Тело, находящееся в покое, стремится смотреть телевизор. Мне не так часто удается провести хотя бы один день в неделю дома, но в это воскресенье я решил наконец отдохнуть.

Увы, телевизор в воскресное утро меня ничем не порадовал. На одном из местных каналов я нашел было нечто поучительное про самооборону, но после инструкции ведущего, напыщенного вздорного юноши с напомаженными волосами и мерзейшего вида усиками, что «если в темном переулке вы неожиданно получили удар ногой в пах и бейсбольной битой по голове, то самое главное в этой ситуации – не растеряться», я заржал так, что в спальню явились сразу трое: Антон и Тимофей в домашних халатах и Пафнутий в собственной рыжей шкуре.

– Проснулся, – с удовлетворением заметил Антон и сел на одеяло, прямо мне на ноги.

– Проснулся, – с восторгом заявил Тимофей и с криком «Кья!» прыгнул мне на грудь.

Пафнутий обошелся без слов, молча вскарабкавшись на диван, и улегся спать на моей подушке.

– Ну что же вы за дети такие вредные, сядьте рядом, а не на меня, – взмолился я, пытаясь забиться в угол дивана и там уже держать оборону насмерть.

– Рядом неинтересно, – объяснил Тимофей и пару раз, для большей ясности, подпрыгнул на моей груди.

– Пап, мне сегодня в Сеть надо, часа на два, можно я твоей карточкой попользуюсь? – спросил Антон так невинно, как будто не его я ловил на блуждании по Сети с помощью давным-давно утянутого у меня пароля.

– И мне тоже надо в Интернет, – завопил Тимофей, прыгая на мне повыше для пущей убедительности.

Антон укоризненно покачал головой и сказал младшему брату:

– Детям нельзя в Интернет. От детей Интернет тупеет.

Я поразился недетской мудрости этого комментария.

– А что у нас с уроками на понедельник, джентльмены? – поинтересовался я, дабы сбить развлекательный настрой и повернуть мысли детей в конструктивное русло.

– А у нас все уроки сделаны! – заорал Тимофей, после чего подпрыгнул так, что у меня в груди что-то хрустнуло.

Я не сдержался и рявкнул на Тимоху, но в результате с дивана слез не он, а кот. Пафнутий не любит, когда орут под самым ухом, поэтому отправился досыпать на подоконник.

На шум в спальню заглянула Катька – она сегодня встала раньше, потому что по утрам в выходные у нас проводятся важные процедуры для омоложения. Сегодня процедура омоложения заключалась в намазывании на лицо некой зеленовато-фиолетовой жижи, поэтому без содрогания на Катьку смотреть было невозможно.

– Так, дети, быстро умываться! Тимофей потом поливает цветы, а Антон вытирает пыль на всех полках! – приказала она. – Ну а ты чего разлегся? – спросила она у меня, когда дети удрали в ванную.

– Дорогая, отчего бы мне не полежать на диване с утра в воскресенье? – изумился я.

– Оттого, что ты сейчас встанешь и будешь устанавливать в ванной новый душ. Я вчера купила.

– Новый душ?! А где старый, он же нормально работал? – Я подпрыгнул на диване, быстро соображая, что речь идет не просто о замене старого душа на аналогичный, но новый. Нет, наверняка был куплен фантастический агрегат из тех, что рекламируют в тех самых журналах, от которых дуреет моя благоверная.

– Если ты волнуешься по поводу оплаты, то не стоит, – презрительно сказала мне Катька. – Душ оплачен полностью, никаких рассрочек и кредитов. Мне на работе любезно пошли навстречу и выдали сразу две зарплаты, за сентябрь и октябрь.

– Тысяча долларов?! – дошло до меня. – За вшивый кусок железа?! – завопил я во все горло, потеряв всякий контроль над собой.

– Тебе что, деньги важнее, чем я? – горько спросила Катька, после чего повернулась ко мне спиной и, поникнув головой, медленно ушла в гостиную, плакать.

– Если ты все-таки решишь сделать сегодня хоть что-нибудь для своей семьи, коробка с новым душем лежит в прихожей, – донеслось до меня из гостиной сквозь всхлипы и завывания. Хорошая жена ведь всегда простит мужа, когда неправа.

Я решил, что теперь из принципа не встану с дивана. Никогда! Ни за что! Я лег поудобнее и с надеждой взглянул в телевизор, но там как раз рекламировали какую-то умопомрачительную сантехнику, может быть даже, что тот самый душ, и я, зарычав в подушку, переключил канал.

В спальню вошел Тимофей с лейкой в руках и потопал к окну – поливать цветочки. Сначала он обильно полил большую пальму, стоящую на полу возле балкона, а потом вылил остатки воды в два больших цветочных горшка, расположенных на подоконнике. При этом Тимоха сделал значительную лужу, промахнувшись мимо последнего горшка.

Тимофей осторожно покосился в мою сторону, но я демонстративно уставился в телевизор, и тогда Тима взял за загривок Пафнутия, мирно дремавшего рядом, и вытер им эту лужу насухо.

Пафнутий даже не проснулся, а я уткнулся головой в подушку, чтобы не заржать в голос.

Тимофей на цыпочках вышел из спальни, и я отлепился от подушки, размышляя, кто из них, ребенок или кот, оказался большим лентяем.

От этих размышлений меня отвлек телефонный звонок.

Звонил Петр, и я насторожился, едва услышал его хриплый пропитый голос. Просто так, ради пустой болтовни, он бы мне звонить не стал. И действительно, сразу после привычного «здорово, обезьяна!» Петр зачитал мне утреннюю сводку:

– …Семен Эргерон, уроженец города Анадырь, был насильно увезен тремя неизвестными в масках из гостиничного номера ЛДМ в пятницу, около 23.00. Ведется розыск преступников и, по заявлению родственников, потерпевшего Семена Эргерона.

– Петруха, а скажи, у вас там, наверное, уже специальная группа создана по розыску этих самых чукчей? – спросил я осторожно. – Может, ты мне концы главного следака выдашь? Мне бы с ним поговорить…

Петр хрюкнул в трубку так оглушительно, что я вздрогнул:

– Ты, Иван, слишком хорошо о нашей системе думаешь. Никакой группы не создано и дела о похищениях, насколько мне известно, даже не объединены. Скажу больше, на этой сводке уже стоит гриф «в прессу не давать». Так что меня теперь интересует, что ты мне в ответ за мою любезность сделаешь?

– А что я должен сделать? – не понял я. Потом до меня, конечно, дошло, но Петр уже успел обидеться:

– Забыл уже, значит, свои обещания. Зажал радиобабу с круглой попкой. Для себя зажал, как я понимаю?

Я мысленно взвыл, но в трубу стал говорить очень ровно и взвешенно:

– Петр, я с ней поговорил. Она, хм-м, с мужиками не водится, понимаешь? У нее другая ориентация. Короче, тебе не повезло.

– Не везет – это когда на тебе пуленепробиваемый жилет, а тебя по роже бьют, – тут же откликнулся Петр.

– Да я серьезно – она другая!

– Да ладно заливать тут, она такая, «она другая»! – не поверил Петр. – Баба – она и есть баба, какая у нее еще может быть ориентация, кроме бабской!

– Ты чего, про лесбиянок никогда не слышал? – удивился я.

– Да слышал, слышал, – буркнул Петр. – Только не родилась еще та лесбиянка, которая бы устояла перед нормальным мужиком, – гордо заявил мне он, и я воочию представил, как он сейчас подкручивает свои пышные усы и расправляет мощные плечи.

– Петр, – умоляющим голосом начал я. – Я попробую что-нибудь сделать и тебе перезвоню.

– Спасибо, не надо, – сурово ответил Петр. – Телефон ее давай. Или говори, как зовут бабу, сам концы найду.

Я вздохнул три раза подряд, но так ничего и не придумал. Впрочем, я понимал, что, если Петр действительно позвонит Ленке, та немедленно настучит Марте, и тогда меня ждет что-нибудь похуже недельного бойкота.

– Что затих? – поинтересовался Петр после минутной паузы, но мне нечего было сказать ему.

– Мнэ-э, Петр, слушай, тут все не так просто… – начал снова бормотать я, и тогда Петр прервал меня и очень сухим и скучным голосом сказал:

– Я все понял. Зажал, значит, бабу. Ну, бывай! – и тут же повесил трубку.

Я лег на спину и пару минут лежал на диване, бессмысленно таращась в потолок, но тут как раз в спальню вошла Катька и, сдвинув брови в гармошку, укоризненно спросила:

– Ты здесь до вечера решил прохлаждаться? Учти, воду я уже сама перекрыла и старые краны все-таки вывинтила. Только там какие-то трубы идиотские, из них вода теперь хлещет во все стороны…

Половина человечества – дуры, подумал я устало, но вслух повторить не рискнул. Ну и ладно – теперь, по крайней мере, ясно, чем я буду занят весь сегодняшний выходной.

Впрочем, я, как всегда, ошибся – новый смеситель в ванную удалось поставить всего минут за двадцать, а вот оставшийся выходной я напрочь испортил беседой с нашим новым редакционным адвокатом. Адвокат явился ко мне на дом без звонка, позвонив уже из машины, и потребовал меня к себе в салон, даже не назвав своего имени.Я, разумеется, принялся изумляться, и тогда он, сипло кашляя в микрофон, начал всерьез пугать меня нашествием скрытых видеокамер и разных подслушивалок, которые наверняка уже установлены у меня в квартире.Мне было лень спорить, и я действительно поплелся к нему в машину – старый, видавший виды «форд», припаркованный под моим окном.– Я – Андрей Николаевич Воробьев, – шепотом сообщил мне грузный пожилой мужчина, сидящий за рулем. – Вы вынули аккумулятор из своего телефона? – Он показал мне свой телефон со снятой крышкой, где действительно недоставало аккумулятора.Я вспомнил, с каким трудом проделывал однажды эту процедуру со своим телефоном, чтобы заменить там сим-карту, и категорически замотал головой:– Ничего я вынимать не буду. У вас паранойя.Адвокат еще больше посерьезнел лицом, но зато уже нормальным, звучным голосом сказал:– Если у вас паранойя, это вовсе не значит, что за вами никто не следит. Давайте хотя бы спрячем ваш телефон в бардачок.Я понял, что упираться бесполезно, и отдал ему свой телефон. Пока он прятал его в бардачке, заворачивая в какие-то тряпки и накрывая книжками, я раздумывал о том, где в транснациональных концернах находят таких персонажей. Почему мой адвокат не выглядит, как те, пельменные, – представительно и вальяжно? Почему он похож на забытого при переезде пингвина – унылого, голодного и нервного?– Я получил определение суда по вашему делу, – опять шепотом начал рассказывать Андрей Николаевич. – Мы проиграли это дело в первой инстанции вчистую.Я молчал, потому что эта информация не была для меня новостью. Меня интересовали два момента – почему судья даже не пыталась следовать нормам Гражданского кодекса и сколько денег мы теперь должны заплатить конторе Тотошкина.Адвокат знал ответы на оба вопроса:– Я знаю судью. Марина Ивановна в принципе не умеет вести дела, связанные с претензиями к СМИ, – у нее по гражданскому праву всегда была тройка как максимум.Я поднял брови, и Андрей Николаевич пояснил:– Мы вместе учились на юрфаке. Так вот, – продолжил он, – Марина Ивановна просто не знает, что при рассмотрении таких дел полагается исследовать конкретные цитаты. Она и в университете этого не понимала.– А как же она судит-то? – не поверил я.Адвокат пожал плечами:– Ну вы же видите, как.– А разве за некомпетентность судей не увольняют? – снова удивился я.Андрей Николаевич начал рассказывать мне про процедуру отзыва судьи, и через полчаса я прервал его, осознав, что уволить судью действительно невозможно. Убить – да, можно, а уволить – нельзя.– А что с деньгами? – спросил я сокровенное.– С редакции – миллион рублей, с вас – полмиллиона, – вздохнул адвокат.– С меня? Полмиллиона? За что? – заорал я на весь двор.– За моральный ущерб, – пожал плечами адвокат. – Вы же написали, что пельмени «Ваня» содержат точно такую же сою, как и пельмени «Валя».– Ну да, – кивнул я. – Так и есть. У меня же документы есть, от поставщиков. И там и там один поставщик.– Увы, на самом деле в пельменях «Валя» соя лучше, – грустно прошептал Андрей Николаевич, тревожно озираясь по сторонам.– Чем лучше-то? – вяло поинтересовался я.– Чем «Ваня», – откликнулся адвокат, и я немедленно вспомнил анекдот про армян и грузин.– Они еще эту сою обрабатывают специальными торсионными полями, чтобы избавиться от генетически модифицированных продуктов. У них и документ об этом есть, – продолжил он свои объяснения.Тут мне стало совсем нехорошо.– Какими еще торсионными полями, дядя? – заорал я снова на весь двор. – Нет никаких торсионных полей, это же выдумка шарлатанов!– Вы с этим поосторожней, – зашептал адвокат. – Услышит кто, опять на иск нарветесь.– Вы что, издеваетесь? – догадался я.– Ничуть, – обиделся Воробьев. – Вы не понимаете главного – в суде нужны документы под каждое ваше слово. Вот вы говорите, что нет никаких торсионных полей. А как вы в арбитражном суде докажете, что их нет? Где у вас такая справка?– Как можно справкой доказать отсутствие? – тоже шепотом спросил я, чувствуя, что схожу с ума. – И потом, у этих пельменщиков, у них что, есть бумажка про существование торсионных полей, которые избавляют пельмени от генетически модифицированных продуктов?– Конечно, есть! В том-то и дело, что есть! Им эту бумагу написали эксперты коммерческого отделения РАН, – обрадовался моей догадливости адвокат. – Поэтому наши оппоненты, увы, выиграют и во второй инстанции, где, как я надеюсь, судья будет хотя бы рассматривать наши аргументы. Но нам это не поможет – разве что есть надежда снизить размеры выплат.Я открыл бардачок, выудил из тамошнего хлама свою трубу и убрал ее в карман. Потом я открыл дверь, вылез из машины и перед тем, как яростно хлопнуть дверью, бросил в салон:– Я вам не верю. Это дурдом какой-то, а не правосудие.– Это и есть наше родное, российское правосудие, – донесся до меня спокойный, рассудительный голос.Домой я решил возвращаться через гастроном – на трезвую голову об этакой ерунде думать невозможно.