На войне никто никуда не торопится. У солдат оплата не сдельная, а повременная. Рыцарям на войне важнее процесс, чем результат. И даже крупные феодалы, финансирующие частные армии, не имеют возможности развить успех так быстро, как бы им хотелось.
Проигрывающая сторона воспользовалась короткой передышкой, чтобы собраться с силами. Но как можно в считанные дни нанять солдат и офицеров, организовать полноценные воинские подразделения и провести хотя бы необходимый минимум учений, чтобы солдаты сработались друг с другом? Как быстро привести армию в нужное место, если армии двигаются со скоростью обоза, то есть, чуть медленнее пешехода?
Задача выполнима, если в пределах досягаемости есть Швейцария. И если «лишнее население» из ближайших городов и сел еще не нанялось воевать к кому-нибудь еще от Испании до Венгрии.
Пасмурно, ветер, легкий снег. Горный пейзаж. Между гор расположился маленький городок. Прилепившиеся к склонам фахверковые домики, церковь, ратуша. Над ратушей флаги, в том числе красный с белым крестом.
Пастух Ганс вернулся в родной городок поздно вечером. Парень среднего роста, тощий, одет небогато. Дома Ганс бывал редко, потому что пастухи не гоняют каждый вечер овец обратно в город, а неделями водят их по новым горным пастбищам. Впрочем, дома его никто и не ждал, вся семья погибла несколько лет назад под лавиной.
По пути пастух заглянул к местному священнику, известному также под говорящим прозвищем Безумный Патер. В быту Патер свое военное прозвище не оправдывал, жил весьма скромно, церковь содержал в порядке, помогал вдовам и сиротам. На бесплатный ужин Ганс не рассчитывал, он всего лишь намеревался присесть и погреться перед последним участком пути домой.
Патер был дома, и еды у него действительно не оказалось. Священник увлекся творчеством и совсем позабыл о хлебе насущном. Даже поздоровался, не поднимая головы от бумаги. Гость подошел поближе и заглянул через плечо хозяина. На этот раз Патер рисовал пропагандистскую картинку, изображавшую ландскнехтов, предававшихся различным порокам.
Почетное место занимало изображение ландскнехта, играющего в кости с чёртом. Чёрта Патер никогда в жизни не видел и для всех своих пропагандистских картинок срисовывал его с одной и той же богемской гравюры, посвященной строительству Карлова моста. Поэтому все земляки художника знали, что чёрт похож на богатого пражанина пивным брюхом и богемской шапочкой и не выходит из дома без фартука и строительного мастерка. А вот ландскнехтов патер видел достаточно, поэтому солдат, играющий в кости с чёртом, получился как живой. Даже выражение лица у него было точь-в-точь такое, как должно быть у игрока, проигравшего все, что у него было.
Грех чревоугодия в лице толстого шваба, запихивающего в широко раскрытый рот целый окорок, и грех гнева в лице шваба, нападающего на другого с кинжалом, никаких затруднений не вызвали. Ландскнехт, блюющий на распятие, получился не менее реалистично.
С содомским грехом Патер, как и с чёртом, никогда в жизни не встречался, даже на исповеди. Зато, будучи духовным лицом, ограничивал себя в ругательствах и, когда хотел обозвать кого-нибудь лицом нетрадиционной сексуальной ориентации, сделав умное лицо, называл его содомитом, а не каким другим словом похуже. О распространенности этого греха среди швабов и прочих наемников Патер как-то не задумывался. В самом деле, если у них хватало наглости называть швейцарцев milchsinker ("молочная мразь") или chuefigger ("тот, кто сношается с коровами"), надо было дать негодяям достойный ответ. Особенно, если учесть, что основные пороки уже нарисованы, а в уголке ещё осталось свободное место, как раз для того, чтобы изобразить две фигуры, совокупляющиеся в позиции "как бык с коровой".
Патер наложил последний карандашный штрих, придирчиво осмотрел картину и обернулся к гостю.
- Ганс! Ты вовремя вернулся. Хочешь на войну?
- Конечно хочу! Против кого воюем?
Ганс любил войну, хотя бывал на ней нечасто. Никакой ответственности и халявная кормежка.
- Какая разница, против кого, - преподобный широко улыбнулся, - главное - за кого. Герцог де Водемон снова собрался повести нас к победе. Ты, Ганс, плохо кушаешь последнее время. Алебарду-то поднимешь?
Надо сказать, что Патер, будучи настоящим швейцарцем, не пропускал ни походов, ни учений, ни даже тренировок и пользовался всеобщим уважением не только за благочестие, но и за необычайно крепкое здоровье, серьёзную боевую подготовку и в особенности за несокрушимый боевой дух.
- Дайте мне пожрать, - я вас всех подниму, - огрызнулся Ганс.
- Сходи-ка ты к Быку, порадуй толстяка новостями. Он тебе самый хороший хлеб даст. А потом сходи к мяснику Якобу, у которого лавка чуть ниже пекарни, он тебе еще мяска кусок подарит.
Быком прозвали местного булочника, который полжизни провел в чужих войнах, а потом вышел на покой, удачно женился и последние годы, сколько Ганс мог вспомнить, вел образ жизни почтенного бюргера, почти не выезжая за пределы родного городка. Трое его сыновей пошли по стопам отца, нанимаясь на все войны в окрестностях, и четвёртый, ровесник Ганса, должен бы был в ближайшее время к ним присоединиться. Вот и он, примерный сыночек, ведёт в отцовскую лавку большую собаку, запряжённую в тележку с мукой.
- Здорово, телёнок! – вежливо начал разговор Ганс, - Что умеет твой пёс, кроме как тележку возить? У меня четыре собаки и все в два раза умнее, чем твой мохнатый конь! Ты знаешь, что война будет?
- Сам ты, Ганс, телёнок и конь мохнатый, - отмахнулся собеседник, - Что за война?
- Не знаю точно, но Патер сказал, что какой-то Водемон срочно нанимает швейцарцев. Еще говорит, чтобы я это передал твоему отцу. Только зачем это ему, он у тебя тот еще домосед. Герой, хи-хи, вчерашних дней. Ему только на масленицу с Патером силами меряться, а не на войну ходить.
На масленицу в городке каждый год устраивали "битву Масленицы и Великого поста", Масленицей всегда выбирали Быка, а его противником - Патера, который как раз выглядел как воплощение Великого Поста - тощий, жилистый и с лысиной, избавившей его от необходимости выбривать тонзуру. Двое старых друзей устраивали для земляков красочное представление с трюками, шутками и поединком на нескольких видах оружия.
- Отец таких, как ты, об колено ломает.
- Ой, боюсь-боюсь!
Слово за слово, пряча лица в капюшоны от ветра и снега, двое подростков дошли до булочной.
- Что-то ты долго, сынок, - выглянул в дверь булочник, - идёшь тут, болтаешь, лучше бы тележку подтолкнул.
- Батя, а ты знаешь, что война будет? Патер сказал, какой-то Водемон приехал, - выпалил в ответ сын, опередив Ганса.
- Водемон? Слышь, Якоб, - обернулся Бык к какому-то покупателю, - тряхнём стариной?
- А то! - откликнулся покупатель, оказавшийся тем самым мясником Якобом, - есть еще порох в пороховницах!
Ганс остался в дураках. Прошёл совсем не по пути полгорода против ветра и не получил ни хлеба, ни мяса, ни даже благодарности. Что за жизнь! На войне и то веселее.
Добравшись до дома, он принялся за поиски оружия и доспехов. Сложнее всего искать то, чего нет. Гораздо легче оказалось найти то, чего и быть не может, например, пыльную фляжку, почти доверху наполненную добрым коньяком. Пару лет назад, на бурной пьянке, её потерял кто-то из гостей. После обретения чудесной находки, поиски стали перемежаться выпивкой. На закуску на дне сухарной сумки остались сухарики и основа для набившего оскомину фондю - кусочек заплесневелого сыра. Читатель, даже не думай про "благородную плесень"!
Из оружия за каким-то старым сундуком нашлась коуза без древка, из доспехов в куче старого тряпья откопался гамбезон, давным-давно порванный и с тех пор не заштопанный. В погребе вообще ничего интересного не нашлось, за исключением здоровенной крысы, которая тоже что-то безуспешно искала, наверное, еду. Крыса с удивлением уставилась на Ганса и подумала "что за дом такой, холодно и даже пожрать нечего, жениться тебе пора, хозяин". Ганс бросил в наглое животное коузу и даже случайно попал. Крысу прибило к стенке. Выдернуть ржавую железку из мокрой доски не получилось, зато получилось выдернуть из стены доску, оставив живописное окошко наружу - вход для следующих крыс. Допив фляжку, Ганс засел штопать гамбезон, да так и заснул, сделав десяток кривых стежков.
На другом конце города Бык и его семейство воодушевленно собирались на войну. Четверо сыновей вытаскивали из кладовки доспехи, накопившиеся там за последние пятьдесят лет. Женщины: мать-старушка, жена главы семейства - полненькая фрау средних лет, беременная молодая жена старшего сына, собирали продукты. Старший сын, здоровяк лет тридцати, на голову выше отца, вытащил из кладовки два огромных двуручных меча. Тот, что подлиннее, взял себе, покороче отдал отцу. Двое сыновей вооружились алебардами, младший выбрал себе арбалет. Старушка подала всем туго набитые мешки с провизией, проверила доспехи, придирчиво дергая за кожаные ремешки и пробуя ногтем ржавчину. Любимому младшенькому внучку вынесла ещё солидную связку болтов к арбалету, запасную тетиву, кинжал, фляжку.
Это семейство занималось войной не столько для трофеев, сколько для самоуважения. Мирный булочник "дядюшка Бык" в прошлом - герой Грансона и ещё многих битв. Его снаряжение - трехчетвертной доспех, шлем с открытым лицом, двуручный меч, почти то же самое у старшего сына. Если Быка многие молодые земляки считали героем вчерашних дней (и совершенно зря), то его первенец у местной молодежи пользовался славой первого парня на деревне. У этого примерного семьянина за плечами осталось уже пять больших сражений и пара десятков мелких, его почетная обязанность на войне - охранять командира, его обязанность в мирное время - учить молодежь обращаться с оружием.
С рассвета у ратуши начал собираться народ. Должностные лица проверяли явку личного состава и наличие экипировки.
Ганс утром, страдая с похмелья, попытался отцепить от коузы доску или крысу, не преуспел, кое-как насадил коузу на какой-то кривой кол из забора и побежал на смотр. Забор, лишившись важной детали, упал. По пути Ганс постучался к соседке - одинокой старушке, она вынесла ему кружку пива и старый тронутый ржавчиной шлем.
Бык с сыновьями появились не слишком рано и не слишком поздно. Их ждали, приветствовали, хлопали по плечам, приценивались к доспехам. Патер чуть ли не бегом спустился с крыльца поприветствовать старого друга.
- Здорово, Бычище! Я знал, что ты придешь!
- Здорово, Преподобие, всё как в старые времена!
Наниматели появились на площади позже всех, выспавшись и одевшись. Делегацию возглавляли два рыцаря, возрастом под полтинник каждому, и один рыцарь лет двадцати. Одеты неброско, но дорого. Одного из старших рыцарей действительно звали герцогским титулом де Водемон, но он был не руководителем герцогства, а "всего лишь" его близким родственником. Человек очень знатного рода, всеми уважаемый, но без каких-либо существенных обязанностей и не являвшийся даже официальным представителем своего высокопоставленного кузена. Личного интереса в войне не имел, просто был близким другом руководителей одной из сторон и участвовал в боевых действиях по единственному мотиву - за компанию со старым другом. Его интересовала даже не война, а сопутствующие развлечения вроде турниров.
Как оказалось, солдат нанимал не герцог, а второй рыцарь, некий Бурмайер из Баварии. При нем учился вести переговоры сын Антуан.
Почётных гостей во главе своей армии поприветствовал местный "полководец" - полковник Полпаттон. Основательный дядька с серьезным лицом, на хорошей лошади и в доспехах не хуже рыцарских.
Последним к уже построившемуся отряду присоединился Патер. С крыльца церкви строго оглядел собравшихся, сходил обратно в церковь, вытащил подмышкой пять алебард, в другой руке мешок с деталями доспехов. Прошёл вдоль рядов, выдал текст на местном диалекте, по звучанию напоминавший не то проповедь, не то ругательства, и являвшийся на самом деле и тем и другим одновременно, раздал самым бедным оружие и доспехи: кому алебарду, кому шлем, кому латную рукавицу. Под общий смех забрал у Ганса коузу с крысой и, не прекращая "проповеди", потыкал пробитой тушкой в нос сидящему на крыльце коту. Кот непочтительно повернулся к его преподобию задом и продолжил умываться.
Духовное лицо вынесло из церкви свою алебарду, заплечный мешок, закрыло дверь, с крыльца завершило вдохновляющую речь, размахивая мешком и алебардой. Швейцарцы улыбались, аплодировали, отпускали громкие реплики. Патер, конечно же, тоже собрался в поход. А почему бы и нет, он же настоящий швейцарец, а не какой-нибудь бургундец. Он получил свои первые шрамы ещё при Морате, а половина церковного инвентаря раньше принадлежала Карлу Смелому.
Молодой рыцарь с удивлением уставился на Патера.
- Ваше преподобие, Вы тоже собираетесь в поход?
- Я понесу моим прихожанам слово Божие!
С этими словами священник забросил за спину свой мешок. В мешке что-то громко звякнуло, наверное, упомянутое Божье слово.
- А зачем Вам алебарда? Будете сражаться вместе со всеми в строю?
- Сын мой, божьим словом и алебардой можно сделать намного больше, чем одним только божьим словом, - назидательно сообщил Патер.
Как обычно, швейцарцы шли быстро и не отягощали себя лишним обозом. Через считанные дни армия была уже в одном переходе от развилки «Левенбург-Швайнштадт».
Антуан Бурмайер, де Водемон и швейцарский полковник Полпаттон с небольшой свитой верхом обогнали армию и направлялись в Левенбург, чтобы договориться о прохождении армии через город. Антуан был недоволен принятым решением, у него же было разрешение на прохождение армии через Швайнштадт, но с картой не поспоришь. Если бы удалось договориться с Левенбургом, получилось бы выиграть несколько бесценных дней. Между делом, Антуан, удивленный скоростью рекрутинга и немыслимым для остальной Европы энтузиазмом солдат, решил узнать у герцога, в чем тут мог быть секрет.
- Расскажите, почему швейцарцы Вам так обрадовались?
- Было дело лет сорок назад. Мы под знаменами моего кузена, молодого герцога Рене, сражались с Карлом Смелым Бургундским. Я вечером перед битвой проиграл одно дурацкое пари и утром, вместо того, чтобы сражаться конным вместе с остальными благородными рыцарями, встал в первый ряд швейцарской баталии. Полпаттон тогда служил десятником, а Бык, вон тот толстый булочник, тогда был моложе тебя, а уже получал двойное жалование.
- За что его прозвали Быком? Смешной толстячок, совсем не похож.
- Ещё увидишь - герцог улыбнулся - хотя сейчас говорят, что это девки ему прозвище придумали. Так вот. Я тогда посоветовал Полпаттону короткую дорогу, чтобы перехватить отступающих бургундцев, а в результате мы попали прямо в лагерь Карла Смелого. Первыми, представляешь? Полпаттон, когда вернулся, купил стадо племенных свиней, Бык - мельницу, а Патер тогда утащил мешок церковного имущества, отдал епископу всего одну дароносицу и получил приход, а все остальное у него в церкви с тех пор так и стоит, лично себе не взял ни на крейцер. Спустя несколько лет, я искал приключений, заехал по пути к ним, а у них какая-то местная война. Выпили за встречу, повоевали, опять победили. А сейчас узнал от твоего отца, что вы поедете швейцарцев нанимать, да и насоветовал ему сюда повернуть. Не зря, почти в два раза больше получили, за те же деньги.
- А почему у них почти нет обоза?
Герцог огляделся и посоветовал задать этот вопрос Полпаттону, который ехал рядом.
- Обоз? – поднял бровь Полпаттон, - Была бы моя воля, я бы вообще запретил все обозы! Пока враг собирает свой чертов обоз, я уже два раза вырву ему глотку! Как тогда мы ночью, без всяких путающихся под ногами обозов, подошли к замку Дорнек, сразу же на рассвете атаковали войско графа Фюрстенбурга и к обеду разделали его под орех.
- А как же артиллерия, осадные машины? – удивился Антуан.
- Это проблемы нанимателя. У нас есть достаточно инженеров, артиллеристов и прочих умников, но сражаться мы предпочитаем в чистом поле, а города потом сами открывают ворота.
- Рыцари на дороге! – крикнул ехавший впереди оруженосец.
Антуан выехал вперед. От группы рыцарей отделился один и выехал ему навстречу.
- Рад Вас видеть, сеньор Доменико ди Кассано! – поздоровался Антуан.
- Взаимно рад Вас видеть, герр Антуан Бурмайер! – поздоровался ди Кассано, - нет ли у Вас за спиной тысячи швейцарцев?
- Будьте так любезны, не задавайте вопросы о передвижениях нашей армии. Вы же рыцарь, а не шпион.
- Скажем так, если я вдруг случайно встречу дальше по дороге Вашу армию, будет мне лучше вернуться обратно, или меня пропустят дальше по дороге?
- Полагаю, Вам не следует двигаться дальше по дороге.
- Поверю доброму рыцарю на слово и поверну обратно.
- Полагаю, Вам не следует поворачивать обратно.
- Предлагаете мне остаться жить на этом повороте?
- Учитывая, что мы находимся в состоянии войны, предлагаю Вам сдаться.
- Вот как? Тогда у меня к Вам аналогичное предложение. Вашей армии с Вами сейчас нет, силы равные.
- Решим спор поединком?
- Согласен. Могу предложить только пеший бой, потому что наши кони устали.
- Пусть будет пеший бой. На этой дороге я бы не хотел пускать коня быстрее, чем шагом.
Рыцари спешились, неторопливо надели доспехи при помощи оруженосцев и взяли мечи. Слуги нашли поблизости ровную полянку, очистили ее от веток и поставили ограждение из колышков и веревок. Почетные обязанности герольда взял на себя де Водемон.
Водемон махнул рукой и противники начали сходиться.
Ди Кассано был одет в полный доспех, он вез с собой все необходимое снаряжение. Антуан же имел при себе только самое необходимое для быстрой поездки туда-обратно, оставив остальное в обозе. Легкий трехчетвертной доспех, не защищающий голени и стопы, а так же шлем с открытым лицом. Оружие у бойцов оказалось примерно одинаковое. Ди Кассано взял тот из своих мечей, который наиболее походил на меч Антуана, с длинным нешироким клинком и рукоятью «под полторы руки».
Первый сход прошел вничью. Антуан, как менее обладатель более легкого и менее прочного доспеха, пытался навязать быстрый темп и постоянно перемещался, опасаясь ударов ниже колена. Ди Кассано довольно быстро вынужден был взять меч двумя руками, потому что правая у него двигалась не достаточно хорошо. Простых солдат он мог бы порубить много, справился бы и с рыцарем среднего уровня, но против Антуана в бою на скорость он ощутимо проигрывал. Разумной тактикой было уйти в глухую защиту, что в полном доспехе несложно, беречь дыхание и изматывать противника, пока тот не сделает ошибку.
Бурмайер отступил на пару шагов, сделал длинный выпад и нанес колющий удар в забрало. Ди Кассано принял удар и отвел влево, держа свой меч двумя руками, и тут же в свою очередь ответил горизонтальным ударом в голову слева направо. Антуан как будто только этого и ждал. Не имея наколенников и наголенников, он ловко присел, пропустив меч итальянца над головой, и тут же выполнил безукоризненно техничный укол в открывшуюся пройму кирасы, в бок под левую руку.
Ди Кассано упал на колено и выпустил меч. Рана была тяжелая, вроде бы не смертельная, но укол повредил артерию, теперь жизнь рыцаря висела на волоске. Оруженосцы быстро сняли с раненого шлем и наплечники, потом кирасу, потом стеганый дублет. Пожилой оруженосец де Водемона смог остановить кровь, но ее вылилось столько, что никто не был уверен, выживет рыцарь или нет.