Тодт организовал вынос тела и отпевание. Но после церкви он не удержался, на набережной попросил поставить гроб и решил рассказать почтенной публике, какого эпического героя сегодня лишился орден святого Иоанна и все христианское человечество.
- Братья по оружию, матросы и солдаты! Сегодня христианский мир понес тяжелую утрату.
Умер капитан Харон, мир его праху. Немало мусульман отправил он к Аллаху.
За белый Тунис, за белый Оран. За Средиземное море для христиан!
Это наше море, это знают все. Море, которое раздвигал Моисей.
Это наше море, Богом клянусь. Море, по которому ходил Иисус.
Это наше море, тех, кто во Христе живет. Скоро мы пойдем в крестовый поход.
Это наше море, наши берега. Пусть нам бросят вызов, кому жизнь не дорога.
Пусть уйдут в пустыню или на тот свет, моря не давал им пророк Магомет!
Толпа собралась быстро, и Тодт углубился в воспоминания.
- Выйдя из Венеции в позапрошлом году, мы долго искали врага, но они прятались от нас как барсуки в норы...
- Как крабы под камни, - поправил Дорада.
- Мы триумфально прошли аж до побережья Сицилии, и там наш героический капитан встретил не кого иного, как Хайреддина Барбароссу. При нем была только своя галера, потому что весь остальной флот струсил и разбежался дальше горизонта, но нехристи смело пошли на абордаж. Они не знали, с кем связались! Мы храбро бились, и когда у нас осталась едва половина экипажа, а у них совсем немного, я поджег корабль.
- Черта с два ты поджег Барбароссу. Он до сих пор по морю ходит! - крикнули из толпы.
- Я поджег "Санта-Марию", - парировал Тодт, и они убрались с нашего корабля подобру-поздорову. А мы потом потушили пожар и пришли в порт Кротон, что в Калабрии.
- Не верю! - крикнул тот же голос.
- Да верим-верим! - ответил ему другой, - По кой черт воевать за горящий корабль, с которого ни груза не взять, ни живых пленников? Был бы Барбаросса такой дурак, давно бы на дно пошел.
- Чтобы не тратить попусту припасы, - продолжил Тодт, - мы смело выходили на коммуникации врагов поближе к их портам. Иногда нам доставался купец, везущий ценные грузы...
В толпе кто-то громко позавидовал.
- Везет дуракам! Тут один-то раз не знаешь, как ноги унести.
- ...Иногда нам доставалась галера, полная солдат, а иногда и то, и другое. Однажды мы набили весь трюм добычей и даже выложили тюки на палубу. И встретили мерзкого мавра, который шел груженый рабами к себе домой, и из жадности не смог с нами разминуться.
- А так бы разошлись бортами и ручкой бы друг другу помахали?
- Да мы бы его не догнали, - ответил Келарь, - сказано тебе, с перегрузом шли. И гребцов некомплект.
- В некомплект верим! Слышь, народ, отвечаю, у них отродясь полной команды не было.
- Ага, захочешь уйти - не уйдешь, захочешь догнать - не догонишь.
- Этот ваш некомплект - это отличные парни, погибшие из-за вашей сухопутной тупости! - подвел итог комментариям старый моряк, и все согласились.
- Мерзкий работорговец напал на нас, - продолжил Тодт, - но я крикнул солдатам "здесь каждому флоринов на десять". Даже смерть не вдохновляет солдата так, как звонкая монета. Мы порвали их как гончая зайца.
- Как мурена морского окуня, - поправил Дорада.
- Врешь! - крикнул, по-видимому, бывалый морпех. Его шерстяной дублет блестел на талии и был протерт на плечах как следствие ношения кирасы, - У вас всегда были худшие солдаты во всем христианском море.
- Я подтверждаю его слова, - раздался громкий голос благородного человека.
Толпа расступилась.
- Я, рыцарь короля Франциска, Пьер де Вьенн, к стыду своему был взят живым пиратами с того корабля, а капитан Харон освободил меня. Я своими ушами слышал про десять флоринов и своими глазами видел тюки на палубе. Смеет ли кто-то обвинить меня во лжи?
- Прошу прощения, мессир, - поклонился солдат,- А правда каждому по десять флоринов вышло?
- По девять с мелочью, - ответил де Вьенн, - Я в знак благодарности добавил до десяти.
- Потом был случай, - продолжил Тодт, - когда мы на первой еще "Санта-Марии" уходя от погони, попали в шторм, наскочили на риф и набрали полтрюма воды...
- Меня тогда еще не было, - вставил Дорада, - наберут всяких по объявлению!
- ... А алжирский галиот подумал, что мы идем с грузом. Солдат у нас почти не осталось, но гребцы так не хотели тонуть, что избили нехристей чем Бог послал и покидали за борт к свиньям собачьим.
- К русалкам, - поправил Дорада.
- К русалкам, - согласился Тодт, - Когда мы перешли на галиот, галера сильно полегчала, и ее даже удалось довести до Генуи.
Из толпы поднялась ладонь размером с лопату.
- Я подтверждаю его слова, - не дожидаясь скептиков, сказал сутулый широкоплечий гребец, - Я был с ними в том бою. Не помню, что сказал Тодт, но у нас как будто крылья выросли. Не помню ничего, начиная с удара в борт, но, когда я пришел в себя, у меня в руках было ведро. Я забил насмерть чертова мавра чертовым ведром!
- Встречали мы капитана Мохаммеда, называвшего себя принцем, - у Тодта пока еще хватало историй, - Он говорил, что за него дадут выкуп, но мы не берем пленных ради выкупа.
- Вот дураки! За него бы дали золота по весу! Неужели вы правда его утопили без следа?
- Может быть, - ответил другой моряк весьма пиратского вида, - На базаре в Дамаске говорили, что в права наследования вступил его младший брат.
- Как-то раз мы встретили двух нехристей, который вели бой со скромной фелюкой "Святая Эулалия". Мы не успели спасти корабль, но спасли пленных христиан в главе с капитаном Габриэлем. А уж груз, перехваченный османами...
- Мы верим, не надо про груз. Я капитан Габриэль Морской Кот, и я подтверждаю его слова.
Морского Кота в Генуе знали очень хорошо. Менее широкий круг общения знал, что он был вроде как местным, но выдавал себя за каталонца, чтобы не афишировать свою осведомленность о генуэзских делах. Совсем узкий круг общения знал, что он занимался контрабандой пряностей во Францию. Считанные люди, не склонные болтать, знали, что из Милана контрабандистов прикрывает де Вьенн, также известный как "Гончая короля". Знал ли об этом Его Величество? Если и знал, то молчал, потому что ему очень нравились подарки из Милана.
- В другой раз мы встретили самого Черного Абдуллу в Мессинском проливе, справа от нас была вот такая гора... - Тодт руками попытался показать контур пейзажа.
- На траверзе правого борта был мыс Пелоро, - поправил Дорада.
- И потопили его к свиньям... - Тодт бросил взгляд на Дораду, который уже приготовился сказать соответствующий морской термин, - ... морским!
Дорада одобрительно кивнул. Тодт, уставший от поправок, до конца поминовения еще несколько раз отправил врагов к морским свиньям вместо собачьих.
- В наших рядах тогда сражался славный рыцарь Луис из Кадиса, а то бы мы нипочем не превозмогли, ибо у Черного Абдуллы служили пять братьев-нубийцев, черных, как совесть ростовщика, и могучих, как ифриты, и они поубивали бы нас всех. Солдаты бросили нас с капитаном, и мы остались вдвоем против пяти. Но рядом с нами встал Луис и сразил троих из братьев, чем сломил дух оставшихся, и одного прикончил я, а другого капитан. К моему глубокому сожалению, это был последний боевой выход, когда с нами ходили рыцари-добровольцы.
- Еще бы! Вам надо было назваться не "Ладья Харона", а "Корабль дураков"! Рассказывали про вас рыцари!
- Ври, да не завирайся! - крикнул другой голос, - Я ходил с Луисом на "Святом Петре". Луису на лучших кораблях рады, он на борт вашего свинарника даже не ступил бы. И про Черного Абдуллу перебор. Он морская легенда и пять братьев-ифритов - легенда. А вы никто и звать вас никак.
- Я подтверждаю его слова!
Морской народ снова расступился и с удивлением увидел, что за Тодта вступился безногий нищий с обожженным лицом.
- Кто ты такой, чтобы что-то подтверждать? - сурово спросил ближайший моряк, высокий дядька при мече и золотых перстнях.
- Я когда-то был известен как рыцарь Луис из Кадиса, - ответил нищий с кастильским акцентом.
- Докажи!
Нищий повернул голову.
- Половину левого уха я потерял, когда Арудж Барбаросса решил вопреки здравому смыслу переправиться обратно через реку Саладо, чтобы спасти своих людей.
- Луис! - воскликнул Тодт, - Что с тобой?
- После вас я ходил со славным капитаном Дориа, но Бог не дал мне умереть в бою. Османским ядром мне перебило ноги, а лицо обожгло, когда я лежал без памяти на горящей палубе.
- Но почему...
- У меня есть причины, о которых я не хочу говорить. Дайте мне умереть спокойно, не так уж долго мне осталось страдать на этом свете.
- Ты сказал: "Дориа"? Я не верю ни тебе, ни этим проходимцам, - нашелся очередной Фома.
- Унеси тебя дьявол на дно морское! - в беседу вступил новый участник.
- Мессир Дориа? - вокруг приподнялись шляпы и склонились головы.
- Это Луис из Кадиса, а это Тодт с "Санта-Марии", - спокойно сказал Дориа, - Тодт один из лучших капитанов солдат в Генуе, Неаполе и Марселе, и я в жизни не слышал, чтобы он врал. Если он не у меня на корабле, то только потому, что у него слишком несносный и слишком сухопутный характер. Он не только не генуэзец, он вообще не моряк. Никогда не знаешь, что от него ждать, то убьет солдата за трусость, то корабль подожжет.
- Мое почтение, - поклонился Тодт, - Я вот как раз хотел рассказать, как мы с Вами ходили на пиратов, и нашему скромному галиоту досталась полноразмерная галера...
- И вы сожгли ее к морскому дьяволу! - Дориа обернулся к аудитории, - Они атаковали клином, на острие был Тодт, а в середине здоровый матрос с бочонком пороха. Пробились к грузовому люку и бросили бочонок в трюм. Там так громыхнуло, что даже у нас на палубе было слышно.
- Тодт сказал, что порох придумали трусы, и без него лучше, - дополнил Келарь, - Я предложил его куда-нибудь выбросить, Книжник предложил его предварительно поджечь, а тот матрос пообещал дотащить бочонок с фитилем до трюмного люка, если ему не помешают. Тодт поклялся, что ни волоска не упадет с его головы на пути до трюмного люка.
- А после?
- На отходе поймал пулю в живот. Уж мы молились-молились, а он все равно умер.
- Это потому что у вас никогда врача нормального не было!
- К черту врачей! - вступился еще какой-то моряк, - Они заливают раны от пуль кипящим маслом. Я помню, как ранили Пьетро. Он лежал и тихо стонал, вот-вот полетела бы душа в рай. Но корабельный хирург вытащил пулю и налил кипящего масла. В дыру в животе, прямо в кишки. Пьетро орал как резаный, а потом умер. Мы с тех пор тяжелых раненых сами добиваем. Молитва, последняя просьба, кинжалом в сердце и понеслась душа в рай!
Толпа умолкла. Каждый перекрестился и вспомнил своих друзей, погибших от ран, леченых или нелеченых, быстро или медленно.
В завершение Тодт рассказал еще пять удивительных историй, и ни один скептик ни в чем не усомнился.
Когда гроб грузили на корабль, к Тодту подошел хорошо одетый моряк с накрытым тряпкой ящиком в руках.
- Падре, почему Вы ругаетесь морской свиньей? Разве их уже успели привезти в Геную? Разве они скверные животные?
- Кто? Свиньи?
- Морские свиньи.
- Нет никаких морских свиней. Это просто фигура речи.
- Есть. Вот.
Моряк поднял тряпку с ящика.
Ящик оказался клеткой, из которой на почтенное морское общество недоуменно смотрели два зверька. Звери телосложением, цветом и тихим похрюкиванием напоминали ухоженных свинок длиной без малого в фут, но вместо пятачков имели розовые носики, вместо копыт - лапки с пальцами, а хвостов у них и вовсе не было.
Толпа обступила клетку с диковинными зверушками.
- Что это? - спросил де Вьенн.
- Морские свиньи! - гордо ответил моряк, - Первые в Старом свете!
- Какие забавные... - протянул Тодт и в недоумении схватился за свои щеки. Мускулы, которые при улыбке поднимают уголки рта, вдруг напомнили старому головорезу о своем существовании, и он этому изрядно удивился, как если бы он был парализован и внезапно встал на ноги.
- Почему морские? - спросил Книжник, - Их ловят в море?
- Я знал, что никто не спросит "почему свиньи", - обрадовался моряк, - их ловят на берегах рек, а везут из-за моря. У дикарей нет настоящих свиней, поэтому они разводят и едят этих.
- И дикари называют их свиньями? У них же нет свиней, они не могут знать этого слова.
- Дикари называют их "Куи", потому что они, когда не хрюкают, говорят "куи-куи".
- Куи-куи! - подтвердила рыжая свинья.
- Да это же просто крыса бесхвостая! - возмутился кто-то, - я бы такого и в рот не взял!
- Куя безродного я бы тоже в рот не взял, - с улыбкой ответил моряк, который явно был готов к такой реакции, - зато вот свинину ем с удовольствием. А что значит "морская свинина"?
- Постная? - предположил Книжник.
- Правильно! "Куи" люди не купят. Скажут, какой-такой куй, мы такого не едим. А свинью купят, тем более, постную.
- Постным животное может объявить только Папа, - сказал Книжник, - а если не Папа, то не меньше, чем епископ.
- Знаю-знаю. Вот у меня рыжая свиноматка, а вот трехцветный хряк-производитель. Возьму в Банке кредит на свиноферму, а с первого же помета подарю пару поросят Просперо Колонне, и он обязательно поговорит об этом с Папой.
На словах "Просперо Колонна" де Вьенн скрипнул зубами, но промолчал. От силы треть видимых ему лиц отреагировала легким недовольством.
- Свиные Адам и Ева? - Де Вьенн решил подбросить ложку дегтя, - Долго же им вдвоем придется трудиться, чтобы создать рынок морской свинины.
- Ничуть, мессир, - радостно возразил морской свиновод, - Они готовы спариваться уже в три месяца и каждые два месяца приносят по пять-шесть поросят в помете. А едят любую траву.
- Оставьте и мне парочку, - сказал какой-то рыцарь, - жене подарю.
- Конечно, мессир, через полгода можете забирать подрощенных поросяток.
- Слушай, Книжник, я ведь официально все еще монах? - спросил Келарь.
- Да, - ответил Книжник.
Келарь перекрестил клетку и с важным видом произнес:
- Во имя Отца, Сына и Святого духа нарекаю вас морскими свиньями! Аминь!
- Куи-куи! - радостно ответили свинки.