— Мне кажется, дорогая Карен, я нашел для тебя удивительно интересную проблему. Крепкий орешек! Вернее, целый стручок неразрешимых задач. Разнимаешь стручок на две половинки, и вот они, зеленые горошины проблем. Такие кругленькие, лакомые проблемки! Пища для твоей умненькой головки!

Лэквуд был в ударе и веселился. Карен радовало, что он рядом и не меланхоличен, как обычно.

— Положить тебе варенья, милый? Это простая айва, но я знаю маленький секрет, в нее обязательно надо добавлять немножко лимонной кислоты. Мне дала рецепт миссис Фаулер…

— В твоих ручках, дорогая, даже дистиллированная вода превращается а небесный напиток…

Он говорит иногда удивительно банально. Или она просто придирается к нему? Ведь и ее сообщение о рецепте миссис Фаулер не ослепляет оригинальностью. Да, она просто придирается.

— Так все же об этой удивительной проблеме, Карен. Мы истратили терпения на миллион долларов, а надежда решить проблему так мала, что ее приходится разглядывать через электронный микроскоп. Представь себе огромный реактор, башню в шестьдесят футов высоты, вокруг которой мы суетимся каждый день, как толпа ухажеров вокруг богатой невесты. Если бы ты видела эту проклятую башню! Самое главное, что в любой момент она может разлететься в клочья.

— И ты так спокойно говоришь об этом мне!

— Ничего не поделаешь, Карен. Химия! Я выбрал эту особу, зная ее коварство. Один мой приятель, тоже химик, умер во время обеда. Он с большим аппетитом лакомился цыпленком по-венски. Но, — увы! — плохо вымыл руки. Башня, начиненная сюрпризами, или недостаточно чистые руки — не все ли равно? Кому не повезет, тот и в рисовой каше сломает палец. Но ты можешь нам помочь! Окажешь огромную услугу всем нам и лично мне.

— Удивительно! Фрэнк, я не имею никакого отношения к химическим заводам.

— Я тоже так думал, пока не увидел твою диссертацию. Признаться, я читал ее только потому, что она твоя. «Теория и структурные особенности магнитного поля эритроцитов»… Я правильно сказал?

— У тебя отличная память, Фрэнк, но если ты не попробуешь варенья, я обижусь.

— Увы, дорогая, отличная память для исследователя — это только невод, набитый старыми водорослями. А жемчужные раковины поднимают со дна моря другие. Ты, Карен, способна вывернуть наизнанку даже самые тривиальные идеи.

— Может быть, откроем общество взаимного восхваления?

— Быть пайщиком фирмы под названием «Великолепные идеи мисс Брит» не так уж плохо. Ты даже не представляешь, какое значение имеет твоя диссертация для всей нашей работы.

— И правда, не представляю. Наверное, потому, что среди моих знакомых нет башни высотой в шестьдесят футов.

— Пойми, Карен, это очень серьезно. У нас и в самом деле ничего не получается. Внутри башни царит хаос. Хаос! Он возникает уже через три минуты после начала работы реактора. Реакция выходит из-под контроля, и весь процесс приходится гасить в аварийном порядке. Мы все превратились в ненормальных пожарников, которые поджигают собственное пожарное дело, чтобы тут же приняться его тушить. С ума можно сойти! И вдруг я читаю твою работу — ты определила, почему миллионы красных кровяных шариков никогда не сталкиваются друг с другом! Восхитительно! Мириады эритроцитов в одном кубическом сантиметре — и никакой толчеи! Это же то, что нам надо! О, бог мой! Да если бы капли внутри нашей башни не слипались в огромные грозди, а двигались так, как твои эритроциты! Это было бы просто счастье! Ты, сама этого не понимая, открываешь новый принцип управления реакцией!..

О чем еще они говорили в тот вечер? Не все ли равно. Главное, что Лэквуд ей нравился. Он рассказывал ей анекдоты, она тоже шутила, иронически подсмеиваясь над собой и Лэквудом, старалась отгородиться от лишних, как ей думалось, чувств стеной юмора.

Но любовь древняя, как океан, побеждала юмор.

— Я уверен, — сказал, прощаясь, Лэквуд, — тебе будет хорошо в Пайн-Блиффе. Если ты сумеешь наладить процесс, фирма прольет над тобой золотой дождь. Ты соберешь золото в свой зонтик, и мы сможем жить припеваючи до конца дней своих.

Он сказал «мы»! Он сказал «мы»! Это значит — вместе навсегда! Куда же девался твой юмор, Карен? В какую банку с вареньем ты его запрятала?