Первая неделя сентября выдалась дождливой, но тёплой. Тёплый безостановочный дождь шелестел листьями, щёлкал по козырькам и подоконникам. Криса засыпал и просыпался под этот шум и дыхание Люси на своём плече. У Люси отрастали волосы, и спала она теперь без платка: врач сказал, что кожа должна дышать. Поворачивая голову, Крис касался губами тонких, уже не колючих и щетинистых, как весной, когда они только приехали, а мягких волос, осторожно целовал эти прядки.

— Уже утро, Кирочка? — сонно спрашивала, не открывая глаз, Люся, и сама себе отвечала: — Ага, утро.

Крис осторожно высвобождался из её объятий, вставал, укутывал её, а она, по-прежнему с закрытыми глазами, говорила:

— Ты бы поспал ещё, Кирочка, поливать-то не надо.

И вдруг, рывкеом откинув одеяло, садилась в постели.

— Ой, светло-то как!

Крис заглядывал в комнату.

— Люся, чай готов.

— Да-да, я мигом, Кирочка.

Крис смеялся, стоя в дверях, полуголый, в старых армейских брюках, с блестящими от воды волосами.

— Ложись, Люся, я тебе чай в постель подам.

— С ума сошёл, — притворно сердилась Люся, натягивая халатик и повязывая голову дневным платком. — Ещё увидит кто, и на работу опоздаем.

Утреннее чаепитие в постели — воскресное развлечение. В одной из поездок в Царьград Крис увидел в магазине поднос с ножками, специально для такого, и купил. Когда он в первый раз принёс и поставил на кровать накрытый на две чашки поднос, и они пили чай, лёжа в постели, Люся даже не поняла: нравится ей это или нет, настолько это было непривычно. Она и не слыхала никогда о таком. И что Кирочка её всегда по утрам чаем поит, а не она его… так же тоже не положено. Узнает кто — засмеют, осудят. Но она не спорит, да и самой приятно, чего там.

— Тебе не холодно?

— Нет, что ты, Люся.

Горячий чай с мягким пористым хлебом, свежесваренным вареньем, ну и что с того, что у неё больше джем получился, всё равно, и Кирочке нравится, и на хлеб даже удобнее мазать.

— Всё, — Крис отодвинул чашку и встал. — Я на работу.

— Да, Кирочка, — Люся быстро допивала свою чашку. — Ты иди, я всё сама уберу. У тебя школа сегодня?

— Да.

Крис поцеловал её в здоровую щёку и вышел.

Когда Люся, перемыв посуду и отключив газ, вошла в комнату, Крис уже оделся на выход. Его смена начиналась раньше Люсиной. Люся оглядела его, поправила воротник рубашки.

— До вечера, Кирочка.

— Да, до вечера.

Он ещё раз поцеловал её и ушёл.

Люся вздохнула. Ну вот, теперь до вечера она его не увидит. Из школы он уже в темноте возвращается. Она в эти дни его и не видит совсем.

На улице Крис подтянул молнию на куртке и накинул на голову капюшон. Льёт, как зимой, а ведь только сентябрь. Хотя нет, это в Алабаме было, будь она проклята, здесь только осень. А хорошо, что они уже почти всё в саду убрали. Дождь кончится, оберут последние яблоки, и всё. И подготовят сад к зиме. А расширять его он не будет, и нового подсаживать — тоже, им с Люсей хватает, а торговать он не собирается.

У церкви его окликнул Эд.

— Привет.

— Привет, порядок?

— Полный, — широко ухмыльнулся Эд.

Он ещё летом сменил жильё, переехав на квартиру к одинокой вдове, и считал, что устроился лучше всех.

— Ну, как вдовушка? — подыграл Крис.

— Во! — Эд показал ему оттопыренный большой палец и перешёл на камерный шёпот и английский. — Легко работать. Руками враз уматывается.

— Без волны?

Эд мотнул головой.

— Мне и так хорошо. Мне нетрудно, она довольна, — и перешёл на русский. — И обстиран, и ухожен, и все удовольствия.

— Сыт, пьян и нос в табаке, — поддержал его Крис любимым присловьем Пафнутьича.

— Точно! — с удовольствием заржал Эд и стал серьёзным. — А волны ждать… это тебе повезло, сразу встретил. Майкл, тьфу, Михаил поймает, того индейца помнишь?

— Ещё бы. Он нам первый про волну сказал.

— Ну вот. Я не спешу и не дёргаюсь. Когда придёт, тогда и буду думать, — а пока… — Эд залихватски сплюнул в лужу.

У ворот госпиталя уже стоял автобус, на котором добрались жившие в Царьграде, и через служебную проходную быстро втягивалась цепочка людей. В форме и штатском, мужчины и женщины, под зонтиками и в разноцветных плащах, в шинелях и плащ-палатках. Здоровались, обсуждали вчерашнее, сегодняшнее и завтрашнее, кто хвастал, кто жаловался, но всё на ходу, впопыхах: впереди работы.

В их раздевалке Майкл уже переоделся и разглядывал себя в зеркале.

— Привет, — весело поздоровался Эд, входя в комнату. — И что нового увидел?

— Отстань, — угрюмо попросил Майкл, но от зеркала отошёл.

— Ещё один псих, — констатировал Эд, открывая свой шкафчик.

— Ничего, — Крис подмигнул Майклу. — Мы ещё на него посмотрим.

— Посмотрим, — кивнул Майкл. — Ты русский сделал?

— Ну?

— Сейчас списать попросит, — прокомментировал Эд. — Опять у Марии весь вечер сидел, потом до полуночи психовал, а уроки побоку.

— Я твою вдовушку трогаю? — с угрозой спросил Майкл.

— А хоть трахни, — весело ответил Эд, завязывая тесёмки на халате. — Мне без разницы.

— Ну, и чему радуешься? — вошёл в раздевалку Андрей.

— Не встревай, малец.

— Сам решил домашним стать, — ответил по-английски Андрей, отпирая свой шкафчик и снимая куртку. — Так что нечего на других кидаться.

— Что-о?! — Эд даже остолбенел на секунду. — Ты как меня назвал?

— А кто ж ты ещё, когда без волны трахаешься? — спокойно ответил риторическим вопросом Андрей.

Крис и Майкл переглянулись и одновременно кивнули, соглашаясь.

В раздевалку вошли Джо и Джим, за ними ещё пятеро, и Эд, круто повернувшись, вышел. Выяснять такое при всех он не будет, но с мальцом посчитается. Ах, чёртов поганец, ткнул носом и осадить нечем.

Крис и Майкл тоже не стали продолжить повернувшийся так неожиданно разговор. Вдарил Андрей по Эду крепко, ничего не скажешь, и за дело вдарил, чего там.

Переодевшись, все быстро разошлись по рабочим местам.

Задуманная ещё в Алабаме книга подвигалась туго, вернее, совсем застопорилась. Они, вернувшись в Россию, ещё за неё не брались. Навалилась куча дел и проблем, от которых уже отвыкли, да и царьградская суета кого хочешь закрутит. И у парней появились другие проблемы, схожие с теми, что у всех демобилизованных и освобождённых. А схожесть проблем естественно влечёт за собой и схожесть решений. В общем-то, все парни теперь крепко стоят на ногах, повзрослели, не бегают уже ни к нему и Юрке, ни к тёте паше со всеми своими проблемами, хотя… хотя иногда он жалеет об этом.

Откозыряв часовому на входе — госпиталь военный, и порядки в нём неизменно армейские уже которое столетие — Жариков прошёл к ротонде — восьмигранному залу в четыре этажа со стеклянным потолком и опоясанному лестницами и галереями. Молодцы, что сохранили этот реликт «гошпиталя воинского», очень хорошо смотрится.

Здесь всегда многолюдно, он и на свой этаж не успел подняться, как его окликнули, несмотря на то, что он ещё без халата, в полной форме, совсем по-штатски:

— Иван Дормидонтович, здравствуйте.

— Здравствуйте, Алексей Алексеевич, — улыбнулся Жариков высокому белокурому и сов сем молодому мужчине, практически юноше, в белом халате. — Как дела, коллега?

— Спасибо, — Алексей польщённо покраснел. — Я хотел бы поговорить с вами, если возможно.

Жариков с улыбкой кивнул. Конечно, можно считать, что со студенческой скамьи и попасть в такой котёл. Но парень сам выбрал себе специальность сексолога, достаточно экзотическую и непривычную и для пациентов, и для коллег. И кажется, он знает, о чём пойдёт разговор.

— Охотно, коллега. Проводите меня?

— Да, спасибо.

Они поднялись на третий этаж и пошли по коридору.

— Я хотел посоветоваться. Вы… работали с… — и по-английски: — Со спальниками?

— Да, — пряча улыбку, кивнул Жариков. Этого он и ждал. И оказывается, русского эквивалента термину так и не придумали. Интересно.

— Я прочитал ваши отчёты. И доктора Аристова. И у меня возник ряд вопросов.

— Понятно, коллега, — и покосившись на красное от смущения лицо, решил помочь. — И что вас интересует? Процесс реабилитации?

— Да, конечно, — обрадовался Алексей. — Но не только. И процесс формирования. И вообще вся эта система. То, что я читал, мы ещё много говорили об этом, — он сразу утратил академический тон и заговорило сбивчиво, со студенческой запальчивостью. — Здесь столько неясностей, но если свести воедино… отклонение не может численно превышать норму.

— Почему? — с интересом спросил Жариков.

— Потому что это уже вырождение!

— Согласен. Но проблема, коллега, в неопределённости критериев нормы, — Жариков улыбнулся. — Охотно с вами побеседую.

— У вас ведь есть… дополнительная информация, — Алексей снова покраснел. — Не вошедшая в отчёты.

— А у вас хорошая хватка, коллега. Но ведь и у вас наверняка что-то есть.

— Ну, — Алексей смущённо повёл плечом. — Я видел журналы, слышал кое-что, один такой журнал у меня есть.

— Интересно, — искренно сказал Жариков.

В самом деле, как и какая информация о спальниках и Паласах проникла в Россию, какие породила слухи и мифы… — об этом они с Аристовым не думали.

— Интересно, — повторил Жариков уже с другой интонацией. — Журналов я не видел, вернее, не смотрел.

Они уже приближались к кабинету Жарикова и до начала приёма оставалось шесть минут. И о времени беседы договаривались уже впопыхах. Алексей убежал к себе на четвёртый этаж, а Жариков открыл свой кабинет и вошёл.

Быстро переодеваясь и готовя стол и бумаги к приёму, он напряжённо думал. Лишь бы Алёшка не полез к парням с вопросами: если не законтачит, то до скандала с мордобоем парни в один шаг допрыгнут. А так… для начала он сам поговорит с Крисом и Андреем — самыми «продвинутыми». И если парни смогут сделать шаг от личных переживаний к академическому отношению, то Алексей может садиться за кандидатскую, а то и докторскую. Материал у парней по его специальности бесценный.

А теперь всё побоку.

В дверь кабинета осторожно постучали.

— Войдите, — с максимальной доброжелательностью сказал Жариков и улыбнулся вошедшему в кабинет молодому парню в госпитальной пижаме с заправленным в правый карман пустым рукавом. — Здравствуй.

— Здравствуйте, доктор, — ответно улыбнулся парень. — А я сегодня совсем хорошо спал.

— Отлично! — обрадовался Жариков. — Проходи и садись.

Привычно щёлкнув переключателями на пульте селектора, Жариков сел за свой стол напротив парня и начал работу.

* * *

Посёлок закладывали на десять домов, хотя жило в имении пять семей. Но хозяйство разрастается, дети вырастут и захотят жить своим домом…

— Надо вперёд смотреть, — Стеф отхлебнул кофе. — Не на день и не на год, на всю жизнь устраиваться.

— Да уж, — Мамми зорко оглядела стол. — Свой дом — великое дело.

— Точно, Мамми, — Роланд отщипнул край лепёшки и незаметным быстрым движением сунул его под стол в пасть Лохматки. — Я вот в Бифпите когда углом своим обзавёлся, не дом ведь, а так, топчан за занавеской, а свой, тогда и понял. А тут цельный домина.

— Да уж, — подхватил Эйб. — Мы ходили смотреть сегодня. На совесть работают.

— Ещё бы, — хмыкнул Роланд. — Я, ну, тем, что на моём копошатся, так и сказал. Замечу чего, поотрываю всё так, что и в русском госпитале не пришьют.

Все дружно заржали, мелюзга аж визжала от восторга, а Роб сразу сказал:

— Лучше штраф взять.

— Это чем лучше? — подмигивая остальным, спросил Стеф.

— Ну, если папка кого поувечит, то его в тюрьму посадят, — Роб вздохнул. — А там и ему плохо, и нам без него голодно, и дом так и останется, ну, несделанным. Это одни убытки. А если большой штраф взять, то и дом починят, и папка с нами будет.

Роланд от смеха не мог говорить и всхлипывал, уронив голову на плечо Молли. Переждав общий смех, Стеф кивнул.

— Молодец Роб, всё правильно просчитал.

Роланд вытер глаза, одним глотком допил свою кружку и потрепал сына по голове.

— Всё так, Роб, но если так оторвать, чтоб никто не узнал…

— Ты чему мальца учишь! — перебила его Мамми.

— Ну, Мамми, — заступился за отца Роб. — Я это и сам знаю.

— Точно, — кивнул Дик. — Всегда чисто замочить можно, вот в заваруху помню… — и поперхнулся от отцовского подзатыльника.

— Верно, — кивнул Сэмми. — А я добавлю. Коли уж сделал чисто, так и молчи, — и грозно посмотрел на своего.

Билли ответил таким ясным непонимающим взглядом, что все опять засмеялись.

Взрывы смеха доносились до их домика, но не мешали.

— Едешь завтра?

— Да. Покажусь в Колумбии, сделаю обоснование и поеду.

Джонатан кивнул.

— Тех двух делаем в любом случае.

— Слишком солидная подготовка, — хмыкнул Фредди. — А то лежит и пользы не приносит.

Джонатан отсалютовал ему стаканом. После зимней распродажи эта фраза была у них в ходу.

— Повезёшь нож? — после недолгого молчания Джонатан.

— Светиться неохота, — качнул головой Фредди. Да и незачем. Заговорит-то он и без этого.

— Да, — кивнул Джонатан. — Потом придумаем канал и перетащим.

Конечно, украшенный серебром пояс с длинным ножом в таких же ножнах — достаточная экзотика для таможни, могут возникнуть совершенно не нужные осложнения. А дело слишком серьёзное, чтобы его совмещать с такими… любезностями. Фредди допил свой стакан и встал.

— Всё так, Джонни. Двух коней под одним седлом не объезжают.

Джонатан улыбнулся.

— Придумаем, Фредди. Не сомневаюсь. Ладно, Джонни. Не зарывайся только.

— Не учи, ковбой.

Фредди потянулся, упираясь кулаками в поясницу.

— Недели, думаю, мне хватит, но клади десять дней. Посиди пока здесь, пригляди за посёлком, то да сё.

— Сказал, не учи. Через неделю буду в Колумбии.

— Ла-адно, — Фредди передразнил его алабамский говор.

Джонатан рассмеялся, залпом допил стакан и встал. Вдвоём они быстро навели порядок, и Фредди ушёл к себе.

* * *

Дни стояли ясные, но холод по утрам уже не радовал, и листва заметно желтела. Осень — она осень и есть.

Жизнь на два дома оказалась суматошной и страшно интересной. Времени ни на что не хватало, но отступать Андрей не собирался. А что комната пустая, так это не смертельно, всё равно он здесь только спит, и то не каждую ночь.

Обычно накануне школы он ночевал у Эркина, делая там уроки. А вот после школы шёл к себе. Всю ванную мелочёвку, включая халат, он купил, белья, и постельного, и нательного тоже, так что таскать в портфеле приходилось только книги и тетради.

И сегодня он с утра сделал уроки — они с Эркином опять в разных сменах, вот и получается неделя так и неделя этак, но менять смену неохота: если б не Василий, он бы ещё долго в учениках ходил. Андрей быстро пообедал, оставил Эркину задел и бегом на работу. Ну, никак ему с братом не пересечься — в три часа ему начинать, а Эркин только заканчивает. Ладно, в субботу точно увидимся.

— Всем привет!

— Здорово, Андрюха!

— Франтишь всё?

Андрей самодовольно ухмыльнулся, вешая в свой шкафчик куртку. Его джинсовые обновки ещё в первый день осмотрели и одобрили, но цена… правда, не осудили: франтить и деньги по ветру пускать ему по возрасту положено.

— Готов?

— На все сто!

— Тогда пошли.

Началась работа — все мысли побоку. Но и это смотря по работе. Всё-таки у него не первые дни, когда всё внове и ни в чём не уверен. Так… уроки сделаны, сложнее, конечно, чем в началке, но пока он тянет без особого напряга… надо бы пельменей купить, мировая штука, бросил в кипяток и лады… сметаны ещё, уксус у него есть… припасов вообще… выше маковки, макароны всякие, крупы, а чего он ещё купит, так это холодильник, уж так его в газете расписали, правда, штука это дорогая, кто спорит, но и удобная, конечно им, кто в Старом городе, такой выпендрёж ни к чему, погреба, ледники у всех, а те вдобавок и электричества не жрут, а вот им с Эркином такая штука очень даже в масть будет… а ехать за холодильником в Сосняки надо, когда ещё здесь расчухают… так, по субботам школ, а за полдня не обернёшься…

Все эти мысли не мешали ему бегать, подкручивать, держать, задираться и отругиваться, да ещё Василий подстегнул:

— Не спи!

— Так я…

— Вижу, что ты, а о девках после работы думать будешь.

Андрей думал совсем не о девках, но благоразумно не возразил, да и работа пошла не в пример сложнее.

Хозяйство, как Андрей уже давно понял, было большим и весьма разнообразным. Директор брался за любое дело. Здесь чинились и регулировались все машины Загорья и округи, сюда дорожная милиция гнала на проверку и техосмотр все новокупленки. Городская Управа вздумала автобусы купить? Так и стоянка, и обслуживание — всё здесь. Нилыч купил себе молоковоз? Обслужим в лучшем виде. Заводские машины? Хоть грузовики, хоть легковушки — нам не в тягость, вам не в убыток. Да и зачем на машины тратиться, когда на комбинате, и машины, и шофёры, милости просим, сдали заявку — и всё вам сделают. Народ повадился за покупками в Сосняки ездить? Так и автобусы, и такси любые. Комбинат потому комбинатом и называется.

— А оборотистый мужик.

— Кто, директор? Ну, так ему иначе нельзя.

— Это почему?

— А ты думаешь, он сам от себя? Нее, над ним тоже стоят. А он с процента работает.

— А чего ж мы на окладе?

— Профсоюз постарался. Чтоб если застой там, или что, мы своё всё равно получим.

Твёрдый оклад и премии с прибыли — это он по выпасу и перегону помнит, а ещё «ёлочные» на Рождество… но это так, на жизнь и на гульбу, а на обустройство и обзаведение у него ссуда есть. А холодильник, как ни крути, вещь стоящая.

Под эти мысли и разговоры время докатилось до обеда.

Андрей достал коробку с бутербродами, заварил прямо в кружке чай и сел на своё обычное место. Напротив него расположился Митроха со своим узелком. Подходили и рассаживались остальные. Погода, хозяйственные хлопоты, ещё кой-чего… о работе говорили мало — спокойный день сегодня.

Андрей пил не спеша и, как все, вприкуску, растягивая бутерброд. Ели все спокойно, вместе, но каждый своё. Домашние и покупные пироги, бутерброды, хлеб с крутыми яйцами и зелёным луком. Покосная страда свалена, а огородная не к такому спеху, картошку копать и в дождь можно.

— А сушить где?

— А в риге.

— Завязал с рожью, значит?

— Возни больше, чем выгоды.

— И то.

— Не война сейчас.

Подходили обедавшие во дворе щами и лапшой у торговок, эти только пили чай, растягивая один кусок сахара на две кружки.

— Землю обиходить надо, душу вложить, а не в силах, так отвали.

— Продать?!

— Охренел?!

— Зачем? В аренду сдай. И земля не гуляет, и деньги идут, и руки свободны.

— Если ты такой умный, так чего здесь горбатишься?

— А кто мне на своё дело отвалит?

— Ссуду если в банке брать, так это ж кабала.

— А комитетские беспроцентные не про нас.

— Да уж.

— Вот ты скажи, я ж воевал, кровь проливал, а тут вот за что деньжищи им такие?

Андрей в начале разговора благодушно слушал в пол-уха, но сейчас подобрался. Пока впрямую его не задели, но если что…

Василий допил свой чай и поставил кружку донышком кверху.

— Последнее дело в чужом кармане деньги считать. Андрюха, готов?

— Какштык, — вскочил на ноги Андрей.

Помыть и убрать кружку, убрать коробку и на выход. На всё про всё и двух минут не ушло. Нет, разговоров о ссудах комитетских, что сумасшедшие деньги и ни за что и без возврату, он уже наслушался. До стычек пока не доходило. И о тараканах он слышал, но тоже… стороной. Впрямую ни Эркина, ни кого другого из знакомых не задевали, и повода для драки не давали. А в школе их класс вообще — смесь смесью. И на шауни уже друг к дружке присмотрелись. Те, что с завода, к Эркину с полным уважением, а со стройки — их двое всего — так что не трепыхаются. А рабочи1 день катился своим чередом.

Пару раз его от Василия дёрнули, но оба раза по делу, да и Сидоров — не тот человек, чтобы попусту теребить. И работа не так уж чтобы, обычный осмотр с лёгкой регулировкой, это он уже и знает, и может. И шофёр помогает.

— Твоя, что ли?

— Арендую, — и веско: — С выкупом.

Грузовое такси — спереди легковушка, а сзади крытый грузовичок — новизна, конечно, но извозом многие и подрабатывают, и зарабатывают, так что всё понятно. И что мужик свою «пегашку» чуть ли не вылизывает, и что Василию «благодарность» сулил, лишь бы ему всё получше сделали — тоже всё понятно. Клиент-одиночка — доходная штука, у Василия, да у всех, кто поопытней, своя клиентура, постоянная, и у тима наверняка есть, но про его клиентов молчат намертво, видно, так ой как непросто.

Как будет вначале, так потом и пойдёт. А, ну, не неприятности, но заминки начались с Сосняков. Пришлось брать такси и светиться на стоянке и у диспетчера. И время. Пока объяснялся с диспетчером, пока ему отыскали шофёра, знающего по-английски, пока с ним договорился, пока доехали…

Фредди знал, что Загорье не рядом, они с Джонни сразу по карте всё выверили, а там Загорье вообще точкой — посёлком, не городом числилось, устарели карты имперские, хоть и штабные — но уже стемнело, а они только к городу подъехали.

Он расплатился с шофёром — как и договаривались, оба конца — и, когда машина, мелькнув огнями, уехала, оглядел дом. Шестиэтажный, крепкий и основательный, как большинство здешних построек, вполне городской дом. Большинство окон светилось. Ну, будем надеяться, что Эндрю дома, а не у Эркина, для сегодняшнего разговора Эркин никак не нужен.

И тут новая неудача.

— Ищете кого? — прозвучало за спиной по-русски, и сразу, так что Фредди обернуться не успел, по-английски: — Кто вам нужен?

Чуть прищурившись, Фредди оглядел мужчину в армейской форме без знаков различия, но с наградами. Местная полиция? Нет, у тех форма другая. Но тон командно-уверенный, спрашивает по праву. Опять засветка, но другого варианта нет.

— Я ищу Мороза. Эндрю Мороз. Он живёт здесь, — Фредди говорил короткими правильными фразами, чтобы его гарантированно поняли.

— Я знаю его, — кивнул мужчина. Я — комендант. Сейчас его нет дома.

По-английски комендант говорил правильно и очень чётко, но с заметным акцентом.

— Он на работе или в школе? — так же чётко, чтобы его лучше поняли, спросил Фредди.

Комендант снова оглядел его. Но тут вмешалась проходившая мимо них к подъезду и остановившаяся послушать женщина.

— Ой, вы Андрюшу ищете? — и перешла на английский. — Он во вторую смену сегодня, на работе он.

Фредди благодарно улыбнулся ей, и она, не обращая внимания на нахмурившегося коменданта, смешивая английские и русские слова, рассказала Фредди, как ему пройти на комбинат и спросить в диспетчерской Зою, а уж она вызовет Андрюшу.

— Большое спасибо, — Фредди с максимальными вежливостью и добросердечием, старательно выговаривая русские слова, поблагодарил женщину, попрощался с ней и комендантом и отправился в указанном направлении.

За его спиной комендант выговаривал женщине за болтливость, а та оправдывалась, что война когда ещё кончилась, и как не помочь, когда к тебе по-людски, а ежели парень прямо с работы в загул уйдёт, водится за ним такое, а человек из какой дали, Пограничья, приехал, наверняка ведь по кровному делу, сейчас вон как все родню ищут… Но Фредди этого уже и не расслышал толком, а услышанного не понял.

Всё обошлось, но опять засветка, и солидная. Комендант — это серьёзно. Надо подумать об обосновании для Эндрю, да и себе самому и обговорить, чтоб без разногласицы если что. А дорогу, надо признать, объяснили весьма толково, женщины редко когда хорошо объясняют, хотя если она тоже в автохозяйстве работает, то понятно, похоже, вроде Грымзы, тоже маршрутки выдаёт.

Прохожих было немного, окна в домах гасли. Провинция везде рано засыпает. Порыв холодного ветра заставил его запахнуть плащ. Неужели в России так рано предзимье натупает?

Работали в цеху, и как там на дворе, было неощутимо и неважно. Андрей втянулся, да и Василий отошёл перекурить, оставив его одного. Хоть и на сущем пустяке, а теперь ухо востро держи, не напортачь ненароком, не подведи наставника. Хозяин машины взволнованно сопел, глядя на его работу, топтался, но молчал.

И тут его позвали.

— Андрюха! Вылазь!

— Какого хрена?! — вынырнул он из-под крышки капота и увидел Зойку-диспетчершу. — Чего тебе приспичило?

— Ох, и грубьян же ты, за что тебя только девки любят.

— Не за язык, понятно, — сразу ответил Андрей.

И цех грохнул дружным одобрительным хохотом, радуясь бесплатному развлечению и почти законной передышке. Зойка — своя баба, и подыграет, и не выдаст.

— Тебя там иностранец спрашивает, — отсмеялась Зоя. — Видный такой мужчина.

— Меня?! — изумился Андрей и тут же, увидев лица остальных, забалагурил: — Вот я мастер какой, из-за границы ко мне едут.

— Иди, балабол, — махнул рукой Сидоров. — Если это по той части, где ты мастерю…

То сей секунд оженят, — подхватила Зоя. — Папаша крутой.

— Так ты, значит, сюда из-за этого рванул? — вылупил глаза Митроха. — Чтоб не жениться?

— Андрюха, так на свадьбу иль на крестины скидываться?

— А без разницы, — вытирал руки Андрей. — Лишь бы побольше и сразу.

— Да-а, возьмут бычка на верёвочку.

— Зой, неуж отдашь?

— А с женатиком мне же легче, — поддерживала игру Зоя.

— Во, Зойка, хват-баба!

— А ну, губы утри, Зойка я ему…!

— Кому Зойка…

— А Лапушке так Заюшка, — бросил, не оборачиваясь, Андрей уже на выходе.

За его спиной бурно ржали и дразнили покрасневшего Лапина, никак не ждавшего, что его тайна известна.

Андрей перебежал залитый прожекторным светом двор и вошёл в диспетчерскую. Подмигнул Томке — черноволосой и румяной девушке — за пультом связи.

— Привет, цветочек аленький. И кто тут меня ищет?

— А вон стоит! — фыркнула Томка.

У окна высокий мужчина в плаще и явно нерусской… ковбойской?!.. шляпе. Андрей невольно расплылся в улыбке и шагнул к нему, обтирая руки о комбинезон.

— Привет!

Фредди обернулся и кивнул. И, увидев его лицо, Андрей спросил прежним залихватским тоном, но и слова, и том уже предназначались Томке и вошедшей в диспетчерскую Зое.

— И чего стряслось? Мотор перегрелся или тормоза отказали? — и тут же повторил фразу по-английски.

Фредди ещё раз кивнул, показывая, что понял и принял игру. Голос его был ровен и пугающе — для знающих и понимающих — спокоен.

— Сколько до конца смены?

Андрей посмотрел на настенные часы.

— Час с небольшим.

— Отпросись.

Андрей кивнул.

— Понял. Жди здесь, — и по-русски весело, для Томы и Зои: — Погулять я завсегда готов.

Фредди понял и тоже улыбнулся внимательно следившим за разговором женщинам.

По дороге в цех Андрей никак не мог придумать, что соврать Сидорову, и пришлось говорить правду. Не всю, конечно, но всей он и сам пока не знает, просто чувствует, что серьёзное дело. Поэтому так и сказал:

— Мне надо уйти. Я потом отработаю.

Сидоров внимательно посмотрел на него.

— Очень надо? — и не дожидаясь ответа: — Раз надо, иди.

— Спасибо, — ответил Андрей и повторил: — Я отработаю.

— Там решим, — отмахнулся Сидоров.

К удивлению Андрея, никто ни о чём его не спросил. Будто догадались… о чём-то, или им сигнал какой-то подали, а он и не заметил, и не понял. Ладно, это потом. В бытовке он быстро вымыл руки, переоделся, запер шкафчик и поспешил в диспетчерскую.

Фредди по-прежнему стоял у окна, и Тома с Зоей разглядывали его, улыбаясь, но как-то неуверенно.

— Я готов, — от порога сказал по-русски Андрей. — пошли?

— Да, — кивнул Фредди, улыбнулся женщинам и пошёл к двери.

— Андрюша, — Зоя переложила на своём столе график. — Завтра не опоздай.

— Я в школе с утра, — ухмыльнулся Андрей. — Не боись, Зой, всё будет в порядке.

И тут же повторил это по-английски. Для Фредди. И по его мелькнувшей улыбке понял, что дошло.

На улице было уже совсем темно и пустынно по-ночному. Фредди начал сразу.

— Надо поговорить. Идём к тебе.

— Хорошо, — кивнул Андрей. — Пожрать только купим по дороге.

Фредди кивнул. Их голоса далеко разносились по ночной улице, и до магазина они шли молча.

Маленький, но с полным ассортиментом, деревянный магазин в ста метрах от «Холостяжника» работал и днём, и ночью. Андрея здесь уже знали. Как и всех жильцов, что по дороге домой закупались едой и всякой кухонной и прочей обиходной мелочёвкой.

Для Фредди это было лишней засветкой, но одинокий прохожий на ночной улице ещё приметнее, и он зашёл в магазин вместе с Андреем. Поглядев на его покупки, дал расплатиться и подошёл к прилавку. Андрей приготовился переводить, но, к его удивлению, Фредди достаточно ловко управлялся и сам. Бутылка дорогого вина, хорошая водка, всякая деликатесная нарезка.

— Счастливо погулять, — улыбнулась им, сооружая для Фредди пакет, зеленоглазая продавщица, до того веснушчатая, что казалась красной.

— Спасибо, Манечка, — улыбнулся Андрей.

Улыбнулся и Фредди: это уже не столько засветка, сколько обоснование. Можно и нужно подыграть. И не следующий вопрос продавщицы ответил он.

— Встречу празднуете?

— Да. Хорошую встречу.

Когда они вышли из магазина, Андрей хмыкнул:

— А ты здорово по-русски навострился.

— Приходится, — нехотя ответил Фредди.

Возле дома было так же пустынно. Окон в «Холостяжнике» совсем мало светилось. Кто на дневной — уже спят, а с вечерней ещё не пришли.

Молча вошли в подъезд и поднялись на четвёртый этаж. Фредди отметил про себя, что на каждой площадке шесть квартир, лифта нет, окна на лестнице для просмотра неудобны — слишком высоко — и «случайного» падения из окна быть не может, да и выбросить проблематично. С улицы подстрелить очень сложно, и изнутри — тоже. Квартира двадцать три, окна должны выходить на сторону входа, уже легче.

— Эркин знает, что ты приехал? — спросил Андрей, когда они вошли в квартиру.

— У меня дело к тебе, а не к нему.

— Понял, — кивнул Андрей. — Раздевайся, проходи. На кухне будем сидеть.

Фредди огляделся. Оклеенная обоями «под дерево» прихожая с большой удобной вешалкой-шкафом и высоким зеркалом, красивый фонарь под потолком. И обилие дверей. Это… проход в кухню, это… похоже, кладовка, там… ванная, уборная, комната…

Двигался, открывал и закрывал двери Фредди бесшумно, но, когда он вошёл в кухню, Андрей, колдуя у плиты, ухмыльнулся.

— Всё осмотрел? — и, не дожидаясь ответа. — Ещё лоджия здесь. Комнату я не делал ещё, а кладовку видел? Как я верстак приспособил, а?

Говорил он весело и легко, не нуждаясь в ответных репликах.

— Ванную Эркин делал. Классно, да? И поля он натирал. Как он, так никто не умеет. Я только в прихожей обои сменил, а там не трогал. Всё равно, думаю, за мебелью видно не будет. А вот кухню, ванную, кладовку — это всё сразу единым духом, чтоб уже жить начать. Пельмени будешь? — и пауза, показавшая, что тут надо ответить.

— А что это? — спокойно поинтересовался Фредди.

Он уже нашёл тарелки и раскладывал на столе свои покупки.

— Вкуснота и варятся быстро.

— Значит, буду, — усмехнулся Фредди. — У тебя что для водки?

— Вон в коробке. Подарили полный набор, — рассмеялся Андрей. — А я их и не доставал ещё.

Фредди увидел на полу у окна пёструю коробку. Открыл. Маленькие стаканчики, рюмки и бокалы. Так… для водки, надо полагать, для вина, неважно какого, и воды. И всего по шесть. Стекло, но под хрусталь. Не так уж плохо.

— И от кого такой подарок?

— Не знаю.

Андрей отошёл от плиты и присвистнул, увидев накрытый стол.

— Однако! Как на королевском ужине. Неужто так запомнил?

— Я курсы кончал, — усмехнулся Фредди.

Оба были подчёркнуто спокойны и неторопливы: разговор предстоял серьёзный и тратить силы на пустяки неразумно.

— А эти… твои где?

— Закипит, и засыплю. Их горячими едят.

— Ладно. Что ж ты, подарки берёшь и, кто дарит, не знаешь?

— А, так это у меня беженское новоселье было. Ну, приходят друзья, там с работы, знакомые, приносят всякого на обзаведение, квартиру обустраивают, вон, люстры, шторы повесили, шкафы, ну, чтоб жить можно было начать. А потом гуляем.

— Понял. И что, — с интересом спросил Фредди, — это и в России так заведено?

— Во всей России, — пожал плечами Андрей, — не знаю. А у нас да, — и рассмеялся. — Понимаешь, новоселье — это когда хозяин созывает гостей и угощает всех. Есть ещё, по-русски, помочь называется, не знаю, как по-английски, это когда тоже друзья, нет, лучше, кореша, собираются, ну, там построить что или с покосом помочь.

— Понятно, — кивнул Фредди. — В Аризоне так же заведено издавна.

— Ну вот. А беженское новоселье — это и помощь, и прописка, и гульба. Всё сразу. Я вселялся когда, так весь дом гулял. Мы ж все, не все, но полдома точно от Комитета, беженцы, репатрианты.

— За такие деньги можно и подольше гулять, — усмехнулся Фредди. — Сколько получил.

— Ты про ссуду комитетскую, что ли? Ну, так сколько всем. Как и положено. На человека и столько же на семью. А я как одиночка шёл.

Фредди кивком одобрил, что Андрей не назвал точной суммы, но слегка подколол.

— С такими деньгами и рабочим в цеху. Чего ж так?

— Ты ж тоже на контракте, хоть и побольше имеешь.

— Хорош, — одобрил удар Фредди.

Андрей самодовольно ухмыльнулся.

— Давай начнём. Как вода поспеет, брошу, и по второй успеем, а третью уже с пельменями, пойдёт?

— Тебе виднее, — кивнул Фредди. — Их с водкой, что ли, надо?

— Ну да, пельмень без водки не тот вкус имеет.

— Понятно.

Оглядев ещё раз стол, Андрей достал из шкафчика под окном три туеска.

— К водке, Фредди, вот что идёт. Огурцы, грибы и капуста ещё. Вот увидишь.

— Видел, — усмехнулся Фредди. — И пробовал.

— Это где? — удивился Андрей, оборачиваясь к нему.

Он сидел на корточках у открытого шкафчика. Фредди сверху вниз посмотрел на него.

— В барах местных.

— Трактирах, что ли?

— Да.

Наконец сели за стол.

— Ты хозяин, — Фредди кивком показал на бутылки. — Разливай.

— Ну, лью по-русски, а пьёшь, как хочешь.

Андрей открыл бутылку водки, налил полные стопки.

— Ну, за встречу.

— Давай, — согласился Фредди. — будь.

— Буду.

Андрей быстрым броском выплеснул содержимое стопки в рот и взял огурец. Фредди привычно отпил глоток и тоже заел огурцом. За огурцами последовали грибы, ломтики жирного мяса и рыбы с хлебом, капуста.

— Ну, — заев водку, улыбнулся Андрей, — есть дело, разговор или просто гуляем?

— А сам как думаешь?

— Ну, разговор, думаю, по делу, а с делом проблем нету…

— Это как? — не дал ему договорить Фредди.

— А просто. Ты мне даёшь кликуху, хазу или где ещё я его найду, и сваливаешь. А остальное — моё дело.

— Думаешь?

— Не боись, всё сделаю чисто. А у тебя алиби будет… железное.

— За моё алиби я с тобой ещё посчитаюсь, — глухо сказал Фредди. — Всё сказал?

Андрей пожал плечами и встал, подошёл к плите. Разорвал коробку и всыпал в клокочущую воду белые твёрдые пельмени. Коробку сбросил в ведро для мусора. Взял вторую коробку, её вскрыл уже спокойно, высыпал в кастрюлю содержимое, снял с крючка ложку на длинной ручке, перемешал, повесил ложку обратно, выбросил коробку и вернулся к столу. Взял бутылку и налил себе водки, опять полную, посмотрел на стопку Фредди, снова пожал плечами и поставил бутылку, сел на своё место.

Фредди молча ждал.

— Насчёт гульбы теперь: — Андрей улыбнулся. — Вот этого не знаю. Что празднуем, Фредди? Или поминаем кого?

— Да, — твёрдо ответил Фредди.

— Другое дело, — Андрей взял стопку. — Так как? Жалко хорошего человека или туда сволочи и дорога?

— Ты мочил, тебе и решать, — усмехнулся Фредди.

— Я?! — изумился Андрей и тут же рассмеялся. — У меня таких, замоченных, знаешь, сколько набралось? За восемь-то лет. И не запомнишь всех. Так за кого, Фредди?

— Джимми Найфа помнишь? — твёрдо спросил Фредди.

Ни рука, державшая полную стопку, ни мускул на лице Андрея не дрогнули, светлые серо-голубые глаза смотрели на Фредди спокойно и очень внимательно.

— Джимми Найф? — переспросил Андрей. — Не помню такого. Он когда залетел?

— Он не был в лагере, — терпеливо ответил Фредди. — А из Уорринга его выкупили через два года после меня.

— А-а, — понимающе протянул Андрей. — Так это кореш твой?

Фредди медленно поставил на стол стопку и сжал кулак. Андрей по-прежнему смотрел на него.

— Нет, — наконец сказал Фредди очень спокойным тоном. — Он не был моим другом.

— Тогда туда ему и дорога! — Андрей опять забросил себе в рот водку, взял ломоть чёрного хлеба и стал вдумчиво сооружать многослойный бутерброд.

Фредди дал ему закончить и съесть бутерброд.

— Выпил? — Андрей кивнул. — Закусил? — новый кивок. — А теперь рассказывай.

— О чём? — Андрей встал и подошёл к плите. — Я ж говорю, быстро варятся. Тебе как их? Как положено или по-нашенски?

Терпение Фредди было неистощимым.

— И какая разница?

— Ну, по-нашенски — это с бульоном, чтоб и первое, и второе сразу.

— Делай, как себе, — решил Фредди.

Андрей кивнул и достал две глубокие тарелки. Щедро навалил пельменей, залил дымящейся перламутрово блестящей от жира жидкостью, поставил на стол.

— Вот, сметану клади, масло, уксус. Или всё сразу.

Фредди критически оглядел свою тарелку и последовал совету. Всё равно он из Эндрю всё выжмет, не за тем ехал в такую даль, чтобы набить щенку морду и уехать ни с чем. Ковбоя не переупрямить.

Андрей разрумянился то ли от еды, то ли от водки. Третью он не налил, и Фредди не напоминал ему. Надрызгаться в хлам, чтобы свалиться и не отвечать — это в Аризоне испокон веку прокручивали. С пьяного спросу нет и словам его тоже. Но с ним этот фокус не пройдёт. Дав Андрею выхлебать полтарелки, он упрямо повторил:

— Рассказывай.

— О чём? — с тем же упрямством спросил Андрей.

— Как Найфа мочил?

— И всё:

— Хорошо. Как попал к нему, раз. Как мочил, два. Как ушёл, три.

— Не много будет? — поинтересовался Андрей, заедая пельмени бутербродом из ветчины с сыром.

Фредди кивнул.

— Тебя когда ранило?

— В Хэллоуин, тридцать первого октября.

Правильно. А в комендатуру в Гатрингсе когда вошёл?

— Промах, — ухмыльнулся Андрей. — Не в Гатрингсе, в Дарроуби. Первого марта. В восемь ноль три.

— Тоже правильно. Вот и расскажи, дегь за днём. Понял?

— Понял, — кивнул Андрей, глаза его блестели. — Так ведь нечего рассказывать. Понимаешь, меня как шарахнуло, так я и вырубился. А очухался когда, так смотрю, весна, солнце светит, птички поют, а я перед комендатурой стою. Я и вошёл. А у них на стене календарь и часы. Я и запомнил. Дату и время. И всё, Фредди. Ничего я больше не помню. Хоть что мне шей.

— Шить тебе не надо. Своего навалом.

— Тоже верно, — покладисто кивнул Андрей. — Только оно всё недоказуемое. А оставить в подозрении… так на это и начхать можно.

— Дурак! — не выдержал наконец Фредди.

Андрей заржал.

— А я и не отказываюсь! — и тут же серьёзно: — Не хочу я говорить. И не буду. Понял? Ничего ты не докажешь. Никто не докажет!

— Так доказательства, значит, нужны? — Фредди усмехнулся. — Ты ж наследил… больше некуда. И ещё… смотри.

К удивлению Андрея, он отодвинул тарелку, достал из кармана спичечный коробок и стал выкладывать на стол спички.

— Один труп… второй труп… этот на спинке… этот так же… тут мочила стоял сзади, и здесь он другого места не нашёл… тут задушили, тут горло перерезали… тут камушки с рыжьём в нутряке оставили, тут двести кусков сверху положили… тут посыпано, и тут так же… здесь перец с табаком смешали, и тут смесь разных перцев… этот не трепыхнулся, лёг, как стоял, только зубы оскалил, и этот слезами облился и лёг… Ну как? Хватит?

— И долго ты до этой херни додумывался? — насмешливо спросил Андрей.

— Не зарывайся, — предостерёг его Фредди. — Ты не шестёрка, но моя масть выше. И врать не буду, я тоже не чухнулся, пока мне также не выложили. И добавили: — Фредди достал ещё две спички. — Это по-лагерному, и это тоже. И ещё… Может, хватит?

— Это, — Андрей показал на второй ряд, — как я понимаю, Найф. А это, — он занёс руку над вторым рядом, — кто?

— Крыса. Забыл Мышеловку?

— Фью-ю! — пренебрежительно присвистнул Андрей. — Так не сходится тогда. Там я чист, контрразведка подтвердила. Значит, и здесь не я.

— Тебя там Джонни отмазал. И меня с Эркином, кстати, тоже. И особо мочилу не искали. Крыса-то вне закона был.

— А Найф что, не в розыске? СБ нет, прикрывать его некому.

— СБ нет, так и говорить о ней нечего, а…

— Ладно, — перебил Андрей. — Ладно, ты мне не пахан, так что я тебя тоже спрошу. Ответишь правду, будет разговор. Соврёшь — сяду в несознанку, и хрен ты что с меня получишь.

— Ты мне условий не ставь, — посоветовал Фредди. — Я нервничать начинаю. Но спрашивай.

— Как вы на неё вышли? Раз.

— Стоп. На кого на неё?

— А откуда ты ещё знаешь, когда меня ранило и когда я когти оборвал?

— Первого ноября тебя уже никто не видел, и Эркину в ту же ночь девчонка рассказала.

— Ладно. А про комендатуру?

Фредди усмехнулся.

— Ты ж сам и проболтался. Ну, в Сосняках. Что приехал в начале мая и что в Атланте два месяца просидел. А просчитать нетрудно. Съел?

— Допустим, — кивнул Андрей. — Теперь кто это такой умный? — он показал на спички. — И с чего он тебе это показывать стал?

— Про Бульдога слышал? — ответил вопросом Фредди. Андрей настороженно кивнул. — Вот он. А с чего? — Фредди вытащил ещё шесть спичек. — Смотри, чем он закончил, — и заговорил уже с новой, неизвестной Андрею интонацией, явно кому-то подражая и выкладывая спички. — Здесь у тебя алиби, Ковбой, и здесь алиби. Здесь твои пастухи были, значит, и здесь они же, здесь тебе было выгодно, значит, и здесь для тебя делали, — и уже свои голосом: — И последний вопрос, — и опять тем же чужим. — Где лагерник, Ковбой.

— Ни хрена себе! — Андрей оттолкнулся от стола и встал, прошёлся по кухне.

Фредди молча следил за ним.

— Это что ж, — Андрей встал рядом с ним, разглядывая два ряда по двенадцать спичек. — Он эту сволоту на тебя вешает? Ты ж стрелок, и алиби у тебя.

— Ну, алиби у меня, — Фредди показал на второй ряд, — хреновое. Где мы с Джонни в ту ночь были, ты ж его под двадцать восьмое завалил, так? — Андрей кивнул. — Ну вот, а где мы были, лучше никому не знать. А что я — стрелок… так он меня организатором пускает. По совокупности.

— Хреново.

Андрей сел к столу и стал доедать пельмени. Поднял от тарелки глаза.

— Не понравились?

Фредди покачал головой.

— Почему? Нормальная еда.

Взял ложку и пододвинул к себе тарелку, смешав ряды спичек.

— Слушай, — вдруг спросил Андрей. — А чего он сам до сих пор живой, раз такой умный?

— У дурака и вопросы дурацкие, — хмыкнул Фредди. — Жабу замочишь, пиши пропало. До суда не доживёшь.

— Найф же рискнул.

— А ты думаешь, чего тебя как неуловимого Джо ищут?

— Неуловимый Джо? — переспросил Андрей. — Это кто?

— Неужто не слышал? — удивился Фредди. — Вся ж Аризона знает.

— Я там не был.

— Ну, слушай. Был такой ковбой, Неуловимый Джо. Никто его поймать не мог. А почему? А потому, что он на хрен никому не был нужен.

Андрей с удовольствием заржал. Улыбнулся и Фредди, говоривший до того очень серьёзно.

— Ладно, — отсмеялся Андрей. — С этим ясно. Но пока я здесь, к тебе они ничего не привесят. И третий вопрос. Зачем это тебе?

Фредди кивнул.

— И на это отвечу. Сколько пачек было?

— Три.

— Все по сто?

Андрей покачал головой.

— Нет, третья десять кусков.

Фредди кивнул.

— Похоже на задаток. Кто наши головы у Найфа покупал?

— Я их не видел.

— Мне всё надо знать. Тебе — мелочи, тьфу, пустяк, а мне — наводка. День за днём расскажи. Всё. До мелочи. Некогда мне тебя вопросами мотать.

Андрей, тяжело оттолкнулся от стола, встал, взял опустевшие тарелки и сложил их в мойку. Пустил воду, но тут же выключил и обернулся к Фредди.

— Не надо, Фредди, — попросил он. — Не надо. Ведь… ведь ты допросишься, что я и впрямь всё тебе расскажу. Не надо, Фредди, несказанного не знаешь.

— Та-ак, — протянул Фредди. — И чего же такого я знать не должен?

Андрей стоял у мойки, опираясь о раковину заведёнными за спину руками.

— Фредди, если я тебе всё расскажу, ты ж… тебе же уйти тогда надо, насовсем. И молчать обо мне, вмёртвую, что… что за одним столом сидели, что жрали вместе…

— Вот оно что, — Фредди пристально смотрел на него, высокого, светловолосого, в джинсах и голубой джинсовой рубашке. — А я-то понять не мог. Так ты из-за этого ему живот вспорол?

Андрей угрюмо кивнул. Фредди пришлёпнул стол ладонью.

— Рассчитался? — и не дожидаясь ответа: — Значит, чист.

— Фредди, — Андрей подался к нему, но с места не сошёл. — Фредди, по закону… Ты что, не знаешь?

— Умный ты парень, — с сожалением сказал Фредди, — но дурак. Закон когда соблюдать надо? Когда он за тебя. И ты ж рассчитался, кровью смыл, как по тому же закону и положено. Так что, садись и рассказывай.

Помедлив, Андрей вернулся к столу и сел. Испытыюще посмотрел на Фредди. Фредди твёрдо выдержал его взгляд.

— Спрашивай, — повторил Андрей.

— Как ты к нему попал?

— Андрей с силой потёр лицо ладонями и уронил руки на стол.

— Он мне в морду нервнопаралитическим газом залепил. Из пистоля. Насадка специальная есть. Я об этом ещё там, — он кивком показал куда-то за стену, и Фредди понимающе кивнул, — слышал. Это только у СБ было, у особого отдела. Ну, я вырубился. Вот тут, — Андрей усмехнулся, — тут провал, Фредди. Три недели трупом отвалялся. И месяц потом больной мухой ползал.

— Где? Ну, куда он тебя…?

— Без имён, Фредди, ладно? Хорошая девчонка.

— И как ты с ней поладил?

— Два зека против охранюги всегда договорятся, — улыбнулся Андрей.

— Понятно, — кивнул Фредди. — Значит, — он быстро прикинул в уме даты, — двадцать восьмого ты у неё был?

— Да.

— Расплатился полностью?

— Девять семьсот отдал. И… да ладно, Фредди, хорошая девчонка, я ж говорю. Он и её хотел… На ней мне проверку устроить.

— Так, — кивнул Фредди. — С ней ясно. Так кем ты был? Для него?

— Он беспамятным хотел меня сделать. Ну, чтоб руки работали, а голова не варила. Я и подыграл.

— Лихо закручено, — хмыкнул Фредди. — Сам он вряд ли до такого допетрил. Кто-то подсказал, — Андрей молча пожал плечами. — Ладно. Долго ты у него прожил?

— После Нового года он меня увёз, — Андрей улыбнулся, — дурака дураком. Ну, и пошла круговерть. Каждая ночь на новом месте.

Фредди задумчиво кивнул.

— Дважды Найф и раньше в одном месте не ночевал. Он и до Уорринга таким был. Кого с ним видел?

— Никого. Думаю, прятал он меня. Я ж, — Андрей усмехнулся, — нож ходячий, а оружие на виду не держат.

Фредди пристально посмотрел на него.

— Кто из нас был ему нужен?

— Оба. Нужны деньги Джонни. Пока он жив, их не взять. Пока жив ты, его не взять.

Фредди оттолкнулся от стола и встал.

— Умный дьявол, — прошёлся по кухне. — Нет, всё же не сам придумал. Ладно, — вернулся к столу. — На тебя его кто навёл? Говорил?

Андрей кивнул.

— Пит, — теперь кивнул Фредди. — Но он говорил, что его русские пристунули. За мародёрство.

— Верно. Ещё что говорил?

Андрей ненадолго задумался.

— Живых имён он не называл. Я хоть и беспамятный, и дурак, но он никому не верил. Деньги он в последний день привёз. Не знаю, от кого. И тогда же этот заявился. Со своей кодлой. Товар посмотреть. Тут при мне говорили. Но денег он Найфу не давал. Обещал потом.

Фредди кивнул.

— Давай подробно.

Андрей вздохнул.

— Я не Эркин, так не умею. Ну, слушай. Он смылся куда-то, а мне спать велел. Даже не знаю: день там или ночь на дворе. Вернулся, довольный вернулся. Поставил бутылку, стаканы. И тут приехали. Четверо. Все в шляпах, плащах, перчатки кожаные. Не сняли ни разу. Пахан, при нём такой… вроде шкилетины, но не доходяга, а так… стручок сморщенный в очках, и две шестёрки, шеи больше головы. Ну что? — Фредди молча ждал. Андрей снова потёр лицо ладонями. — Пить не стали. Шестёрки меня на диване зажали, а Найф с этими двумя за столом. Там игра должна была быть… крутая всерьёз. И вот на ней Джонни на плутовстве должны были поймать. Что дальше — понятно.

Фредди напряжённо кивнул и спросил:

— А я бы где был?

— А ты бы уже холодный лежал. Джонни же без тебя работу начинает, я понял, ты позже подходишь. А вошёл бы не ты, а Найф.

Фредди встал, отшвырнув упавший стул.

— Точно! Я вошёл, а Джонни психует, и тут… Так… Стой, — приказал он кому-то, подобрал стул и сел. — И это Найф перехватить меня хотел? Ну, дурак.

Андрей покачал головой.

— Не Найф, а я. Ты бы ещё кого-то стал обнимать? Ну? И левый бок под правую руку подставлять. Если снизу под рёбра, то до сердца сразу доходит. Ты ж, когда Эркина увидел, не удержал лицо, дал слабину. Нет, Фредди, он точно всё рассчитал. Сволочь он, стукач, охранюга, но не дурак.

— Рассчитывал неон, — твёрдо ответил Фредди. — Чтоб так просчитать…Ладно, это потом. Теперь заказчик этот. Хоть какую зацепку, Эндрю, дай мне. Некогда нам с Джонни всех подряд шерстить. Какой он хоть из себя?

— Жирным не назовёшь, — задумчиво ответил Андрей. — Но вширь пошёл. И то правильно говорит, то гнусит, — и вдруг промычал по-луизиански: — Без Ковбоя Игрок голый, как устрица без раковины, — и уже свои голосом: — И Найф заржал, ты, дескать, по устрицам специалист.

К изумлению Андрея, Фредди расплылся в широченной улыбке и радостно выругался.

— Есть!

— Знаешь его? — спросил Андрей.

— Мы с Джонни на него и думали. И что он обещал Найфу?

— Долю по уговору, — усмехнулся Андрей. — С будущих денег.

— Свою долю он получит, — улыбнулся и Фредди. — Ещё кого называли?

— Нет, — покачал головой Андрей. — Ну, а когда убрались они, Найф куражиться стал. Деньги достал, все три пачки. Эта за Джонни Счастливчика, эта за Фредди Ковбоя, а эта за тебя, дурака, — Андрей усмехнулся. — Ну, я свою и взял.

— Что на бандеролях было написано, не помнишь?

Андрей покачал головой.

— Нет, я их не рассматривал. Хотя… маленькую, ну, свою-то, я близко видел. Постой.

Он быстро встал и вышел из кухни. Фредди ждал. Он был сейчас готов ко всему. Даже к тому, что сохранилась бандероль с той пачки. Но Андрей принёс вырванный из тетради листок и ручку.

— Вот, — Андрей сел к столу и стал писать. — Вот, кажется, так, — и подал Фредди листок.

Фредди внимательно прочитал написанное, ещё раз и вздохнул.

— Не запомню.

Достал записную книжку с ручкой, переписал ряд букв и цифр и вернул листок андрею.

— Сожги. На тех пачках какие полоски были?

— Как и на этой.

— Точно? — переспросил Фредди и, когда Андрей кивнул, хмыкнул. — Уже что-то. А чего ж ты всё-таки кусковую не взял?

— Кусок разменивать?! Ты что, Фредди. Фраера что сгубило? То-то.

Фредди, улыбнувшись, кивнул. Да, разменивать тысячу — это светиться.

Андрей оглядел стол.

— Водки больше не хочешь? Можно чаю.

— Кофе нет?

— Андрей, улыбнувшись, мотнул головой.

— Я его здесь и не видел ещё.

— Тогда чай, — согласился Фредди.

Андрей встал и включил газ под чайником. Достал из шкафчика плетёную из цветной проволоки корзинку с конфетами.

— Это мне тоже на новоселье подарили. Слушай, а вино-то?! Так и не открыли.

— Хочешь?

Андрей пожал плечами.

— Да вроде в меру выпил. А ты?

— И я в меру, — усмехнулся Фредди. — Убери тогда. Ещё пригодится.

Андрей кивнул и переставил бутылку на один из шкафчиков, собрал, помедлив, тарелки с закуской, переложил оставшиеся ломтики на одну, накрыл другой и убрал в шкафчик под окном.

— Завтра доедим.

Фредди кивнул, с интересом наблюдая за ним, его уверенными хозяйскими движениями.

Пока Андрей убирал и выставлял на стол пёстрые пузатые чашки, сахарницу и тарелку с нарезанным лимоном, вскипел чайник.

— Сейчас заварю.

Фредди молча ждал. Самое главное — о заказчике, хотя бы одном из них, там явно целая кодла тусовалась, но тут можно будет уже и самим по ниточкам-следочкам пройтись — Андрей ему уже всё сказал, но парню надо выговориться, выплеснуть, да и ему кой-какие мелочи интересны, и вполне может возникнуть наводка на придумщика. Сам Найф так всё просчитать не мог. Слишком много ходов, слишком…

— Да, — Андрей поставил на стол маленький фарфоровый чайник и накрыл его пёстрым ватным колпачком-башней, — он ещё Тушу поминал. Что, дескать, умён, а дурак. И что того русские плотно прижали, за него, дескать, всю работу сделали.

— Знаю такого, — кивнул Фредди. — А вот здесь можно и подумать. И сам не дурак, и за ним… любитель таких разработок.

Андрей пожал плечами.

— Чего не знаю, Фредди, того не знаю, — и стал разливать чай. — тебе как, покрепче?

— Как себе, — Фредди усмехнулся. — Я особо в чае не разбираюсь.

Андрей тоже улыбнулся.

— Ладно, в следующий раз будет кофе, — и быстро исподлобья посмотрел на Фредди.

— Идёт, — серьёзно кивнул Фредди. — Слушай, как же он тебя сзади подпустил? Да ещё свой нож дал.

— А он мне не давал, — хмыкнул Андрей. — Я сам взял. Его развезло чего-то, решил, что дело сделано, ну и… расслабился, — Андрей радостно заржал.

Засмеялся иФредди. А Андрей уже снова стал серьёзным.

— Я знал, что у меня один шанс, понимаешь? Один на тысячу.

— И ты его использовал, — кивнул Фредди. — А нас почему не дождался?

— Где? — ответил вопросом Андрей, и Фредди вынужденно кивнул, а Андрей продолжал: — Ну вот, я ж даже города не знал, ну, где я, документов никаких, вышел и рванул наугад. Почти наугад, — тут же поправил сам себя. — Добрался до автовокзала, ну, а дальше просто.

— Зачем ты к ней поехал? Поблагодарить? — с еле заметной насмешкой спросил Фредди.

— Она моё удостоверение сохранила. Русские корочки, — просто ответил андрей.

— И девять семьсот за бумажку отвалил, — хмыкнул Фредди. — Не слишком ли?

— А сколько стоит жизнь, Фредди, а? — с такой же насмешкой спросил Андрей.

И Фредди вынужденно кивнул. Жизнь цены не имеет. Каждый платит сколько может. И как может.

— Обиды у неё на тебя нет? Не станет искать?

— Всё чисто, Фредди. У неё своя жизнь, у меня своя. Знаешь, а он ведь сломался. Сказал, что все деньги мне отдаст, если отпущу.

— Хорошо, что не поверил.

— Кто ж охранюге верит. Да и… ты ж заповеди знаешь.

— Это про не убей, что ли? Из Библии?

Андрей заржал.

— Да на хрена там Библия! Не-е, Фредди, это наши заповеди. Слушай. Никому не верь, ничего не бойся, ни о чём не проси и сам себя береги. Три заповеди помни, а четвёртую соблюдай — ещё день проживёшь.

Помедлив, Фредди кивнул.

— Хорошие заповеди. Запомню. Да, а чего ты его охранюгой? И ещё про СБ говорил. Он же уорринговец.

Угу, — кивнул, жуя конфету, Андрей. — А из Уорринга его СБ выкупала. Хотя нет, она не платит, а задарма берёт. Забрала, и он на неё стал работать. Сам трепал об этом. Ну и другие заказы брал.

— Система с СБ не контачила. Наврал он тебе, а ты и поверил! — пренебрежительно сказал Фредди.

Андрей покачал головой.

— Нет. О всей Системе не знаю, но, что СБ в ней свой интерес и своих людей имеет, я ещё в лагере слышал. Только СБ никого не отмазывает. Залетел — сам выкручивайся, а про них вякнул, так и суток не проживёшь.

— А в лагере, значит, говорили?

— Зря не веришь, Фредди, там просто уже ни врать, ни молчать незачем. Конец-то у всех один. Пыль лагерная. А перчатки эти его откуда? Слышал же про них.

— Слышал, — кивнул Фредди. — Полиция две пачки в багажнике нашла.

— У него тайники где-то были. И не один. Там, — Андрей вздохнул, — много чего есть, да я не знаю.

— Наткнёмся — оприходуем, — пообещал Фредди. — Перчатки хороши, конечно, кто откажется без пальчиков работать, но раз полиция про них знает, то тут уж подумать надо. А что СБ свой интерес имела…

— Дело, конечно, прошлое, — кивнул Андрей. — да и не все ж, как он, многие и втёмную работали. Ну, не зная. С одним в лагере случай был, ну, долго рассказывать, словом, полы с кримами в одном бараке и поровну, а когда верх не возьмёшь, так лучше так договориться. Ну, слово за слово, трёп-то у печки общий, оказалось, что он по наводке квартиры чистил, домушник, но мокрый, не оставлял свидетелей, и вот стал ругаться, что ему плохую наводку дали, пришёл, замочил кого нашёл, так мало того, что одни бабы с мелюзгой, а и взять-то оказалось нечего, адрес назвал, тут полы и взвились. Явка это была, понимаешь, СБ её, видно, так взять не могла или не хотела, и вот, его руками, и прочистила. На явке этой семьи урывались, кто нелегалом стал. Вот он две семьи и замочил.

— И что с ним сделали? — глухо спросил Фредди.

— А ничего, — пожал плечами Андрей. — Он шакалил уже, шаг до доходяги остался. Через два дня, вроде, на сортировке очередной и вылетел. А там печь крематорская и пыль лагерная, — зорко посмотрел на Фредди поверх чашки и улыбнулся. — Нет, Фредди, в тёмную на СБ многие работали, что ж, их всех теперь… — Дело-то уже прошлое.

Фредди кивнул, взял свою стопку и, как Андрей, залпом допил её. Андрей молчал, понимая, что здорово задел Фредди. Видно, было и у Фредди что-то… такое этакое, о чём вспоминать не хочется, а то и нельзя. Ну, так и спрашивать не будем, и вообще… не заметим.

Фредди продышался от водочного ожога и стал пить чай.

— Отпустили со смены легко?

— Без проблем. Потом отработаю, ну, лишнего задержусь, или ещё как. Не боись, всё нормально будет, — Андрей отхлебнул чая и вскинул на Фредди глаза. — Да, забыл совсем про дело. Кого мочить-то надо?

Фредди тяжело посмотрел на него.

— Заткнись. Кого мне надо, я сам сделаю. Запомни.

Андрей кивнул, но всё же не удержался.

— Так ты что, только за ради разговора приехал?

— Дурак, — вздохнул, остывая, Фредди. — Так и не понял ещё?

— Теперь понял, — хмыкнул Андрей. — Ещё чаю?

— Нет, хватит, — Фредди усмехнулся и заговорил по-ковбойски: — И сыт, и пьян, так что дрыхнуть пора.

— Идёт, — кивнул Андрей и встал.

Фредди молча смотрел, как он быстро с явно привычной ловкостью убирает со стола, моет и расставляет на сушке посуду. Да, жена парню, похоже, пока ни к чему, с хозяйством он и сам справляется, а чего остального себе и везде и так найдёт.

— А спать на полу придётся, — Андрей обернулся к нему, вытирая руки.

— И подстелить нечего? — хмыкнул Фредди, вставая из-за стола.

— Почему? Перина есть, двуспальная.

— И об чём страдания? — продолжил по-ковбойски Фредди.

— Понял, — кивнул Андрей. — Ты в душ сейчас, там халат мой возьмёшь. А бритва…

— Поучи меня, — прервал его Фредди.

В кейсе Фредди оказался не только его, памятный по перегону бритвенный набор в кожаном потёртом футляре, но и смена белья. И вообще всё устроилось наилучшим в этих условиях образом. Перину развернули во всю ширину, второе одеяло и подушка были, постельного белья тоже хватает, пол тёплый, так что…

Когда Андрей вернулся из ванной в тёмную комнату, там слышалось ровное спокойное дыхание. Но оно показалось Андрею не совсем сонным. Не зажигая света, Андрей прошлёпал к перине и лёг.

Фредди чувствовал, что Андрей сказал не всё, есть ещё что-то у парня, и молча ждал. Разговор в темноте — особый разговор, и начать должен Андрей.

— Фредди, — тихо позвал Андрей. — Спишь?

— Ну? — прозвучал такой же тихий спокойный голос.

— Об этом даже Эркин не знает.

— А ему надо знать? — ответил вопросом Фредди.

— Логично, — хмыкнул Андрей. — И даже резонно.

Фредди молча улыбнулся.

Андрей молчал так долго, что Фредди начал засыпать. И когда Андрей позвал его, откликнулся совсем не ласково.

— Чего тебе?

— Вот послушай. Вот ты, такой, какой есть, и один, родни нет, так?

— Ну так, — настороженно согласился Фредди.

— И вдруг находится… родня… тётка там, или дядька, ты думал, что всё, один, а тут… и человек этот… против закона ни-ни и вообще на виду, а ты… ну, ты сам знаешь. И зачем ты ему такой нужен? Только… скомпрометируешь. А ведь родня, родная кровь…

Андрей замолчал, как всхлипнул. Фредди сдержал рвущийся с языка вопрос о том, кто из родни уцелел, явно же парень не хочет его называть.

— Это ты его искал, или он тебя нашёл?

— Он. Приехал, разлетелся, — голос Андрея зазвенел от обиды.

Причина обиды была Фредди непонятна, хотя… нет, спрашивать не стоит, парень ведь не о том, не для того такой разговор завёл.

— Значит, нужен ты ему, раз нашёл.

— Зачем? Я — блатарь, работяга в цеху, а он… — Андрей оборвал себя, прерывистым вздохом перевёл дыхание и повторил: — Зачем?

— А ты у него и спроси, — ответил Фредди. — Кровь, конечно, не вода, но и не главное. Не самое главное. И с роднёй, бывает, враждуешь, но и опереться, случается, нужно, а больше не на кого, — незаметно для себя он заговорил по-ковбойски. — Семья завсегда на твоей стороне, если сам руку семьи держишь. Семье не вреди, так и семья за тебя. А блатарь… родня — всегда родня, и если до стрельбы поговорить можно… слово дешевле пули. Слов не жалей, так, может, на пулю и тратиться не придётся.

— Мне Эркин — брат, а кровь-то…

— Друг — всегда брат, а вот брат будет ли другом… — ответил Фредди.

— Точно, — сразу откликнулся Андрей и вздохнул уже по-другому, уже спокойно.

Фредди ещё немного подождал, но дыхание Андрея стало сонным, и тогда он и сам заснул.

Сначала Фредди сквозь сон ощутил, как заворочался и встал Андрей, а затем зазвонил, задребезжал будильник. Фредди откинул одеяло и сел.

Штора отдёрнута, и в серо-голубом предутреннем свете комната казалась особенно пустой и просторной. Где-то очень далеко проехала машина, и по тому, как донёсся звук, Фредди понял, что на улице ясно и холодно. Потом он услышал, как загудел на кухне огонь и рывком встал. Пора.

Когда он, свежевыбритый, с каплями воды на волосах, вошёл в кухню, чай уже был налит, и Андрей заканчивал мастерить бутерброды. Весело посмотрел на Фредди.

— Выспался? — и не дожидаясь его ответа: — Ты грязное своё оставь, я…

— Не бери в голову, — перебил его Фредди, садясь за стол. — С собой увезу.

— А если опять заедешь и заночевать придётся? — возразил Андрей.

Фредди мотнул головой, пресекая вопросы и возражения: не будет он объяснять, если малец сам ещё не понял, что чем меньше следов, тем лучше. Андрей нахмурился, но промолчал.

— Ты сейчас куда?

— В школу. А тебе? В Сосняки?

— Мгм, — пробурчал с набитым ртом Фредди. — Автобус когда?

— Зачем? От нас большегруз как раз в Сосняки идёт, подбросят тебя. Не против?

Что так светиться, что этак, и Фредди вынужденно согласился.

— Нет, не против.

Бутерброды, как и сэндвичи — удобная штука: мыть приходится только чашки. Фредди помнил, как на выпасе и перегоне управлялся со всем их хозяйством Эркин, и не ожидал, что и Андрей сумеет так же быстро и сноровисто.

— Смотрю, наловчился.

— А чего ж и нет? — весело ответил Андрей.

О вчерашнем не говорили, всё ведь выяснили и прояснили, но Фредди решил поставить точку.

— Теперь, Эндрю, пока не дам знать, не трепыхайся, понял? Ляг на дно и не светись.

Андрей кивнул, но, разумеется, не удержался:

— А в Сосняки можно?

— Хоть в Царьград. Но нам не звони. И вообще… затаись.

— Ладно, — улыбнулся Андрей. — Не боись, Фредди, всё будет нормально. Готов?

Фредди молча кивнул.

Андрей взял свой портфель, Фредди — кейс, и они вышли из квартиры. На лестнице то и дело хлопали двери, их обгоняли спешащие на работу. Соседи, а, значит, и знакомые Андрея. Фредди оглядывали, не задавая, впрочем, вопросов.

— И что ты им скажешь? — тихо спросил Фредди, когда они вышли на улицу.

— Старый знакомый, — пожал плечами Андрей и лукаво улыбнулся. — А может, и друг. Работали вместе, жрали вместе… Ну, встретились, погудели тихо-мирно, соседей не беспокоили, ментов не тревожили.

— Кого? — сразу спросил Фредди.

— Ментов. Ну, полицейских.

— Значит, у вас это менты, запомню. А гудеть — это гулять, так?

— Не-е, Фредди, гулять — это с шумом, понтом, ну, как в шашлычной, а мы тихо пили.

— Понял, — усмехнулся Фредди.

Утренние улицы наполнены спешащими людьми и уже никак не похожи на вчерашнее сонное захолустье.

— А город у нас хороший, — убеждённо сказал Андрей, сворачивая в проулок. — Здесь спрямим.

Фредди кивнул, соглашаясь и с определением города, и с предложением спрямить дорогу через чей-то запущенный сад.

Ворота комбината были распахнуты, и из них медленно выползал шестиосный крытый грузовик.

— Во! — обрадовался Андрей. — В самый раз! — и бросился к кабине, ловко вскочил на подножку, ухватившись за дверцу. — Сав, будь другом, помоги!

— Чего ещё? — недовольно откликнулись из кабины.

— Друга моего подкинь до Сосняков. Ему на самолёт.

— А на такси он что, бедный?

— Ну, будь другом, Сав, а я тебе…

— Ты мне… много ты чего можешь, ладно уж.

За разговором он плавно вывел, развернул грузовик и остановился.

— Фредди! — Андрей спрыгнул с подножки. — Давай!

Фредди подошёл к машине.

— Ну, — улыбнулся Андрей. — Давай по-русски, — и обнял Фредди. — Удачи!

— И тебе удачи, — ответил на объятие Фредди.

Савва, молча следивший за ними, открыл дверцу. Фредди легко поднялся в кабину, сел и захлопнул дверцу. Андрей посторонился и поднял прощальным жестом руку. Фредди кивнул в ответ, и Савва стронул грузовик.

Андрей стоял и смотрел вслед, пока большегруз не скрылся за углом.

— Ну что, Андрюха, проводил дружка?

Андрей вздрогнул и обернулся. Максимыч, диспетчер. Та-ак, а он-то откуда знает? Неужели уже так разошлось?

— Ага, — согласился с очевидным Андрей, доставая сигареты. Жестом предложил Максимычу.

— И хорошо посидели? — спросил Максимыч, беря сигарету.

— Тепло и душевно, — ухмыльнулся Андрей. — Ну, бывай, Максимыч.

— Отсыпаться пойдёшь?

— Нет, в школу, — кивком попрощался Андрей.

До чего ж въедливый мужик, ну, до всего ему дело, выспрашивает, молчком вынюхивает, но и дело своё знает. Болтается у ворот, треплется, то курит, то чаи гоняет, но на трассах ни заминки, все машины выехали и въехали, когда надо, ни одного шофёра или работяги ни в простое, ни в запарке не найдёшь. И всё с улыбкой и участием в голосе. Чтоб Максимыч начальству стучал, никто не говорил, но знает мужик… всё, всегда и про всех. С кем-то же он делится, не бывает, чтоб такое добро и впусте лежало. Максимыч не жаден, но и своего не упустит. Воевал и, говорят, честно, награды боевые и соответствующие. Дом у него в Старом городе, хозяйство небольшое, но крепкое, батрака держит. Зачем ему диспетчерство? Не ради ж одной зарплаты.

Поднимаясь по ступенькам Культурного Центра, Андрей выкинул все мысли о Максимыче из головы. Так, уроки… заданное он обычно перечитывал ещё дома, но сегодня не успел, и придётся добирать в классе, до звонка. Ну, с утра народу всегда немного, так что не помешают.

Английского водитель почти не знал, русский Фредди был весьма далёк от совершенства, и содержательной беседы не получилось. Но довезли его до аэропорта. Правда, Фредди не понял: было это по дороге, или дали специальный крюк, — и расстались вполне дружески, обменявшись на прощание пачками сигарет. О плате и речи быть не могло: дружеская услуга за деньги не делается, эти неписаные правила всюду одинаковы.

В аэропорту Фредди прикинул маршрут. Хвоста нет, но всё равно, раз прямого рейса не получается, то для обоснования надо заглянуть на точки.

Ещё раз мысленно прокрутив маршрут, Фредди пошёл к кассе за билетом. До его самолёта оставалось полчаса.

Итак, как они и думали: Рич и Окорок. Джонни, конечно, пошарит в банке, но дела это не меняет. Рич в Атланте, а Окорок в Луизиане. А убирать их надо одновременно, чтоб один не спугнул и не предупредил другого. Но об этом они уже думали, и там в общем-то уже на мази. Теперь… Туша. Через Пита навёл Найфа на парней, подсказал и помог. Дружеским советом. Умён, дьявол, что и говорить. Потрошат его русские, и сидеть будет за Хэллоуин. Так были нужны наши деньги или… если у истока Паук, то надо всё прокрутить очень серьёзно. Тогда Туша ляпнул, что Паук велел найти Армонти, тот, ходили такие слухи, прокинул Паука и помер… без выгоды для Паука. Редкость, но возможная, в Заваруху и не такое случалось. И тогда взять деньги с нас. Паук — Туша — Найф — и мы… Слишком много звеньев, хотя… если Найф напрямую с Пауком? Нет, Эндрю говорил про Тушу. Но в одиночку Туша так всё продумать не мог. Кто ещё? Тогда Туша валил на СБ, и Эндрю про Найфа… Так, а если Найф работал на СБ, а вот там любители таких разработок были. И могли уцелеть. По подлости — Крысиная разработка, тот тоже любил друзей стравливать. И умел. И ещё… пистоль с насадкой и нервнопаралитический газ, от которого крыша съезжает, а Найф — ножевик. Это ему точно вместе с перчаточками вручили. Вот здесь у нас ходов нет. Но поискать можно и нужно.

Объявили его рейс, и Фредди встал. А ведь и впрямь Загорье — неплохой город, с перспективой, но точку там ставить нельзя. Сосняки уже есть, а дальше вглубь ни-ни. Ладно, переживём.

* * *

Лекции, семинары, библиотека, Комитет, архивы… что бы ещё навесить на себя, лишь бы забыть, не думать, не открывать с замирающим сердцем почтовый ящик в ожидании письма из Загорья. Да, Царьград и закрутит, и закружит… но всё это так… самообман. Женя обещала помочь, но что она может, хрупкая наивная девочка, где ей справиться… Нет, днём он держался. Иногда это — забыть и не думать — получалось. Но только иногда.

До Царьграда Бурлаков добрался в каком-то оцепенении. А дома его встретила Маша. Слава богу, ни о чём не спрашивая, захлопотала с чаем, обедом, или это был уже ужин — не помнит, ничего толком не помнит…

…К третьей чашке он немного отдышался.

— Как у тебя, Маша?

Она улыбнулась.

— Ну, слава богу, отошёл. Тяжело пришлось, Гаря?

— Не то слово, но ты не ответила.

— У меня всё в порядке, — она невольно вздохнула. — Сказали, что для такого прошлого всё очень даже прилично.

— Рад за тебя, — искренне сказал он.

— Ты иди, ложись, отдохни, — она встала, собирая посуду. — Тебе звонили, весь перечень на твоём столе.

— Спасибо, Маша, — встал и он. — Но ложиться я не буду.

Она не спрашивала и не спорила. И потому, что бесполезно, и чувствуя, что сейчас не в силах ему помочь.

До вечера он разбирался с делами, звонками, предупредил декана, что выйдет на лекции по расписанию и наберёт себе семинар, потом возился с отчётом и экспедиционным дневником. Среди прочего позвонил Тришке.

Монастырь не чуждался современности, и телефон там был. Но не по кельям, а через коммутатор-справочную. Услышав, что ему нужен Отец Трефилий, соединили сразу.

— Алло?

Он невольно отметил про себя, что раньше у Тришки такого красивого голоса не было, и, возможно, поэтому спросил с некоторой ехидцей.

— От молитвы не оторвал? Здравствуй. Узнаёшь?

— Конечно, Гошка, — старинное детское имя прозвучало с ласковой насмешкой. — И тебе здравствовать. Рад тебя слышать.

— Я тоже. Мне Гришка написал, что ты здесь, — и после невольной паузы: — Твои как?

Помедлил с ответом и Трефилий.

— Как у всех, Гоша. Кто-то уцелел. Деревню нашу всю выжгло, ты знаешь?

— Да, — и, чувствуя, что Трефилий медлит с вопросом, и понимая, с каким, сказал сам: — Мои все. О стариках ты знаешь. Римма…

— Я молюсь за них, — просто, с тем участием, в искренность которого веришь безоговорочно и сразу, сказал Трефилий.

— Спасибо, — Бурлаков сглотнул вдруг вставший в горле комок. Называть Тришку его «мирским» именем или детским прозвищем не хотелось, а как положено «отцом» — тоже, и он просто повторил: — Спасибо.

— Заходи, — пригласил его Трефилий.

— Хорошо, — и не удержался: — Пропуск нужен?

Трефилий негромко рассмеялся.

— Приходи. Ещё кто из наших здесь?

— Разве только Вояка. Камнегрыз в поле.

— Знаю. И Миклуха наш там же.

— Да. Я говорил, он мне и написал о тебе.

— Ну да, сам бы ты не сообразил.

Бурлаков перевёл дыхание. Мягко рокочущий голос Богомола, памятные с детства прозвища… нет, не всё потеряно и не всё пропало.

— А как твои дела?

— С Божьей помощью, спасибо.

Ещё несколько фраз, договорились созвониться, встретиться и простились. Бурлаков положил трубку и откинулся на спинку кресла. При встрече спросить у Тришки о чуде. Имеет ли оно продолжение? Или это… разовое явление. По определению чудо — уникально и неповторимо. Так что… будь доволен имеющимся. Мальчик жив, Серёжа выжил, сохранил память и разум, у него есть дом, любимая работа, рядом с ним любящие его люди, он учится. Так чего ещё тебе надо? А все его слова… ничего, переживёшь. А вот кому ты успел сказать, что Андрей Мороз и Серёжа Бурлаков — одно лицо? Только Маше. Но она знает о джексонвилльской могиле. Мишка… всего не знает. И более никто ничего не будет знать. Незачем. Помочь они не могут, а без их сочувствия он как-нибудь обойдётся. К тому же… Мишка не зря его самого на всё лето запрятал, и с той стороны по старым каналам идут сигналы, что недобитки шевелятся, а такой свидетель — лакомый кусок. Нет, сам он, если надо поработает «живцом», но мальчик… ни в коем случае. Так что… «дальше — молчание»…

…И покатилась, завертелась детским расписным волчком царьградская суета и суматоха. Лекции, встречи, Комитет, всякие конторы и бумаги, бумаги, бумаги… А письма из Загорья всё нет и нет.

Рукоятка ножа, которую ему тогда зимой дал Эркин, Бурлаков так и носил с собой. Опуская руку в карман, охватывал пальцами гладкую с еле прощупываемыми стыками между цветными полосками приятно объёмную пластину, будто… здоровался. Вечерами, как и тогда, после первой поездки в Загорье, случалось подолгу сидел, разглядывая её. Но тогда… тогда это было всё, что осталось от Серёжи. И это же он может сказать и сейчас, только добавив два слова: для него. Всё, что Серёжа оставил ему. Да, он виноват, он бросил их, на муки, на смерть… но если бы он остался… Неужели Серёжа не понимает, что он не мог остаться, даже просто где-то спрятаться и пересидеть, не мог… И вина его такая же, как у многих и многих тысяч ушедших воевать, только… велика твоя вина или мала, но это твоя вина и отвечать тебе, полной мерой.

Бурлаков тряхнул головой, с силой потёр лицо ладонями и спрятал рукоятку в карман. Всё, подбери сопли и слюни, Гошка, и давай работать. Прошлое необратимо и неизменимо, а вот будущее надо делать здесь и сейчас.