"Дай нам Бог сто лет войны и ни одного сражения", как говорили в шестнадцатом веке.

Самое интересное на войне - это когда противник еще пакует свои обозы, а жалование уже платят. Еще веселее, когда армия уже встала лагерем в каком-нибудь живописном месте и ждет, когда враги соизволят самолично пожаловать в гости. Враги, понятное дело, не торопятся. На войне вообще никто не торопится, кроме швейцарцев, но они-то, дикий народ, никакого комфорта не признают и даже обозом себя не стесняют.

Лагерь ландскнехтов - чудо по уровню организации для своего времени. Еще не во всех армиях великих империй солдаты умели держать строй, а здесь даже шатры ставились ровными рядами, строго по чину. Рыцарские - побольше, поярче, с гербами и с флагами, офицерские поменьше, со своими украшениями, а солдатские и вовсе простые.

Чей это шатёр, такой чистенький, полосатенький, прямо не шатёр, а конфетка? Только герба на нем для полной красоты не хватает. Это господина профоса шатёр. Звонких гульденов у него полно, а титула нет. Ему и не надо, он и так важная птица.

В шатре настоящая мебель из морёного дуба: сундуки окованные, стол на изогнутых ножках, кресла с резными спинками, даже настоящая двуспальная кровать. На земляном полу медвежья шкура. На кровати шёлковые простыни и огромное тёплое одеяло. Под одеялом спит, разлегшись по диагонали, Марта - жена профоса. Законная супруга, а не какая-нибудь обозная девка. Мужа под одеялом уже нет, он с утра пораньше отправился к интенданту с ревизией. Мужа и вечером допоздна не было, он на нарушителей воинской дисциплины охотился. Тяжело быть женой трудоголика.

- Доброе утро, фрау Марта! - это девушка из полевого кабака завтрак принесла. Кувшинчик сливок, сыр, горячие булочки.

Марта села на краю кровати и потянулась. Девушка посмотрела на нее с завистью и любопытством. Мало кто в лагере в такие годы, а Марта разменяла уже четвертый десяток, мог похвастаться такой фигурой и таким здоровьем. Талия тонкая, грудь объемная, высокая, кожа светлая, нежная, волосы густые, тяжелые. Если к чему придраться, так это, во-первых, к тому, что волосы рыжие, а сейчас модно волосы выбеливать всякими не к обеду помянутыми натуральными средствами, и во-вторых, к росту. Пять футов десять дюймов - многовато для женщины. Большинство мужчин в лагере были ниже, а женщины так и почти все смотрели на Марту снизу вверх.

Вот и муж, лёгок на помине. Высокий и статный, подходящая пара для Марты. Одет по последней ландскнехтской моде. Красный дублет, весь изрезанный, из-под дорогого пурпурного бархата выглядывает белейшая шёлковая подкладка. Пришнурованные к дублету штаны до колена с такими же разрезами, тонкие чулки в вертикальную красно-белую полоску. Тупорылые тапочки, состоящие из подошвы, пятки и маленького куска кожи на носке, едва закрывающего пальцы. Дополнял образ огромный красный бархатный берет, закрывавший половину лица. Точнее, место, где когда-то была половина лица, поскольку теперь все, что располагалось левее носа, выглядело как сплошной ожог, а место, где положено быть левому глазу, скрывалось под черной повязкой.

- Доброе утро, Марта!

- Доброе утро, Маркус!

- Позавтракала? Одевайся, пойдем поединок смотреть.

- Какой еще поединок? Лучше бы мне внимание уделил! Никакой супружеской жизни!

- Потом. Оберст просил присмотреться к Максимилиану из Нидерклаузица, сыну барона Фердинанда. Сегодня у Максимилиана поединок с ди Кассано и он поставил боевого коня против полного доспеха.

- Ди Кассано я видела, он скучный. Выигрывает только потому, что у него всегда доспехи лучше, чем у соперника. А Максимилиан это такой симпатичный молодой человек, который в первый день провел шесть боев подряд и все выиграл?

- Он самый. А тебя я вечером отшлепаю, чтобы поменьше на мужчин заглядывалась.

- Ладно-ладно, отшлепаешь и еще сделаешь всё, что захочешь. Лишь бы ты был со мной. Сейчас одеваюсь и идем.

Назначенный поединок был достаточно редким событием. Доменико ди Кассано, прославленный турнирный боец, вызвал по обоюдной договоренности никому не известного способного новичка. Причиной вызова стала какая-то мало кому известная ссора, настолько мелкая, что бойцы ради дополнительной мотивации оформили пари: крупный боевой конь французской породы против полного доспеха аугсбургской работы. Доспехов у ди Кассано, как и подобает богатому рыцарю, было несколько. Одним меньше, одним больше, он бы и не заметил. Зато коня Максу недавно подарил отец, и было бы невежливо менять его на что бы то ни было. Кони в шестнадцатом веке некрупные, непросто найти подходящего для всадника, который ростом хорошо выше среднего и неслабого телосложения. На таком рыцаре и доспех тяжелее, чем броня для обычного человека. Сначала итальянец предложил Максу продать коня, потом поменять, потом предложил сделать ставку. Макс подумал и согласился. Новый хороший доспех был ему очень нужен.

- Сын, ты хорошо подумал? - сурово спросил отец, - Другого коня я тебе покупать не буду.

- Мы же на войне, отец, - ответил Макс с юношеским фатализмом, - может быть, меня завтра убьют, зачем мне на том свете конь? Я правильно понимаю, что на войне надо жить каждый день как последний?

Вопрос поставил старого барона в тупик.

- Ты, сынок, все-таки будущий рыцарь, будущий командир, будущий отец семейства и второй на очереди наследник замка. Тебе надо учиться планировать больше, чем на день, и учитывать все варианты, а не только те, которые тебе нравятся.

- Вообще да, но не на этой войне, - кивнул Макс.

Отец недоуменно поднял бровь.

- Это не моя война, - пояснил сын, - Мы сражаемся за непонятные чужие интересы и никто из наших командиров мне не друг и не родственник.

- Священные традиции вассальных отношений тянутся с древних времен, - строго сказал барон.

- Я не спорю, - ответил Макс, - Война это наше призвание от Бога. Посему я доверяю Ему свою судьбу и свои планы на завтрашний день. Отец, благослови меня на победу.

Отец не нашел, что ответить на такую хитрую демагогию и в замешательстве благословил сына.

К назначенному поединку Макс специально не готовился. Он и не мог приготовиться, получив вызов вечером и назначив поединок на следующее утро. Поскорее, пока война не началась. Получив отцовское благословение, он отправился за добрым советом к своему учителю фехтования, но тот был на совещании и освободился незадолго до поединка, когда Макс уже надевал доспехи.

- Добрый день, Максимилиан. Слышал, как твой отец ругался, решил посмотреть, с чего бы это он.

Макс сидел на низкой табуретке и сражался с пружинной защелкой помятого левого наголенника. Услышав приветствие, он машинально поздоровался в ответ, потом поднял голову и посмотрел на собеседника. Оберст выглядел весьма солидно. Черный дублет, черный бархатный фальтрок с алыми полосами, черный объемный берет. Когда-то черный цвет считался уделом рыцарей-храмовников, дававших обет бедности, и крестьян, но изобретение красителей, дававших не темно-темно-коричневый и не темно-темно-серый, а насыщенный и устойчивый черный цвет, уже в начале шестнадцатого столетия сделало черный одним из привилегированных цветов в гардеробе высшего света. Поверх фальтрока на скромной перевязи устроился, как ни странно, короткий катцбальгер. Вообще-то полковник наверняка предпочитал поллэкс или седельный меч, но подобное оружие не предназначено для ношения с костюмом, а катцбальгер, кроме основной и декоративной функции оружия ещё и показывал окружающим, что его владелец имеет отношение к ландскнехтам.

Рыцаря в черном сопровождала свита из трех человек. Тот самый Маркус из Кельна в надвинутом на левый глаз огромном красном берете, одетый в свой ландскнехтский костюм с нетипично широким использованием красного бархата и белого шёлка. Женщина в таком же берете и характерном платье кампфрау, уверенно шествовавшая справа от профоса, могла быть только его законной женой. И еще скромный доктор, которого Макс бы не узнал, если бы не свежие царапины от кошачьих когтей на левой руке.

- Добрый день, - ответил Макс, - Отец меня благословил, но он, наверное, не верит, что я чему-то научился.

- Ему обидно, что ты сделал ставку на этого жеребца почти сразу после того, как получил его в подарок. Большому человеку нужен конь под стать, иначе смешно получается, поверь моему опыту. А итальянец силен. Конечно, до Антуана Бурмайера ему далеко, но я бы на твоем месте не был так уверен.

- Не знаю, кто такой Антуан Бурмайер, а итальянец обыкновенный. Он слишком активно защищается от колющего удара в лицо, и левый наплечник у него очень большой, ограничивает движения. Не думаю, что смогу сколько-нибудь повредить его доспех, поэтому попытаюсь вымотать его и повалить.

- Даже не думай. Выносливость у тебя может быть и выше, но доспех, не в обиду будет сказано, против поллэкса в таких руках долго не выдержит. Насчет "повалить" тоже забудь. Повалить человека борцовским приемом легко, когда он равного с тобой веса или легче. Когда на нем доспех, это не в пример сложнее. И свой доспех нисколько в борьбе не помогает, даже наоборот. Лучше попытайся взять его на болевой прием, вроде того, которым ты победил того парня из Кёльна позавчера.

- Итальянца я теперь точно повалю. Специально, если принято считать, что это так сложно. Сложные приемы - показатель мастерства, не так ли?

- Не совсем так. Попытайся, конечно, но если надумаешь насчет болевого, лучше лови его за правую руку. Ран не бойся, если ранят, постарайся не показывать вида, у меня здесь лучший врач в нашей армии.

Доктор смущенно заулыбался и закивал. Оберст продолжил.

- У меня и профос самый лучший.

Макс перевел взгляд на красно-белого офицера. Тот с чувством собственного достоинства ответил легким наклоном головы. Уж чего-чего, а собственного достоинства у него хватило бы на трех рыцарей и ещё бы осталось. Должность предполагала ежедневную оценку на глазок то, что Фемида щепетильно взвешивает на своих весах. Выше профоса - Бог, Император и оберст, но никто из них не обсуждает его решения, и солдаты это знают. Как заметил Макс еще во время инцидента с котом, отношение профоса к собеседнику можно было определить по тому, повернется он здоровой или обожженной стороной лица.

Жена профоса, как Макс определил женщину в платье кампфрау, производила более приятное впечатление. Почти новое платье из тонкой шерсти, на котором чередовались горизонтальные красные и белые полосы, было туго стянуто шнуровкой на животе и подчеркивало крутые бедра и тонкую талию. Портной предусмотрел шнуровку и выше живота, но не предусмотрел, что платье будет надевать женщина с такими формами, поэтому на груди края разреза не сходились. Зато красная полоса, проходившая от нижнего края немаленького прямоугольного декольте до талии, которая, как известно, у платьев первой четверти шестнадцатого века все ещё завышенная, была украшена рядом вертикальных разрезов, через которые под некоторыми ракурсами открывался замечательный вид на высокую грудь, скрытую под полупрозрачной шёлковой нижней рубашкой.

Если бы фрау была на полфута ниже, то Макс подумал бы, что она полная и не в его вкусе, но длинные ноги в дополнение к тонкой талии делали её высокой и стройной. С заметной задержкой подняв глаза от разрезов на платье, Максимилиан встретился взглядом с женщиной и отметил, что, судя по глазам, она заметно старше его, но такую милую улыбку он не видел ни у одной молоденькой девушки. На фоне весьма скромного платья несколько неуместно выглядел вышитый золотом кошелечек на поясе, а ещё более странно - толстая золотая цепь на шее и несколько увесистых золотых перстней на пальцах. Цепь наводила на мысль о морском флоте, и Макс чуть не рассмеялся, обнаружив, что лежавшая на высокой груди кампфрау золотая штуковина, прикрепленная к этой цепи, формой и размерами очень напоминала якорь.

Марта улыбнулась ему в ответ. "Хороший парень. Говорят, у него до сих пор нет постоянной женщины. Повезёт кому-то",- подумала она.

- Фердинанд с сожалением отметил, что ты предпочитаешь воевать в пешем строю - продолжил беседу фон Хансберг – я бы, пожалуй, взял тебя в ландскнехты. В плане фехтования ты достаточно подготовлен. После первой же битвы освободится какая-нибудь подходящая должность. В ландскнехтах можно стать героем ничуть не хуже, чем в кавалерии.

- Да мне, в общем, выбирать не из чего, - ответил Макс, переводя взгляд на собеседника, - но предложение интересное. Если, конечно, отец не возражает.

Едва Максимилиан раскланялся и вернулся к облачению в доспехи, оберст повернулся к своим спутникам.

- Что скажете? Густав?

Доктор начал доклад в характерном медицинском стиле, как будто о состоянии своего пациента.

- Молодой человек не вылезает с ристалища, но до сих пор находится в добром здравии. Я бы предположил, что он неплохо знаком с высоким искусством фехтования. Судя по следам помады на щеке и легкому покраснению глаз, полночи он... хм... не спал, но того, что осталось, хватило, чтобы выспаться. Я, конечно, не одобряю подобного несерьёзного отношения к грядущему поединку, но среди благородной части населения этого лагеря хорошим тоном считается засыпать с рассветом и просыпаться с полуднем. Например, сеньор ди Кассано придерживается именно такого расписания.

- Хорошо. Маркус?

Профос прищурил глаз, как будто прицеливался. Выдержав небольшую паузу, он неспешно изложил свои наблюдения.

- Прирожденный воин. Двигается очень легко, не устаёт, новые приемы схватывает на лету. Отец его недооценивает – дисциплина вколачивается в любого суслика, а фехтованию можно учиться годами, и все равно погибнуть в бою раньше, чем чему-нибудь выучиться.

Оберст кивнул и из вежливости обратился к Марте.

- Марта?

- Я вот боюсь, не натворил бы он чего. Не похоже, что он проводил вечера над книгами по военной науке.

- Будем учить. Соображать он должен нормально, фехтование требует не меньше ума, чем любое другое общение с людьми.

Незадолго до полудня на нехитром огороженном ристалище собрались зрители, благородные и не очень. Герольд в гербовой накидке объявил начало боя.

Оба бойца были примерно одного роста и использовали почти одинаковое оружие. Равные стартовые условия - скорее правило, чем исключение для описанного времени. По взаимной договоренности рыцари могли использовать разное оружие или облегчать доспехи, но на этот раз участников поединка вполне устраивали стандартные условия.

Доспехи участников поединка заметно отличались и по качеству и по внешнему виду. Молодой рыцарь обладал старомодной миланской кирасой со следами многочисленных ремонтов, такие уже лет десять, а то и все двадцать, как перестали делать. Шлем, вполне приличный немецкий салад, такие тоже давным-давно сняли с производства, а хорошее состояние этого экземпляра объяснялось тем, что он недавно был вытащен на свет божий из замкового арсенала, где спокойно лежал последние пару десятков лет. Латные руки в немецкой традиции, когда наплечники, налокотники и наручи соединяются невидимыми снаружи кожаными ремешками. Кисти защищались недавно купленными новыми латными рукавицами, состоящими из десятка узких шарнирно соединенных поперечных полос. Ножные латы были сделаны в миланском стиле, который кардинально не менялся уже лет семьдесят, хотя знающий человек без труда определил бы, что они относятся к тому же периоду, что и кираса.

Другой боец оказался экипирован не в пример лучше, облаченный в турнирный доспех от Миссалья в итальянском стиле, с элегантно закругленными контурами всех деталей и без единого острого угла. Кираса, что характерно для шестнадцатого века, была надета поверх латного горже. Огромные наплечники, требовавшие немалого мастерства для подгонки таким образом, чтобы не стеснять движения, полностью закрывали проймы кирасы. В конструкцию наплечников входили и вертикальные пасгарды, защищающие шею от горизонтальных ударов. Шарнирные сегментные налокотники не оставляли уязвимых мест даже с внутренней стороны локтя. Тяжелые латные рукавицы имели необходимый минимум деталей и внушали уверенность в своей способности выдержать удар любым оружием. Латные ноги были проверенной миланской конструкции, но качество изготовления заметно выше, чем у противника.

Зато оружие у бойцов оказалось почти одинаковое. Характерные особенности поллэкса (pollaxe) это головка (poll) в виде топора или молота с задним шипом или крюком. Почти всегда присутствует шип на верхушке оружия, а часто и шип на нижнем конце древка - подток. Помимо этого, древко оснащалось металлическими полосами, называемыми лангетами, спускавшимися от головки оружия вниз по сторонам древка, и предназначенными для защиты его от ударов. Отдельные образцы имели также рондели (металлические диски, насаженные на древко) для защиты кистей рук. Длина древка, следуя рекомендации специалиста по фехтованию древковым оружием Пьетро Монте, примерно на ладонь превышала рост его обладателя.

Поллэкс создавался с целью повредить доспех или нанести оглушающие удары, если доспех нельзя пробить. Повреждение доспеха достигалось протыканием его с помощью верхнего шипа или шипа на задней стороне головки, дробящими ударами топора или молота. Эффективность этого оружия хорошо видна на иллюстрациях к учебнику Талхоффера, где результатом технически правильного удара полэксом по одоспешенному бойцу неизменно считается пробитый доспех и кровавая рана.

Если кто-то думает, что поллэкс - такая штуковина, которую надо тупо поднимать над головой и с силой опускать на противника, то он сильно ошибается. Фехтование древковым оружием в поединке требует не меньшего умения, чем фехтование мечом. Только стиль будет другой, большее значение по сравнению с клинковым фехтованием получают захваты оружия, а также появляются приемы с использованием зацепов противника топором или крюком на обухе.

Со стороны Макса за честностью боя следил фон Хансберг, весьма уважаемый человек в турнирных кругах. Со стороны ди Кассано секундантом был Бертран фон Бранденбург.

Бой начался с очень активного и эффектного обмена ударами. Рыцари били друг друга с большого замаха и кололи верхним шипом и подтоком. Сразу обнаружилось, что сеньор Ди Кассано несравнимо сильнее рядовой турнирной молодежи, что неудивительно, поскольку имел за плечами добрый десяток лет военного опыта и поединков с лучшими бойцами. К тому же, его доспех был не только заметно красивее, но и несколько легче, чем старый отцовский, подогнанный под размеры Макса городским кузнецом. Зато на стороне юноши выступали молодость и адреналин, которые иногда значат больше, чем всякие объективные преимущества.

Удары ударами, но взять защиту поллэксом можно ничуть не хуже, чем мечом. До цели дошло меньше четверти ударов и уколов. Доспех от Миссалья почти не потерял вид, весь ущерб ограничился парой скромных вмятин. Зато доспех Макса уже был безнадежно испорчен - кираса пробита в двух местах, забрало перекошено, левая рукавица смята и не разгибается, левый набедренник пробит, и по ноге под доспехом течет кровь. Если бы герольд разглядел эту рану, он бы остановил бой, но кровь на красных чулках не бросалась в глаза, и герольд собирался остановить бой после ещё одного удара в мятое забрало.

Ди Кассано, хотя его доспех и оставался невредим, чувствовал себя ничуть не лучше, чем его молодой противник. Всего один удар, пришедшийся сбоку в голову, стал причиной кровавого тумана в глазах, а мысль о том, как бы не наблевать в шлем и тем самым потерять лицо, стала важнее, чем мысль о победе.

Через пару минут после начала поединка оба бойца по разным причинам пришли к выводу, что не стоит пытаться измотать противника, а лучше раскрыть его хитрым приемом и положить одним верным ударом. Попытка, вторая, третья - ничего. Один очень опытен, другой молод и быстр.

Максу пришлось тяжело - итальянец показал высочайший уровень мастерства, и только удачей можно было объяснить, что бой ещё продолжался. Руки устали, раненая левая нога еле слушалась, в голове уже гудело, не было никаких сил ни парировать удары, ни уворачиваться, ни уж, тем более, принимать удары на доспех. Оставалось только попробовать силы в борьбе, если, конечно, сеньор ди Кассано изволит подпустить на короткую дистанцию.

Повезло. Оппонент тоже был уверен в своих борцовских навыках. Глаза итальянца за узкими прорезями турнирного армета на долю секунды слегка расширились от удивления - самоуверенность юноши поражала. Но удивление сразу же сменилось торжеством и уверенностью в победе. Противники вновь сошлись, попытка зацепа крюком, захват древка, контрприем, удар древком в забрало, удар подтоком в бедро...

Исход боя решил один-единственный захват даже без броска (позаимствованного из многократно читаных учебников, упомянутых в первой главе). Большой и тяжелый человек в доспехе не может легко и просто перекрутиться, чтобы избежать травмы сустава при болевом удержании. А наплечник, сделанный со знанием эргономики, дающий максимальную степень свободы в плечевом суставе, не способен помешать выкручиванию руки. Ди Кассано провёл прием на обезоруживание, Макс, не стараясь удержать свой поллэкс, перехватил правую руку противника левой за локоть, правой за запястье и с силой повернул её против часовой стрелки. Прием уже удался, победа очевидна, герольд бросает жезл. Но Макс не видел герольда и не успел мгновенно остановиться, а, услышав команду, довёл начатое движение до конца. Противник упал с коротким криком боли.

Победа. Ничего более важного до вечера уже не будет. Неожиданно дала знать о себе левая нога под смятым набедренником. Победитель сразу после того, как герольд объявил, что бой окончен победой герра фон Нидерклаузиц, медленно осел на землю. Перед глазами поплыли цветные круги, шары, красные шары с вертикальными разрезами,... что? Зрение сфокусировалось на находившейся на расстоянии вытянутой руки объемной груди жены профоса.

Фон Хансберг легко поставил Макса на ноги одной рукой.

- Молодец. Отцу твоему я так и сказал, что Ди Кассано силен, но по сравнению с тобой он какой-то сонный. И что он тебя непременно ранит, я тоже угадал. Сейчас наш Густав тобой займется.

- Да-да, непременно, - суетливо залепетал медик с каким-то странным акцентом.

Доктор нетерпеливо присел, ощупывая раненую ногу победителя. Макс сначала одной, потом двумя руками попытался открыть забрало или сложить подбородник, но не смог, настолько были повреждены подвижные детали. Оберст тоже попытался и тоже не смог, потом повернулся к своим спутникам.

- Маркус, поможешь ему снять доспехи и проследишь, чтобы все было в порядке.

- Легко, герр оберст.

Профос не стал пытаться что-то починить прямо на месте. Вместо этого он левой рукой потянул за заднюю часть шлема вниз, а правой вытащил нож, просунул его между шлемом и подбородником и аккуратно разрезал ремешок, после чего спокойно снял шлем. Одновременно его жена присела рядом с доктором и аккуратно расстегнула все крепления набедренника на раненой ноге. Картина, которую увидел Макс, опустив глаза, произвела на него незабываемое впечатление. Марта подняла голову и увидела неприкрытое восхищение в его глазах. Оба одновременно перевели взгляды на Маркуса, державшего острый нож в дюйме от шеи победителя.

Доктор Густав перевязал рану и прописал пациенту полный покой хотя бы на день. Пациента хватило на пару часов, потом пришел Йорг и между делом сообщил, что война ожидается на следующее утро, а доспех уже лежит в походной кузнице у оружейника. Макс, стараясь не наступать на раненую ногу, сел на коня и поехал срочно подгонять новый доспех. Вопреки утверждениям некоторых «специалистов», далеких от истории материальной культуры, латные доспехи имели широкую возможность подгонки по фигуре.

- Я же говорил сеньору Доменико, что ему надо выбрать что-то одно, или миланский стиль, или аугсбургский, - нравоучительно изрек кузнец, увидев, что ему принесли.

- Разве разница велика? - спросил Макс, - Я до сих пор носил доспехи, собранные из чего придется.

- Разница чрезвычайно велика, особенно для хороших, дорогих доспехов, - ответил Йорг, - У ди Кассано этот доспех немецкий, а остальные миланские. Миланские все взаимозаменяемы по частям между собой, но не с немецким. Взять, например, кирасу. Немецкие надеваются на латное горже, а верх у них срезан по прямой. Итальянские надеваются сразу на дублет и у них вырез под шею. Или ноги. У немецких доспехов набедренники выше, а юбка кирасы короче.

Макс примерил латные ноги. Набедренники подошли, для них разница по высоте в дюйм-другой не была заметна. Наголенники не подошли совсем.

- Да, молодой человек, - покачал головой кузнец, - форма голени у всех разная, а наголенники должны ей как можно лучше соответствовать. Вы уж походите пока в старых своих, а я эти Вам со временем подгоню. Там надо на горячую выколачивать, потом остужать и примерять. И так раза два.

Не переставая говорить, мастер помог Максу надеть латное горже и кирасу.

- Так, очень хорошо. Главное, чтобы горже плотно легло на плечи, а не уперлось в ключицы или не повисло на верхней части трапеций. На него приходится почти полный вес доспеха. По ширине Вам замечательно подходит, а внутри я чуть добавлю подкладку.

С двумя слоями сукна горже село как влитое.

- Теперь кираса. Талия на месте, по нижним ребрам. Со стороны производителя было очень любезно сделать регулируемую застежку. Вы-то стройнее будете. Вот так. Повернитесь. Коснитесь руками пола. Замечательно.

Макс еще немного по всякому повертелся, но неудобств не почувствовал.

- Теперь руки. Итальянские сделаны на шарнирах в локте, а немецкие - на ремнях. Попробуйте сменить одну деталь, и, если у Вас нет запасного однотипного доспеха, окажется, что Вам придется менять всю руку до плеча. Потом окажется, что немецкая рука не стыкуется с итальянским наплечником, потом окажется, что немецкий наплечник крепится на горже, а итальянский - на дублет. Я ведь говорил герру Доменико. Зачем ему было возить с собой запасной доспех, который ни к чему не подходит?

Макс терпеливо ждал, пока разговорчивый мастер подгонит по длине соединительные ремни горже-наплечник, наплечник-верхний наруч, верхний наруч-налокотник, налокотник-нижний наруч. Мастер почти все оставил как было, но времени на проверку потратил очень много.

От нечего делать Макс задал вопрос Йоргу.

- Йорг, скажи, пожалуйста, а что такого важного в работе профоса, что его тут почитают как второго по важности после оберста?

- Что важного? - фыркнул Йорг, - Да в его работе ещё поискать надо, что может быть неважного. Во-первых, он поддерживает в полку дисциплину и вообще следит за порядком. Есть у профоса привычка раздавать за любые провинности максимально строгие наказания, но он всегда проводит расследование солдатских проступков, и наказывает виновных, а не тех, кто попадется под руку. Кроме того, Маркус оставляет за собой исключительное право накладывать взыскания на своих подчиненных и обычно принимает их сторону в случае конфликта с подчиненными других командиров и с мирным населением. За исключением совсем уж редкостных негодяев. Во-вторых, он присматривает за торговцами в лагере, чтобы они не драли с солдат по три шкуры, правда профос обычно вовсе не обязан сбивать цены до такого уровня, как это делает Маркус.

- Пасти торговцев - выгодная работенка! Он наверняка с них ещё имеет навар помимо жалованья.

- А как же! Торговцы, намеренные работать на территории лагеря, повинны платить налог лично профосу за его тяжелый труд. Например, отдавать язык с каждой проданной туши, или бутыль с каждой проданной бочки вина либо пива. Это ещё не все, кроме них профосу платят налоги проститутки и держатели игровых столов. А ещё преступники, находящиеся под стражей, должны оплачивать свое пребывание в заключении.

- При всем этом, работа профоса считается настолько важной и тяжелой, что кроме всего перечисленного, он ещё и получает солидное жалование?

- Ещё какое солидное. Видел, какая цепь на шее у его жены? Золотая и стоит если не как твой новый доспех, то уж не меньше, чем старый.

Кузнец закончил подгонку латных рук, закрепил их пряжками на плечах, застегнул ремешки выше локтей и защелки ниже.

- Руки вперед, в стороны, вверх. Возьмите меч. Медленно ударьте этот столб. Боковой удар, верхний. Попробуйте защиты. Чудесно.

Макс повертел мечом и согласился, что чудесно.

- Шлем. Замечательный аугсбургский армет. Не слишком низко сидит? Снимайте, я подтяну подвеску.

Шлем был укомплектован пришнурованным внутри мягким подшлемником с возможностью подгонки по высоте. Ни меч, ни копье не смогли бы промять железный шлем настолько, чтобы вмятина коснулась бы головы рыцаря. Удар по голове нес опасность не черепно-мозговой травмы, а сотрясения мозга или перелома шейных позвонков. Шлемы для турниров защищали и от этого, но такие шлемы жестко крепились к кирасам и не давали возможности даже повернуть голову.

Пока мастер подгонял шлем, Макс снова повернулся к Йоргу.

- Откуда у профоса такие деньги?

- Эх, Максимилиан, ты пока даже не представляешь, что деньги можно не получить из отцовского кошелька, а заработать тяжким трудом. Работа денежная, притом он не пьет, в кости не играет и по девкам не бегает, в отличие от некоторых. Зато Марта получает всё, что можно купить за звонкую монету. В другом полку подобную избалованную девчонку бы ненавидели, а здесь уважают. Марта совсем не похожа на мужа, она добрая и постоянно заступается за мелких нарушителей дисциплины и разных там неумелых новобранцев.

- Ага, то есть, в ситуации, когда ни Бог, ни Император, ни оберст не вмешиваются в работу профоса, солдаты могут подавать апелляцию к его жене?

- Вроде того.

- Как ты думаешь, Йорг, она очень верная жена или как обычно?

Кузнец икнул и уронил шлем. Йорг насупился и сурово взглянул на Макса снизу вверх.

- Даже не думай. Во-первых, у Марты безупречная репутация. Во-вторых, ты не сможешь к ней подобраться. Маркус безумно ревнив, настолько, что даже не разрешает ей носить новые платья. Отчасти его увлечение муштрой и дисциплиной исходит от ревности и весьма эффективно в этом смысле. Профоса все уважают и боятся, никто не рискует подкатиться к его супруге.

- Если кто и рискнет, - вставил кузнец, - Маркус убьёт его, как только узнает, а узнает он обязательно. У него хватит наглости убить носителя любого титула и у него хватит удачи, чтобы уйти после этого живым и невредимым.

- У них идеальная семья? - Максимилиан нахмурился, он в первый раз встретил действительно интересную женщину и очень не хотел оставлять её какому-то сумасшедшему ландскнехту.

- Семья как семья, - пожал плечами кузнец, - Бывает, что и поругаются, тогда муж сломает об жену две-три розги, от Марты не убудет, если об нее и оглоблю сломать, потом они бурно... хм... помирятся, на следующие день-два у профоса будет очень доброе настроение, он отменит половину наказаний для солдат и устроит амнистию в полковой тюрьме.

Оружейник подал Максу шлем. Армет замечательно подошел, Макс повертел головой и остался доволен. Йорг и кузнец не придали большого значения разговорам о Марте. В лагере постоянно говорили о женщинах. Макс тоже не стал развивать тему о гипотетическом прелюбодеянии, вместо этого течение дня Йоргу пришлось ответить на массу других вопросов, касающихся организации полка ландскнехтов. Макс узнал про обязанности румормейстеров, выполнявших в обозе полицейские функции и штокмейстера, отвечающего за склады. Правосудие не ограничивалось профосом, так же предусматривались должности шультхайсса - полкового судьи, штекенкнехтов, ответственных за охрану заключенных и нахтрихтера - полкового палача. Интересы солдат защищали фюршпрех (fuehrsprech) на суде шультхайсса, и фурьер (fourier), при постое на квартирах или лагерем.