ГЛАВА 1

Далече занесла нелегкая

Если принять поговорку: «Как утро встретишь — так и день проведешь» за аксиому, то, выходит, денек меня ждет еще тот.

Неспокойная тяжесть в желудке, горечь в пересохшем горле, хоровод светлячков в голове и ломота во всем теле. Когда я попробовал открыть глаза и встать, то к этому букету «приятных» ощущений добавились резь в глазах и головокружение.

И что хорошего, спрашивается, может принести этот день?

Неимоверным усилием воли мне удалось остановить раскачивание земли. Когда обозримое пространство перестало прыгать из стороны в сторону, я осмотрелся, медленно поводя головой сперва вправо, затем влево.

— Где я? — возник вполне законный вопрос, прозвучавший смрадным карканьем сорвавшей голос вороны, намедни обожравшейся содержимым консервной банки с надписью «Бычки в масле». Вот только жестянка обнаружилась в мусорном баке близ студенческого общежития и посему стараниями его обитателей была наполнена повторно совсем не теми «бычками», о которых сообщала этикетка.

Я помню, как сидел в баре, пил, потом… опять пил… не помню только, кажется, снова пил. Но как меня занесло на природу? Я должен быть у себя дома и готовиться к встрече незваных гостей, воплощая в жизнь английскую поговорку: «Мой дом — моя крепость». А вместо этого беспечно прохлаждаюсь в тенечке какого-то дерева. Бум!

Потирая ушибленную макушку, я поднял желтобокую грушу и отомстил ей, впившись в сочную мякоть зубами. Думаю, Ньютон тоже проделал с яблоком, а уж после, терзаемый муками раскаяния, подвел под все это происшествие научную основу. Оно и понятно: наука требует жертв.

«Если я сижу под грушей, — мой мозг принялся выстраивать логическую цепочку, заставляя извилины, буксуя и поскрипывая, все же шевелиться, — причем не под дикой (а об этом говорит вкус и размер ее плодов), то значит… Что же это может значить? Ах да! Значит — поблизости должны быть люди. Мичуринцы разные».

Поднявшись с твердым намерением незамедлительно отправиться на поиски человеческого жилья, в котором обычно есть холодильники, а в этих холодильниках порой водятся чудесные баночки и бутылочки с пивом, я оправил пиджак, пытаясь придать ему пристойный вид. Вот только без утюга положения не поправить. Возможен лишь поверхностный марафет. Сметая с помятой ткани листочки и соломинки, я обнаружил в боковом кармане какой-то посторонний предмет, формой напоминавший сосуд. Где нужно, он был округлый, где нет — там нет, в смысле, имел горлышко довольно длинное и узкое. Поспешно достав его на свет из глубины кармана, в который рука входит почти по локоть, я разочарованно вздохнул и вознамерился было забросить ненужную емкость куда подальше, но потом передумал. Все-таки пусть останется на память о моем феноменальном невезении, из-за которого эта самая память может оказаться весьма и весьма короткой.

Изящно выполненный из серебра, инкрустированный рубинами, кувшин явно был раритетной ценностью. На выставке он занял бы почетное место, но я-то брал его не ради искусства, а ради содержимого…

Вот лично вы что будете делать, если вам понадобится убить человека, а вас этому не учили? (Оставим на время моральные аспекты этого вопроса и рассмотрим его исключительно с точки зрения логики.) Правильно: наймете профессионального убийцу. А если человек не в состоянии справиться с этим? Это, конечно, проблема, но разрешимая с помощью хороших денег. Вот и я решился на такой шаг. Снял со счета всю наличность и отправился в «Инфернальный центр трудовых резервов» на площади отчества Кузьмича. Там, уяснив, какой конкретно специальности работник мне требуется, меня препроводили в отдел свободных для найма джиннов. Кто не слышал об этих виртуозах удавки, кинжала и яда? Они способны проникать сквозь любые преграды, разумеется, кроме специально возведенных на этот случай магических барьеров. Но и последние не способны остановить их, они могут только задержать на время, дав сигнал о нарушении границы магу, возведшему барьер. Как раз то, что мне нужно… Рассудив таким образом, я пришел к выводу, что мне нужен самый лучший, поскольку ошибки не должно быть, иначе мне не жить. А если и жить, то недолго и в постоянном страхе… Вспомнив рекламные ролики, я сообразил, что чем древнее емкость, в которую заключен джинн, тем древнее сам джинн, а значит, и более могучий и умелый. Опустевшие обители неудачников пылятся в запасниках музеев.

— Прекрасные экземпляры. Двухсот— и трехсотлетней выдержки, — принялся расхваливать товар менеджер по продажам отдела джиннов, стоило мне только появиться.

— Это самое древнее, что у вас есть? — поинтересовался я, прохаживаясь вдоль стеклянных витрин с выставленными в них сосудами. Кувшины, бутылки, лампы и даже ночные вазы самых разных форм и всевозможных материалов.

— Что вы, молодой человек! Мы самая уважаемая фирма из всех занимающихся этим бизнесом. — Пухлый продавец приподнял похожую на вареник верхнюю губу в искреннем оскале. — Если вы посмотрите вон в том углу, то увидите образцы, которым по две-три тысячи лет.

— Уже лучше.

Приблизившись к указанной секции, я принялся читать крошечные бирки, привязанные к сосудам. Возраст и цена. Первая цифра еще как-то укладывается в мозгах, а вот вторая… Но, снявши голову, по волосам не плачут, и я указал на самую древнюю бутылку, вернее кувшин, только без ручки — из всех имевшихся в наличии. Все мои сбережения, включая неприкосновенный запас и запас на черный день, ушли на оплату данного приобретения.

Заполнив документы и входившую в стоимость индульгенцию первого класса, освобождающую от ответственности за одно смертоубийство человека или за два — существ неземного происхождения, приравненных к разумным, или за десять членовредительств, или же за тысячу и одну супружескую измену, я получил свою копию договора и вожделенный сосуд.

— Поздравляю с приобретением, — толстячок долго жал мне руку и даже проводил до дверей. Не иначе как имеет процент от каждой сделки.

Держа перед собой коробку, где в оберточной бумаге покоился кувшин, я поспешил за город. Для чего воспользовался машиной из проката. Моя-то колымага в ремонте после первой неудачной попытки отправить меня на тот свет. Вначале я принял ее за обыкновенный несчастный случай на дороге, но вторая, вследствие которой я остался без кисти правой руки и розового тумана в отношении ближайшей из ныне живущих моих родственниц, показала всю серьезность положения. Руку заменили протезом повышенной прочности и с рядом небольших кибернетических дополнений, но уверенности в завтрашнем дне хирурги не добавили. А уж в свете открывшихся мне сведений…

Превентивный удар порой является единственно возможным шансом избежать смертельной атаки, отразить которую силенок не хватит.

Остановившись у обочины, я зубами сорвал скотч и вскрыл коробку. Шоссе оставалось почти пустынным. Лишь время от времени пронесется на бешеной скорости спешащий по своим делам автомобиль, заставив вздрогнуть мои и без того натянутые до предела нервы.

Откопав из бесконечных слоев бумага кувшин, я дрожащими руками вытащил его и осторожно поставил на землю.

Натертое до зеркального блеска серебро сосуда, отразив солнечный свет, пустило зайчика, весело запрыгнувшего на дверцу машины и оттуда заговорщицки подмигнувшего мне.

— Была не была, — решил я и потер теплый серебряный бок с холодными вкраплениями драгоценных ярко-красных камней.

Здоровенный рыжий кот с порванными в бахрому ушами, шуршащий в придорожных кустах в поисках пропитания, с сомнением посмотрел на разворачивающееся действо и, решив, что его это не интересует, проворно исчез, подавшись искать более пригодные для охоты угодья.

Отойдя на пару шагов — на всякий случай, — я принялся ожидать появления джинна, нервно переминаясь с ноги на ногу.

Некоторое время нечего не происходило. Я уже начал подумывать, не стоило ли соскоблить сургуч, когда с хлопком вылетела пробка и из горлышка потянулась в небо сизая струйка дыма, словно из дула пистолета после выстрела.

Заинтересованный, я подался вперед. Раньше мне не доводилось воочию лицезреть джиннов. Уж очень это дорогое удовольствие — загадать им желание.

Дым перестал идти. Из горлышка донесся хриплый кашель.

— Так и должно быть? — спросил я сам у себя.

В ответ раздался дикий рев, и из кувшина вылетел джинн. Он мгновенно занял собой полгоризонта и лишь после этого перестал расти.

От неожиданности я отпрянул, все же поздравив себя с удачным приобретением. Какая мощь!

Джинн скрестил руки на бочкообразной груди и впился в меня своим горящим взором.

— Кто потревожил мой послеобеденный сон? — пророкотал он.

Собравшись с духом, я задрал голову носом кверху и заорал в ответ что было мочи:

— Я-а-а!.. Кх!

— Слушаю и повинуюсь, господин, да продлятся твои скоротечные годы!

— Не мог бы ты стать поменьше, чтобы мне не приходилось кричать?

Джинн немного подумал и уменьшился до роста метр восемьдесят. Атлетический такой старичок в тесной безрукавке и с совершенно лысой головой. Вот только цвета ультрамаринового.

— Так значительно лучше. Спасибо.

— Рад служить, — поклонился джинн. — Чем займемся?

— В смысле? — не понял я.

— Ты потер лампу, я появился, можешь загадывать свое желание.

— Всего одно? — на всякий случай уточнил я. — Аладдину так три выполнили.

— Так это сказки, — пояснил джинн. — Эти выдумщики такого нагородят — тысячу и одну ночь рассказывать можно… Говори свое желание..

Только я открыл рот, как он тут же остановил меня:

— Постой! Не говори, дорогой. Я сам угадаю. — Джинн наморщил лоб и почесал кончик массивного носа. — Вай-вай-вай… Знаю! Эх, молодость, молодость… Значит, так, станешь делать как я скажу, она мигом воспылает к тебе неземной страстью с вполне земными ее проявлениями. Результат гарантирую. Начнем, пожалуй, с внешности…

— При чем здесь моя внешность? — растерялся я, совершенно сбитый с толку потоком его слов.

— Женщины любят волевых мужчин, — охотно пояснил джинн. — Ну и богатых, конечно…

— Постой…

— Немного подправим челюсть, нос…

— Мне моя внешность нравится.

— Разумеется. Но ведь для нас главное, чтобы она ей понравилась.

— Для нас главное, чтобы ты сделал то, ради чего я потратил все свои деньги.

— Вай! А мы чем занимаемся? — искренне изумился ультрамариновый сгусток магического дыма, на который я сделал свою единственную ставку. А на кону — моя жизнь.

— Ладно. Оставим разговоры на потом. Я желаю…

— Ну-ну, — улыбнулся джинн.

— Не перебивай!.. Я желаю, чтобы ты убил… — Закончить я не успел, так как джинн с истошным визгом нырнул в свой кувшин.

— Ты чего? — удивился я.

— Так дело не пойдет, — раздался из сосуда обиженный голос.

— Как так?

— Убийство не мой профиль.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся я удачной шутке, — Джинн — и не убийца. Да вас и называют-то убийцами из бутылки. Это ваша основная специализация, остальные карманные фокусы лишь бесплатное приложение… Ладно. Пошутили, и будет.

— Я не шучу.

— Уже не смешно. В общем, я хочу, чтобы ты убил мою тетушку.

— Родную? — удивился джинн.

— Родную, — подтвердил я. — Акулину Степановну Кошкину. Запиши адрес.

— А может, обойдемся без крови? Припугну, повою ночью под окнами, мышкой серенькой пищащей подкрадусь под ноги, а?

— Не выйдет.

— Это почему?

— Она весьма сильный некромант. Как оказалось. А ведь так умело притворялась тихой домохозяйкой… Так что твои штучки она раскусит мигом и найдет способ оградить себя от них. И кроме того, счет идет на дни. Она пустила по моим следам тройку перевертышей из Обреченного мира, месторасположение которого не известно никому, как и истинный облик его обитателей. Они обладают способностью принимать любое обличье и предстают перед нанимателем в виде простого землянина-обывателя. Перевертыш может оказаться кем угодно: водителем автобуса, миловидной продавщицей мороженого в киоске на углу твоего дома… Только смерть может остановить их. Или ее. Но лишь ее смерть даст гарантию, что завтра по моему следу не пойдет следующая тройка убийц из Обреченного мира. Так что, как ты сам понимаешь, особого выбора у меня нет.

— Вай-вай-вай! Какая милая семейка… — Тоже мне, Фрейд отыскался!

— Когда примешься за дело? Сам понимаешь, для меня чем скорее — тем лучше.

— Я не могу, — признался джинн, тяжело вздохнув.

— Почему? — потрясенно опустившись на пыльную траву, спросил я.

— Я крови боюсь.

— Но ты же убийца?

— Нет.

— Не шути. За семь тысяч лет ты должен был ухлопать, в смысле завалить, или закиллерить, как ныне говорят, массу народа.

— Я никогда в своей жизни никого не убивал и убивать не буду. Я натура утонченная, ценитель поэзии и музыки, мыслитель.

— Да на кой черт мне сдался мыслитель?! — В негодовании я схватил кувшин и принялся трясти его.

— Перестань! — взмолился джинн. — Меня укачивает…

— Но как? Почему?

— Потому что трясешь.

— Почему не убивал?

Ответ оказался очень прост. Джинн просидел последнюю пару-тройку тысячелетий в сосуде безвылазно. Потеряли его, такое бывает… Потом какой-то археолог откопал-таки его кувшин, использовал законное право на одно желание, которое оказалось логичным в тридцатилетнем возрасте после полугода одиночной экспедиции, и продал за ненадобностью, поимев на сделке приличный навар. Придав сосуду товарный вид, его выставили на продажу. А тут как раз подвернулся я. «Везение», одним словом.

Дослушав рассказ джинна до конца, я заткнул кувшин пробкой, отыскавшейся среди пожухлой травы, куда она закатилась после показушного появления эфемерного духа, скроенного из клубов ультрамаринового дыма, и, сунув бракованный товар в карман, направился требовать справедливости.

Пухлого продавца на месте не оказалось, зато вежливый администратор внимательно выслушал меня, изучил сосуд с джинном и со вздохом сообщил:

— К сожалению, мы не можем принять вскрытый кувшин. Однако вы можете самостоятельно попытаться перепродать право на желание. Или сдать на реализацию. Определенную сумму, процентов девяносто, вы на этом, конечно, потеряете…

— Как это вы не возьмете назад?! Ведь вы продали бракованную вещь?

— Отнюдь. Вещь вполне пригодна к употреблению. Джинн ведь не отказывается выполнить ваше желание совсем? Загадайте другое, и он его выполнит.

— Мне не нужно другое!

— Купите другого джинна.

— Я потратил все деньги.

— Ну если так, то ничем не могу помочь… Эй, охрана! Проводите этого господина до дверей и проследите, чтобы он впредь не появлялся в этих стенах без денег. До свидания!

Меня аккуратно вынесли вон и, сунув сосуд с бесполезным джинном мне в карман, помахали ручкой. А один наиболее рьяный охранник и ножкой, если судить по отпечатку подошвы сорок шестого размера несколько ниже моей спины.

В полнейшем отчаянии бредя по городу, совершенно не различая дороги перед собой, я едва не угодил под проезжавший автомобиль. Водитель высунулся в окно и сообщил мне всю мою родословную. Излишне критично, но насчет тети он был совершенно прав.

И тогда я решил с горя напиться. Это удалось мне в полной мере, судя по тому, что я не знаю, где, собственно, нахожусь и как меня сюда занесло.

Попытаемся сориентироваться на местности.

— Ваур! — Крылатый с золотистыми искорками в оранжевых глазах демон выскочил из ближайших кустов и бросился ко мне, радостно скаля пятисантиметровые клыки.

— А ты как здесь оказался? — спросил я его, морщась от каждого звука.

— Ваур? — Демон вопросительно заглянул мне в глаза.

Это единственное, что он мог сказать, ведь он маленький — для демона с Ваурии, разумеется, — ему минуло всего двадцать пять годков. Вот лет через… никто не знает сколько, в период полового созревания, его словарь обогатится еще одним словом: «фрук». Всего одним, но уж по частоте его произношения… А всего одним, потому что он самец, самки же более развиты в этом плане, они осваивают два слова-эквиваленты наших «да» и «нет», которыми и отвечают на предложение самца заняться этим самым «фрук». Но пока гормоны дремлют, он вполне обходится одним словом. Что в полной мере позволяет ему безнаказанно шалить. Дети…

Погладив роговой нарост у него на лбу, я поинтересовался:

— Где мы? — Он, глядя на меня умными не по-детски глазами, покачал головой. — Ну да ладно… Пошли. Куда-нибудь да выйдем. — Но когда миновал почти час ходьбы, пускай и не очень спешной, а мы все шли по тому же саду, только груши сменились какими-то низкорослыми деревцами, увитыми малинового цвета лианами, а затем нормальными яблонями с темно-красными плодами, я забеспокоился.

— Где мы, черт побери?! И что это за ботанический сад?

В ответ лишь шелест ветра в кронах да щебет пестрых птиц, снующих в листве.

Прошел еще час, и мною овладело недоумение. Где на матушке Земле найдется такое место, чтобы на протяжении двух часов над головой не пролетело ни одного самолета, да и… ого! Надо мной чистое изумрудное небо с белыми барашками облаков, и все. Куда подевались орбитальные космопорты, где они? Их видно с любой точки нашей маленькой и в последнее время как-то уж очень голубой планеты. Предположить, что они исчезли за одну ночь, можно, но это предположение совершенно абстрактно, поскольку не может иметь под собой реальной почвы. Единственным объяснением происшедшему может быть то, что это не они исчезли, а я. Но каким образом?

— Тихон, ущипни меня. Я, кажется, еще сплю. — Демон радостно взвизгнул и выполнил просьбу, подойдя к этому делу слишком уж старательно.

— Ай! — Потирая место укуса, я погрозил ему пальцем. — Больно же…

Значит, я не сплю и это не Земля. Действительно потрясаюшая новость.

Я мало что помню из вчерашнего, но пробраться зайцем на космический челнок? Это из области приключенческой фантастики. И все же я не на Земле. Хотя оставшихся у меня денег не хватило бы даже на билет до марсианской колонии секты Пустынников, не говоря уже о том, что там сплошные камни и пыль, без скафандра из купола не высунешься. Про кислородные миры можно и не вспоминать — до ближайшего из них полтора месяца полета, и это не учитывая задержек с предоставлением входа в стационарные ворота портала. Остается вариант с прохождением в наземный портал, но… пьяного «зайца» не пропустит охрана.

— Тихон, ты почему меня не остановил?! Видел же, что я пьян.

Демон обиженно оскалил зубы и лег на землю, повернувшись ко мне хвостом и накрыв голову крыльями.

— И что теперь делать?

Опустившись на землю и приняв позу мыслителя, как ее себе представлял Опост Роден, я задумался над своей жизнью: «Может, это и хорошо, что я убежал, сюда-то перевертыши нескоро доберутся… Знать бы еще, куда это — сюда?»

— Тихон, извини.

Он повернул голову и смерил меня холодным взглядом.

— Ну пожалуйста!

— Ваур?

— Правда, больше не буду. Мир?

Демон взвизгнул и лизнул меня в нос, показывая, что прощение дано. Достав из кармана кувшин, я потер его и поставил на землю. Тихон лег рядом и тоже выжидающе уставился на серебряный сосуд.

Прошло несколько минут, но джинн и не думал показываться.

— Эй, джинн! — Я настойчиво постучал в выпуклый бок сосуда.

Пробка немного приподнялась, из-под нее выглянуло крохотное ультрамариновое личико.

— Чего тебе?

— Скажи мне, где мы?

— Не-а… — скривился он, некультурно ковыряя обкусанным ногтем в носу. А еще мыслитель!

— Я приказываю! — прикрикнул я. И схватился за голову, в которой словно вакуумная бомба разорвалась.

— Чего?

— У меня есть право на желание, так что я желаю знать, где нахожусь.

— Желай себе на здоровье…

Шокированный подобной наглостью, я чуть не потерял дар речи.

— А… а как же желание?

— Ты использовал право на него.

— Когда? — Нехорошие предчувствия появились в моей душе.

— Вчера.

Джинн неодобрительно посмотрел на меня и начал исчезать в кувшине.

— Постой!

— Вай, какой настырный…

— Скажи, пожалуйста, что я пожелал?

— Пожелал оказаться там, где тебя не достанет своими руками тетка с хищным именем.

— И?

— Я выполнил твое пожелание. А теперь оставь меня наконец-то в покое, я хочу отдохнуть.

— Не уходи, — взмолился я. — Скажи, где мы?

— Понятия не имею.

— Ты что, — медленно закипая, я протянул руки к кувшину, — закинул нас, и сам не знаешь куда?

— А как иначе я мог гарантировать, что никто не узнает, где ты?

— И что мне теперь делать?

— Наслаждайся жизнью. — Джинн нырнул в сосуд и втянул за собой пробку.

 

ГЛАВА 2

Вежливое и безальтернативное приглашение

Сидел я довольно долго… н-да… звучит словно исповедь зэка, но тем не менее… просидел я на земле довольно долго, пытаясь собрать вместе разбегающиеся, словно попавшие на свет тараканы, мысли. Где я? Что мне делать? Как выжить в этом мире, о котором я, возможно, даже никогда не слышал? Да и только ли я? Может, это небо над головой, это яркое солнце, все это затеряно в таких глубинах космоса, куда человечество доберется еще не скоро, если вообще доберется…

Захотелось взвыть от отчаяния… Тоскливо и протяжно. Как страдающий от кариеса волк на луну, похожую на отблеск зеркальца стоматолога. Это с одной стороны. Но с другой стороны, это, может статься, и есть тот самый шанс на спасение, который судьба хранит для всех обреченных? А имея на хвосте перевертышей и в кармане шиш, не стоит причислять себя к иной категории людей. Уж мне-то это прекрасно известно. На пятом курсе академии космической разведки и освоения новых территорий имени Белки и Стрелки, где я постигал азы превентивной магии, мне довелось непосредственно столкнуться с их возможностями. На практическое занятие по теме: «Зашита экипажа в открытом космосе от проникшего на борт враждебного существа, наделенного магическими способностями» какой-то умник выделил обитателя Обреченного мира. Даже при том условии, что перед занятием его изрядно выпотрошили в магическом плане, лишив возможности применять некромантию и оставив лишь способность принимать облики, всем нам пришлось изрядно попотеть. Наша тройка обезвредила его лишь после того, как перевертыш сократил команду вполовину. Случись это в реальной обстановке, корабль можно было бы считать потерянным. Остальным семи тройкам повезло еще меньше. Да и как отловить перевертыша, если облик любого увиденного существа он принимает за считанные секунды. А вот свой настоящий облик они посторонним взорам не являют. Даже после гибели перевертыш мгновенно рассыпается пылью, в которой сверкает кристалл, черный, как душа этого существа из Обреченного мира. Приняв облик, перевертыш перенимает манеру двигаться, говорить и даже мыслить. Попробуй распознай: кто есть кто? Тем более что прототипа к этому времени уже обычно нет в живых. А владеющему некромантией существу нетрудно избавиться от тела при помощи заклинания «Поцелуй вечности».

Некроманты вообще-то весьма ограничены в использовании магии — такова специфика работы с мертвой материей, — но способность воскрешать и мгновенно уничтожать мертвых вместе с умением обращаться в любое существо — это почти беспроигрышная комбинация. И только если каким-то чудом тебе повезет и ты сумеешь-таки разгадать перевертыша и изолировать его, есть шанс установить истину, проведя серию психологических тестов или анализ крови. Но чудеса — явление чрезвычайно редкое и массам недоступное… В результате провальных испытаний перевертыш отправился в неведомые дали, уступив место менее опасным для морального духа курсантов тренажерам.

С той поры я кое-чему научился, но и перевертыш, идущий по моему следу, не один, их трое и они полностью боеспособны.

В такой ситуации впору подыскивать место для урны с прахом…

— Так что, может быть, все обернулось к лучшему? — сам у себя спросил я.

— Ваур! — то ли подтвердил, то ли опроверг мое предположение Тихон, пристраиваясь с поднятой ногой у ближайшего дерева.

Из кувшина раздалось сопение и показалась голова джинна.

— Еще не ушел? — поинтересовался он.

— Тебе-то какое до этого дело? — огрызнулся я.

— Да так…

— Вот и сидел бы в своей бутылке. — Тихон оскалил пасть и тихо рыкнул.

Джинн заметно побледнел, то есть стал из ультрамаринового клока тумана серо-голубым.

— Я тут подумал… — тем не менее начал он.

— И что?

— Можно бы парочку небольших желаний… в счет, так сказать, личных симпатий…

— Каких желаний?

— Маленьких… — ответил джинн, но, взглянув на Тихона, закашлялся и поправился: — Можно не очень маленьких.

— Да? — с подозрением спросил я.

— Да.

— С чего бы это? — Мои подозрения начали крепнуть. — Не за красивые же глазки?

— Просьба у меня будет… малюсенькая.

— Ага… и какая?

— Не бросай меня здесь. Донеси до любого селения.

— А сам не можешь?

— Мог бы — не просил бы.

— Понятно.

— Так как? — Джинн заискивающе заглянул мне в глаза.

— Не знаю… — ответил я, пожав плечами. — Подумать надо…

Думать я не собирался — кто же откажется от столь выгодного предложения? — но вот заставить эфемерного духа попотеть — это другое дело. Тем более что я все-таки весьма зол на него. Пускай прочувствует важность моей помощи.

— Ладно. Договорились. — Джинн радостно заулыбался:

— Я знал, что мы сможем договориться как разумные люди.

— Люди? — С иронией окинув взглядом его слепленное из дыма тело, я пожал плечами. — Впрочем, меня сейчас интересует иное.

— И что же? — полюбопытствовал джинн.

— В первую очередь холодное пиво. Или рассол.

— А во вторую?

— Есть ли здесь разумная жизнь?

— Могу узнать.

— Может, тогда лучше начнем с пива?

— Если есть разумная жизнь, то найдется и пиво, — резонно заметил раб сосуда.

— Полностью с тобой согласен в этом вопросе. Так что давай разведай насчет жизни. Будь так любезен…

— Это желание? — уточнил джинн.

— Нет, — разочаровал его я, — это добровольная помощь.

— С какой стати…

— А с такой, что если мы попали в мир, где нет разумной жизни, с которой мы биологически совместимы, то можешь забыть о моем обещании.

— Ты хочешь обмануть меня?!

— Нет. — Я хладнокровно проследил за метаморфозой джинна в пятиметрового гипернакачанного гиганта и обратно, в приемлемого для общения человекообразного карлика. — Просто своими силами убраться с планеты я не смогу, а если к тому же здесь нет разумной жизни, то нет и селений. И куда мне прикажешь нести тебя?

— Ну… ты прав.

— Разумеется, — великодушно согласился я.

— Но…

— Лети уже, а то я с голода помру.

— А… — Джинн махнул рукой и со скоростью ракеты класса «земля—космос» умчался в заоблачные дали, лишь белесый дымок отметил траекторию его движения.

— Bay… p! — удивленно сказал Тихон, почесав себе задней лапой впадинку между крыльями.

— Подождем.

Демон, не возражая, шмыгнул за выскочившей из-за дерева зверушкой. Последняя взмахнула длинными ушами и бросилась бежать, не собираясь выяснять намерения мчащегося на нее демона. Что-что, а пасть у Тихона способна напугать кого угодно. Не зря же демоны его вида не допускаются в пределы большинства планет Земного содружества, поскольку они недостаточно разумны, чтобы контролировать себя в переменчивой обстановке, и достаточно свободолюбивы, чтобы не дать надеть на себя намордник и посадить на цепь. Так что Тихон своего рода уникум.

Откинувшись на траву, я заложил руки за голову и принялся дожидаться возвращения джинна.

По небу плывут большие, пушистые и нереально белые облака. Вон замер на небе какой-то птах, раскинув крылья а многие километры, а вот оскалившийся зверь, только почему-то трехглазый, причем средний глаз в два раза больше остальных. А вот летит дракон, мощными взмахами крыльев бросая свое черное тело вверх и вперед. Его чешуя блестит и переливается на свету…

— Дракон?!

На мой крик примчался Тихон, скаля пасть и сердито рыча — горе тому, кто попытается причинить вред его другу. Осмотревшись, он понял, что непосредственная опасность мне не угрожает, а внимание мое привлекла трепыхающаяся в небе рептилия… или не рептилия. Запрокинув голову, демон внимательно осмотрел летящего дракона и, не найдя объяснения поднятому мною шуму, озабоченно поинтересовался:

— Ваур?

— Дракон, — ответил я, не в силах оторвать взгляд от этого величественного животного. Может быть, я первый человек, которому довелось увидеть живую легенду. Считается, что они никогда и не существовали нигде — только как в богатом воображении людей. Всякие птеродактили и птеранодоны не в счет…

Тихона это мало впечатлило, и он принялся гоняться за собственным хвостом.

Дракон скрылся из поля зрения за облаками, а я все не мог вернуться на землю, так сильно меня захватило увиденное.

Нет, ну кто б мог подумать — драконы существуют!

Вот бы приручить такого! Ведь если легенды не врут, а они утверждают, что драконы неподвластны магии, то мне тогда можно возвращаться домой — никакие перевертыши мне не будут страшны. Да я с такой поддержкой… Увы и ах! Мечты, мечты. Удачей будет уже просто выжить в этом мире, а мечтать о возвращении, да еще и триумфальном — это уже слишком.

Что-то со свистом пролетело сквозь крону дерева и со звоном врезалось в серебряный сосуд, сбив его с кочки.

Тихон перекувыркнулся через голову и встал в боевую стойку: крылья топорщатся, хвост трубой, пасть оскалена.

Я тоже сложил пальцы правой руки в пучок и приготовился в случае необходимости метнуть карманную молнию. Правда, с моими силами «стрелой Перуна» только мух жечь, но все же…

Обитель джинна зашаталась и поднялась на манер ваньки-встаньки. Из нее в клубах дыма показалась голова хозяина.

— С возращением.

— Не успел затормозить, — пояснил свое шумное появление джинн.

— С кем не бывает, — успокоил его я.

— Ваур, — добавил Тихон и вернулся к игре с собственным хвостом, в погоне за которым он принялся нарезать круги по близлежащим кустарникам.

Джинн протер закоптившуюся лысину и присел на горлышко кувшина.

— Чем порадуешь? — спросил я, сразу перейдя к делу.

— Поселения здесь есть. Так что прежняя договоренность остается в силе.

— Большие?

— Кто? Желания? Так мы вроде на не очень…

— Поселения.

— Ах, это… Не знаю.

— Что значит, ты не знаешь? Ты их видел?

— Разумеется. Иначе как бы я узнал, что они есть?

— Увидеть — ты их увидел, а сказать, большие ли они, не можешь?

— Да как такое рассмотришь!? Посуди сам: скорость огромная, расстояние тоже, ну что здесь можно разобрать?

— И кто в городах живет, ты тоже, конечно, не узнал?

— Шутишь? Зато здесь драконы есть.

— Знаю.

Джинн удивленно посмотрел на меня.

— Пролетал один, — пояснил я.

— Я тоже одного видел. Нечаянно столкнулся с ним, а он огнем как дыхнет… До сих пор голова раскаленная.

— Может, ты по встречной полосе полетел? А то знаешь как бывает: у них движение левостороннее, а ты думаешь, что правостороннее, вот в результате и столкновение.

— Предупреждать надо, — проворчал джинн, потирая лоб.

— А он и предупредил.

— Это как?

— Мог сожрать, а всего-то дыхнул огоньком.

— Ну, предположим, сожрать меня он не сожрал бы, поскольку нечего — эфемерный дух я… — С треском и топотом сквозь кусты проломился Тихон. Он перепрыгнул через джинна и положил на мои колени свою тяжелую башку, явив моему вниманию зажатый в пасти предмет.

— Что это? — поинтересовался я, пытаясь разжать зубы разыгравшегося демона и рассмотреть наконец его находку.

С горем пополам мне это удалось, и в моих руках оказался небольшой кусочек белой ткани, расшитый зелеными и черными узорами, складывающимися в контурное изображение вставшего на дыбы единорога.

Занятная вещица.

— Тихон, иди ко мне, — окликнул я демона, переключившегося на рытье земли в попытке поймать какого-то жучка. — Где ты это нашел?

— Ваур?

— Отведи туда, — попросил я.

— Меня не забудьте, — напомнил о себе джинн и исчез в сосуде, не забыв закрыть за собой пробку.

Я сунул сосуд в карман и встал на ноги, но никуда идти не пришлось.

Со всех сторон затрещали кусты, и поляну окружили воины в блестящих доспехах и с мечами наголо.

Тихон примостился у моей правой ноги и, расправив крылья, грозно рыкнул, предупреждая о наказуемости дальнейшего приближения.

Воины не выказали страха, но все же замерли, прикрывшись щитами и выставив мечи вперед и чуть-чуть в сторону. Не угрожая, но предупреждая.

Какое-то Средневековье.

И что мне делать?

— Здравствуйте, — не найдя ничего более подходящего моменту, сказал я.

В ответ тишина.

Может, они по-русски не понимают? Дикие все же… Или все как один глухие?

Из-за спин воинов вышел некто в богатых доспехах, с гербом на небольшом щите и с опушенным забралом украшенного перьями шлема.

— Кто вы? — Его голос, словно раздавшийся из бочки, показался мне скорее заинтересованным, нежели разгневанным.

— Человек.

— А и то правда, — рассмеялся вопрошавший. — Я имперский князь Торригон Багрон. Страж меча, трона и Великой короны империи Евро.

— Очень приятно. Меня зовут Иван Кошкин. Капитан-магистр космической разведки Славянского Содружества и наследный Хранитель звездного портала № 27-3/МА.

Уточнять тот факт, что на данный момент должность хранителя скорее всего уже занимает моя тетушка как единственный здравствующий представитель семейства Кошкиных, я не стал. К чему посвящать посторонних в семейные неурядицы? А если я все же еще формально числюсь в рядах случайно живых, то данное досадное недоразумение (с моей точки зрения все как раз наоборот: то, что я все еще жив, — чудо) будет устранено в самые кратчайшие сроки. Организуют фиктивные похороны: в гроб — голема-двойника, венки от всех Хранителей порталов Содружества, скупая слеза и дрожь в тетином голосе, скорбно возвещающем миру о вынужденном решении взвалить на свои хрупкие плечи всю тяжесть работы хранителя, и всепоглощающее пламя печи, очищающее бессмертную душу от бренных останков. Это то, что у всех на виду, а в душе терзание: куда подевался этот чертов племянничек? А также новые и новые перевертыши, пускаемые по следу с приказом: найти и уничтожить.

Если князь и удивился услышанному, то ничем себя не выдал. Он отстегнул забрало, явив моему взору гладко выбритый квадратный подбородок, и, сняв шлем, примостил его на гарду меча.

— Этот зверь ваш? — Кивок в сторону Тихона.

— Да.

— Как бы это лучше сказать… — замялся князь Торригон.

— Вы об этом? — демонстрируя слегка влажный от слюны демона платок, спросил я.

— Да.

— Я хотел бы принести свои извинения в связи с выходкой моего подопечного…

— В таком случае прошу следовать за мной, дабы лично засвидетельствовать принцессе свое почтение.

— Так это ее платок?

— Да. Во время прогулки она обронила его на землю, а ваш мутант схватил его и убежал.

— Надеюсь, Тихон не напугал ее.

— Принцессу Викторинию напугать непросто.

Воины, выстроившись в каре, сопроводили нас почетным эскортом (хочется верить, что именно в этом качестве, а не в роли конвоиров) к остановившемуся на привал каравану.

Окованные медными пластинами тяжелые фургоны, в которые впряжены винторогие буйволы, окружают кольцом десяток палаток. Среди них особо выделяется одна — принцессина. Белый остроконечный шатер с вышитыми по бокам единорогами, развевающийся над ним штандарт и две златовласые валькирии, похожие, словно сестры, замершие у откинутого полога. Раньше мне не доводилось встречаться с этими легендарными девами-воительницами из скандинавских легенд, но однажды я видел их на картине одного древнего художника и теперь ни минуты не сомневался — это они, даже если сами об этом и не подозревают.

— Может, мутанта оставим здесь? — предложил князь.

— Хорошо, — согласился я. — Тихон, сиди здесь. Понял? — Демон посмотрел на меня хитрыми оранжевыми глазами и согласно кивнул, не преминув, однако, обиженно поинтересоваться:

— Ваур?

Оставив его вопрос без ответа, мы приблизились к валькириям.

Мой сопровождающий передал свой шлем одному из воинов, а меч вложил в ножны:

— Спросите госпожу, сможет ли она принять путника, пожелавшего выразить ей свое почтение.

Одна из валькирий стрельнула в меня цепким оценивающим взглядом и нырнула в шатер, откуда раздался ее хрипловатый голос, интересующийся у своей повелительницы, какие будут распоряжения в связи с возникшими в моем лице обстоятельствами.

Оставшаяся на посту охранница замерла, не опуская скрещенные на груди клинки. Ее длинные, цвета червленого золота волосы пышной гривой обрамляли смуглое лицо, пылая в лучах заходящего солнца, словно частица того огня, который был украден мятежным Прометеем у сквалыжных богов. Широкая замшевая маска леопардовой раскраски закрывает верхнюю часть лица, оставляя открытыми губы и подбородок, в прорези сверкают огромные зеленые глаза. Сочетающиеся в равной степени полоски металла и кожи ажурно закрывают наиболее уязвимые точки на молодом красивом теле. Стальные наплечники в виде сложенных за спиной небольших крыльев, леопардовая накидка, прикрывающая спину и плечи. Изящный кованый нагрудник, скорее служащий для придания формы груди (в чем она, на мой взгляд, не нуждается), чем для иной цели. Тем не менее свою функцию он выполняет, защищая сердце и другие внутренние органы. Узкий передник, обшитый медными бляхами, с закрепленными на поясе ножнами. Высокие кожаные сапожки, перехваченные у колен стальными обручами, за которые засунуты небольшие метательные ножи. И все. Все остальные части прекрасного молодого тела обнажены и представлены пред алчущие мужские очи.

Но что странно — воины, не занятые несением караульной службы, слоняясь по лагерю, задевают закутанных в ткань с головы до ног служанок, норовя поцеловать или потискать, а на валькирий даже не смотрят. Я, конечно, понимаю: работа и все такое, но поглазеть-то можно, тем более есть на что.

Сдается мне, они их просто боятся. А почему? Такие миленькие девчата…

Наконец вернулась вторая валькирия.

— Принцесса Викториния Нарвалская просит желанного гостя пройти в ее скромную временную обитель, — сообщила она. — Вас, имперский князь Торригон Багрон, тоже.

Я вошел и онемел.

Кадык подпрыгнул вверх, а челюсть, наоборот, со скрипом отвисла.

 

ГЛАВА 3

Аудиенция у принцессы

Не скажу, что я раньше не видел принцесс… Я их действительно вживую никогда не видел. А в таком виде лицезреть даже и не мечтал.

Теперь вопрос о желанном госте как-то проясняется…

Пол шатра был покрыт толстым слоем шкур, отчего ноги по самую щиколотку утопали в густом и мягком мехе и возникало желание сбросить обувь. Но поскольку князь Торригон преспокойно шагнул внутрь своими пыльными сапогами, нимало не смущаясь, то мне в моих почти чистых туфлях тоже можно.

Всю обстановку шатра составляли три предмета, зато такие роскошные, что возникшая у меня мысль о спартанском образе жизни принцессы мгновенно отступила, хотя здесь было только самое необходимое: кровать, столик и ванна. Походное ложе широкое, с резными единорогами, скрестившими свои орудия выяснения отношений в ритуальном поединке за самку, которая, свернувшись калачиком, лежит у их ног, служа одновременно обещанием награды сильнейшему из претендентов и подушкой принцессе. На шелковом покрывале лежит шелковый халат с неизменными единорогами — по всей видимости, символом принадлежности к королевской, то бишь императорской, крови. У изголовья кровати пристроился столик — этакое воздушное сооружение, которого боязно коснуться рукой — очень оно эфемерно. Тончайшие золотые паутинки, замысловато сплетаясь, образуют основание, в котором благородно мерцают голубые сапфиры. Отблески на них играют на румяных боках отборных яблок и на отполированном до блеска лезвии кухонного ножа, более походящего на стилет своим узким и длинным лезвием, с одинаковой легкостью способным рассекать мякоть фрукта и входить между ребер.

Сместив взгляд правее, я обозревал последнюю деталь обстановки шатра и его хозяйку.

Полуметровой высоты бадья, на мой взгляд изготовленная из золота, наполнена пеной, из воздушных айсбергов которой выглядывает раскрасневшееся девичье личико. На нем застыло выражение сладостной неги.

При нашем появлении пелена, застившая взор принцессы, немного прояснилась. В ее карих глазах сверкнули искорки любопытства.

Смуглая служанка, одетая в один лишь короткий шелковый передник, зачерпнула из серебряной шкатулки немного зеленоватой субстанции и принялась старательно, миллиметр за миллиметром втирать ее в белоснежные волосы принцессы. Князь Торригон коснулся правой рукой доспехов в районе сердца и, почтительно склонив голову, провозгласил:

— Принцесса Викториния Нарвалская!

Вышеназванная особа слегка улыбнулась полными губами и величественно взмахнула длинными ресницами.

— Почту за честь засвидетельствовать вашему императорскому высочеству свое почтение, — куртуазно поклонился я, выдав самое, по моему мнению, подходящее к данному случаю приветствие, почерпнутое из прочитанной исторической литературы.

— И кто же этот воспитанный юноша? — поинтересовалась принцесса Нарвалская, одарив меня улыбкой.

Князь замялся, видимо запамятовав, как меня зовут.

— Меня зовут Иван Кошкин, ваше высочество, — представился я.

— Эван-н, — тягуче повторила принцесса. — Таинственное имя…

— В тех краях, где я родился, ваше высочество, это самое распространенное имя.

— А что вы делаете здесь?

— Но меня пригласил князь, в шатре я с вашего… — смутился я. Можно подумать, я напрашивался на аудиенцию.

— Я подразумевала Дикие пустоши.

— Ну… путешествую.

— Эван-н… — все так же тягуче повторила принцесса, томно оглаживая свою грудь, весьма условно просматривавшуюся сквозь пенный покров.

— Иван, — набравшись смелости, поправил я особу императорской крови.

— И-иван, — старательно выговаривая непривычное сочетание звуков, повторила Викториния. — Вы, видимо, из далеких краев, Иван?

— Да, ваше императорское высочество, из очень далеких.

— Ой, как интересно! — всплеснула руками принцесса, разбрызгав во все стороны капли воды и клочья пены. — Вы непременно должны поведать мне о своей родине. Я так люблю рассказы о далеких и таинственных странах. Это так завораживает… совершенно сказочные звери непроходимых джунглей юга, полудикие народы Идая, сокровища, ждущие смельчака в руинах Диких пустошей, и еще столько неизведанного… А вы, Иван, случайно, не из Идая?

— Нет, ваше высочество. Моя родина находится много дальше загадочного Идая. Много дальше…

— Правда?! — Принцесса подалась вперед, забыв, видимо, что находится в ванной.

Страж меча, трона и короны остался совершенно безучастен, с должным почтением внимая нашей беседе. Я же покраснел:

— Правда.

— Вы так хорошо говорите на нашем языке… Наверное, давно покинули родину?

— Нет, но по соседству с нами жил один ваш соотечественник, он и обучил меня языку, — чтобы не вдаваться в подробности, сказал я.

А ответ на этот вопрос кроется в одной небольшой психоматрице, заложенной в мой мозг при достижении совершеннолетия и признании меня законным наследником Хранителя звездного портала №27-3/МА. Эта психоматрица позволяет общаться с любым существом, чья мыслительная деятельность протекает посредством вербального ряда. В этом я не разбираюсь, помню кое-какие вытяжки из ознакомительного курса перед серией психологических воздействий. Мой мозг с помощью внедренной психоматрицы передает собеседнику непосредственно визуальный образ, который его мозг накладывает на незнакомые слова, создавая иллюзию обыкновенной беседы. В обратном направлении работает тот же принцип, с той лишь разницей, что я-то знаю об эффекте наложения. Умение находить общий язык с кем угодно — это одно из самых необходимых для хранителя умений. Иначе как бы мы могли поддерживать связь с множеством разноязычных рас известной части Вселенной и налаживать контакты с новооткрытыми мирами?

Ведь сколько конфликтов раньше возникало из-за недопонимания, сколько слез, сколько крови пролито из-за неправильно переведенного слова…

— Князь Торригон, соизвольте распорядиться, чтобы накрывали на стол. Иван разделит со мной мою трапезу, а после скрасит послеобеденный отдых интересным рассказом.

— Будет исполнено. — Князь поклонился и вышел из шатра, скрипя сочленениями доспехов.

Не успел полог опуститься за его широкой спиной, как внутрь бесшумно скользнула одна из валькирий и замерла позади меня. В качестве гаранта безопасности принцессы, надо полагать.

— Поведайте что-нибудь занимательное, — капризно потребовала дочь императора.

— Как будет угодно вашему высочеству. Я расскажу вам одну занимательную историю о любви и ненависти, о самоотверженной верности и расчетливом предательстве. Вы узнаете историю храброго паренька и его коня. И если повествование покажется вам, ваше императорское высочество, скучным, то в этом всецело моя вина как повествователя, сами же герои в этом неповинны.

— Вы так складно рассказываете, Иван, что о скуке не может быть и речи.

— Благодарю, ваше высочество. Вы так великодушны. — Улыбнувшись, я склонил голову в поклоне. — С вашего позволения я начну свое повествование. — И после царственного кивка я начал: — В одном поселении жил-был старик-вдовец. Было у него три сына. Старший — статный, рослый, видный из себя, еще и смекалкой наделен. Средний не так смышлен, но тоже своего не упустит. Младшенький — паренек простодушный, наивный, ко всему миру с раскрытой душой — рубаха-парень. И на вид неказист. Щупленький, конопатый, волосы словно солома во все стороны топорщатся, не уложишь. Жили дружно, старого батюшку почитали, младшему порой и тумака отвесят, ну так не со зла, а в целях педагогических, для воспитания. Было у них поле небольшое, пшеницу на нем выращивали да продавали в стольном граде. С этого и кормились. Но вот однажды…

Здесь я сделал паузу, но не для создания у слушательницы соответствующего моменту напряженного ожидания, а по причинам сугубо физиологическим.

Принцесса Викториния, закончив водные процедуры, встала в полный рост, чтобы позволить служанке омыть ее тело чистой водой, смыв пену.

Мои мысли против воли брызнули во все стороны, нить повествования запуталась.

Вода в ванне едва покрывала колени принцессы, замершей среди шатра наподобие античной Афродиты, рожденной из пены морской. Вот только статью принцесса удалась не в стройненькую дочь моря, а в спелую Венеру рубенсовского или скорее кустодиевского разлива.

Все-таки странно устроена мужская психология… На нудистском пляже среди массы ухоженных тел чувствуешь себя естественно, не испытывая смущения от вида обнаженной женской плоти, а тут всего одна, да к тому же не совсем в моем вкусе, а уши горят, словно у подростка, пойманного с занятыми руками во время просмотра виртуальных фильмов с грифом «До шестнадцати…».

Сглотнув слюну, чтобы смочить пересохшее горло, способное сиплым голосом выдать обуявшие меня чувства, я продолжил повествование, стараясь выглядеть безучастным:

— Кто-то начал поле их вытаптывать, спелую пшеницу валить, словно ради озорства. А без урожая старику с сыновьями — беда, с чего кормиться станут? Вот и решили они сторожить поле по ночам, чтобы, значит, изловить злоумышленника и заставить возместить убытки. Первым решил идти старший сын. Взял палицу пудовую, хлеба каравай и отправился в поле…

Закончив с омовением, принцесса позволила вытереть себя и умастить благовониями, после чего служанка набросила на ее плечи халат. Все это время Викториния с самым внимательным видом слушала мой рассказ, словно находиться обнаженной пред очами постороннего мужчины для нее привычно. Или мужчины неимперской крови для нее словно и не мужчины вовсе?

— … небо с вечера тучами заволокло, а к ночи и дождь пошел. Старший сын не стал мокнуть зазря, забрался в сарай, залез на стог сухого сена, с расстройства съел каравай, да и задремал…

Откинув полог, в шатер вошла дородная служанка, на каждом шагу покачивая пышными телесами, и начала проворно сервировать столик. Всего по паре: серебряных тарелок, высоких, круглобоких бокалов и ножей. Поклонившись, тетка, закутанная в плотный балахон, покинула временную обитель принцессы, уступив место следующей служанке — помоложе и потучнее, которая внесла пару маленьких раскладных стульев, обитых парчой с вышитыми на ней золотистыми единорогами.

— … проснулся старший сын от крика петушиного. Потянулся, зевнул, вышел из сарая, пробежался по грязи, ведерко водицы себе на голову вылил и ну ломиться в сени…

Сменив служанку, в шатер вошел, хотя со стороны мне показалось, что вкатился, маленький, непомерной ширины в талии мужик в белом колпаке на абсолютно лысой голове и поинтересовался, склонив голову пред принцессой:

— Когда изволите начать трапезу?

Принцесса вздохнула, показав, что ей тяжело прерывать мое повествование, но ничего не поделаешь — нужно, и, сделав знак расчесывавшей ей волосы служанке закругляться, обратилась ко мне:

— Дорогой Иван, мне так жаль прерывать сей занимательный рассказ, но его мы можем дослушать после того, как подкрепим наши тела пищей. — И повару: — Подавайте.

Служанка убрала гребешок и уложила волосы принцессы в ажурную сеточку, сияющую вкраплениями алмазов.

И тут я сделал очередной шаг в своем восхождении по карьерной лестнице на службе у монархов империи Евро. В два шага преодолев расстояние до ложа ее высочества и едва ли не затылком при этом чувствуя, как напряглась за моей спиной валькирия, готовясь пресечь любой умысел относительно ее повелительницы, я опустился на одно колено и подал принцессе руку, помогая встать с кровати. И пусть мои движения немного неуклюжи, в них нет придворной отрепетированной четкости и манерности, но… не это же главное!

— Благодарю, — улыбнулась принцесса Нарвалская, опустив свою ладонь мне на руку и опершись о нее.

Валькирия бесшумно отступила назад, сочтя мои действия не вызывающими опасения. Но бдительности не потеряла — она все так же собранна и готова к прыжку.

— Вы так любезны, — опустившись на стул и отпустив мою руку, промолвила Викториния. — Прошу, присаживайтесь.

Я сел на указанный стул. Последний жалобно скрипнул под тяжестью тела, но, против опасения, не рассыпался.

Повар, получив соответствующее разрешение, дважды хлопнул в ладоши.

Целая армия служанок выстроилась у входа в шатер, по первому зову распорядителя подавая требуемое блюдо, которое он собственноручно ставил на стол.

Глядя на разнообразие подаваемых яств, я понял причину, сформировавшую фигуру принцессы Нарвалской. Куда только церковь смотрит? Налицо явное пособничество нечестивому демону обжорства мамоне. Как помнится мне из школьного учебника истории, монархи средних веков, как, впрочем, и весь европейский люд, были очень набожными людьми. Крестились они ежеминутно, истязали плоть, укрепляя дух, мылись раз в месяц, а уж выйти на люди с непокрытой головой (не говоря о большем) — это был гарантированный шаг на собственное аутодафе.

Чувствуя себя не в своей тарелке, я тем не менее уступил зову страждущего желудка и, отрезав кусочек от ломтика мяса, поданного на листьях какого-то растения, положил его в рот. Вкусно. Многовато приправ на мой вкус, но довольно приятно. Вновь отведать этого мяса мне не довелось — «объедки» проворно выхватили из-под моей руки и унесли прочь, заменив следующим блюдом. Интересная традиция — убирать каждое попробованное блюдо. Личная служанка принцессы опустилась на колени подле столика, держа чашу для омовения рук во время трапезы. Мне такой привилегии не полагается. Перепачкал пальцы — облизывай.

Спустя полчаса я понял, что быть принцем мне не понравилось бы. Так питаться просто-таки невозможно. Под прицелом глаз и в мельтешении рук, производящих замену очередного блюда. Следуя примеру принцессы, я пригубил из бокала, наполненного мужичком в поварском колпаке. Вино. До похабности разбавленное водой и нагретое до температуры утренней чашечки кофе.

Спустя час, когда основные блюда убрали, сменив вазочкой фруктов и блюдом сладостей на десерт, вино начало казаться мне не таким уж и отвратительным. К нему просто нужно привыкнуть.

Сделав очередной глоток из неиссякаемого источника, я вспомнил о причине, приведшей меня в шатер, достал из кармана помятый, в разводах засохшей слюны Тихона платок и протянул его принцессе.

— Прошу извинить моего четвероногого друга, ваше высочество.

Императорская дочка сморщила носик, разглядывая лоскуток шелка, расшитый единорогами.

— Возьмите его себе как символ моей благосклонности, — предложила она. — Мой рыцарь.

Возразить я не смог, поскольку просто не успел.

Подчиняясь знаку принцессы, валькирия приняла из моих рук многострадальный платочек и резко повязала его вокруг моей шеи.

— Заду… — Выдохнув, я с удивлением понял, что дышать в состоянии, хотя и с трудом.

— Может, подушку подложить? — обеспокоенно поинтересовалась у меня служанка, несколько прямолинейно истолковав оборвавшуюся реплику.

— Благодарю! — ответил я, старательно отводя взгляд в сторону. Она так и не оделась после купания принцессы. Хорошо хоть держится за спиной госпожи, невидимая для посторонних взглядов, словно полуденная тень.

Принцесса улыбнулась и, не отрывая от меня озорного взгляда, коснулась язычком кромки бокала.

Как-то все происходящее запущено, я совершенно утратил контроль над разворачивающимися событиями. Чего она добивается? Едва ли просто заманивает в свои объятия… Во-первых, не такой уж я красавчик, чтобы женщины предо мной штабелями укладывались. А во-вторых, на роль фаворита (претендовать на большее с моим суконным рылом просто смешно) кандидатура не выбирается столь спонтанно. Впрочем, постель часто-густо для женщины не цель, а средство. И не только ради того, чтобы получить удовольствие… Мне остается только положиться на волю волн и надеяться, что они не занесут меня в омут. Не забывая при этом вертеть головой во все стороны, подыскивая площадку для маневра. Вспомнив тамплиеров, перефразируем их девиз: «Буду делать что сочту нужным, и будь что будет».

Покончив с трапезой, принцесса устало возлегла на ложе, опустив голову на пушистый бок единорога-подушки.

— Так чем же закончилась ваша история, мой далекий гость?

Следующие полтора часа я был занят тем, что пересказывал сюжет «Конька-Горбунка», правда, с немного измененным финалом. В моей версии этой истории Иван-дурак на самом деле оказался законным наследным царевичем-королевичем, которого усыновил старик-крестьянин, и звали его на самом деле Иван-царевич. А царь оказался узурпатором, самозванцем. Ну не хочу же я в самом деле, чтобы меня посчитали бунтарем, посягнувшим на незыблемую твердыню власти — императорский престол, корону и еще чего-то там, входящее в комплект. Вся власть от Бога! Не согласен?! На костер!!! Приговор обжалованию не подлежит. Коротко и действенно.

— Как трогательно! — блеснув капельками слез, произнесла императорская наследница, по достоинству оценив хеппи-энд моего повествования. — За познавательной беседой так приятно коротать время одиночества. Хотелось бы надеяться, что вы согласитесь сопровождать меня в пути, дабы дарить радость общения. Ведь вы не откажете мне в этой маленькой просьбе, мой рыцарь?

Радость общения? Интересно, что она под этим подразумевает?

— Я всецело в вашем распоряжении, ваше высочество. — Принцесса улыбнулась, величественно одарив меня жестом монаршего расположения:

— Мне это нравится.

— Вы так добры. — Я склонил голову в поклоне.

Она коснулась ее кончиками пальцев и, шелестя шелком, прошествовала к столику. Собственноручно наполняя бокалы, принцесса украдкой бросила в один из них довольно крупный кристаллик пронзительно голубого цвета. Слабо мерцая, он опустился на дно и моментально растворился.

«Видимо, у нее что-то с желудком, — сообразил я. — Бедняжка!»

Оставив вино на столике, принцесса вернулась на ложе и, откинувшись на подушку, томно потянулась.

— Пора готовиться к ночи, — сообщила она. — Агата!

— Чего пожелаете, принцесса? — все с тем же каменным выражением на красивом лице поинтересовалась валькирия-телохранитель.

— Что пророчат шептуны?

— Лепечут словно неразумные младенцы, как, впрочем, и всегда. Один обещает ясные звезды на небе, легкий ветер, неясную угрозу со всех сторон и явление Сокрушителя. Второй — опасность для ступившего на лунный след и богатство для того, кому улыбнется удача.

— Очередной Сокрушитель? И кто он на этот раз?

— То шептуну неведомо, он лишь видел, как Сокрушитель ступил со звезд на землю, отряхнул прах с колен и встал во весь рост…

— Ого! — Принцесса возбужденно хлопнула в ладоши. — Кто-то не иначе как с дерева головой о камень сверзился… — Но тут же, напуская на себя утомленный вид, опустилась на подушку и сделала мне знак подойти. — Приблизьтесь ко мне, мой рыцарь Иван.

Я подошел к возлежавшей на ложе императорской наследнице и опустился на колено, ожидая ее дальнейших распоряжений.

— Может, выпьем вина? — предложила она, игриво стрельнув глазками.

— Как пожелаете, ваше высочество.

— Подайте мне вон тот кубок, — указала принцесса на бокал с простым вином. Без лекарства. Ошиблась.

— Почту за честь. — Вскочив на ноги, я загородил столик спиной и, ловко произведя подмену бокалов, подал ей тот, в котором она растворила лечебный кристалл.

Пригубив вина, Викториния благосклонно улыбнулась мне и с приказной ноткой в голосе поинтересовалась:

— А вы, Иван, почему не пьете?

— С вашего разрешения, — произнес я, делая глоток. Остывшее до комнатной температуры вино показалось мне значительно более приятным на вкус. Или это вкусовые рецепторы на языке подстроились под обилие пряных приправ?

После того как бокал принцессы опустел, я одним глотком осушил содержимое своего и, приняв из рук наследницы императорского трона пустую емкость, вернул ее на столик.

— Можете поцеловать меня, — повелело их императорское высочество.

Я едва не спросил: «Как?»

Пока мой мозг пытался хоть как-то упорядочить рой мыслей, гудевших в его извилинах, она протянула пухлую ручку.

Я коснулся ее дрожащими губами. Чувствуя, как стальное лезвие опасности проносится мимо.

Хорош бы я был, если бы вместо законопослушного касания царственных пальчиков облобызал ее губы. Может, за подобную наглость и не казнили бы — слишком велика вероятность того, что валькирия попросту рубанула бы мечом, и вся недолга. А я хорош гусь: вообразил себе невесть чего.

— Ступайте, мой рыцарь.

— Спокойной ночи, ваше высочество, и приятных снов!

Покинув шатер, я в растерянности замер. Что делать дальше? И куда подевался Тихон? Небось пробрался на кухню и набивает себе брюхо.

Стоявшая на страже валькирия, не убирая рук с гард мечей, повернула в мою сторону голову и, произнося слова слегка нараспев, сказала:

— Можете для ночлега этой ночью воспользоваться нашей палаткой.

— Вы очень любезны.

— Ночи нынче холодные, а вы без снаряжения, — пояснила она причину своего предложения.

— А как же вы?

— Два места, а спим мы по очереди.

— В таком случае я с благодарностью воспользуюсь вашим любезным предложением этой ночью.

— Без проблем.

— А на следующую подыщу себе что-ни…

— Об этом можете не беспокоиться, — перебила меня валькирия и указала на примостившуюся рядом с шатром принцессы скромную палатку, подобную тем, которые используются в моем мире любителями натурального отдыха. Из тех туристов, кто не делает себе поблажек во время вылазки на лоно природы, кто отвергает все блага цивилизации — будь то стационарная установка микроклимата или простые надувные матрасы с подогревом. Полуметровой высоты тряпичная пирамида шириной у основания метр и длиной — два. В ней особо не развалишься и в одиночку, а уж вдвоем… Видимо, валькирии не просто напускают на себя суровый вид — они и в самом деле привыкли к спартанскому образу жизни.

— А не подскажешь, где мой Тихон?

— Ты имеешь в виду того небольшого мутанта из Диких пустошей?

— Да, такого… с крыльями, — ответил я, про себя подумав, что если мой демон мал по сравнению с местными мутантами, то мне встречаться с ними не хочется.

— Он в загоне для животных.

— Где это?

Валькирия кивнула в нужном направлении головой.

— Я схожу за ним.

— До утра он никуда не денется.

— Просто я хочу проверить, все ли у него хорошо. — Воительница пожала плечами.

Осмотревшись, я направился к указанному телохранителем принцессы нагромождению фургонов, стараясь осторожно ставить ноги. Все же в большом скоплении коней и прочей живности есть свои недостатки. А ступить в них ногой в полумраке, лишь частично рассеиваемом холодным огнем звезд и бликами костров, весьма несложно.

— Как звать тебя? — обернувшись, спросил я.

— Ольга.

— А меня Иван.

Где-то недалеко завыл волк, тоскливо и с обидой на весь мир.

Странно, но кони и буйволы не проявили ни малейших признаков испуга. Ни один не заржал, не рванулся с поводка, стремясь умчаться подальше от опасности. Дикий мир.

Огибая один из костров, вокруг которого расположилось с десяток воинов и парочка женщин, я почтительно поздоровался. Они нестройно ответили, прервав свои дела, и проводили меня любопытными взглядами. Интересно, какие мысли роятся в их головах? Или они еще находятся на том этапе эволюции, когда мысли не роятся, а возникают по одной и со значительным интервалом? Возникла — и пропала. Коли успел ухватить, повезло, а нет, так жди следующую. Она обязательно будет. Когда-нибудь…

Я ступил под низкий полог загона для животных и задохнулся от сильного запаха. Глаза непроизвольно полезли на лоб. Сногсшибательная смесь натуральных ароматов — это вам не городской смог, к этому мы непривычны.

— Тихон! — негромко окликнул я своего демона, пытаясь рассмотреть внутреннюю обстановку загона.

— Ваур… — донеслось жалостливое скуление из самого дальнего угла, полностью погруженного во мрак.

— Иди ко мне.

— Вау-ур, — еще жалобнее отозвался Тихон.

— Сейчас. — Чувствуя, как во мне закипает злость, я вернулся к костру и позаимствовал горящую ветку, чтобы использовать в качестве факела. Все это проделал не говоря ни слова, но никто и не пытался мне препятствовать, просто наблюдали за каждым моим движением.

Загон представлял собой временное сооружение из составленных в форме прямоугольника фургонов. Вдоль правой стенки стояли в ряд единороги, лениво пережевывая свой овес. С противоположной стороны поставлены одна на другую клетки с курами и утками, чуть дальше — парочка короткорогих козочек и, наконец, в самом углу, в клетке сидел Тихон, жалобно поскуливая и толкаясь мордочкой в закрытую на засов дверцу.

— Сейчас, сейчас. — Держа затухающую ветку повыше, чтобы не устроить пожар, я пробрался к моему демону и, раздавив в кибернетической руке хлипкий замок, выпустил его на волю.

Тихон радостно взвизгнул, посеяв панику не только среди пернатых, но и среди парно— и непарнокопытных «сокамерников», и облизал меня длинным языком.

— У ноги! — приказал я ему и поспешно вышел из стойла. Почти затухшая ветка, прочертив сияющую дугу, упала в самый центр костра, подняв тучу искорок, увлеченных ввысь восходящим потоком горячего воздуха.

— Зачем ты его выпустил? — спросила Ольга.

Агата, к этому времени покинувшая шатер принцессы и занявшая место рядом с напарницей, лишь сверкнула в прорези маски голубыми глазами, в отблесках костра казавшимися черными, и не произнесла ни звука. Желание знакомиться пропало, тем более что мое имя она не раз слышала в шатре принцессы, я ее — тоже.

— Он мой друг, — присев на корточки и поглаживая Тихона у основания рога, пояснил я.

— Он мутант!

— Нечего подобного. Он просто не такой, как мы, но… он друг. Надежный.

— Смотри только, чтобы он не отходил от тебя ни на шаг, а лучше привяжи у входа в палатку — так спокойнее будет.

— Он и так будет вести себя спокойно.

— Как знаешь, — не стала настаивать валькирия. — Не разделишь с нами трапезу?

— Почту за честь.

Ольга убрала мечи в ножны и покинула свой караульный пост.

Спустя несколько минут, вдыхая аромат потрескивавшего на углях мяса и пряных специй, я с удивлением обнаружил, что успел проголодаться. Валькирия специальным ножом отсекла от куска мяса ломоть величиной с мою ладонь и положила на лист салата.

— Это тебе.

— Спасибо, — поблагодарил я ее. — А не найдется еще одного ножа, а то я…

Валькирия отстегнула ремешок повыше колена и, обнажив лезвие своего ножа, коснулась его губами, произнося что-то слышимое только ей и клинку.

— Возьми, — протянула его она. — Это дар.

Не знаю, как следует принимать дары в этом мире, но… по наитию, я принял подарок в руки, извлек нож из чехла и поцеловал его лезвие со словами: «Ему не придется ржаветь от бесчестья».

Сказанное мною едва ли совпало с ритуальными словами, положенными в соответствующей данному случаю обстановке, но они пришлись дарительнице по нраву. Она улыбнулась:

— Носи с честью.

Отделив от своего куска мяса большую часть, я подул на него, остужая, и дал Тихону. Он с довольным урчанием мигом расправился со своей долей и облизнулся.

— Вкусно? — спросил я его.

Демон кивнул, в восторге распрямив крылья. Валькирия отрезала еще ломоть и положила перед ним. Тихон вопросительно скосил на меня оранжевый глаз, спрашивая разрешения.

— Кушай. — Я похлопал его по загривку, показывая, что все хорошо.

Мигом сжевав угощение, Тихон приблизился к сидевшей на корточках девушке и лизнул ее в щеку, оставив влажный след.

— Это он так благодарит, — пояснил я, успокаивая разом напрягшуюся воительницу.

— Он у тебя слишком умный, — заметила она. — Для мутанта, конечно.

— Вауррр? — напрашиваясь на повторный комплимент, переспросил демон.

— Не зазнавайся, — одернул я его.

— Ва-ур, — пообещал Тихон.

Быстро съев свою порцию, Ольга сменила на посту Агату, позволив той подкрепить свои силы перед ночным дежурством. Именно ей предстояло стоять на страже первую половину ночи, потом они поменяются.

Сытый Тихон довольно вауркнул и, расположившись на указанном мною месте, засопел.

— Спокойного дежурства, — пожелала более общительная валькирия.

— Спокойного отдыха, — ответила Агата, скосив на меня взгляд, от которого мне стало не по себе.

Сняв с себя оружие и доспехи, валькирия осталась в одной короткой юбочке, скорее подчеркивающей, чем скрывающей крутые бедра. Задумчиво посмотрев на меня, словно взвешивая «за» и «против», она сняла и бархатную маску, открыв скрытую ранее от посторонних глаз часть лица. Мой пульс резко ускорился, а глаза предательски заблестели. Охранница прихватила с собой один из мечей и скользнула в палатку.

Намек понят: смотри, но не трогай.

Сняв пиджак, я повесил его на стойку палатки и полез следом.

— Спокойной ночи, — пожелала прелестная воительница.

— Спокойной ночи, — ответил я, закинув руки за голову во избежание недоразумений.

Спустя мгновение рядом раздалось равномерное сопение. Заснула? Как-то до обидного быстро…

 

ГЛАВА 4

Повышенный интерес к моей особе

Ночь в общем-то прошла спокойно, без каких-либо эксцессов, вот только заснуть мне удалось лишь под самое утро, изрядно к этому времени намаявшись от бессмысленного лежания с закрытыми глазами и попыток с разных точек зрения осмыслить некоторые эпизоды из переполненного событиями минувшего дня. Светало, когда мне удалось наконец-то соскользнуть за черту, отделяющую сон от яви.

И тут протрубили подъем. Ладно бы еще потихоньку «ту-ту-туу» на горне, как в добрые старые времена в воспитательно-оздоровительных лагерях. Перевернулся на другой бок — и сопи себе дальше, пока вожатый не вытянет за ногу из-под одеяла. Но не тут-то было! То ли тяга к музыке у этих военных развита сверх всякой меры, то ли инструменты девать некуда, но вместо одного горна раздался протяжный рев (ради справедливости должен признать — способный пробудить и мертвеца) десятка труб и забойный бой барабанов, количеством того не меньше.

— Доброе утро! — приветствовал я сам себя, поскольку в палатке больше никого не оказалось. И, кажется, догадываюсь почему… Валькирии, зная об утреннем концерте, поспешили убежать как можно дальше.

Проведя руками по голове в бесполезной попытке придать волосам видимость знакомства с расческой, я заправил рубашку, которая совершенно потеряла свой первоначальный вид, да и попахивать начала, и, откинув полог палатки, выбрался наружу.

Валькириям убежать от какофонии не удалось, поскольку обе обнаружились у входа в шатер принцессы. Принцессы… Как там ее? Вик.. Вика… Что-то похожее на Викторию. Помню что Нарвалская, как производное от названия морских зверушек, а вот имя… Ладно, ограничимся пока «вашим высочеством», а там разберемся.

— Привет, красавицы, — улыбнувшись валькириям, поздоровался я.

После того как я видел их лица без масок и после совместно проведенной ночи можно быть проще в общении. Без чрезмерного расшаркивания и церемониальной дистанции.

— Доброе утро, — ответила Ольга, стрельнув влажными глазами.

— Как спалось? — холодно поинтересовалась Агата.

— Спасибо, прекрасно. А что означает этот шум?

— Сигнал к подъему.

Можно подумать, я этого не знаю!

— И так каждый день? Или это концерт в мою честь?

— Мы в походе на неконтролируемой территории, — пояснила Ольга. — Завтракать будешь?

— Не откажусь.

Сверкая доспехами и подметая пыль полами широкого плаща, к шатру подошел имперский князь Торригон. Увидев посапывавшего у входа в палатку валькирий Тихона, он сбился с шага и гневно вопросил:

— Почему зверь не в клетке?

— Это я его выпустил, — сообщил я, напрягшись в предчувствии грандиозного нагоняя.

— При всем моем уважении, — чеканя слова, прогрохотал князь, — живым мутантам место на цепи.

— Ваур? — невинно помахивая хвостиком, поинтересовался Тихон, проснувшийся от направленного на него взгляда.

Эта способность наряду с быстрой реакцией и чутким слухом делает его незаменимым охранником. А еще его челюсти способны разжевать шлем, что держит в руках главный здешний военный начальник, за пару секунд. Причем независимо от того, будет ли он в данный момент надет.

— Верните его в клетку!

— Сожалею, но не могу. — Разведя руками, я продемонстрировал всю глубину своего сожаления в связи с невозможностью выполнения его просьбы. — Но мы с ним можем перебраться за пределы лагеря, чтобы не нарушать ваши правила.

— Это неприемлемо, — отрезал князь. — Постарайтесь, чтобы зверь неотлучно находился при вас. — Исчезая за пологом шатра, он обернулся и бросил: — Принцесса Викториния примет вас после завтрака.

— Буду с нетерпением ждать. — Викториния. А я-то голову ломал…

Мой демон потянулся, расправив крылья и прогнув спину, зевнул и вопросительно вауркнул. Зная его характер, можно догадаться, что его интересует вопрос питания.

— Чего он хочет? — спросила Агата.

— Как всегда… кушать.

— Вчерашнее мясо осталось. Подойдет?

— Вполне.

Ольга вложила меч в ножны и, отвязав от воткнутого в землю шеста кожаную сумку, извлекла из нее завернутый в листья ломоть мяса, изрядно уменьшившийся со вчерашнего дня благодаря нашим совместным стараниям.

— Кушай. — Положив угощение перед носом Тихона, она отступила на шаг, показывая, что не претендует на свою долю угощения, чем, несомненно, завоевала его горячую признательность. Наикратчайший путь от руки женщины к его сердцу пролегает вопреки аксиомам геометрии не по прямой, а весьма даже зигзагообразно — через желудок. Я невольно сглотнул и облизнулся. Демон счастливо вауркнул и в два счета расправился с мясом, лишь ребрышки захрустели на крепких зубах.

— Тихо! — предостерегающе подняла руку Агата, настороженно поводя головой из стороны в сторону. — Вы слышали?

— Да, — кивнула Ольга.

— Нет, — честно признался я. После той какофонии, которую с утра пораньше устроили ретивые барабанщики и трубачи, в ушах все еще стоял навязчивый звон.

— Ваур? — Тихон довольно облизал клыкастую пасть и демонстративно покосился на зажатый в руках валькирии мешок, намекая на то, что не стоит откладывать на обед то, что можно съесть прямо сейчас и здесь.

В этом вопросе мой организм был с ним согласен, напомнив о необходимости подкрепиться урчанием желудка.

— Вот, опять! — схватившись за меч, воскликнула Агата. Но тут же рассмеялась, сообразив, что именно послужило причиной ее беспокойства. — Видимо, не только зверь постоянно хочет есть…

— Ой, а у нас ничего больше нет, — выворачивая мешок наизнанку, расстроилась Ольга. — Только вот морковка.

— Это нечаянно… — смутился я. И добавил, резко сменив тему: — Здесь случайно ручейков поблизости нет?

— Есть. А тебе зачем?

— Умыться.

— Присядь, подожди немного, — засуетилась зеленоглазая валькирия. — Я сейчас раздобуду тебе мяса. А то завтрак только начали готовить…

— Не тревожься. Так как мне пройти к ручью?

— Вон за той рощицей течет река, — указала направление Агата.

— Но ты же хочешь есть… — теребя оранжевый пузатенький овощ за пожухлый хвост, блеснула увлажнившимися глазами Ольга.

— А ничего, морковку вот сгрызу, а там все вместе и позавтракаем, — сказал я, смущенный чрезмерной предупредительностью в отношении моей персоны, и развернулся, дабы направиться к зазору между фургонами, служившему входом в импровизированное укрепление походного бивака. — Мясо-то никуда от нас не денется, правда?

— Неправда, — едва слышно прошептала зеленоглазая валькирия. И голос ее дрогнул. Или мне только это показалось?

— Пусть привыкает, — нарочито грубо ответила ей подруга.

Я не стал выяснять, что они имеют в виду, лишь отложил возникшие вопросы в пыльные закрома памяти до благоприятного случая, когда можно будет исподволь прояснить их.

Тихон пристроился у правой ноги и поднырнул под мою раскрытую ладонь, требуя почесать растущий рог.

— Умничка… — сунув морковку в зубы, похвалил я демона.

При нашем приближении стражники напряглись, но на приветствие ответили и предложили эскорт.

— Места дикие, опасные, — пояснил седовласый копейщик. — Много злобного зверья и прочего таится в округе. Паразиты могут встретиться…

— Так я не один.

— Вауррр… — подтвердил свою готовность заменить по боевой мощи пару-тройку воинов Тихон, демонстрируя отвратительный прикус острых как иглы зубов.

Но пускай вас не вводит в заблуждение не закрывающаяся плотно пасть — если демон вцепится во что-нибудь, то не отпустит до тех пор, пока не перегрызет. Однажды из-за этого едва не случился большой скандал… Прогуливаясь по городскому парку, Тихон за какой-то одному ему известной надобностью просунул голову сквозь чугунную оградку. В это самое время эскорт правительственных машин, уткнувшись в перекрывающий дорогу пикет забастовщиков, решил миновать препятствие по окружной дороге. Роскошный лимузин, неповоротливый, как и все его излишне вычурные братья, чтобы развернуться, сдал назад, по недосмотру придавив бампером нос Тихона. Демон и ухватился за него зубами. Тогда-то он помоложе был, может, и кусал не со злости, а думая, что с ним играют. Водитель попытался тронуть машину вперед — ни в какую, скользит резина по мокрой траве. Поднялся переполох. Охрана высыпала. Все с трубками, орут один одному, силовыми щитами машут, подкрепление вызывают и даже окопы порывались рыть. Едва не ввели военное положение. Через пару минут Тихон, сплевывая металлическую стружку, прибежал ко мне. И мы пошли домой. Его даже по Первому общеславянскому каналу показывали. Но благодаря нависающей над забором кроне каштана изображение, переданное со спутника, оказалось совершенно неразличимым. Я-то сопоставил факты, но никому рассказывать не стал. А парк тот спустя неделю попал под внеплановую застройку и еще через пару дней превратился в нагромождение стройматериалов. Горы песка, кирпича и кособокая деревянная будка, сбитая из необструганных досок, с корявой надписью ядовито-желтой краской: «М/Ж. Вход по одному». Можно подумать, туда возможно втиснуться вдвоем! А строительство там и по сей день идет…

— Воля ваша, — не стал настаивать на предложенной помощи ветеран, уступая мне дорогу.

Вот и хорошо: мне только телохранителей во время утреннего моциона не хватало…

Наклонившись, я прошел под согнувшейся от тяжести краснобоких яблок веткой. Не устояв перед соблазном, сорвал спелый плод и вонзил в него зубы. Сочная мякоть брызжет на губы пенным соком. Не похожи они на дикорастущие плоды. Я, конечно, не великий агроном, но этот СЗД не похож на Дикие пустоши, как назвала эти места принцесса. Разве что полоска прибрежных зарослей, состоящая по большей части из низкорослых ив, печально полощущих свои кудри в проточной воде, немного неухоженна. А среди плодовых деревьев даже кустарник растет систематизирование

— Ваур? — поинтересовался Тихон. Демоны с Ваурии не отличаются водобоязнью, но предпочитают обходиться тем количеством влаги, которое помещается в миске.

— Обязательно, — ответил я, раздеваясь и пробуя воду мизинцем ноги. — Прохладная.

Оставив одежду под надзором развалившегося вверх брюхом Тихона, я набрал в легкие побольше воздуха и решительно ступил в воду.

— У-у-ух!

Под стук зубов, выбивающих чечетку, моя решительность стремительно рванулась прочь. Она растаяла в безоблачной вышине, оставив барахтаться враз посиневшее тело в прохладном потоке, настойчиво стремящемся увлечь меня подальше от берега.

— Ква-ква..! — презрительно рассмеялась над моим опрометчивым поступком пучеглазая лягушка, высунув из-под лопуха свою треугольную голову.

При всем своем внешнем сходстве со сказочной царевной, которая еще Прекрасная и Премудрая, эта смешливая зелень болотная не обладала как минимум второй отличительной чертой будущей царицы. Про первое умолчу — я не ценитель женской красоты в столь экстремальном ее воплощении. А может, я и не прав по отношению к несчастной квакушке… Возможно, ее подвело именно излишне хорошее знание географии, иностранных языков и кулинарии. Это я к тому, что место это мало похоже на Францию и ей, как аборигену, это доподлинно известно, а по нашему с демоном разговору она однозначно могла определить, кто мы такие есть. Или, вернее будет сказать, что такие, как мы, будут есть. А уж совсем точно — кого мы есть не будем. Но, как бы там ни было, она не учла того прискорбного факта, что Тихона с утра накормили недостаточно для удовлетворения потребностей его молодого, быстрорастущего организма. И лишь услышав радостное «Ваууу!..», оборвавшееся на высокой ноте, она, возможно, поняла, что… Думаю, на этом ее мысль оборвалась. Демоны с Ваурии не заглатывают непережеванную пищу, но и сам процесс не затягивают. С их-то количеством зубов…

Несколькими минутами позже, переборов-таки течение, я сумел выбраться обратно на берег, столь неосмотрительно мною покинутый.

Пока я, прыгая на правой ноге, старательно изображал из себя припадочного юродивого (а со стороны именно так выглядит моя попытка одновременно проделать три не терпящих отлагательства действия), во-первых, вытрясти из уха попавшую туда воду. Во-вторых, сдержать стук зубов, для чего приходится придерживать рукой нижнюю челюсть и титанически напрягать лицевые мышцы. И в-третьих, свободной рукой вытереть с тела обжигающе холодные на свежем ветру капельки влаги. Для этой цели я использовал свою рубаху, справедливо предположив, что ей уже все едино: пропотела и помялась, все равно стирать.

— Какой резвый жеребчик выйдет, — счастливо вздохнул томный женский голос за моей спиной.

А второй добавил:

— Кажется, начинается…

Стремительно оборачиваюсь к реке задом, а к саду и незаметно подошедшей принцессе и иже с ней соответственно тем, что находится у меня с противоположной стороны. Я подразумевал лицо, а вы о чем подумали?

— А… — Стыдливо прикрывшись промокшей рубахой, я начал поспешно одеваться, дабы не смущать своим видом Викторинию и замерших за ее спиной телохранительниц-валькирий. Начал с пиджака, первым подвернувшегося под руку.

Вот только мне почему-то кажется, что я единственный в нашей небольшой компании, кто покраснел. Демон не в счет, у него от природы рыжеватый окрас шерсти. Спишем это на холод, ладно?

— К-к-какая чес-с-сть… — сумев проглотить так и вертящийся на кончике языка вопрос: «Какого черта вы сюда приперлись?» — прохрипел я. И отвесил поклон, в очередной раз промахнувшись кибернетическим кулаком мимо рукава.

— Да вот, — широко улыбнулась принцесса, — решила в трудную для тебя минуту оказать посильную помощь.

— Правда? — Из-за растерянности я несколько идиотски улыбнулся, застыв с надетым на одно плечо пиджаком. Вот уж не ожидал подобной заботы…

— Это и в моих интересах, — пояснила Викториния, поигрывая изящным хлыстом. — А то рванешь сломя голову ко мне, потопчешь кого…

Совершенно запутавшись в потоке бессмысленных утверждений, я только и сумел произнести вслед за ней:

— Потопчу?

— Случаи бывали таки-и-иго-го!

От неожиданно сорвавшегося с губ принцессы ржания я несколько опешил. И, икнув, в растерянности разжал пальцы руки, сжимавшие рубаху.

Принцесса и сама замерла словно громом пораженная.

Валькирии, видимо, тоже не ожидали от своей госпожи подобной выходки. Поэтому они сперва плавно отступили от нее и лишь затем перевели взгляд на меня, гадая, чем я спровоцировал неадекватную реакцию их госпожи.

— Ваур? — растерянно оскалился Тихон, не зная, как поступить. Угрозы по отношению ко мне не наблюдается, а что до нетипичного поведения, то кто этих двуногих разберет? Странные они…

Медленно, не упуская ни одной детали, глазки воительниц опустились к моему красноголовому дракону, покрытому гусиной кожей, и изумленно полезли на лоб.

— Сокрушитель, — выдохнула Ольга, опускаясь предо мной на колени.

— Да ладно тебе, — засмущался я, поспешно запахивая пиджак.

— Повелитель драконов, — последовала за подругой Агата, протягивая ко мне руки.

— Иго-го!!! — запрокинув голову, заржала Викториния.

На ее выходку никто, кроме меня, внимания не обратил. Валькирии, передвигаясь исключительно на коленях, приблизились ко мне и в один голос заявили:

— Сокрушитель!

Категорично так. Убедительно. Я промолчал. В подобных случаях с женщинами лучше не спорить — себе дороже.

Агата мягко отвела мою руку в сторону и дрожащим пальчиком потрогала багрово-красную голову моего змея.

— Какой он прекрасный, — вздохнула Ольга, и ее горячее дыхание нежно коснулась моего замерзшего живота.

— Это просто татуировка, — отступая, пояснил я. — На первом курсе, после официального посвящения в косморазведчики, мы всей группой сделали такие. Мой-то, правда, красивее, чем у других, вышел… — не без доли гордости добавил я.

Помнится, мы тогда немного перебрали. А когда к следующему вечеру я отошел от посвящения достаточно, чтобы самостоятельно встать с койки и доползти по стенке до уборной, то на моем животе, обвив вокруг пупка зеленое тело, скалил наглую пасть красноголовый дракон по прозвищу Змей Горыныч. Нужно же уважать традиции! А в нашей группе подобрались одни славяне, за исключением Баатура. Он по паспорту монгол, но умение пить водку — наше. Видимо, тысяча лет ига не прошла для ордынцев бесследно.

С той поры красноголовый Горыныч охотно подмигивает девушке в тот момент, когда ее поверхностное знакомство со мной переходит на более глубокий уровень. Но подобного восторга он ранее не знавал… Польщен.

Обделенная вниманием принцесса гневно заржала и одним движением сорвала с себя платье. Вокруг ее мраморно-белого тела заискрились статические разряды. Волосы встали дыбом, и не только у нее.

— Что это было? — Я опешил, когда она гулко ударила передними копытами о землю и, направив на меня полуметровый рог, обожгла пламенеющим взглядом карих глаз.

— Истинный Сокрушитель пришел в мир!

От крика валькирий в моих ушах зазвенело. А над рекою покатилось эхо: Миру…. миру… мир.

— Кто? — спросил я, пятясь от роющей землю копытом принцессы Нарвалской, острый рог которой был нехорошо нацелен мне в грудь.

Взмахнув хвостом, Викториния стала осторожно приближаться ко мне, тряся белоснежной гривой и не сводя с меня пристального взгляда.

Мелькнула мысль: «Не должен ли я ей чего?»

Со стороны лагеря донеслись крики, треск и частая дробь копыт.

Миг спустя из дикого яблоневого сада вырвался целый табун рогатых коней. Но в отличие от принцессы (в новой ипостаси, разумеется) темных мастей: преимущественно вороной и гнедой. Они дико ржали и гневно потрясали рогами, не забывая при этом нестись со всех ног.

Неприятный холодок скользнул по моей спине.

В руках валькирий сами собой возникли мечи. Во всяком случае, процесса их извлечения я не увидел — слишком стремительно это произошло для моего рассеянного внимания.

И тут принцесса, испуганно заржав, резко прыгнула вперед, целя рогом мне в грудь.

 

ГЛАВА 5

Невольная тяга к перемене мест, или тыгыдык-тыгыдык…

Покрепче обхватив ногами бока принцессы, я прижался голым телом к ее разгоряченной спине… На бумаге это выглядит словно интимная сцена из женского романа, на деле же… Подумайте сами, много ли эротизма в скачке на взбесившейся кобыле? Пусть даже это не простая лошадь, а единорог, и не простых, а голубых кровей, императорских. Вот то-то и оно. Здесь лишь бы удержаться на ней, не соскользнуть с вспотевшей спины на землю, под копыта несущегося следом табуна таких же однорогих коней. Положение не самое удобное, спору нет, но оно лучшее из того, что было предоставлено мне на выбор. Да и альтернативы особой не было. Либо смерть на остром роге подобно бабочке на острие булавки, либо то, что произошло. А объяснить случившееся иначе как чудом невозможно. Разве что невероятным везением. А есть ли разница? Инстинктивно вскинув руку навстречу стремительно приближающемуся ко мне рогу, я только и успел подумать: «Это конец».

То, что произошло дальше, плохо укладывается в голове. Кибернетическая рука сама собой дернулась и мертвой хваткой сжала рог у основания. Кобылица мотнула головой. Мое тело, словно пружиной подброшенное, подлетело вверх и изобразило стойку на одной руке, пятки врозь, затем, уступив силе земного притяжения, изогнулось до треска в костях и стремительно рухнуло вниз. Аккурат на спину принцессе, которая только мекнула жалобно, но не остановилась. Наоборот, изменив направление движения у самой кромки берега, она стремительно ускорилась. И с той поры держит набранную скорость, невзирая на преграды. Через вставшие на пути кусты она просто перепрыгивает, нимало не заботясь об удобстве того, кто в это время словно куль с мукой летает вверх и вниз на ее спине. Обо мне несчастном… Если бы не кибернетическая рука, с первого мгновения ухватившаяся за рог единорога и с той поры и не подумавшая ослабить хватку, не долго бы мне находиться на скачущей принцессе.

Обернувшись, я рассмотрел табун из двух десятков единорогов, растянувшийся широким полукругом в трех-четырех сотнях метров позади нас. А принцесса в хорошей форме, раз даже с сотней дополнительных килограммов на спине не позволяет преследователям сократить дистанцию. Их настойчивость начинает раздражать. Что им от нас нужно? Ведь должна же быть у них веская причина вот уже битый час преследовать наше трио. Или кого-то одного из троих, что более правдоподобно.

— Тихон, ты им там, тьфу-тьфу, ничего неприличного не говорил? — строгим голосом поинтересовался я у бежавшего рядом демона, отплевывая набившиеся в рот волосы. Грива у принцессы-единорога роскошная: длинная и шелковистая. Вот только норовит набиться куда ее не просят.

— Ваур! — возмутился Тихон, сверкнув оранжевым глазом. Действительно, что он им уж такого ужасного сказать мог?

На меня им тоже обижаться вроде бы не за что. Я овес у них не крал и кобыл не уво…

— Кобыла! — заорал я, осененный догадкой. Все дело в самке единорога подо мной. Им нет дела до нас с Тихоном, они хо…

Принцесса, воспринявшая мой крик как оскорбление по ее адресу, взбрыкнула, подкинув меня крупом и им же поймав. Твердо-то как! У нее случайно искривления позвоночника нет? В ненужном месте?

Несколько последующих минут я лишь шипел, словно спускаемый шарик. О какой-либо мыслительной деятельности и речи быть не могло, все мысли сосредоточились вокруг того места, которое наиболее чувствительно приложилось о твердый хребет единорога. И эти мысли отнюдь не возбуждали.

— Викториния, драгоценная моя девочка, — взмолился я. Как известно, женщины падки на комплименты. — Не могла бы ты скакать чуточку аккуратнее?

Не поддавшись на лесть, кобылица даже не фыркнула в ответ. Либо не снисходя до разговора с простым смертным, либо просто сберегая дыхание.

Немного отдышавшись, я принялся взвешивать варианты выхода из сложившейся тупиковой ситуации с наименьшими потерями. Поскольку ни я, ни Тихон по большому счету не интересуем единорогов, то если мы тихонько свернем в сторону, позволив однорогим непарнокопытным самостоятельно решать свои внутривидовые проблемы, они не станут преследовать нас. Шевельнувшееся угрызение совести я легко успокоил неопровержимым доводом: налегке Викториния сможет двигаться значительно быстрее и дольше, а следовательно, будет иметь больше шансов на то, чего она там себе задумала. Не за-ради же утренней пробежки принцесса превратилась в кобылицу единорога? Во всем этом кроется что-то непонятное, загадочное, а значит, непредсказуемое и от этого опасное. То, от чего лучше держаться подальше, а не следовать дурному примеру ныне безносой Варвары. Нужно лишь выждать подходящий случай и сделать единорогам ручкой, желательно откуда-нибудь издали.

Случай не замедлил подвернуться, но я им не воспользовался. Почему? Сам хотел бы знать…

В тот миг, когда Викториния, круша широкой грудью чахлую поросль терна, ворвалась в относительно дикий уголок этих Диких то ли пустошей, то ли пустырей и против воли замедлила бег, я с радостным возгласом схватился за промелькнувшую над головой ветвь. Затрещали от рывка мышцы, и возглас сменился болезненным криком, перешедшим в яростное перечисление всех нехороших слов, которые привносят в богатый и могучий наш язык эмоциональную насыщенность, полноту освещения мыслей и чувств.

— Ваур, — попросил заслушавшийся Тихон, сбившись с размеренного хода.

— Уши закрой! — прикрикнул я на него, глотая слезы. — Мал ты еще…

Но информационно обогатившийся демон не обиделся, он пытался постичь всю глубину и ширину сказанного.

Когда боль немного отступила, я решил повторить попытку. Но во избежание повторного конфуза решил предварительно отпустить рог, а уж затем хвататься за проплывающие над головой ветви деревьев.

— Затекли-то как, — пробурчал я, пытаясь пошевелить хотя бы пальчиком. Результат — ноль. Кибернетическая рука, словно литая стальная чушка, обтянутая дубовой кожей, продолжает оставаться неподвижной. Все импульсы, посылаемые моим мозгом в искусственные нервные окончания кибернетического протеза, теряются в густом переплетении нейронных волокон. Хваткость приращенной руки, спасшая мне жизнь во время стремительного прыжка Викторинии, теперь обернулась бедой, могущей послужить причиной моей гибели. Через несколько лет мой выбеленный временем скелет будет все так же носиться на белом единороге по пустошам, пугая редких путников. Брр…

Спокойствие, только спокойствие…

Да какое тут может быть спокойствие?! Если я не смогу заставить разжаться руку самостоятельно, то пальцы разве что монтировкой отогнуть удастся. А поскольку в обозримой местности не наблюдается ни одного автолюбителя при своем любимом средстве передвижения, из багажника которого можно извлечь столь необходимый мне предмет, то остается всего два варианта. Во-первых, сломать единорогу рог, чему Викториния вряд ли не будет противиться. А во-вторых, воспользоваться горьким опытом волка, угодившего в капкан. Но как высокоорганизованному существу, к каковым я себя причисляю, зубы в дело не пускать, а обойтись ножом, подаренным валькирией. Он должен быть в правом кармане пиджака. Сейчас только доста… Ну и ну! Не могу поверить, что я об этом серьезно задумался… Налицо тлетворное влияние этого варварского мира с его фатализмом и еще черт знает чем. Да неужели же я, капитан-магистр космической разведки, не найду выхода из этого затруднения? Нужно немного подумать… еще немного… и еще… Ладно, как сказала Скарлетт О'Хара после своего первого убийства, об этом я подумаю завтра. Вот только преследователи не подарят мне подобной роскоши, да и мой собственный мозг, должен чистосердечно в этом признаться, просто-таки не поддается контролю: он настойчиво думает о чем хочет и моего желания не спрашивает. Разве что к мнению желудка иногда прислушивается. Мысль неотступно вертится вокруг ножа, лежащего в кармане пиджака, на данный момент единственной детали моего гардероба.

Может, это самовнушение, но бедро начало ощущать его ритмичные удары во время каждого скачка Викторинии.

— Стоп! — пораженный озарением, воскликнул я. Кобылица подо мной отрицательно фыркнула и, бросив за спину гневный взгляд, продолжила стремительный бег. Рог очертил дугу, потянув за собой мою руку и заставив меня пересчитать позвонки на довольно большом участке спины единорога.

— Это я, девочка, не тебе, — запуская руку в карман, успокоил я ее. — Вот он! Уцелел..

Крепко обхватив пальцами узкое горлышко серебряного сосуда, я осторожно вытащил кувшин из глубокого бокового кармана, с возрождающейся надеждой взирая на инкрустированную камнями обитель джинна. Он мне обещал пару желаний. Кажется, время для первого из них пришло… Ухватившись за пробку зубами, я потянул ее на себя. Это, конечно, варварство — брать в рот то, что неизвестно кто брал руками (поручик Ржевский, молча-а-ать!!!); исходя из требований личной гигиены, целесообразнее было бы воспользоваться магией, но для откупоривания сосуда необходима свободная рука. Для того чтобы, сложив определенным образом пальцы, перенаправить генерируемую мозгом энергию. Вот почему в быту магия мало применяется. Ну скажите на милость, кто будет тратить время на концентрацию, если при помощи той же руки пробку можно выдернуть одним движением, не очень при этом напрягаясь? А если одним движением не получилось, значит, кто-то позабыл про штопор.

— Ваур? — удивленно поинтересовался мой демон, род которого в классификатор «Внеземная демонология» внесен под номером 27-3/МА, согласно чему и назван ведущий туда портал. К слову, никакими сверхъестественными способностями он не обладает, но Единая Земная церковь включила в свод законов пункт, согласно которому всякое мыслящее существо, обладающее хотя бы одним демоническим признаком, заносится в «демонологию». У Тихона их четыре: крылья, хвост, продольный зрачок и конечно же рог. Хотя последнее — дело наживное, и наличие рогов не обязательно указывает на демоническое происхождение их обладателя, порой достаточно удавшихся дьявольских козней со стороны дражайшей половины.

— У-у… — Говорить с зажатой в зубах пробкой не очень-то удобно. — Выизай.

Обитатель кувшина на мой призыв не ответил.

Тогда я позвал его более настойчиво и легонько встряхнул серебряную емкость для уверенности, что привлек его внимание.

— Чего тебе? — высунув из горлышка неестественно зеленую голову размером с орех, поинтересовался джинн.

— Освобои мея, — попросил я.

— Чего, чего?

Поняв, что с пробкой в зубах взаимопонимания не добиться, я засунул ее за щеку и повторил просьбу.

— Освободи меня.

— Не понял, — нервно сглотнув и смиренно прикрыв глазки, признался джинн. — Это я раб лампы, это меня освобождать нужно.

— У меня рука…

— Две, — поправил меня джинн и, резко переменившись лицом с зеленого цвета на темно-оранжевый, повис на горлышке сосуда. — Ве-е-е….

— Тебе плохо? — проанализировав достигшие моего слуха звуки, догадался я.

— Укачивает, — медленно зеленея, выдохнул джинн. — Останови лошадь.

— Не могу, — признался я. — И это единорог.

— Да кобыла — она и в Африке кобы… — Рассерженная услышанным, принцесса мотнула головой и гневно проржала что-то не очень цензурное. Преследующие нас единороги ответили дружным «иго-го». От резкого рывка меня основательно тряхнуло.

— Девочка, тихо! — взмолился я, а когда с запозданием спохватился, то пробка уже начала свое долгое путешествие по моему пищеводу с надеждой на светлое будущее, которое ожидает ее там, в конце туннеля.

Опирающийся о горлышко сосуда джинн не удержался и со звоном свалился на дно своей серебряной обители. Что-то, судя по звуку, там разбив.

— Меня не тревожить, — раздалось со дна кувшина. Вот вам и вся помощь.

Берег речки начал стремительно повышаться, и вот уже босые (в том плане, что без подков) копыта принцессы выбивают звонкую дробь на поросшем чахлой травой и мхом каменистом кряже.

Может, из-за обиды, которая все еще кипит в ее девичьей груди, может, из-за врожденной вредности, а может, и просто так, без всякой причины, но держится единорог у самой кромки обрыва. Так что вылетающие из-под копыт камушки и комья дерна летят в реку, пенящуюся где-то далеко внизу, среди нагромождения острых утесов.

Прикрыв глаза, чтобы не видеть всего этого безобразия, отнюдь не успокаивающего мои и без того натянутые до предела нервы, я постарался не думать о близкой пропасти.

И — о диво! Мое сознание послушно переключилось на размышления о несущей меня девице-единороге. Как долго она сможет выдержать взятый темп? Как долго пробудет в зверином облике? И что будет, если превращающая магия закончит свое действие прямо сейчас?

Сглотнув ставшую вдруг густой и горькой слюну, я всерьез вернулся к мыслям о подаренном мне валькирией Ольгой ноже. Если бы Викториния остановилась всего на минутку, я, возможно, сумел бы с его помощью разжать сведенные спазмом кибернетические пальцы.

— Остановись, пожалуйста, — максимально вежливо попросил я, склонившись к оттопыренному назад уху кобылицы единорога. — А потом побежишь куда пожелаешь, а? А я пойду своим путем.

— Фру!.. — гневно мотнула головой принцесса, безоговорочно отказав мне в моей маленькой просьбе.

Она проделала это с таким жаром, что я испугался за целостность своих связок и мышц, поскольку надежды на то, что первым не выдержит рог, нет ни малейшей. А вот руку мне, с ее-то усердием, она оторвать может…

— Ну хорошо, хорошо… — Я поспешил сдаться, прекрасно сознавая, что спорить с женщиной, от которой в данный момент зависит твоя жизнь, лучше все же мысленно. Так и для здоровья полезнее, и уж точно удастся убедить в своей правоте оппонента. Хотя убедить самого себя порою тоже нелегко.

Немного успокоившись, Викториния фыркнула и, перепрыгнув через покореженный шлем с вогнутым внутрь забралом, выскочила на узкую тропинку. Последняя, вильнув пару раз среди изъеденных эрозией валунов, вывела нас прямиком к переброшенному через пропасть мосту очень странной конструкции. Представьте себе цельный прямоугольный каменный брус пятнадцати метров длиной со сквозным овальным отверстием по его длине, который неизвестный архитектор не иначе как при помощи магии перебросил через пропасть. Значительно легче для этих целей использовать тяжелый вертолет, но… кажется, их изобрели несколько позже Средневековья. А вот на могущественных колдунов эта эпоха, согласно отчетам инквизиции, очень богата. Думается, в авторитарном государстве проблем со сбором магов на общественный субботник не возникло. Какой же колдун откажется от возможности поработать с огоньком, подбросить, так сказать, топлива в пламя социального развития?

— Вауррр, вауррр! — распластал крылья Тихон. Его шерсть встала дыбом, хвост вытянулся стрелой, а в оранжевых глазах заплясали алые сполохи. Таким нехитрым способом на его родной Ваурии объявляют о своем присутствии: «Вот он я какой! Всем бояться и трепетать!» Что-то отдаленно напоминающее кошачьи концерты по весне: сперва орут как полоумные, пытаясь взять горлом, и лишь потом, когда аргументы исчерпаны, а противник не желает пересматривать свои позиции в поисках компромисса, в дело идут кулаки, то бишь когти. Проверенный веками парламентский метод. Побеждает тот, у кого аргумент весомее и фракция сплоченнее…

Посмотрев по сторонам, я не обнаружил постороннего присутствия. Все по-прежнему: впереди я на белом единороге с верным Тихоном у стремени (хоть сейчас на батальное полотно, вот только без штанов как-то не очень…), позади настойчивые единороги. И чего это Тихон крыльями размахивает?

Не тратя времени на раздумья, Викториния устремила свой рог в направлении чернеющего зева моста.

Тихон, неодобрительно ворча, следовал за ней по пятам.

Я же просто лежал, распластавшись на ее широкой спине, не в силах повлиять на ход событий и поэтому терпеливо ожидая благоприятного для изменения этого факта момента.

— Стойте! — раздался гулкий голос, исходящий из расположенной невдалеке пещеры.

— Ваур!

Дернувшись, я попытался рассмотреть человека, выкрикнувшего приказ остановиться. Но темнота, едва рассеиваемая у самого входа, дальше остается непроглядной, и мое любопытство остается неудовлетворенным.

— Стойте!!! — От громогласного крика дрожит земля и скользят по крутым склонам камни.

Кобыла единорога, в человеческой ипостаси привычная лишь повелевать, не раздумывая влетела в тоннель. Ее копыта звонко застучали по гладкому камню, порождая в ограниченном близкими стенами пространстве гулкое эхо, на фоне которого мягкая поступь Тихона была совершенно неразличима.

В несколько скачков преодолев полтора десятка метров темноты, единорог выскочил на свет и едва не оказался погребенным под свалившимся с неба крупным метеоритом.

Испуганно захрипев, Викториния перепрыгнула через возникшую на ее пути преграду и стремительно понеслась прочь от опасного места.

Демон с Ваурии с жаром поддержал ее начинание, решительно вырвавшись вперед и вознамерившись некоторое время побыть лидером гонки.

— Стойте!!!

Обернувшись на крик, я рассмотрел, как из оставшейся за спиной пещеры вылетел очередной булыжник весом под тонну и рухнул посреди тропы. По ту сторону пропасти. На этот раз целью агрессивных действий метеорита стал табун преследующих нас единорогов. Они испуганно остановили свой бег, сбившись плотной кучкой и разрываясь между страхом перед вылетающими из пещеры камнями и желанием догнать нас. Следующий камень, упав в непосредственной близости от их морд и болезненно осыпав их щебнем, перевесил чашу весов в пользу страха. Единороги отпрянули, сдавая позиции и позволяя нам увеличить отрыв.

Судя по грохоту, для окончательного определения ими направления своего дальнейшего движения понадобился еще один булыжник, но результатов его падения я уже не узрел, ибо извивающаяся тропинка резко пошла вниз, а прерывать бег принцессы не было ни желания, ни возможности. Тем более что, судя по целенаправленности, она держит путь к возвышающемуся невдалеке замку, пристроившемуся у отвесного склона горного кряжа.

Надеюсь, там мне помогут.

Словно в ответ на мои радужные надежды из замка донесся дикий хохот. Нехороший такой, зловещий…

Загалдели, поднявшись в воздух с растущих вдоль дороги деревьев, вороны.

Ни окрика стражника, ни звона его оружия. Замок словно заснул.

«Не водятся ли в этих краях злые феи? — подумал я. — Как в сказках. Уж если есть драконы…»

Никого. Лишь призывно опущенный через ров мост и открытая во всю ширь правая створка ворот. К левой, закрытой, кинжалом приколота кольчужная перчатка.

— Куда ты меня привезла? — без надежды на ответ поинтересовался я у кобылки, решительно ступившей на территорию замка.

Я думал, мой вопрос будет проигнорирован, однако, против ожиданий, мне ответили. Хохотом. И грохотом захлопнувшихся за спиной ворот. Как в добрых старых фильмах ужасов.

Вот только мне почему-то не смешно ничуть.

 

ГЛАВА 6

Беззубое привидение

— Ваур?

— А я почем знаю? — не отрывая пристального взгляда от башни, имитирующей Пизанскую, ответил я демону.

Он порой поднимает действительно насущные вопросы, его не перегруженный интеллектом мозг способен бывает проникнуть в самую их суть. Это может показаться простой случайностью, но я-то знаю его уже достаточно хорошо и посему не склонен сбрасывать со счетов несколько отличный от человеческого, но все же разум.

В несколько шагов достигнув поросшей бурьяном лужайки, декоративную оградку которой неизвестные вандалы не поленились вырвать из земли и изогнуть вокруг треснувшего пополам ствола сухого бука, принцесса-единорог тяжело вздохнула и, бессильно поникнув, села на круп, замысловато раскорячив задние ноги и опустив к земле длинный рог. От неожиданности я скатился с ее спины и со злостью уставился на кибернетическую руку, которая избрала именно этот момент для того, чтобы разжать пальцы.

— Ха-ха… — неуверенно донеслось из пустого окна клонящейся к земле башенки.

Не обращая внимания на непозволительную для любого воспитанного человека выходку (дикость, что с них требовать?), я поднес искусственную руку к самому носу и попытался найти повреждения, которые вывели сверхнадежный протез из строя. Зрительно рука сохранила свой первозданный вид, если не считать набившуюся под ногти грязь. Значит, причина кроется в невидимой начинке, скрытой в пустотелых титановых костях протеза.

— Что же мне с тобой делать? — спросил я у руки, понимая, что поделать что-либо просто не в силах. Без специального оборудования кибернетические протезы не ремонтируются.

Рогатая кобыла, ошибочно приняв вопрос на свой счет, подмигнула мне огромным темно-коричневым глазом, часто трепеща длинными и шелковистыми ресницами, которые, если верить рекламе, бывают лишь у мультяшных коров и пользующихся определенной тушью модниц.

Отвернувшись от нее, я попробовал сжать руку в кулак. Получилось. Приободренный удачей, проделал поочередно колебательные движения пальцами, которые послушно выполняли идущие от мозга импульсы.

— Ну вот. Совсем другое дело. И чтобы впредь тоже слушалась! — разглядывая лишенную линий судьбы ладошку, сказал я. Так она меня и послушалась…

Медленно и напрочь игнорируя мое нежелание, мизинец согнулся, уткнувшись ногтем в ладонь. Но прикосновения я не почувствовал, кибернетическая конечность, словно онемев, вышла из-под контроля мозга.

— Да что же это такое?! — в праведном возмущении воскликнул я.

— Ваур, — предположил Тихон.

Буду впредь знать, как при маленьком выражаться…

А тем временем и безымянный палец согнулся в суставах, повторяя форму мизинца и плотно к нему прижимаясь. За ним последовал средний.

Я на это только хмыкнул и выжидающе уставился на указательный палец. Но вместо него начал двигаться большой, вытянувшись по среднему и слабо изгибаясь последней фалангой вверх-вниз. Своими движениями он словно пробудил ото сна указательный палец, и он повторил движение трех своих меньших братьев.

— И что это значит? — растерялся я, рассматривая получившуюся композицию из пяти пальцев. Кибернетический протез, словно давая возможность глубже осмыслить увиденное, замер неподвижно. Лишь большой палец легонько шевелился, намекая на мое заблуждение относительно китайского происхождения протеза. Он, по-видимому, нашего производства. Родной.

Мое второе «я» поспешно сообщило мне на ушко свое мнение по поводу продемонстрированной фигуры, но я предпочел бы верить, что это просто сбой в механизме управления, а иначе… Ой-ой-ой!

Принцесса, развернувшись в мою сторону, медленно прикрыла глаза и ткнула вытянутыми трубочкой губами мне в лицо.

— Прекрати! — Дернувшись, я успел избежать слюнявых нежностей, но рогом по лбу получил. — Лучше пойдем, осмотримся.

Как-то непривычно расхаживать без штанов. А от взглядов, бросаемых девицей-единорогом, еще и боязно.

— Ха-ха-ха!!! — с новой силой, но уже значительно осипшим голосом позлорадствовало над нашим положением местное страшило. Вот так, по одному только хохоту его вид не определить, да и ни к чему это мне. Что призрак, что привидение или какой другой представитель этой горластой братии — вреда особого от них не будет. Пошумит, да и перестанет. Значительно хуже, если в этом брошенном замке водятся молчаливые полтергейсты или гремлины. С первых станется лестницу подпилить либо крепеж люстры расшатать, а вторые, так те вообще то винчестер на компьютере отформатируют и без спросу винду поставят, то в микроволновку яиц насуют. Не верят они в силу простого слова… разве что молитвой аль матом к порядку призвать можно.

Мягко толкнув меня крупом, Викториния предложила подвезти. Мне хочется верить, что ее намерения были именно такими.

— Благодарю, — отказался я и вылез из цветочного куста, потирая ушибленный бок и вытрушивая из волос мусор. — Лучше пешком,

Пройдя метров триста по мощенной серо-бурым булыжником дороге, мы оказались у основания покосившейся башни, тень от которой, разделив прямоугольную площадь пополам, падает на кованую оградку, за которой возвышается роскошный дворец. Основную часть величия этого полуразрушенного сооружения дорисовало воображение, разбуженное уцелевшими фрагментами фигурной лепнины. Могучие каменные гиганты, с головы до пят закованные в доспехи, коленопреклоненно удерживают прямоугольные плиты балконов, выступающих из стены без признаков дверей, через которые полагается выходить на них, а распластавшие крылья птицы козырьками нависают над ними, закрывая от небесных осадков и солнечных лучей. Парадной лестницей, упирающейся в глухую стену, служит свернувшаяся кольцами змея, слепые ныне глазницы которой по-прежнему неотрывно взирают на площадь. Но самая потрясающая архитектурная деталь фасада — выступающие из стен человеческие, и не только, лица. Если исходить из того, что при изображении человеческих было соблюдено соответствие с натуральной величиной, то остается лишь надеяться, что мне и впредь не доведется встретиться с обладателями некоторых уж очень крупных и свирепых на вид морд. Может, они и милейшие по жизнк создания, во что верится с трудом, и мастер запечатлел их в момент грандиозного нервного срыва, но… это едва ли. Даже если — вон то! — полуметровое лицо закроет пасть, оскалившуюся двумя рядами острых и кривых, словно турецкие ятаганы, зубов, прижмет к нижней челюсти мощную верхнюю и втянет выпученный глаз, то менее зверским оно все равно не станет.

Почувствовав за спиной движение, я стремительно развернулся и вскинул руку в защитной распальцовке «щит Персея», которая создает небольшое защитное поле, отвращающее посторонний взгляд.

— Ха…

Ощутить результат магического воздействия я не успел, а вот отпрыгнуть в сторону от свалившегося сверху шкафа — да.

«Кажется, я рано списал со счетов весельчака-призрака…» — подумал я, поднимаясь на ноги. Видимо, в этом мире нет строгого деления на горластых и молчаливых страшил. На Земле с этим строго. Либо визуальное присутствие и воздействие на человека звуком, либо полная невидимость, немота и физическое воздействие на неодушевленные предметы. Здесь же что-то иное, если только они не работают в паре. Что было бы еще более удивительно, чем смеющийся полтергейст.

Настороженно пофыркивающая кобыла подошла к куче белья, вывалившегося из расколовшегося пополам шкафа, и принялась с интересом рассматривать изящный кружевной пояс.

Я же лишь мимолетным взглядом удостоил воздушное розово-белое облако шелка и, не считая женские вещи приемлемой альтернативой наготе, вернулся к размышлению о дальнейших действиях. Мне не стоит уж слишком полагаться на свои магические способности, ведь в неизвестности порой таятся смертельно опасные сюрпризы. Что из того, что страшилы не проблема даже для самого слабого мага, владеющего лишь основным базовым заклинанием «экзорцизм», не говоря уж об уровне подготовки капитана-магистра космической разведки. Но лучше перестраховаться, чем потом раскаиваться всю жизнь или тот короткий миг, за который мойра по имени Атропос успеет сделать одно-единственное режущее движение ножницами, а воображение — прокрутить перед внутренним взором прожитие годы.

Уже повернувшись к башне спиной, чтобы заняться поисками во дворце, я услышал позади мерзкий, злорадно торжествующий смешок.

Тихон сердито зарычал, с недоумением посмотрев на меня: мы что, отступаем?

Кулаки мои непроизвольно сжались. Я резко развернулся и, обойдя Викторинию, переводящую задумчивый взгляд с тоненьких полупрозрачных трусиков, отороченных пышным рюшем, на свой круп, пнул ногой покосившуюся дверь. Она, скрипнув ржавыми петлями, распахнулась.

— Ха-ха-ха!!! — загрохотало над головой.

На волосы и за шиворот посыпалась пыль и древесная труха.

— Тьфу на тебя! — раздраженно сплюнул я, решительно ступив на первую ступень винтовой лестницы, широкой спиралью врезающейся в несущую конструкцию башни. И приказал Тихону: — Оставайся здесь.

Он взмахнул ушами и послушно лег на землю, опустив тяжелую голову на скрещенные лапы.

Если что-то заслуживающее внимания и находилось на первом этаже, то горы мусора надежно укрыли это от постороннего взгляда, да еще и толстым слоем пыли притрусило сверху неумолимое в своем умении предавать все забвению время.

Громко скрипя рассохшимися досками, я поднялся на второй этаж башни и позвал призрака:

— Цып-цып… — Прислушался.

Никаких посторонних звуков. Лишь сопение Тихона да фырканье Викторинии. Если смешливый обитатель башни и услышал мой призыв, то не посчитал нужным на него отзываться. Или втихую готовит какую-нибудь пакость. Эти вредители, то бишь призрачные страшилы, падки до таких вещей. Их салом не корми, конфетами шоколадными и бананами всякими, только дай злую шутку с человеком сотворить.

Следую дальше, не видя смысла в топтании на месте, тем более что весь второй этаж занимает единственная комната, весьма просторная, но при этом абсолютно пустая. Лишь белесые следы визитов пернатых гостей на подоконнике и под ним.

Третий этаж весьма условно разбит на две полукруглые комнаты, загроможденные массивными столами. Большая их часть безжалостно перевернута ножками вверх и изрублена. И если при большом желании их еще можно починить и использовать, то оставшиеся от стульев щепки можно пустить лишь на растопку камина.

Выглянув в окно, я смог рассмотреть большую часть площади и парадный вход дворца. На какое-то мгновение мне показалось, что одно из барельефных лиц скривилось в злобной ухмылке. Неприятный холодок скользнул по спине. Но, присмотревшись, я обнаружил, что это лишь тень от облачка скользит по рельефной поверхности.

— Почудится же такое… — вздохнул я, отворачиваясь от окна. И тут же замер.

Неслышно появившийся у меня за спиной воин в лохматых звериных шкурах, с перекошенным от ненависти лицом и совершенно безумными глазами, замахнулся своим топором.

— Нет! — Вскинув кибернетическую руку, я инстинктивно отпрянул назад, забыв и про нож в кармане, и про магию…

Подоконник ткнулся в ноги, и, теряя равновесие, я с ужасом увидел, как топор, не встречая сопротивления, проходит сквозь потолочную балку, а затем и сквозь мою приживленную киберплоть.

Жестокое лицо открывает рот, демонстрируя полное отсутствие передних зубов, и торжествующе смеется:

— Ха-ха-ха!

Упавший луч света пронзает воина насквозь, являя взору иллюзорность его призрачной плоти.

Уже осознав, что призрак таки перехитрил меня, я пытаюсь ухватиться за что-нибудь, но пальцы хватают лишь воздух. А поскольку руки не крылья, то сила земного притяжения одерживает безоговорочную победу.

Вывалившись из окна, я успеваю сообщить призраку свое мнение о его нетрадиционной ориентации и падаю на принцессу, увлеченную созерцанием вышедшего из моды лет за сто до ее рождения на свет белья.

— Иго-го! — Она отпрыгивает в сторону, но кибернетическая рука уже ухватилась за хвост и отпускать его не собирается.

— Ваур! — радостно верещит Тихон, с рвением включаясь в интересную игру.

Принцесса, ошалевшая от изобилия хвалившегося на нее внимания, театрально взбрыкивает всеми четырьмя копытами и заваливается набок в глубоком обмороке.

— Ну вот… — укоризненно произношу я, стараясь не обращать внимания на дикий хохот сверху.

Демон пристыженно сопит и, опустив глаза долу, начинает когтями чертить на камне непонятные узоры.

Приподняв кобыле веко, я утвердился в своем предположении. Обморок. Ничего страшного, пускай немного отдохнет, соберется с силами, а я тем временем наведаюсь к одному малознакомому, но уже сильно нелюбимому беззубому призраку. Хохотун! Посмотрим, кто будет смеяться последним. Поскольку без последствий не обойдется — вон как копчик болит…

Расправив плечи и сдув с искусственных пальцев пучок длинных светлых волос, я одернул пиджак и строевым шагом направился в башню, по дороге высматривая птичье перышко. Говорят, в Китае так с призраком-шатуном боролись. Вооружились каждый перышком, из-за трудного экономического положения ограничившись воробьиными, и давай призрака щекотать. Он не выдержал и отправился бродить по Европе. Вот с воробьями нехорошо вышло… А веский аргумент, как известно, способствует нахождению общего языка не только с призрачными существами.

Что же до слов для разговора, то они у меня уже есть… целых три. Если до разговора дойдет. Может ведь раньше сбежать. Лицо-то у меня самое решительное. Хорошо, зеркала нет — сам бы заикаться начал.

 

ГЛАВА 7

Рука загребущая

План у меня простой и немногословный, почти как письменный отчет Юлия Цезаря сенату: «Вошел, увидел, победил».

И воплощать его в жизнь я начал незамедлительно. Отложив сомнения и угрызения совести на потом.

Со словами: «Выходи, вредный дух! Выходи, подлый трус!!!» — я ворвался в столь неожиданно покинутую мною башню, окна которой с южной стороны смотрят в небо, а с северной — в землю.

Откуда-то сверху донеслось неуверенное «ха-ха…», но резко оборвалось, потонув в топоте моих босых пяток по пыльным доскам ступенек и сердитом рыке, позаимствованном мною у Тихона. О, этот рык! Это единственное поистине демоническое действо, на которое способно в общем-то безобидное чудовище с далекой Ваурии. Не скажу про его более взрослых соплеменников — я ни разу не был в их среде в качестве врага. Но не зря же так жестко ограничивают их перемещение за пределы родной планеты? Вот только Тихон порой напоминает просто крупную собаку. Что-то наподобие водолаза или кавказской овчарки. Это если не отвлекаться на такие мелочи, как то: рог, копыта и хвост. Насчет копыт я пошутил, у моего демона обыкновенные убирающиеся в подушечки когти. Как у хищников из породы кошачьих, вот разве что немного покрепче: ваурийские демоны с их помощью роют себе норы. Ах да! Совсем забыл сказать, что селятся они в осадочных горных породах, богатых на серный колчедан, так похожий на золото. Его магнетическому для алчных душ блеску и приписывают едва различимые золотые искорки в оранжевых глазах демонов. Что касается крыльев, то они вполне соответствуют требованиям демонологов, поскольку, подобно аналогичным конечностям у низвергнутых в ад мятежных ангелов, не способны преодолеть силу земного притяжения. При их помощи молодняк худо-бедно умудряется ускорять спуск с каменных уступов вниз, весьма правдоподобно изображая планирующего индюка, взрослые же особи лишь обмахиваются ими, словно опахалами, в жаркий период да величаво топорщат во время гона. В этом вопросе они похожи на пионеров. «Всегда готов!» Наличествует даже рог, пускай и в единственном числе (морально-этических аспектов данного вопроса не будем касаться), неясно для какой цели растущий на лбу — в ритуальных поединках и в обычных бытовых стычках демоны с Ваурии его не используют. Разве что ненароком.

От моей выходки Тихон опешил. Странно, обычно к шумным выходкам он присоединяется охотно…

— Ваур?

Если бы у меня было время остановиться и поразмыслить над интонацией и выражением морды, с которыми демон это произнес, я, возможно, и понял бы смысл, заключенный в вопросе, высказанном в единственно доступной ему форме. «Что это значит?» Но меня неудержимо влекли вперед чувства, которые порождает уязвленная гордыня, — праведное негодование и жажда мести.

Призрак башни — назовем его так — по-видимому, при жизни был неглупым человеком, поскольку быстро сообразил, какую цель преследует мой повторный визит в его обитель, и поспешно спрятался в укромном уголке.

В этот момент я как-то даже не задумывался над тем, как именно буду проводить воспитательную работу с пакостным шутником ввиду полной нематериальности тела последнего. Разве что вербально… Слово, оно — о-го-го! — чего может. А какой же русский не знает этих слов? Не только знает, а и владеет как никто в мире. Ибо идут они не от разума, они вырываются из души. А кто сможет ее шире распахнуть, чем гордый внук наших дедов? Пожалуй, лишь их же внучка. Но женщины — это разговор особый…

Пронесшись вихрем по всем этажам, по дороге выбив парочку чудом уцелевших до сего дня дверей и ободрав колено о расколотое изголовье кровати, с которого неизвестный мне вандал сбил украшения, я выскочил на покатую крышу башни. Босые ноги заскользили по гладкому камню Чтобы не сверзиться вниз, повторив подвиг Икара, я ухватился за торчащий рядом предмет.

— Что за… — Немного разжав кулак, раздавивший что-то хрупкое, я позволил обломкам сухих и пористых, как гипс, костей просыпаться меж пальцев. Как символично — тленность бытия и все такое… Следя за их падением, я параллельно скользнул взглядом вдоль изогнутой, почерневшей от времени рукояти, а затем и по тусклому металлу волнообразного лезвия, чье острие глубоко застряло в стыке меж двух каменных плит. Весьма необычный меч…

— Плось!!!

В голосе призрака, вынырнувшего в полуметре от моей правой ноги, прорвались истерические нотки. Так ведь и голос сорвать можно… А безголосое привидение — это звучит так же нелепо, как и безголосый певец. И ведь звучит! Не верите мне? Послушайте любой хит-парад. По всем каналам они звучат, и имя им — легион. Почему? Это вопрос не ко мне, а к Вельзевулу — повелителю мух и продюсерам.

— Плось!!! — Либо желая сократить путь, либо надеясь таким способом застать меня врасплох и повторить свой давешний подвиг, либо по каким-то своим, недоступным постороннему пониманию причинам, а может, просто отвыкнув перемещаться иначе, но беззубый призрак решил пройти перекрытие крыши насквозь, не утруждаясь топтанием по ступеням. Высунувшись по пояс, он, отбросив в сторону топор, протянул ко мне руки с длинными и грязными ногтями. — Не смей тлохать! Оно мое!!! — Я вздрогнул от неожиданности, но быстро взял себя в руки и вспомнил, с какой целью вошел в башню во второй раз. И искать не нужно, зверь сам на ловца выбежал.

— Буду бить, — честно предупредил я его о своих намерениях, для придания значимости словам опустив руку на рукоять меча. Знать бы еще, как воплотить сию угрозу в жизнь. Кибернетическая конечность самостоятельно приняла решение и сжала пальцы, вслед за этим онемев.

— Пло… Ой! — Тянущееся ко мне своими руками привидение внезапно преломилось в поясе. Едва я отдернул ногу, как его перекошенное то ли болью, то ли ненавистью лицо гулко ударилось о камень в том месте, где сохранился отпечаток босой ноги. Бом! Волнами всколыхнулась вековая пыль, расходясь кругами и медленно сползая по покатой крыше. Призрак изумленно крякнул и замер, являя взору шевелящиеся уши да белесый круг плеши, проеденной молью среди нечесаных косм.

— Что это с ним? — высунув из кармана свое синее лицо, поинтересовался джинн.

— Зацепился, — неуверенно предположил я. — Наверное…

— Чем?! — с полным на то основанием изумился житель серебряного сосуда, разведя руки.

Удержавшись от озвучивания рвущегося на язык ответа, я лишь пожал плечами. Тем более что предположение чисто гипотетическое, не имеющее под собой никаких оснований.

— Вах! Чудные вершатся дела на свете.

— В темноте еще чуднее… — буркнул я.

Уперев ладони в плиты крыши, призрак вернул телу вертикальное, с небольшим креном в моем направлении, положение.

— Плось! — Из беззубого рта вместе с криком вырвалось облачко пыли. — Кх!

Джинн принял этот крик на свой счет и поспешно нырнул в сосуд, бросив напоследок реплику:

— Пробочку вставь…

— Какую пробку? Куда ее вставлять? — Я задумался над советом джинна, не отрывая взгляда от призрака, пытающегося выбраться из плиты, в которой застряла нижняя половина его тела. — Такого способа борьбы со страшилами я не знаю.

— Мою пробку, — донесся из кувшина умноженный гулким эхом ответ. — На место…

— Так я ее проглотил.

— Зачем?! — В вопросе джинна звенело неподдельное изумление. — Ею же голод не утолишь.

Ответить я ему не успел, поскольку в этот самый момент призрак изменил тактику, и мне стало не до разговоров.

Дотянувшись до брошенного топора, неправильное привидение со скрежетом подтянуло его к себе.

От этого звука у меня разом заныли коренные зубы и непроизвольно дернулась кибернетическая рука.

«Иллюзорные топоры не скользят по камню со звуковым сопровождением, они делают это совершенно беззвучно. Ай!» — возопило шестое чувство, подбрасывая меня вверх.

Широкое лезвие со свистом рассекло воздух в нескольких сантиметрах ниже моей пятки и со звоном отскочило от крыши, выбив сноп искр.

«Безумный мир!» — панически заверещал страх в моей душе.

— Месь мой, — заявил призрак, поднимая топор над головой.

— Да он мне не нужен. Оставь его себе…

При всем своем желании не имея возможности отпустить меч, я рванул его на себя, одновременно вскинув свободную руку в направляющем знаке навстречу качнувшемуся в замахе лезвию топора, и бросил заклинание «зевок Кроноса».

Отдача, которой просто не должно быть, отбросила меня назад. Я упал на спину, удерживая в руках вызволенный из каменного плена клинок и медленно соскальзывая к краю крыши. А поскольку архитекторы не озаботились внесением в проект ограждений, то и к двум с лишним десяткам метров свободного полета.

— Э-э… — Вместо того чтобы замедлить движение, завязнув в измененном «зевком» до состояния кисельной вязкости воздухе, призрак стремительно, но совершенно бесшумно провалился вниз. Увлекаемый им топор, не встретив сопротивления, прошел сквозь каменную плиту вслед за беззубым хозяином.

Перевернувшись на живот, я остановил смертельно опасное скольжение, уперев острие меча в одну из множества пересекающих каменные плиты трещин.

Ба-бах! Парой этажей ниже что-то с грохотом обрушилось на пол. Плюх!

Сверху меня кто-то окатил ушатом холодной воды. В самом прямом смысле. Вода была довольно прохладной и весьма мерзко пахнущей, словно ее зачерпнули из застоявшегося пруда.

Из кармана тотчас донеслись протестующие крики джинна, взывающего к всемилостивейшему Аллаху за справедливой карой злобному вредителю.

Происходящие в этом месте странности не укладывались в мое сознание и поэтому пугали.

«Оно мне надо?» Не обнаружив злоумышленника с ушатом, я однозначно отрицательно ответил на возникший вопрос и галопом, перепрыгивая через две ступени, рванул прочь из башни, в которой водится самое неправильное во всей Вселенной привидение. Лишь меч прихватил как законный трофей и компенсацию за моральный ущерб. Да и пожелай я его бросить, разве своевольный протез меня послушает? Теперь-то я понимаю значение выражения «руки загребущие». Еще хорошо, что у меня она одна такая. Клептоманка кибернетическая! Теперь до ветру сходить и то боязно.

— Ваур? — При моем шумном появлении Тихон навострил ушки, с опаской рассматривая принесенный мною меч. Он-то полагал, что я отправился на поиски пропитания. А зачем еще стоит куда-то идти?

— Здесь призрак с топором не пробегал? — спросил я.

— В… р. — Разочарованно опустив голову, демон сорвал с ближайшего кустика вялый лист и принялся пережевывать его, не забывая сохранять соответствующее скорбной минуте выражение на хищной морде.

Принцесса мое появление встретила радостным всхрапом и, влажно блеснув карими глазами из-под соломенной шляпки, стыдливо опустила их долу. Изящная деталь женского гардероба скользнула по ее покатому лбу и, зацепившись завязкой за рог, на манер слюнявчика повисла под подбородком.

Спохватившись, я поспешно одернул и запахнул пиджак, с опозданием вспомнив о цели своего визита в башню. Не до того было…

— Ничего подходящего не нашлось, — оправдываясь, сообщил я кобылице. — Поищем во дворце. — Возражений не последовало, если не принимать во внимание тяжелый стенающий вопль, донесшийся из наклонной башни. Но он лишь подтолкнул меня, заставив ускорить шаг. Едва ли неожиданное падение улучшило и без того мерзкий характер беззубого привидения, так что чем скорее мы удалимся от башни, к которой он прикован проклятием, запершим его между мирами живых и мертвых, тем больше вероятность, что покинем опасную зону без прощальной пакости с его стороны. И что из того, что его крики и хохот могут разноситься на всю округу? Смех уровень травматизма не повышает. А если верить древним эскулапам, то даже продлевает жизнь. «Ха-ха, хи-хи…» Надеюсь, мне это зачтется где надо и сами знаете кто накинет с полчасика.

— Куда направляем свои стопы? — спросил джинн, едва различимым облаком синего цвета выплыв из кармана. На этот раз он прикрыл свою ультрамариновую лысину узбекской тюбетейкой, украшенной пестрым орнаментом, похожим на чередование крестиков и ноликов, разделенных знаками равенства. — И зачем тебе меч?

— Дрова рубить, — буркнул я, раздраженный его склонностью задавать глупые вопросы.

— Выбрось, покуда не порезался, — посоветовал джинн. — А я тебе приятное сделаю…

— Нет! — признаюсь, несколько нервно отрезал я, примеряясь как можно дальше бросить сосуд, если его подневольный обитатель попытается воплотить свое предложение, с моей точки зрения больше похожее на угрозу, в жизнь. Его цвет, видать, такой неспроста…

— Ладно, — уступил джинн. — Оставь пока… Готов?

— К чему?

— Как «к чему»?

— К чему я должен быть готов?

— К изысканному наслаждению, всю глубину и трепетную нежность которого способны понять лишь редкие избранные, но приобщиться может любой желающий, способный открыться навстречу искристому потоку. Впусти его в себя, и он заполнит все твое существо до предела неведомыми ранее впечатле…

Почувствовав мое настроение, Тихон негромким, но доходчивым рычанием напомнил о своем присутствии. В отличие от меня демон не отличается сдержанностью в проявлении своих чувств. Особенно неприязни. Покусать-то джинна он не сможет, а вот пустить на стружку кувшинчик — запросто.

— Так… я… это… — Стремительно укоротив шею, джинн почти полностью скрылся в кармане, лишь съехавшая на затылок тюбетейка да приплюснутое отворотом кармана лицо остались снаружи. — Ну одно, коротенькое…

— О чем ты вообще говоришь? — совершенно сбитый с толку, напрямую спросил я у джинна. Меня тревожит нехорошее предчувствие, а он тут с какими-то намеками, предложениями, и бубнит… бубнит…

— О поэзии, — почти шепотом пояснил запуганный джинн. Тоже мне, «достойный» представитель клана лучших в мире убийц.

— При чем здесь поэзия?

— О! Поэзия — это величай…

— Стоп, стоп! Не нужно мне цитировать учебник литературы за третий класс.

— Не буду, — отчего-то обидевшись, буркнул призрачный исполнитель желания. По одному на руки и согласно живой очереди. — Вот так всегда: грязным армейским сапогом по животрепещу…

— Ваур, — вертя головой по сторонам, походя обронил демон с Ваурии.

Принцесса-единорог покосилась на него, но своего мнения не высказала, ограничившись демонстрацией презрительно оттопыренной нижней губы. Как же… манеры.

— Ты, кажется, стих хотел прочесть? — чувствуя угрызения совести за неправедные мысли в его отношении, поинтересовался я у поникшего головой джинна. Но тотчас спохватился и предупредил о лимите времени. Знаем мы их азиатское красноречие. — Только хорошее. В двух словах, но с глубоким смыслом

— Не мне судить, насколько оно хорошее…

— Давай. —Я поощрительно улыбнулся вдруг засмущавшемуся жителю сосуда.

— Но короткое, — заявил джинн, чем поднял свой рейтинг в моих глазах.

— Читай!

Откашлявшись, джинн нараспев прочел:

Океан. Высокие волны в своих руках сосуд серебряный несут

В нем я один. Во всем един — и жертва, и палач, и божий суд.

Но вот ногтем соскоблена печать, хлопок — свободе я безмерно рад.

«Желаю, чтоб…» — раздался голос. Напомнил он —я, как и прежде, раб.

— Обалдеть! — бросив взгляд на дворец, воскликнул я, до глубины души потрясенный открывшейся мне правдой. Похожей на наркотический бред, но…

— Тебе правда понравилось? — горделиво надулся джинн, сияя словно утреннее небо в сильный мороз.

— Такого не может быть! — Мой голос сорвался на крик. Не знаю, кому предназначался этот вопль одинокого путника на пустынных улицах, но он встряхнул психику, позволив вернуть веру в существование реальности.

— Ну уж… стих, конечно, хорош… но что уж так…

— Мы топчемся на месте, — отказываясь верить своим глазам, произношу я и, стремительно прыгнув вперед, изо всех сил бегу к равнодушно наблюдающим за моими стараниями барельефным лицам.

Полыхнув молнией, джинн исчез в своем сосуде, завязав за собой длинное горлышко узлом.

— Ваур! — Восприняв мои действия как приглашение к игре, Тихон бросается бежать вслед за мной. В несколько прыжков настигнув меня, демон вырывается вперед, повернув ко мне свою крупную голову со свешенным набок языком. Надеюсь, он не дразнится, а просто охлаждает тело.

Продолжаю сосредоточенно переставлять ноги, наблюдая, как проносятся подо мною истертые от времени каменные булыжники. Взгляд вперед — расстояние до дворца остается неизменным. Мелькнула шальная мысль, что это мстительный призрак башни, как говорится в народе, «водит» меня. Но, будь он даже господином руин, водить в пределах видимости конечной цели не под силу никому. НИКОМУ! Однозначно и безоговорочно невозможно, поскольку противоречит незыблемым основам мироздания. Это из разряда мифов про вечный двигатель. Хотя… Какой-то остряк из службы образования в постскриптуме к разделу, посвященному доказательству невозможности его создания, написал следующее: «А все-таки она вертится! Г.Галилей». Не мне спорить с этим утверждением, особенно учитывая наглядное попрание незыблемых твердынь современной науки.

— Все! — заявил я, обессиленно замерев на месте.

Скачущая следом принцесса Викториния, не успев остановиться, а может, демонстрируя норов, слегка поддала мне рогом немного ниже спины. Заставив сделать еще один прыжок. И где только силы взялись на побитие мирового рекорда по прыжкам с места в высоту и в длину одновременно.

— Ууу… ююю… — Одно лишь трепетное отношение к женскому полу удержало меня от того, чтобы высказать вслух свое мнение о некоторых здесь присутствующих венценосных особах. Да еще прикушенный до крови язык, ставший неповоротливым, словно одеревеневшим.

Чуть не плача от отчаяния, я тяжело опустился на пыльные, но теплые камни и, уткнув острие меча в стык между двух булыжников, прижался лбом к его холодному клинку. Попытался осмыслить происходящее, но мысли, черными нитями клубящиеся под черепной коробкой, при попытке ухватить их за хвост разлетаются во все стороны, дразня, но в руки не даваясь. А и ухватишь какую… так попадется же квелая и до того пасмурная, что еще тошнее на душе становится.

Прижавшись к моей ноге мохнатым боком, опустил на скрещенные лапы могучую нижнюю челюсть Тихон. И тяжело вздохнул, разделяя мое настроение.

С другой стороны зашла кобыла, но, заметив пятна грязи, презрительно вздернула губу и осталась стоять, недовольно пофыркивая. Если она надеялась таким способом намекнуть мне, что сидеть в присутствии стоящей на ногах дамы неприлично, а при особе императорского дома и вовсе недопустимо, то ее старания не пропали напрасно. Я вспомнил об этикете. Но попытки изменить свое положение не предпринял — так и остался сидеть рядом с переступавшей копытами принцессой Викторинией. И что странно, в связи с этим не испытал никаких угрызений совести. Видимо, дело в рогах и копытах. Как в каких? Ну не моих же?!

Если кто-то или что-то не хочет допускать меня к дворцу, пускай будет так. Не очень-то мне и нужны их королевские кальсоны…

Вот сейчас отдохну чуток и пойду обратно, к башне. А пока рассмотрю трофей, с которым кибернетическая рука не желает расставаться.

Где-то там, глубоко-глубоко за налетом пацифистской цивилизованности, взращенной оружием дальнего действия, позволяющего не видеть результата нажатия на курок, в душе трепещет восхищение смертоносным волнообразным клинком, на ковку и заточку которого мастер затратил множество часов, доводя их до совершенства. Достав из внутреннего кармана галстук, принимаюсь натирать лезвие, возвращая ему блеск. С мечом на душе становится спокойнее. Хотя сама мысль об убийстве человека мне претит. Оговорюсь. За одним исключением, появившимся не так давно под напором инстинкта самосохранения. Но это особые обстоятельства. В остальном же насилие над живым существом — насилие над человеком в себе. Даже подготовка космического разведчика, дающая навыки владения смертоносным оружием, не прививает желания убивать и не вырабатывает безразличия к насилию. Готовность не значит стремление.

Зажатая в кибернетических пальцах рукоять достаточно длинная, чтобы меч можно было использовать как двуручный. Одной рукой такой железякой я в бою долго не помашу — выдохнусь. Впрочем, это предположение чисто гипотетическое — умелый противник мне такой возможности и не даст, учитывая уровень моего мастерства и отсутствие доспехов. Татуировка и коронка на зубе не в счет.

Крестообразная гарда слегка изогнута к рукояти, и по ее посеребренной поверхности в один ряд с каждой стороны белеют камушки. Какой-либо практической цели они едва ли служат, разве что на них наложили наговор, а вот некоторую изюминку дизайну придают. Мои познания в драгоценных камнях минимальны. Знаю, что алмаз прозрачен, рубин красный, а изумруд зеленый. А вот белый…

Проведя по камушкам пальцем, я обнаружил, что один из них расшатался. Если подковырнуть…

— Что тут у нас? — Поднеся к глазам выпавший камушек, я смог его внимательно рассмотреть и понять, что ошибся относительно его происхождения. Не в глубине земных недр сформировался он. И даже если предположить невероятное и допустить, что извлекли его все же при помощи шахтерской кирки, то… остается только надеяться, что к местному дантисту я не попаду. Ибо на моей ладони лежит человеческий зуб — с целой эмалью и ровной белизной, словно с рекламы пасты для грызущих гранит (в каменоломнях, а не за партой) лунных бурундуков.

Вставив зуб на место — не бросать же? — я поднялся на ноги и направился к столь стремительно покинутой башне. Надеюсь, ее призрак не успел по мне соскучиться и не выйдет встречать с распростертыми объятиями и беззубой улыбкой.

— Хм… — Вспомнив призрака, я посмотрел на украшающие гарду меча зубы и задался вопросом: «Не его ли?»

В раздумьях на тему, спросить—не спросить (немного шекспировской глубины не помешает), я иду к покосившейся башне. Спустя минут десять прихожу к выводу, что не стоит, я затем еще минут пять шагаю без всякой мысли, с одним желанием, чтобы мне это только показалось. Для уверенности еще одна минута — контрольная. В голову со всей очевидностью пришло понимание, что результат моего движения нулевой. Расстояние до башни не изменилось.

До дворца тоже. Сорвавшиеся с языка слова повергли Тихона в тихий столбняк, видимо, он со своим богатым воображением представил то, о чем я сказал.

Обернувшись к принцессе, издавшей непонятный звук, я обнаружил ее лежащей вверх копытами в обморочном состоянии.

— Викториния…

В ответ ни звука, лишь дергается нижняя губа да трепещут ноздри.

— Виктори… Вика, очнись! — попросил я ее, растерявшись.

Как приводят в чувство кобылиц единорога? Знать хотя бы точно, как поступают в таких случаях с людьми, а то нет же, на обязательных курсах первой медицинской помощи подобной ситуации не рассматривали. По крайней мере в моем присутствии. Каюсь, доводилось прогуливать не только лекции, но и практические занятия. С положенной последующей их отработкой на благо родной академии. Ну там побелить-покрасить…

Если же опираться на недостоверные источники: развлекательное кино и литературу, то вспоминаются два способа. Первый пропускаю сразу из-за невозможности его применить — под рукой ни капли жидкости, если не считать той, что в организме. А воспользоваться ею как-то не хочется. Можно, конечно, заставить себя, но… Что? Как вы такое могли подумать?! Только резать вены ради того, чтобы взбрызнуть кровью ей лицо — оно-то, конечно, морда, но все же она дама, — это слишком. Остается испробовать второй способ, что я и осуществил.

— Ай! Ууу… — дуя на ушибленную ладонь, взвыл я.

А эта непарнокопытная наследница императорского двора лежит себе в отрубе и сопит спокойно.

Немного успокоившись, я оставил Викторинию подпирать копытами небо, а сам для очистки совести проверил неизведанные направления, принесшие вполне ожидаемый результат. Я прикован к центру площади. И что с того, что оков не видно? Так даже обиднее… Куда бы я ни шел, иду на месте. Вон и единорог лежит за спиной.

Остался один-единственный шанс спастись.

— Помоги! — натирая и без того блестящие бока кувшина, взмолился я.

— Бу… ба… бу…

— Что?

— Ба… бу…

— Я тебя плохо слышу! — прокричал я и приложил ухо к завязанному узлом горлышку серебряной обители джинна.

Ответ показал, что Барков в среде поэтов не одинок.

— Ах так!

Пришло время воспользоваться опытом великих политиков. Совет «разделяй и властвуй» в данном случае неприменим, а вот более грубая его версия «наступай на горло и властвуй» может принести положительный конечный результат.

— Эй, Ибн, как там тебя, Хоттабыч, — нарочито грубо проорал я прямиком в погнутый зев горлышка. — Ты меня слышишь?

— …ди …пу.

— Ах вот ты как! — Спровоцировав хамством ответное хамство, словно бы получаешь моральное оправдание собственному поведению. Вот такая растяжимая штука людская совесть. — Вот возьму и переплавлю кувшинчик на монеты — по рукам пойдешь. Или муравьев в середину набросаю. Красных, злобных и кусачих. Нет. Отдам жестянщику, пускай урну сделает. Установлю на центральной площади — пускай прохожие окурки вонючие бросают. Э… Я охранника приставлю, а то, конечно, украдут. Или вот еще, оставлю здесь.

Выдохнувшись, я поставил сосуд на землю, а сам повернулся к нему спиной и опустился на снятую с рога Викторинии шляпку. Солома, конечно жестковата, но чирей на труднодоступном месте доставит куда больше неприятных минут, чем легкое покалывание.

«Что же мне делать?» — пульсирует в голове вопрос.

Мыслей много, идей тоже хватает, а вот способа убраться отсюда я не вижу. Но он должен быть, поскольку… Не может же такого быть, чтобы сюда пусть случайно, но не забредал кто-нибудь. Не человек, так зверушка. И если отсюда нет выхода, то они должны остаться здесь. Хоть тушкой, хоть чучелом. А каменные плиты чисты. Нет, они, конечно, пыльные и грязные, но это не то.

Уловив краем глаза заклубившийся из торчащего вбок горлышка клок дыма, я сделал вид, что не заметил появления джинна.

Тихон же просто не обратил на него внимания. Он пребывал в состоянии задумчивой полудремы: дыхание медленное, крылья накрывают голову по самые ноздри, а хвост лениво скользит из стороны в сторону.

Принцессу на время можно не брать во внимание. Судя по раскатистому храпу, ее обморок плавно перетек в сон.

— И чего не уходишь? — холодно спрашивает джинн.

— Не хочу ничего твоего с собой брать… Немного подожду. Потом заткну твой кувшин пробкой и пойду себе.

— Так ты же ее проглотил — сам говорил.

— Вот поэтому и жду.

Джинн позеленел.

Хотя и не сразу, а по мере понимания…

 

ГЛАВА 8

Методом проб и ошибок

Если на первый взгляд из какого-либо положения выхода нет, то нужно просто бросить второй, более внимательный. И желательно в несколько ином ракурсе, что позволит осветить возникшую проблему с другого бока. Лучше всего поставить ее с головы на ноги…

— Ваур? — Тихон бросил на меня удивленный взгляд и вернулся к разглядыванию джинна.

Раба сосуда от плотоядного демонического оскала трясло мелкой нервной дрожью, но он крепился и продолжал с деланным равнодушием следить за моими акробатическими номерами.

— Под этим углом тоже ничего не видно, — с присвистом произнес я вслух, перевернувшись из стойки на руках в нормальное положение любого прямоходящего существа и одернув полы пиджака.

Разминая затекшую кисть руки, я позволил легким насытить организм кислородом, а силе земного притяжения вернуть лицу натуральный, бледный вследствие редкого попадания солнечных лучей цвет. Вообще-то я в довольно неплохой физической форме, и пройти десяток-другой метров на руках для меня не проблема, по крайней мере, при силе тяжести, близкой к земной. А здесь она даже меньше, если ощущения меня не подводят. Но попробуйте проделать это с зажатым в руке мечом… Знаю-знаю, я и сам сообразил бы его на время отложить. А вот кибернетический протез на мои уговоры и попытки воздействия как изнутри, так и извне ответил равнодушным игнорированием. В том плане, что даже пальчиком не пошевелил, дабы облегчить мне поиски выхода из затруднительного положения, в которое я не без его помощи попал.

— Главное — не терять надежды и не впадать в отчаяние, — проведя языком по пересохшим губам, посоветовал я сам себе. Вот только давать здравые советы (особенно задним числом) значительно легче, чем следовать им.

Бросив случайный взгляд в сторону джинна, я поспешно отвернулся. Но, смирив гордыню, присел на корточки перед погнутым сосудом.

— Э… джинн.

Задрав подбородок, ультрамариновый дух увеличился вдвое и холодно ответил:

— Я слушаю.

— Извини.

— Ты не меня обидел…

— А кого? — удивился я, оглянувшись по сторонам.

Принцесса вкушает дневной сон, Тихон изображает стороннего наблюдателя… Не призрака же башни он имеет в виду! Или у них, у призрачных духов, сильна видовая солидарность?

— Искусство!

— А…

— Искусство — это…

— Я знаю, что это такое, и даже знаю, что кинематограф является самой важной из его разновидностей, — несколько поспешно перебил я джинна, не желая выслушивать длинную и нудную лекцию на тему «Искусство во мне и я в искусстве». — И признаю его благотворное влияние на формирование личности, но…

— Тебе не понравился стих? — поник джинн. Как в прямом смысле — обвиснув на погнутом горлышке кувшина, словно капля воды на носике неплотно закрытого крана, — так и в переносном, выразившемся в потухшем взоре, в голосе, ставшем безжизненным, безликим.

— Не знаю, — честно признался я.

— Как так?

— Просто в тот миг я осознал, что мы угодили в ловушку, и…

— Так ты отвлекся и не проникся величием…

— Да-да, — поспешно согласился я.

— Не переживай, — покровительственно похлопал меня по спине выросший до моих размеров джинн, и, решив добить благородством, предложил: — Это мой стих. Я отлично помню его и прочту еще раз.

— В более подходящей обстановке, — поспешил я внести контрпредложение, заметив, как джинн набирает в легкие побольше воздуха, дабы излить на меня рифмованную мудрость. — Сейчас мои мысли заняты поиском спасения и не смогут постичь всего э-э-э… понять всю у-у-у… короче, приобщиться и проникнуться шириной светлых горизонтов и глубиной мудрых мыслей.

— Ну ладно, — неуверенно согласился джинн.

Я же решил воспользоваться моментом и намекнуть на необходимость поисков удобного для приобщения к поэзии места. С сытым брюхом и бокалом светлого пива в руках — вот когда душа открыта прекрасному. Хотя это и вопрос вкуса. Некоторые предпочитают темные сорта.

— Перенесешь нас во дворец?

— Зачем?

— Может, там найдется подходящее место для чтения стихов…

— Да?

— Я не уверен, но ведь это же дворец.

— Да, наверное…

— Нужно попробовать, — подтолкнул я его.

— Что там пробовать, — отмахнулся джинн и, спохватившись, добавил: — А насчет пробки…

— Я ее верну, — заверил я его. — Честно. Вот только…

— Не нужно. Я уж лучше без нее обойдусь…

— Неудобно как-то…

— Вы готовы ехать? — спросил джинн.

— На чем?

Раб серебряного сосуда для жидкости вместо ответа принялся шумно втягивать в себя воздух и, лишь когда достиг пятиметровой высоты, напомнил:

— Кувшин не забудь. — Проследив за тем, чтобы я надежно уместил кувшин в кармане, джинн довольно улыбнулся и одним движением бровей изменил свой облик.

Передо мной предстал огромный, по пояс обнаженный культурист явно выраженного африканского происхождения с носорожьей берцовой костью в проколотом носу и с опахалом в бугрящихся мышцами руках. Это очень странно смотрелось со стороны. Из лежащего в кармане сосуда через завязанное узлом горлышко тонкой струйкой вытекал дым. Стремительно утолщаясь, он незаметно переходил в короткую тунику, из которой торчало непропорционально раздутое в грудной клетке тело.

— Поехали! — смещаясь мне за спину, сказал джинн и взмахнул рукой.

Вторично поинтересоваться маркой транспортного средства я не успел.

Изображающий культуриста эфемерный дух подхватил меня и, подбросив вверх, размашисто припечатал опахалом пониже спины. Удар вышел звучный.

Подавившись собственным негодующим воплем, я стремительно полетел вперед. На миг мне даже показалось, что удастся-таки достигнуть дворца, но тут неведомая сила ухватилась обеими руками за мои уши и рванула назад. Резиденция местного правителя начала удаляться столь же стремительно, как только что приближалась. Мимо пронесся Тихон. Я едва не задел его ногами. А миг спустя мелькнула и кобылица, скользящая по воздуху в каких-то двух-трех метрах от земли. Если демон нашел данный способ перемещения забавным — он даже пытался управлять полетом при помощи крыльев и ушей, — то непарнокопытное женского рода, безжалостно вырванное из сна, имело прямо противоположное мнение на этот счет. Благодаря стремительности движения я уловил лишь его далекие отголоски.

Услышав за спиной хохот, я обернулся. Покосившаяся башня стремительно приближалась. Рывок за уши — и вот уже я вновь лечу к дворцу.

Навстречу с равным промежутком пронеслись демон и единорог.

Помахав им рукой, я с огорчением констатировал, что и эта попытка оказалась безрезультатной. Еще бы и закруглить ее без потерь…

— Эй, джинн! Опусти меня.

— Нет, — донеслось из сосуда.

— Почему?

— Я дух бестелесный, мне сие не под силу. Демона своего попроси…

— А при чем здесь Тихон?

Но джинн проигнорировал вопрос, буркнув что-то невразумительное о падении нравов, и на дальнейшие призывы не откликался.

Опять обиделся, что ли? Странный он какой-то…

Проносясь мимо меня в десятый раз, Тихон даже не повернул головы. Да и мне, признаться, надоело носиться над площадью туда и обратно. Я чувствовал себя словно таракан, заснувший на маятнике метронома перед самой репетицией и вынужденный дожидаться ее окончания. Если раньше не стошнит или лапки не соскользнут. Мне в этом плане повезло — не нужно судорожно хвататься за скользкую металлическую поверхность.

Охрипший призрак башни замолк, потеряв интерес к развлечению.

Пролетев над площадью в двадцатый раз, я вспомнил самоуверенного джинна незлым, тихим словом. Незлым потому, что злых слов не бывает, эмоциональный оттенок им придает интонация произносящего его. А тихим — ну… какая-никакая, но Викториния все же женщина, хотя в настоящий момент в это трудно поверить, и мне не хотелось давать ей повод усомниться в моем моральном облике. Я так часто напоминаю себе о ее настоящей сущности, поскольку сама она этого сделать не может.

«Интересно, что произойдет, если перевернуться вверх ногами и ухватиться за летящего навстречу Тихона? Прервет ли это движение? А как приземляться? Высота-то метров десять будет, а соломки на каменные плиты некому подстелить… — опечалился я. — Может, попросить джинна?»

В этот момент играющая мною сила исчезла, словно по мановению волшебной палочки, без всяких намеков на инерцию и прочие законы мироздания. Только что я летел подобно парящей в восходящем воздушном потоке птице, и вот уже, на миг зависнув в воздухе, с воплем устремился вниз, на твердые, твердые камни, успев лишь отставить в сторону меч, чтобы случайно не сделать харакири или чего похуже, и удивившись нереальной плавности падения.

Бум-с!

Перевернувшись на спину, я раскинул руки, радуясь чудесному приземлению.

Но торжество продлилось недолго. Лимит полета для демона и единорога истек с равными моему метражу показаниями на счетчиках.

— Ваур! — затребовал посадки Тихон. Откатиться в сторону я не успел.

— Ваур? — Демон лизнул меня в щеку, припечатав всей своей сотней килограммов.

Воспитанно игогокнув, сверху опустилась кобыла.

Тихон от неожиданности тявкнул, я же лишь выпучил глаза, поскольку воздуха для крика в легких не осталось, а вдохнуть мешал сдвоенный груз.

Высунувшийся из кармана джинн покраснел.

— Извращенцы! — заявил он, быстро увеличиваясь в объеме и снимая с меня единорога.

Тихон спрыгнул самостоятельно, да джинн и не особо спешил хватать его за загривок. Демон отряхнулся, расправил крылья и с сомнением осмотрелся, растерянно поводя оранжевыми глазами по сторонам.

— Извращенцы, — значительно тише повторил раб кувшина. — Устроили не поймешь что…

— А почему ты не помог раньше? — огрызнулся я, потирая отдавленное плечо.

— А ты не просил.

— Я не просил?

— Ты не просил, — заявил джинн.

— Я просил опустить меня на землю, а ты сослался на Тихона и отказал.

— Так ты в этом смысле…

— Что?

— То самое… — отмахнулся джинн и нырнул в сосуд, бросив напоследок: — Без нужды не беспокоить.

«Странный он, — в очередной раз подумал я. — То категорически отказывается от пробки, то намекает, что хотел бы ее поскорее получить… Можно подумать, я могу так уж сильно контролировать время своей нужды. Лучше отдам, пускай сам решает, что с ней дальше делать…»

Придя к определенному решению, я поднялся с камней, от которых тянуло холодом.

Под ногу что-то попало, и я непроизвольно отфутболил это метров на пять.

Сверкнув в солнечных лучах, круглая пластина золотистого цвета со звоном покатилась по площади.

Прыгнув ей вслед, Тихон вернулся ко мне и продемонстрировал зажатый в зубах медальон. Лишь почесав демона за ухом, я смог получить его и внимательно рассмотреть. Гладкая, слегка выпуклая поверхность с рядом небольших углублений, происхождение которых, зная Тихона, я могу смело отнести к нескольким последним минутам. Медальон состоит из двух хорошо подогнанных одна к другой половинок, в едва различимый зазор между которыми не просунуть и кончик ножа. Даже заточенного до бритвенной остроты подарка валькирии Ольги. Можно, конечно, попробовать забить его туда…

Я отогнал детское желание как можно быстрее исследовать устройство любого попавшего в руки приспособления. Лет до десяти, если верить дневнику отца и семейным видеосъемкам, всякая игрушка сразу же после вручения бывала мною разобрана до основания, а уж после, при определенной доле везения, восстановлена до пригодного к играм состояния. Лишние детали складывались на будущее — вот подрасту, увлекусь механикой, там пригодится — в огромный пластиковый контейнер из-под морозильной камеры. Короб этот и поныне ждет пробуждения во мне соответственной тяги на балконе, если серые ламеры не приспособили его содержимое под свои темные нужды. Что едва ли… Они предпочитают подземелья и бункеры. Появившаяся в результате нарушения запрета на оживление неодушевленных предметов оптическая радиомышь ухитрилась не только убежать от владельца, но и опровергнуть теорию стерильности искусственных созданий. Первый попавший в руки ученых серый ламер, как нарекли результат небывалого смешения живорожденной мыши с мышью пластиковой, оживленной магией, потряс весь мир. И если ученые опешили от способности природы загибать витки эволюции, то военные в одночасье поседели от ужаса.

Способное проникать почти в любое место, размножающееся с потрясающей скоростью существо, передающее по наследству способность управлять компьютерными системами, — это ночной кошмар любого генерала. Особо нервные рвали погоны и уходили в пассивные пацифисты. Эти, в отличие от активных борцов за мир во всем мире, не бросались с оружием в руках бороться против войн, а тихонечко расползались по дальним аграрным планетам, на которых человек с ружьем — это памятник первопроходцам, а не солдат с новейшим «плайзером-13», то есть ручным плазменным пульсаром, и боевыми амулетами. Но тут в очередной раз госпожа Удача показала, на чьей она стороне. Серые ламеры столкнулись с тайно готовящим восстание против человечества прародителем терминаторов и победили. Причем без всяких мудрствований — просто пустив в ход зубы. Людям осталось только пожимать плечами и менять изгрызенную проводку и горелые блоки. Сколько в этой истории правды, а сколько ретуши политологов, оставим выяснять будущим историкам. Не выяснят — так придумают. Не впервой. На том стояли и стоять будут.

Внимательнейшим образом осмотрев медальон и не найдя скрытых кнопок и других видимых активаторов запорного механизма, который должен быть — уж очень легка золотистая находка, — я легонько сжал его в руке.

Сперва раздался отчетливый хруст. Мое лицо удивленно вытянулось. Подобное чувство, может статься, испытывал бабкин дедка, когда курочка-ряба снесла не золотое, а простое (куриное) яичко, а он по привычке ухватил его всей пятерней.

— И что это было? — спросил я сам себя, осторожно разжимая пальцы.

Половинки медальона стремительно разошлись подобно створкам моллюска или женской пудренице, и мне в глаза ударил яркий свет вспышки, а в нос — приторный аромат благовоний.

Приглушенный хлопок оповестил мои уши о том, чего не в состоянии увидеть нокаутированные солнечным зайчиком глаза, — медальон закрылся.

— Апчхи! — раскатисто чихнул я, едва не разбив нос рукоятью меча, когда попытался прикрыть его ладонью кибернетической руки.

— Стоим и бдим!!! — мощно проревело многоголосие со всех сторон.

От неожиданности я взлетел ввысь, хотя левитацию не применял, поскольку не умел. Как говорится, рожденный ползать пользуется услугами «Аэрофлота».

— К-кто з-здесь? — Яростно моргая, я попытался разогнать настойчиво кружащиеся перед глазами цветные кляксы.

— Стоящие и бдящие! — последовал незамедлительный ответ.

Плотно, зажмурив глаза, я досчитал до десяти, надеясь, что никто не воспользуется моей временной беззащитностью. Раз, два…

Ни стука подошв о камень, ни звона оружия. Лишь мое хриплое дыхание и приглушенный звон в ушах. … три, четыре… Хлопок — и удивленное:

— Ваур?

… пять, шесть…

— Ваур! — В голосе Тихона появляются предостерегающие нотки.

… семь, восемь…

Снова хлопок, стук копыт и гневное ржание единорога.

… девять, десять.

Приоткрыв глаза, я обнаружил, что цель достигнута. Причем не одна. Мое зрение прояснилось и позволило не только рассмотреть «стоящих и бдящих», но и с большой вероятностью предположить, что я попал-таки во дворец. Где еще может находиться трон?

Мы шли, шли… и, наконец, дошли. И что? Первый вопрос, пришедший на ум: «Не пора ли убегать?» — и следом, как приговор: «А дверей-то и окон нету…»

 

ГЛАВА 9

Вокруг да около трона

— Э-э-э… — На этом связные мысли закончились, и я захлопнул рот. Зубы клацнули, словно сработавший вхолостую капкан, и заныли, обиженные на то, что хитрый язык на этот раз успел-таки спрятаться.

— Стоим и бдим! — мгновенно прореагировали на посторонний шум стражники, отсалютовав зажатыми в руках метлами, что как-то не вязалось с мощными торсами и по-кабаньи клыкастыми мордами.

Стоя плечом к плечу, они монолитной стеной ограждали трон, спинка которого, увенчанная короной, едва-едва возвышалась над их головами, и местного правителя, восседающего на нем. Это если исходить из верности народной приметы относительно того, что «свято место пусто не бывает» и, значит, кто-то да занимает его.

Джинн высунулся из кармана, окинул взором обстановку и изрек древнюю восточную мудрость, тайный смысл которой столь сильно завуалирован, что я теряюсь в догадках относительно того, каким боком она уместна в данной ситуации.

— Верблюд верблюда оплюет издалека.

— В смысле?

Вместо ответа он скрылся в своем сосуде-вселенной, оставив меня перед извечной дилеммой: «Что делать?» — с провокационным намеком вместо четкой инструкции.

А тут еще и желудок напомнил о своих законных требованиях, воззвав к общественности громкой нотой протеста.

«Интересно, здесь гостей принято обедом кормить?» — мелькнула отнюдь не праздная мысль.

Тихон, негромко порыкивая, проводил тяжелым взглядом переместившуюся за мою спину кобылицу и последовал ее примеру, пристроившись у моей правой ноги.

Глубоко вздохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, я поприветствовал досточтимое общество со всей возможной почтительностью, на которую оказался способен в сложившихся обстоятельствах:

— Добрый день, привет и здрасьте!

— Кто, кто к нам пришел? — раздался из-за спин стражников звонкий голос, сопровождаемый веселым перезвоном колокольчиков. — Весь в делах, весь в заботах, издергался, замаялся, вот и сморила усталость. Задремал я. А ну-ка расступись, болваны!

Если стражники и услышали окрик, то ничем не выказали этого. Как стояли — ноги на ширине плеч, в руках у каждого древко дворницкого инвентаря с каменным выражением стойкости и бдительности на (условно назовем это лицами), так и остались стоять.

— Бунт! Мятеж!!! — заверещал скрытый спинами единоличный обладатель права сидеть на троне.

— Стоим и бдим! — рявкнули ему в ответ исполнительные вояки.

— Кто? Что?

Я на всякий случай убрал кибернетическую руку за спину. Обнаженный меч привлекает излишнее внимание и выглядит вызывающе.

— Ах да… — Бум-с! Звон удара покатился под высокими сводами дворца. — Совсем запамятовал. Дела, заботы…

Правитель сбился на невнятное бормотание, перемежающееся вздохами и кряхтением.

— Ваур? — тихонько поинтересовался Тихон.

Я лишь растерянно пожал плечами. Что из всего этого выйдет, не берусь даже предположить.

Проворно перебирая короткими ручками и ножками, между расставленных ног близстоящего стражника ужом протиснулся одетый в черно-белое клетчатое трико карлик.

Распрямившись, он резкими хлопками сбил с коленей пыль и, выдернув из-за пояса шутовской колпак с маленькими серебряными колокольчиками на кончиках вислых то ли ушей, то ли рогов, натянул его на голову по самые брови.

— Я здесь самый главный, — сразу поставил точки над «i» карлик, продемонстрировав огромную золотую медаль, и представился: — Дурикбумбер Первый и Неповторимый. Для народа я просто МММ.

— Э-э-э… — неопределенно промычал я. «Как-то непохоже на инициалы».

— Коротко и ясно. Правда?

— У-у-у… Что может быть короче и яснее слава из трех букв?

— А что это слово из трех букв означает, ты знаешь?

— Ну…

Есть вещи, которые легче показать, чем назвать. Воспитанному человеку по крайней мере. Не тыкать же мне в него пальцем? Невежливо и некрасиво получится. А имя у него такое, что и черт ногу сломит, но без пол-литра наизусть не выучит.

— Объясню. — Не обращая особого внимания на мои неудачные потуги родить связную и корректную реплику, карлик продолжил церемонию представления, строя при этом гримасы и непрерывно дергая руками-ногами. Если это не шок от моего вида, то у карлика что-то с головой… — Первая «М» говорит о том, что я мужественный. Сомнений в этом нет?

Он требовательно задрал кверху острый подбородок и скрестил руки на груди, словно позируя чеканщику монетного двора.

Я отрицательно покачал головой, будучи при этом предельно искренним: женственности в нем точно не было. Вот нелепости… это да, этого просто завались. Но продемонстрированная золотая «шайба» вполне может быть действительно символом власти, да и надежда пообедать оставалась.

— Хвалю, — улыбнулся карлик. — Возьми с полки пряник.

— Где? — Я встал в стойку, словно гончая при виде зайца. Демон у моей ноги тоже подобрался. Уж значение этого-то слова он улавливает подкоркой головного мозга.

— На полке.

— А полка где?

— Чего нет — того нет, — развел руками карлик, звякнув бубенцами.

Я с трудом сдержал разочарованный вздох и Тихона, который единственно возможным для себя способом вознамерился побороться за права человека и его братьев меньших и больших.

Завязав уши колпака под подбородком, беспечный шутник попытался достать нижней губой кончика носа.

К моему удивлению, ему это удалось.

Наградив себя бурными и продолжительными аплодисментами, поддержанными дружным «стоим и бдим», карлик вернул головному убору первозданный вид и обратился к прерванному рассказу о себе мужественном и еще двухразовом «М».

— Милосердный. Что значит, когда можно казнить и миловать, то хочу миловать и казнить. Милосердно, правда?

— Угу… — Я не стал спорить, хотя принципиальной разницы не рассмотрел, поскольку в детстве учил и арифметику: «От перемены мест слагаемых сумма не меняется», и биологию: «Хрен редьки не слаще».

Тихону затянувшийся процесс знакомства надоел, и он опустился на пол, терпеливо ожидая, когда же эти нелогичные с его точки зрения двуногие покончат с пустопорожними движениями языками и перейдут к трапезе. На Ваурии не утруждают себя излишними разговорами, да и со словарным запасом в одно общее, одно специальное мужское и два специальных женских слова не очень-то поболтаешь. Трудно себе вообразить двух самок ваурийских демонов, мило болтающих часок-другой ни о чем, словно добрые кумушки на Земле. Поэтому мы цари природы, а не они. Я имею в виду великую силу Слова как двигатель прогресса и стимулятор естественного отбора.

— Третья «М» — мудрый, — сообщил карлик, прижав к глазу разноцветного стекла монокль и зачем-то оттопырив челюсть. — Спорить не будешь?

— Нет, — уверил я его.

— Правильно, — ободрил он и, сменив шутовской колпак на извлеченную из-за пазухи корону, неведомо каким манером уместившуюся там, звонко хлопнул в ладоши.

— Стоим и бдим!

Перебросив метлы из одной руки в другую, при этом заставив их перевернуться взлохмаченной рабочей частью к потолку, стражи чеканно стукнули древками о каменный пол. Бум-бум-бум… — прокатилось вокруг трона, обогнув его по кругу и вернувшись туда, где зародилось. Частично стертые и щетинящиеся поломанными прутьями пучки, насаженные на отполированные до блеска древки навевают подозрения о совмещении должностей стражника и дворника, или как там называется подметальщик не двора, а дворца. Но слаженность движений и их доведенная до автоматизма четкость заставляют усомниться в возможности подобного времяпрепровождения. Хотя… трудотерапию, знаете ли, еще никто не отменял. Даже в «Уставе космических разведчиков» на месте предисловия стоят три великих изречения. «Великих» как по своей глубине, так и по авторству. «Плодиться, плодиться и еще раз плодиться… Мао Цзэдун». «Учиться, учиться и еще раз учиться… В. И. Ленин». «Работать, работать и еще раз работать… Рамсес II». Историческая последовательность обращена вспять, зато человеческая жизнь расписана по пунктам.

Протиснувшись между ног отработавших показательную программу стражников, Дурик… бум… бомбер какой-то… — ох и дал же бог имечко! — вернулся на трон и скомандовал:

— Меня не беспокоить! Буду отдыхать.

— Стоим и бдим!

До последнего мгновения я продолжал подозревать в происходящем чью-то неудачную шутку — веселится шут, ну и шут с ним, как говорится, — но теперь надежды на появление настоящего правителя, мудрого и величавого, растаяли вместе с мечтами о торжественном и поэтому сытном обеде в честь дорогого гостя — меня.

Вот ведь скряга!

Этот мир положительно начинал нравиться мне все меньше и меньше. Со всеми его непонятными воздействиями на магию, со своеобразным подходом местных правителей к проведению аудиенций. Они словно соревнуются один перед другим в оригинальности.

Сперва Викториния, с тем же количеством одежды на теле, что и в настоящий момент, совмещает прием меня и ванны. Пожалуй, наоборот: ванны и меня, если соблюдать очередность принятия. Но женщине многое можно простить, особенно вспомнив тот роскошный ужин, который она разделила со мной.

— Извини, кобылка, — расчувствовавшись, я погладил ее мокрый черный нос. Викториния довольно фыркнула и, гарцуя, прижалась крупом к моей спине. Мы с Тихоном одновременно заорали и оказались в воздухе.

— Стоим и бдим! — мгновенно отреагировали стражи. Остановив скольжение по пыльному полу, опровергнувшему догадку об использовании стражниками метел по прямому назначению, я перевернулся на бок, потирая ушибленные колени и стараясь держать меч за спиной. А то припаяют попытку правительственного переворота со всеми вытекающими из ее провала последствиями.

Викториния, обиженно прищурив глазки, перевела взгляд с меня на Тихона, с недоверием рассматривающего свой хвост, чудом уцелевший после знакомства с копытом императорской наследницы. Губки кобылицы мелко дрожали, в уголках глаз блестела влага. Только не это. Падающую в обморок кобылу я уже видел дважды, а обогатить свои знаниями еще и наблюдением за бьющейся в истерике ею же у меня желания нет. Знаю заранее, что это зрелище не для слабонервных.

Поспешно встав на ноги, я подошел к Викторинии и принес свои извинения, чем вызвал неподдельное изумление у Тихона. Эх, малыш, вот повзрослеешь, научишься говорить «фрук» и стойко переносить отказы на свои предложения заняться им, тогда и поймешь, что женщина может быть права даже тогда, когда логика утверждает обратное. И не ставьте их на противоположные чаши весов — они несоизмеримы. Без логики-то человечество выживет… Как нет?! Ну так живет же.

Со стороны трона донеслось заливистое хихиканье, отчего-то напомнившее мне злорадные смешки призрака из покосившейся башни. Может быть, они состоят в родстве? Семейное привидение и все такое… К примеру, жители Туманного Альбиона тоже питают слабость к преемственности поколений, почитая за хороший вкус иметь свое фамильное привидение, переходящее по наследству от отца к сыну.

— Досточтимый МММ, — почтительно обратился я к хихикающему правителю, предположив, что уменьшительно-ласкательное «Дурик» может прозвучать недостаточно солидно, а полностью его имя я не помню. — Прошу простить меня за доставленное вам беспокойство. Не могли бы мы покинуть ваш дворец?

— Я вас не держу.

— Мы можем идти?

— Идите.

— Куда?

— Куда хотите, — хохотнув, разрешил мудрый и мужественный карлик.

Уяснив, что эскорта нам не выделят, я решил найти выход самостоятельно. «И желательно в направлении кухни», — подсказал пустой, если не считать пробки от джиннова кувшина, желудок.

Двигаясь вдоль стен, через каждые десять шагов щетинящихся ярко светящимися выступами, мы дважды обогнули трон по часовой стрелке, но даже намека на дверь не обнаружили. Лишь проложили хорошо заметную тропу среди девственных слоев пыли. И как они попадают в спальные покои? Или они не спят? Тогда понятно, почему здесь так «людно»…

Хочешь не хочешь, а пришлось возвращаться к трону.

— Не подскажете, — шепотом поинтересовался у стоящего как истукан стражника, — как выйти отсюда?

Минута тишины протекла с той же безликой посекундной монотонностью, что и миллионы до нее и миллиарды после.

Не подскажет, — понял я, когда мой вопрос остался безответным.

Интересно, персоналу психушек молоко за вредность положено? Я бы не отказался сейчас от литра-другого.

Спокойно… Попытаемся найти другой подход.

— Уважаемый МММ!

С утомляющей настойчивостью за моим возгласом последовала минута тишины.

— Ау!!!

— Стоим и бдим! — для разнообразия дружно ответили стражники.

«Процесс пошел», — обрадовался я:

— Кто вы?

— Стоящие и бдящие.

Очень хорошо. Главное — разговорить, а там…

— И как стоите?

— Стоически.

— Как-как? — опешил я.

— Стоя.

Чувствуя, что теряю нить разговора, тем не менее продолжил его:

— А бдите как?

— Бдительно.

— Как-как?

Не дождавшись ответа, я почесал переносицу и плюнул на безнадежное занятие. Метко. Но страж не обратил на это внимания, и я не стал извиняться.

Что мы имеем? А имеем мы предположительно проблему с безвыходностью положения, в которое попали. Чтобы сказать об этом более уверенно, нужно проверить два варианта лазеек, которые мною не испробованы. Первый — уйти так же, как пришли. То есть воспользоваться магическим амулетом. Второй — попросить об услуге джинна. Но, вспоминая его предыдущую попытку… размажет по стенке словно таракана подошвой тапки.

Соображения личной безопасности перевесили прочие доводы, и я решил попытать счастья с медальоном.

— Была не была!

Собрав в кучу крохи решительности и комья отчаяния, я достал из кармана найденный Тихоном золотистый диск и легонько сжал его в руке

— Зажмурьте глазки.

Щелчок. Вспышка, ударившая по сетчатке даже сквозь опущенные веки

На этот раз я не стал спешить, а принялся считать до десяти, держа глаза плотно закрытыми.

На счете три по моим перепонкам ударил громогласный рев:

— Стоять! Бросать буду…

 

ГЛАВА 10

Громадный и настырный

Если исходить из того факта, что в меня ничем не бросили, то можно считать прыжок на месте адекватной реакцией на категоричный приказ «Стоять!».

За время стремительного движения вверх и не менее стремительного вниз я успел не только распахнуть глаза во всю ширь, но и рассмотреть освещенного яркой луной обладателя громового голоса.

На него и смотреть-то трудно, а уж описать словами и того сложнее. Для этого придется убаюкать разум, что, согласно наблюдению Франсиско Гойи, порождает чудовищ (Зачем тогда ученые?). Наверное, так могла бы выглядеть изуродованная вандалами скульптура первого олимпийца — метателя камня, если бы титаны победили в битве богов, а не наоборот, как случилось в действительности. Колосс семи-восьми метров ростом, сгорбившийся под весом удерживаемого правой рукой на плече обросшего мхом каменного валуна весом под тонну, неподвижно стоит, загораживая собой большую часть покосившейся башни, и указывает на меня растопыренными пальцами левой. Словно Голиаф, поменявшийся ролью с Давидом. Вот только массивное тело покрыто не кожей, а камнеподобной шкурой.

На бугрящейся отвратительным наростом спине во все стороны торчат длинные костяные шипы. Чресла гиганта обернуты шкурой буйвола, а лысая трапециевидная башка покрыта веселенькой росписью под хохлому.

Приземлившись, я чувствительно стукнулся голыми пятками о каменные плиты. Подступивший к горлу горький комок, от удара сорвавшись, с противным звуком плюхнулся на дно пустого желудка.

— Платить надо, — проскрежетал великан, опровергнув устоявшееся мнение о том, что камни могут кричать лишь безмолвно. По крайней мере этот изъяснялся весьма и весьма громко.

— Я же просил меня не беспокоить! — Выскочив из кувшина, словно чертик из коробки с сюрпризом, джинн разом раздулся на полгоризонта. На голове чалма, в правой руке свиток, а в левой корабельный рупор, посредством которого он усилил свой и без того громкий голос. Поэты — они такие: тихие и скромные, но когда недюжинный талант, окрыленный вдохновением, рвется на бумагу, то лучше не становиться на его пути. Задавить не задавит, но потоптать может… А тут еще полнолуние.

— Платить на… — попытался удержать позиции великан. Но джинн не дал ему такой возможности, оборвав презрительно оброненным оскорблением:

— Хам!

Где-то в глубине своей местами мелкой души я почувствовал удовольствие: будет знать, как на нас, маленьких, орать.

А джинн, как все творческие личности, уже разошелся не на шутку.

— Встречаются же такие невоспитанные тролли… Крикливый булыжник! Отбойный молоток тебе в… О чем это я? Ах да! Молоток в руки и в карьер. Бесчувственная каменюка! Питекантроп!

Последнего обвинения великан не вынес. Взревев, как входящий в атмосферу астероид, он ухватил сверхмощное оружие пролетариата двумя руками и, заведя за голову, со всей мочи швырнул в джинна.

— Мне пора, — буркнул джинн, исчезая в своей серебряной тюрьме едва ли не проворнее, чем вылетел из нее. — Бывайте…

То ли у обидчивого тролля с глазомером оказалось плохо, то ли удерживающее поле над площадью каким-то образом искривило траекторию движения булыжника, но бросок явно вышел слабее, чем следовало. Недолет, как говорят в артиллерии. Не тратя времени на то, чтобы сформулировать свое мнение о происходящем, я с отчаянием утопающего сдавил в руке медальон.

— Давай!

— Ваур!

Рухнувший булыжник, выворотив несколько плит, продолжает стремительно надвигаться на меня, подпрыгивая и высекая искры.

Яркая вспышка безжалостно бьет по глазам.

— А-а-а!!!

— Стоим и бдим!

Выкрикнутые бодрыми голосами слова медленно, едва ли скорее восстанавливающегося зрения, просачиваются в скованный смертельным ужасом мозг. Но проходит довольно много времени, пока до меня доходит, что, собственно, это означает. Я во дворце.

— А-а-а!!!

Крик ужаса незаметно для постороннего слушателя сменяется воплем радости.

Сорвав голос, но не в силах сдержать бушующий в венах адреналин, я начал приплясывать.

— Ваур! — присоединился ко мне Тихон, виляя хвостом и тряся ушами, словно обыкновенный щенок.

Викториния тоже разделила общее торжество, гарцуя вокруг так, что мы только успевали отпрыгивать подальше от ее копыт и вихляющего крупа.

Опьяненные жизнью, мы прыгали, махали руками (в моем случае) и топали и дрыгали ногами (все вместе) в стиле канкан. И какое нам дело до безразличного молчания стражников, до едва слышимого из-за толстых дворцовых стен рева обманутого в своих надеждах тролля, до невнятного бормотания местного правителя и нервного перезвона бубенцов его дурацкого колпака — мы, вопреки обстоятельствам, живы.

Лишь только первая волна радости схлынула, как тут же навалились проблемы. Желудок, за прошедший день не получивший ни грамма пищи, если не принимать за таковую проглоченную пробку, болезненно напомнил о своих насущных потребностях, дальнейшее игнорирование которых чревато язвой. Это если удастся прожить достаточно долго, чтобы начать расплачиваться за грехи молодости. А для этого нужно найти способ выбраться за пределы этого неправильного замка, где во дворце без окон и дверей стражниками, изображающими дворников, командует шут, корчащий из себя повелителя; где в покосившейся башне обитает противоречащее постулатам демонологии привидение; где открытая площадь является ловушкой с невидимыми, но надежными решетками. Как же мне надоело это место со всеми своими странностями и непонятностями!

Решив, что терять мне по большому счету нечего, я решительно приблизился к трону с твердым намерением получить ответы на свои вопросы.

— Стоим и бдим! — взмахнули метлами при моем приближении стражники.

Но это меня не остановило. Я, удерживая кибернетическую руку с зажатым в ней мечом демонстративно опущенной, левой попытался отстранить стоящего на пути здоровяка и, не встретив сопротивления, провалился сквозь него вперед — к подножию трона.

— Уйди прочь! — поджав ноги и выставив перед собой королевскую медаль, заверещал карлик. — Стража!

— Стоим и бдим!

— Призраки, — шепнул я и в подтверждение собственных слов проткнул пальцем грудь ближайшего охранника трона. — Они все призраки.

— Уйди-уйди… — затрясся карлик, подрастерявший всю свою спесь.

— Не бойся, — попытался успокоить его.

— Отдай мне меч.

— Зачем? — опешил я.

— Отда-а-ай, — жалобно канючил шут, забравшийся на трон.

— Не могу, — честно ответил я.

Дался им этот меч. Кибернетическая рука вцепилась, не хочет и на миг выпустить рукоять из своих пальцев. Призрак из башни пытался завладеть им. Хотя может статься, что меч раньше принадлежал ему и он только хотел уберечь его. Теперь еще и этот…

— Я золота за него дам, — предложил карлик. — Много.

— Нет, — покачал я головой.

— По-хорошему прошу — отдай!

— Зачем он тебе?

— Не твое дело, — отрезал шут и начал сползать с трона. — Пошли, покажу золото.

— Да не нужно оно мне, — отмахнулся я.

Хорошо, что больше никто этого не слышал, а то подумали бы, что дурацкий колпак не на ту голову надет.

Потянувший из кармана дымок показал, что уж одна-то пара ушей не только услышала брошенную сгоряча фразу, но и сделала соответствующие выводы.

— Тоже мне, Раскольников, — прошипел мне на левое ухо джинн, полупрозрачным облачком опустившись на плечо. — Родную бабку за горсть сребреников замочить собирался, а теперь ему и сундук золота не нужен.

«Какую бабку? — про себя удивился я. — Какой Раскольников? И горсть сребреников — это сколько? Тринадцать? Столько же, сколько человек на сундук мертвеца… Совпадение или какой-то тонкий намек? Если намек — то уж очень он тонок, не рассмотреть».

— Много золота, — облизнув губы длинным языком, карлик развел руки в стороны. — Бери сколько унесешь. В обмен на старый бесполезный ржавый меч.

— Нет, — решительно отказал я. — За бесполезный меч золотом не платят.

— Упустишь удачу, — прошипел на ухо джинн. — О неразумный сын дикого ишака.

— Тьфу-тьфу! — От сглаза я сплюнул через левое плечо.

Что-то свистнуло и со стуком ударилось о дно серебряного сосуда, погнутое горлышко которого чуть заметно выглядывает из моего бокового кармана.

— А хочешь же-гули? — поинтересовался карлик Дурик… как-то там дальше. — Представляешь, такой молодой, а уже на…

— Что-что?

— Же-гули, жемчужные гули, — охотно пояснил коротышка на троне. — Крупные такие гули черного жемчуга. Закажешь ожерелье — будешь носить на шее всем на зависть. Весь такой из себя… привлекательный.

— Может, мне еще бикини и топ из латекса надеть?

— И на них золота отсыплю, — расщедрился карлик, ласково называемый в народе МММ. — Давай меч.

— Не продается, — категорично ответил я.

— Можешь подарить, — последовало незамедлительное предложение.

— Не могу.

— А поменять?

— Нет. Нет. И еще раз нет! И закруглим на этом торг. Он неуместен. Лучше проводи меня из замка.

— Нет.

— Это почему?

— А зачем мне это? — пожал плечами Мужественный, Милосердный и Мудрый.

Быстро же у него испуг прошел.

— Не зачем, а для чего, — изобразив кривую ухмылку, поправил я его.

— Для чего?

А подбородок-то задрожал…

— Чтобы я наконец-то убрался отсюда. И тебе спокойнее. Вон подметальщиков, бдительно стоящих вокруг трона, строить на раз-два будешь.

— Надоело, — признался карлик. — Тупые они.

— Этого у них не отнять, — согласился я. — Так покажешь?

— Решил посмотреть на золотишко? — обрадовался МММ. — Пошли.

— Ты мне выход покажи… — Карлик лишь развел руками:

— Не могу.

— Что тебе мешает?

— Его отсутствие, — буркнул из кармана джинн. И процитировал: — Оставь надежду всяк сюда входящий.

— Должен быть хоть какой-то выход… — не поверил я.

— Должен, — согласился карлик.

— А как тебе обед приносят, не говоря уж про завтрак и ужин?

— Никак. Да и незачем.

Этот ответ мне совсем не понравился. Может, карлику и незачем, а мой организм привык регулярно получать свою порцию пиши, будь то корабельный порцион, псевдодомашний набор быстрого приготовления или купленный в забегаловке биг-жряк с обезжиренной, обесцвеченной и лишенной калорий колой.

— Выход должен быть, — заявил я. — Поскольку есть вход.

— Отсюда выхода нет, — возразил карлик. — Разве что решишь помирать на свежем воздухе — тогда прошу на площадь. Опять-таки чистоту поддерживать нужно. А меч здесь оставь.

— В наследники метишь?

— О тебе беспокоюсь. Чтобы, значит, тяжесть не тягал понапрасну.

— Эх, МММ-МММ, последнее норовишь отобрать? Я уж и так без последних штанов остался…

— Я тебе золото предлагал, же-гули и вообще…

— Исходя из того, — невесело улыбнулся я, — что на сто процентов уверен: оно тебе же в итоге и останется.

— Как ты такое мог про меня подумать?! — возмутился карлик, размахивая символом власти.

— А разве нет? Если нет — извини.

Сорвав дурацкий колпак, карлик вывернул его наизнанку, обнажив малиновую в белый горошек подкладку. Жалобно звякнувшие бубенцы исчезли внутри, им на смену появились пушистые комочки белого меха.

— Стань там! — Я не стал спорить и, пройдя сквозь ряд бдительных бестелесных стражей, стал на указанное место. Тотчас рядом пристроились Викториния и Тихон. Кобыла единорога грустно посмотрела на меня и замерла по левую руку. Демон вауркнул и прижался теплым колючим боком с другой стороны.

— Не подсматривай! — распорядился МММ, видимо, позабыв, что за плотным, хотя и бесплотным кольцом охраны рассмотреть что-либо нереально. По крайней мере, без мощного вентилятора или прибора ночного видения. Как известно, все призрачные субстанции ненавидят сквозняк — он их попросту сдувает, а из-за одинаковой с окружающей средой температуры тела приемники инфракрасного излучения их не различают. Но у меня нет ни того, ни другого, посему волей-неволей выполняю наказ карлика. Поскольку банальное подсматривание в щелку мне не по душе, а впрочем…

Без часов трудно объективно воспринимать реальное течение времени во время пассивного ожидания, поэтому с одинаковой вероятностью желание приблизиться и одним глазком посмотреть сквозь стражей с метлами могло возникнуть через десять-пятнадцать минут или же спустя час с лишним. Чувства склоняются ко второму предположению: ноги затекли, мозги плавятся от непрерывного потока жалоб со стороны пустого желудка, изможденного тела и мечущейся от безысходности души, еще и пробка исподволь напоминает непреложную истину: «Долг платежом красен». Разум же… но когда мы к нему особо прислушиваемся?

— Эй, джинн! — Я постучал ногтем по серебряному боку кувшина.

— Недельку я потерплю, — раздалось изнутри.

— Почему неделю? — растерялся я.

— Столько человек живет без воды и пищи, — охотно пояснил раб сосуда. — Новый хозяин ценить будет, не в пример некоторым, молодым да наглым.

Я не нашелся что ему ответить. С одной стороны, меня грызла обида, а с другой — угрызения совести. Он, конечно, хорош — ишаком обозвал и вообще… но и я переборщил, мягко выражаясь.

— Э-э-э… джинн…

Но мой благородный порыв оказался безжалостно пресечен в самом зародыше.

— И раз! — донесся пронзительно высокий голос карлика.

— Стоим и бдим! — слаженно гаркнули стражи. Их метлы, взлетев, совершили полный оборот и замерли.

— И два!

Треск, хруст и стон дрожащего под ногами камня.

Трон, стремительно взмыв ввысь, завис в нескольких метрах над полом. Царский амулет, поднятый карликом над головой, мерно пульсируя, бросает сквозь охватившие его пальцы яркие сполохи розового света. Обстановка мгновенно приобрела нереальную окраску и налет колдовской таинственности. Если бы не нелепая раскраска и вооружение стражей да выпученные глазки МММ, происходящее казалось бы величественным.

— И три! — воскликнул карлик и принялся размахивать пламенеющим символом из стороны в сторону, словно веселящийся малыш флажком на демонстрации в честь Первого мая. В детстве я ошибочно полагал, что этот день посвящен Чингачгуку — первому во всем среди индейцев племени майя, недаром же его еще называют Большим Змеем, и что конкистадоры ему в лице всех краснокожих отомстили за подсунутое Еве и Адаму яблочко. Подрос — поумнел, что отобразилось в избавлении от одних, но в приобретении других заблуждений.

От сполохов зарябило в глазах, и к горлу подступил комок горькой и вязкой слюны. Сглотнув, я часто-часто заморгал, стараясь удержать наворачивающиеся на глаза слезы.

А карлик тем временем закончил отсчет и перешел непосредственно к основной процедуре: оглашению заклинания. «Вербальное колдовство», — предположил я, исходя из резкого возрастания нестабильности магической энергии, перетекающей в карлика из окружающего его пространства, и соразмерности движения и вспышек медальона с произносимыми речитативом словами.

Ветер!

Неба повелитель. Летишь ты над землей…

Легкость дай.

Гром!

Молнии метатель. Караешь из небес…

Силы дай.

Дурикбумбер!

Медальона властитель. Беру я легкость. У ног моих небо… Беру я силу. Дрожит под ходою моею земля…

Я Дурикбумбер. Я Ветер. Я Гром.

Задрожал воздух в дворцовой зале, засвистело, заухало под высоким потолком. От стен потянуло леденящим сквозняком.

Зябко поежившись, я инстинктивно попытался плотнее запахнуть пиджак, что с практической точки зрения бесполезно. От кобылы, частично закрывающей меня от потока ледяного воздуха, и то больше пользы.

Над головой громыхнуло. Заметался раскатистый, многоголосый грохот от стены к стене, множась в ограниченном пространстве. Натужно застонал вырванный из дремы камень древней кладки, словно побитый кариесом зуб от удара стоматологического молоточка. Брр…

Подняв над головой метлы, закружились вокруг своей оси стражники. Все быстрее и быстрее… Словно маленькие танцовщицы из бабушкиной музыкальной шкатулки, у которой лопнула пружина завода. Мелодия оборвалась, а они все кружатся и кружатся, понимая, что это их последний и одновременно самый нелепый танец.

Отбрасываемые медальоном блики приобрели нестерпимо болезненную для глаз яркость, словно нарочно укрывая от посторонних взоров происходящее на троне действо.

Карлик больше не читал заклинание, а монотонно, на одной ноте тянул протяжный то ли стон, то ли вой, порождая неприятный холодок в желудке, которому и без того сегодня досталось… или, если говорить о пище, вернее будет сказать — не досталось и крохи.

Странно, но даже в этот момент мысли о еде, посетившие меня, с легкостью отвлекли на себя львиную долю внимания.

— Единороги — они лишь внешне как лошади, — задумчиво пробормотала темная половина моего второго «я» (согласно некоторым религиозным течениям именуемая дьяволом-искусителем), — или в махане <Махана — здесь: колбаса из конины. — Примеч. автора.> тоже одинаковы?

— О чем ты?! — ужаснулась светлая половина второго «я» (из тех же источников — ангел-хранитель). — Она девушка, будущая императрица.

— Да так… ни о чем. И, кстати, я сторонник всеобщего равенства.

— Отдай меч! — выкрикнул карлик, вернув мое сознание из астральных сфер в реальный мир.

Под сводами залы раскатисто громыхнуло. Со стен и потолка посыпалась вековая пыль.

Струящиеся вокруг парящего трона потоки воздуха потемнели, наполняясь мутной серостью. Несколько мгновений — и карлика укутала непроницаемая мгла, из которой с мерной периодичностью вырываются кроваво-красные сполохи, со смачным хрустом отпечатывавшиеся на стенах и начинавшие самостоятельное существование блуждающими огоньками. Их движения упорядоченны, но непонятны — словно лазерные эффекты современных дискотек. Из тех — ну, вы знаете, — под которые переоснастили конверсионные ООТы — орбитальные огневые точки. Километровая окружность, накрытая сферическим силовым куполом, по поверхности которого бегают лазеры самонаведения, меняя цвет и интенсивность свечения в зависимости от угла соприкосновения с защитным полем. Боевого вооружения на ООТах нет. Впрочем, в кухонных разговорах иногда всплывает идея сохранения их боеспособности на случай непредвиденных ситуаций. Дескать, военные, как всегда, играют в секретность и перестраховываются, и вооружение на самом-то деле не демонтировано, а просто спрятано в напичканных электроникой недрах.

— Отдай-ии… — Крик Дурика переходит в свист.

Настойчивость, с какой висящий в воздухе МММ пытается убедить меня расстаться с мечом, начинает раздражать. И, что уж тут греха таить, пугать.

Нервно сглотнув, я озираюсь по сторонам и нащупываю пальцами золоченую поверхность перемещающего из дворца на площадь и обратно медальона. Лишь тот факт, что оставленный на площади тролль может ожидать нашего возвращения, удерживает от ухода из дворца по-английски — не прощаясь.

Не выдержав выпавших на его долю испытаний, раскололся и разлетелся мелкими осколками трон. Последние, отлетев на незначительное удаление, включились в общий хоровод. Воздушный столб, обтекающий карлика, начал стремительно менять форму, поглощая танцующих вокруг него стражников и за счет их энергии ускоряя свое вращение. Несколько пронзительно коротких мгновений, и вот… в центре тронной залы, завывая, как стая саранчи в день Страшного суда, крутится-вертится, выписывая восьмерки сузившимся до толщины заточенного карандаша основанием, воронкообразный смерч. Как и его прародитель, он незначительного размера, но непомерно раздутого самомнения о величии своих трех «М».

Со свистом, в котором при большом желании можно услышать отзвуки требования провести смену владельца зажатого в моем протезе меча, смерч-карлик начинает движение в моем направлении, кривляясь в ломаном танце.

В ответ на мое нажатие крышка медальона с легким, щелчком открылась. Яркая вспышка слепящего белого света. Но я ожидал ее и успел не только зажмуриться, но и прикрыть глаза лезвием меча.

Мягко толкнувшаяся в пятки каменная плита оповестила о прибытии.

Уходя из-под возможного обстрела — кто знает предел терпения тролля? — я, не успев даже открыть глаза, бросился бежать влево, вопреки здравому смыслу оглашая окрестности призывами:

— Тихон! Вики! Ко мне! Быст…

Бум! Я налетел на колонну, противоестественным образом возникшую у меня на пути. Она оставалась незамеченной до столкновения из-за того, что голова была повернута назад в желании убедиться, что демон и единорог последовали моему призыву. В результате я оказался на земле. Оп!

Гневно зарычал демон, заржал единорог.

Потирая ушибленное плечо, я со злостью испепелил взглядом корявую, волосатую поверхность колонны, прервавшей мой стремительный бег. Странная она какая-то… Рядом еще одна. Такая же… корявая и волосатая. Нехорошее предчувствие холодит сердце. Медленно, словно при покадровом просмотре, поднял голову вверх.

Застывший взгляд выпученных глаз, в которых отражается предрассветный багрянец, и занесенный надо мной каменный валун. Судя по выщербленным бороздам на его поверхности, тот самый, который давеча едва не вкатал меня и моих четвероногих спутников в площадные плиты. Теперь у него все шансы исправить упущение… став могильной плитой.

«Сожми медальон!!!» — пронзительная, словно электрический разряд, мысль.

Дрогнувшие пальцы соскользнули с гладкой металлической поверхности, золоченый диск упал вниз и, подпрыгивая и звеня, покатился прочь. Мелодичный звон подобен прощальной песне.

Губы тролля со скрипом растянулись в гримасе, и из-за них донесся весьма громкий шепот:

— Плати или умри. — Ответить ему я не успел.

Страшный грохот сотрясает землю. Сквозь разверзшийся в монолите дворцового свода проем среди летящих во все стороны обломков появился карлик-смерч, несколько подросший за последнее время…

— Ооотдааайии… — слышится сквозь свист.

— Вауррр! — расправив крылья, ощерил клыки Тихон.

— Иго… — начала было рогатая кобылица, но оборвав ноту протеста в самом начале, в благородном обмороке завалилась на бок, разметав во все стороны густую гриву и изогнув длинную шею.

Не только на меня произвело потрясающее впечатление появление Дурика, хотя я и не исключал такой возможности; тролль от неожиданности едва не выронил камень, занесенный над моей головой дамокловым мечом, что означало бы конец моей жизни. Пока он пребывал в растерянности, вызванной появлением неучтенного фактора, смерч, не тратя времени понапрасну, ринулся ко мне.

Вздохнув, я расправил плечи и поднял меч.

— Сначала заплати, — с непонятной интонацией произнес тролль.

Можно подумать, мне сейчас до него! Лучше бы пошел и свой булыжник в белую полоску выкрасил…

До сегодняшнего дня смерч мне доводилось видеть лишь в программе новостей, а уж о возможности превращения в него человека я и предположить не мог, так что методов борьбы с ним не знаю даже теоретически. На всякий случай ударил поочередно «экзорцизмом» и «стрелой Перуна». Развеять вертящиеся вокруг карлика магические силы не удалось, смерч лишь на миг задержался, чтобы громко и раскатисто чихнуть. После столь начхательского отношения к базовому заклинанию на магическом противостоянии можно поставить крест. В том смысле, что лишь праведник с крестом имеет шанс добиться иного — положительного результата. По непонятным мне причинам заклинания не срабатывают. Ну в самом деле: нельзя же считать удавшимся бросок «стрелы», если вместо молнии, которая должна сорваться с кончиков прижатых друг к дружке указательного и среднего пальцев в направлении завывающего смерча полетела раскручивающаяся спираль ядовито-зеленого серпантина. Словно массовик-затейник какой-то, а не серьезный маг-косморазведчик.

Приблизившийся смерч изогнулся знаком вопроса, нависая надо мной:

— Ооотдааайии…

Воздушные потоки взъерошили кудри на моей голове, уши заложило от резко возросшего давления.

— На! — Я протянул меч карлику, обратившемуся смерчем.

Но мой пораженческий выкрик кибернетическая конечность превратила в боевой клич, одним движением кисти заставив стальной клинок со свистом выписать в воздухе восьмерку. От неожиданности покачнувшись, я невольно ткнул острием меча в землю. Сталь обиженно зазвенела. Громыхнула молния, и в клубах дыма на каменные плиты рухнул карлик.

— Не понял! — простонал он, ощупывая себя.

Если это наконец-то сработало изгоняющее заклинание «экзорцизм», то последующие полчаса мне лучше держать руку отставленной и с направленными в противоположном от меня направлении пальцами. Кто его знает, когда шандарахнет молнией?

Со стороны наклонной башни раздался торжествующий хохот:

— Ха-ха! Попаись!!! Ууу… Волье…

И беззубый призрак в меховых шкурах, размахивая топором, гигантскими скачками устремился к нам.

— Давненько слышно не было, — пробормотал я, в который раз поднимая меч.

Викториния осторожно приоткрыла один глаз и, придя к определенному решению, сознательно осталась лежать в глубоком обмороке.

Тролль похрустел позвонками и почесал шишковатый лоб о поверхность удерживаемого валуна. Это ж какая силища?!

Карлик, истерически взвизгнув при виде спешащего ко мне призрака, подпрыгнул, превращаясь в смерч.

— Убью! — Призрак, размахивая топором, приближался неумолимо, словно рок.

«За что, спрашивается? Что им всем от меня нужно?»

 

ГЛАВА 11

Ухожу не попрощавшись

В одной группе три существа и в другой — тоже три. С арифметической точки зрения между группами можно и более того — нужно поставить знак равенства. Ага, сейчас… Огромный тролль, пусть карликовый, но все же смерч и неправильное привидение без зубов, зато с огромным и временами даже очень материальным топором — это с одной стороны. С другой же — обморочная принцесса в облике единорога, Тихон и я. Если и есть здесь равенство, то лишь согласно переписи населения и перед Богом. Они превосходят нас силой даже больше, чем я их в умении работать с компьютером, а это не только включить-выключить его и запустить тетрис…

Увернувшись от стремительно рванувшего на меня смерча, я мечом попытался блокировать размашистый удар привидения. Беспрепятственно сверкнувшее лезвие увлекло меня за собой, и я непроизвольно шагнул сквозь призрака, почувствовав на миг неприятный холодок. Даже не почувствовал — почуял. К тому моменту когда я, восстановив равновесие, обернулся, призрак со смерчем вовсю мутузили друг дружку, не обращая ни малейшего внимания на совершеннейшую бессмысленность данного занятия. Топор летал из стороны в сторону призрачной тенью, неспособный потревожить воздушные струи, но упертый в своем желании сделать сказку былью призрак упорно продолжал им размахивать. Порывы ветра — руки беснующегося смерча — треплют беззубое привидение, деформируя его тело, но отбросить или раздуть не могут — они имеют ограниченный радиус действия.

— Ваур! — взревел Тихон, спущенной пружиной бросаясь на тролля. Он целил ему в горло, как того требовали врожденные бойцовские инстинкты, но силы земного притяжения никто не отменял, и он ухватил за то, до чего допрыгнул.

Тролль взревел и замахнулся своим пролетарским оружием.

Оставшегося времени мне хватило лишь на то, чтобы вскинуть на него взгляд.

Выглянувшее из-за горизонта солнышко пылающим сиянием отразилось в выпученных глазах тролля, заставив меня попятиться от жара бушующей в них ярости.

Нога запнулась за предательский неровный стык каменных плит, и я упал, копчиком ощутив их твердость.

А удар все не нанесен…

С недоуменным ворчанием ваурийский демон тоже упал на землю, вертя по сторонам рогатой башкой и сплевывая набившийся в пасть мех.

Валун, поднятый над головой тролля, был неподвижен.

Расширившимися глазами я смотрел на отражающиеся в зрачках гиганта кроваво-красные серповидные полукружья солнца. Зрение периферийно улавливало сошедшихся в поединке не за страх, а за совесть призрака и карлика, но пока их внимание было направлено не на мою особу, я просто игнорировал их, надеясь, что они поступят так же… и чем дольше, тем лучше.

Тролль по-прежнему удерживал камень над головой. Что несказанно радовало. Может, он, как динозавры, не различает неподвижные предметы?

Затаив дыхание, я неподвижно сидел на холодных плитах, надеясь, что у тролля не устанут руки и он не упустит свое оружие на землю, просто чтобы передохнуть. И что с того, что он не увидит меня? После того как камень упадет, меня не смогут увидеть и другие.

Медленно текли мгновения в борьбе с собственным страхом, все настойчивее щекочущим пятки.

«Так дольше продолжаться не может», — понял я спустя час. И, вскочив на ноги, бросился бежать вправо.

Огромный булыжник с прежней неумолимостью нависал над тем местом, где я до этого находился. Если тролль и заметил мои маневры, то никак этого не показал.

Боясь поверить удаче, я подбежал к развалившейся вверх копытами Викторинии и привел ее в чувство бесцеремонным шлепком по крупу, с укором произнеся:

— Нашла время прохлаждаться, лежебока!

Она протестующее заржала, но вскочила как ошпаренная, всем своим скорбным видом являя старание смириться с моим неджентльменским поведением, но отнюдь не готовность его простить.

— Вай-вай-вай! — высунувшись из кувшина и осмотревшись, всплеснул руками джинн. — Зачем ты всех их разозлил?

— Я?!

— Ну не я же…

— Они сами, — искренне признался я.

— Бедная тетя, — вздохнул эфемерный дух.

— Какая тетя? При чем тут тетя?

— Здравствуйте. Неужели все позабыл?.. Ваша тетя.

— Почему бедная? — спросил я с дрожью в голосе, боясь поверить своей догадке, чтобы не спугнуть очень редко за последнее время посещавшую меня госпожу Удачу.

— Теперь мне понятно, — пояснил джинн, — ее желание убить племянничка. Не удивлюсь даже, если собственными руками. У тебя к этому призвание.

— К чему? — Склонившись над сверкающим кругляшом, я осторожно поднял его.

— О человеческая простота! Ты еще спрашиваешь… Кого тут пытаются убить все подряд через несколько минут знакомства?

— Ты-то не пытался.

— Пока нет.

— Вот оставлю тебя здесь…

— Мы уходим?! — совершенно другим тоном воскликнул джинн. — Но ведь вернемся?

— Зачем?

— За золотом!!!

— Может быть… Тихон!

Демон вопросительно вауркнул и подбежал ко мне за разъяснениями. Странное поведение противника смутило его, повергнув в столбняк.

— Лучше спрячься в свой кувшин, — посоветовал я джинну и добавил для остальных: — Закройте глаза

— Это еще за… — начал джинн. — Ой!

Опустив выполнивший свою миссию медальон в карман, откуда доносятся стенания временно ослепшего джинна (а я предупреждал…), я обозрел разрушения, причиненные смерчем опустевшей тронной зале. Один за другим появились демон и единорог.

— За мной!

Демон тотчас прижался твердым боком ко мне слева, а единорог, продолжая кривить губы, пристроился по правую руку.

В сопровождении звонкого хлопка в центре залы возник неподвижный тролль.

Не задерживаясь более, мы плечом к плечу и почти нога в ногу вышли из дворца через пролом в стене, оставленный спешившим карликом, временно принявшим облик стихийного бедствия. Наикратчайший путь из замка, со всеми его строениями-ловушками, агрессивными обитателями и отсутствием даже крохи съестного, пролегает через площадь — мимо сошедшихся в яростном противоборстве призрака и смерча, на которых сработавший медальон почему-то не оказал никакого воздействия. Может, из-за разделяющего нас расстояния, может, из-за иллюзорности их тел. Беззубое привидение и Дурик, не зная страха и не ведая усталости, обмениваются ударами и не обращают ни малейшего внимания на их безрезультатность. Видимо, они так давно грезили об этом мгновении, что уже важен не конечный результат, а сам процесс.

— Нет, мы легких путей не искали, — негромко произнес я расхожее изречение разного рода героев и дураков, первые из которых к концу избранного пути часто-густо становятся безвестными, а вторые — первыми. Но мои намерения куда более приземленны и прагматичны: мне подвиг не нужен — покоя мне дайте. Желательно после сытной трапезы…

Пробираясь узкой и извилистой улочкой, пролегающей параллельно заколдованной площади (если исходить из космических масштабов), мы наткнулись на выбивающийся из однородной массы казарменного типа строений деревянный сруб. Доносившиеся с площади неистовые завывания ветра и картавые выкрики указывали на то, что призрак с карликом заняты выяснением давних обид и, следовательно, им не до нас. Что очень даже хорошо, поскольку изображенный на вывеске у входа в сруб поджариваемый на вертеле бык весьма красноречив, чего не скажешь о замысловатых каракулях, в этих краях, видимо, принимаемых за буквы.

Покосившись на закрепленный с правой стороны от входа комплект рыцарских доспехов, я решительно толкнул дверь. Она даже не шелохнулась.

— Закрыто, что ли?

Викториния лишь фыркнула, брезгливо понюхала густой куст неизвестного лично мне — я же не ботаник — растения, пестрящего бледно-розовыми цветочками, и осуждающе посмотрела на меня. Можно подумать, я виноват в том, что нас не встретили здесь с подобающей их высочеству помпой, которая неизменно заканчивается роскошной трапезой в честь, так сказать, и по случаю…

— Поищу овса, — пообещал я ей. Кобыла недовольно мотнула головой.

— Пшеницы? Ячменя?

— Иггиииот!

Ее ржания я постарался не понять, но обнаженные зубы навели на мысль, что при всем сходстве с лошадью единорог все же нечто иное. Зачем травоядному животному клыки?

— Мяса? — желая утвердиться в своей догадке, поинтересовался я.

— Ваур? — навострил ушки Тихон.

А Викториния энергично закивала головой.

Не тратя более времени, я уперся плечом в дверь и приналег. Кажется, она немного поддалась. Усилил натиск, но… безрезультатно.

Отойдя на два шага, я несколько раз глубоко вздохнул, насыщая кровь адреналином, и с молодецким «Э-э-эх!» попытался выбить дверь плечом.

Строение задрожало, со стен посыпалась пыль, труха и детали рыцарского облачения. Но дверь устояла перед моим натиском. Еще и дала сдачи, отбросив меня прочь.

С трудом сдерживая крик от резкой боли в ушибленном плече, я поднялся из пыли и с ненавистью глянул на дверь. Она словно желая поиздеваться, со скрипом приоткрылась. Наружу…

Тихон, внимательно принюхиваясь, поддел ее рогом и, распахнув во всю ширь, вошел внутрь.

Проклиная собственную глупость, я последовал за ним.

Что за варварский мир? Прошло всего два дня с момента, как я оказался здесь, а уже пытаюсь решить проблему не умом, а силой — с наскока. Хожу почти голый, с мечом, небритым лицом и взлохмаченными волосами… Деградируя такими темпами, я, пожалуй, скоро начну питаться сырым мясом, забыв о назначении огня.

Обстановка сруба подтвердила мою догадку, возникшую при виде изображения на вывеске. Это трактир. Или, если будет угодно, кабак, чайхана, бистро и прочее, прочее… Короче, место, где накормят любого, способного оплатить удовлетворение своих насущных потребностей.

Обозревая пустые столы и полки, я не к месту вспомнил краткий курс выживания в криминогенных условиях для детей, начинающийся с того, что бабка поскребла по сусекам и слепила колобок, который не что иное, как сферической формы хлебец. Это уже после стало известно, что попавшие в муку различные добавки под воздействием высокой температуры вызвали генетические мутации, способствовавшие выращиванию искусственного организма вне пробирки. Вышел этакий бесполый, неопределенного возраста и без намека на расовую принадлежность индивидуум, с которым легко отождествить себя любому ребенку. Но мне этот курс вспомнился не как обучающий самому надежному способу самозащиты — бегству, просто он напомнил мне о том, что стоит поискать пищу по укромным местам.

Зайдя за стойку, я внимательно обследовал все шкафчики, обнаружив пару флегматично пытающихся продлить тараканий род насекомых, сточенный до половины нож с расколотой ручкой и связку ржавых ключей. Взял их, хотя, судя по отсутствию следов вандализма, все вывезли владельцы, а не грабители. И, значит, шансов отыскать что-либо полезное почти нет. Тем не менее я добросовестно обследовал второй этаж и чердачное помещение, что при их удручающей пустоте не заняло много времени.

Злой, голодный, вдобавок еще и перепачканный пылью с головы до ног, я спустился вниз, где меня ожидали демон и единорог.

Суда по выражению их морд (не в обиду Викторинии будь сказано), этот замок не вызывал симпатии не только у меня.

Обследовав несколько соседних домов, удручающих абсолютной пустотой, я осознал бесполезность подобного времяпрепровождения.

Со стороны площади по-прежнему доносились звуки поединка, но кто знает, сколько он продлится. Нужно уходить из замка, пока не поздно.

Поймав очередной игривый взгляд кобылы, я решил задержаться у таверны на несколько минут:

— Надеюсь, размер подойдет…

Сорвав со стены остатки рыцарского доспеха, я с сожалением обнаружил некомплект. Декоратор не позаботился о целостности композиции, выбросив за ненадобностью задние детали облачения.

— Н-да… — разочарованно протянул я, но делать было нечего.

Первым делом я примерил нагрудную кирасу. Размер подходящий, но вот отсутствие застежек или завязок поставило меня в тупик. Как-то же эта конструкция должна крепиться на теле? Люди-то дикие, но не настолько же, чтобы каждый раз при надевании сковывать переднюю и заднюю пластины между собой. Или выражение «закованный в броню» имеет прямое значение? А как же они их снимали?

Отложив кирасу, я поднял металлическую конструкцию, назначение которой на первый взгляд определить невозможно. Часть усеченного конуса с волнообразной нижней гранью. Попытался вспомнить, где она находилась, когда доспех пребывал в собранном положении, но оставалось лишь с запозданием пожалеть о собственной поспешности. Нужно было снимать по одной детали и тут же прилаживать. Все же тренировочные доспехи для спаррингов несколько иные, а в боевых условиях защитные функции выполняют силовые скафандры. Для земных условий дороговато, но выживаемость среди солдат оправдывает эти затраты.

Руки справились с тем, перед чем спасовало образное мышление. Покрутив таинственную деталь так и этак, я продел в нее голову, опустив выемками на плечи. Вышел милый такой бронированный «сопливчик». Может, он называется как-то иначе, поскольку предназначен защищать шею от более опасных предметов, чем яблочный сок или жидкая манная кашка, но при необходимости и с этим справится.

С перчатками все понятно. Кольчужное основание с продольными накладными пластинами на наружной части пальцев. Несколько великоваты для меня, но если поддеть под них кожаные или вязаные, то будет в самый раз. Против ожидания, кибернетическая рука послушно разжала пальцы и позволила надеть на себя перчатку. Сжав и разжав кулак несколько раз подряд, я уверился в восстановлении контроля над кибернетической конечностью. Что же это такое с ней происходит?

Накладные пластины для рук и ног я сложил поверх кирасы, намереваясь прихватить с собой. Как только найду подходящий кусок кожи, из которой смогу нарезать прочных ремешков, то облачусь и в них. Туда же положил гульфик — выпуклую треугольную пластину с кольцом на одном углу и пластинчатыми цепочками на двух других.

Затянув поверх пиджака широкий, бронированный прямоугольными пластинами пояс с кольчужным передником до самых колен, я поежился от прикосновения холодного металла, но привередничать не стал. Потерплю.

Меч легко вошел в кольцо на поясе, но без ножен носить его в таком положении опасно — запросто можно поранить ноги. Ладно, пока побудет в руках.

Осталось примерить шлем. Что я незамедлительно и проделал. С натугой подняв заржавевший лицевой щиток — личина с выгравированными и выложенными блестящей проволокой карикатурными чертами оскаленной львиной пасти, — я поднял шлем над головой и осторожно опустил его на плечи. Непривычно, да и тяжеловато ко всему прочему.

Выбравшийся на свет божий струйкой ультрамаринового дыма джинн некоторое время пристально разглядывал меня, затем попросил:

— Лицо закрой. — Я не стал спорить и опустил забрало. Мир стремительно сузился до узкой полоски прорези. И если обозревать то, что лежит перед тобой, еще как-то получается, то уследить, на что ступают ноги, невозможно.

— Теперь врагам лучше не попадаться на твоем пути, — категорично заявил джинн.

С чего это так возросла моя котировка в его глазах?

— Почему?

— Умрут, — просто ответил раб сосуда. И добавил, развеяв мои величественные иллюзии: — Со смеху.

У меня возникло желание оставить его здесь, посреди безлюдной улицы, в замке, населенном беззубыми привидениями (уж одно-то точно обитает поблизости) и подвластном правителю с необузданным характером и повадками природного катаклизма. Но… в сути вопроса он прав. Вид у меня, мягко говоря, нелепый до смешного. Грязный и помятый долгополый пиджак с оттопыренными карманами подпоясан металлическим поясом с длинным передником, а на голове массивный шлем. И все.

Достав из кармана золотистый медальон, я повертел его в пальцах и осторожно повесил на торчащий из бревна гвоздь, на котором ранее висели доспехи. Носить его с собой слишком опасно: нажал случайно и… Здравствуй, дворец! Давненько не бывали среди твоих руин.

— Все. Уходим, — игнорируя хихикающего джинна, скомандовал я. И, подняв сложенный на нагрудную пластину кирасы рыцарский металлолом, направился к воротам, ведущим прочь из этого замка. — До темноты нужно уйти как можно дальше. А еще найти ночлег и пищу. И одежду.

— Трубку кальяна, сладострастную гурию, — принялся загибать пальцы обитатель кувшина, паря рядом.

— Будь ты настоящим джинном, — ответил я, — это было бы осуществимо, но…

Обидевшись, джинн скрылся в кувшине, вместо того чтобы, доказывая свою состоятельность как магического исполнителя любых желаний, предоставить мне все вышеперечисленное.

Остается положиться на себя и своих спутников.

Как после нашего пришествия ворота самостоятельно захлопнулись, так к приходу тролля никто и не побеспокоился о том, чтобы их открыть. А опосля и не нужно уж было: уцелевшая створка ворот совершенно не мешает свободному передвижению. А отсутствующая ее товарка темнеет рядом грудой пригодных лишь для топки печи щепок. Выйдя за пределы замка, я снял шлем и опустил его поверх некомплектного доспеха и меча. С наслаждением вдохнул полной грудью свежий воздух, до хруста в костях потягиваясь на солнышке. Хорошо-то как…

— Вауррр! — оскалив клыки, напрягся Тихон.

Вздрогнув, я принялся озираться по сторонам.

Зашелестев листвой, из кроны ближайшего дерева высунулась заросшая густой порослью морда и, продемонстрировав последствия пущенного на самотек кариеса, произнесла:

— Добы-ы-ыча. — Это он о ком?

С глухим стуком, словно перезрелые груши, на землю с деревьев посыпались один за другим разбойники. Извиняюсь за поспешность суждений, но видели бы вы их морды… Бандюги проворно окружили нас, демонстрируя долголетний опыт и острые ножи и топоры.

— Добыча!

Кажется, это обо мне… Достали!

 

ГЛАВА 12

Не самый плохой способ пережить женский гнев

— Отдавай золото! — выкрикнул из-за спин соучастников намечающегося преступления одноногий разбойник с зеленой повязкой на лбу и пристроенной под костыль перевернутой вверх ногами рогатиной.

— К-какое золото?

— Золотое, — пояснил он мне. — Быстро гони его мне!

— У меня его нет, — честно признался я. — Ни грамма.

— Спрятал?

— Где?

— Вот ты и скажи мне — где?

— Да нет у меня золота!

— Почему?! — возмутился атаман разбойников.

— Поскольку сами мы не местные… — начал объяснять я.

— Брешешь!

Тоже мне, Станиславский.

— …второй день ни крохи во рту не было…

— Может, вас еще и накормить?

— Будем благодарны, — искренне пообещал я. Бандит скривился, словно я предложил ему опохмелиться французскими духами.

Остальные, неторопливо переминаясь с ноги на ногу, обернулись к атаману за инструктажем.

— Может, его того… ножом по горлу, камень на ноги и повесить на сук?

— Ну-ну… с этим полегче, — деланно возмутился я, поняв, что живым меня отпускать не собираются, и посему начал тянуть время, придуриваясь и выжидая благоприятного случая, чтобы схватить меч.

Бандитов семеро, сосчитал я. Будем исходить из того, что на деревьях их соратников больше нет. Если отвлечь на себя атамана с рогатиной и тех троих, что с топорами, то Тихон без проблем управится с остальными. С ножом против демона не очень-то повоюешь. На Викторинию надежды особой нет — судя по мутному взгляду, она выжидает удобного случая, чтобы… Мне тоже хотелось бы верить, что она намеревается сражаться с преступниками своим длинным и острым рогом, но, увы… в ее планы входит изображение приличествующего даме благородного происхождения в опасной ситуации обморока.

— Давай золото… или драгоценности!

— А хотите, я вам сказку расскажу и покажу? — предложил я, вспомнив про спрятанный в кармане козырный туз. Главное, чтобы хватило времени его извлечь и активизировать.

— Билли, — обернувшись к атаману, один из разбойников ткнул в моем направлении толстым как сосиска пальцем, — да он никак юродивый.

— А вот сейчас, если золотишко сам добровольно не отдаст, мы и проверим это, — решил одноногий бандюга. — Кровь пустим и поглядим, зеленая она или как?

— Пущай расскажет сказку, — просительно обратился к атаману самый молодой разбойник с пушистой порослью на лице, пронзительно-голубыми глазами и тщедушным телосложением. — Ну, папаня-а-а… пущай скажет.

— Кровь пустить завсегда успеем, — по непродолжительном размышлении порешил атаман, доставая из кармана небольшую табакерку. Осторожно открыв ее, он ногтем большого пальца зачерпнул порцию белоснежной пудры, захлопнув крышку, сунул палец в ноздрю и шумно втянул в себя вместе с воздухом порошок. Затем раскатисто чихнул и, утирая навернувшиеся на глаза слезы, осипшим голосом прокаркал: — Трепись, сказочник…

— Значит, так, — начал я. — В дремучем-дремучем лесу, где живут невиданные звери да птицы…

— В эльфийском урочище, что ль? — перебил меня атаманский отпрыск.

— Точно, в эльфийском, — подтвердил приземистый мордоворот, обухом топора почесав себе спину. — Эти всех пришлых мочат насмерть, вот и поведать о тамошнем зверье некому.

— Брехня! — возразил мужик с мясницким тесаком. — Бабские бредни! Эльфов нет…

— А правда, что эльфы на деревьях обитают, словно белки какие? — доверчиво хлопая глазами, поинтересовался наследник бандитского босса, игнорируя доводы предыдущего оратора.

— Сказки все это… — протянул неказистого вида грабитель. — Давай резать.

Обиженно замолчав — не люблю, когда меня перебивают, — я громко кашлянул, прочищая горло.

— Папаня, чего он здесь раскомандовался? — спросил криминальный отпрыск.

— Так я ничего… так сказал, просто, — попятился нетерпеливый грабитель.

Атаман повторно приложился к табакерке, припудрив вторую ноздрю.

Все замерли, ожидая его решения.

— Чтой-то ты, сказочник, приумолк? Аль наговорился… Нет? Тогда сказывай детинушке моему интересное да увлекательное повествование.

— Значит, так, — начал я, лихорадочно соображая, какую бы сказку скормить атаманскому недорослю, чтобы логично подвести к необходимым мне действиям. — Представьте себе, началась история эта в дремучих лесах…

— Ага, — закивал атаманов сын, плотно зажмурив глаза и оттопырив нижнюю губу. — Представил.

— Тамошние деревья такие высокие, что не всякая птица до середины ствола долетит.

— А орел? — приоткрыв один глаз, уточнил малолетний любитель сказок с дурной наследственностью по отцовской линии. По матери не скажу… Хотя и есть такое желание.

— Орел долетит, — согласился я. — А самый главный среди них, орлиный король, даже свил гнездо на макушке самого высокого среди деревьев. Сидя в этом гнезде, его царица любовалась облаками, проплывающими далеко внизу.

— Да… Если плюнуть, так, поди, и не долетит до земли?

— Чего не знаю — того не знаю, а брехать не буду. И вот однажды полетел орел вниз, изловил огромного-преогромного зайца, ухватил когтями за уши и понес в гнездо. Долго летел, совсем выбился из сил, но едва достиг нижних веток. Вздохнул, но делать нечего — нужно лететь дальше, и он из последних сил замахал крыльями.

Сцепив руки большими пальцами, я зашевелил остальными, изображая птицу.

— Летел… летел… нет мочи двигаться дальше. Уж больно тяжела добыча.

— А чего ж не съел на земле?

— Так его за зайцем послали, — пояснил я.

— Кто ж его пошлет, он же король?!

— Орлица его послала, зайчатины захотелось, — нашелся я.

— Тогда да, — согласился недоросль, потирая лоб. — Бывало, маманя кочергой как… — На кислых мордах бандитов появились едва заметные ухмылки. Видимо, нрав супруги их атамана известен всем.

— Присел он на ветку передохнуть. — Изображая соответствующие телодвижения, которые со стороны выглядели нелепо, словно танец умирающего лебедя в исполнении осьминога, я локтем двинул находящийся в кармане кувшин и резко вскинул указательный палец вверх. — Во-о-он на такой высоте.

Глаза всех присутствующих разбойников послушно обратились вверх. Лишь атаман остался стоять неподвижно, слишком глубоко погруженный в наркотические видения. Выплывший на мой зов джинн быстро оценил ситуацию и проворно спрятался, пропищав:

— Ой, душегубы!

«Волшебной помощи не будет», — понял я. Викториния озадаченно повела ушами, словно прислушиваясь к чему-то.

— И не разглядишь, — предвосхищая недовольство разбойников, заявил я. — Так высоко находилась та ветвь.

— И правда высоко, — согласился атаманов отпрыск, достав из-за пазухи ломоть вяленого мяса, и нагло, бесцеремонно и… и… невоспитанно запустил в него зубы.

Я, Викториния и Тихон шумно сглотнули, давясь слюной. А этот малолетний хам, если не сказать больше, чавкая и причмокивая, распорядился:

— Рассказывай, чего там дальше-то было.

— Делай, чего велят, — обухом топора попытался подбодрить меня один из разбойников.

Кибернетическая рука дернулась ему навстречу, сжалась на топорище и с хрустом его преломила.

Опешивший разбойник проворно отскочил, с недоумением вертя уцелевшей половиной рукояти:

— Ты это чего удумал?

Викториния дернула меня за рукав и тряхнула гривой.

— Говори-говори… — пробубнил атаман и вновь ушел в себя.

— Слышишь, чего папаня велит? — прикрикнул малолетний разбойник, нацеливая на меня нож.

Зря он это затеял… Будь моя воля, все завершилось бы без крови. Поскольку ее джинн боится… Превратил бы в лягушек или комаров. Эти укусят, так и прихлопнуть несложно… десятерых одной рукой.

Мелькнув рыжей молнией, Тихон сбил паренька с ног, ударив лапами в грудь и сжав челюсти на руке с ножом. Глухой треск потонул в диком, пронзительном вопле, согнавшем всех ворон с ближайших деревьев. Только бы этот крик не отвлек внимание беззубого призрака и смерча-карлика от их поединка.

Я, хорошо зная характер моего демона, предугадал его поступок и поэтому наклонился к мечу почти одновременно с его прыжком, надеясь вооружиться до того, как разбойники всей гурьбой бросятся на нас. Но поскользнулся на банановой кожуре (какой вандал ее здесь бросил?) и попытался удержаться на ногах, размахивая руками не хуже ветряной мельницы. Только ветряк не вертолет — летать не может. И я растянулся на сложенных кучей деталях рыцарского доспеха, ощутив на собственных ребрах прочность шлема.

— Ай! У-у-у…

Викториния испуганно попятилась, а поскольку зеркала заднего обзора у единорогов не предусмотрено, то о присутствии пары бандитов за своей спиной она вспомнила лишь в тот момент, когда их вопли гармонично влились в завывания атаманского отпрыска. Вздрогнув, кобыла отпрыгнула в сторону, задев крупом очередную жертву. Бородатый здоровяк удивленно крякнул, отлетая в сторону со значительным начальным ускорением. Принцесса растерянно обернулась.

Приподнявшись на локтях, я с трудом перевел дыхание. Больно-то как!

Оставшиеся на ногах разбойники, сбросив оцепенение, зашевелились, угрожающе подняв оружие, но теряясь из-за отсутствия координирующих приказов. Двукратно приложившийся к табакерке одноногий атаман, по самые уши погрузившись в нирвану, на происходящее совершенно не реагировал, если не считать реакцией глуповатую улыбку, игравшую на его губах, или нервный тик правого века.

Продолжая пятиться от верещавшего дурным голосом отрока, Викториния едва не совершила наезд на очередного бандита.

— Куда прешь, безмозглая скотина? — заорал тот, пырнув ее ножом. — Пошла прочь!

— Иго-го! — Подпрыгнув, кобыла что было сил лягнула его одновременно обоими задними копытами.

Я не видел, куда пришелся удар, но скорость полета грабителя и сила удара его тела о ствол дерева, прервавшего полет, подтвердили предположение о более чем точном его попадании.

Схватившись за рукоять меча, я вскочил на ноги и бросился на помощь раненой принцессе.

Вот только ее движения были более стремительны, чем мои. Не успел я сделать и двух шагов, как она уже была у дерева с твердым намерением нанизать на острый рог своего обидчика. Последний оказался не только крепким, но и везучим парнем. Мгновенно оправившись от удара, он сумел подняться на ноги, почти не опираясь о дерево, и укрыться за ним от решительно надвигающегося единорога. Проскочив мимо, Викториния заржала, выбивая копытами дробь, и развернулась на сто восемьдесят градусов. Поднятый было вверх рог вновь опустился, целясь бандиту в грудь. Тот, прихрамывая на обе ноги и прижимая к груди руку, бросился бежать, намереваясь укрыться за спинами товарищей по банде. Единорог устремился за ним. Уже изрядно запылившаяся и поэтому не совсем белоснежная грива вывешенной для просушки тряпкой трепещет на ветру, из-под копыт комьями вылетает земля, глаза весьма красноречиво и как-то уж слишком хищно мечут молнии, а рог при каждом движении перемещается вверх-вниз, словно колеблясь, куда нанести удар: в голову или в грудь?

Поистине, есть женщины, которые в гневе становятся стократ краше. И это не зависит от нанесенной на лицо косметики, цвета краски для волос или, как в нашем случае, принятому ими облику. Атакующая кобыла потрясает исходящей от нее одухотворенностью праведного негодования.

Как джентльмен, я должен был встать грудью на защиту обиженной дамы, но… бессмертие гарантировано лишь моей душе, телу оно не грозит, поэтому я побеспокоился о нем: убрался с пути несущейся размашистой рысью принцессы и едва успел за хвост вытянуть из-под ее копыт Тихона.

Не знаю, проходят ли в специальных лагерях подготовку местные разбойники и грабители с большой дороги, как проходили парни схожей профессии в зеленых одеяниях вольных стрелков в глуши Шервудского леса, но последующие минуты две выявили их если не умение, то как минимум отчаянную решимость быть быстрее, дальше и выше остальных. А в центре этого соревнования за самое высокое место недвижимо, словно гранитный утес, возвышается фигура их руководителя. Ему волею судьбы досталась роль наблюдателя от спортивной ассоциации.

— Ваур? — удивленно поинтересовался Тихон, одновременно со мной отпрыгивая в сторону от несущегося, выпучив глаза, разбойника и преследующей его по пятам Викторинии. Демон никак не мог понять правил этой игры, и поэтому она ему не нравилась.

После второго поспешного бегства из-под копыт, вынужденно осуществленного мною за неполные две минуты, я решил последовать примеру грабителей, единых в горячем стремлении к цели, но не в ее достижении.

Пока двое из них, отбрыкиваясь от напирающих товарищей, яростно карабкались по гладкому стволу дерева, нижние ветви которого отстояли от земли больше чем на три метра, кобыла одним взмахом рога забросила туда одного разбойника из наименее резвых, да и особо счастливым его не назовешь. Все же рог единорога — это не сетка батута.

Бум! Не оценив своего везения, разбойник не успел воспользоваться им и вновь оказался на земле.

Да… счастье к нему сегодня и близко не подходило. Не убился, и то хорошо.

Да и Викториния обиделась на неблагодарного разбойника, которого она подсадила на дерево, а он возьми и сверзнись оттуда.

Уступив им дорогу, я помог демону вскарабкаться на довольно низко растущую ветвь (дерево нужно правильно подбирать), а сам вернулся за отпрыском атаманского рода. Он уже почти не кричал, то ли сорвав голос, то ли его крик просто сливался с широкодиапазонным многоголосьем.

Подхватив хлипкого паренька на руки, я донес его до дерева и, приподняв, позволил Тихону ухватить за шиворот куртки.

— Держи! — скомандовал я и принялся карабкаться вверх. Единорог промчался рядом, гоня перед собой шар из двух переплетенных тел, по ходу движения изрыгающих проклятия.

Взобравшись на дерево, я перехватил у Тихона раненого и осторожно пристроил его на развилке разлапистой ветки. Так оно спокойнее. И не затопчут в суете, и, что немаловажно, у меня под рукой гарантия безопасности. На тот случай, если, оказавшись всем составом на дереве, бандиты решат забросать нас разными режущими и колющими предметами.

Не успел я устроиться поудобнее, как высунувший из кармана свое ультрамариновое лицо с закрывающей нос и губы марлевой повязкой джинн зачастил скороговоркой:

— Вай-вай-вай! Живой и здоровый, храни тебя Всемогущий и Всемилостивейший. А убийцы и насильники где?.. Что это они там делают? Какой странный обычай: лазать по деревьям наперегонки.

Тяжело вздохнув, я возвел глаза к небу.

— Что это? — Протянув руку, я снял с сучка холщовую сумку и заглянул внутрь. Есть еще в этом мире справедливость! Запуская в сумку обе руки одновременно, я в восторге воскликнул: — Глазам своим не верю!

— Ваур?

— Держи.

Зубы демона, словно зубья капкана, защелкнулись на немного подгоревшем окороке.

— И запить есть, — сообщил я, встряхнув бурдюк и почувствовав колыхание жидкости.

Попробовал — вино. Кислятина!

— Брр… — Сделав еще пару больших глотков и преломив заплесневевший круг сыра, вонзил в него зубы. — Викториния, девочка! Закругляйся там поскорее, — окликнул я кобылу, гоняющую бандитов вокруг да около соседнего дерева. — Пора кушать.

Но она слишком увлеклась воздаянием за нанесенное оскорбление и проигнорировала мой призыв.

Спустя полчаса единственным двуногим, оставшимся стоять на земле, был разбойничий атаман. Каким-то чудом Викториния ни разу его не задела. Не столкнись я с проявлением его интеллекта, решил бы, что он втихую напился, вот ему и везет…

 

ГЛАВА 13

Ожидание неприятностей

Слушая сбивчивый рассказ начинающего охотника за легкими деньгами, временами перекрываемый пронзительным, преисполненным негодования ржанием кобылицы, нарезающей круги вокруг дерева, чьи ветви гнулись под весом разбойников, я деловито просматривал торбы, взимая компенсацию за моральный ущерб, причиненный оскорблениями достоинству личности в моем лице и мордах моих спутников.

— …на смолу древесную прикрепил, словно так и росла. Сам в кустах спрятался, в засаде, значит, жду терпеливо. Орехи грызу, время коротаю. Приходит. Весь жирный такой, рыжий. Прыг на ветку, а она как… — Хрусть! — Он шмяк в крапиву! Смеху-то было… А еще я из дерева зверушек ножом вырезаю. Только остальные не узнают их, «вошками» кличут. Видать, потому что мелкие дюже.

— Что ж ты в разбойники подался? Сидел бы дома, резьбой по дереву занимался или еще чем! А то связался с грабителями…

— Так мы не грабители…

— Как не грабители? А меня кто ограбить пытался?

— Так это приработок, — косясь на урчащего над изгрызенным мослом Тихона, поясняет отрок. — Вообще-то мы исследователи.

— Чего-чего? — Я закашлялся, поперхнувшись хлебными крошками.

— Исследователи, — охотно повторяет атаманов отпрыск. — По пустошам экспедициями ходим, старости разные выискиваем.

— Что за старости?

— Вещицу всякую, что давно в пустошах затеряна.

— Древности, что ли?

— Они самые. Древними позабытые.

— И где вы их ищете?

— А тебе зачем? — подозрительно сощурился начинающий Индиана Джонс — Тоже решил экспедануть? Так одному опасно.

— Экспе… как там ты говоришь, я не собираюсь. Просто интересно.

— А… Так в замках брошенных ищем, в поселениях покинутых, да мало ли…

— Понятно. Значит, вы профессиональные расхитители гробниц, а путников грабите между делом.

— Не… В гробницы пускай сумасшедшие лазают, разбуженные мертвецы дюже злые. Управы на них никакой нет.

— Тю… — Невольно перенимая стиль его речи, я развожу руками. — Да с этими-то легче легкого справиться. Они ведь все сплошь заторможённые, двигаются едва-едва.

— Если повезет из гробницы выбраться, тогда, конечно, убежать можно. А иначе как?

— Как-как! Кадилом по морде и напалмом его, напалмом…

— А…

— Да. — Глотнув вина, я пожимаю плечами. — Противопожарная сигнализация может сработать. Ну промокнешь немного, так и что?

Парнишка захлопывает рот и пытается отвернуться, решив, что я принимаю его за дурака и горожу несусветную чушь. Честно говоря, он недалек от истины в своем предположении, вот только я говорил ему правду, и ничего кроме правды. Нет лучшего средства против различной нежити — всяких упырей, вурдалаков, вампиров и прочих неживых, но в то же время существующих, — чем задать им жару при помощи напалма. Еще ни один не выжил.

Пока атаманов отпрыск с надутыми губами и предобморочно закатившимися глазами пытается поправить повязку, я достаю из разбойничьей сумки не новый, но, по крайней мере, чистый комплект сменного белья: коротковатые штаны и рубаху с рукавами по локоть. Проворно надеваю их, сетуя на отсутствие обувки. Поверх натягиваю пиджак, «слюнявчик» и повязываю пояс, закрепив меч в кольце.

— Не трогай! — одергиваю я паренька, пока тот не разбередил рану окончательно. А то либо инфекцию занесет, либо сознание потеряет от вида крови и с дерева свалится. Сама рана не очень опасная: кость цела, а следы прокуса от зубов заживут. Ему повезло: закрепленные на руке ножны из резной кости, стянутой бронзовыми ободками, приняли на себя основной удар клыков. Вот от них мало что уцелело… от ножен, я имею в виду.

— Вот папаня тебе… — начал было угрожать отрок, но близость Тихона и погруженность родителя в нирвану с некоторым запозданием, но навели его таки на мысль о неуместности угроз в сложившейся обстановке.

Не считая нужным отвечать на его выходку, я завязал заплечную сумку и свистнул Викторинию:

— Эгей! Ваше высочество!

Кобыла пофыркала, потрясла рогом и неспешно направилась ко мне, брезгливо переступая через разбросанное по траве оружие.

Со стороны рассевшихся на ветвях грабителей донесся вздох облегчения.

— Есть будешь? — напрямую спросил я у кобылицы единорога. И, приняв усиленное качание рогом вверх-вниз за положительный ответ, спрыгнул на землю и протянул ей самодельный бутерброд, сделанный с учетом человеческой всеядности и возросших из-за принятия облика кобылы потребностей. Оторвав у цельного хлебца горбушку, я засунул под нее пласт сыра и ломоть вяленого мяса. Найденный в той же сумке банан оставлен на десерт.

Попробовав угощение, принцесса, игнорируя светские правила относительно частой смены блюд, довольно быстро доела бутерброд и потребовала добавки.

— Ваур! — Расправив крылья, Тихон спланировал на землю, логично предположив, что занятая едой кобыла уже не опасна. Ведь он не претендует на ее долю.

Пока Викториния насыщалась, я надел шлем, собрал остальные найденные в замке доспехи и, уложив их в заплечный мешок, забросил его на спину. Следует поторопиться с отбытием, пока местные «археологи» не предприняли попытку отомстить.

— Только не брыкайся, — попросил я принцессу. — Девочка, я хочу осмотреть твою рану.

Викториния застенчиво потупила глазки, но все же повернулась ко мне крупом, игриво покачивая им и стыдливо прикрываясь хвостом.

Отчего-то покраснев, я удостоверился в своих предположениях относительно поверхностности нанесенной ножом раны. Неглубокий порез длиной сантиметров пять-шесть с узкой полоской подсохшей крови.

— Нам пора, — говорю я. — Викториния, ты не против, если я залезу на тебя?

Стрельнув глазками, кобыла качнула задом. Приняв предложение, я собрался с духом и запрыгнул на нее.

Недоуменно заржав, однорогая лошадка тем не менее потрусила вперед неспешной рысцой. Тихон пристроился рядом.

Вслед нам понеслись громкие проклятия, но догнать никто не пытался. Видимо, им жалко покидать с таким трудом завоеванное место…

И то хорошо. Потому как если лошадка бросится вскачь, удержаться на ней без седла, стремян и узды или хотя бы намертво вцепившейся в рог кибернетической руки мне вряд ли удастся. О конской сбруе остается лишь мечтать, да еще и неизвестно, согласится ли кобыла императорских кровей носить ее. А киберпротез на удивление послушен и хватать всякий попавший в поле его, образно выражаясь, зрения предмет вроде не собирается. Тьфу-тьфу…

Приближаясь к мосту, по которому мы перебрались через ущелье, я усиленно вертел головой по сторонам, опасаясь появления табуна единорогов.

Никого и ничего. Что, с одной стороны, хорошо, а с другой — не очень. Отсутствие надоедливых однорогих непарнокопытных вселяет надежду на спокойную поездку — мягким, прогулочным аллюром, — а вот исчезнувший непонятно куда мост вынуждает нас изменить направление нашего движения: вместо того, чтобы вернуться в лагерь императорского эскорта торной дорожкой, придется пробираться по Диким пустошам вдоль ущелья, выискивая способ переправиться на противоположную сторону. Спрыгнув со спины Викторинии, я опустил на землю позвякивающую заплечную сумку и, достав из кольца меч, осторожно приблизился к краю обрыва. Восходящие потоки воздуха дышат сыростью и холодом. Сняв шлем, я осторожно наклонился вперед и заглянул вниз. Там, среди ревущих стремительных потоков торчит обломок моста, который угадывается по прямоугольной форме и овальному отверстию. Теперь понятно, куда делся мост, но остается двойной вопрос: «Кто и зачем это сделал?» Утверждать однозначно, что виноват тролль, я не буду. Подозрения такие есть, и небезосновательные, но не более того. Да и зачем бы это ему? Как он теперь вернется в свою пещеру?

— Что-то тут не то… — задумчиво протянул я, отходя от края обрыва.

— Ваур!!! — Расправив крылья, Тихон прыгнул на меня.

Испуганно всхрапнула кобыла. Что-то с силой ударило меня в спину, сбив с ног и бросив лицом на камни. Глухо загудев, шлем покатился по камням и замер, уткнувшись поднятым забралом в пыльный куст неизвестного мне широколистого растения с крохотными ярко-красными цветочками. Выпавший меч, сверкнув волнообразным лезвием, отлетел в сторону и, вонзившись острием в землю, осенил меня крестным знамением.

Боль огненным валом прокатилась по всему телу и прочно угнездилась в груди.

Широко расставив лапы, Тихон замер надо мною. Крылья распластаны, пасть угрожающе оскалена, хвост яростно хлещет по бокам. И первобытный рев рвется из его горла:

— Вауррр!!!

От боли мутится в глазах и перехватывает дыхание.

Викториния, приблизившись, своими горячими и влажными губами касается моей щеки, тревожно фыркая.

Еще не осознав, что произошло, но потрясенный болью и ужасными предчувствиями, я переворачиваюсь на бок, со стоном прижав руку к груди.

— Ваур! — угрожающе рычит демон, закрывший меня своим телом.

Плывущим взором — созерцаемая реальность то двоится, то подергивается матовой пеленой, — скользнув по противоположной стороне ущелья, я заметил чью-то рыжеволосую голову, мелькнувшую среди острых каменных выступов. Показавшись на одно короткое мгновение, словно вырвавшийся из зажигалки язычок пламени, она исчезла, пропав из вида вместе с неясным ощущением, ею вызванным. Словно призрачная тень, промелькнувшая в подсознании, сгустилась до уровня осязаемости, но тотчас растаяла, так и не став мыслью.

Ухватив пальцами ромбовидное острие стрелы, торчащей из груди слева, немного ниже ключицы, я рывком переломил ее, бессознательно отметив нечеловеческую силу кибернетических пальцев.

«Можно подковы на ярмарках гнуть, за деньги, — мелькнула неуместная и донельзя дурацкая мысль, в тот момент показавшаяся мне очень даже разумной. — Достойный заработок на пропитание себе и Тихону».

Отбросив скользкий от крови кусочек железа, я собрался слухом и, заведя руку за спину, ухватился за ощетинившееся жестким оперением древко стрелы.

Желчь горьким комком подступила к горлу. Глубокий вдох носом и…

— А-а-а!!!

Крик прорвался сквозь судорожно сжатые зубы раньше, чем я рывком выдернул из раны обломок стрелы.

— Ваааууур… — поддержал меня Тихон, добавив в рык воющих ноток.

Кровь из открывшейся раны брызнула фонтанчиком, оставив алые капельки на моей спине и светло-рыжем брюхе демона.

Отбросив стрелу, комкаю задравшуюся под мышки рубаху и ладонью прижимаю к ране. Металлический «сопливчик» перекосился и мешает, болезненно врезаясь в горло. Под напором злости боль несколько притупляется, давая возможность перевести дух. Уперев немеющие пальцы левой руки в землю, я рывком переворачиваюсь на спину, едва не опрокинув Тихона. Ненавистный «сопливчик» летит прочь.

Потерявшая чувствительность левая рука плетью растягивается на земле, мелко дрожа пальцами.

Прижав своим весом скомканную рубаху к ране на спине, я освободившейся кибернетической рукой зажимаю рану на груди, если и не остановив кровотечение полностью, то в значительной степени уменьшив его интенсивность.

Как-то необычайно резко навалилась дикая усталость. Словно по мановению волшебной палочки, которой на самом деле не существует, как известно любому магу и волшебнику. Даже боль несколько отступила, будто затаившись. Вместе с усталостью на меня обрушилась сонливость.

«Надеюсь, кошмары меня донимать не будут», — мелькнула глупая мысль.

— Ой! Кровь?! Мне плохо… — словно отвечая ей, заявило проплывавшее надо мной подозрительно синее облако со скособоченной тюбетейкой на высоком лбу.

— Ой, папаня, а чего это он там развалился? — поинтересовался издали звонкий юношеский голос — И дымится странно…

— Это не дым, — ответил ему мужской голос — То его душа отлетает прочь…

— А почему голубая? — продолжал допытываться отрок.

Возмутившись, я хотел протестовать, разъяснить возникшее заблуждение, но… Мышцы лица стали словно деревянные, и вместо слов с губ сорвалось невнятна бормотание.

— Мне совсем плохо, — простонало облако и выпало дождем, зазвенев по дну кувшина в моем кармане.

— Вернулась… — разочарованно протянул молодой голос — Поможем?

— Можно. Эй, парни! Отгоните кобылу и зверька, я самолично его на рогатину насажу.

От рева Тихона зазвенело в ушах, и боль, прорвавшись сквозь пелену забытья, с яростным ликованием вонзила в меня свои раскаленные когти.

А мне так хочется тишины… покоя…

Да перестаньте же раскачивать землю!

Но как нарочно: ржут кони, орут и воют люди, свистят пули… почему не выключат телевизор?

Словно проникшись состраданием к моим непритязательным желаниям, высшие силы звук приглушили, позволив сосредоточить все внимание на медленно кружащем высоко в небе, таком неимоверно голубом и прозрачном, черном драконе.