Красные виноградники

Зубакова Лариса

На восток

 

 

1. «Что имел – не берёг. Не сберёг…»

Что имел – не берёг. Не сберёг. Поезд мчит на Восток, на Восток. Ветер в двери вагона стучит — замолчи, замолчи, замолчи! А у прошлого нежен взор. Лишь колёса лепечут: – Вздор — прожитое. Сначала – жизнь. – не могу. Научи. Подскажи, — долетел исступлённый крик до могучих сибирских рек, до глухих непролазных лесов. Им в ответ тихий сдавленный стон ударяет болью в висок: – Одинок. Одинок. Одинок. Время, сыпь побыстрей свой песок! Пусть скорее судьба унесёт дале с Запада на Восток! Вот и весь материк пересёк. Ох, и как же, вправду, далёк этот самый Дальний Восток!

 

2. «Что было? А было много…»

Что было? А было много всего: и разлук, и встреч. Змеится, скользит дорога, как хитроумная речь. Что было, то было. Всплески тоски. Боль встреч и разлук. Тайги ритуальная пляска под дробный колёс перестук: – Мы молоды были и строги к себе и близким. Но вот сибирские грады-остроги встают, словно солнце встаёт. Весёлая русская удаль из этих бескрайних широт. Восток. Это просто чудо — отсюда солнце встаёт.

 

3. «Прошуршал между пальцев песок…»

Прошуршал между пальцев песок — путь окончен. С тобою Восток: сопки, сосны, тайга, Уссури. Край земли алым жаром горит — вот отсюда-то солнце встаёт. Ветер хриплые песни поёт о любви, о земле, о судьбе — всё, что в жизни досталось тебе. Да ещё до исхода зари всё шептала тайге Уссури, ударяя болью в висок: – Одинок. Одинок. Одинок. Ах, нескор и далече-далёк путь на Запад. Шершавый песок лижет сонной волной Уссури. В небе золотом жутким горит Солнце-бог, раскалившийся диск. И Восток пред ним падает ниц.

 

«За странствия усталому награда…»

За странствия усталому награда — паршивый городишко над рекой да оплетённый сладким виноградом тенистый двор. И нега. И покой. О, дай же сытому спокойствию отдаться и умереть в довольстве и тепле, пристанище уставшему скитаться по круглой, ускользающей земле!

 

«Это горькое-горькое время…»

Это горькое-горькое время — смутной Вечности мутный поток, инфильтрованный в жизнь, где отмерян чистой радости каждый глоток скупо, скаредно. Еле-еле наползает на берег волна. И нога, занесённая в стремя, ожиданием странствий полна.

 

«Цыганка-гадалка…»

     Цыганка-гадалка,      певунья-плясунья, скажи мне судьбу, ничего не тая.      Отчаянно злую,      ещё молодую, весёлую жизнь спой, колдунья моя.      Пути-километры,      студёные ветры остались за хрупкой усталой спиной.      но – всё без ответа! —      отчаянно верит цыганка в звезду, что взошла надо мной      чужой-непригожей,      со славою схожей, с судьбою весёлой плясуньи полей.      Босыми ногами      истоптан-исхожен мир стал ещё краше, больней и милей.