После утреннего выступления графа настроение у всех участников турнира упало ниже подков, а по отбытии Сфорца стало еще хуже. Как же так, многие добирались сюда несколько недель, а турнир закончился на середине. Многие надеялись, что Никколо, как наследник графа продолжит торжества с удвоенной силой (граф же не умер, чтобы впадать в траур), но его военные приготовления не только всех удивили, но и сделали надежду на продолжение праздника совсем призрачной. Кто-то уже приложился к бутылке, на краю лагеря сворачивали шатры, где-то под горячую руку попалась свинья, которая теперь висела на вертеле, распространяя на весь лагерь запах горелого мяса. К всеобщему недовольству, все три полевые борделя самоликвидировались еще в первой половине дня, наводя на грустные и злые мысли, что каждая шлюха узнает о событиях в высшем обществе Ферроны раньше, чем это самое высшее общество.

Почти сразу же после отбытия Никколо Сфорца с последней партией союзников в лагерь примчался гонец от Бурмайера. Большая группа тоскующих баварцев и саксонцев поднялась как по тревоге, надела доспехи и отправилась в город. Оставшиеся рыцари с удивлением наблюдали, как из ниоткуда собрался впечатляющий отряд тяжелой пехоты с алебардами. Тем более удивительно это было после того, как Сфорца в три приема собирал свою лоскутную армию. А когда из скромного серого шатра выехали два полевых орудия на легких лафетах, всем стало окончательно понятно, что Грегуар Бурмайер был здесь не для удовольствия.

Сфорца заметно проредил лагерь за счет своих друзей и родственников, которых на его семейный праздник съехалось немало, а также местных рыцарей средней руки и мелких кондотьеров. Бурмайер увел свою партию, которая тоже составляла заметный процент населения лагеря. Шатры с северо-итальянскими и южно-немецкими гербами пустовали. Прекрасные дамы нервно вышагивали по опустевшим улицам. Доктора на всякий случай раскладывали свои инструменты, гробовщик, передразнивая докторов, вытащил на видное место гробы.

Наиболее знатные гости турнира собрались у герцога Лоренцо Медичи. Родственники королей, курфюрстов и герцогов на все лады обругали провинциальных графов-самодуров, грошовую местную политику и продажных кондотьеров оптом и в розницу. Устав ругаться, сливки общества постановили вечером и ночью устроить торжества в честь завершения турнира, где постараться помять все привезенные на турнир доспехи, съесть все запасенное мясо, выпить все вино и удовлетворить всех дам.

К трем часам пополудни слуги носились по территории лагеря как муравьи. Торопливо освежевывали свиней и овец, складывали костры для готовки и для освещения. Почти одновременно включились в работу десятки полевых кухонь. Герольды спешно составляли сетку ночных боев.

В начале четвертого, когда полным ходом шло обсуждение праздника меча и бутылки, в шатре Лоренцо Медичи появилась Аурелла Фальконе со статусом не то законной владелицы Ферроны, не то тещи законного владельца, не то просто прекрасной дамы.

— Друзья мои, пока вы тут не знаете, чем заняться, мерзкие хамы обижают беззащитных благородных дам!

Рыцари замолчали и повернулись в сторону Ауреллы. Толпе недовольных и разочарованных убийц очень не хватало формальных мотивов для нарушения шестой заповеди.

После победы на улицу высыпали все обитатели улицы богачей. Рыцарей благодарили, как могли, выносили лучшее вино, мясо, фрукты. Кто-то вытащил даже кресло, его благородный порыв был подхвачен соседями. На большом балконе заиграли невесть откуда взявшиеся музыканты. Почтенный доктор ходил вдоль улицы и, поминутно кланяясь, предлагал свои услуги. Девушки из приличных семей наперегонки со служанками вешались рыцарям на шеи и другие места. Оруженосцы уносили доспехи и уводили боевых коней.

Джакомо тоже спустился поблагодарить рыцарей, а Шарлотта вышла на балкон. Макса нигде не было видно. Если бы он потерпел поражение и попал в плен, сейчас он бы уже вернулся. Если бы он был убит, Франц бы притащил тело. Наверное, он ранен, и, наверное, тяжело.

— Марта!

— Слушаю, Ваша светлость.

— Найди Макса. Если он ранен, или… — Шарлотта проглотила слово, которое не боялась произнести, — не может идти, возьми слуг и носилки и принеси его сюда.

— Легко, Ваша светлость, — ответила Марта.

В дверях Марта столкнулась с симпатичной девушкой, одетой в цвета прислуги Велутти.

— Ф-фрау П-профос? — испуганно спросила девушка.

— Да, и я не кусаюсь, — ответила Марта.

— В-вы не знаете, как там Фабрицио? Я не могу его найти.

— Фабрицио?

— Фабрицио Велутти, он с… друзьями был на этом балконе, а потом на них напали бандиты. Молодой Нанни переоделся и расхаживает по улице важный, как петух. Другой мальчик умер. А Фабрицио я нигде не могу найти. Вы ведь видели, что с ним?

— Это просто. Сама подумай, где может быть человек, которого нет ни среди живых, ни среди мертвых?

— В чистилище? — испуганно предположила девушка.

— У доктора, глупенькая! — ответила Марта, — Жив твой Фабрицио, только ранен немножко. У него шрам на лице. Спроси вашего доктора, он должен знать.

— Спасибо, Фрау Профос! — воскликнула девушка и убежала.

Надо сказать, что ситуация с точки зрения средневекового человека была престранная. Где это видано, чтобы сливки светского общества и прославленные герои ввязались в войну, чтобы спасти всего-навсего горожан в итальянской глубинке? Не за деньги, даже не думайте! Здесь хранились далеко не те суммы, которые могли бы соблазнить герцогов и принцев.

Отгадка не заставила себя ждать. На вороном коне, сидя по-дамски, через дальние ворота в улицу въехала Аурелла Фальконе. На ней было красно-золотое вечернее платье, открывавшее плечи и почти всю грудь. Рыцари встретили ее овацией. Джакомо шустро подбежал поддержать ей стремя. Наездница аккуратно шагнула на стоявший под балконом боевой воз.

— Мои дорогие друзья! Великолепные синьоры! — Аурелла куртуазно поклонилась на четыре стороны, — я всей душой благодарна Вам, за то, что Вы спасли мой город от этих разбойников!

— Да! Да! И мы тоже! — закричали горожане.

— Мессир Фридрих фон Нидерклаузиц!

Фридрих помахал рукой. Благородное общество повернулось в его сторону.

— Вы и Ваш брат — настоящие рыцари без страха и упрека! Я буду рада принимать вас у себя в любое время!

Фридрих выполнил элегантный реверанс. Удивило неупоминание Макса, который сделал для обороны намного больше.

Шарлотта чуть не разозлилась, но, по здравому размышлению, поняла, что Макс лежит где-то рядом раненый, поэтому его недоброжелателям лучше не знать, что он здесь был.

— Джакомо Нанни, Джованни Велутти!

Названные вышли вперед и поклонились.

— В вашем лице благодарю весь город за послушание закону Божьему и человеческому. Поддержка подданных мне очень важна.

Нанни и Велутти поклонились еще раз.

— О поддержке мы отдельно поговорим завтра, — сказала графиня на полтона тише. От горожан стоило ожидать серьезного разговора на коммерческие темы, а сейчас это бы было несколько неуместно.

Графиня оглянулась. На глаза попался сержант-итальянец, начальник охраны улицы богачей.

— Сержант!

— К вашим услугам, Ваша светлость!

— Ты будешь капитаном городской стражи.

— Слушаюсь!

— К утру я хочу видеть городскую стражу, построенную для присяги. Можешь оставить старых стражников, можешь нанять новых, твое дело.

— Слушаюсь!

О пряниках поговорили, пора перейти к кнутам.

— Теперь займемся правосудием!

На свободное место перед балконом четверо оруженосцев в накидках с гербом де Вьенна вывели Альфиери. Кондотьер шел, высоко подняв голову и строго глядя в глаза горожанам, которые еще так недавно принимали его правила игры и даже не помышляли о бунте. Его руки не были связаны, и даже его меч остался в ножнах. Ни к чему причинять лишние страдания благородному человеку, даже если он преступник.

Альфиери готовился защищаться. Все-таки он десять лет стоял у руля власти этого города. Все знали, что он всегда был на стороне горожан в вопросах налогов и пошлин. С точки зрения закона, у графини еще меньше прав на город, чем у него. Он хотя бы не подписывал отказ от владения городом. В чем его смогут обвинить?

Роль обвинителя взяла на себя графиня. Судей и адвокатов видно не было.

— Алессандро Альфиери! Ты обвиняешься в попытке свержения законной власти!

— А доказательства? Где подписанный мною манифест о свержении нашего любимого графа? Где подписанный мною контракт с наемниками на войну против него? Где моя переписка с врагами?

К Альфиери пришло вдохновение. По мрачной задумчивости графини он понял, что никаких письменных доказательств у нее нет и быть не может, а свидетелями она может пригласить только Бурмайера, который не станет себя оговаривать, и покойного епископа. Он торжествующе оглядел почтенное собрание и продолжил.

— Где посланный мной наемный убийца? Подсыпанный мной яд? Обратите внимание, что граф все еще жив и здоров, и меня даже не было рядом с ним, когда он объявил, что желает посвятить свою жизнь Богу! Обратите внимание, что наша прекрасная Аурелла жива и в добром здравии!

Рыцари зашептались. Прекрасная Аурелла молчала. Кондотьер торжествующе продолжил.

— А где мой мотив? Разве не я приветствовал вас всех рядом с графом на открытии турнира? Разве не мне подчинялась городская стража? Разве я не мог купить и продать весь этот город оптом и в розницу?

— Мотив у тебя был! — возразила обвинительница, — После ухода графа заканчивался твой контракт, и тебе бы пришлось покинуть город.

— Но я не знал, что граф в середине турнира захочет уйти в монастырь! Кому бы это в голову пришло еще сегодня утром!

Альфиери к этому времени уже определил целевую группу, которой следует адресовать свои аргументы. В первом ряду обменивались репликами де Вьенн, фон Виттенштейн, Бастард Бранденбургский, герцог Лоренцо Медичи и еще трое богато одетых рыцарей, с которыми кондотьер не был знаком. Графиня могла наплевать на всех остальных, но пренебречь мнением этой компании она бы не рискнула.

— Ты знал, что граф тяжело болен и скоро умрет!

Обратившись к обвиняемому, синьора прокурор сразу же перевела взгляд на 'присяжных'. Альфиери заметил это и легко отразил выпад.

— Моя бабушка десять лет жаловалась на здоровье и собиралась в гости к Богу! А умерла не от болезни, а потому что косточкой подавилась.

— Но это все было вчера, — сменило тактику обвинение, — а сегодня-то ты узнал, что граф уходит и тебе крышка.

— Да? Кто-то прислал мне уведомление о расторжении контракта?

Графиня вздохнула. Эту копейную сшибку он выиграл. Что же, найдутся и еще обвинения.

— Ты обвиняешься в убийстве Никколо Сфорца!

— Вот еще! Он погиб в бою. Я выполнял свой долг, защищая город.

— От кого? Он был зятем правителя и законным наследником.

— Что же он сам мне об этом не сказал? Даже письма не прислал. Зато прислал отряд разбойников, которые захватили городские ворота. Я и поднял стражу по тревоге.

'Замечательно', - подумал Альфиери, — 'Аурелла подбирает аргументы, присяжные сомневаются'. И перешел в контратаку.

— Я не был на турнире, когда наш любимый граф воспылал любовью к Богу. Клянусь, он не советовался со мной. Я только сейчас узнал, что наследником, оказывается, должен был быть Никколо, а не прекрасная Аурелла. Покойный Никколо, светлая ему память, почему-то был настроен против меня и даже не потрудился меня уведомить о своих законных правах. Я был искренне убежден, что защищаю Ваш город для Вас, великолепная Аурелла!

Туше! Возгласы удивления в толпе. Аурелла в замешательстве хлопает ресницами. Виттенштейн одобрительно кивнул обвиняемому и что-то сказал соседу, тот выразил согласие.

Но инициатива даже в самом нелепом суде принадлежит прокурору.

— Ты обвиняешься в краже церковного имущества! Епископ умер вчера вечером, а ты сегодня хотел забрать деньги, вложенные им в банк. У меня есть и письменные доказательства и свидетели.

— Так обратитесь с ними в церковный суд, — элегантно парировал кондотьер, — это его исключительная компетенция.

Графиня нервно сжала кулаки. Обвинение рассыпалось на глазах. Рыцари действительно могут признать его невиновным, тогда придется еще и заплатить ему за 'оборону города'. Оставался еще один пункт, спасибо за него Шарлотте де Круа.

— И последнее, самое главное обвинение. В убийстве своего брата, епископа!

Последнее обвинение поразило Альфиери своей абсурдностью.

— Епископ умер естественной смертью!

— Да? — Аурелла ехидно усмехнулась, — колотая рана черепа это не естественная смерть.

Альфиери сжал зубы. Этот пьяница и матерщинник Бурмайер не смог нормально организовать похороны.

— Сознаешь свою вину? — довольно спросила графиня.

— Не признаю за собой никакой вины. И я не солгал!

Толпа загудела. 'Присяжные' выразили недовольство.

— Мой брат вел светский образ жизни. Он был первым рыцарем этого города. А для рыцаря смерть в поединке естественна!

— В поединке? Ты убил его в поединке?

— Нет, не я. Его убил другой священник.

— Вот как, священник? Надо думать, из-за разногласий по богословским вопросам?

— Да!

В толпе послышались смешки. Рыцари в первых рядах приличия ради сдерживали улыбки. Альфиери хлопнул себя по лбу.

— Что же вы делаете! Смерть епископа тоже должен расследовать церковный суд!

Аурелла воткнула ногти правой руки глубоко в ладонь левой. Снова этот аргумент. Где сейчас взять церковный суд?

— Прошу прощения, светлейшие, — вышел вперед Габриэль Морской Кот, рыцарь чести.

— Слово имеет свидетель обвинения, мессир Габриэль, — радостно сказала графиня.

— Как мы все знает, покойный епископ был первым рыцарем этого скромного городка…

— Единственным! — крикнул кто-то из задних рядов.

— … и он был честным, высокоморальным, законопослушным человеком, — продолжил Габриэль.

'Братец, наверное, сейчас в гробу перевернулся', - подумал Альфиери.

— Разве мог он участвовать в турнире, будучи неподсудным суду Любви и Красоты? Разве стал он позавчера требовать церковного суда, когда мессир де Бельер поразил копьем его коня?

— Нет! Нет! — загудели рыцари.

— Как человек чести и не новичок на турнирах, он заранее написал герольдам письмо, что по всем вопросам, относящимся к поединкам с его участием, происшедшим с самого начала до полного окончания турнира, доверяет выносить вердикт органам правосудия, избранным на турнире.

С этими словами, Габриэль вручил упомянутое письмо графине.

— Замечательно, — Аурелла просияла, — Габриэль, Вы рассудили инцидент на турнире, вы и будете судьей сейчас.

— Но епископ погиб не на ристалище! — возразил Альфиери.

— Там ясно написано, 'поединкам с моим участием, происшедшим с самого начала до полного окончания турнира', - нежно объяснила Аурелла, — без ограничения по месту проведения поединка. А турнир сегодня утром еще продолжался.

— Да ну и пусть! Я-то здесь при чем?

— Сам или с помощью наемного убийцы, ты подло убил его. У тебя был мотив — украсть деньги Церкви. Ты был во дворце епископа в компании своих продажных стражников и не менее продажных баварских наемников. На теле епископа нашли две раны — от алебарды на виске и от арбалетного болта в груди. Рана от алебарды такая же, какие сегодня наносили твои стражники рыцарям моего покойного зятя, а наконечник болта сделан в местной кузнице специально для городской стражи.

— Наконечник болта? — переспросил Лоренцо Медичи.

— Вот именно! — ответила графиня, — Вы еще верите, что это был честный поединок?

Де Вьенн нахмурился. 'Присяжные' склонились к обвинительному вердикту.

— Но это все непрямые улики! — продолжал защищаться Альфиери.

— А почему ты скрыл убийство брата? Почему утром пытался получить деньги Церкви? Почему в монастыре сказали, что епископ умер от кровоизлияния в мозг. Почему его раны были скрыты? — продолжила обличение графиня.

— У меня есть свидетели!

— Кто?

— Грегуар фон Бурмайер, стражники, ландскнехты…

— Подсудимый, называйте живых свидетелей!

— Монастырский келарь!

Аурелла недовольно поджала губы. Еще не хватало, чтобы какой-нибудь соучастник выступил свидетелем и все испортил. С них станется все свалить на мертвого Бурмайера.

В толпе возник заметный сверху водоворот, передние ряды расступились, и перед судом предстал упомянутый келарь. Графиня потребовала его присутствия на суде, но он спрятался за самой широкой спиной в поле зрения и намеревался простоять там до окончания процесса. Он хотел сбежать, но струсил и остался.

— Я ничего не знаю! Я ничего не видел! Мне никто ничего не говорил!

— Рассказывай! Я освобождаю тебя от клятвы, — приказал Альфиери. С его стороны это было вполне логично. Про все его действия, связанные со смертью брата, самозваный суд уже знал, но ни за одно из них не мог наказать. Если сейчас этот хомяк принародно расскажет, кто убил епископа на самом деле, суд вынужден будет вынести оправдательный приговор.

— Обратите внимание, великолепные синьоры! — подняла указательный палец графиня, — он взял со свидетеля клятву о молчании перед судом.

Альфиери пренебрежительно махнул рукой.

Хомяк надул щеки и выдал:

— А я и правда ничего не видел, Ваша светлость…

— Что?! — взревел Альфиери, — Да пронзит святой Георгий твои толстые щеки!

— Когда начался… das Buhurt, я сидел у себя в келье, мое окно выходит на мост. Потом я сидел у себя до тех пор, пока Вы не прибежали с мессиром Бурмайером. Потом Вы сказали мне, что епископ убит, сказали, что будете это скрывать, и заставили меня выполнять его обязанности. Да не пронзит святой Георгий мои скромные щеки, — пропищал келарь.

Аурелла торжествующе встала.

— Что скажет, согласно просьбе покойного, рыцарь чести? Виновен?

— Безусловно виновен, — ответил Габриэль, — не могу уверенно утверждать, что обвиняемый совершил это тяжкое преступление лично, но доказательства говорят, что это было сделано с его ведома, в его присутствии и с целью получения им выгоды. Следует также отметить, что свидетели и непосредственные исполнители погибли в результате действий, умышленно предпринятых обвиняемым.

— Что скажут прекрасные дамы?

— Виновен! — откликнулась со своего балкона Шарлотта, как единственная присутствующая представительница Суда Любви и Красоты.

— Что скажут благородные рыцари?

— Виновен! — ответил за всех Лоренцо Медичи.

— Повесить его! — скомандовала графиня.

— Слушаюсь, Ваша светлость! — откликнулся кто-то с балкона, и вниз сбросили заранее заготовленную петлю.

— Я протестую! — возмутился Альфиери, — я не какой-нибудь лавочник, чтобы меня вот так просто повесить!

— Действительно, прекрасная синьора, — поддержал его хранитель рыцарского духа Бертран фон Бранденбург, — обычно благородным геррам рубят головы.

— Слышали? — Аурелла обратилась к балкону, — потом снимете его и отрубите голову!

Ответ палача и протесты Альфиери потонули в хохоте рыцарей.

Толпа рассосалась и рыцари уже один за другим отправлялись обратно, когда со стороны замка появился паланкин Виолетты Сфорца. Аурелла, собравшаяся было на окончание турнира, задержалась. Едва Виолетта вылезла из паланкина, мать встретила ее суровой нотацией.

— Доча? Немедленно возвращайся домой, на сегодня тебе приключений хватит!

— Но, мамочка, я тоже хочу на праздник!

— Какой тебе праздник? Бессовестная! Почему ты не в трауре?

— Мне еще целый год ходить в трауре! А сегодня я должна быть нарядная, я же унаследовала город.

— Ты? — возмутилась Аурелла, — да как тебе не стыдно!

— А кто же? Ты же утром отказалась от наследства!

Все присутствующие обернулись в сторону графини. До сих пор женщины вели обычную итальянскую семейную беседу, с привычным криком и размахиванием руками. Про отказ от наследства в городе никто не знал, да и графиня только что вела себя как полноправная хозяйка.

— Ах ты маленькая негодяйка! Ты же знаешь, почему я подписала отказ!

— Какая теперь разница, мамочка? Город мой.

— Твой? Черта с два! — закричала Аурелла, переходя на визг.

— Мой! — ответила Виолетта в том же тоне.

— Вы с Никколо приняли наследство и проиграли. Город перешел к Альфиери. А я захватила город уже у него, — вывернулась графиня.

— Ты и в суде так скажешь? — ехидно поинтересовалась дочка.

— Скажу. Кстати, суд здесь веду я.

— Вот как?

— Именно так. Так что возвращайся в замок, надевай траур и сиди у себя, пока я не разрешу тебе выйти, — тоном, не допускающим возражений, скомандовала Аурелла.

— Тебе придется лично меня туда тащить!

Графиня оглянулась по сторонам в поисках подходящей особи мужского пола. Не самой же, в самом деле, все бросить и тащить дочку обратно в замок. Рыцарей в поле зрения было немало, но ни один не подходил для того, чтобы поручить ему такое задание.

— Ты и правда думаешь, что здесь некого попросить отвести тебя домой? — спросила Аурелла, надеясь, что дочь проявит благоразумие.

— Ладно, мамочка, я сама доберусь, — проявила благоразумие Виолетта.

Аурелла вместе с рыцарями отправилась на турнир. Виолетта из вредности решила не возвращаться в замок сразу, а задержаться хоть на сколько-нибудь у кого-нибудь знакомого. Например, у Шарлотты де Круа, которая как раз стоит на балконе и тревожно смотрит в сторону главных ворот.

— Шарлотта!

— Да, Виолетточка!

— Не пригласишь меня на чашечку глинтвейна?

— Заходи!

В зале на втором этаже пахло кровью и порохом, но ни Шарлотте, ни Виолетте было не до того. Шеф-повар у Нанни был лучший в городе, и он лично приготовил глинтвейн для дам. Сам Джакомо не стал навязывать дамам свое общество и ушел на совет к Велутти.

— Лотти, ты представляешь, мамочка захватила мой город. А утром Алессандро поссорился с Никколо.

Шарлотта уже слышала версию Марты и версию Ауреллы. Версия Виолетты несколько отличалась от них. Удивительным образом оказывалось, что Виолетта — несчастная девушка, которую соблазнили специально приглашенные профессионалы, нанятые мамочкой. А все последующие события были заранее спланированы с целью отобрать город, который по праву принадлежит Виолетте.

В свою очередь, Шарлотта не стала признаваться, на кого работают Марта и Франц, и рассказала, что только что произошло на улице Богачей.

— Что же случилось с Максимилианом? — спросила Виолетта, — не может же случиться, что его убили? На турнире было только два рыцаря, которые могли с ним сравниться. Мессир Доменико и тот толстый, не помню, откуда.

— Я не знаю, — ответила Шарлотта, — я послала за ним и сижу, как на иголках.

Внизу послышался стук и крики.

— С дороги все! — зычно крикнул мужской голос.

— Но, мессир! — жалобно возразил женский.

Шарлотта встала, подбежала к двери и распахнула ее, надеясь увидеть Макса. Но в залу ворвался Витторио Сантальберти, сопровождаемый двумя горничными и двумя лакеями.

— Ага! Вы-то мне и нужны! — грозно вскричал он, размахивая каким-то свернутым в трубку пергаментом.

Сантальберти был на ногах с самого утра. Вчера граф Фальконе пообещал рассмотреть его претензию в течение суток. Сеньор Витторио прождал ответа как соловей лета, но до истечения суток узнал, что граф все бросил и ушел в монастырь. Наследство должна была принять Аурелла, но ее на турнире не было, и сеньор Витторио, не мешкая, направился в город. Аурелла, узнав о поступке графа, непристойно выругалась и сказала, что наследство будут принимать Никколо и Виолетта Сфорца, причем Никколо утром уехал на турнир, а Виолетта сидит под домашним арестом в замке.

Сеньор Витторио вернулся в турнирный лагерь, где встретил Никколо, выезжающего в Феррону в сопровождении конно-пешей разношерстной банды. Никколо, не вникая в суть вопроса, пообещал содействия, но отложил принятие решения до окончательной победы над Альфиери, которого собирался повесить.

Сантальберти изрядно удивился такому изменению отношений и проехал дистанцию между Ферроной и лагерем в третий раз. Весь первый этап военных действий сеньор Витторио просидел на своем баркасе, пришвартованном в порту, где у него был персональный причал и конюшня, чтобы не возить лошадей или карету через реку. Когда мимо порта прокатилась волна мародеров, преследуемых солдатами Бурмайера и Альфиери, сеньор Витторио отправился предъявлять все ту же претензию Альфиери. Помотавшись по городу, не нашел его ни на площади Береги Ноги, ни в замке, ни у епископа, потому что Альфиери как раз был занят осадой восточных ворот улицы Богачей.

Найдя, наконец, Альфиери, сеньор Витторио высказал ему свои претензии. Кондотьер был недоволен, что его отвлекают всякой ерундой, но польщен, что родственник семьи Фальконе признает его права на город. Пообещал разобраться.

После этого, уставший, но довольный сеньор Витторио решил отобедать, и на правах родственника заявился в замок, вспомнив, что у Альфиери с Ауреллой Фальконе вроде бы были неплохие отношения. Охране замка никто не приказывал переходить на осадное положение, поэтому стража без проволочек впустила гостя. В замке Ауреллы не было, была только Виолетта, которая сразу набросилась с расспросами. Оказалось, что никто не удосужился сообщить ей о смерти мужа. Виолетта, вопреки ожиданиям, не призвала проклятий на голову Альфиери, а молча вышла из-за стола и ушла к себе.

Откушав, сеньор Витторио заинтересовался происходящим на улице Богачей, каковые события наблюдал с замковой стены. Появление рыцарей его очень заинтересовало, а суд чрезвычайно удивил. Вешали кого-то, издалека похожего на Альфиери, а вела процесс вроде бы Аурелла Фальконе. Сеньор Витторио недовольно поднялся и неспешно отправился в очередной раз высказывать претензии очередному главе города. Он уже узнал, что Аурелла от наследства отказалась, значит город должен был достаться Виолетте. Горничная сообщила, что сеньорита Сфорца изволила только что уехать в паланкине. Сеньор Витторио выругался, приказал оседлать коня и поехал на улицу Богачей. Уж что-что, а отстаивать свои права, склочничать и сутяжничать он умел.

Теперь сеньору Витторио наконец-то улыбнулась удача. Вот она, новая хозяйка города, а вот и графиня де Круа, которая должна знать, какие беззакония творит ее муж и нести за него полную ответственность.

— Мое почтение, Ваша светлость! — поприветствовал он Виолетту, — Муж присутствующей здесь графини де Круа нанес мне немалый ущерб. Разграбил и поджег замок, убил там полсотни человек. Я требую, чтобы Вы обязали его компенсировать мне все потери и расходы: за восстановление после пожара, за разграбленное имущество по списку, за похороны всех этих негодяев! И моральный ущерб!

Шарлотта собиралась аргументировано возразить, но, услышав шум на лестнице и голоса Марты и Франца, встала и сказала немного не то, что планировала. Немного не то по букве, но не по духу.

— Подите Вы в задницу, мессир! Там Вам самое место, гнусному трусливому негодяю! С нас Вы не получите ни крейцера, а будете сутяжничать, муж вернется в Ваш вонючий замок и камня на камне там не оставит.

С этими словами Шарлотта вышла и хлопнула дверью.

Сантальберти на мгновение потерял дар речи, но от хлопка очнулся и повернулся к Виолетте.

— Нет, Вы слышали? Вы слышали? Это же возмутительно! Я требую правосудия!

Виолетта посмотрела на него с такой злостью, что сеньор Витторио прикусил язык.

— Почему. Вы. Имеете. Наглость. Требовать. У меня? — произнесла она таким холодным тоном, что каждое слово падало на голову Сантальберти огромной льдиной. Он как будто чувствовал эти льдины и ежился, поднимая плечи.

— А у кого я должен требовать, черт побери? Вы же правительница города и наследница Фальконе. Вы и расхлебывайте кашу, которую заваривают гости Вашего турнира!

Виолетта встала, глубоко вдохнула и выдохнула.

— Вы издеваетесь? Вы, две чумы на Вашу голову, издеваетесь! Мало того, что моя чертова мамочка украла у меня мой город, так еще и мой чертов родственничек прикидывается, что ничего об этом не знает!

Сантальберти от удивления открыл рот и не ответил. Виолетта перевела дух и резюмировала более спокойным тоном.

— Подите вы в эту, как ее, задницу! Если бы я была владелицей Ферроны, я бы Вам назначила 'Божий суд' с Максимилианом де Круа, чтобы он Вас в куски порубил. Надеюсь, мамочка приговорит Вам то же самое, потому что Максимилиан — настоящий рыцарь, а Вы — мерзкий склочник хуже базарной бабки! Убирайтесь отсюда к чертовой матушке! Слуги! Вывести его!

На последний крик в дверях появились двое лакеев Нанни, а заодно Франц с мечом в руках и Фредерик с заряженным арбалетом. Увидев Виолетту, Франц смутился и отвернул лицо, но ей было не до эротических воспоминаний.

Сантальберти с трудом удержал себя в руках, молча встал и вышел.

Вслед за ним мимо Франца пробежала Виолетта.

— Лотти! Что там у тебя? Пришел Максимилиан?

— Принесли, — ответила Шарлотта, выходя из соседней комнаты.

— Живой?

— Живой, только его нельзя беспокоить, — Шарлотта плотно закрыла дверь и встала так, чтобы Виолетта не проскочила мимо нее. Еще не хватало, чтобы она встретилась с Мартой.

— Слава Богу!

Женщины вернулись в зал и Виолетта расплакалась.

— Тебе повезло, а моего Никколо убили! И моего Алессандро убили! И папочка в монастырь ушел! А мамочка украла мой город, бессовестная! Это она во всем виновата! Я ей этого никогда не забуду!

Шарлотта обняла несчастную девочку, устроив ее голову у себя на плече. Только после этого она смогла выпустить на волю тщательно сдерживаемую улыбку, очень уж Виолетта оказалась похожа на дракончика-сироту из старой сказки.

— Брошу все и уйду, — продолжала ныть Виолетта, — только не знаю, куда. Чтобы у меня был свой замок и своя армия. И муж. И родственников чтобы не было, особенно, таких как этот Витторио.

— Замок Святого Альберта тебя не устроит? — предложила Шарлотта.

— Ты что? К этому хаму я не поеду, — удивленно подняла голову Виолетта.

— Раз ты его так не любишь, захвати его замок и выбрось его на улицу. Никто не будет за него заступаться.

— Точно, — Виолетта достала платочек и промокнула слезы, — но у меня же нет своих солдат и нанять не на что.

— Найми в кредит. Деньги потом получишь у Нанни под залог замка.

— В кредит? — недоуменно переспросила Виолетта, — Вам, конечно, виднее, у Вас опыта больше, но разве наемники берутся за работу в кредит?

— Найми рыцаря. Некоторые рыцари верят дамам на слово.

— Где же я найду сейчас рыцаря, которому настолько нужны деньги? Еще чтобы у него был свой отряд. И на чем-то надо будет их переправить через реку.

Шарлотта знала только одного рыцаря с финансовыми затруднениями.

— Габриэль, рыцарь чести, тебя не устроит? Я точно знаю, что деньги ему нужны. У него есть солдаты и корабль.

— А если он откажет?

— Намекни ему, что у торгового дома Нанни возникли форс-мажорные обстоятельства. Он поймет.

Виолетта задумчиво опустила глаза, что-то рассчитывая.

— Габриэль на турнире, а мамочка запретила мне туда ехать. Она мне помешает договориться.

— После турнира он вернется к себе на 'Святую Эулалию'. Возьми лодку и подожди его там. Думаю, на этой улице многие с удовольствием предоставят тебе лодку и сопровождение.

— Лотти, ты просто прелесть! — Виолетта расцеловала Шарлотту и жизнерадостно побежала вниз по лестнице.

'Как мало нужно для счастья маленьким хищницам' — подумала Шарлотта и вернулась к Максу.