1. У Каина были дерзкие странности

Хлестал ливень. Гнул деревья. Топтал траву. Бил длинными толстыми злыми водяными воронками. Овцы сбились в темную неразрывную массу и тяжко, болезненно дышали друг на друга, в теплые вздрагивающие тела, в намокшую скользкую дымящуюся шерсть.

В стучащей хлещущей тьме кричали испуганно птицы, которых ливень выбивал из гнезд, выметал из густолиственных прикрытий.

Даже крепкий, железными руками Каина сколоченный шалаш, — из кож, дерна и сучьев, осклизло осел, приплюснулся, и с одного края вовнутрь лилась вода.

Адам лежал в шалаше, прикрытый двумя овечьими шкурами, и мычал — длинно, неопределенно, с однотонным завыванием. Завывания усиливались, когда тьму терзала молния и оглушительно, раскатисто бился в пространстве гром.

Адам тревожно вскидывал голову, смотрел полуобезьяньими заросшими глазами на мгновенно освещенные молнией, такие знакомые, а теперь синие, странные и чужие поля, завывал еще унылее и укрывался овчиной.

Ева молчала. Ее большой белый лукавый лоб был озабочен. Тонкие губы сжаты. Грудь дышала учащенно, а сильные толстые пальцы перебирали волнистые волосы Авеля, лежавшего у ее ног.

Она ласкала Авеля, но не замечала его, как не замечала и Адама. Она молилась извечной молитвой матери, безмолвной, застывшей в белках округленных настороженных глаз.

«Господи, — молилась она, — на полях темно и страшно. Огонь, вода и гром. А Каина, моего сына, нет. Господи, спаси моего сына! Спаси от огня, грома и воды!»

Когда сила ливня несколько ослабела, Ева спросила:

— Авель, где Каин?

— Он пляшет, мама, — нежно и мягко, как говорил почти всегда, ответил Авель. — Он любит плясать под ливнем и громом. Он скачет и сгибает руки и ноги.

— Но где он?

— В поле около леса, мама!

Ливень ослаб, и сквозь притихший усталый шум бегущих струй послышался вдруг громкий, неприятный, грубый и резкий человеческий крик. В этом то ровном и могучем, то визгливом дурашливом крике клокотало беспричинное веселье, ликующий избыток сил, танцующая шалая энергия крепкого тела и необузданной души.

Все трое молчали.

Они знали, что это кричит Каин. Они давно привыкли не говорить об его странностях, об его чудачествах. В молчании первой семьи безмолвно родилась ложь семейного самолюбия. Один Авель хотел обратить внимание матери на странности брата, но знал по опыту, что мать не любит в нем его недоброжелательной и завистливой наблюдательности.

Когда прекратился ливень и начало светать, и небо было виновато чисто, и темные тучи покаянно расползались по краям его, — у входа в шалаш показалась сумрачная фигура Каина.

Полосы на голове его были мокры и блестящи. С полуголого тела стекали капли. Он устал. Огромные руки свисали вдоль темного волосатого тела. Он тяжело дышал, и все же был красив.

Темной буйной силой веяло от него, и Ева, одна не спавшая всю ночь, взглянув на Каина, подумала с непонятной ей самой взмывающей гордостью то, что сказала вскоре после его рождения:

— От господа приобрела я человека.

 

2. Люди узнают друг друга

Каин был землепашцем. Земля была крепка и равнодушна. Она скупо давала всходы. Скупо давала хлеб. Ее нужно было глубоко взрыхлить, прежде чем класть семя, и заостренные колья, которыми взрыхлял землю Каин, быстро притуплялись. Каин должен был часто валить деревья и делать новые колья.

Как-то он расшатал плотное крепкое дерево и надеялся повалить его и обломать. Но корни не отпускали дерева, держали с непонятной мощью, и Каин рассвирепел. Шея налилась красным. Огромные мускулы вспружинились и заблестели, как шары. Изо рта вырывались клубы пара.

Потный, жаркий, страшный, он бросился на дерево, могучим усилием пригнул к земле, хотел лечь на него, но оступился, и дерево, отогнувшись, ударило его по лицу.

Каин, рыча от боли, упал.

Но сейчас же опять вскочил, громко визжа и плача, вновь набросился на дерево, охватил окровавленными руками, задыхаясь от крика и усилий, вырвал с корнями и упал вместе с ним на траву.

Авель сидел неподалеку и пас стадо. В позе его, волнистых волосах и голубых глазах сиял безмятежный мир. Глядя на тяжкие усилия Каина, он внутренно радовался и даже повизгивал от удовольствия, доставленного зрелищем борьбы. Но увидев страшные белки брата, отвернул лицо и сделал вид, что не замечает Каина.

Дли вящей бесстрастности он даже запел свою любимую песенку:

 

3. Еще о нравах братьев

Каин был даровит, а Авель только наблюдателен. Авель тайно верил брату больше, чем себе. Если Каин говорил, поглядев на небо, что завтра будет дождь, то Авель был уверен, что дождь будет, но почему-то пытался спорить. Когда Каин, поглядев на большую овцу, говорил, что она издохнет, Авель знал, что это будет так, но опять-таки пытался спорить.

Каин презрительно отплевывался и показывал ему локоть, что он делал с исключительной целью условного оскорбления Авеля, а Авель в бешенстве отвратительно оголялся перед Каином, но этот вид оскорбления не действовал: Каин смеялся.

Каин рисовал палкой на песке птиц, и Авелю рисунки нравились. Но когда он хотел получше разглядеть их, Каин грубо и неприятно хохотал, отталкивал Авеля и затаптывал рисунок.

Авель был счастлив, когда Адам однажды рассердился на Каина, набросился на него, избил камнем и до крови искусал живот. От радости Авель побежал к реке, прыгал там и потирал руки, а потом вернулся со смиренным видом.

Адам недолюбливал Каина. Ева внешне тоже была холодна к нему, и в нелюбви к Каину Авель черпал свое утверждение, свое оправдание. Ему было тяжело оттого, что он сравнивал себя с Каином и нуждался в оправдании, а Каин в оправдании не нуждался.

Почти каждый день Авель обращался к Каину со всякими предложениями, и почти всегда отвергал их Каин.

Холодно и грубо отвергал, с хохотом и оскорблениями, и Авель, предлагавший для того, чтобы хоть в чем-нибудь быть первым, всегда оказывался вторым и отвергнутым.

Только одного никогда не предлагал Авель: своей помощи в работе, хотя сам помощью Каина пользовался.

— Каин, помоги мне успокоить быка, он бодается! — прибегал испуганно Авель.

Каин помогал, а потом хмуро бросал Авелю:

— Ты ничтожен, слаб, как прах, который мы топчем ногами.

И с грубым хохотом показывал ему локоть.

 

4. Первая драма из-за собственности

Авель сказал Каину:

— Отчего ты пьешь молоко от моей коровы? Пей от своей.

— Это моя корова, а не твоя, — отвечал Каин.

— А та корова? — показывал Авель на другую. — Тоже твоя?

— И та моя. Коли я захочу, то буду пить молоко и от той коровы.

Авель испуганно молчал.

Каин неприятно засмеялся и вдруг сказал ту страшную фразу, от которой до сих пор стонут люди, и, главное, сказал ее несерьезно, смеясь, почти издевательски:

— Авель, поделим мир между собою.

Он явно смеялся, но Авель принял предложение всерьез:

— Поделим! Поделим! Стада будут моими, а земля пусть будет твоей.

— Хорошо! — хохотал Каин.

Авель погнал стада в поле, а Каин крикнул ему, смеясь:

— Земля, по которой ты ходишь, моя!

Авель остановился, тревожно подумал, но нашелся:

— А одежда, которая на тебе, не от шкур ли моих овец?

— Прочь с моей земли! — смеялся Каин.

— Долой одежду от моих овец! — серьезно и тревожно кричал Авель.

И вдруг подбежал к Каину, побелевший от злобы и страха, дрожащий от бешенства, задыхающийся. Лицо его запрыгало, рот покривился. Он заплакал и жутко закричал:

— Мои овцы! Мои коровы! Мои козлята! Мои телята! Мои быки! Мои! Мои! Мои! Слышишь, Каин, мои!..

Он был противен, и Каин, холодно смеясь, отстранил его рукой.

Авель схватил камень, размахнулся, но Каин вырвал камень. Началась драка.

С разодранными шкурами на полуголых телах, они гнались друг за другом по полям и холмам, и по лесу.

Гулкое первобытное эхо повторяло громкий визгливый крик, слова: «Мои! Мои! Мои!» и свирепый мужественный рев, и яркий страшный хохот.

Но хохот едва не погубил Каина. Благодаря ему Авель осилил брата, прижал к земле и начал душить, бить и мять.

— Авель, — сказал Каин, — нас двое на земле. Умертвив меня, что ты скажешь отцу нашему?

Об отце и матери часто вспоминал Авель, и Каин теперь повторил этот непонятный ему довод бессознательно.

Авель оставил брата и ушел.

Каин остался лежать около леса. Он закрыл глаза — не от боли, а от тяжкой думы, от первой думы о судьбе человека на земле.

Кругом было тихо. О чем-то думали морщинами коры деревья, но думали о своем. Лицо земли было спокойно, величаво, бездумно, и яркое сияющее солнце ослепительно равнодушно освещало первое место первой братской борьбы.

 

5. Адам отстал от века и ничего не понимает

Адам со спокойным отцовским добродушием смотрел на лица сыновей своих. Одно лицо было в синяках и кровоподтеках. На другом кровь смешалась с грязью и землей и застыла бурыми пятнами к бороде.

— Какой зверь напал на вас, дети мои? — сказал он.

— Это не зверь, а человек. Каин, брат мой, напал на меня, — солгал Авель.

Каин молчал.

— За что он напал на тебя?

— За то, что мы поделили мир между собою, а он хотел взять себе то, что мое.

Адам ничего не понял, Из заросших глаз его струилось недоумение.

— Что значит: мое?

Авель пытался объяснить ему, но Адам все же ничего не понял. Он тер черной широкой ладонью крепкий лоб.

— Ты стар, отец! Ты не понимаешь, — раздраженно сказал Авель.

Адам ушел в поле. Ушел далеко, тяжело ступал широкими толстыми прямодушными и добродушными пятками. Упорная новая странная мысль гвоздила голову:

— Мое. Что значит мое?

Ветер шелестел в траве, теребил волосы. Пели птицы, рычал вдали зверь. Красное солнце стояло на краю поля.

Адам смотрел на все и точно видел впервые.

— Мое. Что мое? И что не мое?!

Он подошел к виноградникам и стал есть густой опьяняющий плод.

Тяжелая новая мысль мучила. Он влез на дерево. Сел на сук. Смотрел. Думал. Нечаянно уснул и свалился.

Было темно. Звезды блистали. Пряно благоухали травы.

Адам чесал голову твердыми пальцами, гладил ушибленное место. Вернулся в шалаш и вдруг подрался с сыновьями. Кричал что-то непонятное и свирепо бил чем попало. Ева кричала пронзительным криком. Каин бежал в лес. Еле успокоили старика к утру.

 

6. Неопровержимый факт: Каин убил Авеля

Каин убил барана, развел костер и приготовлял себе ужин. Игра пламени занимала его, и он прыгал вокруг костра и кричал. Для того чтобы никто не мешал ему, он расположился вдали от семейного шалаша.

— Каин, отчего же ты взял и убил моего барана? — спросил Авель.

Каин продолжал прыгать вокруг костра и развлекаться. Но Авель не отставал.

— Отчего же ты взял моего барана?

И Каин вдруг схватил тушу барана вместе с камнями, на которых она лежала, могуче размахнулся и ударил брата по голове.

— Вот тебе твой баран! — крикнул он.

Два тела — мертвого барана и человека — слились на мгновение в одно странно безобразное целое и вместе покатились по земле. Тяжелый хлопающий удар откликнулся эхом в лесу, и облако пыли взбилось кверху.

Каин ушел.

Он работал весь день. Работал еще охотнее, чем обычно, но еще до захода солнца бросил кол, которым взрыхлял поле, и задумался. Ему показалось, что отец спрашивает у него:

— Каин, где брат твой Авель?

И он мысленно ответил:

«Что я — сторож брату моему?»

Но мысленный ответ не успокоил его, а встревожил. Первая вспышка человеческой совести была мучительна. Он побежал к месту драки и остановился.

Авель и мертвый баран одинаково неподвижно лежали в пыли.

Острая боль сжала сердце Каина. Впервые на земле человек почувствовал себя слабым. Каин был первым человеком, нуждавшимся в душевной помощи, в сочувствии. Он был первым, кто узнал одиночество.

Но сочувствия не было уже тогда. На землю торжественно ложились туманы, точно именно это самое важное. Клубились медленно тучи на небе. Торжественно всходило и заходило солнце. Всякие травки тянули кверху узенькие существования свои, жирные червячки розово копошились в земле, птицы пели, звери рычали, и все были бесконечно заняты своими делами. До горя человеческого никому не было дела.

И Каин ушел в страну Нод, неся на широких плечах своих проклятие еще не родившихся людей и клевету будущих поколений.

1919