с золотыми рыбками. Там-то точно повезет.

Человек с седыми волосами, не оборачиваясь, поднял руки вверх. Револьвер упал на пол — ствол зарылся в стреляные гильзы. Связной тяжело вздохнул.

— Я сдаюсь, — произнес он, терзаясь от расстройства.

Ответом был металлический щелчок — Федор взвел курок пистолета. Он подходил ближе — шаркая левой ногой в носке и стуча правой в ботинке.

Губы связного тронула улыбка.

— Не надо крутизну изображать, — ухмыльнулся седой. — Ты полицейский, офицер, при исполнении. Доставай наручники. Это неблагородно — стрелять в спину безоружному человеку. Мы ведь оба знаем… ты так не поступишь!

— Почему это? — удивился Каледин. — Я ж тебе обещал.

…Темное пространство цеха разорвали две вспышки подряд.

 

Глава десятая

КЕРЕКЕ ГРИ

(Фабрика рома, въ джунгляхъ у Гонаива)

…Обе пули попали связному чуть выше поясницы. Первая прошила печень, вторая застряла внутри живота. Рот быстро заполнился горячей кровью.

— Аххх… аххххх… аххххх… — прошептал тот, падая на пол.

Каледин вразвалочку, неторопливо подошел к нему. Нагнулся. Свободной рукой стащил парик — по бетонному полу рассыпались длинные каштановые волосы. Федор провел связному рукой по лицу от лба до подбородка, смазывая слой грима. Разорвав упаковку шприца, он сделал противнику укол морфия.

— Как ты догадался? — простонал раненый, лежа на боку.

Федор сел рядом, не выпуская из ладони пистолет — с последней пулей.

— Лови, — он подбросил в воздух оранжевый цилиндрик — вроде тех, что содержат шипучий аспирин.

Тот покатился по грязному полу. Умирающий царапнул его пальцами, прочитав надпись. Хотел сплюнуть — но не сумел.

— Эрмицин, — любезно кивнул Каледин. — Особый препарат, отпускается только по рецептам — больным, «сердечникам» с учащенным сердцебиением, риском инфаркта. Занижает пульс так, что тот не прощупывается… запросто можно сойти за труп. Мне пришло на ум — перед атакой мертвого профессора ты проглотил таблетку, в такой же оранжевой упаковочке… очень хорошо я это запомнил. Ты ведь пригласил нас в офис не просто так., да, Степушка?

— Да, — прохрипел Чичмарков, глотая кровь. — Мне нужны были ваши волосы, слюна, любые личные предметы. Мари-Клер позвонила: мол, хочет сделать куклы для проклятия… я согласился — оно ведь не помешает. Простецкая бабулька. Трезвонит и говорит — найди волосы, ногти таких-то и таких-то по внешности. А у нас ведь в империи народу до хрена. Однако я тебя с Алисой сразу узнал, по описанию — после «дела Ксерокса» ТВ вас неплохо раскрутило, да и кто ж еще это будет, если расследование по «грабителю могил» поручили вам? Третьего персонажа, «с бородкой», она мне тоже четко описала, а я не понял, что речь обо мне самом… Когда выбрался из мешка в морге, то пришел на Тверскую и собрал… волосы всегда остаются на месте пребывания человека, хотя бы один… и ручку вы, к счастью, забыли — переслал Мари-Клер через DHL, от анонимного отправителя. Подцепил волоски пинцетом, а офис поджег… щас спросишь, зачем профессора взял?

— Да, мне это крайне любопытно, — согласился Каледин.

По лианам на потолке шустро, с криком пробежала обезьяна.

— Ну, так логичнее, — Чичмарков дышал тяжело, с хрипом. — Два трупа пропали из морга, и спроса нет… а если один, так это и подозрительно. Со свинцом в мозгу профессор как зомби на операции не годился… я его в Москву-реку сбросил, камень к ноге привязал. Мари-Клер, чертова бабка, все карты мне спутала… я ей, вишь ли, в виде персонажа «с бородкой» во сне привиделся, без грима, типа как церемонии помешать могу… Оно и верно.

Он захлебнулся кашлем. Каледин сделал ему второй укол.

— План у меня такой и был, — выдохнул Чичмарков. — Собирался ограбить могилку Пушкина, а потом, дабы пыль в глаза пустить, тебя с Алиской нанять на расследование. После звонка старухи я передумал — решил, в тот же вечер смерть свою инсценирую. Так лучше, с мертвого-то — какой спрос? Кольчугу под рубашку надел от ножа, повесил бычий пузырь со своей кровью, специально из вены нацедил. Корейца-смертника нанял киллером — вот почему японца-официанта уволил. Заплатил ему столько, что не жалко дважды умереть. Кабы я раньше знал, что Мари-Клер нас троих угробить хочет! Застала, можно сказать, врасплох, не предупредила. Но я быстро сориентировался. Сижу, пью шампанское с вами, а тут профессор-зомби с ножом ломится. Остолбенел маленько и радуюсь: вот он — подарок судьбы.

Каледин проследил за новым прыжком серой обезьяны.

— Первое подозрение у меня возникло, когда достал список адептов секты Хабельского, из секретного архива МВД, — сказал он, не глядя на Чичмаркова. — Ты в этом списке тоже присутствовал, 14-летний парень… но проходил как свидетель… было и имя Сандова, будущего пресс-секретаря императора. Это подозрение я сразу отмел — ты же мертв, на моих глазах убили. Но тут звонит мне Дима Еблан… и сообщает, что на его телефоне остался звонок с твоего сотового… через два часа после того, как ты умер.

Чичмарков закашлялся, сплюнул кровь.

— Так вот на чем я прокололся, — выдохнул купец. — И всего-то два нужных номера с этой симки мне требовалось… вставил карту на пару секунд перед тем, как уничтожить… ошибочно нажал кнопку и еблановский номер набрал. Сидел потом и думал — может, убить его? Эх, какого дьявола музычку играть к обеду приглашал… вот и довыпендривался перед друзьями. Я первый злодей в мире, которого погубило пристрастие к низкопробной попсе.

Федор посмотрел на часы — он ожидал услышать сирену «скорой».

— Я рад, что ты не убил Еблана, — сказал он. — Иначе я, стоя за твоей спиной, серьезно колебался бы — стрелять или нет? Все-таки от такой напасти человек страну избавил, в историю страны имя золотыми буквами вписал.

Чичмарков застонал — боль пересилила действие морфия.

— Ну, а потом я решил, — продолжил он, морщась, — Еблан не поймет… во-первых, бедняга по природе своей дурак, а во-вторых… посчитает, что балуется кто-то… мало ли кому телефон мертвеца в руки попадет.

— Так бы оно и было, — согласился Каледин. — Но все артисты — мистики, страшно суеверны. А уж после серии ужастиков японских, типа «Звонка», народ на подобных вещах помешался. Твой звонок его насмерть перепугал. Парень от воспаленного сознания вообразил — ага, голос с того света, демоны придут за ним. Я сначала значения не придал — мало ли, кто с этого телефона позвонит… а потом вспомнил нашу пьянку: у тебя ж «Верту», включается по отпечатку пальца. Только ты и можешь. Теоретически труп из морга похитили, а руку отрезали… но зачем первым делом звонить непонятно кому, записанному в адресной книге как «Believушка»? Приплюсовал твое членство в секте Хабельского, звонок после смерти… и вдруг всплыло в голове, как таблетку глотаешь. Упаковка запомнилась. Зашел в аптеку, показал значок… кучу лекарств на полках с фармацевтом перерыли, пока цилиндрик нашел. Прочел инструкцию, стою и думаю — ах ты, сволочь…

Оба помолчали — с определенной многозначительностью.

— Хуево мне, — пожаловался Чичмарков.

— Ну так еще бы, — поддакнул Каледин. — Я ж знаю, куда стрелять.

— Появись ты на сутки позже, — скривил купец губы. — И все… я уже был бы сверхчеловеком. Изменения ритуала жото вернуть нельзя. Кабы ситуацию обратно — сжег бы тебя вместе с Алиской на Тверской. Эх, и почему ж я так не поступил? Снаивничал. Думал — прекрасно все рассчитал, они свидетели моей смерти. Да и Мари-Клер стала вас терзать куклами. Переиграл я, блин. Обидно, но с хорошими актерами такое часто случается.

Каледин встал. Присвистнув, он подкинул на ладони пистолет.

— Твой промах — это главный промах всех книжно-киношных злодеев, — объяснил он, глядя в тускнеющие глаза Чичмаркова — без линз, разного цвета. — Если бы ты не умирал, я бы тебе для образования пару бестселлеров принес почитать. Злодеи способны через пять минут после начала триллера грохнуть самого опасного персонажа — но вместо этого его упорно не замечают, да еще и насмехаются. Когда же сучий персонаж берет их за жабры, злодеи судорожно используют глупые способы, кои никогда не помогают. Сверхчеловеком захотелось стать? Вполне достойный формат. Как ты в рекламе говорил: «Сойди с ума, но продай». Ты эту задачу выполнил. Людей поубивал до черта, хотя для психов сотня трупов значения не имеет.

— Верно, — превозмогая боль, ответил Чичмарков. — Ты мораль мне взялся читать? Есть лидеры, погубившие миллионы — Наполеон, или тот же Цезарь. И никто этого не помнит! Они великие, им хотят подражать и славят во множестве фильмов — хотя оба по брюхо в кровище. Нуда, покромсали по моей воле немного людишек. Так поверь — для сверхчеловека это не цена.

— Другого ответа я и не ждал, — вздохнул Каледин. — Ладно, у меня там жена раненая лежит, я к ней пошел. Всего тебе наилучшего, сверхчеловек Может, пока валяешься, новый рекламный лозунг сочинишь, дарю свежую идею:

Рома я попить зашел, И настал мне там песец.

Через измазанный гримом и кровью лоб Чичмаркова пролегла морщина.

— Для чего ж ты тогда вколол мне обезболивающее?

— Да запись была нужна, — Каледин показал цифровой диктофон «Сони». — Кто мне иначе в МВД поверит, что заказчик — это ты? Доказательство получено. К счастью, злодей никогда не помрет, пока подробно не объяснит своих мотивов — это, знаешь ли, классика. Подыхай спокойно, а мне пора.

Он поднялся, сунув «кольт» за пояс.

— Подожди, — задыхаясь, попросил купец. — У тебя осталась одна пуля? Дай мне пистолет… ведь ты же мужик… не оставь меня ТАК умирать… я прошу…

— Без проблем, — покорно согласился Каледин. — Да, смерть тебе грозит нелегкая… пару часов промучаешься, пока кровью истечешь. Но ты дурак… кто знает, в себя выстрелишь или в меня? Я подальше отойду и брошу оттуда «пушку». А потом решай сам. В меня, лежа на боку, с одной простреленной рукой, с такого расстояния никак не попасть. Учти это.

Отойдя к воротам цеха, он размахнулся и бросил оружие — пистолет со стуком упал точно рядом с Чичмарковым. Тот вцепился в рукоять, пуля ударилась в металл над ухом Каледина, осыпав волосы ржавчиной.

— Я же говорил — ты дурак, — грустно сказал Каледин и вышел.

…Алиса лежала на полу, улыбаясь. Подойдя, Каледин лег с ней рядом — заложив руки за голову, он смотрел в потолок, насвистывая «Раммштайн».

— Ohne dich kann ich nicht sein… mit dir bin ich auch allein…

— Готов? — не поворачиваясь, слабым голосом спросила Алиса.

— А то, — подтвердил Каледин.

Алиса прикрыла глаза, вспомнив кабинет с отделкой от D&G. Вдали прозвучал визг «скорой помощи», пробивающейся через бездорожье.

— Каледин, — жалобно простонала Алиса. — Скажи мне, я умру?

Федор критически осмотрел перевязь: кровь уже давно остановилась.

— Нет, к моему величайшему сожалению, — сказал он с максимальным трагизмом. — Я упустил свое счастье, опрометчиво позвонив в «скорую». Надо было тебя пристрелить, свалить все на Чичмаркова, отличный шанс избавиться раз и навсегда. Но потом я подумал: — у тебя ж есть чувство благодарности? Я твою жизнь спас, поэтому ты обязана со мной трахнуться.

— Ну, знаешь, — обиделась Алиса, — в прошлый раз я тебе жизнь спасла.

— И что? — удивился Каледин. — Разве я тебя потом не отблагодарил?

Алиса вытянула губы, коснувшись его щеки.

— Удивлена, но пока отсутствует желание порвать тебя на кусочки, — прошептала она. — Хорошо, я с тобой пересплю… но тогда ты обязан на мне жениться…

— Я?! — взвился Каледин. — Второй раз?! НИКОГДА!

— А вот придется, — канцелярским тоном сообщила Алиса. — Ты же дворянин и порядочный человек — не оставишь своего ребенка незаконнорожденным.

Каледин представил себя со стороны. Он явно выглядел полным идиотом.

— Ребенка? — глупо переспросил он. — Неужели ты беременна?

— Конечно, — безапелляционно сказала Алиса. — Ты ж не предохранялся.

— Что-то по тебе не заметно, — скептически обозрел ее живот Каледин.

— А ты хочешь, чтоб через пять часов уже и видно было? — изумилась Алиса. — Не все сразу, honey. А пока у меня каприз… давай-ка принеси мне винограда.

— Охренела, что ли? — приподнялся Каледин. — Где ж я тут его возьму?

— Да где хочешь! — на весь цех заорала Алиса. — Я беременная, иди ищи!

Под дробный стук каблуков в цеху появились врачи—в зеленых халатах, контрастировавших с черными лицами, со значками American Hospital на груди — двое мужчин и одна женщина. Мужчины везли с собой мобильные носилки. Не задавая Алисе вопросов, они осмотрели рану, опутали пациентку кислородными трубками, что-то вкололи заново и переложили на каталку.

— Приятно снова видеть вас, сэр, — вежливо сказал молодой доктор в дешевых очках. — Сначала вы привезли к нам сэра с горбатым носом, теперь вот эта леди… видимо, к вечеру и вы получите пулю. Куда нам за вами приехать?

— На рынок, — качнул головой Каледин. — Мне виноград надо купить…

…Когда над джунглями сгустились сумерки, на фабрике появились два силуэта, с армейскими фонариками в руках. Мари-Клер была одета в кремовое кружевное платье, с мачете за поясом, ее спутник — старый негр с хищной улыбкой, обернул вокруг бедер черную ткань. На шее, свисая к безволосой груди, болтался ангве в виде тарантула. Луч фонаря высветил тело, лежащее на боку в луже крови — глаза Чичмаркова смотрели на мамбо.

— Он умер не так давно, — сказал негр, обмакнув палец в кровь.

— Да, долго мучился, — безразлично ответила мамбо. — Спасибо, Люкнер. Представляешь, он хотел меня обмануть. Отрезал не свою прядь, а от парика. Он сделан из настоящих волос, и я ничего не заподозрила. Представляю, что чувствовал бы их бедный владелец, начни я колоть иглами его куклу!

— Рад услужить, — склонил подбородок бокор. — Как только белый обратился ко мне, я сразу увидел… вот оно. Мы оба извлечем потрясающую выгоду, осуществим свою мечту. Я не забыл и о твоих маленьких увлечениях. У тебя еще нет головы белого человека. Она украсит славную коллекцию в сарае.

— Да, — осклабилась в темноте Мари-Клер. — Не то что украсит, станет ее жемчужиной. Благодаря доктору я собрала чудесные экземпляры… не хватало только белого — а тут прекрасные каштановые волосы. Шарман, месье. Но ты понимаешь, радуюсь я другому. Сегодня и я, и ты достигли высшей цели — той, о которой мечтал еще покойный доктор. Я осторожно вскрою череп, с любовью достану мозг человека из белых земель и поцелую его, оставив отпечаток губ. Этой же ночью мы приготовим особый порошок, Кереке Гри. Все хунфоры будут умирать от зависти: никто не претворил в реальность этот рецепт. Порошок невидимости. Люкнер, ты этого ждал — и ты это получишь. Окончательно вернешься на остров, больше ни от кого не станешь прятаться, как сейчас. Появишься на улице любого города посреди бела дня, а не под покровом ночи — тебе не грозит ожерелье. Ты и я, мы войдем всюду, в любое жилище, для нас исчезнут запертые двери. Мозг и глаза белого человека, уроженца года Оборотня, в ночь между 28 и 29 февраля… глаза разного цвета — темно-карий и светло-золотистый. Как давно мы искали его! Жаль, что ты не посвятил меня в это откровение сразу… а известил неделю назад. Я уже не та, к которой ты привык, Люкнер. Ясновидение ослабело, вижу выборочно. Я не распознала его в гриме.

Бокор обнял ее за плечи, мутные зрачки трупа блестели при свете фонаря.

— Не стоило возбуждать тебя раньше времени, — усмехнулся тонтон-макут. — Но я был уверен — ты не устоишь перед соблазном. Какая мамбо откажется заполучить голову белого человека? Белолицый был одержим своей мечтой… и я знал — он согласится. Тем более договор честен… он отдает тебе голову только после смерти. Никто не знает, когда он умрет — в этом и есть частая ошибка белых людей: почти каждый считает, что у него есть завтра.

Мамбо отстегнула от пояса мачете — широкий нож для рубки тростника.

— Ну что ж, он не пришел за заказом. Я имею право забрать свою плату.

Она перерубила шею одним ударом — ловко, без хруста позвонков: пожелтевшие кружева залили темные капли застоявшейся крови.

…Подняв мертвую голову за волосы, мамбо расхохоталась.

элементы империи

ЭЛЕМЕНТ № 9 — ЛАСКОВЫЙ МЕРЗАВЕЦ

( Из свежего номера газеты) «Светскiй хроникеръ» )

«…В честь предстоящей царской свадьбы государь император и его будущая супруга Евфросинья Дмитриевна записали дуэтом песню — рекомендацию губернаторам для действий в кризис: „Не верь, не бойся, не проси". Как и следовало ожидать, это спровоцировало волну подражаний со стороны ведущих политиков. Лидер либеральных демократов в Госдуме, полковник Кабановский, дебютировал с хитом „Я ласковый мерзавец", а оппозиционер Эдвард Цитрусофф выпустил ремикс сингла Erasure „Как я люблю ненавидеть тебя". В Интернет „слилась" кавер-версия „Наутилус Помпилиус", с намеком на правление двух императоров — „Негодяй и ангел". Ее происхождение источники в Кремле приписывают самому цезарю, исказившему голос с помощью синтезатора. Следует заметить, что творчество „Наутилуса" смогло воодушевить и лондонского изгнанника Платона Ивушкина. Не прошло двух недель, как тот спел в прямом эфире „Би-би-си Unplugged" акустическое обращение к августу — „Я придумал тебя — от нечего делать, во время дождя". Партия „Царь-батюшка", заперевшись в студии с Леонтием Михайловым и симфоническим оркестром, приступила к аранжировке песни „Необыкновенный", посвященной мудрому правлению императора:

FB2Library.Elements.Poem.PoemItem

Одновременно, завзятый республиканец Грушевский, основатель партии „Груша", занял семьсот семнадцатое место в национальном хит-параде с синглом „Как ты ни крути, но мы не пара!", посвященной всем политикам империи — от царя-батюшки до партии экс-губернатора Бориса Бабцова. Получив данные продаж, Грушевский обвинил музыкальные магазины в фальсификациях кассовых чеков по прямому заказу от „Царя-батюшки". Музыкальная истерия схлынула только с началом показа сериала „Исаевъ": про храброго сотрудника имперской контрразведки, перед выступлением Ленина смазавшего постным маслом башню броневика.

…Между тем пресс-служба Кремля (ее, после трагической гибели обер-камергера Сандова, теперь возглавляет министр двора Шкуро), выпустила коммюнике — всем двенадцати детям Евфросиньи Спирс (также крещеным в православие) предоставляются титулы царевичей-консортов. После лабораторной экспертизы и торжественного перезахоронения Александра Сергеевича Пушкина (спонсор мероприятия — „Ригли Сперминт") в Святогорском монастыре аренда могилы вновь выставлена на открытый тендер — интерес уже проявил купец первой гильдии Фома Абрамович. Император официально пригласил на свадебное торжество надворного советника Федора Каледина и его бывшую супругу — баронессу Алису фон Трахтенберг — в знак признания их заслуг для возвращения праха Пушкина в отечество. О списке иных милостей для знаменитой пары пресс-служба обещает вскоре объявить дополнительно: по слухам, Каледину присвоят титул графа, с правом разработки герба.

…У прессы до сих пор возникают вопросы в связи с пропажей тела купца Степана Чичмаркова… как известно, этот творец скандальной рекламы назван организатором ограблений могил. Согласно сообщениям Кремля, Чичмарков погиб в перестрелке, пытаясь заняться любовью с прахом Пушкина. Пресс-служба официально разъяснила: иногда злодеи испаряются в воздухе — напомнив случай с туловищем мюрида Шамиля Ковбоева».

 

Глава последняя

ФАВОРИТ

(Успенскiй соборъ, одинъ месяцъ спустя)

Свадьба, а уж особенно царская, в условиях кризиса представлялась делом непростым. Приученный в Дрездене к немецкому стилю вечной экономии август усвоил это сразу, как только надел Евфросинье Спирс кольцо на палец во время церемонии торжественной помолвки. Придворные историки срочно навели справки в Дворцовой библиотеке, но сведения оказались неутешительны. Свадьба на высочайшем уровне, даже самая экономная, всегда стоила денег. Например, при бракосочетании Петра Первого на площадях для народа выставляли жареных быков, сорокаведерные бочки с водкой, раздавали пряники и калачи. Празднество в древнеримском стиле встало бы еще дороже — изнеженные патриции и порядком зажравшиеся плебеи предпочитали на свадебном столе салаты с павлиньими языками, жареных мурен с глазами из бриллиантов и слоновьи хоботы; повсеместно проводились бесплатные гладиаторские игры.

Итогом обсуждения в Государственном совете стало утверждение министерством финансов империи антикризисного проекта «Эконом-свадьба». Дабы не отступать от традиций славянства, на площадях накроют столы с курятиной и поставят ведра «царь-колы», с целью борьбы с пьянством. Поддерживая имидж третьего Рима, в спорткомплексе «Олимпийский» выпустят на арену гладиаторские отряды — из профессиональных актеров, с пластмассовыми мечами, в деревянных доспехах; как и положено, в гостевой ложе будет восседать цезарь. Для проведения свадьбы пригласили известного специалиста из Голландии Хида Уткинга, тот распланировал все от и до — четко, включая количество курятины на квадратный метр площади и маршрут выхода молодоженов из Успенского собора под колокольный звон. К удовольствию священного Синода, Бритни Спирс после крещения ударилась в неофитство, став ужасно набожной. Певица продела в пупок кольцо с православным крестом и рекламировала в Голливуде посты, называя их «модной варварской диетой». Проведя серию секретных переговоров, «Пепси» разгромила конкурентов, заключив эксклюзивный контракт о наклейке своего логотипа на платье невесты — при венчании.

Сумма сделки, как водится, не разглашалась.

…Едва Каледин через фельдъегеря получил приглашение на императорское венчание для себя и Алисы, ему сразу захотелось выйти в туалет и застрелиться. Он предвкушал, какой ужас сейчас начнется, и не ошибся в своих предположениях. Алиса выбирала наряды целую неделю, до копейки истратив все общие сбережения, не забывая устраивать истерики: «Там будет сам его величество, а мне абсолютно нечего надеть». Каледин по-прежнему тянул с женитьбой, но его мнение Алису мало интересовало: после получения экс-супругом графского титула, она с утра до ночи занималась разработкой их совместного герба. Каледин не препятствовал дизайну на ноутбуке всевозможных львов в лазоревых полях, хотя и ехидно заявил, что «графиня» происходит от слова «графин».

Парочка подъехала к Спасским воротам Кремля в числе последних гостей, предъявив приглашения с двойной царской печатью и подписью августа с цезарем — из черного бархата, надушенные одеколоном Britney. Обыскав сумочку Алисы, лейб-гвардейцы Преображенского полка откозыряли и пропустили их в «коридор» к Успенскому собору. Над Красной площадью плыл звон колоколов, празднично наряженная толпа заметно волновалась. Офицеры жандармского корпуса, одетые в штатское, зорким оком выискивали среди народа республиканцев — поступил приказ пресечь возжигание флаеров и бросание крамольных листовок Легкие вертолеты сыпали лепестки роз, спреем разбрызгивали недорогие благовония. У собора Василия Блаженного на рекламном щите висел плакат проекта «Пирамида Еблана», с призывом к народу жертвовать деньги на похороны певца. За месяц пожертвования превзошли все ожидания — на строительство гробниц при жизни решились также Борис Авраамов, Андрей Малахитов и некто Регина Дубовицкая.

…Муравьев и Антипов (каждый в парадном мундире, с саблей, при золотых эполетах, с белыми розами в петлице и андреевской лентой через плечо), уединившись в генеральском буфете, ждали начала венчания. Они убивали время тем, что по очереди кушали текилу из крышечки походной фляжки. Оба находились в весьма приподнятом настроении.

— И все-таки смерть Сандова мы недостаточно продумали, — поднял палец Муравьев. — Автокатастрофа — да, вещь проверенная, но слишком уж банально… А заключение экспертизы? «Машина столкнулась с мебельным фургоном — и обер-камергер погиб от травмы, несовместимой с жизнью».

— Ну, так же оно и было, — прожевал лайм Антипов. — Столкнулся человек с табуреткой и умер. Барон фон Браун честно отработал, хороший репортаж дал — одна видеоподборка о гибели людей в столкновении с мебелью чего стоит… интервью с пострадавшими… особенно порадовала вдова мужика, на которого рояль упал. А вот касаемо купца Чичмаркова… Как же мы, старые дураки, проглядели-то, а? Ловок, бес, ой ловок… Верно тогда ты заметил — обожают преступники переодеваться. В жизни не поверил бы в такой финт ушами — не притарань Каледин диктофон с записью исповеди на фабрике. Пушкина с почестями обратно в Святогорском захоронили, остальные кости и прах вернули… хотя ей-ей, я Туринскую плащаницу лучше бы нам оставил.

Муравьев сосредоточенно присыпал большой палец солью.

— А чего ты удивляешься? — спросил он. — Проглядели? Нормально, это закон жизни. Посмотри любой зрелищный боевик. Начальство везде — абсолютные дураки, которые лишь путаются под ногами, а все преступления бескорыстно раскрывают полудохлые ботаники с благородным сердцем. Правда, к Федьке это определение не подходит. Ботаником его не назовешь: жену трахает, выпить не дурак и бабло явно любит. Государь его в графы пожаловал, плащ со своего плеча подарил. А он что? Взял царское барахло и на аукционе в е-bау выставил. Монархисты охренели от такого кощунства.

Жандарм проглотил текилу, от души крякнул.

— Не дай бог никому преступления в кризис раскрывать, — прижал он зубами лайм. — Всего-то год назад царь-батюшка не поскупился бы за такое — ну, там портрет свой с алмазами, из Стабфонда сто тыщ евро золотом… и еще по мелочи — стадо коров голландских, например. А теперь все. Секонд-хэнд с царского плеча отхватил, титул с гербом получи — и отваливай, голубчик. Граф, вне сомнения, звучит гордо… но какой толк в титуле? Сугубо моральное утешение, и перед друзьями понты. По уши в долги влезешь, чтобы соблюдать традиции высшего света — на бал-то в джинсах не пойдешь, там должно быть все цивильно, уж как минимум туалет от Валентино.

Оба выпили последнюю и по-лошадиному затрясли головами.

— Что-то урядника Майлова не видно, — насторожился Муравьев.

— Забыл, что ли? — постучал костяшками пальцев по лбу жандарм. — Парня император после госпиталя наградил Георгиевским крестом и пожаловал эконом-туром в Болгарию — двухзвездочный отель, завтрак включен, семь часов ходьбы до моря. Лежит, небось, на пляже да про подвиги девкам рассказывает, балдеет. Каледин ходатайство подал — в отдел к себе Майлова забрать. Я не против. Тупой, но исполнительный. Хотя и на кавказца похож.

— Кавказец, это ладно, — кивнул Муравьев. — Главное, чтобы не масон.

…Лимузин императора ехал к Успенскому собору по ковровой дорожке — почетная охрана в киверах брала «на караул». Лейб-гвардейцы у Спасских ворот в двадцатый раз гоняли через металлоискатель князя Кирилла Кропоткина. Злобно звеня кольцами и серьгами, тот объяснял полковнику фон Шульцу — замначальнику дворцовой стражи, что такое пирсинг. Фон Шульц отвечал солдафонской шуткой, Кропоткин парировал фразой «от педераста слышу», и дискуссия начиналась сначала. Меж шариков двух золотых куполов собора вращалась камера CNN, и ведущий, не делая пауз, тараторил в микрофон… шел прямой репортаж под лейблом — Exclusive: Tsar's Wedding. Ударил пушками артиллерийский дивизион — небо расцвело трехцветными звездочками салюта. Император в золотом венце с лавровыми листьями, с наброшенной на плечи пурпурной мантией, взял под руку невесту (свадебное платье от Гуччи, с открытым пупком) и вошел в собор — молодых на входе осыпали пшеницей. Хид Уткинг по-дирижерски взмахнул рукой — лейб-гвардейцы обнажили лезвия сабель, вытаращив глаза. Митрополит Московский терпеливо поджидал пару у алтаря, ласково тряся бородой, словно пытаясь отогнать мух. У Васильевского спуска первый муж Бритни Кевин Федерлайн давал ТВ-интервью на тему, как он в свое время эту невесту так, эдак и еще на подоконнике — однако уже через пять минут серьезно пострадал от случайного столкновения с мебельным фургоном. Церковный хор, состоящий из монахинь дворянских родов, пел здравицу «государю императору августу» и «государыне императрице Евфросинье». После фразы митрополита: «Благословляю — теперь вы муж и жена» православная государыня вскричала «Йеееееееееее!» и бросила через голову букет из белых орхидей. На месте, где стояли статс-дамы, началась свалка.

…Алиса ойкнула и приложила руку к животу.

— Что? — кисло спросил Каледин. — Опять виноградику?

— Нет, — с томной тоской ответила Алиса. — Что-то вот показалось…

— Показалось? — в голосе Каледина звучала злоба. — Месяц прошел, все никак определиться не можешь — беременна ты или нет. А виноград, значит, тебе по графику носи и носи. Купила бы наконец тест, как все нормальные люди.

— Мне чисто психологически страшно, — отрезала Алиса. — Если я залетела, то вскоре придется идти на УЗИ и узнавать пол ребенка. Окажется мальчик, ему крышка — задушу в колыбели. Второго Каледина в семье я не вынесу.

— Не забудь, он родится с титулом графа, — кротко напомнил Каледин.

— Ладно, — упилась собственным милосердием Алиса. — Пусть поживет. Я забыла, что, по крайней мере, этот ребенок унаследует ум своей матери…

Каледин представил себе сына с умом Алисы, и ему стало нехорошо. Он положил ладонь ей на живот, заставляя нервную систему успокоиться.

— Интересно, а что будет дальше? — спросил он вслух сам себя.

— Понятия не имею, — повела плечами Алиса. — Известное дело: успешные сыщики всегда напрашиваются на сиквел приключений. Не исключаю, что мы с тобой через пару лет опять влипнем, иначе у нас просто не бывает. Нечто очень кроваво-мистическое, опасное, из глубины веков… дааааааа.

— Не уверен, — чихнул Каледин, от запаха благовоний у него разболелась голова. — Ты третью «Мумию» смотрела? Дешевка со спецэффектами, юмор картонный. «Пираты Карибского моря-3»? Джека Воробья там такой перебор, что тошнит уже, а сюжет глючный — тетка на крабов рассыпается. Третья часть делается тяп-ляп, главное — заработать бабло на имени и популярных у публики героях. Есть, конечно, исключения в виде «Смертельного оружия», но там только Джо Пеши фильм вытащил. Резюме: в жопу все третьи части.

Алиса игриво щелкнула его по кончику носа.

— Не ругайся в божьем храме, — зашипела она. — Нам потом тут ребенка крестить. А вот лично я не возражала бы против третьей части. Да и ты сам сказал в прошлый раз — зло не умирает никогда. Надеюсь, что Чичмарков благополучно умер. Лучше б ты его пристрелил перед тем, как ко мне идти.

— Не из чего было, — признался Каледин. — Патроны кончились, а руками душить не комильфо. Но он и так не оживет — у него с харизмой проблемы. Ладно, чтобы меня после не дергать, скажи… ты хочешь виноград или нет?

Алиса метнула на него взгляд, искры зеленых глаз пронзили мундир прямо до заветной майки с надписью «Раммштайн», а то и слегка поглубже. Она испытывала терзания монахини, соблазняемой лучшим красавцем Ада.

— Я тебя хочу, — сказала она тихо, но жестко. — Прости меня, Господи.

— К черту свадьбу! — шепнул Каледин. — Сейчас все устроим.

Взяв Алису за руку, он потащил ее прочь из Успенского собора. На выходе государь благословлял куриные окорочка, а тщательно подобранный жандармами народ бросал в воздух головные уборы, имитируя счастье. Лейб-гвардейцы соорудили импровизированную сцену для новобрачной. Государыня Евфросинья, схватив радиомикрофон, запела песню в честь своего второго брака — Oops! I did it again. Пробиваясь сквозь толпу, Алиса поискала глазами цезаря, но того нигде не было видно. На самом деле именно в этот момент младший император сидел в спорткомплексе «Олимпийский», засыпая под однообразный стук пластмассовых мечей.

Ему было отвратительно скучно.

«Даже на свадьбу не позвал, — погружался в печальные мечты цезарь. — А теперь, наверное, и из спальни прогонит… непонятно, где буду спать. И вообще, что мне дальше делать? Пять сотен кафе-мороженых уже открыл».

…Князь Кропоткин наконец-то протиснулся через стенки металлоискателя, переругавшись со всеми, с кем только можно, и обещав написать жалобу «на высочайшее имя». Свободные места для обзора были уже заняты, ему пришлось скорчиться в крайне неудобной позиции на пожарной лестнице близ Успенского собора и поверх головы пьяного купчика наблюдать зажигательный танец новой императрицы. На втором припеве они случайно пересеклись взглядами. Небо вновь расцвело розами салюта — в сердце у князя что-то ухнуло, словно филин. Бритни Спирс едва не сбилась с такта, запнувшись на середине припева. Кольца Кропоткина отозвались звоном.

«Вау», — подумал князь и обольстительно улыбнулся…